Последние пачки фотографий Данаи, сделанные в горячих точках — на войне на Среднем Востоке, в Африке, в Индии, — лежали на столе у Каролины. Она раскладывала их снова и снова. Ее ошеломили все эти находки фотокамеры — печальные рассказы о человеческой жизни, разрушенных городах, где когда-то жили цивилизованные люди, взрывы юмора среди суровых будней, портреты людей, покалеченных войной, чья жизнь отражалась на терпеливых, гордых без возраста лицах. Мужчины, женщины, дети — камера Данаи захватила момент их восхитительной храбрости и мужества. Фотографии великолепны, думала Каролина. И на самом деле они были красивы и трогательны. Хотя Даная упрямо искала ошибки и недочеты и иногда находила их. Эти фотографии скоро появятся в газетах и журналах всего мира. Их везде ждали с тех пор, как появились ее первые фотографии этой серии еще месяц назад.

Каролина медленно собрала все фотографии, аккуратно вставила их в альбом. Было нетрудно вычислить, где была Даная в данный момент. Нужно просто включить телевизор, посмотреть новости с репортажем Вика Ломбарди. Где был он, там и она. Даная наконец нашла, что хотела, хотя это была незнакомая ей и неровная тропа.

Дверь кабинета Каролины была открыта. Она откинулась на спинку серого кожаного кресла, закрыла глаза и погрузилась в мир «Имиджиса». Она слышала, как недалеко печатали на машинке, как звонил телефон, голос клерка внизу, когда он отвечал на звонок.

Недалеко хлопнула дверь студии, и она услышала взрыв хохота под музыку симфонии Бетховена — Марк Эллис находился в третьей студии, и он всегда работал под музыку Бетховена, несмотря на то что все его модели хотели слушать только Брюса Спрингстина.

Громкие голоса послышались из первой студии, где Фрости Уайт пыталась выбрать мужскую одежду для съемок рекламы фирмы «Авлон». Доносился звук металлических вешалок с платьями, которые везли во вторую студию для съемок новой зимней коллекции Броди Флитта для журнала «Вог». Тихо было только в четвертой студии, но это продолжалось недолго… Морт Фриман должен был прийти в шесть часов, чтобы продолжить работу над каталогом «Ройл». Морту было двадцать четыре года, он родился в Нью-Йорке, и, по теории Данаи, это был самый яркий талант за последние двадцать лет, не считая ее самой. Перед тем как она отправилась снимать на Восток, она пообещала Харрисону, что Морт займется новым каталогом «Ройл».

Кабинет Каролины располагался недалеко от кухни, и она уловила соблазнительные запахи. Шеф-повар готовил ужин на сорок человек, которые будут работать в «Имиджисе» до позднего вечера, но она знала, что он будет превосходным.

Она осмотрела свой кабинет, наслаждаясь тем, что все у нее было в порядке и по делу. Все убрано, все на своих местах, все по-деловому. Солнце просвечивало сквозь легкомысленные сиреневые шторы с оборочками, которые она не могла не купить, в хрустальной вазе на столе стояли восхитительные махровые розы и бледно-розовые пионы, которые ей прислал Келвин. Их тонкий, обволакивающий запах постоянно напоминал ей о нем, и она улыбнулась.

Она вытянулась в кресле, заложила руки за голову, рассуждая о том, как прекрасна жизнь. Этим утром она просмотрела все счета «Имиджиса», и все, все было в порядке! Студия была оплачена на много месяцев вперед, и модели, стилисты, парикмахеры, гримеры пользовались постоянным спросом. Ее идея, зародившаяся, когда они с Джесси-Энн пили шампанское в «Плазе», оказалась очень успешной. До такой степени, что многие брали с них пример. Но Каролина думала, что это не так важно, потому что есть только один настоящий дом моделей «Имиджис». Его штат был подобран по ярким индивидуальностям, темпераменту, стилю, поэтому в «Имиджисе» есть и Джесси-Энн, и Даная, и, конечно, она сама. Да, еще Гала-Роза и Келвин. Две ведущие модели Нью-Йорка.

Келвин, подумала она мечтательно, — ее возлюбленный, любовь всей ее жизни. Келвин всегда будет ждать ее, теперь она была уверена в этом, конечно, когда не будет занят на работе. Да, он любил ее и был очень похож на кота Космосталя, который всегда радостно встречал ее дома, терся о ноги и мурлыкал от удовольствия и любви, в то же время оставляя царапины на ее пальцах. Да, все обычные слова о любви были правдивыми, думала Каролина. Приходится принимать и плохое и хорошее, добрые и тяжелые времена, поцелуи и объятия, а также терпеть и укусы.

Лепестки прекрасного пиона упали мягко на ее стол, и она потрогала их, улыбаясь. Судьба была добра к ней, и она должна быть благодарной «Имиджису» и Келвину. В конце концов, она никогда не ожидала, что все это ей преподнесут на блюдечке с золотой каемочкой, не так ли?