Теперь, когда Успех с большой буквы наконец-то заслуженно буквально упал ей в руки, Даная решительно настроилась жестко требовать и ждать, пока получит именно то, что ей с самого начала было нужно. Взяв своим девизом странное изречение: «Начни, чтобы продолжить», Даная решила, что ей необходимо все самое лучшее. Это не означало, что с ней будет трудно, хотя, если потребуется, она станет непробиваемо трудной. Инстинктивно она понимала: чтобы оставаться на вершине, надо окружать себя только лучшими людьми. Она работала только с лучшими моделями, и это совсем необязательно были известнейшие модели, но те, которые она считала лучшими. Кроме того, она ввела правило, по которому все места для съемок выбирает она сама. Даная следила за появлением фотографий Галы-Розы, дозируя их, как сахар во время войны, отвергая посредственные и демонстрируя свою протеже в самых выгодных для модели ситуациях, но даже при этих условиях делала это время от времени, потому что слишком хорошо знала, как Нью-Йорк может мгновенно, с жадностью поглотить свежее, непримелькавшееся лицо, а потом выплюнуть его, пресытившись и потеряв к нему интерес спустя шесть месяцев, потому что его слишком часто использовали.

И конечно, только она фотографировала Галу-Розу.

Крошечный островок Харбор — место, которое Даная сочла вполне подходящим своей новизной и тем, что он не входил в число избитых мест, а это соответствовало стилю Данаи и могло оживить январский выпуск «Вог» сиянием солнечного света и роскошью пляжа. Итак, Даная со своей свитой, состоящей из четырех моделей, молодого парня, который занимался макияжем, Изабель, которая всегда выполняла макияж Галы-Розы, парикмахера и стилиста Гектора, редактора отдела мод журнала «Вог» и помощника Данаи, а также одежды, шляп, аксессуаров, обуви, украшений и аппаратуры для съемок, летели туда. Через иллюминатор неожиданно накренившегося самолета Даная увидела захватывающую дух картину — море, переливающееся десятью оттенками голубого, обнимающее восхитительно изогнутый, ослепительно-белый пляж, окаймленный пальмами. Внизу лежала аквамариновая лагуна, кристально-прозрачная, а медленные волны контрастировали с выложенным черной плиткой бассейном, принадлежащим единственной на острове гостинице — «Харбор-отелю». Бунгало роскошной гасиенды соблазнительно раскинулось между морем и лагуной, предлагая всем комфорт прохладных, выложенных терракотой холлов.

Маленький самолет нырнул еще раз, вызвав у всей группы возгласы притворного страха и смех. Неожиданно в иллюминаторе Данаи исчез пляж, и он обрамлял теперь только застывшее, без единого облачка небо, сверкавшее, как голубая эмаль, на ярком дневном солнце. Успех пришел так быстро, думала она, глядя на голубизну, что иногда чувствовалось, что, если она хоть на минуту задумается о нем, этот хрупкий каркас может разрушиться. Ее жизнь была вихрем, состоящим из действия — но созидательного действия. Броди Флитт как бы перенес ее в другую реальность. Это ее концепция, ее фотографии привлекли внимание всей страны. Не все было, конечно, так гладко, — некоторые влиятельные группировки подняли волну критики, возражая против ее эротических произведений, которые украшали шоссе и улицы городов десятиметровыми щитами. Но дурная слава только разжигала интерес к ней в сфере рекламы, одежда Броди Флитта продавалась в несметном количестве.

Сам Броди пригласил ее поужинать в дорогой ресторан — для Данаи Лоренс, великолепного фотографа, ничего другого, кроме самого лучшего, как он сказал. Весь ужин он держал ее за руку, хотя она жаловалась, что ей трудно так есть, но они выпили много шампанского, много смеялись, и ей было хорошо с ним, как ни с кем другим — кроме Брахмана. Но все же ей не хотелось, чтобы отношения зашли дальше дружеского рукопожатия и прощального поцелуя.

— Это потому, что я просто грубый панк из Бронкса, — грустно пробормотал Броди, когда она проводила его до дверей своей квартиры и попрощалась, решительно сказав: «Спокойной ночи».

— Я не знаю, как обращаются с такой девушкой, как вы. Вот в чем дело. Разве не так?

— Броди, — вздохнула она, — забудь о парне из Бронкса. Ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что ты — привлекательный, чувственный мужчина, мужчина, который созидает, мужчина, который прекрасно ладит с самыми изысканными дамами. Если они не жалуются на тебя, почему что-то должно не нравиться мне? Ты обворожителен, Броди Флитт, и ты знаешь об этом!

— Тогда почему, если я так чертовски обворожителен, ты не разрешаешь мне остаться?

Выражение оскорбленной невинности на его лице заставило ее рассмеяться, но она стойко придерживалась своего решения, хотя Броди был очарователен, интересен и крайне привлекателен. Но она поклялась вложить всю энергию в работу. И кроме того, знала, что с Броди будет много хлопот, он станет слишком много требовать — слишком много времени, слишком много страсти, слишком много энергии. В любой другой момент своей жизни она сказала бы «да», но теперь это могло быть только «нет».

— Домой, Броди, — сказала она, выпроваживая его. — У меня много работы завтра.

— У меня тоже, — пожаловался он.

— Тогда нам обоим стоит хорошенько выспаться, не так ли? Спасибо за чудесный вечер. Ужин был великолепен, и с тобой было необыкновенно хорошо.

— Женщина, живущая карьерой! — пожаловался Броди, засовывая руки глубоко в карманы и направляясь к выходу по коридору. — Позвони мне, Даная, когда работы будет поменьше, — бросил он через плечо.

Иногда после долгого рабочего дня, одна в своей квартире, все еще переполненная энергией и возбуждением, Даная подумывала о том, чтобы позвонить ему, но Броди был не из тех, кто удовлетворился бы одной случайной ночью. Поэтому дело кончилось тем, что она ему так и не позвонила и вместо этого проводила вечера с Галой.

У Галы была теперь своя квартира в том же доме, что у Данаи, так что она могла все еще присматривать за ней, да и Гала говорила, что более уверенно чувствует себя, зная, что Даная здесь, только двумя этажами выше. Бедная, неуверенная, маленькая Гала! Она так неохотно покидала студию Данаи, опасаясь одиночества, но когда на сцену вышел Маркус, ее взгляды изменились.

Даная совсем не рассчитывала, что в жизнь Галы-Розы так скоро войдет любовь, как бы там ни было, она всегда думала о Гале как о своей собственности. Она говорила ей, как следует выглядеть, что надевать, как вести себя с журналистами, какие вечера посещать. Даная выбрала ей квартиру и контролировала ее диету. Гала-Роза была ее собственностью — пока не появился Маркус Ройл.

Было удивительно, как Маркус повлиял на Галу и изменил ее, раздумывала Даная, пока самолет, подпрыгивая, бежал по пыльной белой дорожке. Она даже встречалась с Маркусом пару недель назад, не особенно спрашивая разрешения Данаи, несмотря на то что на следующий день предстояла очень ответственная работа для «Вог». Данае пришлось провести бессонную ночь, слоняясь по квартире, а Гала вернулась в шесть утра, совершенно обессиленная, с тенями под серыми глазами, выглядевшими огромными синяками. Она восторженно рассказывала Данае, что в девять они ужинали, потом танцевали в этих фантастических клубах, которые великолепно знал Маркус, в трех разных клубах! — а потом поехали завтракать в маленькое кафе, которое открыто всю ночь, и говорили, говорили…

Даная бесстрастно смотрела на нее, сдвинув брови в прямую линию неодобрения, а затем сообщила Гале, что ни с Маркусом Ройлом, ни с кем-либо еще — Данаю не волнует, будь это хоть английский принц, — Гала не будет встречаться вечером накануне работы. Любой работы, не говоря уже о той, которая может перевернуть всю ее жизнь!

— Это самый важный день в твоей жизни, — сердито говорила она, — а ты испортила все, потому что тебя не было целую ночь. Ты посмотри на себя! — Она потащила Галу к зеркалу, заставляя взглянуть на свое усталое отражение, отмечая все следы утомления, пока у Галы не выступили на глазах слезы.

— Ради Бога, не плачь! — Даная порывисто обняла ее. — Твои глаза опухнут, и ты будешь выглядеть еще хуже…

— Что мы можем сделать? — прошептала Гала, прилагая все силы, чтобы подавить слезы раскаяния.

— Мы сейчас же поедем в клуб, — объявила Даная, ведя ее к двери. — Ты двадцать раз нырнешь в бассейн, потом сходишь в сауну и еще раз в бассейн, чтобы охладиться. Потом тебе сделают самый лучший в твоей жизни массаж тела и косметический массаж лица. Выпьешь сок, съешь немного салата и почувствуешь себя так, словно неделю отдыхала.

Все сработало отлично, и на одной фотографии Даная даже использовала синяки под глазами, чтобы подчеркнуть ее взгляд. Гала была одета в короткое блестящее маленькое платье и золотые сандалии на высоких каблуках. Даная велела ей одной рукой небрежно волочить за собой пелерину из соболя, устало опустив голову, как маленькой, утомленной богатой девочке, а другой держать длинную развевающуюся ленточку и шарик. И с тех пор Гала стала совершенно послушной. Но Маркус маячил, как угроза, на горизонте Данаи.

— Мы вернемся к четырнадцатому числу? — спросила Гала на прошлой неделе.

— А в чем дело? — подозрительно спросила Даная. — Что за спешка?

— Просто Маркус хочет взять меня на игру Гарвард — Принстон, — ответила та, вспыхнув. — Я хочу сказать, что ничего страшного, если мы не вернемся. Я не имею ничего против.

— Мы вернемся, — кратко ответила Даная, зная, что для нее это имеет значение. Но ей не нравилось, что ее власть над девушкой постепенно ускользает из рук. Она создала эту девушку. Она должна была пожинать плоды успеха, который принесет новый облик Гале, а не Маркус Ройл! Ей не нужна была влюбленная Гала, она хотела, чтобы Гала работала!

— Разве здесь не прекрасно?! — воскликнула Гала, когда они проходили через маленький, усыпанный гравием двор в белоснежный ангар. — Я никогда не видела таких сияющих красок за всю свою жизнь. После этого Англия начинает казаться несколько блеклой.

— Ты и в самом деле так думаешь? В Англии столько оттенков зеленого в ландшафтах, сколько оттенков голубого в океане. Это просто вопрос твоего видения и твоих фильтров. Хорошо, а сейчас начнем! Пойдемте! — окликнула она свою группу, направляя ее, раздавая приказы помощникам.

— Едем же! Узнайте о машинах, где представитель отеля, нам необходимы карты острова и машины…

— Даная, — вздохнул редактор отдела мод журнала «Вог», сильно уставший Мэрилин, — расслабься. Ведь с остановкой на Майами, а потом в Барбадосе прошло всего двенадцать часов, как мы вылетели из Нью-Йорка. Давай просто поедем в отель, примем ванну, и, ради Бога! — что-нибудь выпьем. А потом я лично пойду и лягу в постель. Завтра мы подумаем о месте для съемок.

— Ты будешь думать о месте для работы завтра, — вспылила Даная, — а я собираюсь подумать об этом сегодня.

Ее маленькая группа мрачно смотрела на нее.

— Эй, Даная! — жалобно взмолился Гектор. — Не будь погонщиком рабов!

Она вспыхнула от злости и всю дорогу в «Харбор-отель» молча сидела в машине. Она не считала себя погонщиком рабов; она была здесь, чтобы работать, и собиралась сделать это лучшей работой, самой превосходной работой в фотографии, которая когда-либо существовала. Она будет работать с каждым разом все лучше и лучше, искать пути, как сделать каждый снимок иным, более драматичным, более дерзким. Она точно решила, что никто и никогда не сможет сказать, что работы Данаи Лоренс стали избитыми. И она была готова отдавать всю энергию и время работе, даже если остальные и не собираются этого делать. Кроме, разумеется, Галы-Розы, которая всегда будет делать то, что скажет Даная.

Бар «Харбор-отеля» представлял собой деревянную террасу с бамбуковой стойкой и высокими стульями, открытую с трех сторон теплой сапфирово-сиреневой ночи. Плетеные столы и глубокие кресла, деревянный вентилятор с широкими лопастями, превращающими теплый тропический воздух в подобие бриза. Вик Ломбарди, принявший душ, побрившийся и наконец-то немного остывший, в белых брюках из хлопка и свободной голубой рубашке, почувствовал, что за последние три месяца он сейчас ближе всего к небесам.

Напиток с ромом, приготовленный лощеным улыбающимся барменом Джулио, был прекрасно охлажден, а перспектива обеда, который будет накрыт за настоящим столом, с настоящими хрустящими льняными скатертями и такими же салфетками, где будут подавать настоящие блюда официанты в белых перчатках, — все это было нечто такое, что следовало смаковать постепенно, как изысканный напиток. Все это явно призывало заказать еще выпить. Кроме того, думал Вик, это даст ему возможность получше рассмотреть эту странную, экзотически выглядевшую компанию, которая появилась полчаса назад и выглядела настолько же истощенной, каким он ощущал себя.

Поэтому он разочарованно наблюдал, как очень скоро они, один за другим, потянулись к выходу, пока не остались одна рыжеволосая девушка и другая, похожая на беспризорного ребенка.

— О, ради Бога, Гала-Роза! — воскликнула Даная, когда девушка еще раз вздохнула. — Ты тоже можешь идти спать. Позвони в службу сервиса и попроси принести сандвич с цыпленком, а потом поспи, а то будешь завтра развалиной.

— Но я думала, что мы не будем завтра сниматься. Разве не надо сначала подобрать место для съемок?

— Конечно, надо, — ответила Даная, разозлившись, — но будет великолепно, если у тебя завтра снова будут синяки под глазами. И помни, что завтра тебе следует избегать солнца, я не хочу, чтобы всюду были следы от бретелек, а Изабель сделает тебе загар, какой нужно, из флакона.

— Но здесь так чудесно, — жалобно заговорила Гала. — Я хочу поплавать и позагорать на солнышке… О, ладно, — поспешно сказала она, поймав раздраженный взгляд Данаи. — Знаю — я здесь, чтобы работать. — Поцеловав Данаю в щеку, она устало побрела по веранде через дышащий сладким ароматом тропический сад обратно, в свое бунгало.

Взяв свой «Никон», Даная навела его на уходящую девушку, придерживая кнопку спуска, пока не определила нужную выдержку, чтобы сделать моментальный снимок Галы, бледной, со светлыми волосами, на фоне темной тропической зелени. Длинный газовый шарф, развеваясь на легком ветерке, казалось, догонял ее… Девушка-призрак в джунглях…

Она скользнула на стульчик у стойки бара, сосредоточенно глядя перед собой.

— Что угодно, мисс? — спросил Джулио, вытирая бокал.

— О, я не знаю, — прошептала она, — чего-нибудь очень много холодного, свежего, очень холодного.

— Попробуйте вот это, — указал Вик на высокий стакан со льдом, фруктами и листочками мяты. — Это вариант коктейля плантаторов.

Зеленые глаза Данаи холодно взглянули на него. Она не была расположена сегодня вечером к болтовне с туристами, единственное, что ей было действительно нужно — это выпить. Хотя этот выглядел несколько иначе, чем обычный загорелый отдыхающий.

Ему лет тридцать, решила она, он слишком маленького роста и определенно слишком худ. У него были светло-серые глаза и темные, слегка волнистые волосы, и выглядел он так, как ощущала себя и она — холодным и уставшим.

— Спасибо, — ответила она, — может быть, я и попробую. Вик смотрел, как она достала из сумки чистую пленку и перезарядила камеру. У нее великолепные волосы, подумал он, красивые глаза, несмотря на то что они несколько холодноваты.

— Это ваше хобби? — спросил он, в то время как Джулио ставил перед ней напиток.

Даная холодно посмотрела на него:

— Конечно, нет.

— Извините, — усмехнувшись, он пожал плечами, — может, если вы поразмыслите немного, то вместо этого напитка закажете горячий кофе — это помогает растопить лед.

Даная решительно направилась в противоположную сторону бара.

— Я просто хочу побыть одна.

— Достаточно ясно. — Осушив свой бокал одним большим глотком и пожелав Джулио спокойной ночи, Вик лениво направился в ресторан. Если даме не нравится его общество, то и он обойдется. Кроме того, единственное, чего ему хотелось — это поужинать. Слишком часто он представлял себе это.

Столовая была точно такой, как он рисовал себе ее длинными, кишащими всякими насекомыми ночами в диких местах Сальвадора, — уставший, с больными ногами, уши наглухо заперты от дневной суеты, но глаза на всякий случай по-прежнему бодрствуют, а мысли в это время бродят где-то вокруг бутылки хорошего шампанского, красиво поданной в серебряном ведерке, с ледяными капельками, стекающими по стенкам. Мечта о барах, которые он знал, или об изысканных обедах в цивилизованных ресторанах была уловкой, к которой Вик частенько прибегал в своих долгих поездках в качестве странствующего репортера телекомпании Эн-Би-Си. Он пришел к выводу, что это позволяет ему сохранять спокойствие и здравый смысл в самых тяжелых ситуациях. И не всегда это были моменты действий — тогда у него не бывало времени на раздумья, он просто старался пригнуть голову пониже и делать свою работу, которая заключалась в том, чтобы получить достоверную информацию и донести ее до людей, дать им возможность увидеть войну, услышать ее звуки, почувствовать запах, вместо того чтобы просто слушать сообщения, смотреть на карту военных действий и пластиковые модели.

Вик Ломбарди бывал в самых горячих точках планеты вместе со своей командой — оператором и звукорежиссером, они работали вместе уже шесть лет, и он не мог представить себе более увлекательного образа жизни. Но когда выпадало несколько дней отдыха, он безусловно наслаждался жизнью.

Из длинного перечня вин он выбрал шампанское «Уинстон Черчилль» 1979 года, с одной стороны, потому, что оно было названо в честь великого стратега, а с другой — потому, что это было великолепное шампанское, которое ожидало его в ведерке со льдом рядом с его столиком и выглядело точно так, как он мечтал все эти недели. Несколько пар спокойно обедали за столами, покрытыми розовыми льняными скатертями, и огромный человек в безупречно белом пиджаке наигрывал на фортепьяно нежные мелодии точно так же, как и тогда, когда Вик был здесь в последний раз. Довольный тем, что в «Харбор-отеле» ничего не изменилось, разве что в лучшую сторону, он занялся меню.

— Вы позволите? — Рыжеволосая девушка стояла рядом с его столом, поправляя несколько спутанные волосы, с улыбкой, полной раскаяния. — Извините, — сказала Даная. — Я не хотела быть грубой. Я подумала, что вы еще один из отдыхающих, который хочет…

Вик рассмеялся, запрокинув голову.

— Что же заставило вас изменить свое мнение обо мне? — спросил он, отодвигая для нее стул.

— Конечно, потом я узнала вас. Так глупо, что я не узнала вас сразу.

— А почему вы должны были сразу узнать меня? Кроме того, на экране я обычно выгляжу таким аккуратным, — добавил он, когда она села.

— Я в самом деле восхищаюсь вашими работами! — воскликнула она, наклоняясь в кресле немного вперед. — Но это, должно быть, ужасно страшно — быть там, когда вокруг рвутся снаряды.

Вик пожал плечами:

— Конечно, страшно, но это — моя работа. Я репортер, а это единственный способ донести информацию до людей.

Даная держала наготове свой «Никон».

— Мне интересно… Я хочу сказать, вы не возражаете? Дело в том, что у вас очень интересное лицо. Вы не возражаете, если я сделаю несколько снимков?

Она смотрела на него с такой надеждой, что Вик подумал, что счастье всей ее жизни зависит от того, сделает она эти фотографии или нет. Он пожал плечами:

— Если это так важно для вас, мисс…

— Я — Даная Лоренс. И это важно. Я профессиональный фотограф. Может быть, вы видели некоторые из моих работ? — Он выглядел озадаченным, и она поторопилась продолжить — Рекламная кампания «Силуэт»? Фотографии Галы-Розы на десятой странице в сентябрьском номере «Вог»? «Авлон-косметикс»?.. Нет?

Ее лицо стало разочарованно-грустным, когда он отрицательно покачал головой, улыбаясь ей.

— Извините, Даная, но я уже так давно за границей, думаю, что я отстал от жизни. Так вот что вы делаете здесь — снимаете коллекцию и делаете подборку?

— Мы приехали этим вечером, но остальные так устали, что легли спать.

— А вы нет? — Вик сделал знак официанту, чтобы тот налил шампанского.

— Я — никогда! Я просто хочу, чтобы стало светло, чтобы я могла поехать и поискать место для съемок. Не могу дождаться, когда же мы начнем! Они называют меня погонщиком рабов, — заметила она со смущением. — Но это только оттого, что я люблю свою работу и хочу того же от них. Особенно от Галы-Розы.

— Это та соломенная блондинка?

— Да, это она. Думаю, что слишком многого хочу от людей. Я жду от них моей собственной энергии, моей преданности делу…

— А я думаю, что они всего-навсего снимают коллекцию одежды.

Даная испытующе поглядела на него. Была ли в его словах доля сарказма?

— Послушайте, Даная Лоренс. Я заключаю с вами сделку, — сказал Вик. — Поужинайте со мной и можете делать любые фотографии.

Даная заглянула в светло-карие глаза, вспоминая, когда в последний раз ей говорил такое мужчина. Томазо Альери в Риме, и как этот вечер закончился.

— Да это сделка! — согласилась она, смеясь.

— А что в этом смешного? — удивился он.

— О, ничего… Ничего, действительно ничего, — ответила она, все еще улыбаясь.

— Тогда вам стоит попробовать улыбаться чаще, — ласково сказал он. — Это идет вам, мисс Лоренс.

— Расскажите мне о себе, — попросила она, приступая к воздушному, как пух, муссу из рыбы, пойманной утром. Потягивая изумительное шампанское и слушая его рассказ, она решила, что ей и в самом деле нравится его облик: смуглая кожа, сильное, стройное тело. Нравилось его чувственное лицо с твердым подбородком, мелкими морщинками, лучившимися вокруг глаз — молодых, много видевших глаз, которые она хотела поймать на пленку. И ей хотелось снять бокал из-под шампанского, который был сжат его рукой, как хрупкий цветок.

Опершись на локти, Даная восхищенно наблюдала, как Вик сосредоточенно поглощает одно блюдо за другим. Она не видела, чтобы кто-нибудь ел с таким аппетитом, с тех пор как Гала-Роза ужинала в индийском ресторане в тот вечер, когда они познакомились.

— Я рожден и вскормлен Нью-Йорком, — рассказывал он, — хотя, как вы, вероятно, догадываетесь, что я из семьи итальянцев-иммигрантов. Нижний Ист-Сайд, затем Бронкс, потом пригород Лонг-Айленд, — в трех поколениях. Конечно, не шикарная часть Лонг-Айленда, — признался он с усмешкой. — Мой отец водил такси. Он достаточно зарабатывал, чтобы мы с братом смогли окончить колледж, правда, денег у него осталось немного, но они с мамой счастливы в своем домике у дороги. Я думаю, он очень доволен, когда видит меня по телевизору, хотя мама из-за меня больше не смотрит новости. Она сказала, что, единственный раз увидев меня, она до смерти была напугана тем адом, который творился вокруг. Она не может понять, почему я провожу свою жизнь, уклоняясь от несущих смерть снарядов в Бейруте или комментируя груду кровавых трупов в Сальвадоре или Индии. Мама молится за меня каждую ночь, — рассказывал он Данае, пока они потягивали шампанское. — И я хочу думать, что это помогает. Это как талисман удачи.

— Но почему вы делаете это? — спросила она. — Зачем рисковать своей жизнью, чтобы сделать телевизионный репортаж новостей?

Вик усмехнулся той самой немного кривой улыбкой, которую она заметила в телевизионных передачах.

— Кто-то же должен это делать. Как же еще мы сможем узнать, что происходит на самом деле? Вы не можете пройти по жизни с шорами на глазах. По крайней мере, если мы показываем миру эпизоды войны, бессмысленность всего этого, невинных людей, которые попадают на эту бойню, это может сделать нас более зрячими, а может… просто, может быть, мы что-то сумеем изменить.

— Так это не просто ради приключений? — настаивала она. Вик допил шампанское и заказал еще бутылку.

— Может быть, и ради этого тоже, — согласился он. — А тем временем я отдыхаю и восстанавливаю силы несколько дней, до очередного круга волнений в Латинской Америке, и мне хотелось бы приятно провести их с вами, Даная Лоренс.

В его нежных карих глазах стоял вопрос, которого Даная избегала, приблизив к глазам фотоаппарат и заключив лицо Вика в рамку объектива.

— Вопрос остается, — заметил Вик, удобно откидываясь назад в комфортабельном кресле.

— Я здесь, чтобы работать, — ответила она глухим голосом.

— А что же с тем огромным запасом энергии? Мы с вами очень похожи, Даная Лоренс. Вы такая же искательница приключений, что и я, но в другой области. Могу поклясться, что мир журналов мод Нью-Йорка более жесток, чем боевые действия в джунглях! Но и искатели приключений должны знать, что работа делает человека скучным.

Вопреки себе, Даная рассмеялась, щелкнув «Никоном».

— Поверните голову немного левее, — скомандовала она, — хорошо… нет, чуть-чуть в эту сторону. Есть! Сделано! Сейчас посмотрите вдаль… Боже, как чудесно вас снимать, у вас такое великолепное лицо, такие рельефные линии…

— Это так вы разговариваете со своими моделями? — требовательно спросил он, протягивая руку и отстраняя ее фотоаппарат.

— Они не так интересны, как вы, — ответила она, — кроме Галы-Розы.

— Конечно. — Он прищурил глаза, поймав ее взгляд. — Хотите потанцевать со мной, Даная?

— Мне бы очень хотелось, — призналась она. Все ее благие намерения неожиданно куда-то улетучились.

Он протянул руку и дотронулся до Данаи, слабый электрический разряд пробежал между ними… Волшебная нить связала их взгляды.

Руки Вика обнимали Данаю, а ее голова покоилась на его плече, когда они танцевали под нежную, чувственную латиноамериканскую музыку, которую исполняла группа из пяти музыкантов, каждый вечер игравшая в ресторане отеля. Совсем не предполагала делать такое, мечтательно думала Даная, ей нужно было в своей комнате планировать работу на следующий день, отдавая делу все свои силы и энергию. Вместо этого она здесь, в объятиях незнакомца, явственно ощущая и осознавая биение его сердца и больше ни о чем другом не думая. Она чувствовала запах его кожи и слабый аромат одеколона, на плече, где лежала ее рука, она пальчиками проследила линию мускулов, а когда подняла глаза, почувствовала, как тонет в новых чувственных эмоциях. Со счастливым вздохом она отвела глаза, положив голову ему на плечо. В ее жизни были и другие мужчины — друзья, любовники, Брахман, — но никогда раньше она не испытывала того, чтобы физическое влечение возникло сразу же. Она чувствовала, что бессильна остановить то, что должно случиться… Более того, ей совсем не хотелось этого делать. На самом деле, если бы ее спросили, чего ей хочется сейчас больше всего на свете, она бы ответила: заниматься любовью с Виком Ломбарди.

Музыка прекратилась, а они стояли, все еще обнявшись.

— Взошла луна, — прошептал Вик, его ладони скользнули вниз по ее обнаженным рукам, вызывая у нее дрожь ожидания. — Не хотите ли прогуляться по пляжу?

Их окутал теплый тропический воздух, держась за руки, они брели по кромке воды. Мелкие, с белой каемкой волны, тихонько шепча, набегали на песок, нежный звук сливался с сухим шелестом пальмовых ветвей и нескончаемым треском цикад. Они замедлили шаг, наслаждаясь красотой пейзажа, красотой, которая — Даная знала — в любой другой момент заставила бы ее потянуться за фотоаппаратом и думать, как использовать эти снимки в своей работе. А сейчас ничто не имело значения — только этот мужчина, и его непринужденность скрадывала напряженность момента и определенность цели. Она повернулась в кольце его рук… а затем Вик Ломбарди уже целовал ее, и ей хотелось, чтобы он никогда не останавливался…

Бунгало «Харбор-отеля» были разбросаны по тридцати акрам земли и находились на большом расстоянии друг от друга, прячась в роскошной зелени бугенвиллей и олеандров. Экзотический аромат распускающихся ночных цветов наполнял воздух, когда, обнявшись, они поднимались по низким ступеням в его бунгало, держа в руках туфли и стряхивая с ног песок, наступая на прохладные терракотовые плитки.

— Душ, — шептала Даная между поцелуями, — я вся в песке.

Вик, целуя ее, расстегивал белую блузку без рукавов, освобождая ее плечи и открывая высокую, с нежными сосками грудь. Он скинул рубашку и прижал ее к себе, и ощущение его плоти на своем теле было нечто большее, чем могла вынести Даная.

— Прекрасная, чудесная Даная, — шептал он, склоняя голову и прикасаясь губами к маленькому коралловому соску… Она застонала, погрузив пальцы в густые, темные волосы, притягивая его еще ближе к себе. Она жаждала принять его в свое лоно, прикоснуться к нему, ощутить его вкус… Она отчаянно желала его…

В роскошной ванной Вик включил душ, и они сняли оставшуюся одежду. Обнаженный, он стоял перед ней, а символ его желания притягивал ее взор, руки, губы. Она не могла противостоять этому. Опустившись перед ним на колени, она пробовала его страсть на вкус, пока он, дрожа, не оттолкнул ее.

— Подожди, подожди, — молил он, подталкивая ее под душ, и настала его очередь опуститься перед ней на колени. С бесконечной нежностью Вик тер губкой ее ноги, смывая песок. Даная, откинув назад голову, стонала от наслаждения, когда он искал, пробовал, изучал ее нежную плоть, лаская ее тело, смывая пыль, влагу и запахи дня.

— Пожалуйста, — молила Даная, — пожалуйста… — Ее тело содрогнулось от огромной, прорывающейся наружу, приносящей боль волны наслаждения, когда он отдал ей свою восставшую плоть, прижимая ее к себе теснее и теснее, наполняя ее страстью… Все еще дрожа, они слились в объятии, стоя под потоком воды, стекающей с головы, смывающей пот, струящейся вниз, охлаждая их тела.

— Даная, о, Даная! — шептал он, осыпая ее лицо короткими нежными поцелуями и отводя назад ее влажные, потемневшие волосы, которые от воды стали ярче. — Ты как старинная этрусская статуэтка, — сказал Вик, отстраняясь от нее, чтобы получше рассмотреть. — Как ты красива, неукротимая, влажная нимфа. Афродита, выходящая из моря… или в данном случае из душа.

Они рассмеялись, разрушив чувственные чары. Вик завернул ее в шикарный огромный белый халат, а на чудесные рыжие волосы накрутил тюрбан из полотенца. Даная, все еще ощущая слабость в коленях, последовала за ним на террасу, глядя на ласково шепчущее, залитое лунным светом море.

Они смотрели на лунную дорожку, бегущую по гладкой морской поверхности, и она повернула голову, чтобы внимательнее рассмотреть мужчину, разбудившего в ней такую страсть, о которой она в себе не подозревала. Профиль Вика вырисовывался на сине-черном небе, и, не освещенный прямым светом, он выглядел моложе и уязвимее. Темные волосы, высыхая, слегка вились, падая на лоб, и он нетерпеливым движением отбрасывал их назад, оборачиваясь, чтобы поймать ее взгляд. Впервые Даная поняла, что ей угрожает любовь.

— Так что же, любимая? — спросил он, приковывая ее внимание взглядом. «Ему стоит только взглянуть так, чтобы дрожь пронзила меня всю», — думала Даная.

— Что? — тихо отозвалась она.

— Мне интересно, что ты думаешь об этом. Это не простая интрижка, Даная Лоренс, ты понимаешь это?

Она кивнула, проведя нежным пальчиком по его лицу.

— Не каждая девушка, которую я встречаю даже после трех месяцев, проведенных в диких местах, вызывает у меня подобные чувства. Это нечто большее, чем естественная реакция тела на милую девушку, это глубокая страсть, нечто, чему я не могу найти объяснения. Единственное, что я знаю — это то, что я не хочу позволить тебе уйти.

Она знала, что он прав, то, что связало их, было настоящей страстью, той, которую воспевают поэты и из-за которой погибают несчастные влюбленные. Но она знала и то, что не должна терять голову, должна помнить, что ее жизнь подчинена карьере… Даная Лоренс, первоклассный фотограф. Это только страсть, уверяла она себя, просто страсть, и все — это не любовь. Но Вику она сказала:

— Не отпускай меня, — и повторила, обвив его руками, прижимаясь сильнее: — О, пожалуйста, не отпускай меня сегодня! — А потом его губы искали ее жадно раскрытые губы, а руки ласкали ее, и волшебство повторилось — под этим ночным теплым небом, под звуки цикад, шум моря его тело снова сияло над ней.