ГУБЕРНАТОР ИЕРУСАЛИМСКИЙ – НОЧНОЕ ГОВЕНИЕ – МЕЧЕТЬ ОМАРА – ЗАПРЕЩЕНИЕ ХРИСТИАНАМ – ИОСАФАТОВА ДОЛИНА – КЕДРОНСКИЙ ПОТОК – МЕСТО УБИЕНИЯ СВ. СТЕФАНА – ГЕФСИМАНИЯ – ВЕРТЕП ПРЕСВ. БОГОРОДИЦЫ – ГРОБНИЦЫ ИОАКИМА И АННЫ – МАСЛИЧНЫЙ САД – ВОСЕМЬ ДЕРЕВ – ОЩУЩЕНИЕ – ХОЛОД – РАССКАЗ О. ДИОНИСИЯ – МЕСТО МОЛИТВЫ ГОСПОДНЕЙ – МЕСТО ОТДОХНОВЕНИЯ ПРЕСВ. БОГОРОДИЦЫ – ЯВЛЕНИЕ ПРЕСВ. ДЕВЫ АПОСТОЛУ ФОМЕ – ОМОФОР – ГРОБНИЦЫ ИОСАФАТА И АВЕССАЛОМА – ПРИВРАТНИКИ – НЕДОСТАТОК МЕСТНЫХ ПОЗНАНИЙ ГРЕЧЕСКИХ МОНАХОВ – ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХРАМ ВОСКРЕСЕНИЯ

Нам оставалось еще исполнить долг светского приличия – именно посетить Али-Пашу, губернатора Иерусалима, к которому я имел из Бейрута рекомендательное письмо от его предместника, путевого товарища нашего, Решида-Паши.

Он принял нас очень вежливо и просил во всем, в чем бы мы ни встретили надобность или затруднение, обращаться прямо к нему, обещая сделать все нам угодное. Он человек весьма красивой наружности, с приятными манерами.

Дом Али-Паши хотя и губернаторский, но невелик и без всякой роскоши, что, впрочем, произвело на меня приятное впечатление, ибо сердце ноет при виде великолепия и роскоши там, где могила Царя Царей является в скудной простоте, а тем более возбуждает в вас негодование великолепие мусульман, торжествующих над унижением христианства.

Мы начали говеть с вечера и пошли в церковь около шести часов, где нас заперли на всю ночь, в продолжение которой отправлены были последовательно и вечерняя и утренняя службы, перед рассветом часы, и наконец с восходом солнца самая литургия. В промежутках мы могли отдыхать в отведенной для нас келии, но впечатления всего виденного мною были так глубоки, что и думать об отдыхе было некогда; я переходил с места на место, от одного престола к другому – и везде находил трогательные воспоминания, везде обильную пищу для ума и сердца, везде мог молиться с глубоким чувством веры и благоговения, так что ночь прошла неожиданно скоро. Не берусь описывать впечатления самой литургии, таинственности совершения ее на самом Гробе Господнем и ощущений, которые производят на христианина слова св. Евангелии: это надобно самому прочувствовать – никакие слова, никакое красноречие не передаст таинственной беседы души с небом…

После обедни так называемый эконом, или смотритель ризницы, почтенный инок греческого монастыря, который уже 44 года служит Гробу Господню, пригласил нас в свою келью.

В три часа утра мы вышли из храма и после кратковременного отдыха, отправившись пешком через весь город, прошли мимо ограды, окружающей мечеть Омара, или древний храм Соломона. У входа стояли вооруженные привратники, не дозволившие нам даже остановиться перед ним: христианину под смертной казнью воспрещен вход в эту мечеть, если он не согласится для спасения настоящей своей жизни погубить будущую отречением от Христа и принятием мухаммеданского закона. Пройдя так скоро мимо полурастворенных дверей в каменной стене, скрывающей за собой великолепную мечеть, я едва успел обнять ее торопливым взглядом, и после уже рассмотрел общий ее очерк с возвышения вне города, откуда она представляется величественной, превышая своей громадностью все строения Иерусалима. Но подробный, верный отчет об архитектурных ее достоинствах дать трудно на таком значительном расстоянии.

Мы вышли за город, к Иосафатовой Долине. Сотни тысяч могил еврейских теснятся в этой долине, где каждый израильтянин считает высшим для себя счастьем похоронить свои и своего семейства кости. Долина эта не представляет собой ничего очаровательного для взгляда: тощий ручеек, слабый преемник некогда бурного потока Кедронского, протекает по бледному каменистому руслу. По дороге указали нам место мученической смерти св. Стефана, побиенного камением Христа ради.

В Гефсимании за небольшой каменной оградой находится пещера, в которой погребена была Пресвятая Дева. Большая лестница ведет в подземный вертеп, где временно почило пресвятое тело Богородицы и откуда чудным действием промысла Божия, как гласит благочестивое предание, перенесена она в вечные обители мира и небесного блаженства.

Почти на половине ската лестницы есть площадка; на ней по обе стороны – могилы святых Богоотец Иоакима и Анны. Я остановился у их подножия и также отдал молитвенную дань святым угодникам Божиим, призывая покровительство праведницы над сестрой моей, носящею ее св. имя.

Гроб Богородицы, находящийся в правой оконечности обширного подземелья, еще теснее Гроба Господня. Какой-то дух чистой девственности, тишина невинности и святости преобладают в этом светлом уголку, где Богоизбранная Дева, открывшая дверь милосердия роду христианскому, почив кратковременно блаженным тихим сном, покоила неискусомужное чистое тело свое.

Молитвы, благовоние кадил и беспрестанное окропление престола-гроба благоухающей из восточных ароматных роз водой и здесь свидетельствуют о глубоком искреннем благоговении к памятнику по Невесте Неневестной; но здесь душа как бы погружается в благодатные чувства без ужаса и скорби, которые поражают душу при Гробе Господнем. Мы приникли к священному престолу, славословя честнейшую херувим, призывая над собой и над близкими нашему сердцу покровительство Пречистой и повторяя слова утешительной молитвы: «много бо может пред Господом молитва Матери».

Не войду в подробное описание объема и устройства вертепа, который уже многократно и отчетливо описан: потому и избегаю по возможности этих словесных чертежей по масштабам.

Неподалеку от этой пещеры находится Масличный Сад, куда Спаситель удалялся для молитвы. Из растительности, во время оно наполнявшей его, остались невредимы от все истребляющего времени лишь восемь дряхлых оливковых дерев, бывших свидетелями той ужасной ночи, когда Иуда с людьми, вооруженными дрекольями, вышел навстречу Иисусу и лукавым лобзанием предал невинную жертву несправедливым судиям. Как осиротелые, несчастные дети многочисленного семейства, погибшего в скорби и печали, эти старые, полуиссохшие деревья стоят посреди ничем не заросшей пустынной поверхности.

Я отломил себе на память несколько ветвей и, долго глядя на них и держа их в руках, углублялся в размышления о том ужасном событии, которое происходило на этом самом месте за 1845 лет. Тогда, может быть, эти деревья, как ни очевидна их ветхость, едва заметно только разве пробивались из корней, а может быть их в то время и вовсе не было, но все равно: они потомки тех дерев, они взросли из той земли, на которой совершилось ужасное событие, и когда вы глядите на них, вас невольно волнуют глубокие впечатления. Свежий ветерок колыхал ветви и только в этом месте, посреди мертвой тишины, шелестел странными звуками, которые доходили до моего слуха то гулом невнятных слов, то отдаленным, едва слышным напевом; словом, мне казалось, что по временам слышится то тихая молитва, то стон и вздохи, то песнь ангелов, то приговор проклятия; но все это происходило невнятно и переменчиво; я старался прислушиваться и почти боялся, чтобы не нарушить этой непостижимой гармонии.

Довольно замечательно, что в этот знойный день, когда в окрестностях все пылало от жара, промежду осиротелых восьми дерев веял холодный ветер, освежавший воздух до такой степени, что нас прохватил озноб. Я приписал было это лихорадочному влиянию нравственных ощущений на нервы, но спутник наш, о. Дионисий, уверял, что в этом месте всегда бывает свежо, и что, несмотря на спокойствие атмосферы, окружающей это малое пространство, здесь всегда бывает ветерок, запрещающий даже самому воздуху быть в спокойствии.

При стечении большого числа поклонников в Иерусалиме к этим деревьям приставляют сторожей, чтобы не допускать ревностных христиан разрушать последние остатки сада обрыванием ветвей на память.

Любимое место молитвы Спасителя обозначено большим камнем, который, по всем вероятиям, – тот самый, возле которого Сын Божий проводил часы в последней молитве, пока три ученика его, лежа вблизи на скате горы, были объяты неодолимым сном. Здесь небесный Сын молил небесного Отца… таинственная беседа двух лиц нераздельного Божества, святое, чистое откровение божественной души Бога-Сына перед божественным престолом Бога-Отца, и со Отцем и Сыном – Дух Святый!

Я пал на колени и с верой приложил уста к поверхности этой земли, припоминая, как Безгрешный, обрекший Себя на смерть, молился за недостойных, молился с напряженными чувствами сердца, исполненного любви, и капли пота и крови от напряжения чувств и искренней молитвы орошали эту землю. Со стыдом спрашивал я самого себя, почему я даже на этом месте не в состоянии так молиться, как молился Тот, Кому были чужды грехи, Тот, Кто молился не за себя, а за других, которых пришел спасти и которые, не познавши Его, предали казни. Но Он же, увидя учеников дремлющих, произнес именно здесь эти многозначительные слова: «Дух бодр, плоть же немощна». Божественный дух превозмогал в нем плоть человека. Нам остается подражать ему, повторяя слова мытаря: «верую, Господи, помози моему неверию».

Отломив себе и здесь на память частицу камня, я взял с собой немного и земли, освященной стопами и кровью Господа.

На возвратном пути нам показали камень, на котором Пресвятая Дева обыкновенно отдыхала на пути из Иерусалима к Горе Елеонской. Тут даже показывают в камне следы ее святых девственных рук.

Неподалеку оттуда находится другой камень, обозначающий место, где Богоматерь явилась апостолу Фоме, оставив ему пояс, которым была препоясана.

Нам указали так называемые Грязные Ворота, через которые вели Спасителя на суд, и вдали гробницы Иосафата и Авессалома.

При входе в Иерусалим, привратники потчевали нас кофе и трубками, и вслед за тем, разумеется, выпрашивали денег.

Монах Дионисий добрый и хороший человек, но хладнокровный к изучению окружающих его святынь; а потому, если бы, положившись только на его ограниченные сведения, я не принял предосторожности взять с собою разных описаний, то решительно ничего не видел бы и ничего не узнал бы. Каковы же должны быть познания других братий, спрашивал я сам себя, если Дионисий считается у них одним из ученейших? Это значительный недостаток, влекущий за собою важные последствия! Слава Богу, благодаря мощному влиянию России на дела Востока, православие там держится твердо и неизменно. Но во сколько раз собственная моральная сила греческого духовенства могла бы увеличиться и противоборствовать влиянию латинского духовенства, если бы наши православные были более образованы и более принимали к сердцу изучение того, что их окружает. К сожалению, я должен сознаться, что не раз был поставлен в необходимость обращаться с вопросами к римско-католическим священникам, не получая никаких объяснений от доброго отца Дионисия. Вечером мы пошли опять на всю ночь в храм ко Гробу Господню.