Босые ноги Клер гулко шлепали по полу старого викторианского дома, стоявшего на берегу залива Наррагансетт. Она очень давно не была в доме, где некогда жила с бабушкой и дедушкой, но казалось, он за все это долгое время ничуть не изменился. Та же атмосфера и те же запахи — старого полированного дерева и солоноватый — залива. И все же многое изменилось с тех пор, как она юной девушкой покинула этот дом и уехала учиться в Германию. После смерти бабушки Клер владела домом на началах доверительной собственности как единственная и последняя наследница по материнской линии. Даже Вильгельм не знал о его существовании. Это был ее секрет, и сейчас она была рада, что не поделилась с ним.

Люди, нанятые присматривать за домом и прилежащей территорией, выполняли свою работу отлично. Как было оговорено в контракте, запасной ключ хранился под кирпичом фундамента веранды. В этом тайнике ключ оставляли еще с тех времен, когда мать Клер была маленькой девочкой. Клер надеялась найти его там, когда, сбежав из аэропорта Бостона, села на автобус, доставивший ее в Ньюпорт. Ключ, лежавший в привычном месте, вселил в нее надежду, что все будет хорошо. Возможно, после стольких потрясений ей будет дарован покой и она наконец-то обретет настоящий дом.

Несбыточность этой надежды заключалась в том, что в своем счастливом будущем Клер видела Андреаса.

Она старалась выбросить его из головы, пока бродила по первому этажу, пробуждавшему массу воспоминаний. Фамильные портреты и живописные полотна были сняты со стен и для сохранности упакованы в ящики. Элегантную мебель, о которой бабушка заботилась с особой щепетильностью, укрывали от пыли огромные белые чехлы, отчего даже при включенном свете дом казался забытым, населенным призраками прошлого. Окна, включая французское, выходящее в уютный дворик с видом на залив, плотно закрывали жалюзи и тяжелые портьеры.

Клер подошла к французскому окну, открыла все четыре створки, позволяя осеннему ветру принести в дом свежесть Атлантики. Эта свежесть манила, и Клер не удержалась, вышла во дворик, прошла по кирпичной террасе, ступила на траву, всей грудью вдыхая солоноватый воздух: именно он ассоциировался у нее с домом.

Чуть поодаль среди выступающих скал было её любимое место для созерцания и размышлений. Клер направилась туда, в темноте осторожно обходя черный валуны. Она нашла знакомый плоский выступ средин острых камней и села.

Долго она просто смотрела на воду; размеренно накатывали и отбегали от берега волны, поблескивай в бледном лунном свете.

В таком блаженном покое Клер могла бы просидел часы, но прилив подступал, угрожая смыть ее. С сожалением она поднялась, повернулась, намереваясь идти к дому, и обнаружила, что на берегу не одна.

— Андреас?! — в крайнем удивлении пробормотал Клер.

Он тяжело дышал, на лице отразилась тревога.

Клер с трудом удержала себя, чтобы не броситься ему навстречу. Она не хотела, чтобы он был здесь, но сердце рвалось к нему.

— Как ты меня нашел?

Вопрос вырвался непроизвольно, хотя ответ был изначально ясен. Сенсорная система вампиров была значительно тоньше человеческой. Даже если бы кровная связь не сработала маяком, он в любом случае нашел, бы ее по запаху. Вид Андреаса — раздраженный и встревоженный — однозначно давал понять: ничего объяснять он не собирается. Клер должна бы была почувствовать себя польщенной, что ради нее он проделал такой длинный путь, но Вильгельм был где-то рядом. И ей хотелось только одного — чтобы Андреас ушел немедленно, как можно дальше от нее.

— Клер, ты сбежала, никого не предупредив.

— Ты лучше меня знаешь, как это делается, — откликнулась Клер, стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучало иронии.

Андреас, прищурившись, посмотрел на нее:

— Что с тобой происходит?

Клер небрежно пожала плечами, хотя на душе у нее было не так легко и беззаботно, как она хотела показать:

— Ничего.

— Почему ты ушла, ничего не сказав? Ты не подумала, что я могу волноваться? Исчезла без каких-либо объяснений. — Андреас чертыхнулся и покачал головой, чувствуя свою вину, хотя по глазам было видно, что он все еще злится на нее. — Я знаю, что вполне заслуживаю такого обращения. Но ты своим поступком напугала меня. Объясни мне, в чем дело.

Клер не могла этого сделать. Страх, что Андреас узнает о присутствии Вильгельма в Бостоне, сжимал горло. Она отвернулась, не выдержав его пристального взгляда.

— Мне было страшно, Андреас, и захотелось оказаться там, где все знакомое и родное. После всего, что случилось, мне захотелось домой. Мне нужен покой.

— Дом и покой, — с недоверием в голосе произнес Андреас и усмехнулся. — Я тебе не верю. Ты убегала не в поисках покоя и дома, ты убегала от меня. И я хочу знать — почему? Из-за того, что случилось… во сне? Но я не хотел тебя обидеть или оскорбить. Я хочу, чтобы ты это знала.

Клер посмотрела на него с глубокой печалью в глазах, но Андреас не дал ей сказать ни слова, погладил по щеке и продолжил:

— Господи, Клер… в жизни я хотел только одного — чтобы ты была в безопасности, спокойна и счастлива.

Клер почувствовала, как горлу подкатил комок.

— Но зачем? — с трудом выдавила она. — Зачем сейчас, Андре, ты проявляешь нежность ко мне? Почему сейчас, не тогда?

Райхен чертыхнулся:

— Тогда, чтобы уберечь от опасности, я отпустил тебя.

Клер покачала головой, не принимая извинений, но Андреас поймал пальцами ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза, большим пальцем, едва касаясь, провел по губам.

— Я ушел потому, что я стал тем, кто я есть. Ты видела мою пирокинетическую силу. Я пришел в ужас, когда осознал, что могу непроизвольно убить того, кого люблю… тебя, Клер.

В горле у Клер пересохло, она тяжело сглотнула:

— Почему тогда ты мне об этом ничего не сказал? Мы бы нашли способ справиться с этим…

— Нет, — перебил ее Андреас. — Тогда такой возможности не было. Огонь вырывался из меня спонтанно, я не мог его контролировать. Много лет я жил, не имея представления, во что меня может превращать ярость. Когда огненная сила впервые проявила себя, она подчинила меня полностью. Я не нашел иного средства обезопасить тех, кто мне был близок, кроме как уехать из Германии. Мне потребовался год, чтобы как-то обуздать эту силу, и когда я вернулся, ты уже была с Ротом.

Клер слушала его, — многое теперь становилось понятным.

— Ты жил и ничего не знал о своей пирокинетической силе?

— Да, я жил и ничего о ней не знал до той самой ночи, когда мы виделись с тобой в последний раз.

— Мы тогда поссорились, — сказала Клер, вспоминая ночь перед долгой разлукой.

Они гуляли по ночному Гамбургу, развлекались, как делали это на протяжении тех счастливых месяцев, что были вместе. И в какой-то момент Клер почувствовала приступ ревности, когда какая-то женщина начала флиртовать с Андреасом. Райхен, красивый и обаятельный, притягивал женщин, как магнит, но он клялся ей, что, кроме нее, его никто не интересует. Клер ему не поверила и потребовала доказательств его любви. Андреас начал колебаться, и тогда она расстроилась и испугалась, что он ее вовсе не любит. Она назвала его безответственным эгоистом и сказала еще много неприятного, но даже тогда понимала, что не вполне справедлива.

— И в следующую минуту я уже сожалела о том, что наговорила тебе. — Только сейчас, с запозданием в несколько десятилетий, Клер смогла извиниться за свою ошибку. — Я была молода, глупа и необоснованно груба с тобой, Андреас.

Он пожал плечами:

— И я был настоящим ослом, поверил твоим словам, хотя этого не надо было делать. Я оставил тебя у Темной Гавани Рота, а сам отправился бродить по городу в поисках адреналина. После хорошей драки с разбитыми костяшками и лицом оказался в каком-то дешевом отеле с двумя одурманенными наркотиками женщинами, которых подцепил в баре у дороги.

Клер неприятно было это слышать, но беспокойство за Андреаса перевесило ревность.

— В номер кто-то постучал. Это была женщина. Я плохо соображал и не сразу заметил, что у нее в руке нож. Заметил слишком поздно, когда она полоснула меня по горлу.

Сердце у Клер екнуло.

— И что потом?

— Началось ужасное кровотечение, — спокойно ответил Андреас. — В какой-то момент я даже подумал, что мне конец. И действительно, тогда моя жизнь повисла на волоске. Вслед за женщиной в номере появились несколько представителей Рода. Сил сопротивляться у меня не было, они связали меня цепями, вытащили на улицу и забросили в фургон, стоявший в переулке. Отвезли куда-то в поле и бросили там истекать кровью, а с восходом солнца я должен был превратиться в горстку пепла.

— Господи, Андре… я видела это поле, не так ли? Вчера в своем сне ты мне его показал.

Мрачный взгляд Андреаса подтвердил ее догадку.

— Я лежал в поле, до рассвета оставалось совсем недолго, и в этот момент почувствовал, как внутри меня начинает разгораться какой-то странный огонь. Он усиливался, пока все мое тело не наполнилось обжигающей энергией. И вдруг она вырвалась наружу пламенем. Это были самые неприятные ощущения, которые мне когда-либо доводилось испытывать. Огонь горел во мне, но сам я не воспламенялся. Он расплавил опутывавшие меня цепи, и я освободился. Солнце взошло, я попытался отползти в тень, но от потери крови сил не осталось. Девочку я заметил, только когда она уже стояла рядом со мной.

Клер охватил ужас:

— Девочка?

Андреас едва заметно кивнул; он стиснул зубы, лицо исказилось болью.

— Ей было лет десять-двенадцать, она искала в поле убежавшего кота. Она спросила, чем мне помочь. Но из-за раны я лишился голоса и, даже если бы знал, что случится в следующую минуту, не мог ее предупредить, чтобы она не приближалась ко мне, потому что мое тело было раскалено огнем.

Клер закрыла глаза, все поняв.

Она коснулась груди Андреаса, не находя слов, но желая выразить, что разделяет его боль и чувство вины за содеянное. Гибель ребенка мучила его до сих пор, она это знала.

— Я кое-как отполз в тень, как зверь. Я и чувствовал себя зверем — чудовищем, убившим невинного ребенка. Я нашел что-то похожее на нору и там лежал, пока рана не затянулась. И как только смог подняться, покинул Гамбург. Я не мог там оставаться… после того, что сделал. С тех пор я жил в страхе, даже если огненная сила себя никак не проявляла, — все время боялся убить того, кто рядом и кто мне дорог. — Андреас легонько коснулся ее волос, провел пальцами по гладкому лбу. — Покидать тебя никогда не входило в мои планы. Когда я вернулся и узнал, что ты стала кровной парой Рота, я поселился в Берлине и уверял себя, что с ним тебе будет лучше и безопаснее, нежели со мной, — пока ты с ним, мой смертельный огонь тебя не коснется.

— Я видела твою пирокинетическую силу, Андре. Видела, что она может натворить. Но мне она… мне ты ничего плохого не сделал.

— Пока не сделал, — мрачно произнес Андреас. — Но сейчас эта сила достигла своей предельной мощи. Я проявил безрассудство, когда сжег свою Темную Гавань, вернее, то, что от нее осталось. Эта сила сейчас смертельно опасна. Вместе с яростью растет ее накал.

Клер видела, насколько эта проблема мучительна для Андреаса. Но вместо сострадания она чувствовала едкую злость.

— Неужели твоя вендетта стоит таких страданий? Неужели ради нее стоит себя убивать? А ты, Андре, себя убиваешь. Разжигаешь силу, которая тебя уничтожает. И ты знаешь это.

Андреас усмехнулся:

— Я делаю то, что должно. И меня не заботит, что со мной будет, когда я дойду до конца.

— А меня заботит, — почти выкрикнула Клер. — Черт возьми, меня заботит, что с тобой будет. Я смотрю на тебя сейчас и вижу перед собой мужчину, который уничтожает себя своей собственной яростью. Сколько еще раз тебе удастся выйти из огня живым? Сколько ты еще продержишься, пока огонь не поглотит в тебе все человеческое?

Андреас, стиснув зубы, посмотрел на нее долгим, пронзительным взглядом. Наконец он покачал головой:

— Ну и что ты предлагаешь?

— Остановиться, — сказала Клер. — Остановиться самому, пока у тебя еще есть такая возможность.

Клер казалось, что логика проста. У Андреаса есть выбор: отпустить ярость и жить или же дойти в своей мести до конца и погибнуть либо от собственной огненной силы, либо в той войне, которую он умышленно разворачивает против Вильгельма.

— Клер, остановиться нельзя. Я слишком далеко зашел, и тебе это известно. За те месяцы, что я веду охоту на Рота, я и ему не оставил такой возможности. — Андреас вздохнул и горько улыбнулся: — Разве это не ирония судьбы? То, что нас развело много лет назад, теперь вновь соединило. Но ты права, ты заслужила покой… и я его не должен нарушать.

Андреас подошел к ней и поцеловал в лоб, затем нежно, едва коснувшись, в губы. После чего развернулся и стал быстро удаляться.

Клер видела, как он пересекал лужайку. С каждым его шагом ее сердце разрывалось от отчаянной боли. иОна не может позволить ему уйти, только не так. Не сейчас, когда каждая клетка ее души кричит ему остаться.

— Андреас, подожди!

Но он продолжал широко шагать.

Будь она скована цепями, и это бы не удержало ее. Клер бросилась за ним, догнала, схватила за руку. Заставила развернуться к себе.

— Не уходи. — Ей хотелось сказать ему столько слов, но это было все, что она смогла вымолвить. Банально, но это был крик души.

В глазах Андреаса метались янтарные искры. Лицо вытянулось и посуровело, плотно сжатые губы не могли скрыть удлинившихся клыков.

— Андре, пожалуйста… не уходи.

Клер приподнялась на цыпочках, обхватила его за шею и потянула к себе. Она целовала его с той страстью, которую всегда к нему испытывала, с томлением и тоской, которые не покидали ее все эти долгие годы.

Андреас целовал ее в ответ с не меньшей страстью, обнял, прижал к себе. Она ощущала его стальные мышцы, жаром дышащую грудь, но самое огненное и твердое упиралось ей в живот. Клер с наслаждением наполнила себя его возбуждением, не с силах сдержать сладкий стон, эхом отозвавшийся во всем ее теле. Андреас прервал поцелуй и уткнулся лицом ей в плечо. Они оба горели желанием. Кто больше? Не определить. Страстью сливались в одно целое, огненное, нерасторжимое.

И сейчас это был не сон. Все было реально, по-настоящему, и словно вечность открывалась перед ними.

— Господи, Клер… — Дыхание вампира теплом обдало шею женщины. Она ощутила острые кончики клыков, прочертившие полоску по коже. — Почему ты не позволила мне уйти?

Клер покачала головой: не было слов, мыслей — одно страстное безрассудное желание обладать этим мужчиной, который должен принадлежать ей. И которого его неистовое стремление к мести может отнять у нее навсегда.

Клер гладила его крепкую спину и плечи, запрокинула голову, позволяя ему целовать ее там, где он хочет. Она задыхалась от желания, ноги слабели от жара, разгоравшегося внизу живота.

Андреас чуть отстранился и посмотрел ей в лицо. Он был прекрасен — дикий и сильный, у Клер закружилась голова. В его горящих янтарным огнем глазах она видела страсть и знала, что и он той же силы страсть видит в ее глазах. Она ее не прятала.

Разлука была слишком долгой. Преграды, стоявшие между ними, казались сейчас непреодолимыми, но было взаимное притяжение, была страсть. Клер дрожала, прижимаясь к Андреасу, чувствуя его дрожь.

— Пожалуйста, — прошептала она в головокружительном томлении.

Она желала слияния их тел, не во сне или в воспоминаниях — в реальности, живая плоть к живой плоти, обнаженные, в чувственном экстазе.

— Андре, о господи… будь со мной сейчас, пожалуйста.

Он тихо чертыхнулся, жаром дыхания обжигая шею, пульс у Клер еще больше участился. С плавно-молниеносной грацией, присущей вампирам, Андреас подхватил ее на руки и через лужайку пошел к открытому французскому окну. В комнате среди мебели под безжизненно-белыми чехлами он опустил ее на пол и начал целовать — нежно, мягко, одновременно стянул покрывало с антикварной кушетки и отбросил его в сторону.

Под его натиском Клер оказалась на кушетке, ей казалось, что она отдает себя во власть могущественного инопланетного бога. Он целовал ее и расстегивал пуговицы на ее оливковой кофте.

В отличие от сна, наяву одежда не растаяла, снималась медленно, и Андреас с наслаждением покрывал поцелуями каждый обнажившийся участок тела, играл с сосками, терялся в изгибах и впадинах живота и бедер. Так же неторопливо он освобождал ее от брюк и трусиков, томительно ласкал нежнейшую кожу, раздвигая языком сокровенные лепестки.

Клер запрокинула голову и застонала, наслаждаясь его работой языком, ощущая возбуждающие прикосновения острых кончиков клыков.

Первый оргазм изумил — налетел неожиданно и взметнул ее ввысь, вырывая из груди сладострастный крик, гулко зазвеневший в нежилом пространстве дома. Андреас прижал ее к себе и так держал, терпеливо, с любовью, хотя его руки дрожали, когда он гладил ее обнаженное разгоряченное тело.

— Ты такая сладкая, — выдохнул он. — Слаще, чем я тебя помню, слаще, чем во сне.

Клер уперлась ладонями ему в грудь и толкнула, опрокидывая на спину, забралась сверху, подняла рубашку, обнажая его тело для поцелуев.

К моменту, когда ее губы достигли его шеи, рубашка была снята, и Клер с жадностью поглощала уникальную красоту его дермаглифов. Они переливались красками страсти — индиго, бургунди и золотой осени. Клер водила пальцем по замысловатым завиткам, затем наклонилась и языком заскользила по живописным узорам — она мечтала об этом с того самого момента, как увидела его во сне в лунном свете сидящим на траве у озера.

Дермаглифы стремились вниз. Клер отлично это помнила и, не желая пропустить ни единого завитка, расстегнула пуговицу на брюках, затем молнию. Андреас сквозь зубы шумно втянул воздух, когда она начала покусывать нежную гладкую кожу внизу живота, коснулась губами головки члена, двигаясь дальше. Андреас зашипел.

Она дошла до основания, восхищаясь его мужской силой, и только потом вобрала его головку, дразня покусыванием и игрой языка. Ей нравилась нежно-шелковистая кожа и солоноватый вкус, не хотелось форсировать события, хотелось продлить удовольствие — продлить ночь, украденную у судьбы, о которой она так долго мечтала.

— Ты даже не представляешь, сколько раз я хотела прийти к тебе во сне. — От возбуждения голос Клер прозвучал глухо и хрипло. — Днями, даже неделями я только об этом и думала… хотела найти тебя. Вновь познать это счастье с тобой. Для меня существовал только один мужчина, Андре, — ты. Так было всегда.

Андреас заворчал, беззастенчиво выражая собственнический инстинкт. Он жестко запустил руку ей в волосы, она чувствовала его решительную твердость, наклоняясь и вбирая член полностью. Он выгнулся, с шипением шумно выдохнул:

— Боже. Можно сойти с ума. Клер, если ты не остановишься, я…

Она не останавливалась. Она не могла им удовлетвориться, даже когда он сильно содрогнулся и вскрикнул, испытав оргазм. Она продолжала ласкать его языком и горлом, с наслаждением поглощая все, что он мог ей дать.

Наконец-то освободить любовь, которая полнила ее и не знала выхода десятилетия.

Это была любовь. Клер в этом не сомневалась, когда Андреас отстранил ее и закрыл рот страстным, требовательным поцелуем, когда вошел в нее, наполняя собой.

Любовь заставляла Клер выкрикивать его имя, взлетая на новый пик сладостного наслаждения, за которым последовало продолжение страстной игры.

Подлая сука бесстыдно испытывала его терпение.

Вильгельм Рот сжал кулак и ударил им в мутное окно бостонского склада, который ему было приказано в срочном порядке передислоцировать из Бостона на новое место. Боль рябью пробежала по нервам, когда он отнял руку с окровавленными костяшками от разбитого стекла. Он знал, Клер почувствует эту боль так же остро, как он сейчас чувствует ее измену.

Ее сладкий экстаз разъедающей кислотой тек по его венам.

Наслаждение, которое Клер получала от секса с Андреасом Райхеном, возбуждало в нем желание убить обоих.

Не просто убить, а заставить умирать мучительно.

Он был крайне удивлен, когда вечером почувствовал присутствие Клер: она каким-то образом попала в Бостон. Затем ощущение ослабло, но он точно знал, что она где-то в Новой Англии, и, очевидно, вместе Райхеном.

Броситься на их поиски немедленно ему мешало задание Драгоша. Драгош, обязав его приехать в Бостон, четко расставил акценты и приоритеты, и он не собирался разочаровывать босса. У него еще будет шанс рассчитаться с Клер и ее окаянным любовником. Рот был уверен: очень скоро он заставит их испытать настоящую боль.

И сполна насладится их страданиями.

Драгош намекнул, что Райхен связан с Орденом, этот факт его не удивил, но заставил задуматься. Нечто подобное он ожидал от Райхена — несмотря на высокомерие и нежелание считаться с авторитетами, тот с упорством идиота демонстрировал справедливость и честность.

Райхен следовал кодексу чести уже тогда, когда вился вокруг Клер, хотя Рот к тому времени принял решение, что Клер будет принадлежать только ему. И не важно, что у него уже была Подруга по Крови. Они с Ильзой не подходили друг другу, он совершил опрометчивый поступок, поддался страсти и практически сразу же об этом пожалел. Вскоре он от нее избавился, и Клер послужила отличным предлогом.

Вернее, это Андреас Райхен дал ему повод незадолго до того, как встретил красавицу Клер Самуэльс.

Рот часто задавал себе вопрос: осознавал ли Райхен, какую ненависть у него вызвал, проявив заботу о никчемной Ильзе на приеме в Темной Гавани? Пустяк — всего лишь предложил Ильзе куртку, когда Рот отправил ее плакать на балкон под дождь за то, что она позволила себе возразить ему в присутствии его друзей и сослуживцев. Таким образом он хотел ее наказать, но тут подвернулся Райхен, он увидел Ильзу на балконе — одну, замерзшую, в слезах. Невероятно, но этот высокомерный хлыщ уговорил ее надеть куртку и велел своему водителю отвезти Ильзу домой без его, Рота, разрешения.

Даже при воспоминании об этом незначительном эпизоде Рота охватывали раздражение и злость.

Тогда он просто в бешенство пришел и при первой же возможности поставил Райхена на место. Удобный случай не заставил себя долго ждать: Клер приехала в Гамбург и тут же приковала к себе внимание всех представителей Рода в округе, включая Райхена. Рот наблюдал, выжидал и в нужный момент нанес ответный удар: помог бедняжке Клер залечить сердечную травму, которую нанес ей этот хлыщ. Сделать ее своей парой было так же легко и просто, как покрыть глазурью восхитительный торт.

Да, ему пришлось убить Ильзу, чтобы расчистить путь. Это было всего лишь маленькое неудобство, но оно несравнимо с тем удовлетворением, которое он получил, отняв у Райхена любимую женщину.

То, что Райхен через год объявился в Берлине, его крайне удивило. Но он, видно, усвоил горький урок и держался подальше от Гамбурга и Клер. И все было отлично до прошлого лета, пока шлюха Райхена не сунула нос в его дела.

Рот не собирался тратить бесценное время на Райхена и отправил в его берлинскую Темную Гавань короткое, но четкое послание. Хотя оно оказалось не до конца завершенным: Райхен остался в живых.

На этот раз он сумеет поставить точку.

Их встреча станет для сукина сына смертельной. И будет совсем хорошо, если Клер разделит с ним его участь.

Картины жестокой расправы возникли перед главами Рота, но удовольствие от их созерцания прервал звонок мобильного. Он достал из кармана телефон:

— Да, сир.

— Надеюсь, операция идет по плану, — сказал Драгош. Его тон предполагал только утвердительный ответ.

— Все идет как и планировалось, сир. Каждая деталь под моим личным контролем.

Драгош заворчал:

— Продолжай в том же духе. Я здесь практически завершил приготовления. Скоро перед нами встанут новые задачи.

— Отлично, сир, — отчеканил Рот. — Я буду ждать ваших указаний.