Совершая привычный обход студий «Имиджис», Джесси-Энн печально думала о том, куда подевались радость и подъем. Дела шли прекрасно, слово «Имиджис» было на устах всего города, несмотря на то что они, как на качелях, раскачивались между черной и красной границами неплательщиков банка. Разве она не достигла успеха во всем, чем пыталась заниматься? В своей работе моделью? В «Имиджисе»? В браке и материнстве? Чего еще, спрашивала она себя, может желать женщина? Тогда почему не давало покоя это маленькое, беспокойное сомнение? Почему, когда «Имиджис» нуждался в ней, она стала сомневаться, а нужно ли ей ее детище?

Она скажет Каролине, что собирается меньше заниматься работой, решила она, когда шла в свой офис. А потом постарается убедить Харрисона сделать то же самое. Сейчас их разделяло огромное расстояние. Он был в Японии две недели, и она скучала по нему, как сумасшедшая.

Дверь в ее кабинет была открыта, и Лоринда раскладывала огромное количество бумаг на ее столе.

— Привет, Лоринда! — поздоровалась она. — Еще работа для меня?

— Несколько счетов. Я бы хотела, чтобы вы отдали распоряжение, прежде чем я оплачу их, — ответила Лоринда, отводя глаза от большого коричневого конверта, который она только что положила на поднос с корреспонденцией Джесси-Энн. Это был конверт с вырезками из газет, который она перепаковала, чтобы Джесси-Энн не узнала его.

Сев в большое голубое кресло, Джесси-Энн взяла счета и на некоторых проставляла свои инициалы, чтобы Лоринда знала, что их можно оплатить, а некоторые откладывала, чтобы их просмотрела Каролина. Когда она возвращала их Лоринде, она увидела большой коричневый конверт.

— Что это? — спросила она, улыбаясь. — Надеюсь, не счета?

— Не знаю, — пробормотала Лоринда, направляясь к двери, — когда я вошла, конверт уже лежал. Хорошо, спасибо, Джесси-Энн.

«Лоринда сегодня немного резка, — думала она, вскрывая большой конверт, — и ужасно торопится. Может быть, мы слишком загружаем девушку? Лучше потому переговорить об этом с Каролиной». Насколько она недолюбливала ее, настолько девушка хорошо делала свое дело, и ей не хотелось ее терять. Огромное количество вырезок высыпалось из конверта, и она решила, что это от еженедельной службы, которая присылала все, что появлялось в прессе об «Имиджисе». В замешательстве она смотрела на большое фото Харрисона и Мерри, танцующих щека к щеке в Сан-Франциско, потом еще одна фотография — смеющихся во время обеда в ресторане в Вашингтоне, и еще одна — у элегантного бассейна в Палм-Бич во Флориде. Она недоверчиво просмотрела подборку фотографий и колонки сплетен, задержавшись на фотографии Мерри и Харрисона в Японии за традиционным обеденным столом. На Мерри свободно задрапированное платье, она обнимала Харрисона за шею, прижимаясь к нему щекой. Поза была настолько интимна, что у Джесси-Энн не осталось сомнений, что Мерри знала ее мужа так же хорошо, как и она сама, а может быть, и лучше…

Постоянно присутствующее чувство беспокойства, которое было раньше, выплыло на поверхность и обрело черты паники. Итак, Рашель была права в конце концов! И это послала Рашель? Могла ли Рашель быть такой жестокой, такой мстительной? Рассыпав вырезки по столу, она с щемящим сердцем увидела знакомый красный шрифт.

«Тебе следует вымыть рот с мылом, — шептала она, читая записку. — Ужасный, жестокий, безумный человек». А потом реальность происходящего дошла до нее, и рыдания ключом забили где-то в горле. Горючие слезы полились из прекрасных голубых глаз, и она причитала: «Боже, сделай так, чтобы все это оказалось неправдой, пожалуйста… сделай, чтобы этого всего не было».

Но она знала, что это было, но даже не хотелось думать об этом, потому что было слишком больно. Ей не хотелось думать о Мерри — какая она хорошенькая, и очаровательная, и насколько доступна. И не хотелось думать о том, что Харрисон и Мерри вместе в Японии. Боль потерянной любви волной прокатилась по ней, и она смела вырезки в корзинку для бумаги. Через мгновение она уже проходила через голубые двери «Имиджиса» к такси, чтобы ехать домой. Домой? А был ли ее дом настоящим домом? Она помнила пригородный дом в стиле ранчо, чудесное детство — чистый дом, полный книг, журналов, пластинок, звонящий телефон, вкусные запахи, доносящиеся из кухни, друзья, которые постоянно заходили. Он был совсем обычный — маленький, старый, веселый, настоящий дом.

Слезы заливали лицо, и она вытерла их уже намокшим платком, а такси прокладывало себе дорогу сквозь потоки машин.

— Не расстраивайтесь так, Джесси-Энн, — сказал водитель, узнав ее. — Вокруг всегда найдется полно мужчин! — Он узнал меня, думала она.

Стоя в ожидании лифта, она с гневом думала: «Как Харрисон мог так со мной поступить? Как он посмел? Думал ли он о счастье маленького Джона, когда, чтобы побыть с Мерри Макколл, летел через континенты?»

Дрожа от накопившейся ярости, она влетела в квартиру и сразу же прошла в детскую на второй этаж, нетерпеливо зовя няню.

Джон заканчивал ужин, счастливо запустив пальцы в красное желе, которое стояло на подносе. Няня с удивлением смотрела на лицо Джесси-Энн со следами слез.

— Упакуйте все, няня, — скомандовала Джесси-Энн, целуя Джона и вытирая желе с его лица. — Мы уезжаем.

Няня с тревогой смотрела на нее: миссис Ройл выглядела очень расстроенной и совсем не походила на себя. Что-то произошло, она поняла это.

— Но, миссис Ройл, мы уезжаем в отпуск?

— Не в отпуск, няня. Просто упакуйте все вещи Джона, его игрушки… все. Мы уезжаем отсюда надолго.

Няня почти почувствовала, как бледнеет.

— Но, миссис Ройл, это слишком неожиданно. Я не смогу вот так, сразу, все собрать. И разве нам не нужно подождать мистера Ройла и поговорить с ним?

— Мы не будем говорить с мистером Ройлом.

— Мне необходимо время, — протестовала няня, зная, что подтверждаются самые худшие опасения относительно молодой миссис Ройл. Молодая женщина была слишком эксцентрична, металась и разрывалась между домом, работой и маленьким Джоном. Нет, решила няня, в этом не было ничего хорошего.

— Возьмите прислугу, чтобы они помогли вам, — сказала Джесси-Энн, снимая трубку и набирая номер отеля.

— Но, мадам, я думаю, что нам все же стоит поговорить сначала с мистером Ройлом. — Голос няни совсем затих, кода Джесси-Энн выразительно взглянула на нее. — Или, по крайней мере, с миссис Рашель Ройл.

— Через час мы уезжаем отсюда, няня. Будьте готовы, — сказала Джесси-Энн.

Через полтора часа она и Джон с дюжиной чемоданов и огромным количеством коробок с игрушками и недовольной няней переехали в лучшие апартаменты отеля «Карлайл».

Джон возбужденно бегал из комнаты в комнату, раскрывая буфеты, шкафы, и крутил кран биде в ванной до тех пор, пока струя не взлетела так высоко, что чуть не достигла потолка. Няня выглядела несчастной, и чтобы успокоить свои английские нервы, ей требовался чай. А Джесси-Энн заперлась в роскошной безликой спальне и плакала.