Мой личный ад

Адлер Оле

Ольга Князева знакомится в сети со странным парнем. Он обычный студент, работает, чтобы не зависеть от матери. Симпатичный, веселый, сдвинут на истории и фэнтези. Но иногда он говорит такие странные вещи, что мороз по коже. Загадочный Север, вражда кланов, бои, мечи, кровь. Это пугает и завораживает одновременно.

 

Глава 1. Финский нож

Прохладный ветер в лицо, приятный холодок на вспотевшей коже. Асфальт под ногами, уже привычный темп. Противный московский газ вместо кислорода обволакивает легкие, прожигая их. Музыка погромче, капюшон толстовки пониже, чтобы не было видно лица. Глаза ищут цель впереди — почти добрался до парка. Предвкушая шелест голых ветвей и хруст опавших листьев под кроссовками, он ускоряется, желая скорее оказаться в урбанистическом подобии леса.

Гриша Птицын бежал. Как всегда ему не спалось. Привыкший к подъему в пять утра, он и в городе не мог спать дольше. Мышцы ныли, требуя нагрузки, и Гриша, повинуясь этому сладкому зуду, каждое утро направлялся трусцой в сторону парка.

Через несколько часов он должен быть в универе: прилежно конспектировать лекции, активно работать на семинарах, листать пыльные талмуды в читальном зале и рыться в архивах. Нет, он любил это. Поступить самому даже в самый тривиальный вуз Москвы почти невозможно без денег, блата или гена гениальности. Но он смог. На вечернее. Спасибо маме, которая отдала его в школу раньше, чтобы не путался под ногами лишний год. Он оказался для Гриши запасным. Птицын вывернулся наизнанку, но умудрился перевестись на дневное отделение до прихода повестки в армию. Служить ему не хотелось.

«Солдат — это профессия, боец — черта характера, а воин — состояние души», — считал он.

И заковывать свою душу в кандалы военнообязанного Птицыну не улыбалось. Он воевал на своей территории, за свои идеалы и в своем собственном графике.

Сейчас по графику была пробежка и тренировка, поэтому Гриша бежал в парк. Привычно держа курс к облюбованной пустынной поляне, он как всегда предвкушал. И постепенно его мысли, чувства и само существо начал поглощать Бенедикт. Он был частью Гриши, бОльшей частью и (как считал сам Птицын) лучшей частью. Ему нравилось забывать о работе, учебе, суете Москвы, становиться Беном, который на время уничтожал реалии будничной жизни. Он оставлял лишь инстинкты, страсть, жажду боя.

Невидимый ментальный ритуал смены личностей был окончен как раз на любимой поляне. Бен сбавил темп до шага, а потом и вовсе остановился. Он встал, прикрыл глаза, заставляя дыхание успокоиться, а сердце замедлиться. Задрав голову к небу, Бен прошептал: «Спасибо за новый день». Покрутил шеей, разминая ее от постоянного сидения за компьютером и книгами, повел плечами, развел руки в стороны. Бен с привычной методичностью потянул уже разогретые бегом мышцы, сделал выпады, приседания, отжимания и прочие силовые упражнения. К концу тренировки его улыбка расползалась все шире и шире, потому что близилась заключительная и любимая часть. Снова смежив веки, Бен завел ладони за спину, смыкая их на рукояти воображаемого меча.

Замах.

Выпад.

Поворот.

Удар.

Закрыться.

Пульс застучал в висках, но уже от адреналина. Бен замер на мгновение, выдерживая паузу. И снова.

Поворот.

Замах.

Удар. Удар. Удар.

Закрылся.

Отступил.

Кувырок.

Снова на ноги.

Бен улыбался, почти физически чувствуя, как нагревается бархатная замша рукоятки его меча, как сокращаются мышцы от упражнений с любимым оружием, как его переполняет экстаз боя. Нигде и никогда он не испытывал такого острого удовольствия. Острого во всех смыслах этого слова.

Отступить.

Выпад.

Удар.

Кувырок.

На ноги.

Замах.

Удар. Удар.

Закрыться.

Отступить.

И снова удар.

Клинок — продолжение руки. Движение — продолжение мысли. Мысль — на острие клинка. И дышать. Ровно дышать. Даже когда горло перехватывает. Даже когда хочется орать изо всех сил. Просто дышать. Контролировать воздух. Контролировать мысли. Контролировать намерения. Контролировать страсть. И тогда вернешься живой, чтобы снова поднять глаза к небу и сказать: «Спасибо за новый день».

Легко бегом Гриша возвращался в офис, чувствуя, как рутина завладевает мозгом. Ему нужно было обзвонить несколько клиентов, проверить рабочую почту, на которую, скорее всего, пришла тонна писем. Не желая так скоро отпускать любимое состояние духа, он вспомнил, как круто тренироваться по-настоящему. С родным мечом. Не вгонять себя в транс, чтобы ощутить его тяжесть, а действительно ощутить. Но даже в пять утра была опасность нарваться на блюстителей порядка, которые вряд ли были бы рады видеть парня с точеной сталью в ножнах за спиной. Гриша не хотел рисковать. Он имел достаточно терпения, чтобы подождать.

Уже через неделю его ждет родной Север, палаточный лагерь, озеро в лесу, тренировки, приятели и соратники, враги и… бой. Скоро. Совсем немного потерпеть.

Вернувшись в офис, он принял душ и сел за компьютер, оперативно ответил на письма по работе. В личном ящике было послание от Сашки Нестеровой. Она все-таки решила приехать.

Гриша до победного тянул. Специально.

Он поначалу был не против ее визита, даже сам звал, но вчера его пригласили на организационный сбор. Раньше Птицыну только давали координаты встречи, не доверяя подробности, но с недавних пор его заметили Старшие, выделили. Замаячила очевидная перспектива посвящения. Его могли принять в свои. И как бы хорошо ни относился Гриша к забавной девочке из провинциального городка, с которой иногда баловался виртуальным сексом, в которую даже был немного влюблен, но… Но сейчас он не мог себе позволить распыляться на мелочи.

Да и пора было заканчивать эту странную дружбу. Сашка, вопреки всем его усилиям, очень хотела общаться. Гриша даже разбил Нестеровой сердце, отвергнув ее любовь самым грубым образом. Но она все равно тянулась к нему. Да и он к ней — тоже. Именно поэтому нужно было завязывать.

Он выдохнул и не колеблясь нажал кнопку удалить. У Саши, конечно, был его телефон, но звонки с сообщениями можно проигнорировать. Его адрес она не знала. Если не дурочка, то забьет и будет жить дальше. Желательно долго и счастливо. Считая его конченным козлом, засранцем и ублюдком. Ведь он такой и есть.

Запретив себе жалеть, а тем более передумать, Гриша по привычке полез на форум, чтобы отвлечься. Он любил гулять по интернету, обсуждая книжки в жанре фэнтези, дискутируя о поворотах сюжетов и вообще на темы долга, воинского духа, любви… В общем, он любил почесать пальцы о клавиатуру, распыляясь по поводу и без. Здесь он тоже имел право и возможность быть не Гришей, а Бенедиктом. Кто-то надевает маски в сети, а Птицын ее снимал. Его реальная личность была куда красочнее любого притворства.

Мониторя горячие темы, он застрял на многословной и очень интересной дискуссии о любви и этических нормах. Его зацепили рассуждения девушки, которую прессовали аж трое мужиков. Конечно, никто не гарантировал, что за ником Валькирия_Хельга скрывалась именно девушка. Дева-воительница из скандинавской мифологии (которую, к слову, Птицын обожал) могла вполне оказаться толстым волосатым дядькой предпенсионного возраста, но Грише было приятней думать, что это юная романтичная особа приятной наружности, с округлостями в правильных местах, длинными волосами цвета льна, ясными глазами и острым языком. Он страдал от креативного склада ума, мгновенно придумывая себе образ, который скрыт за ником и аватаркой. Это было меньшим из зол. Намного безопаснее увлечься девчонкой с форума, представить себе смазливую мордашку и звонкий смех, а потом позвонить и услышать прокуренный бас, получить на почту ее фотки и перекрестившись удалить все контакты. Гриша предпочитал разочарование, оно обходилось дешевле, чем любовь и любой вид привязанности.

Птицын взглянул на часы, ругнулся, поставил закладку на дискуссию, схватил сумку с тетрадями, натянул высокие ботинки, запахнул видавший виды потертый кожаный тренч, подмигнул себе в зеркало и поспешил к метро.

* * *

Оля жевала жвачку, стараясь не слушать монотонный бубнеж лектора. Она еще на первом курсе переросла пиетет, с которым усердно записывала практически дословно все, что вещали преподаватели. Прилежная учеба, недосыпы в сессию и очень ответственное отношение к науке в целом не дали тех плодов, которые она ожидала собрать. Эксперимент «Отличница» не удался, поэтому Оля Князева решила не выпендриваться, а быть собой, весьма способной студенткой, но без претензий на золото и багровый цвет диплома. Да и сама учеба разочаровала. В универе, как и в школе, знания оценивали очень субъективно. Переть против стереотипов и системы Князевой было лень, поэтому она заняла нишу стабильного среднячка, которую ей отвели в группе изначально.

В классовой градации коллектива она тоже застряла где-то посередине. Тихие ботаники наводили на нее тоску, а крутые дамочки не особо жаждали сближения. И те и другие вроде бы не шарахались от нее, но и своей не считали. То же самое было и с парнями-однокашниками. Они здоровались, вежливо улыбались, но ни один не проявлял интерес. Поначалу Оля, конечно, расстраивалась, что не стала всеобщей любимицей, лидером, душой компании, но потом наплевала. Да и не было среди ее одногруппников выдающихся персон, за которыми бы ей хотелось тянуться. Так — серая масса.

А Князева любила ярких личностей. Причем ей было абсолютно наплевать на то, чем выделяется человек, она просто летела на вспышки. Как мотылек на огонь. Она не боялась сгореть, скорее ее пугало, что не долетит. Оля знала, что незаурядные люди, которые безумно привлекали ее, явление редкое. И как поется в песне: «Принцев мало и на всех их не хватает». Поэтому Ольга знала, она была абсолютно уверена: чтобы найти своего принца, нужно рисковать. Однако даже с такой активной позицией ей не везло. То ли вымерли все принцы на ее вкус, то ли они старательно избегали с ней встреч. Хотя и днем с огнем она не ходила, полагая, что крайние меры в этом деле тоже не нужны.

Но молодая кровь играла. Оле до безумия хотелось чего-то большого и настоящего. Сначала она окунулась в фэнтези, подпитываясь от эпических историй. Но потом ей стало этого мало. Хотелось обсудить прочитанное, почувствовать, что кто-то проникся историей так же глубоко, как она. Среди знакомых было мало тех, кто разделял ее увлечение, но на помощь пришла всемирная сеть. Сначала Ольга просто читала. Она, как помешенная, отслеживала форумы любимых книг, где бывалые пользователи похлеще матерых критиков докапывались до сути и подводных камней повествования, упоминали такие нюансы, что Князева только рот разевала.

Со временем период тихого созерцания сменился на активный. Стоило ей один раз не выдержать и зарегистрироваться, чтобы ответить, как понеслось… Слово за слово — Олю затянуло мгновенно. Даже отходя от компьютера, она прокручивала в голове беседы с невидимыми пользователями, улыбалась своим мыслям, предвкушая, какую реакцию произведет ее очередной ответ.

Она частенько раздражала друзей и знакомых, когда уходила в себя, загадочно улыбаясь. Но на сегодняшней лекции раздражающим персонажем был преподаватель, поэтому Ольга спокойно витала в облаках, черкая для вида в тетрадке. Дурацкая учеба оторвала ее от интереснейшей болтовни с тремя узколобыми мужиками. Это была Ольгина любимая забава — выводить из себя самоуверенных засранцев, типа этой троицы. Князева сегодня едва не получила ментальный оргазм с утра пораньше, просматривая ответы этих чудиков. Жаль не было времени отписаться — лекция, чтоб ее.

В конце концов скука и нетерпение устроили против здравого смысла заговор. Удачный. Ольга плюнула на вторую половину занятия и после перерыва поспешила в компьютерный зал, чтобы проверить ответы на форуме. Она уже предвкушала, как будет парировать оппонентам, но вся агрессия испарилась, едва учебный комп прогрузил страницу.

Напали на девочку втроем. Как не стыдно! А она всего-навсего хотела сказать, что каждый достоин любви. Так ведь, Валькирия-Хельга?

Оля чуть со стула не упала. Она знала того, кто вступился за нее. Бенедикт, он же Бен. Один из самых активных участников форума, модератор и вообще красочный персонаж. Как и везде, на ее любимом форуме была иерархия. Негласная, разумеется, но имелась. Новичков не шпыняли, но давали понять, что нужно заслужить право общаться со старожилами. Поэтому все, кто просто проходил мимо почесать языками, оседали в общих разделах, а свои да наши тусовались в отдельной теме. Конечно, и они иногда участвовали в общих дискуссиях, но редко. Чаще, когда требовалось вмешательство модера при переходе на личности в пылу спора. Именно поэтому Оля листнула страницу выше. Вдруг кто-то нахамил?

Ей очень нравилось, когда Бен приходил банить матерщинников. Он обязательно отписывал что-то юморное до колик, прежде чем подтереть посты и заблокировать нарушителя. Но в это раз Бенедикт, видимо, просто заглянул на огонек в качестве обычного пользователя, а не с целью навести порядок. Ну а самым приятным моментом было то, что в конце он обратился лично к ней.

Не в силах сдержать улыбку, Оля прикусила губу и написала:

Совершенно верно, Бенедикт. Мужчины — странные создания. Даже стремление любить их вопреки всему воспринимают в штыки. Спасибо за поддержку, хотя я в ней не нуждалась.

Она мгновенно отравила сообщение, даже не проверив ошибки, и тут же скривилась.

Ответ вышел слишком резким. Оля, конечно, не собиралась растекаться лужей перед этим важным модером, но и с дерзостью переборщить не хотела. Она по привычке обновила страницу, решив отредактировать сообщение. Но нужды в этом не было, потому что на него уже ответили. Бенедикт был в сети и очевидно следил за этой веткой.

Женщины еще более странные существа, дорогая Валькирия_Хельга. Они уверяют, что нуждаются в сильных мужчинах, которые будут для них каменной стеной, но отвергают самые тривиальные знаки внимания и поддержки.

Оля снова заулыбалась, даже зажмурилась от удовольствия. Его пафосно-стебный тон вызывал в ней намного больше эмоций, чем те трое, которых она играючи выводила из себя, парируя скучные аргументы вызывающими заявлениями. Однако сообщать об этом самому Бену она не торопилась.

В_Х. С удовольствием обнаружила каменную стену за спиной в виде вас, Бенедикт. Прошу извинить мою резкость. Не успела перестроиться на дружелюбный тон. Да и жаль, что после эффектного появления вашей модераторской персоны мои оппоненты скорее всего подожмут хвосты и оставят нас тут вдвоем любезничать. Тролить их было забавно.

Б. Стена, подоконник, могу быть даже крышей, если перейдем на ты.

Прошу принять мои извинения за вторжение. Скорее всего, у оппонентов кончились их нелепые претензии, поэтому они и слились. А я — лишь повод или предлог. Как угодно. В любом случае, готов продолжить беседу, которую так бесцеремонно прервал. Но если тролинг моей персоны не доставит такого удовольствия, то вполне можем и просто полюбезничать, Валькирия_Хельга, дева-воительница.

В_Х. Боюсь, что тролинг твоей персоны, Бен (Бен — это нормально?), выйдет мне боком.

Я не против любезностей, но и твое мнение по основному вопросу дискуссии хотелось бы знать. Говорят, любопытство не порок. Да и флуд карается модераторами.

Б. Бен — это прекрасно. Но еще лучше было бы знать, как и к тебе обращаться. Хел — это нормально?

А по вопросу: меня восхищает твоя позиция, но и пугает одновременно. Безусловно, любой достоин любви, даже грешник, даже убийца, но… Найдешь ли ты в себе столько сил? Ведь такая любовь — не благодать, а тяжкая ноша. Женщина создана, чтобы ей поклонялись, боготворили ее. Быть рабыней своих чувств, жрицей своего грешного бога — это отважно, но правильно ли? Я не желаю тебе такой доли. Никому не желаю.

В_Х. Лучше, не Хел, а Хелл;))) Поклоняться и боготворить — отличное намерение. Достойные слова достойного мужчины. Но выбираем ли мы, кого любить? Любовь не знает догм и правил, она выскакивает словно убийца в переулке. Так поражает молния, так поражает финский нож!(с) А мы в силах только решить, сможем ли жить в любви без правил, быть сильными, чтобы принять. Всегда проще отойти в сторону, ссылаясь на законы людей, нежели бороться, принимая то чувство, что заставляет стремиться к родному существу. Если человек пишет законы, по которым он имеет право отказаться от любви, я предпочитаю быть богом, который обойдет их. Не общество с его узкими рамками нормальности дарит нам любовь, не ему и отбирать. Поэтому я предпочитаю думать, что только высшие силы достойны лишить человека любви. А ты, Бен?

Б. Грехи мои тяжкие! Вот это смесь идей Булгакова и Достоевского, да еще из уст девушки. Адская смесь. Откровенно говоря, я обескуражен, потрясен и очарован. Ты неспроста зовешь себя Хелл.

В_Х. Отличная попытка улизнуть от ответа, но засчитано. Однако в следующий раз лесть не прокатит.

Б. А будет следующий раз?

В_Х. Ну ты же не бросишь даму в беде, а я не из тех, кто избегает неприятностей. Поэтому следующий раз нам обеспечен.

Оля несколько раз обновила страницу, но ответа не было. Она было расстроилась, полагая, что столь приятный собеседник отошел от компьютера или посчитал беседу законченной, как в уголке замигало приглашение в приватную комнату чата.

Б. Зачем откладывать на следующий раз, если можно продолжить сейчас в привате?

В_Х. Что именно продолжить? Мне показалось, тема исчерпана.

Б. Тема исчерпана, а вот знакомство требует продолжения. Очень громко требует. Почти вопит. Я, кстати, Гриша, хотя предпочитаю, когда зовут по нику.

В_Х. Ах, ну если требует и вопит, то я не имею права отказаться. Я — Оля, но Хелл звучит приятнее.

Б. Мне по-всякому приятно. И Оля, и Хелл. И Ольга, и Хельга. Очень приятно.

В_Х. Очень взаимно.

Б. Кроме шуток, Оль, ты действительно так думаешь или просто красиво меня развела?

В_Х. Одно другому не мешает, Гриш.

Б. Ты страшная женщина.

В_Х. Дева-воительница, между прочим. И говорят, весьма даже симпатичная.

Б. Я верю на слово.

В_Х. Аахаха, вот опять развела.

Б. Зараза. Чувствую себя болваном.

В_Х. Это полезно. Иногда. Главное — не увлекаться.

Б. Ты всегда такая ядовитая?

В_Х. Нет, сегодня в ударе. Заколола пару, чувствую себя плохой и свободной.

Б. Хах, я тоже прогулял. Правда, по уважительной причине — на работу дернули. Но вместо того, чтобы пахать, сижу и треплюсь с тобой.

В_Х. О, я отвлекаю? Извини.

Б. Нет, нет. Оно того стоит.

В_Х. Хм, ты тоже учишься? Студент?

Б. Ну да.

В_Х. Я думала, тебе лет 30.

Б. Видимо, Боромир с аватарки меня старит.

В_Х. Не только он. Ты жесткий и циничный, и умный. Молодым людям это не свойственно.

Б. Я смотрю, ты вообще о мужчинах невысокого мнения.

В_Х. Не всегда. Бывают и приятные исключения.

Б. Я в их числе?

В_Х. Нарываешься на комплимент?

Б. Да.

В_Х. Тогда — да.

Б. Что да?

В_Х. Да — ты в числе исключений. Во всяком случае, пока.

Б. Пока не разочаровал?

В_Х. Да.

Б. Кроме шуток, ты могла бы вот так любить?

В_Х. Не знаю. Я бы очень хотела любить в принципе. По-настоящему. На 100 %. Не думаю, что смогу выбирать по критериям. Это ведь невозможно. Это как у Толкина. Мы не выбираем времена, мы можем лишь решать, как жить во времена, которые выбрали для нас.(с)

Б. Боже, девочка, ты понимаешь, что бьешь мне прямо в сердце, цитируя старика Рональда?

В_Х. А ты опять уходишь от разговора.

Б. Боюсь, тебе не понравится, если я буду развивать эту тему.

В_Х. А я боюсь, что наоборот.

Б. Давай бояться вместе.

В_Х. Гриш, ты тот еще лис.

Б. Скорее Волк. Вообще я страшный человек. Тебе лучше меня послать прямо сейчас.

В_Х. Предпочитаю самостоятельно решать, что для меня лучше. Итак, что в тебе страшного?

Б. Я засранец.

В_Х. Пффф. Это не страшно, даже забавно иногда. Мне нужны подробности.

Б. Подробностей лучше не знать, Хелл.

В_Х. Ладно, а на кого учишься?

Б. Исторический. А ты?

В_Х. Биофак.

Б. Черт, красавица, мне действительно нужно для разнообразия поработать.

В_Х. Без проблем, Гриш. Отпускаю тебя. Классно поболтали.

Б. Может, вечером продолжим? Мейл твой в профиле? Аська есть?

В_Х. Я не против. Почта — настоящая. Аська — дома. Номер не помню, разумеется. Спишемся?

Б. Обязательно. Я от тебя не отстану.

В_Х. Очень на это надеюсь.

Гриша покинул приват, Оля закрыла окно чата. Она поймала себя на том, что лицо болит и сводит скулы — так много она улыбалась. Слегка трясло от перевозбуждения, а сердце сладко сжималось и внутри было тепло, словно она напилась горячего чая, закутавшись в шерстяной плед.

Чувствуя себя немного пьяной, Оля на пошла на пару, где разумеется витала в облаках, вспоминая разговор с Беном. Интуиция подсказывала ей, что это начало чего-то большого и важного. Ольга чувствовала такие моменты, она любила пропускать их через себя, наслаждаясь насыщенностью, интенсивностью. Час болтовни с Гришей сделал ее день, и Оля очень надеялась, что их знакомство продолжится, будет развиваться.

И даже если бы Ольга Князева знала наперед, во что выльется вполне невинный треп в интернете, она ни за что не отказалась бы от знакомства с Гришей Птицыным.

 

Глава 2. Стрелы слов

Собираясь на очередную северную вылазку, Гришка долго прощался с Олей. Они заболтались в аське глубоко за полночь. Решив отоспаться в поезде, Птицын не находил в себе сил оторваться от своей Валькирии. Они все говорили и говорили. Обо всем и ни о чем. Гриша понял, что будет безумно скучать без интернета. Без Оли. Ему почти не хотелось уезжать. Почти.

И не зря. Никогда еще он не был так близок к смерти. К чужой. Но и своя ходила рядом. Взгляд Кеннета, который он поймал, оттаскивая в сторону стонущего от боли друга, говорил: «Ты следующий».

Бен не спал в ту ночь, хотя Стейна приказала ему отдыхать. Но едва он закрывал глаза, то видел клинок Кена, снова и снова понимал, что не успевает его отвести. Даже в поезде по дороге в Москву он не смог поспать. Его пару раз отключало на полчаса, но все те же образы слишком быстро кипятили разум и кровь, заставляя Бена вскакивать, ища под подушкой кинжал. Но рука находила лишь старый потрёпанный рюкзак, а соседи по плацкарту подозрительно косились. Поэтому он почти всю дорогу провел, куря в тамбуре, пялясь на мелькающие за окном деревья.

Войдя в офис, Бен все еще не мог унять предательскую дрожь. Его колотило то ли от холода, то ли от недосыпа, то ли от передоза никотином. Но сразу же стало легче. Гришины привычки взяли верх, и Бен на автомате ткнул в компьютер. Пока жужжа и поскрипывая загружался Windows, он сделал себе чай с травами, которые запихнула в карман Стей, уверяя, что они помогут.

Бен принял горячий душ, натянул треники и дырявую мягкую майку, устроился с чашкой у монитора, хлебнул, усмехнулся. Ромашка с мелиссой. Стейна — шутница.

На почте была тонна рабочего шлака, которую придется разгребать завтра, но письмо от Хелл Бен не желал оставлять до утра.

Бен, я не могу понять, куда ты едешь? Откровенно говоря, начинают напрягать эти недомолвки и намеки. Ходишь огородами, а сути ноль. И не смей говорить, что мне это знать не нужно, что ты страшный человек, и я должна забиться в угол и бояться. Эту сказку про белого бычка я знаю наизусть, и сама могу рассказывать.

Думаешь, я не читаю ту ветку, где вы обсуждаете оружие, бои и еще черт знает что? Читаю. И я не дура. Считаю паршиво, но два с двумя сложить могу.

Ты каждый раз перед поездкой словно прощаешься со мной. Что ты делаешь там, на этом гребаном Севере?

Я чувствую, что тебе нехорошо. Можешь смеяться, но сижу вот дома за тысячу километров от тебя и буквально физически ощущаю, что с тобой что-то не так прямо сейчас. Вот в этот самый момент. Знаю, это до безумия странно, но наверное в первый раз за всю свою жизнь захотелось помолиться. За тебя.

Разрешаю смеяться в этом месте. Не сдерживайся. Знаю, Он не слишком чтимое тобою божество.*(с)

Просто мне страшно сейчас. Я не хочу тебя терять, малыш. Наверное, пропадешь на неделю? Ты всегда пропадаешь после своего Севера. Думаешь, я не замечаю? Думаешь, отговоркам про работу верю? — Нет.

Можешь не отвечать. Как всегда. Я сделаю вид, что этого письма не было. Целую. Твоя Хелл.

Бен взглянул на дату и время отправления, почти не удивился. Все, что Хеля о нем не знала, она прекрасно чувствовала. Бен не удивился, и увидев, что она онлайн в аське. Не имея сил и желания руководствоваться здравым смыслом, он тут же ей написал.

Б. Привет, красавица моя. Я вернулся. Как ты?

Х. Я тоже дома. В порядке. Как сам? Привет.

Б. Не дуйся, Хель. Я прочитал письмо. Мне паршиво. Ты очень нужна мне прямо сейчас.

Х. Что-то случилось? Расскажи… Но если не хочешь… Не проблема.

Б. Я очень хочу, но тогда это будет наша проблема.

Х. Да брось, Бен. Ты ведь ролевик? Парень моей сестры тоже иногда живет в палатке, носится по полям, машет мечом. Я не понимаю, зачем из этого делать тайну. В вашей приватной теме все вполне прозрачно.

Б. Видишь, ты и так все знаешь. Но! Откуда у тебя доступ к приватной теме?

Х. Забыл? Я же под твоим аккаунтом входила, чтобы стереть посты, когда ты задержался на семинаре.

Б. Кажется, это была большая ошибка — дать тебе пароль;)

Х. Придуриваешься? Как всегда.

Б. Сейчас на самом деле плохо, Хелл. Впервые хочу завязать, но думаю, уже не смогу.

Х. Не понимаю.

Б. Я ролевик, малыш, но… у нас все иначе. Парень сестры, говоришь? Поля, палатки и мечи? Деревянные небось? Даже текстолит нынче запретили. А у меня сталь, Хель. Точеная. И кровь — настоящая. И, кажется, в этот раз я нарвался на продолжение банкета.

Х. Я не понимаю.

Б. Это нормально.

Х. Но…Зачем?

Б. Тянет.

Х. А что за продолжение банкета?

Б. Перешел дорогу одному отморозку. Он меня запомнил.

Х. Малыш, я… Я даже не знаю, что сказать…

Б. Просто поболтай со мной. Как мамин день рожденья прошел? Напилась?)))

Х. Немного накатила. А что?

Б. Жаль, не застал тебя пьяненькую. Проморгал возможность совратить такую сладкую девочку.

Х. Полагаешь, в трезвом уме я тебе не дам?

Б. Похоже на то.

Х. Самокритично.

Подкалывая друг друга и смеясь, они проболтали больше часа. А потом Бен упал на кушетку и вырубился. Он проспал двенадцать часов, очнувшись стандартно в пять утра. Понедельник.

Изо всех сил стараясь не пускать в голову лишние мысли, Бен встал, как обычно, отправился на тренировку.

Смог вперемешку с туманом. Ноги сами бегут, без подсказки — привычка. Немного ноет колено — неудачно упал, уворачиваясь от удара. В голове пусто. Внутри тяжко. Он увернулся — друг не успел. Не уследил, не заметил, не смог. В этот раз обошлось. А в следующий?

Чертов Кеннет бьет, если может. Никогда не даст шанса уйти от удара. Никогда и ничего не делает наполовину. Машина для убийств.

Бен сосредоточился на дыхании, хотя оно, как и ноги, бесперебойно и ровно отбивало ритм. Но ему было просто необходимо хоть на время тренировки отвлечься.

Вчера был Север. Сегодня — Москва. Но он так и не смог переключиться, снова стать Гришей. Напитавшись адреналином, ужасом и кровью, Бен не желал отпускать себя. И читать письмо от Хелл в таком состоянии было, безусловно, огромной ошибкой, а отвечать на него… В общем, зря он это затеял, но обратной дороги не было.

Была лишь дорога до парка и далее на любимую поляну. Бегом в два раза быстрее, не чувствуя усталости и боли. Ничего не чувствуя. Тренировка втрое интенсивнее, но без боевых упражнений. Бен знал, после того, что было, они ему не понадобятся. Все на инстинктах, на интуиции. Он достиг пика мастерства, остальное лишь для удовольствия. Сегодня он его получить не смог бы. Не хотел. Север Севером, но в будничном мире он не Бен, а Гриша. И на него тоже делают ставки.

Пришла пора отключить на время свое темное воплощение, стать обычным студентом, немного чокнутым парнем.

Гриша возвращался к себе пешком. Он наконец осознал, что открылся Оле на 100 %. От этого на душе было одновременно легко и тревожно. Он боялся, что она не поймет, не примет. Или наоборот. Если Хелл не закроет от него все свои контакты и продолжит общаться, будет намного сложнее все прекратить. А прекратить придется, это Гриша знал точно. Рано или поздно. Он бы предпочел не торопиться в этом вопросе. Не форсировать события. Смаковать. Но Бен как всегда дал маху.

Едва вернувшись в офис, Гриша включил компьютер, чтобы проверить сообщения. В почте было короткое письмо.

Хельга@

Доброе утро. Как ты сегодня? Надеюсь, удалось поспать.

Понимаю, что задаю глупый вопрос, но… Неужели не можешь все это бросить? Мне страшно за тебя, Гриш.

Птицын сразу ответил.

Бенедикт@

Привет, моя хорошая. Выспался. Уже намного лучше благодаря тебе. Спасибо, что не бросила меня вчера. И — нет, Оль. Я не могу это бросить. Не хочу. Я счастлив там. Это сложно понять, но я действительно счастлив. Это нельзя объяснить, можно только почувствовать. Или принять. Надеюсь, я тебя не очень напугал, потому что сам бы напрягся на твоем месте.

После душа он даже не удивился, получив ответ. Ольга всегда отвечала ему с утра перед учебой, а иногда и во время.

Хельга@

Ты, конечно, очень старался напугать. Почти получилось. Но убегать с воплями в кусты я пока не собираюсь. Просто перевариваю. Хорошего дня. Я в универ. Может в обед пересечемся на форуме или в чате? Целую.

Глянув на часы и список неотвеченных писем, Гришка поморщился.

Бенедикт@

После универа сразу вернусь на работу. Если меня не разорвут на мелкие тряпочки заказчики, то с удовольствием поболтаем. Уже скучаю, зай. Целую еще крепче.

P.S. И еще раз спасибо за вчерашнее. Не знаю, как у тебя это получается, но мне с тобой становится спокойно. Ты меня лечишь. Во всех смыслах. Безумно хочу обнять тебя. Просто стиснуть крепко и не отпускать. Ты нужна мне, Хелл.

P.S.S. Когда уже заведешь мобильный? Я скучаю на парах без тебя.

* * *

Спустя месяц.

Х. Гришка, это Валькирия твоя. Купила мобильный, на связи теперь. Салют.

Б. Этот день войдет в историю. Поздравляю, красавица. Чем занимаешься?

Х. Скучаю на паре, копаюсь в новой игрушке. А ты?

Б. Скучаю в таблицах Microsoft Excel. И по тебе скучаю, родная. Есть возможность удрать?

Х. Через 15 минут буду в сети. Готовь приват.

Б. Стелю свежую простынь, взбиваю подушки.

Х. Одеяло не забудь, умник. Я мерзлявая.

Б. Не понадобится, зяблик. Горячий мужчина будет рядом.

Х. Кто-то еще к нам присоединится?

Б. Вот ты стерва.

Х. Засранец.

Б. Вредина.

Х. Отморозок.

Б. С тобой не поспоришь.

Х. Я спускаюсь уже. Лови меня в чате.

Б. Всегда.

Пару недель спустя.

Б. Хель, пришли уже фотки свои что ли? Вроде не первый день знакомы, а я до сих пор представляю тебя котом с аватарки. Чувствую себя зоофилом.

Х. Я даже боюсь представить, что ты делаешь с этим котом в своем больном воображении. Если он мешает, то могу сменить на что-то более кхм… удобоукладываемое. Или женственное. Нужное подчеркнуть.

Б. Твоя забота о моей нравственности умиляет. И, между прочим, это моя прерогатива менять тему. Гони фотки, зай.

Х. Я не поняла, мне менять аватар или как?

Б. Фотки! ГОНИ!!!

Х. Не ори на меня))) Я в универе, из дома вышлю.

Б. Только попробуй продинамить.

Х. С условием.

Б. Ну и с каким?

Х. В обмен на твои. И прямо сейчас.

Гриша знал эти уловки. Он не первый раз заводил разговор про фото, но Оля все время меняла тему или «забывала» прикрепить фото к письму. Это в общем значило только одно. Скорее всего, она толстая или страшная. Но оно было бы и к лучшему. За последнее время Птицын капитально подсел на общение с Хелл. Он часто забивал на работу, учебу, чтобы поболтать с ней. Они постоянно обменивались смсками. Гриша даже в туалет ходил с телефоном. Такой расклад начал его немного тревожить. Даже подбешивать. День без Хелл — и начинало колбасить. Такое случалось не часто, но бывало. И Грише не нравилась эта зависимость.

Фото было реальным шансом разочароваться. Он обожал милую, добрую, юморную Ольгу, но всегда представлял ее красавицей или симпатичной на худой конец. Или тем чертовым котом с выпученными глазами, который таращился с ее аватары.

Птицын специально давил. Пора было завязывать, потому что он увяз по самые уши и не хотел спасаться.

Сам Гриша не страдал комплексами по поводу внешности. Девочки западали на его рельефную фигуру и смазливо брутальную физиономию. Экзотический разрез глаз, который по всей видимости достался ему от отца, острые скулы и чувственные губы всегда привлекали противоположный пол. Гранжевый стиль одежды и отстраненный вид придавали ему загадочности. Он привык быть лакомым куском для девчонок, которых сам сторонился, предпочитая одноразовый, ни к чему не обязывающий секс при удобном случае. Без продолжения.

Решив не травмировать Ольгу профессиональными портретами ню, он отправил ей несколько штук с прогулки по Красной площади. Мама заставила его сфоткаться. На них он был одет и выглядел почти нормальным. Футболка и джинсы, рюкзак за спиной. Обычный парень.

Прикрепив фотки, Гриша отправил письмо и быстренько закрыл все окна с развлечениями, потому что разрывался рабочий телефон и на связи висели его клиенты в ожидании ответа. Через пару минут брякнула смска.

Х. Такой очаровашка.

Б. Кто?

Х. Такие сладкие ямочки на щечках.

Б. Не понимаю, о ком ты, но спасибо. Жду ответной любезности, сладкая девочка. Поработаю для разнообразия.

Х. Все вечером. Удачи.

Гриша позволил себе на мгновение затаить дыхание в предвкушении и вернулся к работе.

А фотки пришли скорее, чем Птицын ожидал. Он рассчитывал, что Оля еще потянет резину, но — нет. Прислала. Гриша позволил себе открыть письмо только, когда все разошлись по домам, и офис опустел.

Нет, она не была толстой или страшной. Просто совсем не такая, как он хотел или представлял. Она была старше — вот и вся загвоздка. Видимо поэтому Оля так долго не решалась на этот шаг. Что ж, не плохо, но и не хорошо. Слишком много опыта в ее глазах. Дева Валькирия с этим образом никак не вязалась, хотя и дама с картинок не была ему неприятна. Разочарование неумолимо накрывало. Блаженное разочарование.

Птицын, конечно, был готов продолжать общаться, но уже не представлял, что может возникнуть желание назвать Олю сладкой девочкой. Гриша, наверное, еще в начальную школу ходил, когда она была девочкой.

Стараясь не зацикливаться на внешности своей бывшей королевы грез, он занялся вполне будничными делами: сваял нехитрый ужин из пельменей, проследил свои модераторские темы на форуме, немного посидел над книгами к грядущему семинару, подбил цифры в таблицах по работе. И вроде бы он ждал, что вот-вот всплывет в онлайне Олина аська, но все равно неприятное удивление, смешанное с разочарованием, пробежало мерзкими мурашками по позвоночнику. Ему не очень хотелось заговаривать первым, да и отвечать — тоже. Поэтому Гриша до победного игнорировал приветствие Хелл.

Х. Гриш, тут?

Гриииииш?

Ладно, пойду поем.

Гриш?

Тут?

Чувствую, придется готовить реферат вместо приятной беседы.

Бен!!!

Б. Ой, Хель, прости, отходил от компа. Приятель зашел, заболтались.

Х. А. Ясно. Как день прошел?

Б. Пахал, как Сивка. А ты?

Х. Грызла гранит. Надоело.

Б. Понимаю, скоро сессия. От души надеюсь сдать половину автоматом. А у тебя как, прогульщица?

Х. Бенни, малыш, ты думаешь, я с тобой учебу буду обсуждать?

Б. Почему бы нет?

Х. Потому что сегодня я настроена попускать слюни на очаровашку посреди Красной площади. Догадываешься, о ком я?

Б. Хах, не очень. Но ты продолжай. Я постараюсь угадать.

Х. Кроме шуток, Гриш. Ты очень красивый.

Б. Кхем… Как-то… Ну… Спасибо что ли?

Х. Засмущался?

Б. Есть немного. Мне такого еще никто не говорил.

Х. Врешь.

Б. Клянусь. Ну фактурный — да, даже смазливый бывало. Но красивые вроде только девочки.

Х. Брось. Ты красивый. Откровенно говоря, я допускала, что ты толстый или косой. Но вообще важна не внешность, конечно. Но главное, что не толстый))))))

Б. Ахахах, вообще-то я на тех фотках слегка отъевшийся. После каникул у мамы. Ну ты понимаешь?

Х. Понимаю. Мамы они такие. Ты мои фотки получил?

Б. Ага.

В этом месте Гриша был просто обязан прокомментировать полученное, но он все никак не мог подобрать комплимент. Обидеть Олю ему не хотелось, но и обнадёживать желания не было. Исхитрившись, он выжал из себя:

Б. Прикольно ты прилегла.

Х. В смысле?

Б. Ну ты лежишь. На фотках. На кровати.

Х. «Ржу в голос». Так на фотках лежу или на кровати?)))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))

Б. Чего ты прешься, Бетмен? На кровати лежишь на фотках. Сама ж прислала, Ольк. Чо я тебе рассказывать буду?

Х. Аха-ха-ха, не могу. Вот умора.

Б. Объясни ради всех богов и гребаного ада, что смешного?

Х. Не слала я тебе таких фоток, Бен.

Б. Как так?

Х. Ну вот так.

Гриша открыл почту, судорожно листая входящие. Он нашел письмо с фотографиями — и правда, это был не Ольгин ящик. Видимо совпало. Птицын пробежал глазами по списку, но других писем с прикреплением не было.

Б. Ничего не понимаю. В спам что ли попало? Повтори, пожалуйста.

Х. Без проблем, лови.

Гриша успел лишь три раза обновить входящие, прежде чем пришло письмо. Он долго рассматривал те пять фоток, что скинула Хелл. Окошко их разговора не обновлялось. Птицын почти физически почувствовал ее напряжение на том конце провода. И он ничего не смог с собой поделать. Рука сама потянулась к мобильнику. Наплевав на междугородний тариф, Гриша набрал номер.

— Грииииш, — взволнованно протянул звонкий девичий голос.

— Привет, — тихо проговорил он в трубку, стараясь унять собственное волнение. — Получил я фотки.

— Я так понимаю, тебе все нравится, раз ты звонишь?

— Нравится.

— Очень красноречиво, Птицын. Молодец. Моя самооценка ударилась об потолок после таких комплиментов.

Гриша ничего не смог поделать — рассмеялся.

— Просто я немного в шоке, если честно. Утром я тебя представлял по-своему, днем приходят несколько обескураживающие фотки, а вечером оказывается, что ты вообще совсем другая, — жаловался Птицын, решив быть откровенным.

— Не понимаю, о каких фотках речь? Кто там лежит у тебя на кровати? — хихикала Оля, поддразнивая его.

— Не у меня на кровати, — вяло отбивался он. — Просто какая-то дама. Немного потасканая на вид. Никак я ее не мог с тобой связать, вот меня и клинило.

— Пришли мне их. Охота глянуть.

— Момент.

Гриша быстренько переслал Оле письмо и через пару секунд услышал:

— Ох, блин. Ну да… Понимаю твой клин. Но дама интересная. Откуда она вообще взялась? Шлет фотки из кровати, скудно одетая. Ты мне изменяешь, малыш?

— Только с правой рукой, красавица, — повинился Гриша.

— Фу, Бен! Гадость какая.

— Скажи еще раз.

— Гадость какая?

— Нет… назови меня. По имени.

— Бен, — мягко выдохнула Оля в трубку.

— Обожаю твой голос.

— Бееен, — уже иначе, чуть смущенно протянула девушка.

— И глаза у тебя потрясающие.

— Как у кота с аватарки.

— Аха-ха, точно. А я думал, откуда они мне знакомы?

— И не проси меня сменить эту кису. Мы с ним срослись, — продолжала посмеиваться Ольга.

Но у Гриши было иное настроение.

— Это, наверное, некрасиво, но я очень рад, что это не твои фотки, — признался он, тут же выругав себя за излишнюю прямоту. — В смысле те — не твои, а эти — твои. Ну ты меня понимаешь, да?

— Понимаю, Гриш. Не парься. Главное, что мы не уроды и не толстые.

— И ты очень красивая. Я даже подумать не мог, что такая…

Обреченный стон смущения.

— Оль, я… — он едва успел прикусить язык, чтобы не ляпнуть самую неосторожную и глупую вещь на свете. — Я бы хотел звонить иногда. Можно?

— Ну конечно, — разрешила она, и Гриша услышал улыбку в ее голосе.

— А можно я сейчас перезвоню на городской? — он не был готов попрощаться, в отличие от оператора, который мог заблокировать его из-за недостатка средств в любую минуту.

— Хо-хорошо. Я скину смской номер, — чуть запнувшись, проговорила Оля.

— Да прямо в аське напиши, — подсказал ей Гриша.

— Точно. Отбой тогда.

— Отбой.

Минута, которая ушла на обмен городскими телефонами показалась Грише длиннее всего этого беспокойного дня. Но едва он услышал в трубке Олино: «Привет еще раз», — то на сердце стало тепло, а на душе спокойно, почти безмятежно.

Гриша рассказал Оле, что живет в офисе. За ним, конечно, числилась койка в общаге, но на рабочей кушетке было уютнее, чем в студенческом улье. Оля узнала, что работу ему подыскал один из Старших, его шеф — тоже в теме. А сам Гриша родом из маленького подмосковного городка, где жил с матерью. Отца не знал, никогда не видел. Поступив в универ, он поклялся самому себе окончить его с отличием, в чем пока преуспевал. Преподаватели обожали его за нестандартный подход к фактам, привычку докапываться до сути, роясь в архивах, и саркастическую подачу собственного мнения. Он был лучшим студентом на курсе. А кроме того обожал фолк-рок, тяжелые ботинки, вещи из натуральной кожи, холодное оружие и романы в жанре фэнтези.

В ответ на его откровенность Оля тоже поведала о себе. У нее была странная семья. Отец во время кризиса уехал в Питер, где и остался. Мать не была готова срываться с двумя детьми, бросать работу ради не очень четких перспектив мужа. Так они и жили. Отдельно. Что-то вроде гостевого брака. Отец иногда приезжал. Мать иногда пыталась наладить личную жизнь, но в итоге опять принимала домой мужа. И всех все устраивало. Старшая сестра Оли поступила в Питерский институт и уехала. Сначала жила с отцом, но очень быстро встретила парня, через год они съехались. Оля терпеть не могла Питер, поэтому не последовала примеру сестры. Ей нравилось жить в небольшом провинциальном городе, танцевать в клубах по субботам, зависать с одногруппниками в парке, гулять под дождем в кепке и непромокаемой куртке, улыбаясь своим мыслям. Училась она средне, не гонясь особо ни за знаниями, ни за оценками. Наверное, у нее был шанс стать кем-то более ярким, выдающимся… Но лень, экая стерва, толкала ее в своем неспешном темпе по течению. И Ольге это нравилось. Как и романы в жанре фэнтези, и песня, что напел ей Гриша в трубку. Ведь эта песня была про нее.

Древних ратей воин отсталый,

К этой жизни тая вражду,

Сумасшедших сводов Вальхаллы,

Славных битв и пиров я жду.

Вижу череп с брагой хмельною,

Бычьи розовые хребты,

И валькирией надо мною,

Ольга, Ольга, кружишь ты**.

Они проболтали час, пока разговор не прервался автоматически.

Б. Если в конце следующего месяца я не выйду на связь, знай — шеф закопал меня за огромный счет по межгороду.

Х. Я, наверное, должна переживать, что тебе из-за меня попадет, но никак не выходит.

Б. Я и сам не жалею. Повторим через недельку?

Х. Предлагаю сеанс по полчаса. Сначала ты, потом я перезваниваю.

Б. Нет, Хель. Не надо тебе тратиться.

Х. Тебе тоже не надо. Нормально все будет, не переживай.

Б. Ну по факту разберемся, ладно?

Х. Окей. Я в душ, малыш. Мы заболтались, времени много.

Б. Я бы сходил с тобой в душ с удовольствием.

Х. Ох… Похоже, я бы не отказала тебе, наглец.

Б. Обожаю тебя, Хель.

Х. Взаимно, Бенни. Целую, сладкий. До завтра.

Б. До завтра, моя Валькирия.

Гриша дождался, пока погаснет ее значок в аське, пробежал глазами по форуму, приготовил тетради с конспектами, сунул в рюкзак, почистил зубы, лег в кровать. Разумеется, сна не было ни в одном глазу. Его колотило от переизбытка эмоций. И если, возвращаясь с Севера, он всегда был в бурном возбуждении, то сейчас бурление чувств ощущалось более позитивным. Но, в любом случае, это не помогало Птицыну отключиться. Промаявшись минут пятнадцать, он потянулся за мобильным. На счету оставалось еще немного денег, и Гриша написал смс.

Б. Все еще слышу твой голос, красавица. Не могу уснуть.

Ответ почти сразу.

Х. И я. Мы целый час болтали. Оказывается, этого мало.

Б. Мне и целого дня не будет достаточно.

Х. Ненасытный. Сколько же тебе надо?

Б. Немного и одновременно все. Хочу слышать, как ты шепчешь мне на ухо мое имя. Чтобы дыхание щекотало мне волосы, а губы слегка касались.

Х. Бен… Что ты делаешь?

Б. Я просто хочу, чтобы ты была рядом, Хелл. Близко.

Х. Это опасно, малыш. Я не смогу удержаться. Думаешь, просто быть так близко и не хотеть прикоснуться к тебе?

Б. Очень надеюсь, что ты не сможешь сдержаться. Потому что я — точно не смогу.

Х. Если мы оба этого хотим, зачем сдерживаться?

Б. Позволишь мне поцеловать тебя? Я с ума схожу от твоих губ, Хелл.

Х. Позволю? Я буду на этом настаивать.

Б. Черт, девочка, мы играем с огнем.

Х. Игры кончились, Бен. Нужно просто закончить то, что начали. Нам обоим это нужно.

Б. Хочу тебя, родная. Безумно хочу. Всю тебя. Обнаженную. На мне верхом. Чтобы я видел тебя всю. Чтобы мог целовать тебя везде. Ты ведь знала, что так будет, когда посылал ту фотку в купальнике? Признайся! Знала?

Х. Я хотела, чтобы так было. Хотела, чтобы ты меня захотел.

Б. Это нечестно.

Х. А кто обещал, что будет честно? И что мне еще оставалось после того, как твои ямочки раздразнили меня? Они так и просят поцелуев вместе с нахальной ухмылкой. Я весь день думала о тебе. Чуть не рехнулась. И кто вообще эта телка из кровати?

Б. Господи, я почти вижу, как ты злишься и возбуждаешься. Я понятия не имею, что за телка. Может с форума? Мой мейл в свободном доступе. Не ревнуй, красавица. Я твой. Весь твой.

Х. Бен, господи… Почему меня это так заводит? Это ненормально.

Б. Тебе хорошо?

Х. Черт — да.

Б. Значит, это нормально, Хелл. Все, что делает тебя счастливой, доставляет тебе удовольствие — это нормально. Это прекрасно. Просто позволь себе это почувствовать. Не думай, просто чувствуй. И говори со мной. Пожалуйста.

Х. Хочу тебя, Бен. Хочу твои руки на мне. Хочу целовать тебя без остановки. Хочу пробовать языком твой вкус, посасывая твои губы. Хочу прижиматься к твоему телу, чувствовать тебя всей кожей, соединяться с тобой на всех уровнях.

Б. Черт, детка. Невыносимо. Хочу дать тебе все это. Чтобы слышать, как ты стонешь и зовешь меня, просишь еще. Ты ведь хочешь больше? Хочешь сильнее? Скажи мне, просто скажи.

Х. Хочу.

Б. Просто расслабься, отпусти сейчас. Я сразу за тобой. Давай, девочка моя…

Гриша поморщился, встал и отправился в душ, чтобы сполоснуться. Вернувшись, он не увидел от Оли ответа. Не зная, как реагировать на ее молчание, на всякий случай спросил:

Б. Ты в порядке?

Х. Определенно — нет.

Б. Но тебе хорошо?

Х. Определенно — да.

Б. Хах, значит — в порядке. Ложись спать, красавица. Теперь нам обоим будет проще отключиться.

Х. Сладких снов.

Б. Я люблю тебя, Хелл.

-------------------------------------------------------------------------

*Господи Христе, привирать не буду -

Ты не слишком чтимое мной божество!

Только все ж прошу: подари мне чудо -

Маленькое чудо на свое Рождество!

Канцлер Ги — Рождественская.

** Мельница — Ольга.

 

Глава 3. Уклоняясь от меча

СМС.

Б. Сколько можно пропадать? С прошлого года от тебя ни звонка, ни словечка. Бросила меня, да? Кинула? Развлекаешься? (((((((

Х. Прибирали с девчонками после вчерашнего, еле вынырнула из горы посуды. С новым годом, Бен, новым счастьем.

Б. Ладно, считай, отмазалась. И тебя с новым годом, родная. Хорошо погуляла?

Х. Шумно. Спасибо, что позвонил вчера. Люблю твой голос.

Б. А я твой. Люблю голос, люблю глазки, люблю губки, всю тебя люблю.

Х. Беееееен!!! Побежала домой. Ты в сети будешь?

Б. Нет, только на телефоне сегодня. Пиши.

Несколько часов спустя.

Х. Такое счастье принять душ и лечь в постель.

Б. Даааа. Только мечтать могу об этом.

Х. Что тебе мешает?

Б. Около тысячи километров. Да и мама твоя будет однозначно против, если среди ночи припрется непонятный чувак, желая потереть спинку ее дочке. А потом и спать завалится.

Х. Боже, Бенни, ты такой испорченный. Моя мама определённо была бы в шоке.

Б. Да, красавица. Я такой.

Х. Чем занимаешься? Как праздник?

Б. Завис с ребятами-музыкантами из группы. Квасили два дня. Все уже с девочками расползлись по комнатам, а я валяюсь в гостиной на диване. Верен тебе, моя светлая Дева.

Х. А домой?

Б. К тебе?

Х. К маме.

Б. Мы вроде уже выяснили, что твоя мама будет мне не рада.

Х. Я про твою маму, Гриш. Новый год — семейный праздник.

Б. Поэтому ты тусовалась с подружками?

Х. Как всегда уходишь от темы?

Б. Да.

Х. Я ведь все равно докопаюсь.

Б. Даже не сомневаюсь. Ты упертая. И за это тебя тоже люблю.

Х. Тебе одиноко?

Б. Нет, ты ведь со мной.

Х. Ох, малыш, я бы так хотела быть ближе.

Б. Бойся своих желаний, Хелл.

Х. Ты бы для разнообразия лучше побоялся моих.

Б. А что сегодня желает моя Валькирия?

Х. Желаю прижаться к твоим губам, Темный Князь, и целовать тебя.

Б. Хелл, детка, я глаза закрываю и почти чувствую тебя. Мне страшно, но я готов.

Х. Отважный Бенедикт. Больно не будет, я обещаю. Мне просто нужна доза твоего сладкого яда, змей-искуситель.

Б. Оооо, это кто кого еще искушает…

Х. Сегодня моя очередь.

Б. Новый год — время чудес.

Х. Что ты хочешь в подарок, малыш?

Б. Просто продолжай. Мне интересно, как ты любишь целоваться? Будь главной сегодня.

Х. Я люблю долго, медленно, глубоко. Отрываться только, чтобы глотнуть воздуха и прошептать, как сладко и мягко твои губы скользят по моим. А ты?

Б. Я люблю целовать твое лицо, скользить губами по прикрытым векам, задевая пушистые ресницы. Мне нравится топить ладонь в шелке твоих волос, чуть потягивая за них, чтобы ты запрокинула голову, и мне было удобнее снова найти твой сладкий рот.

Х. Люблю покусывать твою нижнюю губу, водить по ней языком, а потом посасывать ее, пока ты не начнешь стонать и тянуть меня за волосы сильнее.

Б. Я от одних поцелуев готов взорваться, Хель. Это одновременно унизительно и потрясающе.

Х. Господи, Бен, расслабься уже, отпусти свои брутальные заморочки. Просто чувствуй. Если тебе хорошо, значит это нормально.

Б. Уговорила, красавица. Я с тобой вообще все отпускаю. Особенно, когда ты такая страстная и пылкая.

Х. Вот и молодец. Я хочу, чтобы ты тоже горел со мной. Хочу чувствовать, как твои губы расслабляются, раскрываются навстречу моим, чтобы я могла проникнуть в твой рот языком.

Б. Ээээ… Хель, откровенно говоря, я не любитель поцелуев с языком.

Х. Серьезно?

Б. Ага.

Х. Мне кажется, тебя просто не с теми целовался.

Б. Очень даже может быть.

Х. Готова поспорить на деньги, что смогла бы тебе показать, как это круто.

Б. Даже спорить не буду. Уверен — смогла бы.

Х. А как без языка? Совсем без языка? Это не серьезно, Бен.

Б. Ну не совсем. Мой язык очень даже хорош в определенных случаях.

Х. Это когда?

Б. Когда ты обнажена и лежишь подо мной, и я втягиваю в рот твой сосок, чтобы пососать его, пощекотать языком, отпустить и облизать, дразня его кончиком, а потом опять сосать и покусывать, слушая, как ты стонешь от желания.

Х. О-о-о. Даааа, этот именно тот случай, я понимаю. Боюсь, что стонами я не отделаюсь, буду кричать.

Б. Придержи свои крики, детка. Мне мало твоей груди. Я хочу больше. Целовать твой животик, спускаясь все ниже и ниже, провести языком вокруг пупка, развести в стороны твои ноги, чтобы ты открылась мне, доверяла мне.

Х. Бен, черт… Ты имеешь в виду?

Б. Да. Хочу чувствовать твое возбуждение ртом, водить языком, собирая каждую капельку, пробуя тебя на вкус. Целовать, мягко касаясь губами, дразня, доводя до безумия мою любимую девочку.

Х. Малыш, я…

Б. Да, сладкая, я знаю. Тебе понравится, обещаю. Сильнее твоего оргазма у меня на губах я желаю только одного…

Х. Знаю… я тоже.

Б. Скажи мне, Хелл.

Х. Хочу, чтобы ты был во мне. Хочу целовать тебя, чувствуя, как ты двигаешься внутри. Чтобы ты обнимал меня крепко-крепко, до боли. Хочу чувствовать, что тебе хорошо, что ты счастлив со мной.

Б. Девочка моя родная, я об этом только мечтать могу.

Х. Может однажды наши мечты сбудутся?

Б. Я верю в это.

Х. И я.

Почта.

Бенедикт@ Привет, Хель. Честно говоря, надеялся, что мой язык заставил тебя забыть об этом вопросе. Хотя о чем я? Ты всегда докапываешься до сути, если тебе что-то действительно нужно знать.

У меня неровные отношения с матерью. Я ей, конечно, благодарен и все дела, но после одного ее поступка понятия дом для меня не существует. Поэтому и проводить праздники с семьей я не имею привычки.

Мать всегда была резко против всех моих увлечений. Ей не нравились книги, которые я читаю, спорт, которым занимаюсь (немного увлекался рукопашкой в школе), даже к друзьям, у которых были приставки, меня не отпускала. Но ты же знаешь, если мне чего-то запрещать — это не поможет. Читал под одеялом Толкина с фонариком, тайком бегал на тренировки, а в девятом классе мыл подъезды, на обедах экономил, но заработал себе на первый пентиум.

Мать работала много, поэтому вроде как ничего не замечала. Когда меня в ролевуху понесло, она, конечно, схватилась за голову. Я почти не появлялся дома. Она бесилась, но контролировать уже не могла. А потом позвали на Север первый раз. Разрешения я не спрашивал. Денег, разумеется, тоже. И само собой не рассказывал в подробностях. Наврал про слет толкинистов, который под Тверью раньше проходил. Там — детские игры. Она психанула, сказала, если уеду, то я ей больше не сын. Но при этом спокойно отпускала меня в Москву на заработки летом. Ее логика мне не подвластна.

В общем, я уехал. На неделю. Первый раз — он особенный. Адреналин вперемешку с безумием. И когда я возвращался, видел, как светится наше окно кухни. Это было такое потрясающее чувство. Снова дома.

Но на двери были другие замки. И мать мне не открыла. Когда я вышел из подъезда, свет в квартире не горел.

Я уехал в Москву, позвонил Старшей, своему куратору. Она приютила, потом нашла мне работу, даже договорилась, что я буду жить в офисе. У меня ведь даже общаги не было, я на вечерний поступил. Потом перевелся на очку, дали койку в комнате, но уже привык на работе тусоваться. Не люблю этот муравейник студенческий. Вообще людей не очень люблю.

Матушка моя в один прекрасный день прикатила в Москву, поймала меня после пар в институте. Как ни в чем ни бывало. Натащила еды домашней, заставила по магазинам пройтись, шмоток накупила. Наверное, совесть ее мучила, вот и откупалась, как могла. Про поездки мои не заговаривала. Я тоже решил молчать про погасший свет. Она оставила мне ключи от дома, прежде чем уехать. Сказала, чтобы приезжал в любое время. Сейчас звонит иногда. Да и я не пропадаю, но, сама понимаешь…

В общем, вроде бы есть у меня дом, а вроде и нету. Летом приезжаю к матери на недельку в отпуск. Отжираюсь))).

Такие дела, зай. Пожалуйста, не комментируй все это, ладно? Ты спросила — я ответил. Лучше расскажи, как с учебой? У меня один экзамен остался, и свободен, как ветер. Наверное, в Питер смотаюсь с друзьями. Они концерт дают, а я за компанию. Люблю Северную столицу. И тебя, моя Валькирия.

P.S. Это была отвратительная идея отказаться от смс на время сессии. Только попробуй загреметь на пересдачу. Приеду — убью.

Хельга@ Это была ТВОЯ (!!!) идея отказаться от смс, чата и аськи. И я принципиально не собираюсь соскакивать теперь, если ты намекаешь на это. Даже не знаю, что более заманчиво: скорее расквитаться или завалить, чтобы спровоцировать тебя на приезд. Думаю, сдам все вовремя. Хотя предметы нынче — скука смертная.

А я терпеть не могу Питер. Там вечно ветер и холодрыга. Но, кажется, мне придется тащиться туда в мае. Надеюсь, повезет с погодой на этот раз.

Повеселись с ребятами. Я бы хотела тоже сходить. Обожаю все их песни. В зале во время концерта, наверное, мега взрывная атмосфера? Завидую тебе — тусуешься со звездами. Крутой перец.

Бенедикт@ Никакие они не звезды — обычные мужики, широко известные в узких кругах. Таких тысячи. Я крут, ты права, детка, но сам по себе, без связей и знакомств.

Хель, ну тупо!!! Кидаемся письмами, когда оба в сети. Айда хоть в привате поболтаем, раз уж ты не желаешь тащить свой аппетитный зад в библиотеку.

И чего это за история с майским Питером? Мне нужны подробности.

Хельга@ Обойдешься без привата. Эпистолярный жанр — это романтика.

Препод прибалдел от моей курсовой, хочет, чтобы я съездила с ней на какой-то молодежный форум. Он выпадает на майские праздники, будет проходить в Петербурге. Подробностей сама не знаю. Пока все это не точно.

P.S. И с чего ты взял, что у меня аппетитный зад? Я фотки той части тела тебе не отправляла.

Бенедикт@ А очень романтично, что я не могу прекратить пялиться на твою фотку в купальнике? Даже когда глаза закрываю, вижу тебя почти без одежды. А потом делаю так, что ты остаешься вообще без нее. И мне не нужны фотки. Я знаю, что у тебя самая классная задница в мире.

Хельга@ Хорошая попытка, но нет, Бен))) Сдаем сессию, потом все развлечения.

Бенедикт@ Черт. Ладно.

Я в мае еду на Север, буду возвращаться через Питер.

Хельга@ Ты серьезно?

Бенедикт@ Вполне.

Спустя несколько часов и миллион проверок почты.

Хельга@ Сдала. Хорошо. Осталось еще два.

Бенедикт@ Поздравляю, красавица. Я в тебе не сомневался.

Хельга@ Я смогу задержаться на пару дней в Питере, если все сойдется с поездкой. Была бы рада провести это время с тобой.

Бенедикт@ Твое все просто обязано сойтись. Люблю тебя, Хелл.

* * *

Чем ближе становился май, тем более нервной становилась Оля. Ее уже давно утвердили делегатом на форум в Питере, но она все тянула и тянула, не рассказывала об этом Грише. В голове не укладывалось, что они встретятся.

Сначала Ольга не хотела надеяться, думая, что скоро наскучит своему виртуальному другу-любовнику, а потом ей стало страшно. Слишком глубоко поселилось то ощущение неполноценности, когда Гриша игнорировал ее фотки. Конечно, тогда они быстро разобрались, что к чему, но осадок остался. Оле казалось, что она слишком проста для него, недостаточно привлекательна, интересна, хороша. В сети ей было комфортно. Она цепляла на себя маску Хелл и была для своего Бена роковой Девой Валькирией. Но в реальности все было иначе. Ольга чувствовала себя слишком ординарной даже для Гриши, не говоря уж об одиозном Бенедикте.

А еще он до чертиков напрягал ее признаниями в любви. Нет, Оле было безумно приятно, но каждый раз по спине пробегал холодок. Для нее эти слова не были пустым звуком, Ольга с первого же раза почувствовала, как на плечи лег груз ответственности. И мимолетное чувство вины, что она не готова ответить тем же, постепенно нарастало, расползалось, душило ее изнутри. Бен, конечно, сразу дал понять, что не ждет от нее любезной взаимности. Он не давил, не требовал, не напирал. Лишь каждый день повторял, что любит ее, что она нужна ему.

Их регулярный секс по аське, смс или в чате стал для Оли наркотиком. Она уже не могла отпустить Бена, просто пожелав ему спокойной ночи. Нужен был сладкий эротический ритуал. Виртуально они занимались любовью тысячей разных способов, но всегда эмоционально и страстно. Не важно, какое настроение разделяли — от быстрого и жесткого траха до тягучего, нарочито затянутого любования друг другом — но на первый план всегда выходили чувства. И каждый раз Бен говорил, что любит ее.

А за окном была весна. Апрель. Олины подруги по закону времени года ударились в любовь, и лишь она ходила мрачнее тучи, злясь даже на Гришу. Он, засранец, словно чувствовал ее неуверенность, даже не намекал на встречу в мае. Только сказал, что едет на Север, как планировал — и все.

Кроме всего прочего, Ольге не хотелось посвящать отца в свои планы. Если бы она решила задержаться в Питере ради встречи с Гришей, ей пришлось бы либо врать, либо… врать. А потом еще и психовать, не расскажет ли он матери, не решит ли проводить ее на встречу с воображаемой подругой. Родитель, конечно, не особо интересовался ее жизнью, но иногда у него просыпался отцовский инстинкт.

Время поджимало. Оля понимала, что если она хочет встретиться с Гришей, то нужно принимать во внимание и вопрос его проживания. Он же должен будет где-то жить: договориться с друзьями или снять какую-то комнатку в хостеле/общежитии. Май — начало турсезона, в Питере по факту даже гостиницу не всегда просто найти. А Гриша не был миллионером, он был обычным студентом с необычными закидонами, без лишних денег.

Наплевав на все свои терзания, Оля решилась и написала Грише, что ее поездка назначена на начало мая. Первого и второго — форум, а потом свобода. Словно издеваясь, Бен в тот день молчал, как рыба. Зато весточку прислала старшая сестрица. Светка предложила остановиться в квартире ее парня, так как они все равно собирались слетать погреть кости на майские праздники.

Это в корне меняло… все. Одно дело — жить у отца, выбираясь погулять с Гришкой, и совсем другое — иметь в распоряжении пустую квартиру, где они были бы предоставлены друг другу безо всяких ограничений. Слишком заманчиво, даже с учетом Ольгиных комплексов неполноценности.

Она тут же отписала сестре, что с удовольствием принимает приглашение. И — Грише, приглашая его пожить эти пару дней вместе. Последний среагировал мгновенно. Его согласие переросло в бурный разговор, который закончился… на эротичной ноте.

Засыпая в тот день, Оля почувствовала, как ее наконец отпускают страхи, и душа наполняется сладким томительным предвкушением скорой встречи.

Теперь они с Гришей начинали день, обсуждая дату и время встречи, по сотому кругу сверяя адреса, вокзалы, прибытие поездов. Ну а заканчивали, разумеется, разговорами о том, какими будут их ночи, дни, утра, обсуждали варианты использования кровати, душа, столов и прочих поверхностей.

Птицын сразу предупредил, что на Севере будет без связи, дабы Ольга не пугалась. Но ее все равно это беспокоило. Она была уверена в намерениях своего друга, даже не допускала мысли, что он соскочит, но… Но вот в собственные чувства ее беспокоили намного сильнее. Неделя без аськи, смс, чата, даже без почты… Изо всех сил Оля настроилась на подвиг терпения, который будет вознагражден долгожданной встречей.

«Разлука обостряет чувства», — мужественно решила она, но с оговоркой, — «если есть, что обострять».

Но беда пришла откуда не ждали. Вернее, приехала. Светка внезапно воспылала тоской к родным и нагрянула в гости. Болтая на кухне, между делом выяснилось, что ее поездка отложилась на несколько дней. Как на зло, они должны были уехать как раз в тот день, когда прибывал Гриша. Вернее, Гриша прибывал рано утром, а Света с Мишей уезжали в полдень. Избежать встречи невозможно.

Разумеется, крах всех построенных планов посеял панику в Олиной и без того не очень адекватной голове.

Но главная проблема заключалась в том, что у нее даже не было времени подумать. Она провела не менее получаса, мечась по комнате, словно тигр в клетке, пытаясь найти решение, как телефон зазвонил.

— Да, привет, Гриш, — еле-еле выдавила она, проглатывая огромный ком, вставший в горле.

— Привет, красавица. Я в поезде уже, отчаливаю. Контрольный звонок. У нас все в силе?

— Нет.

— Не понял. Ты передумала?

— Нет, то есть — д-да. Но не я… Я п-просто, не знаю, — тараторила она, сбиваясь и заикаясь.

— Хей, зай, тихо. Успокойся и скажи, как есть. Если передумала, то все нормально. Правда. Без проблем.

Оля прикрыла глаза. Она слышала в голосе Гриши тонну разочарования, которую он пытался спрятать за доброжелательностью и спокойствием.

— Я не передумала, просто квартира… Сестра с парнем своим задерживаются в городе. Мне придется все рассказать… Да и спать там негде, мы мешаться будем. Ну ты понимаешь, да?

— Конечно, понимаю, Хель, — в голосе явно чувствовалось нарочитая легкомысленность Бена. — Не переживай, в следующий раз получится. Ты же собиралась летом в Москву?

— Да, — пискнула Ольга.

— Вот и хорошо. Порви всех на форуме, детка. Держу кулаки за тебя. Удачной поездки.

— И тебе.

Гудки.

Оля уставилась на телефон, чувствуя, как отчаяние поглощает ее, впитывается, обволакивает внутренности, замедляет биение сердца. Сначала подкосились ноги, и она плюхнулась на стул. Словно острая бритва полоснула живот и она сложилась пополам. Легкие скрутило тугим узлом давящей боли, стало трудно дышать, и горлу подкатил ком. Ольга схватилась за голову, понимая, что упустила что-то очень важное. Никакая Москва летом не исправит того, что она струсила сейчас. Да и какая Москва? Сомнительно, что Гриша вообще захочет с ней общаться.

Князева вздрогнула. «Он ведь едет на Север», — вспомнила Оля. Отчасти она не верила до конца, что Грише может грозить реальная опасность, но все же допускала, что все сказанное им правда. А возможно, есть и что-то недосказанное. И это еще страшнее. А она сейчас окунула его в ледяную воду своим отказом. Не поменяла планы, а именно отказалась встречаться. Как он должен себя чувствовать? И к чему это может привести?

Не найдя сил сдержаться, Ольга расплакалась. Она уткнулась в подушку, стараясь заглушить рыдания, чтобы не слышали мать и сестра, и ревела, ревела, ревела.

По закону подлости, который в этот день решил окончательно испортить Оле жизнь, Света вошла в комнату, когда она почти уже успокоилась. Но, разумеется, старшая сестрица заметила красные глаза и распухший нос.

— Эй, малявка, ты чего ревешь?

— Тихо, — всхлипнула Оля. — Мама услышит.

— Да она ушла в магазин только что. На час точно. Ты же знаешь маму.

— Угу, — кивнула Ольга невесело.

— Чего стряслось-то? Ну-ка выкладывай! Я не отстану, — насупилась Светка, угрожающе сдвинув брови.

— Конечно. Ты такая же упертая, как я.

— Это ты, как я. Не путай яйцо с курицей, шпингалет, — щелкнула сестра Олю по носу и понимающе уточнила: — Парень?

— Угу…

— Наконец-то, — Света воздела руки к небу. — Ну и что с ним не так? Ты ведь не могла втрескаться в нормального. С ним обязательно должно быть что-то не так.

— С ним все хорошо. Он подонок, но совершенство при этом. А я просто жалкая трусиха, Свет. Конец истории.

— Конец? Это даже еще не начало. Выкладывай все и с подробностями.

Ольге ничего не оставалось, как выложить, потому что Светка не отвязалась бы. Да и было великим облегчением наконец хоть с кем-то поделиться. Она, конечно, опустила подробности о Гришиных Северных битвах и их эротических разговорах, просто рассказала, что уже давно общается с парнем по интернету, что они созваниваются, переписываются, дня не могут друг без друга прожить. И про встречу в Питере, про коварный план остановиться в квартире Миши, про то, что все пошло крахом, тоже пришлось поведать.

Оля сама не заметила, как эмоционально и воодушевленно рассказывала Светке о Грише. Она даже включила комп, и сестра только присвистнула, увидев фотки ее виртуального друга.

— Нет, малявка, я не могу позволить тебе упустить такого красавчика. Звони ему, говори, что все в силе, — выдала Светка, пихая ей в руки мобильный.

— Но… — заикнулась было Оля.

— Поспите одну ночь на кухне. Там диван, конечно, узковат, но вы вроде не толстые. Я в вашем возрасте могла и в кресле спать, потерпите, голубки. А днем мы улетим, и останетесь ворковать.

— А Мишка?

— Пффф, один минет — и он на все согласен, — самоуверенно махнула рукой сестрица. — Я улажу.

— Ради меня такие жертвы? — хихикнула Ольга, чувствуя, как жизнь начинает налаживаться.

— Жертвы? Да мне за счастье. Ой, мелкая ты еще. Подрастешь, поймешь, — махнула на нее рукой Света. — Звони давай своему Грише.

Но это был еще не конец нервотрепке. Сначала абонент был вне зоны доступа, потом гудок постоянно срывался.

— Он за город собирался, предупреждал, что связи не будет, — приврала Оля, снова начиная трястись.

— СМС пиши, должно дойти, если местами идет гудок. И через полчаса попробуй. Соты иногда тупят, — приказала Света, не давая ей запаниковать снова.

Ольга настрочила десяток смсок, а потом снова заметалась по комнате, пока не пришли отчеты о доставке.

Не успела она набрать Гришин номер, как телефон зазвонил в ее руке.

— Гриш, — крикнула она так громко, что он, наверное, и без связи ее услышал.

— …ле… Оль…..слышу…..хера. Связь…..опа какая-то.

— Ты смс получил? Я все уладила. Мы можем остаться у Светки. Немного потеснимся, ты не против?

— Все получил…..мать. Что за…..аная связь!… не слышу тебя.

— Пропадаешь, да. Я тебя тоже еле слышу. Ты приедешь? Просто приезжай, пожалуйста. Как договорились, да?

— Да, я приеду, Хелл… целую тебя.

— И я тебя, — взвизгнула Оля, чмокая трубку, в которой уже слышались гудки прерванной связи.

Переполняемая эмоциями, она кинулась обнимать сестру, повторяя:

— Спасибо, Светик. Спасибо, спасибо, спасибо.

Через несколько минут пришла смс от Гриши:

«Перепугала меня до смерти, красавица. Не делай так больше. До связи в ночь Х. Люблю тебя».

 

Глава 4. Танец с саблями

Бен битый час изучал потолок вагона, лежа на боковой верхней полке у туалета. Он наивно мечтал подремать, но не получилось. И дело даже было не в постоянно хлопающей двери тамбура и шатающихся туда-сюда пассажирах. Просто как всегда все шло шиворот-навыворот. Бен должен был радоваться, он просто обязан был ликовать. Его наконец приняли, он прошел посвящение, удостоился чести стать полноправным воином Московских Волков. Наставник стал соратником и другом, признав, что Бенедикт достоин доверия и достиг пика в обучении. И в душе по этому поводу ожидался праздник, но… как всегда было но. Маленькое, мерзкое, вредное но… Встреча с Хелл.

Он должен был отменить ее, если по-хорошему. НО! Не смог. Вспомнив ее метания и почти сорвавшиеся планы, оценив собственный масштаб желания увидеться, Бен не нашел в себе сил отказаться от поездки в Питер. И лишь маленькая робкая надежда, что в реале все будет иначе, маячила на фоне угрызений совести и ненависти к самому себе.

Он предавал в первую очередь себя, свои убеждения. Конечно, Бен не подписывался под перечнем пунктов с печатями, не клялся на крови, не бился об заклад, но так уж повелось, что после посвящения воин обязан был провести неделю в горделивом одиноком осознании себя, как нового человека, члена клана. Каждый должен был сам для себя решить, что это значит, но по факту было три негласных запрета: секс, злость, злоупотребление алкоголем.

Разумеется, никто не стоял над душой, не бдил, но… Но Бен сам себе был цербером, самым жестоким и ревнивым хранителем убеждений, тайн, догм. Не без труда, но он уговорил себя, что поездка к Хелл — это всего лишь визит в Питер, один из многих. Он сможет сохранить то состояние духа, которое позволит пропитаться своим новым статусом.

И сексом Бен точно не собирался заниматься. Ну может разок, здоровья ради. А дабы избавить себя от соблазна переспать с Хелл несколько раз, Бен принял меры. Он не купил презервативы, а без них никогда не позволял себе быть с девушкой. Один валялся в бумажнике на экстренный случай, которого новоиспеченный посвященный воин надеялся избежать.

Бен прикрыл глаза, отпуская тревоги, стараясь отринуть липкое предвкушение беды, пытаясь врать себе, что встреча с Хелл — просто остановка по пути в Москву. Почти удалось. Только вот едва он закрывал глаза, как в памяти всплывало девичье лицо с большими наивными глазами и доброй улыбкой. Поэтому Бен таращился в потолок, слушая, как хлопает дверь тамбура, разрешая себе спуститься покурить раз в час.

Ночь прятала пейзаж за окном, но он и так знал, что подъезжает к так любимому им городу. Городу, который по нелепому стечению обстоятельств был ему врагом.

Гриша достал телефон из рюкзака и отправил смс:

«Подъезжаю. Скоро обнимемся».

* * *

А Оле тоже не спалось, но по другим причинам. Она вполне успешно поборола волнение, удобно устроилась на жестком диванчике в кухне, и почти заснула, но… Но звуки из комнаты помешали провалиться в забытье, которое бы скоротало ночь до будильника. Света с Мишей занимались сексом. Они, конечно, делали это не так уж и громко, но стоны, хихиканье и прочая возня за стеной были более чем красноречивы.

Ольга не была ханжой, она даже радовалась за сестру, чей бойфренд не стеснялся гостей. Им хотелось, они были у себя дома. Почему нет?

Но сон как рукой сняло. Даже подушка, которой Оля накрыла голову, не спасла ее от невольно обостренного слуха. Она так и не заснула, пока ее гостеприимные хозяева не закончили. А на часах уже пробило два ночи. Промаявшись еще с полчаса, Ольга поняла, что не уснет, когда телефон прожужжал смской: «Подъезжаю. Скоро обнимемся».

«Скоро», — отписала она в ответ.

До прибытия поезда оставалось около трех часов. Решив, что потратит это время с пользой, Оля встала и отправилась в ванную. Там она приняла душ, нанесла ароматный крем на кожу, высушила волосы и, решив использовать излишки времени в свою пользу, включила плойку, чтобы немного поэкспериментировать с волосами. Закручивая тонкие прядки тугими кудряшками, она шептала себе под нос их любимые с Гришей песни.

И, как всегда, Ольга пожалела, что не сделала обычную укладку. Кудри, которые вроде выходили очень даже симпатичными поодиночке, в общей массе волос выглядели, словно она два дня ходила в бигуди. Глянув на часы, Князева матюгнулась, потому что мыть голову и пересушиваться времени уже не было. Ругнувшись еще раз, она собрала все кудрявое безобразие в высокий хвост на макушке, посчитав это меньшим из зол.

С макияжем она решила не мудрить. Немного туши, еле заметные матовые тени на веки — подчеркнуть глаза. Капля пудры и румян, чтобы скрыть землистый цвет лица после бессонной ночи. От помады и блеска она отказалась в пользу телесного контурного карандаша и гигиенички. Улыбнувшись себе в зеркало, Оля быстренько натянула джинсы, кеды, свитер-гольф из тонкой шерсти, накинула кожаную курточку и выскользнула из дома.

Трясясь от волнения и холода, она вызвала такси и присела на лавочку у подъезда. Машина приехала очень быстро и так же скоро домчала ее до вокзала. Благо Мишина квартира была недалеко, да и дороги в этот час пустые.

За пятнадцать минут до прибытия поезда Оля металась по вокзалу, не находя себе места. Когда объявили прибытие, она рванула на перрон, проклиная себя за нерасторопность и неуместное желание спрятаться в здании вокзала от Питерского ветра.

«Нужно было сразу идти на перрон. Я же знала путь и платформу, знала вагон», — ругала она себя, задыхаясь от быстрого шага и нервотрепки.

А поезд уже подошел. Оля высматривала среди прибывших Гришу и… не находила его. Пассажиры расходились, толпа становилась все реже, пока перрон не опустел полностью. Ольга почувствовала, как паника тугим жгутом скрутила горло. Дрожащими руками она залезла в сумочку, достала телефон.

— Гришка, где ты? — взвизгнула она, едва он снял трубку.

— Я в вокзале. Мы же хотели внутри встретиться. Сама говорила, что мерзнуть не хочешь, забыла? — откликнулся Птицын.

— Забыла, — всхлипнула Оля, не в силах спрятать слезы в голосе и на щеках.

— Эй, зай, ты чего? Не реви! Я иду к тебе, стой на месте.

— Я не узнала тебя, — продолжала жаловаться и шмыгать носом в трубку Князева, — как я могла тебя не узнать?

— Наверное, так же, как и я тебя, — успокаивал ее Гриша.

— Это ужасно.

— Ничего ужасного. Прекращай.

Оля увидела, как к ней идет молодой парень и поспешила навстречу. Она замешкалась, пряча телефон в карман, а Гриша уже заключал ее в объятия, которые смазались из-за ее копошения.

— Господи, — только и пискнула она, чуть отстраняясь, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Ну вот, тушь потекла, — ухмыльнулся парень, стирая черную капельку в уголке глаза.

Оля в это время собиралась его поцеловать, но из-за Гришиной возни удалось лишь на миг соприкоснуться щекой к щеке.

— Какая же я растяпа, — нервно рассмеялась Ольга.

Гришка тоже натянуто улыбнулся.

— Привет что ли?

— Привет.

Их глаза наконец встретились, отражая сияние друг друга. Оля сделала маленький шажок навстречу, положила голову Грише на плечо, прижалась к нему. Его руки крепко стиснули ее, удовлетворяя потребность в первом правильном объятии.

Гриша потерся щекой об Олины волосы, нечаянно задев губами ухо.

— Ольк, ты ледяная, — выдал он, чуть отстраняясь. — Зай, ну как так можно? Одевай шапку, если такая мерзлявая.

Она только скорчила рожицу и фыркнула:

— Отстань.

— Пошли отсюда, — скомандовал Птицын, уводя ее с перрона.

Они разомкнули объятия, но их пальцы, магнитящиеся неведомой силой притяжения, тут же переплелись.

— Я вызову такси, — предложила Оля. — Или поймаем через дорогу? На вокзале три шкуры сдерут.

— Зачем? Транспорт уже ходит, — Гриша кивнул на подъезжающий троллейбус.

— О, это наш!

И они побежали, не размыкая рук.

Сев в троллейбус, оба неловко замолчали. Оля украдкой рассматривала своего утреннего гостя. Стало ясно, почему она не узнала его. Гриша выглядел очень юным, хотя был старше ее на два года. Она представляла его молодым мужчиной, но в реальности он оказался пацан пацаном. Возможно, из-за своей худобы.

— Как дорога? — спросила Оля, разрывая неловкую паузу и «нечаянно» касаясь его колена своим.

— Мучительно долгая, — улыбнулся Гриша, «нечаянно» касаясь ее руки своей, отчего их пальцы снова переплелись.

— Поспал?

— Не-а. Боковушка у туалета, заколебали шататься все.

— Бедняга, — хихикнула Оля. — Я тоже не спала. Сестрица с хахалем фыркали полночи, как кролики.

— Сексом что ли занимались?

— Ага.

— Аха-ха-ха, не повезло, зай. Сочувствую.

— Да полно. Зато не пропустила смску твою. Кстати, готовься, будем спать на уууууузеньком диванчике, — тараторила она, все больше и больше привыкая к теплу, которое усмиряло волнение.

— Оль, я неделю спал в палатке, почти на голой земле. Не пугай меня диванчиком, — ухмыльнулся Гриша, поглаживая ее ладонь большим пальцем.

— Ты… у тебя… Все там хорошо прошло?

— Нормально, — пожал он плечами. — Живой ведь.

— Ну да, — потупилась она и, не желая напрягать его расспросами, сменила тему. — Что за наряд вообще? Еще бы я тебя узнала! Где кожаный плащ и гриндерсы?

— Так удобнее. Стараюсь не выделяться, когда путешествую.

Оля метнула взгляд на его кроссовки, джинсы и ветровку, совершенно обычные. В таком виде Гриша казался ей до боли нормальным. Еще не определившись, захочет ли она вытащить из этой оболочки Бена, она снова притихла, глядя в окно на туманный утренний Питер. Гриша тоже молчал, лишь продолжал поглаживать ее пальчики, словно всю жизнь так делал.

Выйдя из троллейбуса на нужной остановке, они быстро дошли до дома, и Оля довольно выдохнула, оказавшись в тепле квартиры. Она приложила палец к губам, кивнув на дверь кухни. Ее гость тихо разулся, отдал ветровку, прошел по указанному направлению, поставил на пол рюкзак и уселся на краешек разобранного дивана, как бедный родственник.

Олю осенило.

— Гриш, голодный? Хочешь чего-нибудь?

Готовила она паршиво, но в такой ситуации, наверное, и не требовалось ничего изобретать сложнее бутербродов.

— Не-не. Есть не хочу. Чайку бы. И покурить. Можно? — отрывисто и растерянно выдавал слова Гриша.

— В окошко, — кивнула Ольга, зная, что Миша не против таких дел, но не забыла и удивиться: — Ты разве куришь?

— Когда нервничаю, — честно признался Птицын, затягиваясь и выдыхая дым в открытое окно.

— Из-за меня? Или вообще?

— Что?

— Из-за меня нервничаешь или вообще?

— Из-за тебя, — кивнул Гриша, чуть улыбаясь, — и вообще.

Оля оставила его реплику без ответа, повернувшись к вскипевшему чайнику. Она разлила чай в кружки, поставила на маленький столик у дивана. Едва выкурив половину сигареты, Гриша закрыл окно, снова присел, протягивая руки к чаю, отхлебывая, ставя чашку на место.

У него был такой потерянный вид, что Оля не выдержала. Она подошла к нему, встала рядом, неуверенно протянула руку, прикоснулась к коротким жестким волосам, погладила. Гриша уткнулся лицом ей в свитер, пряча глаза.

— Я не такая? Не как на фотках? Другая, да? — спросила Оля, отчаянно труся, но не желая замалчивать свои комплексы.

— Другая, — подтвердил Гриша приглушенно.

Оля едва успела сглотнуть, как он подхватил ее, усаживая к себе на колени, и крепко прижал, заглядывая ей в глаза.

— Ты теплая, — прошептал он, убирая челку с ее лица, и провел костяшками пальцев по щеке.

— А ты очень худой, — выпалила она ни к селу ни к городу, отчего оба рассмеялись.

— Я чаще всего такой, — продолжал посмеиваться Гриша. — Говорил же, на тех фотках толстый.

Оля только фыркнула, а потом прикрыла рот ладошкой, чтобы скрыть зевок.

— Давай-ка спать, зай. Я тоже еле живой.

— Да-да, нас завтра поднимут до обеда, — покивала Князева, неохотно выбираясь из уютных объятий Гриши.

Она постояла пару секунд, но не рискнула раздеться при нем. Вытащив из-под подушки пижаму, Оля вышла из кухни, тихо бросив:

— Я сейчас, ложись.

В ванне она переоделась и сняла макияж с лица. Стащив с волос резинку, Оля не без радости отметила, что хвост и Петербургская влажность пошли ее волосам на пользу. Кудри немного распрямились и лежали очень даже симпатичными волнами.

Вернувшись на кухню, Оля нашла Гришу, лежащим в кровати под одеялом. Он снял толстовку, оставшись в майке с каким-то принтом. Недолго думая, она нырнула к нему под одеяло, прижавшись к теплому боку своего гостя.

— В пижамке с мишками спишь? — хихикнул Гриша, поворачиваясь к ней лицом, обнимая за талию.

— Зяблик я, — кивнула Оля, не без удовольствия обнаружив, что он в одних боксерах.

Их лица были так близко, носы почти соприкасались. Ольга забыла обо всем, теряясь в его темно-карих, почти черных глазах. Неведомая сила не давала ей моргнуть. Она все смотрела и смотрела, проваливаясь в бездну, теряя разум, волю и неуверенность. Волшебство момента скатилось по ее ресницам, прикрывая на миг им обоим глаза.

— Я люблю тебя, — прошептал Гриша и приник к ее мягким дрожащим губам своими обветренными.

Оля лишь тихо охнула, абсолютно не понимая, что происходит. Не смея открыть глаза, она робко отвечала на его осторожные, изучающие поцелуи.

«Не думай, просто чувствуй, — вспомнила она Гришину смс. — Все, что делает тебя счастливой, доставляет тебе удовольствие — это нормально. Это прекрасно. Просто позволь себе это почувствовать».

И Оля позволила. Она растворилась в чувствах и ощущениях, разрешила волне абсолютного, чистого счастья накрыть ее с головой. Никогда и не с кем она не испытывала таких эмоций. Томная нега завладела ею, не позволяя отступить, толкая только вперед, без отговорок, страхов и компромиссов.

«Пропала», — только и успела подумать она.

- Прекрасна, ты прекрасна, — шептал Гриша между поцелуями.

Его пальцы запутались в ее волосах, а губы все никак не могли насытиться поцелуями. И Оле тоже было мало. Щемящее возбуждение закручивалось внизу живота, толкая ее на безумства. Она прикусила Гришину нижнюю губу, пососала ее, провела языком, вырывая из его горла гортанный стон. Ободренная этим звуком, но помня его чудаковатые предпочтения в поцелуях, Оля мягко протолкнула свой язык ему в рот, чтобы коснуться кончиком его зубов, и тут же отступила. И в ответ почувствовала его язык на своих губах. Она приоткрыла рот, и он проник внутрь, встречая ее язычок. Но она не спешила к нему навстречу, ускользая и лишь легонько касаясь, чуть отстраняясь, чтобы снова соприкасаться лишь губами. И потом опять дразнила его самым кончиком языка, то отступая, то чуть напирая снова.

— Хелл, господи, ты и правда знаешь в этом толк, — прохрипел Бен, дурея от ее выкрутасов. — Потрясающе целуешься.

— Я же говорила, — посмеивалась она, подставляя его губам свое лицо и шею.

Рука Бена пробралась под пижаму, скользила по спине и ниже за резинку штанишек, поглаживая попку. Его ласки были на грани, но все же он не касался тех мест, которые так этого желали.

Осмелев, Оля тоже запустила ладони ему под майку. Но едва она пробежала пальчиками по животу, как оба вздрогнули. Бен от возбуждения, а она от шока.

— Это что такое? — ошалело прошептала Князева, щупая рельефный пресс.

— Ну… живот.

— Кубики?

— Типа того, — усмехнулся Бен, подрагивая от ее изучающих прикосновений.

— Обалдеть, — выдохнула Оля восхищенно, холя его эго по полной программе.

Она закинула на Бена ногу, инстинктивно желая более тесного контакта, но едва ее пяточка задела его ступню, как парень зашипел и отстранился.

Оля и сама вздрогнула от неожиданности, замерла, не зная, где ошиблась. Но Гриша моментально убрал с лица гримасу боли, улыбнулся ей.

— Нам нужно поспать, зай, — проговорил он ей в губы, оставляя на них очередную серию невесомых поцелуев.

— Хо-хорошо, — согласилась Оля, кивая и улыбаясь ему в ответ.

Ее вполне устраивало такое положение дел. Грядущий день сулил многообещающее продолжение их сближения, и лучше начать его без головокружения от бессонной ночи.

Оля последний раз чмокнула Гришу в губы, потерлась щекой о его ладонь и повернулась на другой бок, вжимаясь задницей в его пах.

Птицын только тяжело выдохнул, решив не комментировать такую позицию, хотя это было чистой воды издевательством. Но Оля была такой теплой, уютной и родной, что он решил потерпеть. Слушая, как выравнивается ее дыхание, он сам постепенно отдался во власть сладкого сна.

Казалось, едва он смежил веки, как через секунду услышал звонкий девичий голос, очень похожий на Олин:

— Подъем, понаехавшие! Кто не спрятался, я не виновата, потому что хочу кофе и познакомиться.

— Свееет, дай поспать еще хоть часик, — простонала Оля, залезая под подушку, отчего Гриша хрипло засмеялся.

— Привет, я Гриша, — прокашлялся он, не без труда разлепив глаза, и помахал Князевой-старшей.

— А я Светка, — подмигнула ему в ответ девушка, тут же бесцеремонно уточняя: — Ты под одеялом без штанов?

— В трусах, — подтвердил Птицын, стараясь не смущаться от смешинок в глазах Светы.

— В трусах — это хорошо. Был бы без них, пришлось бы читать лекцию о гондонах и тонкостях первых свиданий.

— Мне или Оле? — уточнил Гриша, смеясь.

— Обоим, — выдала Светка, — пять минут на переодевание, пока чайник кипит. Подъем!

И отодрав от Олиной головы подушку, она с гордым видом вышла из кухни, тактично прикрыв дверь.

— Стерва, — буркнула Ольга, утыкаясь Грише в грудь, чтобы спрятать глаза от солнечных лучей.

— Прикольная сестрица у тебя. Вы похожи.

— Угу, такая прикольная… Я бы приколола ее задницу к забору, вот было бы веселье, — несла Князева чушь спросонья.

Гриша аккуратно отстранился от нее, вставая.

— Я все же оденусь, чтобы не провоцировать тут никого.

— Угу, — буркнула Оля, приоткрыв один глаз, чтобы оценить утреннего Гришу в трусах.

На ее счастье Птицын еще и нагнулся, роясь в рюкзаке, выставляя на обозрение отличную крепкую задницу. Ольга повернулась на бок, подперла щеку кулаком, бессовестно пялясь на него. Гриша только усмехнулся, поймав ее взгляд, и покачал головой.

Но кроме сильных жилистых ног и упругой попы Оля заметила эластичный бинт на его ноге. Чуть поморщившись, Птицын подтянул его потуже у лодыжки, прежде чем натянуть спортивные штаны и носки.

— Откуда это? — осторожно поинтересовалась девушка.

— Щит поймал, — кратко ответил он, добавив в ответ на беспокойство в ее глазах: — Все нормально. Жить буду.

Повиснуть неловкой паузе не дал здоровый мужик лет тридцати, вошедший на кухню.

— Михаил, — протянул он руку гостю без лишних приветствий.

— Гриша, — так же кратко представился Птицын, отвечая на рукопожатие.

— Мелочь, — кивнул Миша Оле.

— Оглобля, — не осталась в долгу та, вынуждая Гришу хмыкнуть.

— Ну, закончили обмен любезностями? — объявилась на кухне и Света. — А то я кофе хочу больше, чем трахаться.

Оля только глаза закатила, поспешив объяснить:

— Они всегда такие, Гриш, не обращай внимание.

— Да, Гриш, лучше соскреби уже свою женщину с кровати, а то и присесть негде, — поддержал беседу Михаил.

— Да встаю я, — заворчала Оля, поднимаясь с дивана и собирая постельное белье.

— Как вы тут спали вдвоем вообще? — не удержался Миша, оценивая небольшую ширину своего кухонного дивана.

— Без задних лап, — кратко ответил Гриша, — как на облаке.

— Какой он у тебя милашка, — расплылась в улыбке Света.

Оля почла за лучшее покивать.

— Кофе, яичницу будете, дети?

— Свет, может бутербродами обойдемся? Ты же спалишь даже яйца, — заныл Миша. — А до приличного ресторана еще лететь сто лет. Я с голода помирать не хочу.

— Не спалит она ничего, — вступилась за сестру Ольга, но без лишнего энтузиазма.

— Угу, конечно, — буркнул здоровяк. — Гриш, по секрету: они обе даже сосиски без пожара не отварят. Семейное проклятие. Беги, если любишь вкусно пожрать.

— Ну чего ты несешь? — взъерепенилась Света, но при этом покорно нарезала колбасу, сыр и хлеб.

— Да я пошутил, детка. Ты у меня круче Гордона Рамзи, — чмокнул он подругу в щеку, заливая кофе кипятком, но, обернувшись к Грише, одними губами проговорил: — Беги, парень, беги.

— Идиот, — буркнула себе под нос Оля, пододвигая столик к дивану, за которым через минуту все четверо устроились на завтрак.

За перекусом и легкой болтовней пролетел час. Света и Миша засобирались в дорогу. Распрощавшись и пожелав молодежи хороших выходных, они вызвали такси и уехали.

Гриша сам не понял, как они с Олей оказались в комнате на кровати. Она так и не переоделась, была в пижаме с мишками, которая буквально убивала его. Он ничего не смог с собой поделать, целовал и обнимал, не желая вспоминать о воздержании и принципах, которыми так дорожил. Ее губы сводили с ума, и кожа была такой гладкой и мягкой на ощупь. Едва сдерживаясь, чтобы не касаться груди, чтобы не потрогать ее между ног, Гриша целовал и целовал свою Валькирию, понимая, что пропадает, что слабеет, что полностью растворяется в ней и взаимном желании.

Но когда она потянула вверх его майку и охрипшим от возбуждения голосом попросила: «Сними», — он нажал на тормоз.

— Нет, Хель, — сказал, как отрезал. Жестко.

— Почему? — недоумевающий взгляд.

— Просто — не надо.

— Почему? — упрямая, как всегда.

— Я не могу.

— Но ты хочешь, — сидя на нем верхом, она поёрзала, чтобы убедиться.

Ну и конечно, у него стоял, это было очевидно.

— Конечно, хочу, красавица, но…

Гриша прикрыл глаза, беспомощно откинувшись на подушки.

— Что но?

— Я принял посвящение, Оль.

— Какое посвящение?

— В Московские волки.

— И что?

— Мне нельзя. Ни с кем. Неделю.

— Что за бред?

— Не бред — правило.

— Бредовое правило.

Гриша не нашел, что сказать. Он аккуратно ссадил с себя девушку и пошел на кухню курить, уговаривая эрекцию угомониться. Не очень успешно. Дыша дымом и питерской прохладой, он понял, что не сможет долго сопротивляться Ольге, если не вытащит ее из дома. Валькирия была ходячим соблазном, а ведь они провели меньше часа наедине. И к вечеру, если Оля не прекратит (а она не сможет прекратить) быть такой желанной и соблазнительной, он пошлет к чертям все бредовые правила.

Вернувшись с кухни, Гриша нашел Олю у окна. Тихая, с опущенными плечами она стояла и смотрела на соседние высотки. Он подошёл, обнял, уткнувшись носом ей в шею, и прошептал:

— Прости, зай. Давай не будем портить эти дни.

— Хорошо, — согласилась она покорно, отстраненно, спокойно, почти равнодушно, если бы не дрожь в голосе.

— Давай смоемся из дома, поедим пиццу.

— Хорошо, — тем же тоном.

— У меня сюрприз для тебя, но вечером, — Гриша решил оттянуть возвращение домой до ночи любой ценой.

— Какой сюрприз? — чуть больше интереса в голосе.

— Увидишь. Оденься понарядней.

Оля обернулась, недоверчиво взглянула на него, сдвинув брови.

— Платье что ли?

— Было бы классно.

— Ладно, тогда схожу в душ, приведу себя в порядок.

— Угу, — кивнул он, решив не уточнять, что она и в пижаме с мишками выглядит более чем порядочно.

Пока Оля плескалась в душе, он сам откопал в рюкзаке приличную одежду. Пробежал утюгом, который благо был на виду, по брюкам и рубашке. Когда девушка вышла из ванной, он проскользнул туда сам, чтобы освежиться и переодеться.

Преображенные, они встретились лицом к лицу на кухне.

— Вау, — только и выдохнула Оля.

Щегольская рубашка сидела на Гришке, как на модели, брюки подчеркивали стройные ноги и упругий зад, а бабочка добавляла гламурного шика.

— Согласен, — расплылся в улыбке Гриша, понимая, что зря попросил ее надеть платье. Она и в обычных джинсах и свитере была прекрасна, но короткое платье делало ее похожей на звезду с красной дорожки, а волосы, струящиеся волнами по плечам, сводили с ума.

Гриша понял, что идея выйти в люди была отвратительной. Весь вечер он будет мечтать вернуться домой, сорвать с нее эти тряпки и взять прямо на полу в прихожей. Но деваться было некуда, потому что любая идея была бы плохой. Он не смог бы отвлечься при любом раскладе. Но на людях точно не решится ее насиловать. Возможно, это спасет Деву Валькирию… на время. Гриша знал, что они переспят. Один раз. Ведь он не собирался покупать презервативы.

— Если ты пытался таким образом заставить меня перестать тебя хотеть, то попытка провалилась, — сообщила ему Оля, издевательски ухмыляясь, пока застегивала туфельки на танкетке.

— Согласен, затупил, — не спорил Гриша. — Может, останемся дома? Мне почти больно смотреть на тебя в этом платье.

— Потерпишь, — мстительно бросила Князева, открывая дверь, проверяя в сумочке ключи. — Ты обещал сюрприз.

— Все будет, зай. Тебе понравится.

— Я даже не сомневаюсь.

Оля захлопнула дверь и чуть улыбнулась, сменяя гнев на милость, когда Гриша взял ее за руку.

 

Глава 5. Отравленное лезвие

Олю потряхивало, пока они шли к маленькой уютной пиццерии, что находилась в пяти минутах от дома. Усиленно шевеля извилинами, она искала ответы на тонну вопросов, связанных с поведением Гриши, но не находила. Его отстраненный вид за чаем, его «люблю» и сладкие поцелуи, нога в бинте, отказ заниматься сексом и приглашение погулять не просто сбивали с толку. Голова была готова взорваться, не в силах переварить все противоречивые знаки и поступки Птицына. И как Князева не пыталась, но не могла понять, как ей себя вести и к чему приведет их встреча. За неимением нормального плана Ольга решила просто быть собой и по возможности получать удовольствие от приятной компании. Игнорируя тревожное предчувствие, которое крутило узлы в животе, девушка настроилась на теплую пиццу и итальянскую музыку. Но даже банальный поход в кафе обернулся маленькой катастрофой.

Едва они сделали заказ и отпустили официантку, Оля по привычке выпалила:

— Счет делим пополам.

Гриша приподнял бровь и уставился на нее пронзительным взглядом. Ольга почувствовала, как его глаза ментально сдирают с нее кожу. Она повела плечами, словно от озноба, хотя в зале было тепло.

Разрезая повисшее тугое молчание словно бритвой, Гриша спросил:

— Ты пытаешься меня обидеть, унизить?

— Нет, я… — вспыхнула Оля, но он не дал ей сказать.

— Что нет, Оль? Изощренная месть? Немного не в твоем стиле, я почти разочарован, — проговорил Бен с наигранным пренебрежением, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди.

— А что в моем стиле, Бен? Уронить вилку и нагнуться? Или сказать, что я без белья? Что ты вообще знаешь о моем стиле, обо мне? — разозлилась Хелл, реагируя на его нахальную ухмылку и притворную невозмутимость.

— Кажется, я знаю даже меньше, чем ничего, — усмехнулся он, отхлебнув воды.

— Тогда попробуй угадать, — подмигнула Валькирия, вступая в его игру, — с трех раз.

— Первый вариант — месть, но, кажется, я ошибся. Второй — благотворительность, — рассуждал Бен вслух, загибая пальцы, — но это еще более унизительно. А третий… Не знаю, возможно, ты ограбила банк и тебе нужно срочно скинуть наличку?

— Ты придурок, знаешь об этом? — смеялась Хелл, не в силах сердиться на его кривляния.

— Не угадал? Что, совсем?

— Даже близко не был.

— Тогда давай вернёмся к варианту с вилкой и отсутствием белья.

Хелл бросила в него салфеткой, которую крутила в руках. Разумеется, не попала.

Бен поманил ее пальцем, прося нагнуться так, чтобы прошептать на ухо:

— Если ты без трусов под этим клочком ткани в виде платья, клянусь, я сниму свои и заставлю тебя ходить в боксерах до конца вечера.

Хелл аж фыркнула, не сдержав звонкого смеха.

— Какие затейливые эротические фантазии, Бенни, малыш, — повела она бровями, не имея ни малейшего желания отвечать на его вопрос, а тем более угрозу.

— Хеля, — сдвинул брови Бен, изображая серьезную сердитость.

Продолжить обмен любезностями им не позволила официантка, которая принесла заказанную пиццу. Невольное вторжение в их мир третьего лица, словно переключило тумблер. Оставив колкие фразы и сальные намеки, Гриша и Оля принялись за еду. Они говорили об учебе, Гришкиной работе, Олиной конференции, даже о погоде. Для разнообразия было забавно прикинуться нормальными людьми.

Ольга поймала себя на мысли, что ей действительно не нужно ничего изображать, можно просто быть собой. Она автоматически становилась Хелл, когда Гриша включал Бена, как и он прекрасно чувствовал перемену в ее настроении.

— Между прочим, если я приглашаю девушку, то плачу сам. Всегда, — выдал Гриша посреди разговора об Олином визите к отцу.

— Если я первый раз иду куда-то с парнем, то плачу за себя сама. Всегда, — не осталась она в долгу.

— Чтобы сохранить независимость? — уточнил Птицын.

— Типа того.

— Мудро. В твоем стиле, — одобрил он и тут же вернулся к прерванной беседе. — Так говоришь, твой отец одними бутербродами питается? Наверное, генное проклятие по части готовки вам от него передалось?

Оля улыбнулась, пытаясь пнуть его под столом. Конечно, Гриша среагировал раньше, и она заехала носком туфли по ножке его стула. Оба рассмеялись, продолжая обмениваться беззлобным стебом и улыбками.

Но слишком рано Оля расслабилась.

Допив кофе, Гриша встал из-за стола, обещав скоро вернуться. Конечно, ничего особенного не было в естественном желании посетить туалет, но ее спутник пребывал там уже пятнадцать минут. Оля нервно дергала ногой, не зная, что и думать. Первая мысль была, что он просто смылся, бросил ее. Но в Мишиной квартире остался Гришин рюкзак, а ключи были только у нее. Поэтому Оля остановилась на несварении от Светкиных бутербродов или… Или что-то случилось. Вынув мобильный из сумки, она вытаращилась на часы, давая себе и Грише еще пять минут. Он вернулся, когда доходила четвертая.

— Заскучала? — раздался за ее спиной насмешливый голос.

Ольга аж подскочила на стуле и задрала голову, вытаращившись на него во все глаза, но при этом стараясь не показать своей паники.

— Куда ты провалился? — еле выдавила она слова из горла.

Гриша только стрельнул глазами на стол, где лежал букетик незабудок. Оля сглотнула.

— Это мне? — задала она наитупейший вопрос.

— Нет, официантке вместо чаевых, — не сдержался Птицын.

— Откуда?.. Ты бегал в магазин что ли?

Гриша только глаза закатил.

— Поехали, красавица. Тебя ждет сюрприз, не забыла? — проговорил он, отодвигая ее стул, игнорируя вопрос о магазине.

На ватных ногах Оля встала из-за стола и просунула руки в рукава своей куртки, которую любезно придержал ее спутник.

— Оль, цветы, — напомнил он с придыханием, чуть качая головой и посмеиваясь от ее рассеянности.

— О, да… Спасибо, — обернулась она к столику, забирая букетик.

— Не за что, — снова хмыкнул Птицын, уводя ее из кафе.

— Гриш, а счет? — вспомнила Оля уже на выходе.

— Я оплатил, расслабься, — проинформировал он, увлекая ее на улицу.

Гриша поднял руку, ловя машину, делая вид, что не замечает, как Ольга пялится на него, безмолвно открывая и закрывая рот. Он лишь сжимал губы, чтобы не рассмеяться.

Затолкав девушку в остановившуюся машину, он назвал водителю адрес и привлек трясущуюся Олю в свои объятия.

— Ты вся дрожишь. Неужели холодно? — спросил он тихо, легонько касаясь губами ее виска.

— Прохладно после теплого зала, — призналась Оля, прижимаясь к нему крепче, не отводя взгляда от букетика в руках.

Она знала, что эти мелкие невзрачные цветочки стоили, как два счета за их перекус в пиццерии. Минимум. Но еще больше ее поразило то, что Гриша помнил ее любимые — незабудки. И он бегал в магазин, чтобы купить их, сделать сюрприз, порадовать ее. И оплаченный им счет уже не казался таким большим делом или посягательством на ее независимость.

— Спасибо за цветы. Они прекрасны, — прогудела Оля куда-то ему в рукав.

— Это ты прекрасна, а цветочки — просто миленькие, — улыбнулся Гриша ей в волосы, не забыв добавить: — И для справки: то, что я оплатил счет и подарил тебе незабудки, не умаляет твою независимость.

— А твою? — ввернула Ольга, задирая голову, чтобы посмотреть на его реакцию.

Гриша рассмеялся, пряча за улыбкой напряжение.

— Вот уж не уверен, — отшутился он.

Оля мгновенно почувствовала его перемену и тут же сменила тему.

— Куда мы едем?

— В клуб, — коротко ответил Птицын.

— Сейчас и восьми нет. Кто ходит в клуб в такое время? — удивилась Оля.

— Просто небольшая частная вечеринка. Для своих. Но можем остаться и на ночь.

— О, — только и выдохнула она, совершенно не представляя, что за всем этим кроется. — Ну посмотрим.

Ольга вдруг осознала, что едет в какой-то непонятный клуб, с непонятным и очень странным парнем, которого первый раз видит. Он мог затащить ее куда угодно, сделать с ней бог весть что, но Оля совершенно не боялась. Она абсолютно и полностью доверяла Грише. И хотя они фактически были знакомы меньше суток, ни один нерв в ее теле не сигналил об опасности. Наоборот, в объятиях Гриши она чувствовала себя в безопасности, словно его руки были крепкой кольчугой, способной защитить от коварных ударов, ран и боли.

Князева едва ли не мурлыкала, согреваясь, улыбаясь, глядя на цветы, которые не желала отпускать ни на секунду. Она сама не заметила, как стала осторожно прижимать губы к Гришиной шее. А вот он заметил сразу и легонько потянул ее за волосы, заставляя запрокинуть голову. Оля почувствовала на лице мягкие поцелуи. Прикрыв глаза, она сдерживала стоны, потому что к невинным касаниям губ Гриша добавил очень даже горячие прикосновения. Его ладонь заскользила по Олиному колену, по бедру, все выше и выше.

— Трусики на месте, обманщица, — прошептал он ей в губы, едва нащупав кружевную резинку.

— Я убью тебя, — выдохнула Князева, чувствуя, как его ладонь снова вернулась к поглаживанию колена.

— Я обещаю не сопротивляться, красавица.

— Ты и не сможешь.

— Знаю.

Остальные слова растворились в поцелуях, которые бестактно прервал водитель, гаркнув:

— Приехали.

Пока Оля приходила в себя, Птицын быстро расплатился и открыл дверь, помогая ей выбраться из салона. Машина отъехала, а друг уже вел ее куда-то. Она покрутила головой и тут же споткнулась.

— Осторожнее, — подхватил ее Гриша под локоть, не давая упасть.

Оля покивала и уставилась себе под ноги, выбирая дорогу. Она так увлеклась изучением тротуара, что не заметила, как они пришли к небольшой двери, напоминающей черный ход.

— Бен, — услышала Оля чей-то голос, а через секунду узрела и хозяина, выступившего на свет из темного помещения. — Приветствую.

Высокий — все, что могла различить она.

— Салют… — ответил Бен, называя встречающего по имени, которое Оля не разобрала из-за хлопка рукопожатия.

— Ты с дамой сегодня?

— Как видишь.

— Представишь нас?

— Обойдешься.

— Вот так всегда. Ну тогда просто позвольте вашу руку, чаровница, — пропел здоровяк.

Оля бросила настороженный взгляд на Гришу, но тот лишь расслабленно улыбнулся и кивнул, поощряя ее быть смелой. Она протянула руку, ожидая приветствия, но встречающий лишь повязал на ее запястье тонкую шелковую ленту.

— Коктейль в подарок, — пояснил он свои действия и, прежде чем Оля успела убрать руку, прихватил ее пальчики, нагнулся, оставляя на тыльной стороне ладони куртуазный поцелуй. — Приятного вечера.

— Позер, — фыркнул Бен, увлекая смущенную девушку в глубину темного коридора.

— Говнюк, — догнала их в спину ответная любезность.

Оля было захихикала, но тут ее осенило.

— Он назвал тебя Беном!

— Да, — подтвердил ее загадочный друг.

— Небольшая частная вечеринка для своих?

— Ага, — снова согласился Бен.

— Ты ведешь меня на вечеринку… своих друзей?

— Здесь не только друзья, Хелл. Это Питер, и некоторым я здесь не очень нравлюсь.

— Потому что ты московский?

— И потому что я круче их, — усмехнулся Бен, разряжая обстановку. — Просто расслабься. Это нейтральная территория. Здесь мы отдыхаем, никто тебя не тронет… но все же не упускай меня из виду, ладно?

— Л-ладно, — прозаикалась она.

Темнота коридора стала постепенно светлеть, они прошли мимо ряда дверей, за одной из которых оказался шумный зал клуба.

— Ух, — Хелл зажмурилась от светомузыки и электронного бита, который тут же оглушил ее.

— Успели. Еще не начали, — проговорил Бен, повышая голос, чтобы перекричать музыку. — Давай у бара посидим.

Хелл даже спрашивать не стала, что должно начаться. Ее немного потряхивало, и не очень хотелось знать, что ее ждет на этой закрытой вечеринке. Пока Бен вел ее к бару, она немного успокоилась, заметив, что публика вокруг ничем особенно не примечательна. Молодежь по большей части. Больше парней. Одежда обычная. Почти у всех девушек на запястье лента, как и у нее. Народу было немного, человек сто. Бен кивал направо и налево, улыбался. Некоторые притормаживали, давая понять, что не против поболтать, но он упрямо пилил к бару, придерживая Хелл за талию, игнорируя знакомых.

— Бен, засранец, я уж думал, ты не появишься, — закричал парень из-за стойки, взмывая вверх кулак.

— Боже, что это за прикид, Ганс? Фартук? Серьезно? — расхохотался Бен, отпуская Хелл, чтобы перегнуться через стойку и обняться с барменом.

— Если заляпаю джинсы кровавой Мэри, мама снова будет думать, что я подрался, — отмазывался парень.

Он выглядел еще моложе Бена. Лет на восемнадцать, не больше. Приятное добродушное лицо, открытая улыбка, копна соломенных волос.

— Все ясно с тобой, — махнул рукой Бен, а потом внезапно обернулся к подруге. — Знакомься — это Ганс. Ганс, это Ольга.

— Хелл, — поправила она, протягивая приятелю Бена руку, — рада встрече.

— Хелл? — округлил глаза бармен, заключая пальчики девушки в свою ладонь и не спеша их отпускать.

Бен прикрыл глаза, еле заметно подтверждая догадки друга.

— Ого, я много слышал о тебе, — проговорил Ганс, целуя ее руку, как и «швейцар».

— А я вот о тебе ничего не слышала, — хихикнула Хелл, чуть смущаясь, потому что Ганс так и держал ее пальцы в своих.

— Ну а чего обо мне говорить? Я же не красивая девушка. Секс на пляже?

— Эм… холодновато еще. Я не любитель открывать сезон. Может через месяц?

Хелл готова была поклясться, что услышала, как клацнули челюсти Бена. И Ганс тут же отпустил ее руку, посмеиваясь.

— Я имел в виду коктейль, — указал он на ленту вокруг запястья девушки.

— Фруктовая гадость с зонтиком? Махнусь не глядя на стакан Гиннесса, — скривилась Хелл.

Бармен рассмеялся:

— Ты прав, старик. Она потрясающая.

Бен лишь задрал уголок губ в подобии улыбки, косясь на Хелл, которая принимала стакан пива от его друга.

— Кажется, пора заканчивать с обслуживанием, — отметил Ганс, снимая фартук и выходя из-за стойки.

— Ты чего вообще туда залез?

— Девочки тащатся от барменов, да и я люблю. Ты же знаешь.

Бен знал. Ганс все время развлекал гостей финтами с бутылками и горящими коктейлями. Было у него такое чудное хобби, наряду с маханием мечом и ношением кольчуги. Даже в Питере, будучи, как и Бен, гостем города и враждебного клана, он не мог не повыпендриваться.

— Начинают, — кивнул на сцену Ганс.

Хелл проследила за его взглядом и вздрогнула, почувствовав, как Бен встал к ней сзади почти вплотную, проговорил в ухо:

— Сюрприз для моей Валькирии.

— С ума сойти, — выдохнула она, услышав первые ноты одной из ее (и Бена) любимых песен.

Не в силах сдержать эмоций, Хелл запрыгала на месте, словно зайчик, хлопая в ладоши.

— Бен, это они!!! Бен, господи!!! — визжала она, расцеловывая его в щеки, душа объятиями. — Спасибо, спасибо! Мне кажется, я сейчас в обморок упаду.

— Не смей, а то пропустишь концерт, — усмехнулся Бен.

Он даже не думал отходить от Хелл, разрешив себе подзарядиться волнительной вибрацией подруги. Хотя, качаясь и пританцовывая, она задевала попкой его пах, отчего Бен слегка завелся. Но оно того стоило. Хелл больше любила легкий лиричный московский фолк, который пела Стейна, но и питерские неофолкеры очень ей нравились. Сам он в музыке предпочитал именно Питер. Но только в музыке.

Танцпол перед сценой стремительно заполнялся народом и уже через пару куплетов народ пел вместе с солисткой и танцевал от души. Неудивительно, ведь были только свои.

— Смотри на Ганса, — крикнула Хелл, указывая пальцем в толпу, где «бармен» зажигал, лихо отплясывая.

— Он всегда так делает, — улыбнулся Бен, положив руки ей на талию, чуть покачиваясь в унисон. — Я рад, что тебе нравится.

В ответ Хелл лишь откинулась, вжимаясь в него спиной.

После первой песни солистка произнесла обычные приветственные слова, поздравляя всех собравшихся с возвращением, приглашая петь и танцевать, забыв обо всем, кроме музыки. Народ загудел, поддерживая.

Бен и Хелл стояли у бара, не желая вливаться в общее безудержное веселье. У них был свой маленький праздник, который не хотелось делить с остальными. Слушая музыку, подпевая словам, они растворялись в теплой близости, почти осязаемом кайфе. Хелл потягивала Гиннесс из стакана, Бен воду из бутылки. Сегодня ему не хотелось пить, и этим он был обязан присутствию Хелл. Хоть в чем-то она помогала ему прочувствовать посвящение правильно.

Где-то в середине концерта к ним снова подошел Ганс. Немного встревоженный. Он кивнул Бену, прося отойти в сторону:

— Кеннет, — только и проговорил парень, — прямо за твоей спиной. Только что пришел. Заметил вас.

— Уведи Хелл танцевать, — отрывисто скомандовал Бен.

Ганс тут же схватил Валькирию за руку, утягивая на танцпол. Хелл вопросительно взглянула на Бена, но в глазах у нее уже зажегся огонь.

— Иди, развлекайся. Мне сегодня не до танцев, — отпустил он ее, стараясь не подавать виду.

Хелл кивнула, позволяя Гансу увести себя в гущу танцующих. Бен на всякий случай старался не упускать из вида коротенькое платьишко и стройные ноги. Он улыбался, наблюдая, как Ганс ввёл ее в круг-хоровод, и Хелл, смеясь, закружилась в лихой пляске вместе со всеми. Она схватывала ритм и движения, двигаясь одновременно, копируя общее и сохраняя что-то свое в танце. Ее покачивающаяся в такт попка и поднятые вверх руки, летящий вихрь волос и счастливая улыбка приковывали взгляд. Со стороны, наверное, он выглядел идиотом, который таращился на нимфу, ангела. И улыбался, как дурак.

— Бенедикт, — вырвал его из сладкого созерцательного транса ненавистный голос.

— Кеннет, — обернулся к нему Бен.

Несколько секунд стандартного обмена взглядами, в которых тонна обещания прикончить друг друга при удобном случае.

— Слышал о твоем посвящении. Поздравляю.

— Благодарю.

— Ты разве не должен сейчас осознавать всю ценность своего нового статуса?

— Где как не среди соратников и славных песен это делать? — нараспев проговорил Бен, насмехаясь над плохо срытой претензией.

— Ну конечно. Питер всегда рад помочь, — скривился в подобии улыбки Кеннет. — Ты и девушку сегодня привел?

«Доложили», — понял Бен, не собираясь отвечать на это.

— Ничего не скажешь, Бен?

— С какой стати я должен тебе что-то объяснять, Кеннет? Ты меня с кем-то перепутал. Я держу ответ только перед Старшими и самим собой.

— Ну-ну, — хмыкнул питерец. — Доброго вечера и здоровья, Бен.

— Сам не сдохни между делом, — буркнул в спину удаляющегося Бенедикт.

Кеннет шел через зал, привлекая к себе внимание. Вокруг него быстро образовалась толпа, так как все желали поприветствовать столь важную персону. Он редко бывал на таких сборищах, где все чувствовали себя равными. Кен предпочитал возвышаться над толпой. Ну или, в крайнем случаем, стоять в центре, что ему прекрасно удавалось.

Бен сжал губы, понимая, что вечер испорчен. Одно хорошо, концерт подходил к концу, и Ганс вел Хелл назад к бару. Она аж подскакивала от возбуждения под аккорды заключительной песни. Бен не мог не улыбнуться в ответ на ее заразительный смех.

— Повеселилась, красавица? — уточнил он для приличия.

— Я сто лет так не отрывалась, — задыхаясь, бурно жестикулируя и продолжая приплясывать, кричала Хелл. — Это что-то невероятное…

— Останетесь на ночь? Будем жечь до утра! — зазывал Ганс, подтанцовывая вместе с Хелл.

— Нет, дружище, нам пора, — отказался Бен, на автомате беря Хелл за руку.

Он посмотрел на подругу, готовясь встретить ее разочарованный взгляд, но она ничуть не расстроилась.

— Да, хорошего помаленьку, а то привыкнуть можно, — поддержала Хелл, но тут же спросила, кивнув Бену за спину: — Кто это? Улыбается вам, ребята. Друг?

Парни повернули головы, встречая насмешливый взгляд и снисходительно понимающую улыбочку Кеннета через толпу. Ответа Хелл не дождалась. Бен хлопнул Ганса по плечу, кратко прощаясь, и повел Хельгу к выходу. Она едва поспевала за его размашистыми быстрыми шагами, спотыкаясь на ровном месте.

— Бен, стой, — рявкнула она и остановилась как вкопанная. — Я с места не сдвинусь, пока не объяснишь. Понял?

И топнула ножкой для полноты картины.

— Что тебе объяснить?

— Кто этот парень?

— Кеннет, придурок, враг, — тихо, но четко, проговорил Бен. — Довольна?

В темноте коридора было слышно только тяжелое дыхание еще не отошедшей от танцев Хельгим и стук сердца Бена.

Он видел, как Кен смотрел на нее. На его Хелл. Он знал, когда Кен смотрит именно так. Конечно, Хелл не повелась бы на этого козла, но Бен прочитал в его глазах интерес, восхищение, вожделение. Этого хватило, чтобы инстинкты взяли верх над разумом и терпением. Сейчас Бен хотел лишь увести Хелл отсюда и сделать ее своей. И не знал, к чему сильнее стремился: спрятать ее от похотливых глаз врага или наконец заявить свои права на ее тело.

Хелл протянула руку, касаясь его щеки, и проговорила:

— Бенни, малыш, ты в порядке?

— Нет, — рыкнул он, прижимая Хелл к стене.

Она охнула от неожиданности, почувствовав напряженные, властные, почти грубые губы Бена на своих. Он прихватил ее под коленом, забрасывая ногу Хелл себе на бедро, другую ладонь Бен запустил ей в волосы, загребая пальцами шелковый водопад. Девушка охнула еще раз, чувствуя, как ей в живот упирается недвусмысленная выпуклость его паха.

— О, господи, — прохныкала Хелл, чувствуя, как он прикусывает ее губы, водя по ним языком, посасывает.

— Моя, — выдохнул Бен ей в рот. — Ты моя, Хелл.

— Да, — она не смела спорить. — Пожалуйста, поехали отсюда.

Их желания совпадали. Мотнув головой, чтобы избавиться от наваждения, Бен снова потащил ее за руку по коридору к черному ходу. И теперь Хелл не жаловалась. Она послушно семенила за ним, стараясь не обращать внимания на одышку.

Все было как во сне. Улица. Машина. Назвала адрес. Поцелуи, поцелуи, поцелуи. Остановка. Бен, кажется, расплатился. Добежали до дома, до квартиры, игнорируя лифт. Вихрь одежды. Приставными шагами до кровати. Она сверху, сморит на него, понимая, что никогда не чувствовала ничего подобного.

— Хочу тебя, — прошептала Хелл. — Мой.

Она не хотела спешить больше. Загнав зверя в ловушку, можно было не торопиться, смаковать.

Ее губы скользили по упругому телу, пробуя языком на вкус его кожу. Хелл целовала его грудь, плечи, спускалась к невероятному прессу. Она дразнила его, щекоча волосами, наслаждаясь каждым звуком, вырывающимся из горла Бена. Безумное напряжение, колотившееся пульсом между ног, было настолько сладким и томным, что Хелл почти не хотела переходить к делу. Ей нравился процесс. Безумно нравился. Но Бен был настроен участвовать тоже.

— Я тоже хочу, — прохрипел он, перекатывая ее на спину, устраиваясь сверху.

Хелл протяжно застонала, едва его рот сомкнулся на соске. Бен посасывал и покусывал чувствительные пики ее груди, заставляя девушку метаться по подушкам, умолять его не останавливаться. Оставив руки на ее груди, он изучал ртом мягкие девичьи изгибы, покрывая поцелуями все тело.

Хелл казалось, еще немного, и она оторвется от кровати, взлетит к потолку, так сильно вибрировало ее тело, отзываясь на ласки Бена. И он тоже не хотел прекращать, но физиология грозила разрушить все его планы. Поэтому Бен потянулся за бумажником, где лежал презерватив. Он почти уговорил себя успокоиться и не устраивать из секса с Хелл ритуально сакральный танец. Просто секс.

Однако, даже раскатывая резинку, Бен не прекращал ласкать и целовать ее и мог поспорить, что Хелл не заметила, как он отвлекался на защиту. Она пребывала в каком-то трансе, практически горя от возбуждения. В ее глазах вспыхивали отблески нездешнего пламени, а кожа пылала, словно по венам текла не кровь, а лава.

Раздвинув ее ноги, Бен застонал, чувствуя на пальцах море влаги. Не желая более медлить, он вошел одним уверенным, сильным движением.

И замер.

Крик, который она превратила в писк, прикусив губу и зажмурившись.

Оба замерли.

Бен не дышал.

Не смел взглянуть на нее.

Но правда была вне взглядов, дыхания, звуков, чувств.

Вскочив, словно ошпаренный, Бен содрал с себя презерватив, бросив его на пол.

— ДЕВСТВЕННИЦА! — заорал он так, что, наверное, даже Кеннет на другом конце города услышал. — Какого гребаного дьявола, Хелл?!! Ты! Я… Да как ты… Проклятье! Хелл, ты девственница!

— Уже нет, — совершенно не разделяя его гнева, хихикнула Валькирия.

Бен стоял как вкопанный, сверля ее глазами. Хелл лежала, не смея двинуться, словно ждала от него побоев или еще какого-то неведомого наказания.

— Что ты наделала, девочка? — проскулил он, ненавидя ее за невинность, себя за то, что забрал ее.

Из глаз Хелл брызнули слезы.

И это был сигнал.

Бен начал закидывать свои вещи в рюкзак, сыпя проклятиями.

— Что ты делаешь? — проскулила Хелл сквозь слезы.

— Ухожу.

— Куда?

— Куда угодно, только подальше и побыстрее.

— Нет… Ты не можешь…

Он натянул джинсы на голое тело, так как запихал трусы в рюкзак, явно не подумав. Майка с Московским волком попалась под руку. Бен быстро надел ее, игнорируя плачущую подругу, схватил рюкзак и понесся к двери. Он отчаянно надеялся, что она найдет в себе гордость и не пойдет за ним.

Зря.

Размазывая слезы по щекам, Хелл бросилась за ним. Бен успел схватить ветровку и кроссовки, вцепился в ручку двери, нажимая на рычаг, чтобы открыть. Но Хелл уже была в прихожей, впившись ему в плечо мертвой хваткой.

— Ты не можешь вот так уйти. Ты не можешь меня бросить. Пожалуйста, Бен…

Он сжал зубы, дрожа от гнева, ненависти и… страха. Собрав воедино последние силы, он тряхнул плечом, отпихивая от себя рыдающую Валькирию.

Сил оказалось более, чем достаточно. Хелл отлетела от него, упав на пол. Путь был свободен, и Бен знал, что это шанс.

Уйти сейчас.

Если обернешься — не уйдешь.

Секунда молчания, и снова рыдания.

«Она живая, просто ударилась немного. Вали, вали отсюда», — орал внутренний голос, гоня его прочь.

— Я не могу без тебя. Пожалуйста, Бен. Я не смогу как раньше. Не уходи. Не оставляй меня. Я умру без тебя. Прости, прости меня, малыш.

Бен отпустил дверную ручку, присел на пол возле Хелл, заставляя ее оторвать лицо от пола, посмотреть на него. Он стер пальцами слезы, взял ее голову в свои ладони, чтобы их лица были на одном уровне.

— Отпусти меня, Хелл. Будет только хуже. Отпусти, — попросил он, уже зная, что она не отпустит, а он не уйдет.

— Я не могу, — всхлипнула она. — Я не могу.

— Почему, девочка? Ну почему?

— Потому что я люблю тебя.

Бен закрыл глаза. Был еще один шанс. Последний шанс. Все еще был. Но Хелл уничтожила и его, прошептав:

— Я люблю тебя, Бен.

Бенедикт стиснул ее в объятиях, прижимая к себе.

— И я люблю тебя, Хелл, — проговорил он, целуя дрожащие губы плачущей Валькирии.

И они оба полетели в пропасть, на краю которой Бен балансировал последние сутки.

 

Глава 6. Агония

— Люблю тебя, Хелл. Люблю тебя, — повторял Бен снова и снова, прижимая к себе рыдающую девушку. — Тише, пожалуйста, успокойся, родная. Я с тобой. Я не уйду. Я с тобой, Хелл.

Но она все плакала и плакала, трясясь в его руках, дрожа и всхлипывая. Ее колотила крупная дрожь. То ли от холода, то ли от нервов. Бен уже не понимал. Он тер ее плечи и спину ладонями, прижимал к себе, пытаясь согреть, но Хелл продолжала всхлипывать, корчась в его руках от судорог.

Бена выворачивало наизнанку от ее боли, сердце сжималось с каждым страдальческим всхлипом, и слезинки, капавшие на майку, прожигали кислотой дыры в его груди, оставляя кровоточащие раны. Не зная, что делать, Бен решился на отчаянный шаг. Он приник поцелуем к трепещущим обкусанным губам, глотая горькую желчь ее рыданий. Руки сами собой легли на грудь, поглаживая нежно, ласково. Хелл не сдержала сладкого стона между очередными всхлипами. И Бен понял, что он на правильном пути. Продолжая ласкать ее грудь, он скользнул губами к шее, плечам, провел языком по ключице.

— Бен, — выдохнула Хельга, впившись ногтями ему в плечи, захлебнувшись воздухом, шмыгнула носом, шумно выдохнула.

Чуть улыбнувшись ей в плечо, Бен повел влажную дорожку языком к вершине груди.

— Ох, — выдохнула она, забывая всхлипнуть, чувствуя, как пружина, что сковала мертвой хваткой ее горло, расслабляется, отпускает.

— Красивая моя девочка. Такая сладкая, такая… моя, — бормотал Бен, лаская то один ее сосок, то второй.

Покусывая и посасывая затвердевшие пики, он и сам уже не сдерживал стонов. Его ладонь скользнула ниже, поглаживая попку и бедра, осторожно, медленно пробираясь к самому чувствительному местечку.

— Черт, — взвизгнула Хелл, едва он коснулся влажной плоти у нее между ног.

Бен приподнял девушку, чтобы было удобнее ее ласкать. Пришлось оторваться от груди, но ее губы тут же завладели его ром, и Бен принял это за компромисс. Они стояли на коленях, целуясь. Хелл обвила руками его шею, не отпуская губы Бена ни на секунду. Он придерживал ее за талию, изучая мягкими прикосновениями горячий влажный центр.

— Так хорошо? Тебе хорошо? — спрашивал он шепотом, чуть надавливая на чувствительный пульсирующий бугорок.

Хелл покивала, не находя сил ответить, но слов и не требовалось. Бен с удовольствием отметил, что она больше не всхлипывает, и слезы высохли. И хотя ее губы были солеными, а дрожь так и не покинула тело, отчетливо ощущалась разница. Горькие судороги уступили место сладкому трепету возбуждения. Посчитав это хорошим знаком, он стал ласкать ее увереннее. Его палец выписывал круги, дразня и распаляя ее.

С каждым маленьким кругом Хелл роняла краткие, но звонкие стоны. А когда Бен чуть нажимал, она больно прикусывала его губу, что доставляло море удовольствия. Он уже собирался прерваться и отнести Хелл в кровать, чтобы продолжить на более мягкой поверхности, но она вдруг разорвала поцелуй, вскрикнула, запрокинула голову, вся напряглась на миг, обмякла.

— Ух, — только и смог выдохнуть Бен, понимая, что она кончила меньше, чем за минуту.

Не давая прийти в себя и смутиться, он легко поднял Хелл на руки, наслаждаясь тем, как она приникла к нему, положив голову на плечо, пересек комнату, аккуратно положил на кровать и попытался отстраниться, но она вцепилась в него мертвой хваткой.

— Нет, — пискнула Хелл, скомкав в кулаках его майку.

Бен сглотнул, увидев в ее округлившихся глазах новый приступ паники.

— Я просто хочу раздеться, чтобы согреть тебя, — объяснил он.

— О… Хорошо.

Она облизнула губы, отпустила его.

Стащив майку и джинсы, Бен нырнул под одеяло, привлекая к себе Хелл. Прежде чем повисла пауза, или она начала бы говорить что-то смущающее или оправдываться, он нацепил на лицо нахальную улыбку, чмокнул подругу в нос и проговорил:

— Ты потрясающе горячая, когда кончаешь.

— Бен, — она шлепнула его по груди, уткнувшись носом в подушку.

— Краснеешь, серьезно? — посмеивался он, пытаясь разглядеть в тусклом свете из окна, как порозовели ее щеки.

— Нет, просто…

— Просто что? Я наконец смутил тебя?

— Немного, — Хелл нашла силы взглянуть на него, хотя щеки действительно пылали. — Это все смущает… Да.

— А меня пугает до чертиков, — честно признался Бен.

— Я вижу, — она снова потупилась, увлекшись рисованием кружка на его груди.

— Прости, что толкнул тебя. Я не хотел.

— Знаю. Прости, что не сказала. Просто… ты бы не стал.

— Не стал бы.

Хелл тяжело вздохнула, не переставая таращиться на свой палец, что гулял по торсу Бена. Повисла пауза, которая грозила перейти в тяжелую тишину. Бен приподнял ее лицо за подбородок, не желая больше прятаться, притворяться, что-то скрывать.

— Я не самый классный парень на земле.

— Я знаю.

— И совершенно не подходящий для первого раза.

— Это не тебе решать.

— Я так и понял.

— Прости.

Бен прикрыл глаза, ненавидя себя все сильнее с каждым ее «прости».

— Все должно было быть не так.

— Было неплохо, пока ты не начал паниковать. Очень даже хорошо было.

— Хеля, — почти проскулил Бен, понимая, что не может сказать ей всей правды о своем намерении трахнуться здоровья и забавы ради.

— Тссс, — шепнула она, придвигаясь ближе, закидывая ногу ему на бедро. — Поцелуй меня, пожалуйста.

И конечно, он не смог ей отказать. С каждым движением губ, скольжением руки, оброненным стоном Бен чувствовал, как прочные цепи все крепче и крепче приковывают его к Хелл. Все принципы, правила, намерения рассыпались в прах рядом с желанием обладать ею, отдаваться ей, любить ее.

Хелл перевернулась на спину, утягивая Бена наверх. Она чуть раздвинула ноги, и он удобно устроился между них. Идеальная позиция. Потребовалось очень, очень, очень много сил, чтобы не скользнуть в нее.

— Хелл, — оторвался Бен от сладких губ, намереваясь остановить и ее, и себя.

— Пожалуйста, Бен. Мы можем все исправить.

— Не можем.

— Мы уже это делаем. Я делаю… Пожалуйста, давай вместе. Ты нужен мне. Ты же знаешь.

— Хель, я могу и… — он протолкнул руку вниз, предлагая ей то, что мог дать.

— Нет, — она тут же сжала его ладонь между бедер. — Хочу тебя. Внутри.

— Мы не можем, Хелл, родная. Правда не можем, — уговаривал ее Бен из последних сил.

— Можем. И будем.

Она тоже опустила руку, коснулась его паха, робко погладила. Бен подавился стоном, закашлялся. Одно прикосновение, и он уже готов уступить ей во всем.

— Нет, детка, нет, — скулил Бен морщась, чувствуя себя махровым мазохистом, но не имея сил остановить изучающие поглаживания.

— Назови мне адекватную причину. Хоть одну. Почему нет?

Хелл прекратила его трогать, давая возможность собраться мыслями и ответить. Бен перевел дух и выпалил:

— У меня больше нет презервативов.

Валькирия хитро улыбнулась, приподняла бровь.

— У меня есть, — сказала она, буквально засияв от счастья.

— Что? — даже крайняя степень возбуждения и борьба с собственными желаниями не помешали Бену… обалдеть. — Откуда, блин, Хелл?

— Алло, мы в XXI веке живем. Не только мальчики носят презерватив в бумажнике, — хихикнула Хелл, наслаждаясь его удивлением.

— На кой черт тебе презервативы, маленькая вероломная девственница?!

— На всякий случай.

Хелл легонько пихнула его в грудь, выползла из-под Бена, сбегала в прихожую, откуда вернулась с маленьким фольгированным квадратиком.

— И я не девственница, если что, — едко подметила она.

— Я заметил, ага. Уже нет, — решил поддержать Бен ее игривый тон.

— У тебя остались еще аргументы, прежде чем мы продолжим?

— Нет, пожалуй, нет. Хотя…

— Ну что?

— Ничего, иди сюда, — окончательно сдался Бен, укладывая Хелл обратно в постель, подминая под себя. — Я не могу придумать ничего убедительного, пока ты голая.

— Зачем что-то придумывать?

— Не знаю. Зачем-то нужно было, но я забыл, едва увидел твою грудь.

Хелл тихонько засмеялась, погладив его по щеке. Бен завис над ней, балансируя на локтях, любуясь разметавшимися по подушке волосами, румяными щеками, пухлыми губками, огромными глазами, в которых плескалась море обожания, море любви. Он знал, что не стоит ее. Он знал, что Хелл поймет это. Он знал, что будет помнить ее такой. Но сейчас Бен ничего не хотел знать, кроме того, что любит ее, что хочет ее, что она — его.

— Ты делаешь со мной что-то незаконное, — проговорил он, склоняясь, чтобы поцеловать.

— Я знаю, — ответила Хелл, принимая поцелуи, которые тут же повысили температуру крови, бегущей по ее венам.

— Откуда?

— Потому что со мной происходит то же самое.

Бен посчитал это достойной платой за свое безумие, амнезию и безволие. Отдав себя в нежные женские руки, он наконец отпустил все, что сдерживало, останавливало, мешало им с Хелл наслаждаться друг другом в полной мере. И едва он это сделал, как почувствовал блаженную легкость и… счастье. Впервые за долгое время он был беззаботно счастлив. А самое потрясающее, что он чувствовал то же самое от Хелл. Она расцветала, светилась, горела все сильнее и краше с каждым его поцелуем, с каждым прикосновением, с каждым ласковым словом, на которые он не скупился. Это было прекрасно: любить ее и понимать, что тоже любим.

Единственное, что мешало, это адское перевозбуждение. Он боялся, что взорвется, едва войдет в нее. Благо презерватив сделал свое дело. Остановка для возни с резинкой чуть поубавила пыл. Он вполне был готов продержаться минут пять.

«Три», — возразил сам себе Бен, едва взглянув на Хелл. Ее глаза снова горели, тело покрылось испариной, и девушка тяжело дышала, предвкушая.

— Наверное, будет больно, — прошептал он, устраиваясь у нее между ножек.

— Неважно, — смело улыбнулась она, — главное, что будет.

Бен храбро улыбнулся в ответ, стараясь разделить уверенность своей Валькирии. Он проникал в нее медленно, осторожной, наблюдая за реакцией, отражающейся на любимом лице. И едва он оказался целиком внутри, то забыл, что должен беспокоиться о ее боли. Ему просто хотелось оставаться там как можно дольше. Стоит ли говорить, что тут же вернулась самоненависть.

— Хель, скажи, что тебе не больно. Пожалуйста, скажи… Потому что я не смогу остановиться…

— Хорошо. Мне хорошо, — лепетала она, стискивая его плечи. — Пожалуйста, двигайся.

— Черт, — ругнулся Бен, отступив и толкнувшись снова.

— Ух, — только и выдохнула Хелл в ответ, вонзив ему ногти в кожу. — Еще. Давай, малыш.

И Бен дал. Он двигался сначала медленно, но потом ускорился, подгоняемый стонами Хелл и собственными желаниями. Возбуждение, плескавшееся в нем последние сутки, грозило слишком ранней развязкой. Он, конечно, видел, что Хелл наслаждается, но ему было мало этого. Он не желал гореть один. Больше не желал. Раз она обрекла их обоих на эти сладкие пытки, то должна оказаться с ним на финише вместе.

— Хелл, — позвал Бен, слыша свой голос, словно со стороны. — Мне нужно, чтобы ты кончила.

Она только захныкала, явно неготовая заканчивать так скоро.

— Давай со мной, родная, — шептал он, кусая ее за ушко, проталкивая руку туда, где они соединялись.

Хелл взвизгнула, едва он надавил на уже знакомую кнопку. Прогнувшись в спине, она напряглась, словно натянутая тетива лука.

— Ох, да. Вот так. Девочка моя, — бормотал Бен, теряя связь с реальностью, но продолжая гладить, чувствуя, как сокращается ее плоть вокруг него.

— Бен, — вскрикнула она, внезапно открыв глаза, ловя его взгляд.

Бен вспыхнул вместе с ней.

Валькирия расправила спрятанные крылья, махнула ими, вознеся их обоих к самому небу. Там, в высоте, они сгорели дотла, опустившись на землю пеплом, чтобы снова возродиться в человеческой сущности.

Бен понятия не имел, сколько прошло времени, прежде чем он смог вернуться в сознание. Одно спасало, Хелл, кажется, была в астрале вместе с ним. Даже после возвращения в разум, он долго не смел двинуться, заговорить, даже дышал через раз. Силы нашлись только на то, чтобы смотреть на нее не отрываясь, впитывая затухающий жар их близости.

Но реальность брала свое, врываясь в их альтернативную вселенную беспощадными деталями.

— Дашь мне минутку? — попросил Бен, отчаянно желая освободиться от презерватива, хотя это означало, что ему придется оторваться от Хелл.

— Конечно, — кивнула она бодро, но не сдержала вздоха разочарования, когда он отстранился.

Стащив с себя латекс, Бен поднял и свой первый презерватив с пола. Его чуть покоробило наличие на нем крови, но он заставил себя не загоняться по этому поводу. Хватило и того приступа отчаяния с побегом.

«Лучше будет не подавать виду. Лучше для Хелл», — решил он.

Бен отправился на кухню, выбросил презервативы и заскочил в ванную, чтобы ополоснуться. Копаясь в рюкзаке, который так и валялся у двери в прихожей, в поисках белья, он заметил букет незабудок, который они каким-то чудом не потеряли по дороге домой. Бен поднял цветы, пошел на кухню, где поставил их в стакан с водой. На подоконнике валялись его сигареты. Натянув трусы, Бен вытащил одну из пачки, открыл окно и закурил.

— Я опять заставляю тебя нервничать? — услышал он за спиной голос Хелл.

— С тобой сложно расслабиться, — подтвердил Бен, не оборачиваясь.

— Куришь и ненавидишь меня, да?

— Курю и ненавижу, каким слабым ты меня делаешь.

— Слабым? Бен, это я валялась у тебя в ногах, в соплях и слезах, умоляя не бросать меня.

— Нужно быть очень смелой, чтобы сделать это. Это твоя сила, Хелл, а не слабость. Ты самая отважная девушка из всех, что я встречал.

— Я люблю тебя, — проговорила Хелл, и Бен улыбнулся, когда она обняла его сзади.

Он хотел почувствовать, как она прижмется голой грудью к его спине, но вместо этого ощутил хлопок. Чуть скосив глаза, Бен увидел, что она в его майке с Волком. Не в силах удержаться он расцепил руки Хелл, чуть отталкивая ее от себя, чтобы полюбоваться.

— Что? Мне снова нельзя тебя трогать? Обнимать нельзя? — моментально взвилась она, уперев кулаки в бока.

— Тебе можно все, красавица, — рассмеялся он, наслаждаясь ее вспышкой. — Просто… Московский Волк чертовски тебе идет.

— О… — вздернула брови Хелл и опустила плечи. — Прости.

— Прекрати извиняться, — попросил Бен, привлекая ее к себе за талию.

Из окна тянуло влажной прохладой ночи, которая остужала их разгоряченные тела. Даже когда Бен докурил, они не спешили уходить, стояли и смотрели в молочную тьму.

— Этот волк… он что-то значит? — осторожно спросила Хелл.

— Подарок на посвящение. Эксклюзивный дизайн. Теперь я официальный член клана Московские Волки, — объяснил Бен.

— Я не должна была ее надевать? Это запрещено?

— Расслабься. Все нормально. Мне нравится, как она на тебе сидит. Пойдем в постель.

— Хорошо.

На этот раз пауза была приятной. Хелл положила голову Бену на грудь, слушая стук его сердца, успокаиваясь от мерного дыхания друга. Но в голове у нее крутились вопросы, которые она не могла не озвучить.

— Бен…

— Ммм.

— А Москва и Питер… вы враждуете, да?

Он долго молчал, и Хелл уже не надеялась услышать ответ, но Бен все же заговорил.

— Официально — нет. Но и особой дружбы не получается. Старшие, конечно, держатся за теорию соратников, единого фронта, только непросто считать союзниками тех, кто готов снести тебе башку.

— Все так серьезно? Это действительно опасно? Смертельно?

— Было два случая. Первый вроде как случайность, второй… После второго Старшие перекроили всю систему. Сама понимаешь, непросто замять такое дело, даже имея связи.

— А Старшие — они кто? Большие шишки?

Бен засмеялся.

— Можно и так сказать. Они организовали систему, сами подбирают новичков, но по большому счету просто следят, чтобы соблюдались правила, никто не болтал, и прикрывают наши побоища.

— А раны?

— В поле всегда несколько врачей. Стейна, мой куратор, сама медик. В смысле бывший куратор.

— Стейна? — Хелл аж приподнялась, не веря своим ушам. — Которая поет?

— Да, Стейна, которая поет. Она Старшая. Одна из первых.

— Сдуреть можно.

— Не стоит, — улыбнулся Бен.

— А я все думала, как ты втерся в друзья к ее группе? — хихикнула Хелл в ответ.

— Прикрыл пару раз их задницы. Фолк они играют круто, но мечами машут так себе. Любители.

— А Питерская группа? Они тоже с вами?

— Они с Ястребами.

— С кем?

— Питерские Ястребы, клан северной столицы.

— Тот парень, Кеннет…

— Ооо, нет, нет, нет, — оборвал ее Бен, — давай про Кеннета не будем.

— Почему?

— На ночь обсуждать мудаков — плохая примета.

Хелл хмыкнула.

— Засыпай, почемучка. Тебе нужно отдохнуть. Завтра будет новый день.

— Ты уезжаешь завтра.

— Почти ночью.

— Все равно.

— Спи, родная. Завтра целый день наш.

— Люблю тебя, — зевнула Хелл, удобнее устраиваясь у него под боком.

— И я тебя люблю, — выдохнул Бен ей в макушку, касаясь губами волос. — Засыпай.

Хелл еще долго лежала с закрытыми глазами, не в силах отдаться сну. Ей виделись мечи и битвы, вихри стали, брызги крови. Это пугало и манило ее одновременно. Жизнь Бена была такой странной и пьянящей.

«Смогла бы я стать частью его мира?» — задалась она вопросом и не нашла однозначного ответа.

Хелл уснула, слушая, как Бен тихо напевает, перебирая ее волосы:

"Хельга, Хельга!" — звучало над полями,

Где ломали друг другу крестцы

С голубыми свирепыми глазами

И жилистыми руками молодцы.

"Ольга, Ольга!" — вопили древляне

С волосами желтыми, как мед,

Выцарапывая в раскаленной бане

Окровавленными ногтями ход.

И за дальними морями чужими Не уставала звенеть,

То же звонкое вызванивая имя,

Варяжская сталь в византийскую медь. *

----------------------------------------

*Мельница — Ольга.

 

Глава 7. Один клинок на двоих

Гриша просыпался медленно. Сознание бережно вытягивало его разум из сладкого сна, позволяя почувствовать рядом уютное тепло девичьего тела, прижимающегося к его боку. Он чуть улыбнулся, пытаясь снова отключиться, но режим и привычка не оказали ему такой любезности. Гриша знал, что сейчас около пяти-шести утра и уснуть не получится. Но он все равно попытался очистить голову, снова впасть в сладкое забытье. Но вместо этого нагрянула совесть, чувство вины и почти родная уже самоненависть.

Гриша ударился в размышления об Олиной девственности и собственной глупости. Он должен был понять, заметить, разглядеть в ней неопытность. Ее неуверенность и слишком сладкие поцелуи. Она так страстно ласкала его — Гриша не помнил, чтобы получал столько внимания от девичьих губ с кем-то еще. Возможно он просто не тех выбирал. Возможно Олины нежности — это отражение ее желаний, а не признак неопытности.

«Дева-Валькирия, — вспомнил он. — Дева».

Оказалось, это был не пустой звук. Видимо, распутная Москва отбила у него чутье на такие дела. Гришка никогда не связывался с невинными овечками. Был у него такой пункт в личном кодексе. Как бы ни приятен был секс, но ломать молодых девочек Гриша не желал. Ему было проще с дамами доступными, которые не мнят секс событием, а воспринимают его просто приятным времяпрепровождением.

А сейчас Птицын попал. И самое паршивое, что доля беспомощности Бена передалась и ему. Вместо того чтобы тихо выбраться из кровати и ускользнуть на тренировку, он пустил свои руки в путешествие по теплому обнаженному телу.

Оля не спешила просыпаться от его прикосновений, лишь потянулась, улыбнулась, мурлыкнула. Гришка хмыкнул себе под нос, любуясь расслабленным лицом девушки. В голове назрел коварный план, который он поспешил привести в исполнение.

Птицын мягко прикоснулся поцелуем к губам Оли, посчитав это отправной точкой. Его рот двинулся ниже, лаская ее шею, плечи, грудь, мягкий живот, бока. Закапываясь в одеяло, Гриша слышал, как она тихо стонет от его нежностей. Оля потянулась, просыпаясь. Это был отличный момент, чтобы закинуть ее ноги себе на плечи и провести языком по ее уже влажной плоти. Ольга дернулась, тихо пискнув. Хотя возможно и вскрикнула — Гришка под одеялом не слышал. Он был слишком занят, рисуя языком вензеля вокруг ее клитора, посасывая и дразня, облизывая, даже немного прикусывая. Птицын только вошел во вкус, а Олины бедра уже напряглись. Он немного поубавил пыл, собирая ртом обильную влагу, что дарило ему ее возбуждение. Но эта заминка была пыткой для них обоих. Не находя сил тянуть, Гриша вернулся к пульсирующему бугорку, одарив его вниманием по полной программе. Он усилил нажим, потирая языком все быстрее и быстрее. Птицын крепко держал ее за попку, не давая ерзать, чтобы она прочувствовала пик наслаждения до конца, чтобы он прочувствовал его в полной мере.

Тонна удовлетворения и нелепого счастья накрыла его вместе с ее освобождением. В этот момент Гриша чувствовал себя не менее слабым, чем Бен. И самое паршивое, ему не хотелось пыжиться, корчиться, чтобы освободиться от власти этой девушки. Он просто хотел ее, хотел, чтобы ей было хорошо. Даже зная, что это плохо, Гришка все равно хотел.

Проползая вверх под одеялом, Гриша оставлял влажные поцелуи на Олином теле. Он улыбался, слыша ее хихиканье, предвкушая, как увидит румяные щеки и искорки в глазах. Она не разочаровала его.

— Доброе утро, — улыбнулся он, вынырнув наружу.

— Не поспоришь, — улыбнулась ему Оля в ответ, сияя, как медный тазик. — Что это у тебя на лице? Блеск для губ?

Гриша повел бровями, чуть щурясь в ответ на ее стеб, но рука сама собой потянулась ко рту, чтобы вытереть губы. Он видел серию «Секса в большом городе», где девочки утверждали, что целоваться после куни — это мерзко. Но Оля его опередила. Он провела языком по его нижней губе, собирая с нее остатки "блеска".

— Ух, — только и выдохнул Гриша.

— Что? — тут же отстранилась она.

— Это горячо, — откровенно признался Птицын. — И очень странно. Ты делаешь такие вещи… не очень невинные. Сбивает с толку, знаешь ли.

Оля скривила рот в усмешке, притягивая его голову к себе, чтобы поцеловать.

— Если я не доходила до конца, это не значит, что я вообще не… не ходила, — шептала развратница ему в губы, посмеиваясь, — или не смотрела порно.

— О боже, — Гриша перевернул ее на спину, навис сверху, изо всех сил желая не представлять Олю за просмотром взрослых фильмов.

Стоит ли говорить, что Князева не помогала ему избавиться от этих мыслей.

— Знаешь иногда так бывает… — продолжала она откровенничать, — когда друг пишет похабные смски, и уже очень хочется… ну ты понимаешь?

— Пнимаю — согласился Гриша.

— Именно. И смазки не всегда хватает.

— И что тогда?

Она не ответила, только лизнула языком подушечку указательного пальца.

Гриша замер, зачарованный этим невинным и одновременно порочным зрелищем. Балансируя на краю безумия, которого вчера допьяна напился, будучи Беном, он все же нашел в себе силы удержаться.

— Ты меня убиваешь, — простонал Птицын, упав рядом с Олей на подушку.

— Я нечаянно, — хихикнула Князева, чмокая его в щеки, нос, подбородок.

— Врешь, но я прикинусь, что верю, — не повелся он и, чтобы не завязнуть в ее игривой сексуальности по самые уши, ущипнул Олю за попу, скомандовав, — пора вставать. На зарядку.

— А сколько времени?

— Шесть уже пробило.

— Да ты рехнулся! Не ищи меня до десяти, — заявила Оля, закапываясь под подушку.

Гриша рассмеялся. Она была такой забавной в своем ленивом желании дрыхнуть до обеда. Но у Птицына были другие планы. Он нашел под одеялом ее лодыжку и бесцеремонно потянул, стаскивая подругу с кровати.

— Ничего не знаю. Ты бежишь со мной, — заявил Гриша тоном нетерпящим возражений.

— Мне нечего надеть. И я не бегаю, — вяло отбивалась Оля.

— Я научу. И не заставляй меня рыться в шмотках твоей сестры.

— Ты такой говнюк.

— Я знаю, детка. Знаю.

Под Гришкино хихиканье и Олино нытье они быстро оделись и вышли из дома. Птицын взял щадящий темп, полагая, что пару километров вокруг ближайшей школы будет в самый раз. Однако едва они остановились у площадки для уличных тренировок, Оля врезала ему по плечу и упала на лавочку.

— Я убила бы тебя, да сил нет, — прокашляла она, задыхаясь и совершенно некультурно сплевывая.

Гришка рассмеялся.

— Я бы предложил тебе три подхода отжиманий и четыре по двадцать глубоких плие, но если не хочешь…

В ответ он получил убийственный взгляд.

— Ладно, ладно, — поднял он лапки кверху, — сиди, отдыхай.

— И на том спасибо, — буркнула Оля, продолжая попытки выплюнуть легкие.

Едва дыхание восстановилось, девушка поняла, что не зря неслась за Гришкой, рискуя заработать сердечный приступ. Уж слишком шикарным было зрелище. Его тренировка состояла из быстрой разминки, выпадов, подтягиваний на турнике и брусьях, отжиманий, нескольких подходов на разные уровни пресса. Оля открыто пялилась на него, пуская слюни. Жилистый Птицын не выглядел качком, но когда он занимался, напрягались мышцы, он потел, тяжело выдыхал через рот на усилии и выглядел чертовски горячо. Разумеется, Оля тут же нашла повод для самоедства.

Она старалась не думать о прошлой ночи и метаморфозе, которую принесло утро. Но факт оставался фактом: Бен, который вчера выбросил белый флаг и сдался ей на милость, исчез. Именно Гриша так оригинально разбудил ее утром, именно он взял ее на эту зарядку. И вроде все было хорошо, но напряжение так и висело в воздухе. Оля чувствовала, что их пределы снова работают, что ей придется уступать, что Гриша не даст ей столько воли, как Бен. И вид его потрясающего тела в работе заставил задуматься: скольких девочек этот красивый и опасный засранец свел с ума? Которая она по счету? И сможет ли стать единственной?

— Я не очень спортивный человек, — призналась Ольга, словно извиняясь.

— Я заметил, — хохотнул ее друг, выполняя скручивания на соседней скамье.

Ольга досчитала до пятидесяти, а потом сбилась. Кажется, он сделал три раза по сто.

— Иди сюда, — позвал Гриша, закончив с прессом.

— Я не буду отжиматься, — заупрямилась Оля.

— Не придется. Вставай.

Она встала, подозрительно поглядывая на друга.

— Чего ты задумал?

— Тебе понравится, — скривил он рот в усмешке.

И Оля не смогла не улыбнуться в ответ, потому что это был… Бенедикт.

— Закрой глаза, — попросил он. — Расслабься. Доверяешь мне?

— Всегда, — выдохнула Хелл, чувствуя, как его руки скользят по ее плечам.

— Моя смелая девочка.

Бен провел ладонями вниз по ее рукам, переплел их пальцы.

— Попробуй чувствовать это. Не думай, — шепнул он ей в ухо.

— Что чувствовать?

Ответа она не получила, лишь послушно подняла руки, оставив их на ширине плеч, подчиняясь Бену.

— Ладонями вверх, — подсказал он снова, чуть помогая ей, поддерживая.

Хелл исполнила его просьбу, хотя не без сожаления, потому что им пришлось расцепить руки.

— Спасибо за новый день, — проговорил Бен еле слышно куда-то в небо и, не давая Хелл подумать об этих словах, снова обратился к ней: — Руки перед собой, ладонь в ладонь.

Он снова накрыл ее пальцы своими, словно они вместе держали что-то. И только тут до Хелл дошло…

— Чувствуешь? Сталь в твоих руках, Хелл.

Она действительно почувствовала это. Словно из сплетения их рук вырос меч, ее клинок. Она почти физически ощущала бархат рукояти и тяжесть стали, которая просила боя.

— Замах, — он поднял ее руки, заводя их за голову.

— Выпад, — скомандовал Бен, делая шаг, улыбаясь, потому что Ольга подалась вперед вместе с ним. — Поворот. Удар. Закрыться.

Девушка двигалась синхронно с ним, не теряя равновесия.

— Поворот. Замах. Удар. Удар. Удар. Закрыться. Отступить.

Бен проговаривал каждое движение, позволяя ей проникнуться этим своеобразным танцем. Он не мог не поражаться тому, как легко Хелл приняла эту очень своеобразную тренировку. Конечно, Бен снизил скорость, убрал кувырки и прочие маневры, но для первого раза этого и не требовалось. Он просто хотел, чтобы Хелл почувствовала, и она его не разочаровала. Более того, Валькирия схватывала на лету каждое движение. Они двигались как единое целое, направляемые его голосом, ведомые ее интуицией, деля волшебство ритуала.

Бен и сам прикрыл глаза, наслаждаясь новой степенью близости. Если вчера они соединились на физическом уровне, то сегодня их души сплелись воедино. И он уже не понимал, где начинается он, а где его продолжение — Хелл.

— Спасибо, это было потрясающе, — проговорила Хелл, поворачиваясь к нему лицом, когда шестое чувство им обоим шепнуло об окончании тренировки.

— А теперь легко бегом обратно, — подмигнул Гришка и дал деру.

— Неееееет, — заныла Оля, но поспешила за ним.

— Если догонишь — приз, — бросил он через плечо, издеваясь.

— Говнюк, — буркнула Князева, набирая скорость.

Ольга догнала его у подъезда, потому что у Гриши не было ключа он домофона. Смеясь и толкаясь, они поднялись по лестнице, ввалились в квартиру. Вибрируя от возбуждения, которое не отпустило даже после пробежки, Птицын прижал ее к стене в прихожей. Он не мог игнорировать той тяги, что примагничивала его к Оле. Сумасшедшее желание обладать ею пьянило. Он желал ее такую, запыхавшуюся и потную. Было невыносимо не целовать ее, не вдыхать ее запах, не желать снова ощутить ее возбуждение, ее удовольствие.

Гриша сжал грудь девушки через майку, просунул руку за резинку спортивных штанов.

— Гриш, — позвала она между головокружительными поцелуями.

— Ммм, — протянул он, явно не желая прерываться.

— Мы ведь можем сходить за презервативами.

— А можем просто сходить в душ. Вместе.

Оля подняла на него глаза. Ей очень хотелось поспорить, но его взгляд умолял принять то, что он мог дать. И девушка промолчала. Она не хотела давить, не хотела устраивать новые разборки, не хотела заново бороться за раздвижение границ. Оля приняла его правила, уверяя себя, что в следующий раз будут другие обстоятельства, другие возможности.

Она последовала за ним в ванную, где позволила вымыть себя и не напирала, когда он довел ее до пика, но не дал прикоснуться к себе ниже пояса.

— Гриш, я могу… — начала она тихо, опустив глаза вниз.

— Я в порядке, — неубедительно соврал он. — Но есть очень хочется. Можешь начать выдумывать завтрак. Я скоро.

— Хорошо, — кивнула Оля, выходя из ванной.

Сам толком не понимая, почему отказался от ее рук, Гриша справился сам. Это, конечно, было глупо, но только глупые принципы позволяли ему держаться за остатки разума. Поэтому он твердо решил стоять на своем.

То, что произошло на тренировке, перепугало его до смерти. Он знал, теперь был твердо уверен, что Хелл создана для него, для его мира. И это была не лучшая новость.

Из тяжелых мыслей его вырвал запах горелой еды. Войдя на кухню, он увидел Олю, отмывающую сковородку от слишком зажаренной яичницы.

— Проклятие, да? — не сдержал едкой усмешки Гришка.

— Заткнись, — только и бросила в ответ Оля, даже не обернувшись.

Стараясь не смеяться, Гриша полез инспектировать полки. Его счастью не было предела, когда он нашел пакет гречки и банку тушенки.

— Чего это ты делаешь? — наконец снизошла до вопроса Князева.

— Если я не поем в ближайшие минут сорок, то сдохну, — ответил он, ставя на газ кастрюльку с водой.

— Это так унизительно, — выдохнула Оля, плюхаясь на диванчик.

— Мне не сложно. Даже не думай извиняться.

— Я и не думала, — фыркнула она, изображая гордость и достоинство.

Через полчаса гречка была готова, и Гришка, не мудрствуя лукаво, вывалил в кастрюлю банку тушенки, закрыл крышкой и хорошенько потряс. Оля уминала за обе щеки, чувствуя зверский голод и потрясающий вкус таких простых продуктов.

— Почему я такая голодная? Обычно на завтрак у меня — кофе, — удивилась она вслух, приканчивая остатки каши.

— Это физические нагрузки. Организм требует восполнения ресурсов, — просветил ее Гриша.

— Под нагрузками ты подразумеваешь беготню или вагон моих оргазмов?

Птицын подавился кашей.

— И то и другое, — промямлил он.

Довольная собой Ольга встала, чтобы наполнить чайник.

— Готовлю я паршиво, конечно, — пожала она плечами, — зато виртуозно завариваю чай.

— Уверен, ты и кофе варишь прекрасно, — поддержал ее Гриша.

— При наличии кофе-машины, — подтвердила Ольга. — Нажимаешь кнопочку — и готово.

После виртуозного чая она решила дать Грише свободу, предложив:

— Хочешь, сходим погулять?

Но Птицын, кажется, уже что-то решил, потому что встал и потянул ее в комнату.

— К черту гуляния. Хочу с тобой побыть, — выдал он, укладывая подругу на кровать. — Меня мучает один вопрос.

— Какой? — уточнила Оля ради приличия, глядя на него снизу.

— Ты всегда так быстро кончаешь?

Она залилась краской, что заставило Гришу расцеловать ее заалевшие щеки.

— Только с тобой, — призналась Ольга. — Меня это немного пугает, если честно.

— С другими было дольше?

— Было никак. А когда сама, то минут пять, как минимум.

Гришка только застонал ей в шею, чувствуя, как его эго вырастает до потолка. Хоть он и выстраивал нелепые стены между ними, но отрицать свое фантастическое влияние на эту девушку ему не хотелось совершенно. Каждый ее стон, каждый отклик Олиного тела на его поцелуи, прикосновения заставляли его мнить себя супергероем. Его суперсилой было ее удовольствие — быстрое, сильное, сладкое. И бороться с этим Гриша не хотел, да и не мог.

Весь день они провели в постели, исследуя возможности Олиного тела. Когда пришло время собираться на вокзал, она едва ли была в сознании от тысячи оргазмов, которыми щедро одарил ее московский друг.

Ольга лежала на животе, наблюдая, как Гриша перебирает вещи, аккуратно складывает и утрамбовывает их в рюкзак.

— Ты так странно смотришь… — обернулся он, потому что уже не было сил выносить ее пронзительный взгляд.

— Ты уезжаешь, — внезапно осознала Оля близость расставания.

Гриша подошел к кровати, присел на корточки, чмокнул ее в нос и попросил:

— Не плачь, ладно?

— Постараюсь, — она выдавила улыбку, не желая его расстраивать, цепляясь за единственное, что ее грело сейчас. — Скоро лето. Я все еще собираюсь в Москву.

— Вот и молодец, — только и сказал Гриша, потрепав девочку по голове. — Одеваться пора. Ты ведь меня проводишь?

— Конечно.

Она бодро вскочила, изо всех сил запрещая глазам плакать.

Троллейбус вез их к вокзалу, и Оля была рада, что он ехал медленно. Приклеившись к Грише, она держала его за руку, стараясь не думать. Но мысли, как и слова, не держались на привязи.

— Я уже скучаю по тебе, — призналась Князева за две остановки до вокзала.

— Не надо, — только и ответил ее друг.

Она предпочла думать, что он таким образом намекает на их скорую встречу летом в Москве. Уточнить не хватило смелости.

Гриша закурил, когда они подошли к вагону. Оля решила, что его нервы в этот момент — добрый знак. Едва сигарета истлела, губы скользнули по губам. Птицын обнял девушку, зашептав ей в ухо:

— Не стой на перроне. Иди домой.

— Люблю тебя, — шепнула Оля.

— Я тебя тоже.

Он разжал руки и прыгнул в вагон. Оля прошла вдоль окошек поезда, увидела в одном из них Гришу. «Иди», — прочитала она по его губам. Она подняла руку в прощании, дождавшись от него такого же жеста и улыбки. Не желая расстраивать его долгими проводами и норовившими пролиться слезами, поспешила прочь. Едва она села в троллейбус, как пальцы сами забегали по телефону, строча смс.

Х. Ничего не могу с собой поделать. Скучаю.

Б. Это были самые счастливые дни, зай. Спасибо тебе.

Х. Я так люблю тебя, малыш. Не знаю, как доживу до лета.

Нет ответа.

Х. Уже дома. Как дорога?

Б. Усыпляет. Тебе тоже не помешает отдохнуть, красавица.

Х. Уже ложусь. Без тебя так странно.

Нет ответа.

Посчитав, что Гриша уснул, Оля тоже забралась в постель. Она даже закрыла глаза, но подушки пахли его волосами, а простыни сексом. Князева промаялась до трех утра, но так и не смогла отключиться. Она думала об их встрече, вечере в клубе, украденной ночи и дне прощального удовольствия. Оля знала, что ничего уже не будет как раньше. Ей хотелось перемен, хотелось бежать за ним по железной дороге, бросив все. Она не могла переживать все это в одиночестве, поэтому настрочила Гришке смс.

Х. Знаю, ты спишь, но утром прочитаешь. Я хочу быть с тобой, Гриш. Можно попробовать перевестись в Москву. Это непросто, но одна девочка с параллельного потока так сделала. Я наведу справки, все узнаю. Если поможешь, будет классно. Мы будем ближе, нужно просто постараться.

Но даже днем, когда Оля проснулась, ответа не было.

 

Глава 8. В спину

Вечером Ольга снова отправилась на вокзал, чтобы поехать домой. Гриша кратко отписал, что благополучно добрался, но никак не прокомментировал ее намерение перевестись в московский институт. Помня о посвящении и неделе воздержания, Оля решила дать ему несколько дней. Но и через неделю ничего не изменилось, стало даже хуже. Он продолжал игнорировать большинство ее сообщений, балуя одной-двумя лаконичными смсками в день. В аське его не было, на почту он тоже не реагировал, хотя появлялся на форуме. Оля злилась, но продолжала делать вид, что все в порядке. Ее хватило еще на неделю, а потом она позвонила.

— Привет, красавица. Как жизнь? — как ни в чем ни бывало, снял трубку Гриша.

— В чем твоя проблема? — наехала Князева, не удостоив его приветствием.

— Эмм, вроде нет проблем, но судя по твоему тону, сейчас они у меня будут, — весело парировал ее друг.

— Не ерничай, Птицын. Что за игры ты затеял? Заметаешь следы? Решил тихо слиться?

— Даже и в мыслях не было? Что ты напридумывала, Оль?

— Ты не отвечаешь мне.

— Зай, так вышло, что у меня накопилась тонна работы. Шеф повысил до старшего менеджера, и это, сама понимаешь, не прибавляет свободного времени. В институте тоже жопа, курсач в подвешенном состоянии. Если я не перестану думать о тебе, то завалю к чертям всю учебу.

— Ох, — только и выдохнула Оля. — Про…

— Не извиняйся. Не твоя вина, что я так влип, — усмехнулся Гриша.

— Ну а чья же?

— Только моя, красавица. Постараюсь все разрулить до лета.

— Ты не ответил, что думаешь о моем переводе.

— Давай не будем гнать лошадей. Поживем, увидим.

— Хорошо, — кивнула Оля, успокаиваясь, стараясь поддержать его. — Давай учись, как следует. Мне нужно лето без твоих хвостов.

— Мне тоже, — посмеивался Птицын в ответ. — Тем более есть возможность сдать все заранее и махнуть на Север почти до осени. На работе летом все равно мертвый сезон…

И тут Оля напряглась снова.

— Гриш, но мы же хотели встретиться в Москве летом… Ты забыл?

— Эм… я помню, зай. Это еще не точно. Что-нибудь придумаем обязательно, не переживай. Мне нужно бежать по делам. Целую тебя.

— И я тебя. Скучаю очень, Гриш.

— Знаю. Я тоже, — и повесил трубку.

Оле немного полегчало после их разговора. Паника отступила, но ощущение подвешенной в воздухе проблемы никуда не делось. Она чуяла, что его оправдания надуманные, лживые. И хотя сердце изо всех сил уверяло, что нужно дать Грише время, но разум упрямо твердил, что все это подозрительно похоже на начало конца.

Прошел месяц, который показал, что сердце ошибалось. Эпизодические ответы Гриши сменились однообразным молчанием. Он не отвечал ни на смс, ни на почту, а аська всегда была отключена. Ольга пробовала позвонить, но вызов сразу уходил на голосовую почту. Даже на форуме Гриша перестал появляться, поэтому пришлось искать его в других местах.

Ненавидя себя за слабость и безволие, Оля прошерстила официальный сайт группы Стейны. Конечно, она нашла там Бенедикта, нашла его сообщения. Но он не был постоянным активным пользователем, лишь несколько раз отметился в теме любимых песен и пожеланий группе.

На этом Князева не успокоилась. Гриша писал ей с рабочей почты, поэтому она знала название его фирмы, а погуглив, узнала и адрес офиса. Каждый день, засыпая, Оля представляла, как придет к нему на работу, как устроит разборки, но с каждым прожитым днём она понимала, что не сможет. Ольга допускала, что в ее силах достучаться до Бена при личной встрече, что она снова убедит его в своей любви, в их обоюдной потребности друг в друге. Но откуда-то изнутри в ней зародилось и начало расти что-то темное и липкое. Смесь гордости и обиды, которая грозила превратиться в настоящую ненависть. Каждый день Оля писала Грише смс и на почту, чтобы снова получить ответ тишину. С каждым днем любовь все сильнее обрастала болью, а сердце наполнялось злостью.

Наплевав на учебу, Оля внезапно нашла подругу. Одногруппница с не самой лучшей репутацией уговорила ее прогулять пару, чтобы пропустить стаканчик пива в ближайшем баре. Стаканчика девушкам оказалось мало, и Оля быстро уговорилась поехать продолжать. Квартира, полная поддатых незнакомых парней, много смеха, много внимания к двум молодым девушкам. Каким-то образом Князева расслабилась так сильно, что осталась на ночь и провела ее не одна. Он был симпатичным и очень простым, совершенно не похожим на Гришу. И самое главное отличие — он хотел секса. Банально до тупости. То, что доктор прописал.

На утро Ольга не жалела, наоборот, была рада, что удалось выпустить пар и немного повысить потрепанную Гришиным игнором самооценку. Едва появился доступ к почте, Валькирия отчиталась своему первому мужчине о прошедшей ночи. Она едко отметила, что потребовалось чуть больше времени, но оргазм был получен. Врала, конечно. Секс был неплохим, но не потрясающим, как с Беном. Но все лучше, чем очередная одинокая ночь со слезами в подушку.

Ольга поклялась себе, что больше не напишет Грише ни строчки. Собственно и писать ей было нечего. Она уже высказала все, что было на душе, и не раз. Ей надоело ныть и навязываться, то обзывать его трусом, то признаваться в любви и восхищении. Твердо решив избавиться от болезненной привязанности к человеку, который не стоил даже симпатии, Ольга погрузилась в реальную жизнь, где с чистым сердцем завалила сессию, оставив на осень два экзамена и зачет с курсовиком. Она пропадала в клубах, гуляла с новым приятелем, напивалась до бреда, ругалась с матерью. В общем, вела себя как среднестатистическая глупая девчонка.

В конце лета приехала Светка, которой чудом удалось уломать маму отпустить сестру с ней в Москву. Уламывать пришлось и Олю тоже, но Князева-старшая не умела принимать отказ. Пришлось ехать. Пришлось делать вид, что все нормально. Но сестра не велась на дешевую актерскую игру.

Напоив Ольгу шампанским, она потребовала объяснений по поводу Гриши.

— Забудь, — только и сказала Оля, сидя на подоконнике у открытого окна в кухне Мишиных московских друзей.

— Легко, — согласилась Света, наливая себе очередной бокал, не спеша возвращаться в большую комнату, где шумело веселое застолье. — Только вот ты никак не можешь забыть. И меня это уже начинает беспокоить.

— В чем проблема, Свет? Я просто наслаждаюсь жизнью, молодостью. Ты сама до Мишки отрывалась по полной.

— Я-то — да, но это другое. Ольк, тебе же это все не нравится. Ты пыжишься, пытаешься что-то кому-то доказать… Но он ведь не оценит.

Открыв рот, чтобы опровергнуть слова сестры, Оля подавилась воздухом, а потом… расплакалась. Светка попала в яблочко, не целясь.

— Ох, господи, ну что за фигня, — ругнулась Света, обнимая сестру.

Она гладила ее по спине, утешая и успокаивая, пока та не перестала плакать, а потом потребовала рассказать все. Ольге пришлось быть откровенной… почти. Она не рассказывала о девственности, но упомянула о сексе, о признании Гриши в любви, походе на концерт и медленном уходе в туман после того, как они разъехались по домам. Света внимательно слушала, а потом выдала резюме:

— Он красавчик, Оль, и по нему видно, что он легко бросает слова на ветер. Ты влюбилась сильно и по-настоящему, а он — на одну ночь. Я уверена, он любил тебя, пока вы были вместе, но потом… Он просто мужик, мелкая. Получил, что хотел, и свалил. Так бывает.

Ольга не нашлась, что сказать, потому что Света была убийственно права. Если вычесть весь пафос Севера, мечей и битв да родство душ, все выглядело до омерзения банально. И, скорее всего, так оно и было. Гриша поиграл, получил свое и канул в лету, оставив после себя очередное разбитое сердце. Оля хмыкнула, вполне допуская, что не первая повелась на его торжественные речи и смазливую морду.

— Мой тебе совет, прекращай убиваться по нему и топтать ногами собственную жизнь. Он не оценит, никто не оценит. Мужики и тусовки — это круто, Оль, но не забывай и о будущем. Тебе нужно универ закончить.

— Ясно, — кивнула девушка, не в силах спорить с сестрой, потому что та была права.

— Суши нос и пошли за стол, на тебя Леха косится, — подмигнула Света.

— А как же учеба? — хихикнула Олька.

— Так сейчас лето. Учиться будешь осенью, сейчас — развлекаться.

Света ушла в комнату, давая Оле минутку прийти в себя. Вытерев слезы и убрав подтекшую тушь, она уже собралась идти за стол, но задержалась. Ольга вынула из кармана мобильный, нашла номер Гриши. Палец так и чесался нажать на вызов, но Хелл, выбрала другую опцию.

Удалить контакт.

Удалить сообщение.

Удалить все сообщения от этого номера?

Да… Да. Да!

Жаль, что так просто нельзя было вычеркнуть все, что осело в ее душе тяжелым грузом.

Спрыгнув с подоконника, Ольга, вполне довольная собой, была готова вернуться к гостям, чтобы улыбнуться Лехе.

Вняв совету старшей сестры, Оля бросила изображать запоздалый подростковый бунт и вернулась к привычной имитации нормальности. Она закрыла все долги по учебе в срок, снова стала посещать лекции, почти прилежно выполняла домашние задания, сдавала экзамены вместе со всеми, не забывая при этом и отдыхать. Она даже завела молодого человека, почти влюбилась в него. Мама была рада. Сестра твердила: так держать. Отцу, как всегда, было параллельно, собственно, как и самой Ольге. Ее жизнь вернулась в колею, которую она проторила до встречи с Беном. Это было почти привычно, почти нормально, омерзительно скучно.

Живя, как обычнй человек, она позволяла себе отпускать актерство перед сном, мечтая о славных битвах и сильных мужчинах. Оля стала читать еще больше фэнтази, погружаясь в миры, где все черное и белое, без нюансов. Она много слушала фолк, находя в песнях Стейны особое очарование. Но и музыка Питера была ей близка.

Как ни старался Бен уйти из ее жизни, но семена, что он бросил в благодатную почву, дали всходы. Ни сама Оля, ни Гриша не смогли уничтожить то, что отчаянно желало жить.

Хелл жила в ней. Задвинутая в дальний угол, игнорируемая и безмолвная, она ждала своего часа, твердо уверенная, что он настанет. Как ни притворялась Оля перед окружающими и собой, но стать нормальной ей было не суждено. Хотя она очень старалась.

Прошло несколько лет, Ольга заканчивала учебу, а ее сестра собиралась замуж. Девушка до победного надеялась, что Света захочет сыграть свадьбу в родном городе или махнет с Мишкой на острова, забив на традиционное торжество. Но не сбылось. Сестра в ультимативной форме обязала ее прибыть в Питер заранее, чтобы помочь попрощаться с девичеством. Ольга смеялась, соглашаясь, но внутри у нее все бурлило и кипело. Это были майские праздники, и она снова ехала в город, который ненавидела.

Оля боялась до дрожи, что вновь вернется это чувство беспомощной слабости, которое она так отважно превращала в уверенность и счастливое легкомыслие. Первыми ее предали руки, они сами натыкали мышкой, и на экране компьютера появилось улыбающееся лицо Гриши. На Красной площади. Отъевшийся за лето у мамы, румяный и с мягким блеском в глазах. А потом появился и Бен, обнаженный по пояс, в джинсах, сидевших так низко на бедрах, что была видна резинка боксеров. Это был именно Бен, она твердо знала. Ольга нашла эту фотосессию на одном из сайтов начинающих фотографов. Гришка рассказывал, что подрабатывал моделью, но не гордился этим. А Оля украдкой стянула фотки. И не зря, потому что скоро все было удалено.

Надавав себе мысленно пощечин, Ольга наконец решилась удалить папку с его фотографиями. Невыносимо было снова смотреть на него. Даже спустя столько времени обида и злость не угасли. Они ждали где-то глубоко, по соседству с Хелл. Надеясь, что однажды придет их час.

Ольгу пугали эти чувства, но она не спешила обращаться к всепрощению и теории: все к лучшему. Даже негатив был лучше пустоты, которая иногда сводила ее с ума.

Но фотки Гриши она таки удалила. На всякий случай. Испытав противоречивое удовлетворение от очередного сожжённого моста, она отправилась собирать вещи.

Света встретила ее с твердым желанием напиться и потанцевать. Старшая сестра догадывалась, почему Оля игнорировала ее приглашения в гости, да и отца не навещала, поэтому была твердо настроена выбить всю дурь и остатки воспоминаний с помощью алкоголя и тусовок. Она искренне хотела порадовать младшую сестру, когда вела ее в клуб.

— Что за фигня, Свет? — округлила глаза Ольга, когда поняла, что это не обычная ночная дискотека.

— Сюрприз, детка. Сегодня здесь концерт. Ты ведь любишь Стейну?

— Люблю, — выдохнула Оля, едва дыша.

Она понятия не имела, что Света задумала, хотя не скрывала своих музыкальных пристрастий. И конечно, было бы неуместно впадать в истерику. Хотя очень хотелось. Оля пребывала на грани панической атаки, когда на сцену вышла высокая статная женщина с длинными волосами цвета спелой пшеницы.

Наталья Латышева. Стейна.

Ольга и раньше видела ее фото, смотрела отрывки концертов, но они не передавали и части той энергии, что излучала Старшая. Едва ее красивый сильный голос наполнил зал, Оля почувствовала, что… жива. Она не отрываясь смотрела на певицу, повторяя как завороженная тексты любимых песен.

Только в перерыве девушка отмерла. Ее глаза тут же заскользили по толпе, невольно выискивая в ней Бена или хотя бы белобрысую голову Ганса. Конечно, она не увидела ни того, ни другого, но ее вдруг опалило понимание, что они рядом, что она снова часть их мира. И самое ужасное, Оле это понравилось. Хелл это понравилось.

Едва Стейна вернулась на сцену, зазвучали первые аккорды «Ольги». Князева, даже не пытаясь унять свое альтер эго, схватила сестру за руку, потащив ее в гущу фан-зоны, где лихо отплясывали зрители. Светка, смеялась, танцуя рядом с Олей, повторяя ее движения, заражаясь энтузиазмом. Больше они не возвращались к тихим зрителям. Только сбегали в бар, где опрокинули по порции обжигающей самбуки.

Утро после концерта началось рано. Ольга проснулась, когда стрелки еще не доползли до шести. Сама не понимая, что делает, она надела домашние штаны, майку, кеды и выбежала на улицу, чтобы трусцой побежать пару километров вокруг ближайшей школы. Кряхтя и задыхаясь, она сделала три подхода отжиманий и четыре по двадцать глубоких плие. А потом…

— Спасибо за новый день, — прошептала Хелл, подняв глаза в небо.

Смежив веки, Валькирия завела ладони за спину, смыкая их на рукояти воображаемого меча.

Замах.

Выпад.

Поворот.

Удар.

Закрыться.

Пульс застучал в висках, но уже от адреналина. Хелл замерла на мгновение, выдерживая паузу. И снова.

Поворот.

Замах.

Удар. Удар. Удар.

Закрыться.

Она улыбалась, почти физически чувствуя, как нагревается бархатная замша рукоятки ее меча, как сокращаются мышцы от упражнений, как ее переполняет экстаз воображаемого боя. Нигде и никогда Хелл не испытывал такого острого удовольствия. Острого во всех смыслах этого слова.

Отступить.

Выпад.

Удар.

Замах.

Удар. Удар.

Закрыться.

Отступить.

И снова удар.

Клинок — продолжение руки. Движение — продолжение мысли. Мысль — на острие клинка. И дышать. Ровно дышать. Даже когда горло перехватывает. Даже когда хочется орать изо всех сил. Просто дышать. Контролировать воздух. Контролировать мысли. Контролировать намерения. Контролировать страсть.

Света с Мишей были в шоке, узнав, что Ольга бегает по утрам. Она, конечно, не сказала, что это был первый спонтанный опыт, как и опустила тот факт, что пойдет гулять по Питеру одна днем. Официальной версией была встреча с приятельницей.

Хелл бродила по гранитным набережным, дышала влажным ветром с Финского залива, поражаясь тем чувствам, что поглощали ее обыденную сущность. Страхи Ольги оказались напрасными. Питер не убил ее, наоборот — оживил. Она не шла, почти парила над землей, чувствуя, как расправляются крылья за спиной. Почти готовая взлететь, не желающая больше ползать.

Закончив институт, Оля переехала к отцу в Питер, устроилась на работу и постепенно привыкала к новой жизни. Она не пропускала ни одного фолк-концерта, вставала в шесть утра: бегала и тренировалась, увлеклась изучением холодного оружия, покуривала, когда нервы шалили.

Каждую ночь она засыпала с улыбкой на лице, мечтая найти лазейку в мир Бена, представляя их встречу. Как надменно она посмотрит на него, усмехнется, чтобы он, ублюдок, понял, что потерял, кого отверг. И он пожалеет. Хелл была уверена в этом.

Очередная суббота сулила Оле поход на концерт Стейны. Она заранее купила билеты, пригласила приятельницу с работы и ждала этого дня, затаив дыхание в предвкушении. Однако вечер грозил обломом, потому что ее компаньонка умудрилась подхватить грипп. Светка пребывала на последних месяцах беременности, поэтому тоже отпадала, а других подходящих кандидатов в спутники не было.

И, наверное, Оля не решилась бы идти на концерт одна, рискуя показаться странной одиночкой, но вот Хелл было на это глубоко плевать. Она сдала второй билет, а сама прошла в зал с гордо поднятой головой и надменной улыбкой. Ей не было стыдно танцевать в одиночестве, млея от музыки и слов. Когда концерт кончился, она задержалась у бара, чтобы немного выпить и поглазеть на молодежь, отрывающуюся под более прогрессивный стандартный для клуба хаус.

Рассматривая лица, Оля наткнулась глазами на смутно знакомое. Пытаясь вспомнить, откуда его знает, она изучала мужественные правильные черты, прямой нос, густые брови, чувственный рот и пронзительные глаза. Увлекшись своим исследованием, девушка не заметила, что и мужчина заметил ее. Лишь когда уголок его губ дернулся вверх, и он склонил голову в подобии приветствия, Ольга поняла, что ее поймали на подглядывании. Она тут же отвела глаза, но через мгновение украдкой взглянула снова, словно нечаянно.

Он продолжал смотреть и улыбаться. Князева ничего не смогла поделать, тоже заулыбалась, смущенно опустив голову, потупившись и уговаривая себя не краснеть. Когда она снова набралась храбростии продолжить флирт, он уже шел через толпу в ее сторону. И тут Оля вспомнила, где видела эти пронзительные глаза и сомоуверенную улыбку.

«Кеннет, придурок, враг», — прозвучал в ее голове голос Бена.

Оле показалось, что все ее внутренние органы сжались до размера горошин и упали куда-то в район пяток. Горло словно перетянуло тугим жгутом, а в голове мелькнула единственная мысль: «Беги». Но она стояла, не в силах двинуться с места, перепуганная и зачарованная одновременно, потому что Хелл не привыкла убегать.

— Привет, — улыбнулся Кеннет, подойдя к ней почти вплотную.

Он был намного выше ее, поэтому пришлось задрать голову, чтобы ответить:

— И тебе привет.

— Это не стыдно, — проговорил он, не прекращая нахально улыбаться.

— Что именно? — уточнила Князева.

— То, что ты смотришь на меня.

— Думаю, на тебя часто смотрят. Ты привлекательный, — небрежно пожала плечами Ольга.

— Бывает, — согласился Кеннет, — но вот так откровенно раздевали глазами в первый раз.

Оля подавилась глотком Гиннесса, который сделала из стакана.

— Пфф, — фыркнула она, вытирая губы тыльной стороной руки. — Мне показалось, я знаю тебя откуда-то. Мы не знакомы?

Ольга была уверена, что он ее не помнит, но была обязана проверить.

— Уверен, что не забыл бы тебя.

Выдохнула.

— Ты здесь одна?

Наверное, ей следовало наврать про подругу, которая где-то рядом, чтобы не показаться чудачкой, а еще лучше про бойфренда, который отошел в туалет, чтобы Кеннет отвалил. Но Хелл сделала ставки на правду.

— Одна. Приятельница заболела, а я очень хотела послушать Стейну. Она в Питере теперь так редко дает концерты.

— Это точно. Стей московская до мозга костей, — хмыкнул Кеннет, и Оля услышала яд в его словах.

— Благо есть питерский фолк, он не хуже.

— Даже лучше. Как тебя зовут, красавица с отличным музыкальным вкусом?

— Ольга. А тебя?

— Артур.

— Король Артур, — проговорила Оля, как-то автоматически превратив нового знакомого в монаршую особу, добавив следом: — легендарный вождь бриттов, разгромивший завоевателей-саксов; центральный герой британского эпоса и многочисленных рыцарских романов.

— Ну вот, мое инкогнито раскрыто, — рассмеялся он и, скосив глаза на ее пустой стакан, обратился к бармену: — Жень, два Гиннесса еще.

У стойки была толпа народа, но бармен тут же принял заказ, поставив через тридцать секунд перед ними два стакана.

— Пойдем посидим, — потянул Артур Олю за руку к диванам, прихватывая пиво.

Она вздрогнула, едва он коснулся ее, но на вопросительный взгляд только улыбнулась.

— А может потанцуем?

— Прости, я не танцую, — только и ответил Артур, легонько поглаживая ее ладонь пальцем, и повторил: — Пойдем.

Оля кивнула, позволяя увести себя в чиллаут. Они болтали о музыке и книгах, о работе и вообще… Просто болтали. Первые несколько минут Оля ждала от него чего-то… ужасного, какой-то выходки или похабного предложения, типа отсосать в туалете, но — нет. Артур слушал ее, задавал вопросы, отвечал сам, не скупясь на подробности, смеялся Олиным шуткам и заставлял хохотать ее. Когда их стаканы снова опустели, и в голове начало немного шуметь, Артур поднял руку, чтобы заправить ей за ухо выбившийся локон. Оля потупилась, ненавидя свое идиотское смущение в ответ на вполне невинный жест. Артур заметил румянец, но не спешил убрать руку, наоборот, он провел большим пальцем по ее скуле, лаская пылающую кожу. Его губы снова скривила нахальная улыбка, а глаза вспыхнули, пугая и маня одновременно.

— Поехали отсюда, — предложил Артур, склоняя голову, почти касаясь ее губ своими.

— Куда? — выдохнула Оля еле слышно.

— Просто сбежим.

Он встал с дивана, протянул ей открытую ладонь, зовя с собой. Ольга задрала голову, смотря на него снизу вверх, понимая, что не может, не хочет отказывать. Сладкое предчувствие приключений на пятую точку так и ныло внутри. Она взяла его за руку, вставая и послушно следуя к выходу, ожидая, что он поймает машину, пригласит ее куда-нибудь выпить или перекусить, но… Ее новый знакомый вынул из кармана куртки брелок, нажал кнопку, и на стоянке моргнула фарами спортивная машина. Даже будучи абсолютным нулем в автомобилях, Оля узнала Порше.

— Да ты шутишь, — не сдержалась Князева, ища челюсть в районе пола.

— Не-а, — хохотнул Артур, открывая пассажирскую дверь, приглашая сесть внутрь.

— Артур, ты выпил. Тебе нельзя за руль, — вняла Оля голосу разума. — Тем более за этот руль.

— Мне можно, — он сделал акцент на первом слове.

Оля стояла, не решаясь сесть, борясь изо всех сил с запретной тягой, цепляясь за разумные доводы. Артур видел, что она колеблется, поэтому добавил гирьку в пользу безумия на ее весы. Приобняв за талию одной рукой, он притянул Ольгу к себе и накрыл ее рот поцелуем. Его губы были чертовски мягкими и сладкими, такими пьянящими и уговаривающими. Оля подняла руки, обнимая его за шею, прижимаясь крепче.

— Доверяешь мне? — шепнул Артур, чуть отстранившись.

— Нееееет, — протянула Оля, смеясь.

— Но ты поедешь со мной, — он не спрашивал.

— Поеду, — кивнула она, чуть отталкивая его, залезая в салон.

— Три секунды, — попросил ее новый друг, нажав на кнопку.

— Три секунды на что?

— На это, — он снова поцеловал ее, укусив за нижнюю губу, отчего она томно охнула, — и чтобы сменить номер.

— Боже, прямо как в «Такси».

— Скорее, как в «Форсаже», — хохотнул Артур и дал газу.

Машина разогналась почти мгновенно, рванув с места. Оля, дернулась от неожиданности, вцепившись в кресло.

— Это плохо. Это очень плохо, — истерически хохотала она, наблюдая, как мелькают за окном дома.

— Расслабься, Оль, кайф же.

Она постаралась внять совету, но все равно визжала и смеялась, как сумасшедшая, на каждом вираже, на каждом обгоне. Адреналин закипел в крови, отключив страх. Ольга знала, что даже если они сейчас куда-нибудь врежутся, ее похоронят со счастливой улыбкой на губах. Она, конечно, будет куском фарша, но с улыбкой.

«Так лучше, чем изображать нормальность», — промелькнула мысль, а потом Князева снова завизжала на крутом пике.

Артур летел по самому центру, игнорируя правила, скоростной режим и инстинкты самосохранения. Бен не врал, этот парень и правда был сумасшедшим придурком.

Вдоволь накатавшись по проспектам, Артур погнал за город.

— Ты псих, ты просто псих, — никак не могла прекратить повторять Оля, продолжая смеяться.

— Я знаю, — отвечал он с улыбкой, очень довольный собой и ее реакцией.

Артур припарковался на берегу Финского залива, вышел из машины, открыл Оле дверь.

— Тебя ведь не стошнит? — поинтересовался он.

— Нет, надеюсь, что нет, — хихикнула Оля.

— В любом случае, лучше выйти из машины.

Она снова приняла предложенную руку, выкарабкиваясь из низкого Порше.

— Здесь красиво, — проговорила Оля, глядя на воду.

Она прожила в Питере почти год, но никогда не была на Финском. Как-то не сложилось.

Артур встал позади нее, заключая в теплые объятья, целуя в шею.

— Не боишься, что тебя поймают? — брякнула Оля первое, что пришло в голову.

— Не боюсь. Чтобы поймать, нужно догнать, а это не так просто, — усмехнулся Артур, кусая ее за мочку уха.

Игнорируя нарастающее желание, она снова заговорила:

— Наверное, таких машин в городе не так много? Могут вычислить.

— Достаточно много. Не вычислят.

— Очень шустрая машинка и красивая.

— О тачках поговорим? — он повернул Олю к себе лицом.

— Можно, если хочешь.

— Я бы предпочел помолчать, — проговорил Артур, накрывая ее рот своим.

На этот раз поцелуй был иным. Губы Артура стали жесткими и требовательными. Он приподнял Ольгу, прихватив за попку, и она скрестила ноги у него за спиной. Посадив ее на капот машины, Артур снова и снова целовал. Его руки гуляли по ногам девушки, гладили бока, шею, невзначай касались груди.

— Ты потрясающе целуешься. Знаешь об этом? — проговорил он, тяжело дыша.

— Знаю, — кивнула Оля, проводя языком по его полной нижней губе.

— Ты меня с ума сводишь, — простонал Артур, потеревшись пахом о ее бедро.

— Всем девушкам такое говоришь?

— Почти.

— Поцелуй меня, — попросила Ольга, чувствуя, что нуждается в нем, в тех ощущениях, которые он пробуждает.

Артур исполнил ее просьбу с удовольствием. Когда у обоих заболели губы, и тела были готовы взорваться от неутоленного желания, он заговорил снова:

— Хочу тебя прямо здесь.

Оля застонала, чувствуя, как он поглаживает ее между ног через джинсы.

— Нет? — уточнил Артур.

— Нет, — с сожалением подтвердила она.

— Почему?

— Чертовски холодно. Я отморожу к чертям весь зад.

Уткнувшись лбом ей в плечо, Артур смеялся, успокаивая разбушевавшееся желание.

— К тебе или ко мне? — предложил он ей выбор.

— К тебе.

— Мы будем ехать очень быстро, — звучало как угроза.

— Это будет кстати.

— Доверяешь мне?

— Нет.

— Но поедешь?

— Поеду.

Это была очень быстрая и короткая поездка. Они молчали, оба вибрируя от желания. Ольга едва ли успела заметить, что Артур жил в центре, в элитном доме. Как не обратила внимания на то, что его квартира огромная. Ее больше интересовало, где кровать. Она почти не помнила, как оказалась совершенно голой, так быстро он раздел ее, а потом… Потом Ольга только чувствовала, не думая.

Губы, руки, поцелуи, острое удовольствие, замешенное на адреналине и запретах. Артур не был нежен, аккуратен, он торопился сам и поторапливал ее. Ольга изо всех сил ловила темп и ощущения, но все кончилось слишком быстро. Оставив ее распаленной и жаждущей, Артур свалился на подушки и почти сразу уснул. Сморенная усталостью и хмелем, она тоже задремала.

Привычка, вторая натура. Пробыв в отключке несколько часов, Князева проснулась около шести утра. Похмелья не было, лишь мышцы привычно ныли, прося нагрузки. Сев в кровати, Оля взглянула на мирно спящего Артура, и отчего-то ей совершенно расхотелось бежать. Во всех смыслах.

Завернувшись в простыню, она вышла на балкон, приготовилась замерзнуть, но утро на удивление было теплым. На столике в углу валялась початая пачка сигарет и зажигалка. Артур не курил вчера при ней, но возможно он делал это эпизодически, как и сама Оля.

Прикурив сигарету, девушка вдыхала дым, разглядывая ухоженный двор элитного жилого комплекса. Ну а куда ее мог привести владелец Порше? Не в хрущевку же на выселках — это точно.

Оля пыталась разбудить в себе панику и сожаление, но эти чувства, казалось, просто перестали существовать. Она прекрасно помнила слова Бена, помнила, как он спешно уводил ее, не желая пересекаться с Кеннетом, словно пытался защитить. И Ганс, который просигналил им, что нужно уходить… Но Ганса она толком и не знала, а Бен… Где сейчас был Бен? Кто бы знал. Если только Артур-Кеннет.

Мысль о том, что она переспала с врагом того, кого так сильно любила, кому отдала свою невинность, в ком нуждалась как в воздухе, не пугала, скорее грела. Наверное, это можно было назвать предательством. Но как назвать то, что сделал сам Бен?

Сладкая волна триумфального удовлетворения окатила Хелл с головой. Она затянулась, улыбаясь раннему утреннему солнцу, и затушила сигарету в пепельнице.

— Спасибо за новый день, — прошептала Хелл в небо.

Она уже собиралась вернуться в постель, когда дверь за спиной хлопнула и сильные руки легли на ее спину. Артур проложил дорожку поцелуев по ее плечу и сзади, вдоль шеи, заговорил хриплым ото сна, безумно сексуальным голосом:

— Я бы предложил вызвать такси, но ты, кажется, не торопишься?

— Не тороплюсь, — подтвердила Оля, чуть ежась от мурашек.

— Холодно?

— Нет, приятно, — мурлыкнула она.

— Тогда это нам не понадобится, — заметил Артур, сдвигая простынь, позволяя ей упасть к ногам.

— Что ты делаешь? Нас могут увидеть, — запаниковала Оля.

Этаж был максимум пятый-шестой, и любой ранний прохожий мог разглядеть обнаженную парочку.

— Ну и что, — только и сказал он, накрывая ладонями ее груди. — Мы вчера, кажется, немного поторопились.

— Мы? — ехидно хмыкнула Ольга.

— Ладно, я. Но ты сама виновата.

— Конечно, — согласилась она, постанывая.

Артур пристроился к ней сзади, медленно скользя и подразнивая чувствительные места, не прекращая ласкать грудь.

— Сейчас мы все исправим, красавица.

— Мы? — снова не сдержалась Ольга.

— Ладно, я.

И он вошел в нее. Медленно. И двигался. Медленно. И ласкал ее. Медленно, словно лениво. И оргазм так же медленно зарождался в ее теле, как будто боролся с какими-то принципами, запретами, убеждениями.

Оля видела себя словно со стороны, обнаженной, у всех на виду. Но казалось, что даже если бы все происходило в полдень на Дворцовой площади, она не смогла бы отказать Артуру. Он пробуждал в ней что-то темное, неуправляемое, стихийное, сильное. Похожее она испытывала только с Беном. Но с ним она светилась, стремясь отдать всю себя, с Артуром ей нравилось забирать, не думая о последствиях.

Оля понимала, что большая часть эмоций, которые она испытывала с Кеннетом, порождены именно связью с Беном. Эти двое принадлежали миру, в который ей так хотелось попасть. И если Гриша запретил ей следовать за ним, то Артур еще не сказал свое Слово.

 

Глава 9. Лицом к лицу

Бенедикт спрыгнул с подножки вагона, обвел взглядом обветшалую станцию, находившуюся среди темных северных лесов. Несколько деревянных домов в отдалении — вот и все, что осталось от небольшого поселения. Закинув на плечи рюкзак, он направился в сторону почти невидимой, но еще заметной тропы. Летом эта дорожка зарастала, становясь практически неразличимой, и только посвященные знали, что это верный путь.

Улыбаясь воспоминаниям, будившим сладкую ностальгию и предвкушение, Бен уверенно шел через лес. До лагеря было километра три, которые он по молодости привык преодолевать бегом, готовя мышцы и душу к грядущим боям. Но сегодня он шел пешком, не торопясь, наслаждаясь ароматом весеннего леса и прохладой свежего воздуха после духоты поезда.

Голова кружилась от переизбытка кислорода в крови, и Бен надеялся, что сможет украсть час-другой сна до вечернего пира. Старые привычки не отпускали его. Он так и не научился отключаться в транспорте. В машине всегда следил за дорогой, даже сидя на пассажирском сиденье. В самолете ему мешали разговоры и постоянное предчувствие турбулентности. Ну а в поездах… Даже в комфортном СВ Бену никогда не удавалось поспать. В лучшем случае он пребывал в странных грезах меж сном и явью, где его спутницей была юная Дева, крылатая Валькирия, с огнем в глазах и ветром в волосах. Но в лесу он всегда спал прекрасно. Даже после боя он приходил в палатку и валился на надувной матрас, запросто отключаясь.

Мечты об отдыхе нарушил показавшийся вдали силуэт. Бен узнал бы из тысячи эту горделивую стать и походку. И хотя он был рад встречающей, но все же посчитал это знаком, что поспать ему вряд ли удастся. С каждым шагом его улыбка становилась все шире, а на сердце теплее.

— Откуда такого красивого дяденьку к нам занесло? — проговорила Старшая, едва они поравнялись.

— Гулял неподалеку, дай, думаю, зайду, — усмехнулся Бен.

— А шутить так и не научился, — покачала она головой, подняла руку и погладила Бена по щеке.

— Я тоже скучал по тебе, Стей.

Синхронно сделав по шагу вперед, они наконец обнялись.

— Дай посмотрю на тебя, пропащий мальчишка, — по-матерински заворковала Стейна, обсматривая Бена с головы до ног. — Хорошо выглядишь, возмужал.

— Когда в рационе появляется мясо, мышцы сами растут, — оправдывался Бен.

— Да уж, все лучше, чем твои ужасные пакеты с лапшой. Помню, чуть не стошнило, когда ты первый раз заварил эту гадость у меня на кухне, — рассмеялась она, погружаясь в воспоминания столетней давности.

— Вообще, воняют именно специи, а сама лапша почти безвредна.

— И бесполезна.

— Не скажи.

— Не спорь.

— Простите, леди, вашего недостойного вассала за неподобающую дерзость, — пафосно проговорил Бен, приложив ладонь к сердцу и склонив голову.

— Клоун, — фыркнула Стей, беря его под руку, чтобы продолжить путь вместе. — Расскажи, как добрался? Поспал?

— Самолет, потом сразу в поезд. Не спалось. Спасибо, что забрала мое барахло из ячейки.

— Мелочи, — махнула рукой Старшая, — попроси ты отстроить дворец со всеми удобствами прямо в поле, я бы и то не отказала. Слишком рада, что ты вернулся, дорогой.

— Дворец, говоришь? М-да, кажется, я крупно лоханулся, когда просил об услуге.

Стейна рассмеялась, ласково потрепав его по руке. Отвечая бывшему куратору теплой улыбкой, он вдруг споткнулся и встал как вкопанный.

— Черт, — ругнулся Бен себе под нос. — Я скучал по этому зрелищу.

Они наконец вышли на большую поляну, укрытую со всех сторон лесами. Большая часть территории уже была усыпана палатками, в отдалении слышались гулкие удары топоров, а от кухни долетал запах обеда.

— Я провожу до палатки, ты, наверное, хочешь поспать? — милостиво предложила Стейна, но потом лукаво добавила: — Или прогуляемся, осмотримся?

— Пожалуй, отложу отдых до ночи, — согласился Бен, бросая рюкзак возле указанного матерчатого домика.

— И почему я не удивлена?

— Потому что знаешь меня, как облупленного.

— Ой ли.

Игнорируя ее последнее восклицание, Бен предложил Стейне руку, надеясь, что она не заведет старую пластинку.

— Расскажи, как Норвегия? Все уладил там? — начала Старшая издалека.

— Нормально. Можно было еще на год задержаться, но вроде и без меня справятся. Если что, смотаюсь. Благо есть самолеты.

— Они бы и этот год прекрасно провели без тебя.

— Не начинай, Стей. Я должен был поехать.

— Кому должен, Бен?

— Себе. Тебе. Шефу. Всем.

— Меня-то не приплетай.

— У тебя были бы проблемы.

— Почему?

— Потому что я бы угробил Кеннета. Клянусь, у меня тогда не было сил контролировать… то, что я контролирую теперь.

— Бен, когда ты уже поймешь? Это был несчастный случай, — Стейна остановилась, заставляя его посмотреть ей в глаза.

— Ты ведь сама в это не веришь, а пытаешься меня убедить. Не работает.

— Вы дружили, я понимаю. Но это просто случилось, Гриш.

Его слегка передернуло от странного неприятия собственного имени там, где оно было чужим.

— Случилось, Наташ. Но это не случайность. Я видел его лицо на похоронах… Блин, давай сменим тему, — попросил Бен, едва сдерживаясь, чтобы не начать орать на нее.

— Ладно, — согласилась Стейна, снова беря его под руку, продолжая прогулку вокруг лагеря. — Кстати, о похоронах. Я слышала про твою маму. Соболезную.

— Угу. Кстати, эту тему я бы тоже предпочел сменить.

Но у Старшей было иное мнение.

— Почему не позвонил? Я бы помогла.

— Это все не так сложно и не так дорого… для меня… теперь.

— Я не о денежной помощи, Гриш.

— Хватило и без тебя соболезнований, сочувствия и жалости. И прекрати звать меня Гришей, пожалуйста.

— Странно было узнать от Тора спустя месяц. Я думала, мы друзья. Друзья должны быть рядом, когда тяжело.

Теперь пришла пора Бену замедлить ход, чтобы обнять Стейну.

— Мы больше, чем друзья, Стей. И ты слишком часто была рядом, когда тяжело. Прости, но я не мог.

— Я понимаю, Бен. И не злюсь, просто переживаю за тебя. Ты мне дорог.

— Взаимно.

И они снова зашагали вдоль деревьев.

— Тебе жениться надо, — заговорила Стейна, добивая.

— Потрясающе. Я еще и часа тут не пробыл, а ты уже умудрилась вытрахать мне мозги самыми изощренными способами. Поздравляю, это редкий дар.

— Не злись, Бен, но тебе действительно нужно жениться.

— Ты так оригинально делаешь мне предложение? — расхохотался он, не в силах выносить назидательные интонации.

— Прекрати, я для тебя старая.

— Ой ли, — вернул Бенедикт ее восклицание.

— Очень мило, Бен, но у меня нет шкурного интереса. Просто тебе нужен кто-то рядом. Жена, подруга, на худой конец.

— Ты тоже очень мила, Стей. Но какой из меня бойфренд к чертям собачьим? — он поднял руку, покрутил ею над головой, изображая, как машет мечем. — Йухуу, носящийся по полям и лесам с мечом муж. Тебе самой не смешно?

Стейна действительно рассмеялась от его кривляний.

— Придурошный ты, Бен. Но все равно, будь у тебя постоянная девушка, ты бы изменился… Возвращаться домой, где тебя жду… — продолжала вещать Стейна поучительным тоном, не замечая, что он окаменел и смотрит ей за плечо.

Бен не слышал, что говорит Стейна, потому что его внимание привлек народ, высыпавший на поляну. Они были достаточно далеко, но даже с расстояния он не мог не заметить девушку, которую раньше здесь не видел.

— Кто это? — бесцеремонно перебил Старшую Бен на середине речи о важности домашнего очага и преданности одной женщине.

Стейна обернулась, проследив за его взглядом.

— О, это Хельга…

Бена словно пронзило копьем в солнечное сплетение. Он изо всех сил постарался не подать виду, но сам почувствовал, как желудок скрутило нервным спазмом, а от лица отлила кровь.

Стейна продолжала говорить, не замечая его дурноты:

— … но все зовут ее…

— Хелл, — закончил Бен сам, удивившись собственному сдавленному голосу.

Удивилась и Стейна, потому что подозрительно взглянула на своего спутника.

— Откуда ты знаешь? Вы знакомы?

— Просто догадался, Стей, — наигранно рассмеялся Бенедикт. — Откуда бы мне ее знать? Она же новенькая?

— Новенькая? — хмыкнула Старшая. — Она почти год в теме. Надо чаще встречаться, Бен. Я вас познакомлю. Она хорошая девочка, хоть и питерская.

— Питерская?! — воскликнул он, теряя контроль.

— Да, мы далековато зашли. Это их территория. Но не переживай, теперь все проще. Дозоры только ночью, да и в день приезда мы все равны.

— Только некоторые ровнее.

— Перестань, Бен. Пора зарыть этот дурацкий топор войны. Тебя не было здесь, когда приезжали норвеги. Если бы не Питер, вряд ли мы бы одержали победу. Та же Хелл прекрасный пример дружбы Питера и Москвы.

— Стей, ты бредишь? Какая к черту дружба? И при чем здесь… — он сделал паузу, стараясь произнесли ее имя без придыхания и дрожи в голосе, — … причем здесь эта Хелл?

— Если бы ты смотрел мои концерты, то знал бы. Она танцует.

— А я собираю марки.

— Дурак, — Старшая таки отвесила ему символический подзатыльник. — Хелл ставит танцы для «Стейны и Компании». Увидишь вечером. Это потрясающее зрелище: девочки под живую музыку в свете костров…

— Какая прелесть, — не сдержал яда Бен, ощущая, как желчь на самом деле подкатывает к горлу с каждой подробностью, что выдает ему Стей.

Хелл здесь. Его Хелл. Хелл — питерская. Хелл танцует для группы Стейны. Почти год.

Перед глазами встал темный клуб в Питере, вечеринка для своих, Хелл кружится в танце рядом с Гансом, а Бен смотрит на нее, не в силах отвести глаз, понимая, что пропал, что погиб…

— Вообще, мне иногда кажется, что она наша. Знаешь, стиль Хелл очень похож на твой. Я видела пару ее тренировок, даже страшно стало — точь-в-точь твои упражнения, даже последовательность. И она делает эту странную штуку, когда меча нет, но он словно у нее в руках. И на спаррингах такая же легкая и быстрая. Очень крутая.

— Она что? Меч? Тренировки? Спарринги? Ты шутишь? Кто пустил девку в бои? — зашипел Бен, чувствуя, как закипает кровь.

У Стейны аж брови вскочили на затылок. Но она, в отличие от своего спутника, не дала волю чувствам, лишь задрала подбородок и властным тоном Старшей проговорила:

— Впервые в жизни мне хочется ударить тебя, Бенедикт. Не забывай, с кем разговариваешь. Я была моложе Хелл, когда так же выходила один на один с мужчинами и кровью смывала с их лиц это пренебрежение. Не стоит недооценивать девок, это может тебе дорого стоить.

— Прости, Стей, — тут же осекся Бен, придя в себя от ее гневной вспышки, которая слегка отвлекла от собственной дурноты и приближающегося психоза. — Просто… Ну сколько девушек здесь участвовало? Трое кроме тебя? И все уже вышли из игры не без ущерба. Это не женское дело. Пусть танцует и варит на кухне кашу, остальное…

— Она сама разберется, — резковато отбрила его Стейна, но усмехнулась. — Забавно, что ты повторил речь Кеннета по этому вопросу, почти слово в слово. Для Хелл важно его мнение. Во всяком случае, пока они вместе.

— Пока они что?

— Они вместе. Хелл подруга Кеннета, его девушка. Видишь, даже у засранца Кена есть спутница.

Это был удар на добивание. Бен попытался сдержать рвотный позыв, но понял, что не выйдет. Он отбежал в сторону, где его вывернуло желчью на молодую траву.

Хелл здесь. Хелл — питерская. Хелл танцует для группы Стейны. Почти год. Хелл владеет мечом. Хелл участвует в боях. Хелл, его Хелл… не его. Она принадлежит врагу. Кеннету.

Все это никак не укладывалось в голове, порождая коллапс не только в мозгах, но и в желудке.

С возвращением, Бенедикт. Добро пожаловать домой.

Бен кашлял и отплевывался, когда подошла Стейна.

— Хей, дорогой, тебе плохо? — она ласково погладила его по спине.

— Зря завтракал в вагоне-ресторане. Зарекался, но есть хотелось очень, — нелепо оправдывался Бен, вытирая глаза от выступивших слез и губы от рвоты.

— Ох, Бен… ну ладно в самолете, но поезд. Лучше бы лапшу заварил.

— Несолидно, я в СВ ехал.

— А блевать под кустом солидно? Позер.

— Без тебя тошно, Стей.

— Я вижу, — хохотнула она. — Будет тебе наука.

— Спасибо, утешила.

— Пойдем, тебе чайку надо попить, покрепче. И поесть что-нибудь.

— Угу, — согласился Бен без особого энтузиазма.

Он изо всех сил старался не смотреть в сторону питерского лагеря, но глаза все-таки предавали его не хуже нервов и желудка. Словно издеваясь, судьба показала ему во всей красе самый страшный кошмар: в лагере объявился Кеннет, он подошел к Хелл сзади, обнял девушку, которая вздрогнула, но тут же обернулась, закинула руки ему на шею и притянула к себе, чтобы поцеловать.

Бена снова затошнило, и он заставил себя отвернуться, послушно следуя за Старшей. Она привела его к полевой кухне и распорядилась налить Бену добрую чашку крепкого чая. Пока он пил, подходили старые друзья, обнимали; приветствовали и новенькие.

Бенедикт всем улыбался, что-то отвечал впопад, даже хохмил по привычке, но перед глазами у него стояли Хелл и Кеннет, Кеннет и Хелл. И Бен изо всех сил старался не поддаться новым позывам тошноты. Оправдавшись бессонной ночью в дороге, он пошел в палатку прилечь. Но по пути туда его перехватила Стейна.

— Бен, я тут подумала… Ты запал на Хельгу? — выпалила она без предисловий.

— Что? Ты рехнулась? Я ее еле видел издалека.

— Откуда тогда такой интерес?

— Да просто… Новенькая, да еще и в боях участвует, — брехал он, изображая невозмутимость и праведное возмущение. — Не каждый день такие дела.

— Ладно, — вроде бы поверила Стейна. — Но учти, Бен, никаких подкатов к ней. Не хватало мне сейчас разборки Москвы и Питера разруливать. Понял?

— Я-то понял, но разруливать придется. Кен же как всегда напорется вечером и устроит мордобой.

— Тебя давно не было дома, дорогой, — загадочно покачала головой Стейна. — Отдохни, увидимся вечером.

Она оставила на его щеке сухой поцелуй и ушла. Бен залез в палатку, достал из рюкзака походную простыню для надувного матраса и натянул ее. Был у него идиотский пунктик — любил спать на простыне. Даже когда не было матраса, а только еловый лапник и тонкая пенка, Бен все равно таскал на Север простую хлопковую простынь, ненавидя спать без нее. Но и удовлетворение этой блажи не смогло заставить его закрыть глаза. Он снова и снова видел силуэты целующихся, а подсознание предательски спрашивало: кто в этом виноват?

Промаявшись до вечера, не смыкая глаз, Бен чувствовал себя еще более разбитым, чем днем. Слыша, как со стороны праздничной нейтральной зоны музыканты настраивают инструменты, он переоделся в белую, расшитую кружевом рубашку (подарок Стейны) и кожаные штаны, натянул высокие ботинки, накинул куртку и вышел из палатки. Идя по лагерю, Бен кивал знакомым и приятелям, не без сожаления понимая, что ни с кем не хочет общаться, даже просто остановиться и поговорить. Даже здесь он плохо сходился с людьми, принимая их как товарищей, соратников, союзников, но не сближаясь до дружбы. Он всех держал на расстоянии вытянутой руки — по привычке. Так было проще, и жизнь не раз доказывала, что он прав.

На праздничной поляне уже разжигали костры, толпился народ. Все пили, ели, разговаривали, соскучившись после долгой зимы. Бен не мог не заметить, что московские и питерские общаются намного теплее, чем год назад. Он, конечно, слышал, что норвежцы потрепали и Волков и Ястребов, заставив их сплотиться, но не ожидал, что все будет так… дружелюбно. Аж до омерзения, почти мило. Но вечер еще не начался, а заканчивался он обычно потасовкой по инициативе Кена. Бен верил в него даже больше, чем в себя. Кое-кто не меняется. В этом они с Кеннетом были похожи. Постоянство — признак мастерства.

Отвлекаясь на мысли о переменах, Бен старался не искать Хелл. Он не мог до конца поверить словам Стейны и собственным глазам. Это еще могло оказаться совпадением. Мало ли похожих девушек. Он очень смутно помнил Олю, все больше представляя ее расплывчатым образом роковой Валькирии. Ведь Ольга — очень распространенное имя, а его скандинавское производное Хельга — вполне закономерно, как и краткое — Хелл. В общем, Бенедикт изо всех сил надеялся, что это лишь плод его больного воображения, сдобренный чувством неуспокоившейся с годами вины и болью потери. Он мог обознаться, он хотел обознаться.

На его счастье ни Кеннета, ни его подруги нигде не было видно. Бен попытался расслабиться, отправившись к символической сцене, где настраивались музыканты, его старые приятели. Получив дозу горячих приветствий, суровых мужских объятий и похлопываний по плечу, он почти успокоился, заставив себя наслаждаться вечером.

Но едва по обе стороны от сцены разожгли огромные костры и один впереди, а вокруг собрался народ, горланя вызов Стейны, Бен понял, почему Хелл не было среди присутствующих.

Еще до того, как зазвучали первые аккорды «Ветра»*, к центральному костру вышли три девушки. И Хелл среди них. У Бена перехватило дыхание. Мозг посоветовал свалить, но непослушное сердце взяло верх, не позволяя двинуться с места, даже просто закрыть глаза. Он уже забыл это беспомощное благоговение, которое завладевало им в присутствии Хелл. Бен жадно осматривал в ее лицо, фигуру, одежду. Конечно, это была она. Другой такой просто быть не могло. Короткое льняное платье, расшитое солярными знаками по подолу, меховая курточка, сапожки без каблука, разноцветные ленты в собранных волосах. И хотя девушки, вышедшие танцевать вместе с ней, были одеты точно так же, Бен видел, что она выделяется. Осанка, гордо вздернутый нос, горящие глаза. Хелл была лидером, это сразу становилось очевидно.

Едва зазвучали первые аккорды, девушки сбросили куртки, оставшись лишь в платьях с длинными широкими рукавами-парусами. Бен инстинктивно повел плечами, полагая, что это чересчур, ведь на улице было весьма прохладно. Но румяные лица танцовщиц, жар от костров и разгоняющаяся по темпу песня не давали им мерзнуть. Они кружились, взмахивая руками, держа ритм, который украшали своими движениями. Даже если бы Хелл здесь не было, он бы узнал ее танец, ее стиль. Только она умела так миксовать традиционные и современные мотивы, чувствуя музыку Стейны всем сердцем, отражая в танце ее прелесть и суть. Бен видел, как она танцевала под питерский фолк, отрываясь и веселясь, но сейчас она просто рисовала телом историю, что пела Старшая.

Хелл всегда любила эту песню, она часто звала Бена своим Ветром, смеялась, что пропадает, что навеки отдана ему, незримому жениху.

В динамичной музыке проигрыша девушки закружились вокруг костра, вдоль зрителей. И Бен, затаив дыхание, ждал приближения Хелл. А она почти летела, едва касаясь земли, взмахивая рукавами, словно крыльями.

«Где же ветер мой? Пусто в поле

Или предал меня мой милый?» — Пела Стейна, когда их взгляды встретились.

Губы Хелл повторяли любимые слова, а руки и ноги — отточенные, знакомые до боли движения, но смотрела она на Бена. Не отрываясь. Улыбка исчезла с лица, черты стали жесткими, незнакомыми.

«Для чего мне краса и воля

Он крылат, только я бескрыла».

Бен не сразу понял, почему толпа оживилась, но краем глаза заметил, что две танцовщицы выбрали себе пару из толпы собравшихся. Он был почти уверен, что Хелл сейчас выберет его, потому что она задержалась рядом, подойдя к нему почти вплотную.

«Для чего такому жена?

Он играет шелковой плетью», — безмолвно проговорила Хелл одними губами, продолжая смотреть прямо ему в глаза, а потом, легко подпрыгнув, побежала в противоположную сторону, где стояли питерские.

«Где-то всадник, привстав в стременах,

Летит в погоне за смертью».

Она взяла за руку Кеннета, вытягивая его к сцене.

А Бен… Бен стоял, чувствуя себя конченым идиотом, пока Хелл и Кеннет танцевали, улыбаясь друг другу, чувствуя друг друга, подпевая Стейне:

«Ой да на что, на что сдалась я ему

Словно нож, он остер и резок.

Вышивают небесную тьму

Пальцы тонких ветреных лезвий».

Движения были просты и красивы одновременно, явно адаптированные для не особо гибких воинов. Бен не был счастлив видеть, что именно Хельга и Кен были самой красивой парой. И даже на фоне собственных душераздирающих переживаний от их гармоничного взаимодействия он не мог не удивиться вслух:

— Охренеть, Кеннет танцует!

Бен сказал это сам себе, но парень, стоявший рядом, услышал и ответил:

— Кен всегда танцует с Хелл под «Ветер». Это их песня, — и, конечно, с насмешкой добавил: — Тебя давно не было, Бен. У нас перемены.

— Я вижу, — буркнул он, обозначая конец разговора.

Бен ушел к столам, где взял стакан с пивом. Он не желал досматривать шоу, только невольно дослушал окончание песни.

«Распускает тугие косы

Под масличной юной луною.

В тишине танцует, смеется,

Будто впрямь и стала женою.

Поздно зовете, друзья, я сама себе не знакома.

Ведь я — я уже не я,

Мама, и дом мой уже не дом мой.

Да только с ветром кто будет спорить,

Решится ветру перечить?

Вышивай жасмин и левкое,

С женихом ожидаю встречи».

Никогда еще голос Стейны не был ему так неприятен. Осушив стакан в два глотка, он взял второй, понимая, что эти дни на Севере будут совсем не такими, как он ожидал. Да и не только эти… Перемены слишком бесцеремонно и стихийно ворвались в его любимый мир, ставя все с ног на голову.

В голове путались мысли, сердце отчаянно колотилось в груди и снова мутило. Бен понятия не имел, что будет делать, как себя вести. Впервые за долгое время он вообще не понимал, что происходит. У него не было плана, не было шаблона поведения. Он лишь понимал, что ни черта не понимает. Такое случалось с ним лишь однажды, но в обоих случаях виной всему была Хелл.

Бен уговорил себя не досматривать окончание танца, но не смог не повернуть головы, когда народ яростно зааплодировал, заулюлюкал, засвистел. Причиной всему был жест благодарности, который мужчины выражали своим партнершам по танцу за их выбор. И если других девушек поблагодарили галантным поцелуем руки, то Кеннет и Хелл целовались в губы. Неприлично страстно, неприлично долго. Они словно наслаждались шоу, наслаждались реакцией собравшихся. Бен едва удержал пиво в желудке, заставляя себя смириться, понимая, что это только начало. Он не мог не радоваться, когда увидел, что Хелл подняла с земли куртку и убежала в толпу питерских.

Стейна спела еще несколько песен прежде, чем уступила место группе из северной столицы. И снова к костру вышла Хелл, но уже с другими девочками, питерскими. На этот раз она танцевала без своего друга, и Бен мог смотреть на нее без риска тошноты. Он бы желал иметь силы отвернуться, не мучая себя ее совершенством, но их не было. Он снова чувствовал себя слабаком, беспомощным и нелепым. Но теперь еще и нелюбимым. Это было неожиданно больно, хотя вполне логично и заслуженно.

А вокруг кипело веселье. К счастью, никому не было дела до его душевных терзаний. Разве что Стейне, которая, словно издеваясь, подошла к нему, чтобы поинтересоваться:

— Ну и как тебе такие перемены?

— Без комментариев, — только и сказал он.

- Пойдем, познакомлю тебя с Хелл. Да и с Кеннетом поздороваешься. Полагаю, ты не спешил с этим делом, — она вела его за руку, как маленького, в сторону сектора питерских.

Бен хотел было заартачиться, но потом понял, что лучше с этим не тянуть. Противное удушье снова стянуло горло, едва он увидел Хельгу, стоявшую рядом с его врагом. Кен обнимал девушку за талию, что-то рассказывая приятелям. Хелл потягивала пиво из стаканчика, улыбаясь словам своего партнера по танцам.

— Кеннет, — позвала его Стейна, и тот обернулся к ним. Хелл — тоже.

— Отличный концерт, Стей. В общем, как всегда, — выдал дежурный комплимент Кен и чуть склонил голову в сторону ее спутника. — Бенедикт, с возвращением.

— Кеннет, — кивнул Бен, засовывая руки в карманы, стараясь не смотреть на прижимающуюся к нему Валькирию.

— Ты и сам хорош, как всегда, — вступила Стейна с ответной любезностью.

— Брось, это все Хелл. Я просто стараюсь не упасть и не отдавить ей ноги.

— С каждым разом все лучше и лучше, Кен, — улыбнулась ему Хелл. — И танец, и твое чувство юмора.

Бен полагал, что Кеннет не снесет насмешки в свой адрес, и напрягся, ожидая вспышки, но тот лишь рассмеялся, ущипнув подругу за бочок, отчего Хелл пискнула, хихикнув.

— Хелл — просто волшебница, — согласилась Стей. — Кстати, ты не знакома с Беном.

Девушка мотнула головой, отбрасывая назад волосы, встречая взгляд Бена насмешливыми искорками в глазах.

- Кто же не знает знаменитого Московского Волка Бенедикта. Все только и говорят о его возвращении.

Хелл уверено протянула руку для приветствия, и Бен взял ее пальчики, но не пожал, а чуть повернул и нагнулся, оставляя на тыльной стороне ладони поцелуй. Он готов был поклясться, что она приложила немало усилий, дабы не одернуть руку слишком резко.

— Что же обо мне говорят? — вкрадчиво поинтересовался Бен, замечая, как она напряглась и прищурилась, испепеляя его взглядом.

— Разное.

— Странно, обычно в Питере принято однообразно смешивать меня с грязью. И еще более странно, что о тебе я почти не слышал… Хелл. А ты ведь, кажется, звезда? Жаль, что в те края, где я жил последний год, вести не доходят.

— Возможно тебе писали друзья? Или не читал почту? — ввернула она, продолжая попытки испепелить его глазами.

— У Бена с друзьями не задалось, — хмыкнул Кен.

— Кеннет, — тут же одернула его Стейна. — Не начинай.

Все заметили, как Бен сжал кулаки, но только Хелл не знала, почему он так среагировал.

— Из уважения к тебе, Стей, я сделаю вид, что обожаю нашего старину Бенедикта и счастлив, что он вернулся, — кривлялся Кеннет, беря со стола стакан с вином, вталкивая его в руки Бена. — Веселись, приятель. Сегодня мы друзья.

— Это вряд ли, — проговорил Бен ледяным тоном, вылил на землю содержимое стакана, развернулся на каблуках и пошел прочь.

— Не ходи за ним. Не нарывайся, Кен, — услышал он за спиной приказ Стейны.

Обычно даже голос Старшего был для Кена пустым звуком, и Бен ожидал удара сзади, аж затылок чесался. Но потом Хелл прощебетала сладким голосом:

— Пойдем танцевать, классная песня.

— Все, что хочешь, крошка, — проговорил Кеннет совершенно не своим голосом. Слишком… нежно что ли.

Бен не смог не обернуться, чтобы увидеть, как Хелл утягивает Кена к кострам, где большая часть питерских танцевала под песни их команды. Бенедикт вернулся к своим, но все равно посматривал в сторону сцены, где та, которую он любил, которую предал, превращала чудовище в человека. И самое паршивое, Бен завидовал Кену. Впервые в жизни он хотел стать Артуром Савицким. Он не желал его денег и связей, не мечтал о дяде Старшем, прикрывающем все его выходки. Но жаждал быть тем, кого Хелл возьмет за руку и поведет танцевать у костра под любимые песни, кого поцелует сладко в губы, кому отдаст всю себя после шумного праздника.

Представив Хелл и Кена в постели, Бен снова почувствовал тошноту.

— Я же говорила, он изменился, — проговорила Стей. — Может и тебе стоит быть… попроще.

— Насколько проще? Сесть на землю? — огрызнулся Бен.

— Прекрати.

— Брось, Стейна. Сейчас он напьется и уже никакие танцы не отвлекут.

— Я бы поспорила на деньги, но это неинтересно.

И она ушла, одарив Бена разочарованным взглядом.

А вечер был в разгаре. В костры подбрасывали дров, в стаканы доливали пива и вина, народ пел и танцевал, смеялся и болтал о предстоящих боях. Бен упрямо таращился в сторону питерских, жаждя от Кена традиционной выходки, которая обязательно закончится дракой. Но тот, хоть и пил без меры, не спешил удовлетворять потребности Бена.

Чувствуя усталость, разочарование и непрекращающуюся щемящую боль в груди, Бенедикт поплелся к своей палатке. Он ненавидел весь этот чёртов мир, который одарил его сюрпризами в виде добропорядочного Кена, влюбленной в него Хелл, вечно правой Стейны. Бессонная ночь сыграла на руку. Даже нервотрепка последних часов не помешала Бену провалиться в черный сон.

Он очнулся, понгимая, что нависает над Хелл. Бен прижимал ее плечо к матрасу рукой, приставив лезвие кинжала к горлу девушки.

— Я, конечно, мечтала, что твой клинок войдет в мою плоть, но, честно говоря, в иносказательном смысле, — проговорила она насмешливо, что не очень соответствовало ее положению.

— Какого дьявола ты тут делаешь? — зарычал Бен, не спеша убирать оружие.

— Визит вежливости, — хихикнула Хелл, явно забавляясь его замешательством. — Вечеринка классная, но поболтать нам не дали. А жаль.

— Заглянула поболтать? Как ты прошла через дозорных? — Бен наконец проморгался, прогоняя сон, и начал соображать.

— Я тебя умоляю. Все знают, что московские дрыхнут на посту.

— И это повод лезть в мою палатку?

— В твою палатку, в твое личное пространство, в твои штаны, — продолжала смеяться она, задрав лапки кверху. — Брось, Бенни, малыш. Убери кинжал. Я не собираюсь тебя убивать, во всяком случае — не сегодня.

— Что значит, в мои штаны?

Он убрал лезвие от ее горла, но не спешил отпускать рукоять.

— Боже, я сказала, что не убью тебя, а ты услышал только про штаны. Мужчины…

— Что за игры ты затеяла, Хелл?

— Еще не знаю, давай начнем и вместе разберемся по ходу пьесы.

И она подалась вперед, касаясь его губ своими.

— Можешь обыскать меня, если не веришь. Я без оружия, в твоей власти, под тобой. Действуй, — прошептала Хелл, целуя его.

Бен сам не понял, как отбросил кинжал, чтобы провести ладонями по ее бокам, бедрам и ниже, по ногам. Она была такой теплой и знакомой, но все же… другой. Он не понимал, что именно изменилось, но чувствовал это. Она ощущалась… иначе, но будила в нем те же чувства. Бен увлекся обыском, который перешел в чувственно-изучающие поглаживания. Хелл довольно мурлыкала, не отпуская его губы, углубляя поцелуй. Бен встретил ее язык у себя во рту и застонал, чувствуя, как она потерлась ногой о его пах, проверяя эрекцию. Она была на месте.

— Хелл, — выдохнул Бен ей в рот, давясь стонами.

— На спину, — скомандовала она, толкая его в грудь.

Он так опешил от силы удара и требовательного тона, что свалился рядом на матрас. Хелл тут же оседлала его сверху. Бен не успел опомниться, а она уже стянула с волос ленту и потрясла головой, позволяя локонам рассыпаться по плечам. Девушка дернула за шнуровку на платье, освобождая груди, сжимая их в ладонях, подразнивая пальцами затвердевшие от возбуждения пики. Она заерзала, потираясь своим центром о его пах, тихо постанывая от удовольствия.

— Хелл, — проскулил Бен, теряя остатки разума от этого зрелища.

Она игнорировала его зов, потому что была занята стаскиванием с Бена боксеров и избавлением от собственного белья. Хелл приподнялась, чтобы медленно опуститься, поглощая его, принимая полностью.

— Ох.

Она запрокинула голову от удовольствия, замерла на несколько сладких мгновений, а потом начала двигаться. Бен держал ее за бедра, помогая, раскачивая, но не навязывая скорость и темп. Он смотрел на нее, не в силах отвести глаз, даже моргнуть, потому что боялся пропустить каждое бесценное мгновение, которое она принадлежала ему.

Хелл двигалась все быстрее и быстрее. Она кусала губы, чтобы не стонать в голос, ласкала свою грудь, дергала себя за волосы в порыве страсти. Ее глаза были прикрыты, и Бен отчаянно желал заглянуть в них, чтобы сгореть в пламени, которое она не показывала. У него давненько не было секса, и оргазм слишком скоро замаячил на горизонте. Но он не успел попросить Хелл чуть снизить скорость, потому что она прерывисто задышала, опустилась на него несколько раз так резко и быстро, а потом прогнулась и замерла, сжимая его внутри так сильно, выпустив в воздух сладкое «ах».

— Хеля, — позвал Бен, потянувшись рукой к ее лицу, чтобы погладить по щеке и увидеть хотя бы затухающий огонь ее глаз.

Но когда она взглянула на него, там не было ни огня, ни даже тепла, лишь лед… Равнодушия? Или даже презрения. Жуткая ухмылка скривила ее губы. Хелл наклонилась, лизнула его губы, больно куснула за подбородок.

— Ау, — дернулся Бен.

— Благодарю. То, что надо, — улыбнулась она.

И прежде, чем Бен обрел дар речи, выскользнула из палатки.

Он лежал, не понимая, что это было. Его член-предатель, неудовлетворенно указывал на потолок, никак не желая падать. Пришлось провести рукой несколько раз, чтобы закончить начатое. Натянув боксеры и завернувшись с головой в одеяло, Бен понял, что влип.

Опять.

Он гнал мысли о вероломной ведьме, но понимал, что не сможет оставить все, как есть. Ему нужны объяснения, нужно поговорить, узнать, что за игру она затеяла.

Любые предположения, что он строил, казались нелепыми. Взглянув на часы, Бен увидел, что проспал всего час, и попытался уснуть, выкинув Хелл из головы. Как ни удивительно, получилось. На этот раз его никто не тревожил до самого утра.

—-----------------------------------------------------------

* Девочки танцуют под песню, которая была эпиграфом к 3 главе. Мельница — Ветер.

 

Глава 10. Предавать легко

Бен проснулся рано утром под почти забытый, но тепло любимый зов Стейны на построение и зарядку. Однако, как ни скучал он по дисциплине Севера, но все же решил воспользоваться свободой посвященного и отправился на тренировку в одиночестве. Ему было необходимо подумать обо всем, что вчера случилось. Встреча с Хелл, ее танец с Кеном, разговор на пиру и… Бен сглотнул, почувствовав, как заныло внизу живота, и причиной тому было не только утро и физиология. Наспех одевшись и пристроив за спину меч в ножнах, он легко, бегом отправился на берег лесного озера, что располагалось недалеко от лагеря.

Ноги привычно отбивали ритм, дыхание было послушно ровным. Только вот в голове — полный бардак. Это не было сном. Хелл действительно приходила к нему ночью. Об этом свидетельствовала запачканная простынь и соответствующий запах в палатке. А еще отметина на подбородке после ее укуса.

Как ни пытался Бен понять мотивов Хелл, но все равно не смог. Он тешил себя мыслями, что Кеннет не в силах удовлетворить подругу, потому она и ищет развлечений на стороне. Но это было настолько не похоже на его Хелл, на Олю. Бен вполне допускал, что она могла позволить Савицкому запудрить себе мозги, что нарочно искала с Артуром встречи, дабы проникнуть в их мир, показать, что она достойна… Но ее визит рушил эту теорию, ведь, отдаваясь ему в эту ночь, Хелл расписывалась в собственной слабости, в наличии чувств к нему, которые так умело скрывала на пиру. Бен старался не думать о том, что Хелл таким изощренным способом пыталась его вернуть. Это было слишком желаемо, слишком просто. Хотя его Валькирия была вполне способна пронести чувства через годы, несмотря на его предательство. Хелл всегда говорила, что настоящая любовь не проходит, она лишь затухает и терпеливо ждет. Бен принимал ее слова за максимализм молодости, считая одним из сладких девичьих заблуждений, но сейчас… Сейчас он зациклился на мысли: «А вдруг она была права?»

Посчитав за лучшее пока держаться от Хелл подальше, Бен постарался очистить мозги и настроиться на тренировку. Не подобает воину циклиться на любовных делах перед битвой. Преодолев оставшуюся половину пути в боевом настрое, он едва не застонал, увидев, что его излюбленное место занято. Хотя почти не удивился, узнав в нарушителе спокойствия Хелл. Конечно, она запомнила его слова о тренировках на озере в лесу, что к востоку от лагеря, как запомнила и имя Кеннета, и лицо его врага. Она вскрыла его мир ржавым консервным ножом, словно жестяную банку с тушенкой, проникла в лагерь, в группу Стейны, в его палатку, даже застолбила место его тренировок. Бен почувствовал, что начинает злиться. Вчера он был ошеломлен, обескуражен, даже слегка очарован ее появлением, но сегодня это все уже начинало изрядно подбешивать.

Бен сжал кулаки и уже было собрался выйти из-за деревьев, чтобы высказать свое негодование вслух, но замер, завороженный увиденным. Отжимания, выпады, подтягивания, присед, растяжка. Она в точности повторяла его тренировку. Это было даже немного жутко. И чего уж там, чертовски красиво. Сменив вчерашнее платье на обтягивающие спортивные легинсы и толстовку, сапожки на кроссовки, а распущенные волосы с плетением лент на тугую косу, она выглядела истинной воительницей, настоящей Валькирией. «Жаль, что уже не Дева и без крыльев», — подумал Бен, сглотнув. Но едва сверкнула сталь меча, как оставшиеся мысли вылетели из головы. Бен забыл, как дышать, глядя на пляшущую в боевом танце Хелл.

Замах.

Выпад.

Поворот.

Удар.

Закрыться.

Поворот.

Замах.

Удар. Удар. Удар.

Закрыться.

Отступить.

Кувырок.

Снова на ноги.

Отступить.

Выпад.

Удар.

Кувырок.

На ноги.

Замах.

Удар. Удар.

Закрыться.

Отступить.

И снова удар.

Клинок — продолжение руки. Движение — продолжение мысли. Мысль — на острие клинка.

Знакомый ступор превратил Бена в камень. Он стоял и таращился, зачарованный и… возбужденный. Вспоминая то чувство, когда она следовала за его телом, направляемая его словами и собственной интуицией. Их близость, их единение и то, как это снесло ему крышу, перепугало до смерти, одновременно возбудив до безумия.

Сто лет назад во дворе питерской школы он смог взять себя в руки, прикрыться завершающей пробежкой, отделаться от безумного желания совместным душем. Но сейчас бежать было некуда. Поэтому он просто вышел из своего укрытия, когда Хелл закончила. Нацепив на лицо злую усмешку, Бен проговорил:

— Утро доброе, моя Дева Валькирия.

Лишь чуть дрогнувшие плечи выдали ее удивление. Хелл обернулась к нему, раскрасневшаяся от интенсивной тренировки. С выбившимися из косы прядями каскада, с бисеринками пота на лбу она показалась Бену еще прекраснее, чем вчера в платье, танцующая в тусклом свете северных ночей меж костров.

— Не доброе, Бен. И я не твоя, — отрезала она, не скрывая раздражения.

— Ну и ты вроде давно не Дева до полного комплекта моих ошибок, — мстительно ввернул Бен.

— Какого дьявола тебе здесь понадобилось?

— Серьезно, Хелл? Какого дьявола мне здесь понадобилось? Ты прекрасно знаешь, что это мое место. Это мой гребаный Север, моя долбанная жизнь. Ты притащилась за мной сюда, а теперь еще имеешь наглость спрашивать, — закипал Бен, наступая на нее. — Какого дьявола ты здесь делаешь? Новичкам, кажется, положено заниматься утром со всеми остальными непосвященными.

— Твоего здесь нет ничего, Бенни. А что касается утренних тренировок, хм… — она кокетливо повела плечом, — у меня есть немного привилегий. Да и куратор не против.

— Кто же твой куратор?

— Эрик.

— Дядюшка Кеннета? Хах, я должен был догадаться. Кто же еще? Не удивлюсь, если ты и с ним трахаешься за привилегии.

Хелл мрачно усмехнулась, покачав головой.

— Ублюдок, — бросила Валькирия. — Спешу оставить вас наедине с лесом, озером и собственным дерьмом, Бенедикт.

Она направилась к тропе, ведущей к лагерю, проходя мимо Волка, нарочно задела плечом. Он не мог стерпеть ее пренебрежения, схватил Хелл за локоть, толкнул к ближайшему дереву.

— Послушай меня внимательно, — угрожающе заговорил Бен, глядя ей в глаза, прижимая за плечи обеими руками к стволу. — Я не желаю тебя здесь видеть. Север не для тебя, Хелл. Ты здесь чужая. Убирайся, пока я добрый и делаю вид, что мы не знакомы.

— Окей, только и ты послушай. Мне плевать на твои желания. Я не подчиняюсь твоим приказам. И скорее чужой здесь именно ты, Бен. Даже свои тебя сторонятся. Думаешь, можно свалить на год, а потом продолжать корчить важную персону? Проверни это с московскими, вдруг получится. И не надо угрожать. Можешь всем рассказать, как ты трепался на каждом углу о Севере, чтобы завалить в койку очередную девку.

— Что ты несешь? Я не…

— Мне похер, Бен. Я здесь не ради тебя. Даже не ради Кеннета. Пусти.

— Если тебе похер, и ты здесь не из-за меня, то, что было ночью?

— Хотелось секса, — легко объяснила Хелл, — припомнила, что ты был неплох. Кен свалился дрыхнуть, от него никакого толка после ведра пива.

— Врешь ты все, — усмехнулся Бенедикт, злясь на ее бестолковое объяснение, не желая верить злым словам.

Он медленно склонялся к губам Хелл, не разрывая зрительного контакта. Бен знал, что она так же, как и он, не в силах противостоять притяжению. Их губы почти касались друг друга, когда он зашептал:

— Просто признай это, Хелл. Ты хочешь меня. Всегда хотела, потому что лю…

Он не договорил, потому что Валькирия дернула плечом, легко избавившись от его хватки, и приставила к горлу Бена острый кончик клинка.

— Убери руку, — потребовала она холодным, как коловшая его шею сталь, голосом.

— Брось, Хелл…

— Отпусти меня, Бен. Или, клянусь, я снесу твою дурную башку. И Кен меня с удовольствием прикроет.

Он не поверил бы, что она сможет, если бы не вспыхнувший в глазах огонь. Бен убрал руку и сделал шаг назад, поражаясь, как внутри все сжалось от нелепого трепета и благоговения. Он должен был ненавидеть ее, но скорее был готов поклоняться.

— Ночью ты была не против поцелуев, — напомнил Бен, не зная, что еще сказать.

— Я не против, но с моего разрешения, — проговорила Хелл, задрав нос и убирая меч в ножны за спиной. — Не лезь ко мне и останешься жив.

Она трусцой побежала по тропинке прочь. Бен долго еще стоял, приходя в себя, но так и не преуспел в этом. Тренировка была почти бестолковой. Он смог лишь успокоить ноющие мышцы, выполнить несколько упражнений с мечом, но не получил удовольствия. Возвращаясь в лагерь, он снова старался не думать о Хелл, что опять же давалось ему с трудом.

Неделя на Севере стала адом. Все силы и мысли Бен тратил на то, чтобы избегать Хелл, и ему это почти удалось. Он стал заниматься утром вместе со всеми. Специально пропустив спарринг Хелл в первый день, Бен отлично выступил на своем и прекрасно выспался бы ночью, если бы не прислушивался к каждому шороху у палатки. Но Кен не пил, и Хелл, видимо, не нуждалась в его услугах. Следующей ночью он тоже был наедине с собой и мыслями о том, как часто Валькирия прибегала к сторонней помощи для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Снова паршиво спал, но утром, наплевав на все, отправился к озеру. Повезло, Хелл уже заканчивала. Они лишь обменялись колкими взглядами, когда она убегала.

Бен и Хелл почти не пересекались в лагере. Между Москвой и Питером было не так много общего, кроме боя. Но именно перед последней битвой она наткнулась на него утром.

— Я не уйду, — только и сказала Хелл, завидев его.

— Ты мне не помешаешь, — милостиво проговорил Бен в ответ.

Со стороны казалось, что Бен — запаздывающая версия Хельги. Оба старательно игнорировали этот факт и друг друга.

На построении перед последним боем Бен чуть ежился от странного ощущения, словно за ним наблюдали. Взглянув в сторону трибуны Ястребов, он сразу встретил взгляд Хелл. Она обнимала себя за плечи, ежась в короткой курточке на сильном ветру. Не сдержавшись, он подмигнул и нагло улыбнулся, показав ей пальцами английскую V. Конечно, Хелл закатила глаза, ответив ему факом. Бен рассмеялся, вызывая недоумение у стоящих рядом товарищей.

— Пощиплем птичек, пацаны? — хохотнул он, заражая всех вокруг полусумасшедшим весельем.

Строй согласно загудел. Едва заслышав рог, знаменующий начало, Московские Волки пошли в атаку со злыми улыбками. И Бен — в первых рядах.

Это была славная битва. Ястребы были вынуждены отдать победу. И Бенедикт испытывал неземную эйфорию, глядя на угрюмое лицо Кеннета.

Умывшись, он вернулся в палатку, свалился на матрас и уснул без задних ног. Утро встретило его тишиной. Лишь самые фанатичные тренировались в последний день, остальные вкушали заслуженный долгий сон до завтрака. Бен был в числе первых. Он отправился к озеру, надеясь, что не встретит Хелл. И ему повезло. Одинокое утро пьянило свежим, почти морозным воздухом, наконец возвращая удовольствие от тренировки.

— Спасибо за новый день, — прошептал Бен в небо, закладывая меч за спину.

Он так давно не благодарил высшие силы, погрузившись в свои дурацкие волнения из-за Хелл, и теперь-таки вспомнил о долге и благодарности.

— Ты был хорош вчера, — услышал он за спиной девичий голос.

— Спасибо, — улыбнулся Бен, не поворачиваясь.

— Кое в чем ты прав…

А вот это стоило того, чтобы обернуться. Хелл стояла, прислонившись к дереву, лениво пожёвывала травинку. На ней были мягкие сапожки без каблука, джинсы в обтяжку, та же короткая куртка, а расстегнутая до середины груди рубашка открывала достаточно плоти, чтобы Бен завелся. Даже дурак бы понял, что она одета не для тренировки. А уж загадочная улыбочка только подтверждала эту догадку.

— И в чем же я прав? — уточнил Бен, направляясь к ней.

Хелл не спешила отвечать. Она дождалась, пока Бенедикт подойдет к ней вплотную, упрется кулаком в ствол возле ее головы.

— В чем я прав? Скажи, Хелл, — повторил он, почти касаясь ее губ своими, уверенный, что в этот раз ему достанется не лезвие у горла, а кое-что поприятнее.

— Хочу тебя, — выдохнула Валькирия, лаская теплым дыханием его лицо.

Она схватила Бена за шею, резко притягивая к себе. Он аж ойкнул от легкой боли, но с радостью ответил на поцелуй. Прихватив ее за бедро, Бен закинул ногу Хелл себе на талию, чтобы потереться о ее пах своим. Хелл застонала.

— Пропускаешь тренировку? — подметил Бен между поцелуями.

— Сегодня кардио. Предпочитаю секс вместо бега, — не чуть не смущаясь, объяснила она.

— А Кен опять не может?

— Дрыхнет говнюк.

— Тем хуже для него, — усмехнулся Бенедикт, утыкаясь носом в вырез рубашки, расстегивая пуговицу на джинсах Хелл.

Он возвращался в лагерь насвистывая, но все же радовался, что изначально решил не оставаться на заключительную пирушку. Конечно, приятно знать, что Хелл с его помощью растит рога на голове у Кеннета, но и увидеть их вместе танцующими еще раз было для Бена, мягко говоря, неприятно. Оправдавшись перед Стейной делами и усталостью, он собрал вещи и еще до обеда двинулся к станции. Но Стей, конечно, не могла отпустить его просто так. Она заставила Бена пообещать прийти на вечеринку в клубе. Полагая, что это будет отличным отдыхом без питерских, он с удовольствием согласился.

Поезд снова подарил ему бессонную ночь и мысли о Хелл. Да и старая московская квартира тоже не располагала к позитивным мыслям. Теперь концерт Стейны казался не компромиссом, а прекрасной возможностью отвлечься, скоротать вечер, избегая самого себя.

Промаявшись два дня от безделья, Бен наконец дождался вечера субботы, чтобы отправиться в клуб. Он прибыл пораньше, собираясь пообщаться с ребятами во время настройки, обсудить первую победу после долгого перерыва. Мысли о Хелл отошли на второй план, но накатили другие.

Бен думал о Гансе, скучал по нему. Ему чертовки не хватало бестолковой болтовни и доброго стеба этого парня. Только с ним он мог расслабиться и быть собой. Конечно, была еще Стейна, но с ней иначе. Не хватало именно мужской дружбы. Грустно улыбнувшись, Бен подумал, что только Гансу он мог бы рассказать о Хелл. Рассказал же тогда перед поездкой в Питер, и тот его понял. Не осудил бы и теперь.

Оставив музыкантов настраиваться, Бен поплелся в сторону кабинета директора клуба. Они были сто лет знакомы по Северу, но Андрей уже давно вышел из игры, почти забыв, что когда-то его звали Ярлом. Но он категорически отказывался от ребрендинга клуба, храня верность фолку и духу славных битв прошлого. Стейна в свое время помогла ему с открытием и теперь поддерживала, выступая за символическое вознаграждение, а то и вовсе просто так, для души.

— Артур, прекрати. Иди отсюда, тут нельзя находиться посторонним, — как гром среди ясного неба раздался голос Хелл.

— Я не посторонний, а до безобразия недотраханный бойфренд, — ворковал Кен, зажимая подругу в темном уголке.

Бенедикт сглотнул, заметив, что Хелл не особенно противится настойчивости питерца, чисто символически. Она подняла руки, обнимая друга, отвечая на поцелуи, поощряя стонами жадные касания рук. Ладонь Кеннета скользнула по ее бедру вверх.

Бена затошнило. Но даже в такой ситуации он не смог молча уйти. Злость и ревность вскипели в нем, заставляя громко засмеяться и ядовито проговорить:

— Серьезно, Кен? Недотраханный? А я думал, Волки хорошенько тебя нагнули раком. Или мало? — Бен вышел на тусклый свет закулисного коридора, ведущего в гримерки и кабинеты.

— Черт, — ругнулась Хелл, поправляя платье и волосы.

На лице Кеннета отобразились муки ада, и Бен с азартом ждал оскорблений.

— Иди, куда шел, умник, — только и рявкнул Ястреб, не спеша убрать руки с ноги Хелл.

Бен не сдвинулся с места, лишь скрестил руки на груди, улыбаясь. Он бы с удовольствием послушался и свалил, но удовольствие, которое он получал от бешенства Кена, было сильнее ядовитой ревности.

— А я шел именно сюда. Тут очень интересно.

Кен дернулся, сжав кулаки, но Хелл схватила его за рубашку, не пуская.

— Не надо, — тихо сказала она, целуя друга в губы. — Давай все потом.

— Потом, — согласился Кен, отвечая на поцелуй. — Найдешь меня в зале? Мы не закончили.

— Найду, — она повела бровью, облизывая губы.

— Свободен, Бен. Концерт окончен, — буркнул Кеннет, проходя мимо него, не преминув задеть плечом.

— Да что ты? По-моему, он только начинается… — пробормотал Бен, едва враг скрылся из виду.

Хелл ничего не ответила на его реплику, просто ушла в сторону гримёрок.

Перспектива отдыха без мыслей о Хелл катилась ко всем чертям, а присутствие на вечеринке Кеннета и вовсе сулило вагон неприятностей. У Бена уже чесались кулаки, а концерт еще даже не начался. Найдя крайнего, он отправился в гримерку Стейны и потребовал объяснений.

— Какого хрена тут делает Кеннет?!

— Хелл ставит новую программу. Он, наверное, приехал с ней? А может по делам? Откуда мне знать, Бен. И что за тон? — возмутилась Старшая.

— Мне хватает его на Севере.

— Уверена, ему тебя тоже, но это не запрещает тебе посещать питерские вечеринки, а ему московские. Ты, вообще, слушал меня, когда я говорила о перемирии?

— Это чушь, Стей.

— Это не тебе решать. Пожалуйста, держи свое дерьмо во рту или лучше проглоти. Устроишь драку, пеняй на себя. А сейчас выйди вон!

Открыв рот, но так и не решившись продолжать спор, Бен ушел. Он не торопился в зал, зная, что держать дерьмо при себе не сможет, поэтому околачивался в кулуарах. Мимо него пробежали к выходу на сцену девочки танцовщицы, за ними шла и Хелл.

— Бесишься? — шепнула она ему на ухо, чуть притормозив, и, не дав Бену ответить, убежала.

А Бен действительно бесился. Он смотрел, как его Валькирия танцует, как улыбается залу, и точно знал, кому адресовано ее хорошее настроение. А еще он начал догадываться, что Хелл получает не меньше удовольствия, дразня его, нарочно выводя из себя. Если их первую близость еще можно было посчитать чем-то стихийным, внезапным, списав инициативу Хелл на алкоголь и перенапряжение от встречи через столько лет, то ее «кардио-тренировка» была абсолютно продуманной. И сейчас Хелл явно наслаждалась одновременным присутствием Бена и Кеннета в клубе. И это, разумеется, ни разу не помогало Бену успокоиться. Он злился и психовал, психовал и злился.

Когда танцевальная часть концерта закончилась, и девчонки побежали к гримеркам под свист и аплодисменты, Хелл снова притормозила возле напряженного, застывшего, словно памятник, Бена.

— Туалет за гримеркой Стейны. Через пять минут.

И снова убежала, не дождавшись ответа.

«Стерва уверена, что я приду», — объяснил сам себе Бен.

Пыжась от гнева и ненависти к самому себе, он из последних сил старался не двинуться с места. Но по истечении четвертой минуты все-таки сорвался и почти бегом рванул к указанной уборной. Он стукнул два раза, и дверь тут же открылась, а цепкие пальчики впились в него, затаскивая внутрь.

— По-быстрому, — только и сказала Хелл, закрывая его рот поцелуем, дергая за пуговицы на рубашке.

Бен запрокинул голову, не желая чувствовать у себя во рту остатки поцелуя Кеннета.

— Хера с два я буду целовать тебя после него, — прорычал он,

— Какие мы брезгливые, — фыркнула Хелл, больше не претендуя на его губы, но щедро осыпая поцелуями шею и оголенный торс, а рукой наглаживая ширинку.

Трясясь от возбуждения, злости и ревности, Бен смотрел, как она водит ртом по его коже, чуть прикусывает и рисует узоры языком, а потом дует на влажные от слюны места. Хелл действовала, точно зная, что нравится мужчине. Это так отличалось от тех неистовых поцелуев и ласк, которые она дарила в тот первый раз. В них была и страсть, и желание, но не опыт.

Помня ее прежнюю, Бен не мог отказаться и от настоящей. Он очень хотел найти силы остановить Хелл, выйти из служебного туалета, оставив ее заведенную и неудовлетворенную. Но их не было, лишь яд полился из его рта, желая сделать ей так же больно, как было ему.

— Кен хорошо обучил тебя, детка. Умеешь сделать приятное.

— Стараюсь, спасибо, — подмигнула Валькирия, расправляясь с пуговицей и молнией на его брюках. — Может, хоть за грудь меня подержишь?

Бен дернул за шнуровку на платье и запустил ладонь внутрь, поглаживая мягкую округлую плоть.

— Да, спасибо, так лучше, — простонала Хелл, подаваясь навстречу его ласкам, одновременно проталкивая руку ему в трусы.

Не дожидаясь просьбы, Бен тоже сунул пальцы ей в трусики, чтобы нащупать обильную влагу.

— До чего ты докатилась, Хелл? Мало того, что стала подстилкой Кеннета, так еще и трахаешься с кем ни попадя в вонючем сортире, — снова понесло Бена.

— А ты до чего докатился, малыш? Онанируешь в уголке, пока влюбленные целуются. Это слишком даже для такого задрота, как ты, Бенни, — наконец отплатила она той же монетой.

— Думаешь, он любит тебя? Святая наивность…

— Думаю, мне все равно… Я же трахаюсь с кем ни попадя, пока он наивный слушает твою любовницу… — Хелл не дала Бену остановиться и задать резонный вопрос, сама ответила: — Не пялься, все знают, что ты спал со Стейной.

— Ревнуешь? — нашелся Волк, пряча удивление за усмешкой.

— Похоже, ревность — это твоя проблема.

За болтовней и шоком от того, что Хелл знала про Стей, Бен не заметил, как она освободила его от белья и спустила свои трусики.

— Ты трахнешь меня, или как? — рыкнула на него порочная Валькирия, больно кусая за шею.

— Прекрати ставить на мне гребаные метки, — огрызнулся Бен.

Он едва отмазался от красноты на подбородке после их первого раза, уверяя Стей, что упал, запнувшись за корень на тропе к озеру. Засос на шее Старшая вряд ли разглядит, да и ссадина на брови после боя более примечательна. Но ему надоела вседозволенность, с которой Хелл расставляла на нем отметины своим ртом. Она только рассмеялась, но прекратила посасывать шею, что внезапно оказалось для Бена большой потерей.

Чтобы не заострять на этом внимание, он развернул Хелл, прижав ее спину к стене. Посчитав это знаком, девушка вытащила из кармана презерватив, не глядя, почти мгновенно вскрыла упаковку и сама нарядила Бена в латекс. Он прихватил ее за попку, чуть присел, примерился и вошел.

— Мать твою, ублюдок — выругалась Хелл, стукнувшись головой о кафель.

— Так точно, — подтвердил Бен. — Научилась ругаться, детка?

— Научилась не сдерживаться. Чего и тебе желаю.

— Предпочитаю все же притормозить. Или тебе интереснее со скорострелами, типа Кеннета? — продолжал упрямо гнуть свою безобразную линию Бен, вколачивая ее в стену.

— Мне интересно с тобой, — бормотала Хелл, почти теряя сознание от ярких вспышек удовольствия, смешенного с ненавистью. — Ты же кайфуешь оттого, что трахаешь подружку Кена. Брезгуешь моим ртом, но трахаешь с удовольствием. Тебя не заботит, имел ли меня кто-то сегодня, главное, что Кен будет после тебя. Признайся, Бен, у тебя без этой мысли вряд ли встал бы…

— Да, — солгал он, истово желая, чтобы только в этом была причина.

Он понимал, что, не испытает ни удовольствия, ни освобождения, лишь брезгливое презрение, и то, по большей части, к себе самому. Но Хелл этого было мало, она продолжала говорить, хоть и задыхалась от приближающегося оргазма.

— Давай, Бен, сильнее. Заставь меня кончить, чтобы Кен потом попотел. Чтобы с ним я думала о том, как ты отымел меня словно шлюху в туалете. Ты ведь хочешь, чтобы я думала о тебе, когда он будет меня трахать?

«Я не желаю, чтобы он прикасался к тебе, чтобы стоял рядом с тобой, чтобы дышал одним воздухом», — орал про себя Бен.

А вслух мог лишь лгать, соглашаясь с каждым словом Хелл.

— Да, да. Черт, Хелл. Да!

И снова она кончала раньше него. Дергаясь, словно от судорог, дрожа и всхлипывая. И ее глаза наконец пылали огнем, только теперь он грозил Бену сожжением до тла.

Он продолжал вколачиваться в ее обмякшее тело, желая скорее дойти до пика, закончить, но оргазм маячил на фоне перевозбуждения, никак не желая дать Бену освобождение.

Придя в себя, Хелл оттолкнула его, отстранилась, но Бен поймал ее за руку, прижимая к стене.

— Сбежать больше не выйдет, — прорычал он.

— Я и не собиралась, — коварно улыбнулась она, садясь на корточки.

Не давая Бену шанса протестовать, она сдернула презерватив, взяла в рот его член. Посасывая, стала скользить по нему губами, наконец, приближая столь желанный оргазм, от которого едва не полопались глаза. Хелл глотала бьющую ей в горло сперму, продлевая острое, почти болезненное наслаждение, а Бен держал в кулаке ее волосы, едва ли осознавая, что продолжает толкаться бедрами ей навстречу, даже когда стало больно. Он остановился, Хелл отстранилась, поднялась на ноги. Она впилась в его рот поцелуем, и Бен был не нашел сил оттолкнуть ее. Он сам искал язык Хелл, сплетаясь с ним своим, чувствуя у нее во рту вкус своего сомнительного удовольствия.

— А теперь ты заправишься, застегнешься, умоешься, успокоишься и выйдешь в зал через пять минут. И весь вечер будешь смотреть, как Артур целует меня. Полагаю, это доставит тебе удовольствие? — зло прошептала Хелл, прежде чем оттолкнуть его, поправить одежду и выйти из туалета.

Бен, словно во сне, проделал все, о чем она говорила. В зале он сразу увидел их, смеющихся и целующихся у бара. Знакомая тошнота снова подкатила к горлу, но теперь ему было впору блевать от самого себя. Бен прошел к бару на другом конце танцпола, взял бутылку коньяка, стакан и снова двинул за кулисы. В коридоре он встретил Стейну.

— Бен, нужно поговорить, — тормознула она его.

— Завтра, — только и гавкнул на нее Бен, не сбавляя скорости.

Он прошел к кабинету директора клуба, набрал код на цифровом замке, радуясь, что старая комбинация до сих пор верна. Налив себе полстакана, Бен осушил его в три глотка, закашлялся с непривычки, но плеснул еще. Единственное, чего он сейчас хотел — это напиться до беспамятства, чтобы слова Хелл, ее лицо, ее ненавидящие глаза прекратили преследовать, оставили его в покое.

 

Глава 11. Кулак в крови

Хелл видела, как Бен уходит из шумного зала, прихватив бутылку коньяка. И ее не радовал этот молчаливый протест. Она собиралась устроить для него шоу с поцелуями и танцами, хотела смотреть через плечо Кена в глаза своему любовнику, чтобы читать его эмоции. Будет он равнодушен или доволен, зол или весел? Но Бен лишил ее этого удовольствия. Он просто ушел, оставив Хелл наедине с Кеннетом.

Чувствуя горечь разочарования напополам с неудовлетворенностью, Валькирия почти залпом проглотила коктейль, а потом и второй. Ей не хотелось ни танцевать, ни тусоваться. Без Бена все вдруг потеряло смысл. Хелл нуждалась в зрителе, который не пожелал смотреть ее концерт.

— Детка, второй стакан за час. Ты опьянеешь, — подметил Кеннет.

— Скучно, — пожала плечами Хелл, чувствуя, как алкоголь кружит голову.

— Пойдем танцевать.

— Неохота.

— Боже, что это с тобой? — весело встревожился Командир Ястребов. — Не заболела?

— Музыка не моя, — скривилась Хельга. — И слишком много Москвы. Угнетает.

— Понимаю, — согласился он. — Если хочешь, можем уйти. Откровенно говоря, я был бы рад.

Кен прижал ее к себе, целуя с жаром и обещанием продолжения банкета в номере гостиницы.

— Хочу тебя, красавица, — горячий шепот обещал ей много секса. И, в общем, сейчас было бы кстати забыться в умелых неистовых ласках Артура.

После Севера он всегда вытрахивал из нее дух вон, выплескивая таким образом остатки агрессии, злости и гнева. Это был некий ритуал, после которого Кеннет мог снова стать Артуром. Уравновешенным, циничным, расчетливым Артуром Савицким.

— Поехали, — только и простонала Хелл ему в губы.

Она ненавидела извращенное чувство удовлетворения, которое испытала, поняв, что поимеет и Кена и Бенедикта за одну ночь. Это было грязно и неправильно, омерзительно и пошло, но Хелл игнорировала здравый смысл и остатки морали, сосредоточившись на перспективе качественного секса.

Кеннет тянул ее через толпу, бесцеремонно расталкивая всех, кто стоял на пути к выходу. Хелл хихикала, семеня за ним. Они забирали одежду из гардероба, когда в холле появилась Стейна.

— Уже уходите? — всплеснула она руками. — А я вас везде ищу.

— Уходим, Стей. Спасибо за приглашение, но у меня самолет завтра утром, — вежливо прощался Кеннет.

— Счастливо долететь, — улыбнулась ему Стейна. — Но… Может, оставишь мне Хельгу? Нам нужно обсудить новую программу.

— Я завтра буду в клубе на репетиции, — напомнила ей Хелл.

— У меня завтра весь день расписан, дорогая. Останься сейчас, я не задержу надолго, — и хитро прищурив глаза на Кена, добавила: — Верну в целости и сохранности. Сделай мне одолжение, Кеннет.

Хелл не понравилось, что Стейна обращалась к Кену так, словно она была его собственностью. Возможно, их намерения и скорое бегство были слишком очевидны, поэтому Старшая и вела себя подобным образом. Но копчиком Валькирия чуяла подвох.

— Без проблем, Стей, — как-то слишком легко поддался Кеннет.

Он, конечно, как никто другой, знал, насколько важны для Хелл танцы. Но учитывая его недотраханное состояние…

— Разбуди, если усну, — шепнул Ястреб ей на ухо, чуть куснув.

Хелл ойкнула, вздрогнула, улыбнулась.

— Обязательно, — ответила она, не без сожаления провожая глазами его спину до дверей.

Обернувшись к Старшей, Хельга дружелюбно улыбнулась, но не встретила ответной любезности.

— Пойдем со мной, — только и сказала Стейна.

Хелл напряглась, понимая, что чутье ее не подвело, и милой болтовней о новых песнях и танцах она вряд ли отделается. Стейна провела ее в свою гримерку, и по каменному лицу Старшей стало понятно — знает.

— Я видела, как ты выходила из туалета, завязывая платье, а Бен появился следом, заправляя рубашку в штаны, — выпалила Стейна, едва ли дождавшись, когда дверь за ними закроется.

Хелл нацепила на лицо циничную гримасу невозмутимости, хмыкнула:

— И что?

— Спишь с Беном, значит? Давно?

— Я не собираюсь перед тобой исповедоваться, — Хелл скрестила руки на груди.

— Чуть больше уважения, девочка.

— Или что? Кену расскажешь?

— Хельга… — начала Стей, но лишь раздражённо выдохнула, а потом сказала совсем не то, что собиралась. — Хелл, ты мне нравишься, правда. Ну насколько может нравиться кто-то из Питера. Кеннет с тобой изменился, и отношения столиц стали намного теплее благодаря тебе.

— Не заливай, Стей, — фыркнула Хелл, продолжая держать иглы торчком.

— Думай, что хочешь, но я ценю все, что ты делаешь. Я даже могла бы притвориться, что у вас с Бенедиктом было минутное помутнение рассудка, если бы это не грозило перечеркнуть все, чего мы достигли за год его отсутствия.

— Бла-бла-бла, — закатила глаза Валькирия.

— Очень зрело, Хелл.

— Чего ты хочешь, Стейна?

— Я хочу мира, хотя бы такого худого, как сейчас. Но он всегда будет лучше доброй ссоры, которую ты затеваешь.

— Не хочу я никаких ссор. Мне плевать на ваши интриги, — искренне возмутилась Хельга.

— Я рада, если это так. Но твои… хм… милые шалости — это дорога в ад. Ты не застала противостояния Бена и Кеннета, настоящего противостояния, а не тех острот, которыми они тешатся сейчас. Если Кен узнает…

— Не узнает, если ты не доложишь.

— Не доложу. Но ему обязательно доложит кто-то другой, если ты не прекратишь сношаться с Беном где попало.

Стейна сделала паузу, видимо, ожидая, что Хелл пообещает если не прекратить, то хотя бы быть осторожнее. Но та упрямо молчала.

И Стейне пришлось повысить голос:

— Черт, услышь меня наконец. Я достаточно знаю тебя и Бена, чтобы понимать, вы двое знакомы задолго до пира. Он узнал тебя, едва увидел вдалеке. Ты знаешь его любимое место для тренировок. И вы тискались после концерта в туалете… Я готова поспорить, что не Бенедикт инициировал эту грязную встречу. Отстань от него, Хелл.

— Ты ревнуешь что ли? — сорвалось с губ Хелл, прежде чем она успела прикусить язык.

Стейна метнула в нее острый, как нож, взгляд.

— Старшей Волчице можно трахаться с подопечным, а мне нет? Каждый развлекается, как умеет. Что поделать, Стей, если у нас одна игрушка. Господь велел делиться, знаешь ли, — несло Хелл.

Коктейли перемешались в ее голове с паникой и каким-то запоздалым подростковым бунтом, заставляя выплевывать совершенно нелепые обвинения. Кроме алкоголя и дури, конечно, сработала лучшая защита в виде нападения, но Хелл пожалела о сказанном, едва успела договорить.

А Стейна, напротив, взяла себя в руки, даже улыбнулась, излучая спокойствие и уверенность.

— Ты много знаешь, девочка моя, но не знаешь еще больше. Я могла бы легко избавиться от тебя, но так уж вышло, что пока пользы ты приносишь больше, чем вреда. И не дай бог тебе перешагнуть эту грань. Будь осторожна, Хелл.

— Спасибо за совет. Полагаю, завтра мне уже не нужно ставить новую программу?

— Еще как нужно. Обещала — делай. И постарайся получить от этого удовольствие, — мягко, почти нежно пела Старшая.

— Прекрасно. Я тебя поняла. Всего доброго, — отрывисто выдала Хелл, хватаясь за ручку двери, как за спасательный круг.

— Стой, — властный голос Стейны примагнитил ноги Хельги к полу. — Я тебя не отпускала. Поговори с Беном прямо сейчас.

— Мне нечего ему сказать, — развела руками Валькирия..

— Тогда сделай так, чтобы говорил он. Не знаю, что ты с ним сотворила, но парень молча пьет. Спасибо он мне не скажет за твое присутствие, но думаю, что у вас остались нерешенные вопросы.

Стейна сама открыла дверь, приглашая Хелл следовать за ней.

— Стей, я не хочу с ним говорить.

— Придется. Скажешь, что я все знаю, что мне это не нравится.

— Сама скажи. Я тут причем?

— При том, что он не будет меня слушать.

— И меня не будет.

— Хелл, если он пошел за тобой в туалет, то уж точно послушает. Понятия не имею, откуда у тебя столько власти над ним, но сейчас ты ею воспользуешься.

— Завидуешь? — снова брякнула Хелл, не подумав.

Стейна остановилась у кодированной двери и обернулась, одаривая все той же спокойной надменной улыбкой.

— Да, завидую. Даже, когда Бен был учеником, он смел игнорировать прямые приказы, мои приказы. Он чертовски упертый засранец. И сейчас я вижу, что ты буквально ломаешь его одним своим существованием. Мне нужен целый Бен. Думаю, что и тебе — тоже. Поэтому иди и расставь все точки над «i».

— Не боишься, что я пойду и поломаю его окончательно?

— Боюсь. Но что-то мне подсказывает — ты не будешь. Во всяком случае, не сейчас.

Стейна набрала код, дернула дверь, дождалась, когда девушка переступит порог, и ушла.

Хелл не сразу увидела Бена. Стол что находился напротив двери, был пуст. Лишь оглядевшись, она заметила его раскинувшимся на диване. Он прикрывал глаза ладонями, но подсматривал через растопыренные пальцы. На полу валялась пустая бутылка, а рядом на тумбочке стояла почти целая и стакан.

Хелл сразу потянуло к алкоголю. Она пересекла кабинет, плеснула в стакан, выпила, морщась от непривычной крепости напитка. Коньяк был хорош и почти не вызывал рвотного позыва, лишь оставлял терпкое послевкусие. Недолго думая, Хелл налила еще.

— Проходите, не стесняйтесь, — съехидничал Бен, убирая руки от лица.

— Мне нужно выпить, — проговорила она, опрокидывая в рот еще порцию.

— Ты уже пьешь. Не заметила? — продолжал посмеиваться Бен.

— Ты пьян.

— Это очевидно. И, кажется, ты быстро приближаешься к моей кондиции.

— Не спросишь, зачем я пришла?

— Тебя прислала Стейна. Она видела нас у туалета и теперь пытается давить на меня через тебя, требуя, чтобы мы прекратили трахаться по углам.

— Догадался?

— Знал.

Бен встал с дивана, забрал у Хелл стакан, который она успела наполнить в четвертый раз, выпил, налил еще.

— Как мило. Она знает нас лучше, чем мы сами, — хмыкнула Хельга.

— Я скажу ей, что ты очень старалась, можешь быть свободна.

— Не тороплюсь, — улыбнулась она, снова завладев стаканом. — Тут тихо и наливают… я задержусь.

Хелл сама не знала, почему не воспользовалась предложением и не ушла. Ее ждал Кен в гостинице, но хотелось остаться здесь, с изрядно пьяным Бенедиктом, от которого за версту разило какой-то трагической тоской.

— Ты наливаешь сама себе, красавица, — проговорил он, снова садясь на диван.

— Гонишь меня?

— Нет. Зачем? Отпускаю.

— В этом ты преуспел, Бен.

— А ты преуспела… Черт, — он не смог подобрать подходящего слова. — Ты во всем преуспела, Хелл. Ты лучше всех, а я в жопе.

— Я не стану тебя жалеть.

— И не надо. Не думал, что скажу нечто подобное, но в этой ситуации пожалеть можно только Кеннета. Хотя, нет. Пошел он… Мне жаль тебя, детка.

Бена понесло. Он растягивал слова, говорил словно сам с собой, рассеянно глядя куда-то в стену. Хелл тоже быстро пьянела, продолжая вливать в себя коньяк, который уже не казался таким вкусным, скорее, необходимым. Но даже алкоголь не дал ей пропустить мимо ушей последние слова. Она поставила стакан, подошла к дивану, встала рядом с Беном, положив руку ему на плечо, нагнулась так, что их лица стали близко-близко, провела пальцами по его скуле, выдохнула в губы:

— Мне не нужна твоя жалость.

— Мне жаль не тебя, а ту девочку… Мою Хелл… Мою Олю… которой больше нет.

— Больше нет, — повторила Хелл эхом, — потому что ты убил ее, Бен.

Она продолжала гладить его по щеке, нарочно не замечая, как гримаса боли искажает красивое лицо, как сжимаются губы и ходят желваки.

— Пять лет я ждала, Бен, вот этого самого момента. Мне так хотелось увидеть твое лицо, когда ты, наконец, поймешь, что я смогла выжить без тебя. Каждый день я засыпала, представляя тебя таким: растерянным, беспомощным, опустошенным. Ты даже не в силах испытать удовлетворение от того, что я изменяю Кеннету. Потому что ты сам себе противен. Потому что ты знаешь, что не сможешь мне отказать, если я захочу. Потому что ты будешь делать, что велю я, наплевав на Стейну, Север и свои долбаные правила. Я превращу твою жизнь в ад, чтобы ты понял, как я жила все эти годы.

— «И Валькирией надо мною, Ольга, Ольга, кружишь ты», — пропел Бен, не сводя с нее глаз.

— Ненавижу тебя, — шепнула Хелл, отталкивая его руки. Она даже не заметила, как он положил их ей на бедра, поглаживая, лаская.

Хельга отошла, отвернулась к стене. Ее переполняли противоречивые терзания. Она и сама не понимала, как глубоко в ней живет боль и обида. Хелл лелеяла ее, копила, хранила все эти годы и напрасно лгала себе, что вполне счастлива с Артуром, напрасно отдавалась тренировкам, танцам, упивалась Севером. Все это было лишь наполовину счастьем, наполовину смыслом. Пока не вернулся Бен. Лишь увидев его, она снова почувствовала крылья за спиной, почувствовала, что может летать. И сейчас все ее существо тянулось к нему, одновременно протестуя, ненавидя эту связь, которая так и не исчезла, несмотря на все старания.

И в момент откровения Хелл как никогда была близка к тотальному разрушению мира, который построила вокруг себя. Но погибать в руинах одна она не собиралась. А Бен, как всегда, чувствовал ее метания, ее надрыв и боль. Он неслышно подошел сзади, уперся руками в стену по обе стороны от ее головы, заговорил тихо, прямо на ухо:

— Ты права, моя Валькирия. Я не могу сопротивляться. Упивайся своей силой, только не забывай, что это работает в обе стороны. Ты не сможешь отказать, если захочу я. У тебя не хватит сил удержаться от соблазна. Каждый раз, когда ты будешь возвращаться к нему, вспоминай меня и ненавидь, потому что только это держит тебя рядом с ним. Посмотри на себя, Хелл. В кого ты превратилась? Обычная шлюха, которая прикрывается нелепыми обидами, чтобы оправдать банальную похоть.

Не в силах выносить его слова, которые били колючей правдой по всем ее больным местам, Хелл обернулась и влепила Бену оглушительную пощечину. Он даже не пошатнулся, лишь дернул головой, то ли намеренно, то ли случайно, подставляя ей другую щеку. Хелл ударила снова. И опять. Она лупила его, слыша, как звуки ударов разносятся по кабинету, рикошетят от стен, убивая ее, уничтожая.

— Слабовато. Даже не щекотно, — рассмеялся Бен, когда она обессилела. — Бей кулаком, Хелл. Ты же умеешь.

Она прерывисто дышала и, наверное, расплакалась бы, если бы Бен не заговорил снова.

— Кому ты мстишь, Хелл? Кого ты ненавидишь? Может, саму себя? Или то, что из тебя сделал Артур Савицкий?

Как бы он ни пытался вывести ее из себя, как бы глубоко ни копался в ее душе, но ревность и злость выдавали его с головой, спасая при этом Хелл от полного разрушения. Она улыбнулась, пьянея от новой дозы власти, что вколол ей Бен.

— Знаешь, что сделал из меня Артур Савицкий? Вернее, от чего избавил, — Хелл нарочно сделала паузу, словно давала ему подумать, но сама и продолжила: — Он избавил меня от долбаной фригидности. Только с ним я могу кончать, потому что знаю, он ненавидит тебя так же сильно. Это безумно возбуждает — трахаться с тем, кого ты на дух не переносишь, принадлежать ему. Каждый раз, когда оргазм рвет меня на куски, я благодарна тебе, Бен. Спасибо.

Едва она договорила, кулак Бена врезался в стену. Но Хелл и бровью не повела. Ей не раз приходилось, не моргая, держать удар, который летел в лицо, а уж тот, что нарочно направлен мимо, и вовсе не пугал, скорее забавлял. Но Бен бил снова и снова, пока не содрал до крови костяшки пальцев, пока не закричал, словно раненый зверь. Он уронил руку, но Хелл поймала ее. Она держала в ладони так и не разжавшийся кулак, а потом поднесла к лицу и приоткрыла рот, слизывая языком с костяшек пальцев кровь. Теплая, густая, солоноватая, она вмиг отрезвила.

Отбросив его руку и оттолкнув Бена, Валькирия рванула прочь. Он не преследовал ее, что было логично и к лучшему. Хелл поймала такси, доехала до гостиницы, поднялась в номер. Как и обещала, она разбудила Кеннета, который был ожидаемо порывист и нетерпелив, не очень внимателен к ее потребностям, но достаточно агрессивен, чтобы удовлетворить их. Хелл не помнила, ощущений, не помнила, что говорила, не помнила, кончила или нет, не помнила, как отключилась. Она чувствовала, как оглушительно стучит сердце, а на языке горит кровь, которой она так жаждала.

 

Глава 12. Заклятые друзья

Ольга медленно просыпалась. Вместе с сознанием в ее голову проникала жуткая похмельная боль, через которую она слышала ненавязчивый звук застегивающейся молнии и шагов. Приоткрыв один глаз, она увидела Артура, который вез к двери свой чемодан.

— Проснулась? — усмехнулся Савицкий, присаживаясь на кровать.

— Угу, — буркнула Оля, разлепляя второй глаз и пытаясь сесть. — Ты уже собрался? Который час?

— Почти девять.

— Я все проспала. Тренировка…

— Какая тренировка, малыш? Ты жива ли? — хохотнул Артур.

— Не уверена.

— Коньяк? — предположил друг.

— Много, — кивнула Ольга.

— Стейна тебя споила? Я буду жаловаться. Чем вы вчера занимались вообще?

— Просто пили и болтали, — не моргнув, соврала она.

— Я так и подумал.

— Прости, мне не стоило злоупотреблять.

— Да нам вроде это не помешало. Спасибо, что разбудила, — он взъерошил и без того взлохмаченные волосы подруги. — Но будь осторожна со Стейной. Я ей не доверяю. И тебе не следует.

— Да перестань.

— Нет, Оль, ты ее не знаешь. Наталья ничего не делает просто так.

— Возможно, — Ольга пожала плечами. — Но мне-то что? Она — Волк, а я питерская и не собираюсь менять клан. Я твоя.

— Рад это слышать, — улыбнулся Артур.

Оля потянулась к нему за поцелуем, но он отстранился, объясняя:

— Не-не, утреннее дыхание с перегаром… Не стоит.

Князева закусила губу, чуть скривившись от его пренебрежения, но не посчитала нужным обижаться. Дыхнув на руку, она и сама скривилась от запаха.

— Понимаю, не виню, — кивнула Ольга.

— Я заказал тебе завтрак. На первом этаж есть спортзал, ели захочешь пробежаться, — говорил Савицкий, надевая куртку у зеркала. — Билет на тумбочке. Забрать тебя из аэропорта?

— Не надо, возьму такси.

— Приедешь ко мне?

— Эммм, — протянула Оля, подыскивая подходящие слова, чтобы отказать ему.

Но этого и не потребовалось, Артур и так знал, что она не захочет.

— После Севера, как всегда, к себе и лучше не звонить дней пять? — уточнил он для порядка.

— Ты лучше всех, — благодарно улыбнулась Ольга, радуясь, что не нужно ничего объяснять.

— Знаю, — самодовольно улыбнулся Артур, подхватил чемодан, взялся за ручку двери.

— Хорошо долететь, — крикнула ему в спину девушка.

— И тебе, — услышала она прежде, чем он ушел.

Едва за Артуром закрылась дверь, Оля позволила мозгу оживить картинки вчерашнего вечера. Впервые за последнюю неделю она осталась наедине со всем произошедшим. И, пожалуй, была даже рада этому. Возвращение Бена, их встреча, ее спонтанное решение пробраться к нему в палатку, совместные тренировки на фоне уже почти привычного северного адреналина, утренний секс вместо кардио и вчерашний вагон идиотизма, который она разгрузила на потеху Стейне и самому Бенедикту. Ольга понимала, что наделала глупостей, наговорила лишнего, да еще и напилась до полуобморочного состояния.

Каким-то чудом ей удалось запудрить мозги Артуру. Благо, на Севере его больше заботили бои и присутствие там Бена, а вчера в клубе он был слишком расслаблен, выпивая и болтая с приятелями, и не заметил, что она задержалась после выступления. А ночью, когда Хелл вернулась, его интересовал только секс. Но Ольга понимала, что удача не всегда будет на ее стороне.

Принимая душ, она собирала в кучу мысли, призывая на помощь позабытый здравый смысл и осторожность. А еще Оля поняла, что нужно исправлять все глупости, которые вчера наделала в присутствии Стейны и Бена.

Завязав перед зеркалом влажные волосы в хвост, она накинула халат и открыла дверь горничной, которая принесла завтрак. После принятия пищи ее почти отпустила головная боль, оставив наедине с трусостью и волнением. Ольга знала, что должна побороть их, но тянула время. Она выбрала шорты и майку для пробежки, переоделась, побродила по номеру, но все же решилась, взяла мобильный.

— Наташ, привет. Это Оля Князева, — проговорила она в трубку, стараясь звучать спокойно и бодро.

— О, привет. Чем обязана? — деловитый холодный голос Стейны пробрал до печенок.

— Мне… Я… — запнулась Оля, но все же собралась. — Я хотела извиниться, Наташ. Наговорила вчера тебе…

— Без проблем, дорогая, — тут же потеплела Старшая. — Всякое бывает.

— Да и Гриша…

— А что с ним?

— Мы… Я… — Князева выдохнула. — Ему я тоже наговорила и хочу извиниться. Может, скинешь номер, а то у меня нет его телефона.

— Хмм, — Наталья взяла паузу, но не отказала. — Сейчас пришлю смской. Оль, пожалуйста, сделай так, чтобы мне от него за это не попало. У нас и без этого сейчас напряженное общение.

— Я постараюсь все исправить, Наташ. Обещаю.

— Хорошая девочка, — улыбнулась ей в трубку Старшая и отбила звонок.

Чтобы разбавить концентрированное волнение, Ольга не стала дожидаться смски, а сразу отправилась бегать. Спустя полчаса и еще один душ она взяла в руки телефон. Смс с номером Гришки было на месте.

— Ммм, — прогудел Птицын ей в трубку.

Оля не сдержалась, захихикала.

— Привет. Плохо? — спросила она.

— Не настолько, чтобы ты радовалась, — попытался уверить ее Гриша, который определенно узнал голос.

— Завтрак, пробежка, душ и полегчает.

— Да что ты говоришь, — плевался он сарказмом, явно еще не проснувшись.

— Я извиниться хотела, — перестала подначивать его Ольга.

— Завтра красный снег с говном пойдет.

— В Москве такая экология, что может. Правда, Гриш, мне жаль. Я, когда выпью, начинаю нести херню. Может, пересечемся, пообедаем, поговорим?

Она затаила дыхание в ожидании ответа.

— Ты серьезно? — недоверчиво проговорил Птицын.

— Вполне.

— У меня дела в первой половине дня, так что обед… Я не против пообедать, — наконец выдал он, хоть и с остатками недоверия в голосе.

— Я тоже в клуб собираюсь на репетицию. Знаешь в том районе местечко потише и поуютнее?

— Найдем, — заверил ее Гриша. — Заеду за тобой в два, окей?

— Договорились. До встречи?

— Да, увидимся, — кивнул Гришка, вешая трубку.

Он бросил телефон на кровать, а сам уставился в потолок. Птицын едва ли верил, что этот разговор реален. Его кулак все еще щипало болью содранных костяшек, но сильнее ранили слова Хелл.

Мне так хотелось увидеть твое лицо, когда ты, наконец, поймешь, что я смогла выжить без тебя.

Я превращу твою жизнь в ад, чтобы ты понял, как я жила все эти годы.

Ненавижу тебя.

Ненавижу.

Ненавижу.

Он зажмурился, пытаясь прогнать из головы ее голос, цепляясь за сказанное только что: «Мне жаль. Я, когда выпью, начинаю нести херню». И хотя Гриша скорее верил в ее вчерашние слова, но не мог не дать Ольге шанс объясниться. «Она питерская, она враг, она подруга Артура Савицкого», — помнил он. Но помнил и милую, веселую Олю.

Птицын тешил себя мыслью, что возможно Хелл вчера и правда наговорила лишнего, и его Хельга, его Оля не убита, не умерла. И не ненавидит его. Он не претендовал на любовь, это было бы верхом идиотизма, но хотел хотя бы избавиться от призрака, который всю ночь кричал на него Олиным голосом: «Ненавижу, ненавижу тебя».

Как зачарованный, Гриша встал, умылся, натянул первые попавшиеся вещи и отправился на пробежку. Тренировку он решил пропустить, вместо нее взял кофе и сэндвич в ближайшей кафешке. А после душа Птицын и вовсе ожил. Он ехал забирать машину из сервиса почти спокойным. Болтовня со знакомыми механиками и родной руль демократичной «Тойоты Камри» почти успокоили его расшатанные нервы. Но для пущего эффекта он все же покурил по дороге в клуб. Приехав раньше, Гриша решил не прятаться, а сразу прошел в зал. Ольга с девочками репетировали на сцене. Птицын подпер плечом косяк, услаждая взор наблюдением за скачущими под новую песню Стейны девицами. Конечно, он смотрел преимущественно на Олю. И улыбался. Она была такая собранная и деловая, когда показывала новые движения, отсчитывала такт, следила за выполнением.

— Пять, шесть, семь, восемь… Насть, чуть быстрее в конце связки, слушай музыку. Давайте еще раз кончик повторим… отлично, и без меня… — командовала Князева.

Наверное, впервые со дня их встречи Гриша просто получал удовольствие, глядя на старую знакомую.

— Подглядываешь, Гришк? — ворвался в его нирвану знакомый голос.

— Андрюха, сто лет, — обернулся Птицын, хлопая приятеля по плечу.

— Сто зим, — согласился хозяин клуба. — Ты давно вернулся?

— На днях. Как жизнь?

— Как видишь, — Андрей довольно развел руками. — Ты не меня искал?

— Не тебя… Хотя, — Гриша вспомнил, что вчера не заморочился по части уборки после посиделок в директорском кабинете. — Слушай, я вчера твою заначку распил и не убрал. Извини.

— Не парься, — махнул рукой тот. — Я и не видел. Этот кабинет не использую, сюда заскакиваю за порядком присмотреть. Да и про заначку и забыл. Ну с тебя должок тогда.

— Пересечемся?

— Не против, только звякни. Я теперь женат…

— Сочувствую.

— Придурок.

— Зато холостой, — продолжал постебывать его Гриша.

— Был у Ганса?

Веселье сразу сошло на нет.

— Не был, — отрезал Птицын.

— Гриш… если хочешь, можем вместе съездить.

Он только покивал, зная, что если и поедет, то один.

— Рад был тебя видеть, старик.

— Уже уходишь?

— Дела, — пожал плечами Андрей. — И мне нельзя долго смотреть на красивых девочек, я женат. Кабинетом можешь и дальше пользоваться. Его убирают через день. Но все равно блевать лучше в туалете.

— Ты такой мудак, Ярл, — закатил глаза Гриша.

Андрей не ответил, лишь улыбнулся, услышав свое старое имя, хлопнул Гришку папкой с документами по плечу и ушел. Птицын же снова обратил все внимание на сцену. По его лицу расползалась коварная усмешка. Гриша вынул телефон и заказал еду на адрес клуба.

«Если Андрей не против, то зачем тащиться с Олей в людное место? Можно поесть и поговорить прямо здесь», — додумался он.

Гриша сам встретил курьера у дверей, отнес еду в кабинет, умудрившись остаться незамеченным. Когда он вернулся в зал, то увидел, что на сцене осталась только Оля. Она стояла к нему спиной, чуть покачиваясь, а потом заиграла музыка, и девушка начала двигаться. Она танцевала, прикрыв глаза, улыбаясь самой себе. На середине песни Гриша понял, что Ольга танцует не то, что до этого оттачивала с девчонками, она просто танцевала. Для себя. Наслаждаясь и растворяясь, не упрощая движения, наоборот. Она выделывала что-то невероятное. Каждый взмах рукой, каждый прыжок, пируэт были шедевром. Она так тонко чувствовала музыку, так яростно двигалась под нее, выплескивая в пустой (как ей казалось) зал тонну энергии.

Но на одном из проигрышей Оля чуть замедлилась, открыла глаза и тут же увидела Гришу. Она вздрогнула, пойманная с поличным, замерла, пряча свое смущение за улыбкой. Поправив хвост, девушка взяла с пола пульт, чтобы выключить музыку.

— Давно ты здесь? — бросила она, стараясь сохранить невозмутимость.

— Достаточно, — улыбнулся Гришка, поднимаясь на сцену.

Он бы списал ее румянец на быстрый танец, но дело было не только в этом. Оля смутилась, и это был хороший знак. Во всяком случае, Гриша хотел видеть в этом хорошее.

— Не смущайся, это было классно, — попытался он быть милым.

— Вот еще, — фыркнула Оля. — Просто не люблю, когда шпионят.

Она выключила стереосистему, взяла валявшиеся рядом куртку и дорожную сумку.

— Очень хочется есть, — сменила она тему, не дав Грише ответить что-то про шпионство, — так что в твоих интересах, чтобы мы пообедали в ближайшем ресторане, даже фастфуд подойдет.

— Это даже ближе, чем ты думаешь, — хохотнул он, прихватив Олю за локоть.

Она не вырвалась, но подозрительно зыркнула на него.

— Да ты прикалываешься, — рассмеялась девушка, увидев на столе в кабинете Андрея коробку с большой пиццей, два контейнера с салатом и стаканы с кофе.

— А чего далеко ходить? — Гришка излучал самодовольство. — Ты все еще любишь пиццу?

— С чего бы мне ее не любить? — приподняла бровь Князева.

— Тогда — прошу, — он отодвинул стул, но она игнорировала его галантность.

Ольга запрыгнула на стол, оторвала кусок от пиццы и откусила, подметив сквозь мычание наслаждения:

— Еще теплая. Класс.

Они угомонили по два треугольника и оба потянулись к кофе.

Оля отхлебнула, поставила стаканчик на стол, а потом скороговоркой выпалила:

— Гриш, прости за вчерашнее. Мне жаль, правда.

Он молча смотрел на нее, понятия не имея, что нужно на такое отвечать, как реагировать. Птицын ждал подвоха от этой встречи, но никак не извинений. Он считал утреннее прости уловкой, либо хорошо скрытым сарказмом и готовился к новой стычке. Но Ольга в очередной раз его удивила. И продолжала удивлять, заговорив после короткой паузы.

— Мне пить нельзя, особенно крепкое. Этот твой коньяк лег на коктейли… И Наташа нас видела. Я психанула, а ты подвернулся под руку.

Оля перевела дух, хлебнула еще кофе.

— Я злилась на тебя, не буду врать. Когда все заговорили о твоем возвращении, меня начало колбасить. Я боялась, ты скажешь Артуру…

— Зачем мне ему говорить? — вклинился Гриша в ее исповедь.

— Откуда мне знать? Чтобы взбесить, позлить…

— Я бешу его одним своим существованием.

— Знаю, — закатила глаза Оля. — Спасибо, что не выдал.

— Не за что, — фыркнул Птицын. — К чему ты клонишь?

— Я не хочу сталкивать вас лбами. Мне это не нужно.

— Хорошо, — кивнул Гришка. — Мы и без тебя найдем повод закуситься.

— Вот именно, — Оля опустила глаза, осторожно взяла его за руку. — Я не ненавижу тебя, Гриш. Злилась, обижалась — да, но все быльем поросло. Прости, что довела тебя вчера.

Она провела пальцем по ссадинам на его руке.

— Мне жаль, правда.

— Это моя несдержанность, ты тут не причем. Я не хотел тебя пугать. Вернее, хотел… Но это чертов коньяк снес крышу.

«И твои слова», — мысленно добавил Гриша, не спеша убирать руку. Ему нравилось тепло ее прикосновений, тепло голоса и искренность в словах. В этом была та Оля, которую он помнил, которая всегда заботилась о нем, всегда волновалась.

— Меня не так просто напугать, Гриш. Не теперь.

— Я понял. Ты всегда была смелой девочкой, а теперь еще и отважная, — он почти гордился ею.

— Мы ведь можем нормально общаться? Без ругани? — подняла глаза Оля, чуть улыбаясь ему, отпуская руку.

— А ты хочешь? — он едва сдержал стон сожаления от разрыва тактильного контакта.

— Пожалуй, хочу.

— Мы были друзьями когда-то, — напомнил Гриша, проникаясь ее миролюбивым настроем.

— Когда это? — хихикнула Ольга.

— Ну… пока я не начал писать тебе похабные смски, — попытался выкрутиться он.

— Не-а, Гриш… Даже тогда не были.

— Значит, можем попробовать сейчас, — предложил Птицын.

— Я бы хотела.

— Но есть одна проблема, — Гриша встал со стула, подошел к девушке почти вплотную.

Оля по зову предательских инстинктов тут же развела ноги в стороны, чтобы он мог удобно устроиться между них.

— Проблема? — повторила она эхом, не находя сил даже попытаться оттолкнуть его руки, что легли ей на бедра.

— Да. Что мы будем делать вот с этим?

Гришка приник к ее губам своим ртом, и она не была против.

— Это совсем не по-дружески, — зашептала Оля между поцелуями.

— Вот именно, — подтвердил Птицын, стаскивая с нее толстовку. — Друзья так не целуются.

— Видеть друга в лифчике не принято, — подметила она.

Гришка, ухмыльнувшись, щелкнул застежкой, избавляя ее от бюстгальтера.

— А без него?

— Тем более.

Олины пальцы забегали по его груди, тоже избавляя Гришку от рубашки, а потом дергая ремень на джинсах, пуговицу, молнию.

— Для друзей вполне достаточно трех расстёгнутых пуговиц. И джинсы обычно должны быть застегнуты.

— Да, обычно да. Но, может, ты расстегнешь мои, и будем квиты?

— Согласен.

Увлекаясь взаимными уступками, они полностью разделись, лаская друг друга, целуясь, не в силах остановить это умопомрачение.

— Гриш, дверь, — спохватилась было Ольга, едва ли желая отвлекаться от ощущений, которые дарил его рот на ее груди.

— Заблокировал, как только мы вошли.

— Самоуверенный засранец.

— Эй, с друзьями так не разговаривают.

— Но ведь это правда.

— Ладно. Тебе не холодно?

— Ты такой заботливый.

— Это по-дружески.

— Определенно. Презервативы у меня в сумке.

— Делишься резинками — по-дружески?

— Да, конечно, да.

Потом им стало не до болтовни, потому что секс на столе располагал только к стонам и громким вздохам. Оля прижималась к нему всем телом, крепко обнимая, чуть царапая ногтями. Она не двигалась, позволяя ему самому задавать темп, только целовала плечи, шею, покусывала мочку уха, завала по имени, когда первый оргазм стал стремительно набирать обороты. Ее бедра инстинктивно заерзали, стремясь ему навстречу, и Гриша подсунул ладони ей под попку, чтобы Оля не стерла себе копчик до крови. Она обмякла в его руках, чуть подрагивая, еще сжимая его внутри. Он уложил ее на стол, позволив себе полюбоваться обнаженным телом дерзкой Валькирии.

В свете солнечных лучей Гриша наконец понял, почему Ольга ощущалась иначе. Ее тело изменилось. Она была все так же хороша, но вместо мягких девичьих изгибов теперь были мышцы. Девушка, конечно, не выглядела, как бодибилдер, но руки были подтянуты, и даже в расслабленном состоянии Гриша легко угадывал очертание бицепса и трицепса. На животе имелось немного жирка, но и пресс был очень даже рельефным. А бедра Оли, по которым он водил ладонями, были упругими не только из-за напряжения, а благодаря выпадам и приседаниям.

— Что? — нахмурилась Ольга, заметив его долгий изучающий взгляд.

— Ты много тренируешься, — нейтрально проговорил Гриша.

— Да уж не больше тебя, — ввернула она. — Как с выносливостью? Нормально?

Девушка хихикнула, сжав его внутри, и Гриша не мог игнорировать этот вызов. Он закинул ее лодыжки себе на плечи, полагая, что она достаточно пришла в себя для второго раунда, раз начала язвить.

— Давай проверим, — усмехнулся он, снова начиная двигаться.

Они разделили еще один оргазм на столе, перебрались на диван, где продолжили после короткого перерыва. Остывшая пицца и салат пришлись очень кстати после изматывающего марафона. Оля натягивала джинсы, дожевывая.

— Нужно вызвать такси. Где мобила, блин? — ругалась она с набитым ртом. — Я опоздаю на посадку.

— В Домодедово? Я отвезу, — любезно предложил Гриша.

— Не надо. Неудобно.

— Брось, это по-дружески.

Она не сдержала улыбки.

— Если по-дружески, то — ладно.

Прибрав в кабинете, они вместе вышли на парковку. Гриша забрал у нее сумку, уверяя, что это вполне дружеский жест. Ольга не спорила, но едва его «Тойота» мигнула фарами, она вздернула брови.

— Не Порш, уж извини, — ощетинился Птицын.

— Все лучше, чем такси или метро, — проговорила она сдержанно, но все же надулась и молчала почти всю дорогу.

Гриша тоже не спешил разрядить обстановку. Он таращился на дорогу, сжимая губы, лишь изредка матерясь на особо лихих водителей.

— Думаешь, я с ним из-за денег? — не выдержала-таки Оля.

— Я стараюсь вообще об этом не думать, — откровенно признался Птицын.

— Это замечание про Порш… немного обидное, знаешь ли.

— Этот пренебрежительный взгляд на мою машину — тоже не очень приятный.

— Просто я знаю, что ты достаточно обеспечен…

— Достаточно, но у меня нет пунктика на дорогих тачках, которые компенсируют комплексы неполноценности.

— Нет у него никаких комплексов, — Оля не могла не вступиться за Артура. — Ему просто нравится скорость.

— Угу, — только и кивнул Гриша.

— Я с ним не из-за денег, — упрямо повторила девушка.

— Из-за большой любви? — едко бросил Птицын, добавляя: — Иначе я вообще не понимаю, что ты с ним рядом делаешь.

— Он не такой плохой, как ты думаешь, — печально проговорила она, не желая ни оправдываться, ни посвящать Гришу в тонкости своих отношений с Артуром.

— Это точно, — усмехнулся тот. — Полагаю, он еще хуже.

— Ладно. Проехали, — махнула рукой Оля.

Не прошло и минуты, как Гришка сжал ее колено.

— Извини. Я не хотел тебя обижать. Нам лучше не говорить об этом.

— Согласна, — кивнула Ольга. — Ты приедешь на следующие сборы через две недели?

— Конечно, — кивнул Гриша, радуясь смене темы.

Остаток пути они болтали о Севере, о музыке, о Питере, не касаясь болезненных тем.

— Ну… в добрый путь, — пожелал Гриша, доставая ее сумку из багажника.

— Спасибо, что довез, — улыбнулась Оля, чуть замявшись, не зная, как попрощаться.

Она уже собралась просто повернуться и пойти в здание, когда он резко привлек ее к себе, целуя так страстно и отчаянно, что дыхание перехватило.

— Я буду рад помочь, если Кен напорется, а тебе захочется секса после пира, — прошептал он ей в губы.

— Буду иметь в виду. Друзья должны помогать.

— Зачем же они тогда нужны?

Гриша отпустил Олю, но проводил глазами, пока она не вошла в аэропорт. По дороге домой он впервые за последние две недели был расслаблен, почти счастлив.

 

Глава 13. Дожить до весны

Это был очень непростой год, очень странное лето. То, что было слабостью Бена на Севере, должно было стать Гришиной силой в Москве. Принимая Олины извинения и дружбу, инициируя секс в кабинете, он наивно полагал, что приобретает над ней власть. Ему нравилась мысль, что она тоже не может бороться со взаимным влечением, готова на сомнительную связь. Бен ждал, что Хелл придет к нему в палатку после пира, дабы закрепить сексом на Севере их договор в Москве. Но она не пришла, и это было плохим знаком.

Утром они встретились на зарядке у озера. Хелл была приветлива и мила, но без намека на интим. Бен тоже игнорировал свои желания, стараясь концентрироваться на тренировке. А днем он снова пропустил ее спарринг, не желая видеть в Хелл воина. Ему до тошноты была противна мысль, что она ищет боя. Это было даже хуже, чем знать, что его Валикирия принадлежит Кеннету. Бен не мог представить, что ей кто-то может сделать больно, а уж тем более видеть это. Он успокоился, когда узнал, что Хелл снова вышла победительницей, но на следующий день ее скулу украшала ссадина. Полагая, что это не все трофеи, Бен бесцеремонно задрал ее толстовку, увидел гематомы на ребрах, свезенную кожу на правом боку.

— Это что за херня? — мгновенно вскипел он.

— Неудачно увернулась, — только и ответила Хелл. — Бывает.

Больше они не разговаривали. Бен едва ли смог сконцентрироваться и во время главного боя, так сильно его перепугали травмы Хелл. Он снова убрался с Севера раньше всех, чтобы не наделать глупостей. Его мучали сомнения до следующий сессии, но, сходя с поезда, он наконец решил для себя, что посмотрит на Хелл в деле. Внезапно это оказалось совсем не страшно, даже весело. Бен не смог сдержаться и рассмеялся, когда Хелл, удерживая мечом натиск противника, саданула тому в нос локтем, потом рукояткой двинула в яремную впадину и, подсекая ноги почти футбольным подкатом, завалила юного Волка на землю. Ребята, стоящие рядом, удивленно вытаращились на Бена, который был одним из первых, кто начал аплодировать в честь ее победы. Хелл, хоть и была в приятельских отношения почти со всеми Волками, но все же оставалась питерской.

— Что? — развёл руками Бен. — Она его как стоячего уделала. Забавно.

— Она так всех уделывает, Бен. Это уже не смешно, — мрачно ответил ему Тор. — Хельга давно заслужила противника посильнее, но Стейна и Эрик упрямо суют ей зеленых новобранцев.

— Она девчонка, — попытался оправдать подругу Бенедикт. — Странно было бы ей на равных биться с кем-то сильнее.

Тор только головой покачал, явно несогласный с его мнением, но на своем настаивать не стал. Да и Бену было не до Командира. Он пересекся глазами с Хелл, которая сияла, до неприличия счастливая, довольная собой. Бен подмигнул ей, награждая едва заметным кивком одобрения, и Валькирия заулыбалась еще шире. Они встретились за обедом и, поскольку оба на него опоздали, сели вместе. Хельга и Бенедикт вообще довольно часто оказывались рядом не только на тренировках, но и в компаниях. Хелл очень тепло общалась с девочкой из московской подтанцовки, которая была женой одного из музыкантов Стейны, старинного Гришкиного собутыльника. Кеннет был не в восторге, впервые увидев, как его подруга смеётся над шутками Бена, чувствуя себя в его присутствии так раскованно. Дошли слухи о серьезном разговоре между Командиром Ястребов и Хелл. И Кеннет в этом споре не был победителем. Говорили, что подружка послала к черту их вражду с Беном, как всегда предпочитая нейтралитет. После этой истории Бенедикт не просто прекратил избегать Хелл, но и частенько искал с ней встречи у всех на виду, полагая, что таким образом они вызовут меньше подозрений. Собственно и подозревать было не в чем, так как секс в кабинете Андрея был последним горячим моментом между ними. Бена это не очень радовало, хотя, наверное, должно было. Он наконец перестал ждать от Хелл подвоха.

На следующее утро после спарринга Хелл Бенедикт прибыл на тренировку чуть раньше, но она уже во всю махала мечом, заканчивая. Не спеша обнаруживать свое присутствие, Бен наблюдал за ее движениями, такими быстрыми и одновременно плавными, словно танец. Но он все же подметил нюансы, которые раньше не бросались в глаза.

— Дыхание сбила, равновесие еле держишь, — выдал Бен, обнаруживая свое присутствие.

— Заметил, да? Черт, — проговорила Хелл, действительно чуть задыхаясь, убирая выбившиеся волосы с лица.

— Еще вчера заметил. Силы не бережешь. Выносливость у тебя в порядке, но сил может просто не хватить в нужный момент.

— Я учту, — кивнула Валькирия, убирая меч в ножны. — Спасибо.

Она занялась растяжкой, а Бен упражнениями. Хелл уже собиралась уходить, но он остановил ее.

— Доставай, — кивнул он на ее клинок и сам вытащил меч.

— Да ладно, — она вытаращилась на него, чуть не уронив челюсть.

Бен усмехнулся, покивал, подтверждая, что не шутит.

— Наступай, — пригласил он ее, принимая оборонительную стойку.

Хелл колебалась лишь мгновение, а потом на него посыпались удары. Бен уклонялся и блокировал. Не особо напрягался, но и не расслаблялся при этом. Да и Хелл, казалось, тоже примеряется.

Удар.

Отклонился.

Сталь разрезала воздух со свистом.

Поворот.

Замах.

Удар. Удар. Удар.

Закрылся.

Отступил.

Кувырок.

Снова на ноги.

Удар.

Заблокировал.

Лязг стали.

Отбросил ее клинок.

Хелл едва не упала, но Бен не собирался давать ей поблажки. Он сам пошел в наступление, чувствуя, как сердце пропускает такт при каждом замахе. Но чем дальше он заходил, тем спокойнее становился. Ведь Хелл блокировала все его атаки, держалась очень достойно. На удивление достойно. Она была если не на равных с ним, то очень близко.

Но Бен желал победы в этом бою, поэтому без лишних церемоний выбил оружие из рук девушки, едва представился случай. Теряя равновесие, она упала на траву, тяжело дыша.

— Сдаюсь, — Хелл задрала лапки кверху, отдавая победу Бену.

И он не смог удержаться. Адреналин боя, Хелл с мечом, отбивающая его удары, ее покорная поза поражения всколыхнули самые темные желания и потребности. Отбросив оружие в сторону, Бен накрыл ее своим телом, завел руки девушки за голову и впился в губы голодным поцелуем. Хелл постанывала и дрожала под ним, отвечая так же неистово. Все произошло быстро и яростно, идеальное и закономерное завершение поединка.

— Ты слишком часто принимаешь удар, Хель, поэтому и выматываешься быстро. Больше уклонения, — проговорил Бен, протягивая ей руку, чтобы помочь встать с земли.

Он решил не обсуждать спонтанный секс, который только что между ними случился.

— Ладно, — кивнула она, тоже не особо жаждая разговоров на пикантные темы.

— С молодежью тебе конечно легко, но в настоящей бойне быстро затопчут и выведут из игры, — продолжал деловито вещать Бен, натягивая майку и штаны. — Странно, что Кеннет тебе этого не говорил. Он как никто знает о распределении сил со своим тяжеленным двуручником.

— Шутишь? — Хелл невесело хмыкнула, вытаскивая травинки из волос. — Кен вообще не желает, чтобы я держала оружие в руках.

— А Эрик? Он же твой куратор, учитель.

— Мы немного позанимались в начале, но я с ним не могу… Он настаивал на деревянных муляжах, — ее аж передернуло. — А я сталь хочу чувствовать, так легче потом.

— Первый раз слышу, чтобы Эрик настаивал на дереве, — удивился Бен.

— Да сговорились они с Кеннетом, вот и все. Я и спарринги получила благодаря Стейне, потому что она вправе дать мне противника. Эрику ничего не оставалось, собственно, как и Кену. Но и заниматься со мной нормально, как понимаешь, никто не пожелал. Надеются, что, как только меня приложат посильнее, я подожму хвост и убегу в кусты.

В голосе Хелл была такая горькая обида и злость, Бен просто обязан поддержать ее. Он крепко обнял подругу, чтобы не дать расплакаться, зашептал:

— Ну перестань, малыш. Я могу с тобой постучаться железками. Без проблем.

— Правда? — она подняла на него свои огромные лучистые глаза, которые горели надеждой.

— Ну конечно, — кивнул Бен.

Но Хелл вдруг отстранилась, недоверчиво глядя на него.

— И сексом расплачиваться со мной не обязательно, — закатил глаза он, понимая, отчего она напряглась.

— Ну, если очень захочется, то обязательно, — хихикнула Хелл.

Бен почел за лучшее не отвечать, просто улыбнулся в ответ.

Они закончили чуть раньше обычного, поэтому не спешили расходиться по лагерям. Хелл еще немного потянулась, пока Бен сидел на земле, привалившись к дереву, глазел на нее, пожевывая осоку.

— Если Кен привел тебя на Север, почему он против боев? — снова заговорил Бенедикт, когда Хелл встала со шпагата.

— Я сама себя привела. Кен был резко против, — ответила она. — Мы почти разбежались в тот момент, а общее дело сближает.

— Разбежались? — Бен вздернул брови.

Со стороны Кеннет казался безумно влюбленным в Хелл. Бенедикт не мог не признавать этого так же, как и то, что его враг был умелым воином.

— Я застала его с девчонкой. Хотела сделать сюрприз, а он кувыркался с какой-то… — объяснила Хелл отстраненным тоном, в котором не было ни обиды, ни ревности.

Казалось, она испытывала больше негативных эмоций от нежелания бойфренда признавать ее боеспособной единицей, чем от факта его измены.

— Ты простила его?

— Простила? Я это приняла. Ты же не думаешь, что Кен — фанат моногамии. Это смешно, — фыркнула она. — Ну что ты так смотришь? Удивлен? Кини тоже думал, что я истерику закачу, но мы просто поговорили. Он извинился за то, что я стала невольным свидетелем, пообещал быть осторожнее, ну и дал мне добро.

— Добро? — брови Бена ползли все выше и выше.

— Ну да. Кен понимает, что я тоже могу увлечься кем-то, но мы не афишируем свои походы налево. Это вроде как уважение к партнеру.

— Хороший левак укрепляет брак? — припомнил он присказку.

— Брак? Иди ты, — рассмеялась Хелл, поплевав три раза через плечо. — Жена из меня никакая.

Она подняла с земли клинок, помахала им над головой, заставляя Бена рассмеяться.

— Борщ варить — не мое.

— Проклятие, я помню, — продолжал посмеиваться он.

— Ты, правда, будешь меня тренировать? — посерьезнела Хелл.

— Буду.

— Спасибо.

Она подошла к нему, присела рядом на колени, даря быстрый, но очень сладкий поцелуй благодарности.

Бен сдержал обещание. Он тренировал ее, помогая приближаться к совершенству. Ему нравилась уверенность, которая появилась в движениях Хелл. Раньше она действовала по наитию, больше полагаясь на врожденный талант, но под его руководством Валькирия обросла техникой, теорией, научилась просчитывать бой на несколько шагов вперед. Единственное, что пугало Бена — это предчувствие неминуемой встречи на поле, где умения Хелл будут работать против его клана. Но он старательно гнал эти страхи, надеясь, что Кеннет будет как всегда последователен в своем идиотизме и не позволит подруге больше, чем бои с зелеными пацанами.

Ближе к осени Гришка очень надеялся, что они будут чаще видеться в Москве, так как Оля собиралась поставить несколько новых танцев для Стейны. Он очень рассчитывал, что сможет украсть ее на часок-другой после репетиции. Хелл нечасто баловала Бена сексом. Она больше была сосредоточена на их уроках, танцах и спаррингах. И вроде это должно было радовать, но, скорее, огорчало.

Гриша тешил себя мыслью, что секс подальше от Севера безопаснее для него. Но когда раз за разом их планы срывались, он понял, что сходит с ума. Птицын помешался на идее снова поиметь Ольгу в Андрюхином кабинете, или увезти к себе, или нагрянуть к ней в гостиницу. Но все время что-то мешало. То Артур задерживался в Москве, чтобы посмотреть репетицию, то сам Гришка был занят, то Ольга слишком увлекалась танцами.

В очередной раз его дернули по работе в выходной, когда Князева была в клубе. Гришка летел, нарушая все правила дорожного движения, чтобы успеть. Но, приехав, обнаружил, что она торопится в аэропорт.

— Ольк, ты прикалываешь? — рычал он, запихивая ее сумку в багажник Камри.

— Я разве не сказала, что лечу дневным рейсом? Прости, забыла совсем.

— Не сказала, — процедил Птицын сквозь зубы, ненавидя очередной облом.

Он набычился и молчал, пока Оля не заговорила сама.

— Пробки, мать их, — ругнулась девушка, нервно посматривая на часы.

— Торопишься к Артуру? — едко уточнил Гриша.

Оля сверкнула на него взглядом, но не удостоила ответом. Впереди был знатный затор, и движение практически парализовано. Гриша откинулся на сидение, глуша мотор. Он прикрыл глаза, чтобы успокоиться, но все равно бесился от очередного упущенного шанса.

— Потрахаться хотел?

Гришка аж вздрогнул от неожиданности, слыша и чувствуя шепот и горячее дыхание возле уха.

— Мхм, — только и промычал он.

И снова вздрогнул, потому что шаловливые пальчики пробежались по ширинке его джинсов.

— Оль, — повернул он голову, понимая, что пахнет жареным.

— Тшш, расслабься, — выдохнула она ему в губы. — За дорогой следи. Вдруг мы все-таки сегодня поедем.

Гриша послушно уставился в лобовое, стараясь не думать о том, что стекла у него не тонированные. А Ольга, приласкав его слегка через джинсы, расстегнула молнию. Она мягко посасывала и покусывала мочку его уха, целовала кожу сзади, спускалась губами к шее, пока ее ладонь скользила вверх и вниз. Поток машин двинулся, когда Гриша уже готов был взорваться. Ольге это не помешало. Она склонилась, чтобы взять его в рот. Хватило двух интенсивных всасываний, чтобы он кончил.

Девушка откинулась на своем сидении, хлебнула воды, достала из сумки салфетку, чтобы стереть смазанную помаду.

— О, поехали наконец, — обрадовалась Оля.

Гриша снова промолчал. Не было у него слов. Ему вроде и полегчало, но одновременно не покидало ощущение, что Ольга только что похерила все его успехи на московском фронте. Он снова чувствовал себя слабым, чертовски зависимым от нее. И самодовольно загадочный вид молчаливой Князевой только подтверждал это.

— Птицын, ты бы хоть ради здоровья подружку завел, а то нервы ни к черту, — оригинально попрощалась с ним Оля.

И Гришка в очередной раз не нашелся с ответом.

Он, конечно, быстро взял себя в руки, позвонил Ольге на следующий день, извинился, даже поблагодарил за услугу и совет. Ему хотелось услышать в ее ответе ревность, поскольку он намекнул на желание подыскать подружку для снятия напряжения. Но Оля только поддержала его в этом, чем снова разозлила. Она не собиралась держаться за их странные отношения и ублажать его при первой возможности. Грише стоило бы принять это как данность, но он не мог. Его тяга к Ольге была на грани помешательства. Возможно, он наделал бы глупостей, если бы Хелл не заманила его к озеру ночью после осеннего пира, который закрывал сезон. Они распили бутылку шампанского, наговорились и натрахались до полуобморочного состояния. Хелл не хуже Бена понимала, что они не скоро увидятся. Близилась зима, и только посвященные имели право посещать два коротких выезда. Хелл все еще официально значилась новичком, поэтому ей оставалось довольствоваться только редкими визитами в Москву на концерты. Она не могла попрощаться иначе, и Бен был ей за это глубоко признателен.

Зима была долгой. Гришка отчаянно скучал по Ольге. Он, то ли на зло, то ли просто так от скуки, нашел себе девушку. Она много работала, как и он, была неплоха в постели и не навязывалась лишний раз. Они встречались в выходные, иногда реже. Обоих устраивали редкие походы в кино, ресторан и незатейливый секс.

Гриша продолжал бредить Ольгой. Он ненавидел себя, когда искал в соцсетях ее страницу. А потом ненавидел Олю, которая была слишком счастливой на фотках с Артуром. Гришку немного отпустило, когда он понял, что на этих фото Оля просто отмечена, сама она почти ничего не выставляла. И это радовало.

Гоня прочь старые привычки, Гриша удержался от сообщений, просто иногда таскался на ее страницу. Ему было мучительно сладко читать в уголке: заходила сегодня в 14:43. Это как-то сближало. Он начинал представлять ее за компьютером: как пальчики порхают по клавиатуре, а губы растягиваются в улыбке, если попадается что-то забавное в ленте новостей. В Новый Год он не удержался и послал ей смс: «С Праздником. Побед по всем фронтам в новом году». Оля ответила почти сразу: «Спасибо, малыш. И тебе всего самого лучшего». Это было приятно, но растравило старые воспоминания об их переписке.

Оля приехала с Артуром в Москву на Рождество. Стейна давала большой концерт в честь праздника и лично пригласила Князеву принять участие. После официальной части была небольшая вечеринка для своих, и Гриша с трудом мог отвести глаза от прекрасной Валькирии в вечернем платье.

— Ты не думал, что она была бы отличным Волком? — подловила его Наталья, когда он пялился.

— Что? — Гришка от удивления даже не изобразил возмущения.

— Посмотри, она весь вечер с московскими болтает, хотя здесь полно питерских. Ей вполне комфортно в нашем клане.

— Брось, Стей, она Ястреб.

— Она еще не посвящена.

— Она живет в Питере.

— Она терпеть не может Питер.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— В любом случае… — Гриша хотел напомнить, что Оля подруга Артура и точно не станет менять берега, но Стейна перебила.

— В любом случае, у вас очень милые отношения. Особенно, когда по близости нет Артура.

— Мы не… — снова попытался возразить ей Птицын.

— Мне все равно, спите вы или нет. Между вами что-то есть. И этого нет между Олей и Артуром.

— К чему ты клонишь? Хочешь, чтобы я ее перетащил к нам? Этого не будет, Стей.

— Боже упаси, дорогой. Мы просто болтаем, — рассмеялась Наталья, снимая тему.

Но этой простой болтовней она всколыхнула в нем что-то. Ольга уехала рано, едва ли успев переброситься с Гришей парой слов. Он ушел вслед за ней, поехал к подруге, где не получил удовольствия от стандартного секса. Когда его девушка уснула, Гришка пошел на кухню, где много курил, пытаясь прекратить представлять Хелл среди своих. Прекратить представлять ее своей.

Бен скучал по ней, очень сильно. На последней зимней встрече он даже был рад видеть Кеннета, потому что тот был частью мира Хелл. Эта радость, конечно, горчила завистью и ревностью и привычной ненавистью, но все же немного грела каменное сердце.

Когда капели начали стучать об окна, предвещая весну и скорое открытие Северного сезона, Гришка был на грани. Он буквально считал дни. Ему хотелось просто увидеть ее, улыбнуться, поговорить. И когда появилась возможность ускорить встречу, он вцепился в нее мертвой хваткой.

Его присутствия в Питере, в общем, не требовалось, он мог послать кого-то, но решил ехать сам. И руки потянулись к телефону, набирая номер.

— Привет, не помешаю? Удобно говорить? — мурлыкал Гришка, словно они вчера расстались.

- Ого, привет. Неожиданно. Удобно. Чем обязана? — настороженно, но тепло приветствовала его Оля.

— Может, я просто так звоню, поболтать? А ты сразу про обязанности.

— Ага, всю зиму молчал, как сыч, а тут вдруг решил, — не повелась Князева на его сладкие речи.

— А ты хотела, чтобы я звонил?

— Отстань, Птицын. Чего тебе нужно?

— Я в Питер еду.

— Сочувствую, погода у нас — жопа.

— Плевать на погоду, я не гулять. По делам.

— А, ну… тогда добро пожаловать.

— Ольк, может, подыщешь мне жилье по старой дружбе? — наконец выложил он карты на стол.

— Гостиницу?

— Неее, терпеть их не могу. Просто квартиру на пару дней.

— Лакшери? — поддела Оля.

— Лак-чего? Ой, иди ты, обычную хату без наворотов, чистую, уютную. Лучше двушку. Можно даже не в центре, чтобы потише район.

— Гриш, я тебе не агент по недвижимости, — фыркнула она, но без обиды или злобы в голосе.

— Но ты мой друг. Помогать — это по-дружески, — напомнил Птицын.

— Руки выворачиваешь, дружище. Ладно, найду чего-нибудь. Какие числа?

Гриша назвал дату, и Оля замолчала секунд на десять.

— Что не так? — уточнил он.

— Нет, нет, нормально. Я буду держать тебя в курсе. Пока, — быстро попрощалась она.

Гришка даже не успел сказать, что хотел бы увидеться. Да и вряд ли нужно было озвучивать, это было вполне очевидно. Он потянулся в кресле, весьма довольный собой, и уже собирался пару минут помечтать о встрече, как зазвонил внутренний телефон.

— Саныч, зайди, — прозвучал в трубке голос шефа.

Они оба были Александровичи, поэтому начальник любил обращаться к Гришке именно таким образом.

— Присядь-ка, надо поговорить, — кивнул шеф, едва Гриша нарисовался в кабинете. — Слышал, ты сам решил в Питер съездить?

— Ну да, молодежь будет неделю там возиться, да по музеям ходить, а я за пару дней все улажу, — уверенно отрапортовал Гриша.

— Бен, между нами, ты едешь про Ганса вынюхивать? — неожиданно перешел Тор на северные имена.

Бен тут же переключился.

— Сдурел что ли? Чего я там вынюхаю? Два года прошло, — он едва не сделал жест рука-лицо.

Радовало, что Тор был ооочень далек от правды и, видимо, даже не подозревал, насколько они, Бен и Хелл, близки.

— Может, Кеннета собрался допрашивать с пристрастием?

— Допросил бы, если б хотел. И давно, — фыркнул Бен. — Расслабься, Тор, Савицкий мне нахер не сдался. Я просто еду улаживать дела твоей фирмы. Ты мне за это вроде платишь, не?

— Плачу и немало. И, видимо, не зря, — усмехнулся Командир. — К тому же Савицкого не будет в городе.

— Да что ты? — до Бена начало доходить, почему Оля запнулась, услышав дату его приезда.

— Все еще хочешь ехать?

— Еще сильнее, чем раньше. Питер без Артура — город мечты, — кривлялся он.

— Может, пора уже вам зарыть топор войны, Бен? Я знаю, ты считаешь, что он виновен в смерти Ганса, но у тебя нет ни одного факта.

— Он был в его машине, Тор. Какие еще факты нужны?

— Ничего не доказано, Бен, — примирительно поднял руки начальник. — И тебе придется скоро стать толерантнее.

— С какой радости? — поднял иглы Бенедикт.

— Варяги к нам собираются этим летом, всей толпой.

— Ого.

— Ага. Даже твои норвежские приятели изрядно потрепали объединенные кланы. Мы едва не прогнулись под них только потому, что не было единства в стратегии и тактике.

— Я слышал эту историю, — покивал Бен. — Не понимаю, как вы умудрились пересобачиться. Да и норвеги — ничего особенного, у них куча слабых мест.

— Ты был наемником, Бен, когда они друг друга мутузили, но у них такая мощь прет при объединении, нам только завидовать. Армии нужны командиры, и ваше с Кеном перемирие будет отличной основой для объединения Волков и Ястребов, — выдал Тор.

— А я тут причем?

— Не прикидывайся, Бен. Я выхожу из игры — ты мой приемник. Это даже Питер понимает.

Бенедикт воззрился на шефа, словно у того выросла вторая голова.

— Тор! Как ты выходишь?

— Вот так, приятель. Силы уже не те, здоровье тоже, да и возраст.

— Тебе тридцать пять, нечего прикидываться ископаемым.

— Тридцать семь, — поправил Тор. — И ты сам прекрасно видишь, что я отхожу назад через полчаса боя.

— Командир держится сзади.

— Нет, всегда на передовой.

Бен встал, сжал кулаки, не в силах принять столько информации за раз.

— Езжай домой, Григорий Саныч, — похлопал его по плечу Сергей Александрович. — Обмозгуй все. Тебе квартира в Питере нужна? Я знаю, ты не фанат гостиниц.

— Сам найду, — только и бросил Гриша, прежде чем выйти из кабинета.

Но мозговать Гриша не спешил. Он вообще старался не думать обо всем, что свалилось на него. Если б Птицын примерил на себя хоть часть той ответственности, которую ему с барского плеча собирался передать Тор, то поехал бы головой. Уже дома он увидел на телефоне неотвеченный вызов с питерского номера.

— Звонила, Оль? — тут же набрал он.

— Да, я нашла тебе угол. Приморский район — нормально?

— Вполне, — согласился Гриша.

— Хочешь, я тебя встречу, доставлю до места? — любезно предложила подруга.

— Было бы прекрасно.

— Ты на самолете?

— Нет, я поездом люблю. Сапсан — отличный вариант.

— Отлично. Значит в здании вокзала?

— Ага. Не перепутай. Ты можешь.

— Придурок.

Он улыбнулся в ответ на гудки.

Спустя неделю Гриша сошел с поезда. И хотя они договорились встретиться с Олей внутри, он все равно искал ее глазами на перроне. И не нашел. Собственно, и внутри Ольги тоже не было видно. Гришка потянулся за мобильным.

— Хей, красавица, я приехал. Где ты? — проговорил он в трубку.

— Я на перроне. Ты не узнал меня, прошел в двух метрах.

— Иди ты, — охренел Гриша.

— Сейчас иду.

Он стоял у касс, высматривая ее, но только когда Ольга подошла почти вплотную, Гриша понял, почему прошел мимо нее на перроне. По мужской традиции Птицын обсматривал ее снизу вверх. Ботильоны на высоком каблуке, цветастые легинсы, яркая расписная шелковая туника и короткая кожаная курточка, выразительный мейкап, уложенные волнами волосы, симпатичный беретик. Оля выглядела, мягко говоря, шикарно. Он привык видеть ее с минимумом косметики, а то и вовсе без оной, в спортивной одежде, с собранными волосами, а тут… Гриша не узнавал эту девушку. Она была под стать богатенькому мальчику Артуру. И это не радовало.

— Привет, — Оля благодаря каблукам без труда дотянулась до его щеки, целуя сдержанно, хоть и с улыбкой.

— Ого, ты выглядишь… — он искал подходящее слово, но не смог выдумать ничего кроме: — … круто.

— Я всегда так выгляжу, — пожала она плечами, а потом добавила: — в Питере.

— Понятно.

Они дошли до стоянки, и Гришу снова переклинило, когда он увидел ее машину. Блестящая BMW мигнула фарами, пискнув. Птицын не очень разбирался в тачках, но даже ему было понятно, что это не простая серийная «бэха».

— Подарок Артура? — догадался он.

Оля только кивнула. Гриша притормозил у пассажирской двери, не решаясь сесть внутрь.

— Если для тебя это слишком, то стоянка такси там, — рявкнула на него Ольга и завела мотор.

Гриша шумно выдохнул, но смерил гордыню и забрался в салон.

Всю дорогу он пытался найти слова, чтобы извиниться, сгладить, но не преуспел в этом. А Оля не старалась помочь, упрямо молча таращилась на дорогу, руля по проспектам в сторону квартиры. Она остановила машину у типового дома, вышла и направилась к подъезду. Гриша топал за ней, понурив голову, поправляя на плече сумку.

— Комнаты, кухня, санузел, ключи, — протараторила Оля, бросив связку на тумбочку. — Белье на кровати, курить в окно, не гадить, гондоны за собой убрать. Всех благ.

Она развернулась на каблуках, намереваясь проскользнуть мимо Гриши на выход, но тесная прихожая сыграла Птицыну на руку. Он прижал Ольгу к себе, игнорируя ее вялые попытки освободиться.

— Прости, — зашептал Гриша ей в шею, — я — олень.

— Это мягко сказано, — буркнула Оля, но вырываться перестала.

— Скучал по тебе, — пробормотал он, не контролируя более свой рот, слова, мысли, действия, поступки.

Оля вся завибрировала в его руках, чуть всхлипнула, притягивая к себе за шею, чтобы поцеловать.

— Я тоже, я тоже, — шептала она, ища его губы, тая в его руках.

Одежда летела на пол, тела горели, разум отключился. Он звал то Хелл, то Ольгу. Она тоже путалась в именах. Лишь в неутолимой потребности друг в друге они были едины. Словно чье-то колдовство остановило время, стерло запреты, уничтожило границы. Были только он и она, истосковавшиеся, отчаянные, голодные. Родные, такие похожие в своем изломе. Пожар бушевал в глазах, а за спинами расправлялись крылья, чтобы одним взмахом унести их на самые сладкие небеса.

Гриша очнулся, сидя на полу в прихожей рядом со своей сумкой и кучей одежды, голый. Боковым зрением он уловил обнаженную Ольгу, которая отправилась на кухню, и поспешил следом. Князева достала из шкафа пачку сигарет, открыла окно, закурила.

— Угостишь?

Она только кивнула. Гриша пристроился рядом, выдыхая дым в окно.

— Нас могут увидеть, — кивнул он на двор.

— Ну и что, — только и пожала плечами Оля.

Если бы Гриша не был так ошарашен интенсивностью произошедшего в прихожей, он обязательно озаботился бы ее странным наплевательским отношением к собственной наготе. Его взгляд зацепился за симпатичную салфетку на кухонном столе, необычных бокалах, которые стояли скорее для красоты, полотенцах с ручной вышивкой славянских солярных знаков.

— Чья это квартира?

— Моя, так что будь осторожен, не побей ничего, — улыбнулась Оля, выбрасывая сигарету в окно. — Мне пора.

— Хей, погоди. Как пора? — растерялся Гришка, догоняя ее в прихожей. — Артура в городе нет.

— Полагаешь, у меня нет больше дел, кроме как ублажать Савицкого? — тут же вскинулась она.

— Черт, я не это имел в виду. Но раз это твой дом, то куда тебя несет?

— Я ночую у Артура, когда он в командировках. И еще сестра просила погулять с ребенком, чтобы они могли спокойно потрахаться с Мишкой. Отчет окончен, разрешите откланяться, — она издевательски козырнула ему, накидывая куртку.

— А завтра? — крикнул Гриша ей в спину, выскакивая на площадку в чем мать родила.

— Созвонимся, — бросила Ольга через плечо и была такова.

 

Глава 14. Улики

Гриша вернулся в квартиру, где оделся и разобрал вещи. Он заказал еду на дом, посидел за ноутом, чтобы подготовиться к завтрашнему дню, и стал собираться спать. Постельное белье нашлось там, где и говорила Оля. Едва Птицын начал заправлять кровать, на глаза ему попалась пижама с мишками. Ольга, видимо, забыла убрать ее из-под подушки. Он не мог не улыбнуться, увидев в этом хороший знак. Хоть что-то в этой девочке осталось прежним. Она закалилась в боях, обросла хорошим мышечным корсетом, не дрожала, когда он раздевал ее на холодном северном ветру, но все еще спала в теплой пижаме дома.

Утром Гриша, как всегда, отправился на тренировку к ближайшей школе. Он чувствовал сладкое единение с Ольгой, догадываясь, что она, скорее всего, тренируется здесь же. Прибыв на филиал раньше всех, он сразу окунулся в работу, чтобы побыстрее освободиться. Уже в четыре Гриша разделался с делами, оставив на завтра лишь несколько нерешенных моментов, и сразу же набрал Ольгу.

— Привет, я освободился. Может, встретимся?

— Ну молодец, — поздравила его Князева. — Только мы, крестьяне крепостные, работаем до шести.

— Значит, после шести я тебя жду?

— Ты самоуверен до тошноты.

— И тебе это нравится, признай.

— Возможно.

— Не говори, что опять занята вечером.

— Ладно, не скажу.

— Оль!

— Гриш…

— Приедешь? С меня ужин.

— Ладно, но исключительно ради еды.

— Конечно. Только ради нее.

Гриша повесил трубку, вызвал машину и поехал к Олиному дому. Постояв у подъезда, он так и не зашел, а направился в магазин, где закупился продуктами, решил приготовить ужин сам. Птицын умел и любил готовить, правда не всегда находил для этого время. В Норвегии он даже посетил пару уроков по кулинарии, где научился блестяще запекать рыбу. Семга из питерского супермаркета, конечно, была далека от норвежской свежевыловленной рыбы, но все равно удалась ему на славу. Коротая время, он просматривал новости в ноутбуке, робко надеясь, что Князева не продинамит.

Ольга появилась ближе к восьми, когда Гришка уже начал терять сознание от нервотрепки, нетерпения и голода. Она снова одарила его сдержанным поцелуем в щеку, приняла как должное ужин, но добавила к еде бутылку вина, вытащив ее из ниши под окном.

Они вели отстраненный светский разговор о погоде, работе, Северных делах, пока ужинали и потягивали вино. Гриша понял, что, если он не сделает первый шаг, Ольга просто уедет, как только закончит мыть посуду. Ему была отвратительна ее холодность, отстраненность, он ненавидел в ней эту сдержанность, этот контроль. Даже стоя у мойки, Князева казалась ему всесильной Снежной Королевой, которая держала его каменное сердце в незримой ледяной хватке. И хотя Грише сводило зубы от собственной слабости, он не мог позволить Ольге уйти.

Подойдя сзади, Птицын забрал у нее из рук бокал, поставил рядом на стол. Он переплел свои пальцы с Олиными, наслаждаясь теплом льющейся из крана воды, приник губами к ее шее. Она откинула голову ему на плечо, тут же забыв о посуде, постанывала, наслаждаясь его мягкими влажными поцелуями. Ольга развернулась, чтобы встретить его губы своими, обвить мокрыми руками, потереться пахом о выпуклость на ширинке. Гриша знал, что слабеет, но сейчас ему было плевать. Он просто хотел Олю и взамен был не против отдать кусок себя.

Когда девушка чуть подпрыгнула, чтобы забраться на столешницу, Гриша поймал ее, усадил на себя верхом и понес в спальню.

— Никаких столов, прихожий, пола, душа, — перечислял он недовольно. — Хочу тебя в кровати.

— Можно для разнообразия, — хихикнула Ольга, падая на матрас.

Она очнулась через несколько часов, едва ли способная соображать здраво. Лежа на Гришиной груди, девушка тяжело дышала, понимая, что примерно так и умирают от передоза удовольствием. При всех недостатках Птицына, у него было одно невероятное достоинство, он ставил ее потребности в постели выше своих. И хотя Ольга никогда не жаловалась с ним на дефицит внимания, всегда кончала раньше, но в совокупности с Гришиной потребностью усилить ее и без того острые ощущения секс становился похожим на бесконечное стобальное землетрясение.

— Все ясно, ты пытаешься меня убить, — раскусила его Ольга, отдышавшись.

— Я сам не очень живой, — посмеивался Гриша, перебирая ее волосы.

— Тогда ладно.

Лежа в комфортной тишине, они наслаждались близостью, теплом друг друга и сладкой истомой. Лишь спустя несколько минут Гриша решился заговорить.

— Расскажи, как ты попала на Север.

— Зачем тебе? — встрепенулась Ольга.

Она попыталась было отстраниться, чтобы взглянуть на него, но сил не было, и лишь стиснула зубы.

— Просто интересно, — поспешил успокоить ее Птицын, легонько погладив по плечу, — ты говорила, что у вас с Артуром не ладилось, но я так и не понял, как ты собиралась это исправить.

Оля выдохнула, снова расслабляясь, но ответила не сразу, собиралась с мыслями.

— После того случая, когда я его застала… — начала Ольга, — Артур стал чаще пропадать. Я понимала, что он остывает ко мне, мы ведь встречались больше года… Рано или поздно он бы бросил меня, это было ясно. Нам нужно было что-то общее, свежие ощущения. И я хотела на Север, но чувствовала, как с каждым днем шансов становится все меньше. Пришлось хитрить. Порылась у него в документах, нашла билет на поезд, взяла себе до той же станции. Благо это летом было, тропа вывела. Весной я точно потерялась бы или вернулась на станцию не солоно хлебавши, но повезло, быстро нашла лагерь. Кен сразу меня увидел, и это тоже был плюс. Заметь кто-то другой, проводили бы обратно, наверное.

— Я бы проводил, — не мог промолчать Гриша.

— Ты — даааа, — протянула Ольга, усмехнувшись. — Хотя с тобой было бы веселее.

— Так чего там Кеннет? Психанул?

— Не-а, я психанула. Закатила ему истерику, что мы так не договаривались. Одно дело, когда он просто развлекается на стороне, а другое — ехать в кемпинг отдыхать на природе с бабой. В общем, изобразила буйную ревность. Он поверил, обещал объяснить все потом, потащил обратно в лес, но нас уже увидел Эрик. Он не дал Кену увести меня, сам взялся провожать. Я не сразу поняла, что он ведет меня не к станции, а туда, где все оставляют машины.

— Вы с ним и до этого были знакомы? С Эриком?

— Да, — кивнула Оля. — Артура как-то забрали менты за драку, и я с ним была. Он велел позвонить дяде. Я «Властелина» перечитывала, когда Эрик пришел. Он, видимо, читал у меня через плечо, спросил, почему такой странный выбор. Пришлось признаться, что описание Пеленорской битвы успокаивает даже лучше отжиманий. Видимо, это и сыграло мне на руку в тот знаменательный день на Севере. Я ждала, что он просто отвезет меня в город, но Эрик рассказал, чем вы занимаетесь, что Кен не изменяет мне, предложил остаться, посмотреть бои. Разумеется, с условием, что я все сохраню в тайне. Само собой, я осталась сначала на день, а потом и на неделю.

— Само собой, ага.

— Кен был против, он вообще меня игнорировал. И дядьку бы уговорил от меня избавиться, но Стейна вмешалась. Мы с ней очень мило поговорили, она встала на мою сторону. Солидарность, наверное. В общем, двое Старших — за и Кеннет против, так что я осталась.

— Понятно, — проговорил Гриша, чуть запнулся, но все же решил наконец озвучить так долго мучавшую его мысль: — Оль, а ты не думала, что Кен запомнил тебя в тот вечер, когда мы были в клубе?

— Нет, — отрезала Князева.

— Почему? Как вы вообще познакомились? Ты искала с ним встречи?

«Я искала встречи с тобой, идиот», — подумала Ольга, а вслух сказала:

— Я просто осталась после концерта Стейны в клубе, он тоже там был.

— Это не значит, что он тебя не узнал.

— Не узнал, Гриш. Я сама его не сразу узнала. Просто увидела знакомое лицо и глазела, пытаясь вспомнить, а он заметил и подошел.

— Но…

— Да без но. Это бред. Он видел меня в тот вечер мельком. Спустя четыре года узнать девчонку из клуба… Нереально. И уж точно не в духе Артура запоминать лица каждой встречной поперечной.

— Ты была со мной…

Ольга аж глаза закатила.

— Ты так зациклен на себе, Гриш. Неужели так сложно принять, что я просто понравилась ему? — начала закипать она.

— Господи, да не в этом дело. Просто Савицкий спит и видит, как бы добраться до меня. Один на один нам не дали разобраться нормально, поэтому он действует через тех, кто мне дорог.

— Ну и опять мимо, Гриш. Не особенно я тебе была дорога, ты меня вроде как по бороде пустил. И нехрен теперь придумывать сказки, в которых весь мир крутиться вокруг твоей божественной персоны.

— Ты не понимаешь.

— Куда уж мне!

Ольга встала с кровати, стала искать трусики, намереваясь одеться и положить конец этому разговору и их свиданию.

— Постой, Оль. Не уходи, выслушай меня, — вцепился в нее Птицын мертвой хваткой, затаскивая обратно в постель.

Оля сжала губы, но не вырывалась. Гриша счел это за позволение говорить.

— У нас с Кеном давняя вражда. Он едва не прикончил Ганса на поле и был в бешенстве, когда я его полуживого утащил из зоны боя.

— Ганса? — Ольга не сдержала удивления в голосе. — Того мальчишку? Он-то зачем Кену понадобился?

— Тот мальчишка несколько раз начистил Кеннету рожу во время традиционной свалки на пиру.

— Какой еще свалки?

— Это сейчас мы все пляшем, улыбаемся и пьем на пирах, Оль, а раньше это был просто повод хорошенько подраться. Угадай, кто эту традицию ввел. С трех раз?

— Кеннет?

— Он самый.

— Ладно. Допустим. Но что мешало Кену просто вызвать Ганса?

— Ничего. Он вызывал, но бой останавливают в опасный для жизни момент, и это, видимо, его не удовлетворяло.

— Я все равно не понимаю, причем тут я.

— А при том, что Ганс был моим другом. Я не самый приятный человек…

— Это — да.

Гриша пропустил мимо ушей ее ядовитую ремарку, продолжил:

— … у меня не было друзей кроме него.

— Был? Не было? Почему прошедшее время? — наконец уловила Ольга.

— Потому что он умер.

— Что? — выдохнула она еле слышно.

— Ты не знала? — Гриша тоже был немало удивлен.

— Нет. Я думала, может, он просто вышел из темы. Многие выходят.

— Многие. Только Ганса вынесли ногами вперед.

— Как это случилось? Я не слышала, чтобы последние годы кого-то убивали.

— Он погиб здесь, в Питере. Разбился на машине. Угадаешь с трех раз, кому тачка принадлежала? — не скрывал яда в голосе Гриша.

— Артуру? — Ольга передернула плечами, вспоминая. — Пару лет назад? Он говорил, что приятель разбил его машину во время рэйсинга.

— Приятель, — Гришка хмыкнул. — Да, разбил. И сам вылетел через лобовое. А еще говорят, что Савицкий с друзьями гнали рядом.

Оля закрыла лицо руками, пытаясь уложить в голове все сказанное. Гриша не дал ей подумать в тишине, он добивал.

— Очень удобно избавиться от Ганса и одновременно от меня. Артур знал, что я попытаюсь его убить, знал, что мне не дадут это сделать, знал, что я положу на правила и запреты, за что с треском вылечу из темы.

— Поэтому ты и уехал?

— Да.

— Поэтому я чертовски боюсь, что ты станешь для него такой же разменной монетой, Оль.

Она загребла волосы пальцами, замотала головой, не желая в это верить.

— Нет, Гриш. Все домыслы. Не мог он. Это просто несчастный случай. Артур, конечно, не святой, но и не убийца.

— Мы все убийцы, — очень спокойно проговорил Гриша, припомнив: — Когда-то ты говорила, что тебя это не пугает.

— Меня и не пугает… как видишь.

Она вздернула нос, давая понять, что сказанное не заставит ее переменить отношение к Артуру.

— Просто будь с ним осторожна, — примирительно посоветовал Гриша, привлекая ее к себе, нашептывая успокоительную ложь. — Может, и правда, это была просто авария. Ганс был пьян, несильно, но выпивший. И Артур, конечно, редкий мудак, но не настолько, чтобы упустить такую красавицу, как ты.

Оля хмыкнула, решив не озвучивать, что Гришка как раз настолько мудак, что упустил ее. Это было и так ясно.

Ведомый старыми рефлексами, Птицын все сильнее и сильнее увлекался утешительными поглаживаниями. Его руки оставили ее волосы, спустились к груди, животу и ниже. Оля начала задыхаться, снова чувствуя возбуждение, которое вряд ли смогла бы пережить.

— Гришка, господи, перестань… — скулила она, — откуда у тебя силы?

— У меня их нет, — выдохнул он, целуя там, где только что были его руки.

— Ох, малыш, я не смогу, — стонала Оля, чувствуя, как его рот двигается все ниже и ниже, догадываясь, куда он держит путь.

— Мы должны проверить. Вдруг сможешь, — настаивал Гриша, мягко укладывая ее на кровать.

— Нет, нет, нет, — корчилась она, но послушно раздвигала ноги, пуская его к цели.

Она металась по подушкам, комкала простыни, кричала и ругалась, пока Гришин язык танцевал на ее влжной плоти. Он бормотал что-то, явно воодушевленный ее реакцией на ласки. Ольга выгнулась дугой, раздираемая убийственной разрядкой. Но не успела она поймать все ощущения и постараться выжить при этом, как Гриша ворвался внутрь. Он навис сверху, шепча:

— Прости, прости, родная. Я не могу, ты нужна мне. Так хочу тебя… Так прекрасна…

Собирая остатки оргазма, Оля слишком быстро чувствовала приближение нового. Она вцепилась в своего инквизитора, вскрикивая при каждом мощном толчке. Так яростно он никогда не двигался, даже в самые безумные моменты их близости. Оля снова почувствовала, что теряет связь с реальностью, как и вчера. Она не могла с этим бороться, просто позволила крыльям сделать взмах и унести ее куда-то за границы миров.

Князева очнулась, слыша словно со стороны собственное мурлыканье, чувствуя на лице легкие невесомые поцелуи. Она все еще ощущала Гришу внутри и сжалась, смакуя ощущения. Но тут же пихнула Птицына в грудь, вскочила с кровати.

— Презерватив! — закричала на него Оля. — Мы забыли презерватив.

— Ох, — только и выдохнул Гриша, — и правда.

Казалось, он не так уж и озабочен этой проблемой, хотя сам был ярым фанатом защищённого секса.

— А ты… не принимаешь?..

— Да, я на таблетках, — всплеснула руками Оля.

— Ну, значит, нормально все.

— Нормально? — зарычала она. — Ничего нормального!

— Чего ты психуешь? Успокойся.

— Ты давно проверялся?

— Не помню. Перед Норвегией?

— О, боже, Гриш! Два года!

— Оль, успокойся. Схожу я к врачу, вышлю тебе справку. Факсом нормально будет? — начал язвить он.

— Нормально не будет, потому что надо себя в руках держать.

— Ну извини, не удержал.

— Ты вообще не врубаешься, что наделал? Подружку-то хоть с гондоном трахаешь?

— Откуда ты..?

— Да уж знаю, мир тесен.

Гриша шлепнул себя рукой по лбу, свалился на подушки, ненавидя их тесный мир и тонну общих знакомых. Конечно, жена его приятеля доложила Ольге. Не собираясь каяться, он пошел в наступление.

— Сама-то с Савицким без резины спишь?

— Щаз. Думаешь, я дура?

— Ну это объясняет, почему у тебя с собой вечно мешок презервативов.

— Очень смешно, — рявкнула Оля, натягивая трусики, застегивая лифчик.

— Куда собралась-то? За марганцовкой? Будем спринцеваться?

— Идиот. Домой я.

Она оделась буквально за две секунды и направилась к выходу, поправляя по дороге волосы. Гриша наконец очухался и догнал ее у двери, испытывая чувство дежавю. Снова голый, едва очнувшийся от оргазма, останавливает ее, прося не уходить.

— Оль, ну куда ты? Останься на ночь. Зачем тебе уезжать?

— Я ночую у Артура, когда он в командировках, — повторила она слово в слово вчерашнюю речь.

— Да пошел он. Останься со мной, здесь твой дом.

— Ты не допускаешь, что эту квартиру подарил мне Артур? — уколола Оля.

— Артур подарил бы тебе здоровый пентхаус или какую-нибудь модную студию в новостройке. А эта квартира, скорее всего, тебе от отца досталась. Ты упоминала как-то, что он живет в Приморском.

— Не упоминала, — сощурилась она.

— Говорила, говорила, — кивал Гриша, — давно. Тогда еще…

Ольга недоверчиво смотрела на него, не готовая к тому, что он помнит сказанное ею между прочим сто лет назад. И Гриша снова повторил, уговаривая ее:

— Не уходи. Останься. Я скучал, Оль. Ты нужна мне.

Их взгляды были прикованы друг к другу. Оба помнили, как давным-давно звучали похожие слова сквозь плач, как они удержали того, кто удирал от собственных чувств, от ответственности, от неизбежности.

Оля только покачала головой, спеша выйти из квартиры. Она почти бежала к машине, чувствуя, как незримые силы тащат ее обратно. Все ее естество желало остаться дома с Гришей, разговаривать с ним до утра, а потом просто обнять и уснуть, чувствуя тепло родного тела. Она часто ночевала у Артура, но так и не привыкла к его роскошным апартаментам. Он не раз предлагал ей переехать, но Ольга всегда отказывалась, ссылаясь на потребность побыть наедине с собой.

Заведя машину, Князева поехала, куда глаза глядят. Она пыталась возродить в себе те чувства, что питали ее дух, когда они с Артуром только начали встречаться. Адреналин, опасность, на острие ножа. Савицкий открыл ей мир запретных удовольствий, вседозволенности и безнаказанности. Оля почти любила его в то время, так сильно увлеклась, что говорила да на каждое безумие. То, что раньше казалось ей неприемлемым, приносило тонну темного наслаждения.

Стремясь вернуть все это, снова проникнуться мрачными настроениями своей недолюбви к Савицкому, Ольга поехала к Финскому, на их любимое место. Артур часто возил ее туда, почти всегда, чтобы трахнуть на капоте своего Порша. Ему нравилось, что их могли увидеть, он был в восторге, когда их действительно пару раз застукали. И Оля разделяла его странные увлечения, погружалась в них с головой. Но сейчас вид залива не пробуждал в ней ничего, кроме отвращения к самой себе. Ей хотелось чистой страсти, которую так щедро дарил ей Гриша, а не извращенных прелюбодеяний Артура.

Заигравшись в свободную любовь, Оля забыла, что принадлежать кому-то так приятно. Гриша хотел ее сильнее, чем тогда. В этот раз Питер дарил ей еще больше силы, и теперь она знала, как ею пользоваться. Стоя на ветру, глядя на воду, Ольга пыталась понять, чего хочет и как это отразится на будущем. Но внезапно до нее дошло, что это не важно. Ничего не важно, кроме того, что Гриша просил остаться. Дважды. И она дважды ушла, не желая смириться с собственными желаниями, которые делали ее такой слабой.

«Нужно быть очень смелой, чтобы сделать это. Это твоя сила, Хелл, а не слабость. Ты самая отважная девушка из всех, что я встречал», — всплыли в ее памяти слова Бена.

Оля села в машину и поехала обратно. Она едва сдерживалась в рамках скоростного режима, торопясь вернуться домой. Туда, где ее так ждали. Князева влетела в квартиру, крикнув:

— Черт с тобой, останусь.

Но тут же замерла, увидев Гришу. Он сидел на кровати, обложенный листами. Рядом лежала стеклянная баночка с высушенными незабудками и несколько распечатанных фотографий, заботливо заламинированых, чтобы не истрепались.

— Что ты делаешь? — процедила она сквозь зубы.

— Оль… — Гриша встал, делая шаг ей навстречу.

Она выставила руку вперед, словно заклятием пытаясь остановить его, не дать приблизиться. Удалось — он застыл на месте. Краска отлила от его лица.

— Ты рылся в моих вещах, — она не спрашивала.

— Нет… Да… Черт, прости.

Оля прерывисто дышала, стараясь не начать орать на него, сжимая в кулак ярость, негодование и злость.

— Я отдала тебе свой дом на два дня, а ты не придумал ничего лучше, как шарить по ящикам. Что ты искал? Дневник? Обнаженные фото? Или, может, наше с Кеном секс-видео? Надо было лишь попросить, я бы сама дала. Отвечай, мать твою!

— Я искал улики.

— Что?

— Доказательства.

— Доказательства чего? Вины Артура в смерти Ганса?

Гриша рассмеялся.

— Нет. Мне не нужны доказательства его вины. Их, скорее всего, нет, да и если бы были, никто бы не дал делу ход. Я искал доказательства того, что ты все та же…

— Та же? О чем ты вообще? — совсем запуталась Оля.

— Ты до сих пор спишь в пижаме с мишками. У тебя в духовке одна кастрюля и та вся в саже. Проклятие готовки все еще действует. Ты живешь в хрущевке, хотя могла бы давно наслаждаться роскошными апартаментами. Ты носишь шикарные шмотки в Питере, а в Москве предпочитаешь кеды и джинсы. Ты водишь крутую «бэху», но по привычке ищешь ручку, чтобы открыть стекло. И ты хранишь незабудки, мои фотографии и распечатки нашей переписки, которую регулярно перечитываешь.

— Я не… — попыталась было возразить Оля.

— Листы помятые, Оль, зачитанные.

Она могла бы сказать, что все это просто хлам, что читала она их давно, а в ящиках сто лет не проводила уборку, что ей нравится ее машина, квартира, богатый бойфренд и дорогая одежда, но все это звучало жалко даже в ее голове. Ольга не собиралась оправдываться. Она была готова признать свою слабость, но признаваться в полной и безраздельной принадлежности своему прошлому не собиралась.

А Гриша, окрыленный своей силой, предполагая, что ее молчание — это знак согласия, очень самодовольно проговорил:

— Ты любишь меня, Оль. Все еще любишь, хотя тебя это жутко бесит.

— Захлопни дверь, когда будешь уезжать, — только и сказала она прежде, чем снова уйти.

 

Глава 15. Охота

Гриша долго стоял словно парализованный, гипнотизируя взглядом дверь, которая закрылась за Олей. Он знал, что на этот раз она не вернется, но все никак не мог понять, где прокололся.

Князева должна была склонить голову, признавая его правоту, должна была признаться в любви, сдаться ему на милость, чтобы потом услышать его признание и рассыпаться на части от свалившегося на них счастья взаимности. Оля могла, конечно, и заупрямиться, начать оправдываться, но тогда у Гришки был запасной план действий. Не побрезговал бы и первым сказать, что любит ее, любил все эти годы. Он готов был каяться, просить прощения за свое жестокое молчание, которое отдавало ядом предательства. А Оля обязана была принять извинения, принять его любовь. Странную, нелепую, жестокую, но все же любовь. Ведь она тоже любила его.

Но Ольга просто ушла. Молча. Она не оправдывалась, не ждала от него ничего. Просто вышла вон, закрыв за собой дверь. Как когда-то не сумел сделать это он.

Гриша звонил, но гудки тут же срывались, отсылая его на голосовую почту. Гриша писал смс, но ответа не получал. Он собрал драгоценные улики, уложил все в свою сумку, опасаясь, что Ольга избавится от них при первой же возможности. А ему этого совсем не хотелось. Он не желал расставаться с сухими незабудками и распечаткой их переписки. Даже собственные фото не внушали ему отвращения, как обычно, ведь он знал, что Оля держала их в руках, смотрела на них, не желая забывать черты лица своего жестокого питерского гостя.

Вернувшись в Москву, Гриша продолжал попытки связаться с Олей, но в среду наконец забил. Он решил, что вполне сможет потерпеть до пятницы, когда они встретятся на Севере. Ему казалось, что Бен и Хелл разберутся со всем намного лучше, чем их отражения в реальности. А зря.

Хелл избегала его, почти не показывалась, словно все время сидела у себя в палатке. А еще и Москва, и Питер гудели о том, что у Кеннета проблемы с подругой. Косвенно это подтвердилось на пиру, когда вместо «Ветра» Хелл выбрала новую песню Стейны. Танцевали только девочки, а Кен был хмурым, как туча, и уже изрядно поддатым. После выступления он пытался поймать Хелл, но она и от него ускользнула.

Бен решил, что такая ситуация для него очень выгодна, и был на чеку. Он подкараулил Хелл в момент, когда она отходила от приятелей, чтобы налить себе еще пива.

— Нам надо поговорить, — встал он за ее спиной.

— Нам? — Хелл обернулась, скептически заломила бровь. — Не о чем говорить.

— Прекрати от меня бегать.

— Прекрати бегать за мной. Достал.

— Хелл, пожалуйста, — Бен взял ее за локоть, так как Валькирия собиралась снова удрать. — Давай отойдем в сторону.

— Рехнулся? — дернула рукой.

Бен не понял, что она имела в виду: то, что он посмел ее коснуться на людях или его настойчивое желание поговорить. Но все равно продолжал давить.

— Рехнулся, спятил, слетел с катушек, — подтвердил он. — Обещай, что придешь завтра утром к озеру, тогда отпущу.

— Ты мне еще условия будешь ставить? Я сказала, отвали, Бен! Сейчас же!

— Нет, — зарычал он, теряя разум, сильнее стискивая ее локоть, который Хельга истово пыталась вырвать из его стальной хватки.

— Какое из двух слов ты не расслышал, Бенедикт? Отвали или сейчас? — словно из-под земли вырос Кеннет за его спиной.

— Иди нахер, Кен, — рявкнул Бен. — Это не твое дело.

— Да ладно! Ты держишь мою подругу против ее воли, навязывая свое тухловатое общество. Полагаю, это очень даже мое дело. Я просто обязан скорее избавить Хелл от твоего навязчивого присутствия, — говорил нараспев Кеннет, слегка коверкая слова по пьяни.

— Бен, пусти, — пискнула Хелл, чувствуя, как кровь отливает от лица.

Он послушался, но это не удовлетворило пьяного бойфренда.

— Еще раз увижу рядом с ней — убью тебя, урод, — пообещал Кеннет.

— Увидишь и не раз, — мрачно усмехнулся Бен.

Кен выдержал паузу, тихо засмеялся, словно сказанное показалось ему забавным. Но уже через мгновение его кулак впечатался в лицо Бена. Тот незамедлительно ответил, полируя костяшки о скулу и ухо Кеннета. Хелл едва успела моргнуть, а мужчины уже обменялись серией ударов. Бен, имея в перевесе трезвость, завалил Кена на землю, но тот удачно пнул его в живот, уклоняясь от очередного хука справа. И уже Бен лежал на земле, а Кен нависал над ним, замахиваясь.

Хелл сама не поняла, как вышло, что она повисла на кулаке Кеннета, уговаривая его:

— Кен, прекрати! Ты с ума сошел?

Любую другую он легко бы стряхнул с руки, но Хелл имела достаточно сил, чтобы сдержать его.

— Отпусти, — зарычал Ястреб, сверкая на Валькирию полубезумными, налитыми кровью глазами.

Хелл сцепила зубы и покачала головой, отказывая ему в подчинении.

Этого вполне хватило, чтобы подбежал народ, дабы разнять заклятых врагов. Кена оттащили питерские, Бена подняли на ноги московские. Раньше такая потасовка неизбежно продолжилась бы в виде свалки, но сейчас воины разошлись по сторонам и молча смотрели на Хелл, которая стояла посередине, глядя то на одного своего любовника, то на другого.

— Ну! — гаркнул Кеннет. — Давай, Хелл.

Она не очень поняла, что он хотел от нее. Или не захотела понимать. Отринув предательскую дрожь, Хелл подошла к Кеннету, которого еще придерживали товарищи.

— Кини, — тихо заговорила она, приложив ладонь к его лицу. — Спасибо, что заступился.

Хельга стерла с уголка его рта кровь, прижалась своим лбом к его и продолжала шептать так, что теперь слышал только он:

— Что на тебя нашло, малыш? Это просто Бенедикт. Он специально тебя заводит, особенно накануне Совета. Успокойся, пожалуйста.

Она видела, как его глаза снова становятся холодными и спокойными, но все же человеческими.

— Что здесь происходит? — пробиралась сквозь толпу Стейна.

— Кен, опять твои выходки? — а за ней и Эрик.

— Уже все сами решили, — только и сказал Кеннет, обнимая Хелл, чтобы увести подальше от собравшейся толпы.

Бен провожал их глазами, едва сдерживаясь. Он давно не чувствовал себя таким разбитым, униженным, раненым. Давно… а может вообще никогда.

Утром Хелл не пришла к озеру, хотя Бенедикт все еще питал надежды, несмотря на жуткие фантазии вместо сна, в которых она корчилась от боли, наказываемая Кеннетом за связь с врагом. Он все равно хотел видеть ее, хотел поговорить, объяснить. Бену лучше удавались разговоры о любви, потому что он умел любить, умел отдавать, умел признавать свои слабости. Но ему не представился случай блеснуть этими достоинствами.

Вообще, Бенедикту стоило крутить в голове иные мысли. Тор не просто сотрясал словами воздух, Бена пригласили на Совет. И в этот раз не из-за очередной стычки с Кеннетом. Даже мордобой на пиру Старшие предпочли игнорировать. Другое дело, что игнорировать их давнюю вражду никто не собирался, и именно это было поводом свести Бена и Кеннета для переговоров.

Совет был долгим и утомительным. Бенедикт взял Слово, но вопреки надежде, горевшей в глазах Стейны и Тора, не принял командование. Потом говорил Кен. Он, конечно, великодушно брал на себя обязанности, преподнося свою лучезарную персону, словно дар божий. Бен едва глаза не закатил. А потом пошли дебаты. Как ни странно, Старшие с обеих сторон были в этот раз солидарны. Они настаивали на двух Командирах, помня, как в прошлом году отказался Тор, не найдя точек соприкосновения по стратегии с Кеном. В итоге московские воины, мягко говоря, не повиновались приказам питерского Командира.

Бен чувствовал себя пмсной телкой, которая ломается, вопреки здравому смыслу. И ему было бы легче, если бы идеи Кеннета о построении нападения были нелепы, но враг как никто знал сильные стороны Москвы и Питера и довольно умело использовал их при предполагаемом объединении.

Бен знал и позицию Тора, и (какой ужас!) был согласен с Кеном, что это не сработает. По правде говоря, выходило так, что им просто необходимо было зарыть в землю распри и личную неприязнь ради общего блага. И Бенедикт, наверное, смог бы наступить себе на горло, если бы не Хелл. Даже во время Совета он с трудом сосредотачивался на деле, постоянно возвращаясь мыслями к ней. Она проникла в его душу, отравила кровь, остановила сердце, поселилась в голове.

«Я живу, слыша ее голос, чувствуя ее боль, читая ее мысли. Моя радость — видеть ее глаза. Мое счастье — слышать голос. Мой смысл — знать, что она реальна. Она повсюду и нигде, но везде я люблю ее. Моя дерзкая Дева. Мой талисман. Моя Валькирия. Мой личный ад. Но без нее и рай не нужен,» — ловил в своем воспаленном разуме вспышки мыслей Бен.

— Твое Слово, Бенедикт, — обратился к нему Эрик, вырывая из плена чувств.

— Я должен подумать, — только и ответил он.

Стейна опустила плечи и склонила голову. Тор нахмурился, явно недовольный таким пренебрежением. Кеннет лишь усмехнулся.

Бен первый вышел из Шатра Старших и почти налетел на Хелл. Она шарахнулась от него, как от прокаженного. Стараясь держать лицо, не показывая, как его это ранит, Бен даже не поздоровался. Краем глаза он заметил, что вслед за ним вышел Кеннет, и поспешил убраться. Но все же до его ушей донесся недовольный голос Ястреба:

— Какого дьявола ты тут делаешь?

— Жду Эрика.

— Я сказал, нет, Оль. Не смей!

— Не в твоей власти… — были последние слова, которые разобрал Бен, уходя.

Он ждал ее на спаррингах, но Хелл отказалась от боя, что было очень подозрительно. Бен не находил себе места, терзаемый темным тревожным предчувствием чего-то нехорошего. Он надеялся, что во время главной битвы его отпустит, что адреналин возьмет свое. Но даже на построении перед боем Бенедикт искал Хелл среди зрителей, все еще надеясь на что-то, едва ли не трясясь от удушающего страха. Он никогда так не боялся. Даже в свой первый спарринг, даже во время первой большой битвы. Ему была чужда боязнь за собственную жизнь, он любил риск, любил игры со смертью. Но сейчас все было иначе. Бен боялся не за себя — за Хелл. Сам не знал почему, но чертовски трусил, внезапно осознав, что потерять ее — страшнее, чем умереть самому.

Когда рог раскатистым звуком пропел над полем о начале битвы, Бенедикт был в первых рядах и яростно принял тяжелый натиск противника. Он крушил направо и налево, ведомый отчаянием и болью, еще более опасный в своем полубезумии, чем в разуме. Противники уходили от его ударов, отступали, позволяя его связке прорезать ряды Ястребов. Тор остался на левом фланге, готовый в любую минуту прийти на помощь, чтобы группу Бена не взяли в кольцо. Рог запел снова, обозначая разгар битвы, и стало ясно, что если они пройдут еще немного вперед, то захватят штаб Ястребов.

Но Бен рано праздновал победу. Он сначала почувствовал неладное, а уже потом увидел… Справа к ним прорывались. Бенедикт узнал бы эту мельницу где угодно. Он сам научил ее держать меч над головой, чтобы компенсировать недостаток роста. Он сам помогал ей оттачивать замах, сам показывал, как держать равновесие и парировать удары при движении. Бен заточил клинок, зная, что однажды он будет направлен против него. И этот день настал.

Хелл кружилась в боевом танце, и Волки рассыпались, уклоняясь от ее ударов. Она шла через строй, словно горячий нож сквозь масло, отражая зеркальной сталью тусклые отблески северного солнца.

Бен видел, как она приближается, но не спешил отойти в сторону, а упрямо удерживал позицию. Не чтобы отстоять занятые рубежи, а рассмотреть ее. Волосы заплетеннные в косу, белая рубашка с рукавами-парусами, кожаный корсет с тугой шнуровкой, штанишки в обтяжку, высокие сапоги. Она была прекрасна и ужасна одновременно. Бену виделось, как за ее спиной расправляются черные крылья, знаменуя триумф выпущенной на свободу Валькирии. Он знал — она пришла за ним.

Обмен взглядами: ее яростный — его смиренный. Удары посыпались, как град. Он отбивал, отступая, уступая. Даже на тренировках Бен никогда ей не поддавался, всегда бился в полную силу, зная, что только так она сможет научиться достойно держать удар от мужчин. И Хелл сразу поняла, что сейчас он лишь обороняется, не желая принимать ее вызов.

— Не смей! — крикнула она. — Дерись честно.

И снова мечи зазвенели друг о друга.

Бен видел, как ее глаза блестят безумием боя, отчаянием и жаждой крови. Она нуждалась в его агрессии. Она хотела, чтобы он был с ней на одном уровне сумасшествия. Бенедикт был обязан дать ей это. Он не раскаивался в своих деяниях, но помнил о том, что задолжал Хелл. Любя ее сильнее, чем когда-либо, Бен замахнулся и ударил.

Демонический смех раскатился по полю зловещим эхом, смешиваясь со звоном стали и гулом боя. Хелл хохотала, отбивая его удары, уклоняясь и отступая, чтобы снова атаковать.

— Хватит, Хелл. Прекрати, — взмолился Бен, чувствуя, как рука подводит его, начинает дрожать.

Он удерживал ее удар, а Хелл продолжала напирать. Их мечи были скрещены, и Бен мог бы лизнуть сталь, так близко она была к его лицу. Он видел глаза Хелл, подернутые пеленой безумия, он чувствовал ее ровное дыхание и жар, исходящий от тела.

Бенедикт впервые за все годы на Севере был готов сдаться и выйти из боя. Его не волновали занятые позиции и такой близкий триумф Волков. Если бы исход битвы зависел от поединка с Хелл, он легко бы отказался от победы. Она победила его давным-давно. Но Гриша Птицын вероломно украл ее победу, увез с собой, спрятал подальше, полагая, что лучшая битва та, которой не было. А теперь он не хотел убегать. Он принял бой, в котором заранее был обречен на поражение.

Бен уже открыл рот, чтобы сдаться, но слова так и застряли в горле, потому что кто-то со всей силы пнул его чуть выше живота. Он аж отлетел в сторону, чуть не теряя сознание от боли, закашлялся, стараясь дышать через мучительную резь в солнечном сплетении.

— Прикрыть! — услышал Бен вопль Кеннета.

И тут же посыпались удары со всех сторон.

— Тор, — заорал Бенедикт, еле успевая ставить блоки, — Тооооор, сюда!

Уже через минуту командир врезался с фланга, отбивая своего протеже. Бен, наконец, поднялся, видя, как вдали мелькает тяжелый двуручник Кена.

— Куда? — гаркнул ему в спину Тор.

— Так надо, брат, — только и бросил Бен, спеша за врагом.

Чем дальше он продвигался, тем тяжелее становилось. И не от жалких атак, отступающих Ястребов, а от того, что он видел. Кеннет тащил Хелл за косу прочь из зоны боя. Она не сопротивлялась. Бен уже знал, что они выйдут из игры, ступив на нейтральную территорию леса, но упрямо пер следом. Непреодолимая потребность знать, что Кен ничего ей не сделает, была сильнее здравого смысла.

Бенедикт замер на границе боевой зоны, видя, что Кеннет толкнул Хелл к стволу дерева. Командир Ястребов прижал лезвие меча плашмя к груди Валькирии, удерживая ее. Бен рванул на помощь, но помешали настырные питерцы, которые теснили его от края вдвоем. Пришлось отбивать атаки, следя за происходящим.

— Я непонятно выразился? — заорал Кен так, что его голос перекрыл даже шум боя.

— Но я… — начала было Хелл.

Кеннет замахнулся и ударил ее по лицу. Хелл вскрикнула, дернув головой. Укрепленная железом перчатка обожгла ее щеку, и, судя по теплой влаге, что стекала по подбородку, была разбита губа.

Хелл задрала голову, не желая прогибаться под его силу. Хотя, конечно, она понимала, что любой мужчина сильнее ее. Это в бою и на спаррингах возможно быть на равных из-за правил и регламента, но в нейтральной зоне и в обычной реальности все, что она могла сделать — это дать в глаз или в пах и бежать. Кен блокировал ее ноги и корпус, лишая этой уловки, и Хелл пришлось принимать то, что он хотел сказать и сделать с ней. Она смотрела ему в глаза прямо и смело, пока Кен орал, больно давя ей на грудь мечом.

— Ты, нахрен, думала, я шучу? Нет, Хелл! Если я говорю, что не желаю видеть тебя в бою, значит развлекайся танцульками и малолетками на спаррингах.

— Ты не имеешь права мне приказывать. Только Эрик решает, готова я к бою или нет. Он решил.

— Мне срать на Эрика. Ты — моя. Ты будешь слушать меня!

— Не буду! — она задрала голову еще выше.

— Сука, — выплюнул Кен, снова отвешивая ей пощечину.

Хелл сплюнула кровь в сторону, но не склонила головы.

Кеннет сжал ее шею пальцами, почти душа, зашептал в ухо:

— Такая чертовски уверенная в себе… Убей я тебя сейчас, ты все равно будешь стоять на своем?

Его пальцы сжались крепче.

— Буду, — выдавила Хелл, едва дыша.

Хватка на горле ослабла, а потом его рука и вовсе отпустила шею.

Хелл едва успела вдохнуть, как снова ей стало не хватать воздуха, но уже оттого, что Кен дергал застежку на ее штанах.

— Что ты делаешь? — спросила она, вертя головой. Они были совсем близко к полю. Хелл видела, что на них косятся, несмотря на сражение.

— Мне нужно успокоиться, — почти кричал Кеннет. — Я или трахну, или убью тебя сейчас.

Хелл знала, он специально говорил громко, чтобы привлечь внимание.

— Лучше убей.

— Не тебе выбирать.

Кен дернул вниз ее штаны, расстегнул ширинку, приподнял ее бедро, чтобы было удобнее, и без лишних церемоний ворвался внутрь.

Хелл отвернулась. Она сцепила зубы, чтобы не выпустить изо рта ни звука; зажмурилась, чтобы не видеть тех, кто будут свидетелями. Но горячие слезы предательски сочились из глаз, пока ее друг успокаивал расшатанные нервы.

 

Глава 16. Принять решение

Бен едва ли осознавал реальность происходящего, когда рог с московской стороны оповестил о конце боя и победе Волков. Игнорируя церемониал, он ушел к себе в палатку, где долго лежал без движения с открытыми глазами. Его не смущала пропахшая потом одежда, защита, что больно впивалась в спину, меч, который он так и не выпустил из руки. Странное оцепенение сковало все мышцы, парализовало разум. Прошло несколько часов, прежде чем он смог пошевелиться. Из забытья вытащили звуки музыки и голос солиста питерской группы. Это означало, что пир в честь закрытия сессии уже в разгаре.

Бен стащил с себя легкий кожаный доспех, накинул куртку и вышел из палатки. Все еще не очень вменяемый, он уверенно шел сквозь толпу веселящихся товарищей и врагов. Дозоров не было, все отдыхали. А его как магнитом тянуло к лагерю Ястребов, потому что на пиру Хелл точно не могло быть. Но и палатка оказалась пуста. Едва не трясясь от жуткой догадки, Бен отправился к месту обитания Кеннета. Ему было плевать, что Хелл чужая женщина, что они повздорили накануне, что все это выглядит, как минимум, подозрительно. Он просто хотел ее видеть сейчас. Живой и невредимой. Он нуждался в этом.

Бен скривился, едва приблизился к палатке Кеннета. Он еще издалека расслышал несколько стонов и хихиканье, что вполне ясно сигналило — Хелл там, с ним. Бенедикт бесцеремонно похлопал в ладоши, обозначая свое присутствие.

— Кен, мне надо поговорить с Хельгой, — нагло выдал он.

Возня в палатке тут же прекратилась, и Кеннет ответил:

— Ее здесь нет.

— Да не гони. Где же она тогда?

— Понятия не имею. Мне насрать. Вали отсюда, Бен. Это питерская территория.

Ни черта не понимая, Бенедикт отошел в сторону. Он подумал, что Кен нарочно темнит, и решил подождать. Хелл всегда спала в своей палатке, был у нее такой пунктик, сама говорила. Каково же было его удивление, когда он увидел не Хелл, а Стейну. Старшая выбралась из палатки Кеннета, тряхнув растрёпанными соломенными волосами, поправляя длинное платье. Бен, не тратя ни секунды, перехватил ее, утаскивая за собой в сторону леса.

— Бен, твою душу, что ты вытворяешь? — шипела Стейна, но все же послушно следовала за ним.

— Я вытворяю? Это ты чего творишь? Я думал, там с ним Хелл, а это…

— А это всего лишь я, дорогой.

— Что… что это нахрен значит? — Бенедикт терял остатки разума, не в силах подобрать слов. — Ты и Кен…

— Я и Кен, — только и кивнула Старшая. — Какие проблемы? Ревнуешь?

— О, блин, — он хлопнул по лбу ладонью. — Да ты же… Это… При чем тут ревность вообще?

— Не знаю, — хихикнула она. — Хелл подумала, что я ревную, когда застукала вас туалете и требовала у нее объяснений.

— Где логика?

— Не знаю.

— Стей, что происходит? Почему ты с ним? Зачем?

— А не приходило в голову, что просто так? Он хорош в постели, Бен, а я женщина, если ты забыл.

— Вот прямо сейчас и вспомнил, — рявкнул Бенедикт. — Только не вешай мне лапшу на уши, Стей. Ты, может, и хочешь мужика, но все твои любовники — это в первую очередь политически выгодные мероприятия, а потом уже удовольствие.

— Боже, какой ты умный, какой проницательный, — брызгала она сарказмом. — Лучше бы принял командование, а не мотался по ястребиному лагерю, ища свою девку. У тебя все мозги в штаны утекли, Бен. Приди в себя уже, наконец.

— Мои мозги и мои штаны — не твоего ума дела.

— Возможно. Но мои Волки нуждаются в тебе, Бенедикт, поэтому я буду курировать и твою дурную голову, и твой неугомонный член.

— Я сказал, что подумаю, — никак не мог прекратить огрызаться Бен.

— Подумай, дорогой, подумай. И Москва, и Питер сейчас обсуждают, как Кен поставил крест на боевой карьере твоей ненаглядной Хелл. Он теперь вряд ли выпустит ее даже на спарринги, и она — ты как никто должен это понимать — сейчас готова на все, чтобы остаться в бою.

Бен сжал губы, ненавидя Стейну за ее правоту. Он помнил свой первый бой, помнил ощущение, которое бурлило в нем, и знал, что Хелл испытывала что-то похожее, а может и сильнее, пока Кен не утащил ее за косу, как дурную взбесившуюся собачонку. Сложно было себе представить, в каком раздрае Валькирия пребывала сейчас, но легко понять, что Хелл будет готова на многое. Словно читая его мысли, Старшая продолжила:

— Прими командование, Бен, позволь Хелл пройти наше Посвящение, сделай ее Волком. Вы встанете рядом, когда придут варяги. Она хороший воин, Москва будет рада, — Старшая замолчала, но все же добавила: — А я уж постараюсь успокоить Кеннета… в меру сил.

Бенедикт взглянул на нее расширившимися от шока глазами. Он не верил своим ушам.

— Стей, ты совсем крышей поехала? — только и сказал Бен.

— Найди Хелл, — оставила Стейна без комментариев его вопрос. — Ее никто не видел после боя.

И ушла в сторону музыки и праздничного шума.

Бен качнулся на пятках, сорвался с места и побежал, куда глаза глядят. Он дважды обогнул лагерь, но этого было мало, и ноги сами понесли его в лес. Сам не понимая как, Бенедикт оказался у озера. Сначала он заметил маленький костер, а потом и сгорбленную фигурку Хелл. Она подбрасывала в огонь собранный валежник.

Бен сбавил темп до шага, медленно приближаясь к ней. Валькирия, конечно, слышала его, но никак не среагировала на появление Волка. Она лишь вытащила сигарету, прикурила. Бен остановился рядом и присел. Снова игнор, лишь подтолкнула ему пачку. Он угостился сигаретой, молча курил, глядя, как и она, на ровную гладь озера.

— Как ты? — нейтрально спросил Бен, когда молчать больше не было сил.

— Бывало и лучше.

— Куда ты сунулась без нормальной защиты? Могли ведь и порезать, — отчитал он ее.

— Корсет укреплен, сапоги — тоже.

— А руки?

— Не нуди, Бен.

Он только вздохнул, снял куртку, набросил ей на плечи.

— Замерзла ведь. Давно здесь сидишь?

— Давно, — кивнула Хелл, не благодаря его за заботу, но и не отвергая лишнюю одежду.

— Куришь много, — снова заметил Бен, провожая глазами еще одну сигарету в ее пальчиках.

Хелл только покачала головой и шмыгнула носом.

Бенедикт наконец присел рядом, чтобы рассмотреть ее лицо.

«Плакала, — тут же сделал он вывод. — Много».

Но сильнее распухшего носа и красных глаз его ранила разбитая губа и остатки засохшей крови на шее и подбородке.

— Дай-ка посмотрю, — потянулся он к ее лицу рукой.

Хелл только больно шлепнула его по пальцам, отшатнулась, опаляя яростным взглядом. Бен больше не предпринимал попыток, лишь выдернул из ее руки сигарету, затянулся три раза глубоко и бросил в костер.

— Я люблю тебя, — брякнул он ни к селу ни к городу.

Хелл повернула голову, приподняла бровь.

— И чего ты за это хочешь? Медаль? — ехидно осведомилась она, а потом начала смеяться.

Бен сжимал губы и старался найти в себе оскорбленное ее пренебрежением достоинство, но Хелл хохотала так звонко и заразительно, что он и сам начал ржать. Они покатывались, утирая слезы, пока Валькирия не ойкнула, схватившись за губу, которая снова закровила.

— Мудак ты, Бен, смотри, чего наделал, — все еще хихикала она. — Опять из-за тебя кровь пошла.

— Опять? — уточнил он, вмиг посерьезнев.

Хелл тоже прекратила улыбаться, лишь прикладывала ко рту манжет рубашки, который стал ярко алым от крови.

— Поговори со мной, Хелл, — не выдержал Бен и минуты в молчании. — Зачем ты это сделала?

— Что сделала?

— Ты сознательно шла на меня. Я был твоей целью?

— Да.

— Зачем?

— Я не знаю.

— Врешь — знаешь.

— Вру. Знаю.

— Скажи, Хель, — Бен заглядывал ей в глаза, как щенок, ища хоть какие-то эмоции. Но их не было.

Но все же она заговорила. Сначала сбивчиво, отрывисто, бесстрастно, а потом срываясь на крик.

— Я не могу это терпеть, Бен. У меня сил больше нет. Два года я была почти счастлива, мне было так хорошо. Сначала Артур, потом Север, танцы, бои. Я жила, я дышала, пока ты не вернулся. Мне казалось, я смогу контролировать это, но не вышло.

— Контролировать что? Что не вышло? — не понимал он.

— То, что между нами. То, что ты считаешь любовью. Я не хочу тебя любить, но и ненавидеть не могу. Не умею, наверное. Кен умеет, а я нет. Я слабая, Бенни, даже научиться не могу.

— Поэтому ты решила, — Бен развел руками, — убить меня?

— Кто бы мне позволил тебя убить? Но попытаться — да. Оно того стоило.

— Я бы сдался, Хелл.

— Знаю. Я видела, чувствовала.

— Прости, что рылся в твоих вещах.

— Да плевать.

— Я украл незабудки и распечатки. Даже фотки.

— Кастрюли и пижаму оставил?

— Угу.

— Тогда — ладно.

Она снова улыбнулась, лизнула ссадину, поморщилась. Бен подкинул еще веток в костер и наконец сказал, то что терзало его все эти дни.

— Хель, я ведь не читал твои письма.

Она взглянула на него недоумевающим, озадаченным взглядом.

— То, что ты писала мне. Я все удалял, не читая. Перевел твой ящик в спам и просто чистил папку время от времени.

— Умно, — хмыкнула она.

— Боялся, что не выдержу и отвечу тебе. Или позвоню. Или приеду.

— Слабак.

— Я прочитал теперь. Ты распечатала не только наш треп, но и эти письма тоже. Зачем?

— Наверное, чтобы помнить, какой жалкой я была.

— Ты не была жалкой…

— Ой, вот только не надо сейчас пудрить мне мозги этой херней про силу и слабость, — вспыхнула Хелл. — Мое нытье — это просто жалостливые сопли, ничего больше.

— Ты боролась.

— Нет.

— Да.

— Могла и получше.

— А я вообще никак не мог.

— Слабак.

Бен склонил голову, безмолвно соглашаясь.

— Прости меня, Хелл. Если бы я знал…

— Что было бы? — перебила его Хельга. — Позволил бы мне перевестись в московский институт? Тренировал бы меня с тех времен? Привел бы на Север сам? Что-то не верится, Бен.

— Если бы я знал, — продолжил Бен, где остановился, — что все кончится так, как сегодня, то привел бы. Это лучше, чем…

Он легонько коснулся ее кожи рядом с раной. Хелл вздрогнула, вскочила на ноги.

— Ты видел? — вскрикнула она.

— Да.

— О, господи.

Валькирия закрыла глаза руками, рухнула на траву. Бен подхватил ее, не давая упасть. Он придержал Хелл за плечи и сказал:

— Я слабак, Хель. Но даже такому идиоту как я не придет в голову трахать свою женщину на глазах у изумлённой публики, чтобы успокоить нервы и поставить ее на место. А еще я нихрена не понимаю, почему ты позволила ему это сделать, — Бен оторвал руки от ее лица, требуя смотреть ему в глаза и дать ответ. — Скажи мне, Хелл!!! Какого дьявола ты просто стояла и терпела это? Я же сам тебя учил, ты могла…

— Когда? — спросила она бесцветным голосом. — Ты спрашиваешь, почему я позволила ему это сделать. Так вот я уточняю: когда? Сегодня или вообще?

— Что? — выдохнул Бен.

— Ты думаешь, мы впервые такое делали? Нет. Артуру нравится заниматься сексом в общественных местах. И особенно, когда нас действительно видят, а не просто есть риск быть застуканными. Это нормально, Бен. Такие у нас игры. Такие отношения.

Он тут же убрал руки, словно ее кожа обожгла его. Бен встал, отвернулся к воде. Сжимая кулаки, он изо всех сил боролся с брезгливостью, взывая к здравому смыслу. В его памяти жила светлая невинная Дева, которая сводила его с ума, а рядом стояла на коленях разодранная в клочья, облепленная кровавыми крыльями темная порочная Валькирия.

— Что я сделал с тобой, Хелл? — проговорил он в небо.

— Я сама это сделала.

— Не без моей помощи.

— Не без нее, но сама.

— И что теперь? — обернулся Бен. — Вернешься к нему? Будешь танцевать с ним? Продолжишь избиение младенцев на спаррингах? Сможешь?

— А что мне остается? Куда я денусь?

— Куда угодно.

Хелл снова захохотала, и в этот раз ее смех был похож на тот, что раскатился над полем во время их схватки. Бен схватил ее, потряс, попытался обнять, но она не позволила. Он только и мог, что просить ее:

— Пожалуйста, родная, не делай этого. Уходи от него. Ты не понимаешь? Я сломал тебя, да. Но Артур, он не остановится, пока не уничтожит тебя, пока ты не прогнешься под него целиком и полностью, пока ты не станешь его жалкой тенью, пока не потеряешь себя.

Хелл подавилась смехом, замерла на миг, чтобы поднять голову и сказать:

— Молодец, Гриш. Ты как всегда в своем репертуаре. Судишь — рядишь, развесил на всех ярлыки, а сам ни черта не можешь. Напел про любовь, разве что в ножки мне не поклонился весь такой раскаявшийся…

— Что? — он не понимал, куда она клонит.

— Прекрати! — взвизгнула Хелл. — Я легко поверю, что ты сам не в состоянии дотумкать, но уж Стейна не постесняется озвучить свои коварные планы. Ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я.

— Кажется, начинаю понимать.

— Аллилуйя. И все равно не скажешь вслух. Ладно. Я сама. Как всегда. Мне несложно. Прими командование, Бен. Хватит уже жевать свои неуверенные сопли. Кен не пустит меня в бой, но ты можешь. Я хочу Посвящение, имею право. У меня есть бой за плечами, куча спаррингов и одобрение Старшего. И мне плевать, в каком клане быть. Сделай меня Волком, Бен, — утрешь нос Кену. Да и тебя я больше не смогу убивать. Ну что ты смотришь?

— Откуда ты знаешь, что меня выдвинули в Командиры?

— Подслушала на Совете. В шатрах паршивая звукоизоляция, можно сказать — никакая.

— Я не дал ответа.

— Знаю. Ты обещал подумать, вот и займись этим.

Хелл оттолкнула его руки, сбросила с плеч куртку на землю, отряхнула брюки от травы.

— Ты не понимаешь, о чем просишь.

— Прекрасно понимаю. Тебя пригласили к Эрику в поместье?

— Да.

— Там ты должен будешь дать окончательный ответ?

— Да.

— Я тоже иду. С Артуром. Думай, Бен, думай, — посоветовала она, засовывая в карман пачку сигарет. — Потуши, пожалуйста, огонь, когда будешь уходить.

Хелл медленно удалялась из зоны видимости, оставляя Бена наедине с лесом, озером, костром и хаосом мыслей.

 

Глава 17. Пленник и гость

Бен смотрел, как Кеннет и Хелл покидают лагерь. Его трясло от беспомощности, гнева и омерзения. Эти двое вели себя так, словно губа Хелл была разбита в бою, а Кена не ублажал Стейну во время пира. Со стороны они казались вполне счастливыми, очень спокойными и даже милыми. Кеннет небрежно закинул руку на плечи своей девушки, которая прятала лицо от пронизывающего ветра, уткнувшись ему в грудь. Они собрались раньше остальных и ждали Эрика, чтобы вместе отправиться туда, где обычно оставляли машины. А Бен ждал поезда, не имея сил уйти к станции и оторвать взгляда от парочки, отношения которой он был не в силах понять и принять.

Из оцепенения его вывел Тор, который предложил пойти к поезду раньше. Бен согласился, но всю дорогу перед его глазами все равно стояла Хелл, а душу рвала черная ненависть. Он ненавидел самого себя, ведь именно его стараниями светлая дева Валькирия обрела темное обличие. Он мог взять на себя ответственность, лично привести ее на Север пять лет назад, контролировать порывы и желания Хелл, сдерживать ее жажду боя, лелеять прелестную непосредственность невинности, сохраняя ее истинную суть. Но он предпочел отойти в сторону. Ему казалось, что Оля способна забыть, отказаться от личности Хелл. Гриша желал ей тихого счастья, верного мужа, двоих детей. А в итоге она превратилась в сексуальную игрушку его врага, который хоть и позволил Валькирии быть в теме, но грубо и безжалостно подавлял ее стремления и порывы.

Но даже за это дерьмо Бен ненавидел Кена меньше, чем самого себя.

Неделю до приема у Эрика Бенедикт игнорировал попытки Стейны встретиться, избегал разговоров с Тором. Он ушел с головой в рутину работы, ездил на встречи, заключал контракты, даже сводил подругу в ресторан, желая отвлечься. И лишь ночами его снова и снова преследовали слова Хелл: «Думай, Бен, думай». Но он не думал, просто плыл по течению, впервые в жизни жалея, что однажды ответил Стейне «да» на приглашение в тему.

Лишь ступив на питерскую землю, Бенедикт осознал, что у него нет выбора. Он не смог бы еще раз предать Хелл, предать себя. Ему была невыносима мысль, что она останется с Кеном. Бен решил, что примет командование и заберет свою Валькирию в Москву.

Ему не доставляла удовольствие оказанная честь. Он хоть и был лидером в связке на поле, но в глобальных масштабах власть его не интересовала. Это был удел Кеннета — управлять. Бенедикт предпочитал исполнять приказы. Но он хорошо знал варягов, разбирался в стратегии и тактике, а еще очень хотел заполучить себе Хелл. И даже тот факт, что ему придется сотрудничать с Кеном, не пугал. Это была расплата, небольшое неудобство на пути к спасению.

Бенедикт был уверен, что если Хелл встанет рядом с ним, то он сможет защитить ее от темного влияния Кеннета.

Галстук душил, а костюм, как никогда, раздражал. Он бы с удовольствием пошел в джинсах и толстовке, но эпический прием в поместье Эрика Савицкого требовал дресс-кода. За ним прислали лимузин, в котором уже ждали Стейна и Тор. Бен уставился в окно, давая понять, что не имеет желания общаться, но всю дорогу чувствовал, как чешется щека от слишком пристального взгляда бывшего куратора.

Огромный дом был освещен и ждал гостей. Лет пять назад Бенедикт бы описался от счастья быть частью элиты, приглашенной на этот прием. Но сейчас у него тревожно сжималось сердце и противно сосало под ложечкой. Лишь мысль, что он увидит Хелл, немного грела. Но и встреча не стала лекарством.

Хельга была прекрасна в алом платье в пол с глубоким декольте, убранными назад волосами и выразительным макияжем. Но она едва задержала на нем свой взгляд: опустила глаза, словно он был обычным гостем, а не тем, кто сейчас держит за хвост ее судьбу.

Бен держался в стороне от разговоров и выпивки. Его тошнило от расслабленного вида Стейны, деловитого Тора, как всегда развязного, нагловатого Кена. Он не испытывал пиетета перед Эриком, которого всегда уважал. Да и остальные Старшие не внушали ни капли почтения. И если раньше он ловил себя на мысли, что Хелл тащит его в ад, то сейчас, кажется, она достигла цели.

Его никто не спрашивал об окончательном решении. Видимо, присутствие на приеме говорило само за себя. И когда Эрик объявил начало церемонии, сердце Бена пропустило удар. Он вышел вслед за Кеннетом в центр зала, едва ли слыша речь, которую декламировал Старший торжественным тоном.

— … Единство… доблесть… отвага… честь… вместе непобедимы… Клянетесь?

— Клянемся, — ответили хором Бенедикт и Кеннет.

— Артур Кеннет Савицкий, ты принимаешь командование?

— Принимаю, — громко и четко, раскатывая в рычании сонорную р.

— Григорий Бенедикт Птицын, ты принимаешь командование?

— Принимаю, — едва слышно.

Словно в бреду Бен протянул руку Кену. Они сомкнули ладони в крепком рукопожатии, едва ли не ломая друг другу пальцы. Их взгляды схлестнулись, словно два меча, но тут же разошлись, ведь они теперь были по одну сторону.

Зал взорвался аплодисментами. Их обнимали и поздравляли. Впервые на памяти Бена Питер и Москва были едины в радости. Каждый Старший подошел к Бену выразить почтение и благодарность, пожелать удачи. И от этого становилось еще хуже.

Но больше, чем тонна почтения, Бена тяготило то, что в зале не было Хелл. Она куда-то пропала перед самой церемонией и не появлялась уже достаточно давно. И от этого становилось тревожно на душе.

— Хей, Бен, — как из-под земли вырос Кеннет с бокалом вина в руке, — выпьем, брат?

Бенедикт недоверчиво нахмурился, но все же принял его предложение.

— Не будь букой, Бенедикт. Сегодня праздник, и у нас перемирие. К черту вражду. Убьем друг друга попозже. Бордо, твое любимое, — балаболил Кен.

— За мир, — поднял Бен бокал.

— За мир, — Кеннет стукнул стеклом о стекло.

Они опрокинули вино до дна, привлекая всеобщее внимание, вызывая новую волну аплодисментов, поздравлений и бесконечных похлопываний по плечу. Бена едва не вывернуло от всего этого лицемерия. Или своего лицемерия. Он хотел лишь видеть Хелл, которая так и не появлялась.

Через час, чувствуя себя выкупанным в бочке с дерьмом, Бен вышел в туалет, чтобы умыться. Вернувшись, он увидел не то, что хотел бы. Хелл стояла у выхода на балкон рядом с Кеном. Он что-то говорил ей, и Валькирия улыбалась, кивая. Кеннет был изрядно пьян, что подтверждала его бурная жестикуляция. Но он точно не был зол, что значило — Хелл еще не сказала. И Бен намеревался исправить это прямо сейчас.

Он уверенно пошел через зал в сторону сладкой парочки, но не успел. Кен чмокнул Хельгу в губы и бодро пошагал в сторону выхода, а девушка тут же выскользнула на большой балкон.

«Ах, вот где ты прячешься, детка», — улыбнулся сам себе Бен.

Он вышел вслед за ней, наблюдая, как Кеннет лихо газует на своем Порше, выезжая за ворота усадьбы.

— Ты не сказала ему? — проговорил Бен у нее за спиной.

— Не сказала, — эхом подтвердила Хелл, а повернувшись к нему лицом, ехидно улыбнулась. — Поздравляю тебя, Командир.

— Или к черту, Хелл, — взорвался наконец Бенедикт. — Мне это командование в хер не уперлось. Когда ты скажешь Кену, что станешь Волком?

— Не знаю. Завтра, может быть?

— Скажем вместе.

— Зачем? — она приподняла бровь. — Хочешь еще разок поглазеть, как он психанет и будет трахать меня, чтобы унять нервы?

— Ч-что? — Бен аж заикаться начал.

— Что слышал. Я предпочитаю успокаивать его без свидетелей. Иногда публичность заводит, но не в таких случаях…

Бен сглотнул.

— Хелл… Что ты несешь? — еле выдавил он из себя слова.

Хельга не спешила отвечать. Она стояла, расправив плечи, задрав голову, смело глядя ему в глаза. Настоящая Валькирия. Лишь пустой взгляд выдавал ее, отражая такую же оцепенелую душу. Бен сжал кулаки, чтобы не затрястись от накатывающей на него дрожи. Его начало подташнивать от очередной дозы предчувствия чего-то нехорошего. Он цеплялся за соломинки обещаний, которые дала ему Хелл.

— Мы же договорились. Я принимаю командование, и ты становишься Волком, московской. Ты должна уйти от него, Хель, — почти скулил Бен. — Ты должна переехать в Москву.

Ответом ему был зловещий смех. Именно тот, что раскатился над полем, когда они скрестили мечи. Когда она была на волосок от победы.

— Я не отказываюсь от своих слов, — весело проговорила Хельга. — Я приму посвящение. Я стану Волком, стану твоим воином, Бенедикт. С удовольствием, мой Командир.

Хелл чуть склонила голову в почтении, но радости этим Бену не доставила. Напротив, он почувствовал, как все его внутренности завибрировали от нервного перенапряжения, руки вспотели, а ноги стали ватными.

Но Валькирии было мало этого. Она продолжала говорить, добивая его:

— Я твоя в бою, Бен, твоя на Севере. Но у меня есть еще и реальная жизнь: есть работа и дом, есть бойфренд. Он придурок, но зато мой. Я не собираюсь переезжать в Москву, чтобы быть всегда у тебя под рукой. Мне это нафиг не надо. Развлекать твой член по первому требованию я не обещала.

— Хочешь сказать, что останешься с ним? — прохрипел Бен, выталкивая слова сквозь ком, вставший у него в горле.

— Тебя что-то не устраивает? Вроде раньше не жаловался.

Бен зажмурился, чтобы не видеть ее жестоких глаз, чтобы удержать веками слезы беспомощности, которые норовили вырваться на свободу. У него в голове не укладывалось, как так вышло, что, наступив себе на горло, он все равно не может получить желаемого, не может получить Хелл.

— Хеля, — позвал он ее, давясь воздухом, который никак не желал поступать в легкие правильно. — Пожалуйста, родная, не делай этого… Уходи от него.

Она не ответила. Ее лицо лишь скривила гримаса отвращения и боли. Хелл повернулась, чтобы уйти, но Бен схватил ее за руку, не заботясь о том, что она почувствует его дрожь. Он просто не мог ее отпустить, обязан был удержать.

— Убери руки, Бен, — проговорила Валькирия твердо. — Видеть тебя не могу.

— Нет, — выдохнул он, — я не могу, Хель. Объясни, пожалуйста, что я сделал не так? Я сделал, что ты просила…

— Просила? — взвизгнула девушка. — Да я тебя к стенке приперла. И не только я. Стейна и Тор на тебя давили, как танки. И только, когда Кен вытрахал из меня всю дурь на потеху публике, до тебя начало доходить, Бенедикт. А я… Я такая дура. Думала, ты хоть что-то поймешь, хоть что-то сделаешь сам — ХРЕН. Ты только и можешь, что просить уйти от Артура. А куда я пойду, Гриш? Да и зачем мне уходить? К кому? Я не могу одна. Одной паршиво, знаешь ли. Лучше я буду куклой Савицкого, чем унылой и никому ненужной идиоткой Олей Князевой.

Бен слушал ее, словно в оцепенении. Он не в силах был ни опровергнуть ее слова, ни перебить, ни попросить замолчать, лишь впитывал горькую правду, которой от души поливала его Хелл.

Она наконец выдрала из его хватки руку и сделала шаг назад, продолжая говорить.

— Но ты молодец, добился, чтобы я ушла от Ястребов. Кен взбесится, безусловно. Поздравляю тебя, дорогой Бен. Упивайся своей маленькой победой. Можешь подавиться ею.

Хелл повела плечами, отбросила назад выбившуюся прядь, сжала и разжала кулаки, чтобы успокоиться, прежде чем вернуться в зал. Она сделала шаг к двери, но Бен вдруг отмер. Он кинулся ей наперерез, хватая за плечи.

— Нет, — почти закричал Бенедикт. — Нет, Хель, нет. Ты не можешь…

— Могу, — прошептала она, стараясь избавиться от его рук. — Ты же смог, и я смогу.

— Нет, девочка, нет, — Бен целовал ее лицо, шею, плечи, все места, которые мог достать, продолжая просить. — Не надо, милая. Не делай этого с нами.

— Нас нет, Бен. Никогда не было, — продолжала отбиваться от его прикосновений Хелл, страстно желая найти в себе силы, чтобы сбежать.

Но его отчаянные поцелуи и цепляющиеся слабеющие руки словно связывали ее, лишая воли и отваги. Хелл не сразу поняла, что так режет ей слух, пока не почувствовала, как на ее плечо упала горячая капля.

— Ты не можешь вот так уйти. Ты не можешь меня так бросить. Пожалуйста, Хелл… — с трудом сдерживая рыдания, но не слезы, продолжал просить Бен.

— Прекрати. Прекрати, — умоляла она в ответ, теряя с каждой его слезой силы, желание и смысл куда-то уходить.

Гриша почувствовал, как подкосились ноги, и его колени коснулись каменного пола. Он обнял руками ноги любимой, уткнулся носом в мягкую ткань подола ее платья.

— Я не могу без тебя. Пожалуйста, Оль. Я не смогу как раньше. Не уходи. Не оставляй меня. Я умру без тебя. Прости, прости меня, родная.

— Гришка, — выдохнула Оля, опускаясь рядом с ним. — Перестань. Прекрати. Вставай, пожалуйста. Кто угодно может увидеть…

— Мне плевать, — шмыгнул он носом. — Только ты важна. Я люблю тебя, Оль. Люблю. Всю жизнь любил. Тебя одну, моя девочка-Валькирия.

— Я знаю, знаю, — шептала она, прижимая к груди его поникшую голову. — Я тоже люблю тебя.

— Не оставляй меня. Не уходи, — просил Гриша, цепляясь за нее изо всех сил, словно умоляя вытащить из пропасти, в которую он столько лет падал.

— Я с тобой. С тобой.

Оля взяла Гришино лицо в ладони, сцеловывая соленую влагу с его щек.

— Вместе? Мы вместе? — спросил он, пристально глядя в ее большие красивые глаза.

— Вместе, — кивнула Оля.

Она приникла ртом к его дрожащим губам, подтверждая поцелуем все сказанные до этого слова. Гриша крепко обнял ее, чувствуя, как Валькирия взмахнула крыльями, чтобы унести его вверх. Прочь из адской пропасти, навстречу свободному небу.

 

Глава 18. Доверять и не бояться

— Тише, тише, родной, — шептала Оля, прижимая к себе трясущегося от сдерживаемых рыданий Гришу.

Ее сердце рвалось на части, и хотелось самой заплакать, что было бы совершенно некстати. Поэтому она лишь крепче обнимала его, покрывая поцелуями мокрое лицо, уговаривая, успокаивая напевным шепотом.

— Перестань. Не надо, малыш. Встань, встань, пожалуйста, — просила Оля, стараясь поднять его с пола. — Нам нельзя здесь быть… могут увидеть…

— Плевать. Мне плевать… Только не уходи, — не слушался Гриша.

— Командир на коленях — это не лучшее начало карьеры, — попыталась пошутить Князева.

— Похер, Оль. Поцелуй меня, пожалуйста.

— Пойдем отсюда, клянусь, я тебя всего зацелую, — пообещала Оля, снова пытаясь встать вместе с ним.

И на этот раз Гриша внял ее мольбам. Он с трудом, но принял вертикальное положение и на ватных ногах последовал за любимой, которая тянула его к дальнему выходу. Балкон был общим для двух залов. В первом все еще продолжался прием, а Оля направилась ко второму, в котором по счастью не было ни души.

Войдя в пустой зал, она с облегчением выдохнула, останавливаясь на полминутки, чтобы расцеловать своего Командира. Гриша все еще дрожал, как осиновый лист, но слезы больше не жгли ему глаза. С каждым поцелуем он успокаивался, проникаясь верой, что Валькирия не оставит его.

— Пойдем, пойдем, — снова поторопила она его, уводя к лестнице в дальнем углу зала.

Они спешно поднялись на второй этаж, где Оля снова одарила его поцелуями и нежными поглаживаниями. Гриша зарылся лицом ей в шею, вдыхая блаженный запах кожи любимой, крепко прижимая ее к себе. И снова Ольга не дала ему лишней минутки для успокоительной нежности, утягивая за собой в темные переходы коридоров огромного дома.

— В левом дальнем крыле никто не бывает, — объяснила она свою поспешность. — Давай спрячемся от всех. Не хочу, чтобы нас видели сейчас.

— Угу, — только и кивнул он, покорно следуя за ней.

Они шли долго, и Оля еще несколько раз останавливалась, чтобы приласкать его, обнять, так как чувствовала новые волны судорог, которые никак не желали оставить Гришино тело в покое. Лишь когда они вошли в пустую комнату, и Ольга закрыла дверь на замок, его немного отпустило. Птицын сел на кровать, склонив голову. Поникший, он сидел, не двигаясь, боялся поднять глаза, боялся показать свою боль и слабость, которую выплеснул одним махом на балконе. Но отчаяние прошло, уступая место стыду и отвращению к самому себе.

Ольга сразу почувствовала перемены в его настроении. Она дала ему минутку для самобичевания, а потом присела рядом, обняла, прижала к себе крепко, чуть раскачивалась, баюкая его, словно младенца.

— Люблю тебя, Гришка. Люблю, — повторяла она, радуясь, что он позволяет ей быть рядом, что не оправдывается, не отказывается от своих слов.

Гриша тихо вздыхал, наслаждаясь ее прикосновениями, которые успокаивали лучше транквилизаторов и трав Стейны. Его дыхание выравнивалось, а в душу начал проливаться благодатью долгожданный покой, перемешанный со счастьем. Измотанный нервами, страхом и болью, он наконец ощущал блаженное бессилие, позволяя Оле усилить этот эффект прикосновениями и поцелуями. Она мягко ласкала губами его кожу. Ее пальчики ослабили галстук, перебирали пуговки на рубашке, чтобы дать рту больше простора для творчества. Гриша чуть откинулся на локтях, издавая стоны вперемешку с мурлыканьем. Он запрокинул голову, почувствовав ее ладонь у себя в брюках. Оля едва ли успела провести по эрекции несколько раз, как Птицын затрясся и у него потемнело в глазах. Он упал на спину, разодранный в клочья внезапным оргазмом.

— А черт, — только и проскулил он, понимая, что это его накрыл полный и необратимый капец.

Было невероятно обидно — вот так вот кончить ей в руку. Но Олю, казалось, это не беспокоило. Напротив, она прилегла рядом, ласково потерлась своим носом о его, чмокнула в губы и спросила:

— Ты как?

— Унижен, раздавлен, сам себе противен, — честно признался Гриша.

Князева только тихо засмеялась. Она дотянулась до тумбочки, на которой стояла коробка влажных салфеток, вытерла руку, передала парочку чистых Грише. Он кое-как протерся, ворча и проклиная свою несдержанность.

— Перестань, — оборвала его Оля. — Не обязательно заниматься сексом, можно просто…

— Как это необязательно? — сверкнул на нее лукавыми глазами Гриша. — Обязательно!

Он опрокинул Ольгу на кровать, навис сверху, любуясь ее улыбкой, которая быстро померкла.

— О чем подумала? — потребовал он ответа.

Князева прикусила губу и подняла руку, чтобы погладить его по щеке.

— Ты делаешь меня такой слабой, — призналась она.

— Кажется, это я только что валялся у тебя в ногах весь в слезах, умоляя не бросать меня.

Гриша знал, что она ответит на это. Однажды он и сам это говорил.

— Ты же знаешь, это твоя сила, Гриш. Я не могу уйти, если ты просишь остаться. Я не могу отказать, если ты хочешь меня. Это сильнее моей гордости, моей обиды, сильнее всего.

— Любовь?

— Да.

— Может быть это хорошо, Оль? Хватит уже бегать друг от друга и самих себя. Вместе мы сильнее всех, родная.

— Сильнее всех, — повторила она, пробуя на вкус новое слово, — вместе.

Гриша склонился, целуя ее губы, которые продолжали шептать: вместе, вместе, вместе.

Они медленно избавляли друг друга от одежды, повторяя старые клятвы, которые наполняли новым смыслом. Поцелуи были слаще меда, а прикосновения как никогда воспламеняли тела и души. Гриша не помнил, как вышло, что Ольга оказалась сверху, но он был не против, наоборот. Ему нравилось смотреть на нее, любоваться своей Валькирией, отдаваться ей целиком и полностью. Он боялся, что не сможет дать ей желаемого так скоро, но физиология, к счастью, не подвела. Он хотел Олю всегда, требовалось лишь пару минут на восстановление сил. Но вспомнив свою нездержанность в прошлом и ее бурное недовольство по этому поводу, Гриша вздрогнул.

— Оль, презервативы, — промямлил он. — Я не взял… даже не подумал, черт! У тебя есть?

— Тссс, — только и протянула она, положив пальчик на его рот.

Оля приподнялась и опустилась, вбирая его в себя. Медленно, очень медленно. Смакуя каждый миллиметр плоти, которая пнаполняла ее.

Гриша задохнулся от ощущений. Он смутно помнил, как это чувствовалось без презерватива. В ту ночь у нее дома он был одержим желанием, почти не помнил себя от перевозбуждения и потребности. Его волновал лишь сам факт, но не процесс, так как разум отказал. Но в этот раз он видел ее, он чувствовал ее и ни на секунду не желал всецело отдаваться безумию страсти. Ему хотелось запомнить этот момент, запечатлеть его в своей душе, сердце и разуме, потому что он был прекрасен, идеален во всех проявлениях.

Не было больше ни Гриши, ни Оли, ни Бена, ни Хелл, не было мужчины и женщины. Лишь Воин, отдающий свою судьбу прекрасной Валькирии. Она взмахнула крыльями, унося их за границу миров, а он впервые не закрыл глаза, наслаждаясь полетом, желая летать с ней вечно. Потому что страха больше не было, только доверие и любовь, которые уносили их выше и выше, чтобы плавно и мягко вернуть на землю, где осталось еще так много нерешенного и трудного, даже опасного.

Оля уютно пристроилась у Гриши подмышкой, а он перебирал ее волосы, периодически касаясь губами макушки. Им было тепло и комфортно в чужом доме за закрытым замком. Но за дверью ждала безжалостная реальность, с которой вскоре им обоим предстояло иметь дело. Гриша первым разорвал тишину, ошарашив подругу вопросом:

— Переезжай ко мне?

Ольга вздрогнула, но почти сразу снова расслабилась в его объятиях. Гриша ждал ответа, но, когда прошло больше минуты, он понял, что его проигнорировали.

— Ооооль, — протянул он, повернувшись, чтобы проверить, не заснула ли она часом.

— Что? — встрепенулась Князева.

— Я задал вопрос вообще-то.

— Какой?

— Это даже не вопрос, черт подери! Ты переезжаешь ко мне! — выдал он.

Теперь настал черед Оли выбраться из его рук, чтобы посмотреть в глаза.

— Я думала, у меня глюки, — призналась она. — Переехать к тебе? Серьезно?

— Серьезней некуда.

— В каком смысле?

— В прямом, блин, — начал закипать Птицын, не врубаясь, издевается она или серьезно уточняет.

— В одной палатке будем на Севере ночевать?

Гриша не знал, смеяться ему или снова реветь. Но он взял себя в руки, выдохнул, прикрыл глаза и популярно пояснил:

— Никаких палаток, хотя это тоже хорошая идея. Я хочу, чтобы ты жила со мной, переехала в Москву.

— Эммм… с тобой?

— Ну да.

— В одной квартире? В твоей квартире?

— Да-да.

— Хм…

Она снова замолчала. Надолго. Гриша дал ей достаточно времени, но ответа так и не получил.

— Оль! — рявкнул он.

— А… да. В смысле, я даже не знаю, Гриш, — развела она руками в растерянности. — Это как-то неожиданно. И внезапно.

— Слушай, Князева, — начал Гриша грозно, но потом рассмеялся, осознав весь абсурд ее нерешительности, — я уже ни черта не понимаю. Ты же хотела определенности, ну так я ее тебе предлагаю. В чем проблема?

— Не знаю, — тоже захихикала Оля, — как-то непривычно слышать от тебя такое.

— Привыкай. Я теперь твой бойфренд, а скоро стану и Командиром. Официально. Придется подчиняться, — дразнил ее Гришка.

— Кто ты, и что сделал с Гришей Птицыным, самозванец?

— Я просто хочу быть с тобой, — снова стал серьезным Гриша, — каждый день, каждую свободную минуту. Ты нужна мне, родная.

Оля не сдержала эмоций, кинулась душить его в объятиях, расцеловывая.

— Полагаю, это значит — да? — смеялся Гриша, игриво отворачиваясь от ее губ.

Она отстранилась, закусила губу, снова увиливая от ответа. Ей безумно нравилась его решительность, и предложение было очень заманчивым, но чересчур поспешным.

— Это слишком скоро, Гриш. Как насчет того, что я переезжаю в Москву, снимаю квартиру и хожу к тебе в гости с регулярными ночевками?

Оле казалось, что это хороший вариант. Она не была готова мелькать перед глазами у Гришки каждый божий день, раздражая его мелочами. Птицын улыбнулся в ответ, и ей показалось, что он примет этот компромисс, но услышала лишь мягкое:

— Нет. Не вариант, — и снова он упрямо повторил, — ты переезжаешь ко мне.

— Ну, Гриш… — начала было уговаривать его Оля.

Но Птицын поднял палец вверх, прося тишины и внимания. Он поморщился и уставился на потолок, словно там был написан верный ответ, а потом выдал:

— Я, пожалуй, задержусь в Питере на недельку. Ты как раз с работой успеешь все уладить. Вместе вещи соберем. Я пока займусь твоей квартирой. Ее лучше сдавать, мало ли что. Для твоей эмансипированной натуры — это возможность иметь неплохие деньги и запасной аэродром. Хотя, видит бог, отпускать я тебя никуда не собираюсь и достаточно зарабатываю, но тебя это не устроит, разумеется.

— Разумеется, — поддакнула Оля.

Гришка закатил глаза, но продолжил:

— Вдвоем с вещами и улетим самолётом. Так удобнее.

— Тебя Тор отпустит на неделю?

— Куда он денется.

— А если меня с работы не отпустят так скоро? Вроде две недели полагается…

— Ой, разберемся, Ольк.

— И что я буду делать в твоей Москве?

Тут Грише пришлось почесать тыковку, чтобы включилась соображалка. И он почти мгновенно нашел ответ:

— Танцевать. То, что ты делаешь для Стейны, честное слово, уже давно требует хотя бы символического вознаграждения.

— Нет! — отрезала Ольга. — Я же для души. Мне нравится.

— Тем более. Я поговорю с Натальей, думаю, ей самой уже неудобно. А теперь ты станешь нашей, и…

— Нет-нет-нет. Я тебе не стриптизёрша, чтобы за деньги плясать.

Гриша рассмеялся. В этом вопросе он вполне мог быть более гибким.

— Ладно, обсудим еще, — примирительно свернул он тему, — но ты живешь у меня. Это не обсуждается.

— Да, Командир, — козырнула Оля двумя пальцами, после чего была почти задушена объятиями, поцелуями и признаниями в любви.

После убойной дозы взаимных нежностей Гриша нехотя вернулся к теме, которую специально оставил напоследок.

— Завтра поговорим с Савицким. Вместе. И не обсуждается, Оль. Я тебя к этому мудозвону одну не пущу.

Он был готов к ее возражениям, но Ольга внезапно притихла. И лишь спустя долгую минуту она покивала.

— Да, пожалуй, так будет лучше, — согласилась Оля, загребла волосы пальцами и словно нехотя продолжила: — С Артуром что-то не так, и мне это не очень нравится. Да и вообще…

— Что не так? — тут же встрепенулся Птицын. — Он обидел тебя? Блин, Оль, не могла сразу сказать?

— Нет-нет, мы едва ли поговорили перед приемом, — поспешила объяснить Князева. — Я обычно запираюсь на неделю дома после Севера, но он все равно названивает, вытаскивает на обед. Но в этот раз — тишина. Только сегодня утром созвонились, чтобы вместе сюда поехать. Это очень странно и подозрительно, даже немного тревожно. Он что-то задумал. Хотя, может, просто нашел с кем потрахаться.

— Разберёмся, — только и ответил Гриша. — Главное, что мы вместе, правда?

— Да, — выдохнула Оля.

Гриша сам не понял, как так получилось, что он коснулся едва заметной болячки на ее губе. Девушка тут же отстранилась, опустила голову, пряча лицо за каскадом волос.

— Прости, — тихо проговорила она. — Мне жаль, что ты это видел.

— Мне жаль, что я ничего не сделал, — повинился Гриша.

— Ты бы не смог. Кен велел прикрыть нас, отдал приказ сдерживать тебя. Они намеренно не пустили тебя в нейтральную зону.

Гриша ничего не ответил, лишь крепко прижал ее к себе, без слов обещая, что больше не допустит подобного.

— Ты все еще встречаешься с той девушкой? — неожиданно даже для самой себя спросила Оля.

— Ну… формально — да. Но я не спал с ней с тех пор, как вернулся из Питера после командировки. И больше не собираюсь.

— Хорошо. Позвонишь ей?

— Зачем? — не понял Птицын.

— Сказать, что все кончено.

— Да нечего кончать, Оль. Она сама все поймет.

— А если не поймет? Может, у нее другое отношение к вашим встречам? Позвони, Гриш. Это правильно.

— Ладно, — согласился он. — Позвоню. Давай поспим немного. Нам ведь можно тут поспать?

— Можно, — улыбнулась Оля. — Это крыло убирают через пару дней после приемов, когда все гости разъедутся. Нас не побеспокоят.

Гриша предпочел не уточнять, откуда она ей это известно. И так было понятно. Он не без труда унял жгучую ревность, успокоившись тем, что Ольга теперь всецело принадлежит ему. Засыпая, Птицын улыбался, представляя, как через неделю они приедут в Москву, и его квартира наполнится девчоночьими безделушками, запахом пригоревшей еды и любовью, которую он так долго гнал от себя.

Проспав не так долго, как хотелось бы, Гриша открыл глаза и взглянул на часы. Стрелки показывали шесть утра. Он усмехнулся, понимая, что обмануть режим не удастся. Наскоро одевшись, Птицын присел на кровать, целуя Олю в щеку. Она нехотя просыпалась, подставляя губы его поцелуям.

— Мне нужно ехать, милая, — проговорил Гриша, совершенно не желая уходить так рано.

— Почему? — промямлила девушка томным ото сна голосом.

— Обещал проводить Стейну в аэропорт. Нам нужно многое обсудить. Я игнорировал ее всю неделю, и лучше сейчас поговорить, чтобы она отвязалась еще на несколько дней.

— Ну… ладно.

— Я позвоню, как все закончу, и сразу к тебе. Хорошо?

— Да, — ответила Оля, притягивая его голову к себе, чтобы поцеловать сладко-сладко.

— Люблю тебя, моя сладкая девочка. Выспись, ладно?

— И я тебя люблю, мой Командир, — улыбнулась она, нехотя отпуская его губы.

Оля сразу же погрузилась в спокойный сладкий сон, который не отпускал ее почти до десяти утра. Ей повезло, она не встретила никого, пока тихо ускользала из поместья. Водитель Эрика отвез ее домой, где наконец можно было избавиться от шикарного, но безумно неудобного платья, принять душ, перекусить и выпить кофе. Оля уселась за компьютер, чтобы скоротать время за новостями и кино, но мысли ее невольно возвращались к Грише и волшебной ночи перемен. Она изо всех сил уговаривала себя не звонить, дать ему время спокойно пообщаться со Старшей, отпроситься у Тора. И ей удалось. Но ближе к вечеру нервы все же сдали. Гриша уехал рано утром и должен был давно уже быть у нее или хотя бы позвонить. Оля набрала сама. Абонент был вне зоны доступа. Она звонила снова и снова. Сначала выдерживая перерывы в несколько минут, а потом набирала постоянно. Сердце сжималось от тягостного предчувствия, но еще грелось надеждой.

Когда стало ясно, что Гришин телефон не порадует ее звонком, Оля отправилась спать. И даже заснула. Утром она поднялась с петухами, сразу отправилась на тренировку, которая впервые за долгое время не доставила ей ни грамма удовольствия.

Телефон Птицына все так же молчал, и Оля, ненавидя себя, набрала Стейну. Сначала она слушала гудки, а потом ее вызов стал сразу уходить на голосовую почту.

Сжимая мобильник в кулаке так крепко, что едва не трещал пластиковый корпус, Князева смотрела в окно. Ей отчаянно хотелось заплакать, чтобы стало хоть капельку легче. Она часто плакала в то время, когда Гриша игнорировал ее письма и смс. Слезы всегда помогали избавиться от тяжкого груза, облегчали боль. Но в этот раз глаза, как назло, оставались сухими. А сердце отказывалось каменеть снова, ноя и истекая кровью от новой боли, еще более сильной и острой, чем тогда.

Оля не знала, сколько простояла у окна истуканом, бездумно глядя в даль, корчась от страданий, которые рвали ее на части изнутри. Возможно несколько часов.

Телефон завибрировал в ее руке.

— Да, — ответила она спокойно, сама себе удивляясь.

— Салют, красавица моя. Как ты? — пропел Артур свое обычное приветствие.

— Все хорошо.

— Как вечеринка?

— С тобой было бы… лучше.

— Я соскучился, Ольк. Приезжай, а?

— Да, сейчас буду.

Ольга наскоро оделась и вышла из дома. Это было лучше, чем стоять у окна, ненавидя себя за доверчивость, глупость и надежду. Она села в машину, завела мотор, стараясь радоваться, что у нее все еще есть Артур, есть Север, есть тренировки и спарринги. Она была вполне счастлива этим, так почему бы не остаться при своем, с синицей в руках.

Руля по знакомой до боли дороге, Ольга изо всех сил старалась радоваться предстоящей встрече, которая, скорее всего, закончится хорошим сексом. Она заставляла себя улыбаться, представляя красивое лицо Артура, его поцелуи и неистовые ласки. Радость раскрасила ее лицо, но не тронула глаз, когда она вошла в квартиру, где провела так много ночей и дней.

— Детка, — с порога подлетел к ней Савицкий.

Он положил ладони на ее бедра, притягивая к себе, наклонился, чтобы впиться в губы поцелуем. Оля стояла, не находя сил ответить ему, обнять. Она лишь зажмурилась, понимая, что не может. Не осталось сил врать: ни себе, ни ему.

Князева уперлась ладонью Артуру в грудь, отстраняясь. Он убрал руки, сделал шаг назад, нахмурился.

— В чем дело? — потребовал объяснений Савицкий.

Оля сглотнула, облизала губы, задрала голову, чтобы, глядя ему в глаза, сказать то, о чем не могла молчать.

— Нам нужно расстаться, Артур. Я люблю другого.

 

Глава 19. Яд

— Нам нужно расстаться, Артур. Я люблю другого.

Савицкий несколько секунд сверлил ее странным пронзительным взглядом, от которого у Оли мурашки побежали вдоль позвоночника. Но она не успела испугаться или пожалеть о поспешности своих слов, потому что Артур лишь хмыкнул, вздернул брови, развернулся и ушел вглубь квартиры. Ольга услышала звон стекла и слова:

— Проходи что ли, кис. Чего как не родная в дверях топчешься?

Она последовала за ним, словно в оцепенении. Артур стоял посреди большой гостиной у столика с напитками, плеская в стакан старый добрый виски. Он был расслаблен и до ужаса спокоен.

— Ты слышал, что я сказала? — аккуратно спросила Оля.

— Слышал — не глухой. Выпьешь со мной?

— Нет, спасибо.

— Выпьешь, — проигнорировал он ее отказ, собственно, как и заявление о расставании.

Оля приняла стакан, решив не раздражать его упрямством, но пить не стала. Артур же опрокинул порцию в горло разом, налил себе еще. Ольга подумала, что сейчас он начнет накачиваться вискарем, чтобы избежать разговора, но опять ошиблась. Савицкий не спешил прикончить следующую дозу. Он развалился на диване, грея в ладони стакан и изводя Олю понимающей улыбочкой.

— Детка, присядь. В ногах правды нет, — пропел Артур все тем же сладким голосом.

— Черта с два, — психанула Князева, хлопнув стаканом о столик, у которого так и стояла. — Я не собираюсь играть в твои игры, Савицкий.

— Правда что ли? — продолжал посмеиваться он, забавляясь ее нервами.

— Правда, — рявкнула Оля и направилась в сторону выхода.

Она и пары шагов не успела сделать, как Артур вскочил, схватил ее за руку, больно дернул, толкая на диван.

— Ну, окей. Тогда давай поиграем в твою игру. Расскажи мне, красавица, кого ты любишь? Почему бросаешь меня? — кривлялся он, изображая лицом неземные страдания. — Давай, малыш, скажи это. Назови мне имя.

— Какая разница? — прошептала Оля, понимая, что вот сейчас самое время начинать бояться.

— О, ты же понимаешь, что есть разница, потому что это Гриша, мать его, Бенедикт.

Князева уставилась на Артура во все глаза, уговаривая себя не дрожать от изумления и страха.

— Ты знал? — только и выдохнула она.

— Ну, конечно, я знал, Оль. Совсем за идиота меня держишь? Да все знали, что ты с ним трахалась весь этот год, — наконец повысил он голос, выдавая свою ярость. — Ну чего ты вся съежилась? Расслабься.

— Прости, — прошептала Оля, прикрывая глаза.

— Прощаю, — великодушно ответил Артур, чуть склонив голову.

— Но… — начала было она, совершенно сбитая с толку от его слов и перемен настроения.

— Но что? — перебил Савицкий. — Ты же прощала всех моих девок. Почему бы мне не оказать тебе ответную любезность?

— Ты же ненавидишь его.

— А ты, видимо, любишь без памяти?

— Люблю, — смело кивнула Князева, не пряча глаз.

— Только, видимо, это не очень взаимно, да, детка?

Ольга не ответила, лишь закусила губу и сжала кулаки, потому что крыть ей было нечем. А Артур продолжал:

— Если бы он тебя любил, Оль, то не отпустил бы сюда одну. Возможно, позволил бы самой решить такую проблему с любым другим, но не со мной. Я же садист и убийца, ага? А Бен у нас воплощение благородства в сияющих латах. Одна беда — трусоват. Опять кинул тебя, да?

— Опять? — переспросила Ольга, чувствуя, как все органы сжались от страшной догадки.

— Опять, — повторил Артур, очень довольный собой, расхохотался. — Я так и думал, что и тогда именно он тебя бросил.

— Ты… Ты знаешь? Ты помнишь? Все это время ты помнил меня?

Савицкий улыбнулся мучительно нежно, подошел к дивану, присев рядом. Он убрал ей за ухо волнистый локон, ласково погладил по щеке. Ольга отшатнулась.

— У меня отличная память на лица, моя девочка. И уж точно я не смог бы забыть невинную красоту, которую привел Бен на вечеринку. Это было весьма смело с его стороны и очень глупо.

— Почему ты не сказал мне? Когда мы встретились снова?

— Почему ты не сказала? — вернул он ей вопрос.

— Я пыталась, но…

— Но как-то плохо пыталась, да? — снова засмеялся Артур.

Он встал, взял со столика сигареты, закурил. Оля приняла это за дурной знак. Артур редко курил в доме. Иногда смолил в кабинете, когда пил там с приятелями и ленился выходить на балкон. Он вообще редко курил и не любил, когда это делала Оля.

Затянувшись несколько раз, Савицкий продолжил:

— Я не виню, тебя, Оль. Как-то глупо было бы тогда откровенничать. Привет, как зовут? Артур. А я Оля, помнишь, тогда в клуб приходила с твоим врагом? Когда? А года четыре назад, — ерничал Артур, проигрывая диалог по ролям. — Идиотизм.

Он снова засмеялся и долго не мог успокоиться, повторяя придуманные фразы по несколько раз. Между приступами смеха Артур докурил и выпил, снова наполнил стакан.

Ольга сидела на диване не жива не мертва. Она пыталась осознать, что все это время Артур знал, кто она, знал, что она связана с Гришей, знал, что не случайно нашла Север. Он знал, все знал. И когда между прочим в разговорах упоминался Бен, он знал и следил за ее реакцией. Когда Стейна представляла ей Бена на пиру, он знал. Когда они с Беном стали общаться, словно друзья, он знал. Когда тащил ее за косу, выдрав из битвы с Беном, он знал. Когда трахал ее у дерева, он знал.

— Отлично сыграно, Кеннет. Поздравляю, — проговорила Ольга бесцветным тоном.

— Сыграно? Ты думаешь, я играл? — взвился он, мгновенно переменившись в лице.

— А разве нет?

— Ох детка… — протянул Артур разочарованно.

Он потер переносицу, опустился на колени рядом с диваном, взял в ладони Олины руки. Она попыталась вырвать их, но Савицкий сжал крепко, не позволяя.

— Ты права, кис, — начал он, глядя на нее снизу-вверх, пронзая взглядом, словно тысячью мечей. — В тот вечер на концерте я едва ли не орал от счастья. Удача послала мне тебя или провидение, не знаю. Но ты была там и смотрела на меня. Та, от которой мой враг не мог оторвать глаз. Та, которую он увел, едва она взглянула на меня. Только теперь ты была одна, без него. Каким мудаком надо быть, чтобы отпустить тебя?

— Артур, — пискнула Оля, не желая слышать его голос, такой чувственный и нежный.

Она снова попыталась освободить руки, но он продолжал держать ее и говорить.

— Да, я хотел сделать тебя своей игрушкой, ручным зверьком. Я хотел, чтобы он видел тебя со мной и корчился в судорогах, ненавидя себя. Я хотел сам привести тебя на Север, хотел тренировать, заточить, словно клинок. Хотел, чтобы ты пошла против него. А ты бы пошла, Оль. Ты же ненавидела его не меньше, чем я.

— Да, — выдохнула она, прикрывая глаза.

Артур довольно улыбнулся. Он отпустил ее руки, которые безвольными плетьми упали на колени. Савицкий встал, прикурил вторую сигарету, сделал глоток и повернулся спиной, выдерживая паузу.

— Почему? — прохрипела Ольга, понимая, что совершенно запуталась. — Почему ты не сделал этого? Я же смогла бы. Я хотела…

— Я не смог, Оль. Я не хотел. Ни хрена я не хотел, только тебя. Нам ведь было классно, кис. Без всей этой чуши Северной, только ты и я. Ведь было?

— Артур, — позвала она его, но Савицкий не обернулся.

На ватных ногах Ольга встала, подошла к нему, нерешительно подняла руки, чтобы обнять сзади за талию. Но едва она прижалась к его широкой спине, Артур отстранился.

— Я знаю, тебе было хорошо со мной. Но вот беда — недостаточно. Ты бредила Севером. Твои тренировки, все эти книги, намеки… — перечислял он. — Видит бог, я пытался оградить тебя, Оль, но ты на редкость упертая сука.

Князева отошла от него, словно ошпаренная ядом тона и слов.

— Тебе было похер, что я против, — продолжал Артур, все больше закипая. — Тебе похер, что я не желаю видеть тебя в боях. Тебе похер на любое мое слово, черт подери. Но даже с этим я смирился. Тебя ведь невозможно контролировать через запреты, ты в курсе?

Ольга только покивала. Она действительно не выносила категоричных отказов, всегда поступала наперекор.

— Знаешь, я думал, что обделаюсь от страха, когда ты впервые вышла на спарринг. Нет, я понимал, что тебе подобрали слабака, но… Видеть оружие, направленное против тебя — это слишком… слишком для меня.

Девушка вздрогнула, понимая, к чему он ведет.

— Поэтому ты… — проговорила она несмело, — когда мы с Беном бились…

— Он один из лучших. Не выношу этого мудака, но мечом он вытворяет что-то невообразимое. И ты… девчонка, черт подери. Маленькая, слабая…

Не взирая на взвинченные нервы и горечь, которая сжигала ее изнутри, Ольга не смогла снести такого. Она была готова каяться во многом, потому что действительно часто поступала с Артуром мерзко. Но слушать от него речи о слабости и уязвимости было невыносимо.

— Бен сам тренировал меня. Если бы ты хоть раз позанимался со мной, то знал бы, что я, может, и не лучше тебя и его, но вполне в состоянии держать удар даже от умелого воина, — выплевывала она слова, задрав нос.

Артур наконец повернулся к ней. Его верхняя губа дрожала от едва сдерживаемой ярости.

— Он — что? — переспросил Савицкий.

— Что слышал.

— Повтори! — рявкнул Артур.

— Мы не только трахались. Он тренировал меня. Он заточил меня, как клинок, который я направила против него. Он сам прекрасно исполнил твой план. Он принял меня, Артур, понял меня. А ты так и не смог.

Савицкий размахнулся и изо всей силы запустил пустой стакан в стену. Ольга даже глазом не повела. Но, видимо, эта вспышка погасила его гнев, и Артур снова выглядел спокойным, почти равнодушным. А Оля напротив — завелась.

— Думаешь, я просто так приму то, что ты сделал? Мне плевать, что тобой двигало, Артур. Страх, ревность, злость — плевать. Без разницы. Ты отымел меня на потеху публике, чтобы показать, какой ты крутой, чтобы показать, какая я жалкая и слабая. И знаешь, тебе удалось. Я поняла, мне не место в Ястребах, только не в клане, где ты Командир. Я приму посвящение и стану Волком.

Ольга ждала, что он рассвирепеет, снова что-нибудь кинет, разобьет, пнет, может, даже ударит ее, но с лица Артура словно водой смыло все эмоции, оставив все ту же убийственную нежность.

— Мне плевать, — развел он руками, чуть улыбаясь. — Мне все равно, Оль. Волки-Ястребы. Русичи-варяги. Москва-Питер. Плевать. Можешь хоть буддизм принять — плевать.

— Но…

— Ты — моя, а на остальное — плевать, — закончил Савицкий, не дав ей вставить слово.

Оля медленно покачала головой, отрицая его утверждение.

— Нет, Артур. Я не твоя. Больше — нет.

— Ошибаешься, — процедил он сквозь зубы.

И Оля поняла, что действительно ошиблась. Артур мог принять многое, но не категорический отказ принадлежать ему. Это было видно по налитым кровью глазам, упрямо сжатым губам и напряженным скулам.

— Ты моя, Оль. Мы принадлежим друг другу. Неужели тебе это неясно? Ты нужна мне не меньше, чем я тебе. Где Бен, когда он так необходим тебе сейчас? Что он вчера наплел? Наобещал с три короба и свалил?

— Да, — выкрикнула она, ненавидя правду, которой так умело козырял Артур.

— И ты приехала ко мне.

— Да.

— Потому что я — твоя опора, детка. Я был с тобой, когда тебе было так одиноко. Я вернул тебя к жизни. Со мной ты снова стала собой. Да? Ну попробуй, возрази мне!

— Не могу, — задыхалась Оля, понимая, что он тысячу раз прав.

— И я не могу… Не могу без тебя.

Артур взял ее лицо в ладони, заглянул ей в глаза, в очередной раз обжигая нежностью и… любовью.

— Я лучше с тобой, Оль. Ты всего меня перекроила и даже не заметила. Я люблю ездить с тобой на Север. Люблю танцевать с тобой. Люблю то чувство, когда готов взорваться, а ты одним прикосновением успокаиваешь мою ярость. Люблю заниматься с тобой сексом. Люблю, когда все видят, что ты моя. Я люблю тебя, Оль.

— Артур, — простонала она, зажмуриваясь, не в силах принять лавину его чувств.

— Посмотри на меня, не смей закрывать глаза.

Она послушно взглянула на него. Залепетала, словно умоляя:

— Но я не люблю тебя. Я люблю…

— Бена? Гришу? Люби хоть черта — мне все равно. Это даже хорошо.

— Что? — она терялась от его слов, совершенно запуталась.

— Если бы ты меня любила, то вряд ли терпела бы всех моих шлюх, все мои заскоки и заморочки. Я не тот парень, которого любят. Но я нужен тебе. Ты пришла ко мне сегодня и не чтобы расстаться, а потому что здесь твое место — со мной.

Ольга молчала. Артур знал ее слишком хорошо. Он чувствовал ее страхи, понимал, что одной ей быть невыносимо. И во многом он был прав, но лишь в одном ошибался. Ее место было где угодно, но не с ним. Не теперь. Однако Князева тоже достаточно хорошо изучила своего бойфренда за эти годы, чтобы понять: он не примет отказ. Артур Савицкий не тот человек, чтобы так просто согласиться с истиной, которую не желает принимать. Он скорее заставит солнце светить круглые сутки, если ему будет неугоден закат.

Поэтому, когда губы Артура приникли к ее рту в слишком сладком мягком поцелуе, Оля не отстранилась. Он целовал ее долго и нежно, словно уговаривал, показывал, сколько радости и тепла может ей дать. Оля верила ему, но это уже было неважно.

— Ты устала, — проговорил Савицкий, наконец, насытившись ее губами. — Давай уложу тебя в постель.

Она испуганно взглянула на него, и Артур поспешил объяснить:

— Просто спать, детка. Ты измотана, нужно отдохнуть.

Ольга сглотнула, припомнив похожие слова и то, что за ними последовало. Они разругались в пух и прах после того, как она выследила его на Севере. Тогда Артур тоже проводил ее в спальню, уложил в кровать и дал таблетку, уверяя, что это просто снотворное. Но в итоге Оля проспала часов двадцать, а потом еще пару дней у нее трещала голова и клонило в сон.

Пока они шли по коридору до спальни, у Артура в кармане зазвонил телефон.

— Да, Гун, здорово, — отозвался Савицкий, как ни в чем ни бывало. — Да, заезжай. Я с Олей, но она устала, спать уже ложится. Посидим в кабинете, выпьем.

Он отбил звонок, пряча мобильный.

— Гуннар? — уточнила Оля.

— Ага, Женька. Ты не против?

— Нет, конечно, нет. Это твой дом, в конце концов.

Артур пристально посмотрел на нее, но ничего не сказал. Он лишь подтолкнул ее в спальню, кивнув на кровать, а сам скрылся в ванной, которая была дальше по коридору. Ольга сдернула покрывало с постели, переоделась в майку, которую хранила здесь в шкафу, и уже забиралась под одеяло, когда пришел Савицкий.

— Выпей, — мягко скомандовал Артур, протягивая ей стакан воды и таблетку.

Оля кивнула, послушно выполняя приказ.

— Спи.

Он поцеловал ее в щеку, небрежно проведя ладонью по волосам. Князева прикрыла глаза, дожидаясь, когда закроется дверь. Но Артур долго стоял в проеме, освещая комнату тусклым светом из коридора. Словно хотел что-то сказать, но так и не решился. Через пару минут он ушел, прикрыв дверь, и спальня погрузилась во тьму.

Оля тут же выплюнула таблетку, которую зажимала языком. Она почти сразу пожалела об этом, потому что нахлынувшая пустота и звенящая тишина были просто невыносимы. Возможно, было бы лучше впасть в синтетическое забытье. Но, конечно, это не решило бы ее проблем.

Девушка валялась с открытыми глазами, пытаясь осознать все, что вывалил на нее Савицкий. Она, конечно, знала, что он неравнодушен к ней, и догадывалась, что он подозревает на счет Бена. Но все эти годы Оля была твердо уверена, что Артур не помнил ее. Убивали мысли о том, что Савицкий полюбил по-настоящему, настолько, что отказался от ненависти, пытался оградить ее от Северного мира, от Бена, хотел, чтобы она принадлежала только ему. И головой Оля понимала, что Артур прав. И ее тело даже сейчас желало его. Только вот непослушное сердце портило всю логику, тушило страсть, уверяя, что лучше быть одной. Крамольная мысль засела в голове, не давая покоя: без Гриши нет смысла. Оле больше не нужен был Север. Не нужен Питер. Не нужны танцы и концерты Стейны. Она предпочла бы серое существование подобию счастливой жизни, где все будет пропитано ядом ее любви к Грише.

Между этими мыслями Оля слышала звонок домофона и приглушенные мужские голоса, которые вскоре стихли. Видимо, Артур как всегда засел с Женей в кабинете, чтобы допить открытую бутылку виски под сигару и разговор. Ольга возилась в кровати, надеясь, что Артур напьется и поедет кататься по ночному Питеру. Но терпение сегодня отказывало ей в своей добродетели. Ведомая какой-то несусветной глупостью, девушка выползла из кровати, на цыпочках дошла до туалета, а потом вместо того, чтобы вернуться в спальню, посеменила к закрытым дверям кабинета. Она навострила уши, прислушиваясь к разговору.

— Не понимаю тебя, Кен, честное слово, чего ты прикипел к этой шлюшке? — уже заговариваясь, бухтел Гун.

— Ну не понимаешь и ладно, не дано значит, — отшутился Кеннет.

— Тебя никто не понимает, дружище. Это порно шоу во время боя… народ слегка охренел.

— И что? Мне теперь публично принести извинения за попранную нравственность?

— Не заводись, Кен. Все понимают, что у тебя тоже есть нервы, и они сдали. Но вот твой союз с Бенедиктом — это немного странно.

— Нет никакого союза и не будет, — усмехнулся Кен.

— Да ладно, — аж вскрикнул Гуннар. — Ты все же сделал это?

— Да, — подтвердил он. — Наш друг Бенедикт откинет коньки в ближайшие пару суток, и я один буду Командиром.

— А Тор?

— Тор выходит из игры, да и правила не позволяют. Приняли командование я и Бен, мы не заменимы.

— Чем ты его траванул-то?

— Да я знаю что ли? Алхимик сказал, что средство надежное. Да и Бенни наш — такой милашка, в кое-то веки принял вино из моих рук.

— Ох, черт, Кен… Это, конечно, жесть. Как ты решился?

— У меня не осталось выбора, Гун. Этот ублюдок изгадил всю мою долбаную жизнь, и сейчас его даже Стейна не спасет. Она, конечно, могла бы попытаться, будь у нее образец яда…

— А Ганс?

— А с ним что?

— Ты ему ничего не подсыпал?

— Сколько раз говорить — этот мудак сам не справился с управлением. Не моя вина.

— Но ты знал, что колеса не в порядке.

— Знал. Только я сам на этой машине неделю ездил, зная. Не повезло Гансу. Ты расстроился? — я нет.

Мужчины рассмеялись, а Ольга прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать.

— Поехали, кстати, покатаемся, — предложил Артур, словно они только что обсуждали погоду.

— Ты в ноль, Артурыч. В прямом смысле руля не видишь, — ржал Женька.

— Тогда ты поведешь.

— Порш?

— Ну да.

— Охренеть. Погнали.

Ольга побежала по коридору, чтобы успеть спрятаться в спальне. Она забралась в кровать, сцепив зубы, которые выбивали барабанную дробь. И причиной было не стояние на полу босиком. Почти сразу Князева услышала шаги и звук открывающейся двери. Она заставила себя дышать ровно, словно во сне.

— Спит, — услышала она голос Артура, а потом и хлопок входной двери.

Ольга тут же вскочила, натягивая трясущимися руками джинсы и свитер. Выглянув в окно, увидела, что Порш уже отъехал. Она спешно обулась, схватила сумку, побежала на улицу. Заводя машину, Оля пыталась сообразить, что делать. Благо, лишь ее тело неадекватно реагировало на услышанный только что ужас, а разум трезво рисовал план. Вытащив мобильный из сумки, девушка набрала номер, по которому никогда не звонила раньше.

— Эрик Лазаревич, простите за поздний звонок, но это вопрос жизни и смерти.

 

Глава 20. Твоими молитвами

 

Часть 1

— Эрик Лазаревич, простите за поздний звонок, но это вопрос жизни и смерти.

— Кто это? — сонно и недовольно пробубнил Эрик, но быстро прочистил горло, меняя тон на более вежливый и официальный. — Представьтесь, пожалуйста.

— Это Оля Князева, Хельга.

— Боже, детка, — застонал Савицкий-старший. — Сколько можно просить звать меня по имени и на ты? Я же сразу подумал, что по работе. Артур что ли опять в переплет попал? Дурной пацан…

— Эрик, пожалуйста, — заскулила Оля, обрывая его красноречие, но все же переходя на Северную манеру общения. — Давай потом это все, у меня срочное дело. Скажи, меня пустят сейчас в поместье? У тебя там сигнализация или охрана?

— Эм, и сигнализация, и смотритель. Тебе зачем, Оль?

— Я еду туда. Пожалуйста, договорись, чтобы пропустили, — Ольга не спешила выкладывать все карты на стол.

— Эм…

— Эрик, прошу, это очень важно.

— Вопрос жизни и смерти говоришь?

- Да.

— Ладно, я договорюсь. Это все?

— Нет, — Ольга сглотнула ком. — Помоги мне найти Стейну. Она, скорее всего, еще в Питере. У тебя есть ее номер? У меня только московский, может, у нее есть местная симка, или… я не знаю.

— Нет, Оль, у меня тоже только один ее номер — московский.

— Плохо… Плохо! Это очень плохо, — бормотала она в трубку. — А если по вашим каналам справки навести? Сможешь? Может, она с кем-то связывалась из Старших?

— Эм… Возможно. Но зачем тебе это?

— Мне очень нужно, клянусь. Необходимо ее найти! Помоги, пожалуйста.

— Я попробую, но ты начинаешь меня пугать. Ты за рулем?

— Да, я еду в поместье.

— Подбери-ка меня по дороге, поговорим нормально.

— Не могу, Эрик. Каждая минута на счету.

— Оля!

— Я знаю, знаю… Просто поверь мне, я все расскажу, обещаю. И, пожалуйста, не говори Артуру.

Эрик выразительно молчал, и Оля в отчаянии затараторила:

— Я знаю, он твой племянник, а я сейчас несу какую-то чушь, но, пожалуйста, поверь мне, это очень важно. Мне нужно найти кое-что в поместье, найти Стейну, тогда возможно получится…

— Что получится? — закричал Эрик, теряя терпение.

— Не по телефону. Лично. Я перезвоню. Хорошо?

Секунды молчания, словно вечность.

— Ладно, — сдался Старший.

— Не говори Артуру, — повторила Оля, словно заклинание.

— Хорошо. Я сейчас позвоню смотрителю, тебя пустят. И займусь поисками Натальи. Будь на телефоне.

— Да. Спасибо.

— Не за что пока. Отбой.

Оля бросила телефон на пассажирское сиденье и втопила педаль газа в пол. Ее слегка потряхивало от нервов, но плакать не хотелось. Все ее сознание было обращено к Грише. Каким-то шестым чувством она догадывалась, что, отыскав Стейну, найдет и его. И очень надеялась, что Эрик сможет ей помочь и не станет сразу звонить Артуру.

У ворот поместья ее ждал смотритель. Он провел девушку в дом и деликатно оставил одну. Ольга не знала с чего начать поиски, поэтому снова набрала Эрика.

— Артур не просил тебя об услуге перед приемом? Может, что-то необычное? Напиток? Еда? — без лишних вступлений спросила она.

— Эээ, — протянул Старший, пытаясь вспомнить. — Просил заказать бутылку Бордо для Бена. Сказал, что это хороший знак внимания к новому Командиру и партнеру.

— Да! — вскрикнула Оля, ликуя.

— Артур все же замешан в твоих интригах? — Эрик был раздражен ее недомолвками.

— Я все расскажу, клянусь. Найду бутылку и расскажу.

— Мусор обычно оставляют на заднем дворе. Выход туда с кухни. Должны были вывезти только завтра.

— Отлично.

Ольга бросила трубку и метнулась в сторону кухни. Она быстро нашла черный ход, вышла на улицу, где действительно стояли большие мусорные пакеты. Ей повезло. Уже во втором нашлась опустошенная лишь наполовину бутылку Бордо. Схватив ее, Оля бросилась обратно к машине. По дороге в город ее застал звонок Эрика.

— Оль, я нашел Наташу. Она в госпитале.

— О боже, — выдохнула Князева.

— И Бенедикт с ней, кстати.

Не в силах ответить ему хоть что-то, Оля хватала ртом воздух, стараясь удерживать руль и не врезаться куда-нибудь.

— По тому, как участилось твое дыхание, я понимаю, что мы на верном пути. Ты нашла, что искала в поместье? — деловито продолжил разговор Эрик.

— Да, — икнула Оля, — нашла.

— Отлично. Заезжай за мной, покажу, как проехать до госпиталя. И готовься объясниться, девочка. Я не наябедничал на тебя Артуру, но мне не нравится, что в эту историю замешан Птицын.

— Хо-хорошо, — прозаикалась Ольга.

Эрик назвал адрес, и она направила машину в сторону центра, моля бога, чтобы на дороге ей не встретился Порш Савицкого-младшего.

И снова удача была на ее стороне. Она быстро добралась до центра, Эрик уже ждал на тротуаре. Он обошел машину и открыл водительскую дверь.

— Давай-ка я за рулем, — мягко, но убедительно потребовал Старший, и Ольга не смогла ослушаться.

Она пересела на пассажирское сиденье, взяла в руки драгоценную бутылку, пристегнулась.

— Я тебя внимательно слушаю, — тем же тоном проговорил Эрик, трогаясь.

Оля смотрела в стекло на дорогу, по привычке ища ногами педали, пока кратко исповедовалась своему куратору.

— Артур отравил Гришу. Я слышала, как он говорил об этом Женьке. Птицын должен был приехать ко мне еще вчера, но не появился и не позвонил. Накануне он говорил, что должен встретиться с Натальей, поэтому я и зацепилась за нее. Она тоже не отвечает на телефон.

— Оль, ты же понимаешь, что в этом месте я просто обязан спросить, что тебя связывает с новоиспеченным командиром Московских Волков, — среагировал Эрик, когда она замолчала.

— Многое, — выдохнула Князева. — Люблю я его.

— Ого, — Савицкий аж прищелкнул языком. — Давно?

— Я знала его еще до знакомства с Артуром. До переезда в Питер. Так что давненько получается, — нервно хихикнула Оля. — Тебя это беспокоит сильнее, чем то, что Артур подсыпал ему яд в вино?

— Об этом я попозже подумаю, — Эрик сжал губы, лишь этим выдавая свои эмоции.

В салоне повисла звенящая тишина. Ольга сжимала бутылку, словно Данко свое сердце. Она очень хотела заплакать, но не получалось, лишь губы вдруг дрогнули, а потом сами стали вылетать слова.

— Это я виновата, — озарило ее вдруг. — Бен не хотел принимать командование. Я заставила его, обещала, что приму посвящение и перейду к Волкам, если он станет Командиром. А он не хотел, ему это чуждо. Артур сказал, что, убрав Бена, станет сам, один, во главе объединённого отряда русичей. Ему нужна власть. А мне нужен был Бен… Гришка. Это все из-за меня…

Она почти скулила в конце своей речи.

— Не истери, — резко одернул ее Эрик. — Лучше вспомни, что еще Артур сказал. Откуда у него яд?

— Он что-то говорил об алхимике… А еще Стейна… Сказал, что даже она Бена не спасет, не имея образец яда.

— Поэтому ты и помчалась в поместье?

— Да.

— Ох, девочка, ты на редкость быстро соображаешь в экстремальных ситуациях. Истинное дитя Севера. Так что не начинай сейчас истерику, как нормальная баба. Мы уже почти на месте. Найдем Наталью, а там с божьей помощью она наколдует антидот из отравы.

— Он ведь не умрет? Не умрет? Правда, Эрик?

— Не думаю, что удел Бенедикта отбросить коньки на больничной койке во цвете лет.

— Обнадежил, — фыркнула Оля, пряча за сарказмом натянутые струной нервы.

Она замолчала, уставившись на злосчастную бутылку. Князева догадывалась, что Эрик сейчас не менее взвинчен, чем она. Его подопечная наворотила дел, которые вполне можно квалифицировать, как предательство, а племянник заигрался в бога. Савицкий-старший сейчас должен был быть по меньшей мере ошеломлен и раздосадован, но никак не выдавал этого. Он очень аккуратно вел машину, не спешил судить ни Олю, ни Артура, ни Гришу. Князева позавидовала его нордическому спокойствию, но это чувство быстро было вытеснено страхом за жизнь любимого. По большому счету ей было плевать на все и всех, лишь бы Гришка выжил. Ее начало потряхивать от мрачных мыслей, которые, несмотря на все старания, просачивались в разум, отравляли душу.

Словно почувствовав в ней перемену, Эрик заговорил, отвлекая:

— Ты ведь не слышала про госпиталь? И, слава богу, никогда там не была. Поначалу наши Северные встречи были намного более опасными, чем сейчас. Не было толком ни защиты, ни умения обороняться. Мы просто лупили друг друга мечами. То еще зрелище. Поэтому мы с Наташей организовали два госпиталя: в Москве и Питере. Первая помощь, конечно, всегда оказывается в поле, но часто требовалось дополнительное лечение дома. Сейчас больнички пустуют, но врачи все равно круглосуточно на телефонах, явятся по первому зову.

— Это хорошо, — прохрипела Оля, все равно думая только о Грише, — но они ведь бессильны без антидота?

— Я не знаю, — честно признался Эрик. — Но мы уже на месте.

Как в тумане, Ольга семенила за Эриком сначала по парковке, потом по ступеням и через коридор на манивший их свет. Девушка едва ли заметила, как Старший прижал чип к электронному замку и легким кивком поприветствовал медсестру на посту. Из ступора ее вывел лишь дрожащий, полный слез, злобы и беспомощности голос Натальи:

— Убирайтесь отсюда.

Ольга подняла голову, встречая яростный и беспощадный взгляд Старшей. Князева была рада, что под рукой у Натальи не было ничего острого или режущего. Иначе она вполне была бы готова вскрыть им обоим сонные артерии.

Но все мысли тут же улетучились, едва Оля увидела открытую дверь палаты. Ее словно магнитом потянуло туда. Она знала — Гриша там. Эрик едва успел подхватить бутылку, которая выскользнула у нее из рук, и придержать Наталью, которая бросилась преграждать путь.

Ольга вошла в палату и увидела то, чего боялась больше всего на свете. Гришка был без сознания, подключенный к чертовой туче аппаратуры. Лицо его было почти таким же белым, как больничное белье. Оля подошла к койке, опустилась на колени, взяла его безвольные пальцы в свои ладони. Она уронила голову на жесткий матрас, понимая, что сил держаться больше нет. Глаза защипало от горячих слез, которые катились по щекам, впитывались в простыни, капали Грише на руку.

Словно сквозь белый шум, Оля слышала ругань Старших.

— Что вам тут нужно, черт подери?

— Вообще-то это питерский госпиталь, Наташ. Мой госпиталь.

— Да что ты, Эрлаз. А я и не знала! Приехали посмотреть, как Гришка умирает? Проводить, так сказать, в последний путь? Как благородно!

— Уймись, Наташ. Мы хотим помочь.

— Уже помогли. Князева, отойди от него. Не смей трогать!!!

— Оставь ее. Пойдем, поговорим спокойно.

Какое-то время Ольга провела в тишине. Она перестала чувствовать затекшие колени, да и слезы больше не лились. Лишь губы шептали молитвы всем известным богам, прося милости, немного удачи, времени для спасения.

Сильные мужские руки приподняли ее с пола, усадили на что-то мягкое.

— Я рассказал все Наташе, она готовит противоядие. Время есть. Должна успеть. Все будет хорошо, Оль, — успокаивал ее Эрик, поглаживая по волосам.

Она не отвечала, не было сил, лишь крепче сжала Гришину руку, целуя его прохладные пальцы.

Ольга потеряла счет времени. Ее никто больше не гнал, не тревожил. В какой-то момент усталость взяла свое, и она отключилась, сидя, не отпуская Гришу ни на секунду. И снова заботливые руки уложили ее на узкую кушетку, укрыли одеялом. Сквозь пелену некрепкого сна Оля слышала голоса.

— Есть у него шансы, Наташ?

— Есть надежда, Эрлаз.

— Давно меня так никто не называл.

— Тебе же не нравилось.

— Я даже не помню уже почему.

— Значит, это не важно.

— А у них есть шанс?

— Есть надежда. И, кажется, море неуправляемой любви. Если Гришка выживет, Оля уйдет к Волкам.

— Знаю, она говорила.

— Ты отпустишь?

— Попробуй ее удержи… Странная штука жизнь. Моя ученица уходит к Волкам. Мой племянник едва не убил ее возлюбленного. Ну, а женщина, которую я сам любил, спит с моим племянником. Отличный сериал бы вышел.

— Прекрати. Не место и не время, — оборвала его Наталья.

Больше Ольга ничего не слышала. В любой другой момент она бы зацепилась за слова Эрика, но сейчас ей было все равно. Очнувшись от забытья, она снова и снова смотрела на Гришу. Сложив руки в молитве, девушка шептала слова, посылая их по незримым путям к высшим силам.

— Оль, поешь что-нибудь, — услышала она голос Натальи, которая в очередной раз зашла проведать Гришу и его молчаливую сиделку.

На столике возле кушетки стояли тарелки с едой и вода. Ольга немного смочила губы, игнорируя пищу.

— Мне не улыбается еще и тебя выхаживать, — начала злиться Старшая.

Но ее слова снова не достигли цели. Оля сцепила руки в замок, уронив на них голову. Наташа только беспомощно выдохнула.

— Здесь есть небольшая часовня. Правда, католическая. Эрик — католик. Но если хочешь, я провожу.

— Какая разница? Если есть кто-то, кто может ему помочь, он услышит меня и отсюда, — хрипло проговорила Оля.

— Как знаешь, — только и ответила Наталья.

Она проверила показатели на приборах и уже собиралась уходить, но задержалась в дверях.

— Ты только не казни себя. Мы все на него давили, но все же это было его решение.

Ольга зажмурилась, потому что слезы снова побежали из глаз.

— Все будет хорошо. Главное, чтобы он проснулся, — проговорила Старшая, тоже утирая глаза.

«Главное, чтобы проснулся. Чтобы проснулся. Господи, пусть он проснется», — повторяла Оля то вслух, то про себя, снова погружаясь в транс, где ее рвало на части горе пополам с надеждой.

Оля очнулась, чувствуя что-то неправильное. Она помнила, что засыпала, держа Гришу за руку, но сейчас ее ладонь не находила его прохладных пальцев. Князева едва ли успела подумать о самом ужасном, как почувствовала прикосновение к своим волосам. Оля замерла, неспособная дышать.

«Древних ратей воин отсталый,

К этой жизни тая вражду,

Сумасшедших сводов Вальхаллы,

Славных битв и пиров я жду.

Вижу череп с брагой хмельною,

Бычьи розовые хребты,

И валькирией надо мною,

Ольга, Ольга, кружишь ты», — слушала Ольга неровный хриплый голос, который пел ей.

Она подняла голову, и Гришина рука бессильно упала обратно на матрас.

— Привет, моя Светлая Дева Валькирия, — губы Гриши скривились в подобии улыбки, которая больше была похожа на гримасу.

— Привет, — всхлипнула Оля, прежде чем разреветься в голос.

 

Часть 2

— Князева, ты обалдела что ли? Ну-ка слезь с кровати живо! — рявкнула Наталья, едва увидела Ольгу, которая, забравшись на больничную койку с ногами, расцеловывала Гришино лицо, все еще всхлипывая.

— Да ладно тебе, Наташк, — подал голос Птицын, выглядывая из-за плеча подруги. — Определенно я от этого не помру. Скорее, наоборот.

Он поймал Олины губы, чтобы сцеловать с них соленые слезинки счастья. Наталья стояла истуканом в дверях, с минуту наблюдая за ними, осознавая, что Гриша пришел в себя, и значит, кризис миновал. Не сразу, но она вспомнила, что он не просто ее друг, но и пациент, прошла к приборам, проверила показатели. По уму, ей нужно было отодрать Ольгу от Гриши, чтобы провести осмотр, взять анализ крови, но она решила, что это вполне может подождать.

— Я вернусь через полчаса. Оль, постарайся не трахнуть его. А ты… — Наташа пронзительно взглянула на Гришку, который посмеивался над шуткой о сексе, — еще раз меня так перепугаешь, Птицын, я тебя самолично на тот свет отправлю. Быстро и гуманно, без лишних мучений. Ясно?

— Ясно, Старшая, — хохотнул он, чуть морщась от лишних движений.

Ольга ни на минуту не оставляла Гришу, которому с каждым днем становилось лучше. Она буквально поселилась в палате. Наташа позаботилась о смене одежды для нее, хотя время от времени все же ворчала, когда заставала парочку вдвоем на кровати далеко не за душевными разговорами.

Гришка достаточно быстро шел на поправку. Яд удалось нейтрализовать, но организм был ослаблен борьбой и отсутствием должного питания.

Гриша ел без аппетита, явно не вдохновленный диетой, которая была ему прописана. Он постоянно ныл, что заколебался валяться в кровати, жаловался на мышцы, которые требовали привычной нагрузки, мечтая хотя бы о пробежке или стейке средней прожарки. Ольга только глаза закатывала, Наталья тихо ругалась себе под нос, а Эрик злорадствовал, но иногда позволял себе и от души сочувствовать.

Правда, Гришина бравада быстренько сошла на нет, когда ему, наконец, разрешили встать, чтобы принять душ. Оля сначала настаивала на помощи, но он категорически отказался от любой ее поддержки в этом деле, за исключением минета. На что Князева лишь фыркнула, но все же стояла часовым у душевой кабинки, пока он мылся.

Гриша упал на кровать, чувствуя себя хоть и чистым, но совершенно обессиленным. Но еще ужаснее было то, что Ольга собралась в душ сразу после него. В его больном воображении тут же нарисовались веселые картинки обнаженной Валькирии, подкрепленные воспоминаниями об их совместных водных процедурах. Гриша сразу пожалел, что отказался от Олиной помощи в душе, ведь у него был реальный шанс развести ее на кое-что большее. А теперь он настолько выбился из сил, что даже думал об интиме с трудом. Лежа в кровати с прикрытыми глазами, Птицын потихоньку приходил в себя. Слабость отпускала, но и момент был упущен.

Когда Оля вернулась в палату, вся такая свежая и ароматная, Гриша жалостливо заскулил:

— Малыш, полежи со мной, — он подвинулся, приподняв одеяло, завлекая ее.

— Нет, Гриш. Наташа опять ругаться будет.

— Ну пожаааалуста, — клянчил больной, глядя на нее с щенячьей преданностью.

Оля выдохнула от бессилия, поддаваясь его очень убедительному нытью. Едва она оказалась в его объятиях, Гриша завел любимую песню.

— Когда уже меня выпишут? Сил нет больше тут валяться.

— Так лучше, Гриш. Не гони коней, — как всегда отвечала ему Валькирия.

С одной стороны, она очень его понимала, и сама с нетерпением ждала дня выписки. Но липкий страх за его жизнь, хоть и отступил, но не покинул сердца, и Оля полагала, что теперь лучше перебдеть. Она все еще очень плохо спала, проводя ночи, обнимая Гришу, глядя на его расслабленное лицо, каждую минуту прислушиваясь к ровному дыханию. Дышит — жив.

— Что вообще со мной было? Простудился что ли? Грипп? — в очередной раз спросил он.

— Типа того, — уклонилась Оля, накрывая его губы поцелуем, чтобы отвлечь от допроса.

Ей это, конечно, удалось. Гриша тут же забыл обо всем, кроме ее сладкого рта, нежных объятий, легкого запаха геля для душа, смешанного с ее собственным ароматом.

— Так хочу тебя, — шептал он между поцелуями, нагло проталкивая руку за борт халата.

— Гриииш, — застонала Оля в жалком подобии протеста, но даже не думала препятствовать его ласкам. — А если кто войдет?

— Вот поэтому я и хочу слинять отсюда. То Наташа со своими осмотрами, то Эрик весь из себя обеспокоенный моим состоянием… проходной двор, — ругался Гришка, водя губами по ее шее, наглаживая грудь под халатом. — А я уже с ума схожу. Не знал, то ли в душ за тобой идти, то ли подрочить… Безумно хочу тебя в душе. Прижать к стене… и чтобы ты кричала…

— Господи, Гриш, какой секс в душе? Ты сам на ногах еле стоишь, — не сдержала тихого смеха Князева.

— Ну вот поэтому я и думал о дрочке. И, блин, даже на нее сил не было.

— А сейчас-то вроде вернулись? — мурлыкала Оля.

— Да, получше уже, — подтвердил Птицын, залезая второй рукой под одеяло.

— Гриш, — почти взвизгнула она, чувствуя, как его пальцы коснулись ее между ног.

— Тихо-тихо, — зашипел он, ругаясь. — Оль, какого хрена ты без белья?

— Постирала трусики. Они у меня одни, — объяснила она, дрожа от его прикосновений.

— Хм… пожалуй, это даже хорошо.

Гриша продолжал целовать ее, поглаживать, исследовать и дразнить.

Оля тихо постанывала, не смея оттолкнуть его, купаясь в удовольствии, но все же вспомнила, что Гришка начал все это из-за собственной нужды. Она тоже запустила руку под одеяло, желая взаимного удовлетворения, но Гриша перехватил ее ладонь.

— Сначала ты, — объяснил он.

— Но… — запротестовала было девушка.

— Нет, нет, Оль. Пожалуйста. Ты…

Она лишь протяжно застонала, абсолютно обезоруженная. Гриша надавил чуть сильнее, и этого хватило, чтобы ее начала бить мелкая дрожь. Он ловил ртом стоны, которые она не в состоянии была проглотить, и обнимал так крепко, как мог, смакуя вибрацию ее тела от яркой разрядки.

— Спасибо, любимая, — проговорил он ей в губы, улыбаясь.

— Ага, обращайся, если что. Всегда пожалуйста, — не сдержала Оля хихиканья.

— Обязательно обращусь.

— Может, теперь мы займемся… — она скользнула рукой за резинку его пижамных штанов, обхватив ладошкой уже давно готовый к ее вниманию орган.

— Как поживает самый ворчливый пациент на свете? — ворвался и их интимную идиллию голос Натальи, а следом вошла в палату и она сама. — Оль, ну сколько можно говорить — не положено с ним в кровати находиться.

Все еще держа Гришку рукой, Ольга смотрела ему в глаза, игнорируя привычную лекцию от Старшей. Взгляд Птицына на мгновение потемнел, но он быстро справился с собой, стер с лица бешенство, заменив раздражением.

— Вот, Оль, именно об этом я и говорил. Надо линять отсюда. Я сыт по горло чертовой больничкой, — он обращался к подруге, но говорил громко, чтобы ни одного слова не пролетело мимо ушей Наташи.

— Ты тут не Командир, Гришань, — совершенно спокойно отвечала леди-врач. — Когда выпишу, тогда и пойдешь домой. А пока рано.

Она двинулась к голубкам, явно имея намерения провести осмотр. Ольге пришлось разжать пальцы.

— Черт, — только и выдохнул Гришка, вздрогнув, словно от адской боли.

Стараясь не спалиться, Ольга аккуратно вытащила руку из-под одеяла и сползла с кровати, чтобы как обычно устроиться рядом на кушетке. Наталья ничего не сказала, но по ее ехидной полуулыбочке и хитрым глазам было ясно, что она все прекрасно поняла.

Гришу выписали через три дня. Его еще не до конца покинула слабость, но Наталья посчитала, что в случае ухудшения состояния помощь можно будет оказать и на дому. Птицын мысленно подпрыгивал, покидая госпиталь, так ему осточертело пребывание под надзором. Он шел по больничному коридору, обнимая Олю, которая вдруг поняла, что придется ловить такси. Она еще несколько дней назад просила Эрика вернуть машину Артуру, брезгуя теперь любым напоминанием о нем.

Но заботы о транспорте отпали сами собой. На парковке их ждали Наташа и Эрик.

— Залезайте на заднее, подбросим вас до дома, — кивнул Старший на свой мерседес.

Гриша вздернул брови, а Оля недоуменно пожала плечами. Она, конечно, подозревала, к чему это все, и даже была рада, что не одна будет объясняться.

Радио тихо пело, пока они молча ехали до Олиного дома. В тесной прихожей ее хрущевки они все время задевали друг друга локтями, пока снимали верхнюю одежду, бормоча извинения. То же тесное неудобство просочилось и на небольшую кухню. Оля поставила чайник, нашла вазочку с конфетами, лепеча в оправдание, что и угостить гостей нечем. Гришка не выдержал первым.

— Почетное сопровождение очень лестно, но я бы попросил ближе к делу и без преамбул, — выдал он, выразительно глядя на Старших.

— Гриш, ты не просто так загремел в госпиталь, — начала Наталья, зыркнув на Олю.

Князева вздохнула, понимая, что именно она должна начать, а уж потом ее поддержат.

— Тебя отравили, — тихо проговорила Ольга, опустив глаза. — Артур добавил яд в Бордо, которое заказал специально для тебя.

— Проклятье, — рыкнул Птицын, сжимая кулаки, но тут же смерил гнев, спросил: — Откуда ты узнала?

— Я… я… — она знала, что следующее признание взбесит его, но понимала, что сказать придется. — Я поехала к нему, когда…

— Что?! — Гриша со всей дури хлопнул ладонями по столу.

Ольга аж подпрыгнула на стуле. Наташа вздрогнула. Эрик лишь изумленно распахнул глаза.

Птицын вскочил на ноги, едва не опрокинув стул.

— Какого дьявола, Оль? Я же не велел тебе одной к нему ездить, — орал он, не сдерживая больше гнева. — Сказал же русским языком вроде — со мной! Нет, черт подери, ты поперлась!

Наташа вдруг совершенно неуместно хихикнула.

— Оль, а, может, не зря мы на него давили? Смотри как раскомандовался. Любо дорого.

— Очень смешно, Стей, — скорчил ей рожу Гриша.

Эрик изо всех сил сжал губы, чтобы не заулыбаться. И только Оля не оценила разряженной атмосферы. Она сжалась в комок, но все же сказала то, что должна была.

— Если бы я не поехала, Гриш, тебя бы уже не было.

— Неважно, — огрызнулся он.

Наталья снова хмыкнула.

— Ну, конечно, неважно, Гриш. Она нашла образец яда, заставила Эрика поднять на ноги весь город, чтобы отыскать нас. Разумеется, неважно, что девочка вывернулась наизнанку, дабы вытащить тебя за уши с того света.

— Наташ, блин, ты не понимаешь… — начал он, но осекся, снова взглянул на Олю, — ты думала, я тебя опять кинул, да?

— А что мне было думать, Гриш?

— Понятно, — кивнул Птицын, снова переключившись на Старшую. — Значит, ты ей не звонила.

— А должна была? — Наталья была искренне удивлена его претензией.

— Я же просил, позвонить Ольге, Хелл.

— Ни черта ты не просил, Гриш. Повторял ее имя, да. То Ольгу, то Хелл звал. Я почти сразу поняла, что тебя не от гриппа колбасит, а, умирая, обычно пытаются назвать имя убийцы.

— Атаааас, — протянул Гриша, падая обратно на стул.

— Ну знаешь, я Наташу вполне понимаю. Учитывая то, как Хелл тебя уделала на поле в последней битве… — вступился за коллегу Эрик.

— Не уделывала я его, — простонала Оля.

Гриша взглянул на нее вдруг потеплевшим взглядом и улыбнулся.

— Уделала, — подтвердил он, беря ее ладонь в руки, чтобы поднести к губам и поцеловать. — И задолго до этого гребаного боя.

Оля просияла.

— Я сейчас расплачусь, — фыркнула Наташа.

А Эрик лишь понимающе улыбнулся, что стало для Гриши очередным сигналом поднять иглы.

— Полагаю, ты здесь, чтобы убедить меня не выдвигать обвинений против племянничка. Да, Эрик? И навещал меня так заботливо ради него, правильно?

— Чуть больше уважения, Бенедикт, — одернула его Стейна.

— Нет, Стей, — спокойно проговорил Эрик. — Его можно понять. Прикрывать Артура — моя вторая работа. Но — нет, Бен. Ты ошибаешься. Я не буду просить тебя замять это. Одно дело, когда Артур лезет в драку или гоняет по Питеру, как дурак, но здесь он явно погорячился.

— Погорячился, — аж крякнула Ольга.

— Я здесь, чтобы довести до вашего сведения, что сейчас он живет у меня, под охраной, и вас не побеспокоит. А еще оповестить, что вы оба будете обязаны свидетельствовать на суде. Ну и еще хотелось бы получить приглашение на посвящение моей Хелл. Можно будет хоть одним глазком посмотреть?

Они обменяли с Олей улыбками, и Эрик потрепал девушку по щеке.

— Безусловно, ты приглашен, Эрик, — взяла слово Наташа. — Мог бы даже не спрашивать. Ты же куратор. Хоть и питерский.

— Благодарю, Стей. Я сделаю вид, что не заметил, каким тоном ты сказала «питерский», — подмигнул он, не преминув поддеть Птицына. — Ты, конечно, засранец, Бен, но я отдаю ее тебе.

— Спасибо, — улыбнулся Гриша. — За все.

— А что будет на суде? — вступила Оля, немного нервничая по этому поводу.

Эрик пустился в долгие объяснения, которые дополняла Наталья. Они так же объяснили Бену, что, скорее всего, он будет единственным Командиром в грядущей битве с варягами. Никого, конечно, не радовало такое положение дел, но истина была дороже.

Ольга снова поставила чайник, когда беседа перетекла в более свободное русло. Старшие переключились на воспоминания о былых днях, когда бои были более кровавыми, а противостояние столиц — ожесточённым и непримиримым. Они засиделись за полночь, спровоцировав, в конце концов, Гришу на очередную вспышку нетерпения.

— Господа Старшие, вы тут заночевать решили что ли? — не выдержал он. — У Ольки, конечно, найдется спальное место, но тишины я вам категорически не обещаю.

— Какой же ты грубиян, Птицын, — бросила Стейна, обиженно вздернув нос, но вставая из-за стола.

— Да перестань, Наташ, — пожурил ее Эрик. — Молодой что ли не была?

— Я, в отличие от некоторых, и сейчас не очень старая.

Старший картинно надулся, а Гриша с Олей рассмеялись.

Птицын едва ли не приплясывал, пока Наталья и Эрик одевались. Едва за ними захлопнулась дверь, он потянул Олю в спальню, целуя и раздевая по дороге.

— Я думал, они никогда не уйдут, — бубнил он ей в кожу, избавляясь от собственной майки.

— Это было действительно очень грубо. Ты их буквально выставил, — ругала его Оля, хотя сама была рада до безумия наконец остаться наедине.

— Пофиг. Достали.

Они упали на кровать и вдруг оба замерли. Их тела были прижаты друг к другу, а души и судьбы тесно переплетены.

— Я люблю тебя, моя Светлая Дева Воительница, моя Валькирия Хельга, люблю тебя, Оль. Спасибо, что спасла меня. Что спасаешь каждый день.

— Я не могла иначе, любимый. Ты — весь мой мир. Все миры. Без тебя все теряет смысл. Люблю тебя.

— Моя, — шепнул он, накрывая ее своим телом, переплетая их пальцы, — вся моя теперь.

— Я всегда была твоей. Никто не в силах это изменить.

Две пары крыльев расправились синхронно, поднимая влюбленных высоко-высоко. Где-то там совсем близко был рай, земля обетованная. Но они зависли между небом и землей, зная, что даже в аду можно обрести счастье, если будут вместе. Потому что только вместе они сильнее всех. Даже если ад станет союзником рая, обернув против них всю объединенную мощь, эти двое выстоят. Потому что они вне добра и зла — они абсолютная сила. Потому что вместе. Потому что любят.

 

Эпилог

— Артур Кеннет Савицкий, за попытку убийства Григория Бенедикта Птицына ты изгнан с Севера на пять лет. Соответственно с тебя сняты все регалии Командира клана Ястребов. По истечении пятого года изгнания ты имеешь право просить о возвращении в клан. Кроме того, по праву Старшего и Предводителя клана я требую, чтобы ты покинул Санкт-Петербург, — вещал Эрик бесстрастным голосом, оглашая приговор своему племяннику, — Тебе понятно наше решение?

— Да, — кратко ответил Кеннет.

— Ты принимаешь нашу волю?

— Принимаю.

- У тебя есть время до вечера, чтобы собрать вещи и попрощаться. Суд и Совет Старших объявляю закрытым, — закончил Эрик, отворачиваясь.

Бен первым вышел из шатра, уводя с собой и Хелл. Он едва ли не кипел от ярости, полагая, что приговор был слишком мягким.

— Чертовы пять лет с правом вернуться, — пробормотал Бенедикт себе под нос, глядя на лес.

— А что ты хотел? Расстрел? — тихо проговорила Хелл, не решаясь даже прикоснуться к нему.

— Было бы шикарно.

— Кену тридцать, будет тридцать пять, когда появится возможность вернуться. Он не станет проситься обратно, так что можно считать изгнание пожизненным. И он уедет из Питера…

— Мне мало этого, Хелл, — Бен наконец обернулся, чтобы позволить ей видеть его лицо, — мне нужны гарантии, что он никогда не сможет приблизиться к тебе.

— Лучшая гарантия — это ты сам.

Бенедикт улыбнулся своей Валькирии, чувствуя, как тепло ее доверия греет его душу. Он погладил ее по щеке, собираясь уверить, что она не зря выбрала его своим защитником. Но оба обернулись на шорох шатра и шум шагов.

Бен среагировал мгновенно, закрыв собой Хелл, схватившись за рукоять меча, готовый в любую минуту обнажить клинок.

— Расслабься, Бенни, — с горьким ехидством усмехнулся Кеннет, поднимая руки, — Я безоружен, приговорен и изгнан. Неплохо было бы начистить тебе морду на прощание, но видимо придется отказать себе в этом удовольствии.

Сверля его взглядом, Бен потянулся к поясу, чтобы избавиться от оружия.

— Может не стоит отказывать? — процедил он сквозь зубы.

— Бен, — Хелл вцепилась в его сжатый кулак, — Не надо.

— Знаешь, было бы забавно. Я бы с удовольствием пропустил пару ударов, чтобы увидеть, как она висит у тебя на руке, останавливая, — веселился Кен.

Прикрыв глаза, Бен заставил себя сосредоточиться на прикосновении Хелл к своей руке, на ее дыхании у себя за спиной, на ощущении близости тела. Он расслабился, позволяя утихнуть гневу во благо здравому смыслу, разжал кулаки.

— Очень надеюсь больше никогда тебя не увидеть, Кеннет, — только и проговорил Бен.

Кен изменился в лице. Он поймал взгляд Хелл и тут же глаза Бена. Бывший Командир Ястребов за одно мгновение растерял весь свой искрометный сарказм и напускное веселье. Он словно стал ниже ростом, ссутулился. Но Кен быстро взял себя в руки, расправил плечи, поднял голову.

— Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, Бен? — проговорил Кеннет без иронии и подтекста.

— А тебе бы очень хотелось, чтобы я сдох, да? Прости, но не сегодня.

Кен закатил глаза.

— Да я не про твою сраную жизнь, мудило. По мне, так миру было бы легче, если бы ты избавил его от своего нелепого существования. Тебе повезло с ней.

Он кивнул в сторону Хелл, и Бен снова сжал кулаки.

— Расслабься, Волк. Я умею проигрывать, — снова усмехнулся Кеннет.

— Бен, пойдем, — Хельга потянула его к лагерю, не имея сил слушать этот разговор.

Но прежде, чем Бенедикт поддался ей, он обменялся взглядами с Кеном. Это была не их обычная дуэль глаз, с обещанием закопать друг друга при случае у ближайшей елки. Кеннет действительно принимал поражение, одновременно требуя у Бена гарантии. Едва заметным кивком Бенедикт пообещал ему, что будет ценить и свою победу, и приз, который ему достался.

Кеннет смотрел, как они уходят, смакуя последние капли крови, что сочились из раны в его ледяном сердце. Но даже он не мог отрицать, что Хелл всегда принадлежала Бену. Это было очевидно с самого начала. Кен мог бы остановить солнце, если бы ему был не угоден закат, но заставить Хельгу разлюбить Бенедикта, было не в его силах. Хотя и Хелл ему не очень то нравилась. Он любил Олю, слабую и сильную, простую и замороченную, невинную и порочную одновременно. На Севере Кеннет предпочитал быть один, без баб.

— Я рад, что ты стоишь тут и смотришь, как они уходят, а не катаешься по земле в обнимку с Беном, — проговорил Эрик, бесшумно вырастая за его спиной.

— Я не хочу уезжать из Питера, — ответил Кен, игнорируя похвалу дяди.

— Поэтому я и настаиваю на этом. Поживи у родителей в Ницце.

— Ненавижу Ниццу. Мне Питер нравится, ты же знаешь. У меня теперь нет ни клана, ни войны, ни женщины, а ты забираешь и любимый город.

— Я не изменю решения, Кен. Ты понимаешь, что тебя бы казнили, если бы Хелл не успела спасти Бенедикта?

Кеннет молчал. Эрик и без сверхъестественного дара мог читать его мысли. Никто бы не узнал. Командование было бы в руках у Ястреба. Хелл принадлежала бы ему.

— Пять лет это не так много, приятель, — перешел Эрик на доверительный тон, — Но достаточно, чтобы изменить в себе что-то.

— Ты ведь поступил бы на моем месте точно так же.

— В двадцать — возможно. Но и в таком возрасте я бы не стал нажираться и трепаться об этом. Спасибо, что хоть Ганса не ты на тот свет отправил.

— Что? — Кен явно не ожидал такой благодарности.

— Боже, ты даже не помнишь, что говорил об этом с Гуном, — Старший разочарованно выдохнул, — Хелл слышала. Она мне рассказала.

— Черт, — Кеннет потер переносицу пальцами, вытащил сигарету, закурил.

— Уезжай, Артур. Ты хороший адвокат с блестящим образованием. Тебе будут рады и в Европе и в Новом Свете.

— Для начала нужно завязывать бухать.

— Отличная мысль. Я буду ждать тебя вечером у машин. И желательно, чтобы друзья запомнили тебя трезвым.

Эрик ушел в лагерь. Его опасения не подтвердились. Кен даже не показался у Ястребов. Он пришел на стоянку вечером, как и было велено. За спиной был рюкзак, который он так и не разобрал, зная, что задержаться на Севере ему вряд ли позволят.

Через час молчаливой дороги Старший не выдержал, спросил:

— Стейна?

— Угу, — подтвердил Кен.

— Расскажешь?

Кеннет лишь усмехнулся и отрицательно покачал головой. Эрик посчитал, что так будет лучше.

Два года спустя.

— Хелл, отойди назад, — закричал Бенедикт, видя, что на его связку прут тяжелые воины-варяги.

Хельга так и не привыкла к добротной защите, брезгуя даже легкими доспехами. Бен с трудом убедил ее носить кольчугу.

— Там, Кеннет, это его двуручник, — ответила Хелл, даже не думая отступать вместе с ним.

В пылу боя она оторвалась из пятерки, отражая удары со всех сторон. Бен видел, что ее силы тают с каждой заблокированной атакой от тяжелого меча.

— Хелл, назад, — завопил он не своим голосом, — Это приказ, черт тебя дери!

— Кеннет! Бен, это он, — повторила Валькирия вместо того, чтобы повиноваться.

— На фланг, — отправил Командир остатки своей связки, а сам двинул на передовую, чтобы отбить горе-воительницу.

Его прикрыли тяжелые латники Тора, но Бен все равно не успел. Мир замер, когда он увидел лезвие вражеского клинка, что полоснуло по бедру Хелл. Бенедикт толкнул корпусом нападающего, замечая краем глаза, как Валькирия упала на одно колено.

— Выйди из боя, Хелл. Немедленно, — гаркнул он, зная, что она не послушает.

— Я в норме, — рявкнула она, вставая на ноги.

— ВОН С ПОЛЯ! — заорал Бен, — СЕЙЧАС ЖЕ!

Он видел, как по ее брюкам расползалось кровавое пятно. Видел, что она еле держится, но отбивает атаки. Видел, что впереди действительно мелькает двуручник Кена. Видел, что Хелл снова осела на землю и на нее направлен удар. И Бен не успевал отразить его. Но воина, который замахнулся на Валькирию, сбил с ног свой же. Из-за атак, что сыпались на него, Бен не сразу понял, что именно Кеннет защитил Хелл.

— Обалдел, Инг? — огрызнулся Кен на скандинавском наречии, — Она почти без сознания.

— А секунду назад чуть башку мне не снесла. У тебя буду проблемы, наемник.

— Бен, уведи ее, — бросил Кен уже на русском, уходя на фланг вместе с Ингом и своей пятеркой.

Бенедикт дал знак, что выходит из битвы и сигнал для лекарей. Но к ним и так уже спешили с носилками. Хелл сидела на земле, едва ли пребывая в сознании. Она зажимала рану, из которой хлестала кровь. Бен бросился к ней, сдирая с себя ремень, чтобы перетянуть им ногу, как жгутом. На руки хлестала теплая кровь, и Бенедикт благословил лекарей, которые прибыли через несколько мучительно долгих минут. Он отправился вслед за носилками, на которых лежала без сознания его глупая Валькирия.

Через несколько часов, когда объединенное войско русичей вкушало пир поражения, а варяги праздновали победу, Хелл нашла в себе силы подать голос. Она уже давно была в сознании, и знала, что Бен сидит рядом с ее лежанкой в шатре лекарей. Было больно и стыдно, но притворяться дольше она тоже не могла.

— Прости, — прошептала, не открывая глаз.

Она протянула руку, ища его ладонь. Бен не отказал ей, но его пальцы не сжали и не стали поглаживать, как обычно.

— Прости меня, — повторила Хелл.

— Детка, я приказывал тебе, понимаешь?

— Да.

— Несколько раз.

— Угу.

— И ты не послушала.

— Не послушала. Прости, Бен.

— Прощаю.

Она открыла глаза, но не нашла во взгляде любимого Командира ни тепла, ни прощения.

— Не злись, пожалуйста. Я обещаю…

— Я не злюсь, Хель. Пока ты истекала кровью, я сам чуть не умер от страха. Нет у меня сил злиться.

— Прости.

— Ты отстранена до конца сессии от всех боев. Я вынесу на Совет Клана вопрос о твоем неповиновении. Пусть Старшие решают.

Хелл всхлипнула, но уговорила себя не реветь, потому что Бен был сто тысяч раз прав. Она сегодня предала его доверие, предала своего Командира.

— Принеси, пожалуйста, чего-нибудь поесть, — попросила она, понимая, что ей нужна минутка, оплакать свою глупость.

— Хорошо.

Бен вышел из шатра, и почти сразу увидел неподалеку до боли знакомый силуэт.

— Какого черта, Кен? — спросил он так грозно, как только смог, но в голосе была лишь усталость и боль, — тебе нельзя здесь находиться, ты…

— Изгнан, ага, — кивнул Кеннет, — Но эти ребята — мой конвой. Это разрешено.

Бен вздернул брови, вопросительно глядя на дозорных. Парни определенно были не в курсе, что разрешено, а что нет при таких обстоятельствах. Но Кен выглядел мирным, да и после того, что произошло на поле, Бен не имел сил и желания лезть в бутылку, гоня его с территории русичей.

— Чего хотел, Кеннет?

— Как Хельга?

— Жить будет.

— Ммм, это хорошо. Жаль, что жить ей придется с тобой, но у каждого свой крест.

— Я бы выбил твои идеальные зубы, но сил нет.

Кен тихо засмеялся. Ухмыльнулись и молодые дозорные.

— Идите на пост, парни. Я сам провожу Кеннета до дозора варягов, — внезапно для самого себя проговорил Бен.

— Смело, Бенедикт. Не боишься, что я тебя убью по дороге? — снова поддел Кеннет, едва конвой покинул пределы слышимости.

— Я сегодня уже отбоялся свое. Да и кишка у тебя тонка.

Кен лишь хмыкнул. Они шли медленно, нога за ногу, оба вдруг утратили красноречие и желание пикироваться.

— Полагаю, ты начинаешь меня понимать теперь? — наконец нарушил молчание Кеннет.

— Отчасти, — скривился Бен, определенно не понимая и не принимая многое, что делал Кен, но все же разделяя теперь некоторые его чувства по отношению к Хелл.

— Ты ведь знал, что это произойдет. Рано или поздно.

— Надеялся, что пронесет.

— Глупо, Бен. Это же Хелл. Она ослушалась приказа?

— Да.

— Ну и на том спасибо. Откровенно говоря, я сначала подумал, что ты умом повредился, раз оставил легкого воина среди латников.

Бен взглянул на него исподлобья, но не стал дерзить в ответ.

— Я виноват отчасти. Не сказал ей, что ты будешь здесь.

— Ты сам-то откуда знал? — удивился Кеннет, но тут же нашел ответ, — Стейна?

Бен кивнул.

— Хелл словно переклинило, едва она увидела твой меч.

— Все боится, что я пришибу тебя одной левой? Ну — не зря. Да ладно, не корчи такую рожу, словно запором неделю болеешь.

— Отвали.

— И так уже отвалил на пять лет, а тебе все мало.

Бенедикт остановился, кивая на дозорный костер варягов.

— Прибыли, наемник. Спасибо, что зашел, но лучше не делай так больше.

— Бен, постой, — посерьезнел Кеннет, — Ты же не оставишь это без наказания?

Командир Волков мог бы многое сказать про наказание в стиле Кена, воспоминания о котором до сих пор вызывали у него мелкую дрожь и желание закопать бывшего Командира Ястребов на месте. Но Бен взял себя в руки, понимая, что именно Кен сегодня спас Хелл, и спокойно ответил:

— Я отстраняю ее от боев до конца сезона. Остальное решит Совет. Даже если будут из клана выгонять, я не стану заступаться.

— Заступись, — вдруг выдал Кеннет, — Зачахнет она в городе. А так… хоть потанцует у костров.

Они снова замолчали. Кен слегка раскачивался на пятках, не спеша уходить к своим. Бен кусал губы, решаясь задать вопрос.

— Ты ее любишь? — таки спросил он.

Кеннет поднял глаза к небу, словно считал звезды или искал Малую Медведицу.

— Не знаю… Как это понять? Вроде бы — да. Скучаю по ней все время. Но может я просто по России скучаю? Ольгу я вроде любил, но…

— Погоди, а ты про кого сейчас? — не понял Бен.

— А ты про кого? — ответил Кен вопросом на вопрос, едва ли сдерживаясь, чтобы не отвесить себе подзатыльник за идиотизм.

— Про Хелл.

— Ой, да сдалась мне твоя Хелл, — огрызнулся наемник.

— Ну я так и понял, — гаденько захихикал Бен.

— Доброй ночи, Бенедикт, — рявкнул Кеннет и быстро пошагал в сторону лагеря.

Бен развернулся и тоже направился к своим, а вспомнив, что Хелл просила принести поесть — побежал.

* * *

Гриша ехал домой из очередной командировки. Он смотрел из окна такси на родные огни ночной Москвы и улыбался. Он любил возвращаться домой, любил предвкушение скорой встречи с Олей. Они не виделись несколько дней, но он успел до безумия соскучиться.

После того случая с ее ранением прошло больше двух лет. Хелл отстранили от боев, и уже давно подошел срок, когда она могла попросить о восстановлении всех своих регалий. Но она не просила. Бен пытался обсудить это, но девушка упрямо уходила от разговора. А потом он вдруг понял, что не стоит тревожить эту тему. Вопрос оставался открытым, и Хелл всегда могла поднять его на Совете. Но она не поднимала. И Бену было ясно почему.

Его Хелл, его Ольга просто напросто была счастлива. Она танцевала и все так же тренировалась. Но без меча. Она ездила с ним на Север, наблюдала за спаррингами и битвами, но не стремилась больше участвовать в них. Поначалу Бен искал в ее глазах жажду боя и потребность быть рядом с ним, держа в руках меч. Но ее не было. Была лишь радость и любовь, когда она обнимала его потного и побитого, когда зацеловывала его раны, зашептывала боль.

Лишь однажды Хелл сказала: «Я не хочу убивать ни тебя, ни себя, никого больше, поэтому не возьму в руки оружия. Мне нужен только ты». После этих слов Бен успокоился, зная, что она может быть счастлива, укротив свою Валькирию. Ее крылья никуда не делись, но теперь они летали, лишь сплетаясь в любовном экстазе. Это был самый желанный бой, где победа — это удовольствие, которое даришь любимому. И нет проигравших, нет поражений, потому что они всегда приходят к финишу вместе.

Выйдя из такси, Гриша закинул на плечо сумку, поднял голову, оглядывая темные окна ночного дома. И только на кухне его квартиры в этот поздний час горел свет. Потому что Оля ждала его. Она всегда его ждала. Гриша знал, что этот свет никогда не погаснет.

Содержание