На лице Джека Векслера не было видно ни тени удивления, когда он увидел нас на крыльце своего роскошного особняка в Ист-Сайде.

– Шэннон, – приветствовал он ее и с холодным кивком посмотрел на каждого, когда она нас представляла. Он не пригласил нас пройти в дом, а просто повернулся и пошел внутрь, мы же, переглянувшись, последовали за ним.

Я не сказала бы, чтобы этот дом был великолепен в том всеохватывающем смысле слова, предполагавшем ту окутывавшую интимность, какой отличалась Арднаварнха, но отдала дань холодному величию его архитектуры.

Было одиннадцать часов утра. Я смотрела, как Джек наполнял свой стакан виски. Он тяжело опустился на мрачный, черный кожаный диван, не спуская с нас странного взгляда, и я поняла, что это был не первый его стакан за сегодняшнее утро. Вид у него был озабоченный. Возможно даже, что это был вид безумного человека.

Он не предложил нам выпить, а просто сидел и молча смотрел на нас.

– Вам известно, почему мы здесь? – холодно спросила Шэннон.

– Мне звонил Брэд, – угрюмо ответил он.

– Значит, вы знаете, что в наших руках находятся подписанные вами и Брэдом контракты на покупку совершенно бесполезных участков земли, десятков таких участков…

– Эти участки ваш отец выбрал сам, возможно, с целью уклонения от уплаты налогов. Он купил эту землю, а нам поручил грязную работу и подписание документов. Не понимаю, как вы можете что-нибудь в связи с этим ставить мне в вину.

Я оглядывала большую комнату, рассматривала подписи на живописных полотнах, хотя и без них поняла, какими деньгами это пахнет.

– Прекрасно, – твердо вступила в разговор я, усаживаясь прямо рядом с Джеком на жесткий кожаный диван, поморщившись при мысли о том, почему архитекторы всегда отдают предпочтение такой мрачной мебели. Глядя в глаза Джеку Векслеру, я поняла, что от этой конкретной архитекторской души мягкости ждать не приходится. Внутреннее чутье подсказывало мне, что передо мной сидит ожесточенный, разочарованный человек. Об этом говорили его глаза, жесткие морщины вокруг рта и опасливая дрожь, если не прямой страх, пробегавшие по его обращенному ко мне в ожидании лицу.

– Судя по музейному уровню полотен, они должна стоить немалых денег, – непринужденно сказала я. – Шэннон точно назвала мне сумму вашего годового жалованья в фирме «О'Киффи холдингз», и я сомневаюсь, чтобы его хватило на приобретение даже всего лишь трех таких выдающихся произведений. И уж, конечно, всей остальной части вашего чудесного собрания.

Джек опрокинул себе в рот остаток виски и с громким стуком поставил стакан на крошечный стеклянный кофейный столик.

– А это уж не ваше дело, вы, старая сплетница, – прорычал он.

Совершенно неожиданно приглаженная маска красавца исчезла, и перед нами предстала подлинная сущность Джека Векслера. Это был грубый уличный драчун, научившийся скрывать свою мелкую душонку, используя для этого внешнюю привлекательность и обаяние. И я пожалела женщину, у которой хватило ума связать с ним свою жизнь.

Джек был алкоголиком, и теперь весь этот эгоцентричный, скрытый мир, созданный им для себя, был готов рухнуть, и он впал в панику. Я почти чувствовала исходивший от него запах этой паники, как чуют собаки, и, улыбнувшись ему самой бесхитростной из своих улыбок, спросила:

– Господии Векслер, это вы убили Боба О'Киффи?

– Вы в своем уме? – завопил он, мгновенно вскочив на ноги. Он шагнул к Шэннон, но Эдди обхватил его за плечи, готовый к защите, и разъяренный Джек только угрожающе посмотрел на него.

– Как вы можете обвинять меня в его убийстве? – кричал он с побагровевшим от ярости и страха лицом, – Согласен, я нехороший человек, но, черт побери, я не убийца!

Джек резко повернулся, подошел к бутылке и налил себе еще один стакан. Руки у него тряслись, и я подумала о том, как много он, наверное, выпил за месяцы после смерти Боба. Но поняла, что он говорит правду. Джек заботился только о том, как выглядит в глазах других, это исчерпывало все его помыслы. Он был позером. Отсюда и его роскошный дом в престижном квартале, и дорогая коллекция картин, и кричащие автомобили. Джек являл собою лишь фасад, лишенный всякого существенного содержания. По какой-то пока непонятной мне причине он думал, что сможет безнаказанно обворовывать свою компанию, что никогда не попадется. Он сделал это для того, чтобы покупать свою экстравагантность, утверждать собственное «я», свой имидж. Но чтобы он убил… думаю, что нет. Перед нами был человек, боявшийся попасть в тюрьму за мошенничество, но не за убийство. Со вздохом сожаления я поднялась, собираясь уйти.

– Вы, разумеется, вор, господин Векслер, – непринужденно проговорила я, не желая быть грубой там, где была гостьей. – И теперь, глядя на ваш особняк и на всю вашу немалую собственность, вам придется задуматься над тем, стоила ли овчинка выделки. Интересно, сколько лет дают за кражу в крупных размерах? – спросила я Шэннон. – Или это будет расценено как мошенничество?

Я, улыбаясь, пожала плечами.

– Но уж это решать судье. А нам следует попрощаться и отправляться в дорогу.

Джек метнул на меня злобный взгляд и просительно обратился к Шэннон:

– Дорогая, я знаю, насколько вы чутки. Верьте мне, я горько оплакивал вашего папу. Мы столько лет проработали вместе. Он был моим другом. Как вы могли поверить, чтобы я украл у него хоть самую малость? Клянусь вам, это неправда.

Джек употребил все свое обаяние, обращаясь к Шэннон. Даже облик его преобразился: он снова был стройным, привлекательным, хорошо одетым мужчиной с таким намеком на порочного юнца, до которых так падки некоторые женщины. Но не Шэннон.

Он положил руки ей на плечи, притянул к себе, заглядывая глубоко в ее глаза, и я заметила, как ощетинился и собрался Эдди, готовый ударить его при первом сомнительном движении.

– Не прикасайтесь ко мне, – отрезала Шэннон таким ледяным голосом, что он содрогнулся. – И ничего мне не говорите. Вы обманули моего отца и, насколько я понимаю, застрелили его, когда он открыл обман. Вы уничтожили этого прекрасного человека, и даже если не убили его самого, то убили все, ради чего он работал. Его фирму и его доброе имя.

Мы вышли из комнаты, не попрощавшись.

– Итак, остался только один – заметил Эдди, – Джейкей Бреннэн.

Шэннон вздыхала на обратном пути в «Ритц-Карлтон».

– Бреннэн был единственным, кому я верила, когда он выражал мне свои соболезнования. Единственным, кто мне помог. У меня все еще не тронута его кредитная линия в пятьдесят тысяч долларов, гарантированная им банку. Я до сих пор не могу поверить, что он участвовал в этой краже. Из них он один был больше всех обязан папе, и слова его доходили до самого моего сердца.

Мы узнали, что Джейкей живет у себя на ферме в Монтуке. Шэннон сообщила ему по телефону о том, что мы приедем. Я считала, что внезапность – всегда самое хорошее оружие, и была против этого звонка, но она сказала, что путь туда долог, и было бы обидно прокатиться к нему зря. Я, было, подумала воспользоваться коммерческой авиалинией, но у Шэннон был другой план.

– К моему двадцать первому дню рождения отец научил меня управлять самолетом, – сказала она, самоуверенно улыбаясь, – и сегодня вашим пилотом буду я.

Мы арендовали самолет – приятную маленькую красно-белую четырехместную «сессну», – и, надо сказать, Шэннон управлялась с нею превосходно. Эдди сидел впереди, рядом с нею, а я с задних сидений в волнении смотрела в окно на зелено-голубые просторы, по которым проплывали светлые пятна от солнца и тени от облаков. Я была рада тому, что Бриджид не полетела с нами. Иначе она все время перебирала бы свои четки, крестилась и нервировала бы нас всех при виде этой девочки за штурвалом самолета. И я надеялась, что она не промотает накопленные за всю ее жизнь сбережения в бурном увлечении покупками.

Джейкей ожидал нас на небольшом аэродроме, он выглядел точно так, как его описывала Шэннон: среднего роста, коренастый, с гладкими, зачесанными назад каштановыми волосами и с мягкими карими глазами за очками в золотой оправе. На нем были хорошо выглаженные джинсы и синяя рубашка с закатанными рукавами: Но даже за рулем своего «Лендровера» он выглядел неуклюже, как человек, которому больше пристало бы сидеть за письменным столом. Трудно найти слова для описания Джейкея Бреннэна. Я догадывалась, что он человек, живущий в строгом соответствии с собственными правилами поведения, – я знаю людей такого типа: они готовы разлететься на куски, лишь бы не выходить за эти рамки. Бреннэн оказался более чем любезен – был по-настоящему гостеприимен и чрезвычайно почтителен с Шэннон. Не проявил ни малейшей фамильярности: пожал ей руку так же официально, как мне и Эдди, и как хороший хозяин рассказывал о достопримечательностях, мимо которых мы проезжали по пути на его ферму, стоявшую на берегу залива Лонг-Айленд.

При виде его ранчо я улыбнулась. Оно было больше похоже на ирландскую ферму, чем на американскую. Пара огороженных полей, тщательно возделанный участок под овощами, немного цветов и низкий белый дом, вцепившийся в участок земли в постоянном страхе перед готовыми снести его атлантическими штормовыми ветрами.

– Здесь нет ничего особенного, – извиняющимся тоном заметил Джейкей, – но это превосходное место, где можно укрыться от крысиной гонки.

– Убежище, – тихо заметила Шэннон, и они улыбнулись друг другу, вспомнив о том, как он когда-то предложил ей этот дом именно по этой причине.

Шэннон рассказывала мне о его давней жизни на ферме в Южной Каролине, и я подумала, что, может быть, он просто стремится к своим корням, поселившись на этой чистой, небольшой ферме, на которой не нужно работать, чтобы обеспечивать свое существование, как это было на ферме его юности.

Интерьер дома был очарователен, в нем было легко и уютно. Старые диваны были покрыты какими-то специфически мужскими пледами, горели лампы под зелеными абажурами, а у большого камина лежало несколько поленьев, более походивших на бревна. Можно было представить себе, как приятно посидеть вечером у огня. Он вырос в моих глазах, а когда рассказал нам, что купил дом целиком, с мебелью, у одного писателя, который не мог больше жить в затворничестве, я рассмеялась, вынужденная снова пересмотреть свое мнение о нем, вернувшись к нейтральной оценке. Было трудно понять человека, который как бы готов носить одежду другого и жить в его доме.

Джейкей выразил надежду, что мы останемся у него на ленч, но я быстро отклонила эту идею, потому что, как только он узнает действительную причину нашего появления, возникнет неловкость и он, возможно, пожалеет о своем предложении.

На этот раз инициативу проявила Шэннон. Она твердым голосом объявила:

– Моди и Эдди и мы с Джоанной Бельмонт думаем, что мой отец был убит. Нет, не думаем, мы знаем это. И мы решили выяснить, кто это сделал.

– А я думал, что вы уже отказались от этой мысли, – проговорил он с озадаченным видом.

Шэннон покачала головой.

– Теперь я уверена в этом еще больше. Особенно после того, как мы получили доказательство того, что Брэд и Джек обкрадывали отца.

Она взяла контракты и передала их Джейкею.

– Вы видели это когда-нибудь раньше? – спросила она.

Джейкей пробежал глазами документы и покачал головой.

– Нет. Но это не значит, что они незаконны. Партнеры часто подписывают контракты, даже достаточно крупные, хотя Джек обычно занимался поставщиками и подрядчиками. Знаете, все эти балки, мрамор, лифты… Но, Шэннон, вы же знаете, как ваш отец ненавидел все то, что он называл кабинетной работой. Это было, кстати, одной из причин того, что он нанял меня для рутинной работы с контрактами и письмами, желая освободить себя от нее. Ваш отец был инженером, и ему нравилась его профессия. Три четверти своего времени он проводил на стройках, а остальное тратил на выпивки и обеды с банкирами, уговаривая их ссужать ему все больше денег. И ему, черт побери, удавалось и это.

– Наверняка все контракты перед подписанием визировали его поверенные, – высказала я вслух только что пришедшую в голову мысль.

– Обязательно, – без колебаний согласился Бреннэн. – Но, как мне показалось, в этих контрактах нет ничего неправильного.

– За исключением того, что были приобретены бросовые земли, – резко заявил Эдди, и Джейкей посмотрел на него с удивлением.

– Это компетенция партнеров, – заметил он, пожав плечами. – Вам следует поговорить с ними. Мне же об этом ничего не известно.

– А что входило в вашу «компетенцию», господин Бреннэн? – с язвительным любопытством спросила я, недоумевая, почему Бобу О'Киффи понадобился этот ничем не примечательный человек.

– Наверное, я был для Боба чем-то вроде робинзоновского Пятницы. Я делал все, чем он не хотел заниматься сам. Каждый день, каждый месяц это было что-нибудь новое. То он посылал меня в Италию выяснить, почему задерживается отгрузка мрамора, или в Лондон для переговоров с каким-нибудь банкиром. Или в Питтсбург для подыскания какого-нибудь нового поставщика стальных балок. А то и в Гонконг для ознакомления с опытом или же в Сидней или Тимбукту для контроля за ходом строительства. Я делал за него все, на что его самого не хватало. Порой случалось, мне в голову что-то приходило раньше, чем он успевал высказать ту же мысль. Иногда он говорил, что мы похожи на близнецов. Мы знали очень многое друг о друге.

Я подумала, не знал ли Боб слишком много о Джейкее в ту ночь, когда был застрелен, и внезапно спросила:

– А не вы ли убили своего босса, господин Бреннэн?

С виду потрясенный этим вопросом, он возразил:

– Боже мой, как вы только могли такое подумать? Боб О'Киффи открыл мне дорогу в бизнес. Он подобрал меня буквально на улице, когда у меня никого не было.

Джейкей подошел к окну и, ссутулившись, уставился на бледное море, лизавшее неровный берег.

– Мне очень жаль, если я вас расстроила, Джейкей, – быстро проговорила Шэннон. – Именно об этом мы должны были вас спросить. Вы же знаете, мы проводим расследование.

– Сыщики-любители, – добавила я с лучезарной улыбкой.

Он казался искренне расстроенным, и, хотя я не могла понять хода его мыслей, у меня не было такого ощущения, что убийца именно он.

– Может быть, мы изменим наше мнение в отношений ленча, – предложила я, чтобы разрядить обстановку.

Лицо его засветилось, и он поспешил зажечь огонь под шампурами с шашлыком. Я заметила, что салат уже был приготовлен и что куски меч-рыбы уже лежали в маринаде, и поняла: он надеялся на то, что мы задержимся.

Эдди и Шэннон расслабились, и мы распили бутылку калифорнийского вина под эту превосходную закуску. Потом мы пошли прогуляться по саду, осмотрели по-солдатски четкие ряды лука, моркови и картофеля, каре бобов и гороха, плети которых поддерживали деревянные подпорки, и огромные кабачки.

– Стоит не последить за ними день или два, как они перерастают, – извиняющимся тоном заметил он, хотя было видно, что его кабачки давно были предоставлены самим себе.

Бреннэн отвез? Нас на автомобиле на аэродром, и, когда мы оторвались от земли, мне было видно, как он, сидя в своем белом «лендровере» и прикрыв рукой глаза от солнца, смотрел на уходивший в небо самолет. Я восхищалась Джейкеем.

Мы молчали все время, пока летели обратно в Манхэттен, и каждый мрачно думал о том, что мы не продвинулись ни на шаг с начала своего расследования. Пока мы ехали к отелю среди массы скопившихся в час пик машин, я извинилась перед ними обоими.

– Возможно, я вела вас по ложному следу, – говорила я. – Видно, я просто докучливая старуха, и теперь вы, наверное, в этом окончательно убедились.

Они рассмеялись, просили меня не говорить глупостей и уверяли, что мы все вместе блуждаем в неизвестности в поисках истины. И что, в конце концов, благодаря Джоанне мы уже убедились в том, что Брэд и Джек негодяи.

– Едем обратно в Нантакет, – предложил Эдди Шэннон. – Может быть, там найдем ключи к разгадке тайны.

Я помахала им на прощанье рукой, выйдя из лимузина у подъезда «Ритц-Карлтона», и они поехали обратно в аэропорт. Мне было грустно, но я была рада, что осталась одна, так как теперь у меня было время, чтобы всё спокойно обдумать.

В номере я рассказала Бриджид о результатах сегодняшней встречи с Джейкеем Бреннэном, вернее, об отсутствии таковых. Она задумчиво посмотрела на меня и сказала:

– Но вы же узнали об этом человеке только то, что он сам вам рассказал – о том, кто он и что он.

Бриджид была права, и это было так очевидно, что я не могла понять, почему сама об этом не подумала. И все же история его прошлого, которую он рассказал Шэннон, выглядела правдивой: бедный мальчик из плохой среды, чья мать была порочной женщиной, а отец алкоголиком. И лишь бабушка, любившая его, научила его мечтать.

«Мечты – о чем? – недоумевала я. – О прошлом? О будущем?» Существовал лишь один путь выяснить это.

Шэннон как-то говорила мне, что Джейкей родом из Южной Каролины и что он посещал колледж в одном из тамошних городков. Я позвонила портье и попросила заказать для нас места на ближайший самолет.

– В какой город, мадам?

– По любому маршруту, лишь бы попасть в Южную Каролину, – отвечала я, совершенно забыв об огромных расстояниях на Американском континенте.

Поздним вечером того же дня мы прибыли в Чарлстон и сняли номер в гостинице аэропорта. Расположившись, заказали по телефону сандвичи и чай и, полумертвые от усталости, сидя каждая на своей по-царски широкой кровати, молча жевали и смотрели на экран телевизора. День был для нас очень длинным, и уже через полчаса мы обе уснули глубоким сном.

Ровно в девять утра резко зазвонил телефон, и мне продиктовали список всех колледжей штата; их оказалось так много, что я испугалась, как бы у меня не ушла целая неделя, чтобы все их обзвонить. Тем не менее я начала с верхней точки на букву «А» и – везет же! – узнала, что Бреннэн учился в колледже Бунспойнт-Вэлли с 1980 по 1983 года. Это была единственная информация, которую мне могли предоставить, но мы с Бриджид снова привели свой багаж в походное состояние и отправились в прокатном «кадиллаке», за рулем которого сидела я сама, в Бунспойнт.

Это был один из тех захолустных грязных городков, какие не встретишь в центральной части страны; ряд длинных, прямых улиц, по которым мимо бензозаправочных станций катились старые автомобили, да кое-где виднелась реклама «Макдоиалдс» да булочек с сосисками «Уэнди».

Мы разыскали Вэлли-колледж и оглядели беспорядочно разбросанные здания из сборного железобетона, к возведению которых, как видно, не приложил руку ни один архитектор. Большинство студентов в теннисках и в надетых задом наперед бейсбольных шапочках жевали жвачку и глазели на прелестных девушек в мини-юбках.

Они с любопытством уставились на двух старых леди в огромном «кадиллаке» и приветствовали нас аплодисментами, когда мы проезжали мимо них. «Счастливого пути, Божьи одуванчики», – кричали они вслед, и я с удовольствием им улыбнулась.

Из детективных фильмов и романов я помнила, что, если хочешь что-нибудь о ком-то узнать, нужно идти в редакцию местной газеты и просить подшивку за интересующие тебя годы. Так мы и поступили.

Газетенка «Бунспойнт экоу» писала обо всем: от выпускных церемоний в школах и до похорон, от золотых свадеб горожан до арестов за угоны автомобилей или за драки и о мириадах других преступлений, которых, на мой взгляд, было слишком уж много для такого небольшого городка. На ее страницах демонстрировались последние моды и фотографии популярных лидеров футбольных команд бунспойнтского Вэлли-колледжа. Газета издавалась уже пятьдесят лет.

– Должно быть, это одна из старейших газет штата, – сказала нам сидевшая за первым столом бойкая невысокая женщина средних лет и проводила нас в мрачный, душный коридор, где на полках лежали подшивки газеты начиная с первого номера. – Здесь сказано обо всем, – проговорила она, оставляя нас среди обилия пыльных папок, и мы не знали, с какой следовало начать.

Вспомнив о фотографиях выпускников, я начала с года выпуска Бреннэна из Вэлли-колледжа. И увидела его на общей фотографии, полускрытого во втором ряду, среди сорока, или около того, мальчиков и девочек выпуска восемьдесят третьего года.

Мы с Бриджид в волнении вперили взоры в эту фотографию, и я решила, что он как-то странно мало изменился с тех пор. На меня смотрел все тот же гладколицый и гладковолосый коренастый парень в очках. Разве что теперь он выглядел более богатым. Богаче всех своих однокашников. Я готова была держать пари, что это так.

«Насколько он в действительности богат, этот Джейкей? – думала я. – И действительно ли был так уж беден раньше?» Я вспомнила, что его бабка умерла за месяц до окончания им колледжа. Как бы бедна она ни была.

«Экоу» обязательно должна была сообщить о ее смерти. Я перелистала, страницу за страницей, все газеты за два месяца до выпуска Джейкея, а Бриджид просмотрела даже более ранние номера в поисках сообщения о смерти. Не найдя ничего, я разочарованно вздохнула.

– Слава Богу, взгляните-ка, Моди! – воскликнула Бриджид, глядя на меня поверх очков. Палец ее трясся, когда она указала мне на фотографию, помещенную над заголовком: «Местная барменша убита в аллее парка».

Даже по стандартам самых сенсационных газет фотография эта была ужасающей. Залитое кровью тело лежало посреди кучи отбросов и старых ящиков. А рядом была фотография женщины с вызывающе жестким лицом, широкая улыбка которой совершенно не затрагивала ее расчетливых глаз. Ее звали Элма Бреннэн.

– Я помню, он говорил, что она умерла от цирроза печени, – с негодованием проговорила Бриджид.

Она помнила решительно все. Действительно, Шэннон говорила нам, что Джейкей сказал именно так. Что они «однажды ночью обнаружили ее на тротуаре, истекавшую выходившей у нее изо рта кровью».

– Значит, Джейкей лгал; Бриджид, – сказала я, с трудом разбирая строчки отчета о том, как тело обнаружил проходивший мимо владелец магазина, с раннего утра открывавший его для покупателей. И о том, что Элма долгие годы работала барменшей в питейном заведении Реда Рустера на Фэрст-энд-Мэйн и что «ее хорошо знал весь город».

– Что под этим имели в виду? – спросила Бриджид.

– Ну, вы же понимаете. Она была уличной женщиной, – ответила я, продолжая читать, а Бриджид в ужасе всплеснула руками.

Дальше в отчете было написано, что тело перевезли в морг и в тот же день сделали вскрытие. Полиция искала убийцу. Тем временем о происшедшем сообщили ее мачехе и ее сыну, Джонасу Бреннэну, жившим на ферме «Джикилла».

Мы с Бриджид недоуменно переглянулись, когда раскрыли следующий номер «Экоу». «В барменшу неизвестный убийца выстрелил пять раз», – гласил заголовок, и я представила себе, как юный Джонас перекосился, прочитав эти строки. Дальше шли факты личной, нет, скорее публичной, жизни Элмы Бреннэн, известной своей любвеобильной дружбой с многочисленными мужчинами. «Наверное, один из них и убил ее», – таков был бесстрастный вывод людей, опрошенных репортером на улицах города.

В следующем номере «Экоу» на этот раз было лишь краткое сообщение: «Убийство все еще не раскрыто», в заметке из трех строчек было сказано о том, что накануне вечером Элму похоронили.

Я разочарованно посмотрела на Бриджид.

– Не отчаивайтесь, – сказала она. – Может быть, все же нашли того, кто это сделал.

И мы снова стали просматривать газеты, теперь уже за два месяца после убийства, пока глаза едва не перестали различать строчки от усталости. Но это не помешало нам обнаружить еще один заголовок: «Сын под следствием по поводу убийства Бреннэн».

– Господи спаси! – крестясь, выдохнула Бриджид, а я быстро прочла отчет о том, что полиция взяла под стражу восемнадцатилетнего Джонаса Бреннэна и что он был доставлен в ту же ночь в департамент полиции Бунспойнта. Полиция обыскала ферму «Джикилла», но не обнаружила револьвера, с помощью которого было совершено убийство, однако в помещении было найдено несколько дробовых ружей.

Я облегченно вздохнула, увидев в следующем номере заголовок: «Джонас Бреннэн освобожден из-под стражи», – сообщение, напечатанное более мелким шрифтом, чем раньше, как если бы люди уже утратили интерес к смерти Элмы и к судьбе Джейкея. Но мое внимание привлекла последняя строка. В ней говорилось, что бабка Бреннэна, госпожа Айрис Шеридан, сделала заявление прессе, что это было «преступление против ее внука, когда его обвинили в таком ужасном злодеянии». И что он не причастен к убийству Элмы. Она сказала, что полиции следовало бы навести у себя порядок и найти того, кто действительно виноват в преступлении, хотя он, наверное, уже давно бежал из города.

– Госпожа Айрис Шеридан… – повторяла я вслух, глядя на Бриджид.

– Вы не задумывались над тем, каков смысл буквы «К» в имени «Джонас К. Бреннэн»? – задумчиво спросила она.

– О'Киффи? – ответила я вопросом, и она кивнула.

– Пари на мои новые ковбойские сапоги, что это так.

Мы вышли из редакционного коридора, как пара летучих мышей из ада, и горячо поблагодарили женщину за конторкой.

– Вам нужны какие-нибудь копии? – спросила она, и я стремительно вернулась, отметила нужные заметки и с нетерпением ждала, пока снимут фотокопии. Потом мы снова уселись в машину и помчались в Чарлстон, а оттуда вылетели в Нью-Йорк.

Я думала о Шэннон и благодарила Господа за то, что она была в безопасности в Нантакете, с Эдди, потому что теперь я была убеждена в том, что убийцей Боба был Джейкей и что прошлое хватает настоящее, в чем мы сами убедились.