– Это просто удивительно… – заметил на следующее утро мистер Нельсон, листая свежие газеты. – Половина Европы в огне, а газеты в этом городе продолжают уделять целую полосу Офелии Меридью!
Я разбила скорлупу варёного яйца. Услышав это имя из уст Горация, я невольно вздрогнула. Я вовсе не собиралась рассказывать ему, что невольно приняла участие в этой мрачной истории.
Поэтому я лишь рассеянно взглянула на газету. В то утро мне нетрудно было изобразить вялый интерес. После событий вчерашнего дня я еле двигалась, причём слабость эта, наверное, скорее объяснялась сильным нервным напряжением, чем физическими усилиями, связанными с преследованием и бегством.
Мистер Нельсон, похоже, не заметил во мне ничего странного. Во всяком случае, не стал ни о чём расспрашивать.
Репортёр «Таймс», ссылаясь на источники, близкие к Скотланд-Ярду, сообщал: Офелия Меридью жива и борется за свою жизнь, место, где она находится, держится в тайне, поскольку считается, что ей всё ещё грозит опасность. Сыщики сохраняли предельную скрытность и относительно личности преступника, который только по счастливой случайности не успел завершить своё жуткое дело. По словам репортёра, расследование представляется весьма сложным, и без прямого свидетельства оперной певицы вряд удастся узнать его имя.
И к счастью, никакого упоминания о нас. Похоже, эти деятели из Скотланд-Ярда по-прежнему не сомневаются в виновности Теофраста. Их не могли переубедить даже протесты адвоката Найсбита, который подкрепил свою гипотезу о связи между убийством Санти и попыткой убить Меридью тем фактом, что его клиент находится в заключении.
«Какая досада!» – подумала я. Мы с друзьями не сомневались, что связывал эти факты проклятый испанец! Но он оставался призраком, ведь у него не было ни лица, ни имени. В высшей степени необычная фигура, как сказал Шерлок.
Говорить о нём с адвокатом Найсбитом или со Скотланд-Ярдом было бесполезно: они сочли бы наши слова за фантазию детей со слишком буйным воображением. К тому же следователи Скотланд-Ярда, обнаружив не совсем безупречное прошлое мистера Теофраста, не сомневались в его причастности к опасной шайке уголовников и полагали, что нападение на Меридью – это попытка его сообщников замутить воду и таким образом оправдать его.
Я невольно вздохнула. Сыщики, подумала я, не найдут убийцу, даже если увидят его прямо перед собой!
Я поспешно закончила завтрак и поднялась, собираясь уйти.
– Какие у вас планы на сегодня, мисс? – поинтересовался мистер Нельсон.
– О, пока ещё не знаю, – ответила я. – Но думаю, что опять займусь… тканями.
У него округлились глаза от страха, что снова придётся провести целый день в модных ателье на Сэвил-роу.
– Хочешь пойти со мной? – уточнила я.
– Только если речь идёт о чём-то очень опасном, мисс, и если совершенно необходима моя защита! – пошутил дворецкий.
– Тогда можешь спокойно оставаться тут, мой добрый Гораций! – улыбнулась я ему. – Речь пойдёт о тонких проблемах… одной очень изысканной мастерской!
Посмеявшись, я прошла к выходу и толкнула вращающуюся дверь гостиницы «Клариджиз», чтобы направиться к дому Шерлока.
Лондонское жилище семьи Холмс выглядело очень скромным, но у него имелось такое замечательное преимущество, как небольшой сад, а в нём сарай с садовым инвентарём.
Шерлок превратил его в собственное царство: отвёртки, молотки и пилы, висящие на старых ржавых гвоздях, массивный верстак, развешанные по стенам гравюры с видами охоты и немыслимый сквозняк из щелей, которые юный Холмс собирался закрыть до наступления зимы. Тут-то он и ждал нас в это утро.
Поскольку лупа принадлежала ему, вернее, его старшему брату Майкрофту, Шерлок пожелал первым воспользоваться ею для изучения куска ткани, который Люпен оторвал у бетнельского дьявола, иначе говоря – у испанца.
Для начала он надел пару белых перчаток, тоже, кстати сказать, принадлежащих брату, и, взяв у Люпена лоскут, принялся очень внимательно рассматривать его. Глядя на Шерлока, склонившегося таким образом, на его огромный, увеличенный лупой глаз, я невольно вспомнила знаменитого горбуна из «Собора Парижской Богоматери», придуманного Виктором Гюго, и рассмеялась.
– Что с тобой? – удивился мой друг, опустив на минуту лупу.
– Ничего, Квазимодо… – пошутила я. – Скажи лучше, что ты там нашёл?
Думаю, что в тот день в этом сарае возле дома Холмса я впервые присутствовала при первом расследовании великого сыщика с той самой лупой, с которой впоследствии его так часто изображали. И если рассказывать, как на самом деле это происходило, то… должна признать, что начало оказалось отнюдь не блистательным.
– Это шёлк! – заключил Шерлок Холмс. И добавил: – Дорогой.
Люпен криво усмехнулся, взглянув на меня, а я с трудом удержалась, чтобы снова не рассмеяться. Шерлок продолжал сосредоточенно изучать ткань и время от времени делился своими наблюдениями:
– Это, конечно, не обрывок шарфа, скорее можно предположить, что это кусок подкладки его плаща. И тут есть инициалы, вышитые на ткани. Две буквы – W и R!
Он опустил лупу.
– И это всё? – разочарованно спросил Люпен. – Но ведь W&R может означать всё что угодно…
– Не совсем так, – возразил Холмс, кладя лупу на верстак. – Конечно, это могут быть инициалы тысячи разных имён, но всё же трудно предположить, что имена эти испанские… хотя бы потому, что в испанском языке нет буквы W.
– Меткое наблюдение, – согласился Люпен.
– И это не всё. Подождите, пожалуйста, минутку. – Он вручил нам ткань и лупу и ушёл в дом.
Пока я держала в руках, сама того не зная, самую знаменитую в мире лупу, Шерлок поднялся в комнату брата, открыл там шкаф и вскоре вернулся к нам с одним из двух пальто брата Майкрофта.
Он показал, как пришита шёлковая подкладка, и убедил нас, что лоскут, который Люпен оторвал во время драки с испанцем, точно такой же.
– Как я, наверное, вам уже говорил, – добавил Шерлок, – мой брат твёрдо решил начать политическую карьеру, и поэтому мама отдала ему хорошее пальто моего отца. Тут Шерлок впервые назвал его имя – Сайгер, чью печальную историю я узнала много позже.
– Теперь, – продолжал юный Холмс, – понюхайте, пожалуйста, подкладку этого пальто… а затем лоскут, который раздобыл Арсен. Постарайтесь обострить ваше обоняние и отойти от запаха людей, носивших эту одежду. Сосредоточьтесь на запахе, так сказать… главном – на запахе самого шёлка.
Мне стало любопытно, и я попыталась сделать, как он просил.
Подкладка в обоих случаях имела какой-то общий запах.
– Словно надушена! – воскликнула я. – Какая-то необычная эссенция…
– Превосходно! – одобрил Шерлок, радостно прищёлкнув пальцами – У обеих тканей неповторимый запах дорого индийского шёлка, который привозят из колоний Её Величества, королевы Англии.
Люпен поёрзал на своей скамье.
– Выходит, бетнельский дьявол, даже если он испанец, одевается здесь, в Англии.
– Совершенно верно! И тратит на это немало, – добавил Холмс.
Люпен нервно потёр подбородок, и, глядя на него, я подумала, что любая догадка или умозаключение, которые для нас с Шерлоком представляют всего лишь решение трудной головоломки, для него ещё один шаг к спасению отца.
– Ну, а теперь, когда у нас есть эти инициалы и мы знаем, что плащ сшит в Англии…
– Теперь следует вернуться на Сэвил-роу? – предположил Шерлок.
Я покачала головой:
– Не совсем на Сэвил-роу, но рядом.
Как только Гортензия вышла из дома, я оставила Люпена и Шерлока за толстым тополем и догнала её.
– Миссис Гортензия! Миссис Гортензия, простите!
Портниха остановилась, желая понять, кто зовёт её, и, узнав меня, выразила явное неудовольствие. Мне тоже стало не по себе.
– Вы читали об Офелии? – спросила я.
Она ответила, что да, читала, и это совершенно ужасная история.
Она шла медленно, но решительно, и несла пару пиджаков, завёрнутых в голубую веленевую бумагу.
– Что вам от меня ещё нужно, мисс? – спросила она у первого перекрёстка на Сэвил-роу.
– Похоже, вы совсем не рады, что Скотланд-Ярд нашёл вашу подругу, и даже как будто сердитесь на меня, миссис Гортензия, – заметила я.
– Я нахожу тут странное совпадение, скажем так, – ответила она. И объяснила: – Вы являетесь ко мне домой с вашим дворецким, нагруженным пакетами и пакетиками… – Потом помолчав, добавила, словно подчёркивая, что с моей стороны совершенно неуместно демонстрировать, что кто-то находится в моём услужении: – Расспрашиваете меня о семье Оливии, я рассказываю вам о тётушке Бетти, а потом, на другой день… Мою бедную подругу находят полуживую именно там, в старом доме тётушки…
– Не понимаю, как вы можете думать, будто…
– Я ничего не думаю, мисс! Но я не понимаю, зачем вы опять явились ко мне, – заключила портниха, нервно теребя свой пакет с одеждой.
– Потому что вы единственный человек, который в состоянии помочь мне, – призналась я и рассказала, что веду расследование по поводу случившегося.
Подозреваю, что тот, кто оглушил Офелию в доме на Бетнел-Грин, и тот, кто обвинил отца моего друга в убийстве Альфреда Санти, секретаря маэстро Барцини, это одно и то же лицо.
– Между прочим, у меня тоже есть подруга, мисс. И она лежит сейчас в постели, борясь за свою жизнь. Надеюсь, вы не обидитесь, если я не скажу вам больше ни слова, ни о ней, ни о её прошлом, – сказала портниха.
– Хорошо, миссис Гортензия, – согласилась я. И теперь неловкость почувствовала моя собеседница. – Я не собираюсь расспрашивать об Офелии. Мне хотелось бы только узнать… ваше мнение как эксперта.
Это была полуправда.
Конечно, мне интересно было узнать мнение портнихи с таким внушительным опытом, но больше всего я надеялась, что монограмма W&R на ткани пробудит в ней какое-нибудь воспоминание, связанное с далёкими годами юности Оливии и Гортензии.
И поэтому я тут же показала ей лоскут красного шёлка.
Гортензия посмотрела на него, потом на меня, словно на сумасшедшую.
– Это что? Шутка?
– А вы как думаете?
– Это шёлк лучшего качества, – ответила портниха, рассматривая ткань.
– А монограмма вам что-нибудь говорит?
Женщина задумалась на минутку.
– Нет. К сожалению, совершенно ничего не говорит.
Я закусила губу.
– Это не может быть монограмма какого-нибудь ателье? – продолжала настаивать я, решив во что бы то ни стало добиться ответа.
– W&R? – повторила Гортензия, снова останавливаясь и раздумывая, на этот раз недолго. – Нет. Я не знаю ателье с такой монограммой. Во всяком случае, на Сэвил-роу.
– Может быть, это ателье закрылось, – продолжала я, хотя моя надежда уже совсем растаяла. – Или сменило хозяина?
– Вы не на верном пути, мисс, – ответила Гортензия. – Я работаю здесь всю жизнь и могу заверить вас, что не раз приходилось перешивать старые вещи. Но я никогда не встречала название такого фантастического ателье. А теперь, с вашего позволения, мне нужно отнести мою работу.
– Я остановилась в гостинице «Клариджиз», – смиренно произнесла я. – Если что-нибудь вспомните или передумаете…
– Мне нечего больше сказать вам, мисс. Всего доброго, – распрощалась Гортензия и удалилась по улице портних.
– И что же? – спросили Арсен и Шерлок, когда я вернулась к ним.
– Ноль без палочки, – огорчилась я. – Гортензия уверяет, что не существует ателье с такой монограммой.
– Только этого не хватало! – с убитым видом произнёс Люпен. – Это значит, что сшить плащ из этой ткани могли и в Соединённых Штатах, и во Франции, где угодно!
Шерлок помрачнел. Его вывод о том, что плащ бетнельского дьявола английского происхождения, проваливался. В который раз с тех пор, как начали расследование, мы опять оказались в тупике.
Весь день мы совершенно безуспешно расспрашивали возниц кэбов.
А потом отправились на Чаринг-Кросс в поисках какого-нибудь необычного покупателя широкополой шляпы, но к вечеру отказались от дальнейших розысков, поскольку стало ясно, надо начинать всё сначала. И в этот мрачный осенний день я подумала, что, может быть, мы слишком молоды и неопытны, чтобы самостоятельно вести расследование, и нужно обратиться к кому-нибудь за помощью.
За ужином я всё время наблюдала за мистером Нельсоном, спрашивая себя, стоит ли рассказать ему о наших делах, и выжидала подходящего момента для этого, но он так и не настал.
Мне показалось, что, рассказав кому-либо из взрослых о нашем расследовании, я предам дух нашей маленькой компании.
– Есть хорошие и плохие новости, мисс Ирэн… – сказал Нельсон, когда мы заканчивали ужин. – Хорошая содержится в телеграмме. Ваш отец сообщает, что ваша мама чувствует себя хорошо и завтра или послезавтра они отправятся в путь и прибудут в Лондон.
– А плохая? – спросила я, несколько встревожившись.
– Скажите, не возникал ли среди прочих проблем, над которыми вы ломаете голову, вопрос о том, чем ещё я должен заниматься в этом городе помимо того, чтобы обеспечивать безопасность вам и вашим сомнительным друзьям?
– По правде говоря, нет, мистер Нельсон, – призналась я.
– Ваш отец просил меня подыскать квартиру для вашей семьи, а также для меня.
Я ужасно удивилась:
– Покидаем Париж?
– Похоже, на какое-то время, мисс Ирэн. Мне очень жаль… – и тут Гораций Нельсон превзошёл самого себя, изобразив глубочайшее сожаление, достойное шекспировского актёра, – …мне очень жаль, что вам придётся расстаться со всеми вашими замечательными друзьями и бог знает сколько месяцев провести в этом новом городе… где вы не знаете никого, кроме юного мистера Холмса и мистера Люпена… Конечно, этих двух друзей, может быть, и достаточно, чтобы не скучать, по крайней мере до тех пор, пока на континенте не установится…
Я поцеловала его в лоб, и он онемел от изумления, а сама, счастливая, поспешила в свой номер, представляя, как расскажу друзьям о том, что остаюсь в Лондоне.
Потом, немного успокоившись, я решила придержать новость о моём переезде в Лондон, по крайней мере до тех пор, пока не спасём Теофраста Люпена от виселицы.
Я позволила себе довольно долго понежиться в ванне, воображая, что ещё может произойти со мной в Лондоне. А когда вышла из ванны и собралась лечь в постель, заметила под дверью белый конверт.
Я подняла его. На нём лёгким и очень ясным почерком было написано моё имя и адрес гостиницы. Я открыла конверт и нашла короткое письмо со множеством зачёркнутых слов и поправок.
Дорогая мисс Адлер,миссис Гортензия Кипнис.
очень сожалею о нашем сегодняшнем разговоре, но, как вы уже поняли, я с большим недоверием отношусь к людям. И всё же надеюсь хотя бы отчасти исправить допущенную ошибку. Думая о том куске красного шёлка, я вспомнила… Теперь я даже уверена, что ателье, которое вы ищете, это «Уэллс энд Ренформ». Оно находится поблизости от «Ковент-Гарден». А сразу я не вспомнила о нём, потому что это совершенно особое ателье, которое шьёт только сценические костюмы, и в первую очередь для королевского оперного театра.
Надеюсь, что я хоть как-то помогла вам.
С уважением,
«Ателье лондонского оперного театра!» – с волнением подумала я, вспомнив спектакль, в котором последний раз выступала Меридью и на котором я присутствовала.
У нас появился новый след!