Капитализм умирает у нас на глазах

Интервью с редакцией журнала «Бизнес и Балтия»

«Бизнес и Балтия»: Эксперты предсказывают возможность второй волны экономического кризиса. Вы с этим согласны? Когда мы разговаривали с вами в прошлый раз, вы назвали текущий кризис «первым звонком».

Ицхак Адизес: Я не вижу симптомов второй волны и не знаю, где и когда она ударит. Но уверен, что вторая и третья волны обязательно случатся.

Я так думаю, потому что наблюдаю структурные изменения, которые сейчас происходят во всех сферах жизни, не в одной, а во всех подсистемах: экономике, обществе, политике и законодательстве. Во всех сферах жизни происходят потрясения. Системным проблемам требуются системные решения. Частные решения, такие как государственное вмешательство в экономику, больше не помогут. Становится очевидным, что нам понадобится новый метод решения проблем.

Более того, капитализм изжил себя, поскольку стал дезинтегрирующей силой, и эта сила влечет за собой новые системные проблемы.

ББ: Что плохого в капитализме?

ИА: Основа капитализма — капитал. Другими словами, при капитализме я могу вкладывать свой капитал и не работать. Мои инвестиции работают за меня, а я получаю дивиденды. Если я владею компанией и сам ею управляю, я контролирую свой капитал. Однако на рынке ценных бумаг происходит разделение: те, кто инвестируют свой капитал, не управляют компаниями, в которые вкладывают деньги. Несмотря на владение долей акций, я не имею контроля над бизнесом, потому что не контролирую руководство компании. Инвесторы не контролируют совет директоров. Если я недоволен финансовыми результатами работы компании, единственный выбор — продать акции и вложить деньги во что-нибудь другое.

Таким образом, лояльность инвесторов основана практически исключительно на краткосрочной доходности акций. Материальное благополучие становится единственным приоритетом. Способность Земли регенерировать не успевает за жаждой обогащения: наша планета стала загрязненной, природные ресурсы истощаются.

На этом этапе правительствам необходимо начать что-то предпринимать. Однако, как обычно, административная машина, несмотря на свой размер и огромные расходы, оказывается неэффективной. Люди теряют терпение и начинают требовать ослабления государственного контроля, потому что он все равно неэффективен.

Поскольку наладить баланс между контролем и свободой не удается, система плохо функционирует. Отсюда проистекает текущий финансовый кризис: люди брали на себя риски, чтобы максимизировать прибыль, но никто не контролировал этот процесс. Теперь Обама пытается внедрить механизмы контроля, но многие думают, что эти механизмы разрушают бизнес.

ББ: Вы видите какой-нибудь выход?

ИА: Нет. Ни полная свобода, ни полный контроль сами по себе не работают. Не работают они и в смешанном виде. Нужен третий вариант. Нужна смена мировоззрения.

Коммунизм мертв. Капитализм умирает у нас на глазах. Решение не в том, чтобы усилить или ослабить контроль. Нужна новая нормативная система. Однако на сегодняшний день никто не может представить, какой она должна быть.

Возможно, это будет компромисс между социализмом и капитализмом, в котором сочетаются материалистический подход с социальной сознательностью.

Поскольку новая система пока не разработана, нам не избежать новых кризисов. Мы не знаем, в какой области они случатся: в банковской сфере, рынке недвижимости или в промышленности, поэтому мы не можем предсказать, когда это произойдет. Что нам известно — так это то, что в настоящее время мы решаем последствия проблемы, а не определяем ее источник.

Задача для будущего поколения

ББ: Сколько времени потребуется на то, чтобы идентифицировать источник проблемы и изменить систему? На смену рабовладельческой системы ушло несколько сотен лет.

ИА: Это невозможно предсказать. Достоверно мне известно лишь то, что изменения неизбежно произойдут, и у меня есть кое-какие идеи о том, в каком направлении нам следует двигаться.

Если проблема состоит в дезинтеграции, то ее решение — в интеграции. Нам нужно перестать вести себя по принципу «человек человеку волк».

Нужно изменить мнение, что наилучшие результаты могут быть достигнуты только в ходе конкуренции.

Такие идеи Адама Смита, как «невидимая рука рынка», больше не работают. Более того, они ведут к дезинтеграции. Конкуренция теперь не только на рынке, но и внутри самой компании: сотрудники воюют с начальством, начальники воюют между собой. Все враждуют и пытаются друг друга уничтожить, как будто это необходимо для собственного выживания. Это нужно менять.

Поэтому необходимо, чтобы изменилась система ценностей. Краеугольным камнем новой системы должна быть не конкуренция, а сотрудничество.

И еще: нужно перестать измерять прогресс общества исключительно экономическим ростом. Следует уделять больше внимания социальным факторам.

ББ: Сложно представить, что такая большая перемена в сознании может произойти быстрее, чем за несколько поколений. Для этого необходимо, чтобы значительная часть общества отвергла богатство, взялась за руки и начала помогать друг другу.

ИА: Может смениться несколько поколений, прежде чем это станет возможным. Но может случиться и так, что родится поколение, которое меньше интересуется материальными благами.

Перемена может произойти еще быстрее, если крупный кризис вызовет изменения в поведении. Иногда кризис нужен для того, чтобы повлечь за собой важные и необходимые перемены. Во многих языках «кризис» означает «время больших перемен». Это не только угроза, но и шанс провести серьезную перестройку.

Спекулянты: неизбежное зло

ББ: Вы утверждаете, что материалистическое общество растрачивает природные ресурсы. Мы хотим добавить: зачастую это происходит по незначительным, даже пустяковым поводам. Каково ваше мнение о создании продукта, который был бы полезен всему человечеству (например, об инновации, оздоравливающей окружающую среду)? Промышленность могла бы поучаствовать, и все извлекли бы пользу.

ИА: Мне нравится эта идея. Но польза — это понятие относительное. Например, люди скупают товары производства Apple. Насколько они полезны?

Очень сложно определить, что необходимо, а что нет. Вопрос не только в том, что нам необходимо, но и в том, нужны ли нам новые версии тех же продуктов или старые вполне могли бы нас устроить.

ББ: На экономическое развитие в значительной мере влияют спекулянты, способные взвинтить или обвалить стоимость товаров и ресурсов. Можно ли их как-то контролировать?

ИА: Можно увеличить контроль, подняв налоги на высокие прибыли, но полностью избавиться от спекулянтов невозможно. Дело в том, что изменения любого рода создают в системе отклонения, которые спекулянты эксплуатируют. Чтобы полностью избавиться от спекулянтов, надо остановить изменения любого рода, а это невозможно. Спекулянты — это неизбежное зло; их можно контролировать, но невозможно победить.

ББ: Кто будет движущей силой в будущем экономическом росте?

ИА:

Я думаю, будущее за БРИКС: Бразилией, Россией, Индией и Китаем.

Это густонаселенные страны, которые начали с достаточно низкого уровня развития экономики. Их экономический рост будет продолжаться еще долго. Это рынки будущего. Если присмотреться, развитие происходит очень быстрыми темпами, особенно в Китае, где не только потребляют, но и производят, а с некоторых пор еще и изобретают новые товары. Китай становится важным двигателем мировой экономики.

Проблемой для Китая является то, что политическая система там не соотносится с экономической. В действительности коммунистическая партия переняла все механизмы рыночной экономики: индивидуальное предпринимательство, банки, биржевую торговлю и т. д. Страна, по сути, функционирует на капиталистических основах, хотя и называется коммунистической.

Я считаю, рано или поздно китайцы сами разберутся с этой проблемой. Они прагматичны, и их практичность преобладает над религиозными или идеологическими предрассудками.

Распад Евросоюза

ББ: Экономисты-скептики предсказывают падение евро и Евросоюза в целом в связи с проблемами в Греции и других странах еврозоны. Каково ваше мнение по поводу будущего Евросоюза?

ИА: Я не думаю, что Евросоюзу грозит распад. Политический глобус становится меньше: формируются новые альянсы, стираются границы. Нет причин возвращаться к сепаратизму, индивидуализму и национализму.

Но развитие никогда не происходит без заминок. За шагом вперед следует маленький шаг назад. Это нормально и необходимо для здоровой адаптации к новой реальности.

По моему мнению, Евросоюз не распадется, а проснется и задумается о том, какие нужны шаги, чтобы навести порядок. Они не будут выбрасывать ребенка вместе с грязной водой. Они попытаются очистить воду.

Я думаю, было ошибкой сохранять Грецию в составе Евросоюза все эти годы, несмотря на недееспособную экономику. Двадцать лет назад я провел оценку состояния Греции и сделал заключение, что страна выживает только благодаря финансовой поддержке Евросоюза. Я тогда спросил: как долго можно будет рассчитывать на эту поддержку? И сегодня, спустя двадцать лет, ответ перед нами. Для Евросоюза это означает, что нужно разработать новые методы контроля.

ББ: Каковы, по вашему мнению, перспективы стран Балтии?

ИА: Проанализировав положение дел в трех балтийских странах, я пришел к выводу, что существует прямая зависимость между масштабом стоящих перед ними трудностей и уровнем коррупции и дезинтеграции. Самые большие трудности испытывает Латвия. Чем скорее вы настроитесь на интеграцию и объедините усилия, тем быстрее наступят улучшения.

ББ: Вы путешествуете по всему миру, помогая корпорациям. Как вы считаете, извлекли ли организации по всему миру урок из текущего кризиса? Поменял кто-нибудь свою структуру или культуру?

ИА: Интересно, что я не заметил большой разницы. (Смеется.) Корпорации внесли некоторые предсказуемые изменения: снизили затраты, сократили количество сотрудников, стали более осторожными, консервативными. Но крупных перемен я не заметил.

Изменения можно классифицировать по трем уровням: во-первых, изменения того, что мы делаем. Во-вторых, изменения того, как мы это делаем. Третий уровень — это изменение того, кто мы есть, масштабное изменение ценностей.

Во время кризиса я заметил изменения первого и, кое-где, второго уровня. Но самые серьезные и важные изменения должны быть на третьем уровне, а они не наблюдаются вообще. Поэтому я уверен, что нас ждет новый кризис, который потребует и мотивирует к изменениям на третьем уровне.

 

Закон об иммиграции в Аризоне, профсоюзы учителей, разлив нефти и кризис в Греции

Аризона

У американских граждан бурную реакцию вызвало подписание в Аризоне нового закона об иммиграции. По этому закону полиция имеет право остановить любого прохожего, которого заподозрили в нелегальном пребывании в Аризоне, и потребовать проверки документов. Те, кто не сможет доказать легальный статус, будут депортированы.

По одну сторону баррикад консерваторы в поддержку нового закона говорят, что давно пора начать контролировать поток нелегальных иммигрантов в США. Они утверждают, что нельзя попустительствовать и «мягко» относиться к тем, кто игнорирует закон.

У консерваторов есть и другие причины поддерживать новый закон, но основная предпосылка состоит в том, что незаконное — это незаконное, и точка.

По другую сторону баррикад либералы выступают против нового закона, поскольку он нарушает права человека и имеет сходство с законами расистских режимов, где существует расовая дискриминация.

По моему мнению, это спор между людьми со стилем мышления (А) (администратора) и людьми со стилем (I) (интегратора). У президента Барака Обамы по этому вопросу позиция (I), что неудивительно: его предвыборная кампания, инициативы во внешней политике, методы продвижения законодательных проектов и подход к выбору кандидатов в Верховный суд носят выраженные признаки стиля (I).

Между тем, с точки зрения обоих стилей, выходит, что Соединенные Штаты в своем жизненном цикле находятся на этапе cтарения.

В юные годы Соединенных Штатов иммигранты прибывали на остров Эллис зачастую совсем без документов, а спустя несколько часов пересекали приемный зал и становились гражданами США.

На пьедестале статуи Свободы выгравировано стихотворение Эммы Лазарус «Новый колосс». Знаменитые последние строки гласят:

Разве это не относится к сегодняшним иммигрантам? Очевидно, нет. Кому были рады во время становления нации, тем не рады на стадии ее старения.

Профсоюзы учителей

Я прочитал, что профсоюз учителей Нью-Йорка наконец-то достиг соглашения с администрацией штата о том, как оценивать и награждать деятельность учителей. В соответствии с соглашением учителей будут оценивать на основании успеваемости учеников по результатам различных стандартизированных экзаменов.

Что происходит, когда вы награждаете или наказываете кого-либо на основании оценки? Очевидно, что человек начнет уделять особое внимание области, которая оценивается. Есть такое выражение, которое приписывают то Альберту Эйнштейну, то социологу Уильяму Брюсу Кэмерону: «Не все, что считается, можно посчитать, и не все, что можно посчитать, считается».

Представьте, что жена измеряет любовь мужа согласно ценности подаренных им ювелирных украшений. Да, она может накопить состояние, но брак, без сомнения, будет несчастным.

Образование, подобно любви, нужно укреплять, проверять, но не оценивать. Согласно принципу неопределенности Гейзенберга, который применим не только в физике, акт оценки подрывает ценность оцениваемого феномена.

Желание измерять свою деятельность — это типичная ошибка стиля (А). Им кажется, что измерение необходимо для продуктивности. Измерение — это просто, и это приносит комфорт. Оно создает иллюзию точности и научного подхода, даже если в процессе мы забываем, зачем это нужно.

Вспомним ложный аргумент о фонарном свете. Мужчина темной ночью что-то ищет при ярком свете уличного фонаря. «Что вы потеряли?» — спросили его, и он ответил: «Ключи».

— Где вы их потеряли?

— Вон там, на другом конце улицы.

— А почему вы их ищете здесь?

— Потому что тут светло, — так он ответил.

Неадекватное применение оценки скорее приведет к гарантированно ложному, чем к приблизительно правильному ответу.

Разлив нефти

Элизабет Бернбаум, директор Агентства по освоению минеральных ресурсов, решила покинуть свой пост под давлением. Другими словами, ее уволили. Бывшего президента США Джорджа Буша также винят в произошедшем разливе по причине тесных взаимоотношений с нефтяной отраслью.

Нынешний президент, Барак Обама, публично признался: «Я виноват».

В чем причина катастрофы — в некомпетентности директора Агентства по освоению минеральных ресурсов? В тесных отношениях бывшего президента с нефтяными компаниями? В просчете нынешнего президента? Или в невнимательном отношении нефтяников на вышке BP к мерам безопасности? Или причина во всем перечисленном?

Все перечисленное — возможные симптомы проблемы, но не причина.

А причина носит структурный характер: одна и та же организация инспектировала уровень безопасности вышки, выдавала разрешение на бурение и взимала пошлины за освоение ресурсов.

Видите, как роль (P) (производителя) вступила в конфликт с ролью (А) (администратора)?

Можно было предвидеть, что роль (А) в функциях агентства отойдет на задний план, как и произошло.

Если в этом заключается предпосылка катастрофы, если контроль мер безопасности был неадекватным по причине конфликта интересов, то проблема может иметь более серьезные последствия, чем один разлив нефти.

Необходимо срочно создать отдельное правительственное агентство, которое будет заниматься исключительно одобрением и контролем мер по безопасному обслуживанию буровых. Кто знает, сколько еще вышек на грани взрыва?

Данная структурная проблема в правительстве касается не только Агентства по освоению минеральных ресурсов. Посмотрите на Федеральное управление гражданской авиации, функциями которого являются одновременно и развитие авиации, и контроль безопасности авиаперелетов. Или Министерство внутренних дел, которое и отвечает за сохранение национальных парков, и выдает разрешения на частную эксплуатацию земель.

В некоторых странах отдел управления и бюджетного контроля находится в казначействе. Чьи интересы этот отдел представляет в первую очередь — бюджетные нужды чиновников или потребности страны в целом? Неудивительно, что в этих странах правительственный аппарат растет за счет национальной экономики.

В одной стране, где я консультировал правительство, агентство по защите окружающей среды было подотчетно министерству туризма. Представьте, чьи интересы от этого страдали.

За сорок лет управленческого консультирования я усвоил урок: катастрофическая организация приводит к организационным катастрофам, и разлив нефти — одна из таких катастроф.

Финансовый кризис в Греции

В 1990-е годы, когда Константинос Мицотакис был премьер-министром Греции, он пригласил меня провести диагностику страны (по методике Syndag). Присутствовали члены кабинета правительства, президент Центрального банка и лидеры правящей Новой демократической партии.

Диагностика показала, что в стране рос дефицит бюджета: правительство тратило больше, чем собирало в виде налогов. Чем покрывался дефицит? Субсидиями от Евросоюза. Не нужно быть гением, чтобы понять, что субсидии рано или поздно закончатся. Ничто не вечно.

Я только позже узнал, что греческое агентство статистики предоставляло неточные экономические данные о субсидиях.

Совершенно ясно, что плачевное состояние греческой экономики ни для кого не было секретом. Но никто ничего не предпринимал. Почему? Потому что политики хотят добраться до власти и удержать ее; они не желают принимать сомнительные по популярности решения.

Знаете ли вы, что греческие чиновники получают премии просто за то, что показываются на работе? А что они выходят на пенсию в 53 года, в том время как большинство людей на планете считают это возрастом расцвета сил?

Почему это происходит? Несложно догадаться. Политики — не государственные мужи. Государственные мужи думают о будущих поколениях. Политики думают о следующих выборах.

Этот феномен — фокус на непосредственных целях и незначительное, если вообще оно есть, внимание к задачам долгосрочным — повсеместное явление, не только в политике. Руководители бизнеса концентрируются в основном на ежеквартальных доходах. Браки нынче заключаются не на всю жизнь, как раньше. Продукты выпускаются с запланированным износом. Горизонты становятся ближе и ближе.

Не только в Греции политики довели страну до банкротства.

Посмотрите на состояние системы социального страхования в США или на уровень бюджетных расходов в Бразилии на долю ВВП.

Возможно, Греция — лишь первое проявление тревожного глобального феномена.

 

Экономисты и реальность

Сорок три года назад Колумбийский университет Нью-Йорка оценил мою докторскую диссертацию как одну из лучших и опубликовал ее совместно с издательством «Свободная пресса» (The Free Press) под заголовком «Индустриальная демократия в югославском стиле» (Industrial Democracy Yugoslav Style, 1971).

Можно догадаться, что я этим чрезвычайно гордился.

Годы спустя, после того как я оставил свой профессорский пост в Университете Калифорнии в Лос-Анджелесе и занялся консультированием, я осознал, что выводы в моей диссертации были ошибочными.

В диссертации я исследовал югославскую практику самоуправления, известную как «индустриальная демократия». Я сравнивал ее с американской теорией менеджмента, которую изучал в университете. (В то время у меня не было никакого практического опыта.) В заключении опубликованной диссертации я утверждал, что югославская система уступает американской.

Почему я считаю, что мой вывод был ошибочным?

Я сравнивал возможность (теорию) с реальностью (практикой), вместо того чтобы сопоставлять одну возможность с другой возможностью или, как стал это делать позже, одну реальность с другой реальностью.

В реальном мире

Я сравнивал яблоки с помидорами: одну теоретическую систему с другой, реально практикуемой системой. Естественно, реально практикуемая система показалась мне запутанной. Когда же я начал консультировать американские компании и увидел, как они на самом деле функционируют, я понял, что мои выводы были бы совершенно другими, если бы я сравнил две практики.

Для чего я рассказываю вам эту досадную историю?

В статье под названием «В поисках новой экономической парадигмы» (Needed: A new economic paradigm) в газете Financial Times от 19 августа 2010 года лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц написал, что экономисты не живут в реальном мире. Их модели и теории основаны на предпосылках, которые, несмотря на элегантную логику и точные математические формулы, расходятся с реальностью.

Так, например, экономическая теория полагает, что участники ведут себя рационально, но в действительности это не так. Экономическая теория считает, что все участники рынка идентичны, но любой человек с мало-мальским жизненным опытом знает, что это не так. Теория исходит из того, что рынок идеален и «невидимая рука» уравновешивает спрос и предложение. Это было бы здорово, говорит Стиглиц, только вот «невидимой руки» не существует.

Это напоминает мне анекдот: профессор физики, инженер и экономист попали на необитаемый остров. У них есть банка консервов, но нет консервного ножа. Физик говорит, давайте разведем костер и разогреем банку. Банка расширится от жары и откроется.

«Глупости, — говорит инженер. — Банка взорвется, и мы останемся без еды. Что нам нужно — так это острый предмет…»

«Вы оба ошибаетесь, — перебивает экономист. — Предположим, у нас есть консервный нож…»

(Кстати, по первому образованию я экономист.)

Оторванность от реальности, по мнению Стиглица, является причиной поразительного факта: ни одна экономическая теория не смогла предсказать наступивший мировой финансовый кризис. Стиглиц считает, что настало время разработать новую экономическую теорию, основанную на реальности.

В поисках более дисциплинированного подхода

По моему мнению, когда экономисты начнут уделять внимание тому, что происходит в реальности, как советует Стиглиц, они обнаружат (как обнаружил я), что у экономических теорий не хватает инструментов для правильного понимания реальности.

Мы живем в среде, где проблемы носят комплексный системный характер.

Мы живем в среде, где проблемы носят комплексный системный характер. Одного знания экономики недостаточно, чтобы понять их и решить. Необходимо знание социологии, политологии и психологии, а также свобода от привязки к какой-либо конкретной теории, которая могла бы повлиять на объективность оценки. Кроме того, очень нужен здравый смысл.

Если я прав, то президентский Совет экономических консультантов, который в данный момент состоит из одних экономистов, должен превратиться в междисциплинарную команду, включая практиков — руководителей бизнеса, которые обладают реальным опытом, а не только владеют теорией.

В общем, разумно относиться с долей сомнения к элегантным формулам, основанным на теории, которая ограничивает способности адекватно понимать сложную реальность.

 

«Невидимая рука» на больничном

Недавно я смотрел на канале CNBC качественно снятый документальный фильм о причинах кредитного кризиса. В фильме показывали, среди прочего, серию интервью с людьми, которые взяли субстандартные кредиты; теми, кто эти кредиты выдавал; теми, кто секьюритизировал эти кредиты, и представителями иностранных организаций, которые эти секьюритизированные кредиты покупали.

Общей темой этих интервью была жадность.

Журналист спрашивал: «Выходит, людьми двигала жадность?», и интервьюируемые все как на подбор отвечали: «Да».

Пропаганда жадности и конкуренции

Увиденное заставило меня задуматься. Разве не эту жадность, которую все называют причиной кризиса, мы пропагандируем на факультетах экономики и менеджмента? Там мы называем ее иначе: мотив прибыли. Разве мы не учим, что чем больше прибыли на акцию, тем лучше?

Да, прибыль необходимо принимать в расчет в долгосрочных интересах компании. Однако очень часто первоочередным вопросом является краткосрочное выживание компании.

В этой связи второй компонент, который необходимо принимать во внимание, — это конкуренция. Если отдельный CEO отказывается преследовать краткосрочную прибыль и потому прибыль на акцию его компании постоянно будет ниже, чем у конкурентов, то его уволят. Кроме того, он будет меньше зарабатывать, поскольку значительная часть зарплаты директора наверняка будет привязана к доходности акций.

Что выходит? Все пытаются получить как можно больше прибыли, чтобы обойти конкурентов и произвести успешное впечатление.

На Балканах говорят: «Если встали в хоровод, танцуйте». Соответственно, если вы вышли на рынок в условиях конкурентной экономики, где ваш успех оценивают сообразно доходности акций, то постарайтесь зарабатывать прибыль, иначе вам не выжить.

Я признаю тот факт, что этот принцип не всегда верен. В новой экономике, бизнес, основанный на интернете и электронной коммерции, может получить высокую рыночную оценку, и его акции будут расти в цене годами, несмотря на отсутствие прибыли, подобно тому как работала компания Amazon, прежде чем перестала быть убыточной. Заметьте, что это возможно лишь в тех случаях, когда инвесторы уверены, что со временем компания начнет приносить доходы. То есть движущей силой остается желание получить прибыль.

Встав в хоровод

Заметьте, что все те, кто своим поведением вызвал финансовый кризис, действовали в рамках закона. Никто не сел в тюрьму, потому что никто не преступил закон. Получатели субстандартных кредитов верили, что стоимость ипотечных домов возрастет. Они покупали дома, рассчитывая в будущем рефинансировать кредит. Продавцы субстандартных ипотек преследовали желание получить прибыль. Для таких ипотек существовал свой рынок: брокеры на Уолл-стрит ставили перед собой эту же цель, покупая ипотеки и конвертируя их в портфолио, которые получали рейтинг у рейтинговых агентств и продавались за рубежом. Таким образом на Уолл-стрит зарабатывали прибыль. Любой банк на Уолл-стрит, который отказался бы от прибыли, прекратил бы существование. Поэтому все плясали в хороводе.

Рейтинговые агентства присваивали портфолио кредитов наивысший рейтинг ААА, потому что полагали, как и все остальные, что стоимость домов со временем возрастет. Никто не мог предугадать, что рост стоимости прекратится. Если бы одно из агентств решило проявить консервативный подход и придержать высокие рейтинги, оно потеряло бы конкурентоспособность по сравнению с другими агентствами и даже рисковало бы закрыться.

Зарубежными покупателями двигал тот же мотив. Они покупали секьюритизированные финансовые инструменты с рейтингом ААА — инструменты, обещавшие самые высокие доходы на инвестиции и сопровождавшиеся низким риском… по причине рейтинга ААА.

Знаменитая «невидимая рука рынка» работала хорошо.

(Экономист Адам Смит изобрел фразу «невидимая рука» в качестве метафоры свободных рыночных сил, чтобы объяснить, как рынок саморегулируется, растет и обеспечивает оптимальное распределение ресурсов.)

Однако впереди поджидала беда. Люди брали ипотеки, которые не могли выплатить, если стоимость недвижимости перестала бы расти. И, конечно, именно это и произошло. Пузырь лопнул, как это пузырям свойственно. Ничто не вечно.

В одном интервью Алана Гринспена, в то время председателя Федеральной резервной системы, спросили: «Почему вы ничего не предприняли, чтобы предотвратить эту катастрофу?» Он ответил: «А вы думаете, что Конгресс бы мне позволил?»

Гринспен был прав. Кто из политиков решился бы препятствовать тому, чтобы американцы покупали себе дома? Его бы распяли конкурирующие политики, он бы моментально лишился своего поста.

Таким образом, налицо три взаимосвязанных фактора: мотив прибыли, конкуренция и политическая система, основанная на популистском подходе.

Виновна система

Никто не сел в тюрьму за создание условий для худшего кризиса на нашей памяти. Кто виноват? Все вместе, и никто конкретно. Виновата система.

Я повторюсь: никто конкретно не виноват. По отдельности все делали то, чему их учили и за что они получали награды. Виновна система, и, пока ее не починить, следует ожидать новых кризисов.

Система больна и нуждается в лечении. Сингапур решил похожую проблему, убрав один из трех элементов системы: в Сингапуре отсутствует избирательная система, при которой политические партии конкурируют за голоса избирателей. Правительством управляет одна партия. Членам партии много платят, и коррупция отсутствует. В Сингапуре сильное правительство, которое не идет на поводу у народа, а принимает решения так, как считает нужным.

Президент Барак Обама пытается вылечить систему, чиня другой элемент — конкуренцию. Он внедряет больше элементов контроля, но это ослабляет его политическую власть. Третий элемент — стремление получить прибыль — остается нетронутым. Новое поколение молодых людей критикует этот мотив — они скорее будут заниматься тем, что им нравится; но, пока мы не найдем другой способ измерять и вознаграждать эффективность работы, мотив прибыли останется движущей силой нашего общества.

Я считаю, что нам нужно перестроить систему, причем не по одному элементу за раз, а целиком. Капиталистическая рыночная экономика и демократия в нынешнем виде нуждаются в перестройке. Эта перестройка, возможно, произойдет только после кризиса крупнее нынешнего. К сожалению, такой кризис кажется мне неизбежным.

 

Почему принцип «Пусть клиент решает сам» не работает

Многие коммерческие организации, когда их обвиняют в сомнительной деятельности, защищаются словами: «Пусть клиент решает сам».

Табачные компании, например, таким образом защищают свое право продавать сигареты, которые, как всем известно, вызывают рак не только у непосредственных потребителей, но и у тех, кому приходится вдыхать дым. Табачные компании утверждают, что покупатель сам способен решить, курить ему или нет. Мы ведь живем в свободной стране, не правда ли?

А как насчет телевизионных передач, демонстрирующих насилие, случайные половые связи и вульгарное поведение? Люди ведь могут просто переключить канал, правильно?

Миф о свободе выбора

А пища, которая вызывает ожирение, закупоривает сосуды и даже приводит к раку? Опять же, пусть покупатель решает. У покупателя есть выбор. Свободная страна — свободный выбор.

Но действительно ли мы свободны в выборе?

Аргумент о свободе выбора основан на предпосылке, что мы, покупатели, полностью контролируем свое поведение и осознаем, что выбираем. Предполагается, что мы делаем это по своему усмотрению. Но настоящая свобода предполагает полную осведомленность о последствиях возможного выбора.

В области информирования потребителей об ингредиентах продуктов питания сейчас действительно произошел большой сдвиг. Даже в ресторанах нынче становится популярным рассказывать посетителям, какие продукты использовались в приготовлении выбранных блюд. Но все это основано на предположении, что сказанное покупателям — это «информация». Что же такое «информация»? Это данные, организованные в таком виде, чтобы способствовать принятию решения.

К сожалению, в действительности большинство пищевых упаковок содержат данные, а не информацию. Например, производители могут (и они этим пользуются) скрывать тот факт, что продукт содержит массу сахара, называя его как-то иначе. Только пищевой технолог или эксперт по вопросам питания поймут, что написано на упаковке.

Однако давайте все же допустим, что производители не врут и упаковка содержит всю необходимую информацию, на основании которой мы действительно можем оценить все риски употребления продукта.

А как же насчет телевидения? Достаточно ли простого предупреждения перед просмотром, что передача может содержать шокирующие видеоматериалы? Это данные или информация? Чтобы это считалось информацией, предупреждение должно пояснять возможные последствия просмотра передачи. Другими словами, чем все это для нас чревато? Когда предлагаемые данные неясны, предупреждение неэффективно. Более того, поскольку запретный плод сладок, такое предупреждение может произвести прямо противоположный эффект и подтолкнуть человека посмотреть передачу.

Понимания недостаточно

Хотя я в этом и сомневаюсь, давайте допустим, что покупатели понимают последствия своего выбора.

Достаточно ли этого, чтобы считать, что мы полностью контролируем свое поведение?

Я считаю, что понимания недостаточно.

Нам необходима сила воли, чтобы на основании информации сделать правильный выбор. Всегда ли мы обладаем силой воли? Я считаю, что нет, и причина этого заключается в наших пагубных пристрастиях.

Многие люди находятся в зависимости от курения. От алкоголя. От насилия по телевизору (да-да, именно так: зависимость от насилия). От секса. От определенных продуктов питания. Общий знаменатель у всех этих пристрастий — удовольствие, и чем больше удовольствия они доставляют, чем быстрее формируются, тем сильнее они становятся.

Продавцы удовольствия

Индустрия питания, алкоголя и телевидения — все это «продавцы удовольствия». Они изо всех сил стараются доставить нам как можно быстрее и больше удовольствия. Это называется «хорошим бизнесом», поскольку он чрезвычайно выгоден. Но он, этот бизнес, формирует наши зависимости.

Лозунги типа «пусть клиент решает сам» или «каждый делает свой свободный выбор» — это фиговые листки, прикрывающие стратегии, порождающие различного рода зависимости. Корпорации получают прибыль, несмотря на то что их продукты вызывают болезни, психические расстройства и даже социальное расслоение.

Что же делать?

При разработке социальной политики мы встаем перед выбором: либо запретить «вредные» продукты и услуги, вызывающие привыкание (и если это делать, то во всех индустриях и независимо от влиятельности лоббистов), либо позволить и дальше рынку предлагать их, а покупатель пусть решает сам.

У каждого варианта есть свои преимущества и недостатки.

Последствия «свободы выбора» — это и нынешняя эпидемия ожирения в Соединенных Штатах, и преступления, копирующие детективные истории по телевизору, и фатальные аварии с участием пьяных водителей.

В то же время попытка ввести сухой закон в США в свое время провалилась. Люди нашли возможность производить и потреблять алкоголь вопреки закону.

Тем не менее я бы все-таки предпочел сухой закон (и цензуру в отношении телевидения). По моему мнению, цена, которую мы платим за «свободу выбора» (в итоге оборачивающуюся зависимостями), гораздо выше той цены, которую мы заплатили бы, отказавшись от нее.

 

Глобальный экономический финансовый кризис

Я в Москве, смотрю передачу по каналу BBC. В прямом эфире показывают заседание круглого стола в составе ряда известных экономистов на тему мер, которые Соединенным Штатам и Европе следует принять для разрешения глобального финансового и экономического кризиса. Обсуждаются проблемы: безработица, снижение экономического роста, спад деловой активности, возможный дефолт и т. д.

За столом — управляющий директор Международного валютного фонда, CEO международной инвестиционной компании Pimco, заслуженный профессор экономики из Чикаго и еще один участник с тяжелым итальянским акцентом, чье имя я забыл.

Итоги их дискуссии: налицо кризис безработицы, финансовый рынок болен, и экономический рост снижается. Результат: серьезный кризис с потенциалом двукратного спада деловой активности, с возможностью дефолта в ряде стран. Экономисты рекомендуют ряд разных решений, делают предложения об оздоровлении уровня занятости и т. д.

Финальное решение

Общим знаменателем предложенных решений является то, что они направлены на возвращение к прежнему состоянию: полной занятости, здоровому финансовому рынку, экономическому росту.

Это не подействует.

Если у нас получится восстановить прежнее положение, это будет только на время, а потом нужно ждать новую волну кризиса, гораздо более внушительного, чем предыдущий.

Почему?

Проанализируем проблему. Экономический рост, безработица, финансовый кризис, двойной спад деловой активности и риск дефолта — это проблемы разного масштаба. На мой взгляд, движущей силой является экономический рост, который обеспечивает полную занятость и для которого необходимы рынки капитала. Это означает, что целью нужно считать экономический рост, а занятость и финансовые рынки — инструментами. Двойной спад деловой активности и риск дефолта — проявления отсутствия экономического роста.

Проблема заключается в достижении цели. От этого возникают проблемы с применением инструментов.

В чем состоит проблема экономического роста? (Я говорю только о развитых странах. По поводу стран с развивающейся экономикой выскажусь в конце заметки.)

Чтобы создать экономический рост, нужны развивающиеся рынки.

Как формируются развивающиеся рынки? Один вариант — когда растет население. Однако этого недостаточно. Бизнес создает рынки, формируя потребности — такие потребности, о которых на старых рынках не знали. Посмотрите на выбор перед покупателями в любом супермаркете или универсальном магазине. Для того чтобы создать рынки, создать спрос, продукты производят заведомо с заложенным износом.

Что будет, если поставить цель сформировать постоянно развивающиеся рынки? Эта цель нежизнеспособна. Если перефразировать Томаса Мальтуса и вместо роста населения сказать «рост экономики», а вместо «производства пищи» — «природные ресурсы», очевидно, что на пути линейного ускорения экономического роста неизбежно встанет проблема ограниченных ресурсов: мы уничтожаем нашу планету.

Новое мировоззрение

Таким образом, решение финансового и экономического кризиса, а также кризиса безработицы состоит не в том, чтобы вернуться к прежним реалиям экономического роста. Нужно новое решение. Изменение мировоззрения.

Мы не можем преследовать цель максимизации экономического роста. Рост должен быть сдерживающим критерием: не более n%, где n задан ростом населения и реальными потребностями, а не искусственным стимулированием потребления.

В чем должна состоять цель, если не в экономическом росте? В большей степени в качестве, чем в уровне, жизни. Кто сказал, что необходима полная занятость? Почему бы не предложить людям досрочный выход на пенсию? Почему не предложить трехдневную рабочую неделю? Пусть люди зарабатывают достаточно для удовлетворения ключевых потребностей, а не все больше, больше и больше. Просто достаточно.

Однако снижение спроса и плановая безработица снизят нужду в кредитах и росте бизнеса и поставят финансовые организации в сложное положение.

Я на это надеюсь.

Решение нашей нынешней проблемы состоит не в том, чтобы вернуться к прошлому, а в том, чтобы создать новое будущее.

Что касается развивающихся стран, особенно тех, где люди страдают от голода и нехватки медицинского обслуживания, — вот там реально необходим экономический рост.

Там целью действительно является экономический рост, но заметьте: для них это не прошлое, а будущее. Там не было экономического роста. Именно там сообщество развитого мира должно помочь построить рынок, удовлетворяющий потребности населения.

«Но там у людей нет покупательной способности», — оправдываются экономисты. Да, вот поэтому это настоящая задача для делового сообщества. Не искусственная, высосанная из пальца проблема производства еще больше для людей, у которых и так все есть.

 

Будущий кризис

Я только что завершил участие в вебинаре, организованном Humanity’s Team — организацией, которая проводит День глобального тождества. Это была очень плодотворная дискуссия о будущем человечества. Хочу поделиться с вами своим мнением и соображениями.

В одной из предыдущих заметок я написал, что капитализм умирает на наших глазах. В связи с услышанным во время вебинара я бы изменил заголовок.

Настоящий корень проблемы: рынок ценных бумаг

Капитализм не умирает. Он процветает.

Он завоевывает мир. А умирает капиталистическая модель. Она больше не работает. Она обеспечила нам беспрецедентный уровень жизни, но разрушает ее качество. Она разрушает планету, на которой мы живем.

Что не так?

Дефект заключен в самом основании капитализма: в рынках капитала. А основание рынков капитала — это рынок ценных бумаг. Да-да. Что не так с рынком ценных бумаг? По сути, он отделяет владельцев бумаг от руководства компаниями, которыми они предположительно владеют.

Позвольте объяснить. Владельцы акций меняют компании в своих портфолио, как перчатки. Если одна компания предлагает более высокий доход на акцию, инвесторы быстро на нее переключаются. Такое поведение нехарактерно для настоящих владельцев. Это поведение спекулянтов.

А что совет директоров? Разве он не представляет интересы владельцев? Да, но как? Посредством стремления к максимальной прибыли. Если CEO не добивается прибыли, сопоставимой или превосходящей прибыль отраслевых конкурентов, его (или ее) быстро уволят.

Таким образом, менеджеры компании, совет директоров и так называемые владельцы мотивированы прибылью, доходом на акцию и окупаемостью вложений.

В то время как каждая компания стремится получить максимальную прибыль, мы разрушаем нашу планету. Система в целом не оптимизирована, поскольку корпоративный мир проводит политику индивидуализма ради личной выгоды.

В наши дни это больше не работает. Мир переплетен массой взаимосвязей. Ресурсы ограниченны. По мере потребления мы опустошаем планету.

Все начинается с бизнес-образования

Кто виноват? Я считаю, что один из источников проблемы — наши бизнес-школы. Они выпускают тысячи, если не миллионы современных лидеров бизнеса по всему миру. Они свято верят, что будущее за теми, кто строит бизнес на основе моделей, максимизирующих прибыль.

Что с этим делать? Во-первых, изменить бизнес-образование. Во-вторых, cменить экономическую теорию, основанную исключительно на математических моделях, свободных от понимания ценности. И наконец, нужно начать обучать будущих и нынешних лидеров быть профессионалами, понимающими предельность вещей. Чтобы они понимали, что ограничения связаны с ценностью, а не с цифрами.

Возьмем, к примеру, медицинские школы. Чему учат врачей? Их учат клятве Гиппократа: «Не навреди». Доктор мог бы увеличить свои прибыли, предписывая ненужные операции, приглашая на прием без необходимости. Но профессионал, давший клятву «не навреди», концентрируется на здоровье пациентов, а не прибыли.

Это означает, что прибыль должна быть не приоритетной целью, а сопутствующей задачей.

Прибыль — это ограничение, а не цель. Профессиональный врач не хочет обанкротиться. Но его приоритетом должно быть здоровье пациентов.

В применении к миру бизнеса целью должно быть создание ценности таким образом, чтобы получать прибыль. Чтобы достичь максимальной прибыли, нужно перестать продавать и рекламировать продукты, полные сахара, полуфабрикаты, ведущие к ожирению, диабету и избыточному давлению. Прекратить загрязнять воздух, воду и землю, на которой мы живем.

Изменение поведения

Нужно реорганизовать финансовые рынки, преследующие одну цель — окупаемость инвестиций. Заменить рынок ценных бумаг рынком облигаций. Пусть сотрудники компании станут ее владельцами. Пусть в совете директоров сидят не только представители владельцев, но и представители общественности — люди, озабоченные общественными интересами, например художники.

Если мы хотим изменить поведение, нужно изменить силовую структуру организаций.

Организации подобны лодке с двумя моторами. Если один чересчур мощный, а другой слишком слабый, неважно, кричите не кричите, а закончится все предсказуемым образом.

Организации, ориентированные на прибыль, чересчур мощные. У них есть рынки капитала. У них школы, в которых обучают будущих лидеров. У них системы оценки успеха, структура вознаграждения за максимизацию прибыли. Эти организации объединяются в стратегические альянсы. Они пользуются самыми изощренными психологическими моделями, чтобы зомбировать покупателей, заставляя покупать ненужные им продукты.

С другой стороны им противопоставлены общественно-сознательные организации: слабые, разрозненные, конкурирующие между собой за пожертвования; с руководством, получившим поверхностное управленческое образование; не имеющие средств на научно-исследовательские и опытно-внедренческие проекты. Вооруженные только благими намерениями. Удачи им.

Системная катастрофа

Мир марширует к обрыву над бездной.

Несогласованная работа моторов ведет лодку к катастрофе. Экономический крах 1929 года померкнет в сравнении с тем, что нас ожидает. Бедствия, которые мы переживаем сегодня и с которыми все чаще будем сталкиваться в будущем, имеют место не только в экономике. И не только в общественной жизни. Они носят системный характер.

Сегодняшний мир, и даже в большей степени мир будущего, очень сложен и переплетен взаимосвязями. Технологическая инновация, например, практически мгновенно приводит к изменениям в обществе, культуре и экономике. Другими словами, мы живем в более сложном мире, чем в 1929 году, и наши проблемы являются и будут являться системными по природе. Крайне сложными и глобальными.

Кого бы ни избрали в президенты США в 2012 году, перед ним встанут проблемы более масштабные и острые, чем те, с которыми пришлось иметь дело президенту, избранному в 2008 году. Тот, кого изберут в 2012-м, позавидует проблемам 2008-го. Проблемы стали масштабнее. Сложнее. Системнее. Их решением занимается разросшееся чиновничество. Иначе кто? Нас приучили к зависимости. Правительство о нас заботится. Мы маршируем к новому средневековью, новой феодальной эпохе, где нами будут управлять не монархи и не церковь, а бюрократы.

Кто решит эту проблему?

Большой бюрократический аппарат не решит проблем. Он только их усугубит. И скроет их наличие, подавляя свободы и права граждан. Почему? Потому что бюрократы по определению одержимы идеей всех контролировать.

Если мы не объединимся для совместного решения проблем, нам не избежать такого будущего.

Как нам объединиться? Около миллиарда человек поддерживают разные неправительственные организации. Представьте, если они все соберутся, по-настоящему объединятся и разработают план действий, чтобы решить совместные задачи. Вместо одной организации, защищающей китов, другой организации, защищающей дельфинов, и третьей организации, защищающей горилл, представьте одну организацию, которая будет ставить перед собой одну задачу за раз и не будет покладать рук, пока не добьется принятия законодательства, которое пойдет нам всем на пользу. Например, добьется отмены закона, по которому отказ преследовать максимизацию прибыли является преступлением. (Известно ли вам, что американские акционеры могут подать в суд на совет директоров и руководство компании, если могут доказать, что руководители не пытались увеличить прибыль?) Пусть эта организация добьется делегитимизации бизнес-школ, в которых стремление к прибыли преподают как цель существования корпораций. Пусть развенчает теоретическую модель Милтона Фридмана, согласно которой корпорации существуют исключительно для обогащения акционеров и прибыль является единственным мерилом их успеха.

Осуществимо ли это? К сожалению, для этого нужно изменение курса. Изменение мышления. Масштабное изменение системы ценностей.

Курс меняется во время кризиса, и для масштабного изменения нам нужен масштабный кризис.

Он приближается. Однако если мы не подготовимся, решение — бюрократия, какую невозможно и представить, будет хуже, чем сама проблема.

 

Кризис, инновация и предпринимательство

Так звучала тема региональной конференции в Подгорице, в Черногории, 20 сентября 2013 года. Конференцию открыл первый заместитель премьер-министра, после чего я сделал короткую презентацию. Я не записал свое выступление и привожу текст по памяти.

Слово «кризис» происходит из греческого языка и означает — это интересно! — время заняться чем-то другим. На иврите кризис называют словом «mashber», происходящим от корня, означающего, что что-то сломалось. То же самое в китайском языке.

Итак, кризис — это когда старое больше не работает и нужно делать что-то новое, и делать это по-новому.

Инновация означает, что вы делаете что-то новое.

Соответственно, кризис — идеальная среда для инноваций. Он предоставляет возможность отыскать новые свежие идеи, как удовлетворить наши старые или новые потребности.

Однако важно подчеркнуть, что не все инновации успешны. Очень даже наоборот: большинство проваливаются. Для того чтобы добиться успеха и быть эффективными, для внедрения инноваций нужен предприниматель, готовый вложить время, энергию и деньги, чтобы новые идеи и методы были коммерчески жизнеспособными.

Потребность в предпринимателе

Встает важный вопрос: в чем заключаются условия успешного предпринимательства? Другими словами, что нужно предпринимателю, который хочет внедрить инновацию?

Во-первых, предупреждаю: внедрение инновации связано с неопределенностью и риском. Это не одно и то же. Неопределенность — это недостаточная информация. В случае инновации отсутствует историческая информация, на основании которой можно было бы делать какие-то выводы. И будущее, естественно, неизвестно. Отсюда — неопределенность.

Что касается риска: чтобы коммерциализировать или хотя бы монетизировать инновацию, нужно вложить энергию, время и ресурсы. Для успеха необходимы все три составляющие. Всегда существует вероятность, что усилия по внедрению инновации не сработают и время, энергия и ресурсы уйдут впустую. В этом заключается риск.

Конечно, предприниматели хотели бы, чтобы неопределенность была минимальной, а риски — контролируемыми. Однако во время кризиса неопределенность высока и высоки риски. Это может отбить у предпринимателей охоту идти по пути инноваций, и они пожелают подождать, пока уляжется пыль. Однако ожидание может быть ошибочной стратегией. Они рискуют потерять удачную возможность, когда кто-нибудь другой ухватится за этот шанс.

Что делать?

По моему мнению, тут должно сыграть свою роль правительство. Пока потенциальные предприниматели доверяют правительству, руководству страны, есть надежда на будущее. Когда есть надежда, неопределенность и риск не так страшны. Доверие к системе, в которой оперируют предприниматели, делает неопределенность и риск терпимыми. Когда доверия нет и нет надежды, это ухудшает ситуацию.

В ходе текущего финансового кризиса ко мне как консультанту различных правительств обратились за советом премьер-министры и президенты ряда стран. Они ожидали ответа в форме какой-нибудь изощренной экономической политики или детальной финансовой стратегии. Всем им я ответил одинаково: «Что бы вы ни делали, не потеряйте народного доверия».

Посмотрите, например, на недавний кризис на Кипре, как повело себя правительство. Они решили заморозить счета населения. Чем это обернулось в плане доверия? Вкладчики еще долгое, долгое время будут избегать открывать счета на Кипре. Это было краткосрочное тактическое решение с огромными долгосрочными стратегическими последствиями. Кипр никогда больше не будет тихой гаванью для зарубежных инвесторов, как прежде.

Или возьмите обесценивание национальной валюты: что происходит, когда население теряет доверие к государственной валюте? Всегда будьте осторожны и следите, сколько денег вы печатаете и выбрасываете на рынок для облегчения кредитного кризиса. Инфляция накладывает большой отпечаток на доверие населения.

Кризис может быть возможностью для изменений, инновации, развития предпринимательства, улучшения системы и создания условий для процветания — но только в том случае, если не пострадало доверие населения.

 

Проблема экономического роста

Я читаю книгу «Великая дегенерация» (The Great Degeneration) известного Гарвардского профессора. В этой книге автор анализирует упадок Запада с точки зрения снижения экономического роста. По его мнению, наша экономика находится в стагнации.

Больше — не всегда лучше

Я не оспариваю приведенные автором факты. Однако не согласен с заключениями. Стартовым тезисом автора является утверждение, что экономическая стагнация — это плохо. Я не согласен. Больше — не всегда лучше. Зависит от того, на каком этапе жизненного цикла вы находитесь. Для новой компании, как и для растущего ребенка или для растущей экономики, больше — это лучше. Бесспорно.

Однако для компании, завершившей этап «давай-давай», или для взрослого человека, или для нации, достигшей, как я бы это назвал, «насыщенной экономики», больше — не всегда хорошо. Иногда больше — это меньше: где-то прибавляется, но где-то уменьшается. Прибавление в одном месте оказывается намного меньше, чем убавление в другом.

О чем я говорю?

Я заметил, что в странах с развитой экономикой уровень жизни продолжает расти, в то время как ее качество ухудшается. Мужчины и женщины все больше и больше гонятся за материальными благами, но у них остается все меньше и меньше времени на то, чтобы насладиться тем, что у них есть. Мы обрастаем имуществом и стрессом. Я вижу больше улыбок за один день в развивающихся странах, чем в развитых странах за год.

Если мы поместим качество жизни на одну ось, а экономический рост — на другую, то полученная кривая отношения между этими двумя параметрами будет приблизительно нормально распределенной функцией. Она не будет линейной, неуклонно растущей вверх.

«Насыщенная экономика» для меня — это когда каждый дополнительно произведенный объект материального благополучия равнозначен одному шагу вниз по шкале качества жизни. Зачем нам в Америке сто разных марок хлеба? Для чего безграничный выбор практически любых продуктов? И встроенный износ. Какую огромную цену мы платим за это изобилие в виде человеческой энергии, уходящей на производство и распространение!

В странах с развивающейся экономикой нужно больше того, что у них есть, потому что у них есть очень мало. А нам зачем? Экономическая стагнация — прекращение гонки за ростом, как если бы он был необходим, — это именно то, что нам нужно.

Тогда в чем должна заключаться наша новая цель? В улучшении качества жизни.

Много лет назад, проезжая по калифорнийскому побережью от Сан-Диего до Лос-Анджелеса, я смотрел в окно машины, и меня посетило озарение по поводу прошлого и возможного будущего цивилизации. Сначала я увидел сельскохозяйственные поля. Потом трубы заводов. Потом я проехал мимо городка Лагуна-Бич, населенного преимущественно художниками, многие из которых живут очень скромно, наслаждаясь свободным временем.

Вот оно, подумал я. Вот оно, будущее. Именно таким оно должно быть. Планируйте ранний выход на пенсию. В молодости поставьте задачу заработать столько, чтобы в старости хватило на продукты и крышу над головой, и, когда достигнете нужной суммы, прекращайте работать ради денег. Начинайте работать ради того, чтобы в свободное время развиваться эмоционально, социально и эстетически.

Однажды у меня был клиент, который спорил с консультантами и экономистами, которые постоянно проповедовали рост и говорили, что ему надо развивать бизнес дальше. Его же вполне устраивало навсегда остаться бизнесом с оборотом в сто миллионов долларов. Ему этого хватало, потому что он хотел наслаждаться жизнью, свободным временем и временем, проведенным с семьей.

Экономическая теория в нынешнем виде утверждает, что если мы не растем, то мы умираем.

Это неправда. Да, нам необходимо меняться, но изменение не всегда означает рост.

Компании нужно меняться. Безусловно, ей нужно адаптироваться к условиям меняющейся среды, иначе она станет неактуальной, клиенты ее бросят и она умрет.

Это нормально, но адаптация необязательно означает количественный рост. Она может означать рост качественный. «Больше — не обязательно лучше». «Лучше может означать больше, однако не с точки зрения качества жизни…»

Человек или семья могут сказать: «У нас всего в достатке. Теперь давайте наслаждаться тем, что есть». То же самое применимо и к компании, которая может решить, что нынешний размер удовлетворяет ее потребностям и теперь можно концентрироваться на постоянном стремлении быть самыми лучшими в рамках нынешнего размера. Для этого нужно постоянно улучшать то, что компания делает, как она это делает и для чего.

Эта концепция применима не только к людям и компаниям. Ее можно применить и к обществу в целом.

Целая нация может концентрироваться на «улучшении» качества жизни: больше свободного времени, больше культуры, искусства, спортивных событий; улучшения умственного и физического здоровья, меньше преступлений, меньше умственных заболеваний, больше образования. В жизни столько всего помимо материальных благ, не только для человека, семьи или компании, но и для целых наций!

Возьмите, к примеру, безработицу. Конечно, один из способов ее снижения — увеличение экономической активности. То есть возвращаемся к «чем больше, тем лучше». Но что если мы изменим наши цели, перенесем ударение на важность и необходимость поддержания высокого качества жизни? Как решать безработицу с этой точки зрения?

Делить работу. Тогда выходные можно сделать длиной в три-четыре дня, а не два. Больше времени на развлечения. Меньше работы. Больше людей будут заняты меньше. Вы возразите: тогда ведь люди будут меньше зарабатывать. В этом и заключается идея! Необязательно стремиться к большему. Достаточно достаточного.

Зачем США стремиться быть экономическим лидером мира? Почему бы не стремиться стать страной с наилучшим качеством жизни, исполненной искусства, спорта, а также времени и места для личного роста?

Постиндустриальное общество не должно быть равнозначно продолжающемуся экономическому росту. По мере продвижения по этапам жизненного цикла надо менять цели, причем не только в жизни индивидуумов или корпораций, но и в национальной политике.