Гала и впрямь волновалась за Данаю, когда та не появилась к завтраку в семь утра. Конечно, не только она не появилась вовремя: другие модели просто повернулись на другой бок, пряча голову под простыни, когда Гала зашла к ним в комнату, чтобы разбудить. А Мэрилин повесил табличку «Не беспокоить» на четырех языках и прибавил: «И вы тоже, Даная Лоренс», а это производило впечатление. С другими происходило то же самое. Казалось, никто не был расположен появиться и наслаждаться удивительным, сверкающим утром. Даже Даная, хотя Гала стучала и стучала в дверь. Наконец-то, так как никто не запирал дверей на острове, она вошла в комнату, окликая Данаю, но ее постель была даже не смята.

Все в порядке, убеждала себя Гала, возвращаясь в бунгало, которое она делила с Джейн, темноволосой моделью. Даная, вероятно, на ногах с пяти утра и еще не вернулась с осмотра местности. Она, должно быть, поняла, что остальные не смогут подняться так рано, и как обычно принялась за дело сама. Горничная уже убрала ее комнату.

Сидя на террасе и потягивая из стакана апельсиновый сок, она смотрела в даль синего, почти спокойного моря, стараясь найти место, где море сливается с небом. Гала представляла, что в райских садах должно быть точно так же. Роскошные цветущие растения спускались со стен, сочные кроны поражали сиянием глубокого зеленого цвета. Сверкающий ясный солнечный свет превращал ландшафт в пиршество красок, чего никогда не бывало в сером, туманном, промытом дождями пригороде Англии. Но если это и в самом деле райский сад, то Маркус должен быть здесь, с ней.

Она не думала, что можно так сильно скучать по человеку, которого знала всего несколько недель, но ей казалось, что они знакомы вечность. Данае, конечно, она не скажет, но Маркус звонил ей прошлой ночью, просто чтобы поздороваться и сказать: «Я скучаю по тебе и я люблю тебя». Иногда, думала Гала, потягивая сок, она чувствовала, что от любви у нее кружится голова. Это было чувство, мягко движущееся по спирали, которое подхватывало, кружило, сначала медленно, а потом так быстро, что захватывало дух, и от счастья и радости кружилась голова. А радость была совсем новым для нее чувством. Вспоминая детство, она не могла припомнить ни одной минуты, когда бы испытывала такую совершенно ликующую радость, как теперь, когда она бывала с Маркусом Ройлом. Иногда, случалось, она была счастлива, как, например, когда работала на Дебби Блекер или когда подружилась с Джейн, это было счастье, но не радость. Это было чувство, которое украшало ее улыбкой и заставляло искриться смехом, переполняло ее сердце удивительными новыми ощущениями в то время, когда они с Маркусом Ройлом, держась за руки, гуляли по Центральному парку или сидели рядом в обтянутом красным шелком кабинете ресторана, поглощая пиццу и запивая ее красным итальянским вином, или когда танцевали, тесно прижавшись, в какой-то мерцающей темноте дискотеки Манхэттена. Что бы они с Маркусом ни делали, это было совершенно необыкновенно. Но любовью они еще не занимались.

Она внимательно смотрела на большую желтую пчелку, которая билась в ее стакане. Взяв ложку, она поймала ее, положила на стол, где та распрямила крылышки и вытянула крошечные лапки, чтобы обсохнуть на солнышке.

Было бы неверно утверждать, что она не хотела заниматься любовью с Маркусом, просто они никогда не заходили так далеко в своих отношениях. Он обнимал ее, они забывались в сладостных поцелуях, пока она не чувствовала себя опьяненной, но Маркус никогда не шел дальше. Он гладил ее короткие гладкие волосы, ласкал лицо, сильные руки касались изгиба спины, а она лежала и ждала той минуты, когда он прикоснется к ее груди, но он никогда не делал этого. И конечно, она не могла прикоснуться к нему первой, просто не могла сделать этого, как бы ни желала.

«Может быть, нужно время, — волновалась Гала, подбирая ключ к разгадке, перебирая в памяти все, что с ней было раньше. — Может быть, это не приходит так сразу и нужно время, чтобы страсть набрала силу и приобрела форму».

Если бы Даная не относилась так отрицательно к ее встречам с Маркусом, она посоветовалась бы с ней. Иногда она чувствовала, будто идет по туго натянутому канату, балансируя между Данаей, которая упрекала ее, что Маркус занимает все время Галы, вместо того чтобы сконцентрироваться на работе и не ездить в Принстон каждую свободную минуту, и Маркусом, который, в свою очередь, говорил, что Даная управляет ею и что пора иметь на все свое мнение и свой образ мыслей. Он просто не понимал, что Даная спасла ее. Без Данаи она шла бы ничем. Что еще хуже, она была Хильдой Мерфилд И видимо, вернулась бы в Гартвейт и работала в местной пивной или где-нибудь в этом роде. И только благодаря Данае она в конце концов стала Галой-Розой. И за это она будет любить Данаю всегда. Не было ничего, чего бы она не сделала для Данаи. Единственная проблема зазналась в том, что не было ничего, чего она не сделала и для Маркуса тоже.

Вздыхая, Гала решила, что пойдет на этот красивый пляж, чтобы искупаться, но потом вспомнила указания Данаи и подумала, что лучше намазать тело лосьоном, надеть рубашку и широкополую соломенную шляпу, устроиться в тени и ждать возвращения Данаи.

* * *

Все вместе они сидели в ресторане на пляже, наслаждаясь изысканным завтраком, главным украшением которого был фирменный напиток «Харбор-хаус», поданный в высоких хрустальных кувшинах. Из-за большого количества фруктов и льда этот напиток выглядел совершенно безобидно и на вкус был очень мягким и приятным, но никто не догадывался, что там была огромная доза вина и рома. Все были в очень веселом расположении духа, когда Даная в белом купальном костюме появилась и направилась к ним.

— Привет, Даная! — поздоровались они, улыбаясь. — Мы здесь с семи часов! Мы ждали тебя. Где твой «Никон», Даная? Искала места для съемок? Все в порядке? Даная, когда мы отправляемся? Мы все здесь в хорошей форме и готовы приступить к работе. Только дай команду!

Они не могли удержаться от того, чтобы не хихикать, а она, не обращая ни на кого внимания, опустилась в плетеное кресло и заказала большую порцию холодного сока. Отодвинув свой стакан, она вызывающе-стойко выдержала их понимающие улыбки.

— Как мне нравятся эти темные круги у тебя под глазами, — прошептал Мэрилин, — и черные, и голубые синяки на руках… д-да, на самом деле, ты выглядишь потрясающе, Даная, это большой шаг вперед. Совсем как настоящая женщина!

На другом конце бассейна появился Вик и, весело помахав рукой Данае, нырнул и поплыл, рассекая воду точными, красивыми движениями.

— Ну, хорошо, а теперь скажи, может, это и есть причина такой счастливой улыбки на твоем лице?

Гала заметила новое выражение теплоты и нежности во взгляде Данаи, когда та задумчиво смотрела на мужчину в бассейне, и ту мягкость и расслабленность, с которой Даная расположилась в кресле. Эта Даная была иной, чем та, которую видели вчера, — напряженная, скрученная в тугую пружину, готовая выплеснуть свою энергию, вложить ее в работу, увлекая за собой, вперед, к новым великим делам. Даная выглядела так же, как Гала, когда она бывала с Маркусом.

Оторвав взгляд от бронзового, крепкого тела Вика, Даная вызывающе улыбнулась:

— Итак, всем нам нужно немного расслабиться, — сказала она, дотронувшись ледяным стаканом до своей пылающей щеки и наслаждаясь ощущением прохлады. Сегодня работать будем вечером.

— О, ура! — развеселились они, подавая знак официанту, чтобы он принес еще кувшин прохладительного напитка. Выпьем за это!

— Одну минуту, вы сказали — сегодня вечером? — спросил Мзрилин.

— Да, конечно, — ответила Даная. думая о пляже в лунном свете, мерцающих волнах и графической четкости пальм на фоне черно-синего неба, представляя Галу-Розу в белом платье, исчезающей в сияющих зеленых сумерках. Она почувствовала знакомый прилив энергии, но на этот раз было и еще что-то — какой-то новый опыт, новое знание, то, чего не было раньше, это найдет свое место в ее работе. Не было ни единой эмоции, ни единого эпизода, которые она не могла бы трансформировать и использовать в своей работе. То, что она испытала прошлой ночью с Виком, только дополнит и обогатит те образы, которые она создает.

Нет сомнений, думала Даная, что Вик изменил ее рабочие планы и нарушил ее равновесие. Длинные, чувственные ночи любви заставили ее, к превеликому удовольствию моделей, позднее начинать работу. За исключением Галы-Розы, которая, рано поднимаясь, раздраженно ожидала на террасе, потягивая сок, как послушная девочка, с семи часов утра.

Даная чувствовала себя виноватой, когда, свежая после душа и объятий Вика, она наконец-то появлялась к завтраку в полдевятого. Конечно, они провели все ночные съемки, сначала засняв закат солнца, потом — сумерки, потом — темно-синюю звездную ночь, сидя вокруг маленького костра, который заботливо организовали служащие отеля, потягивая шампанское и ожидая, когда рассвет мягко коснется горизонта. И она поймала тот самый момент, когда Гала-Роза, словно наяда, в летящем жемчужно-сером шифоновом платье, которое легкий рассветный бриз заворачивал вокруг ее тонкого, стройного тела, поднимала к небу лицо, мягко освещенное золотистым, нежно-персиковым цветом первых лучей солнца, и напоминала само порождение рассвета. После такой работы, Даная знала, успех был у нее в кармане, и что бы она ни сделала потом, это было спуском с вершины, но она продолжала работать, фотографируя на пустынных пляжах и у водопадов в джунглях, делая радостные снимки, искрящиеся солнцем и цветами, которые обещали в подарок сияющий солнцем, блистающий, лучший мир, призванные оживить холодные зимние страницы «Вог» радугой красок и жизни.

Не обращая внимания на понимающие улыбки и взгляды группы, каждый вечер она обедала с Виком, желая узнать его и понять. Было бы ошибкой не узнать по-настоящему мужчину, который настолько захватил ее, к которому так влекло, — и ей нужно было постичь его во всех измерениях и в качестве единого целого, того, что представлял собой Вик Ломбарди.

— Расскажи о себе побольше, — просила она настойчиво, когда они, как обычно, потягивали перед ужином шампанское.

Он лениво глянул на нее.

— Что еще можно рассказать? — спросил он, думая, как прелестно она выглядит в этом платье желтого шелка со свободно падающими бронзовыми волосами.

— Каким ты был, когда был маленьким мальчиком? — настаивала она.

— Думаю, таким же, как и любой другой мальчишка нашего квартала — всюду совал свой нос, — отвечал он с усмешкой.

— Нет, в самом деле? Я имею в виду, какие у тебя были цели, желания, стремления?

— Все мои желания сводились к тому, чтобы съесть огромный сандвич от Эмилио Дели — телятина, сосиски и перец, и чтобы это случалось как можно чаще. Хочу сказать вам, дамочка, что это был необыкновенный сандвич!

— Хорошо, хорошо! — восклицала Даная, смеясь. — Сдаюсь! Больше никаких вопросов.

— Ну, тогда моя очередь?

— Что ты хочешь знать? — поинтересовалась Даная, выпрямляясь в кресле и стараясь выглядеть серьезнее.

— Каковы твои цели и стремления? — прищурив глаза спрашивал Вик, потягивая шампанское. — Расскажи, — настаивал он, видя, что она колеблется. — Ты никогда не говорила о себе. Приоткрой завесу.

— Я рассказала тебе о моей семье, моей жизни, — отвечала она, защищаясь.

— А о целях? Об этом ты тоже могла бы рассказать, — сказал он, беря ее за руку, — потому что ты излучаешь это, как огонь маяка. Ты очень целеустремленный, преданный своему делу человек, Даная Лоренс. Просто я хочу знать…

Затаив дыхание, она ждала, что же он скажет, что он хочет знать, но он не продолжал, просто сидел и потягивал шампанское.

— Да, я — очень целеустремленный, преданный своему делу человек, — серьезно ответила она, наклоняясь к нему. — И у меня есть для этого данные, Вик. Мне двадцать семь, и в этом суровом бизнесе я дошла до вершины. У тебя есть хоть малейшее представление, чего это стоит, чтобы оставаться там? Хорошо, итак, в этом году — успех, но разве ты не понимаешь, что я все время должна идти вперед, пытаться использовать все хитрости и приемы мастерства, постоянно продумывать новые идеи, каждый раз сталкивая с пьедестала победителя, чтобы самой занять это место в следующем году.

— Я понимаю, — серьезно ответил он. — Просто я хочу знать…

— Да?

— Стоит ли это того? Фотографии моделей, — пожал он плечами, — развлечение, да. Но это— пустое, поверхностное, сиюминутное, проходящее шоу. В конце концов, Даная, вы всего-навсего лишь продаете платья женщинам, которые с легкостью могут просто пойти в магазин и выбрать их. Я имею в виду, а где же удовлетворение от работы? Что ты получаешь от такой работы? Кроме, конечно, полагаю, хороших денег и собственного имени, напечатанного маленькими буковками на страницах «Вот»?

— Это большие буквы, — зло парировала Даная, — и мой талант чертовски хорошо оплачивается, Вик Ломбарди.

— Уверен, что это так, — вздохнул Вик. Взяв ее руку, он перевернул ее ладонью вверх и нежно поцеловал. Уверен, что это так, дорогая Даная, и ты стоишь этого. Я не умаляю твой несомненный талант или твой ум, но как бы то ни было, мое чтение журналов ограничено «Таймсом», «Ньюсуиком», «Экономистом», когда мне удается заполучить его, а время от времени — «Джейнс Дефенс уикли». И позволь сказать тебе, что чаще всего фотографии из «Джейнс» — это сделанные со спутников снимки атомных подводных лодок или последние модели засекреченных самолетов, заснятые скрытой камерой. Но это не из вашей области.

— Никогда? Никогда не читал «Таун энд кантри», «Харперс базар», «Татлер Хорнерз» и «Куин»?

Выражение невообразимого удивления на ее лице заставило его рассмеяться, и Вик испытывал сожаление, что поставил ее в неловкое положение, но все же ей следовало знать, что мир намного шире, чем фотографии моделей одежды.

— Сколько стоит такая маленькая экспедиция, как ваша? — спросил он, подливая себе шампанского.

— Много. И еще все шампанское, что я могу выпить.

— За свое шампанское я должен платить сам.

— Ты играешь не в ту игру, Вик Ломбарди, — возразила она.

— Забавно, но то же самое я сейчас подумал о тебе.

Было больно, что о ее работе он думал, как о банальной и незначительной, но Даная пыталась дать всему объяснение, убеждая себя, что он пришел из серьезной жизни, где снимки означали выхваченные эпизоды жизни и смерти. Как она могла ожидать, что он поймет и оценит ее успех. А она имела успех там, в реальном мире Нью-Йорка, где это кое-чего стоило. Какое-то время они сидели молча, а потом Даная сказала:

— Мы могли бы просто забыть весь наш разговор?

— Конечно, — ответил он, — и извини меня, если я тебя немного обидел.

— Ну, а как насчет ужина? — спросила она, пытаясь восстановить теплоту атмосферы.

— Это соглашение, которое действует, пока ты обещаешь не говорить о моделях «Вог», а я обещаю не говорить о «Джейнс Дефенс уикли».

— Я и слышать об этом больше не могу, — сказала она с притворным ужасом, перекрестясь.

Но на самом деле она имела в виду их отношения. Она хотела сохранить все точно так, как было — страстный роман на острове, обреченный, как роман на корабле, который закончится, как только они вернутся к повседневной жизни. Но как бы то ни было, она хотела насладиться каждым мгновением.

* * *

Было раннее воскресное утро, седьмой день, и как хотел этого Господь, Даная запланировала, что в этот день они отдохнут. Она собиралась провести весь день и всю ночь с Виком, обследовав остров на джипе, который они взяли напрокат, остановившись на одном из маленьких постоялых дворов острова. Они будут только вдвоем, избавившись от всех остальных, постоянно следящих за ними, делающих саркастические замечания и вставляющих шпильки. Все они должны были уехать с острова в четверг, но Даная выкинула это из головы, отказываясь признать этот факт, пока не настанет время.

Они спали, обнаженные и теплые, она оплела его ногами, он обнимал ее, их тела слились в идеальной гармонии, когда зазвонил телефон.

— Господи! — воскликнул Вик, преодолевая несколько пластов сна и хватая телефонную трубку. — В чем дело? — взмолился он.

Даная отвела волосы от глаз, опершись локтем, глядя на него, пока он делал торопливые пометки в блокноте.

— Хорошо, — сказал он, — хорошо, Билл. Да, понял. — И добавил: — Я буду там, увидимся, дружище.

Откинувшись снова на подушки, он уставился в потолок.

— Что случилось, дорогой? — спросила Даная. Но она уже знала, в чем дело.

— Первым рейсом я улетаю обратно в Барбадос, — бесстрастно ответил Вик, — а оттуда— в Лондон, далее — в Дели. В Амритсаре опять волнения, и они хотят, чтобы я был там.

— Понятно, — ответила она, стараясь сдержать свои чувства, готовые прорваться наружу. — Да, тогда тебе нужно собрать вещи. Я хочу сказать, что времени у тебя не так много. Я лучше помогу тебе.

— Все в порядке, — нежно произнес он. — Я привык делать это сам. За многие годы я научился делать это очень хорошо.

— Разумеется, — пробормотала она, садясь, завернутая в простыню, изо всех сил стараясь не расплакаться. Господи, это смешно… Он был просто парнем, которого она встретила на острове, и он совсем не был ее типом мужчины. Если бы она познакомилась с ним в Нью-Йорке, у них не нашлось бы и нескольких слов, чтобы сказать их друг другу. Вик был представителем своего мира, а она — своего. Разве прошлой ночью он не объяснил ей этого очень доходчиво?

— Почему ты должен делать это? — Слова вырвались у нее, прежде чем она успела остановиться. — Почему ты должен уезжать, рисковать своей жизнью?

— Дорогая, — Вик осторожно обнимал ее, будто она была сделана из тончайшего драгоценного фарфора и он боялся, что она разобьется. — Я журналист. Это моя Работа. Это моя жизнь, Даная.

— Я понимаю, — вспыхнула она, слезы жгли глаза — У тебя своя жизнь, и наши дороги просто никогда не могут пересечься, кроме как на нейтральной территории, вроде этой.

— Ты тоже сама выбрала свой путь, дорогая, — сказал он, держа ее за плечи и глядя ей в глаза.

— И ты презираешь его! — закричала она, позволяя гневу скрыть ее отчаяние перед разлукой с ним.

— Нет, не презираю, — осторожно ответил он, — просто хочу понять.

А потом он торопливо собрал вещи, и меньше чем через полчаса она стояла на террасе, наблюдая, как джип увозит его в аэропорт, и дальше — на Восток. И из ее жизни.