Небо было затянуто тучами, луны не видно, ни ветерка. Фил сидела на софе в прекрасной летней комнате дома Даймонд-Хед и смотрела, как Брэд расхаживает перед ней и что-то говорит. Было четыре часа утра, и она устала, но слушала его, как зачарованная.

— Я хочу тебя, — вновь повторил он, но вместо радостной дрожи она почувствовала трепет страха.

Фил спрашивала себя, что случилось. Он был таким же красивым, сексуальным мужчиной, в которого она так влюбилась в Париже. Разница была лишь в том, что теперь она оценивала его с профессиональной точки зрения. Он открыл ей глубокий, темный провал в своем характере, ей было интересно и страшно одновременно.

Слушая его, она размышляла, что никогда, пожалуй, не влюблялась в Брэда. Ведь она даже не знала его. Это было одним из тех волнующих приключений, которые сгорали, как свечи, сами собой. Она хотела бы никогда не приезжать на Гавайи, тем более теперь, когда он в таком состоянии. Но человек искал сочувствия, открыл ей свое сердце, свою жизнь. Она должна была выслушать его и постараться помочь.

— Я солгал тебе про Обезьяну, — сказал Брэд. — Он сбежал с острова потому, что был виноват в смерти служанки. Ее звали Малуйя. Она была молодой и красивой. Он изнасиловал ее, и она бросилась со скалы. Но каким-то образом Обезьяне удалось похитить маленькую лодку Джека. Мой отец никогда не верил, что он утонул. Он всегда говорил, что однажды Обезьяна вернется и отомстит ему. Арчер сильно пил, и вся ответственность за ранчо Канои легла на плечи Джека. Он выяснил, что их финансы в полном хаосе. Ранчо немедленно нужно было получить вливание капитала. Арчер тратил деньги так, словно завтра никогда не наступит. Но Джек был совсем другим.

Фил встретилась глазами с Брэдом. Она увидела в них отчаяние, которое глубоко тронуло ее.

— Понимаешь, для Джека ранчо Канои было всем в этой жизни. Он ценил его превыше всего. Превыше морали, даже собственной жизни. Как и жизни своего отца.

Джек был в Гонолулу в тот день, когда японцы бомбили Пирл-Харбор. Он сказал, что, когда увидел последствия этого, его переполнило желание мстить и убивать. Он хотел бы быть там и убить этих ублюдков собственными руками. Америка тоже вступила в войну, и стране нужна была финансовая поддержка. Но, благодаря правительству, владельцам ранчо была дана финансовая отсрочка, и Джек пошел служить в Морфлот.

Брэд внезапно засмеялся, его настроение изменилось.

— Бог ты мой, каким он был воякой! — гордо сказал он. — Джек заслужил кучу медалей за свою непроходящую ненависть к врагу. «Никто так не ненавидит их, как Джек Кейн, — говорили его друзья-моряки. — Все, что ему нужно, это убивать».

Арчер дослужился до чина майора, занимаясь канцелярской работой по интернированию японцев с острова, и это оставляло ему много времени, чтобы заниматься делами на ранчо.

Когда война кончилась и со всей остротой опять встал вопрос нехватки денег, Арчер придумал план. Европа лежала в руинах, прошло много времени с тех пор, как умерла его французская жена. Теперь Обезьяна как раз был бы в возрасте совершеннолетия. У них не было доказательств, что Обезьяна мертв, и они понимали, что Арчеру будет сложно требовать наследство во французском суде. Поэтому он взял с собой Джека и выдал его за сына Мари.

Он сказал, что это было нетрудно. Все старые адвокаты и банкиры, помнившие «уродину», уже умерли, и все бумаги давно утеряны. Он просто предъявил им свидетельство о рождении якобы Джонни, и они получили наследство.

— Как видишь, — сказал он, разводя руками. — Они первыми получили все. Может быть, это не было до конца законно, но Джек сказал, что они поступили правильно.

— И ты с этим согласен? — спросила Фил.

— Конечно. Я и сам бы так поступил. — Он нетерпеливо отмахнулся. — Деньги должны были достаться Арчеру, не Франции же!

Брэд вновь начал нервно расхаживать взад-вперед. Собака сидела у двери и ждала команды, но Брэд молчал.

— Они приехали в Париж, — вдруг продолжил он. — Джек сказал, что Арчер был просто пьян своей удачей. Итак, наследство «уродины» было наконец в наших руках. Никто не имел права отнять его у нас. Теперь у нас были деньги на все. На Даймонд-Хед, ранчо.

Джеку тогда было двадцать четыре года, но он знал, что должен получить контроль над ранчо прежде, чем Арчер растратит деньги на игру, женщин и роскошную жизнь, как уже было не раз.

Они сидели в баре «Риц», лили шампанское и поздравляли друг друга, когда Джек заметил роскошно одетую блондинку. Она глядела в их сторону и улыбалась. Она была немолода, но все еще очень привлекательна, и в ней было что-то очень знакомое. Она поймала его взгляд и, оставив свой столик, подошла к ним.

— Вот это сюрприз, — сказала она, целуя Арчера в щеку. Он смотрел на нее с тупым изумлением. Она повернулась к Джеку и сказала: — Последний раз, когда я видела тебя, ты был мокрым, краснолицым ребенком. Должна заметить, ты преуспел с тех пор.

Она поцеловала его и захохотала, закинув голову.

— Ты знаешь, кто я? — спросила она, все еще смеясь. — Я — Шанталь О'Хиггинс, твоя мать.

Джек сказал, что вдруг почувствовал к ней ту же ненависть, что к японцам после бомбежки Пирл-Харбора. Ему внезапно страстно захотелось убить ее здесь же, собственными руками. Он никогда не видел ее раньше, но читал о ней множество грязных сплетен в светских колонках новостей.

Брэд взглянул на Фил и горько сказал:

— Я говорил тебе о том, что мужчины семейства Кейн умеют выбирать себе достойных женщин? Да, Шанталь была первоклассной стервой.

Она рассказала, что приехала во Францию, чтобы потребовать свое имущество в Шаранте.

— Слава Богу, — смеялась она, — немцы очень любят коньяк, и они сохранили все в лучшем виде. К счастью для меня, наши фамильные денежки лежат в швейцарском банке.

Она стояла и смеялась над ними. Потом сказала:

— Я слышала, твоя третья жена оставила твоему сыну миллионы. Кстати, я не сказала вам еще, что встретилась с Джонни. Конечно, он совсем не так красив, как ты, Джек. Но, должна вам сказать, он силен в постели.

Ее насмешливый голос звучал в ушах, когда она повернулась и пошла прочь.

Джек рванулся за ней, но Арчер удержал его.

— Сиди, дурак, — зло сказал он. — Не надо давать ей удовольствия почувствовать, что мы поверили ей.

Но Джек поверил ей. Не похоже было, что Шанталь выдумала историю, чтобы взбесить их. Его проклятый братец жив. И он отымел его мамочку. Он сказал отцу, едва сдерживаясь:

— Когда-нибудь я найду этого подонка Обезьяну. И убью его.

— Да уж, так будет лучше, — ответил Арчер, заказав еще скотч. — Или он явится и потребует деньги. И чье тогда будет ранчо?

Брэд налил себе бренди. Он взболтал жидкость, тупо уставившись в стакан. Фил показалось, что он почти забыл о ее присутствии, так был захвачен своим прошлым.

Наконец он выпил напиток и сказал:

— Джек понимал, что Арчер может спустить это состояние так же быстро, как прочие. Но в этот раз все было записано на имя Джека. Все, что ему нужно, это — ранчо: оно было всей его жизнью. Он дал Арчеру достаточно денег, чтобы жить роскошно, а сам принялся восстанавливать хозяйство.

Джек вложил в ранчо все, что имел. И сделал все, чтобы оно вновь приносило доход. Но он всегда помнил: Обезьяна жив, и однажды он придет за наследством.

Джек много работал все эти годы. В его жизни было много женщин, и они любили его. Все они любят одно и то же. А потом он встретил Ребекку Брэдли на одной из вечеринок в Сан-Франциско. Даже спустя много лет, когда он уже люто ненавидел ее, она оставалась для него самой красивой женщиной.

Ребекка была богата, развращена и очень ценила свое общество. Она свысока смотрела на молодого «ковбоя». «Дикарь», — называла она его насмешливо с самой первой встречи, и Джек сказал, что немало посмеялся, вспоминая Обезьяну и думая об иронии судьбы.

Ребекка была очень элегантной и безупречной внешне, но внутренне она была похожа на него. Она была такой же дикаркой, и Джеку очень понравилось это. Он сказал, что первый раз они занимались любовью на заднем сиденье папиного лимузина.

Они ехали домой с вечеринки, было совсем темно. Шофер сидел очень прямо, не оборачивался, но Ребекка была уверена, что он знает, что творится сзади, и это еще больше возбуждало ее. Ей всегда нравилось это чувство опасности, нравилось, что она может быть поймана. Она хотела заниматься этим в кабинах лифтов, в ванных комнатах, на каком-нибудь многолюдном приеме, на стене вдоль аллеи, как дешевая проститутка.

Брэд посмотрел на Фил безумным взглядом:

— Такой была Ребекка. Она нисколько не изменилась.

Руки его дрожали, когда он наливал себе еще брэнди.

— Но Джек давал ей то, что она требовала, и Ребекка решила, что не может без него жить. Поэтому они поженились пару месяцев спустя. Это была свадьба года в Сан-Франциско. Ее отец был сахарным королем на Гавайях. В Ребекке текла смешанная кровь: это было заметно по ее черным, блестящим волосам и разрезу глаз, но мать ее была из высшего общества и добилась, чтобы их приняли туда.

Брэд замолчал и посмотрел на Фил.

— Подожди-ка, — вдруг сказал он и бросился в холл. Пес метнулся за ним.

Фил содрогнулась, подумав о том, что он только что рассказал. Она поняла, что наконец узнает правду о Брэде, но боялась продолжения рассказа. Ей захотелось, чтобы они были в ее офисе и чтобы Брэд был всего лишь пациентом, а она — доктором. Когда он вернулся с фотографией в серебряной рамке. Фил с тревогой посмотрела на него.

— Вот, — сказал Брэд, указывая на пару, стоящую напротив церкви в свадебных нарядах и улыбающуюся камерам. — Это мой отец. А это — чертова Ребекка.

Он застонал, как от боли, и вдруг швырнул фотографию через всю комнату.

Фил вздрогнула, когда она ударилась об стену и на пол посыпалось стекло. Пес подбежал к тому месту, глухо ворча.

— О Боже! — воскликнул Брэд. Он подобрал поцарапанную фотографию.

— Зачем я это сделал? — отчаянно крикнул он, махая фотографией у Фил перед носом. Она отпрянула в испуге. — А я знаю почему, — кричал он. — Моя мать не была порядочной женщиной. Она была дрянью, дешевкой. Она была безудержна. Все для нее было игрой: друзья мужа, ее собственные друзья, случайные знакомства. Даже после того как я родился, она продолжала веселиться и делать все, что ей хотелось.

Брэд упал в кресло и положил голову на руки.

— Я был прикрытием для ее похождений, — прошептал он сквозь пальцы. — Она обычно везде таскала меня с собой. Конечно, кто будет подозревать женщину в том, что она изменяет мужу направо и налево, если с ней ребенок? Но она именно этим и занималась. Она сделала меня свидетелем, соучастником ее развлечений.

Мой отец проводил большую часть времени на ранчо, а она таскала меня с собой в Сан-Франциско. Мы останавливались там, и я каждый раз думал: «Может быть, на этот раз все будет хорошо. Мы будем вдвоем». Но я едва виделся с ней, только когда она брала меня на «светские развлечения», как она это называла. Она давала мне книги, игрушки и просила, чтобы я был хорошим мальчиком. Она говорила, что им с ее другом нужно пойти в другую комнату, им нужно многое обсудить, поэтому я не должен мешать им.

Брэд поднял голову и безжизненно посмотрел на Фил.

— И я не мешал им, — сказал он. — Я был хорошим мальчиком, образцовым сыном. Я хотел задобрить ее и делал все, что она просила. До того памятного дня, когда я ждал ее слишком долго: два часа, три, четыре — и тогда я испугался. Я прикладывал ухо к двери, но оттуда не было ни звука. Я боялся, что она забыла меня, что она ушла и бросила меня. А может, она умерла… Я тихонько открыл дверь и проскользнул внутрь. Занавески были задернуты, лампа освещала ее сторону кровати. Я увидел ее вещи, разбросанные по полу, и вздохнул с облегчением. Я же понимал, что она не может убежать и бросить меня, не взяв с собой одежды.

Я глядел в темноту. И вдруг увидел их. Она лежала обнаженной, ее черные блестящие волосы рассыпались по подушке. Его голова лежала у нее на груди, он спал. Она повернула голову и посмотрела на меня. Наши глаза встретились. И тогда, все еще глядя на меня, с жуткой улыбкой она начала ласкать его.

Я услышал, как он застонал и пошевелился, и вдруг в испуге бросился бежать вон из комнаты. Ее насмешливый гортанный смех преследовал меня, даже когда я закрыл дверь.

Брэд смотрел на Фил, но она сомневалась, что он видит ее.

— С тех пор ее смех преследует меня. Я слышу его во сне и наяву. И эта улыбка. Это не улыбка матери своему сыну. — Он отчаянно тряхнул головой. — Она была так красива. А после этого мы пошли по магазинам, и она купила себе новуютпляпку, красную с мелкими штрихами. Мы отправились пить чай в ее любимый отель. Там она встретила своих друзей. «Посмотрите-ка, какая я образцовая мать, — смеялась она. — Привожу своего ребенка на чай, — и она опять улыбнулась мне той улыбкой, — а он — хороший мальчик и держит в тайне мамины маленькие секреты». Все засмеялись.

Брэд погрузился в долгое молчание, зажав голову в ладонях. Фил ждала, боясь вздохнуть, чтобы не вызвать новую волну воспоминаний.

Он глубоко вздохнул:

— Много позже, когда они уже развелись, я спросил отца, почему он связался с ней. Он просто пожал плечами и сказал, что сам тоже развлекался, как хотел. Кроме того, она составляла неотъемлемую часть имиджа Кейнов: красавица, прекрасная жена и мать. Я понял, что они странным образом подходили друг другу. Она делала то, что хотела, и он тоже. Он сказал мне, что женщины для него ничего не значат. Он напомнил мне, что единственной значимой вещью в его жизни оставалось ранчо на Канои.

— Не забывай этого, сынок.

И я не забыл.

Отец рассказал мне историю ранчо, как Арчер начинал, про все финансовые трудности, через которые пришлось пройти. И о наследстве, которое не должно было достаться сводному брату.

— Этот проклятый Обезьяна пытался украсть у нас то, что принадлежит нам по праву рождения. Если бы не сметливость твоего деда Арчера, мы с тобой не сидели бы здесь, на богатейшем ранчо в Америке. Я знаю, что должен был убить Обезьяну, потому что костями чувствовал, что он останется жив и будет подстерегать нас, как гремучая змея, ждущая, чтобы ужалить. Он захочет однажды отнять у нас наследство, сынок. Он захочет взять все, что приобрела семья Кейнов за это время: наш торф, земли, всю движимость и недвижимость. Даже само наше имя. Он обязательно придет, и тогда мы должны быть готовы действовать. Быстро и беспощадно.

Брэд спокойно посмотрел на Фил и тихо сказал:

— Я ждал этого момента всю свою жизнь. Фил заерзала на стуле: настроение Брэда от кипящей ярости перешло к спокойному ожиданию беды.

— А как ты думаешь, он действительно придет? — мягко спросила она.

Брэд встал, добавил себе брэнди и выпил одним глотком.

— Не сейчас, — холодно сказал он. — Точнее, никогда больше.

Ледяная дрожь пробежала по спине Фил. Он имеет в виду, что Обезьяна все же возвращался? И он убил его? Она боялась спросить. Ей вдруг стало страшно быть с ним наедине.

— Знаешь, Джек почти до смерти избил Ребекку, прежде чем она ушла от него, — сказал Брэд как бы между прочим. — Он сказал, что ловил ее флирты слишком часто и что-то в нем воспротивилось. Он схватил револьвер и хотел застрелить ее, но она только рассмеялась ему в лицо. Она знала о нем все, и об их семье тоже. «Каков отец, таков и сын», — изрекла она насмешливо.

— О, Господи, — прошептала Фил, боясь спросить, что случилось дальше.

— Ему бы надо было застрелить ее, — сказал Брэд задумчиво. — Но он просто избил ее. Она этого заслуживала. Я подсматривал у дверей и ликовал. Я ликовал, когда она исчезла, и мы остались вдвоем с отцом. Они развелись, и мы уехали на ранчо. Он послал меня в школу, потом в колледж, но я не мог дождаться момента возвращения.

Брэд опять начал ходить взад-вперед по комнате, опустив голову и засунув руки в карманы.

— Больше я никогда не видел свою мать. Арчер умер несколько лет спустя, а позже я узнал, что у Ребекки случился удар. Она еще жила некоторое время, но никто никогда не видел ее. Говорили, что одна сторона ее лица обезображена параличом и превратилась в гротескную маску, а вторая — все еще нормальная, даже красивая. Но она не могла ни ходить, ни говорить. Пару лет спустя она умерла.

Джек утонул в море через год после того, как я вышел из колледжа. Говорили, что он был пьян, но я не верил. Он был хорошим моряком, просто попал, наверное, в один из тех страшных штормов. Я знаю, он выбрался бы, если б смог. Он не оставил бы меня одного.

— Я унаследовал все: ранчо, лошадей, остров, — Брэд горько усмехнулся. — И этот постоянный страх, что Обезьяна вернется. Гремучая змея в самом сердце семьи Кейнов ждет, чтобы напасть.

Фил взглянула на него, не решаясь задать главный вопрос.

— Что ты сделал тогда? — все же прошептала она. Брэд остановился напротив нее. Он взглянул прямо ей в глаза. Потом наклонился к ней и отвел пышные черные волосы от ее испуганного лица.

— О, я хорошо все сделал, — нежно сказал он. Фил вглядывалась в его красивое, нежное лицо, в его чудесные, сумасшедшие глаза. Она вспомнила, как Махони сказал: «Когда-нибудь ты научишься определять под благопристойной внешностью жестоких злодеев. Хотя выглядят они обычными, нормальными людьми, как ты или я. Но знаменитая доктор Форстер лучше кого бы то ни было должна понимать, что на уме у этих людей. Что происходит в темных глубинах подсознания. Что там спрятано за приличной внешностью, шармом, дорогой одеждой. Эти люди избивают жен, издеваются над детьми, убивают. И они — просто люди, как ты и я».

Махони описал человека, стоящего перед ней. Брэд был классическим социопатом, и она, опытный психиатр, была вынуждена признать это.

Фил сжалась, почувствовав его руки на плечах. Испугавшись, что он может заметить панику в ее глазах, она быстро опустила голову. Ей нужно было оставаться спокойной и веселой. И побыстрее выбраться отсюда…

Брэд сказал тем добрым, проникновенным голосом, который она так хорошо знала:

— Бедняжка Фил, я заставил тебя сидеть со мной всю ночь. Смотри, солнце уже встало. Иди спать, любовь моя. Тебе нужно отдохнуть. — Он взглянул на часы и добавил беспечно, так, словно не было этой долгой, изматывающей ночи. — Да, я чуть не забыл. Мне нужно встретиться кое с кем на ранчо завтра утром. Я полечу туда сейчас.

Фил закрыла глаза, пытаясь не шевелиться, когда он целовал ее в лоб.

— Я скоро вернусь, — сказал Брэд своим обычным голосом. — Дождись меня здесь. Никуда не выходи. И не покидай дома. Обещаешь?

Фил тупо кивнула:

— Обещаю.

— Вот и хорошо. — Онулыбнулся. — Теперь я буду доверять тебе.

Фил смотрела, как он идет к двери. Он свистнул пса. Долгая ночь и брэнди не оставили следов на его лице. Он был все таким же красивым, улыбающимся. В своей дорогой рубашке и новых джинсах он выглядел богатым, светским человеком до кончиков ногтей.

Брэд с улыбкой повернулся к ней:

— Жди меня, Ребекка, — сказал он и закрыл дверь.