1903, Париж

Снова увидеть Париж для Поппи означало испытать одновременно и боль и наслаждение: боль от воспоминаний, которые вызывало это место, и наслаждение, что она опять в самом прелестном городе мира. Ее глаза сияли от восторга. Она сняла комнату в маленьком отеле на рю-де-Сент-Пер, не самом фешенебельном районе Сен-Жермен, а затем пошла в «Банк де Пари» узнать, открыт ли счет на ее имя, как обещал Франко Мальвази. Деньги поступили – и сумма испугала ее. Она была больше, чем Поппи могла бы заработать в своем «доме» в Марселе за сорок лет!

Вечером, сидя в ресторане отеля, Поппи смотрела по сторонам и изучала посетителей. Серьезного вида молодые люди уткнулись в путеводители; еще две барышни ели молча, упорно глядя в свои тарелки; была и более солидная чета, очевидно, из провинции; а также—там и сям – незамужнего вида дамы, обедавшие в одиночестве, как и она. С легким шоком Поппи поняла, что она, со своими волосами, зачесанными назад, в серой полотняной юбке и белой блузе выглядит совсем как они – за исключением, конечно, того, что она была моложе и без пенсне.

Позже, взглянув на себя в зеркало, она подумала, что выглядит немодно и провинциально – и, без сомнения, не похожа на гранд-даму. А как может некое подобие старой девы – классной дамы из Марселя, даже просто надеяться создать самый крупный и известный «дом» в Париже? Ей не хватало соответствующей репутации и неповторимости, и если она надеялась преуспеть, она должна была обзавестись и тем и другим. Ее клиенты вправе ожидать стиля.

Она надеялась увидеть Франко еще раз перед тем, как отправится в Париж, и обсудить с ним кое-какие детали, но ее ждала только краткая записка, подтверждавшая их деловое соглашение и сообщавшая, что деньги будут помещены на ее счет в «Банке де Пари».

«Я хочу дать вам только один совет, – писал он в конце, – полагайтесь на свое творческое и деловое чутье. Вы делали это в маленьком Марселе, но помните, это – Париж; и если вы хотите добиться успеха в этом жестком, напористом городе, где никого ничем не удивишь, вы должны выглядеть и думать грандиозно».

Ночью Поппи лежала без сна, гадая, что же ей предпринять, а наутро, с кругами под глазами, она навела кое-какие справки и отправилась в салоны от кутюр Дусэ и Люсиль. Она воспряла духом и заказала дневные платья и костюмы и роскошные вечерние платья, которыми славился Люсиль, – все своего традиционного теперь голубино-серого цвета.

Зайдя в знаменитую парикмахерскую, она подстригла волосы до модной длины – так, что они вились на затылке и падали на плечи волнами. Одна из новых косметичек показала ей, как сделать черты лица еще более привлекательными при помощи пудры, румян, жемчужно-серых теней для век и персиковой губной помады. Она купила превосходные лайковые перчатки, туфли, сумочку, роскошную нижнюю юбку и белье из серого шелка, отделанные изысканными кружевами. А потом она пошла в магазин мехов Ревильон и заказала великолепную вечернюю шубу до пола из серебристо-серой лисы и жакет из мягкой серой белки для дневных выходов. Затем отправилась в дорогой отель «Ритц» и сняла номер, велев перевезти ее вещи из отеля на рю-де-Сент-Пер.

Наконец Поппи в полном изнеможении погрузилась в большую роскошную ванну, наполненную горячей водой с ароматическими маслами.

– Вот теперь я готова встретиться лицом к лицу с Парижем, – громко воскликнула она. – Теперь я гранд-дама.

Следующим важным шагом был сам дом. Джентльмен, которого она попросила показать ей дома, которыми он занимался в самых дорогих районах Парижа, посмотрел на нее скептически, пока Поппи не покачала ему банковский счет и сопроводительное письмо из банка, в котором говорилось, что выдаваемые суммы могут быть неограниченны, и он заулыбался.

– Конечно, мадам Мэллори, – воскликнул он, словно уже давно ее знал, и неожиданно превратился в саму любезность и предупредительность. Но когда она наконец выбрала особняк в фешенебельном районе, застроенном живописными домами шестнадцатого века, и дрожащей рукой подписала банковский чек на сумму, равную небольшому состоянию, она почувствовала такое сильное желание видеть Нетту и Франко рядом с собой!

Армия расторопных рабочих, рекомендованных агентом по недвижимости, сновала по дому, превращая комнаты наверху в пышные номера и отделывая холл мрамором. До боли закусив губу от горьких воспоминаний, Поппи выписала из Венеции огромные хрустальные люстры; обшила стены библиотеки дубовыми панелями и приобрела массивные книжные шкафы, уже с книгами – прямо из старинного английского особняка. Она покупала абиссинские ковры и шелковые коврики из Китая и Персии, чтобы «гости», спустив ноги с кровати, ощущали не холодный пол, а мягкий теплый ворс. Она заказала ванны из оникса с золотыми кранами в виде грациозных лебедей с глазами из малахита и ляписа; на шторы Поппи выбрала парчовую ткань, специально вытканную в Лионе, умело приглушенных оттенков кораллового и персикового, бледно-зеленого и нежнейшего голубого. Вульгарным претенциозным гарнитурам и диванам она предпочла отдельные предметы в классическом стиле, которыми она восхищалась в одном фешенебельном магазине – они тут же пришлись ей по сердцу. Поппи чувствовала себя свихнувшейся миллионершей, расточавшей свое состояние, но всегда в ее сознании маячила мысль о Франко, о том, что он ожидает возврата своих вложений.

Ее собственные комнаты на нижнем этаже были наконец отделаны, и она въехала в них. Они были такими же простыми и изящными, как и ее новое платье, в котором чувствовалась рука дорогого и утонченного кутюрье – только для избранных. Стены ее спальни были обиты бледно-голубым шелком – в тон занавескам ее большой кровати с четырьмя столбиками. Коврики были бледного голубовато-серого цвета, а занавеси – из изысканной белой тафты. Поппи развесила по стенам свои любимые картины, взятые из ее странной, любительской коллекции в Марселе, а некоторые были нарисованы ею самой. Но, зная, что ей нужно быть «гранд», она заказала свой портрет для библиотеки у известного художника Джона Сингера Сарджента.

За все в своих личных комнатах она заплатила сама – ни цента из денег Мальвази не было потрачено на ее собственные нужды – только на то, что касалось дела. Поппи помнила о своем обещании сделать Лючи принцем попугаев, и она позвонила знаменитому ювелиру Балгари в Рим и попросила его изготовить красивую новую жердочку из золота и драгоценных камней.

– Да, это будет совсем не то, что твоя старая жердочка из палки для метлы в холодной маленькой комнате Нетты в Марселе, – сказала она радостно Лючи.

А потом, забравшись в свою новую большую кровать и чувствуя тепло маленького тельца Лючи на своем плече, она отчаянно желала поскорее заснуть, потому что до сих пор не была уверена в том, что она делает, – и ей так не хватало Нетты!

Спрятав свои чувства и волнения за сдержанной наружностью дамы, Поппи стала выходить «в свет». Всегда одна, потому что у нее не было знакомых мужчин, которые могли бы ее сопровождать. Она знала, что именно ей нужно увидеть, когда сидела в «Фоли Бержер», одетая в роскошное платье и дорогие серые меха; ей хотелось понять, каковы вкусы здешней публики. Она не обращала внимания на отбросы общества и сосредоточилась только на явно богатых и аристократических мужчинах, которые пришли взглянуть на девочек из шоу. И она заметила, что их интересовали не столько внешность танцовщиц: самая пышная грудь, самые длинные ноги или самый откровенный наряд – хотя, конечно, это играло огромную роль – но они искали чего-то индивидуального и неожиданного в них. Здесь была комичная маленькая блондинка с лицом херувима, которая с самым невинным выражением пела фривольные, непристойные песенки, и особа с молочно-белой кожей, в белоснежном одеянии послушницы, которое она потом распахнула, выставив напоказ вызывающий черный кружевной корсет, который еле сдерживал ее рвущуюся наружу грудь, – и Поппи почувствовала, как дрожь пробежала по спинам мужчин. Потом появилась рыжеволосая танцовщица с гибким, извивающимся, как у змеи, телом, подвижная, как ртуть; выскользнула загадочная восточная девушка-певичка, закутанная в тончайшие расшитые китайские шелка – ее притягательность была в таинственности и недосказанности. Тайна, неожиданность, налет порочности, энергия комического, грациозного – Поппи поняла, что именно это восхищало мужчин.

Однажды вечером она совершила сенсационный выход в «Максим», и ее сразу же обступили официанты и метрдотель. Она была закутана в свою баснословную накидку до пола из серебристо-серой лисы, под которую она надела струящееся платье из серого шифона от Люсиль, туго стянутое у шеи и талии. Ее волосы пламенели и волновались на фоне холодного серого цвета и пять восхитительных ниток «жемчугов шлюхи» мерцали, оттеняя спокойную белизну ее кожи. Все мужчины в ресторане оглянулись и неотрывно смотрели на Поппи, женщины рассматривали ее придирчиво, почуяв новую опасную соперницу, всплывшую в их тесном мирке острой конкуренции. Но она не обращала внимания на маленькие записки и бутылки шампанского, посылаемые ей заинтригованными новыми поклонниками, покачивая головой и улыбаясь легкой загадочной улыбкой. Она была здесь, чтобы смотреть и учиться, а не быть частью этого места. Но на душе у Поппи было тревожно – она до сих пор не знала, как и где она будет вербовать своих «девочек».

Симона Лалаж вот уже пятнадцать лет была одной из самых известных и дорогих куртизанок Парижа – роскошная женщина, и очень высокого мнения о своей красоте. Она не была умна, но унаследовала врожденную хитрость многих поколений фермеров из Лангедока, и у нее было тело, которое дало бы сто очков вперед любой начинающей семнадцатилетней певичке из мюзик-холла. Рано ввязавшись в суровую борьбу за жизнь, она сколотила состояние в драгоценностях и банкнотах, но Симона никогда не забывала, чем обязана Жаку Нобелю, который положил начало ее успешной карьере. И, проехав три квартала от своего дома до дома № 16 на рю-де-Абрэ, она платила ему долг благодарности.

С тех пор, как четыре месяца назад Жак позвонил ей и сказал, что Франко Мальвази просил ее помочь Поппи – но только так, чтобы Поппи не знала об этом, Симона вплотную занялась этим делом. Именно она позвонила агенту по недвижимости и указала ему нужный дом на нужной улице, который затем купила Поппи; именно она позаботилась о том, чтобы прислали подходящих рабочих, которые закончили отделку дома в кратчайшие сроки; и именно она позвонила своему старому другу – метрдотелю в «Максим», чтобы тот встретил Поппи соответствующим образом и посадил ее за самый удобный столик на виду. Симона знала всех, кто был признанным «кем-то» в Париже; она всегда держала нос по ветру и была в курсе всех скандалов, слухов и новостей, тенденций в моде и общественной жизни. Казалось, она знала о том, что случится, даже до ТОГО, как это случалось. В Париже поговаривали, что если вам надо узнать все, то просто спросите Симону Лалаж.

Ее сверкающий лимузин остановился у дома № 16 на рю-де-Абрэ, водитель выскочил, чтобы распахнуть перед ней дверь, прежде чем поспешить по ступенькам и позвонить в звонок. Молоденькая горничная в чопорном черном платье и белом переднике из органди с оборками открыла дверь, почтительно слушая, как шофер сообщал ей, что мадам Лалаж хочет видеть мадам Мэллори.

Симона критически огляделась, обратив внимание на красивые персидские ковры и коврики, изысканную мебель в классическом стиле, мягкие прелестные тона драпировок и уйму цветов – и пустой серебряный поднос на столике, предназначенный для, по меньшей мере, дюжины визитных карточек. Их отсутствие подсказало Симоне, что еще никто вообще не навестил Поппи.

Но она поняла, что Париж скоро будет у ног владелицы всего этого, увидев Поппи, спускавшуюся к ней по застеленным голубыми коврами ступенькам. Девушка была еще молода, элегантна – заслуга лучших кутюрье, – и выбор голубино-ceporo цвета был просто находкой! Ее красивые своенравные рыжие волосы были слегка подколоты по бокам и, подстриженные настоящим мастером, падали на плечи роскошными волнами. Выражение ее голубых глаз было несколько высокомерным, хотя сам взгляд был смущенным. Поппи еще не научилась скрывать своих чувств, подумала Симона, но по себе она знала: на это нужно время. Жак Нобель предупредил ее, что Поппи очень умная девушка. И, судя по этому дому и этим баснословным жемчугам, она уже одержала свою первую победу!

– Моя дорогая, – сказала Симона, скользя навстречу Поппи и протягивая ей руку в дорогой сиреневой лайковой перчатке, под стать ее платью. – Вам просто нельзя посылать открывать дверь такую молоденькую девушку – это не годится. Вам нужно нанять дворецкого.

– Дворецкого? – повторила Поппи удивленно.

– Естественно, – Симона улыбнулась своей знаменитой улыбкой, демонстрируя пикантные ямочки на своих свежих круглых щеках. – В доме такого размаха вы должны иметь соответствующий плат прислуги – иначе что подумают люди? А в Париже, моя милая, очень важно, что подумают люди. И вас легко обвинят в отсутствии нужного стиля.

И когда Поппи озадаченно посмотрела на нее, Симона добавила резко:

– Милая, мы так и будем стоять все время в холле? Или, может, вы пригласите меня на чашечку чая?

– Чаю? О, конечно, конечно, – просияла Поппи; после всех этих недель одиночества, увидев гостью, она искренне обрадовалась, и готова была выпить чаю с кем угодно. А кроме того, она знала, кто такая Симона Лалаж, и она казалась просто подарком небес. Конечно, Симона знала все, чего не знала Поппи.

– Меня привело сюда любопытство, – проговорила Симона, ее цепкие карие глаза замечали каждую деталь в оформлении роскошной комнаты, пока она пила жасминовый чай из красивой лиможской чашки. – А так как я живу поблизости, мне не пришлось ехать далеко, чтобы удовлетворить свое любопытство. Смотрите на меня как на свою соседку, дорогая, – сказала она, наклоняясь вперед и ободряюще коснувшись колена Поппи рукой в сиреневой лайковой перчатке.

Поппи улыбнулась.

– Конечно, я заметила вас у «Максима», мне сказали, что вы бываете там по вечерам, и я также наслышана, что вас видели в «Фоли», а также в театрах и мюзик-холлах. И всегда в одиночестве. Разве это не поразительно – при вашем очевидном богатстве и прелестной внешности? Насколько я понимаю, наш бизнес одинаков?

Она отлично знала, каков был бизнес Поппи, но по ее невинной улыбке Поппи ни за что бы не догадалась.

– Не совсем одинаков, мадам Лалаж, – сказала осторожно Поппи. – По правде говоря, лично я сама не занимаюсь никаким бизнесом.

– Называйте меня Симоной, моя дорогая, – сказала она. – И налейте мне, пожалуйста, еще этого восхитительного чая, пока будете объяснять, что вы имеете в виду.

Рискнуть спросить ее, думала Поппи, рассматривая гостью из-под ресниц, пока наливала ей чай. Симона была высокого роста, с оливковой кожей, умело освеженной румянами, и с копной длинных темных волос, дополненных элегантным шиньоном. Она была красиво одета и сверху донизу увешана бриллиантами на несколько миллионов франков – шею обвивало ожерелье, к груди были приколоты броши, в ушах – огромные серьги, и около дюжины колец на пальцах.

Глаза Симоны сияли, как ее бриллианты, когда она сказала весело:

– В душе я крестьянка, моя милая, и всегда ношу часть моего богатства на своей особе – мне кажется, никто не может доверяться банкам, правда?

Поппи засмеялась.

– Симона, – начала она, – у меня проблема. Этот дом куплен не для меня лично. Это первая ступенька в моем бизнесе.

– Ах так? – спросила заинтересованно Симона, словно впервые услышала об этом. – Ну тогда почему бы вам не рассказать мне все? Может быть, я помогу вам разрешить эту проблему. Ведь говорят же, – добавила она с очаровательной усмешкой, – что в Париже нет ничего, чего бы я не знала. Если вам нужно что-то сделать, я знаю – как, а если вам нужно что-то достать, я знаю – как и где!

Поппи подумала, что следует довериться незнакомке, ей снова показалось, что она не ошибется в выборе. Она начала с того, что рассказала ей о «Поппи'з» в Марселе и, не упоминая имени Франко, призналась, что ей покровительствует богатый мужчина, который посоветовал ей открыть свой собственный дом, который должен стать самым грандиозным заведением в Париже, со своим собственным неповторимым стилем.

– Это будет не бордель, – сказала она прямо Симоне, – а больше похоже на клуб для джентльменов, куда мужчина может прийти и отдохнуть, пообедать или выпить с друзьями, поговорить о делах. А если он ищет еще и общества привлекательных, умных, воспитанных молодых девушек за обедом – на час или на всю ночь – мы предоставим ему такую возможность.

Она тяжело вздохнула.

– Но есть одно но. Я не знаю, где найти девушек.

– О, это совсем просто, дорогая, – живо отозвалась Симона. – Как только они узнают, они сами найдут вас. И я лично позабочусь о том, чтобы это были подходящие девочки.

– Это очень важно, – сказала Поппи озабоченно. – Они должны быть умны так же, как и привлекательны, но, конечно, красота будет просто дополнительным стимулом. Конечно, хотелось бы, чтобы они были умными и в постели, но кроме того, они должны уметь развлекать мужчин, поддержать беседу, сделать так, чтобы посетители почувствовали себя счастливыми настолько, чтобы им захотелось регулярно бывать в нашем доме – в их обществе. У девушки должно быть желание учиться – читать книги и газеты, чтобы разбираться в искусстве и текущих новостях.

Поппи серьезно посмотрела на Симону.

– Мне бы хотелось, чтобы мои девочки могли, сидя за обеденным столом с политиками и бизнесменами или с художниками, актерами и писателями, поддерживать беседу с ними на их уровне. Пусть наши клиенты чувствуют себя здесь как дома, как мужчины в своем клубе.

– Понимаю, – задумчиво проговорила Симона. – Да, я должна сказать, что вы умная женщина, Поппи, а не просто красивая. О да, вы красивая, – улыбнулась Симона, когда Поппи покраснела. – Особенно когда так волнуетесь… эта энергия, горящие голубые глаза и необузданные рыжие волосы. А есть ли мужчина в вашей жизни, а? Может, тот таинственный финансист?

Поппи покачала головой, покраснев еще гуще.

– Нет, нет, конечно, нет… – пробормотала она. – Я слишком занята для этого.

Симона поставила чашку и поправила свою дорогую сиреневую соломенную шляпку.

– На «этих вещах», как вы называете их, Поппи, стоит мир, – сказала, смеясь, Симона. Ее улыбка была озорной, и Поппи показалось, что она увидела молоденькую девчонку, которой Симона была когда-то. – И, между прочим, благодаря им остаюсь молодой. Секс один или два раза в день – вот мой лучший рецепт, чтобы быть в форме, и он придает блеск глазам и румянец щекам. И он сделает вас богатой женщиной, преуспевающей женщиной, – добавила она хитро. – А, каков рецептик? Ах, да, не забудьте нанять дворецкого, пока эта крошка не сбилась с ног, все время носясь к двери. Конечно, понимающего дворецкого… Обратитесь в «Смит'с» – это английское агентство. Англичане всегда терпимы к такого рода вещам, не так ли?

– Вы должны непременно прийти ко мне на обед, – сказала Симона, усаживаясь в свою роскошную машину. – Я даю званые обеды каждый месяц. Они весьма популярны. Быть приглашенным на обед к Симоне Лалаж – это удача, как говорят. Пусть это будет вашей первой удачей в Париже, но не последней, – добавила она, помахав Поппи рукой на прощание.

На следующий день Поппи пошла в агентство «Смит'с» и побеседовала с кандидатами, остановив свой выбор на белокуром, державшемся с достоинством мужчине, непроницаемое выражение лица которого ни разу не изменилось за все время разговора. Его звали Уоткинс, он был хорошо воспитанным сдержанным англичанином, высоким и представительным, в черном фраке дворецкого и серых, в едва заметную полоску брюках. И у него была чрезвычайно высокая рекомендация некоей герцогини, которая оказалась в стесненном финансовом положении и не могла больше себе позволить содержать его. Поппи в деликатных выражениях объяснила ему особенность ее дома, но он едва заметно кивнул и сказал мрачно:

– Понимаю, мадам. Образ жизни герцогини был тоже… несколько эксцентричным.

Следующие несколько недель Уоткинс был очень занят, открывая двери, через которые вливался поток молодых женщин: некоторые из них были красивы, но все были привлекательны и одеты в свои лучшие платья. И все они хотели стать одной из «девочек» Поппи.

Сидя за большим письменным столом в своем кабинете, – Поппи решила принимать их там, потому что комната выглядела внушительно, – она беседовала с претендентками, задавая множество вопросов, и если они были слишком молоды или явно неопытны, она прямо говорила, что не хочет пускать их по дурной дорожке, потому что они могут заработать деньги и другим путем. А может, это и не нужно?

– Вы ждете легких денег, – внушала она им. – Но это только на первый взгляд так кажется. Этот путь не бывает легким – вам лучше вернуться к себе в маленький городок или деревню и выйти замуж за славного молодого человека, фермера или торговца, и иметь семью и детей. Вот это – счастье, вы найдете его там, а не здесь.

И ей не нужны были просто прелестные девушки; нужны были умные девушки, девушки, которым нравился секс, которые обладали индивидуальностью и искрились умом и юмором. И когда она наконец набрала необходимое количество «девочек», она объявила им, что они должны посещать занятия по этикету и учиться одеваться.

– Очень важно, как вы выглядите, – наставляла их Поппи. – Ваш голос, манера поведения. Вы можете не быть рождены для этой роли, но вы сможете стать юными леди. В гостиной. Наверху – это несколько иное. Вы же знаете старую поговорку – леди в гостиной и шлюха в постели, если этого хочет мужчина. Но вы всегда должны помнить – право выбора принадлежит вам. Если вам не нравится мужчина – или то, чего он от вас хочет, то только скажите, и мы попросим его уйти. Но я не диктую вам жестких правил, – сказала Поппи просто. – В конце концов, мы должны доставлять мужчинам удовольствие, а, как вы знаете, вкусы и желания у джентльменов разные.

Девушки посмотрели на нее выжидающе, думая, что сейчас она перейдет к вопросам секса, и Поппи отчаянно пыталась припомнить все, что говорили ей Нетта и Симона.

Сдерживая нервную дрожь в голосе, – Поппи понимала, что они знают об этом больше, чем она сама, – она наконец решилась затронуть скользкую тему.

– Если мужчина желает не одну партнершу, и вы на это согласны, тогда все в порядке, – сказала она быстро. – Некоторым нравится наряжаться в женскую одежду, или чтобы с ними обращались, как с гадкими мальчиками, другие предпочитают просто смотреть. А некоторым не нужно ничего, кроме вашего очаровательного общества, – продолжала она, вспомнив слова Нетты. – И может быть, нежного поцелуя на прощанье. Многие мужчины жаждут любви и привязанности, внимания, и, хотя, конечно, мы не можем продать им любовь, мы можем дать им тепло и внимание.

И твердо помните еще одно, – закончила она, особо подчеркнув, – если вы будете вести себя как леди, с вами будут обращаться как с леди.

Претендуя на стиль, Поппи отправила их к лучшим кутюрье, объяснив, что хочет, чтобы они были хорошо одеты и подтянуты все время, а не только во время работы – потому что как «девочки Поппи» они должны завоевать репутацию одних из самых очаровательных барышень в Париже. Она нашла преподавателя, который должен был избавить их от провинциального акцента и грубых, хриплых тонов в голосе, пока они не заговорят так же мягко и отчетливо, как любая приличная актриса; она заняла учителя, натаскавшего их в вопросах искусства; она отравляла их в театр на все свежие спектакли; она завалила их новыми романами и книгами по философии. А потом Поппи устраивала им что-то вроде экзамена, чтобы убедиться, что ее усилия не пропадают даром. Она также пыталась понять круг их собственных интересов. Поппи платила за уроки этикета, их учили разбираться в винах и блюдах. За два месяца она охватила все и под конец «обучения» отправила их в дорогие рестораны – самостоятельно, и наблюдала эффект. Все ее девочки сдали «экзамен» на отлично, взволнованно рассказывая о предупредительности метрдотеля, официантов и восхищении посетителей.

Поппи была довольна: ее девочки могли пойти куда угодно. Конечно, она не дала им урока, как «работать наверху», и ей пришлось просто довериться мнению Симоны Лалаж, которая успокаивала ее, говоря, что все в порядке.

Наконец, все было готово. Ее портрет в полный рост работы Сарджента – в ниспадающем каскаде складок и оборок бледно-серого атласного платья и бриллиантовых звездах, сверкавших в рыжих волосах – висел в библиотеке; и Лючи, на своей сказочной золотой жердочке, украшенной драгоценными камнями, сидел в холле – не хватало только любопытствующих гостей.

С помощью Симоны Поппи устроила вечер открытия, разослав небольшие белые карточки, на которых золотом было выгравировано, что мадам Поппи будет дома, Numéro Seize, на рю-де-Абрэ, вечером 10 декабря от 9.30 до полуночи.

Были наняты два шеф-повара: один специализировался на лучшей французской кухне, а другой был мастером экзотических китайских и индийских блюд. Поппи расставила на столах у стен множество аппетитных блюд на серебряных подносах, и это напомнило ей детство в большом доме в Сан-Франциско, когда она бродила по комнате, запуская палец в шоколадный мусс и отщипывая кусочки индейки, в то время как отец играл в покер и танцовщицы и певички развлекали гостей. А сегодня она устраивала вечер. Круг замкнулся, думала с горечью Поппи. Они теперь были одного поля ягоды – отец и дочь…

Девушки выстроились, как по линейке, ожидая Поппи, и она ходила вдоль этой цепочки, забраковывая слишком вызывающие серьги или поправляя складки на одежде. Наконец она отошла в сторону и взглянула на них одобрительно. Кутюрье славно поработали, и каждая девушка выглядела в соответствии со своей индивидуальностью: броские одевались броско, сдержанные – сдержанно, эксцентричные – эксцентрично, но все они выглядели, говорили и держались, как «леди».

– Я горжусь вами, – сказала она им просто. – Гордитесь собой, и вы не пожалеете о своем решении работать у меня.

Надев серое бархатное платье со шлейфом и свои жемчуга, с душистой белой гарденией в волосах, она мерила шагами красивый абиссинский ковер в холле, бросая взволнованные взгляды на Лючи, бегавшего по своей жердочке, и на Уоткинса, бесстрастно ждавшего у дверей. Она гадала, придет ли Франко Мальвази. Она послала приглашение на его виллу в Неаполе, но не получила ответа. Поппи ничего о нем не слышала четыре месяца и уже подумывала, что он утратил интерес к этой затее. Но деньги были по-прежнему в «Банке де-Пари» – сколько она сумела сохранить, тратя их разумно.

Она могла не беспокоиться о гостях. Симона оповестила всех, что собирается посетить самую изысканную вечеринку в Париже, и теперь все сгорали от любопытства. Они явились толпой: богачи, аристократы, звезды театра и мюзик-холла, куртизанки – и несколько любопытствующих леди. Но Франко Мальвази не было в их числе. Они останавливались в восхищении около Лючи, расправлявшего свои фантастические крылья на золотой жердочке с набалдашниками, величиной с теннисный мяч, украшенными драгоценными камнями, они восторгались портретом Поппи в библиотеке и отпускали ей экстравагантные комплименты. Они пили ее шампанское и ели ее еду. Они знакомились с прелестными девушками, которые доказали, что хорошо усвоили преподанные им уроки и растворились среди гостей, почти ничем не отличаясь от них.

Поппи нервничала. Как пройдет вечер? Иногда ей казалось, что все в порядке, но вдруг она начинала сомневаться и встревоженно поглядывала на гостей. Но Симона успокоила ее. Она потом сказала ей, чтобы Поппи не беспокоилась, – все мужчины, посетившие их сегодня, имели твердое намерение прийти сюда еще.

– Numéro Seize, рю-де-Абрэ теперь обозначен на карте Парижа, – сказала она Поппи весело. – Ты сделала себе имя, Поппи.

Но все же, когда за последним гостем закрылась дверь, Поппи думала с грустью: почему же Франко Мальвази не пришел, чтобы разделить с нею триумф.