Я видела, с каким волнением Эдди следил за нитью моего повествования о далеком прошлом. Временами он поглядывал на сидевшую рядом с ним на диване Шэннон. Девушка машинально поглаживала мурлыкавшую у нее на коленях рыжую кошку. Шэннон выглядела мягкой и беззащитной и очень юной, и я знала, о чем она думала: точно так же должна была выглядеть Лилли.

– Может быть, я смог бы дополнить ваш рассказ о Нэде, – проговорил Эдди, – если вы считаете, что это поможет восстановить все подробности, касающиеся Лилли.

Мы уселись, готовые внимательно слушать.

– Я перескажу вам историю, рассказанную мне моим дедом, – начал он, и его прекрасный, глубокий голос, должно быть, так похожий на голос Нэда, каким-то чудесным образом оживил для нас прошлое.

* * *

Труппа «Знаменитых странствующих актеров Лоури» гастролировала в Нью-Джерси, когда Джекоб де Лоури сердито сказал Нэду:

– Либо ты будешь серьезно работать, либо мы расстанемся, – черные брови Лоури образовали прямую линию, из-под которой свирепо смотрели его глаза. – Как я могу рассчитывать на успешный спектакль, когда один из моих актеров потерял от любви голову и не может сосредоточиться на роли?

Он мог бы уволить Нэда сразу, но знал, что тот нравится публике, и не только прекрасной внешностью – Нэд Шеридан был талантлив.

Сидя перед щербатым зеркалом в холодной комнате Дешевого нью-джерсейского пансиона, Джекоб рассматривал свой профиль, поворачивая голову то влево, то вправо.

– Ты стареешь, Джекоб, – заметила Саша, лежавшая в постели на атласных подушках, с которыми не расставалась ни в одной поездке. Она была немолода, но все еще красива и умела себя показать на сцене. Но с каждым годом это становилось все труднее. Они частенько обсуждали свои планы на будущее, ломая голову, как заработать достаточно денег. Театр не приносил им больших доходов. Правда, в последнее время, когда в труппе появился Нэд Шеридан, публики собиралось больше.

– Тебе следует дать Нэду что-нибудь позначительней, – неожиданно заявила Саша. – Пусть играет главную роль.

Джекоб обернулся и в изумлении уставился на нее.

– Все главные роли играю всегда я сам, Саша, – отрезал он. – И публика ждет меня.

– Ничего она больше не ждет.

Она погладила его по голове и зевнула.

– Да, Джекоб, люди смотрят не на тебя и не на меня, а на Нэда. И ты ведь понимаешь, что это значит, Джекоб? Это значит, что он становится звездой.

Джекоб задумался над ее словами и вдруг принял неожиданное для себя решение: больше не будет стареющего ментора-актера, таскающегося по убогим захолустным театрам. Джекоб Лоури станет импресарио восходящей звезды – Нэда Шеридана.

Джекоб решил не выходить в тот вечер на сцену и сказал Нэду, что тот должен заменить его.

– Это будет тебе полезно, мой дорогой мальчик, – сказал он, дружески обнимая Нэда за плечи. – Я должен быть по важному делу в Нью-Йорке. Кое-какие предложения…

– Вы считаете, что у меня есть шанс добиться успеха в Нью-Йорке, господин де Лоури? – с горячностью спросил он.

– Это означало бы твой уход из нашей труппы, мой мальчик, – сердито посмотрел на него Джекоб. – Разве я не был хорошим хозяином? Твоим добрым другом? Разве не Лоури научил тебя всему, что ты умеешь? А теперь ты хочешь покинуть меня?! – воскликнул он, изобразив отчаяние на лице.

– О нет! Нет, сэр, я этого не хочу!

– Если бы я обеспечил тебе возможность такого шага, я, естественно, должен был бы ожидать компенсации своей утраты, – продолжал Джекоб, вертя сигару между пальцами и задумчиво глядя в пространство. Разумеется, нужно найти какой-то компромисс. Так всегда делается…

– Я готов на все, сэр, – согласился Нэд, которому показалось, что он уже близок к победе.

– Тогда вот отличное предложение, – быстро проговорил Джекоб. – Я стану твоим импресарио. Я возьму в свои руки твою карьеру, мой мальчик, и с моими связями да с твоим талантом ты пойдешь далеко. До самой вершины, не сомневаюсь в этом. И, поверь мне, лучшего решения быть не может, – со значением добавил он. – Вопрос, разумеется, лишь в моем вознаграждении. Ну-ка, дай мне подумать… Разумеется, как импресарио я мог бы запросить больше, но учитывая, что мы друзья, пятьдесят процентов будет подходящей цифрой.

– Согласен!

Нэд схватил руку Джекоба и горячо ее пожал.

– Когда мы едем в Нью-Йорк?

– Тебе, мой дорогой, туда ехать не придется. Сегодня ты будешь играть мою роль – главную, – а я отправлюсь в Нью-Йорк один и проконсультируюсь с друзьями.

Он велел Нэду никому об этом не рассказывать и не сказал Саше, зачем едет в Нью-Йорк. Она проводила его в недоумении – этот хитрый бес был способен на что угодно. Она заметила возбуждение Нэда Шеридана и была уверена, что причиной его была не только главная роль, которую он играл вместо Джекоба.

В тот вечер Нэд выложился до конца в роли французского графа, влюбленного в умирающую куртизанку. Спектакль был джекобской версией «Камиллы», и скудная публика неистовствовала, вызывая исполнителя главной роли на бис.

«Связи» Джекоба в нью-йоркских театрах были не такими уж большими, однако ему удалось пробраться в офис знаменитого продюсера Чарли Диллингхема. Тот как раз приступал к новой постановке, в которой, по счастью, на главную роль требовался молодой красавец. Диллингхем велел Джекобу пригласить Нэда на прослушивание.

– Но он должен выглядеть лучше, чем здесь, – добавил Чарли, ткнув указательным пальцем в одну из фотографий Нэда, которые ему показал Лоури.

На следующий день Нэд с Джекобом поехали в Нью-Йорк вместе. С непокрытой головой, красивый и уверенный в себе, Нэд шагнул в офис Диллингхема. На прослушивании, состоявшемся в Театре на Пятой авеню, Нэд читал с листа рукопись, врученную ему Диллингхемом.

То была веселая пьеса. В ней не было сложных образов и глубоких мыслей. Она была чисто развлекательной, и Диллингхем понял, что Нэд Шеридан вполне подходит на главные роли молодых персонажей. Женщины будут обожать его за внешность, да и критикам не удастся сказать о нем ни единого дурного слова. Но он был жестким человеком и выдвинул жесткие условия контракта. Сто долларов в неделю (репетиционное время без оплаты) – это были далеко не те пять сотен, на которые надеялся Джекоб, понявший, что ему придется немного повременить с увитым розами коттеджем. Ему все же удалось получить аванс в размере недельной платы, и он широким жестом вручил Нэду пятьдесят долларов.

Нэд отнесся к этому довольно хладнокровно. Походив по Бродвею, этой улице всеобщей мечты, с мыслями о том, что его собственные чаяния должны были вот-вот сбыться, Нэд отправился прямиком в ювелирный магазин и потратил все деньги на изящное кольцо с аметистом для Лилли. Может быть, это было и преждевременно, но когда ему удастся поехать в Нантакет, он снова попросит ее выйти за него замуж и кольцо скрепит их помолвку.

Он отработал последние две недели в труппе «Странствующих актеров», играя главные роли, – Джекоб сказал, что это должно было быть для него хорошей практикой. Повсюду заговорили об успехе Нэда, и труппа Лоури стала выступать при полном зале. Джекоб порой думал о том, не допустил ли он ошибку, пристроив своего протеже в Нью-Йорке.

– Он все равно ушел бы, – пожав плечами, заметила Саша. – Актер всегда быстро понимает, что достиг настоящего мастерства, и после этого он уже не будет играть второстепенные роли в захолустных театрах. Не я ли тебе говорила, что у этого мальчика талант?

– И это только начало, – в тон ей заговорил Джекоб. – Нэд Шеридан купит нам коттедж в деревне и введет нас в нью-йоркские театральные круги. Пятьдесят процентов! – Он рассмеялся. – И мальчик даже не задумывается над этим.

Саша пренебрежительно взглянула на мужа.

– Задумается, Джекоб, помяни мое слово, – заметила она. – Задумается, и довольно скоро.

Через пару недель Джекоб с Сашей провожали Нэда на железнодорожную станцию. Они предупреждали его о том, что город полон воров и мошенников, советовали выбрать респектабельный пансион и беречь деньги. В самый момент отправления поезда на платформе появился Харрисои Роббинс с чемоданом в руке. Догоняя уже тронувшийся поезд, он на бегу бросил на площадку чемодан и, ухватившись за поручни, прыгнул в вагон.

– Я ухожу, Джекоб! – прокричал ему Харрисон и, увидев их удивленные лица, рассмеялся.

– Не мог же я отпустить тебя одного на Бродвей! – объяснил он Нэду свое появление. – Это было бы все равно, что послать невинного ягненка на бойню.

– Спасибо, Харри, что поехал со мной. Если я потерплю неудачу, вернусь в Нантакет, буду управлять бакалейным делом отца и женюсь на Лилли.

– А если будет победа?

Нэд рассмеялся.

– Все равно женюсь на Лилли.

– Я так и знал. Но прислушайся к голосу опыта, старина. Такая женщина, как Лилли, может разрушить твою жизнь. Забудь ее.

– Если бы ты ее знал, никогда бы не сказал этого, – упрямо возразил Нэд. – Ни один человек, увидевший Лилли, не может ее забыть.

Харри зажег манильскую сигару и стал смотреть в окно на проносившийся мимо пейзаж.

– Хотелось бы мне надеяться, что ты никогда не пожалеешь об этих словах, – задумчиво проговорил он.

Пансион находился в районе Западной сороковой улицы. Его хозяйка, Эйлин Мэлони, внимательно посмотрела на позвонивших в колокольчик молодых людей.

– Это опять вы, господин Роббинс! – воскликнула она. – Я не видела вас целую вечность. И кто же ваш друг?

– Мой друг – будущая звезда Бродвея первой величины, – ответил Харри, представляя Нэда.

Госпожа Мэлони смотрела выразительными светло-голубыми глазами на молодого энергичного белокурого красавца и думала о том, что Харри, по всей вероятности, был прав. Надо сказать, что она была большой любительницей красивых молодых людей. Она показала им комнаты, получила аванс, и Харри с Нэдом отправились завтракать.

– Мы не можем позволить себе обедать здесь, – заметил он, торжественно входя в ресторан «Дельмонико» на Бродвее, – но за сорок центов тут всегда можно получить яйца всмятку, тост и кофе. Добавишь сверху десять центов и можешь сидеть среди видных людей театра и, как они, просматривать утренние газеты. А если ты встретишься с ними взглядом, кивай и улыбайся в ответ, так что вскоре они начнут думать, что ты их знакомый. А потом, дорогой мальчик, ты можешь попросить у них работу.

– И это действительно срабатывает? – спросил Нэд, окинув жадным взглядом присутствующих; за страницами «Нью-Йорк геральд» и «Трибьюн» скрывались действительно одни знаменитости.

– Я твердо рассчитываю на это, – ответил Харри, заказывая яйца, тосты и кофе.

Харри заметил, что некоторые из присутствующих продолжали разглядывать Нэда, явно заинтересовавшись молодым человеком. Нэда Шеридана заметили.

– Тебе было бы гораздо лучше, если бы твоим импресарио был я, а не эта старая свинья Джекоб, – заметил Харри, очищая от скорлупы тупой конец яйца.

– Но он добился для меня роли, – возразил Нэд. – Сотня в неделю, это же в пять раз больше, чем я зарабатывал.

– Лоури тебе сильно недоплачивал. Он никогда ни одному актеру не платил сколько следовало. И что же он взял с тебя за свое покровительство? Десять, пятнадцать процентов?

– Пятьдесят.

– Грязный маленький плут, – с негодованием тихо проговорил Харри, отодвигая в сторону нетронутое яйцо. – Нэд, ты как младенец! При такой маленькой зарплате было бы вполне достаточно десяти процентов. Агенты, импресарио, – пожал он плечами, – получают десять, самое большее двадцать пять процентов, даже если им действительно удается «сделать звезду».

Он подозрительно взглянул на Нэда.

– Ты подписал с ним контракт?

Нэд покачал головой.

– Ну и хорошо. Значит, ты не обязан платить ему ни цента. К черту эту сделку! – почти выкрикнул он, ударив кулаком по столу, и газетные листы снова дружно опустились вниз: интерес к ним присутствующих не ослабевал. – Твоим импресарио, Нэд Шеридан, буду я, иначе тебе придется всю жизнь работать на этого жулика Джекоба де Лоури.

– Это вопрос чести, – упрямо повторял Нэд. – Мы ударили по рукам.

– О'кей, отдай Джекобу его половину за эту роль. А потом уж о тебе буду заботиться я. Договорились?

– Договорились, – с облегчением ответил Нэд, думая о том, что он еще не ступил ногой на сцену Театра на Пятой авеню, как уже начались неприятности.

Репетиции начинались следующим утром. Около одиннадцати часов они с Харри не спеша подходили к театру. Господин Диллингхем с собравшимися исполнителями были уже на сцене, и Нэд через затемненный зал поспешил туда же.

– Благодарю вас, господин Шеридан, за то, что вы соблаговолили оказать нам честь своим появлением, – язвительно заметил Диллингхем. – Вы заставили моих звезд ждать вас целых пятнадцать минут. Впредь извольте являться вовремя, или я поищу на вашу роль кого-нибудь другого.

– Билеты нарасхват, – говорил Нэду Харри, проглядывая газеты за завтраком в «Дельмонико». – Все говорят, что пьеса неплохая – не выдающаяся, но неплохая. И посмотри-ка, Нэд, что тут пишут: «Следует приглядеться к «секретному оружию» Диллингхема – молодому красавцу-актеру в роли Маркуса Джэрида, завтрашней звезде». Это первое упоминание о тебе на страницах бродвейской прессы, старина, и оно будет не последним!

В день премьеры Нэд нервничал. Явившаяся на премьеру публика с шумом рассаживалась по своим местам, он слышал смех и болтовню зрителей. Весь сиявший, к нему подошел Харри.

– Диллингхем заполнил партер знаменитостями, – сказал он. – Да, кстати, в передних рядах Джекоб с Сашей. Я велел не пускать его за кулисы, пока не кончится представление, о'кей?

Нэд кивнул с несчастным видом. Он наверняка провалится.

Рассыльный выкрикнул «пять минут». Нэд вышел из уборной и встал за кулисами. Он пригладил свои напомаженные белокурые волосы и оправил костюм. Под сдержанные аплодисменты поднялся занавес, и ему каким-то образом удалось заставить себя шагнуть на сцену. В первый момент его ослепили огни рампы, и он с ужасом подумал, что забыл текст. Полный провал памяти. Но откуда-то издалека до него донесся его собственный голос: «Но где же все? Я думал, нас должно быть трое…», и Нэд внезапно понял, что ему уже не нужно стараться вспомнить текст: он стоял перед его глазами. Все пометки об уходе и появлении на сцене, стрелки направления движения по ней всплыли в его сознании, он почувствовал себя свободно.

Публика в нужных местах смеялась репликам Нэда. Когда кончилось первое действие, раздались аплодисменты. Солидные, ободряющие аплодисменты.

Звезды разошлись по своим уборным, ушел к себе и Нэд. Там его ждал Харри.

– Все идет хорошо, старина, – в восторге проговорил он. – Они смеялись так, словно их специально этому учили. А теперь сидят и говорят только о тебе, Нэд.

Второе действие он играл, как во сне, и, когда опустился занавес, театр гремел аплодисментами.

После того как занавес опустился в последний раз, началась посвященная премьере вечеринка в «Дельмонико», и на этот раз, когда он вошел туда, официанты уважительно заулыбались:

– Поздравляем вас, господин Шеридан! Все только и говорят об успехе пьесы.

Бесчисленное количество красивых женщин целовали его в щеку, а важные театральные деятели, чьи имена были известны Нэду до сих пор лишь понаслышке и перед которыми он благоговел, одобрительно посматривали на него, поздравляя с успешным исполнением роли.

Харри прекрасно понимал, что у Нэда был особый талант и его ждало большое будущее, и был полон решимости не позволить Лоури разорить его.

Он столкнулся с Джекобом в баре и жестом попросил официанта принести еще вина.

– Еще немного шампанского, Джекоб? – спросил он.

Де Лоури посмотрел на него с подозрением. Улыбка Харри сбивала его с толку.

– Что ты тут делаешь? – спросил он. – Я не думал, что у тебя хватит духу подойти ко мне после того, как ты так вероломно от меня ушел.

– Поговорим о контрактах, – начал Харри, придвигаясь к нему поближе. Прислонившись плечом к стене, он зажал Джекоба в углу. – Нэд говорит, что он не подписал с вами контракта.

– Нет, но он его подпишет. Он при мне, – Лоури похлопал рукой по карману. – Нэд подпишет его сегодня же. Пустяковое дело, простая формальность.

Он полез в карман за документами, но Харри остановил его руку.

– Не трудитесь показывать, – холодно сказал он. – Нэд понимает, что вы хотите его обчистить. Он более робок, чем я, и согласился отдать вам пятьдесят процентов своего заработка за игру в сегодняшнем спектакле. И после этого вы квиты.

– Ты несешь вздор! – взревел Джекоб. – Разумеется, он подпишет. Я обеспечил этого парня работой, разве нет?

Харри схватил его за лацканы пиджака.

– Разумеется, вы это сделали, Джекоб. А потом сказали, что это будет стоить ему половины денег. Не десять, не пятнадцать, даже не двадцать пять процентов. Вы слишком жадны, Джекоб. – Харри вплотную приблизился к Джекобу и угрожающе прошептал: – Вы мелкий воришка и прекрасно это понимаете. Могу биться об заклад, что этот «пустяковый небольшой контракт», что лежит у вас в кармане, готовый для подписания Нэдом, связал бы его по рукам и ногам, заставляя всю оставшуюся жизнь выплачивать вам пятьдесят, если не все шестьдесят процентов.

Харри ухмыльнулся. По побагровевшему лицо Лоури он понял, что был прав.

– Забудьте об этом, Джекоб, – продолжал он, отпуская своего собеседника. – Вы слишком долго обманывали многих актеров. Держитесь подальше от Нэда, или я засажу вас за решетку за тысячу и одно мошенничество, совершенное вами во всех концах страны. Я буду передавать вам ваши пятьдесят процентов каждый понедельник, вечером, за очередное выступление Нэда в этом спектакле. О расписке можете не беспокоиться.

Бросив на Джекоба угрожающий взгляд, он неторопливо двинулся в сторону Нэда, окруженного молодыми женщинами.

На Бродвее пьесу показывали около месяца, а потом труппа отправилась с ней на гастроли, и на этот раз Нэд занимал на афишах место наравне с обоими звездами. Он писал Лилли из каждого городка, куда они заезжали, но понимал, что из-за постоянных переездов ответа ждать не приходилось. Кольцо по-прежнему лежало в его кармане. Наконец наступило лето, и в конце июня все театры закрылись. Теперь он мог вернуться домой.

Он скупил все лилии во всех цветочных магазинах Бродвея и поспешил на пристань, чтобы успеть к отправлению судна компании «Фолл-Ривер лайн». Нэд полночи прошагал взад и вперед по палубе, не в силах заснуть из-за мыслей о Лилли. В фолл-Ривере он так же расхаживал по платформе железнодорожной станции, пока подошедший поезд не увез его в Майрикс, где станционной платформе досталось не меньше от его ботинок. Наконец другой поезд доставил его в Нью-Бедфорд. Когда он сел на колесный паром, отходивший в Нантакет, он почувствовал себя полумертвым от усталости и волнения, букет лилий сильно подвял, но когда они плыли мимо маяка «Кросс-Рип», он почувствовал прилив бодрости: он был почти дома!

Он вдыхал холодный, соленый морской воздух, и мир театра, тревоги и волнения, связанные с ним, отступили. Он чувствовал себя новым человеком, взбегая по склону холма к Мэйн-стрит, в преддверии встречи с Лилли.

Мать с сестрами побежали навстречу Нэду, но невольно остановились, увидев в его руках многозначительные лилии. В доме плакал ребенок, и Нэд в тревоге смотрел в их мрачные лица. Он решил, что случилось самое худшее, и сердце его упало.

– Лилли умерла? – вымолвил он, переводя взгляд с матери на сестер.

– Нет, сынок. О нет, она не умерла, – заговорила мать. – Она уехала, Нэд. Сбежала, как только родился ребенок. Просила нас позаботиться о нем. И с тех пор не появлялась.

Нэд бросил букет на пол, прошел на кухню и долго смотрел на пронзительно кричавшего ребенка с красным лицом, лежавшего в соломенной корзине. Немного погодя Нэд ласково сказал, обращаясь к малышу:

– Не беспокойся, сынок. Мы ее найдем. Я это тебе обещаю. А когда найдем, то уж ни за что не отпустим!