Весь день Нори сама себя не помнила. Она что-то делала, с кем-то разговаривала, но словно на автопилоте. Перед глазами у нее стоял женский силуэт, скрытое капюшоном лицо, а в ушах звучал голос Бена: «Если будешь продолжать таскаться за Кеном, я не постесняюсь доложить Эрику. Разберись, кто из Савицких тебе нужен».

Вроде и разобраться было не так уж и сложно. Очевидно, что Кеннет кем-то увлечен, что ему на Нори, как всегда, плевать. Он уедет через неделю, вдоволь намахавшись мечом за вражеское войско. А Эрик останется — это очевидно. Он ее опора, он ее удовольствие, он ее друг и любовник. Он дорожит ею. И Нори следует быть рядом с ним. Это очевидно. Очевидно для кого угодно, кроме самой Нори.

Она была несказанно рада, что Эрик был занят организацией и тренировками. Ей почти не пришлось нарочно избегать его. Нори было стыдно и больно одновременно. Она не хотела его ранить, но знала, что все равно сделает это. Ее натянутые нервы и нестабильное состояние сигнализировали о приближении очередного кризиса. Девушка имитировала нормальность, но внутри нее кипели страсти. Она просто обязана была выяснить, кто любовница Артура. Это желание зрело в ней, словно нарыв, грозя прорваться и забрызгать мерзким гноем ее отношения с Эриком. Нори знала, что при удобном случае еще не раз нарушит запрет на встречу с Кеном. И это знание сжимало ее сердце, которое гнало по венам, отравленную кровь.

Нори дышала через раз, ненавидя себя за испытываемые ею чувства, но и бороться с ними она не хотела. Могла, но не хотела. Ей доставляло какой-то нелогичный кайф присутствие рядом Кеннета, его тайны и ощущение, что, пытаясь их разгадать, она сама ходит по лезвию бритвы. Нори понимала, что предает доверие Эрика, даже думая о встрече с Кеном, о его свиданиях в сторожке, не говоря уже о разговоре с Бенедиктом. Но эта тяга к Артуру была сильнее здравого смысла, сильнее ее.

Нори переживала, металась, сходила с ума. Внутри. Но каждый день она вставала, шла на кухню, наблюдала за тренировками и спаррингами. Дозоры ночью были удвоены, и девушка считала неуместными посиделки у костра с Эриком и воинами. Она шла в шатер одна, впервые за долгое время радуясь, что Старший не проявляет к ней сексуального интереса. И от этого ей было еще хуже.

Девушка плохо спала, почти всегда дожидаясь прихода Эрика. Ее немного успокаивали невесомые поцелуи и крепкие объятия, в которых она наконец забывалась сном. Но даже в бессознательном состоянии ее терзали образы тревожных грез. Нори часто просыпалась в слезах, повторяя имена обоих Савицких, благодаря бога, что Эрик спит и не слышит ее. Она одновременно хотела, чтобы варяги, наконец, убрались восвояси, и боялась потерять этот болезненно сладостный мандраж от присутствия Кеннета.

В день последней, самой важной, битвы Нори стояла на трибуне. Она почти сразу нашла глазами Кена. Его сложно было не узнать, хоть лицо и было скрыто шлемом. Высокий, статный, так похожий на Эрика фигурой и горделивой осанкой. Нори видела и Старшего, который занял привычную позицию наблюдателя. Она переводила взгляд от одного своего мужчины к другому и не могла понять, кто ей дороже. Зажмурившись, девушка пыталась разобраться, не отвлекаясь на зрелище боя. Нори слышала лязг стали, крики воинов и шум битвы, ощущая ее отголоски в собственной душе.

Ее терзания прервал гулкий ропот, прошедший по зрительской трибуне. Нори открыла глаза и увидела, что пятерка Бенедикта буквально рассыпалась под мощью тяжелых латников-варягов, среди которых был и Кен. Хельге стоило отойти назад, но она настырно рвалась сквозь строй, теряя силы, не оставляя выбора Бену. А потом Кен оттолкнул своего, чтобы прикрыть бывшую. Нори только ахнула.

Командир русичей дал знак, что они выходят из боя. Хелл унесли на носилках, а по лагерю уже эхом гуляли слухи. Хельга игнорировала приказ. Только чудом спаслась. Истекает кровью.

Как бы Нори ни относилась к подруге Бена, но ей стало не по себе. Она предпочла уйти с трибуны, не досмотрев бой. И так уже все было ясно. Нори шла на кухню, чтобы пораньше разобраться с готовкой в честь пира, где русичи вряд ли смогут наслаждаться вином и едой. Победный рог варягов подтвердил ее догадки.

В объединенном лагере было непривычно тихо. Воины практически не говорили, а если перебрасывались парой слов, то в полголоса. Однако слухи продолжали циркулировать. И в центре разумеется была Хелл. Ее состояние удалось стабилизировать, остановили кровь, наложили швы. Старшие то и дело справлялись о ее состоянии, беспокоясь как за саму Валькирию, так и за ее нелогичные действия во время боя. Бен попросил дать ему время, пока Хелл не придет в себя, и их не трогали. Эрик не показывался, видимо, обсуждая все случившееся со Старшими. Выпив стакан пива, Нори поплелась к шатру, желая отключиться и уснуть. Конечно, у нее ничего не получилось, но попытаться стоило.

Провалявшись больше часа, Нори снова оделась и вылезла из шатра. Она собиралась прогуляться, а потом поискать Эрика. Девушка чуть поморщилась, ненавидя себя за потребительское отношение к Старшему. Как ни крути, а даже в таком состоянии его объятия были для нее лучшим снотворным. Привычным маршрутом, но в одиночку Нори обогнула лагерь, двинулась к дозорному костру. Она шла, пиная листья и веточки, снова и снова воображая, чем сейчас занят Кен. Он, конечно, не сунулся бы на общий пир, стараясь сохранить инкогнито. Об этом не стоило даже мечтать.

— Доброй ночи, Бенедикт, — услышала Нори злой, до боли знакомый голос.

Она бы скорее подумала, что это Эрик слегка охрип, но интонации были иные.

Нори подняла голову и увидела, как в сторону лагеря возвращается Бен почти бегом, а к варяжскому дозорному костру быстрым шагом удаляется Кеннет. На нем был плащ, и он поспешил накинуть капюшон, чтобы скрыть лицо. Девушка, не помня себя, побежала вдоль леса, догоняя его. Но Кен шел слишком быстро, и Нори категорически не успевала. Лагерь варягов и их дозор был уже отлично виден.

— Кеннет, — крикнула Нори в отчаянии.

Он остановился, резко обернулся, и капюшон упал с его головы. Девушка, задыхаясь от радости, прибавила ходу. Но Кен выбросил руку вперед и помотал головой, явно прося ее не приближаться. Нори замерла, не дойдя до него несколько метров.

— Кен, — позвала она его снова, но тише, и сделала маленький шажок вперед.

Но он снова отрицательно помотал головой, прижал к губам указательный палец, запрещая говорить. А потом Кеннет улыбнулся ей. Именно той потрясающей, нагловатой, безумно обаятельной улыбкой, от которой у Нори всегда сгорали дотла трусики. И в этот раз она вся засияла, улыбаясь ему в ответ, едва умудряясь держаться на ватных ногах. Кен тихо хохотнул, подмигнул Нори, снова натянул капюшон и быстро ушел к лагерю варягов. Нори заметила, как из его кармана выпал клочок бумаги, а может, он его специально выкинул. Она отмерла, едва Кен скрылся из виду, и сразу бросилась к листку.

«Буду ждать в сторожке в семь», — прочитала Нори.

Она открыла было рот, чтобы окликнуть Кена, но он уже скрылся из виду. Девушка сунула записку в карман и поплелась обратно в лагерь. В голове у нее сам собой сложился план: встать пораньше, помочь девчонкам на кухне, тихонько улизнуть в семь из лагеря. Нори знала, что варяги отбывают днем, и для нее это был последний шанс пообщаться с Кеном. А еще возможность узнать, с кем он встречается.

Пройдя по лесной полосе, минуя дозор, она оказалась в шатре. Эрика не было, что радовало. Нори безумно боялась все ему рассказать. Было бы честнее и проще спросить у Старшего о Кеннете. Он, скорее всего, проявил бы лояльность, как и в ту первую ночь, когда она назвала его именем племянника.

Валяясь без сна больше часа, девушка почти отказалась от своих навязчивых идей. Она пыталась дождаться Эрика, чтобы поговорить напрямую, но сон сморил ее. Нори очнулась от тихих ругательств и шороха одежды.

— Хей, привет, — сонно пробормотала она, садясь.

— Разбудил тебя, кроха? Прости, — повинился Эрик, раздеваясь.

— Да ничего. Сколько времени?

— Скоро пять.

— Ты только пришел?

— Да. Язык болит от разговоров. Всю ночь перемывали Хеле кости, — ворчал Старший, зевая через слово.

— И что решили?

— Ничего толком. По идее ее должны судить Волки, но она накосячила, будучи в объединенном войске, так что… — Эрик снова зевнул. — Черт, Нори, давай завтра расскажу. В смысле сегодня, но попозже. Сил нет.

— Конечно, — улыбнулась она ему, освобождая нагретое место в спальнике. — Ложись, отдыхай.

Эрик быстро поцеловал ее в губы, благодаря за понимание, улегся рядом. Нори перекинула руку через него, на автопилоте погладила, обняла.

— Всю ночь этого не хватало, — пробормотал он.

— Тепла? — предположила Нори.

— Не-а, тишины и нежности.

Девушка прикусила губу. Пока она собиралась с духом и силами, дыхание Эрика выровнялось, тело расслабилось, он уснул. Нори прикрыла глаза, но отключиться не смогла. Да и к тому же ей пора было вставать.

Пытаясь справиться с собой, Нори, как всегда, выполняла кухонные обязанности, прислушиваясь к трескотне девчонок. Они, конечно, обсуждали Хелл. Это было неинтересно. Самое важное, что подчерпнула Нори, никто не упоминал Кена. Значит, ему удалось остаться неузнанным. Конечно, не для всех. По всей видимости, Хельга узнала его. Иначе и быть не могло. Нори не любила Хелл, но она никогда не считала ее дурой. Однако ее поведение в бою попахивало безумием, имя которому Кеннет.

Кеннет. Кеннет. Кеннет. Снова и снова вспыхивало в голове имя. Его лицо стояло перед глазами. Нахальная улыбка. В глазах черти.

Нори не помнила, что сказала девочкам, но они без проблем отпустили ее с кухни еще до завтрака. Она знала, что Эрик проспит до обеда. А даже если и встанет раньше, то вряд ли будет искать ее. И так дел по горло.

Пробираясь через лес к заветной хижине, Нори хотела лишь увидеть Кена, поговорить, хоть немного. Она понимала, что там может быть его тайная подруга, даже надеялась на это. Ей было необходимо знать о нем больше. Слишком долго его жизнь находилась вдали от ее глаз.

Сердце колотилось, как бешеное, но Нори упрямо пробиралась через заросли, игнорируя тропу. Добравшись до домика, она стояла у дверей несколько минут, пытаясь отдышаться и набраться смелости. Мысль о том, что Кен уже внутри, прибавила сил. Девушка вошла, минуя узкий коридорчик, и сразу увидела его.

Кеннет стоял у окна, курил. Стекла давно были выбиты, и дым свободно улетал на улицу, не задерживаясь в ветхой комнате. Старая поломанная мебель в духе советского ретрограда украшала комнату вместе со мхом и паутиной. Лишь в углу была устроена импровизированная постель из надувного матраса, который покрывала дорогая (даже неискушенная в этих вопросах Нори понимала, что не обычная) простыня. На постели лежал небольшой букет из лесных цветов.

Нори забыла, как дышать. Она на миг представила, что Кен ждет именно ее. Он нервничает и курит. Он хочет ее на дорогих простынях. Он осыплет ее ласками и цветами. И снова она услышит его требовательное, страстное: «Сейчас, Эланор. Кончай, девочка. Со мной».

Девушка подошла к нему, любуясь, млея. Она чувствовала его запах, его напряжение. Кен прекрасно знал, что она здесь, но не спешил оборачиваться.

— Опоздала, — сказал он, когда Нори положила дрожащие руки ему на плечи.

Девушка ничего не ответила, лишь провела ладонями вдоль его позвоночника, уперлась лбом между лопаток.

— Нет, я вовремя, — проговорила она.

Кеннет тут же отстранился, обернулся. Его глаза расширились от удивления.

— Нори, откуда ты тут? — воскликнул он.

— Кажется, я тоже вовремя, — разрезал затхлый воздух ветхой комнаты холодный голос Стейны.

Нори и Кен синхронно повернулись к двери.

— Ну, блеск, — буркнул Савицкий. — Почему со мной все время происходит это дерьмо? Стей, я…

— Расслабься, — улыбнулась Старшая. — Я видела, как она шла сюда, видела, что ты перепутал ее со мной.

Стейна прошла в комнату, поставила корзинку, из которой торчало горлышко бутылки и багет, на пол возле «постели». Она подошла к Кену и улыбнулась ему очень странной улыбкой.

— Привет, — проговорил Артур еле слышно, наклоняясь, чтобы мимолетно коснуться ее губ своими.

— Привет, — ответила ему Стей.

— О боже, — буркнула Нори, которая стояла все это время с открытым ртом, не веря своим глазам.

Стейна взглянула на нее тяжелым осуждающим взглядом и снова заговорила:

— А происходит все это с тобой из-за нее. Девочка влюблена по уши, молоденькая, дурит, заодно и тебя подставляет. Сначала Ольга, теперь я. Жалкое зрелище.

— Да что ты, — едко процедила Нори сквозь зубы. — А ты, конечно, ни разу не жалкая. Мало Эрика было? Теперь с Артуром трахаешься. Это попытка вернуть молодость или что?

— Нори, — гаркнул на нее Кен. — Не забывай, с кем разговариваешь. Она Старшая.

— Старшая московская шлюха, конечно, я помню. Забудешь такое, — несло девчонку. — Мало было Эрику мозги запудрить, теперь за Кена взялась?

— Мы с тобой в этом очень похожи. Правда, детка? — улыбнулась Наталья, не реагируя на оскорбления. — Тебе ведь тоже мало одного Савицкого. Иначе, зачем ты здесь?

Прежде, чем Нори обрела дар речи, обалдел Артур.

— В каком смысле, ей мало одного Савицкого? — обратился он к Стейне.

— Она спит с твоим дядюшкой. Не знал? — пояснила Старшая, посмеиваясь.

— Понятия не имел.

— Ну, наши тоже типа не имеют, — она нарисовала пальцами воздушные кавычки. — Но, в общем, все в курсе.

— Серьезно? — Кен расхохотался, перевел взгляд на Нори. — Ты и Эрик? Давно?

Нори прижала руки к лицу, чтобы спрятать заалевшие щеки и глаза, которые наполнились слезами.

— Я думаю, давненько, — отвечала за нее Стейна. — Хотя потрахались первый раз весной, наверное. Бен даже пари предлагал, я отказалась.

— Бен, — фыркнул Кеннет. — За своей бы лучше следил.

Они обменялись с Наташей красноречивыми взглядами, и Старшая снова заговорила:

— Нори, милая, если ты не против, мы бы хотели остаться одни. Или ты хочешь, чтобы она посмотрела? — Стейна прильнула губами к шее Артура, скользнула рукой по его паху. — Я не против. Пусть…

Нори только хныкнула, убегая прочь. Она продолжала прятать лицо в ладонях, не желая снова видеть, как хищница прикасается к ее любимому Командиру. Девушка едва не упала на ступеньках, но сохранила равновесие, хлопнула входной дверью и прижалась к ней спиной с той стороны. Нори справилась с дрожью в ногах и уже собиралась рвануть к лагерю, но, уловив приглушенные голоса, замерла, чтобы подслушать.

— Зачем ты с ней так, Стей? Девчонка же. Просто дурит.

— Девчонке пора поискать мозги, Кен. Откуда у тебя столько терпения по ее адресу?

— Она славная девочка, добрая. Питерская к тому же.

— Ностальгия?

— Пожалуй.

— Ну догони, я действительно не против.

— Я против, Наташ. Мне тебя и так мало.

— Откуда она вообще узнала, что ты здесь будешь?

— Я обронил вчера записку.

— Какую еще записку? Где обронил?

— Ээээ…

— Артур, мать твою, Савицкий!

— Я сначала хотел передать тебе записку потихоньку на поле, но удачно пересекся с Эриком. А потом… Мммм… Нори меня видела, я ходил проведать Хелл.

— Блять.

— Наташк, ее же чуть не убили у меня на глазах.

— И поделом бы.

— Перестань.

— Ты не понимаешь что ли? А если бы Эрик узнал?

— Отмазался бы.

— Ты ненормальный.

— Тебе это нравится, признайся?

— Питерский говнюк.

— Утро комплиментов — это прекрасно, но мне нужен старый добрый секс.

После этой фразы Нори припустила бежать. Она неслась по тропе, не боясь теперь встретить кого-то. Она просто бежала и бежала, обогнула лагерь несколько раз, пока не выдохлась. Нори упала на траву и лежала, задыхаясь от бега и плача. Ей было так плохо, так больно. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, униженной, раздавленной. У нее не было сил даже прекратить плакать. Рыдания лишь на несколько минут давали передышку ее охрипшему горлу, но слезы текли и текли.

Лишь к обеду Нори удалось немного прийти в себя. Между желанием умереть здесь среди леса от обезвоживания и стать обедом для медведя она вспомнила, что Эрик наверняка хватится ее. К вечеру — точно. Она не хотела подводить его еще больше. Нори встала, отряхнулась, вытерла рукавом слезы и медленно пошла к лагерю. Она старалась думать только об Эрике. Мысли о нем были болезненны, но придавали ей сил. Когда Нори почувствовала, что с глаз немного спала припухлость, и разум повинуется ей снова, она вернулась в лагерь.

* * *

Эрик проснулся, когда лагерь нестройными рядами двигался к кухне на обед. Он позволил себе поваляться еще час. Обычно Нори звала его обедать, но он все время был занят. А когда не был, то имитировал занятость, давая ей время и пространство. Но сегодня ему очень хотелось провести с ней остаток дня. Возможно, потому что варяги уехали. И Кен вместе с ними. Скорее всего, из-за этого.

Регулярные встречи с гостями из Скандинавии всегда доставляли Старшему кучу хлопот. Если русских воинов он знал достаточно хорошо, и со стороны Волков, и, конечно, своих Ястребов, то варяги требовали десятикратной заботы. Не зря удваивались дозоры и ужесточались меры предосторожности. Ну и коллеги-Старшие очень хотели общаться, делиться опытом. Эрик любил поболтать с ними под пиво у костра, но всегда был начеку. И в этот раз хорошо отлаженная система не давала сбоя. Единственным пятым колесом в телеге был Кеннет. Засранец Кеннет, который смог перехитрить всех и вернулся на Север воином. Хоть и вражеским.

Эрик не винил его. Он ждал от Кена чего-то в этом духе. Даже удивился, что племянник не притащился наемником еще год назад. Так было бы лучше. Тогда у Эрика не было Нори. Вернее, она всегда была, но не с ним.

Конечно, Савицкий знал, что девчонке снесет крышу. Поэтому он и держал в тайне приезд Кена. И все было бы хорошо, не услышь она того разговора. И винить Эрику было некого, только себя. Он сам настоял, чтобы она осталась на выходные, сам снял трубку, когда позвонил Артур, сам повысил голос, разбудив Нори. И, наверное, было бы правильно закончить на этом странную интрижку с юной девушкой, его помощницей, без ума влюбленной в его племянника, но Эрик не мог. Когда он вернулся спустя две недели, от решимости и злости не осталось и следа. Вернее, они остались. Злость накопилась вместе с раздражением из-за сумасшедшего дня на работе. А решимость присоединилась, когда Нори, вся такая милая и заботливая, появилась в офисе с сэндвичами и кофе. Эрик вообще с трудом помнил их секс на столе. На него словно затмение нашло. Потребность обладать Нори здесь и сейчас вытеснила из его разума все доводы против. Он помнил лишь стихийное удовольствие, которое окутывало его темной пеленой, забирая в бездну и Нори.

И вроде бы все наладилось. Но Эрик не стал поднимать тему Артура. И Нори не вспоминала. Их благополучие было каким-то синтетическим, а напряжение возрастало с приближением даты приезда варягов.

Эрик умышленно отстранился от Нори в эти дни. Он знал, что будет раздражен, знал, что сорвется на нее при малейшем поводе. Ему хватило бы даже увидеть, как она идет к границе лагеря. Все равно с какой целью. Именно поэтому он старался вообще не пересекаться с Нори. Проще было не знать. Но когда он возвращался в шатер ночью, обнимал ее спящую и слышал, как девушка повторяет во сне то его имя, то Артура, ему становилось легче. Он был в ее снах. Пусть вместе с племянником, но все же был. И это давало надежду.

Выходка Хелл, ее рана, кутерьма, которая вытрепала ему все нервы, отлично отвлекла от личных терзаний. Теплая, тихая Нори успокоила его сердце и душу. Засыпая, Эрик надеялся, что после отъезда варягов все встанет на свои места. Он отчаянно тосковал по своей девочке. Он нуждался в ее чудачествах, в ее страсти, в ее безграничном обожании. Да и, что говорить, Эрик тосковал по сексу с Нори, по поцелуям и нежностям, которые она так щедро дарила ему раньше, которых он лишился теперь. Но и на фоне оптимизма Старший не мог избавиться от неприятного предчувствия. Он был уверен, что визит Кена оставит свой след.

Нори не пришла, не позвала его обедать. Эрик решил, что она просто не хотела будить. Так было приятнее думать. Но когда он все же добрался до кухни и не увидел ее, то забеспокоился. Однако девушка появилась раньше, чем он начал о ней спрашивать. Она улыбнулась какой-то очень странной, даже грустной улыбкой и исчезла на кухне. Эрик не стал доставать ее расспросами, даже от своего присутствия решил избавить, дав ей еще немного времени. Он лишь наблюдал за ней издалека.

Вечером народ разошелся раньше обычного. Праздновать никто не хотел, да и поезд проходил утром, так что лагерь утих еще до полуночи. Дозоры отменили, но Эрик все равно развел костер. Он ждал, что Нори придет за ним. Это было немного унизительно, но он ждал. И дождался, но не Нори.

— Не спится, Эрлаз? — проговорила Стейна, садясь рядом с ним без приглашения.

— Последний вечер. Дышу воздухом, — оправдался Старший.

— Дааа, в городе воздух в дефиците.

Они сидели молча достаточно долго. Им всегда было комфортно рядом в тишине. Раньше разговоры неминуемо вели к ссорам, а потом в них просто не стало смысла.

Эрик невольно вспоминал былые времена, когда Север был юн, да и они со Стейной не отличались мудростью и зрелостью.

— Расстроен? — нарушила Стейна тишину ночи.

— Всех битв не выиграть, — философски парировал Эрик.

— Когда-то ты считал иначе.

Эрик повернул голову, любуясь расслабленным лицом и отблесками костра на волосах цвета спелой пшеницы. Он знал, что Стейна вспомнила тот злополучный бой, когда ее учитель, ее брат, ее друг был убит ее возлюбленным. Они оба дорого заплатили за счастье, которым так и не научились наслаждаться. В голове Эрика возродился давний телефонный разговор, который стал началом конца. Ее жестокие слова, его непонимание, обида. Он знал, что она поступила правильно. По-своему. Но, по его мнению, все должно было быть иначе. Они не смогли понять друг друга. Они были слишком разными. Хотели разного.

— Ты простишь меня когда-нибудь, Стей? Я знаю, такое не прощают, но…

— Я простила, Эрлаз. Давно. Это было больно, но… теперь нормально. Я не виню тебя. Ты не мог иначе. Я ведь была там, помнишь?

— Помню, — кивнул Эрик. — Хотя очень смутно.

— А ты?

— Что?

— Ты простишь меня когда-нибудь? — в свою очередь вернула ему вопрос Старшая.

— Ты никогда не просила за это прощенья.

— Теперь прошу. Мне жаль, Эрик. Но я не могла иначе. И, пожалуй, такое тоже не прощают. Особенно ты…

— Нормально, Стей. Все нормально. Кажется, я тоже простил. И давно. Это твое решение, я должен был его уважать. Хотя бы уважать, раз не смог принять.

Стейна коснулась его руки своей, их пальца переплелись в таком естественном, привычном движении. Держаться за руки для них было так же нормально, как дышать.

— Это чувство, да? Когда хорошо и больно одновременно, — прошептала Стей.

— Странно, но сейчас скорее хорошо, чем больно, — признался Эрик, удивляясь самому себе.

— Потому что больно нам делают другие. Их боль сильнее.

Она прикрыла глаза, и слезинка упала с ресниц.

— Наташ…

Эрик поймал соленую капельку пальцем, погладил ее по щеке. Он мог по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз видел слезы Стейны, и сегодня был очень рад, что не являлся их причиной. Но даже в своей печали она была так прекрасна и уязвима. Она нуждалась в нем сейчас, нуждалась в поддержке, в друге, в любви. Эрик умел любить, умел отдавать, делиться. Не всегда мог, но умел. И сейчас он точно знал, что нужно Наташе, что нужно ему самому.

Он слегка приобнял ее за плечи, наклонился, легонько касаясь ее губ своими. Они были теплыми и мягкими, такими как раньше. Было так естественно, так нормально целовать ее, обнимать, любить. Даже зная, что это лишь миг, лишь средство, в котором они оба сейчас отчаянно нуждаются. Их жизни стояли на перепутье. Их любимые отдалялись. И двум таким сильным и слабым Старшим нужна была какая-то стабильность, независимая от обстоятельств истина. Их любовь не имела будущего, даже настоящего не имела, лишь миг. Но такой важный миг. Бесконечный.

Наташа льнула к нему, ища близости. Она целовала его нежно и трепетно, чуть посасывая его губы, не открывая рот, без языка. Но в этих поцелуях было столько тепла и счастья. Они лечили друг друга любовью, которой однажды чуть не отравились до смерти.

— Меня сейчас стошнит, — разорвал тишину ночи голос Нори. — Это… Слов нет.

Стейна медленно отодвинулась от Эрика, который не спешил открывать глаза, лишь шумно выдохнул.

— Потрясающе, — девушка картинно рассмеялась, захлопав в ладоши. — Браво. Это круто, господа Старшие.

— Нори, не устраивай цирк, — попросил Эрик спокойно.

— Цирк? Ха! А ты чего тут устроил? — кричала она, грозя разбудить весь лагерь. — Мог бы хоть кого-нибудь поприличней завалить, а не шлюху эту пробитую. Утром она дает Кену, а вечером тебе. Отличная система. А может, вы и вместе ее трахаете? Уверена, она ведь не против…

Нори не успела договорить, потому что Стейна встала и, хорошенько замахнувшись, отвесила ей пощечину. Девушка ойкнула, прижала руку к щеке, вытаращившись на Старшую.

— Замолчи, — выплюнула она.

— Наташ, — вскочил следом Эрик, совершенно ошарашенный. — Ты с ума сошла?

— Нет, Эрлаз, я в своем уме в отличие от твоей неугомонной подружки. Она давно уже нарывалась на грубость, и это последняя капля. Я пожалела тебя сегодня, девочка, но ты, видимо, ничего не поняла.

И тут до Эрика начало доходить.

— Откуда ты знаешь, что Стей с Кеном? — процедил он сквозь зубы.

Нори ничего не ответила. Как и утром за нее начала говорить Стейна.

— Потому что она вынюхивала, Эрлаз. Она, скорее всего, пошла за тобой, когда ты показывал Кеннету хижину. Она осталась, но, увидев меня, приняла за Хелл. И угадай, что твоя милая Нори сделала? Она пошла к Бену. Понятия не имею, зачем. Видимо, ей доставляет удовольствие гадить этим двоим. Словно им без нее мало проблем.

— Это правда? — Эрик взглянул на Нори, но та никак не отреагировала.

А Стейна продолжала:

— Беда в том, что Хелл все это время была в лагере, и Бену даже сомневаться в ней не пришлось. Да, Нори, Бен не сказал Эрику. Он сдержал обещание, но сказал мне. Предупредил, чтобы мы были осторожнее. Только тебе и этого было мало. Ты узнала, что Кен будет этим утром в сторожке и сразу бросилась туда. Напомни, что грозит Ястребу, если он будет контактировать с изгнанным? Кажется, тоже изгнание? Интересно, а если при этом еще и лапать изгнанного? — это отягощающее обстоятельство? Ты вроде юрист, поправь меня.

— Довольно, Стей, — прервал ее Эрик резко. — Я слышал достаточно. Пожалуй, даже слишком.

Нори, наконец, убрала руку от лица, обожгла обоих Старших ненавидящим взглядом, задрала голову и, не проронив ни слова, ушла прочь. Она отправилась к складу, где всегда лежала ненужная ей более палатка. Кто бы знал, что пригодится вновь.

Не чувствуя ни боли, ни стыда, ни раскаяния — ничего — девушка занялась установкой дома на одну ночь. Нори целиком и полностью сосредоточилась на колышках и дугах. Через несколько минут она услышала шаги. Это был Эрик.

— Ты действительно выследила нас, когда я вел Кена к хижине? — спросил он.

— Да, — лаконично ответила Нори.

— И пошла к Бену, думая, что Хелл ему изменяет?

— Да.

— И сегодня?..

— Да-да. Она все правильно сказала. Не убавить, не прибавить. Ах, нет. Они еще предложили мне стать приглашенной звездой в тройничке, но я отказалась. Зря, наверное. Буду жалеть в старости. Как думаешь?

— Думаю, что нам всем нужно переспать с этими мыслями.

— А может, нам нужно переспать всем вместе, м? Будет весело.

— Успокойся.

Нори, наконец, закончила натягивать палатку. Она действительно была спокойна, даже саму себя пугала. Откинув сарказм, девушка проговорила:

— Я спокойна, Эрик. Можно без нотаций. Завтра уеду вместе со всеми на поезде.

— Не дури, Нори.

— Я не хочу тебя раздражать своим присутствием. На поезде, как все, — уперлась девушка.

— Как все не выйдет, — невесело хмыкнул Эрик. — У тебя билета нет. Придется на крыше, как крокодил Гена.

— Блять, — ругнулась Нори, явно не рассчитав такой расклад.

— Поедешь со мной. У тебя куча вещей.

И не сказав больше ни слова, он ушел.

В утренней кутерьме никто не обращал внимания на звенящее напряжение между Эриком и Нори. Молодежь двинулась к поезду, Старшие к стоянке. Нори плелась в хвосте, ненавидя Эрика, который нес половину ее сумок. Она ненавидела его всю дорогу, потому что он молчал, как рыба, таращась вперед. Она ненавидела его за то, что он как обычно остановился в ее любимом городке, где продавали самые вкусные в мире хот-доги. Но сильнее всего она ненавидела его, когда они подъезжали к ее дому, и Нори спросила:

— Написать по собственному желанию?

— Мне нужно подумать об этом, — только и ответил Эрик, высаживая ее возле подъезда.