С водительской стороны внедорожника открылась дверь, и из машины бодро выпрыгнул парень в шортах и легкомысленной рубахе в цветочек.

— Хей, красотка, прокатимся до Байкала? — сверкнул он белозубой мальчишечьей улыбкой, жуя жевачку.

— Миттен, завали уже орало, — лениво гавкнул на него Костя, вылезая с другой стороны. — Перепугаешь девчонку к чертям. Я и так еле уломал.

— Здрасте, мальчики, — усмехнулась Марина, поправляя рюкзак за плечами.

— Привет, Кри… — протянул было руку парень.

Но Костя тут же перебил.

— Мить, это Марина. Марин, это Митя Токарев, самый невыносимый засранец на планете. По нелепой случайности мой хороший друг.

— О, — только и сказал Митька. — А куда делась Кристина?

— Кристина заболела. Марина едет с нами, — сухо выдал Костик, стаскивая с плеч девушки рюкзак.

— Ну ты, Костян, шустрый. Как понос, — присвистнул Токарев, подхватывая Маринину сумку, чтобы и ее пристроить в багажнике.

— Весь в тебя, братан, — буркнул Костик, наступая на любимую мозоль друга.

— Приятно познакомится, Мить, — наконец вспомнила о манерах Иванова, слишком увлеченная тем, чтобы не прыснуть со смеху от их перепалки.

— Взаимно, дорогая, чертовски взаимно, — снова ослепил ее улыбкой Митя. — Погрузились? Поехали.

Токарев запрыгнул в машину, повернул ключи. Костя открыл Марине заднюю дверь, и девушка залезла в салон. Бирюков постоял немного, раздумывая, но решил не гнать лошадей и вернулся на свое место рядом с Митькой.

Внедорожник быстро покинул черту города, выехал на трассу, где Марину начало морить под монотонное ворчание двигателя. Но даже коматозное состояние не могло помешать любопытству. Она то и дело поглядывала на Митю, который казался ей смутно знакомым.

— Чего смотришь, Марин? Понравился? — подмигнул Токарев, поймав ее очередной взгляд в зеркале заднего вида.

— Лицо у тебя знакомое, — чуть смущаясь, объяснила девушка. — Никак не могу вспомнить, откуда тебя знаю.

— Только не говори, что мы трахались, — закатил глаза Миттен.

Костя подавился воздухом, забавно крякнув.

— Неее, я бы запомнила, — усмехнулась девушка, забавляясь реакцией Бирюкова, и тут же воскликнула: — Ну конечно, ты с Наташкой тогда зависал.

— Ху из Наташка? — чуть нахмурился Токарев.

— Моя подруга. Она работала администратором в «Башне», — напомнила девушка.

— Там еще казино было раньше, — поддакнул Кос, расслабляясь. — Я и забыл, что она твоя подруга.

— А, ну точно. Я их консультировал тогда, — наконец озарило и Митьку. — Наташку помню. Смутновато, но да, зажигали. Как она?

— Нормально, — пожала плечами Маринка, прикрывая рот и зевая.

— Ты поспала ли? — заботливо поинтересовался Кос.

— Когда бы? Собиралась всю ночь.

— Тогда поспи, солнце. Нам ехать часа четыре точно.

— Угу, — кивнула Марина, устраиваясь поудобнее.

Через минуту она отключилась. Костик блаженно улыбался, наблюдая, как расслабляется ее лицо, и раннее утреннее солнце отсвечивает в коротких вьющихся локонах.

— Спит? — уточнил Миттен на всякий случай.

— Да, — подтвердил Костя. — Пусть подремлет, а то в самолете не факт, что получится.

— Какой ты заботливый, — подколол друга Токарев и, не дожидаясь резкой реплики на это замечание, спросил: — Может уже расскажешь, чего за рокировка? Откуда эта Марина нарисовалась? Она, вообще, кто?

— Она вроде как мой друг.

— Ясно. А Кристина?

— А Кристина пойдет лесом, как только я вернусь.

— Круто ты с ней. Думаешь, врет, что заболела?

— Знаю, что врет. У нее на завтра билеты в Испанию.

— Ого.

— Не люблю, когда меня держат за мудака.

— Понимаю, — согласился Митька, аккуратно подмечая: — А Маринка — приятная дама…

— Даже не думай, — пристрелил его глазами Бирюков.

— Чо это? — обиделся Мит.

— Просто — нет, Митяй.

— Будь добр тогда, поясни.

— Люблю я ее… кажется, — неожиданно для самого себя признался Костя.

Митька аж повернулся, таращась на друга.

— На дорогу смотри, мать твою, — рявкнул Кос и, не дожидаясь наводящих вопросов, ввел его в курс дела. — Марина моим бухом была до Кристинки.

— Спал с ней?

— Угу, пару раз. А потом она уехала.

— Чего ж отпустил-то?

— Она замужем была, Мить. А я был… Дураком я был.

— Ты и сейчас не шибко умный… Погоди, твой бывший бухгалтер вроде теперь Усмановскую «Канцелярию» возглавляет? Колян что-то такое говорил.

— Именно так, — кивнул Костя.

— То есть Марина — шефиня твоей Кристины?

— Не моей, просто Кристины.

— О, товарищ, ну и заварил ты кашу. Не перегрызутся бабы-то?

— Надеюсь, обойдемся без жертв. Да и не факт, что Маринка захочет…

— Захочет, — кивнул Токарев. — Не поехала, если б не хотела.

— Она на Байкал хотела.

— Ой, ну давай, рефлексируй, тебе полезно, — усмехнулся Митька.

За разговором они проехали половину пути, остановились в небольшом городке на трассе, чтобы поменяться и выпить кофе. Марина проснулась, едва затих двигатель. Она потянулась и вышла вслед за мужчинами, потирая глаза и радуясь, что решила не заморачиваться косметикой.

— Кофе будешь, солнце? — тихо спросил Костя, находя заспанную девушку безумно милой.

— Со сливками, если можно, — кивнула Иванова.

Он пошел в кафешку, оставив ее рядом с Митькой, который тоже разминал затекшие мышцы.

— Выспалась? — вежливо поинтересовался Токарев, чтобы не вешать между ними неловкого молчания.

— Не особо, но все лучше, чем было. Нам долго еще ехать?

— Часа три. Блин, надо, наверное, чего-нибудь пожрать, а то от аэропортовской еды меня воротит. Ты побудешь тут? Я Костика догоню.

— Эммм, а я бутербродов с собой взяла. Сойдет? — предложила девушка.

— Так, конечно, все лучше, чем эти забегаловки, — покивал с энтузиазмом Миттен.

Маринка нырнула в машину, вытащила из сумки контейнер с бутербродами, открыла, протянула Митьке.

— Ого, — промямлил Токарев с набитым ртом. — Фкушно как.

Марина улыбнулась и тоже взяла один. У ее мамы с советских времен осталась жива бутербродница, которая представляла собой две железки с ручками. В этой нехитрой посудине получались просто божественные горячие бутерброды с ветчиной и сыром.

— Чего-то точат уже без меня. Нельзя на пять минут отойти, — заворчал Костик, пристраивая на капот три стаканчика кофе в подставке.

— Присоединяйся, — подмигнула Марина.

— Твоих рук дело? — уточнил Костя, одобрительно приподнимая бровь в ее сторону после первого укуса.

— Ну не моих же, — закатил глаза Токарев.

Маринка не смогла больше сдерживаться, засмеялась. Они стояли у машины, прихлебывая кофе, обмениваясь беззлобным стебом, щурясь от яркого солнца, предвкушая отличное путешествие. Мужчины успокоились только, когда контейнер опустел. Костик сел за руль, сменяя Митьку, и они погнали дальше.

У Ивановой сосало под ложечкой от волнения. Она больше не хотела спать, видимо, подействовал кофе. Но чем ближе внедорожник был к Москве, тем легче становилось у нее на душе. Девушка все пыталась сохранить мандраж, цепляясь за свои переживания, но не могла. Присутствие Кости и хохмача Митьки не давало ей загнаться. Марина чувствовала, как ей становится комфортно и спокойно рядом с этими двумя великовозрастными придурками, которые всю дорогу травили байки, ржали, поддевали друг друга.

А вот в аэропорту пришлось немного понервничать. Костя, хоть и бронировал билет с возможностью переоформления, но как всегда в нашей стране это делалось долго и муторно. Бирюков сжимал кулаки и прикрывал глаза от раздражения. Марина не без вожделения отметила, как сексуально ходят желваки, когда он бесится. Простояв у стойки добрые двадцать минут, Костя все-таки получил билет на Марину. Бирюков облегченно выдохнул, и они спокойно дожидались остальных.

Не прошло и получаса, как народ стал собираться. Костя всех знакомил с Мариной, радуясь, что эти его приятели ничего не знали о Кристине и не ставили девушку в неловкое положение, как тот же Митька. Костя представлял Марину, как свою подругу, но мужики сразу понимающе ухмылялись, давая понять, что не будут претендовать на девушку. А еще Бирюков порадовался, что слабого пола в их компании прибыло. Кроме Ивановой летели еще две девушки. Все не одной среди мужиков болтаться.

Объявили посадку, и шумным табором народ потянулся из зала ожидания. Марина ехидно хмыкнула, обнаружив, что сидит рядом с Костей. Правда никаких замечаний по этому поводу не отпустила, хотя на языке у нее много чего вертелось сказать. Но сил на это у Ивановой не осталось. Едва они взлетели, Марину начало вырубать. Видимо, действие кофе прошло. Костя с удовольствием подставил свое плечо, когда голова девушки начала склоняться во сне. Он улыбался ей в макушку, нахально целуя мягкие волосы, вдыхая аромат ее шампуня. Митька, сидевший через проход, то и дело рисовал пальцами сердечки.

— Придурок, — одними губами проговорил Костя, чтобы не будить Марину, и показал другу фак.

У Бирюкова аж зубы заскрипели, когда девушка стала просыпаться из-за суеты по поводу раздачи еды. Марина сонно оглядывалась, потом вяло ковырялась в курице, хотя съела почти всю. Она вдруг стала очень тихой, не поддерживала разговор и улыбалась его шутливым замечаниям скорее из вежливости. Костя уже начал жалеть, что лишился буфера в виде Митьки, который сглаживал между ними неловкость, не давая девушке загнаться.

— Марин, — решился пристать к ней с расспросами по поводу вмиг потухшего настроения Костя, накрыв ее ладонь своей.

Это был неправильный ход. Девушка аккуратно, но уверенно вынула руку из его хватки.

— Не надо, Кость, меня трогать.

— Откуда такая брезгливость? — поинтересовался он.

— Если ты настроился трахаться на Байкале, то, прости, я вместо Кристины отрабатывать не собираюсь, — выдала Марина чересчур серьезным тоном.

— Я вроде уже говорил, что ты не вместо.

— Вот и не забывай. Я сама по себе. Окей?

— Окей, — кивнул Бирюков.

Остаток пути они молчали. Марина изо всех сил убеждала себя, что не должна снова поддаваться обаянию этого засранца. А Костя тупо злился на Маринку, на себя, на то, что не знал, как и когда поставить девушку в известность о своих чувствах, о своем намерении расстаться с Кристиной, о желании забрать Иванову после Байкала на Камчатку. Он небезосновательно полагал, что Маринка будет изо всех сил игнорировать его, упрямо стоять на принципах дружбы и порядочности. Только если раньше Костю эти самые принципы тоже изрядно притормаживали, то теперь он чувствовал себя свободным от обязательств и прочих нелепостей.

Когда объявили посадку, Бирюков немного воспрял духом. У него в запасе было целых десять дней, чтобы убедить Марину попробовать, чтобы соблазнить ее, привязать к себе крепко-накрепко. Костя решил пока дать ей время, отойти в сторону, не напирать. Он был уверен, что на месте, среди красот Сибири и магии Байкала у Марины будет намного меньше поводов и желания сопротивляться.

А сама Марина при этом изо всех сил боролась с притяжением, которое буквально примагничивало ее к Косте. Она проснулась на его плече и как-то автоматически потерлась носом о его шею, вдыхая терпкий аромат бальзама после бритья. Иванова едва удержалась, чтобы не прильнуть к ароматной коже губами, благо борт-проводница загремела тележкой, возвращая девушку с небес на землю. Марина мгновенно вспомнила, что Костя ей не принадлежит и никогда не принадлежал. Что она — начальница его подруги. Что он вернется к Кристине, как ни в чем ни бывало, а она потом будет сходить с ума от ревности и злости, если позволит себе и Косте лишнего. Ну а влипать и дома в продолжение интрижки ей вообще не улыбалось.

«Прав был Усманов, — думала Марина, — Не стоило нам тогда трахаться».

Витая в собственных мыслях, Марина едва заметила, как самолет приземлился. В аэропорту Иркутска она тоже передвигалась на автопилоте, стараясь поспевать за Костей, который бодро шагал за багажом. Компания собралась очень быстро, и все двинулись на выход, где быстренько погрузились в четыре уазика. Следующие три часа Марине было не до мозгоедства. Машину очень скоро начало трясти так, что она без лишних церемоний цеплялась за Костю, послав к черту условности.

Митяй всю дорогу угорал, говоря, что Маринка плохо ест, поэтому и подскакивает выше всех. И сто раз рассказал анекдот про сильного и могучего, но легкого ежика. Иванова даже рычать на него не могла, боялась прикусить язык до крови. Она только злобно зыркала на Токарева, которого эти взгляды провоцировали на очередные потоки стеба.

— Я жива, я жива, — бормотала Марина, выбираясь из уазика, когда они наконец прибыли на место.

— Пойдем-ка познакомишься, — позвал ее Костя, утягивая девушку за руку.

— Что? Куда? — не поняла она, но все же посеменила за ним. — Надо же вещи разгрузить.

— Без нас разгрузят.

Бирюков упрямо тянул ее за собой куда-то на гору, не обращая внимания на вялое сопротивление Марины.

— Кос, полегче… Какого черта так быстро, — возмущалась она, оступаясь на каждой кочке, запинаясь за каждый корень.

— Смотри, — наконец остановился он на вершине утеса. — Вот он, твой Байкал.

Марина застыла как вкопанная. Все ее сетования и жалобы тут же рассыпались в пыль перед открывшимся видом. Девушка потрясенно распахнула глаза, обводя взглядом маленькую бухту, величественные холмы и бескрайнюю ширь водной стихии. Поддавшись порыву, она распахнула руки, желая обнять эту красоту, и закричала:

— Неужели это все мое!!!

— Твое, — тихо выдохнул Костя, проведя ладонями по ее плечам.

Маринка счастливо рассмеялась, поставляя лицо ласкающим ее солнцу и ветру. Она откинула голову назад, прижалась спиной к Костиной груди, так же тихо ответила ему:

— Спасибо.

— Не за что, солнце.

Он благоразумно сделал шаг назад, решив, что сейчас надо дать ей свободу, которой она так отчаянно дорожила. Наверное, подсознательно Костик чувствовал, что никакая свобода Марине нафиг не нужна и, хлебнув ее вдоволь, она быстрее захочет сдаться, отдать себя ему.

Девушка еще немного постояла, впитывая ощущения, любуясь Байкалом с вершины, и только потом обернулась к своему щедрому дарителю.

— Там будет лагерь? — кивнула она вниз, где среди деревьев, недалеко от бухты и крошечного песчаного пляжа уже суетились ребята.

— Да. Внизу затишка. Здесь красиво, но очень ветрено. Особенно ночью.

— Пойдем?

— Уже насмотрелась? — ухмыльнулся Костя.

— Нет, но еще будет время.

Они спустились вниз, где мужчины уже развели костер, ставили тент и палатки. Девочкам было поручено заняться обедом. К ним примкнула и Марина. В три руки они быстренько настрогали салат, колбасу, сыр, оставили мужиков заниматься шашлыком. В компании девочек Иванова посетила ближайшие кустики, поставив мужчин в известность, что восточное направление — это женская уборная. Вернувшись, Марина обнаружила, что только Костя возится с палаткой под ленивое подначивание Токарева. При этом ее собственная палатка, сумка и рюкзак валялись рядом. Девушка могла бы многое сказать Бирюкову, но решила молча забрать свои вещи.

— Спасибо, что присмотрели за багажом, мальчики, — только и бросила она, удаляясь на свободное место, чтобы заняться своим жилищем.

Костя открыл было рот, но проглотил приглашение спать вместе с ним, не желая снова нарваться на лекцию: я не вместо Кристины, я сама по себе. Только крикнул девушке в спину:

— Марин, погоди, я помогу.

— Закончи сначала, — хмыкнула она, разворачивая чехол, доставая колышки. — А потом я может сама тебе помогу.

Костик ненавидел ставить палатку. Это было ещё хуже, чем с пододеяльником и одеялом, которые он тоже ненавидел. Обычно ему помогали, но сейчас Кос нагрубил Митьке, который поддел его за недолгое отсутствие, намекая на скорострельность, а остальные мужики занимались дровами и шашлыком, обустраивали лагерь. Поэтому ему пришлось возиться одному, позорясь перед Мариной. А Иванова тем временем бодро вбивала колышки, натягивала стропы. Она лишь пару раз позвала Митьку помочь натянуть, пока вязала узел. До Костика долетали отдельные фразы и смех. Он был уверен, что эти двое ржут именно над ним, и бесился все сильнее.

— Маринка, ну ты даешь. Я б на тебе женился… пару раз, — услышал Кос, как подкатывает Миттен.

— Токарев, — рявкнул он. — Сгоняй за мясом что ли?

— Тебя покинули силы, братан? Сейчас принесу.

Митька умотал в сторону мангалов, а Костя брякнулся прямо на землю, закурил.

— Не выходит каменный цветок, Данила Мастер? — опустилась рядом с ним на корточки Марина. — Помочь?

— Буду признателен, — кивнул Кос.

Девушка обошла брезентовую кучку, подергала уже закрепленные стропы.

— Вот здесь, не ту протянул, — поставила она диагноз почти мгновенно.

— Быть не может, — воспротивился Бирюков. — Марин, я вообще-то по первому образованию инженер.

— Да что ты, — хмыкнула она, развязывая узел, кидая Косте веревку и командуя: — Вон на тот кол привязывай. А по второму образованию ты кто?

— Экономист, — буркнул Костя, наблюдая, как выравнивается палатка у него на глазах.

— То-то я смотрю, как ты ловко отличил счет-фактуру от заявления на обмен, — не сдержалась Марина.

— У меня тогда бухгалтер был сущий вынос мозга. С ней нужно было держать ухо востро, — ответствовал он, нахально ухмыляясь в своих лучших традициях.

— Еще ты, кажется, держал хвост пистолетом, — продолжала постебывать его Марина.

— Рядом с ней ничего и держать не надо. Само стоит.

Их милую перепалку прервал засранец Митька.

— Мяса мне не дали. Велели тащить вас в столовку, все готово уже. Чего улыбаетесь-то? Насрали у меня в палатке, да? Или подкинули кого?

Марина с Костей синхронно покатились со смеху. Они отправились в сторону тента, под которым поставили большой стол, а Митяй еще долго шарился у себя в палатке, но так ничего и никого не нашел.

Иванова быстро привыкла к шумным разговорам. Ей было весело в этой компании, не то что среди своих грымз с прошлой работы. Обеденные посиделки плавно перетекли в ужин. Мужчины много пили, но при этом не надирались. В первый день все негласно принимали слабый алкоголь: пиво, вино. Двое смелых даже отважились искупаться, хотя погода стояла не жаркая, всего двадцать градусов. Прихлебывая каберне, посмеиваясь над очередной историей, Марина расслабилась, как никогда. И едва она отпустила все нервы, позволила себе отдыхать, как в ухо ей зашептал Костя:

— Мариш, у нас тут маленькая беда… с твоей палаткой.

— Что? — подняла она глаза.

— Пойдем-ка.

Костя привел девушку к палатке, которая была располосована на две части.

— Это… Это, мать вашу, что? — вытаращилась Марина.

— Это Миттен, не смотри на меня, — тут же перевел стрелки на друга Костик.

— Прости, Марин, я сам не понял, как так вышло, — бубнил Токарев, пряча глаза.

— Ты не понял, как подошел к палатке и разрезал ее надвое? — зашипела на него Иванова.

— Не подходил я. Мы нож метали в дерево, и он отскочил как-то неудачно.

— Охренеть как неудачно. Не то слово, как неудачно, — рычала на него Марина.

— Может, скотчем заклеим? — предложил Митяй.

— Может, я тебе рот скотчем заклею и к дереву им примотаю, а потом буду нож метать. Посмотрим, куда у меня отскочит. И насколько неудачно, — взорвалась девушка. — Что за дебилы! Вроде взрослые мужики, а все ножичками кидаетесь.

Марина пнула палатку, а потом, сцепив кулаки, полезла внутрь. Она доставала свои вещи, продолжая поносить Бирюкова и Токарева, прибавляя в конце каждого обзывательства:

— Мужчины, как дети.

— Мариш, а что ты делаешь? — осторожно поинтересовался Костя.

— Перетаскиваю вещи в палатку к Токареву. Или ты мне прикажешь спать на свежем воздухе?

— А может ко мне лучше? У меня двухместная.

— В тесноте да не в обиде. Подвинется метатель ножей косорукий.

Митя спорить не стал. Костя — тоже почел за лучшее заткнуться. Перенеся все вещи в Токаревскую палатку, девушка отправилась обратно к костру. По мере того, как темнота приближающейся ночи ложилась на лагерь, Марина становилась все мрачнее и мрачнее. Народ стал потихоньку рассасываться, так как сказывался перелет и дорога до лагеря. Иванова тоже демонстративно прошагала в палатку, где залезла в спальник и приказала себе уснуть. Но как ни старалась, не могла выключиться. А потом пришел Митька.

— Марин, прости. Я, правда, не хотел.

— Спокойной ночи, — только и ответила она, поворачиваясь к нему спиной.

Митяй только плечами пожал. Он аккуратно пролез в свой спальник, пожелал Марине спокойной ночи в ответ, но более мягким тоном и… захрапел. Сначала он лишь слегка посапывал, но девушку раздражало и это, а потом и вовсе залился трелями в лучших традициях дрели. Иванова сначала пыталась абстрагироваться, потом просила его перевернуться на бок, потом сама переворачивала, толкала, пинала. Без толку. Токарев что-то бубнил, соглашался, переворачивался, но через полминуты снова начинал нахрапывать свои серенады. Не выдержав этого издевательства, Марина вылезла из палатки и побрела к костру.

Косте тоже не спалось. Он ворочался с боку на бок, но не мог отключиться. Потом ему стало холодно, и он полез за запасным одеялом. Ну и естественно приперло отлить. Бирюков нарыскал фонарик, смотался в сторону, сделал свои дела. Возвращаясь, он заметил в луче света сгорбленную фигурку вдали, там, где горел костер. Он подумал, что ему померещилось, но все же посветил в тут сторону еще разок. И точно. Кто-то сидел у почти потухшего костра. Понимая, что компания ему сейчас не повредит, Костик сунул в рот сигарету и двинулся вперед. Он сначала обрадовался, узнав в одиноко сидящем силуэте Марину, а потом до ужаса перепугался, услышав, как она стучит зубами.

— Господи, солнце, ты чего тут делаешь? — кинулся он к девушке.

— С-с-сиии-ж-жж-жу, — проклацала зубами Иванова.

— Вставай, — рявкнул Костя, дергая ее за руку вверх без лишних церемоний.

— П-п-по-лл-легче, — попыталась сопротивляться Марина.

— Даже слушать ничего не хочу, Иванова, — заткнул ее Кос, таща через палатки к своей, отчитывая на ходу. — Ты вообще что ли ума лишилась? Какого хера сидишь мерзнешь? Хочешь завтра проснуться с воспалением легких? До ближайшей больницы херачить на уазе два часа! Где мозги, Марин?

— Я д-д-думала, что замерзну немного, а п-потом согреюсь и засн-н-ну.

— Полагаю, ты слабо чувствуешь грань между замерзнуть, чтобы согреться, и замерзнуть насмерть, — не унимался Костя. — Тебя Митяй выгнал что ли?

— Я сама ушл-ла. Он хра-а-п-пит, как, с-с-сука, пароход Красин.

— Разберемся, — буркнул Костя. — Залезай немедленно.

Он подтолкнул девушку в палатку, сам стащил с нее ботинки, запихал в свой спальник, накрыл сверху одеялом, а сам пошел к Митьке.

— Токарев, чего за концерт устроил? — спросил Кос, услышав трели из палатки.

— А, это ты? Спасибо скажешь потом, братан, — хмыкнул Митька, щурясь от Костиного фонаря.

— Скажу, наверное, если Иванова не сляжет с пневмонией.

— Она не к тебе пошла разве?

— Нет, мерзла у потухшего костра.

— Упертая девка.

— Я в курсе.

— Удачи, — и Митька снова закрыл глаза, разрешая себе уснуть.

Костик прихватил Маринкину сумку, рюкзак, спальник. Вернувшись к себе, он обнаружил все еще трясущуюся от холода Марину.

— Раздевайся, — приказал он, сам стаскивая толстовку и майку.

— Ч-что, прости?

— Раздевайся, я сказал.

— Р-р-размечтался.

— Боже, женщина, как же ты меня местами бесишь, — не выдержал Бирюков. Он быстро избавился от штанов и залез к Марине, бесцеремонно задирая ее свитер.

— К-костя, ты с ума сошел? — вяло отбивалась Иванова.

— Мы вроде давно уже выяснили, что в твоем присутствии у меня мозги сносит. Разве нет?

— К-коос…

— Солнце, пожалуйста, перестань дергаться, я просто хочу согреть тебя. Тебя, конечно, тоже хочу, но попозже. Сейчас просто прижмись ко мне и грейся, — уговаривал он, продолжая раздевать девушку.

— А б-белье оставишь? — Марина попыталась хихикнуть, но от озноба получилось что-то вроде хрюканья.

— Оставлю. Мне твое бельишко нравится, — не оставил ее без ответа Бирюков. — Меня можно обнять.

— П-правда?

— Угу.

И она обняла, прижалась к нему. Костя накрыл их сверху еще и Маринкиным спальником, обвил девушку руками, ногами. Он продолжал ругать ее шёпотом, целуя в макушку, растирая ладонями холодную кожу, которая постепенно нагревалась. Дрожь утихала, а потом и вовсе исчезла, но Марина и не думала отстраняться. Стоило ей прильнуть к Косте, как сразу стали неважными все предубеждения и запреты, которые она сама себе напридумывала. Девушка задрала голову, чтобы поблагодарить его за тепло, но и рта не успела открыть, как Костя приник к ее губам своими. Марина лишь тихо пискнула, не смея противиться этому поцелую. Он был такой сладкий, такой чувственный, с легкой горчинкой табака. Почти забытая мягкость Костиных губ заставила девушку застонать от удовольствия. Она отвечала ему, поглаживая мужчину по шершавой щеке, искала его язык своим, прикусывала его губы, вся трепетала, чувствуя, как ей становится не просто тепло, горячо. Девушка потерлась щекой о его грудь, чуть согнула ногу в колене и случайно наткнулась на пах.

— Кость, — позвала она, разрывая поцелуй. — У тебя стоит что ли?

— И не жди, что я буду за это извиняться, — ответил он, чуть задыхаясь.

— И не жду. Это даже похоже на комплимент. Приму на свой счет.

— Уж прими, — и Костя снова завладел ее губами.

Они долго целовались, пока у обоих не заболели губы, пока Марину не начало выключать. Она поерзала, уютно устроившись у него подмышкой, чувствуя, как наконец наползает вожделенная дремота.

— Мариш, — услышала она голос Кости сквозь пелену сна.

— Ммм.

— Учти, я к тебе завтра буду приставать.

— А почему не сегодня? — встрепенулась Иванова.

— Потому что сегодня был тяжелый день. Нужно поспать, — объяснил Кос.

— Почему ты думаешь, что я завтра буду спать тут? — подал голос вредный рассудок.

— Потому что Митяй храпит.

— И ты полагаешь, что я поведусь на твои приставания?

— Полагаю, да.

— С чего бы?

— С того, что ты сначала возмутилась, почему я не пристаю к тебе сегодня, а потом только начала валять дурака и выпендриваться, — сразил ее аргументами Костик.

— И ведь не поспоришь, — зевнула Марина.

— И не спорь. Спи, — подытожил Кос, улыбаясь ей в волосы.