Часть I Арйана Вэджа – Арийский Простор

Веками в Европе господствуют легенды, отражающие «официальную» историю и не дающие задуматься над истинным прошлым европейцев.

В сознание поколений людей внесена очень спорная мысль, мол, «Запад есть Запад, Восток есть Восток». Она заставляет делить надвое всю многоликую планету, а истоки цивилизации сводить к античным греческим статуям, римскому праву, христианским заповедям, выставляя остальное «варварством», «невежеством», «дикостью».

Разве это правильно?

Греческие статуи, например, как и храмы с колоннами, появились не сами по себе, искусство ваяния и архитектуры пришло в античную Европу из Персии, то есть с Востока. И римское право, оказывается, зародилось вовсе не в Риме, оно, как иные обряды и символы христианства, было на «варварском» Востоке, по крайней мере, за пятьсот – семьсот лет до рождения Христа. И в этой связи возникает естественный вопрос: где же заканчивался Восток и его культура? Или – где начинался Запад и его культура? Ответы могут быть самые неожиданные. Ведь в разные исторические эпохи понятие «Восток – Запад» менялось, если, конечно, оно вообще существовало.

В нынешнем делении прочитывается след колониальной эпохи, когда и был затеян раздел мира. Кому-то стало надо, чтобы иные европейцы забыли правду о себе, о своих восточных корнях , поверили легендам. Чтобы в нужный момент они, словно оловянные солдатики, начинали войны. Чтобы, твердя «о любви к ближнему своему», презирали и недолюбливали друг друга. Чтобы они…

Действительно, не потому ли так холодны теперь шотландцы к англичанам? Или французы – к испанцам? Непримиримая вражда сербов, албанцев и хорватов, выходит, тоже не случайна. О немцах и говорить не требуется, неприязнь к ним общеизвестна, она вошла в поговорки. Что, если даже многовековое противостояние Севера и Юга в Италии или Франции имеет свое объяснение?..

Исторические сюжеты, которых коснулась эта книга, утвердились в конце Средних веков, в эпоху Великих географических открытий, тогда и начал проявлять себя колониализм. Завоевание стран и народов приобрело планетарный масштаб и потребовало оправданий, вернее, официальных «мифов», где победитель-Запад склонил бы все почести к себе.

Сеять незнание было удобно. Именно на незнании и доверчивости людей правители выстраивали политический баланс на Евразийском континенте и в мире – определяли врагов, начинали войны. Ибо со времен Рима известно, что если народ лишить истории, то через два поколения он превратится в толпу, еще через два поколения им можно управлять, как стадом. А людское стадо отличительно тем, что не угрожает пастухам. Наоборот, восторгается ими…

«История – это совокупность преступлений, безумств и несчастий», – сказал французский философ Вольтер. Нет, решительно возразил ему в XVIII веке английский историк Эдуард Гиббон: «История есть нечто большее, чем перечень преступлений, безумств и несчастий человечества». И он был абсолютно прав: не перечень событий учит и просвещает людей, а знание их.

Знание – оно сродни рождению духа…

Искажать правду о себе европейцы начали, по крайней мере, тысячу лет назад, тогда в Европе делили Церковь на Восточную и Западную. Византийский император еще сидел на троне, но сидел, ничего не смея предпринять, – власть хозяина Средиземноморья медленно иссякала. Он досиживал свое время. События, приближаясь к неминуемой развязке, достигли апогея позже, через два века, когда крестоносцы захватили Константинополь и власть полностью перешла в руки к папе римскому. История как бы пошла по-новому, новые постулаты отличали теперь ее. Объявив о Втором Риме, папа объявлял Византию колонией, а Восточную Европу – зоной своих интересов. Это была первая и очень весомая заявка на передел мира. В тот самый миг евразийский простор и стал иным: идея агрессии поселилась в нем. Идея мирового господства!В 1204 году Царьград назвали столицей Латинской империи, Вторым Римом, который должен, по замыслу папы, расширить границы Западной церкви до Сибири… Опять слово «империя» зазвучало в речах европейцев, опять Рим брал на себя роль режиссера мировой политики. Все возвращалось на круги своя, как тысячу лет назад.Но заметим, не римской, а латинской становилась Европа. И в том состояла суть нагрянувших перемен: не возрождение императора, а утверждение власти папы поставили во главу угла победившие политики. Мир должен подчиняться Церкви, ее господство и желали увековечить они. То был принципиально новый политический ход, он таил в себе предзнаменования многих грядущих событий на века вперед. Закладывалась мощная пружина, которая привела в движение новый механизм геополитики на Евразийском континенте. Она с тех пор тайно двигала едва ли не всеми крупнейшими событиями, происходившими там.Контуры идеи колониализма проступали зримо. В намеченном папой плане они были очень четки, однако их тогда еще не научились различать.На географической карте Латинская империя просуществовала недолго, в 1261 году она пала. Но идея ее не умерла… Не могла умереть! То была очень важная черта Времени, она отсекала эпоху Средневековья и начинала эру Новой истории , в которой единолично властвовал папа римский. Идею Второго, а потом Третьего Рима осторожно начали вплетать в канву жизни стран и регионов, ей подчиняли стремления разных народов и династий. Завязывалась долгая и изнурительная борьба, наградой в которой была власть, освященная папой и Церковью. Правители не сразу даже поняли, что Латинская империя объявляла Евразийский континент вотчиной первого Рима, того самого, которому стало тесно на Западе.Начиналась настоящая колониальная экспансия, ее прикрывали религиозной символикой. Словно фиговым листком. Христианизация – визитная карточка нагрянувшего колониализма, его лицо, его итог.Возможно, это утверждение покажется слишком резким, но было именно так. То время отмечено крестовыми походами на Восток, с них начиналась экспансия… Потом были военные экспедиции в Африку, Азию, Америку – всюду вслед за солдатом шли плантатор и проповедник с латинским крестом в руке… Что это, как не колонизация? Или – не христианизация? В чем отличия одного от другого?История не знает ни одной мусульманской или буддийской колонии, все они христианские. Это и есть лицо, итог политики папы.Нелишним здесь будет напоминание, что восточную границу христианского мира до XII века проводили в пределах бывшей Римской империи, захватывая часть Правобережной Украины. Латинская же империя претендовала на земли, лежащие дальше, к северу и востоку, где власть папы не признавалась, где царила иная по сути духовная культура.Туда обратили взор христиане-католики, желавшие господства над миром.Те далекие восточные земли Европы, которые теперь зовутся Россией, по решению IV Вселенского собора входили в сферу Греческой церкви, их относили к Антиохийской епархии. Но христианских посланников там не жаловали, их проповеди были бессильными перед верой в Бога Небесного, с которой издревле жили здесь люди.Было несколько попыток христианизации. И все тщетные. Легенда о якобы греческом крещении Киевской Руси в Х веке остается всего лишь тиражированной легендой , не имеющей абсолютно никаких исторических доказательств. Отчаявшись проникнуть на Восток, византийцы назвали этих восточных людей «ханифами», а их веру «ханифейским исповеданием», посчитав, что она сильнее христианской… В том много позже признался Антиохийский патриарх Макарий, повествуя в XVII веке о своей поездке на Московскую Русь.Объявив в XIII веке о Латинской империи, Запад вознамерился повторить путь греческих христиан, чтобы опровергнуть мнение о неприступности Востока. И тем утвердить себя. Началась кропотливая подготовка идеологической агрессии, которая растянулась на века. Игра стоила свеч, ибо на тысячи километров раздвигала границы христианской империи – за Урал, а значит, и власть папы римского, перед которым склонили головы даже византийцы, а «ханифы» – нет…Забегая далеко вперед, скажем: католики разрушили-таки «ханифейскую веру», разрушили руками русских царей Романовых. Эта династия осуществила папский замысел, она, уничтожив старую веру, сменила народам России их религию на христианство, привила западные новации, уничтожила старые традиции, словом, лишила Восток его национальной культуры и лица… Собственно, об этом наша книга, где страница за страницей рассказывается о той безвестной трагедии . Медленно погружали Россию в беспамятство, превращая народ в рабов – в славян (slave). Страшную цену платили русские за приход христианства, за свое приобщение к Западу.Расчищая площадку для новой культуры, Романовы под страхом смерти требовали от народа забыть родину, забыть страну-предшественницу России и Руси. Романовым не нужны были ни старая вера в Бога Небесного, ни старое прошлое, они готовили свое, новое прошлое, выдвигая неправду на передний план.Прежде Россию, вернее, ее большую часть называли Дешт-и-Кипчак . То была могучая степная держава, простиравшаяся от Байкала до Альп, равных которой в мире не было. Ей в IV–V веках платила дань Римская империя. О былом величии степной страны и требовалось забыть: Западу неприятны те воспоминания. Даже намеки на них. Стараниями христианских историков крупнейшую державу Средневековья превратили в «Дикое поле», в глушь, а ее народ, которого не могли победить ни мечом, ни словом, – в «диких кочевников» и «поганых татар». Собственно, эти слова и стали ключевыми , главными в официальной российской истории, так теперь в России принято называть своих предков. Степной народ стал изгоем на своей же родине, он давно уже не помнит себя. Опоенного ложью, его усыпили. И он покорно уснул…Романовы в российскую политику явились неожиданно, людей с такой нерусской фамилией на Руси не было. Ее в 1613 году взял тщедушный Михаил Захарьин-Кошкин, основатель династии, он понял, что, став «Романовым», станет «римским» (roman). То был сын русского лжепатриарха Филарета, того самого Филарета, которого возвел в церковный сан Лжедмитрий I, а на патриаршую кафедру – Лжедмитрий II. Человека, который закончил в Вильно иезуитский колледж и был одним из первых русских иезуитов.Так, реализуя сценарий Третьего Рима, восток Европы превратили в колонию невидимой латинской (христианской) империи. Дело обставили тонко, обозвав его Смутой. Все шло будто бы само собой – смута, она и есть смута. Чтобы выбрать нового, «своего» царя, папские монахи, проникшие в Москву, уничтожили прежнюю династию. Рюриковичей, оказывается, просто вытравливали мышьяком и ртутью, что бесспорно доказала современная экспертиза. И причиной тому была их несговорчивость с Римом, отказ Ивана Грозного добровольно принять христианство и власть папы. Анализ событий Смуты многое соединил воедино.…Кто же такие «ханифы» с их непреклонной верой? К сожалению, эта страница российской истории абсолютно чиста, «летописцы», осевшие в романовской Москве, ее намеренно исказили. Поэтому историю Руси и начали они с туманного IX века, с Киева. Придумали крещение Руси, Боспорское и Скифское государства, «древнерусские» города, которые на самом деле были городами Дешт-и-Кипчака, а также славян и скифов, чтобы умолчать о тюрках, исстари живших на степном пространстве от Алтая до Альп. Скрыли даже то, что сами степняки называли себя кипчаками (кыпчак) . Это – самоназвание народа Степи.

...

Главная задача российской исторической науки с XVIII века одна – искажение прошлого. Отсюда молчание о «ханифейской вере» и о приходе в 1589 году на Московскую Русь христианства. Хотя все это не составляло тайны еще в XVII веке, во время вхождения Романовых во власть…

Степную страну Дешт-и-Кипчак, о которой в России не принято говорить, создало Великое переселение народов, «движение гуннов». Тогда, во II–V веках, массово заселяли незаселенные территории Евразии. Земли трудные для жилья, но богатые. Люди шли сюда с долин и степей Алтая, он был питающим истоком Великого переселения народов, его жизненной силой.

...

Отсюда, с Алтая, текла человеческая река, которая началась с робких ручейков за пять веков до новой эры, или даже раньше, и направилась в сторону Северной Индии, потом Персии, Ближнего Востока, Северной Африки. Затем перекинулась на неоглядные евразийские степи. То был самый настоящий демографический взрыв планетарного масштаба, подобного которому не знали. Его участников называли по-разному – гунны, саки, скифы, арии, геты, готы, тюрки, саксы, половцы, германцы, бургунды, куманы… Более тридцати имен придумали алтайцам. И все верные. Однако говорили эти тридцать «народов» на одном языке – на тюркском. И был у них один правитель – царь, или Верховный хан, который вел по жизни народ.

Внешне они мало отличались друг от друга, все были всадниками с дочерна загоревшими лицами. Себя называли тюрками: огузами или кипчаками. Отсюда их название своей страны – Дешт-и-Кипчак, то есть «Степь кипчаков».

...

Естественно, редкая по масштабу и мощи алтайская миграция, решавшая судьбу миллионов человек, не могла не дать социальные последствия такого же редкого масштаба. И дала – превратила Евразию в единое целое. В регион ! Великое переселение народов, растекаясь по континенту, как бы соединяло между собой очаги различных цивилизаций древнего мира. Сделало планету единой. Тогда Восток увидел Запад, а Север – Юг.

Планета неузнаваемо менялась. Переселялись тысячи семей, появлялись новые страны и новые культуры, рушились старые твердыни. То был процесс сродни сотворению мира. Например, население в Европе увеличилось, по крайней мере, вдвое, при этом людской ресурс Алтая уменьшался, что говорит просвещенному человеку о многом, происходящем тогда в евразийском мире.

Миллионы человек обрели новую родину – разве это не Событие?..

То было славное время, рождался мир, в котором мы живем, вырисовывались контуры политической карты, где проступал Евразийский континент в своем единстве. Мерилом нового служило, конечно, не пространство, не количество населения, не величина новых городов и даже не рекордные урожаи, нет – качество людей, которые жили в обновленном мире, их культура.

Культура! Она менялась.

Пришельцы с Алтая щедро делились с жителями Евразии своими навыками и богатым жизненным опытом, традициями и знаниями. Вот, пожалуй, что было самым-самым главным в ту пору – обмен достижениями, который двигал прогресс человечества. Старое, отслужившее отступало, новое, перспективное брало верх.

Общество делало новый виток в своем развитии, спираль цивилизации стремительно расширялась.

В 312 году получила смертельный удар Римская империя, которая семьсот лет хозяйничала в Европе. Вместе с ней ушла античность: на смену греко-римскому язычеству явилась религия, названная христианством. Она зародилась именно тогда, в IV веке!.. С приходом кипчаков (если угодно, гуннов, варваров, германцев, готов, что уже неважно).

Закончилась античная эпоха, ее сменила другая – средневековая, то есть христианская и мусульманская. Основанная на тюркском Единобожии.

Раннее Средневековье, как выясняется, отличали не дикие орды кочевников, разрушившие Рим. Диких орд там не было. Их придумали позже. Диким и отсталым был сам Рим, он сдался всадникам, показав свое полное бессилие: у него не нашлось сил постоять за себя, его огромную, но устаревшую, армию наголову разбили, причем разбили около стен самого Рима… Нужны ли здесь комментарии? Это было позорное поражение.

И чтобы оправдаться в глазах потомков, римляне потом трусливо написали свою «историю», в которой очернили степняков. Конечно, не они первыми поступили так, клевета – удел слабых людей. Это аксиома жизни.

Дешт-и-Кипчак не мог быть ни «диким», ни «кочевым», потому что народ там жил в городах и станицах – Киев, Полтава, Брянск и десятки других. В стране знали железо: из железа делали орудия труда и оружие. В отсталой же Римской империи продолжался бронзовый век, железа там почти не знали, лишь полководцы отборных императорских войск имели стальные мечи, но как доставалось им это оружие, остается большим вопросом, на который так и не нашли вразумительного ответа.

...

Кипчаки воевали на конях, римляне же делали ставку на тяжеловооруженную пехоту, вестницу времен египетских фараонов. Кавалерия в римском войске стала реальной силой только к концу IV века, в нее брали иноземцев, то есть все тех же «варваров», пришедших с Востока. Сами римляне были плохими всадниками, конь у них долго считался предметом несбыточной роскоши, лишь очень и очень состоятельные люди – ростовщики, крупные торговцы, богатые землевладельцы – позволяли себе осторожно проехать верхом.

...

И этот исторический факт тоже говорит в пользу Востока, пришедшего в Европу, как известно, верхом на коне.

Однако определяющим для того времени было все-таки не оружие, не конь, а дух , который отличал тюрков. На их знаменах сиял равносторонний крест – знак веры в Бога Небесного, европейцы же были язычниками . Они не знали ни лабарума, ни креста. Крест как животворящий символ веры они увидели лишь в IV веке, опять же с приходом кипчаков. На их знаменах и щитах.

На Алтае знамена были издревле: каждый род там имел знамя – туг . (Отсюда, между прочим, слово «дух» в русском языке.) Его еще называли «хоруг» и «алабарым», что тоже тюркские слова, означающие «охранник» и «погибель злых духов». Ведь в знамени по древней алтайской традиции обитал дух рода. Поэтому склонить знамя у тюрков считалось позором, а уронить – большой бедой.

Потеря знамени означала безоговорочную смерть рода, даже если он был в расцвете сил и возможностей, с ним уже не считались. Семьи, которых объединяло одно общее знамя, называли «тухум». Это вторая, после семьи, ячейка тюркского общества, с нее начинались улус, орда и народ.

Три цвета были на знамени алтайцев, потому что три цвета имеет Вечное Синее Небо, которое они обожествляли, – синий днем, красный утром, белый вечером. Еще в XIII веке тюрки помнили о небесном происхождении цветовой гаммы своих знамен, о чем рассказывает церемония избрания Великого хана, практиковавшаяся тогда. Впрочем, та древняя традиция Алтая и поныне сохранилась в Европе, «алтайские» цвета расцвечивают государственные флаги тех стран, чье население привело сюда Великое переселение народов.

...

Цвета Неба никогда не блекли… Удивительно – традиция всегда живет сама по себе, ее нужно лишь заметить.

А алтайские знамена достаточно известны науке, чтобы судить о них. Одно из его изображений – самое древнее в Европе! – ученые встретили на стеле в Хорнхаузене (город Галле, земля Саксония). Изображению почти полторы тысячи лет. Стяг с крестом и тремя шлыками. Он – символ пришельцев-всадников. Точно такие знамена есть на скалах Древнего Алтая, им посвящена обширная литература, выявлены рисунки, которым более двух тысяч лет, их изучал выдающийся археолог академик А. П. Окладников… Казалось бы, где Германия, а где Алтай. Однако там и там обнаружены не только одинаковые знамена, но и руническая письменность, позволяющая любому непредвзятому человеку задуматься о признаках единства культуры Востока и Запада.

Если добавить, что древние рунические письмена Европы и Алтая читаются одинаково, то, возможно, появится новый повод для раздумий над очевидным – над общностью языка. Впрочем, это доказал в XIX веке датский профессор В. Томсен, он первым прочитал древние рунические тексты. Знание тюркского языка помогло ученому…

Как видим, на полотне Истории всегда проступает след времени и места , его можно заметить, а можно не замечать, но он есть… Ничто в этом мире не проходит бесследно, поэтому-то истина вечна, она не стирается. Выходит, совсем не случайно предводителя кипчаков Аттилу языческий Рим называл Бичом Божьим, трепеща перед его непобедимым духом. Кипчаки верили в Бога Небесного, Создателя мира сего. Их духовную культуру отличали Единобожие и равносторонний крест , который символизировал лучи Божественной благодати, исходящей из Единого центра на четыре стороны света.

Отсюда имя – гунны, что значило «люди солнца», «дети Неба».

Единобожие и его символы – стержень «ханифейской веры». В них скрыта причина того, почему о тюркской культуре так мало известно, почему веками искореняли память о ней. Она дала начало христианству! И исламу!

Недобрые усилия Запада заставили людей «забыть», что на тюркском языке с IV века (с 312 года) читались первые, еще не христианские, но ставшие потом христианскими молитвы в Европе. Что на тюркские иконы христиане молились вплоть до VIII века, своих икон у них не было. Что первые епископы и папы получали сан и благословение у тюркских священников – у тенгричи и камов, потому что в городе Дербенте, на Кавказе, с IV века размещался Патриарший престол христианских Церквей . Здесь, в центре новой культуры, европейцы учились вере в Бога Небесного, обрядам Его почитания.

У тюрков брали они богослужебный обряд – у «ханифов». Других учителей веры в мире не было… Стоит внимательнее присмотреться, как возвращаются картины былого, они, оказывается, не исчезли, их просто перестали замечать.

Поразительно, из европейских языков ушло само слово «тюрк», которое было широко в ходу в Средневековье и означало «единобожник», то есть «ханиф». У слова был, скорее, религиозный, чем этнический оттенок. Его потом подменили на нейтральное «турок», то есть житель Турции, а это абсолютно другое. Новое слово не передает глубины прежнего смысла, ограничивает его масштаб. Турки – капля в безбрежном океане тюркского мира.

Предание «ханифов» забвению многое объясняет: тюрки мешали Западу, своей историей они показывали, что не Рим был первым в этом мире. Не с апостола Петра идет христианская Церковь, в которой папа объявил себя Наместником Христа. Все обстояло иначе, чем написано в учебниках, где слишком много «белых пятен» и слишком долго тянутся «темные века».

Отсюда, от бессильной лжи , появился «пантюркизм», смысл которого никто не может объяснить. Отсюда же, от бессилия, идет многовековое гонение Церкви на тюрков, объявленных со времен инквизиции еретиками… Все началось именно с папской инквизиции XIII века, когда политика Запада обрела яркий колониальный, человеконенавистнический оттенок. Отсюда же, между прочим, и полное забвение степного народа на его родине – в России.

Все, нарочно перепутав, связали в тугой клубок и спрятали концы.

Хотя нет, правда была известна, но узкому кругу – посвященным в тайну иезуитам, руководителям ордена! Ее свет Церковь пыталась погасить, а он не гас. До сих пор сохранились документы той поры, которые не исчезли, их держат за семью замками в особом спецхране Ватикана – в Иезуитской библиотеке. Это и есть борьба света и тьмы, Бога и Дьявола, добра и зла, правды и лжи.

Казалось бы, как скрыть приход Бога в духовную культуру Европы? Просто. Тюркскую веру назвали ересью, ее последователей – еретиками. И все. Дальше началось их физическое уничтожение, в котором отличились монахи ордена доминиканцев. Казни продолжались до XVI века. Потом дело передали иезуитам, они убивали изощреннее – не топором, а словом.

В итоге людей заставили забыть все. Вряд ли кто из европейцев назовет сейчас имя Всевышнего, Создателя мира сего, это имя христиане не произносят и уже не знают. Бог Отец, образ которого в Европу принесли тюрки, для них остался без имени и без почитания. Второстепенное лицо их божественного пантеона.

…Религиозная традиция тюрков, как показывает история Востока, сложилась за пять веков до новой эры, а начало ее теряется в пучине столетий. Вероятнее всего, рождение религии было связано с металлургическим горном, который изменил жизнь народа Алтая. Древний эпос связывает это земное событие с пророком Гесером, который рассказал алтайцам о Боге Небесном – Тенгри, научил плавить железную руду. Связь нового Бога и нового металла очевидна. В сознании алтайца они всегда стояли рядом как одно, единое.

Не случайно в поэтических творениях народ Алтая называл железо небесным металлом, подарком Неба. В том названии трепет и восторг, которые охватывали человека, нашедшего метеорит, потому что посланцы Неба, метеориты, дарили древним людям железо, которого в чистом виде, как известно, в природе нет. Из метеоритов сделаны самые ранние, известные науке железные ножи и кинжалы.

...

Бог, небесные кладовые которого полны драгоценного металла, дал людям умение плавить руду и получать железо. Ему и стали молиться алтайцы. На этом строилась философия, она, развиваясь вместе с обществом, рождала мировоззрение, слагая тем самым духовные устои новой жизни, которые со временем переросли в религию.

Конечно, науке известны и другие древние металлургические центры: Кавказ, Малая Азия, однако следов религии, подобной алтайской, там нет и быть не могло. Почему? Там была иная технология, она давала мало металла и низкого качества, поэтому железо не могло влиять на ход жизни людей, оно по-прежнему, оставаясь редкостью, драгоценностью, ценилось выше золота.

...

Никто в мире не плавил железную руду. Не умел. Железо выжигали из руды, а это кропотливый труд, требующий огромного расхода топлива. Алтайцы научились плавить! Их новая жизнь была подарком Бога Небесного. Отсюда образ Тенгри – Вечного Синего Неба и обряды Его почитания. Например, праздник, посвященный Всевышнему, начинали с удара молота по наковальне, который наносил царь. Отсюда – колокол. «Колокол» (калык кол) на тюркском языке означает «моли небеса».

Колокольный звон конечно же не мог не рождать в честных людях дух, который перерастал в веру. Лишь глухие не слышали его, но чувствовали. «Железный дух» и стал отличать тюркский народ… Это утверждение вполне закономерно, ведь железные руды Алтая «самые лучшие и обильные в мире», они дали тюркам металл и оружие, которое «могло сделаться в их собственных руках орудием свободы и победы», так пишут и историки, и специалисты-металлурги.

Именно железо и Единобожие в своем неразрывном единстве сопровождали Великое переселение народов, были его знаком, его смыслом, его звуком.

Алтайская технология плавки и новая вера появлялись вместе с тюрками, так было в Северной Индии, в Персии, затем в Европе – у Дона, Днепра, на Рейне. Всюду это единство. Так новая культура демонстрировала себя, так привлекала к себе. И – утверждала себя! Ее не навязывали, ее брали как лучшую.

Буддизм, джайнизм, зороастризм, манихейство, иудаизм появились в ту пору не сами собой. Они – ветви тюркской веры, ее продолжение в новой культурной среде… То есть в среде индийской, персидской, ближневосточной культур. Эти религии олицетворяли собой перемены, пришедшие в общество с началом Великого переселения народов.

Символично, что Зороастр и Мани, например, проповедовали учение тюрков, их дуализм, но делали это иными языком и символами, оперируя другими понятиями, знакомыми местным народам. Отсюда то поразительное идейное сходство религиозных учений, которое не раз удивляло специалистов и ставило их в тупик. Но ему не находили объяснений.

Исток веры всюду был один, это чувствуют все мало-мальски грамотные люди, даже в переписанной (кодифицированной при Сасанидах) Авесте, древнейшем сборнике священных книг Ирана, прочитывается он. А почему? Никто не знает. Впрочем, без тюркской истории понять это нельзя.

...

Начавшиеся до новой эры культурные перемены в Северной Индии и Персии убеждают, что «металлургический Алтай» не мог не стать истоком человеческой реки, которая оросила евразийское пространство, дала жизнь новым культурным всходам. Потому что на Алтае случилась научно-техническая революция , самая загадочная в ранней истории человечества, с ее достижениями и знакомился мир. Ведь алтайцы придумали не только металлургический горн, они оседлали коня с помощью стальной уздечки и седла со стременами, создали конный (гужевой) транспорт, сконструировали земледельческий плуг, а также новое оружие и доспехи.

Появились десятки и десятки изобретений, в основе которых лежало железо. Богатые урожаи ячменя и проса, удобные жилища – следствие той высокой культуры. И изобилия.

...

Только экономическое благополучие, только достаток могли привести к демографическому взрыву, к переизбытку населения, к Великому переселению народов, наконец. Одно есть следствие другого, разумеется, при определенных на то обстоятельствах. Достаток агитировал за красоту и желательность тюркской культуры, причем делал это лучше слов .

В какой-то момент соседи, видимо, сами догадались: царь Алтая посвящен в великую тайну – и ему стали оказывать особый почет, его потомков приглашали править в чужие страны, им давали привилегии. Индия, Персия, Закавказье, Сирия, Египет, Эфиопия тому лучшие подтверждения, там царские династии и знать говорили когда-то по-тюркски. Они были выходцами с Алтая.

И, судя по сохранившимся рисункам и барельефам, носили тюркскую одежду!

Те пришельцы-правители, как правило, из царских родов Барса или Кушан. Кушанам покровительствовала птица (по-тюркски «куш») – посредница между Небом и землей, то был родовой знак (туг, хоруг). Сокол, олицетворявший царский род, с тех пор особо почитался на Востоке. Эта гордая и смелая птица отчеканена на древних монетах и печатях, ее изображение появилось в предметах искусства, которые сохранились в крупнейших музеях мира, они со времен Ахеменидов, Аршакидов, Кушан, Сасанидов и других царей Среднего Востока и Индии, предки которых пришли с Алтая.

Геральдический знак, пред ним время бессильно… блекнет даже красивая ложь.

В древней иранской мифологии образ Кушан весь на виду, они (по-местному Хушанги) – родоначальники иранцев, люди иноземного происхождения, которые принесли железо, обучили плужному земледелию. Пришли с Алтая, с севера, о чем сообщает знаменитая историческая книга «Шахнаме» («Книга о царях»), ей почти две тысячи лет, еще при Аршакидах начали составлять ее.

Согласно Авесте, символ царской власти – хварна, то есть сокол для охоты. Он вошел в геральдику, что само по себе уже символично. Между прочим, потом стали изображать и дракона с крыльями, барса с крыльями, коня с крыльями, желая подчеркнуть принадлежность к царскому роду тех, кто помещал эти символы на своих геральдических знаках.

Богато искусство Востока. Новые царские династии брали себе покровителей только с крыльями. Как ангелов-хранителей.

…Нет, не с пустыми руками тюрки начинали Великое переселение народов, вершиной которого была вера в Бога Небесного. Тенгри величали они Всевышнего, что на их языке значило Вечное Синее Небо . «Добро и зло, блага и беды даются только Тенгри», – сказали себе алтайцы. Он – судья, Он – обращенная к народу высшая мудрость. С верой в Него и жили те, кого потом греки назвали «ханифами».

Весть о всесильном Тенгри, который помогает людям, птицей летела по свету.

Примерно две с половиной или три тысячи лет назад достигла она Индостана, открылись индийские страницы истории тюрков, волна переселения народов коснулась севера этой экзотической страны. Те времена не забылись, легенды о нагах, сложенные тогда, по-прежнему живут. По поверьям индийцев, наги – это пришельцы с севера , белые люди-полубоги с человеческими лицами и змеиными туловищами, они превращались, когда хотели, в змей или в людей. Любили поэзию, музыку, их женщины славились редкой красотой… Почему змеи? Потому что, по преданию Востока, люди появились от змея.

Змей, или дракон – знак предка не только у тюрков, он добрый дух, хранитель очага. Убить змею считалось грехом. Образ змея сложился очень давно и вряд ли был алтайским «изобретением», в нем, в этом светлом образе, представлено единство прошлого и настоящего у многих народов Востока. Единство, которое неразрывно и у которого не может быть автора.

Видимо, на Индостане этот культ отсутствовал, раз индийцы обратили на него столь пристальный взор и сохранили в своей мифологии. Там не почитали змея.

А еще змей, согласно алтайским легендам, связан с огнем и водой, мог летать по небу и одновременно касаться низа – нор, пещер, дна рек, – где у него спрятаны сокровища. Это он давал людям железную руду, золото и другие богатства своих недр. В его же кладовых спрятаны все металлы.

Старинная алтайская легенда утверждает, будто от змея однажды родился человек «в рубашке», или с «волчьей шерстью», что было доброй приметой. Он, когда требовалось, принимал облик волка, превращался в барса, медведя или в любое другое животное. Ударится о землю – и уже иной… Отсюда проистекало одно важное следствие: от того человека «в рубашке» у алтайских родов появился дух-покровитель – тотемный знак. Чаще всего то были змей, барс, птица или волк, которые оберегали род. Так хищные животные становились символами аристократических родов. Их рисовали на знаменах, на «гербах», им приносили жертвы и, конечно, никогда не обижали, они – покровители рода.

Отсюда проистекала еще одна алтайская традиция, которая нашла свое выражение в искусстве, – звериный стиль . Он отличал тюркские орнаменты, сюжеты. Рисунок на кости или статуэтка, выполненная древним мастером, передавали жизнь – борьбу родов. Барс терзал быка, волк загонял кабана… Пластика изображений удивительна. И самобытна.

Ее надо лишь раз увидеть, чтобы запомнить на всю жизнь как знак тюркской культуры. Как лицо Алтая. Только там в глубокой древности знали такое искусство.

Образы живого мира были широко в ходу до прихода на Алтай пророка Гесера, то есть до принятия алтайцами веры в Тенгри. Однако и после утверждения новой веры исчез не тотемный знак. Исчезли жертвоприношения, которые были прежде… Надо заметить, о том далеком времени известно не так уж и мало. Может быть, даже больше, чем о временах не столь отдаленных. И в этом состоит один из парадоксов истории – близкие события, как правило, подцензурны.

В Индии хранится манускрипт «Махабхарата», или «Великое сказание о потомках Бхараты», – это летопись древнего Индостана. Там есть страницы о нагах. Их родина, как следует из преданий, на севере, где спрятаны несметные сокровища и железный крест. Но всего любопытнее иное: тот человек «в рубашке», родившийся на Алтае от змея, с приходом тюрков стал известен и на Индостане. Индийцы назвали его Бхима. К этой мысли подводит «Махабхарата», где пришельца-героя величают лестным ему эпитетом «имеющий брюхо волка», то есть человек с волчьей шерстью. Если помнить о происхождении образа, такое допущение не выглядит невероятным, алтайские сюжеты выплывают в тексте один за другим. Тем более что Наги сложили царскую династию, которая оставила реальный след в Северной Индии в начале I тысячелетия.

«Махабхарата» насчитывает восемнадцать книг. По мнению востоковедов, более полной истории, отражающей ход событий I тысячелетия до новой эры, в мире нет. Предания, которые легли в основу тех редчайших книг, сложились две с половиной тысячи лет назад и даже раньше, они связаны с пришельцами с севера, что прочитывается едва ли в каждом из ста тысяч двустиший, слагающих текст.

Речь идет о культуре, абсолютно отличающейся от той, что была на Индостане прежде. Этой теме посвящены серьезные научные монографии, плод исследований многих поколений ученых. Наука, разобрав до деталей древний текст, установила, что письменная фиксация эпоса произошла примерно полторы тысячи лет назад и с тех пор в нем мало что изменилось.

Но кем были эти пришельцы, герои древних преданий? Где их родина? И есть ли ответы на эти вопросы? А вот здесь мнения ученых резко расходятся, здесь уже начинается политика! Кто-то отправляет их на Урал, кто-то – на Тибет. И никто – на Алтай! В этом проявляется удивительное корпоративное единство западной науки. Будто по чьему-то приказу, она ничего в истории континента не связывает с тюрками. Табу… Что ж, пусть так.

Но… Исследователи, в том числе и западные, давно обратили внимание на то, что эпос древней Индии («Махабхарата», «Рамаяна») и ведийская литература часто описывают природные явления, видеть которые коренные жители Индии не могли. Даже теоретически. Например, неподвижную Полярную звезду и созвездие Большой Медведицы. А еще снег, лед и морозные ночи, тянущиеся месяцами. Долгий день с незаходящим солнцем, не говоря о северных созвездиях, наблюдать которые «высоко в небе» можно только в областях не южнее пятьдесят пятого градуса северной широты.

В Индии та же Большая Медведица скрыта за горизонтом, ее не видно. Тем не менее ей посвящены поэтические послания… Не странно ли?

А кто, кроме выходцев с Древнего Алтая, который лежит как раз на тех самых широтах, мог видеть северное небо? С высоты Тибета такого не увидеть. «Уральская» версия еще менее состоятельна, ее мог предложить человек, который не был на Полярном Урале, не знает его природу и археологические возможности.

Только на Алтае встречаются те природные явления! Увы, здесь уже в историю вмешивается география , которую цензурой не задавить. Может быть, поэтому Земля все еще круглая? Хотя бы эту истину не изменили.

«Географические открытия» в эпосе древней Индии всюду. Вот, например, еще примета, едва ли не главная, которая характеризует родину пришельцев. Гора Меру. То даже не гора, а горный хребет, который тянется с востока на запад, Золотой горой называют в эпосе Меру. Здесь обитель Бога, «душа всех существ пребывает». Оказывается, есть в году день, когда лучезарное солнце, обойдя вокруг гору Меру, вновь возвращается к ее подножию.

Это – солнцеворот. Он дал индийцам обряд прадакшина – обход священного места по часовой стрелке (посолонь). Обряд проявления почтения к святыне. Как это делает даже солнце.

Та священная гора – на Алтае, в Онгудайском районе, ее называют Сумер. Это сердце Алтая. Для тюрка не было святее места. Оно сравнимо, пожалуй, лишь с горой Кайласа. Здесь сотни курганов, возведенных с незапамятных времен, уединение и молитвы. Настоящий храм под открытым небом, которому тысячи лет. Тысячи лет сюда ходили люди.

Сумер – алтарь Алтая, там нельзя громко говорить, нельзя охотиться. Летом бывает день, когда солнце встает по одну сторону горы, а заходит по другую. Такое не придумать. Равно как и то, что вершина горы покрыта снегом, каждая снежинка – это чья-то душа, ее материальное состояние. Она ослепительна на солнце, что и позволило появиться такой строке в индийских ведах: «Стаями дивных птиц эта Белая гора сияла» – так говорили о вечном леднике Меру, источнике священной реки, чистой и самой прозрачной на свете. Души грешников очищаются здесь, в горниле испытаний.

По-тюркски «су» означает «вода», она передает весь смысл названия – Сумер. «Небесная Ганга» индийских вед начинается именно отсюда, из родника всемирной духовности… Две соседние вершины позже заставили алтайцев говорить об Уч-Сумер, как о некой цельности мира. Здесь своя философия, познать которую непосвященному так же трудно, как познать Время… Действительно, что есть Время?

И об Алтын-кель (о Телецком озере, или Молочном море) знали в Индии, о его «живой воде» и покрытых рощами и лесами берегах, о полянах, благоухающих ароматами цветов, знали и о том, что озеро зимой замерзает лишь наполовину, да и то не каждый год, хотя лежит на «северном склоне Меру». Все так. Даже молочная вода зимой, о которой рассказывает индийская легенда. Это шуга, игольчатый лед, он, как белая каша, покрывает поверхность. По нему нельзя ходить… Природный феномен Алтая, его тоже никакая цензура не в силах изменить. Причина в горячих подземных источниках, которые впадают в озеро.

...

«Махабхарата» удивительна тем, что описывает Алтай глазами очевидца, причем описывает как страну блаженства, священную обитель, отводя внимание даже не столько природе, сколько людям, которым присуща божественная справедливость. Подчеркивая их усердное почитание Бога Небесного!.. Так можно написать только о родине, которую покинул, эти слова от сердца, не от ума.

Там вершат священнодействие «белые мужи», «знатоки закона и праведники». «Отмеченные всеми добрыми знаками, сияющие, как месяц», они «проникают в тысячелучистого, вечного Бога». Таким был Алтай, такой была белая вера алтайцев. Не придуманными!

По-настоящему заинтересовать тюрколога могла бы самая первая книга «Махабхараты», она содержит сведения о нагах, их образе жизни. По существу, это древняя история Алтая, история тюрков, о которых других литературных сведений почти не сохранилось. Народный эпос Индии – уникальное хранилище памяти. Легенды, того не ведая, подтверждают не только само Великое переселение народов, но и его последствия.

Индийские ученые абсолютно уверены, наги – это реальные исторические племена, пришедшие на север Индостана. Двадцать пять веков прошло со времени их прихода, срок солидный, но археология подтвердила приход нагов.

«Махабхарата» все-таки действительно не сборник сказок, речь в ней идет о серьезной истории, но рассказанной в форме легенд, такова культурная традиция Индии, где ученые относятся к историческим легендам как к документам эпохи, причем надежным. В отличие от России, там древние тексты священны, исправлять или переписывать их никому даже не приходило в голову… Можно ли изменить прошлое? Конечно, нет.

Индийцы не скрывают, что у тюрков они взяли «Праджняпарамиту», ставшую фундаментом разноликой культуры Индостана. Своеобразной индийской Библией или Кораном. Это – древнейший сборник мудрости. Лишь выдающимся просветителям, людям чистой души разрешалось читать его, потому что не всем смертным доступны заключенные в нем высокие мысли и истины.

Поразительно, там встречаются фразы и даже целые сюжеты, которые потом легли в текст Библии и Корана. Уже одним этим индийцы оказали великую честь мировой культуре, сохранив уникальнейшую святыню Алтая. Сохранили для человечества то, что сами тюрки позорно потеряли…

Предания о родине пришельцев трансформированы в легенды о Шамбале. Их далекая страна Шамбала имела географические координаты, она начиналась от подножия горы Самбыл-тасхыл, что в бассейне реки Хан-Тенгри. Эта информация тоже, оказывается, достоверна. Река Тенгри (Тенгери) течет на Алтае. И вершина Хан-Тенгри хорошо известна, она там, где сегодня стыкуются границы Киргизии, Казахстана и Узбекистана – тюркских государств. Как гласит легенда, там, за стеной ледяного тумана, скрыты города, монастыри, цветущие кущи. Возможно, и они сохранились, хотя бы в руинах, но их никто из наших современников даже не искал.

...

На Алтае протекает и река Аксу, тоже очень знаменитая. На ее берегу родился основатель Солнечной династии индийских царей, так записано в истории этой страны. О таинственной Шамбале знали на Индостане очень хорошо, ее считали обителью монахов, владевших сокровенным знанием, иначе говоря, домом интеллектуальной элиты человечества. Кто знает, может быть, действительно, все так и было?!

Отсюда, с Алтая, между прочим, вышли легендарные арии. На эту тему в Индии есть солидная литература, но надо уметь прочесть ее.

...

Мифическую Шамбалу искало немало людей, но никто не нашел. Полагают, она скрыта в недоступной долине Тибета, где земная жизнь соприкасается с высшим разумом небес. Это мнение высказывали крупнейшие востоковеды, которые (увы!) не знали географию тюркского мира, с ними, тоже по незнанию, соглашались, например, путешественник и этнограф Н. М. Пржевальский, философ Н. К. Рерих, просветительница Е. П. Блаватская, другие исследователи, которые посвятили себя поиску таинственной страны.

Возможно, повод для «тибетской» темы и был, но… Опять «но».

Ученые явно ошибались, поэтому ничего и не нашли. Искали не там! Ошибка скрывалась в первом их шаге, в идее экспедиции на Тибет. Не имея карты Времени, не зная дорог Великого переселения народов, прочитать древнюю легенду, понять ее и найти скрытую в ней информацию нельзя. Человеку, идущему с повязкой на глазах, не поможет даже случай, рано или поздно он непременно споткнется и прекратит поиск.

Здесь важно понять, что наша планета заселялась не стихийно, не по чьей-то воле, а по демографическим законам. Это система знаний – наука, которая называется социальной географией. Любое расселение имеет свои особенности и взаимосвязи: в производстве, транспорте, быту. Причем каждому из компонентов расселения отводится своя особая роль в освоении новых земель. Здесь нет (и не может быть!) случайностей, каких-то непродуманных действий, здесь Время шлифует события и расставляет их по местам. Здесь цена ошибки – жизнь.

Лишь подготовленный народ способен переселиться и заселить новые земли, жить там. Таким народом две с половиной тысячи лет назад были только тюрки , совершившие у себя на Алтае научно-техническую революцию. И забывать об этом не надо. Все-таки никто в мире не использовал железные орудия труда так широко, как они. Никто не обладал столь совершенным гужевым транспортом, такими приемами строительства, архитектурой.

В XIX веке, когда заговорили о Шамбале, ученые ничего не знали об Алтае, о его редкой природе, хозяйстве, культуре. Он лежал белым пятном. До прихода сюда археологов о многом и не догадывались. Тот же Рерих, почему проехал мимо? Почему сердце его не дрогнуло? Потому что было пустым… Знаний не хватало! Исказив историю тюрков Алтая, российские власти тем самым загнали мировую науку в тупик, заставив ошибаться даже признанные авторитеты. И те ошибались – выходили в маршрут поиска с испорченным «компасом», не зная, что на Тибет и Индостан вера в Бога Небесного пришла с Алтая, там она начиналась, там имела глубокие корни.

Не вполне ориентируясь в событиях, ученые оставляли без внимания иные важные сведения. Например, то, что коренные тибетцы и индийцы себя называли «неариями», подчеркивая тем самым, что это не они пришли с севера. Факт показателен, он записан в легенде!

Его подтверждает другой факт, тоже оставленный без внимания: слово «арий» созвучно с древнетюркским «арыг» (чистый, святой, благородный)… В легендах Индии о том сказано вполне достаточно, но тюркологи и востоковеды обходили эти факты стороной, они не заинтересовали их.

На Тибете сохранился и ламаизм, северная ветвь буддизма. Это тоже заповедник духовной культуры, но другой! Он появился много позже. Его основы заложили в I веке на IV Буддийском соборе алтайские тюрки, честь утверждения новой веры взял на себя царь Канишка, о котором рассказ впереди. О нем помнит до сих пор не только Тибет, но и Монголия, Бурятия, Калмыкия, Тува – бессменные хранители той религии.

Не случайно именно на Алтай, в Центральную Азию, пошли тогда буддийские паломники «для совершенствования в вере и приобретения священных текстов», так обозначил цель своего путешествия сюда в 260 году паломник из Китая. На слове «приобретения» стоило бы сделать едва заметный акцент, за ним стояла бумага, кагит, как ее называли тогда.

Ламаизм для тюрколога интересен тем, что сберег обычаи, уходящие корнями к обрядам Алтая. Знает он и бессмертное имя Тенгри. Совершенно очевидно, эта восточная религия – уникальный реликт духовной культуры человечества. Она являет собой ветвь «ханифейской веры», ее отличает Единобожие, но в ином понимании этого высшего образа, которое не выходит за рамки буддизма.

...

Казалось бы, все на виду – вот Алтай, вот ламаизм. Однако и это очевидное оставлено без внимания, что, к сожалению, уже не удивляет: ламаизм разделил судьбу религии тюрков. По официальному сговору политиков и западного духовенства с 1970 года термин «ламаизм» изъят из обихода европейских ученых. Он под негласным запретом. Эту религию Запад тоже обрек на забвение… Добавить сюда нечего. Факт, который, как горькое лекарство, остается только проглотить. И поморщиться.

…Алтай, равно как и образ Тенгри, в Индии долго не забывался – до вступления западных колонизаторов. Разве случайно, Будду до сих пор изображают с голубыми («арийскими», как говорят индийцы) глазами? Не есть ли это отголосок забытых событий? Тех, например, что связаны с неведомыми людьми, пришедшими с севера. Ведь их, этих людей, индийцы называли не только нагами и ариями, участники второй и третьей переселенческой волны носили имя саки, шаки, шакьи. Тоже алтайцы: голубоглазые, рыжеволосые и светлокожие, тоже всадники и в такой же одежде, с теми же самыми традициями и культурой… Неужели опять совпадение?

Нет, конечно, Великое переселение народов имело свое лицо. Даже в одежде. Это – культура народа, ее неповторимые следы не спутать. Дороги древнего мира вели отнюдь не в Рим. На Алтай… Археологи фиксируют пребывание саков на Памире и Гиндукуше начиная с V века до новой эры. Фиксируют пути, по которым те шли. Культуре саков посвящена обширная научная литература, в ней выделяются ставшие классическими труды С. В. Киселева, С. И. Руденко. Особняком стоит работа К. А. Акишева, выдающегося археолога, сделавшего поистине уникальное открытие. Он опубликовал найденные им в сакских захоронениях древнетюркские надписи – рунические письмена, открывшие миру язык саков и позволившие утверждать: саки – это одна из тюркских орд.

По крайней мере, говорили они на тюркском языке, носили тюркскую одежду, были всадниками.

Следует подчеркнуть, открытие Акишева очень важное. Потому что ученые, затрагивающие тему Великого переселения народов, не употребляли слово «тюрк», они пользовались терминами «саки», «скифы» и другими. Их осторожность имела сугубо политические причины: Запад и Советский Союз сообща боролись с «пантюркизмом», и все тюркское в Европе, а также в своих колониях беспощадно искореняли. В этих условиях даже честные ученые вынуждены были идти на компромисс с совестью, чтобы не подвергать себя преследованиям и продолжать работу.

А что было делать? Они работали под надзором своих «погонял-генералов» и, как требовала того цензура, соблюдали лояльность, говоря об ираноязычности саков и скифов. Старались не вдаваться в подробности термина «ираноязычный»… Зато столько удалось открыть. По сути, все то, что известно сейчас.

Труд Акишева был прорывом в науке, в нем торжествовала угнетенная правда.

Нельзя в этой связи промолчать о выводе, к которому пришел профессор Руденко после своих интереснейших экспедиций на Алтай: «Археологические раскопки в Горном Алтае показали, что в 1-м тыс. до н. э. здесь существовала своеобразная и по-своему яркая местная культура…» Больше сказать не дали, политики стояли на страже своих мрачных тайн, однако и эта короткая фраза была победой правды, за ней скрывался многолетний труд. Найденные в раскопах предметы тюркской культуры говорили за себя лучше, чем тысяча слов.

К сожалению, только из-за политиков в исследованиях Великого переселения народов много недоговоренного. «Белые пятна» в теме всюду. И осталось неясным многое, например, почему не все пришельцы на Индостан были сторонниками Единобожия? Видимо, на Алтае с приходом новой религии разгорелся духовный спор, расколовший народ, так должно было быть. Часть алтайцев склонилась к вере в Тенгри, приняла Бога Небесного и Его защиту, а их противники, проиграв спор, покинули родину?.. Или нет? Эти вопросы очень интересные, они ждут своего исследователя.

Что, если и вправду в сознании алтайцев жили разные представления о мире? Не отсюда ли тогда религии и религиозные течения, которые появлялись на Востоке с приходом каждой новой волны Великого переселения народов?

Это очень интересно. Ведь с появлением тюрков на земле Индостана зародился буддизм. Некий человек, которого ныне знают под именем Сиддхартха Гаутама, в поисках смысла жизни пришел к выводу, что Единобожие невозможно (это явное продолжение духовного спора, который велся тогда на Алтае). Предлагавшаяся философия выражала мысли, которые озадачили соплеменников.

...

Наш мир не постоянен, рассуждал этот мудрый тюрк, но в его непостоянстве и кроется суть бытия. Любой миг жизни не похож на предыдущий. Все, что нас окружает, и мы сами пребываем в движении, с каждым мгновением что-то рождается, что-то увядает. Следовательно, человек не имеет своего неизменного «я», потому что он тоже непостоянен, тоже всегда в движении… А если так, то о какой вечной душе речь? О каком неизменном Боге? Жизнь – череда моментов, каждый из которых своим исчезновением дает место следующему…

Мысль проще, чем капля воды, но в ней отражена суть бытия.

За то гениальное прозрение, которое не выразить иными словами, Сиддхартха Гаутама получил прозвание Будда, что значило «Просветленный». С его философии началось новое религиозное учение. Буддизм сегодня самая массовая религия мира, а тогда, во времена Будды, его исповедовали только жители Северной Индии, те, кто пришел с Алтая.

...

И вот что, может быть, вдвойне интересно: в буддийскую мифологию вошли предания о нагах, по легенде им проповедовал Будда. Они стали хранителями важнейшего сочинения буддизма – сутры «Праджняпарамита». А сам Сиддхартха Гаутама, прежде чем стать Буддой, несколько раз перерождался в нага.

Любопытно и другое, Будду коренные жители Индостана назвали Шакьямуни, что дословно «тюркский бог». А тюрки – Тенгри Бурхан, то есть Посланник Тенгри. Вот почему его и сегодня рисуют с голубыми глазами, как всех остальных тюрков. Другой «алтайской» внешности там не знают. Вблизи городка Румминдея в Непале есть колонна, где высечено имя основателя буддизма, человека из рода Шакья, пришедшего с севера.

Колонну возвели в III веке до новой эры. Она отмечает место, где родился Будда Шакьямуни, «мудрец из племени шакьев», или «тюркский бог».

Царь Канишка изображение Будды на монетах сопроводил надписями «Сакамано Боддо» и «Бого Боддо». Первая надпись подчеркивала принадлежность Будды к тюркам, а вторая переводится просто – «Бог Будда». Иначе говоря, с I века его уже отождествляли с Тенгри, что было закономерным для Северного Индостана и Среднего Востока, которые усваивали культуру Алтая.

Между верой в Тенгри и верой в Будду много схожего, но много и разного. Все это естественно и далеко не случайно.

Прах Будды захоронили под курганом (ступой), на перекрестке дорог, таково было последнее желание Учителя и дань тюркской традиции. Чтобы любой путник мог почтить его память и получить возможность в следующей жизни родиться на небесах. (Кстати, слово «ступа» переводится с санскрита как «земляной курган».) В том кургане имелась камера – хранилище реликвий. Сам курган опоясывала дорожка для торжественного обхода по часовой стрелке (посолонь)… Факты, говорящие сами за себя. Однако они же наводят и на раздумья.

Почему в Индии, на родине буддизма, не осталось буддистов?

Ситуация неожиданная, объяснить ее, не зная переменчивого, порой вздорного тюркского характера, вряд ли возможно. Увядание буддизма началось в Средние века, тогда на земли Индостана пришел султан Махмуд Газневи, утвердивший здесь ислам, и – миллионы людей вновь вернулись к классическому Единобожию, став мусульманами. Остальные обратились к индуизму, внеся в него традиции буддизма, за что их назвали «индусскими буддистами».

Однако нашлись такие, кто в те трудные годы вспомнил веру предков – Тенгри. С той «старой-новой» верой в Бога Небесного в Индии живет не менее пятидесяти миллионов человек. Они не буддисты, не мусульмане, не христиане. У них иной обряд, иные символы, они признают равносторонний крест Тенгри, а не крест Христа. Это – ханифы? Западная церковь называет их «христианами святого Фомы», «арианами», «несторианами» и с XIV века упорно пытается подчинить своей власти. В 1775 году, например, в Риме издавали «окатоличенные» богослужебные книги «христиан св. Фомы» – специально для индийцев был затеян этот подлог. Ничего не удалось.

Колониальный захват Индостана не помог сломить дух людей. Колонизаторы, утвердив инквизицию, жгли индийских священнослужителей и древнейшие богослужебные книги. Убивали активных прихожан. Позже католиков сменили англиканские священники, они тоже изрядно «потрудились». В итоге многое из прежней истории ханифов и их обряда утрачено. Но не все.

Возможно, то единственное на земле место, где сохранились в первозданной чистоте осколки алтайской веры? Кто знает… Известно же, ничто на свете не проходит бесследно. К сожалению, ни один тюрколог даже не заглядывал сюда. А следы былого проступают всегда неожиданно и проступают там, где их не ждут. Замечено же, что причины великих событий, равно как и истоки великих рек, не заметны. Но они есть! Их надо всего лишь найти, если знаешь, где искать и что искать.

То же железо, например, его история на Индостане и выразительна, и подробна, она тоже показывает, что правду нельзя уничтожить.

Западных исследователей не оставляет желание делать Индию родиной железа из-за многочисленности его древних следов. Однако карбонный анализ находок расставил все по местам, здесь цензура тоже бессильна. Начало массового распространения железа пришлось на VI–III века до новой эры. А это как раз время пришельцев с Алтая, год в год. Именно тогда железо и стало в Индии бытовым металлом для изготовления оружия, сельскохозяйственного инвентаря, рабочих инструментов. Тюрки начали учить индийцев пахать землю железными плугами, убирать урожай железными серпами, что запечатлено в легендах, которые подтверждаются отчетами археологов.

Чем тут возразишь?.. Слово, как говорят на Востоке, всегда было тенью дела. Даже плуги, найденные при раскопках на Алтае, и история Индии, Пакистана, Бангладеша соединяют воедино разрозненные сведения об «индийских» тюрках.

...

И знаменитая индийская конница появилась с приходом алтайцев. Тоже факт, от которого не отвернуться. Открытия археологов убеждают сильнее слов: уздечки, седла, чепраки будто вывезены из курганов Алтая. Орнаменты, формы практически неотличимы, абсолютно одинаковые. Как и останки коней.

Судя по обнаруженным древним останкам, алтайские кони были прекрасными верховыми жеребцами. Ростом в 150 см и более, они «по своим качествам если не оставляли далеко позади всех лошадей древнего мира, известных нам по раскопкам, то не уступали лучшим из них», так писал в 1953 году видный ученый, профессор С. И. Руденко о своих находках на Алтае. Те жеребцы породой были ближе к ахалтекинским «туркменам» и, конечно, не походили на диких степных лошадей.

Следы многовековой селекции в них более чем заметны. И в Индии, и на Алтае. Что из этого следует, понятно даже ребенку.

Пожалуй, к сказанному можно добавить лишь одно – в тюркском языке более сорока эпитетов, обозначающих масть коня . Одну только масть! Ни в каком другом языке народов мира нет такого обилия «конских» слов… Выходит, коневодство на Алтае и вправду знали не понаслышке. Чему удивляться, если ребенка там сажали на коня, а потом учили ходить.

Исследователи едины во мнении, конница отличала армию только севера, и связана она с саками (ариями), прирожденными коневодами, которые коню вверяли судьбу и в битве, и в мирной жизни. В многоликой Индии почитание коня признавали лишь за ними, за северянами. Другие народы обходились без коней, их заботы лежали вокруг разведения слонов, буйволов, верблюдов.

...

Конь на севере Индостана был все. К нему относились как к члену семьи. А по-другому и нельзя – традиция… По преданию, из носа кобылицы (чисто алтайский сюжет!) появились на свет братья-близнецы Насатья (Ашвины), живущие на небесах. В «Ригведе» им посвящено 54 гимна. Это самые юные боги в божественном пантеоне Индостана, они прогоняют тьму, поэтому утром только их призывали молящиеся, только к ним обращались. Почитание братьев началось и продолжалось в ведийскую эпоху, а потом перешло в индуизм, став частью его ритуала.

Арийское имя Насатья индусы переводят как «рожденный от коня», не зная, что в его основе лежит древнетюркское выражение «анасы ат» (буквально: «их мать – лошадь»).

Показательно, на Алтае сохранились предания о героях-близнецах, рожденных от кобылицы. Очень интересен в этой связи древний хакасский эпос «Ай-Хуучин», в котором действуют дева-богатырка и ее брат-близнец, ставший ей верным конем. Сюжет настолько схож с ведийским, что вряд ли кто с полной уверенностью скажет, где впервые прозвучало это древнее произведение – на Алтае или в Индии? Тюрки же недолго слыли гостями Индостана. Их дети становились его гражданами, для которых полуостров превращался в родину.

Очень выразительное преобразование, оно было массовым в эпоху Великого переселения народов. П ришельцы становились своими .

По самым грубым подсчетам, выходит, родословная едва ли не каждого пятого индийца или пакистанца начинается с тюркских корней. Хотя на самом деле доля, может быть, намного выше. Это – сотни миллионов человек. Их лица узнаваемы и сегодня, их кровь надежно хранит гены алтайских предков, что может поставить в тупик даже искушенных биологов и генетиков. Однако любая, самая невероятная реальность, как известно, является всего лишь продолжением прошлого, этому учит буддизм.

Конечно, не в каждом лице сразу увидишь то сходство, потому что не каждую свадьбу в Индии играли по тюркскому правилу. Были и смешанные браки. Для укрепления мира тюрки отдавали своих дочерей за местных мужчин, это, кстати, тоже сохранено в легендах о нагах и ариях. Их женщины становились желанными женами правителей и героев… А что тут скажешь? Этой несправедливости требовала жизнь.

На Индостане много веков у власти стояла Солнечная династия – один из двух царских родов. Династию основал Икшваку, он в V веке до новой эры, как сообщает его родословная, пришел со своими людьми с Алтая, где жил в долине реки Аксу. Его дедушку звали Аджа. Сев на царский трон, Икшваку заложил город Айодхья (Аджодаха) – столицу государства Кошала (от древнетюркского выражения «кош ал» – «присоединяй и покоряй»). Город сохранился до сих пор, там есть музей Солнечной династии, а в нем – сведения об Алтае и его людях. Видимо, то единственный в мире музей, посвященный тюркскому миру. Там есть даже список царей, из поколения в поколение составляли его.

Айодхья, как всякий город, переживал взлеты и падения. Его одно время звали столицей Северного Индостана, настолько велико было влияние государства Кошала, которое включало и территорию современного Пакистана. Потом город пришел в упадок, запустение, потом снова начался подъем.

С приходом алтайцев жизнь на Индостане потеряла покой, она бурлила и кипела. Пакистан и Индия поныне выясняют отношения. Столько веков, столько войн. И никаких перспектив. Потому что на той и на другой стороне сражаются тюрки, которые забыли себя и свои обычаи. Они никогда не уступят друг другу. Будут стоять до последнего солдата. Их спор начался из-за Кашмира, из-за его храмов, которые были местом паломничества алтайцев.

Индийским или пакистанским быть священному Кашмиру? Вот вопрос, не дающий покоя. Его умело поставили колонизаторы, которым важно было стравить освободившийся народ, сделать Кашмир очагом вечного напряжения. Не покоя, не мира, а войны.

И никто не сказал индийцам и пакистанцам, что неприлично воевать там, где наши общие предки запрещали даже громко разговаривать…

Река, на которой стоит Айодхья, зовется Сарайя – вот еще один пример тюркской топонимики на Индостане. Название указывает на дворец, который стоял на берегу. И верно, город был столицей, с дворцами, храмами, красивыми домами. Царский дворец дал имя реке.

Крупнейший авторитет по топонимике профессор Э. М. Мурзаев в 1996 году написал так: «Общеизвестно, прародиной древних тюрков была Центральная Азия. Надо думать, что и зарождение тюркской топонимики происходило именно здесь. Отсюда, как из родового гнезда, географические названия вместе с их носителями распространились… до Тибета, Индии, Каракорума, Северной Африки. И естественно, возраст тюркской топонимики различен: чем дальше от центра, тем он моложе… в Центральной Азии его можно определить в три тысячи лет».

Не молчат топонимы на карте. Не молчат!

Например, «Индостан»… Откуда слово? Не роднится ли оно с Татарстаном, Казахстаном, Дагестаном? «Стан» по-тюркски «страна», «место обитания». А тюрки переселялись на Индостан семьями и родами, их миграция продолжалась веками. Они, становясь местной знатью, конечно же имели право по-своему называть ту или иную местность. Их высокое положение в обществе запечатлели родословные иных аристократических родов, скажем, махараджей Удайпура, Джодхпура, Джайпура, все они начинаются далеко от Индии – на Алтае и не составляют тайны. Этих людей индийцы называли раджастханцами, раджпутами, а их предков – саками, гуннами, тюрками (на санскрите «раджа путра» – «сын царя»).

Они правили в индийских княжествах… Все это написано в учебниках Индии. Здесь никакого открытия нет.

Отдельной книги ждет язык урду, государственный язык Пакистана и ряда северных штатов Индии. Он очень распространен, и его лукаво зовут диалектом хинди. Правда, не ясно, почему там обилие старинных тюркских слов и выражений? И строй фразы чисто тюркский? Почему редкий индус поймет урду, зато любой азербайджанец без труда заговорит на нем через день-другой после приезда?

Похоже, это древний диалект тюркского языка – огузский . Однако убедить лингвистов в том очевидном факте практически невозможно. Да и как, если в урду они находят обилие арабских, персидских слов и… ни одного тюркского? Завидная близорукость.

В этой связи, думается, вполне уместно напомнить, что в XV веке Васко да Гама, вторично «открыв» Индию европейцам, не имел трудностей в общении с махараджами. Они говорили на близких диалектах одного языка, прекрасно понимая друг друга. То был тюркский язык, который отлично знали тогда и Европа, и Северная Индия и который оставил неизгладимый след в «народной латыни» Запада, а также в урду Пакистана и Индии.

Чтобы отрицать это, потребуются какие-то неземные аргументы. Или – ложь.

Между прочим, как всякий культурный человек своего времени, знал тюркский язык и Колумб. Отправляясь в историческое плавание, он вез письмо Великому хану Индии. Письмо, разумеется, было на тюркском. Открыватель Америки, встретив индейцев Нового Света, с удивлением воскликнул: «Они не знают по-тюркски!» И тень сомнения коснулась его высокого лба, он понял, что открыл что-то не то – не Индию.

...

О ханствах тюрков на Индостане и в Иране достаточно написал и Марко Поло, едва ли не треть его «Книги» посвящена им – слова «Великий хан», «татары» на иных страницах мелькают едва ли не через строчку. То были в XIV веке повелители Востока, которые властвовали, как хотели, и жили, как могли. К ним еще не проникли слуги папы римского, не одурманили их.

Знаменитый венецианский путешественник рассказал даже о «каранах» – мусульманском народе, который кочевал по горной степи, то были туземцы, но их возглавляли тюрки, предпочитавшие ездить верхом на конях. Нынешние Пакистан и Афганистан были провинциями, где тюркская речь с утра до вечера наполняла воздух городов и селений. Пуштунами назвали здесь иных потомков Алтая, в них тюркского духа больше, чем можно найти в «самых татарских» деревнях России: деления на те же тухумы (роды), те же народные традиции, обряды… Все одинаковое, все тюркское, все сохранилось.

Правда, западные этнографы после Марко Поло не называют тюрков тюрками. Не принято. Им придумывают другие имена… Но это уже политика. К слову, герой пакистанского эпоса носит имя алтайского Адамхана. Старина сохранилась и в одежде кочевого народа (шаровары, войлочные колпаки, епанча), в еде (кислое молоко, высушенный сыр, шурпа, кебабы). Там нет праздника, чтобы без горячих конных скачек, нет свадеб, чтобы без шутов с их шумными свитами.

Войлок, украшенный «алтайским» орнаментом, – непременная принадлежность любой семьи, любого дома. Что еще надо этнографам?

Язык, быт, история – все есть. Признания нет, потому что Церковь запретила когда-то белое называть белым.

...

…Индостан и Алтай жили единой страной, их связывал Бийский, потом и Нерченский тракты. А первой дорогой в Индию был Висячий проход, таинственная дорога древности, теперь о ней напоминают лишь предания да подвесные мосты, которые строят с тех пор на Памире и Тибете. По «висячим» мостам алтайские всадники переходили горные реки, преодолевали бездонные пропасти.

Они проезжали верхом над облаками. Как небожители! Тогда были совсем другие времена и люди были другими, высшая цель двигала им – они несли веру.

Горы Тянь-Шаня, первую преграду на пути к Индостану, называли Тенгритаг – Гора Тенгри. Лишь преодолевшим ее открывались дороги на юг. Веками тем путем ходили паломники. Ходили к священной горе Кайласа.

Для жителя Востока видеть гору Кайласу – великая радость, это украшение мира. Считалось, человек, увидевший ее, будет счастлив всю оставшуюся жизнь. На Кайласе место отдыха Тенгри. Собственно, гора – храм, созданный Всевышним, все рукотворные здания для молитв лишь копируют ее, так вещает предание.

Следующим пунктом маршрута паломников был Кашмир, его Золотой храм, за который сегодня идет война…

Не только Северный Индостан познавал Бога Небесного.

Задолго до новой эры «белые странники» Алтая прибыли и на Средний Восток, который представлял собой печальное зрелище: страна угасала, ее истощали разорительные войны с Вавилоном. Местные жители сами пригласили алтайцев, сами доверили им в руки свою судьбу. У них не было выбора, лишь это спасало от вавилонского рабства.

Дата прихода сюда первой волны Великого переселения народов, в отличие от Индии, здесь не известна, но о ней напоминает династия Ахеменидов, в 558 году до новой эры пришла она к власти. Царь Кир был первым из алтайских царей, он создал огромное государство, известное под именем Персия. Покорил половину древнего мира, в том числе Египет, Вавилон и всю Месопотамию, за что получил прозвание Великий.

Царь принадлежал к благородному роду, его покровителем был барс. Видимо, отсюда и название страны, которую основал Кир, – Парса (Персида). Это тюркское слово, оно связано с людьми «арийского семени», которые пришли с севера, так говорили о себе Ахемениды.

Есть на этот счет и иное мнение. «Парс» по-тюркски еще и «тигр», но тигры на Алтае не водились, а на Среднем Востоке были. Не исключено, что тигр и стал покровителем царского рода, после того как появилась Персия. Тогда образ крылатого барса вошел в искусство Востока.

Страна «тигра» (или все-таки барса?) процветала, царя обожествляли, называли Мессией, то есть ниспосланным на землю Спасителем, который должен навечно установить свое царство. Этот сюжет вошел потом в Апокалипсис. То было первое конное войско с белым предводителем во главе, его увидел мир… И изумился. Эпохальное событие!

Ядро армии Кира слагали «бессмертные», тысяча лучших всадников. Одетые в кольчуги и шлемы, они составляли личную охрану царя. Их называли хазарами … В Персии все было новым. Все было прекрасным и удивительным. Как на Алтае.

Имя Кир на тюркском языке означает «начинай», то есть «родоначальник».

Однако наибольшего расцвета Персия достигла все-таки при Дарии, прославился он не войнами, государственной реформой . Придал стране государственное устройство Алтая, что и оставило его имя в веках. То была едва ли не первая в мире административная реформа по тюркскому образцу.

Тюрки правили в Персии почти два века, многого добились они, однако их могущество было подорвано. Жрецы старых верований оказались сильнее, плетя паутину заговоров, они развалили цветущую страну, даже не встретив в ответ сопротивления. Царь мог бы заставить их подчиниться, но не заставил. Мог убить, но не убил. Он показал пример веротерпимости , потому что от предка знал: веру нельзя навязывать силой. Это и стало причиной конца династии Ахеменидов.

Как именно погибла династия? История достоверных сведений не сохранила, разве что в народных преданиях, а они таковы. Царя убили его подданные, что согласовывалось с традицией Алтая. Если царь не мог дать народу процветание, его, помазанника Бога, публично убивали, вернее, приносили в жертву. Такова традиция. Правитель у тюрков не имел права на ошибку, иначе он не правитель, считали они…

Религиозные страсти, охватившие Великую Персию, закружили ее, словно осенний лист… Александр Македонский в ее падении абсолютно ни при чем. Возможно, его вообще не было в Персии – уж слишком неправдоподобен его поход, слишком похож на бездарный миф, в котором автор не удосужился подкрепить свои утверждения элементарными доказательствами.

Годы разброда в Персии (вернее, в том, что осталось от нее) затянулись надолго, пока, наконец, власть не взял новый пришелец с Алтая, его звали хан Арсак. Он был царских кровей, но не назвал себя именем «плохих» Ахеменидов. И пользоваться их гербом не решился. «Рыжий Сак» переводится его имя. Он основал царскую династию Аршакидов и новую страну – Парфию, над которой тоже летел алтайский сокол, знак царского рода. В 250 году до новой эры случилось то событие. С тех пор Средний Восток навечно сроднился с тюркской культурой, она главенствовала в городах, умах и сердцах просвещенных людей.

Слова о Мессии (о царе Спасителе) обрели земную реальность.

Новая страна (часть бывшей Персии) быстро поднялась из разрухи и вновь обрела силу. Легенды об Ажи-Дахака проливают слабый, чуть мерцающий свет на ту историю, связанную с Великим переселением народов. Но в Иране сведений о тех днях сохранилось явно меньше, чем в Индии. И они совсем не на виду.

Ажи-Дахака – это иноземный царь, принявший власть на Среднем Востоке. Древний эпос рисует его в образе змея, дракона (как нага в Индии). Известно, что Ажи-Дахака вел непримиримую борьбу за веру в Бога Небесного, однако понимали его не все. Люди в большинстве оставались огнепоклонниками, Единобожие было им чуждо… Повторялся, по сути, тот же исторический сюжет, что и в Индии, коренной народ неохотно обращался к вере пришельцев, сохраняя приверженность прежней духовной культуре. Веру меняла лишь знать, она искала компромисс между новым и старым наследием.

Появление в Персии зороастризма, а позже манихейства имело причины. Они, эти две религии, «приспосабливали» тюркскую веру к местным условиям. И делали это успешнее. Отсюда и причина падения Ахеменидов, которые взялись за крайне трудное, очень рискованное дело – изменение сознания людей. Правители, видимо, в чем-то просчитались, что-то переоценили, кому-то слишком доверились, и их оставили за бортом. История духовной культуры знала немало подобных примеров, когда сильные династии уходили из-за религиозных противоречий, потрясавших общество. Первую алтайскую династию в Персии постигла именно эта печальная судьба. Все хорошо и не могло быть. Все-таки разные народы, разные культуры…

Анализ того далекого конфликта открыл неожиданное. Оказывается, тюрков в Персии проживало больше , чем коренных жителей. Невероятно, но факт. Это соотношение с тех пор сохранялось на Среднем Востоке… Ныне население Ирана называют иранцами, однако парадокс в том, что это было имя пришельцев, то есть тюрков. При Ахеменидах и Аршакидах население не называли иранцами.

Коренные жители Персии были огнепоклонниками. Людьми иной духовной культуры, другой антропологической группы. Даже принятое Персией Единобожие (доисламское и исламское его прочтение) не изменило сознание этих людей. Огнепоклонники на Среднем Востоке оставались всегда. Они были детьми своих родителей. Смуглые, узколицые с черными как угли светящимися глазами, невысокого роста, это и есть потомки того народа (или тех народов?), который пригласил тюркских царей.

В то время как среди мусульман Ирана, наоборот, абсолютное большинство тюрки, сегодня тоже называющие себя иранцами. Они сменили язык, но не внешность, строение тела у них иное – тюркское (!), что и неудивительно. Со времен Ажи-Дахака эти потомки алтайцев молились Тенгри (Ходаю), жили замкнуто: кварталами и аулами. Юношей здесь учили по правилам Алтая, учили трем вещам – скакать на коне, стрелять из лука и говорить правду. И как секрет потом из поколения в поколение передавали люди воспоминания о предках, служивших при царском дворе Ажи-Дахака. Самые теплые слова сохранили они, самые сокровенные и искренние. Речь шла о царях династии Аршакидов, утвердивших Единобожие на Среднем Востоке.

Показательно, власть этих царей так и не распространилась на всю территорию прежней Персии, что свидетельствует в первую очередь опять же о веротерпимости правителей, об их разборчивости и уме. Они не стремились демонстрировать свою силу в духовной жизни и, тем не менее, привлекали к себе новые и новые страны, посылая туда правителями своих родственников.

На месте Великой Персии появились государства, которых прежде не было, они выходили на арену событий – Парфия, Бактрия, Армения, Сирия и другие, всех их различала духовная культура. В каждой стране было свое духовенство, но династия правителей всюду была одна. И от этого, разумеется, прогресс не страдал. Алтайское влияние здесь налицо, оно читается в археологических находках, документах, этнографических зарисовках.

Особенно четки алтайские строки в Парфии. Ее земли включали южное побережье Каспийского моря и уходили на юг, простираясь до реки Инд. Часть тех земель теперь зовут Азербайджанским Ираном, его население по-прежнему знает тюркский язык.

Родственники парфянских царей правили в Армении, Мидии, Кавказской Албании. То была очень сильная династия, она представляла едва ли не весь Средний Восток в политике древнего мира. Парфия успешно соперничала с Римом, была центром духовной культуры, образ Бога Небесного и алтайские традиции главенствовали там. В I веке до новой эры страна достигла наивысшего могущества, слава о ней шла далеко впереди и, усиленная эхом, возвращалась назад.

Отголоски той славы как раз и сохранил текст Апокалипсиса. Он пронизан верой в приход всадников, которые освободят народы от власти Рима.

О том, кто были Аршакиды, ученые спорят давно и безрезультатно. Потому что в пылу спора опущены иные важные детали. Например, царская печать , что лежит в Государственном музее Ирана. На ней четкие тюркские руны. Может быть, для кого-то это и не доказательство, но монеты и геммы царей убеждают в том же самом. Их письменность тоже говорит о тюркском происхождении. И язык… Что надо еще, чтобы сказать, кто были Аршакиды?

Однако их родословную приписывают любому народу, но только не тюркам.

Столь выразительные свидетельства подрывают доверие к иранистике, которая пренебрегла вовсе не печатью царей, не их документами и историей, хуже, она не увидела связь между Алтаем, Великим переселением народов и Персией. «Не заметила» связь, из которой вытекает важный вывод: Иран – наследник именно парфянской культуры. Поэтому ислам сегодня и имеет здесь свое, очень выразительное лицо – шиизм , венец алтайского Единобожия в современном мире. Это ранняя ветвь ислама, самая консервативная.

Прошлое и сберегли шииты почти в нетронутом виде… Потому что после Персии пятьсот лет была Парфия, с ее «ханифами», потом Иран. И не иначе!.. Культура не менялась, она меняла лишь имена. Разумеется, не только царская печать убеждает в этом – вся история Среднего Востока.

Искажать прошлое иранцы начали при Сасанидах, которые свергли царскую династию. Преемникам, объявившим себя не царями, а шахами, очень важно было унизить предшественников, и они ввели термин «Иран», стараясь искоренить память о Парфии, об Аршакидах, об Алтае, но сделали это крайне неуклюже. К слову, тогда государственной религией Ирана стал «обновленный» зороастризм , а духовенством – маги и жрецы… На эту тему есть интересные научные работы.

Сасаниды, оказывается, вдвое сократили в официальной хронологии время правления Аршакидов, присвоив себе иные их достижения. Они заставляли забыть о тюркской Парфии, что позже нашло отражение даже в «Шахнаме», этой «Книге о царях», но изменить сложившуюся культуру они не смогли: в мир Среднего Востока пришел ислам – вернулось Единобожие, и власть Сасанидов кончилась.

Обнаруженные факты разобрал американский востоковед Р. Фрай, он с удивлением написал: «Мы знаем о парфянах меньше, чем об их предшественниках». Традиция навета, заложенная зороастрийскими жрецами , существовала долго, можно сказать, всегда, не отказались от нее и ныне. На Западе даже в капитальных научных работах парфянский период просто опускали, будто ни его, ни тюрков в Иране не было.

И это называется наука?

...

Конечно, о подтасовках не стоило бы здесь вообще упоминать, но интересно в них другое – название Иран (Эран, Ариана), оно, точнее, его появление требует пристального к себе внимания. В нем тоже таится неожиданность.

Едва ли не все востоковеды в этом топониме видят слово «арий»: Эран, Арьянам – «страна ариев». Но как возник топоним? И когда? Оказывается, он связан с приходом хана Арсака, с Парфией, ее земли и народ называли «царством ариев», или «Арианой», так записано в документах той эпохи. Историки, не сговариваясь, отмечают: «Ариана… совпадала по существу с Парфянским царством». Совпадала!

Вот чем, оказывается, интересна история Парфии! С приходом тюрков второй волны появилось еще одно имя – Иран, которое и подняли потом ничего не подозревавшие Сасаниды. С тех пор на Среднем Востоке живет не устоявшийся топоним – Арйана Вэджа, что значит Арийский Простор . Он относился только к тюркским провинциям Ирана.

А это лишний раз убеждает, что правду скрыть нельзя.

Аршакиды дали стране и новую письменность: руны и скоропись. Ею писали черной тушью по выделанной коже или на глиняных черепках (остраках). Она вошла в историю Ирана как «письменность Аршакидов», а еще она была известна на Востоке как «согдийское или уйгурское письмо».

...

…До прихода тюрков, то есть до появления Персии, Средний Восток, как известно, писал клинописью – письмом, которое никак не отразилось в его последующей культуре. Прошло бесследно. А письменность парфян осталась, ее называли «парсава», или «пехлеви». Однако то была вовсе не новинка. Такое письмо знали и в Персии… до Аршакидов. Правда, использовали лишь в деловой и международной переписке: в царских посланиях на Алтай, в Северную Индию, в Армению, Египет. Почему?

Действительно, почему официальной в Персии считалась клинопись (язык надписей), а неофициальной – «письменность Аршакидов», которых… не было в помине? И это, может быть, самое загадочное, заставляющее задуматься. Ситуация тут явно не ординарная, но показательная.

С одной стороны, показывает, как менялись культурные традиции. А с другой – абсурд, вызванный безумием страстей. Но «абсурд», лишь кажущийся абсурдом, если промолчать, что на деле речь шла о тюркском письме , которым пользовались и Ахемениды, и все другие «алтайцы». Естественно, это письмо придумали не Аршакиды, не они его авторы, потому что появилось оно много веков раньше их вхождения во власть. То был язык и письменность их алтайских соплеменников. Иначе говоря, еще один внешний признак Великого переселения народов. Его язык!

Казалось бы, с письменностью Ирана недоразумение надуманное, его можно быстро разрешить. Ну уж нет. То тюркское письмо приписали к «одному из семитических языков». И назвали арамейским. Впрочем, игнорируя Великое переселение народов, к такому «выводу» прийти совсем не трудно.

Автор сомнительной гипотезы не задумался, что семиты тогда были вавилонскими рабами, что правителям Великой Персии не пришло бы в голову превратить язык рабов в язык международного права. Царь Кир освободил евреев от вавилонского плена, разрешил вернуться на родину (случилось это в 515 году до новой эры). И все. Ни языка, ни письменности взамен не брал. Письменность у него уже была.

В Персии все было свое . Она имела строгие черты тюркского государства, особенно после реформ царя Дария. В ее армии главенствовала кавалерия, которой на Среднем Востоке прежде не знали, отсюда те огромные военные успехи. Тюрки ввели «ямы», то есть конную почтовую службу, которая восхитила Геродота. Значит, они писали письма… Об их исключительности говорит и то, что Ахемениды носили неиранские имена, это подметили сами иранисты… Случайно ли?

Потом, о какой арамейской письменности речь, если ее не было у самих семитов?

И тут выплывает новая любопытная деталь, тоже сознательно оставленная без внимания. При Ахеменидах у получивших свободу евреев возник новый иудаизм: Тора стала законом Израиля… А на древнетюркском «тора» – «закон». Такое уже к разряду случайностей не отнести.

Тем более книги, написанные организаторами иудейской общины Ездрой (Эзрой) и Неемией (Нихемией), содержат документы персидских царей и рассказывают о ходе событий того времени их устами. Для «нового иудаизма» создавалась иудейско-израильская литература. Библию оформляли на основе тюркских богослужебных сводов , точно так же использованных при написании Вед в Индии и при написании Авесты в Персии. Очевидно, речь шла о новой редакции алтайского духовного наследия.

И что особенно важно – все проходило в одно время, но на разных территориях Евразии!

Это не отрицают и еврейские ортодоксы – фрагменты текста Библии, Авесты и Вед порой идентичны, ученые насчитали сотни «совпадений». Не два, не три, не десять, а сотни! Отсюда сходство духовных культур разных народов Евразии, которое как раз и показывает, что религия (именно религия в разных ее проявлениях) начиналась из одного корня. Из алтайского Единобожия.

Эту мысль высказывали и в XIX веке, и ранее. Но негромко звучала она.

Царь Кир, отпуская евреев из плена и разрешая восстановить Иерусалимский храм на территории, подвластной Персии, делал это во имя Бога Небесного. О том сообщает Первая Книга Ездры, цитирующая указ Кира: «Так говорит Кир, царь Персидский: все царства земли дал мне Господь, Бог Небесный; и Он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее» [(1) Езд 1 2].

Вот откуда пришла в Иудею весть о Боге Небесном. С Алтая! С Востока… От тюрков. От них и название Иерусалим (Йерушалайим), где йер – «земля», салым – «мир», «духовный завет».

Библия (Книги Аггея, Захарии, Малахии) отразила новые традиции, которые появились тогда и в Иудее с Палестиной, и в Северной Индии, и в самой Персии. Это был, может быть, один из важнейших штрихов эпохи, за которым стояло многое. Так, ветхозаветную Библию сирийцы по примеру евреев назвали Пешито , под тем же названием была она в далекой Индии. Почему? Потому что название восходит к древнетюркскому беш ита – «пять столпов», пять основ, которые были даны Моисею. В ветхозаветной Библии выделяется именно Пятикнижие как самое древнее… О совпадении здесь опять же нет и речи. Назвать рождение новой духовной культуры простым совпадением было бы слишком кощунственно и глупо.

Отсюда понятно обретение индийцами культа Будды, а евреями – культа Яхве, их покровителя, который считался небесной параллелью единому царю Азии, то есть Киру, эти слова тоже из Библии. Других подобных Киру героев мир не знал. Зороастризму и митраизму – как догматическим религиям – лишь надлежало заявить о себе, а для того требовалось принять иные традиции Единобожия… И они приняли их, став религиями, а не верованиями.

Через обновленный иудаизм тюркская духовная культура появилась на Западе.

Здесь привлекает даже то, что слово «книга» тюркское, означающее «в свитке». Древняя Тора хранилась именно в свитках , на коже. А это чисто алтайский прием «книгопечатания», как и сам характер священного письма.

Впрочем, еврейское жречество никогда не скрывало, что их государство своим созданием обязано Киру, которого евреи отождествляли с Мессией – помазанником Божиим, царем-избавителем, «мужем правды», его Бог Небесный «воздвиг от востока»… Но подробнее о том лучше все-таки читать в самой Библии, например, в Книге пророка Исайи [Ис 41 2; 45 ].

Да, появившееся тогда «арамейское» письмо напоминало алтайское, вернее, было его каллиграфической разновидностью, что видно из сравнительных таблиц, приведенных Д. Дирингером в книге «Алфавит». К сожалению, автор, человек предвзятый, говоря о древних алфавитах мира, проигнорировал тюркский. Даже не упомянул! Зато, не подозревая ни о чем, сравнил арамейское (сирийское) письмо с письмом Аршакидов, согдийским и уйгурским письмом. Сходство разительное. Оно и подвело автора.

Не сопоставив события и время, он позволил себе обескураживающий вывод, мол, начало письменности на Среднем Востоке идет от семитов. Впрочем, Дирингер лишь выразил мнение Запада, давно не подвергавшееся критическому анализу. Не подумал, что письменность – всего лишь способ передачи конфиденциальной информации на большой территории, не торговля породила его, а власть, государство. Изменение каллиграфии еще не есть изобретение новой письменности.

Арамейские надписи, датируемые временем до Ахеменидов, то есть ранее VI века до новой эры, в природе не существуют, а в самой Сирии их вообще не нашли. Никаких. Даже более поздних.

Если бы ученые Запада не боялись смотреть правде в глаза, они наверняка заметили бы, что уйгурское, согдийское, аршакидское письмо существовало до появления «арамейского». И они это заметили, обнаружив в 1923 году на Южном Алтае следы письменности трехтысячелетней давности (!), но промолчали.

А если бы еще и перевели слово «согдийский», то… вообще по-другому писали бы свои книги. На древнетюркском Сугда (так когда-то называлась Согдиана) означало «около воды» и относилось к тюркам, которые селились в оазисах Средней Азии. Согдийцы – не самостоятельный народ, значит, и письменность их тоже не самостоятельна. Они жители Персии, тюрки.

И все-таки Западу надо отдать толику уважения за слова, которые написал Дирингер в книге «Алфавит»: «Письменность Брахми – великая прародительница письменности Индии, корейский алфавит, монгольские письменности произошли из того же источника, что и греческий, латинский, рунический, еврейский, арабский и русский алфавиты», то есть из одного источника .

Автор не назвал имя прародителя письменности – Алтай, но, зная о Великом переселении народов, сделать это можно уже и самим. Потому что дважды два – четыре. И в Индии, и в Египте, и в Израиле. Всюду. Даже в Корее, где не скрывают свою принадлежность к алтайскому корню… «Ахеменидская империя, – отмечал известный востоковед, – была единственной подлинной империей, а персидский царь – единственным настоящим царем не только в представлении греков, но, очевидно, и для жителей Индии».

Тюрки утверждались на Евразийском континенте. Их царские роды давали миру выдающихся правителей, вместе с ними приходили новая вера, новые законы, новая письменность. Вот почему клинопись и иероглифы на Ближнем Востоке бесследно канули в прошлое. Они были слишком устаревшими и неудобными. Как каменный топор.

…Когда в III веке новой эры династия Аршакидов пала, культура Парфии не исчезла. Язык парфян (персидский диалект тюркского языка!) стал литературным языком Ирана. Такова была воля новых правителей из династии Сасанидов, которые, объявив о возрождении «персидского» Ирана, просто-напросто назвали тюркское иранским. Тогда и зародилось недоразумение, просочившееся даже в «Книгу о царях». Сасаниды оказались правы: топоним Иран по сравнению с Парфией, несомненно, был шире и звучал оптимистичнее. Для молодой династии то был шанс сплотить население бывшей Парфии и соседних ханств, ведь тюрки преобладали в городах, в армии. Для них и брали родное название – Иран.

Это, пожалуй, один из самых запутанных моментов истории Среднего Востока. Но он многое и проясняет. Например, почему в Средневековье поэты, жившие в ханствах, подчиненных Ирану, складывали стихи не на родном языке, а на его парфянском (восточноиранском) диалекте. Такова судьба Рудаки, Низами Гянджеви, Амира Хосрова Дехлеви, Омара Хайяма, Деде Коркуда, других знаменитых поэтов. Все они продолжатели одной культуры – парфянской. Отсюда и «книжный пехлеви», и таджикско-персидская, и азербайджанская, и староузбекская литература. Отсюда и удивляющее сходство сюжетов народного эпоса Ирана и Алтая, они часто просто неотличимы.

...

Ныне просто забыто, что на Среднем Востоке со времен Парфии жил литературный «диалект» тюркского языка, на нем общались поэты и философы.

Литературный язык – это древняя традиция культуры Алтая, позволявшая разным народам понимать друг друга. Он и объединял тюрков в единый тюркский мир. Не разговорный язык, а язык поэзии и восторга, чистый, как бриллиант, ограненный поколениями поэтов. То было неотъемлемым правом выражения своего «я». Это делало письмо Алтая многоликим. Равно как и его культуру.

В Иране, надо заметить, до сих пор не забыта тюркская речь. Там есть города и деревни, где говорят по-тюркски, их называют азербайджанскими. Сколько их? Не знает никто. Однако более тридцати миллионов человек проживает в одном лишь Западном Азербайджане. А на улицах Тегерана среди прохожих каждый второй – точная копия жителя Баку, то же лицо, те же манеры. Все одинаковое, только речь иная.

Выходит, не моря разделяют людей, а невежество.

Ныне в Иране живут каджары, шахсевены, бахтиары, кыпчаки, какшкайцы, афшары, карапапахи, карадагцы, кенгерлу, иналу, бахарлу, нафар, хорасани, пичаги, карайи, байаты, карагозлу, теймурташ, гоудари. Все они сыграли заметную роль в становлении Ирана, но их называют «племенами» и «народами». Почему, объяснять не надо – политика… Между прочим, руками этих тюрков династия Сефевидов в XV–XVI веках объединила Иран.

Тюрки – оплот власти, бессменные ее стражи, так повелось со времен Ажи-Дахака, так продолжается и сейчас.

...

«Иранские народы» назвали «дахскими» родами. О дахах упоминает знаменитая Авеста. Они составили кавалерию Парфии, были отличными скотоводами. Точный перевод слова «дах» якобы неизвестен, уверяют иранисты Запада. Ой ли. То «загадочное» слово алтайского происхождения, как и народ, к которому оно относилось, дах (таг ~ даг ~ дах) на древнетюркском означает «гора», а дахдахи (тагдакы) – «люди, живущие в горах». Все, оказывается, очень просто. И очень точно.

Не потому ли Ажи- Дахака и стал символом правителя, пришедшего с гор ? Обратите внимание на это имя. Первая его часть указывает на крест Тенгри, который несли алтайцы, а вторая – на горы, откуда они шли. Разве за таким объяснением ничего не стоит?

...

Взять, к примеру, иранский народ каджар, они говорят на каджарском языке. Что за язык? Он относится к «тюркской группе алтайской семьи», написано о нем в этнографическом справочнике. И все становится на свои места. Или взять другой «народ» – шахсевенов; с ним та же путаница. Шахсевены очень близки к азербайджанцам, их язык практически неотличим, тот же «муганский» диалект. Этот «народ» появился в Иране в XVI веке, когда формировали шахскую гвардию (по-азербайджански шахысеван – «любящие шаха»). Причем формировали, как записано в истории Ирана, из тюркских племен кызылбашей… А мог ли кто сильнее тюрка любить защищать власть?

Кто есть кто, в «иранском» Иране знает теперь не каждый.

Когда-то Персия имела огромную территорию, в разное время ее границы уходили далеко на север, за Дербент, и на запад, до Средиземного моря, о той эпохе не вспоминают, ее отголоском и стала «официальная» история, сотканная из недомолвок . Народы, легенды, религии – все перепутано, чтобы не будить память, заглушить боль. Свою историю иранцы знают, как правило, с VIII века, с принятия ислама, все прежнее для них просто отсутствует.

«Никто не хранит тайны лучше того, кто ее не знает», – говорят на Востоке. Видимо, в том и проявилась мудрость правителей Ирана, которых интересовала не правда, им важно было скрыть то, как они ее потеряли !

Верные Единобожию иранские тюрки Аллаха зовут по-тюркски – Ходай, они сменили родной язык на фарси, приняли ислам и с чувством облегчения вздохнули. Но незнание родословной не освобождает от нее… Потомки барса рождаются только барсами. Пусть плохими, но барсами.

Когда-нибудь мусульмане Ирана поймут: по-настоящему могуч тот, кто умеет побеждать себя. Народ, отвергший предков, заражается тщеславием, становится добычей политиков и колонизаторов. Это и случилось в «иранском» Иране… Увы. Истинные слова всегда неприятны, но приятные – не всегда истинны, так уж устроена жизнь.

…Когда-то на Среднем Востоке процветала Бактрия, самая богатая восточная провинция Персии. Со II века до новой эры она носила имя Тохаристан (Тохарское ханство). То государство, как и Парфия, скрыто в густом «научном» тумане, с любым народом связывают его историю, только не с тюрками. Хотя все путешественники, побывавшие у тохар, отмечали: «нравы и обычаи там такие же, как у тюрков». Любопытно, «тохар» на Тибете означает «белая голова». Но не седая. Так народная этимология сохранила память о пришельцах с Алтая, очень отличавшихся внешне от коренных тибетцев – черноволосых, кареглазых и смуглых. Русыми, с рыжеватым отливом волосами, голубоглазыми, белокожими, с телами, «сияющими, как месяц», этими словами описывали алтайцев их современники и в Индии. О зеленоглазых говорили, что они с глазами, как незрелая ягода.Сведения о тохарах есть в эпических произведениях «Махабхарате» и «Рамаяне». Это и позволяет с уверенностью говорить об их периоде в истории Ирана. Алтайская царская династия пять веков правила там. Во всяком случае, хан Арсак, покинувший Бактрию и возвысивший Парфию, вел родословную от потомка ахеменидского царя Артаксеркса II и своим покровителем по-прежнему считал барса.В то время царей выбирали семь старейшин, совет рода, как бы представители светской власти, они давали путевку на трон. Их решение «утверждал» другой совет, составленный из высшего духовенства. Причем учитывали завещание последнего монарха… К сожалению, достоверного в истории Тохаристана осталось немного, он лежал в тени событий. Во II веке до новой эры власть прежней династии ослабла. А в начале новой эры там сменилась династия правителей. Новое ханство назвали Кушанским, о том свидетельствуют монеты Тохаристана, других достоверных документов нет.Земли Восточной Персии (современная Средняя Азия, Афганистан, Пакистан, часть Северной Индии) и даже Китая объединило новое ханство. Оно отличалось небывалым могуществом. К сожалению, над его историей слишком усердно «потрудились» политики от науки, они исказили даже имена царей, основателя ханства, носившего древний тюркский титул «ябгу», теперь называют Кудзула (Куджула) Кадфиз или по-китайски Киоцзюкю.

...

Как звучало его имя по-тюркски? Неизвестно. Кем он был, тоже непонятно. Хотя Страбон сообщал, что у народов Среднего Востока языки одинаковые . Иначе говоря, эти «народы» и «племена» (согдийцы, хорезмийцы, бактрийцы, кушаны и прочие) отличались от алтайцев «прежде всего по образу жизни», но не по языку и культуре. Говорили они одинаково, то есть на одном наречии.

Это не в силах отрицать и современная наука, но она, чтобы запутать людей, выделяет язык саков (читай – тюрков) и их соседей в особую группу, называя ее восточноиранской. Лучше бы придумать что-то другое. Вышло примерно то же, что включить английский или любой германский язык в американскую группу языков. Родство, конечно, отметится, но внук будет назван прадедом… Ошибка незаметная, но существенная.

Между тем, имя иранского эпического героя, который открыл секрет письменности, Тахма-Урупа (Тамга Уруп). Тюрки переводят его имя очень четко – «вырезавший магические знаки». Других вариантов здесь нет. Археологи нашли немало памятников той поры. На иных – тюркские руны, читаемые фразы, они точно такие, как на Алтае. Это и есть язык народа, оставившего их.

Но… «тексты не прочитаны», пишут ученые-политики. Например, в Дашт-Навуре (Афганистан) французы отыскали следы кушанского города, рядом – скалу с рунами, но серьезного исследования не проводили. Нашли и нашли… В Кара-тепе, недалеко от Ташкента, тоже обнаружен храм, а в его руинах – черепки (острака) с руническими алтайскими надписями. И они утонули в молчании… Археологов обычно интересует тюркское золото, не надписи.

Это походит на саботаж или тайный сговор. Забвение культуры – поразительное и абсолютно не исследованное наукой явление.

Лучший пример тому – курган Иссык, он в пятидесяти километрах от Алматы. Там в 1969 году советские археологи нашли «Золотого человека», уникальнейшее захоронение, в котором сохранились одежда и другие принадлежности усопшего тюркского царя. Но лучше бы его и не находили. Исследование находки велось под диктовку Москвы. Череп исчез тут же – он принадлежал европеоиду, а это не согласовывалось с расистской теорией «диких кочевников», которую отстаивает Запад.

Золотой крест (аджи), украшенный драгоценными камнями, огнем сиявший на шлеме царя, тоже таинственно исчез. В шлеме осталась лишь дырочка.

В том же кургане нашли и чашу с надписью , которая датирована примерно V веком до новой эры. Текст содержит около 30 рунических знаков, таких же, как на черепках из Кара-Тепе. Анализ «по горячим следам», проведенный крупнейшими специалистами Института востоковедения АН СССР, подводил к тому, что надпись на чаше выполнена неизвестным ранее алфавитом. И это все, что сказала советская наука: ни слова о тюркском языке. Хотя руническое письмо Алтая к тому времени было известно в мире. В названном институте работали даже тюркологи.

...

А фрагмент той рунической надписи на чаше читался так: «…исполняй обязанность, предложи пить. Если истекает яд, отбери…». Но советские ученые, сделавшие свое головоломное заключение, боролись с пантюркизмом, им было не до истины.

…В Кушанском ханстве кипел настоящий «котел», в котором плавились и преображались культуры народов. Тюрки, персы, афганцы, индийцы, китайцы жили бок о бок, в одном государстве, они меняли себя, свой быт. Меняли друг друга. Средний Восток превращался в многонациональное общество, шел синтез религий и верований. Поэтому в Кушанском ханстве не мог не сложиться новый этнический лик, новая культура, основанная на Единобожии, она и стала благодатной почвой, принявшей потом зерна ислама. Время неутомимо делало свое дело. Как? Это не знает никто. Добрососедство – необъяснимый феномен жизни, оно меняет народ, меняет его внешность, но делает все незаметно… Великая радость и великое горе безмолвны.Никто не заметил, как «иранские» тюрки стали отличаться от алтайских сородичей. Увидели результат, и поэтому их назвали огузами . «Огуз» на тюркском языке значило «многоопытный», «мудрый». Общение с другими народами сделало их мудрыми и терпеливыми. Пример тому торговля, которую наладили на Среднем Востоке Ахемениды, продолжили Аршакиды, а Кушаны расширили и, укрепившись в долине реки Инд, взяли под контроль морские пути. Караваны с товарами шли в Индию, Китай, Туркестан, на Алтай, Кавказ, Дальний Восток, даже на Волгу – там найдены монеты того времени. Кушаны вели морскую торговлю с Африкой, особенно с Египтом (опять-таки по монетам и другим археологическим находкам судят о ее географии). Когда во II веке стало угасать могущество Парфии, торговые пути контролировали именно Кушаны.Не только пряности и предметы роскоши, но и бумагу, железо, которые не умели делать в Европе, везли купцы на Запад. А еще жемчуг, хлопчатобумажные ткани и хлопок-сырец, рис, сахар, масла, медикаменты и благовония, краски, экзотических животных.О величии Кушанского ханства мир узнал в I веке, тюрков прославил царь Канишка, к счастью, сохранилось его имя – «хан Эрке» чеканили на монетах. Впрочем, ученые высказывают разные версии, как могло звучать его имя: Канерка, Каныш-хан или даже Канык. Философ, поэт, блестящий правитель, он, как никто, вознес культуру Алтая, сделал ее высшей на Востоке. При нем слово «тюрк» произносили с трепетом в голосе, почти как «святой».В 78 году Канишка сел на трон, двадцать три года правил, удивляя мудростью: он зажигал свечи для слепых, и люди прозревали. Главным оружием хана были не шашка, не пика, не стрелы, а слово. Самое сильное в мире слово – «Бог», «Ходай», «Алла», так тюрки обращались к Тенгри.Чистая вера несла победы! Великий философ Среднего Востока Абу Рейхан Бируни в своих трудах привел старинное индийское предание о благородстве и силе царя Канишки, настолько невероятных в глазах людей, что Канишку с его войском называли «могущественными ангелами»… Любопытно, летосчисление в Индии выделяет отдельно «эру Канишки», подчеркивая тем самым его особую роль. И поскольку он был выходцем с Алтая, тот же год служит точкой отсчета «эры саков».Кстати, присутствие греков до новой эры индийцы связывают с «эрой варваров». Как ни странно, подробности о ней в индийских источниках не сохранились, не упоминают они и имя Александра Македонского.

...

…Царь Канишка подарил Востоку надежду, а это самый дорогой подарок на свете. Прекрасное знание обряда, молитв, богослужебных книг помогало ему, его речь звучала красиво и правильно, ее слушали часами. Поведение хана и вся его политика убеждали Средний Восток: у тюрков в цене не золото, не коварство, не власть над другими народами. У них в цене поступки и благородство, которые приближают их к Небу, делая «могущественными ангелами».

Правитель был лицом народа, ему верили. Значит, верили и Алтаю.

Царь проявлял строгость к себе и снисходительность к другим. Он убеждал, что каждый человек своим поведением создает рай или ад для себя и близких; никого нельзя винить в собственных несчастьях и бедах, лишь себя, потому что Бог дает тебе ровно столько, сколько ты заслужил. В том сила Божиего Суда, самого справедливого на свете.

Под Вечным Синим Небом ты, твои поступки и Бог, Который видит все и Который судит тебя. Его нельзя обмануть… От воли Божией не спасешься нигде.

Вот, собственно, и вся основа религии тюрков, она гениально проста: сделай добро, и мир станет добрее.

Люди, поняв эту истину, принимали ее, она влекла к новой духовной культуре. Все в твоих руках, лишь помни о том. Тюрки, например, верили в Создателя мира сего и его ангелов, они верили в вечность души и в ее перерождение в новой жизни. Этим Единобожие крепило дух людей, звало к подвигу. «Спасение – в поступках», учил Всевышний. Поэтому у алтайцев поступки были в высшей цене.

Не золото, не богатства – именно поступки.

Поражал чужестранцев и обряд во имя Бога Небесного, его отличали чинность и размеренность. Такого языческий мир не знал. Язычникам тюрки казались пришельцами с другой планеты, у которых все лучше и чище, поэтому на Среднем Востоке Алтай назвали «Эдемом» – Раем земным, а их самих – «благородными ариями». Это название (как Шамбала в Индии) сохранялось за родиной тюрков более тысячи лет. О всадниках слагали легенды… Еще в XIII веке издавались карты, где Рай земной отмечался на Алтае. И Библия говорит о том же.

...

На Алтай, к священной горе Уч-Сумер веками стремились верующие Среднего Востока, они молились на Алтай. Их традицию обращения при молитве лицом на восток переняли потом христиане. И мусульмане при пророке Мухаммеде обращали свои лики к востоку . Только так положено было молиться «единобожникам».

Города Кушанского ханства просыпались под перезвон колоколов: тенгричи (священнослужители) звали народ на молитву… Можно лишь догадываться о тех волнующих минутах, с которых начинался день. К сожалению, о том известно мало. Колокола, звонницы были, это точно, их находили при раскопках, но восстановить обряд так никто и не сумел. Это уже безвозвратно потерянное сокровище.

Обряд молитвы справляли около храма, под высоким куполом Вечного Синего Неба, как на Алтае, где молились около священных гор. (Видимо, поначалу вместо храмов отсыпали курганы, такое предположение вполне допустимо.) Храмы строили небольшими, они служили напоминанием о священной горе, потом храмы стали объектами архитектуры. Эта красивая идея озарила буддистов, они первыми стали преображать свои ступы-курганы в ритуальные сооружения.

Внутрь храма верующим входить запрещалось, входили священнослужители на минуту-другую, но они даже не дышали там. Запрещалось. Святое место! Эту традицию усвоили зороастрийские жрецы, они и сегодня надевают на лицо повязки, чтобы не осквернять своим дыханием огонь.

Перед молитвой тюрки обязательно жгли ладан, его жгли в чашах – кадилах. По древнему алтайскому преданию, нечистая сила не терпит запах благовоний, обряд окуривания назывался «кадыт», по-тюркски – «отвращать», «отпугивать». «Ладан» (дословно «елка») означал еловую смолу с добавками сушеных трав, слово восходит к тюркскому выражению «ала тан» – «откажись от дурных помыслов», что точно отражает место благовоний в обряде.

...

...

Молились Тенгри под негромкое пение, хор выводил мелодию. «Йырмас» назывались те песни-молитвы, дословный перевод – «наши песни»… И всюду в духовной культуре господствовал равносторонний крест Тенгри, его на Востоке назвали «ваджра», а сами тюрки – «аджи». (Вот что сняли советские археологи со шлема «Золотого человека», найденного в кургане Иссык, знак Бога Небесного, символ, который им показался лишним.)

Царь Канишка остался в памяти многих народов, с ним связано эпохальное Событие: Единобожие вытеснило язычество на Среднем Востоке… Ваджры, руины древних городов и храмов напоминают всем об «эре Канишки». Они – знаки ханифейской веры , следы памяти. Время всегда щадило их.

Исследователи не раз задавали вопрос: какую религию исповедовал Канишка? Но дальше вопроса дело не шло. Отмечали, что он покровительствовал буддизму, но как-то странно. Не принимая учения Будды! Точно так же никто из ученых не сказал, какой веры придерживались Ахемениды и Аршакиды? Она была иной, чем у зороастрийцев в Персии и Парфии или джайнов в Индии, это отметили все. А какой? Никто не уточнил.

В Кушанском ханстве был свой божественный пантеон. Своя религия.

Конечно, проще простого назвать ее языческой и дикой, а тюрков «погаными», что и сделали. Но это же не вполне точно. Как и то, что тюркское духовенство обозвали шаманами и камами, упустив из виду некоторые важные детали.

Слово «шаман», например, в древности Средний Восток произносил очень почтительно, оно относилось к проповедникам новой религии. Потом буддисты шаманами (шраманами) называли своих монахов, которые разрабатывали теорию религии, были в высшей степени интеллектуалами, учеными. Потом слово проникло в ислам в значении «служитель неисламского культа» – «аш-шамани». В нем тоже не было уничижительного оттенка.

...

О том весьма убедительно свидетельствуют записи Бара Дайсана, одного из основоположников богословия в Сирии, он выступал проповедником алтайской веры в Бога Небесного, за что потом христиане объявили его книги еретическими. Это он записал рассказ послов из Северной Индии, прибывших в Сирию в пору царствования императора Марка Аврелия (218–222). Вот что сообщили послы о шаманах (саманеях): «Они живут вне города, проводя весь день в беседах о Боге Небесном. У них есть обители (монастыри. – М. А. ) и храмы, построенные царем, в которых назначены управители, получающие от царя для содержания собирающихся продукты… По звуку колокола саманеи удаляют всех посторонних, пришедших в обитель, а сами приступают к молитвам. После того как они помолятся, вновь раздается колокольный звон». К слову, тогда на Западе о монастырях услышали впервые, никто даже не понял, что это такое.

Наследие царя Канишки назвать «диким», «языческим» не поворачивается язык. Скорее рождается чувство гордости за Алтай и его культуру, к которой устремился цивилизованный мир. И начинаешь догадываться о смуте, которая захлестывает души людей, не верящих в Бога Небесного, чернящих Его. Они подавлены слабостью и страхом, страдают от собственного бессилия и, чтобы скрыть свой страх, придумывают небылицы.

Придумывают, забывая, что именно к тюркской культуре просыпался тогда интерес разных народов. Он подкреплялся и тем, что люди воочию видели дары Божии: железо, достаток в стране, прекрасную армию, которые убеждали ничуть не хуже, чем обряд богослужения или слова проповедников. Может быть, даже и лучше.

Не потому ли Алтай, Парфия, Кушания стали духовными центрами Востока?

Сюда шли посланцы других народов. Шли сами. Для чужестранцев были открыты духовные учебные центры и Гандхарская школа искусств, она объединила культуру Древнего Востока, ваяя новый ее лик. С тех пор искусство Востока обрело те свои оригинальные черты, которые отличают его поныне.

Алтайский «звериный стиль», парфянская монументальность, индийская стройность, бактрийское изящество здесь сошлись, смешались, но не перепутались. Стали оригинальнее, чем прежде. То есть стали восточным (алтайским, тюркским) орнаментом или… историческим сюжетом. В схватках зверей, в растениях художник видел конкретное – жизнь. Но ту жизнь, которая бывает лишь в воображении, ее населяли тотемные знаки, духи, покровители родов. И если барс терзал корову, то зрители видели в этой сцене кровавого пиршества совсем не то, что мы. Настоящее искусство тем и прекрасно, что оно образно.

...

Те культурные традиции продолжает иранский город Кум – город духовенства, искусства и науки, где многое изменилось, а преданность Единобожию осталась. «Ходай» говорят там, как на Алтае, обращаясь к Всевышнему. И будут говорить всегда. История города началась в доисламские времена, судя по всему, город тогда называли не Кум, а Кам, его и сейчас так зовут сами иранцы.

«Интеллектуальных» городов в Кушанском ханстве было несколько, они потом стали оплотом мысли и теории ислама. Здесь творили великие ученые Востока, продолжая традиции «древних», так называли когда-то своих алтайских предков мусульмане. А их наследие – «науками древних».

И как напоминание о том, в истории осталось изобретение, которое, пожалуй, лучше всяких слов иллюстрирует происходящее в те годы. В Кушании изобрели бумагу, «кагит» назвали ее. Бумагу делали из конопли в Чуйской долине, на берегу реки Талас (Таласу). Изобретение стимулировал дефицит на выделанные телячьи шкуры, на которых писали религиозные тексты, научные трактаты…

Тюрки превратили и Кашмир в священный край, в место паломничества и мысли Среднего Востока. Золотым храмом, из-за которого спорят индийцы и пакистанцы, владел тогда только Бог… Благородство царя Канишки, словно крона мощного древа, защищало тюркский мир от невзгод, принося человечеству щедрые плоды.

Сторонники Будды созвали в Кашмире IV собор, там они признали Тенгри и его учение, которое обогатило духовный мир Востока махаяной , то есть новой философией. Теперь это одно из основных направлений буддизма. Оно проповедует единство мира, его гармонию, сострадание и взаимопомощь, призывает к достижению идеала в человеке, в его устремлениях и окружении. Этому учил тюркский царь своих подданных, к этому звала алтайская вера.

То благое пожелание легло в текст, который отчеканен на медных пластинах, они до сих пор остаются святыней буддизма для миллиарда верующих в Китае, Монголии, Японии, на Тибете и в Сибири. С них, с тех пластин, вернее, с IV собора, началась новая ветвь буддизма – северная, получившая название «ламаизм».

…Так приход тюрков дал второе рождение Индостану и Среднему Востоку, вдохнул в них новую жизнь. Жизнь с Богом Небесным.

Когда волны Великого переселения достигли Северного Кавказа, а случилось это в начале III века, алтайцы обосновались и там. Труден и долог был их путь. Не одно поколение людей успело смениться за то время, как они вышли с Алтая. Казалось бы, могут ли остаться следы того давнего перехода?

Могут. Они сохранились, академик В. В. Бартольд в своих знаменитых лекциях привел тому выразительный пример. Ссылаясь на греческого географа Птолемея, он заметил, что в начале II века тюркское название реки Яик (Даикс) становится известным в Европе.

Это событие – новая веха в переселении народов. Тюрки достигли такого высокого уровня, что иные их роды начали осваивать ранее недоступные северные территории. Они вышли в степь. Имя кипчак прочно закрепилось за ними, было некой противоположностью имени огуз , то есть тех, кто пошел на запад южной дорогой. Великое переселение приняло иной, чем прежде, характер, оно стало массовым, а не эпизодическим, как при Ахеменидах, Аршакидах, Кушанах. Заселялись земли, где прежде могли обитать лишь отдельные семьи. Самые смелые. Туда, на северо-запад, и потянулась дорога длиною в века – степь очень трудная природная зона Земли, не признающая поспешности при освоении.

Сменились поколения, прежде чем на карте появилось слово «Итиль». Клавдий Птолемей, который жил в начале II века, естественно, о нем не слышал, как ничего не знал он и о Великом переселении народов. Впрочем, не знали о нем и сами тюрки, они просто жили – заселяли новые земли, шли вперед, не думая, как их действия назовут потомки и современники.

Они жили жизнью, понятной только им.

Средняя скорость их движения на запад не превышала сорока километров в год! Один конный дневной переход за год позволяли они себе. Миллиметрами на карте прирастала их страна. Так продолжалось два с половиной века. Там, в степи, словно сами собой, за это время выросли первые города и селения, ветвились дороги и тракты.

На пути к западу от Алтая сначала было Семиречье, небольшое ханство, археологи нашли здесь руины двадцати древних городов. Те города лежали к северу от Кушании и долго то пользовались ее помощью, то воевали с ней. Текла обычная жизнь тюркского мира. Единая культура в нем видна невооруженным глазом, всюду обитал один народ – братья, которые и ссорились, и мирились… Потом путь Великого переселения пролег дальше на запад, пока ко II веку не достиг Яика.

Реки были важными путевыми вехами. Заселяя их берега, тюрки давали им свои географические имена. Порой названия говорят о том, о чем люди уже и не помнят. Самая дальняя река называлась Илин (Лена) – Восточная, Анасу (Енисей) – Мать-река, Обе (Обь) – Бабушка-река… едва ли не вся топонимика Южной Сибири тюркская: Бия, Катунь, Иртыш, Тобол, Кут, Ишим. Сотни названий, сотни имен.

...

Следующей после Яика стала река Итиль (Волга). Надо заметить, она впадала в Каспийское море совсем не там, где сейчас. Ее устье лежало на триста с лишним километров южнее, у предгорий Кавказа. Именно желание утвердиться на могучей реке, и особенно на Кавказе, в этой природной «крепости», влекло сюда пришельцев с Алтая.

В устье Итили они заложили город Семиндер, будущую столицу будущего Хазарского каганата.

Северный Кавказ был в стороне от наезженных дорог. Ни Парфия, ни Римская империя не заглядывались на те суровые, бесперспективные, с их точки зрения, земли. У границ ойкумены лежали они. Здесь в III веке до новой эры поселились сарматы, они ушли из Парфии, не пожелав подчиниться власти Аршакидов. В I веке к ним присоединились аланы, народ, тоже решивший жить подальше от парфян и от Кушанского ханства с их новыми порядками. Те два народа и населяли предгорья Северного Кавказа, государства они не создали, но представляли силу, с которой считались соседи. То были предки нынешних осетин, черкесов, кабардинцев.

Когда в кавказской степи появились первые кибитки, грянуло время тюрков, пришельцы обосновывались здесь надолго, они проложили дороги, возвели города, следы их государства фиксируют археологи. Известны, например, местоположения пятнадцати древних городов в степных районах нынешнего Дагестана.

Столицей своего ханства кавказские тюрки сделали город Акташ, его возвели в честь хана, который привел народ на эти новые земли, так утверждает предание об Акташе, герое народного эпоса. У селения Эндерей руины того величественного города, царские курганы окружают их. С III века росло ханство – ядро будущего Хазарского каганата…

К Дербенту, едва ли не единственному тогда городу на Северном Каспии, кипчаки пошли не сразу, южнее начинались земли Парфии, беспокоить которые было небезопасно. Да в том и не было нужды. Но шло время, мир неудержимо менялся. Задели перемены и Парфию, в 224 году в результате заговора жрецов там пала династия Аршакидов.

...

Из числа принцев рода Аршакидов лишь царь Армении Хозрой сохранил независимость. Чтобы выстоять, он обратился за помощью к братьям – «кавказским тюркам» и в союзе с ними выступил против сасанидского шаха. Результат превзошел все ожидания: иранцы получили сильнейший удар, а Армения – гарантии независимости.

Эта короткая, как миг, битва имела очень далекие последствия не потому, что изменила расстановку геополитических сил в Закавказье, из-за которого воевали Парфия и Рим. А потому, что западный мир узнал о третьей силе – новом, непобедимом конном войске, которое стояло на севере, около Дербента. На слове «конница» сделаем акцент, как на тотемном знаке всех тюрков. Еще раз напомним, всадниками были те, кто создавал государство Ахеменидов, кто покорял Северный Индостан, кто основывал Парфию и Кушанское ханство. Каждый раз именно с востока приходило войско, поражая мощью, вооружением и организацией. Алтайская степь с ее вольным простором дала тюркам их главный тотем – конную армию… То была эмблема Великого переселения народов . Конь и человек слились воедино, о кентаврах говорила планета.

...

Историческая победа над сасанидским Ираном вселила надежду в тех, кто томился под властью Римской империи. Молва о непобедимых всадниках достигла восточной границы западного мира, о них заговорили в Малой Азии, на Ближнем Востоке, в Египте. Разговоры начинали те, кто входил в секту, называвшей себя «атеистами», они не верили в богов. Их вера строилась на Апокалипсисе, на словах Иоанна Богослова, предрекшего приход всадников, освободителей народов от власти Рима. Посланник Бога Небесного (Мессия) дал это Откровение. Империя будет разрушена, надо ждать всадников, которые придут с востока, и настанет царство вечной справедливости. С этой мыслью жили атеисты.

«И увидел я отверстое небо, и вот, конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует… И воинства небесные следовали за Ним на конях белых… Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным» [Откр 19 11–16]. Каждое слово Апокалипсиса требовало раздумий, каждое его слово было взято из глубин самой жизни.

Атеисты, как никто другой, ждали всадников, жили вестью о них. Из текста Откровения следовало, что главное оружие всадников – слово, исходящее из уст предводителя. И было то слово «Бог».

История той секты известна, она связана с Иудейской войной, вспыхнувшей в I веке в Палестине. Те события, равно как появление Апокалипсиса, известны ученым, кроме отдельных деталей, которые почему-то не принято замечать. А именно – в III веке сектантов не называли христианами, их называли иудеями, заметной разницы между ними и ортодоксальными евреями не существовало.

Но даже не это главное. Греческое слово «Христос» еще не вошло в обиход. Ни Нового Завета, ни чего-то другого в мире не было, всему предстояло родиться. Даже легендам о Христе. Население Римской империи оставалось языческим, поклонялось Юпитеру, Меркурию и другим богам.

После той победы тюркских всадников над иранцами, которых побаивался сам Рим, текст Апокалипсиса обрел новый смысл, пророчество становилось реальностью. Конница казалась многим предзнаменованием будущего, а иудейская секта – устами пророка. То было великое событие, мимо которого конечно же не могли пройти народы, покоренные Римом. В их среде воззрения сектантов и находили почву.

Всадникам помогает Бог Небесный, первыми поняли армяне. Их правитель Хозрой был духовным союзником Алтая, по крови тюрком, благодаря чему тридцать лет успешно выдерживал борьбу с иранцами. После гибели Хозроя его сын Тиридат нашел приют в Риме. Надо заметить, Армения тогда имела иную территорию, чем ныне, страна лежала километров на пятьсот – восемьсот юго-западнее и долго была своеобразным буфером между Парфией и Римом. Вернее, между Востоком и Западом, кто из этих двоих оказывался сильнее, тот и вершил власть над Арменией.

Свободной и самостоятельной она была только в легендах… Когда же ее союз с тюрками прервался, Армения стала провинцией Ирана, его колонией. Этим и воспользовался римский император Диоклетиан, его поход в 297 году был фантастически удачным. Запад тогда продвинул свои границы до Евфрата, подчинив Армению и провинции надломленного Ирана. Никто не противился воле Рима, все говорили о возврате к нему «золотого века».

Лишь Диоклетиан понимал: то была последняя победа Рима в его истории. Бой с кипчаками легионеры проиграли бы.

О том же размышлял и другой мудрый человек, ныне известный под именем Григорий. Как многие образованные люди, он верил в пророчество Апокалипсиса и тоже ждал всадников. Ему, утверждает армянская легенда, явилось видение – небо открылось пред ним, и он увидел равносторонний крест, точно такой, как на знаменах всадников. И услышал слова, идущие с небес, ангел приказывал ему «пасти народ, который наследовал спасение», что и стало Просветлением… Конечно, сюжет мифологизирован Армянской церковью, но он имел реальную основу, которая хорошо известна и армянским историкам.

Оказывается, Григорий, рожденный в 257 году, был тюрком – он из рода Аршакидов, потомок парфянских царей. Это теперь его жизнь легендарна и окружена мифами, тогда же он был один из немногих. Разумеется, знал о Боге Небесном, которому поклонялись все его родственники и предки. Не мог не видеть он и креста, который почитался выходцами с Алтая, символизируя религию алтайцев – тенгрианство. По воле судьбы именно его, Григория (!), отец, подосланный Сасанидами, разрушил союз армян с тюрками и убил царя Хозроя. Теперь Григорию предстояло восстановить утраченное, он отлично понимал ответственность, которая легла на него… Вот почему именно тюркские символы выбрал он! И тюркскую веру!

Чтобы не утонуть в подробностях, которые освещены в предыдущих книгах автора этих строк, а еще лучше у средневековых историков Агафангела, Фавста Бузанда и других, сообщим общеизвестное: в 301 году началась Армянская григорианская церковь. В ее истории записано, что приняли веру от «гуннов» и на их языке читали молитвы. У власти в стране тогда стоял тюрк – Тиридат, царь Армении. Он, как и его родственник, Григорий, был Аршакидом, из младшей ветви. И по сей день армяне своими царями считают лишь людей из этого рода. А слово «тюрк», или «кипчак», или «гунн» в IV веке носило у них благородный оттенок, оно не смущало, как ныне, ибо относилось к народу, из которого вышли цари не только Армении.

И армянская знать (римляне считали ее «высокомерной и причудливой») была тюркских кровей, что следует из родословных . Например, Мамиконяны, поныне один из знатных родов в Армении, люди тюркской крови. Основатель рода Мамго из-за превратностей судьбы стал изгнанником на Алтае, ему и его людям дал приют в Армении царь Тиридат… Многие известные армянские деятели ведут свое происхождение от «кочевников». А роды Сурена, Карена, Спендиата, Михрана прежде входили в семь знатных тюркских родов Парфии, потом они пошли на службу в Армению, к Аршакидам, потому что там сохранялись «алтайские» традиции власти.

...

Очень интересна история Тиграна Великого, основателя Великой Армении. Он оставался Великим ровно до тех пор, пока за его спиной стояла Парфия, ее войско, ослепительно сверкавшее железными латами и шлемами. Едва отвергнув союз, армянский царь тут же лишился всего и умер, «пережив свою славу». А спустя три года после его смерти Рим и подвластная ему Армения потерпели очередное поражение: знаменитую битву при Каррах выиграли парфяне, тюрки.

...

…Словом, стараниями «армянских» тюрков появилась первая на Западе Церковь с новым обрядом. Очаг новой религии. Крест Тенгри был ее символом. Чуть позже ее приверженцев назовут «новыми христианами» (именно «новыми», они не были иудеями). Впрочем, о Христе тогда говорили мало, его время еще не пришло. IV век лишь начинался.

Возглавил Армянскую церковь сам Григорий, потом его сын, потом внуки. Он одним из своих первых повелений установил: главой Церкви может быть только «член царского рода». Это решение как бы соединяло митру и корону – духовную и светскую власть.

В сан архиепископа Григория возвели алтайские камы, они рукоположили его, назвав каталык , что по-тюркски означает «союзник». (Титул католикос , возникший на этой основе, как и греческое окончание – ос вошел в обиход позже.) А потом на царской колеснице под защитой опять же тюркских всадников глава Армянской церкви отправился в Каппадокию, в провинцию Римской империи, которая соседствовала с Арменией, чтобы объявить о себе и своей Церкви… Все это хорошо известно, как и то, что Григорий вез с собой святыню – золотой крест, украшенный драгоценными камнями (аджи), знак Бога Небесного, чтобы познакомить с ним Запад. То был откровенный вызов языческому Риму, которому показывали, кто теперь союзник Армении… Но к этим событиям мы вернемся чуть позже.Итак, приняв новую веру и став союзницей тюрков, Армения без боя стала независимой, на этот раз от Рима. И римский император Диоклетиан не сумел даже возразить, он проглотил оскорбление, но чтобы пресечь распространение «нового Бога» («армянской веры», как назвали ее), объявил гонение в Империи. Поздно. Идея нашла сторонников даже в свите императора, слово «Бог» настойчиво входило в сознание людей. Его связывали с грядущими переменами, в приходе которых уже никто не сомневался. Даже император Диоклетиан, который сам подумывал о принятии новой веры.

...

Примеру армян следовали другие народы, желавшие избавиться от власти «римской блудницы» и встать под защиту Бога Небесного и тюркской конницы… На Западе шло настоящее брожение умов, готовилась «мировая революция», переворот. Люди чувствовали приближение урагана, который неминуемо придет с востока и сметет Рим. Не германские племена разрушали Рим – новая вера . Вера в Бога Небесного… В Тенгри.

В Закавказье в то время появилась еще одна независимая страна – Кавказская Албания. Ее утвердили албаны, они и дали ей название. То был древний алтайский союз родов, жуз, он встал у власти, о чем говорит тамга рода, которую перенесли на герб новой страны.

...

К сожалению, о той стране известно подозрительно мало, историки «не заметили» ее. Нет ни одной серьезной научной работы, проясняющей историю албан: документы уничтожены, а исторические свидетельства так отредактированы поколениями «ученых», что найти в них логику не представляется возможным. Они и близко не обладают теми достоинствами, которые требуются от добросовестного исследования. Греческие мифы блекнут перед нынешними научными «трудами».

То, что землю Албании заселили до прихода сюда тюрков, то есть до начала IV века, сомнений не вызывает. Но вот в то, что коренное население стало основателем нового государства, поверить никак нельзя. С чего бы это вдруг? Закавказье было зависимым с VI века до новой эры, то есть со времен Персии. И жило по ее законам. Их диктовали, как волк диктует ягненку.

Создать из колонии независимое государство способна только внешняя сила. И вообще, нельзя говорить о стране в отрыве от политической обстановки, которая ее окружала. Как бы ни настаивали оппоненты, какие бы доводы ни приводили, но не могло быть Кавказской Албании раньше рубежа III–IV веков, то есть до прихода на Кавказ тюрков-кипчаков и до свержения царской власти в Парфии.

Так уж распорядилась мировая политика. А у нее свои законы, которые никто не в силах изменить!

Независимых Армении или Грузии (Иберии) тоже быть не могло, по тем же самым причинам. Впрочем, их и не было.

Первого правителя Кавказской Албании звали Вачаган, то есть хан Вача. Он был из династии Аршакидов и известен под прозвищем Храбрый. Его сменил царь Урнайр, современник Тиридата и Григория, он стал главным лицом в политической жизни Кавказа. Это Алтай сделал его главным! Масштаб дел Урнайра сравним с деяниями царя Канишки. В 304 году в городе Дербенте этот албанский царь объявил веру в Бога Небесного (новое христианство) религией государства, учредил Церковь и Патриарший престол, где учили новообращенных богослужению и приобщали к тюркской культуре. С его благородных усилий миру явился кавказский Кашмир , – то есть еще один плавильный котел для культур разных народов.

Вот в чем смысл создания нового государства: история Среднего Востока повторялась, но уже на Кавказе. А это еще раз косвенно подтверждает координацию Великого переселения народов, руководство им. Собственно, создание очагов алтайской культуры и было итогом переселения. Самым весомым, самым заметным. И читалось оно по многочисленным признакам, которые обретала культура Запада.

Что любопытно, знать Кавказской Албании была такой же «высокомерной и причудливой», как армянская аристократия, и тоже «из кочевников». Но в Албании тюркская речь главенствовала, была понятна народу, а в Армении – нет. Пожалуй, это и отличало две страны, первыми обратившимися к «новому христианству». Главой Албанской церкви стал внук Григория Просветителя – Григорис, он известен под именем святой Георгий, здесь целая история, которая стала тайной после 495 года, тогда римский престол запретил упоминать о деянии Григориса. Однако память о нем сохранилась, его могила в окрестностях Дербента, семнадцать веков это место паломничества и христиан, и мусульман…

Вслед за армянами другие народы Запада увидели величие тюркской веры и устремились к ней. Подобной культуры никогда прежде Европа не знала.

Если в Индии и на Среднем Востоке сплав культур дал новую ветвь буддизма, а также зороастризм, манихейство и другие религии, то здесь, на Кавказе, рождалось совсем иное. Европейцы получали веру, позже названную монофизитством или арианством.

То было еще не христианство, а лишь шаг к нему.

На принципах Единобожия строилась Армянская церковь, это отличает ее – монофизитскую Церковь! – до сих пор. Албаны, иверы (грузины), сирийцы, египтяне, тиграи (эфиопы) тоже создали подобную Церковь, где тоже главенствовал Бог Небесный. И они хотели быть союзниками тюрков. Вот почему они назвали глав своих Церквей по-тюркски «каталык», как основателя Армянской церкви Григория Просветителя. Строго говоря, схема событий всюду была одной и той же: создавались первые Церкви, Иисуса Христа там знали, но не как Бога . Христианским легендам предстояло родиться позже, в греческой и римской среде…

Кавказская Албания со святым городом Дербентом по праву сравнима с Кашмиром, она была крупным духовным центром не только Востока, но и Запада. Дербент упомянут в Коране, в Хадисах, а Кавказ – в Библии. Отсюда начиналась дорога христианской Европы. В баптистерии, сооруженном на площади Дербента, тюрки крестили будущих европейских епископов, их будущих прихожан (не в синагоге же те обретали новую веру!).

Следы того исторического баптистерия сохранились. И первый храм, около которого совершался обряд посвящения, тоже откопали археологи, он на горе, за крепостной стеной. От времени здание ушло в землю, но не исчезло. Все на месте.

Правда, с VIII века христиане обходят Дербент стороной. Тогда город захватили арабы и изгнали христиан, у которых были иные взгляды на Единобожие и которые не могли доказать свою точку зрения с оружием в руках. Мусульмане разрушили Патриарший престол, соборный храм города переделали в джума-мечеть, она до сих пор хранит следы христианского прошлого, уж очень необычна для мечети ее архитектура.

Видимо, тогда, в неспокойное время, чтобы спасти первый свой храм, христиане засыпали его по купол землей, условия гористой местности позволяли маскировку. Такая же участь постигла баптистерий, он тоже оказался под землей. И вскоре о нем забыли… Но для археологов слой лежалой земли не помеха.

При арабах в Дербенте больше не крестили. А крещение, то есть троекратное погружение в освященную крестом воду, – обряд посвящения в тюркскую веру. Его проходил на Алтае каждый ребенок еще за пять веков до новой эры. Обряд не забыт поныне, «ары-сили» или «ары-алкын» называют его. Воду освящали серебряным крестом… Древность – штрих, который придает благородство делу, а людям уверенность, так считал народ Алтая.

С какой стороны ни смотреть, а в Дербенте и Закавказье были первые христианские храмы, первые епископы. Те храмы своей архитектурой повторяли культовые здания, которые строили тюрки на Среднем Востоке, например. Или в степи нынешнего Казахстана. Один к одному.

...

Удивительно сходство кушанского искусства с храмовой готикой Европы. Академик Г. А. Пугаченкова так и пишет: «Скульптуры Буткары (I–III вв.) и особенно Хадды (II–IV вв.) обнаруживают неожиданную общность с романской и готической скульптурой. Здесь, разумеется, не может быть речи о каких-либо контактах, ибо между ними – многовековой интервал времени…»

Однако тут академик права лишь отчасти. Да, в то время, когда создавались кушанские шедевры, Римская империя не могла позволить себе подобное. Не потому, что там были плохие скульпторы или народ не ценил прекрасное. Там не верили в Бога Небесного , там были другие культы. Только с приходом тюрков, когда духовная культура Запада начинала меняться, он обратился к Богу, а значит, и к традициям храмового искусства. Вот для чего понадобился «многовековой интервал времени», чтобы готическая скульптура приблизилась к кушанскому искусству.

Именно благодаря «контакту», о котором не ведет и речи академик Пугаченкова, стал возможен взлет храмового искусства на Западе.

Первыми изменения пришли в Дербент, к его Патриаршему престолу, и уже отсюда пошла христианская культура, принявшая не только алтайский обряд Единобожия, но и его художественные образы, архитектуру, философию. Усвоенные и творчески переработанные в Парфии и Кушании, они продолжили свое движение на Запад. Увы, любое новое невозможно без «хорошо забытого старого». И чем солиднее старый задел, тем масштабнее новое.

Да, фигуры христианских апостолов удивительно напоминают буткарских и хаддских архатов; химеры – демонов; смеющиеся ангелы – улыбающихся дэватов; задумчивые мадонны и великомученицы – девушек-адорантов, взирающих на Тенгри Бурхана… Потому что они сделаны по одним «лекалам». Это еще один след тюркской культуры в мировой цивилизации.

В Кавказской Албании и Армении новые храмы строили не где придется, а в святых местах – пирах, куда испокон веков ходили люди. Древние святилища уступали место храмам и монастырям. Новая вера, растворяя в себе иные элементы старой веры, не вступала в конфликт с ней. Меняя праздники и святые места, населению меняли мораль, тут тюрки действовали очень мудро и дальновидно. Видимо, поэтому до сих пор к древним албанским памятникам приходят и христиане, и мусульмане. Называют их своими…

Веротерпимость – продукт тонкой политики и ума. Она началась тогда в Кавказской Албании и медленно распространялась на всю Европу. В этом и был смысл нового государства тюрков, его Патриаршего престола. В распространении веры!

Рим пока стоял очень далеко в стороне, был на задворках духовной жизни, потому что не знал о Боге Небесном, молился Юпитеру. И силой, вернее, гонениями доказывал правильность своей веры. Тем самым он расписывался в собственном бессилии.

«Вечный город» уже не представлял собой ничего. Он пережил свое время. Те, кому через века папа римский там даст имя иудеохристиан или «ранних христиан» и назовет своими предшественниками, ходили в IV веке обрезанными, посещали синагоги, современники называли их иудеями или иудеянами. Но на них в пору гонений никогда не обрушивался гнев императора. Нейтральные люди, не представляющие опасности. За ними не стоял никто!

Вплоть до I Вселенского собора (до 325 года) было именно так. …Культуру Алтая в IV веке познавал не только Кавказ. Переселение народов, разливаясь широкой рекой, орошало новые и новые земли Средиземноморья. Но на Ближнем Востоке его история сложилась совсем иначе, чем на Среднем Востоке. Эти земли, слишком далекие от Алтая, после падения Ахеменидов не подчинялись тюркам, они входили в состав Римской империи, и римляне зорко следили за их «чистотой». Сюда не пустили проповедников из Дербента, наоборот, охотились за ними. Поэтому жители Малой Азии и Европы, не имея связи с Дербентом, мало знали о всадниках, о посланниках Алтая.Однако Бог милостив.Дербент открылся-таки Средиземноморью – Сирии, Египту, Северной Африке. Весть о Боге Небесном долетела сюда до прихода кипчаков в Дербент. Как? Очень длинным путем. Лишь на географической карте видно, что подход к побережью Средиземного моря возможен и по Индийскому океану. Этот путь был готов задолго до IV века, со времен Кушанского ханства, которое вело торговлю с Египтом. Через Красное море. Купеческие караваны шли к портам Барбарики, аксумскому Адулису, а главной была Александрия, важнейший торговый центр Египта, а значит, и всего Средиземного моря.

...

Приход тюрков-проповедников в Египет, вернее, в Северную Африку совпал по времени с ростом Кушанского ханства, то есть с I веком. Тогда и прибыла сюда делегация Востока, чтобы основать «африканские» колонии Алтая, они вошли в историю Египта как «индийские общины». Вскоре то были признанные центры Единобожия. Вера и торговля транзитными дорогими товарами славили их далеко за пределами Египта. Эти «общины» размещались в Александрии, Белой Гавани, возможно, Мемфисе, а также в Аксуме (современная Эфиопия).

Историкам известен один такой «индийский» купец по имени Фирм, живший в III веке, который сказочно разбогател на заморской торговле. Его сила была столь велика, что он заявил об отделении Египта от Римской империи. Этот человек мог купить любой легион римской армии, любого чиновника. И он покупал их. Купца обогатила торговля бумагой, которую умели делать только тюрки и которую они же привозили из Кушанского ханства.

Разумеется, «индийские общины» не исчезли с падением Парфии и Кушании, торговля давала им безбедную жизнь. Будучи влиятельными, они оказывали поддержку духовенству Дербента, и те вместе с торговыми караванами направляли на Запад своих подопечных… Памятники Армении и Кавказской Албании запечатлели облик тех людей – в тюркской одежде, верхом на конях, но без стремян . Без стремян ездили женщины и камы (священнослужители).

Как они проповедовали у чужеземцев? Обычно. Вера в Бога – язык, доступный даже глухим. Всесильные торговцы конечно же заботились и о переводчиках, и о безопасности проповедников. Все было как всегда, те традиции поныне продолжают в Египте потомки выходцев из «индийских» общин – копты.

Чистая вера и здесь делала слово «кипчак» равным слову «святой». Армяне, грузины, египтяне так запомнили его: воистину «по делам их узнаете их». Тюрки знали: веру нельзя навязать, но ее можно привить. Хрупкая и ранимая, она черпает силу не из мудреных слов и красивых мифов, а из поступков людей, несущих ее.

Здесь важно буквально все.

…О ближневосточных страницах Великого переселения народов, о приходе тюрков в Египет, историки долго ничего толком не знали, жили легендами, ими же и придуманными. Но в 1945 году египетский крестьянин Мухаммед Али аль-Саннами в развалинах древнего поселения (ныне Наг Хаммади) нашел спрятанные древние рукописи. Целых тринадцать томов. Листы папируса были переплетены в кожу. Жена крестьянина, женщина темная и суеверная, увидев находку, бросила ее в очаг, опасаясь, что она принесла в дом болезнь. Так сгорела одна из рукописей, уцелела лишь ее малая часть. Но найденный клад не пропал, его купил Каирский музей.

Такова судьба одного из великих археологических открытий ХХ века, коптской библиотеки из Наг Хаммади, одной из древнейших библиотек мира. Не сразу обрела она читателей. Только в 1977 году Джеймс Робинсон опубликовал ее содержание, и историческая наука узнала о наличии пятидесяти двух духовных сочинений, о которых раньше никто даже не догадывался.

...

Каждый том представлял сборник сведений, написанных в конце III или в начале IV века, в них упоминания о Боге Небесном, они, пожалуй, единственный документ, описывающий духовную жизнь Египта в раннем Средневековье. Тайна над прошлым с их помощью, кажется, приоткрылась. По крайней мере, словно бабочка из ящика Пандоры, вылетела надежда. Но… описывалось христианство без Иисуса Христа.

Взгляды авторов (или автора?) настолько отличались от более поздних толкований греков или римлян о вере и имели так мало общего с «официальным» христианством, что западная наука предложила специальный термин «египетское нецерковное христианство». Правда, согласиться с ее предложением трудно, очень уж противоестественно оно. При чем здесь христианство, если в нем нет Христа?

Надо быть слишком легкомысленным, чтобы поверить в связь тех свитков с христианством.

А потом, откуда такая уверенность? Никто же не расшифровал тексты до конца, никто даже не знает, на каком языке они написаны. О чем можно тут говорить? Об их содержании судят по отдельным знакомым словам, встречающимся в местных наречиях. Например, А. Хосроев, тоже выпустивший книгу, посвященную древней библиотеке, замечает: «…место, где найдены тексты из Наг Хаммади, было саидоязычной областью».

Что за язык, был ли такой в хранилищах Вавилонской башни? Догадаться нельзя.

Недоумение усиливается, когда узнаешь, что в нем, в этом языке, оказывается, «за жуткой орфографией… можно тем не менее разглядеть вполне субахмимский, а не саидский диалект». Диалект чего? Какого языка? И кто такие «саидоязычные» люди? Какую культуру несли? О том ученые молчат…

Эти околонаучные хитрости – дань политике, они нужны, чтобы скрыть тюркский язык, на котором вели богослужение и который использовали при написании богослужебных книг в Церквах, принявших Единобожие… Все просто.

...

Многое здесь открывает история Коптской церкви и коптов, как правило, выходцев из «индийских общин», их воспитанников. Эти люди в III веке уверенно обосновались в верховьях Нила, они диктовали правила морали. Египет тогда, как и Кавказская Албания, официально принял Единобожие. Ныне в Египте их зовут христианами, чтобы отличить от других сторонников Единобожия, мусульман.

Но копты хранят традиции богослужения, которые были у тюрков Алтая, там мало, что изменилось за века, хотя появились копты-католики, копты-протестанты. Их появление скорее дань моде и времени. Община как была, так и осталась, как торговала, так и торгует… то очень консервативная организация, веками увлеченная своим бизнесом и сохранением веры.

«Копты» по-тюркски – «возвысился», «возвышенный». Так когда-то назвали египтян, принявших Единобожие. Снотворные истины официальной науки сообщают о коптах совершенно иное, мало связанное с реальностью. Утверждают, что Церковь, мол, им создали греки. Но греки-христиане появились после захвата Египта Византией, они пришли на Нил, когда там все уже было.

...

В V веке греки силой подчинили Коптскую церковь, посадив в Александрии своего патриарха, но копты не приняли его. Там с тех пор соседствуют два патриарха, греческий и египетский. Причем египтянин вслед за армянами, албанами и грузинами назвал себя по-тюркски «каталык», на этой основе уже потом возник греческий вариант слова «католикос». Тогда же впервые у коптов прозвучал и другой титул – «папа», вернее, «апа», что по-тюркски «святой отец». Надпись «апа» есть на коптских иконах IV–V веков… Все это явно не случайная информация.

И еще. Церковь коптов отличалась от того духовного института, что был в Византии. У коптов есть нехристианские обряды и догмы. Причем их немало: что-то, видимо, осталось от прошлых верований египтян, а что-то взято от тюрков. Это бросается в глаза даже по прошествии веков. Так или иначе, а в 1727 году русский чиновник Василий Григорович-Барский, побывав в Египте, писал: «Копты, си есть, обрезанцы, иже и крестятся и обрезаются, и многих прочих ересей держатся».

И далее: «Греческого Патриарха и всех с ним за неверных быти почитают». Интересное наблюдение. Но как увязать его с «греческим началом»?

Копты – уникальное общественное явление, его надо принять таким, каким оно есть. Это древо, сохранившее родные корни и дополненное тем привитым, что принесено с Востока – Единобожием. Крест Тенгри с начала IV века венчает их храмы. Тюрки и здесь не навязывали новую культуру, копты взяли столько, сколько считали нужным, вот почему разноликой становилась «новая вера».

Каждый народ сохранял лицо, а каждая Церковь – индивидуальность.

Армянская, Албанская, Иверийская, Сирийская, Коптская, Эфиопская церкви, стоя на почве Единобожия, отличались одна от другой. Даже крест не сглаживал их различий. К слову, точно такой же равносторонний крест сиял над буддийскими храмами со времен Канишки. Он подчеркивал общность веры, единство ее истока.

В Египте сохранились кладбища, храмы, епископские резиденции той поры – всюду знак Тенгри, «небесный» знак Алтая. К сожалению, находки слабо изучены, археологи, не жалея себя, терзают истину, пытаясь увязать свои находки с греческим христианством, а они никак не увязываются.

Впрочем, былое проясняют не одни археологические находки, а родословные иных коптских родов тоже. Хронология человека, это куда серьезнее. Копты зовут предков «ахмар», на их языке «рыжий», «светлый». О светлых синеглазых пришельцах сообщают легенды Египта, Судана, Эфиопии. Что были за люди? Откуда? Они, например, уверяли, что на их родине вода превращается в прозрачный камень, а солнце летом светит даже ночью. И одеждой удивляли они – штанами, рубахами, башлыками, сапогами. Разумеется, эти люди ездили верхом на конях, которых Ближний Восток прежде не видел. Ослы, верблюды там были, а кони – нет.

Эфиопские предания гласят: священные тексты IV века, связанные с именем Бога Небесного, написаны на древнем амхарском языке. Этот язык – тюркский язык! – был языком двора и знати. Его диалект не исчез и поныне, хотя сам язык, конечно, изменился, все-таки прошло более полутора тысяч лет. Однако основа осталась нетронутой, ибо тюркский язык, как давно подметили специалисты, отличает «сверхстойкость к изменениям». За тысячу лет устаревает пять – семь процентов его слов. Только древним языкам свойственно это редкое качество.

Влияние «индийских общин» на язык Эфиопии и Египта никто из ученых даже не отрицает, но в чем проявлялось то влияние, не говорит. К слову, в языке коптов, живущих в провинциях Верхнего Египта, очень много древних тюркских слов и выражений. Целые фразы. Откуда?.. Но этот вопрос задали неспециалисты.

...

Допустим, язык вещь спорная. Но после себя ахмары оставили еще и курганы. Одним из первых раскопки в этом районе провел участник англо-американской экспедиции Г. Райснер, ученые изучили сто пятьдесят древних кладбищ, восемь тысяч погребений предстали их взору. Но то была малая толика. Курганы во множестве встречались еще недавно в верховьях Нила, южнее Абу Симбела, Кустула и Баллана, потом все ушло на дно Асуанского водохранилища.

История утонула в прямом смысле слова, будто нарочно.

Но уже не скрыть что древние пришельцы с севера погребали вождей в сводчатом склепе кургана, венчая их головы серебряной короной. Железный меч, конь, покрытый серебряной сбруей, и четыре удавленных раба, а также посуда и другие предметы быта сопровождали их в мир иной… Откуда обряд? Даже школьник, получивший удовлетворительную оценку на уроке краеведения, угадает с первого раза, но его мнение для западной науки с ее солидностью не авторитетно. А своего, собственного мнения у науки нет.

Хотя откуда быть сомнениям? Курганы в районе Абу Симбела, Кустула и Баллана в 1931–1934 годах исследовал археолог У. Эмери. Открывшаяся перед ним картина удивительна: захоронения повторяли царские курганы степей Евразии. Не только их, но и гробницу Хильдерика (отца крестителя франков) во Франции, знаменитый курган Саттон-Ху в Южной Англии, «Черную могилу» на Руси. И география, и хронология памятников совпадала с маршрутом Великого переселения народов. Как это можно не замечать? А ведь не заметили!

Духовная и материальная культура Алтая неповторима в своих образах и сюжетах. Тюркские мотивы главенствуют в церковном изобразительном искусстве, они одинаковы в Нубии, Европе и на Руси. Отмечая их поразительное сходство между собой и с буддийскими сюжетами, ученые не могут объяснить увиденное. Потому что Алтай – исток этой культуры – скрыт под нагромождением невероятных гипотез.

А это же там, на Алтае, вода замерзает зимой, солнце подолгу светит летом, обряд захоронения абсолютно такой, как у ахмаров, в курганных склепах. И корона, и орнаменты на убранстве меча – все одинаковое, их не спутать. Орнамент – это метка культуры, ее «тамга»… Отнюдь не случайна в Северной Африке и тюркская топонимика. Она на виду. На любой географической карте. И тоже «незамеченная».

Европейцы говорят «Голубой Нил», а правильнее – «Небесный». Не от голубой воды название, вода там мутная, но в ней отражалось Небо, на это указывает имя притока Небесного Нила – Диндер-риве (оно от тюркского «Тенгри»). Там, на берегах были духовные центры Коптской и Абиссинской церквей. Сюда, к святым местам, поныне приходят паломники, Голубой Нил они называют словом, понятным только избранным, – «Абай». Название сохранилось на картах Эфиопии. Это и есть «ахмарский» язык рыжеволосых предков коптов.

Но ярче всего тюркский дух здесь проявился все-таки в другом.

…Принято думать, что Египет прославили пирамиды, нет – Александрийская школа. Отсюда вышли выдающиеся философы, математики, астрономы, врачи Запада. Не в Греции, не в Риме постигал науку античный мир, в Александрии ученые получали свои знания. То уникальное место на планете, здесь сходились Восток и Запад древнего мира.

«Путешествия за мудростью» из Египта к тюркам, в Кушанское ханство были две тысячи лет назад важной приметой времени. «Багажом» тех поездок стали религиозно-философские идеи, которые ученые везли оттуда. Идеи Алтая о Боге Небесном в Египте получили ювелирную шлифовку. Речь идет о гностицизме , который владел умами философов в I–III веках. Собственно, эти контакты ученых и готовили почву для прихода новой веры в Египет и Европу. Вера же не рождалась из ничего.

...

...

Так Александрия обратилась к учению о Боге Небесном – Творце мира сего, бессмертии души, суде Божием, рае и аде, – словом, начала познавать философию, которой придерживался царь Канишка. Это учение Запад и называл «египетским нецерковным христианством». Или – «христианством без Иисуса Христа».

Вот она, идейная платформа , на которой стояла Коптская церковь. То учение после колонизации Египта греками приняло греческое название, «гностицизм» (от слова «знающий») и с этим именем вошло в историю религий. Кроме названия, в нем ничего не изменили, ибо это и было определением понятия «религия».

...

Тюркская мудрость учит: плюнешь в небо, попадешь себе в лицо. Так и вышло.

Любые отрицания здесь неуместны. Факты свидетельствуют: веру Алтая в начале IV века приняли и Восток, и Запад. А та информация, которую иезуиты потом вытравливали из памяти европейцев, прекрасно сохранилась в Азии. Долгое время христиане «в своей борьбе с язычеством находили поддержку в буддизме… в котором всеединый Будда представлялся аналогом Христа». Вот почему так схожи (текстуально!) «Евангелия детства Христа» и жизнеописания Будды, в их текстах десятки «совпадений».

...

Чтобы не «компрометировать» свою веру, христиане в Средние века отказались от всех древних Евангелий, назвав их апокрифическими, то есть не признаваемыми Церковью. Переписали заново! И что же? О юности Христа теперь вообще ничего не известно… Однако если оставить в стороне детали, не дает ли это повод задуматься об истоках христианства? Что, если они не в иудаизме?! И не в Палестине?

Тексты древних Евангелий, которые самовольно отвергла папская инквизиция, явно дают пищу для подобных раздумий.

…Приняв Единобожие, Египет принял новую письменность как обязательное условие. Прежде там писали иероглифами, новый алфавит символизировал новую культуру, которая явилась не по прихоти людей, за ней стояло Время. Тексты, найденные в Наг Хаммади, фактом открытия поведали о многом: часть их написана «новым» письмом на неизвестном (вернее, забытом) языке, который толком и не расшифровали.

...

Письмо назвали коптским, но это абсолютно неправильно. Такое же письмо было и в Армянской, и в Албанской, и в других Церквах. На нем писали в Дербенте. То была тайнопись служителей Единобожия, лишь они одни знали ее. Письменность – еще один знак новой веры. Знак, не понятный старым жрецам, время которых прошло.

...

Начало IV века – это веха в истории многих народов. Тогда новая письменность появилась не только у египтян и эфиопов, но и у армян, грузин, албан – у всех, принявших веру в Бога Небесного. Только кто-то взял за основу «тайнописи» руническое письмо тюрков, как армяне, албаны, грузины, копты или амхары, а кто-то много раньше алтайскую скоропись, как персы и сирийцы (арамеи).

...

Выверяя новый алфавит, народы согласовывали его с фонетикой своего языка, что тоже вело к различиям. Но даже здесь, в этих различиях, прослеживается История. Руническое письмо было больше распространено среди тюрков-кипчаков, а скоропись – среди тюрков-огузов. Впрочем, иначе и быть не могло, на тюркском же языке учили вере в Бога Небесного.

…Сейчас коптов на земле около полутора миллионов человек, формально они «гностики», дорожат этим, однако не могут объяснить своей истории. В мире есть еще несколько таких же общин, затерявшихся оазисов в пустыне. Они живут расстроенной жизнью: среди амхаров в Эфиопии, нубийцев в Судане, берберов в Ливии и Алжире. И нет у них подступов к прошлому. А это прямые потомки тюрков, тех самых пришельцев с севера, которые гордились далекой родиной и с восхищением рассказывали о ней. Они веками, до их колонизации, говорили на диалектах родного языка. Известно же, во времена Васко де Гаммы тюркская речь слышалась в разноголосой толпе портов полуострова Сомали, Египта – до Индии.

Потеря языка была не самой страшной потерей, которую принес колониализм. Копты потеряли веру, ее зерно. Запад руками англичан сделал все, чтобы уничтожить их самобытную религию. Храмы и монастыри пришли в запустение не сами собой, отсюда вывезли в Европу священные реликвии и книги… До 1952 года там хозяйничали колонизаторы. После обретения Египтом независимости Коптская церковь возродилась, но она представляет собой крайне печальное зрелище. Как человек, которого после долгой болезни недобрые люди учат ходить, есть, разговаривать. Слезы текут по его лицу, но никто не знает, то слезы радости или горя?Европейцы привили коптам ложные знания о нечестивости их предков, и те стали стесняться своего великого прошлого.

Запад с приходом тюрков менялся на глазах, Великое переселение народов меняло культуру сначала в Средней Азии, на Кавказе, Ближнем Востоке, Африке. Звезды в небе по-другому засветили и в Римской империи, что было неожиданным для ее правителей.

Первым, словно старый волк в стае, надвигающуюся беду почуял император Диоклетиан, он был опытным правителем. Не вникая в причины нагрянувших перемен, вернул статус-кво: подавил смуту в Армении, взял западные провинции Парфии. Потом в 303 году объявил гонения на «новых христиан», ставших пятой колонной в Империи, ее активными врагами, особенно в Африке. В действиях императора была последовательность, была и настороженность, но… слишком запоздалые были они, война уже ничего не решала.

Перемены в Риме наступали медленно, небо предвещало бурю, но самовлюбленные владыки не беспокоились. Не чувствовала Империя приближение смерти, не видела грядущих перемен. Безраздельное многовековое господство развратило ее, одинаково смотревшую и на врагов, и на союзников.

Запад свою силу видел в мечах легионеров и надеялся только на них.

А тюрки-кипчаки представляли угрозу в момент появления у границ Империи, то есть в III веке, их союз с подвластными Риму народами давал последним надежду на освобождение. Это было предвестником смерти Империи. Великое переселение народов не могло не создать новый политический климат, новые настроения, что уже опасно для деспота. Собственно, такое и происходит в эпоху перемен. Опасность, она, как смерч, как ураган, всегда неожиданна и разрушительна.

Правители Рима проигнорировали ее. Они должны были придумать защиту, не придумали. Ничего не последовало с их стороны. Самоуверенные, они не собирались защищаться.

И… спасение было упущено.

Рим так и не понял, что Великое переселение народов – это не военная акция, скорее, культурная. Не мечом оно утверждало себя, а духом. Началась война идей, в которой легионерам принадлежит второстепенная роль. Общество обращалось к новой идеологии, к новой культуре, вот что случается при смене эпох. На арену впервые в истории вышло слово – Небо заговорило устами народов. Заговорило словами Апокалипсиса: «Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным».

Восток вошел в Европу с железным жезлом – символом власти, вернее, новой эпохи. На смену античности двигалось Средневековье. Над миром взошла алтайская звезда, стальным блеском озарила она планету. Ее увидели сначала иудеи, при Кире, потом буддисты, признавшие в I веке Тенгри, потом зороастрийцы и манихеи, потом армяне-григориане, первыми на Западе услышавшие голос Всевышнего. В той череде и Небесный Нил, ибо «Свет начинается с Востока».

Лишь Рим не поднимал глаз к Небу. Упорно смотрел себе под ноги…

Поразительно, потомки язычников уже который век претендуют на то, к чему не имели отношения их предки – к вере в Бога. Для торжества своих слов они исказили и вытравили из памяти людей понятия «тюркская культура», «Великое переселение народов», нарисовали тюрков варварами, бесчеловечными существами.

Но так ли было на самом деле?

…До союза с тюрками та малая толика жителей Римской империи, которых ныне зовут «ранними христианами», себя так не называли. Они ходили в синагоги, справляли иудейские обряды и праздники, делали обрезание. Правда, для греков и других неевреев апостол Павел полагал обрезание необязательным, но о себе он с гордостью говорил: «Я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев» [Фил 3 3–5]. Это слова из христианской Библии.

...

Строки датированы I веком и адресованы иудеям-сектантам, которые отвергли богов, вызвав тем самым подозрения окружающих. То были люди улиц и катакомб, низы общества. Ученые или просто грамотные редко встречались среди них. Поэтому сомнительно само предположение, будто философски осмысленная и отработанная на практике научная теория гностицизма (учение о Боге Небесном, Творце мира сего) могла родиться среди этих отказавшихся от богов людей.

Сомнение укрепляют и труды древних ученых (Евсевия и других). Они сообщают об атеистических настроениях, царящих в общинах иудейской секты, о том, что атеистов не называли «ранними христианами». Это имя пришло к ним очень поздно, через века.

Неясно даже то, когда появилось слово «христианство»? И как?

Вновь повторим: иудейская секта атеистов сформировалась в период войны 66–73 годов в Иудее из евреев, отказавшихся защищать родину. Их позиция четко отражена в Апокалипсисе, созданном после знакомства с парфянским миром. Ныне тот текст связывают с именем Христа, начиная с первых строк, гласящих, что это «откровение Иисуса Христа, которое дал Ему Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре». Но в древнем Апокалипсисе слов об Иисусе Христе вообще не было , что признают авторитетные церковные издания, там речь шла о безымянном закланном агнце.

Так, христианская энциклопедия сообщает: «Апокалипсис написан разными авторами. Книга на иудейской основе могла появиться около 70-х годов из-под пера апостола Иоанна, впоследствии в нее вошел ряд вставок и дополнений». Эти вставки и дополнения не имеют законной силы, сказали бы современные юристы. И были бы правы… На пять глав пополнился Апокалипсис за Средние века – две в начале, три в конце. А то, что написано апостолом Иоанном, отредактировано.

Древняя книга, святой текст, откровение апостола, к которому дописали главы?! Причем дописали отнюдь не апостолы. Выходит, дописывать тексты, положенные в основу Библии, можно любому. Можно исправлять их в угоду политике. Тогда в чем состоит святость, если каждый вправе приложить к ней руку?..

Конечно, современные издатели древних текстов обязаны считаться с новыми нормами языка, с этим никто не спорит. Но «редактировать», переписывать и делать вставки они не имеют права… Это сродни фальшивомонетному ремеслу. Однако с ним покорно мирятся. И все потому, что слов «Иисус Христос» в I веке мир не слышал!

А когда средневековые богословы начали вносить их в священные тексты, то тем стали подрывать доверие к христианству, к авторитету Церкви. Архиепископы сами толкали здравомыслящую паству на религиозные конфликты, которыми так богато Средневековье. Часто, объявляя охоту на ересь, Церковь начинала охоту на правду . В истории Западной Европы это борьба с богомилами, катарами, альбигойцами и другими «еретиками», вина которых состояла в том, что они не желали отказываться от почитания Бога Небесного… Не желали священных книг со вставками, искаженных полуграмотным монахом.

То конфликт веры или конфликт совести?

Имя Иисус Христос – греческое, это не отрицает никто, оно сложилось в Малой Азии ближе к IV веку, относилось к человеку, которого сами иудеи-сектанты звали Йешуа. К сожалению, богословская наука не нашла ответа на вопрос, почему у еврея Йешуа через три века после смерти вдруг появилось греческое имя, которого при жизни не было.

...

Или – почему имя это связано с Богом Небесным, о котором Европа в I веке не знала? Вновь вопросы, вопросы… Так где же он, исток религии Запада? Это не праздное любопытство и не поругание чужой веры. Знание истока религии необходимо самим европейцам.

Вопрос деликатный. На него давались диаметрально противоположные ответы. Например, американец Л. Грехем был крайне категоричен: «Библия не есть «слово Божие», она украдена из языческих источников. Ее рай, Адам и Ева взяты из вавилонских сказаний; ее потоп есть конспект из почти четырех повествований о потопе. Ее ковчег и Арарат имеют свои эквиваленты в множестве мифов о потопе… ряд стихов являются дословной копией египетских папирусов» И так далее, и так далее. «Между Иисусом и египетским Гором найдено 127 аналогий, между Христом и Кришной – сотни. Как может быть Библия откровением евреев?» Автору трудно чем-то возразить. К тому же он не одинок в этом мнении.

...

Само собой разумеется, нельзя разделить его точку зрения, но что предложить ей взамен? Не выдерживающие малейшей критики, беспомощные толкования официальной теологии? Той самой «науки», которая из-за своего слепого отрицания тюркской культуры изменила священный текст Библии до неузнаваемости?

Библия христиан появилась к концу IV века. Вернее, появились фрагменты Нового Завета, а более или менее законченный его текст – только к 691 году. С 691 года (после Трулльского собора) христиане, например, рисуют Христа на иконах в человеческом облике, до этого они молились на образ Тенгри, по-тюркски произнося молитвы, а Христа изображали в образе Агнца, то есть овцы.

Предав поруганию тюрков, их «гностицизм» и предложив взамен откровенные сочинительства, богословы оказались в незавидной роли. Теперь есть две Библии, два Священных Писания, две разные книги, но с одинаковыми названиями. Древняя книга – у иудеев, она написана по тюркским текстам с добавлением к ним элементов иудейской культуры. Это Писание сложилось после освобождения евреев царем Киром, то есть в VI веке до новой эры.

В Средние века греческие богословы перевели и дополнили его, так возникла Септуагинта, ставшая Ветхим Заветом христиан, частью их Библии. Но – и это надо подчеркнуть! – тексты тех книг принципиально отличаются.

Чтобы «облагородить» иудейский текст, переводчики допустили вопиющее: «Яхве» (один из покровителей семитов), «элохим» (их божества и духи) и «терафим» (их идолы) перевели одним словом «бог», совершив тем самым «благонравное мошенничество», как сказали об их действии современники.

Росчерком пера греки создали некое «единобожие». Их откровенный подлог вызвал у ортодоксальных евреев негодование: они же не произносят имя своего покровителя – Яхве. Молчат об идолах и о расхождениях в Библии, хотя прекрасно знают о них.

...

…С именем Иисуса «Христос» произошло то же. В переводе с греческого оно означает «Помазанник», то есть Мессия, Спаситель.

Видимо, сначала возникло не имя, а образ. Это случилось, когда житель Армении Григорий волею Бога в конце III века оказался у тюрков-кипчаков, его на четырнадцать лет отправили в ссылку, в «змеиную яму», гласит легенда. И ему явилось знамение – образ , преданием о нем, собственно, пронизана вся армянская церковная культура. С того знамения, по сути, началась новая вера: западному миру открылся Всевышний. До этого момента о Боге Небесном там не знали.

Может быть, именно Григорий первым в Римской империи понял: Йешуа – пророк. Это его пророчество записано в Апокалипсисе, оно сбывается – всадники, посланцы Бога Небесного, у границ Империи. Спаситель рядом. И люди, приняв нового пророка, станут союзниками Спасителя (Мессии). Все это очень и очень вероятно.

Именно образ дал плод – идею , которой предстояло перерасти в религию.

...

О ней узнали соседи армян – греки, тоже мечтавшие об освобождении от власти Рима. Кто из них воскликнул: «Иисус – Христос!» – сейчас точно не скажешь. Но восклицание относилось к тому, кто предсказал грядущее. Не исключено, слова эти поначалу относились к самому Григорию, будущему основателю Армянской церкви. Так или иначе, но новое имя Йешуа «Иисус Христос» было ответом на гонение, которое объявил император Диоклетиан на сторонников зарождающейся армянской веры. Иначе говоря, на союзников тюрков – христиан.

Показательно, сектантов-иудеев гонители не трогали, иудеи были даже в свите императора. А это непредвзятому читателю говорит о многом.

Однако вскоре, как отмечали современники (Евсевий и другие), Диоклетиан сам стал подумывать о принятии новой веры. Он действительно был политиком, понял, что Иисус Христос значило много больше, чем иудей Йешуа. Надо заметить, в том не было открытия. Люди с древних времен верят в таинственное, такова природа человеческой души, которая придает мистике особое значение. В античную эпоху смена богов-покровителей не возбранялась, лишь бы новый бог был сильнее.

Точно так и случилось в начале IV века, люди Римской империи увидели – старые боги бессильны . Бог всадников, пришедших с Востока, дает победы, значит, он сильнее.

За эту идею, подаренную Европе, Григория назвали Просветителем. Он – и никто другой! – на царской колеснице с эскортом всадников ввез в Каппадокию (на территорию Римской империи) равносторонний крест, символ новой веры. То был первый на Западе крест, он не утрачен, по-прежнему сияет над Армянской церковью. Века лишь чуть видоизменили его.

«Ранние христиане», как известно, креста не знали, о чем сообщает все та же христианская энциклопедия, и называли его «знаком зверя».

Эскорт, сопровождавший Григория Просветителя, «возглавлял военачальник Мамго (Мамгон)», он был родом с Алтая, писал Мовсес Хоренаци, непререкаемый авторитет армянской истории. Мамго со своей ордой жил у границы с Китаем, в окрестностях Согдианы, но из-за раздоров покинул родину. Приют полководцу дала Армения: царь Тиридат предложил возглавить войска «всей Армении, как конницы, так и пехоты, и не отлучаться от великого царя Армении». С военачальника Мамго, как уже говорилось, ведет родословие армянский род Мамиконянов. И не только он.

«Великий царь Армении» Тиридат возвысил своего родственника Григория: у них получился выгодный союз, который многое открывал… На поверхность всплывает очередная любопытная деталь истории – правитель Армении узаконил за собой титул «царь», почему? Правитель Кавказской Албании, объявив о новой Церкви, тоже стал зваться царем. Факт, который без знания особенностей тюркского общества вряд ли можно объяснить.

У тюрков титул «царь», точнее, ксар или сер, носил хан, у которого жил главный кам, священнослужитель. То – высший титул светской власти, ей обязаны подчиняться другие ханы. Очевидно, слово идет от имени Гесер , то есть от имени тюркского Пророка, сына Бога Небесного. Отсюда то благоговейное почитание царей, которое известно по литературным источникам, отсюда та постоянная борьба за царскую корону и за «правильность» веры. Десятки новых нюансов обретают известные истории, прежде казавшиеся обычными и даже будничными.

...

Кстати, и «корона» тюркское слово, дословно означающее «оберегай» (корун) , то был один из древних символов Востока. Знак освящения Богом, такой же как держава и скипетр. Корону на голову хана возлагал верховный священнослужитель, он же давал атрибуты государственной власти – державу и скипетр, и хан с той самой минуты назывался царем. На Западе, как известно, ни титула «царь», ни короны до прихода тюрков не знали, у римских императоров на голове была диадема, а это совсем другое.

Выходит, Армения первой в Римской империи приняла веру в Бога Небесного и атрибуты тюркской государственности. Она отошла от язычества, желая сохранить негласный союз Аршакидов – Тиридата и Григория. Людей, открывших Западу культуру Алтая. Они похитили Европу у язычников.

Именно память об алтайских корнях помогла им утвердиться и в новой религии, и в новой политике. Все-таки кавказские тюрки с их конницей, стоявшие у Дербента, были для правящей элиты Армении не неведомыми чужаками. То были близкие души. Опора.

...

Цари Армении продолжили великую миссию Ахеменидов. И те и другие следовали завету, записанному в священных книгах тюрков: нести веру в Бога Небесного. Сохранившееся в Библии Пророчество о Кире свидетельствует о том очень четко. «Я перепоясал тебя, – говорит Господь, обращаясь к «помазаннику своему Киру», – дабы узнали от восхода солнца и от запада, что нет [Бога] кроме Меня» [Ис 45 5–6].

Так на рубеже эпох пробивался росток нового христианства . Не иудейская почва подарила ему жизнь…

Что же дало повод историкам говорить о «ранних христианах»? Только одно – незнание тюркской веры и нежелание знать. Из-за преданности союзу с тюрками пострадала, между прочим, и Армения, западные христиане не признают ее историю, отрицают основателей Армянской церкви, ее символы и учение. Полторы тысячи лет, с Халкидонского собора, продолжается несправедливое отрицание, эта настоящая анафема тем, кто открыл людям христианский мир.

...

В той связи нелишне заметить: ныне в мире существуют десятки христианских Церквей, объединяющих миллионы людей, но… каждая Церковь отрицает другую: католиков не признают православные, православных – протестанты и так далее. Христианский мир соткан из нарочитых конфликтов и отрицаний. Где же в нем Истина? А она в том, что до 325 года христианство не отличали от тюркской веры, которую западные богословы назвали монофизитством.

В начале IV века такое положение для Запада было политически оправдано: Великое переселение народов несло культурные плоды, ими питались все. Обряд имел алтайскую основу, язык богослужения – тоже. О том забыли по прошествии веков (после инквизиции). Алтайское Единобожие назвали гностицизмом, значит «ересью».

А появление новой религии в IV веке было Событием, его отметили историки Кавказа, Ирана, но не «заметили» историки Запада. Особое внимание ему уделил в своей «Истории Армении» Мовсес Хоренаци, а также Фавст Бузанд, рассказавшие иные подробности распространения веры.

Что показательно, тюрки обретали сторонников именно в восточных провинциях Империи. Там возникли первые в Европе христианские Церкви, хотя точнее, то были общины уверовавших в Бога Небесного, то есть, по церковной терминологии, монофизитов, они шли в Дербент, чтобы стать служителями нового культа. Свет для них начинался с Востока.

Пламя полыхало на небе Империи.

Эти восточные провинции еще подчинялись Риму, но легионеры уже боялись показываться там: восстания, мятежи, пожары, убийства сменяли здесь друг друга, как дни в году. «Золотой век», объявленный Диоклетианом, уходил в небытие, все трещало, рушилось, хотя иноземного вторжения не было. Ни один чужой солдат не ступил на земли «священного» Рима, это и ставило в тупик.

События начинались будто сами собой.

Конечно, Церквей в нынешнем понимании не было, отсутствовал обряд: не вырастили священников, не выстроили храмы. Не они привлекали людей. Идея!.. Тираны бессильны против духа народа, а вера в Бога как раз и вселяла дух во вчерашних рабов, она меняла их сознание. Вот в чем состоит победа духовной культуры.

Язычество, шатаясь, трусливо отступало. В Империи развернулась настоящая гражданская война, а оружия никто не видел. Это сильнее всего и поражало людей. Слово Божие сверкало, как молния в бурю, разя наповал. Диоклетиан растерялся, он оставил трон и добровольно ушел на покой «выращивать капусту», как говорили о нем современники.

В 311 году новый император Галерий публично простил «новых христиан», то есть армян и их последователей, и тем самым прекратил гонения на них. В его указе оговаривалось условие прощения: «пусть христиане снова станут христианами» . Эта легендарная фраза ставит в тупик самых опытных исследователей: уж очень бессмысленна она по сути своей.

Тем не менее условие, при котором христианам давали свободу вероисповедания, непонятно лишь на первый взгляд. Оно вовсе не бессмысленно. Одна туманная фраза порой превращается в ключ к разгадке великой тайны, важно лишь рассеять туман. Если обратиться к истории Великого переселения народов, то текст указа Галерия становится ясным как день. В нем речь идет о новой религии («nova religio», так записано в указе).

В них, в этих двух словах, ключ к пониманию темы. Потому как единственное, что роднило новую религию (армянскую веру) с сектой иудеев, было почитание пророка Йешуа (Иисуса). Все остальное в «армянской вере» было тюркским. Галерий, призывая христиан вновь стать христианами, просил их отказаться от «nova religio», вернуться «к богослужению собственного народа», или к иудейским обрядам. Император не знал или делал вид, будто не знает, что не сектанты-иудеи зажгли пожар на Востоке. Другие стояли за ним!

...

Для Рима появление Армянской церкви ничего не значило: сектанты, не сектанты, ему все равно. Не чувствуя тонкостей, он не отличал «новых христиан» от «иудеян», отсюда просьба вернуться «к богослужению собственного народа» .

Исследователям религии фразы из документов слышатся иначе, чем правителям. А фраза «пусть христиане снова станут христианами» явно означала приказ. Им, уверовавшим в Бога Небесного, увидевшим свет свободы, предлагали опять стать рабами Империи. Принять это условие, конечно, уже не мог никто.

Вот когда наступила роковая минута для Рима.

…Уходя и желая спасти Рим, император Диоклетиан оставил тетрархию – государственный порядок, предусматривавший власть двух старших императоров с титулами августов и двух младших. Но реформа власти лишь подлила масла в огонь, правители восточных и западных провинций с первого дня своего появления начали враждовать. Каждый желал быть главным.

Конкурентов в той борьбе устраняли руками «новых христиан». Одним из первых их силу оценил Максенций. Провозглашенный в 306 году императором, он открыто оказал покровительство «nova religio» в Африке, рассчитывая на ответную поддержку. Так религия, не успев родиться, превратилась в инструмент политики . Это и стало родовой меткой христианства, которое с тех пор всегда было связано с политикой.

Но в той борьбе за власть Максенция обошел Константин, мастер интриги; в 312 году случилось это событие.

Не вера, которую Константин не принял, военный союз интересовал его, этого правителя без реальной власти! Издалека начинал он, сделав ставку на восточные провинции Империи. Там мечтали о свободе и по примеру Армении желали военного союза с кипчаками… Случайно ли «новые христиане» находили сторонников как раз в греческой среде?

Желание греков освободиться от власти Рима было на руку Константину и в борьбе с римским императором Максенцием, и в дальнейших планах.

В 312 году у Мульвийского моста, у самых стен Рима неожиданно нагрянувшее войско Константина, составленное из тюрков-всадников, наголову разбило римскую армию. Максенций в том сражении погиб. Империя, получив смертельную рану, раскололась. Колонии Рима увидели: слова Апокалипсиса стали явью, началось крушение языческих идолов, хотя слова «свобода» и «христианство» каждый тогда понимал по-своему.

Перед той битвой Константин приказал своим воинам (европейцам) нарисовать на щитах равносторонний крест, чтобы они не отличались от тюрков, щиты которых издревле украшал крест Тенгри. Тогда же впервые увидела Европа и знамена с крестом, тоже тюркские. С Алтая. А после победы в Риме впервые прозвучала молитва во славу Бога Небесного – Тенгри .

...

Вот когда это впервые случилось – после разгрома непобедимой Империи! Но римляне не понимали слов молитвы, они лишь чувствовали силу ее слов… С помощью сторонников новой религии Константин утвердил себя в Западной Римской империи, а его сподвижник Лициний – в восточных ее провинциях, где разрешил вести проповеди новой веры. В самом Риме их еще не вели.

Константин не торопился. Почти десять лет терпеливо готовил он почву для новой битвы. Уже с Лицинием, который, придя к власти, пытался подавить могущество Восточной церкви. В 320 году «запретил синоды, ограничил деятельность духовенства и изгнал христиан с государственных постов», в том числе и христиан-офицеров. Война была неминуема: почва взрыхлена, земля ждала сеятеля.

Сорок тысяч всадников-кипчаков пришли на помощь Константину в его борьбе с Лицинием, о чем упомянул историк Иордан. То было уже шествие тюркской культуры по Европе. Они шли поступью освободителей, борцов за новую духовную культуру. Не бескорыстно оказывалась их помощь, за жалованье – за stipendia , которое пообещал Константин.

То была первая сделка тюрков, именно сделка во имя веры и новой политики! Они впервые приняли правила европейского общения – за деньги! – и тем занесли ногу над пропастью, которая потом поглотила их…

Разумеется, Лициний проиграл. В той легкой победе 324 года, как и в победе над Римом, люди вновь видели волю Божию. Воистину, «чей бог, того власть», говорили они.

А Константин, став правителем Империи, думал о том, как закрепить за собой веру в Бога, как сделать ее и кипчаков своими подручными. Помощниками ему стали греки, взявшиеся утверждать в Европе тюркскую веру, школа Дербента их многому научила. То был новый шаг Великого переселения народов, шаг, который не мог не оставить след – Греческая церковь . Ее власть быстро распространялась в Римской империи.

Присутствие веры в Бога, пусть не в душе, в сознании, уже есть штрих Алтая, штрих Великого переселения, вечный штрих на полотне Истории, его не стирает Время!

Увы, греки, выбрав тюркскую веру, выбрали свой путь в ней – путь искажений . Они разыграли фарс, в котором религии отвели неприглядную роль, ее сделали инструментом лицемерия и политики. Для успеха своего спектакля Константин не останавливался ни перед чем: «защитник христианства» убил жену, сына и родственников, обвинив их в предательстве. Он любил громкие эффекты, любил быть на виду. Правитель, которого современники сравнивали с кровожадным Нероном, стараниями богословов превратился в «отца христианской веры», хотя до конца дней своих он оставался язычником. Тираном, который топтал и уродовал религиозные святыни, чтобы упрочить свою власть.

...

Так на развалинах Римской империи начиналось строительство Византии, где с первых дней веру превратили в политику, а служителей культа – в церковников, в слуг императора. Поразительно, преступления могут обессмертить человека не хуже, чем великие доблести. Константин чужими руками загребал жар власти, не скупился на подарки и обещания, делал все, чтобы задержать у себя тюркских воинов. Хотя бы на время. Его старания увенчались успехом, всадники остались.

Их словно опоили, они решили не возвращаться. Стали вызывать к себе своих родственников. «Федератами» потом назвали их («федерат» – производное от слова «договор»), им отдали северные земли Балканского полуострова, обязали защищать границы нового государства. Фактически то были тюркские улусы, ставшие отдельным войском Византии, его конницей, они жили юртом, свободно от налогов, по своему степному укладу. В их жизни почти ничего не изменилось… Они лишь отвернулись от родины. А это уже конец.

Однако важно подчеркнуть: наемниками служили не покоренные и тем более не обращенные в рабов солдаты. Это было новшество на Западе. Тюрки примкнули к Империи на равных. Добровольно… Не ведая, что творили.

Константин юлил перед ханами, ставшими его военачальниками. Ради них ввел новый календарь, перенеся день отдыха на воскресенье, чтобы было, как у кипчаков, людей обязал молиться Богу Небесному. Заметим, с 312 и до 325 года греки молились Тенгри, читали священные тексты и молитвы по-тюркски. Других молитв во имя Бога Небесного не существовало. Нарождающаяся Греческая церковь еще не отличалась от всех других Восточных церквей.

Факт чрезвычайный и абсолютно забытый, он проясняет иные темные пятна в истории Европы… Даже на монетах греки чеканили тогда тюркские кресты. Это же не просто так?

Тюркский (варварский!) язык стал языком армии утверждавшей себя Византии, его назвали «солдатским» или «командным». Тысячи семей кипчаков ехали в те годы сюда, им давали поместья, за их переезд греки платили ханам Дешт-и-Кипчака золотом. Все шло очень чинно, под знаком распространения новой веры. Конечно, те переезды – тоже Великое переселение, его логическое продолжение. Или… все-таки покупка людей за золото?

Кто объяснит, где кончалось одно и начиналось другое?

Звучит обидно, но трудно сказать иначе: тюрков покупали для создания Византии. Шла торговля вольным народом. Восточная империя нуждалась в кипчаках, она добровольно стала платить солидную дань. Делала это сознательно, на нее работали время и терпение: Восток «переносил» себя в Европу, его военная и созидательная миссия была здесь очевидна.

Свидетельств тому сотни. Тот же город Салоники, признанная «тюркская» столица Греции, он основан до новой эры, но археологи отметили, что в IV веке там начала меняться культура. Все становилось новым, даже храмы. Особенно выделяют храм Святого Георгия, построенный по «варварскому» проекту. Поражает купол из радиально уложенных круг за кругом кирпичей. Так в Римской империи строить не умели, а на Востоке строили.

Или – храм Сергия и Вакха, возведенный в 527 году в Константинополе, он точная копия более раннего храма из селения Лекит, что в Азербайджане, недалеко от Дербента. И это признанный всеми специалистами факт. По одной из версий храм в селении Лекит соорудили в память об Аттиле.

Или – храм Святой Софии в Константинополе. Тоже прекрасная тюркская работа.

Или – храм Святого Виталия в Равенне… Шедевры выполнены рукой великого мастера, это не оспаривает никто. Например, мозаики Равенны поразительно схожи с росписями в Дура-Европос, выполненными по алтайским канонам. Очевидно, то был исторический марш «федератов», вернее, кипчаков, ставших гражданами Европы. Их культура приносила плоды новой родине, и все по достоинству оценили их.

Запад повторял витки развития Кушании или Парфии, с той разницей, что правителем в Европе был не отпрыск тюркского царского рода, а простой европеец. Все. Иных отличий не было даже в малом. Опять вскипал гигантский «котел», где выплавлялась новая культура. Но по другому рецепту готовили ее… И все же главный «компонент» был прежним – Единобожие.

Константин сумел-таки добиться доверия кипчаков. В 324 году он, чтобы до конца покорить их сердца, заложил Константинополь, новую столицу, поручив это дело тюркским мастерам. Город задумали строить по восточному канону, чтобы храмы в нем сияли во имя Тенгри. Историк Иордан так и писал, «…город, который был бы соперником Риму», то есть Западу.

Восточная империя при Константине обретала небывалую силу, становилась цветущей страной. Имея самую мощную на Западе армию, она диктовала условия и Египту, и Палестине, и Сирии, и даже Риму. А императору все было мало, он понимал, кипчаки в любой момент могут уйти, оставив его с глазу на глаз с противниками. И в 325 году Константин собрал в городе Никее подвластных ему епископов на съезд, ныне известный как Никейский собор. Цель не скрывали – создать свою греческую Церковь, чтобы не по тюркскому образцу.

...

...

Вот что вынашивал хитрый правитель, вот ради чего унижался: за восторгами императора стояли проклятие и зависть, которые гнездились в его сердце. В новой Греческой церкви он объявил Тенгри и Христа одним лицом , Богом Единым. Тогда слово «христианство» и обрело современную плоть, стало обозначать религию – Христос вошел в божественный пантеон.

До Никейского собора Византия, говоря о вере, соблюдала алтайские правила, произнося «сын Тенгри» при общении с тюрками. И ее понимали. Впрочем, этому способствовала и переводческая традиция, по-тюркски выражение «Бог Небесный» звучало как «Тенгри», а «сын Бога Небесного» – «сын Тенгри». Поэтому почитание Иисуса как сына, или посланника Тенгри стало в понимании «греческих» кипчаков продолжением традиций Алтая, согласно которым Бог посылал для спасения людей своих сынов.

Христианство, по замыслу Константина, должно было продолжить традиции Греции, а в ее религии, как известно, всегда господствовали боги-«люди» (Зевс, Деметра, Гера и другие). Император делал ставку именно на эллинскую культуру , близкую и понятную европейцам. Впрочем, так же поступили и все другие народы, которые знакомились с культурой Алтая.

Вечное Синее Небо было слишком высоким для них.

Неспособность усвоить восточную философию отличала эллинов и весь Запад, в этом проявляла себя их языческая суть. Для нее объектом веры служил предмет, материальное воплощение , не идея. В этом принципиальное отличие культур Запада и Востока – в отношении к Идее. К Слову.

...

Константин желал именно бога-человека, знакомое воплощение понятного идеала. Ничего иного ему не требовалось.

Но успешное соединение духовного и языческого возможно лишь при наличии мифов, а их в раннем Средневековье еще не придумали. Для их создания требовалось время. Христианство напоминало новорожденное дитя, которое без заботы взрослых не прожило бы и дня.

Отсутствие мифологии – первая трудность, с которой столкнулась Греческая церковь. Не было у нее и философии. И обряда. Но это облегчало задачу, перед создателями Церкви лежал чистый лист, на котором они могли писать и философию, и историю христианства, причем писать по своему усмотрению… Новорожденному существу годились любые одежды. Любые слова грели и оберегали его.

Немыслимое с точки зрения разума допущение отличало Греческую церковь: Христос вошел в ее божественный пантеон. Человек стал богом! Пожалуй, с того момента можно говорить об официальном рождении христианства как новой религии . Религии, названной не по имени Бога Небесного, а по прозвищу человека. «Приравняв» Иисуса к Тенгри, Византия надеялась завладеть силой Божией. Она присваивала молитвы, обряды, храмы кипчаков – всю их духовную культуру. Весь обряд. Что на Алтае копилось веками, теперь в одночасье переходило ей, ее Церкви…

Справедливости ради заметим, Никейский собор не сразу понял Константина. Сообщение императора повергло в шок едва ли не всех сторонников Единобожия, они возмутились.

Но Константин был непреклонен, он силой и угрозами настоял на своем решении. Своей властью утвердил «Никейский символ» – формулу христианского учения. Однако она до сих пор понимается по-разному представителями разных религиозных течений, это отнюдь не «устоявшийся постулат веры».

Первым на защиту Тенгри встал египетский пресвитер Арий, мудрый копт, выходец из «индийской общины». Он сказал: нельзя равнять человека с Богом, потому что Бог – дух, а человек – плоть, то есть творение Божие, оно рождается и умирает по воле Бога. Бог же бессмертен. Кроме того, сын не может быть себе отцом… Арий убеждал уверенно, его мнение приветствовали епископы Армянской, Албанской, Сирийской и других церквей. Никто, разумеется, не отрицал Христа, но никто и не равнял его с Богом. Сын есть сын, Бог есть Бог.

...

Философский спор, разгоревшийся на Никейском соборе, закончился быстро. Предвидя неизбежное поражение, Константин дал команду «честолюбцам духовного звания», послушным своим исполнителям, и они объявили Ария и его сторонников еретиками. Формулу, предложенную императором, приняли без обсуждений.

Несогласные епископы своего мнения, конечно, не изменили, не приравняли Христа к Богу, за что их называли потом «монофизитами». Вот почему в восточных Церквах Богом так и остался Тенгри, Ему молились, Ему посвящали храмы. Но… истинные дела безмолвны, зато Греческая церковь сказала очень много. Ее устами говорила светская власть, у которой была армия.

Епископы, принявшие Христа, не знали, как объяснить пастве, что случилось в Никее. Сами отцы Церкви не поняли основ христианского учения, предложенного Константином. Впрочем, они не разбирались и в той философии, которую отстаивал Арий. Им не хватало знаний, то были малообразованные люди. Так, Афанасий Великий сознавался, что «всякий раз, как он напрягал ум на размышления о божественности Логоса, его тяжелые и бесплодные усилия наталкивались на непреодолимые препятствия, что, чем больше он вдумывался, тем менее он понимал, и что, чем более он писал, тем менее оказывался способным выражать свои мысли».

Это слова не рядового христианина, это откровение главного теоретика «греческого» христианства, с его слов на Никейском соборе записывали первый догмат веры, объявляя Христа Богом. Этот человек был оппонентом Ария, к которому питал личную неприязнь.

А Константин не унимался, его энергия била ключом, после Собора он начал поиск христианских святынь в Палестине, о которых, разумеется, там никто не слышал, ее жители либо исповедовали иудаизм, либо были язычниками и почитали пещеры, источники, деревья. Здесь никогда не было следов «раннего христианства». Тем не менее император решил «христианизировать» Палестину.

Его привлек город Элия Капитолина, бывший Йерушалайим, в котором сразу же «нашли» гроб Господень, хотя евреи в гробах, как известно, не хоронили. Их погребения тогда, две тысячи лет назад, называли «кокким» – мертвого опускали в нишу, выдолбленную в скале, потом его кости перекладывали в керамический сосуд и хоронили вторично…

«Открытия» сыпались одно за другим. Мать Константина, дочь трактирщика, «нашла» крест, на котором, по ее мнению, распяли Христа. «Нашла», не подозревая, что не на кресте, а на Т-образной балке римляне казнили людей.

Политический заказ был сильнее реалий. Ложь стала христианской истиной. Император сам «назначал» места для поклонения. Выступ скалы назвали Голгофой, а пещеру Вифлеема объявили местом рождения Христа… О фантастических «находках», о том, как Элия Капитолина стала святым Иерусалимом и родиной христианства, рассказал Л. Беляев в книге «Христианские древности». Не всякий роман читается с таким интересом, как эта монография. Приведенные факты поражают откровенностью исторического подлога.

Для правдивости своей веры греки к 381 году сочинили варианты Нового Завета, объявив, что «нашли» записи учеников Христа. Но почему-то записи те были на греческом языке. С тех пор, с IV века, по свету ходят сто текстов Евангелий. И все считаются христианскими. Одни Церковь называет «апокрифическими» и отрицает, другие, наоборот, – приветствует.

...

К сожалению, никого и никогда не смущало, что язык Христа был греческий. Причем не тот греческий, на котором греки уже не говорили, а забытый ими александрийский диалект (тот самый язык «индийских общин» Египта).

Если же быть точным, соблюдая правила игры, предложенные Константином, то язык Христа должен быть все-таки арамейским, на нем должен общаться учитель с учениками, жителями Палестины. Но не на греческом… В этой связи бросается в глаза еще деталь, комментировать которую трудно, ее, видимо, надо принять такой, какая она есть. Без комментариев! В Евангелии от Марка написано: последнее, что выкрикнул Христос на кресте, было: «Элои! Элои! Ламма савахфани» (Боже мой! Боже мой! На кого ты меня оставил) [Мк 15 34].

Здесь заслуживает внимания слово «Элои». Это – обращение тюрков к Тенгри, оно до сих пор в ходу у хакасов, тувинцев, алтайцев, так и переводится: «о Господи». Шорцы так называют еще и ангела-хранителя, а Тенгри – Алой-хан. Добавить сюда что-то трудно. Однако вопрос о том, как еврей, житель Ближнего Востока, мог узнать об обращении к Богу Небесному, которого евреи не почитали, уже выходит за рамки нашей книги.

И почему другие евреи, сородичи, не знали этого слова? Здесь тоже требуется отдельный разговор. (Его правильнее было бы начать с выяснения – почему евангелист Матфей похоронен в одном из алтайских монастырей.) Тут явно не совпадение звуков, тут проявляются знания автора Евангелия, который другого обращения к Всевышнему, возможно, и не знал. К этой теме мы вернемся. И не раз.

…Христианская вера, созданная невежеством Константина, становилась опаснее безверия. Это чувствовалось, когда император своим указом утвердил главу Церкви и акты Никейского собора, установил обряды, молитвы, отредактировал богоугодные тексты. Греческая церковь стала политическим институтом, конторой, где служили чиновники в рясах. С помощью подвластной Церкви светская власть освящала свою волю. Навязывала ее другим, подчиненным Византии странам.

...

Чтобы утвердиться в новой роли, греки-христиане рушили старинные храмы и дворцы эллинов, изгоняли и убивали жрецов. Позволительно спросить: что после тех погромов IV века в Византии осталось греческого? Даже подумать страшно, но в угоду христианству варварски уничтожили все до единого труды Аристотеля, Платона, Геродота и других великих ученых, сожгли Александрийскую библиотеку, ее редчайшие рукописи. Прошлое положили на алтарь новой веры.

И это тоже был шаг Великого переселения народов…

Абай Гэсэр-Хубун: Эпопея. Ч. 1, 2. Улан-Удэ, 1961–1964.

Аджи М. Европа, тюрки, Великая Степь. М., 1998.

Акишев К. А. Курган Иссык: Искусство саков Казахстана. М., 1978.

[Алеппский Павел] Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. Вып. 1–3. М., 1896–1898.

Алиев И. Очерк истории Атропатены. Баку, 1989.

Артамонов М. И. Сокровища саков. Аму-Дарьинский клад. Алтайские курганы… М., 1973.

Артамонов М. И. Сокровища скифских курганов. М.; Прага, 1966.

Бартольд В. В. Мусульманский мир // Сочинения. Т. VI. М., 1966.

Беккерт М. Мир металла. М., 1980.

Беляев Л. А. Христианские древности. СПб., 2000.

Берзина С. Я. Древняя Индия и Африка // Древняя Индия. Историко-культурные связи. М., 1982.

Библия. Брюссель, 1983.

[Бируни] Абу Рейхан Бируни. Индия. М., 1995.

Бичурин Н. Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. II. М.; Л. 1950.

Бокщанин А. Г. Парфия и Рим. Ч. I–II. М., 1960–1966.

Бонгард-Левин Г. М., Грантовский Э. А. От Скифии до Индии. Древние арии: мифы и история. СПб., 2001.

Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Индия в древности. СПб., 2001.

Бонгард-Левин Г. М., Карпюк С. Г. Буддизм в античной и раннехристианской литературе // Древняя Индия. Историко-культурные связи. М., 1982.

[Бузанд]. История Армении Фавстоса Бузанда. Ереван, 1953.

Вербицкий В. И. Алтайские инородцы. М., 1893. Репринт. Горно-Алтайск, 1993.

Вертоградова В. В. Находка надписи неизвестным письмом на Кара-тепе // Буддийские памятники Кара-тепе в Старом Термезе. М., 1982.

Вилинбахов Г. В. Знамена как исторический источник и их место в системе геральдических памятников // Геральдика: Материалы и исследования. Л., 1983.

Вилинбахов Г. В. Крест царя Константина в средневековой воинской геральдике Европы // Художественные памятники и проблемы культуры Востока. Л., 1985.

Виппер Р. Ю. Возникновение христианской литературы. М.; Л., 1946.

Всеобщая история искусств. Т. I. М., 1956.

Гафуров Б. Г. К 2500-летию Иранского государства // История Иранского государства и культуры (к 2500-летию Иранского государства). М., 1971.

Герцман Е. В. Преосвященный Порфирий Успенский и его коллекция древних музыкальных рукописей. СПб., 1996.

Гесериада: Сказание о милостивом Гесер Мерген-хане, искоренителе десяти зол в десяти странах света. М.; Л., 1935.

Геюшев Р. Б. Христианство в Кавказской Албании: По данным археологии и письменных источников. Баку, 1984.

Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Ч. I–VII. СПб., 1997–2000.

Грантовский Э. А. Ранняя история иранских племен Передней Азии. М., 1970.

[Григорович-Барский В. Г.] Пешеходца Василия Григоровича-Барского-Плаки-Албова, уроженца киевского… Путешествие к святым местам… СПб., 1778.

Грязневич П. А. Развитие исторического сознания арабов (VI–VIII вв.) // Очерки истории арабской культуры V–XV вв. М., 1982.

Дандамаев А. М. Ахеменидское государство и его значение в истории древнего Востока // История Иранского государства и культуры (к 2500-летию Иранского государства). М., 1971.

Джафаров Ю. Р. Гунны и Азербайджан. Баку, 1985.

Джонс А. Х. М. Гибель античного мира. Ростов н/Д., 1997.

Дирингер Д. Алфавит. М., 1963.

Древнетюркский словарь. Л., 1969.

Дьяконов М. М. Очерк истории древнего Ирана. М., 1961.

[Евсевий]. Церковная история Евсевия Памфила. Т. I. СПб., 1858.

Зеймаль Е. В. «Сино-кхароштийские» монеты (к датировке хотанского двуязычного чекана) // Страны и народы Востока. Вып. Х. М., 1971.

Зелинский А. Н. Кушаны и махаяна // Центральная Азия в Кушанскую эпоху. Т. 2. М., 1975.

История Ирана. М., 1977.

История Хакасии: с древнейших времен до 1917 года. М., 1993.

[Каганкатваци] История агван Мойсея Каганкатваци. СПб., 1861.

Киселев С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951.

Козлов П. К. Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото. М.; Пг., 1923.

Косамби Д. Культура и цивилизация Древней Индии. М., 1968.

Кошеленко Г. А. Культура Парфии. М., 1966.

Крывелев И. А. Библия: историко-критический анализ. М., 1985.

Крывелев И. А. История религий. Т. 1. М., 1975.

Культура Византии. IV – первая половина VII в. М., 1984.

Кызласов Л. Р. В Сибирию неведомую за письменами таинственными. Абакан, 1998.

Кызласов Л. Р. Древнейшая Хакасия. М., 1986.

Лебедев А. П. Эпоха гонений на христиан. СПб., 1904.

Лелеков Л. А. Термин «арья» в древнеиндийской и древнеиранской традициях // Древняя Индия. Историко-культурные связи. М., 1982.

Лестер Р. Ч. Буддизм: Путь к нирване // Религиозные традиции мира. Т. 2. М., 1996.

Мамедова Ф. Д. О хронологической системе «Истории албан» Мовсеса Каганкатваци // Византийский временник. Т. VI. М., 1953.

Марр Н. Крещение армян, грузин, абхазов и аланов святым Григорием: Арабская версия. СПб., 1905.

Массон В. М., Сарианиди В. И. Каракумы: заря цивилизации. М., 1972.

Массон В. М. Страна тысячи городов. М., 1966.

Махабхарата / Пер., введение, прим. Б. А. Смирнова. Т. I–X. Ашхабад, 1955–1972.

Медведев Е. М. Роль географического фактора в исторических контактах индийской цивилизации с окружающим миром // Древняя Индия. Историко-культурные связи. М., 1982.

Мифологический словарь. М., 1991.

Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный век. М., 1974.

Мурзаев Э. М. Тюркские географические названия. М., 1996.

Мюллер А. История ислама. Т. 1. СПб., 1895.

Мялль Л. Некоторые проблемы возникновения махаяны // Центральная Азия в Кушанскую эпоху. Т. 2. М., 1975.

Народы мира: Историко-этнографический справочник. М., 1988.

Нейхардт А. А. Загадка «святого» креста. М., 1963.

Низами. Искендер-наме. М., 1953.

Овермайер Д. Л. Религии Китая: Мир как живая система // Религиозные традиции мира. Т. 2. М., 1996.

Окладников А. П., Запорожская В. Д. Ленские писаницы. М.; Л., 1959.

Поснов М. Э . История христианской Церкви: (До разделения церквей – 1054 г.) Брюссель, 1964. Репринт.: Брюссель, 1988.

Пугаченкова Г. А. Бактрийско-индийские связи в памятниках искусства // Древняя Индия. Историко-культурные связи. М., 1982.

Пугаченкова Г. А. Искусство Бактрии эпохи Кушан. М., 1979.

Пьянков И. В. Образование державы Ахеменидов по данным античных источников // История Иранского государства и культуры (к 2500-летию Иранского государства). М., 1971.

Руденко С. И. Древнейшие в мире художественные ковры и ткани из оледенелых курганов Горного Алтая. М.; Л., 1968.

Руденко С. И. Искусство Алтая и Передней Азии. М., 1961.

Руденко С. И. Культура населения Горного Алтая в скифское время. М.; Л., 1953.

Руденко С. И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. М.; Л., 1960.

Руденко С. И. Культура хуннов и Ноинулинские курганы. М.; Л., 1962.

Сарианиди В. И. Афганистан: сокровища безымянных царей. М., 1983.

Сарианиди В. И. Бактрия сквозь мглу веков. М., 1984.

Сарианиди В. И. Храм и некрополь Тилля-Тепе. М., 1989.

Сарианиди В. И., Кошеленко Г. А. Монеты из раскопок некрополя, расположенного на городище Тилля-тепе (Северный Афганистан) //Древняя Индия. Историко-культурные связи. М., 1982.

Свенцицкая И. С. Тайные писания первых христиан. М., 1980.

Скржинская Е. Ч. Вступительная статья, перевод, комментарий // Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica. СПб., 1995.

Ставиский Б. Я. Кушанская Бактрия: проблемы истории и культуры. М., 1977.

Ставиский Б. Я. К югу от Железных ворот. М., 1977.

[Тацит] Корнелий Тацит. Анналы. История //Сочинения: В 2 т. СПб., 1993.

Тревер К. В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании (IV в. до н. э. – VII в. н. э.). М.; Л., 1959.

Тревер К. В. Очерки по истории культуры древней Армении (II в. до н. э. – IV в. н. э.). М.; Л., 1953.

Тюляев С. И. Искусство Индии: III-е тысячелетие до н. э. – VII век н. э. М., 1988.

Фирдоуси. Шахнаме. Т. I–V. М., 1957–1969.

Фрай Р. Наследие Ирана. М., 1972.

Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. Элиста, 1991.

Хакасский героический эпос: Ай-Хуучин. Новосибирск, 1997.

[Хоренаци] Мовсес Хоренаци. История Армении. Ереван, 1990.

Хосроев А. Л. Из истории раннего христианства в Египте: На материале коптской библиотеки из Наг Хаммади. М., 1997.

Христианство: Энциклопедический словарь. Т. 1–3. М., 1993–1995.

Цибукидис Д. И. Древняя Греция и Восток. Эллинистическая проблематика греческой историографии (1850–1974). М., 1981.

Цыбиков Г. Ц. Буддист паломник у святынь Тибета. Пг., 1919.

Шакарим Кудайберды-улы. Родословная тюрков, казахов, киргизов. Династии ханов. Алма-Ата, 1990.

Штаерман Е. М. Кризис античной культуры. М., 1975.

При Константине, когда греки в охватившем их религиозном угаре жгли античные рукописи, крушили древние храмы, лишая себя прошлого, в Западной империи еще не знали Бога Небесного, не молились Ему, до 380 года официальный Рим признавал лишь Юпитера, Юнону, Меркурия и других своих богов. Хотя формально там провозгласили свободу вероисповедания, но иную веру не поощряли и за инакомыслие преследовали.

Конечно, в том был расчет, своя политика, ведь Рим, ненавидя кипчаков, жил с мечтой о реванше, о духовном союзе с обидчиком даже не помышлял. Обиды душили его. Он видел, как угрожающе возвышалась Восточная империя, становясь ему конкурентом, видел, как обновлялось Средиземноморье и весь остальной мир, и в ответ крепил мощь своей армии, готовясь к грядущим событиям. Он хотел остановить колесо истории.

При императоре Валентиниане римская армия полностью пришла в себя после того неожиданного и страшного поражения 312 года, она возродилась, вздохнула, стала сильной как никогда.

Этот император – личность таинственная. Кто он? Как оказался на троне? Известно мало. Едва ли не все современники отмечали его необычную для римлянина внешность: белокурый, синеглазый, «со взглядом косым и жестким». К себе в армию переманивал наемников из Византии, свободно общался с ними. Как? Это и непонятно. Возможно, знал тюркский язык, возможно, в его жилах текла кровь кипчака.

Все вполне могло быть, факты дают повод для подобных мыслей. Родителей же он не выбирал.

А отец его был родом с Востока, «принадлежал к племени алеманнов», пришел в Рим наемником и дослужился до крупного военачальника. Однако их родословная плохо воспринимается без этого важного уточнения: «алеманны» – название тюркского улуса (племени); улус оставил о себе память еще в «персидские» времена. Он арийского семени! Проявился на Среднем Востоке задолго до новой эры, заселив одну из областей, самую удаленную от Алтая, названной потом его именем – Германия. (На тюркском языке названия Германия и Алемания синонимы.)

Важно подчеркнуть и то, что император изумлял римлян «неримским» поведением, его поступки шокировали знать, но ему прощали все. Даже недопустимое. Например, ради возрождения армии он провел жесткие реформы, выгодные «варварам» и низшему сословию. Такого в Риме еще не бывало. И это безропотно стерпели. Впрочем, он не скрывал своего отвращения к римской аристократии, с трудом терпел ее серое, бесцветное общество.

Современников поражала набожность и одухотворенность, определявшая поступки этого человека. Его редкая воспитанность. В Риме он слыл посланцем другого мира.

Однажды депутация римлян попросила его созвать собор, чтобы разрешить один важный богословский спор, связанный с христианством; ответ удивил многих: «Не будет правильным, если я, мирянин, стану вмешиваться в такие вопросы. Это дело священнослужителей, и они, если захотят, могут встретиться по своему согласию». Поступок типичный для тюрка, но никак не для властолюбивого римлянина.

Светский человек в тюркском обществе не мог вмешиваться в дела духовенства. Ни под каким предлогом. Духовные лица, их мнения считались мерилом справедливости, эталоном правильности, они и только они определяли, что верно, а что – нет.

Лишь армия и государство занимали императора Валентиниана, там он чувствовал себя полным хозяином, там не давал спуска никому. Однако и здесь ни одного важного решения без одобрения духовенства не принимал… Тоже тюркская традиция.

Наиболее серьезное испытание белокурому правителю Рима выпало в 374 году, тогда очередная волна Великого переселения народов коснулась Центральной Европы: в Западную империю вошли разведчики Алтая, десяток-другой всадников. Им приглянулись земли нынешней Венгрии, Сербии и Австрии, и они позвали сюда орду. Заметим, земли те, почти незаселенные, считались восточным форпостом Империи и назывались Паннония.

...

Здесь требуется пояснение: фраза «вошли разведчики Алтая» не означает, вошли первыми. Алтайцы знали сюда дорогу и прежде, тому подтверждение – родословная императора Валентиниана. Оказывается, существовал Нефритовый путь, он издревле вел с Алтая в Европу, это подтверждают археологические находки, не оставляющие сомнений у серьезных исследователей. В IV же веке речь шла о разведчиках Великого переселения народов, когда число людей, покинувших Алтай, многократно возросло, и обеспокоенные римляне заговорили о нашествии.

Тревогой с тех пор жил Запад.

Конечно, смириться с массовым вторжением на свои, пусть и незаселенные, земли Рим не мог. Но не за те бросовые территории готовился он воевать, была задета честь. Воинственно настроенных римлян возмутила бесцеремонность пришельцев, они были шокированы ею. Их пыл не остановило даже землетрясение, случившееся на втором году царствования Валентиниана. Море тогда вышло из берегов, выбрасывая лодки и корабли на крыши домов, то был верный знак беды. Но его не приняли во внимание, уж очень хотелось победить.

Однако победоносной войны в 374 году не получилось: в первом же бою римское войско было опрокинуто. Ему дали уйти. Тюрки, желая мира, не уничтожали неприятеля. Им важно было утвердиться, объявить серьезность намерений. Земли, не занятые никем, они посчитали за свои земли. Поэтому война для них носила справедливый характер. Буквально было произнесено следующее: «Война нужна для того, чтобы добиться мира». Эта фраза из кодекса чести «варваров», ее произносили все тюркские полководцы.

Следующий год принес новую войну и победу римлян. Они правильно выбрали момент для удара и победили. Но праздник испортило посольство кипчаков, которое явилось в ставку Валентиниана, не выказывая малейших знаков почтения, и посмеялось над победителем. Как? Точно неизвестно. Похоже, Валентиниан и вправду был тюрком – слишком ранимый и без перевода понимающий иные сочные выражения. Император не пережил именно шуток пришельцев, он задрожал вне себя от ярости, посинел и умер на месте…

А на плодородных дунайских землях утверждались вестники Алтая.

Имя предводителя их орды известно, но оно сохранилось европеизированным, искаженным, зато имена родов дошли в хорошем тюркском звучании. То были роды Балтов (по-тюркски – «секира, топор») и Амалов (тихий, спокойный), что и зафиксировали европейские хроники. Зафиксировали как приход якобы нового «народа» – готов.

...

Это имя объясняли тем, что на знамени орды была ящерка – покровитель рода, источник духа. Конечно, то был не новый «народ», то были тюрки. «Люди ящерки», участники Великого переселения народов, они следовали алтайским традициям в судопроизводстве, в соблюдении похоронного обряда, в письменности и, конечно, в вере. О чем свидетельствовали Прокопий, Иордан и другие великие летописцы той эпохи.

...

...

В национальной кухне готов, как и у всех тюрков, преобладали мясные и молочные блюда, конина, которую «ели с особенной жадностью», и вареное тесто. С удовольствием они пили кумыс – хмелящее кобылье молоко. В бескормицу закалывали скот, а мясо высушивали на солнце или коптили. В поход брали шарики сыра, «крепкого творога», который разводили в воде, и им питались. Невзрачное кушанье, как отмечал Э. Гиббон, «в течение нескольких дней поддерживает в этих непритязательных воинах не только жизненные силы, но даже бодрость».

У готов все было тюркское. Их общество делилось на роды воинов, скотоводов и земледельцев… весьма сложное общество, со своими сословными оттенками, с родовыми прослойками… Говорить о его «дикости» нет никаких оснований. Они же рождались иными, чем европейцы, – в другой культурной среде. Были не похожи на них.

И в отличие от римлян и греков, принимали пищу не руками, а с помощью вилки, помогая себе ножом.

Высокомерие, с которым европейцы описывают быт тюрков, скорее, свидетельство их незнания восточной культуры и природных условий степи – родины пришельцев. Там просто не возможен иной образ жизни – без кибиток, юрт, теремов, без ложек и вилок и обязательной опрятности. Это непременное условие выживания . Ведь даже воду, дрова, домашнее имущество надо везти с собой и на себе, тщательно беречь, потому что заменить их не на что. Степь скупа на ресурсы, но щедра на лишения, голод и эпидемии. Лишь сильных людей принимает она.

Там очень суровый климат, самый контрастный и самый непредсказуемый. Погода может меняться пять раз на день. Не поэтому ли природная зона степи была заселена человеком самой последней из всех природных зон земли? Даже Арктика податливее и щедрее…

О тюрках на Западе пишут с брезгливостью, называя их «грязными животными», но тогда хорошо бы объяснить, почему римляне оставались язычниками? Почему они уступали на поле боя? А не была ли культура «варваров» выше, чем у цивилизованных римлян? Впрочем, на каких весах и как западным ученым удается взвешивать «дикость» одних и «цивилизованность» других народов?

…9 августа 378 года для Рима не стало исключением. Имперская армия, собрав последние силы, взялась в который уж раз экзаменовать на берегу Дуная тюркскую конницу и вновь переоценила себя. После той проигранной битвы при Адрианополе Империя лишилась армии, и ее можно было брать голыми руками. Но сделали это отнюдь не «варвары», которым Рим, как выяснилось, был не нужен, а византийский соправитель Феодосий I. Он понял: проиграв войну, Запад проигрывал в геополитике. Надо было срочно спасать положение.

...

К 380 году Феодосий, став римским императором, провел через сенат закон, осуждающий язычество, потом еще один – о единстве христианской веры на территории бывшей Римской империи. Это сделало императора фактическим правителем Византии и Рима. Утверждая христианство, он росчерком пера подчинил себе соседнюю страну. Впрочем, имея армию и Церковь, сделать это было не трудно, тем более его противник не представлял собой ровным счетом ничего. Былого Рима не было, был пленник своих же противоречий, который попал в цепкие лапы христиан.

...

Известие о подчинении грекам и Греческой церкви застало «вечный город» врасплох, он забился, как птица в сетях, но… победителей не судят. Византия взяла верх, она вела себя очень уверенно. Пусть греки, решили римляне. Из двух зол они выбирали меньшее.

Император Феодосий повел политику как тонкий дипломат. В 382 году он пригласил еще одну орду на земли Империи, даровал ей богатые поместья , но с условием, чтобы дети землевладельцев служили в его армии. Тем самым он продолжил темное дело Константина по «координации» Великого переселения народов, проще говоря, подчинил его себе. Он действительно умело вел игру. И обстоятельства благоприятствовали ему в большом и в малом.

Его поместья оказались прекрасным изобретением, устраивавшим всех. Тюрков они влекали тем, что были маленькими государствами, где каждый хан себе голова. Там говорили по-тюркски, соблюдали свои традиции, праздники, словом, сохраняли полную свободу и независимость. Люди не подчинялись ни Империи, ни Дешт-и-Кипчаку.

Свобода влекла и пьянила вольнолюбивый народ Алтая лучше выдержанного вина. Новые семьи устремились в Западную Европу, число тюрков здесь росло стремительно.

Однако латинян известие о поместьях привело в бешенство, особенно после того, как помещиков-римлян обязали треть своей пашни отдать прибывшим кипчакам, а лесные угодья поделить пополам… Политики мастерски стравили граждан, кощунственно назвав ту политическую акцию «Гостеприимством». В императорском указе мелькало именно это слово.

...

С тех «варварских» поместий, как известно, начиналась история многих герцогств и княжеств. В Средние века их считали на сотни. Карликовые государства рыцарей были страницей тюркской истории , которую начал писать Феодосий. Ее, эту историю, поныне сберегли самые удаленные гавани консерватизма – провинциальные города и села Запада. И конечно, рыцарский романтизм, который когда-то затмил там тюркское родословие, вошел в литературу, в искусство как самодостаточное явление… Рыцари и рыцарство – это тоже порождение Великого переселения народов.

Ведь ханов, вернее, хозяев поместий звали gentiles – иноземцы. Они носили «варварские имена», выставляли в кавалерию полки особого назначения. Еще известно, что все они были одного рода-племени.

Родственные связи, происхождение и корни ценились там превыше всего, чужакам среди них делать было нечего, их туда и не принимали. Там все говорили на одном языке, пользовались одними символами и жестами, о чем можно прочесть в рыцарских романах, которыми богата литература. То была каста, жившая по своим – по тюркским! – законам и правилам, Империя их не касалась. Орда есть орда.

По поводу слова «gentiles» мнения специалистов разнятся, но сходятся на одном: имя происходит от «варваров пятого столетия, которые сначала были солдатами на службе у Римской империи, а потом завоевали Империю и гордились своей иноземной знатностью». Версий о слове «gentiles» высказано много, но никто не связал его с теми, кому оно принадлежало – с тюрками. С участниками Великого переселения народов.

Напрасно… Впрочем, на Западе с некоторых пор эти связи не приветствуются.

А в древнем тюркском языке были слово kent (ken), или gent (gen), означавшие «крепость», «замок», и слово il – «народ». Получалось «народ, живущий в крепости», но то не точное объяснение, здесь непереводимая игра слов, означающая не просто народ, а людей, умеющих постоять за себя. Удальцов. Их жизнь, как крепость, недоступна другим. В их имени звучит и замкнутость, и сила, и гордость, и доблесть. Все сразу. Словом, «люди-крепости».

В пользу такого объяснения говорят названия европейских городов, появившихся тогда (Гент, Генуя, Женева), а также графства Кент (Англия) и десяток других, чья история связана с переселением народов. То и были поначалу те самые варварские поместья. И что показательно, gentiles хранили веру в Тенгри, соблюдали религиозные традиции Алтая, за что христиане называли их язычниками .

Европа, как известно, язычниками называла всех инакомыслящих.

Потом, с годами, образ иноземца переродился, и сложился, опять же по тюркскому обычаю, новый образ. Уже не иноземца. Все-таки сменялись поколения. Слово gentiles переросло в «джентльмен», что дословно значило «благородный человек». И в нем тоже алтайские корни – «men» по-тюркски означает «я», «личность». Потом появились титулы «маркиз», «барон» и другие, и в них виден корень Алтая – градация аристократического сословия была точно такой же, как там.

С ханами, ставшими джентльменами, европейцы обращались бережно, словно с редкими саженцами в саду. Им давали пустить корни, закрепиться. И принести урожай. Время было лучшим союзником Запада.

Конечно, «Гостеприимство» больше устраивало кипчаков, давало им перспективу на новой родине. Они по духу своему были мирные люди, но умеющие постоять за себя. В Риме и Константинополе отлично знали об этом и не перечили новоселам. Европейцы надеялись на время, оно рано или поздно сделает строптивых пришельцев своими. Ибо все течет, все изменяется, а пришельцы очень любили красивых женщин… Мосты любви были неизбежны.

Как выглядели переселенцы 382 года? Свидетельства европейцев о них пронизаны скрытой ревностью и выпячивающей себя брезгливостью, что и понятно. Но если без эмоций, то, например, записи Евнапия повествуют о тюркском духовенстве, с иконами и крестом следовавшем впереди орды. Они были в черных длинных одеждах, шли верхом, неторопливо и торжественно. Потом ехали монахи и монахини, потом остальные – воины, знать, простолюдины в повозках.

То была не дикая толпа, как рисуют «варваров», а всадники, люди с домашним скарбом, отправившиеся заселять новые земли, обретать новую родину. Они ехали не на праздник, пышности в той церемонии не было, это точно.

Кстати, из записок Евнапия видно, что он сам был язычником и не знал назначения религиозных святынь, которые потом войдут в христианство. Эмоциями он сам с головой выдал себя и свое невежество, что даже не удивляет: официальный Рим только-только признал христианство, которое еще не прижилось. Народ империи по духу оставался языческим, а по морали – двуликим.

Перекошенными глазами страха взирал он на мир, казавшийся миром обмана и шаткости. «Стоило им надеть черные одежды, настолько длинные, чтобы волочились по земле, и лукавство их приобретало доверие. Варвары узнали об уважении римлян к этому чину, почему для обмана не преминули воспользоваться и им. Римляне дошли до такого ослепления, что верили варварам», – в отчаянии писал Евнапий. Он даже не понимал, что пришельцы одели не маскарадные костюмы, не одеждой влекли они высших политиков Запада, не за лукавство те давали им поместья. То была едва ли не национальная одежда части тюрков.

Рим и здесь выглядел незавидно, он во весь голос кричал о слабости, о безмерном страхе… Как беспомощный старичок, осуждал цветущего юношу.

Император Феодосий с первого дня отлично понимал настроения римлян, что было не так уж трудно, однако он знал, только тот, чей дух силен, может дать веру другим. Поэтому, приглашая тюрков, их духовенство, император уповал на помощь в укреплении христианства, то есть новой религии, среди римских язычников, а значит, на укрепление власти его лидера – Греческой церкви. Это и было в подлинных планах Византии, которая выходила на роль политического и религиозного лидера Запада.

Ради привлечения тюркского духовенства и задумывали акцию «Гостеприимство». Тем более оплачивалась она за счет римлян, их землями.

Политика Византии той поры учитывала интересы кипчаков до мелочей. И те, простодушные, отвечали миролюбием, которое скорее объяснялось и другим: они тоже искали перемен. Перемен в себе! Поэтому охотно вступали в новую жизнь, позволяя себя приглашать и обманывать. Почему?

Понять это можно из следующего заявления: «Я горячо желаю стереть само имя «римляне» и преобразовать Римскую империю в Готскую (Тюркскую)… Но давний опыт учит меня, что наше неуправляемое варварство несовместимо с законами, а без законов нет государства. Поэтому я стремлюсь к возрождению славы Рима, к ее умножению за счет мощи готов (тюрков). Пусть потомки свяжут с моим именем возрождение Рима, а не его разрушение». Эти слова прозвучали в 410 году из уст джентльмена Атаулфа. В них сказано, кажется, все, что отличало то время. Точнее не скажешь.

...

Оказывается, о возрождении Рима думали «варвары».

Атаулф был полностью прав. Иные тюркские обычаи выглядели там диковато и устарели настолько, что превращали людей в рабов ненужных традиций. Все-таки в Европе были другие условия жизни. Хан понимал, что обычаи не должны тяготить новое общество, не должны быть ему оковами… Как же точно скажет потом Наполеон: «Обычай осуждает нас на многие глупости, но самая большая глупость быть его рабом».

Только в поместьях, как на воле, жизнь освобождала «варваров» от оков отживших традиций. Позволяла утверждать новые. И это тоже многое объясняет из происходившего тогда… Однако обновляли они все-таки не себя, а Запад, который превращался в их новую родину. Взаимного влияния, взаимных уступок и перемен требовало будущее – жизнь, в которую в IV веке окунулись разом и тюрки, и латиняне. То было сродни акту любви, в котором зачинали новую Европу, «не римскую», как прежде, а именно «европейскую». Конечно, речь не велась об отказе от предков, от их образа жизни, о начале «с чистого листа». Но жизнь – это корабль, экипаж которого в каждом новом порту ведет себя по законам того порта.

И чем дольше длилось плавание кипчаков, тем дальше были алтайские берега… А с ними и прошлое…

«Варварам», разрушившим Рим, посвящены тома исследований, в которых много деталей и подробностей и нет одного – объективности. Привычно заявляя о силе Запада, авторы забывали, что к концу IV века то был вовсе не Рим императора Августа. Западная империя не имела даже армии и представляла собой страну, на пашне которой зелеными побегами всходила новая – христианская! – культура, от нее ждали теперь урожай.

Тюрки возрождали славу поверженного ими же Рима.

Они!.. Из работ, посвященных истокам рыцарства, известно, гостей джентльмены принимали, сидя на ковре, сложа ноги под себя. Спали они в шатрах. Носили усы. Ели конину, пили кумыс. Устраивали конные забавы, проявляя необузданный нрав. Преступников казнили, привязав к хвосту коня и пустив его вскачь. Самых знатных рыцарей хоронили в курганах, вместе с боевым конем и удушенными рабами. В украшениях их оружия читались свои, «рыцарские» орнаменты, удивительно похожие на алтайские узоры. Один к одному.

Неужели всех этих сведений мало для этнографа? А ведь из среды рыцарей вышли первые европейские короли и их свиты.

Тюркское прошлое светских и религиозных правителей выдавала их письменность, они писали алтайскими рунами, справа налево. Потом научились европейским правилам… Документы хранятся в музеях Италии, Франции, Испании. Это не тайна.

Сообщая массу точных исторических подробностей, европейские авторы, видимо совсем не зная об Алтае, не называют тюрков тюрками, придумывают другие имена даже ханам: Бирнарта сделали Бернардом, Арнаута – Арнольдом… Впрочем, помня о цензуре, которую ввела средневековая Церковь, удивляться тому не надо. Хотя признаков «рыцарской» культуры прежде, то есть в римской Европе, не было. Тут для исследователя важны именно мелочи, детали.

Даже то, что в раннем Средневековье лошадь заменила вола в сельском хозяйстве Запада; или что на пастбищах поместий паслись отары овец и табуны лошадей; или что на полях там сеяли просо, овес и рожь… А то были животные и сельскохозяйственные культуры, традиционные для тюрков и новые для Запада. Откуда появились они?

Эластичность Великого переселения народов удивительна: все начиналось будто само собой.

Следуя акции «Гостеприимство», две культуры, Востока и Запада, мирно уживались в Европе. Военные конфликты, конечно, случались, но не они определяли новую жизнь.

Кстати, миролюбие тюрков отмечали и в Азии. Они никогда первыми не нарушали мир, если видели, что встреченное на пути поселение обнесено стеной или забором, то есть имеет хозяина. Например, не тронули Хорезм и другие города Средней Азии, что породило ложное мнение об их неумении брать крепости. Но это не так. Духовенство не давало добро на несправедливую войну, оно следило за порядком в обществе, в политике.

Несправедливой считалась та война, что велась против народов, не причинивших тюркам ущерба… На Алтае существовал свой кодекс чести, о котором знали все воины, с ним, с кодексом, Запад познакомился через труд святого Августина «О граде Божием».

Переселенцев V века отличало именно желание служить Риму. Ради него иные из них меняли национальную одежду, брали латинские имена. И делали это добровольно.

...

Мирный поход джентльменов на Рим очевиден. Там, например, прежде закон не поощрял браки римлян и тюрков, теперь же смешанные браки приветствовали. Латиняне сами отдавали своих лучших дочерей. Рим захлестнула мода на тюркское, даже на одежду, которая была теплее и красивее латинской. Патриции полюбили шерстяные рубашки, штаны, шаровары, накидки-епанчи, сапоги, что отметили едва ли не все историки. Между прочим, от тюрков Запад узнал о фраках и камзолах, и они, оказывается, алтайского происхождения, что доказали находки археологов, в частности профессора С. И. Руденко.

До прихода «варваров» в Риме, как известно, в моде были лишь тоги – кусок ткани, которую драпировали вокруг тела. Ходили без трусов, там вообще не шили одежду. Не умели…

Все теперь смешалось на Западе, латинское и «варварское» стояло рядом. Правда, с новой модой то боролись, то восторгались ею. Порой доходило до смешного. Так, в 397 году за ношение штанов в Риме полагалась пожизненная ссылка и конфискация имущества. А в 416 году запретили носить меховую и кожаную одежду «варваров» даже рабам. Потом запреты отменили.

Шараханья объяснялись переменой политической погоды, весной погода отличается непостоянством даже в природе… Тюрков звали в свиту императора, на ответственные посты в государстве. Разве дикарям доверили бы такое?

Владелец одного поместья, джентльмен Арбогаст, чье имя по-тюркски означало «Рыжая глотка», стал «учителем солдат» римской армии, ее главнокомандующим. Этот громогласный грубиян чувствовал себя при дворе как рыба в воде – слишком свободно, а когда его попытались сместить, он резко бросил императору: «Моя власть не зависит от твоей улыбки или нахмуренных бровей».

Через пару дней императора нашли задушенным в собственной постели.

Современник тех событий оставил полные слез строки: «Титул сенатора, который в античные времена казался римлянам вершиной всех почестей, превратился из-за этих белокурых варваров во что-то жалкое…» Конечно. Иначе и быть не могло: выживал сильнейший, он диктовал правила новой жизни.

Здоровая кровь вливалась в одряхлевшее тело Рима. Запад оживал.

Его хваленые патриции не могли соперничать с кипчаками ни в военном, ни в государственном искусстве, никто из его плебеев не мог так искусно возделывать землю, растить скот, строить защищенные города и красивые храмы. Это и было смешением культур, вернее, взращивание новой. Пришельцы не боялись грязной работы, после нее они мыли руки.

Римляне, изнеженные и слабые, проигрывали во всем, даже в любви, им оставалось лишь ненавидеть «варваров». А что делать? Начавшаяся после поражения 378 года волна дезертирства из армии усиливалась. Молодые латиняне боялись службы, прятались от нее, они увечили себя, чтобы избежать призыва, хотя укрывание рекрутов каралось смертной казнью. Ничто не спасало, а боевого духа в латинянах не было и не прибавилось с принятием христианства.

Массовое бегство из гарнизонов превратилось в явление, латиняне чувствовали себя неуютно среди тюрков, составлявших костяк армии. Выдержать уроки военной подготовки они физически не могли.

Сальвиан, пресвитер Массилии (Марселя), оставил описание обстановки тех лет, исполненное тихого ужаса. Города, не принявшие тюрков, стояли без охраны, даже когда подходили враги, «никто пальцем не двинул, чтобы защитить себя от смерти». Там жили отчаянные трусы… Неудивительно, поведение римлян было традиционно имперским, не все они спешили в новую жизнь. Былая власть и слава развратили их.

К V веку главенство тюрков на Западе стало абсолютным. Империю защищала армия, лишь условно называвшаяся римской армией. Даже военная казна (fiscus) теперь называлась fiscus barbaricus («варвар» на латыни «иноземец»)… Это и дало повод святому Иерониму заявить, что римляне теперь самая слабая нация на земле, поскольку они целиком зависят от того, как за них будут сражаться варвары…

Назвавшись христианами, европейцы ими не стали. «Клобук не делает монахом», – говорили в таких случаях на Алтае. Потому что ненавистью к ближнему жил Запад, тому ближнему, который кормил и защищал. Это и было настоящей его трагедией, которая через века проявила себя в гримасах колониальной политики. Колониализм не мог родиться на пустом месте, просто так, он последствие зла.

Восток побеждал, но побеждал своеобразно. Ему мешал Алтай, его традиции, они, как гири, висели на шеях переселенцев, были тем самым «неуправляемым варварством», о котором с сожалением говорил джентльмен Атаулф. Именно традиции (адаты) не позволили Арбогасту занять трон в Риме, хотя власть целиком была в его руках – главнокомандующий!

По «варварскому» праву он не мог быть императором, то есть царем, потому что не принадлежал к царскому роду. Он мог задушить любого, мог по римским законам стать императором, но… не стал менять традиций своих предков, побоялся Бога. Вместо себя посадил на трон римлянина, которому сам вызвался служить.

...

Европейцы быстро нащупали эту уязвимую жилку кипчаков, которая связывала сильнее любого каната. Их благородство, верность слову, закону, роду теперь служили Западу черной службой. Правители Рима и Византии, не боясь, приближали «варваров», доверяли им свою охрану, прислушивались к их советам. На власть те не посягали, сами отказывались от нее. Хорошо это или плохо? Вопрос не для обсуждения, но верность адатам заводила тюрков как народ в глухой политический тупик, на вторые роли в покоренных ими же государствах Запада. Восток терял лицо, даже когда побеждал.

Это и было роком. Их роком!

Тюрки слишком долго не брали власть в свои руки, и… открылось еще одно различие народов Востока и Запада. Воспитанность европейцы приняли за слабость, а скромность – за трусость. Начались беспорядки, начинали их уже осмелевшие римляне. Они, христиане, так и не полюбили ближнего своего, граждан, говорящих по-тюркски. Указы императора тут были бессильны, уговоры – тоже. Зависть душила потомков Цезаря. Не желая служить в армии, не желая работать на государство, они уродовали себя, а тюрки – защитники и работники! – стали объектом унижений. Знать Рима требовала даже выслать пришельцев из Империи или превратить их в рабов.

Откровенное безумие отличало Рим, оскорбить «варвара» считали хорошим тоном. На монетах чеканили фигуру императора, наступающего на горло поверженного человека с телом змея. Это выходило за рамки гостеприимства, было позой. В V веке все понимали: кипчаки – неотъемлемая часть Европы, а сама Европа – родина для их молодежи. Ход колеса Истории нельзя изменить ни завистью, ни злобой.

С реальностью надо было считаться.

Трудные начинались времена, подлость окружила людей. Переселенцы голодали, мерзли. А римляне наживались на их бедах: в неурожайные годы меняли продукты на золото и на детей, которых брали в рабство. Новоселы, доведенные до края, не брезговали даже мясом убитых собак, но римлян не трогали. И помощи у них не просили, что тоже принималось за слабость.

После смерти императора Феодосия его сыновья по требованию римской знати попытались отменить «обычные дары войску», то есть поместья. Не вышло, родилось первое поколение латинских тюрков. Тысячи человек. Никто не позволил превратить их в рабов или бездомных, все-таки отцы были не самого слабого десятка.

А беда вызревала больно, как нарыв, и незаметно, она подкралась в 408 году, 25 декабря, в самый большой тюркский праздник – день Тенгри. Римляне начали казни жен и детей кипчаков, служивших в армии. Эдуард Гиббон о том событии написал так: «В один и тот же час и как бы по данному сигналу города Италии были опозорены одними и теми же отвратительными убийствами и грабежами, причем истребляли семейства и имущество варваров».

Тогда пришельцы, «доведенные до отчаяния обидой, которая могла бы вывести из терпения самых кротких и смиренных людей», восстали. Пожар охватил страну.

...

Последняя капля переполнила чашу терпения. Вспыхнула гражданская война, ее возглавил джентльмен Аларих, не любивший долгих разговоров, он осадил Рим. Кто не понимал слов, тот понял палку.

Лишь тогда горожане одумались, перед тюрками извинялись сенаторы и знать, им щедро заплатили золотом, чтобы они сняли осаду… На следующий год все повторилось вновь. В 410 году кипчаки в третий раз осадили Рим. Теперь его лживым словам уже не верили, город был взят, и воины не сдерживали себя. То был пока первый в истории случай, когда по улицам «вечного города» шли войска неприятеля.

Вражда грозила захлестнуть новое, едва родившееся новое общество Запада, резня была неминуема, но вспомнили мудрого римлянина, который знал, как усмирить стороны. Идею ему подсказало тюркское слово «каталык» (союзник). Появилась «католическая доктрина Церкви», или «католичество». А имя того человека – Дамасий, он был первым христианским епископом Рима.

Это он назвал кафедру епископов «Апостольским престолом». Удивительный человек. Дамасий, как и император Константин, все-таки был политиком, а не духовным лицом. Он тоже шел путем созидания, но прокладывал его не в сторону Палестины, епископ «доказывал», что Рим – оплот веры, выделяя при этом Послание апостола Павла к римлянам. Здесь, в римских катакомбах, Дамасий «искал» и «находил» памятники старины, оставшиеся от сектантов-иудеев.

Он установил памятные надписи, якобы отмечавшие могилы христианских мучеников. Его усилиями история христианства стала «древнее», хотя Рим никогда прежде не был христианским. Истинная датировка захоронений совершенно иная. Но… из «подземелий вырастал христианский Рим – столица католичества», как скажут о том времени западные историки.

С «открытий» Дамасия началось противостояние Рима и Константинополя, этой вражде суждено будет определять политику в Европе на века вперед. У столиц Запада уже тогда, в момент рождения, обнаружился разный взгляд на распространение веры. Так христианство, не успев толком оформиться, стало инструментом политики, встало на путь неминуемого раскола Церкви. Предопределенный свой путь.

Следует заметить, что, приняв сан уже старцем, Дамасий обучался правилам веры у тюрков и в личном общении, и через послов, и через переписку. В окружении епископа были величайшие люди, их потом назовут «докторами Церкви», ее основоположниками. Василий, Григорий Назианзин, Иероним, Амвросий, вряд ли имена этих великих святых что-либо скажут сегодня неискушенному в истории читателю. Равно как имя епископа Августина.

А они вписали страницу в тюркскую историю. Свою. Неповторимую, нетленную.

Христианская история относит Василия и Григория к учителям Восточной церкви, их светские имена забыты, однако известно, что воспитывались они в тюркской среде, возможно, в самом Дербенте. Только там можно было получить высшее богословское образование. О том свидетельствуют даже не их биографии, а глубокое знание основ веры, которую они проповедовали. Религии, корни которой не были связаны с прежними верованиями Греции или Рима.

На это обратили внимание многие исследователи. Только Кавказ с его святым городом Дербентом или в крайнем случае Египет с его «индийскими общинами» могли воспитать их. Нигде более получить столь обширные знания тогда было невозможно.

Неизвестно, были ли они христианами в нынешнем понимании этого термина, но философии Единобожия их обучили прекрасно. Они щедро делились знаниями не только с римским епископом Дамасием. Большое влияние оказали и на Иеронима, дунайского кипчака, который, приняв христианство, стал ближайшим советником епископа, вторым лицом в Римской церкви. Его отличал широкий кругозор, он редактировал и переводил книги с тюркского языка на латынь – титаническая работа в недрах языческой страны, которую представлял собой Рим, не желавший расставаться с язычеством. Но Иероним делал свое дело с успехом.

Священное Писание, известное под именем Вульгата, и есть начало христианской литературы. С него, собственно, на Западе и началась христианская Библия. Двадцать лет работал Иероним по поручению Дамасия над этим великим трудом. В Греции такой книги не было, там акценты в христианстве расставляли иначе.

Вульгата (дословно «простая», «народная») была не переводом алтайских книг. Больше. Она разъясняла простолюдинам, то есть римлянам, Священное Писание о Боге Небесном на понятном им языке. Просвещала их, как в свое время тюркские книги просвещали народы Индии, Ирана, Армении, Египта… Любопытна в той связи и такая деталь: латинский взгляд на сущность Бога уже тогда отличался от греческого, его потом, лишь в 1545 году на Тридентском соборе Церковь канонизировала как единственный в христианстве.

...

Иерониму приписывали изобретение глаголицы, то есть церковной письменности. Вполне возможно. Во всяком случае, в библиотеке Ватикана древняя фреска изображает его с раскрытой книгой, исписанной глаголическими буквами. То был новый алфавит Церкви, который дал развитие латинице и греческому письму.

В то же самое время разновидности глаголицы появились в Египте, в Византии, это убеждает, что тюркская письменность, вернее, ее каллиграфия менялась сознательно. Ей придавали европейский вид, а изменениями руководили из духовного центра. Видимо, центром был город Дербент, где размещался Патриарший престол всех христианских Церквей.

Правда, через века римский папа Иннокентий IV в своем послании 1248 года неожиданно заявит иное, мол, глаголический алфавит придумали славяне. Что было явной натяжкой, ибо в IV веке слово «славяне» никто не знал, такого народа не было, он появился спустя пятьсот лет… Иннокентий упустил из поля зрения исторический сюжет IV века, увековеченный в папской же библиотеке – во фреске, изображающей святого Иеронима.

Ничто не проходит бесследно, Великая культура тем более. И что бы ни говорили папы римские, но восточные корни культуры, которую утверждали на Западе учители и святые отцы Церкви, заметны во всем. Их деяний не скрыть.

В той связи интересна и биография святого Августина, человека, который долго не принимал христианские догматы. Оставался сторонником Единобожия. Его душу заполняла философия «гностицизма». Он проповедовал в Риме учение о Боге Едином.

Христианское писание казалось Августину «детским и грубым», греческие книги возмущали тем, что «приказывали, а не убеждали». «Я убежден, что верить скорее следует поучающим, нежели повелевающим», – говорил он. И в его словах звучала правда.

После мучительных колебаний он в 387 году принял христианское крещение, но понадобились годы, прежде чем этот великий философ стал христианином. И заслуга в том Амвросия, святого кипчака, который убедил оппонента в необходимости возрождать , а не разрушить славу Рима.

В новой христианской Церкви, как и в новой армии, тюрки с успехом находили себя. Им не было конкурентов. Латиняне с их «имперскими» душами отставали во всем. Епископ Амвросий жил по тюркским традициям и не скрывал этого, например, он считал, что император не имеет права подчинять Церковь. «Император не над Церковью, а в Церкви», – говорил он, почти дословно повторяя царя Канишку.

Епископ служил в городе Милане. Под влиянием «неистового Амвросия» (так его называли современники) император в 381 году перенес сюда свою резиденцию. Город на севере стал центром духовной науки, там переводили алтайские книги, сюда везли бумагу с Востока. Тюркская речь была в особом почете, ведь в городе кварталами жили кипчаки.

Впрочем, для Милана то обстоятельство не раз становилось источником несчастья. Именно сюда устремлялись соплеменники тюрков – враги Римской империи, желавшие наказать сородичей за их «измену» белой вере Алтая, как говорили они. Поход Аттилы тому лучшее подтверждение.

...

Как справедливо замечено, «постоянная вражда племен несметного варварского мира, неуклонно надвигавшегося на обе части империи, давала возможность последней использовать в борьбе с варварами варварские же силы». В борьбе тюрков друг с другом выигрывал Рим, его возвышение. К сожалению для Востока, эта извечная междоусобица и привела Запад на политический Олимп.

И чем жарче разгоралась борьба, тем глубже пускала корни идея католичества (союзничества), высказанная Дамасием. То были две стороны одной медали. Союз с Римом привлекал иных тюрков куда больше, чем война с соплеменниками. Отсюда яркий расцвет католичества, которым окрашено раннее Средневековье.

…Нет, «варвары» на Западе не походили на бедных родственников, ютившихся в чужом доме: знали, кто силен духом и телом, тот властелин.

Это они в 404 году лишили Рим права на столицу, объявив Равенну главным городом страны. Это они отстроили ее в лучших традициях восточной архитектуры, которых Запад не знал. «В равеннском зодчестве нашли место художественные взгляды, связанные с «варварской» культурой, не имеющие параллели в собственно византийской архитектуре», – справедливо замечено в одной из научных работ.

Автор просто констатировал факт, объясняющий, почему Равенна заняла особое место в истории Италии, почему именно она считалась центром правительственной власти вплоть до половины VIII века.

Конечно, тюрки в зодчестве следовали дорогим их сердцу традициям, потому что других не знали. Не случайно знаменитая церковь Сан Витале, одна из древнейших в Италии, удивительно похожа на храм V века в селении Лекит, что близ Дербента. Купола храмов (прежде их в Европе не было!), мавзолеи, украшенные голубой мозаикой, баптистерий, где крестили язычников-римлян, изначально отличали Равенну.

Был в том городе и второй баптистерий, для поклонников «белой веры», то есть не христиан, а ариан.

Поразительно, Великое переселение народов дало Западу даже архитектурные новшества, с которых начиналась готика (от слова «гот») – художественный стиль, главенствовавший в средневековой Европе…

Самой яркой постройкой был, пожалуй, мавзолей хана Теодориха, здание повторяло свод восточной юрты . Потом появились остроконечные шатровые постройки, они приводили в восторг современников, видевших чудо Равенны… На эту тему есть богатая литература. К сожалению, ее авторы так и не нашли истоков готики и новой римской архитектуры. Как слепые ходили рядом, отмечали факты и… ничего не видели.

Упоминали, например, что в Восточной империи (Салониках или Константинополе) тоже есть здания в стиле ранней готики. А это уже зацепка. Потому что известно, там строили, как записано в указе императора Константина, тюркские мастера, которые оставили свой архитектурный след также в Северной Индии, в Иране. Правда, здания отличались приземистостью, «сырыми» формами, не столь стремительно устремленными в небо. Но они были.

Новая храмовая архитектура, с ее куполами и шпилями, словно луч заходящего солнца, указывала на Восток.

Один из самых древних христианских храмов на Западе – Санта Мария Маджоре. Он интересен тем, что со дня постройки резко отличался от греческих и римских храмов. Он был новым! Иная архитектура, иные строительные решения – ближе к парфянским или кушанским. Храм внешне такой же, как и те, что уже были на земле Кавказской Албании – в горных селениях Северного Азербайджана. В Армении… И это ставит специалистов в тупик, рождает гипотезы.

Но никто, говоря о культовых зданиях Рима или Константинополя, не сравнивает их с более древними храмами Востока. А напрасно. Взять, к примеру, еще один римский храм, Санта Пуденциана, тоже построенный в конце IV века, он примечателен редчайшей мозаикой. Здесь в центре панно, на троне, как утверждают церковные искусствоведы, восседает Христос в окружении апостолов, в облаках над ними парят крылатые фигуры ангела, льва, быка и орла, которых Церковь отождествляет с четырьмя евангелистами. Над головой Христа крест… А что изобразил мастер на самом деле?

Можно ли прочитать сюжет без помощи богословов? Оказывается, можно.

Если вспомнить, что Христа тогда изображали агнцем (его лик появился в 691 году), следовательно, на панно IV века Христа быть не могло. А было подобие образа Бога Небесного, Тенгри. Точно такими же ликами отмечено искусство Востока той поры.

Если вспомнить, что история латинского креста началась с VI века, значит, такого креста там быть не могло, он должен быть равносторонним. И наверняка был таковым до реставрации.

Если вспомнить, что искусство Алтая, Кушанского ханства и тюркского Ирана отличали именно крылатые ангелы, львы, быки, орлы, то сюжет панно в римском храме Санта Пуденциана читается вполне ясно… Это и есть Восток. Чистый Восток. Все-таки тюрки строили те древние храмы, дух Алтая жил в них.

Отдельного разговора заслуживает образ Господа, в котором сегодня видят Христа, его внешний вид, одежда. И здесь след Востока… Возможно, сравнения уже утомляют, но нимб до прихода тюрков на Западе не знали. Нимб – изображение сияния вокруг головы (символ святости) – один из древнейших символов Алтая, он означал истечение жизненной силы, мудрости. Слово древнетюркское, «янимба» – «окружи знаком света», или «высвети», оно звучало наставлением иконописцам… И шаровары, епанчу, поделенную надвое бороду у изображенного в храме Санта Пуденциана можно прокомментировать, и они восточного образца.

…В 411 году римскую армию возглавил Констанций, дунайский кипчак , к сожалению, его прежнее имя осталось неизвестным, подробности родословной – тоже. Как военачальник этот доблестный тюрк прославился в Галлии, но то лишь эпизод его богатой биографии. Самое главное – он переманил новую орду – бургундов, разрешил ей поселиться на землях нынешней Франции. Дальновидный ход полководца. Очень дальновидный.

...

Вскоре появились поместья, названные Бургундией . Теперь руками тех алтайских переселенцев Констанций вел политику в Галлии… Его мудрым старанием точно так начались испанские Каталония и Арагон , огромные «поместья», где тоже говорили по-тюркски. «Варвары» шли в Европу широким фронтом. Шли неотвратимо, как утро после ночи. Они были лучшие. Наступало их официальное признание.

...

В 418 году из-за многочисленности поместий на юге нынешней Франции Тулузу объявили тюркским городом, второй столицей Запада. То был еще один новый город в Европе, он вмещал пять кварталов-крепостей (кала)… А 8 февраля 421 года Запад торжественно вручил главнокомандующему Констанцию власть императора, и тот принял ее.

Еще один «варвар» поднялся над Римом.

Великое переселение народов к началу V века поглотило континент, Запад жадно питался плодами Востока. Античный мир уступал повсюду, устои язычества рушились, Европа входила в новую эпоху – в эпоху Средневековья.

По-разному толкуют теперь то сложное время, всегда не замечая одной важной детали – северные земли, о которых римские историки в I веке говорили как о «неприютной земле», в V веке обрели хозяев. Их заселили! А это означало, что число жителей Европы резко выросло, огромные территории, которые лежали к северу от Рима и Византии, обрели постоянное население. То был остальной европейский мир, заметно превосходивший по площади обе эти страны.

Свершилось событие едва ли не планетарного масштаба, но на него не обратили внимания. А ведь если вдуматься, Римская империя, с точки зрения географа, была лишь полоской земли на берегу Средиземного моря. Глубинные территории континента она не захватывала.

Странное дело, сотни тысяч новоселов – целые страны зародились тогда. Пришла новая «порода» людей, алтайская, она имела строгие антропологические признаки. Ее мораль была иной, чем у европейцев. Европа обрела свои нынешние демографические контуры. Каждый второй ее житель был тюрк!.. И это теперь не принято замечать?!

Тот бурный рост населения одни связывают с «благоприятными условиями для размножения», которые возникли на Европейском Севере. А кто-то – с «резким притоком переселенцев» конкретно из Скандинавии. Но не примитивны ли подобные объяснения? Не слишком ли упрощают события? Тем не менее именно они кочуют из книги в книгу как устоявшаяся истина.

Однако могло ли так быть на самом деле? Чтобы увеличить население вдвое, надо как минимум удвоить продуктивность сельского хозяйства, иначе не накормить, не обуть, не одеть, не сохранить людей. Надо построить вдвое больше городов и сел, расширить пашни и пастбища. А было ли все это в холодной Скандинавии, из которой якобы «вышли» многочисленные полчища новоселов?

Нет, ни одна скандинавская сага не фиксирует «благоприятные условия для размножения», вдруг открывшиеся там. Наоборот, повествует о трудностях суровой жизни. Археологи тоже не фиксируют следов благополучия, вернее, манны небесной… Значит, причина в чем-то другом.

А вот на Алтае «благоприятные условия для размножения» зафиксированы четко. Они, эти условия, и породили Великое переселение народов – отток населения на юг, на запад и на север, что, в свою очередь, отметила географическая карта, которая и есть отражение реальности того времени. Новые города, страны, народы появились на ней.

Известно, зенит Великого переселения пришелся на V век, на годы царствования Аттилы. То время очень точно охарактеризовал римский сановник Ромул: «Никто из тех, которые когда-либо царствовали, не произвел столько великих дел, как Аттила, и в такое короткое время. Его владычество простирается над островами, находящимися в Океане. И не только всех скифов, но и римлян заставил он платить дань. Военная сила его такова, что ни один народ не устоит против нее».

Вот она, информация для географа. Вот канва для его географической карты.

Слова сановника можно не комментировать. В них запечатлен масштаб события, названного Великим переселением народов. Оно воистину было планетарным. Признав власть Аттилы, мир принял и тюркскую культуру! Подчинился ей… И эта культура прорастала даже в Риме, в лице «варваров», приглашенных сюда.

Впрочем, на те события можно взглянуть и с другой стороны. Известно, римляне и греки делили соседей не по этническому признаку, а иначе. Всех живущих к востоку называли скифами, к северу – кельтами или галлами. Так же как русские в свое время всех европейцев называли немцами.

В Европе, говоря о народах, подразумевали население той или иной местности. Отсюда бесчисленность «народов» Евразии. Геродот, Страбон, Птолемей, Тацит, другие античные и средневековые авторы под термином «народ» разумели лишь им понятное. Этнические признаки в термин не вкладывали. Видимо, потому, что о них не знали.

...

В той связи очень точно заключение одного из исследователей: «Из-за презрения, с которым римляне и греки относились к варварским наречиям, они не могли черпать сведения из достоверных источников, и все, что говорят об этом предмете самые лучшие их писатели, или непонятно, или сомнительно». Абсолютно верное замечание. Именно так и рождались заблуждения о «народах». Из-за презрения!

В современной же науке народ и население – совершенно разные понятия.

Иное дело Восток, там жило свое, отличное от европейского представление о географии, о народах, о себе, о чем можно судить по книгам средневековых авторов. Оно не согласовывалось с греческим «глубоким невежеством»: Восток изучал жизнь по-своему. И описывал ее точнее. Страну Скифию называл Дешт-и-Кипчак, выделяя этнический признак как важнейший.

Едва ли не половину Евразии занимали к V веку тюркские земли. Однако их не называли государством – из-за огромных масштабов они были неуправляемы, – их называли страной . Необъятной страной. Всадник проезжал ее с востока на запад за восемь месяцев, а с севера на юг – за шесть. Свою родину тюрки поделили на каганаты, то есть провинции, где выбирали кагана – правителя. А в экстренных случаях, например в войну, каганом был старший, то есть предводитель рода, но только на то время, пока в нем была нужда. Выборы же сопровождала сложная дипломатическая процедура, она задействовала тысячи людей. Участвовало в ней и духовенство.

Великим ханом, или царем считался тот каган, у которого размещал ставку глава священнослужителей – апа тархан. Здесь, в этом каганате, как бы соединялась светская и духовная власть степной страны. Но стоило владыке переехать, как царем становился другой каган.

К сожалению, прошлое Дешт-и-Кипчака покоится за плотными завесами тайн, над которыми старались поколения «ученых» в церковных одеждах. Они задавали тон средневековой науке, они были ее судьями и палачами. Но факты, факты… Факты сохранялись вопреки их запретам, то неуничтожимые золотые самородки. О правде надо всегда помнить. И уметь защищать ее. Она не пропадает!

Скажем, удивительной красоты ювелирные изделия, найденные археологами в курганах Англии, Франции, Скандинавии, Египта, Эфиопии, Украины, Германии, Венгрии, Болгарии. Они удовлетворяют самому взыскательному вкусу. Их экспонируют в музеях, на выставках. И – как бы само собой забывается, что ювелирное чудо сотворено руками «диких кочевников», что это и есть плод их культуры… Факт «осязаемый», не правда ли?

А за ним стоит еще и информация о границах ареала тюркской культуры.

Несмываемые знаки Времени! Не потерянные, лишь забытые. Они, фрагменты мозаичного панно, собирают воедино былое, сводят разрозненное в целое. Собственно, историческая география как раз и занимается анализом прошлого, его реконструкцией. Наука, не терпящая вольностей.

Конечно, информация о прошлом скрыта не только в глубине курганов.

Под знаменем веры в Бога Небесного жила тюркская культура, над ней сиял крест, знак Неба. А это очень много, чтобы бесследно пропасть… В 1799 году в Венгрии обнаружили «клад Аттилы», уникальная находка раннего Средневековья. Среди других там были золотые равносторонние кресты. Точно такие кресты находили на Алтае – с кругом в центре. Это небесные кресты, где круг считался символом Единого начала, от которого, как от солнца, расходятся четыре луча Божественной благодати. На четыре стороны света. Чтобы всем поровну.

Такие кресты обнаруживаются на всем пути от Байкала до Альп, едва ли не в каждом кургане. Но о них запрещали писать. Даже упоминать о них нельзя. Такие же знаки Неба подняли в свое время над буддийскими пагодами, над армянскими храмами, они символы религии кипчаков и их единоверцев. Не спутать… Но и об этом Запад постыдно молчал. И заставлял молчать других.

Культуру Алтая не замечали, ее скрывали, но уничтожить не могли…

Древние тюрки, испытывая беду или болезнь, привлекали внимание Всевышнего тем, что рисовали себе на лбу или на макушке крест. Традиция, за которой следил священнослужитель, потом она перешла в христианство, там после причастия человек получает знак Божий, то есть крест на лбу. Святой водой его рисует священник. Видимо, в раннем Средневековье равносторонний крест появился на головных уборах – на тюбетейках, папахах, камилавках и фесках. Если смотреть на них сверху, Небу виден тот знак.

У тюрков кресты издревле украшали и конное убранство. То отнюдь не дань моде. По древним преданиям, конь связывал мир людей с Небом. Поэтому с покойником хоронили его коня. Самой древней находке креста более двух с половиной тысяч лет, он был из бронзы, то есть еще не железный.

Наличие крестов и их изображений отметило приход тюрков на Кавказ, принятие там веры в Бога Небесного. Большой вклад в изучение этого огромного массива культуры внес азербайджанский ученый Р. Б. Геюшев. Он исследовал памятники с изображениями всадников, крестов. Иногда рядом с воинами стоят священники… Конечно, ученый нашел не памятники, а факты, показывающие истинную, а не придуманную Кавказскую Албанию, ее тюркскую культуру, обосновавшуюся там.

На рисунках видно, что форма знамени у тюрков была едина – со шлыками, с крестами. Она известна по схожим археологическим памятникам Сибири, Казахстана, Саха (Якутии), Исландии, Норвегии, Дании – одинаковая. Такое же знамя на стеле в Хорнхаузене в Саксонии. Изображениям полторы тысячи лет и более… Разве то не пища для пытливого ума? И не яд для лукавого?

По штрихам, по отдельным знакам собирается и копится информация. А о тюрках известно не так уж и мало, сохранились следы их древних городов, храмов, каналов, дорог. Курганы, стелы, каменные изваяния и иные памятники позволяют очертить на карте контуры, выделив культурные ареалы, и – граница таинственной страны, как тень на солнце, появляется, словно сама собой.

Практически любая добросовестная информация полезна географу, потому что культура связана с народом и с территорией . Можно придумать любые небылицы о народе, но территорию придумать нельзя.

Поэтому находки не немые свидетели, их объединяет единство, проступающее в орнаментах, в технологии изготовления, в использовании. Единство, вернее, знак культуры чувствуется даже в пустячной вещице, попавшей в руки знающего ученого. Всюду географическая информация, которую надо лишь уметь читать… Замечено, ум человека проявляется в мелочах. Точно то же относится и к народу.

Памятуя это, уместно спросить: разве ни о чем не говорит поразительное сходство рунических памятников и курганов в Йеллинге (Дания), курганов Конунгов в Старой Уппсале (Швеция), кургана Хильдерика в Туре (Франция), курганов в Кетцендорфе – Нижняя Саксония (Германия)? Они такие, как в Казахстане, в Хакасии, на Алтае, в Дагестане, в верховьях Нила.

Единство культуры здесь заметно даже неспециалисту.

В Англии, в местечке Саттон-Ху, найденные в курганах изделия практически не отличишь от алтайских – тот же «звериный стиль». Откуда сходство? Написаны статьи и книги, а ответа нет. Церковная цензура!

Средневековые церковники, однажды сотворившие «тайну», хотели бы, чтобы она стала вечной. Неудобные то для Запада знания. Их прячут под покров невежества, которым питают народы. Но долго так продолжаться не может, ложь не вечна. Скажем, в Германии, в бассейне Рейна, нашли погребения V–VIII веков и назвали их «пережитком курганного обряда». Мол, то язычники, которых хоронили с конем. Даже золотые кресты не изменили мнения саксонцев и баварцев, которые, очевидно, не знают уже своих великих предков… Печальная истина.

«Пережитки курганного обряда» (так выразились немецкие историки) оказались могилами средневековых джентльменов, их целое кладбище, не язычников, а носителей «белой веры», которые принесли в Европу образ Бога Небесного. В Риме их называли «арианами», «арийцами». В поисках предков немцы отправляли экспедиции на Тибет, а они, оказывается, покоились рядом.

Особый интерес в этой связи представляет захоронение первого короля франков Хильдерика (Килдерика) – основателя династии Меровингов. Истинный тюрк, Царство ему Небесное. В 481 году король обрел покой в кургане, разумеется, обрел вместе с боевым конем, с удушенными рабами. Здесь все было по строгой букве тюркского обряда. Погребение ориентировано на восток – на Алтай, как того требовал обычай.

Могилу в 1653 году случайно обнаружил каменщик, расчищавший место под новый фундамент церкви. До этого место захоронения основателя католической династии Меровингов якобы не было известно, что само по себе странно. Хотя «великий хронист Франции Григорий Турский» много внимания уделял именно погребению знати. Его загадочное молчание становится понятным, если знаешь, кем был «великий хронист» и что значила его работа.

Его «История франков» – главный политический источник истории Франкского государства, а сам автор – епископ Тура в Галлии. Разве мог служитель Церкви сообщать о языческих корнях отца «крестителя франков»? Конечно не мог. И после этого уже не удивляет, что сокровища, найденные в том кургане – золотое шитье, шелковые ткани, оружие, украшения, ювелирные изделия – и хранившиеся в Национальной библиотеке в Париже, были похищены. От коллекции осталось несколько незатейливых вещиц. Пропало даже золотое кольцо, которое украшало палец первого короля франков. Однако сохранились его изображение и гипсовая копия. И этого оказалось достаточно, чтобы устранить «белое пятно» в истории Франции.

На отпечатке ясная надпись , показывающая, что имя короля имеет алтайскую основу, состоящую из двух слов: «килде» (пришла) и «ерик» (власть). Килдерик – имя традиционное у тюрков…

Собственно, все эти забытые «мелочи» и позволяют понять, как заселяли Европу, как алтайцы становились европейцами. Шел культурный обмен, историческое действо, практически не изученное. И разве случайно, что до прихода тюрков обряд похорон там был иной? Покойников сжигали.

Даже перемена в самом консервативном из обрядов говорит о приходе сюда новой культуры.

Без должного внимания покоятся и рунические памятники раннего Средневековья, их много на Западе – от Скандинавии до Греции и Испании. Всюду. Здесь и спорить-то вроде бы трудно: письменность есть письменность, она, как язык, принадлежит народу, причем народу конкретному, своему. Эти письменные памятники изучали, правда, как-то очень уж странно… в отрыве от языка, на котором написан текст. Сами по себе. И – каждый «переводчик» получал перевод, годный лишь для анекдота.

О чем говорить, если не знали, с какого языка переводят тексты?! Зато придуманы «диалекты» и древние «народы», которые вдруг исчезли.

Так история Европы становилась удивительно богатой на нелепости. Это заметно и в топонимике. Например, название Эцельские Альпы утвердилось при Аттиле, там, в районе Инсбрука, была его ставка. «Алп» на древнетюркском языке «суровый», что относилось к горному краю, но и еще «победитель». А не в честь ли победителя Аттилы (по-немецки Этцеля) названы горы?.. И Балканы – от тюрков, дословно «Горы, поросшие лесом». Дунай римляне называли Истер, а тюрки назвали Донубий, или коротко Донай – «большая река, текущая среди увалов, или в холмистой местности», вот что это означало по-тюркски.

...

Топонимика – это раздел географии. Порой строго даже не относящийся к самой географии… Выходит, не случайно Византия и Западная империя почти два века платили Дешт-и-Кипчаку дань, раз тот менял им по своему желанию названия их озер, рек и гор.

И тогда по-новому открываются европейские карты. Любопытно происхождение слова «Ингленд» (Англия), и оно, оказывается, из уст кипчака, завершившего англосаксонские походы V–VI веков. Перевод – «Добытая земля». При римлянах, как известно, остров называли Альбион. Приставка «инг» (с носовым звуком) в словах древнетюркского языка означала «добычу». Надо было глубоко вздохнуть и с достоинством произнести «и-ннн-г», то – звук победы!

...

Продолжать можно долго, тема богатая. Так, в древности сердцевина Римской империи, то есть Апеннинский полуостров, назывался Гесперия, однако с принятием христианства и утверждением папства топоним заменили. Надо ли объяснять почему? Ответ в начальных буквах – «апа» по-тюркски «папа», «святой отец», а «ана» (мать, родина). А топоним Италия появился чуть позже, и тоже от тюрков, он связан с последним императором Рима Ромулом Августулом, сыном духовника Аттилы, которого сверг с престола другой кипчак, Одоакр. Тот самый.

«Ытала» – по-тюркски «Отвергнувшая». Тогда в 476 году народ Рима отверг диадему и другие знаки императорской власти, назвав их «украшением трона и дворца», отправил в Константинополь за ненадобностью… То забытые страницы истории. И последним римским императором, оказывается, был тюрк.

...

Что было, то было… Едва ли не треть географических названий средневековой Европы тюркского корня. Интересна в этой связи и Германия (Аламанния, Альмания), ее прошлое. Согласно официальной истории, топоним вошел в лексикон народов примерно в I веке. Знаменитый римский историк Корнелий Тацит в труде «О происхождении германцев и местоположении Германии» назвал его «новым словом». Возможно и так.

...

Очень странное впечатление оставляет труд ученого, когда один абзац отрицает другой, если, конечно, их внимательно читать. Так, земли к северу от Римской империи Тацит назвал Галлией , не Германией, а народ – галлами, не германцами. Как галлы стали германцами? Непонятно. Это иная культура, иной народ. Например, в главе о гельветах и бойях ученый говорит: «оба племени – галлы». Но другие племена, упомянутые в тексте, не отличались образом жизни: воевали пешими, с дубинками (древокольем), не знали письменности, ходили в юбках, были кочевыми скотоводами.

То же самое об аборигенах Европы писал спустя столетия Прокопий Кесарийский, византийский автор VI века: «…они не только никогда не занимались верховой ездой, но и не имели понятия, что за животное такое лошадь». А Агафий в VI веке свидетельствовал о галлах так: «…лошадьми не пользуются, за исключением весьма немногих», «…почитают некоторые деревья и реки, холмы, ущелья и им приносят в жертву лошадей, быков…»

Вроде бы все ясно.

Но текст Тацита о германцах ставит в тупик. На одной странице он говорит об их дикости, жалком убожестве: «…нет у них ни оборонительного оружия, ни лошадей, ни постоянного крова над головой; их пища – трава, одежда – шкуры, ложе – земля». На другой странице, наоборот, есть и кони, и железо, и руническая письменность, и вера в Бога Небесного… Какой странице верить?

Если бы вся Германия действительно была такой, с конями и железом, она, возможно, задолго до Тацита победила бы Рим. Но этого не случилось, потому что ее населял народ, живший при первобытно-родовом строе, о чем известно по археологическим находкам. И авторитет даже десяти «тацитов» не затмит эту истину. Видимо, церковники приписали ученому то, о чем он не писал… Это тоже в традиции западной науки. Чему удивляться, если много раз дописывали и исправляли даже текст Библии.

...

Категоричность здесь уместна вполне… Наверняка Европа слышала тюркскую речь и при Таците, как голос в многоголосом хоре народов Римской империи. О каганате Алман (Аламан) речь, конечно, не шла. Рано. Рим в I веке был в зените славы, он перенес на Рейн северную границу Империи, создал там ряд укреплений. То была целая эпоха, прославившая не одного императора. Но история не зафиксировала ни одной войны римлян с германцами, хотя отдельные серьезные столкновения, несомненно, были.

Земли за Рейном не интересовали Рим, то были «бесприютные земли», как сказал о них сам Тацит. Видимо, укрепляя восточную границу, Империя готовилась к отражению Великого переселения народов. Она знала о нем. В этом убеждает хотя бы то, что при Марке Аврелии, то есть в 171 году, иным неримлянам разрешили поселиться на землях Рима, «как они того желали». Почему? И кто такие были эти люди-всадники?

Стихийным приход алтайцев в Европу называть нельзя. Он нарастал постепенно, год от года. Лишь в III веке утвердился топоним Алман, тогда Центральной Европы коснулся поток Великого переселения народов и появился новый каганат Дешт-и-Кипчака. Самый дальний от Алтая. Его называли Алман – «Дальний». (Тюрки до сих пор отдаленные хутора и селения так и называют – «алманчи».)

Вот когда Рим узнал о «германцах» и о «германской» коннице. Воевать верхом – это искусство, с которым рождались только тюрки. У диких народов Европы, в том числе и римлян, своей конницы быть не могло. Это так же верно, как и то, что Тацит не мог слышать «новое» слово Германия в том смысле, который через два века был вложен в него.

...

О коннице надо говорить особо. У тюрков ребенка сначала сажали на коня, а потом учили ходить… Чтобы понять, что значил там конь, хватит одного факта: в тюркском языке нет ни одного иноземного слова, которое относилось бы к коню. «Кон» значило «верхом»… Тюрков на Рейн влекли не римские границы и не стражники, а залежи железной руды. Вот что искали ордынские разведчики. «Теринг» назвали они эти земли, что в переводе «нечто обильное».

С железа начиналась Аламанния. В железе причина появления «германских орд». Богатые месторождения железной руды славят эту землю поныне.

А вот галлы не знали железа, как писал монах-бенедиктинец в доносе папе, они, встретив кипчаков, «с удивлением смотрели на людей, превосходящих их телесно и духовно», дивились их одежде, оружию и – «твердости духа». То была встреча людей разных культур и разных эпох, она не могла завершиться заключением союза. Чем угодно, но только не союзом. Союз заключают равные, здесь же равенства не было и в помине.

Поэтому галлы и ушли на запад от Рейна, уступив свои земли тюркам. Они были как бы в другой категории народов…

«Германцы», или «алеманны» – это авары, барсилы, болгары, бургунды, готы, гепиды, саки, саксы, гунны, лангобарды, утигуры, куртигуры… десятки «народов», если, конечно, верить церковной науке. Но их этническую суть проясняет одна-единственная строка византийского текста 572 года: «гунны, которых мы обычно называем тюрками». И все встает на свои места.

А строка эта не единственная, что снимает «германскую проблему», порожденную самим же Западом.

...

«Германцы» говорили по-тюркски, любили кузнечное дело, воевали на конях, пили кумыс, носили штаны, а не юбки. Эти факты из их быта известны по их же народному эпосу. Как и то, что их духом-покровителем был алтайский дракон, до XII века красовался он на знаменах «германцев», даже тех, кто служил в римской гвардии… Выходит, спор об этнической принадлежности «германцев» пустой. И даже приписанные абзацы к работе Тацита не спасают его.

Многие просто не знают, что тюрки жили по правилу – улус (род), достигший власти, давал орде (союзу родов) свое имя. Иногда орда брала имя хана-предводителя. А иногда ей придумывали прозвище, если было за что. Название появлялось и исчезало, но с ним не исчезал «германский народ», он брал себе новое имя.

...

Его обычаи, традиции, род занятий, разумеется, тоже не менялись. Германцы по-прежнему почитали коня, их предводители обращались к коням за предсказаниями. И воевали они с той же, степной тактикой, притворно отступали, потом поворачивали и били увлеченного погоней противника. При нападении, как положено тюркам, кричали «Ура», что на их древнем языке значило «Бей», «Рази» и что враги принимали за пугающее рычание.

...

9 мая по традиции германцы собирали всех белых кобылиц в табунах и освящали их, «считая коней посредниками богов». Каждый месяц «варвары» выходили встречать молодую луну, и только в полнолуние начинали они самые важные свои дела – тоже непременный обычай Алтая… Много, очень много было в жизни германцев не европейского. На удивление.

Тот же «германский» народ гепиды или гепанта появились среди них не случайно. Старинная легенда рассказывает о том, как орда переправлялась через какой-то водоем, как отстал один род – его судно застала стихия, и оно пришло последним… словом, «гепид» значит «ленивый». Здесь непереводимая игра тюркских слов, дословно «гепи анта» – «там и сушись».

В европейских хрониках записано: от гепидов «отделились лангобарды и авары».

Но с аварами история иная, ее детали разбирает Э. Гиббон. Орда аваров в VI веке бежала с Алтая в Европу, за ним Великий хан отправил погоню, но неудачно, те скрылись на Кавказе, в крепости Анжи, потом пытались пробраться на службу в Константинополь, не получилось, и они вышли к Альпам. Особого расцвета авары достигли при хане Бояне, который во всем подражал Аттиле, даже поселился в одном из его дворцов.

...

«Авары утвердили свое владычество от подножия Альп до берегов Эвксинского Понта», – отметил Гиббон. Власть взяла уже эта орда, и на исторической арене Европы появился очередной «новый народ». О нем рассказал в VII веке Феофилакт Симокатта, подданный Византии. Авары, а ныне это баварцы , до XVI века говорили по-тюркски. И некоторые из них, как говорят очевидцы, до сих пор помнят, что они тюрки…

Еще пример из истории германских «народов». Сынов одного хана звали Утигур и Кутригур. После смерти отца они решили разделиться, их новые орды назвали «утигуры» и «кутригуры». Одни брили затылок, другие – голову. И это все, что отличало два «народа». Судя по всему, родоначальник орды был из рода уйгур, которые обитали на Южном Алтае и которые, как и все тюрки, соблюдали традиции в прическе…

Этнография – наука мирная, но все-таки наука, которая подтверждает старую истину: не флюгер управляет ветром, а наоборот.

И тем она дает повод не согласиться с абсурдом, которым церковники окружили приход тюрков в Европу. Впрочем, и в Средние века были ученые, говорившие правду о происхождении готов, гепидов, вандалов и прочих «народов». Так, Феофан Исповедник (760–818) писал: «…ничем другим, кроме имени, не отличаются друг от друга, говорят на одном языке». Он же сообщал и о вере германцев в Бога Небесного. Обращение к Нему – Донар , Тор было созвучно слову «Тенгри». Позже оно дополнилось именами Ходай, Ватан.

То было в рамках тюркских традиций, каждый каганат называл Тенгри чуть иначе. Это наблюдается и сейчас едва ли не у всех тюркских народов.

Германцы во всем жили той жизнью, что Дешт-и-Кипчак, и поначалу не строили храмы, потому что храмом Бога Небесного считали окружающий мир, что уместился под куполом Вечного Синего Неба. А купол этот по-настоящему ощущается лишь в степи, утром и вечером, когда в душе после молитвы рождается чувство защищенности. Редкое по силе чувство. Так же на небе днем в степи можно видеть косые лучи, пробивающиеся среди туч: лучи, словно крылья креста… Природные наблюдения формировали культуру тюркского народа, ее символы.

Они, германцы, строили такие же города, как другие степняки, потому что иначе не умели. Один из них – Кале, по-тюркски «крепость», «город», «укрепленное место». Но поражает в Германии не это, а то, что современные немцы, позорно называющие предков язычниками , оказались единственными в мире, кто в силу врожденного упрямства сберег имя Дешт-и-Кипчак в топонимике. Согласитесь, в их Deutsch отзвук далекого тюркского оригинала, если, конечно, читать слово без сокращений, по буквам.

Для истинного тюрка не было слова теплее, чем «Дешт». Это и родина, и очаг, и изобилие, но и чужбина, и каменистая пустыня. Все сразу.

Слово, как медаль, имело две стороны: для патриота одна, для изменника другая.

...

В Германии всюду алтайские следы, они на виду, но слепые не видят их. Кельн – «водоем, плавни». Эльба – «союз народов» (буквально «связывай народ»). Ахен – «течение, поток». Забытым словом «аха» по-прежнему называют речки и ручьи также в Голландии, Швейцарии. Еще пример: там, где болота, как известно, строят дамбы. «Дам» по-тюркски «плотина», «стена», отсюда – Амстердам, Роттердам, Потсдам… Такое не придумать. Изданы серьезные книги немецких авторов по тюркской топонимике, но они, к сожалению, удел специалистов, а там сотни примеров.

Бесспорно, топонимика, подобна кургану, который виден издалека, но заглянет в него не каждый. Географические названия хранят информацию о Дешт-и-Кипчаке, о его границах и месте в средневековом мире, они с неожиданной стороны приоткрывают историю тех же англичан, бургундов, баварцев, саксонцев, фламандцев, варягов, датчан, каталонцев и других народов Европы.

...

Как же изощренно окрашивали церковники в черные цвета средневековое время, как умело завешивали его окна тяжелыми шторами, через которые не пробивались лучи света. Даже представить трудно, но не заметить – еще трудней. По крупицам убирали знания о прошлом, по страничкам вырывая из старинных книг.

Начинали просто монахи, потом при монастырях появились университеты, которые по воле Церкви продолжили их дело. С тех пор искажение прошлого стало традицией . Более двухсот университетов Европы находятся под властью иезуитов. Здесь свет правды преобразуют во мрак невежества… Порой не желая того.

Кипчаков изображают раскосыми азиатами свирепого вида. Так принято на Западе. Это неправда. Хотя, конечно, среди многомиллионного народа были такие. Современники Великого переселения народов отмечали «жесткие голубые глаза, русые волосы, рослые тела» пришельцев. Эти качества выделяли и на Западе, и на Востоке.

Например, китайский путешественник VII века Сюань-цзан отмечал «голубые глаза и светлые волосы» тюрков как их особую примету. В Индии, в Иране, в Северной Африке – всюду была единая оценка их внешности. Европа, разумеется, никак не могла составлять исключения… Просто не могла, и все.

...

Среди алтайцев были монголоиды, о чем сообщает археология. Но, исследуя курганы Алтая, профессор С. И. Руденко отметил преобладание останков людей европеоидного типа. А академик М. М. Герасимов восстановил облик ушедших по их черепам. Например, его «гунн из Кенколя» имеет лицо современного украинца, немца, голландца… Возможно, на него был похож император Валентиниан «со взглядом всегда косым и жестким». Такие глаза тюрки называли рысьими.

Сведений о внешности кипчаков собрано достаточно. Чуть скуластые, рыжевато-белокурые, голубоглазые были они, такими их увидел в V веке византийский посланник Приск, отметивший рыжую бороду Аттилы. И сегодня подобные лица не редкость в Хакасии, например. А вспомним упомянутые стоны римлянина о «белокурых варварах», нагрянувших в Рим… Конечно, за века внешность народа из-за смешанных браков менялась, но столетия не могут изменить облика предков. Генетический код не меняется, векам такое дело не по силам. Политикам тем более.

Это доказал в 1977 году прекрасный казахский ученый О. Исмагулов в книге «Этническая геногеография Казахстана». Его работа взрывала стереотипы. К сожалению, тот «информационный взрыв» пришелся на время советской науки, книгу арестовали, автора отстранили от работы, но отдельные экземпляры кое-где остались.

Подобные исследования вели на Украине, в России, но и они легли на архивную полку безвестными. Советские партийные бонзы посчитали их слишком «расистскими»…

А генотипы алтайцев, казахов, каталонцев, баварцев, англичан действительно едины. Биология человека убеждает в генетическом сходстве хакасов и алтайцев именно с англичанами, предки которых тюрки, а не с шотландцами или валлийцами. Исследовав группы крови, ученые пришли к выводу о генетическом единстве народов Евразии, чьих предков волею Судьбы задело Великое переселение народов.

Они родные братья, забывшие себя и свое родство. Это заключение биологической науки, столь популярной и в Англии.

...

Выходит, родство Востока и Запада разрушила Церковь? Ее политики заставили братьев забыть друг друга… Значит, заповедь «Не лжесвидетельствуй» распространяется не на всех?

И о единстве языка Дешт-и-Кипчака забыто, хотя ранние документы бургундов или лангобардов написаны тюркским письмом, они выставлены в музеях Франции и Италии как экспонаты Средневековья, приведены в исторических книгах, их видели тысячи людей, побывавших там. И никто даже не ойкнул.

А между прочим, германцев в средневековых летописях называли еще тенгры, тангры, тунгры. Неужели и это их имя никому ни о чем не расскажет? Даже если сюда добавить, что те народы, как утверждали летописцы, были «лихие наездники»?

…Можно долго рассуждать о Времени, о древненемецком или древнеанглийском языках, об особенностях их фонетики, но без тюрколога результата не будет. Это в ХХ веке и доказал академик В. М. Жирмунский, исследовавший проблемы германского и тюркского языкознания. Изучая эпос разных народов – от Алтая до Европы, – он заметил общее в его сюжетах и образах. Ученый вышел на путь, который вел прямо на Алтай, но… не пошел по нему. Цензура! Его уникальные труды практически неизвестны общественности.Впрочем, первым здесь был датчанин, знаменитый профессор Вильгельм Томсен, он в XIX веке открыл тюрков Западу, вызвав переполох в мировой науке. Тайное грозило стать явным. И опять то же цензурное «око»… В России работы Томсена не опубликовали (вышла всего одна статья), побоялись. Еще бы, они отвергают славян, вернее, ставят их на свое историческое место.

...

Прав Шекспир, «еретик не тот, кто горит на костре, а тот, кто зажигает костер».

Самые поздние «тюркские» бумаги, обнаруженные в Германии, – это документы графов Фуггеров из Аугсбурга, что под Мюнхеном, они датированы 1553–1555 годами, там приведен текст 1515 года, его умело скопировал агент графа. Возможно, то была чья-то последняя фраза, произнесенная по-тюркски. А самая поздняя в той эпохе книга о языке «гуннов» – работа венгерского ученого Телегди, она вышла в 1598 году и вызвала скандал в церковной науке, которая уже господствовала в Европе.

Благодаря Томсену скандал повторился в XIX веке, случилось неожиданное: ученый прочитал рунический текст по-тюркски, и мир узнал, что древние венгерские или германские руны есть не что иное, как алтайское письмо. Вряд ли то было открытием, скорее воспоминанием. До начала инквизиции Запад отлично знал, язык гуннов – тюркский язык. В подвалах Церкви хранятся библиотеки на этом «гуннском» языке.

...

Инквизиция заставила людей многое забыть. Книги тюрков в Европе с XIII века переводили на латынь, а оригиналы жгли или прятали. В кострах горело прошлое континента, его память. Нелепо исчезали страницы истории, многие навсегда. Та судьба постигла и богослужебную, и светскую литературу… Но «рукописи не горят»!

Например, немецкие «Смерть Альпхарта» или «Песнь о Роланде» когда-то звучали иначе, ведь их сюжет взят из древних тюркских поэм – сходство разительное! До мелочей. Это и заметил академик Жирмунский. Оказывается, знаменитые сказки о Коте в сапогах, Аленьком цветочке, Колобке, Братьях-лебедях знали на Алтае до Великого переселения народов.

Удивительно? Еще бы…

Изучая германский эпос, Жирмунский отмечал особую роль коня. Это помощник героя, его собеседник. Мотив прослеживался от древних сказок Алтая и иранской «Шахнаме» до старофранцузских и старонемецких баллад. Одно и то же. Выходит, западные рыцари всего лишь «копировали» тюркских богатырей?.. Так, поступки знаменитого Роланда точно такие, как алтайского богатыря Улан-Хонгора. Они же близнецы-братья. Лишь имена другие. И время жизни.

...

Побратимства, поимки и испытания коня, любовь к оружию, выезд героя на охрану границ, женские образы, люди-лебеди обнаруживают удивляющую близость европейских и тюркских сказок. О русских сказках не говорим, потому что они появились в XVIII веке как откровенный перевод тюркских, вспомним хотя бы царя Салтана или богатыря Руслана. Царь Салтан пришел из сказки «Хан с двенадцатью женами», правда, Пушкину не хватило терпения пересказать всю сказку, он взял ее фрагмент. Колобок, Теремок, Золотая рыбка – кутум… все это дары Алтая.

Сюжет Кота-в-сапогах пришел в Европу из алтайской сказки о Лисе-свахе, те же слова, те же самые поступки. Аленький цветочек на Алтае назывался Ак-чечек – Белый цветок, вот и вся разница. Золушка имела прототип на Востоке, в Кушанском ханстве, там вместо феи ей помогла Биби-Сеншанби, покровительница семейного счастья. И Царевна-лягушка, оказывается, когда-то говорила только по-тюркски… Как видим, изменения в западных сказках, конечно, были, но незначительные. Так, чуть-чуть.

Сказки переписывали в литературных традициях Европы. Их новых авторов ни в коем случае нельзя обвинять в плагиате, они следовали древнему, с детства знакомому сюжету и традициям своего народа. И были абсолютно правы в том, что желали улучшить текст, осовременить его, сделать доступнее и краше. Ведь придумать сказку очень трудно, а дать ей вечную жизнь еще труднее. На это уходят века.

...

Слава богу, литературные жемчужины не погибнут. Живут, но в иной ювелирной оправе… Чтобы лучше понять это, как, впрочем, и итоги Великого переселения народов, перескажем одну такую сказку. Очень древнюю сказку – «Совет отца», называется она.

Отец, отправляя сына в далекие страны, учил: когда будешь пить воду на чужбине, поступай так, как там принято. И пояснил: в стране слепых живи с закрытыми глазами. На земле хромых прихрамывай на одну ногу. И еще запомни: скачи на тощей лошади, ешь самое жилистое мясо.

Потом, после похода, сын спросил, почему надо было поступать так. Оказывается, настоящие тюрки закрывали глаза и прихрамывали в чужой стране, чтобы не вызывать недовольство и зависть. Знали, что хорошей лошади не дадут зажиреть, поэтому выбирали сухую – самую лучшую. А жилистое мясо ели, потому что оно дольше лежит в желудке и человек дольше не чувствует голод.

Не этим ли советам отца и следовали кипчаки, придя в Европу? Среди лягушек стань лягушкой, было их правилом…

В Германии Э. Таубе (она ездила на Алтай за сказками) выпустила несколько книг. Но кто знает о них? Исследовательница указала на обилие сюжетов в германских сказках, родственных алтайским. Например, сказка «Старик Эндз Дендз» (в России «Волшебное кольцо») встречается практически у всех европейских народов, вышедших с Алтая, она «столь явственно совпадает с гриммовской сказкой «Верные животные», что можно допустить их общий источник», пишет Эрика Таубе и тем характеризует себя добросовестным исследователем. Она заметила то, что нельзя не заметить.

Железный Ганс, Мальчик-с-пальчик, Братец и Сестрица – и они имели на Алтае родственников, которые вместе с Великим переселением народов передали Европе шапку-невидимку, сапоги-скороходы, другие сказочные вещицы. Первые стихи, первые баллады, первые поэмы и сказки появились на Западе после Великого переселения народов. Это отметили едва ли все добросовестные исследователи, правда оставив свои наблюдения без комментариев.

Возможно, ученые просто не знали, что на планете было время, когда людская река, разлившись половодьем, несла в себе с Алтая все, что могла унести… Кажется невероятным, но ни греки, ни латиняне до прихода «варваров» не умели рифмовать литературные строки. На Западе просто не было поэтов! Современная поэзия с рифмой – это алтайское изобретение. Там рождались поэты.

С кипчаками связана и «Песнь о нибелунгах», так звали воинов, на гербе которых был дракон (на древнетюркском языке «нив» – «богатырь», «лунг» – «дракон»). Потрясающее сходство, но и о нем громко не говорят, хотя сюжет связан с гуннами, бургундами, готами, Аттилой. Пример этой песни интересен даже не сюжетом. Иным.

К XII веку смысл бесшабашных поступков героев поэмы был непонятен читателям, которые давно отошли от тюркских корней и стали европейцами. Они жили в другой жизни, с другой культурой, поэтому старинный текст с неслыханно героическим и даже ужасным поведением богатырей казался «выходящим за пределы всякой разумности». Но непонимание, как ни странно, лишь выше поднимало нибелунгов в глазах европейцев, до небесных высот, делало их национальными героями, потому что в нибелунгах иные видели свое «абсолютное прошлое».

К сожалению, в среде ученых не принято связывать «абсолютное прошлое» Запада с Алтаем. Причина – идеологическая.

...

…Когда в ХIII веке мир узнал о готическом письме, преобразовавшем тюркские глаголицы в немецкие буквы, никто не спросил, зачем и кому понадобилась эта реформа ? Промолчали. Промолчали, чтобы потом заявить, мол, появлению поэзии и рифмы мир обязан «германцам».

А почему им? Средний Восток и Индия узнали о поэзии и рифме еще до новой эры, то есть до появления германцев в Европе. Между прочим, слово «руна», которое европейцы теперь переводят как «тайна», в древнем тюркском языке означало «вырезанный знак» – «урун». Вырезанный на камне или на дереве. Было у них и другое слово того же смысла – «буккат» (тайна, скрытая сущность). Те письмена, оставленные Великим переселением народов, и встречаются в Европе, от Скандинавии до Испании.

Сколько же необъясненных «почему» таит история… Они всюду.

В раннем Средневековье в Европе выделялись две страны, где творили политику, – Дешт-и-Кипчак и Восточная империя (Византия). Других не было, другие – вассалы.

Конечно, то разделение очень условно, ставить рядом их трудно. Ведь Византия платила дань Дешт-и-Кипчаку, едва ли не на половину состояла из тюрков, которые уверенно чувствовали себя в армейской, государственной, духовной ее жизни. Тем не менее эти две страны в IV веке начинали события, они диктовали условия в политике, определяли баланс сил на Евразийском континенте. Так повелось с 312 года, со дня сокрушительного поражения Рима и гибели его императора Максенция, тогда Восточная империя и вышла в лидеры.

Роковой год. Он подвел черту античной эпохе, а с ней и правлению всех римских императоров, которые тиранили античный мир. Теперь все становилось другим, не Рим произносил последнее слово в политике Запада – Константинополь, которого в 312 году еще не было и которому предстояло появиться как альтернативе античности.

Дешт-и-Кипчак и Византия между собой не конфликтовали, однако и надежного союза не получалось. В сущности, делить было нечего, а трения возникали, и не раз, что объяснялось только одним: к штурвалу политики и там, и там прикладывали руки тюрки, желавшие стать европейцами. Одни стояли на стороне Востока, другие – Запада, но цели и у тех, и у тех были одинаковые: поместья, подходы к ним. Вернее, «укоренение» в Европе, климат которой мягче и благоприятнее, чем в суровой азиатской степи.

Они желали стать европейцами и поступали так, как принято в Европе.

Ту, очень важную, особенность времени надо почувствовать и принять как еще одну грань Великого переселения народов. А приняв, открыть для себя неожиданное: в IV–V веках воевали не греки, «греческие» тюрки. Показывая себя в междоусобицах, возмущавших Византию, они боролись друг с другом за жизненное пространство на Западе. Отвоевывали себе, своему роду, своей орде место под солнцем нарождающейся страны – своей новой родины . Этим объяснялись и внимание Константинополя к Ближнему Востоку, и рост там «греческих» поселений, в которых говорили по-тюркски.

Византии важно было принять и расселить новых людей, закрепить их за собой. Она готова была идти на любые условия. Великое переселение народов как бы входило в свою заключительную фазу – континент был покорен, и волны людской реки, не находя иного применения, начали утверждение новой империи, Византийской… Одна волна словно гасила другую. Или, наоборот, усиливала ее?

Внешне казалось, что два геополитических партнера (Дешт-и-Кипчак и Византия) делили место рухнувшего Рима, его пространство, однако при детальном рассмотрении ситуация выглядела иначе – масштаб событий был куда шире. Без осознания того, что Византия – это сплав эллинского и тюркского, понять иные события, случившиеся тогда, вряд ли возможно. Влияние Востока на Запад там было сильно, его отмечают все специалисты по культуре Византии. Причем доля тюркского вклада ничем не уступала греческой, а может быть, была весомее, потому что армяне, албаны, сирийцы, копты и другие народы, входившие в состав Византии на правах подданных, стали союзниками тюрков.

Византия, выступающая от лица Запада, не считалась страной греков, хотя те и стояли у власти. В ее этническом массиве эллины составляли все-таки меньшинство и были в явной изоляции. Их позиция в «греческом» государстве оставляла желать много лучшего, хотя их руки действительно держали жезл власти. Однако император был безвластен, его действия в IV веке носили скорее показной, ритуальный характер.

Власть – это армия, это – государство, это – религия, наконец. То, чего у греков не было.

Дешт-и-Кипчак же, наоборот, в IV–V веках не знал проблем власти, Небо улыбалось ему. Он был этническим монолитом, центром культурных традиций. Там, в городе Дербенте, размещался Патриарший престол, где ваяли новый образ жизни для миллионов людей, отвергших язычество.

Если смотреть на ту эпоху с «высоты птичьего полета», то можно утверждать: на Западе шло возрождение народов бывшей Римской империи и руководили им тюрки. Пороки античного Рима не исчезли бы сами, без замены их на что-то другое, более достойные культурные ценности, например. Тюрки привлекали к себе европейцев верой в Бога и культурой.

Такое «разделение труда» конечно же не устраивало Запад. Едва почувствовав случай, греки собрали Никейский собор и в 325 году объявили о «своем» христианстве, вернее, о своей новой религии, став тем самым вторым идеологическим центром. Они сами утвердили себя на роль пастыря… То была заявка на раздел Европы.

Пожар большой войны грозил стать делом ближайшего времени.

Судьбу Византии мог решить любой неосторожный шаг, любое оброненное не к месту слово. Греки понимали это, поэтому своих проповедников направили на Ближний Восток, в Египет и в Малую Азию – подальше от Европы. Им важно было «найти» корни греческого христианства не в тюркской среде, придать им иную философскую базу, обогатить мифами. Все это требовало времени и сил. А главное – осторожности.

За христианскими проповедниками шли солдаты, византийская армия расширяла не религиозное, а политическое поле на Ближнем Востоке, превращая соседние страны в колонии. Греки жили будущим, работали на него, потому что настоящее у платящего дань зависимо и печально.

Их желание стать хозяевами своей судьбы по-человечески понятно, но оно не могло не привести к тайной дипломатии, к двойной игре, к двойным стандартам. Или – к политике интриг, которая отличала Византию с первых минут ее рождения. Император Константин, этот первый «христианский император», маску двуличия не снимал с лица, даже когда ложился спать. Его слабость духа проявилась самым неожиданным образом.

Этот основатель христианства первым же и раскаялся в нем, когда понял, что выбрал тупиковый политический путь для страны. После Никейского церковного собора и последовавшей за ним экспедиции на Ближний Восток император осознал, что совершил непоправимое . Понял последствия своего шага в противостоянии Богу! В том была заслуга его сестры, женщины набожной, открывшей брату глаза на природу Бога, она познакомила его с «гностицизмом».

Поворот в сознании императора поразил бывалых людей – «найти» на Ближнем Востоке святыни раннего христианства и отказаться от них? На такое решится не каждый. Но именно тот обман и преобразил Константина. Человек переродился, поняв простую истину, известную любому тюрку: Бога нельзя обмануть. Он видит все.

Еще вчера этот сторонник христианства отправил епископа Ария в ссылку, велел сжечь его труды, а тем, кто упомянет нечестивца, грозил казнью, теперь отказывался от своих слов. События повернулись вопреки приговору. Ария освободили, его ждало торжественное возвращение в лоно Церкви не потому, что он покаялся, отказавшись от своих взглядов на природу Христа. Нет.

Точку зрения изменил сам Константин!.. Он признал ее ошибкой.

Создатель новой религии превратился в ее разрушителя. До конца дней своих «христианский император», так зовут его энциклопедии, боролся с христианством, он не находил себе покоя – совершенный грех мучил его… В последние минуты жизни Константин решил-таки креститься, уже на смертном одре. Но в тюркскую веру! Крестился в 337 году по восточному обряду ! Из рук священника принял крест Тенгри. И умер успокоенным.

Несомненно, то был триумф алтайской духовной культуры. Она казалась чудом. Константинополь о Христе вспоминал теперь редко, у его алтаря стояли тюрки, которые понимали, что их вера сильнее. Предсмертное крещение императора сильнее утвердило ту мысль в сознании народа.

Однако бедой для Византии было даже не поругание официальной религии самим императором, а то, что общество раскололось по религиозному признаку. Это был итог, которого не ждали. В стране противостояли друг другу два лагеря – ариане, то есть сторонники епископа Ария, настроенные на объединение с Дешт-и-Кипчаком, и христиане, мечтавшие создать свою независимую империю, чтобы вести свою духовную партию. Значит, и свою политику.

Впрочем, не исключено, что не духовное противостояние, а разброд, начавшийся в обществе, обеспокоил Константина, бороться с ним император не мог. Джинн вырвался на свободу. Правителей-греков теперь отличала неуверенность, они старались сохранить лицо, как артисты при плохой режиссуре.

Понимали, новая вера беспомощна, она не творит чудес. Видимо, поэтому число христиан стремительно падало: в Константинополе счет шел на десятки – приближенные ко двору да примкнувшие к ним. Все. То был скорее фетиш, чем религия. А к 378 году в Константинополе сторонников «константиновой веры» почти не осталось, даже среди придворных… Это зафиксированный историей факт .

Отвернувшись от христианства, народ, естественно, перестал признавать и власть «христианского» императора. Надвигался хаос. Даже дети и внуки не вспоминали Константина добрым словом. Почва уходила из-под ног правителей. Все шло к тому, что страна вот-вот станет каганатом Дешт-и-Кипчака. Или развалится.

Волосок, на котором висела власть, натянулся до звона.

Грекам требовались немедленные действия, чтобы преодолеть кризис и сохранить трон. Но они ничего не смогли предпринять и уступили трон тюркам. Новый император Грациан, сын Валентиниана (того самого «белокурого» римлянина) сразу нашел ключ к спасению. Он закрутил гигантскую интригу, в сетях которой оказалась Европа, лицо Запада было сохранено. Возможно, решение ему подсказал епископ Амвросий, влияние которого при дворе с тех пор стало огромным.

Чтобы расколоть единство «греческих» тюрков, Грациан назначил августом (своим соправителем) полководца Феодосия. Иначе говоря, 19 января 379 года поделил престол с главнокомандующим армии. Причем сделал это добровольно. И с радостью.

Казалось бы, что менялось? Все.

Если помнить, кто служил в армии Византии, на каком языке говорила армия, то многое становится понятным в этом неожиданном решении императора. Получился великолепный политический ход, решивший многие проблемы. Один-единственный указ разрушил единство оппозиции. Началась война, но не против трона, а за право быть ближе к трону. Тем самым угроза от императора была отведена.

Полководец Феодосий притягивал к себе тюрков, как сильнейший магнит, это была легендарная личность, но о ней мало сказали историки. Его роль в истории Запада многократно больше той, что ему отвели, пусть и назвав Великим. Его отец, знаменитый Феодосий Старший, главнокомандующий конницы на Западе, подавив мятеж в Африке, спас Империю, но был незаслуженно обвинен и казнен. Сын, отчаянный всадник и забияка, горел желанием отомстить за отца. И тем привлекал к себе таких же молодцов, которым важны были действия, а не их итог… Они же тюрки!

...

Вопросы о корнях Феодосия, о мотивах его поступков излишни. Кипчак! Одно слово. Иного нет. И вел он себя как истинный тюрк – непредсказуемо: отдаваясь воле чувств и эмоций, нередко сожалел о содеянном. Но уже потом. То был мудрый и крайне не последовательный политик. Обещал и тут же забывал обещания.

Воистину «по делам их узнавали их».

Ни в Азии, ни в Африке, ни в Европе тюрки не меняли себя, всюду узнавалась их знакомая поступь и поведение. И в военном деле, и просто в жизни, и в умении пировать были одинаковы, чтоб от души и чтоб с шутами да с песнями. Они не любили покой, но умели слушать тишину. Не давали себе жить, всегда находили дела. Не народ, а поток, выворачивающий с корнем деревья, сметающий скалы и получающий удовольствие от собственного буйства.

По замыслу Грациана и его тайных советников, Феодосий, этот «белокурый, с орлиным носом», «являющий пример элегантности всадник», свой необузданный запал должен был вложить в Западную империю, где тогда еще не было религиозных распрей, разложивших Константинополь. Ей было суждено перейти под его власть.

Здесь, в третьей стране, конечно же много слышали и о «греческой вере», и о «тюркской», но официально продолжали религиозные традиции Древнего Рима. Правда, прежнего императора, Валентиниана I, кто-то посчитал христианином, что сомнительно, вряд ли он был таковым. Он не мог еще им быть и проявлял веротерпимость… Словом, на Западе византийцы начали искать будущее для своей Византии. Силами родственников и близких Феодосий I стал утверждать христианство в латинском обществе. Его эдикт от 380 года говорит за себя, а люди, сразу же окружившие римского епископа, лишь подтверждают сказанное. То были тюрки!

...

Сам Феодосий стал христианином случайно. Крестился в дни тяжелейшей болезни, когда все перепробовано и ничто не помогало, а жизнь не желала обрываться. Вернувшись с того света, он свято поверил во Христа, в его спасительную силу. Может быть, то был первый в мире человек, который по-настоящему принял Иисуса.

Поверил не по чьему-то приказу, как остальные, а по воле души… Это совсем другое. Вот когда история религии в Европе обрела сторонника и жизненные признаки. Тюрк дал ей право на жизнь. Звучит непривычно, но было так. Не по-другому!

Без государственной поддержки религия не прижилась бы. Римляне прежде не знали христианства, а греки даже в своей собственной стране были бессильны в его распространении. Не верили, и им не верил никто. Рим стал искоркой, перед которой раскладывали костер из сухого мха.

Феодосий и его люди пришли к вере сами. И как люди, по-настоящему преданные ей, вложили всю свою силу в утверждение понятия «христианство». У них получилось! Языческий Рим не знал теологических диспутов, захлестнувших Восточные церкви после смерти императора Константина. Он жил другой жизнью – надеждой. Был чист, как линованный лист бумаги. Вот почему Феодосий, вчера ставший христианином, устремил взор и силу на всю Западную империю, на ее непорочность, решив утвердить здесь Церковь и себя. Ему нужен был полигон для своей Истории.

Формально Римская церковь с 380 года превращалась в «греческий» филиал, она подчинялась Константинополю, который утвердил кафедру римского епископа и его епископат. Но в действительности-то все обстояло иначе: в Риме меньше всего думали о мертвой «греческой вере» и, разумеется, не желали ее воскрешения.

Да, конечно, там теперь звучало слово «христианство», и это, пожалуй, все, что связывало Римскую церковь с Греческой. Лишь одно общее слово, произносимое людьми.

...

В 381 году Феодосий решился на новый, весьма смелый шаг: приказал передать все храмы в стране в руки католических епископов. Более того, заявил об автономии своей Церкви, независимой от Константинополя. Тем он бросил первый камень в Патриарший престол Дербента, который координировал религиозную жизнь Запада.

Но это было его условие спасения христианства .

Епископы далеко не во всем поддерживали замысел императора, предчувствуя новый виток политической интриги с очень далекими последствиями. Но отказать ему не могли. Однако в том молчаливом несогласии Феодосий увидел угрозу своим замыслам и тотчас заключил договор с кипчаками. В обмен на военную службу в Империи дал им право селиться на ее территории – между Дунаем и Балканами. Мало того, переселенцев стал склонять к христианству, зная об их традиции веры в Бога Небесного.

И «варвары» охотно крестились, понимая это как условие служения Феодосию.

Они меняли веру с той же легкостью, с какой меняли имена и одежду, – ради поместий. Иного пути туда не было. Но осуждать их за измену нельзя: обряды новой и старой веры были почти одинаковы. Католическое христианство начиналось с нуля, оно, по сути, все брало у Алтая и руками Алтая. Мало кто из «новых» латинских тюрков вообще понимал, что менялось с того момента, как он становился римлянином и христианином. Все в их жизни оставалось по-прежнему. По-тюркски…

Великое переселение народов – это весна Европы. Тогда зацветали ее сады.

Благодаря мудрости императора в римскую армию пришли «варвары», она (опора императора!) крепла с каждым днем. Вместе с армией крепла и Римская церковь, народ видел ее силу. В том и был тайный секрет политика Феодосия, умевшего выигрывать многоходовые, самые запутанные партии. Он никогда не терял присутствия духа. Вера крепила его… Как отмечали историки Евнапий и Зосим, император палкой заставлял римлян принимать ненавистную им новую веру. Те противились, но перечить не смели. Это было слишком тяжелое для них бремя.

Зато объявившие себя христианами получали отличный шанс, они выходили на первые роли в государстве, им открывались пути в высшее общество… Так искусно Феодосий продолжил Великое переселение народов в Западной Европе. Он утверждал новое общество. И себя в нем. Это общество нельзя назвать ни римским, ни тюркским. Оно было христианским, католическим. Совсем другим, чем в Византии.

Феодосий приближал соплеменников, отдавал им ключевые должности и посты.

То была политика возрождающейся Империи. Политика не римлян, а все-таки тюрков, ставших европейцами . Они внедряли свою культуру – Единобожие. Тюркское слово «каталык» и идея, стоящая за ним, были близки в первую очередь пришельцам, которые католическую идею не обсуждали, сразу соглашались с ней. То была их идея. Она создавала им новую родину в благоприятной с точки зрения климата стране.

…Этих новых европейцев, разумеется, отличала не только натура, но и внешность – они были бородатыми или усатыми, светловолосыми и голубоглазыми, коренастыми, скуластыми и коротконогими. Их лица вполне узнаваемы по сохранившимся портретам и чеканным профилям. Кстати, любопытно в той связи читаются родословные римских епископов, едва ли не каждый второй из них – тюрк, выходец с Востока, о чем говорило его лицо и что подтверждала тамга. «Степная геральдика» особенная, оспорить ее очень трудно. Она консервативна и независима… С тамгой человек рождался и умирал.

Когда же оформились гербы в европейском их понимании, то «визитки» римских пап Иннокентия III, Урбана IV, Климента IV, Иоанна XXI, Николая III, Иоанна XXII, Пия II, Григория XIII и других украшала строгая тюркская символика. Драконы, равносторонние кресты, «алтайские лотосы» (их в Европе назвали лилиями), иные, хорошо узнаваемые штрихи Востока. Даже двойные треугольники – знак перемены веры.

И это не все, что говорит о прошлом католических бонз. Наличие «алтайской геральдики» христианские историки не отрицают, но и не объясняют ее, мол, появилась в Средние века, происхождение неизвестно. Ой ли? В раннем Средневековье у каждого тюркского рода была тамга – знак рода, он передавался по наследству. Герб – это европейская «тамга», в нем точно та же информация, но записанная иначе, с учетом новых культурных традиций… Новинка не была новинкой, ее происхождение, увы, хорошо известно.

...

Каталог папских гербов начинается с герба на печатях Иннокентия III, то есть с XIII века, с инквизиции . Это показательно. Тогда на Западе начали уничтожать все тюркское, была причина. Так уничтожили тамгу. Да что тамгу, инквизиторы поменяли даже одеяние римских пап, правда, поменяли слегка, чтобы дать ей новое название. Тем не менее отход от фасона прежней одежды духовенства был отмечен.

Так, стогообразный колпак (айыр), который в Средневековье отличал римских пап и алтайских камов, католики, чуть изменив, назвали тиарой (от тюркского же ти ары – «постоянно очищайся»), сохранив тот же крест и ту же форму. Тиару по-прежнему одевали в торжественных случаях, а в повседневной жизни носили отороченную мехом бархатную шапку (борик). Копию той, что была на головах тюркской знати. Только теперь называлась она у католиков «манро».

На ногах у папы всегда были не римские сандалии, а тюркские чувяки, расшитые золотом. На теле накидка раба «чекрэк капа», она напоминала о временах, когда папа именовался по-тюркски – «рабом рабов Божьих»… Но самым заметным и отличительным в одеянии папы была белая шерстяная лента на шее. Один ее конец спускали на грудь папы, другой перебрасывали ему через плечо за спину. Это – знак отличия и святости. Палий. На него нашивали равносторонние алтайские кресты из черного материала.

Палий (у греков омофор) – принадлежность высшего христианского духовенства, но прежде он назывался у них иначе, так же как у священнослужителей Алтая, которые издревле носили подобную ленту, – орарь. Слово «орарь» (буквально «ор ары») переводится «завяжи и очистись».

Надевая орарь, священнослужитель опускал его концы вниз и, прочитав молитву, перевязывался им, показывая свою духовную чистоту и святость. И латинские, и греческие священники тюркское его название так и не сменили…

...

Весьма показательно в «латинской» истории тюрков и то, что, как уже отмечалось, центром духовной жизни Феодосий выбрал не Рим, а Милан – город кипчаков (позже лангобардов), сюда перенес он свою резиденцию. Эстафету Милана приняла Равенна и ее Папская область. Здесь среди тюрков и билось сердце новой религии… Это ли не примета жизни, начинающейся тогда?

В фундамент Католической церкви закладывали самое здоровое и сильное, на чем держался Дешт-и-Кипчак. Иначе говоря, основы веры в Бога Небесного, «гностицизм». Чтобы он сросся с культурными традициями Запада, чтобы одно дополняло другое. Этим и объяснялось присутствие «докторов Церкви» при епископе Дамасии, приглашенных из Дешт-и-Кипчака, а также перевод тюркских богослужебных книг, трансформированных в Вульгату, утверждение «варварских» традиций и обрядов.

Все налицо, все было рядом.

Нарождалась ветвь христианства, лишенная мифов и предрассудков «греческой веры». Ее и задумал император Феодосий. Конечно, медленно росла она, как дерево на утесе. Долго жила в себе – крепла, собирала силы.

…Наконец, в 495 году римского епископа Геласия римляне объявили Наместником Христа. К нему, вслед за коптами, обращались по-тюркски «апа», «папа» (святой отец). Титул алтайский, он пришел в Европу через Александрию. На рубеже II–III веков так в Египте звали главу «индийских общин», то есть сторонников Единобожия. Надписи на коптских иконах сохранили это древнее слово. Оно также относилось к святым и монахам, живущим вне этого мира.

...

Одним из главных начинаний первого папы был Декрет о принимаемых и не принимаемых церковных книгах (Decretum Gelasianum de libris recipiendis et not recipiendis), им он отверг греческие мифы, которые дискредитировали христианство. Так появилась апокрифическая литература, то есть отвергнутая. Сюда вошли, например, Путешествие апостола Петра, Евангелие от Андрея, книги о детстве Христа и другие. Часть их, заметим, была откровенным плагиатом с тюркских богослужебных книг, дописанных неумелыми авторами.

Иначе говоря, Римская церковь первой выступала за чистоту теории христианства, за освобождение его от языческих традиций. Этот ее шаг отличала дерзкая смелость, все-таки Рим конфессионально подчинялся Константинополю. Греческий патриарх здесь ничего не смог изменить, то была воля папы. И Неба.

За то решение духовенство Алтая, признавшее идею католичества, вручило папе перстень с крестом и рыбой, такой же, как у верховного священнослужителя Алтая. Перстень поныне передается новому папе по наследству, он знак власти в Римской церкви. Знак католичества – союза! Это, пожалуй, самая древняя и самая дорогая реликвия Ватикана, но ее история с некоторых пор не афишируется.

...

Честь возвысить католическое христианство, сделать его религией Европы досталась папе Григорию Великому. Не тюрку, а римлянину! Он родился в 540 году, в семье сенатора, выучился на юриста, занял пост префекта (правителя) Рима, смерть отца принесла ему огромное состояние. Однако юноша не взял богатство, отдал монастырю в Монте-Кассино. И о префекте заговорили как о помешанном.

Но было совсем не так. То был гениальный политический ход, который по своим последствиям не уступал начинанию Феодосия, а, возможно, даже и превосходил его…

Надо заметить, монастыри (и традиции монашества) – особая мелодия духовной музыки, ее латиняне не слышали, она была слишком высока для них. Эти институты духа пришли на Запад вместе с Великим переселением народов, слово «аббат» у тюрков значило «около отца» (абата) … Здесь своя долгая история, она началась до новой эры на Алтае и получила продолжение на Среднем Востоке и в Индии, затем в Северной Африке, потом на Западе.

...

В Европе один из первых монастырей открыли в 381 году, сделал это епископ Амвросий, «неистовый» кипчак, служивший в Милане. Его монастырь был знаменит. Собственно, именно этот центр божественности и придавал Милану уникальность святого места. Здесь находилась колыбель теории католичества и его знаменитого монашества.

Подобного Рим не видел и не знал. Даже не догадывался. Монастыри страшили латинян, монастырская жизнь казалась им чужой, пугающей. Поэтому Церковь долго не принимала монастыри в свое лоно, и они стояли отдельно. По алтайской традиции монашеский постриг принимали лишь дети кипчаков, те, которых еще до рождения родители назначали на служение Богу. Таково правило.

Пришельцами крепло ядро Католической церкви. Хотя, конечно, путь в монастырь не был закрыт и для коренных европейцев, однако они долго избегли его. В 451 году монастыри вошли в состав Церкви, о них заговорили в Риме и в Константинополе, но заговорили скорее как о восточной экзотике. Все-таки мало кто понимал их назначение.

Именно «восточной экзотикой» оставались они. Для латинян и греков то была очередная причуда тюрков. Не более.

Однако, став христианскими, монастыри явили собой печальное зрелище, особенно в Византии, они отчаянно бедствовали, и ни о каких духовных исканиях речь там не шла. Мощнейший институт духа жил впроголодь, весь в себе. Ему не находилось места в религии, потому что не пришло время. Европа крестила язычников, силой армии и палки прививала населению вкус веры. Ей было не до монастырей.

В монастырях Дешт-и-Кипчака жизнь шла иначе, монахи там жили отшельниками, отдавая себя молитве и познанию истины. Но опять же по традиции «белой веры», на Алтае искали Божественную истину не все монахи. Были так называемые «служивые» монахи – те, кто наставлял приходивших в монастырь, кто уходил проповедовать на чужбину, – они не вели духовных исканий. Они, добывая хлеб и совершая требы, решали насущные задачи монастырских будней.

Философов же считали по пальцам одной руки, их ценили чрезвычайно. Они – золото народа, его независимый ум… Отсюда – гармония, которая отличала «белую веру», ее удивительная цельность, проявлявшаяся в том, что служба и духовный поиск жили рядом, обогащая друг друга. В алтайских монастырях выковывали тот самый стержень, который придавал религии упругость и стойкость. Отсюда, из этого мозгового центра, следили за стройностью обряда, за правильностью традиций, готовили богослужебные книги – словом, наставляли на служение Богу Небесному… То же теперь делали на Западе. Но уже для католичества.

Феодосий, возвышая Милан, знал, с чего начинается религия, где ее корни – в знании, в чистом, неиспорченном знании, в нем рождается дух.

Разве не любопытно, католики, приняв устав алтайского монашества , следовали ему. Оформил акт монах Бенедикт. Он начал с простого – с детей «новых римлян», их стали воспитывать в традициях католического христианства. Милан и аббатство с тех пор посещали очень важные тюрки – правители поместий, государственные мужи, например, хан Тотила, ставший королем Италии.

Отдать сюда сына или дочь многие считали за честь.

Уже в 530 году Бенедикт объявил о монашеском ордене, за что сам получил имя Нурсийский, позже его причислили к святым Католической церкви, настолько велик был его вклад в новую духовную культуру Запада. Правда, ныне трудно с уверенностью сказать, были ли такие монашеские ордена на Алтае. Кто знает… Возможно, это европейское начинание, оно скорее в традиции Запада, который стремился централизовать духовную жизнь, сделать ее зависимой от личности – от папы или императора. На Востоке ценили свободу, ее ставили во главу всех начинаний. Вряд ли алтайские монахи согласились бы с орденом, то есть с организацией, подвластной не Богу, а человеку …

...

Конечно, аббатства и ордена могли создать на Западе лишь те, кто знал о них, за кем стояли традиции. Но даже они, эти избранные из избранных, не чувствовали всей той мощи монастырской опоры, которая сказочно усилила потом рычаги власти христианской Церкви.

Провидцем тут был папа римский Пелагий II, тюрк и по родословной, и по духу. Он происходил из благородной семьи джентльмена, управлял Церковью без согласия Константинополя. Пелагий – это самая дорогая жемчужина для христиан и самый губительный яд для тюрков. С него началось возвышение христианства и угасание Дешт-и-Кипчака.

Конечно, он мечтал совсем не об этом, но его беседы с Григорием принесли плоды, которых ждала новая Европа. Это по совету папы префект Рима – второй человек страны! – отдал все свои деньги монахам. И, отринув сладости светской жизни, сам принял сан диакона.

После смерти папы Пелагия в 590 году его, монаха, избрали новым папой.

Приняв папскую тиару, Григорий утвердил строгий порядок в Римской церкви. Назначил экономов, повысил доход с земель, словом, дал Церкви полную независимость от государственной казны. Идеология при нем обрела свободу и закон. С той минуты Римская церковь окончательно превратилась в политическую силу. Она представляла собой некое самостоятельное государство в государстве.

Широкое поле действий открылось для нее.

Западная Европа, которая после Аттилы лежала «ничейной», выпавшей из мировой политики, привлекла взор папы. Сюда обратил он свои замыслы. То был уже игрок на политическом поле. Пусть самый слабый тогда. Но у него была цель – объединение Европы. На арену событий вышла сила, «обреченная» на успех.

В ней сошлось лучшее, что скопил античный мир: терпеливая последовательность и строгая законность. К этому добавились тюркский дух и трудолюбие. Вот он, сплав культур, весь налицо… таким он получился здесь. Главное внимание папа Григорий уделял-таки не политике, а монастырям, в них растил опору, с помощью которой надеялся подчинить и Европу, и мир.

Для укрепления авторитета Церкви он использовал монахов-бенедиктинцев, их устав и принцип абсолютного послушания. Ставку делал не на богословскую теорию, не на боевое искусство, а на подготовку «солдат», которые будут побеждать, не собираясь в полки. И не под звуки походных барабанов. Там в оружие превращали Слово. Готовили агентов влияния.

То были солдаты нового типа, их учили сеять идеи в сознание противника, чтобы он сам, своими руками разрушал себя и когда-то созданное им. Для этого разработали арсенал приемов, их шлифовкой занимаются до сих пор. Это никогда не ржавеющее оружие Запада.

Римским христианам было где и на чем испытать его и себя. К тому времени иные поместья, выросшие на землях Западной империи, переросли в мини-государства, бахвалившиеся друг перед другом карликовыми армиями и карликовой независимостью. Княжества люто враждовали. Их вражда и влекла папу Григория, он понимал: люди, уставшие от карликовых баталий и войн, будут слушать его и монахов, нужно лишь найти подходящие слова. Все-таки это тюрки, которые долго никогда не враждуют. Не хватает терпения.

И папа стал готовить вторжение своих «солдат». Рождался новый вид завоевания – словом Божиим . О подобном не мечтали самые искусные покорители народов. Такого не было нигде. Никто в мире не владел этим страшным оружием, только папы римские, внешне очень миролюбивые люди.

Папа Григорий отправил легата (посланника) к королю Испании, повел диалог с воинственной Брунгильдой – правительницей Австразии (нынешняя Франция, часть Швейцарии, Германии, Австрии). Он атаковал, зная, что их вражда – вражда тюрков, погрязших в обычных семейных ссорах.

Сын короля Испании, арианин, пожелал вступить в брак с дочерью Брунгильды, принявшей католичество. Это и было причиной ссоры двух правящих дворов. В Толедо красавица невеста перенесла унижения и кровавые побои, которые ей устроила будущая свекровь, ее голой бросали в пруд, но веры она не сменила. Лишь обрела ореол мученицы. Уступил жених, позже названный святым Римской церкви, он принял католичество и женился вопреки воле родителей. И тем сделался лютым врагом своего отца, который казнил юношу в цитадели… Завязывалась интрига, достойная пера Шекспира. Но Испания вскоре стала-таки католической, через посредство брата казненного, которому, по тюркскому обычаю, досталась вдова… Число монахов в Испании при правителе-католике сразу выросло.

Вся Западная Европа лежала в поле зрения папы римского. Он, как тигр, замечал добычу всегда чуть раньше, чем она замечала его. Монахи доносили о любом конфликте, о любом происшествии. Папа знал все, но в центр своего интереса он поставил северных соседей Италии – лангобардов.

Кто такие лангобарды? «Германцы», заселившие бассейн реки По, не раз осаждавшие Рим, словом, тюркская орда. О ней известно не так уж и мало. Пришли с Алтая, под знаменами Аттилы. Среди бумаг, случайно уцелевших в архивах Европы, есть документы лангобардов, написаны тюркскими рунами и по-тюркски.

Куда исчезли другие свидетельства? И сами лангобарды? Это глубокая тайна европейской истории.

Но сохранились, скажем, Акты Кремоны, где приведены итоги некой «переписи» лангобардов, по тем спискам можно судить об их именах. Став католиками, люди брали себе римские имена и сохраняли тюркские. А главное, подчеркивали, что живут они по законам лангобардов . Не Церкви. Имена получились двойными, как и жизнь. В Актах, например, встречается имя Petrus Oprandi. Первое четко переводится с латыни, второе столь же четко с древнетюркского : оprandi означает «обносок».

«Лангобард» на Западе выводят от слов «длинная борода» или «боевая секира с длинной рукояткой» (lange barthen). Это грубая натяжка… Как давно замечено, «готовность подчиняться авторитетам» превращает самую сомнительную гипотезу в непререкаемую догму, что и случилось. А между тем в основе названия два древних тюркских слова «лунг» (дракон) и «барс». Потому что во главе лангобардов стояли ханы из царских родов Нагов (Дракона) и Барсов, их знаки и несла на знаменах орда.

Лангобардов увлекала соколиная охота, они привели на луга Венецианской провинции табуны лошадей, о чем писал Павел Диакон. И никогда не допускали итальянских епископов к участию в своих законодательных собраниях… Разве то не факты для размышлений?

Тайна лангобардов окончательно перестает быть тайной, когда узнаешь о деяниях папы Григория Великого и Римской церкви. То был, пожалуй, первый трофей католиков, их добыча в идеологической войне. Они проглотили орду, а она не заметила как. Это событие заслуживает внимания.

…В 592 году, заключив мир с лангобардами, Григорий объявил Римскую церковь Тюркской церковью, а себя – ее настоятелем. Был такой малоизвестный эпизод в истории христианства, настоящий трюк. Папа выучил тюркский язык (греческого он не знал), за что его прозвали Двоесловом. И началась война, в которой молчали трубы. И коней не забирали из табунов. Папа сам, с посохом в руке пришел к лангобардам, он был в накидке раба – капе и до земли поклонился. На посохе сиял равносторонний крест Алтая, это сразу отметили все. Стоя на коленях, папа назвал себя «слугой слуг Божьих», то есть их слугой.

Попросил приюта и помощи. Вот, собственно, и все.

Он знал, к кому обращался – к хану Агилульфу, жена которого красавица Теодолинда была католичкой. Их семья долго испытывала трудности с наследником, и христианское крещение, совершенное по совету папы, помогло женщине избавиться от тревожащих проблем. Новорожденного сына, естественно, желали ввести в жизнь по обряду католической веры. Приход папы Григория, будто случайно, совпал с крещением малыша.

Потом к лангобардам потянулись монахи-бенедиктинцы, они проникли в храмы – к самым святыням. Ведь папа Григорий, не уставая, повторял, что он «епископ не римлян, но лангобардов». Доверчивые тюрки, привыкшие видеть врага с оружием, на коне, кроме этих слов, ничего другого и не желали слышать. Они, решив, что в войне с римлянами победа на их стороне, радуясь, принимали вторичное крещение, а с ним католичество (союзничество!). Как ответный шаг. Если бы…

...

Так же папа Григорий завоевал англичан, и они тогда еще говорили на тюркском языке. К ним он сам не пошел, а отправил монахов-бенедиктинцев во главе с Августином, который стал архиепископом Кентерберийским. Папа велел наладить церковную жизнь, но сделать это с тактом и уважением к обычаям местных тюрков, чтобы без малейших признаков насилия. И там союзницей католиков стала жена хана… Это своя, отдельная история.

В идеологической войне католики побеждали не силой, а словом, вниманием и заботой. На идее католичества взрастала Англиканская церковь , теологически связанная с Римом, будущая его соперница. Говоря о мире, дружбе, монахи-бенедиктинцы склоняли собратьев-тюрков к христианству, а значит, к признанию власти папы. Пусть формальному. По крайней мере, не отрицанию ее. Церковь находила лучшие слова, самые правильные и задушевные, в них звучал призыв к согласию и братству. Ее речи лились сладкой, чуть хмелящей рекой.

В условиях всеобщей вражды, которая охватила поместья джентльменов, слова о мире звучали особенно привлекательно. Все было учтено до мелочей.

И название орден монахам подходило, по-тюркски это «данный сверху». Мол, от Бога мы, братья, пришли с миром к вам. У тюрков отношение к друзьям и братьям всегда было открытым. Так случилось и на этот раз.

«Слуга слуг Божьих» (Servus servorum Dei) с помощью монахов превращался в «величайшего из слуг Божьих», а это уже совсем другой смысл. Средневековая латынь позволяла находить и объяснять новые значения иных слов и выражений папы…

Создав монашеские ордена, Римская церковь получила преданных до фанатизма «солдат», тихих покорителей Европы, они редко убивали, чаще травили. И никогда не повышали голос. Ворота городов и двери домов открывались перед ними сами. Ловцы человеческих душ, они мастерски освоили ремесло ловли… Нигде, ни в одной Церкви подобного не знали, монахи там играли совсем иную роль… Тихо наступал на Западе рассвет христианства. Как свет после затмения. Новое солнце озаряло мрак.

Католики творчески перерабатывали обряды кипчаков. Скажем, ритуальное пение, чуть изменив, назвали «григорианским», в честь папы Григория, который ввел его в христианский обряд. Тюркская та традиция или нет? Вопрос не для спора. В I веке царь Канишка знакомил с нею Восток, а еще раньше это делали его предшественники.

Христиане взяли приемы музыкальной записи – «крюки» (по-тюркски «кёрк» – «образ, изображение»), их потом переделали в ноты. Молитвенные распевы – акафисты, ирмосы, кондаки – были языком религии кипчаков, католики добавили к ним европейские нотки, иначе говоря, осовременили их. И получилось то, что требовалось. Очень похожее, но не то!.. Европа брала свое, ей причитающееся.

Под церковное пение голыми руками побеждали кипчаков-европейцев. Побеждали без боя и атак. Словами. Число христиан росло. Однако главным было, конечно, не это.

Католичество достойно демонстрировало себя. Смолкли междоусобицы, мир пришел в Западную Европу, признавшую власть Римской церкви. Папа Григорий покорял души людей без остатка, то был умнейший человек эпохи, на которого работали величайшие умы. В его свите состояли египтяне, кипчаки, сами римляне, они делали очень трудное и важное дело – утверждали мир, создавали веру, которая рукою Рима собирала народы в единую христианскую семью.

Сила католичества изначально была в интеллекте, в знании, в умении говорить и обещать, давать надежду. В том заслуга императора Феодосия, который с первых дней дал Западу то, что отсутствовало в Греческой церкви , – идею «невоенной войны». Самую до сих пор лучшую схему покорения мира. Через союзничество. Через католичество!

Связь между «вчера» и «сегодня» в Римской церкви не прерывалась, что тоже в традиции Алтая. Там хорошо знают всю историю, правда, не говорят о ней целиком. Знают, например, о том, что епископ Дионисий Экзигет, «тюркский аббат», написал «Апостольские правила» – устав, по которому живет Римская церковь, collectio Dionysiana. Знают и то, что он составил для католиков календарь, тот самый, на котором ныне XXI век, его ввели в 532 году, во времена папства Бонифация II, тоже чистокровного кипчака по происхождению и мыслям.

...

В Европе при папе Григории время отмеряли со дня основания Рима. Тюрки же поменяли и это.

В том календаре была одна примечательная деталь, выдававшая познания автором обычаев Востока. Время в нем отсчитывали по алтайской традиции, то есть не со дня рождения Христа, как принято ныне думать, а со дня воплощения в нем святости. Это не одно и то же. Воплощение свершается до восьмилетнего возраста ребенка (среди детей северные буддисты, например, ищут будущего будду).

...

…На благо католической идее работал и другой кипчак – историк Иордан, в 551 году написавший книгу «Гетика», где рассказал о народах новой Европы, к сожалению, многое там написано в угоду Церкви – слишком нелогично. Но… эта человеческая слабость придала сияние автору. Время было такое: кипчаки открывали Христа, их христианство открывало власть над народами, поэтому искажения – знак той эпохи. Все зависело от искренности и старания.

Скажем, лангобарды, став итальянцами, в душе презирали римлян. Показателен их «Свод законов» 643 года, текст сообщает, что коренных римлян они по-прежнему считают своими рабами. И тем не менее они признали христианство, стали католиками, признали римское право, но только подчиненным тюркским адатам. Такие они. В том и состояла немыслимая коллизия Средневековья – столкновение культур, ибо «гордость не умеет прятаться», сказал великий Бэкон.

И она не пряталась. Тюркский дух жил, за католичество он стоял насмерть.

Успехи Римской церкви, подобно лунному свету, не давали тепла и ничему не учили остальных христиан. Институт религии развивался лишь в Западной Европе. Греческая церковь, господствовавшая в христианском мире, господствовала скорее по инерции, заданной Константином. Жила, не подозревая, что из наслаждений рождается печаль. Византию влекли имперские заботы, она мечтала христианизировать Иран и весь Ближний Восток, чтобы утвердить там себя.

Что-то из намеченного плана ей удавалось.

Она, увлеченная колонизаторством, не заметила, как затупился ее меч, как рычаги политики стали ускользать. Сытые пальцы быстро слабеют… Рим подчинял себе Западную Европу, Иран успешно отражал атаки Византии, а у греков не находилось сил повлиять на эти нежелательные им события. Они, увлеченные насущными заботами дня, выдыхались. Шаткость положения мирового христианского лидера ощущалась во всем.

Беда состояла в том, что, начав колонизацию Ближнего Востока, он не просчитал последствий. Словно муха, попал в мед. Бросился в политику с закрытыми глазами. Достигая цели, не достигал результата.

Не понимая сути религии, тонкости ее воздействия, Византия к интеллектуалам относилась скептически, великих умов не растила. Ученых-монахов истязала, морила голодом и нищетой, порой уничтожала физически, видя в них конкурентов Церкви. Даже календарь, по которому рассчитывали день Пасхи, главный христианский праздник, Греческая церковь по невежеству своему не осилила и передала его на откуп Египетской церкви, ее ученым, издавна отличавшимся глубокими знаниями.

...

Возможно, там, в Александрии, византийцы хотели бы иметь подвластный им научный центр, свой «Дербент». Или «Милан». Возможно, и иное, но о своей школе Византия не думала, ее властные умы куда больше занимали заботы чрева. Ей было не до интеллектуальных исканий. Странное дело… может быть, невежество связано с тем, что византийские правители не были царских кровей? На все бывают причины, порой самые неожиданные.

Так, уже упоминавшийся патриарх Макарий, говоря о греческих правителях, что они «отдавали верующих во власть врагов веры», особо подчеркивал их родословную: «погонщики ослов и конопатчики кораблей и т. п., происходившие не из царского дома и не из царского рода»… Что могут знать простолюдины? Что могут они дать стране? Только сегодняшний день.

Однако факт фактом, деление Церкви на Римскую и Греческую начал Феодосий I, потому что первым понял: разделение неминуемо, ибо термин «христианство» каждая страна понимала по-своему, каждая вкладывала в понятие о вере свой смысл, свою идеологию, чтобы видеть себя (свой народ) первой среди других.

Это – важный посыл, он дает ключ к объяснению многого в истории народов.

В нем причина деления христианства на национальные Церкви – деление, которое всегда пряталось за ширмой теологического несогласия. Пусть не с общим, с частным, с отдельными словами и смыслами учения о Христе. Зная, что сын человеческий без греха не бывает, политики находили повод для спора. И добивались своего. Так было всегда и так будет всегда.

Вот почему ныне существуют десятки христианских Церквей, сотни сект, все они руководствуются Библией, но читают ее иначе. Каждая по-своему. Человеческий фактор в поиске истины определяющий, желание людей здесь главное.

Бог для всех един, но люди, почитающие его, разные.

Мысль о своей собственной Церкви, что проснулась в сознании прибывшего в Рим императора Феодосия, естественно, тайно вынашивали и на Ближнем Востоке. Не могли не вынашивать, потому что и он стал колонией греческих христиан. По сути, повторялась история Западной империи, попавшей в зависимость от Восточной.

Обиженные египтяне, ставшие подневольными своих же единоверцев, наверняка думали о свободе… И это не пустая догадка. Появление в VII веке ислама – новой ветви Единобожия! – дает основания так полагать. Ислам не мог появиться случайно и из ничего. На Ближнем Востоке все-таки жили не язычники, не невежды. И новая религия не была новой, в Европе ее поначалу называли просто «египетской ересью», христианской сектой.

Выходит, у ислама была та же политическая предыстория, что у католичества. Он ветвь алтайской духовной культуры, которая проросла из недр христианской колонии. С той лишь разницей, что на Ближнем Востоке, все развивалось иначе, чем в Риме, потому что там до прихода колонизаторов вера уже была – не христианство, а арианство , или монофизитство , которое и желала подчинить себе Византия.

С приходом греков люди Нила, естественно, не смирились с потерей свободы, они знали Единобожие. И если отбросить мифологическое обрамление, свойственное любой религии, то выходит, что египтяне по примеру римлян развили теорию Единобожия до нового уровня – до уровня своего учения? То есть ислама? Это вполне естественно и даже обязательно в той политической обстановке, в которой они оказались.

Вспомним слово, с которого начинался ислам, оно первое, что услышал пророк Мухаммед: «Читай». Он ответил: «Я не могу читать». Всемилостливый Аллах повторил: «Читай»… А ведь читают, как известно, только то, что написано. И Великий Аллах лучше нас знал о том! Поэтому он и сказал «Читай» – первое слово ислама…

Восток Средиземноморья еще в начале Великого переселения народов проникся учением о Боге Небесном и Его «чистой Церкви», так говорили египтяне о тюркской вере, о ее книгах. Христа за бога там не приняли, его божественную суть отвергли вместе с императором Константином, из-за чего и начался конфликт с греческими христианами, роль которых в Византии резко усилилась, особенно после новаций Феодосия I.

Уже к 397 году христиане взяли в свои руки константинопольский алтарь: тогда по воле императора был избран патриархом Иоанн Златоуст, выходец из Сирии, он отличался от греков и образованием, и искренностью веры. Его литературные труды признаны образцом христианской классики, они удивляют тонким знанием учения о Боге Небесном и обрядах служения Ему, наводят на мысль о связях автора с Алтаем и всем тюркским миром. Иоанн Златоуст был образцом интеллекта и совести. Естественно, такой тонкий человек не прижился в обществе «выродившихся христиан».

Архиепископа выгнали за правильность поведения. Константинопольских честолюбцев не остановили ни его святость, ни заслуги. Их раздражали «высокие достоинства чужеземца» и даже его знатное происхождение. Византии не нужны были его знания, как и он сам. Константинополь, господствуя на Средиземноморье, доказывал свою правду. Доказывал, не понимая, что уступают силе, а покоряются разуму. Вот так и проигрывал он, выигрывая боевые сражения.

Действительно, военные победы ослабляли Константинополь, отталкивали другие народы от христианства. В колониях Византии образ грека-христианина становился неприятным. То было воплощение чванства, которое отличает колонизатора.

...

На идейном поле Восточного Средиземноморья с IV века, то есть со времен правления Константина, зрел кризис. Это щедрое поле лежало пустым. Оно ждало пахаря и всходов. Принявшие Единобожие, противясь греческому христианству, назвали его «религией второго сорта для простонародья»… Что-то новое должно было появиться здесь.

А греки усиливали и усиливали давление. В 391 году сожгли Александрийскую библиотеку с бесценными античными рукописями, но так и не сломили оппонентов. Не доказали превосходство над египтянами, чем умело воспользовалась Коптская церковь, ее интеллект и духовный багаж превосходили византийский. Тот ее шаг и есть первый шаг к исламу – к религии свободы.

...

Лишь в теологических диспутах египтяне имели шанс взять реванш за военные поражения, иного оружия у них не было. Только разумом, покоряющим народы, дающим ключи от мира. И копты начали расшатывать корабль христианства, который и так очень неуверенно держался на воде. Завязался тугой клубок политических страстей, узелками обозначивший болевые точки Евразии.

Одна точка была в христианстве – Рим против Константинополя. Вторая около христианства – Константинополь против арианской Александрии. Здесь вызревали эпицентры будущих потрясений. И там, и там расстановка сил складывалась не в пользу греков, их положение выглядело уязвимым. Случись Александрии и Риму объединить интеллектуальные усилия, Византия потеряла бы величие уже в V веке. Ее просто стерли бы с лица земли.

Но беда не сблизила, политики были увлечены собой и своими целями.

Силы собирались немалые, и действовали они врозь. Потому что боролись не за чистоту веры, а за сиюминутную цель – за право присвоить себе монополию на Божественную Истину. Позже католики и мусульмане объединятся для борьбы против Византии, им потребуются века, чтобы созреть для такого союза. Тогда же, в IV веке, вкусив дары Великого переселения народов, три региона бывшей Римской империи возмечтали обладать тюркской духовной традицией, чтобы ее силой подчинять остальных. Им хотелось командовать, для этого и требовалось христианство. Политики смотрели на него только как на инструмент власти.

Быть лидером – отличительная черта Запада, там любили решать судьбу других.

Дешт-и-Кипчак в тех событиях не участвовал, потому что тот, кому платят дань, – хозяин. Он не претендует на место приказчика в своей же конторе. Однако его присутствие в геополитике ощущалось во всем: он же причина начавшихся в мире перемен. Исход части тюрков в Рим, в Византию, на Ближний Восток не мог не отразиться на событиях. Все-таки уходили люди: молодые, полные сил, надежд, стремлений, а с ними уходили опыт и знания, которые шлифовались на чужбине, – враг ковал оружие против тюрков из тюркского же металла… Это вопиющая реальность средневековой эпохи, она утверждалась медленно. Но верно.

Великое переселение народов уже с IV века явно шло в ущерб Алтаю.

Византию беспокоило упрочение католического Рима. И в самом начале V века философ Синесий, будущий епископ Птолемаиды, представил императору доклад «Oratio de regno» («Речь о царстве»), где рисовались ужасы для страны, «чья армия целиком состоит из варваров». Он выдвигал мысль о национальной милиции, о привлечении в нее отрядов от всех народов Византии. Это было началом христианского возрождения. И началом же атаки на «варваров» с их нехристианской религией.

...

Исподтишка готовили удар по престижу «греческих» тюрков.

Император Аркадий принял мысль Церкви, но понял ее иначе: он устроил «резню варваров», так назвали то событие, которое всколыхнуло Византию. Бойня развернулась в Константинополе и своим сценарием повторила те, что не раз случались в Риме. Проще говоря, греки, как могли, стравливали тюрков, а потом казнили их десятками и сотнями за нарушение закона.

Ответом был бунт, слепой и безумный, попытка государственного переворота не удалась, захватить Константинополь в июле 400 года восставшие не смогли. Начались волнения в колониях. «Одну из арианских церквей, где собрались искавшие убежища варвары с семьями, озверевшие горожане сожгли вместе со всеми, кто там находился», – писал о тех событиях очевидец.

Крови пролилось много, но мало что дала она. Религия не утверждалась!

В отличие от католиков, греки искали обострений в обществе. Не мешкая шли на них. В действиях эллинов не было римской мягкости и дипломатичности. Им было важно обвинить «варваров» в арианстве, чтобы ненависть этническую, которая жила в Византии со дня прихода сюда первого тюрка, приумножить религиозным отвращением.

Враги Единобожия дружно собирались под знамена греческого христианства, они не скрывали себя, не прятались. Противостояние нарастало. Нужна была лишь искра. И она вспыхнула в 428 году. Тогда константинопольским архиепископом стал Несторий из Германикии, человек не греческих корней. Его редкое ораторское искусство обратило на себя внимание сразу, этот новый в Константинополе человек пообещал императору ключи от Неба. И не только это. «Подчините мне еретиков, – заявил он, – и я подчиню вам персов». Но что он вкладывал в слово «еретик», никто не знал.

...

Несторий знал, что хотят слышать от него греки, но начинал он не гражданскую войну, он стремился к миру. Худому, но миру. Желал увлечь людей диспутами, в которых был силен, призывал мечи обменять на слова. И словами сражаться. Но теологические тропинки оказались слишком скользкими и узкими. У христиан не было общепринятой философии, не было учения, разногласия в теологии чувствовались даже в общеизвестных текстах. Христиане не понимали друг друга. Это и выявилось на открывшихся диспутах.

Например, как называть мать Христа? Богородицей или Христородицей?

С точки зрения христиан, вопрос принципиальный. Богородицы быть не могло, «ибо Мария – человек, а от человека богу родиться не можно». А кто же тогда? Несторий в ответах избегал определенности, прибегая к аргументам, которые едва уклоняли его от ереси, зато возбуждали разгоряченную толпу. Ему прощали многое в надежде приобрести многочисленных союзников в лице тюрков, живущих в Иране.

Но в противоречиях все-таки что-то рождалось, по крайней мере, греки задумались о собственной теории религии. В их действиях наметился новый шаг, но они вновь делали ставку на проигрышную карту… Хотя кто знает? К тому шагу их могли подтолкнуть египтяне, славившиеся закулисной дипломатией.

Словом, в 431 году по инициативе византийского императора собрали Эфесский церковный собор, чтобы принять постулаты христианства , то есть его вероисповедную опору – источник высшей истины. Однако тут же выяснилось, что обсуждать предлагали не теорию, а вопрос – греческой или египетской быть вере? Этот вопрос и маскировали политики теологическим пустословием.

Рим играл на соборе роль «третьего радующегося», любой исход событий ему был выгоден. Он ни во что не вмешивался, молча смотрел, как политики в рясах дрались за власть на Средиземном море. Папа прекрасно понимал, Византия заявляла свои права на наследие Римской империи. Католики не препятствовали, им хватало Западной Европы, на которую никто, кроме них, тогда не претендовал.

Однако дележ Средиземноморья каждая противоборствующая сторона понимала по-своему. Египтяне желали победить в богословской дискуссии, чтобы, став религиозным лидером, колонизировать Византию. «На все воля Неба», – говорили они. Их противники думали по-другому… Дискуссия разгоралась, стороны подлили масло в огонь задолго до собора.

Повод для спора нашли в словах константинопольского архиепископа Нестория, предложившего Богородицу назвать Христородицей. Здравый смысл в его предложении был. Он, Несторий, глубоко верующий, все-таки человек Востока, искал путь к Богу, нес подвиг смиренномудрия. Его беда состояла в ином: он был на поводке у светской власти, которой подчинялась Греческая церковь. Она первой и предала патриарха, завидев слабость его позиции на соборе.

Власть действительно не интересовало богословие, ей важно было возвысить свою Церковь, а с ней Византию. Как? Не важно.

Город Эфес выбрал для собора император Феодосий II, внук Феодосия Великого, тоже преданный христианству тюрк. Город связывали с Богородицей, с годами ее земной жизни. Почему? Не ответит никто, эллины любили «чудеса», были падки на них, сами и придумывали, и верили. Видимо, они желали стать избранниками Божьими – народом, среди которого Богородица провела последние годы. Вот почему им важен был собор именно в Эфесе, здесь желали праздновать победу.

Египетские епископы выстраивали позицию иначе, они знали традиции алтайской веры, знали о почитании Умай и хотели перенести ее образ в христианство, представив Богородицей, что в целом повторяло ход новаций императора Константина. В пантеоне христианства, по их мнению, Умай встала бы второй в ряду после Бога Отца. Не Христос, она, Мать. Оригинальная мысль, но как к ней подвести остальных?

Рождалась идея Троицы…

В культуре Алтая Умай – женское земное начало, она не богиня и не супруга Тенгри. Через Умай Тенгри проявлял свое божественное милосердие: посылал людям урожаи, благополучие, достаток. Поэтому тюрки изображали ее с младенцем на руках, то есть с даром Бога Небесного. Над младенцем сиял нимб и Его знак – равносторонний крест. Изображения Умай археологи не раз находили на алтайских памятниках. Издревле о ней рассказывают легенды. Это явление, причем масштабное, в культуре тюрков.

...

Образ тюркской святыни очень подходил для спора «Богородица – Христородица» и был, по мысли египтян, тайным смыслом начинавшегося собора. Вроде бы обсуждали бессмысленность, памятуя о вечности Бога, но спорили-то о Христе, о его месте в религии. Потому что, если ввести в христианский пантеон Умай, сын отодвигался бы на третье место и идеология Византии теряла бы все. Ее шаткая концепция «бог-человек» рушилась или заменялась другой.

Очень подготовленными были египтяне, начиная теологический спор, названный потом «несторианским»… Кстати, он не окончен поныне, правда, в литературе этот важнейший богословский диалог низведен до примитивного уровня, как и дискуссия об «арианстве». Главенствует «греческая» точка зрения. Тюркский компонент спора вообще изъят.

А будет ли правый в споре, который не рождает Истину? В споре с самим собой?..

Египтян в Эфес привел александрийский епископ Кирилл. «Надо не мудрствовать, а просто верить», – любил говорить он. На сторону Кирилла встал римский епископ, который мечтал ослабить Константинополь, понимая, что пересмотр церковного учения – это пересмотр политики. «Чей Бог, того власть», – витало в воздухе Эфеса и отзывалось эхом после каждого выступления.

Но духовного спора не получилось, глубокие знания Кирилла оценили сразу. Его страстная речь вызвала растерянность у византийского духовенства. Оратору хватило двух ударных фраз, чтобы погубить Нестория, запальчивость которого здесь сослужила ему плохую службу. Сначала Кирилл осторожно назвал легкомыслием «говорить, что тот, кто прежде всех веков пребывает с Отцом, еще имеет нужду родиться, чтобы начать бытие». И потом резко добавил, что акт соединения естеств надо представлять «не так, что прежде от Девы родился человек, а после на него сошло Слово, а так, что Слово, соединившись с плотью в утробе матери, усвоило себе плоть, с которой родилось»… Возразить было нечем и некому. Все смолкли в изумлении, услышав такое.

В сущности он говорил о том же, что и его противник Несторий, разница была в неуловимых оттенках и донельзя запутанной терминологии. Так рождалась христианская философия – слова, уложенные в замысловатые узоры, отличали ее уже тогда.

Искать здесь смысл нельзя. Главное – не возражать… «а просто верить».

Спорный вопрос на соборе уладили в тот же день: никто не сказал лучше Кирилла. Самодовольные епископы разошлись на покой, разуметь и осмысливать заключительную фразу собора, а она звучала еще витиеватее: «два естества – Божеское и человеческое – соединены во Христе нераздельно и неслиянно». Как это?

Если два начала соединены в третьем, то, значит, это третье состоит из двух начал. Или – нет? Слово «соединение» подразумевает две составляющие… Кроме того, рождение есть именно начало! Или тоже нет? Множество вопросов оставил собор. Например, никто не знал, как быть тогда с Рождеством Христа? С большим христианским праздником, который приходился на 6 января?

Лишь проиграв египтянам, греки почувствовали неладное. Речь шла об их религии, значит, об их политике, и им стало не до красивых фраз. Маски были сброшены. Началась ссора. Взаимные оскорбления переросли в откровенную драку, в рукопашную вмешались солдаты, которые растаскивали дерущихся епископов, словно лихих уличных парней.

Волнения перекинулись на Константинополь, пожар восстания зардел в арианском гарнизоне столицы. И тогда Феодосий II решил покончить с истоком смуты. «Пусть Несторий прав, – заявил он. – Но это он поднял народ, с которым нет сладу. При умном дворе не может иметь успеха человек, который создает в народе настроение, опасное для трона». Византийское духовенство, втайне недовольное тем, что в его среду проник образованный чужеземец, с радостью поддержало решение императора.

Нестория, честнейшего человека, заставили отречься от патриаршего сана и после добровольного отречения отправили в монастырь, а затем в ссылку, где он скончался, не пережив унижения, голод и страшные физические мучения, которым греки подвергли его. «Бог покарал патриарха», – говорили византийцы. Но было ли то карой?

Кровью утверждали христианские постулаты. Братского согласия, о коем так много говорят западные историки, документы не фиксируют. С холодных уст политиков приходили и уходили иные «богоугодные» истины. Решения тех же Вселенских соборов иначе как политическими, сиюминутными не назовешь. Не на вечность работали они.

…Египтяне выиграли тогда духовный спор, а не Средиземноморье. И тем более не место в христианстве. Вкусив победу, они стали готовить новое сражение, чтобы развить «теологический» успех. Видимо, Дербент позволил им осмыслить и понятие о Троице, о трех ликах Бога Небесного. Эти новые знания упрочили позицию египтян.

«Единый в трех лицах», – говорили тюрки о Тенгри, имея в виду совсем иное, чем нынешние христиане. На Алтае знали сразу три Его состояния: Бог созерцающий, Бог защищающий и Бог карающий. Един в трех лицах, это так. Потому что Небо над каждым человеком одно – Бог действительно один для всех, но для каждого Он разный. Поэтому и дает каждому разной мерой, но ровно столько, сколько заслужил человек. Люди же по-разному ведут себя.

Египтяне, упростив глубину философского образа, решили ввести в христианство Троицу, чтобы продолжить спор о природе Христа. В 449 году они созвали новый Эфесский собор, который вошел в историю как «Разбойничий», но он не удался. Не было того изящества мысли. Обвинения в ереси звучали грубо и служили лишь предлогом для устранения византийского первосвященника Флавиана. Требуя осудить его, египтяне не представили надежного обвинения, и, видя, что их слова только сотрясают воздух, они призвали на помощь мирян. Толпа ворвалась в зал с палками и начала исправлять «положение». За оскорбления, якобы нанесенные Христу, Александрийский патриарх под прикрытием мирян «осыпал константинопольского собрата руганью, бил его по щекам, колотил кулаками и топтал ногами».

...

Новая «дискуссия» показала не только горячность епископов…

Слуги Церкви не заметили, как стали игрушками политиков. Иначе чем объяснить, что «соборные отцы» подписали чистый лист папируса, где должен появиться еще один постулат христианской веры? Кто противился, того снова били и кололи иголками. И – появилось-таки решение Второго Эфесского собора, угодное египтянам. Его, правда, быстро отменили: в богословскую дискуссию вмешался император, он и расставил недостающие точки в диалоге богословов. Но то отдельная история.

Политики на Вселенских соборах всегда решали свои задачи, иного для них не существовало. На то они и политики.

…Лишь в 451 году христиане приняли Троицу, но не ту, что была у тюрков, и не ту, что стала у них потом. Сначала получилась «двоица», Византия настояла на ней, было это уже на соборе в городе Халкидоне, там положили конец «христологическим спорам». Константинополь понял: христиане Египта, Сирии, Палестины спорят не о Христе, а о свободе от Христа. Их споры ведут к разложению Византийской империи, потому что церковное инакомыслие – это всегда скрытый сепаратизм. Богословские дискуссии были политикой колонизированного Ближнего Востока, что и дало повод императору Маркиану подвести итог собору: «Никто, какого бы звания и состояния ни был, больше не смеет заводить о вере публичные споры».

В силе его голоса кричала слабость духа… Но ему безропотно подчинились. И стали «просто верить».

На том противоборство Константинополя и Александрии кончилось, больше никто, кроме Рима, не занимался духовными исканиями в теории христианства, однако католики не афишировали свои поиски, они тихо создавали свою Церковь. Их устроило, что Египет сошел с политической арены. Они знали, на берегах Нила и Евфрата поговаривают о новой религии – об исламе, который придет на смену греческому христианству.

Еще не родился пророк Мухаммед, но рождалась идея, которую ему нести…

Теологические дискуссии после Халкидонского собора ушли в прошлое, Церковь теперь выводила от «греческих корней» всю историю Европы, всю историю религии, едва ли не каждое свое слово и не каждый свой обряд. Христианство стало истиной, символом непогрешимости… По крайней мере, в своих собственных глазах.

Однако остались вопросы, которые лежали и лежат вне поля зрения христиан, они выходят за рамки религии. Например, на каком языке общались на церковных соборах? И случайно ли, что едва не все, теперь известные, ранние документы Церкви написаны на древнегреческом языке? Их, этих документов, на самом деле вообще быть не могло, даже теоретически, потому как никто этого языка не знал. Не пользовался им!

Греки знали латынь – язык Римской империи, она была для них родным языком, по крайней мере, пять-шесть веков. На латыни говорил Константин и весь официальный Константинополь. Вплоть до VI века продолжалось так. Впрочем, бытует мнение, мол, ранние документы христианства написаны по-арамейски, потом переведены на греческий язык. Но и тут соглашаться не с чем. Это слишком легковесное заявление.

...

Гипотетические арамейские тексты никто и никогда не видел. Это очередной миф, который живет в веках. Зато науке достоверно известно другое: на греческом языке в то время говорили в двух-трех городках Средиземноморья. И все. Да и то там был свой, особенный диалект, в котором «египетских» слов едва ли не больше, чем греческих.

Способ общения, то есть язык ранних христиан , – важный вопрос не столько для религии, сколько для осознания культуры того времени. Действительно, как понимали египтяне греков, сирийцы римлян? «Александрийский диалект греческого языка», на котором якобы шло общение, имел мало общего с греческим. А язык «новозаветный» отличался даже от «александрийского диалекта»… На каком же языке они разговаривали?!

...

Если греческого языка не знали греки, как спорили епископы?

Ответы есть, но замаскированные, как мины на полях войны. На них подрывались и сами «минеры», то есть христиане, запутавшие историю, чтобы скрыть тюркское начало своей религии. А из других источников известно, что в V веке, то есть во времена Халкидонского собора, в Византии официально звучавшую латынь начал вытеснять «греко-варварский» язык (название утвердилось с VI века). Инициатива принадлежала императору Юстиниану.

Переход от «греческой латыни» к греко-варварскому языку проходил болезненно, о чем рассказал Э. Гиббон в своем знаменитом труде… Надо ли пояснять, кого разумели под «варварами»?

...

В Средние века в греческом языке насчитывали тысячи тюркских слов, их называли «иностранными». «С тех пор, – пишет Гиббон, – как варвары проникли внутрь империи и внутрь столицы, они, конечно, извратили и внешнюю форму, и внутреннюю субстанцию национального языка, пришлось составлять обширный толковый словарь для объяснения множества слов…» Вот так, оказывается, развивался «классический» греческий язык , которому потом учили дворянских детей в России. То был не язык Гомера.

Шло лексическое усвоение иностранных слов, проще говоря, тюркские слова откровенно коверкали, чтобы придать речи «греческое» звучание. Эти якобы иностранные слова называли то турецкими, французскими, древненемецкими, то протоболгарскими. Называли, не отдавая себе отчета, что корень тех «иностранных» языков один – алтайский, он менялся в разных странах с учетом речевых навыков местного населения , где шло то же самое «лексическое усвоение». По сути, в Европе создавались диалекты тюркского языка, которые все меньше и меньше напоминали первоисточник… Но это же и есть слияние культур.

Та же нелепость имела место и в России, где в 1589 году перешли при богослужении с тюркского языка на русский, вернее, славянский. Там для московской Церкви составили «Церковно-славянский словарь» на основе протоболгарского языка, в котором едва ли не каждое слово тюркского корня, а остальные так называемые «лексически усвоенные»… Появлялся славянский (русский) диалект тюркского языка, он так и назывался «славянский диалект», о котором разговор отдельный. Он впереди.

А пока вновь вернемся к вопросу: как общались на Никейском, Эфесском и других церковных соборах? Как епископы понимали друг друга? Трудно согласиться с тем, что египтяне, сирийцы, армяне, греки, латиняне, тюрки освоили древнегреческий язык, которого никто в мире не знал. Но они же спорили, ругались, обвиняли друг друга?

Как?

Латынь отпадает. Ею не пользовались, этот «бедный и негибкий природный язык не способен дать равносильное выражение» с теми священными словами, которые формулировали «тайны христианской веры». Церковь изъяла латынь из обихода, назвав ее «языческой», еще при Константине.

Изъяла в начале IV века, заменив новым «языком богослужения», что отмечено в истории самой Церкви. Значит, язык общения у христиан все-таки был, правда, о нем перестали вспоминать. Но умалчивание еще не есть отрицание. Достоверно известно, к VIII веку иные поместные Церкви Ближнего Востока в богослужении переходили с «божественного языка» на местные языки. Албанский, сирийский, коптский, армянский, эфиопский языки были освящены, этот исторический факт тоже отражен в христианской энциклопедии… Почему же возникла та необходимость?

Ее объясняют, мол, духовенство решило, «как на Западе, так на Востоке к божеству обращаются на устарелом языке, который незнаком большинству верующих», поэтому его и стали менять… Объяснение, пригодное для грудного ребенка.

С чего бы это стали менять язык веры в целом ряде Восточных церквей? И сразу? И почему новшество не коснулось, например, Католической церкви, где «устарелый язык» был по-прежнему в почете и всем понятен? И сами греки, между прочим, пользовались им?

А не замечается тут главное. На Ближний Восток явился ислам, который расширял свои границы за счет христианского мира. Язык этой религии был еще не арабским, как принято сейчас полагать, а точно таким, как у христиан – языком Единобожия. С ним жил исламский мир до выхода в свет научного труда Абу Мансура Мухаммада ибн ал-Азхара ал-Азхари (891–981). Его «Книга исправлений» явилась началом арабского языка , то есть языка ислама.

Коран уже был. И было ему почти триста лет! Это абсолютно достоверный факт.

Написан древний Коран письмом куфи, потому что арабской письменности при Пророке не было. Куфи ученые связывают с письменностью Аршакидов, которые прославили Средний Восток и тюркскую культуру, утвердившуюся здесь. По существу, то была скоропись Алтая, но выполненная в традициях иранской каллиграфии.

Стоит ли удивляться, что Восток и Запад молитвы читали одинаково – по-тюркски? На языке Единобожия. То был тогда единственный язык, на котором обращались к Богу Небесному… Вот она, важнейшая деталь, которую теперь не принято замечать. О ней упомянула энциклопедия, сообщая об отмене «устарелого языка» богослужения, но без уточнения, о каком именно языке идет речь.

Христиане от тюркского языка отказались спокойно, у мусульман отказ от языка Аллаха протекал болезненно. За ним стоял государственный переворот и приход к власти в Халифате династии Аббасидов, которыми тайно руководили манихеи. Эту продавшуюся власть в лице халифа Османа (он оттеснил имама Али!) не раз обвиняли в уничтожении древних Коранов. Особенно громким обернулось дело после сожжения свитка Корана – мусхафа, принадлежавшего бывшему рабу Абдаллаху ибн Масуду, злодеяние случилось в 1007 году, тогда народное волнение поднялось в Кербеле и перекинулось на другие области Халифата…

Ислам как религия возник на Аравийском полуострове, но возник не без помощи ученых александрийской школы и «несториан», о чем свидетельствует археология. Так называемые «йеменские надписи» IV века фиксируют мольбы и благодарности Единому Богу, «господину Неба». Уже тогда здесь начала проявлять себя культура, которая пришла вместе с посланцами Великого переселения народов. В стране многобожия долго и тщательно готовили почву для новой религии.Слова Аллаха, положенные в основу новой веры, явились миру из уст пророка Мухаммеда в VII веке, они изложены в Коране, все это известно каждому культурному человеку. Однако мало кто даже из мусульман знает, что появлению «правильной веры» предшествовала борьба идей , которая велась со дня прихода Единобожия в западный мир. И особый накал она получила в период византийской колонизации Востока. Сегодня не принято говорить, но раннее мусульманство отличалось от нынешнего. Отличалось в первую очередь обрядами, во многом повторяло восточное христианство. Потому что и то и другое следовало алтайским традициям, Единобожие роднило их. Служба, молитвы были одинаковыми, отличались лишь детали. Скажем, христиан Халифата (чтобы узнавать на улице) обязали нашивать на одежду желтый треугольник и ездить верхом по-женски, то есть боком, таков был приказ халифа.Потом появилась своя особая одежда мусульман и стала знаком внешнего отличия представителей двух религий в Халифате… Одежда – это тоже страница истории ислама и христианства.Подобных примеров в средневековой истории, пожалуй, наберется немало, если не упускать из виду, что католики и мусульмане веками были солдатами одной армии они: сообща противостояли Византии. Их союз скреплял символ Неба – равносторонний крест , он украшал знамена, стены мечетей и соборов, страницы Корана и Библии. По крайней мере, в 1024 году мусульмане отмечали праздник Святого креста, всенародное торжество открывал сам халиф. И иконы были у ранних мусульман… Словом, многое в исламе, в его окружении выглядело не так, как ныне. Иначе и быть не могло. Потому что в 615 году Мухаммед отправил своих людей в Абиссинию – в Абиссинскую церковь, он обратился к христианам Северной Африки, назвав их единоверцами . Пророк просил абиссинцев и коптов «помочь правоверным обрести благочестие» и положить на свои плечи иные заботы мусульман. А заботы были связаны с письменностью, так записано в хадисах, где отмечена роль коптского писаря… Светские ученые прекрасно знают тот период истории, знают, что в становлении культуры, которая зовется «арабской», участвовали разные народы, прежде всего тюрки, владычествовавшие не только на Ближнем Востоке, явно или неявно участвуя во всех важных событиях средневекового мира. Справедлив вопрос: почему же о раннем исламе теперь мало известно? Кому было нужно, чтобы эти знания исчезли, и с ними затерялась роль тюрков в истории Востока?Ответ – политике. Интересы политики заставили мусульман, которые много веков были колонизированы Западом, переписать к XIX веку всю свою историю, сделать ее такой, какой она остается поныне… О том, как это проходило, оставил свои свидетельства выдающийся датский исследователь Востока Дитлеф Нильсон. Оказывается, манихеи и европейцы специально внедрили в сознание арабов мысль о порочности их предков. Отсюда жуткий термин – «джахилийя», то есть «то, что требуется забыть». Или не знать как язычество.Именно Аббасиды предприняли первые попытки вытравить из памяти мусульман страницы их доисламского прошлого. Если бы не западные колонизаторы, из этого мало бы что получилось, все-таки ранние мусульмане почитали своих предков, воспевали их героические деяния. О чем свидетельствует литература и народный эпос. Даже в Коране, в 105 суре – «Слон» можно прочесть о том, что делают неверные с памятью народа. Они оставляют ее как «ниву со съеденными зернами».Поразительно, легенду о джахилийи европейцы использовали в корыстных целях, чтобы раскапывать и увозить с Востока археологические ценности. Так пополнялись знаменитые теперь коллекции музеев Запада… Случайно ли английский археолог О. Лэйярд в XIX веке придумал вереницу легенд и небылиц, рассчитанных на беспамятных и темных арабов, чтобы вывести две фигурки – крылатого быка и крылатого льва, две самые дорогие реликвии прошлого. Символы царской власти. Увоз «идолов» каждый раз выливался в народный праздник… Как видим, смена языка со временем приводит к смене сознания и памяти…Уже тогда, то есть в VIII веке при Аббасидах, чтобы разделить две религии, христиане Ближнего Востока, которым надоело ездить на коне по-женски, сменили язык богослужения, назвав тюркский язык «устаревшим языком». Они перешли на местные языки, которые в VIII веке и освятили все разом.То было чисто политическое решение, не имевшее к вере никакого отношения.Первые изменения утвердили на Трулльском церковном соборе 691 года, там и начали долгое дело – отход от Бога Небесного. Пошли на смену атрибутики и обряда. Иконоборчество, отметившее зенит Средневековья, пожалуй, самый заметный шаг тех перемен.…Мусульмане для утверждения себя избрали иной путь – долгий и тернистый, они начали создавать язык ислама, добавляя к тюркскому языку слова и фразы кочевников-бедуинов с родины пророка Мухаммеда. То, собственно, и отличало труд ал-Халила, написанный в конце VIII века по заказу Аббасидов, а позже книгу ибн Дурайда (837–933). Эти и другие работы известны ученым-арабистам, потому что с них начинался арабский язык. Лишь в Х веке эти попытки увенчались относительным успехом.

А тюркский язык превратился в устарелый язык как у христиан, так у мусульман. Политики Востока и Запада попросту списали его за ненадобностью.

...

О языке Алтая известно не мало. На Западе он утверждался с IV века с «новыми христианами». Это видно по руническим памятникам. Его учили те, кто желал познать таинства веры в Бога. На нем читали молитвы, его называли божественным также в Северной Индии, в Иране, на Ближнем Востоке, в Северной Африке и даже в Византии.

То – язык Великого переселения народов! С какой стороны ни смотри.

По крайней мере, молитву во славу Бога Небесного с 312 года европейцы читали по-тюркски, потому что никто, кроме тюрков, той молитвы не знал. Вот оно, «варварское великолепие» во всей своей шири… Их богослужебные книги, написанные на «устарелом языке», не исчезли. Иные хранятся, например, в архивах Армении, в Эрмитаже, в музеях и церковных библиотеках как святыни христианской веры. Ее забытые святыни?

Спор о языке здесь отпадает. Тюркологу надо просто прочитать их. И все.

Точно то же случилось с мусульманскими книгами. Древние Кораны сохранились, но арабисты не могут читать их . Понятны слова, а не текст, ниспосланный Всевышним… Страшная символика, не правда ли? Выходит, современный Коран – это не то, что дал Аллах?! Разве нет?.. Вот они, плоды колониализма.

…Вновь напомним: в эпоху раннего Средневековья на континенте царило время Алтая. Появился первый в мире календарь , где время отсчитывали с «новых христиан», с 301 года. По тому календарю жили когда-то Византия и Италия, Египет и Эфиопия. Этот акт знаменовал собой приход и утверждение на Западе тюркской культуры, стержнем которой была религия… Как видим, круг смыкается не только с примерами рунической письменности, появившейся в Европе в IV веке, но и в истории с календарем.

Все логически становится на свои места.

...

И что, может быть, самое любопытное, тот христианский календарь – копия алтайского, с одной лишь разницей, что тюрки вели летосчисление не от первых христиан, а со дня сотворения мира. Их календарем поныне пользуется Русская церковь, с ее «запоздалыми» праздниками, вызывающими недоумение европейцев. Сходство полное – двенадцать месяцев, деление на недели (по циклам луны), двенадцатилетние циклы с обозначением животных и растений года. Особое почитание тридцатитрехлетнего периода, когда, согласно алтайскому преданию, время как бы начинается вновь: звезды Солнечной системы завершают цикл движения вокруг Солнца, и Вселенная возвращается к исходному положению.

...

Юлианский календарь, принятый в Римской империи, то есть до тюрков, отличался совсем другой структурой: там десять месяцев и четырехлетние циклы, по которым проводились Олимпийские игры. Это был принципиально иной способ отсчета времени.

Христиане выбрали лучший, то есть тюркский. Но в новый календарь они перенесли названия старых «римских» месяцев… что вызывает улыбку. Двенадцатый, то есть последний месяц года, назвали декабрем – «десятым» ( deсember от deсem , на латыни «десять»). Ноябрь от novem – «девятым», октябрь от octo – «восьмым», сентябрь от septem – «седьмым».

Странный счет, не правда ли? Когда одиннадцатый называют девятым.

А ведь так и стало в христианстве, где новое восседало рядом со старым. Нарушения смысла порой заметны, но над ними никогда не задумывались. Они, возможно, были допущены по незнанию. Что лишь доказывает – Историю можно исказить, но ее нельзя переделать. Прошлое всегда проявляется там, где его совсем не ждут.

…В 448 году греческие тюрки задумали покушение на Аттилу, отправив убийцу с посольством знатного вельможи Максимина. То был откровенный вызов. Но Аттила узнал о готовящемся покушении и встретил посольство без малейших знаков внимания: «Пусть с вами будет то, что мне желаете», – сказал он вместо приветствия, не слезая с коня. И… тем же днем простил отравителя.

...

Что это, бравада или знак Судьбы? По тюркским меркам он поступил правильно… И таких примеров тысячи, когда дети Алтая становились мишенями и легкой добычей «новых» европейцев. Те знали слабые и сильные стороны сородичей, знали о традиции прощать. Отсюда – из норм поведения! – следовал убийственный вывод: Аттила и его народ должны были погибнуть или переродиться, новая культура была не для них. Они ей чужие. Исповедовали другую мораль, другие правила жизни – уязвимые: не лгали, не прятались, не стреляли в спину.

Христианство сплачивало людей разных культур и разных характеров, тюркские же родовые традиции, наоборот, разъединяли, запрещали принимать чужаков в свое общество, что вело к конфронтации. Новая Европа дышала им в затылок, а они, начавшие Великое переселение народов, сами отдали лидерство, когда позволили грекам потеснить Единобожие, когда отпустили своих людей в чужие страны и брали за них деньги, как за рабов.

Аттила и его предшественники были сильными лишь на поле боя. В жизни они были другими.

Да, они могли постоять за себя, могли ответить на оскорбление, но изменить ситуацию они не могли, даже побеждая всех подряд. Тюрки с их великодушием были обречены – их честность и порядочность ценились только у них самих… Феодосий II, тюрк по крови, конечно, не пережил «самое позорное происшествие в своей жизни», он вскоре упал с коня и умер. Однако войну Запада против Востока начал именно он, Феодосий.

Войну на уничтожение!

Сбор объединенной армии Европы на Каталаунских полях против Аттилы был закономерен, он следствие той политики. Варвары сами, своим поведением навлекали беду. Слишком миролюбивые и прямолинейные. Их благородство – их слабость!

А византийцы, надо заметить, умели нагнетать обстановку. Они чувствовали себя хозяевами Запада, победа на Халкидонском церковном соборе вскружила им голову. Ибо «чей Бог, того власть»… Европейская ржавчина с тех пор разъедала вольное тюркское общество изнутри: рождала предательства. Аттилу отравили, за его смертью последовали междоусобицы… Но не это было самым страшным. «Белая вера» тюрков потеряла лидерство, христианство объявило варваров изгоями Европы. Вот что стало началом их конца. Когда свои пошли против своих.

С середины V века Византия не платила дань и не смотрела на Дешт-и-Кипчак как на старшего, там бурлила «творческая» мысль: придумывали святых, усиливали позиции своей религии. То был византийский вклад. Языческого бога виноделия Диониса сделали христианским святым Дионисием. Деметрия – святым Димитрием, богиню искусств Минерву-Палладу – святой Палладией, языческого бога солнца Гелиоса – святым Ильей и так далее. Идолам придумывали житие.

Каждая новация уводила от Единобожия и превращала христианство в «веру второго разряда для простонародья». Соединив материю с духом, греки получили свой дуализм, что-то среднее между язычеством и религией, и пошли дальше.

Идея церковного лидерства заставила прибирать к рукам и тюркские традиции. Например, в 457 году императора Льва I на трон короновал патриарх, что было новым для Запада и традиционным для Востока. Венчание на царство и миропомазание варвары называли «апишик». Это целый ритуал, он вошел вместе с Великим переселением народов в культуру Северной Индии, потом в европейскую культуру.

...

V век дал христианам и крест . Греки взяли тюркский символ Неба – аджи и изобразили на нем овцу (агнца), выдав его за символ христианства. Но такое самоволие вызвало протест. Тогда, «вспомнив» фразу апостола Варнавы: «В букве Т ты имеешь крест» (Т-образную балку, на которой казнили в Римской империи), они укрепили над ней тюркский аджи. И все.

Получился восьмиконечный крест, знак византийской веры, который передавал смысл христианства – соединение Бога и Христа… Однако крестное знамение осталось тюркским: крест, которым осеняют себя христиане, равносторонний.

Католики поступили иначе. Они удлинили одну сторону равностороннего креста, выразив суть католичества – союзничество. Этот луч указывал на «дорогу открытости», которая вела к кресту, то есть к знаку Бога. Латинский крест появился к VI веку, а после Трулльского собора 691 года на нем «распяли» фигурку Христа – легенда обрела плоть и зримый образ.

Разделение крестов на греческий и латинский предвещало раскол. И новую геополитику. Ведь аджи и такие же иконы были у мусульман. Они сохранились в исламе поныне, разумеется, не везде. Сторонников старого обряда называют нусайритами , их общины есть в Турции, Сирии и других районах Ближнего Востока. А это еще одно доказательство того, что религии начались из одного корня – из алтайского.

...

…Тюрки говорили: «Кто не может раскусить камень, тот его целует». Разумная мысль. Как и та, что крест не может быть греческим, латинским… Он – Небесный.

Конечно, показная смиренность Западной империи служила ей ширмой, римский епископ не чувствовал в себе сил, позволявших быть на равных с византийским патриархом, он почтительно склонял голову перед старшим. Однако его униженное с первых дней появления Римской церкви состояние ни о чем не говорило. Страна решала тайные проблемы, с IV века по завету императора Феодосия I готовилась к владычеству.

Католики знали, как добиться своего в церковных делах и в политике, опыт власти у наследников великого Рима был огромный.

Политику «смирения во благо», разумеется, не все понимали одинаково, не все принимали ее. Она расколола и Церковь, и римский сенат: одни сенаторы выступали за слияние с византийским двором, за повиновение ему, другие, наоборот, ратовали за возрождение независимого Рима. Свободолюбие и смирение соперничали в Западной империи, поэтому она лишь теоретически была византийской колонией, на деле же оставалась опасной «варварской» страной. Христианская религия утверждалась там, но ничего не решала.

Рим ненавидел греков, не выказывая своих чувств. Он понимал, междоусобицы в Дешт-и-Кипчаке будут долгими, на века . Они ослабят Византию, ибо ведут к переделу Европы.

Но и Константинополь ориентировался в реалиях жизни, он знал главное – никто теперь не угрожает ему. Но никто и не поддерживает… Смерть Аттилы и расстановка политических сил в Европе выгодны были лишь тем, кто задумал создать империю, не уступающую Великой Римской. А таковых было двое – Византия и будущая Италия. И там, и там тюрки, ставшие европейцами, выступали генераторами идей.

Их замыслам угрожали те, кто упорно не желал отказываться от Единобожия. То есть тоже тюрки. Это было коллизией, порожденной Великим переселением народов. Волнения, вспыхнувшие в Сирии и Египте, могли иначе повернуть колесо христианской истории, и византийский император Зенон, почувствовав это, в 482 году издал эдикт о религии. Декрет о единстве был направлен на устранение религиозных разногласий в Византийской империи и, как водится, запрещал все споры в отношении догматов веры.

Задумав примирить христиан Запада, император надеялся усилить Византию и запретить католическую доктрину, которая так не нравилась грекам. Ибо «чей Бог, того власть», этот крылатый девиз передавал смысл эдикта.

Однако вышло совсем по-другому. Римляне, разгадав планы Византии, тут же выступили против императорского декрета. Мало того, назвав византийского патриарха Акакия безбожником, они отлучили его от Церкви. Это прозвучало как взрыв, как удар молнии, подобного христианство не знало. Удар пришелся в самое сердце и был сильнее, чем кулачные «диспуты» с египтянами. Византия пошатнулась, но устояла. В ответ она отлучила римского епископа от Церкви и предала проклятию, чего тот, собственно, и добивался.

Возникший раскол – схизма – был на руку Риму. Любой раздор давал католикам шанс для принятия самостоятельных решений, что мастерски реализовал папа Геласий I. Римлянин по родословной, хитрый, не знающий преград при движении к цели. То был человек, о которых на Алтае говорили: «он и корову заставит мычать себе во благо». Очень целеустремленный. Геласий объявил себя «Наместником Христа на земле». Не много и не мало. Видимо, тогда за римским епископом и закрепилось имя «папа». Он стал отцом паствы, главой христиан Западной Европы. Следуя католической доктрине, папа предлагал союз всем народам, которые примут его взгляды на религию и жизнь, а значит, будут находиться на его политической орбите.

Не религиозные фантазии, как у византийцев, а просветительство поставил папа во главу церковной политики: сам изучал тюркскую теологию, сам приспосабливал ее к условиям христианской Европы. То был крупный политик, ученый, писатель, страстный трибун, он вознамерился создать благообразное лицо не только Западной церкви, но и всему христианству… Знал, красота священника – в слове.

Теоретический багаж позволил Геласию написать научный трактат, который стал связующим мостом между христианством и религиозным учением тюрков. Появилась концепция о роли папы, то есть первосвященника, в обществе, ее развили, превратив в постулат. То была очередная европейская переработка идей Алтая, иначе говоря, один из краеугольных камней в фундаменте Церкви.

В основу своего научного труда папа положил трактат «О граде Божием» святого Августина, «доктора Церкви», который в IV веке просвещал римлян, проповедуя веру в Бога Небесного. То был энциклопедист, знаток «белой веры»… В 387 году Августин принял христианство благодаря епископу Амвросию, тоже тюрку. Церковная история не скрывает, что «достойной формой религии его философствующему уму рисовался лишь гносис – рационально построенное учение». Он первым понял: Единобожие в Европе не останется таким, как на Алтае, ибо нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Нельзя навязать народам чужую культуру и чужую историю: новой вере надо принять что-то из местных традиций, тогда она станет общей и для пришельцев, и для коренных европейцев.

...

Что же позволяет называть труд святого Августина тюркским? Сам трактат…

Древние говорили: «если из мешочка с мускусом исчезнет мускус, то запах останется». Так случилось и здесь. Авторский текст Августина уничтожен, язык оригинала зовут «неизвестным», но… «запах остался». Есть сам текст! В нем рассказано об устоях общества, которое было на Алтае и в Дешт-и-Кипчаке.

Иначе говоря, изложено взаимоотношение двух ветвей власти – светской и духовной. Другие народы жили с иным общественным строем, с иной верой. Подобное устройство общества было только у тюрков. Это и отличало их, на что в древности, то есть до европейцев, обратили внимание китайцы, индийцы, персы… А откуда святой Августин и римский папа Геласий узнали то, о чем знать они не могли? Об особенностях жизни Алтая? Больше того, о деталях той жизни?

Свою родину тюрки величали «градом Божиим», что отмечено в произведениях восточных авторов: «Шамбала» – их слово, оно передает именно этот смысл. Тут надо очень серьезно подумать. Известно же, что на гербе алтайского государства красовался двуглавый орел, в чем убеждают находки археологов и наскальные рисунки… Тот самый орел, который «перелетел» в Византию, а потом и в Россию.

Но главное, конечно, не это, а содержание великого творения Августина. Автор уверенно развил мысль о том, что над земными царствами «живет и развивается Богом представленное, чистое царство», объединяющее человечество. И в итоге оно вольется в «вечный покой Небесного царства Всесовершеннейшего Бога».

Но это же о Вечном Синем Небе – Тенгри! Учение сформулировали на Алтае еще до новой эры. С ним шли в Индию и Персию. Как отмечают исследователи, «образ единого благодетельного, всезнающего, правосудного Божественного Неба» и поныне сохранился у тюркских народов. Это бесспорный факт.

Несомненно, святой Августин слышал об Алтае, о родине своих предков, потому что был родом из «индийских общин» Египта, точнее, общин Кушанского ханства, которые к IV веку успели расселиться от верховьев Нила по берегам Северной Африки до Атлантики… Его мать стала христианкой случайно, после трагической кончины мужа, отсюда, видимо, склонность сына к этой религии. Здесь скрыта еще одна нерассказанная история: иначе откуда уроженец городка Тагаст, что в Северной Африке, узнал тайны алтайского богослужения? И проповедовал их в Риме?!

…Собственно, то учение и пересказывал папа Геласий. Причем в пересказе он был на удивление честен, что подтверждает другой источник, о котором папа не знал.

Христиане не ведали, что общественный строй тюрков, о котором рассказано в трактате «О Граде Божием», интересовал и китайцев, причем задолго до папы Геласия. Мысль о двух ветвях власти на Алтае изложена в «Книге правителя области Шан», где любопытны многие детали. Алтай, оказывается, отличался строгими правилами: светская власть там была бесправна на духовных собраниях. Самый могущественный хан был бессилен, его не допускали в дела служителей веры, а если допускали, то в роли слушателя. Он не мог рта открыть и слово молвить.

Собственно, о том же, почти дословно, написал и святой Августин, когда увидел погрязший в грехах языческий Рим. В своем трактате он рассматривал жизнь как борьбу темного и светлого, божественного и демонического, то есть так, как писали о ней теологи Алтая, названные в Европе «гностиками». То была их философия, которую приняли буддисты… Осуждая насилие, они утверждали: «верить скорее следует поучающим, чем повелевающим», вместе с тем признавали необходимость насилия. К тому призывал и папа Геласий. Увы, ничего нового в его словах не было.

Сущность золота в том, что слова ему не нужны… Переписав священные книги тюрков, христиане не уничтожили их содержание, оно перешло в католичество вместе с тюрками. В новых священных книгах был опыт, который Алтай накапливал веками!

То не просто слова, в них жизнь народа, который своим Великим переселением одарил мир головокружительными последствиями. Переписка священных книг была этапом передачи информации, здесь нет ничего предосудительного, в том и состоит «развитие» или «смешение культур». Так поступили иудеи при написании Библии, в Книге пророка Исайи воздавшие должное Алтаю, его людям-кузнецам, их «белой вере».

Точно то же наблюдалось в I веке на Среднем Востоке и в Индии, когда тюркская духовная практика нашла развитие в северной ветви буддизма. И буддисты поняли: высшей целью познания на Алтае являлся Бог Небесный. Он – простое и полное бытие, совершенная истина, идеал добра и красоты, правды и справедливости. Он – судья. С этой верой жил тюркский народ… Его вера не могла исчезнуть вместе с книгами. Даже с самими тюрками.

И мусульмане, познавая Коран, не обошли вниманием ханифов, открывших им истинную веру и таинства Единобожия.

Идея Бога, как сам Бог, вечна. Отсюда Вечное Синее Небо у тюрков. Об этом и не подумала Церковь, отправляя в небытие духовное наследие Алтая. Не могли христиане начать свою религию с чистого листа. Так не бывает!.. Августин, безусловно, великий христианский писатель, его перу принадлежат двести тридцать две книги. Хотя здравый смысл подсказывает, что человеку подобное не по силам («издавать» по восемь книг в год в течение тридцати лет подряд невозможно). Но… всегда ли он был их автором?!

Нельзя придумать то, что существовало до тебя – основы веры. Их создают поколения, а шлифуют века. Обряды, традиции, философия, мудрость приходят народу не сразу. Однако о вере можно рассказывать, вере можно научить, что и сделал святой Августин. В том святость его просветительского подвига: «Возьми и читай!» Он ничего не придумал. Прочитав, пересказал. И все… Разумеется, не еврейской Библией пользовался он…

Его мысли продолжил папа Геласий, уже в другой временной среде.

Теорию о двух властях – светской и духовной! – в приложении к христианству Геласий впервые изложил в послании византийскому императору Анастасию, где мягко, словно в беседе, разъяснил тюркский дуализм: «Славный император, существует два учреждения, которые управляют миром: первое – освященный авторитет высших иерархов, а другое – королевская власть. Бремя, которое несут священники, тяжелее, им приходится давать отчет перед судом Бога и за деяния королей, властвующих над людьми».

...

В духовной жизни, продолжал папа, император подчиняется священнослужителю, в мирских делах – наоборот… А это откуда на Западе? В Византии патриарх со дня создания Церкви подчинялся императору, римский папа – византийскому патриарху. Там, в Европе, было абсолютно другое устройство общества, повторявшее имперское, римское. Геласий предлагал то, что никогда не существовало на европейской земле.

Но было выверено у тюрков Дешт-и-Кипчака. И оправдало себя в Индии, Иране, Египте, Абиссинии (Эфиопии, Судане). Иначе говоря, он предлагал Западу «алтайское» двоевластие. Это – социально-политический итог Великого переселения народов, что историческая наука, кажется, оставила без малейшего внимания.

Назвавшись «Наместником Христа на земле», мудрый Геласий загодя сделал еще один блестящий шаг в своей политике, давший впоследствии папству полноту власти. Он заявил, что Христос, истинный rex et pontifex (король и высший священнослужитель), разделил власть между королями и епископами. Следовательно, «Наместник Христа на земле» вправе вершить суд над каждой христианской страной, над каждой Церковью.

Оставался один шаг до подчинения светской власти. Так позже и стало на Западе. Гениально и просто. Он, папа, утверждал и изгонял подвластных правителей (королей), потому что царь царей – он.

Блестящая европейская новация в теории власти не менялась в Римской церкви вплоть до XI века, то есть до официального раскола христианства на восточное и западное крыло. Красной нитью проходила она через политику Запада, с нее начинались важнейшие события, ради ее реализации Церковь провоцировала войны, устраивала дворцовые перевороты, тайные заговоры, убийства. Примеров сотни и сотни. Вся средневековая жизнь, как известно, утверждала абсолютную власть папы, это и отличало эпоху, пропитанную едким дымом костров инквизиции. Был там и тонкий запах ладана.

И еще одно начинание привнес папа Геласий в христианство, оно не из тюркского обряда, хотя вытекало из него.

Получив свободу действий, которую, как печать, отлили в словах «papa a nemine iudicatur» (над папой никто не вправе вершить суд), он начал составление списков запретных книг, которые нельзя читать христианам. Иначе говоря, ограничил познание . То было явным вторжением Церкви в умы людей, в их миропонимание. И вместе с тем скрытым проявлением ее слабости.

Зачем цензура? Разумеется, не только для того, чтобы оградить католиков от греческих мифов. Важно было объявить себя автором иных начинаний. Чтобы диктовать народам свою волю и свою правду. Чтобы лепить удобных людей… Все-таки, говоря о том времени, никогда не надо забывать, что добрая половина населения Европы состояла из тюрков, с рождения воспитанных на абсолютном доверии к священнослужителю. Они были первыми слушателями папы. Жадными его слушателями.

Духовенство, начиная с Геласия, стало бояться Алтая, религии и себя. Надо иметь много высоких качеств, чтобы, поучая, держать в руках мир, а их, этих качеств, как раз и не было. Наоборот, истина становилась опасной. Чтобы скрыть истоки веры , Церковь превратила себя в цензора. Сама!

Однако хотел кто-то того или нет, а Бог дал средневековой Европе то, что дал, – новую духовную культуру. И никакой папа, никакая цензура или инквизиция не скроют это. Невозможно. Даже если еще кому-то отрубят голову или сожгут на костре, историю все равно не переиначить.

…Конечно, не сразу законы Католической церкви утвердились на Западе. Шла изнурительная борьба за власть: в разное время были разные папы и разные светские правители. Сильный византийский император низводил роль папы до роли чиновника, которого вызывали на ковер, при слабом императоре главенствовал папа. Например, начиная с Агапия I, папы после избрания отправляли императору дань (ввели такой «обычай»), зато папа Николай I вообще не признал византийскую власть.

Поколения христиан сменялись, как день и ночь, вода точила камень, но никогда не менялось одно – залог побед Запад видел в католичестве и жил ради него.

К сожалению, жил не всегда честно. Особенно когда вместе с греками «собирал» текст Библии – глыбу, на которой стоит христианство. Тот сокровенный миг истории, может быть, самый неожиданный… Принято думать, что Библия – «книга книг», но это не так. В ней около восьмидесяти произведений разных авторов , она – «собрание сочинений» анонимов. Текст ее разнороден, а время его «собирания» растянуто на века. О единстве Библии говорить трудно, это совсем не то, что принято считать единством.

В основу сборника (слово, пожалуй, самое приемлемое) легли редактированные Церковью богослужебные и философские книги тюрков. К ним в разное время добавляли сочинения других авторов, в частности греческих, латинских, египетских, еврейских. Текст неоднократно пересматривался с учетом изменений политики.

Библия – это все-таки сборник, в котором нет цельности: ее фрагменты каждый читающий волен понимать по-своему, что, наверное, естественно. Отсюда у каждого свое понимание правильности религии, отсюда сотни христианских Церквей и религиозных сект. Все они строят учение на Библии. И все по-разному!

Для католиков, например, Библия начиналась с Вульгаты, то есть с тюркских книг, пересказанных Иеронимом. А у греков не было той просветительской книги, зато были десятки Евангелий, записанных в IV веке «воспоминаний» о Христе, где, надо отметить, почему-то использованы алтайские сюжеты. Эти заимствования видны в Ветхом Завете, для написания которого якобы взято Священное Писание евреев, но это откровенное лукавство. Потому что у евреев в Библии… эти тексты отсутствуют .

...

...

Так слагали Библию.

Чтобы понять технологию ее создания, возьмем Книгу Премудрости Соломона из христианского Ветхого Завета. И заметим, этого текста не то что нет в еврейском Писании, но и никогда не было. Философия Книги пропитана «гностицизмом», что дало повод исследователям Библии приписать ее авторство человеку восточной школы.

Какой именно? Здесь мнения расходятся… А ведь сам текст указывает на родину автора трактата, по крайней мере, на ее географическое положение. Описание небесных знамений говорит о снеге и льде [Прем 16 22]. Как что-то привычное, упоминаются таяние снега и льда на солнце [Прем 16 27], зимний тонкий иней, разносимый бурей [Прем 5 14]. Эти природные явления не характерны для Александрии или Палестины, но привычны для Алтая, где стали частью поэтики… Собственно, здесь повторяется та же история, что с родиной ариев – Ариил, о которой было сказано в главах, посвященных Индии и Ирану.

Географическая константа! Она непоколебима.

На нее и не обратили внимания богословы. Да, ее можно не заметить, можно перевести на любые языки, приписать любому народу, но от этого снег в Египте не выпадет… И Африка не покроется инеем. Равно как на небе никогда не появятся северные созвездия… На все воля Бога.

Еще деталь – обрядовая. В Книге Премудрости Соломона сказано: при молитве обращайся на восток [Прем 16 28], тоже традиция тюрков, не знакомая евреям до плена. Они узнали о ней от царя Кира, как и о других обрядах, которые приводятся в Книге. Например, о суде Божием, храмах и алтарях. О сотворении мира. О Великом потопе… А железная броня? Шлемы, щиты… разве были они у евреев? Это же не бессмысленная информация, которая приводится в священном тексте.

Много, очень много вопросов пробуждает Книга.

На еврейском языке имя героя звучит Шеломо (без «н»), что означает «мирный». Казалось бы, какие вопросы? «Шелом» еще и еврейское приветствие – «мир вам». Но… это древнейшее обращение было в ходу на Алтае. К людям поныне там обращаются «салам», а к прилетевшим весной птицам – «элем-салам»! То духовное приветствие, оно относилось к помощнику Бога Небесного, мудрецу и пророку, писарю и служителю… Вот почему Иерусалим, вернее, Йерушалайим!

Слово скрывало очень глубокий смысл – целый мир, он отражен, например, в хакасском народном эпосе.

И если бы этим исчерпывались вопросы… Соломон, как известно, построил храм, используя червя, поедающего скалы, которого принес ему гриф из Эдемского сада… Но в преданиях хакасов есть змей, питающийся белым строительным камнем… А еще есть легенда о змеином царе, обладателе волшебного камня «арбыс». Лизнув камень, узнаешь язык зверей и птиц… Но эти сюжеты и вошли в Премудрости Соломона. Зная, где размещался Эдем, совсем иначе понимаешь текст. И не только текст!

Обращает внимание родословная Соломона. Его отец Давид имел необычную для еврея внешность, в Талмуде говорится, он был рыжий, а в книге «Зогар» – глаза Давида «цвета радуги». Из Книги Исайи узнаем, местность, где жил Давид, звалась Ариил [Ис 29 1]. Естественно, комментаторы Библии отождествляют ее с Иерусалимом, но это же грубая и неприличная натяжка. При царе Давиде «Ариил» переводили как «страна благородных», или «страна ариев». От тюркского «арыг ил». И относили к Алтаю, на что указывает титул Давида – «царь»… Нет. Бога действительно не обманешь, даже облачившись в церковные одеяния, титул «царь» отличал только правителей алтайской династии .

И, наконец, философия Книги. У ее автора чисто тюркское воззрение на Бога Небесного, от Которого он получил душу. И, «будучи добрым, я вошел в тело чистое» [Прем 8 19]. Здесь, равно как и в других отрывках текста, нельзя не заметить алтайское представление о вечности души, о ее перерождении. Это – учение, которым проникся буддизм, разумеется, было представлено оно и в «гностицизме». Царь Канишка в I веке проповедовал миру это учение. И мир принял его…

В алтайском эпосе та же философия изложена уже языком народа.

Конечно, христиане сами писали Книгу Премудростей Соломона, что-то переделали, прежде чем назвать ее своей, вернее «еврейской», то дело их совести. Однако у них был первоисточник , с которого списывали, отрицать его невозможно. Собственно, вся Библия подтверждает это. Например, Третья Книга Ездры – ее тоже нет на еврейском языке, и в ней те же неразгаданные тайны.

Комментаторы Библии полагают, что она написана не самим Ездрой, священником иудеев, а какими-то его последователями, и притом много, много позже.

Кто такой Ездра? Первый в мире книжник . Он вел иудейские дела у тюрков при персидском дворе, где в V веке до новой эры получил грамоту, давшую ему право подчинить евреев Закону Моисееву, «признанному Киром в качестве закона для иудеев». Ездра прочитал им Закон… Обстановка провозглашения Закона говорит о том, что то был закон, неизвестный народу [Неем 8–9 ]. Участие тюрков в его проведении означало, что Ахемениды предлагают закон для своих иудейских подданных… Царя Кира в то время уже не было в живых. Евреи, как известно, вернулись из плена в 538 году до новой эры, то есть в VI веке.

...

…Выходит, духовные сокровища Алтая не затерялись и в Европе? Это похоже на правду, ведь католичество находило поддержку в первую очередь у европейских тюрков , среди них расширяло свою географию, люди видели алтайские корни. Душой ощущали их. Будь новая вера пропитана иудейской, эллинской, египетской или иной идеологией, в чем пытаются убедить богословы, нашла бы она отзвук в тюркских душах? Никогда. Потому что народные традиции не меняются со сменой места жительства.

В том крылся величайший парадокс, который венчал эпоху Великого переселения народов: у папы не было иного шанса на будущее, кроме как завоевания тюркских душ духом самих тюрков. Поэтому и обратился он к духовным сокровищам Алтая. Иное не подходило!

С другой стороны, желание мира с соседями толкало «новых» европейцев к папе, к католичеству. То был их путь в будущее. Для сплочения княжеств (бывших поместий джентльменов) требовалась единая власть. Тюркам Запада нужен был папа римский не меньше, чем они ему. Они сами создавали папу, по алтайским лекалам, сами отдавали ему свои духовные сокровища. А он обдуманной политикой утверждался в том почетном качестве, которое отводилось ему.

Разумеется, речь не шла о конкретном человеке, имелся в виду папа как политическое лицо, гарант власти и спокойствия в регионе. Не император и не царь. Ради благополучия Запада старалась паства, отдавая папе себя… То апофеоз Великого переселения народов в Европе.

Став католиками, «новые» европейцы отдалялись от Алтая, отчаянно враждовали со степными своими братьями, потому что защищали уже интересы новых стран, а не старого тюркского мира. Чужие интересы, ставшие своими. Это и есть сокровенная история… Так, незаметно и даже естественно, в Европе начала складываться новая политика – свои против своих. В ней суть Запада, его неоднородность. И вместе с тем цельность.

Конечно, далеко не все потомки пришельцев с Алтая соглашались питаться лягушками и устрицами, иным конина с бараниной доставляли прежнее удовольствие. Эти люди видели: новая Европа уводит народ от корней, от родников веры, от предков, наконец. Им было трудно смириться с той несправедливостью, когда тюркское называли христианским.

Но что они могли предложить взамен? Уйти на Алтай?.. Нет. Только протест.

Усиливая христианство, папа ослаблял веру в Бога. Иначе поступить политик не мог. Борьба Западной и Восточной церквей, продолжавшаяся тогда, подталкивала его. Шел необратимый процесс, который сродни падению в пропасть. Папа и патриарх в яростном споре, кто святее, кто касается колпаком Неба, под сводами храмов создавали институт власти , не увязывая его с делами духовными. Подвластных чиновников, бюрократию в черных сутанах назвали гласом Церкви, символом духа.

И противники христианства, естественно, протестовали.

На серьезные проблемы в раннем католичестве указывает появление независимых Галльской и Тулузской церквей. Как появились они? Какую веру несли людям?.. В западном обществе с приходом тюрков жили раскаяние, печаль и горе. Раскол в Римской церкви не возник сам собой, он был следствием тех человеческих страстей, которыми переполнилась Западная Европа.

Средневековая Церковь напоминала кормящую мать, которая жадна на еду: все хотелось попробовать ей. Католичество, тюркское по духу, становилось европейским (языческим!) по делам, когда начало продавать должности епископов и даже папы. Когда за деньги отпускало грехи… Столкновение двух мировоззрений, восточного и западного, в разноязыком обществе Запада было неизбежно, оно проявлялось всюду, было причиной недовольства.

Причиной, свидетельствовавшей об отходе от веры, от служения Богу Небесному. Церковь превращалась в самый богатый субъект государства, она купалась в золоте, а измученный произволом властей народ нищенствовал.

...

Забыв, что его богатство – бедность, папа из защитника народа медленно превращался в пожирателя жизни. Институт религии начал отяжелять себя земными благами. Начавшиеся подлоги, обман были плодами сытой мысли духовенства… Конечно, на Западе уже жили не те кипчаки, которых привел Аттила, их арийский дух в тесноте городов сник, потускнел, но что-то же оставалось. Кровь предков не давала уснуть совести.

Чувство веры у иных людей было очень обостренно. Именно веры! Ибо религию, то есть совокупность обрядов, человек может менять хоть пять раз в день, а с верой он рождается и умирает, ее, как родителей, сменить нельзя. В отличие от византийцев, католики принимали Библию с оговорками. Потому что, по мнению некоторых из них, библейский бог был «злым началом, вводящим людей в заблуждение», он – иной, чем всецело духовный (их слова!) Бог Небесный.

Поразительно, в тех суждениях звучала правда, ее христианские епископы назвали ересью, а вот привести аргументы в доказательство своих слов они не могли, чем лишний раз показали силу еретиков.

Верно, в христианской Библии персонажи получились не «всецело духовные». Не алтайские. Христос пришел из греческих мифов, о чем первыми заявили богомилы, которых раздражали вольные сочинения Греческой церкви. Представление о Боге и о Христе у них было свое, строгое.

Кто такие богомилы? Не вполне ясно, достоверной литературы о них нет. Лишь известно, что они «исповедники дуалистического вероучения». Проще говоря, тюркского мировоззрения, но по вере они все-таки христиане. Именно христиане. Люди Запада, с его идеологией. Уже не «варвары». Их взгляды на Христа были проникнуты алтайскими представлениями, теми, которые еще не умерли в душах. Они, как и их предки, верили, что Бог Небесный послал к ним не бога, а Своего сына спасти людей.

...

Их религиозное общество оформилось к Х веку на Балканах. По крайней мере, там были написаны дошедшие до нас книги богомилов. Но это вовсе не говорит о географии вероучения и его истории, потому что общины богомилов и раньше (V век) встречались в Европе, на Ближнем Востоке, под именем ариан . Они объединяли разочаровавшихся в христианской Церкви людей. Тех, чьи души тянулись к «белой вере», но на христианской (то есть европейской!) основе.

Те люди не воспринимали христианство из-за его не «всецело духовного вида». Но и не отвергали его! Их протест вспыхнул в V веке, когда иерусалимский пресвитер, грек Исихий назвал Бога Небесного «Богоотцом». То была вопиющая вольность, не имевшая аналогов.

Вроде бы не важное на первый взгляд уточнение, и отцы Церкви внесли в канон (точнее, в богослужебные песнопения) новые слова: «Богоотец убо Давид». Потому что, по легенде, мол, от царя Давида, «от его племени по плоти происходил Иисус Христос». Слова о Богоотце требовалось произносить всем христианам после каждой литургии. Трижды в день… Удачнее способа унизить веру тюрков, пожалуй, не было: в их понимании Вечное Синее Небо, пославшее Спасителя, и земной царь Давид просто не сопоставимы. Как гора и пылинка.

Католики дружно протестовали, не принимали начинания, которыми наполняли христианство. Но в пылу противоборства они отказывались от старых традиций, которые взяла Церковь. Вот почему богомилы не признавали спасительной силы ни за иконами, ни за крестом, ни за крещением водой. Они отрицали церковные таинства, а заодно и саму господствующую Церковь… То была протока, которая отделилась от реки вероучения и потекла в небытие, увлекая в своих водах тысячи людей.

Самостоятельной рекой она не стала, хотя богомилы молились на природе, как древние тюрки, избегали храмов, называя их «дворцами сатаны», говорили слова, в которых отражалось сияние алтайских вершин. Но… в их словах не было прежнего духа, Бога Небесного заслонял Христос. Слишком многое забылось, слишком важные уступки новой жизни сделали они. Поэтому даже правильные слова у богомилов не имели силы и оставались словами. Как и их поведение в обществе, которое они поделили на своих и чужих – посвященных и непосвященных.

Маскарад, где вместо масок мелькали слова, хотя вера их была искренней и чистой. И это отрицать невозможно, они действительно искали правду. Искали, как могли. С завязанными глазами и заткнутыми ушами.

Потеснить христианство богомильской Церкви, конечно, не удалось, ей не хватало знаний, мудрости, времени. На пустом месте новую религию создать нельзя, нужны века и поколения философов. Разумеется, этот вывод относится ко всем христианам, которые в IV веке обрели новое вероучение, философскую систему… А так – вдруг! – не бывает. На Западе за чистоту веры в Бога выступали предки французов, итальянцев, немцев, испанцев, швейцарцев, их тогда называли «хазарами» (Gazari), «булгарами» (Bulgari), но они тоже были словами-масками на маскараде жизни. Ничем другим. Они не имели своей философии, а значит – лица. Представляли ветвь христианства, не религию… Впрочем, возможно, эта оценка далека от истины, в ней лишь видимая величина айсберга, ведь эти люди хранили свою философию в тайне, скрывали ее. И поэтому казалось, что их учение это ветвь христианства.Их объединял протест и имя – еретики (богомилы, катары, альбигойцы…). Потому что иначе, как «ересь», христианские епископы их учение не называли. Это слово и вошло в историю на века, хотя, что стояло за ним, мало кто знал. А за «масками» скрывались алтайские имена и традиции. Показательно в том смысле прозвище катар , например. Принято считать, оно восходит к греческому «катар» (чистый), а «хазар» – испорченное произношение этого слова. Однако так ли это? Известно же, катары лишь повторили «варварское» утверждение о том, что Церковь «свернула с праведного пути… на следующий день после Миланского эдикта (313)», когда стала государственным учреждением . Это целый том ненаписанной истории. Не признав «греческую веру», могли ли они взять греческое имя? Да никогда. Тем более известно другое: катары говорили на собственном языке, который на Западе окутан завесами тайн и назван мифическим языком «ок»…В стремлении обособиться от Церкви, погрязшей в грехе, «еретики» проявляли редкую твердость . «Одной из главных забот катарской церкви при воспитании своих священников было укрепление их стойкости в вере, – пишет Ж. Мадоль, французский исследователь религии. – Почти все они предпочитали отречению жестокую смерть»… Не правда ли, с учетом этих слов уже иначе воспринимается и прозвище катары-хазары .

...

Причина разноречивой оценки «еретиков» была, конечно, не в епископах, скорее в поступках самих протестующих. Французские катары, например, молились не на Алтай, а на Иран, взяв в основу своей Церкви учение Мани, его философию, с помощью которой пытались примирить христианство с идеей Единобожия.

В чистом виде манихейство для Европы не годилось, и они видели это, но не хотели быть «варварами», последователями их веры.

Почему катары отвернулись от веры своих алтайских предков? По политическим причинам. Манихейство же устраивало их тем, что включало в пантеон Христа, но не того, который был у христиан, а «настоящего».

...

Даже здесь европейские тюрки оставались европейцами, они искали себя между Алтаем и Атлантикой. Достаточно сказать, что духовным центром катарам служил замок Монсегюр – старинное поместье . Или то, что в тюркских провинциях Италии, Франции, Испании были «катарские» церкви, объединявшие сотни и тысячи прихожан.

Здесь осмысливали духовную культуру, завладевшую Европой – католичество, и резко критиковали ее. Шел трудный поиск идей, не всегда удавался он.

Отсюда, с Запада, уходили паломники на Алтай, контакт с «варварским» миром был, это очевидно, о нем известно по документам эпохи. В частности, по географическим картам (речь вновь идет о Каталонской карте), где указаны монастыри Алтая и выделен один, близ Иссык-Куля, там «пребывает тело святого Матфея, апостола и евангелиста».

Как оно оказалось там ? И почему?

Поражает не это, а то, что даже на очаг своих предков европейские тюрки смотрели теперь через замутненные очки христианства. Выходит, что они уже не были «варварами» – людьми Единобожия, вера постепенно оставляла их?

…Церковь уничтожала, убивала «еретиков» доступными ей способами. Виселицей, топором, словом. Например, им позволялось жить среди деревенской идиллии, где память гаснет и кажется, что скоро жизнь изменится к лучшему. Сама. Они брали себе крыльями надежду и страх, но взлететь не могли. Ведь против них стояла не Церковь, не их идейный противник, а государственная машина, которую создал папа римский. Ту машину приводило в движение самое молчаливое в мире войско – монахи, которые брали на себя тяготы идеологической войны. Против этой бессловесной армады «еретики» с их «белой» Церковью были и беспомощны, и бескрылы.

Проповедуя чистую веру, протестующие христиане не шли к Богу дорогой, лежащей через Алтай. Искали обходные пути и не находили, потому что других путей нет. Бог один, и в этом смысл Единобожия . К Нему нельзя ничего добавлять. И убавлять.

Те же альбигойцы во Франции, Италии, Германии открыто ратовали за возврат к «белой вере» в Бога Небесного, они называли христианство «дьявольской силой», отрицали его. В XII веке создали свою Церковь, и что? Государство разрешило им вести уединенную жизнь в сельских общинах, там они проповедовали, там их называли «добрыми людьми». И все. Кроме нравственного примера (что само по себе ценно), ничего иного они обществу дать не могли. И не дали.

...

Поразительно, и здесь алтайские традиции гирями висели на ногах «еретиков». На Алтае же не боролись за веру, там с Богом рождались и умирали. Авторитет духовенства был незыблем, утверждался личным примером. Но такой «безмятежный» стиль жизни не годился Европе, где религия стала политическим средством , а Церковь ее инструментом.

Когда нет нравственного совершенства у священнослужителей, искать правду среди них нельзя, любой, самый громкий, протест превратится в молчание. Даже массовых самосожжений, к которым прибегали «еретики», было мало, чтобы их заметил папа и изменился… Счастье победы приходит к человеку, когда дела прославляют его имя. А дел-то и не было! Их не дозволяли «еретикам». Они жили как бы сами в себе. Дальше сельских общин «ересь» не двигалась.

Папа, сделав ставку на «тюркскую карту», руководил западным миром. Друзей у папы всегда было больше, чем противников. Церковь, владея душами народов, оставляла оппонентам ровно столько свободы, сколько считала нужным. До поры (то есть до XIII века, еще до прихода в Европу Батыя) терпеливо смотрела и на «еретиков», давая им самим иссохнуть.

Папа же непрерывно работал. Даже утопая в роскоши своих дворцов, работал.

Понимая, идеями простой люд не завоюешь, он «христианизировал» тюркские праздники, чтобы подчинить себе и шумные народные гулянья. Например, праздник день Богоявленья (Корачун) – 25 декабря, объявил Рождеством Христа. Объявил не сразу, а через века после «рождения» младенца. Прежде тот день отмечали 6 января, что до сих пор хранят календари восточных Церквей, там по-прежнему день рождения Христа приходится на 6-е число.

...

Увы, «еретики» отдавали один козырь за другим. Каждый их проигрыш усиливал католичество. Будто нарочно.

…В V и даже в Х веке едва ли не все католики знали тюркский язык, на нем же в христианской Церкви читали молитвы. Это был родной язык для многих в Центральной и Западной Европе, но его называли «народная латынь» или вульгата . То была смесь тюркских и нетюркских слов.

...

Тогда, в Средние века, слово «латынь» передавало один-единственный смысл – речь, язык католиков . Это и вводит сейчас в заблуждение. Классическая, или «римская» латынь совсем иная, там, наоборот, в основе лежит язык аборигенов провинции Лацио, к которому добавлены тюркские слова… Здесь своя долгая история, в которой «еретики» тоже уступили позиции.

На юге Франции тюркский язык назвали «народной латынью» или языком Прованса, он был широко в ходу. Но называть его алтайским неправильно, то был уже европейский диалект тюркского языка, вернее, один из диалектов. Интересны в этой связи наблюдения знаменитого Мишеля Монтеня, потомственного гасконца.

Он жил в XVI веке, родной язык изучал в деревне, куда его, ребенка, отправил отец. Монтень прославился философскими работами, в которых воспел человека и величие исторического факта. Его книгу «Опыты» Церковь приняла в штыки. И было за что. Вот цитата (речь идет о «народной латыни»): «Латинский язык для меня родной; я понимаю его лучше, чем французский, но вот уже сорок лет совершенно не пользуюсь им как языком разговорным и совсем не пишу на нем; и все же при сильных и внезапных душевных движениях, которые мне довелось пережить раза два-три за мою жизнь, особенно в тот раз, когда я увидел, что мой отец, перед тем совершенно здоровый, валится на меня, теряя сознание, первые вырвавшиеся из глубин памяти и произнесенные мною слова были латинскими. Природа сама собой пробивается наружу и выражает себя, вопреки долгой привычке». Фраза очень глубокомысленна.

Из нее видно, как тяжело иные французы становились французами, как тяжело они забывали родной язык… Европейские тюрки напоминали львов, которые смирились с неволей, но стоило им почувствовать запах родины, как открывались глубины памяти… И вырывалась «народная латынь». Как лава из жерла вдруг проснувшегося вулкана.

Наверняка и язык был причиной разлада в среде католиков. Иначе чем объяснить, что во французском языке написание слов и их произношение абсолютно разное? Почему в транскрипции угадываются тюркские слова и фразы? Почему древнефранцузский язык непонятен современным французам? Он им совершенно чужой…

Само так случилось бы?

Церковь с VIII века начала переход на «римскую» латынь, чтобы обойти еретиков, – никто не смог бы тогда читать их книги, написанные по-тюркски, а значит, сомневаться в истинности христианских книг. Папе многое удалось, отход от народной латыни – итог скрытой политики Церкви. Поэтому-то на исходе Средних веков тюркский язык на Западе перестали замечать. Но он был. Язык, который французы знают теперь как диалект «ок» .

О том таинственном диалекте написаны статьи и книги, но ни в одной не сказано, откуда он появился и куда исчез. Цензура! Церковная цензура, веками редактировавшая христианскую науку, даже разделы, не имевшие отношения к Церкви. В результате слово «тюрк» исчезло из обихода… Однако и его «запах остался».

Диалект «ок» – признанный язык трубадуров (поэтов-певцов), на нем состязались острословы Испании, Франции, Северной Италии. Традиции диалекта «ок» древние, на нем написаны первые в Европе поэтические труды, которые сохранились, их признала наука. С диалекта «ок» начались прованское, ломбардское, венецианское, генуэзское, каталонское и другие наречия Запада.

Казалось бы, диалект, состязания поэтов, что они расскажут? Многое.

В Римской империи рифмованной поэзии не было, это факт. Алтай же проводил турниры поэтов-певцов, ашугов (по-тюркски «влюбленные»), всегда. Лирика трубадуров очень напоминает лирику ашугов. Пригвоздить противника словом, словно стрелой, на лету сразить подброшенную рифму и приручить ее могли лишь избранные.

«Ок» на тюркском языке означало «стрела». Слово очень точное для искрометной и разящей поэзии трубадура.

...

И сам «трубадур» хорошо выводится от тюркского корня, хотя его начинают ныне от французского «trobar» ( tro-bar – слагать стихи). Прекрасно. Но как оно попало во французский язык и во Францию? Не иначе как вместе с поэзией трубадуров.

В Древнетюркском словаре есть выражение «tori-bar», значит, не просто «творить», «слагать стихи», а делать это на ходу, непринужденно, например странствуя или бродя. Ну, когда душа поет и сил нет молчать. «Бродячий певец», «бродячий поэт» – вот перевод слова, которое в Южной Франции появилось вместе с ашугами. В тюркских поселениях только и слышалась та мелодия души, рвущейся наружу.

В искусстве «Trobar» было много стилей, один из них в Европе назвали Trobar clus , «закрытая поэзия». То – высшее искусство, утонченная поэзия, предназначенная самым изысканным ценителям слова. Лучшим ее мастером был Арнаут Даниэль из Риберака, его имя гремело с 1180 по 1210 год. Поэт, как истинный тюрк, поражал слушателей редкими и трудными рифмами, его поэмы были хитроумными загадками, в них каждый находил свой ответ.

...

Великий Данте, испытывая уважение к этому поэтическому гению, в «Божественной комедии» в двадцать шестую песню «Чистилища» вложил восемь стихов на диалекте «ок». Петрарка тоже уделил Арнауту место в своих «Триумфах». Чем не исторические документы?.. «Арнаут» по-тюркски означает «стражник», «охранник». Поныне это имя не забыто народом, но о поэте, конечно, люди уже не знают. Отучили. А в Европе имя стало звучать как Арнольд.

Слово «trobar» не французское, оно было в «греко-варварском» языке. Но там, а потом и у русских зазвучало как «тропарь» – молитвенные стихи. Их читал проповедник, аккомпанируя на музыкальном инструменте.

В Германии (в Священной Римской империи) странствующих поэтов и музыкантов называли «миннезингеры» (от древнетюркского минги – «веселье», «радость», джангир – «звучи», «звени»). И они устраивали в точности такие поэтические турниры, как ашуги Дешт-и-Кипчака, Средней Азии, Закавказья или трубадуры Южной Франции, Италии, Испании. То знаки одной культуры, ягоды одной грозди.

Естественно, миннезингеры, жители севера, предпочитали иные мелодии, чем ашуги или трубадуры, но выступления и тех, и тех сопровождали жонглеры и просто бродячие музыканты (акыны) – тоже традиция Алтая. Здесь все очевидно. Просто об этом давно не вспоминали. И не сравнивали. А историки XIX века, рассматривая тот культурный феномен, писали: «Музыка, которую мы теперь знаем, с ее бесконечной негой, с ее удивительной гибкостью, с ее многочисленными средствами выразительности и колорита, эта музыка – варварского происхождения». Только мало кто по-настоящему понял их правдивые слова.

Конечно «варварского»…

Нет, Историю современной Европы все-таки лучше читать, как и книгу – с начала, с поместий джентльменов, которые появились на незаселенной земле Римской империи в IV веке. Римские власти неспроста в V веке объявили Тулузу «варварским» королевством. Здесь и через пять, и через десять веков жил дух Алтая, дух свободы, он пришел сюда на знаменах Аттилы; ашуги, названные трубадурами, воспевали его.

Французы тюркского происхождения свободу почитали. Всмотритесь в портрет Карла Великого, основателя Франции, – это же лицо тюрка. При жизни он носил тюркское имя Чарла-маг (Charlemagne), что означает «зови славу». А Карла Смелого, мятежного герцога Бургундии, звали Темир. Рыцаря Ланселота – Телеги… Чьи это имена? В конце концов, есть же наука ономастика! Наука об именах.

Не принимая христианство, богомилы, катары, альбигойцы читали «Отче наш…». Но против них стояли тюрки, с тем же самым упрямством. Одетые в одежды католических епископов и монахов, они тоже читали тюркскую молитву «Отче наш…». Так и жили.

Церковь, овладевая культурой Алтая, делала ее безликой, придворной, европейской и очень красивой, как менестрели и рыцари.

Агафий Миринейский. О царствовании Юстиниана. М., 1996.

Аджи М. Европа, тюрки, Великая Степь. М., 1998.

[Алеппский Павел] Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. Вып. 3. М., 1898.

Ашмарин Н. И. Словарь чувашского языка. Т. 1–2. Чебоксары, 1994.

Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии // Сочинения. Т. V. М., 1965.

[Бартольд В. В.] Книга моего деда Коркута: Огузский героический эпос. Баку, 1999.

Бартольд В. В. Мусульманский мир // Сочинения. Т. VI. М., 1966.

Бедуэлл Г. История Церкви. М., 1996.

Беликов Д. Христианство у готов. Вып. 1. Казань, 1887.

Беляев Л. А. Христианские древности. СПб., 2000.

Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о нибелунгах. М., 1975.

Бернард де Вентадорн. Песни. М., 1979.

Библия. Брюссель, 1983.

[Бузанд]. История Армении Фавстоса Бузанда. Ереван, 1953.

Бутанаев В. Я. Хакасско-русский историко-этнографический словарь. Абакан, 1999.

Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.; Л., 1964.

Вебер Э. Руническое искусство. СПб., 2002.

Вербицкий В. И. Алтайские инородцы. М., 1893. Репринт. Горно-Алтайск, 1993.

Виолле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения в средние века. СПб., 1999.

Виппер Р. Ю. Возникновение христианской литературы. М.; Л., 1946.

Герасимов М. М. Восстановление лица по черепу. М., 1955.

Геюшев Р. Б. Христианство в Кавказской Албании: По данным археологии и письменных источников. Баку, 1984.

Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Ч. I–VII. СПб., 1997–2000.

Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. Сретенск, 2000.

Готье Ю. В. Железный век в Восточной Европе. М.; Л., 1930.

Грант М. Крушение Римской империи. М., 1998.

Грант М. Римские императоры. М., 1998.

Григорий, епископ Турский. История франков. М., 1987.

[Григорович-Барский В. Г.] Пешеходца Василия Григоровича-Барского-Плаки-Албова, уроженца киевского… Путешествие к святым местам… СПб., 1778.

Грязневич П. А. Развитие исторического сознания арабов (VI–VIII вв.) // Очерки истории арабской культуры V–XV вв. М., 1982.

Губер А. А., Колпинский Ю. Д. Искусство Западной и Центральной Европы в эпоху переселения народов и образования «варварских» королевств // Всеобщая история искусств. Т. II. Кн. 1. М., 1960.

Гуревич А. Я. «Эдда» и сага. М., 1979.

Гюйонварх К.-Ж., Леру Ф. Кельтская цивилизация. СПб.; М., 2001.

Данте Алигьери. Божественная комедия. М., 1986.

Даркевич В. П. Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе. (X–XIV вв.). М., 1966.

Даркевич В. П. Художественный металл Востока (VIII–XIII вв.). М., 1976.

Дашков С. Б. Императоры Византии. М., 1997.

Джонс А. Х. М. Гибель античного мира. Ростов н/Д., 1997.

Дирингер Д. Алфавит. М., 1963.

Добльхофер Э. Знаки и чудеса: Рассказы о том, как были дешифрованы забытые письмена и языки. М., 1953.

Древнетюркский словарь. Л., 1969.

[Евсевий]. Церковная история Евсевия Памфила. Т. I. СПб., 1858.

Жирмунский В. М. История немецкого языка. М., 1965.

Жирмунский В. Народный героический эпос: Сравнительно-исторические очерки. М.; Л., 1962.

Жирмунский В. Сказание об Алпамыше и богатырская сказка. М., 1960.

Задворный В. История римских пап. Т. I–II. М., 1995.

Заднепровский Ю. А. Об этнической принадлежности памятников кочевников Семиречья усуньского периода II в. до н. э. – V в. н. э. // Страны и народы Востока. Вып. Х. М., 1971.

Засецкая И. П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец IV–V вв.). СПб., 1994.

Иностранцев К . Хунну и Гунны. Л., 1926.

Иордан . О происхождении и деяниях гетов. Getica. СПб., 1995.

Исмагулов О. Этническая геногеография Казахстана. Алма-Ата, 1977.

История Китая. М., 1998.

[Каганкатваци]. История агван Мойсея Каганкатваци. СПб., 1861.

Кардини Ф . Истоки средневекового рыцарства. Сретенск, 2000.

[Карпини] Иоанн де Плано Карпини. История Монгалов. СПб., 1911.

Кернс Э. Дорогами христианства: История Церкви. М., 1992.

Кин М. Рыцарство. М., 2000.

Климович Л. И. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. М., 1988.

Книга правителя области Шан. М., 1993.

Ковальский Я. В. Папы и папство. М., 1991.

Коран / Пер. И. Ю. Крачковского. М., 1963.

Крывелев И. А. Библия: историко-критический анализ. М., 1985.

Крывелев И. А. История религий. Т. 1. М., 1975.

Культура Византии, IV – первая половина VII вв. М., 1984.

[Ландышев] Стефан Ландышев . Космология и феогония алтайцев язычников. Казань, 1886.

Лебедев А. П. Эпоха гонений на христиан. СПб., 1904.

Лебедев Д. 19-летний цикл Анатолия Лаодикийского: Из истории древних пасхальных циклов //Византийский временник. Т. XVIII. СПб., 1913.

Мадоль Ж. . Альбигойская драма и судьбы Франции. М., 2000.

[Марцелин] Аммиан Марцелин. История. Вып. 1–3. Киев, 1906–1908.

II Международный симпозиум по армянскому искусству. Ереван, 1978.

II Международный симпозиум по грузинскому искусству. Тбилиси, 1978.

IV Международный симпозиум по грузинскому искусству. Тбилиси, 1983.

Мельникова Е. А. Меч и лира: Англосаксонское общество в истории и эпосе. М., 1987.

Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1996.

Мифологический словарь. М., 1991.

Монтень М. Опыты. Кн. I–III. М., 1979–1980.

Мурзаев Э. М. Тюркские географические названия. М., 1996.

Мюллер А. История ислама. Т. 1. СПб., 1895.

Народы мира: Историко-этнографический справочник. М., 1988.

Нейхардт А. А. Загадка «святого» креста. М., 1963.

Осокин Н. История альбигойцев и их времени. М., 2000.

Песнь о Роланде. М.; Л., 1964.

Полевой В. М. Искусство Византии // Всеобщая история искусств. Т. II. Кн. 1. М., 1960.

Полевой В. М. Искусство Греции: Древний мир. Средние века. Новое время. М., 1984.

[Поло] Марко Поло. Книга. М., 1955.

Поснов М. Э . История христианской Церкви: (До разделения церквей – 1054 г.) Брюссель, 1964. Репринт. Брюссель, 1988.

Приск. Римское посольство к Аттиле. СПб., 1842.

[Прокопий] Прокопий Кесарийский. Война с готами. М., 1996.

[Рубрук] Вильгельм де Рубрук . Путешествие в Восточные страны. СПб., 1911.

Свенцицкая И. С. Тайные писания первых христиан. М., 1980.

[Симокатта] Феофилакт Симокатта. История. М., 1996.

[Сирин] Ефрем Сирин . О днях празднования Рождества. Об основании первых церквей в Иерусалиме //Тексты и разыскания по армяно-грузинской филологии. СПб., 1900.

Смирнов С. Филологические замечания о языках новозаветных в сличении их с классическими при чтении Послания ап. Павла к Ефсеям. М., 1873.

Средневековые латинские новеллы XIII. Л., 1989.

Танзаган – отец алтайцев: Алтайские сказки. М., 1978.

[Таубе Э.] Сказки и предания алтайских тувинцев: Собраны Эрикой Таубе. М., 1994.

[Тацит] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении германцев //Сочинения: В 2 т. Т. I. СПб., 1993.

Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: Извлечения из сочинений арабских. Т. I. СПб., 1884.

Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: Извлечения из сочинений персидских авторов. Т. II. М.; Л., 1959.

Томсен В. Дешифрованные орхонские и енисейские надписи / Пер. В. Радлова // Записки Восточного отделения Русского Археологического общества. Т. VIII. Вып. III–IV. 1894.

Тревер К. В. Очерки по истории и культуре Кавказской Албании (IV в. до н. э. – VII в. н. э.). М.; Л., 1959.

Тревер К. В. Очерки по истории культуры древней Армении (II в. до н. э. – IV в. н. э.). М.; Л., 1953.

Усейнов М. История архитектуры Азербайджана. М., 1963.

Успенский Ф. И. История Византийской империи VI–IX вв. М., 1999.

Успенский Ф. И. Церковно-политическая деятельность папы Григория I – Двоеслова. Казань, 1901.

Фишбейн М. Религиозные традиции иудаизма // Религиозные традиции мира. Т. 1. М., 1996.

Хакасский героический эпос: Ай-Хуучин // Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока. Т. 16. Новосибирск, 1997.

[Хоренаци] Мовсес Хоренаци. История Армении. Ереван, 1990.

Хосроев А. Л. Из истории раннего христианства в Египте: На материале коптской библиотеки из Наг Хаммади. М., 1997.

Хрестоматия латинских текстов средневековых авторов. М., 1956.

Христианство: Энциклопедический словарь. Т. 1–3. М., 1993–1995.

Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора. М., 1980.

Чубинашвили Г. Н. Разыскания по армянской архитектуре. Тбилиси, 1967.

Шебунин А. Куфический Коран Санкт-Петербургской Публичной библиотеки // Записки Восточного отделения императорского Русского археологического общества. Вып. 1–4. Т. VI. СПб., 1892.

Штаерман Е. М. Кризис античной культуры. М., 1975.

Эпоха крестовых походов. СПб., 1999.

Якобсон А. Л. Закономерности в развитии средневековой архитектуры. Л., 1985.

…Иные потомки кипчаков против католичества протестовали иначе – они родами и семьями уходили на север, подальше от Римской церкви, за Рейн. Дух свободы там жил со времен Аттилы, о чем свидетельствуют исторические памятники той поры и поход самого Аттилы в 435 году. На Европейском Севере он основал новые ханства.

Те памятники неплохо сохранились, они разные. И вовсе не безмолвные, как ныне принято думать, это курганы и камни с руническими письменами, которые можно читать.

А еще это не забытый, но по-настоящему не прочитанный, народный эпос. И конечно, люди – носители традиций, или генетический и антропологический «материал», подделать который невозможно. Он – в Литве, Польше, Чехии, Германии, Австрии, Дании, Голландии, Бельгии, Люксембурге, Швеции, Норвегии, Исландии… Словом, в народах, не сразу подчинившихся Риму и не сразу принявших католичество. За них, за эти страны, в конце Средневековья шла изнурительная война, с трудом Рим одолел здесь дух свободы.

С IV века там начала складываться своя культура и своя политика, потому что там стали исповедовать другую европейскую религию, еще одну ветвь Единобожия. Не христианскую. Ученые ее назвали «арианство», она – уникальнейший знак средневековой эпохи, была когда-то соперником католичества и греческого православия. Ее яркий след – протестантизм, который до сих пор определяет модель жизни миллионов людей.

И он плод Великого переселения народов, еще один плод тюркской культуры, подаренный Европе Востоком.

Ныне арианство европейцы не знают, забыли, называют язычеством. В том малознакомом слове даже специалисты видят ересь египетского епископа Ария, что абсолютно неверно. Северная Европа, ее старая вера, не имела и малейшего отношения к Египту, к Арию, она лежала далеко в стороне от христианских страстей, бушевавших в Константинополе, Александрии и Риме, начиная с IV века. То был свободный от духа «греческой веры» регион, самостоятельная территория, которая имела лишь некоторые внешние признаки сходства с религией Ближнего Востока… У них был общий исток!

Здесь, на Европейском Севере, со времен Великого переселения тоже узнали и тоже сохраняли алтайское вероучение о Боге Небесном, но в ином, не христианском, обрамлении. Их, эти зарождающиеся традиции, по-своему вплетали в канву новой европейской культуры, которая получала права на жизнь к северу от Рейна и Дуная . Делали это «германцы», и делали не по указке Константинополя или Рима. Сами. По своему собственному усмотрению.

Закладывалась самобытная культура Центральной и Северной Европы. Новая. Европейская, но другая. Отсюда «арийцы», «ариане» – так христианское духовенство назвало «германцев», «варваров», то есть выходцев с Алтая, которые поселились в Европе и, естественно, не приняли чуждую им «греческую веру» во всех ее проявлениях. Не признали они и главенство Византии в политике. Конечно, христиане не могли посчитать ариан своими единоверцами. Наоборот, смотрели на них как на врагов. Противников. Конкурентов.

...

Так и было на самом деле. Появились два враждующих лагеря, Севера и Юга, говорящих на одном языке, но исповедующих разную духовную культуру. Отсюда, естественно, еще одно деление на «народы».

Видимо, здесь надо подчеркнуть, что имя «ариане», или «арийцы» родилось не в Европе и даже не на Ближнем Востоке. Его знали на Тибете, в Персии, Индии еще до новой эры, имя относилось к пришельцам с Алтая . На Тибете, например, есть область Арий, где две с половиной тысячи лет назад осели те самые пришельцы. А в Иране – провинция, нынешнее название которой созвучно слову Германия (Керман, Герман), где издревле, со времен Персии Ахеменидов, обосновались тюрки. О той далекой восточной стране Ариил упоминает и Библия.

...

У европейских и азиатских арийцев тотемные знаки были одинаковы, будто срисованы один с другого, это аджи (равносторонний железный крест) и мандала (ковчег-мощевик). Только так и должно было быть, то – знаки Алтая, которые, по преданию, полагались «хранителям Вселенной», проповедникам Единобожия.

Разумеется, европейское арианство, вопреки излишней настойчивости нынешних теологов, не имело отношения к христианству, потому что оно (его традиции!) жило и здравствовало до новой эры, то есть задолго до утверждения императором Константином христианской религии. Сам Арий, от которого выводят арианство, был выходцем из «индийских общин» Египта, отсюда его «алтайские» познания. И неегипетское имя! Оно не встречалось на берегах Нила до прихода тюрков, зато встречалось на Тибете, в Индии, в Кушанском ханстве. У тех, кого называли «ханифами», или «несторианами»

Отрицать арианство как самостоятельное вероучение глупо. Не видеть в нем следов Востока, а видеть заговор каких-то антихристианских сил неправильно вдвойне. О какой ереси, о каких заговорах речь, если «греческая вера» при Арии ничего собой не представляла. Бороться с ней не требовалось, она была слабее неоперившегося птенца. А то, что ариане, и не только они, были противниками христиан, их соперниками, это бесспорно. Ариане (как потом и мусульмане) отстаивали чистоту Единобожия, кроме Всевышнего, никого над собой не желали знать.

...

Такова была их правда . Ариане жили с ней. Стойкость в вере, духовная чистота придавали их культуре и им самим уникальность и своеобразие.

Огромным авторитетом у ариан пользовался Ульфила (311–383), один из основателей этой веры в Европе, ее патриарх. По крайней мере, известно, он совершил тот же духовный подвиг, что его современники, святые Иероним, Августин и другие «доктора» Католической церкви. Они учились и росли в одной культурной среде. Ульфила дал арианам свою «Вульгату», то есть нехристианскую Библию. Очевидно, то был, как и у католиков, перевод тюркской богослужебной книги, однако с иными комментариями. Там, например, не было Книги Царств, где описаны ратные подвиги библейских персонажей, видимо, они, подвиги, были знакомы готам по другим источникам… Этот «неполный» текст и лег потом в основу арианского учения, которое набирало силы на севере Европы.

Католичество и арианство, судя по всему, родились в одно время, они росли, как братья-близнецы. Их кормили из одних рук и одной пищей…

Той «северной» Библии уже нет, как нет и арианства, папская инквизиция решила их судьбу, но остались отдельные фрагменты и комментарии «Skeireins» к той Библии, очень странный документ. Он упомянут в книге «Христианство у готов», которая увидела свет более ста лет назад. Кто был автором тех комментариев, неясно, автор же книги обратил внимание на обилие «слов и оборотов речи, которые готскому переводу [Библии] почти несвойственны». Здесь явно какая-то неразгаданная тайна… Видимо, как в Персии, в Византии, в Армении, в Северной Европе существовал язык посвященных в тайны религии – на нем говорили правители, священнослужители – и был язык простонародья. Отсюда столь разительное несходство между «Skeireins» и текстом Библии, отсюда и та жестокая борьба, которая велась на севере Европы за утверждение арианства: одни ханы склонялись к католичеству, другие, как отметил Гиббон, тех, «которые отказывались поклоняться Богу своих предков, немедленно предавали сожжению вместе со своими палатками и со своими семействами».

По сути же речь шла о тексте, который разъяснял учение о Боге Небесном, так следует из названия… если его перевести с древнетюркского языка.

...

Не менее «странно» и другое, в конце IV века, как известно, между католичеством и арианством началась острая конкуренция по выработке «европейского» обряда нового богослужения. Тогда епископ Амвросий сочинил первые христианские рифмованные гимны , которые потом ввели в традицию Католической церкви. Их, эти гимны, читали распевно, они появились, как записано в хрониках, чтобы «конкурировать с арианами» в истинности обряда .

...

Любопытно, не правда ли? Хотя «конкурировать» не вполне точное слово, потому что речь тогда шла о соответствии тому богослужению, которое вели ариане и тюрки Алтая.

С тех гимнов, между прочим, как отмечено специалистами, началась европейская поэзия ! То первые рифмованные строчки, которые услышали латиняне… Впрочем, может быть, и нет – не первые. Время сохранило другие примеры тюркской поэзии, иным ее строкам более двух тысяч лет, они высечены на камнях Алтая рунами. Бессмертные эпитафии.

Явно не дрожащая рука новичка выводила, например, и эти яркие строки:

Не исключено, что в раннем Средневековье европейцы слышали эти стихи:

Строки за века не поблекли, не потеряли красоты… их просто забыли.

…Говоря о поре становления Католической церкви, надо ли молчать и о том, что император Валент (364–378), который правил до прибытия в Рим Феодосия I, был «твердым арианином»? Традиции Алтая были не чужды ему, писали биографы. Больше того, Валент изгнал из Рима сторонников «греческой веры», которых не переносил на дух… Такова подлинная римская история, не терпящая фальши.

И думается, совсем нелишне напомнить в той связи, что католики при Феодосии и ариане при Ульфиле обряд посвящения в веру (крещение) осуществляли одинаково – в баптистерии, троекратным погружением в освященную воду. И те и другие повторяли ары-алкын , которому учили в Дербенте. Лишь при папе Григории Великом католики внесли изменения в тот алтайский обряд, о чем папа уведомил в 591 году в письме епископа Севильского Леандра. Его письмо сохранилось.

Григорий, можно сказать, был последним папой «римского» мира, он обогатил католичество, провозгласив лозунг «разрешение и связывание», с которого, собственно, и начался отход от прежних общественных ценностей и обретение новых, то есть тюркских. Это осуществили в эпоху Карла Великого. Папа Григорий, между прочим, писал свои воззвания на «народной латыни», он действительно неплохо знал тюркский язык. Его прозвание Двоеслов говорило само за себя.

...

Тюркская культура входила в европейские города через разные ворота. Входила с севера и с юга. И приживалась…

Уже потом, то есть после захвата католиками Северной Европы, словам «арийцы» и «арианство» богословы-политики подобрали значение, очень далекое от изначального: тогда мертвых превращали в живых, а живых – в мертвых. Что объяснимо, начиналась колонизация Востока , уничтожали «тюркский след» в истории Европы. Западная церковь стала хозяйкой жизни, ей не нужны были конкуренты.

И она, объявив инквизицию, повела атаку на Единобожие.

Нынешнюю историю писали они, победители, в их устах старые слова обретали новый смысл. И мир переворачивался с ног на голову. Тюрки не находили тюркам места в тех писаниях, брат не видел брата. В религиозном угаре, охватившем Европу, людей различали не по родству, а по религии . Это было сродни эпидемии. Тогда появились «кочевники», «поганые татары», за душой которых, как утверждали католики, не стояло ничего, кроме дикости и распутства.

О какой религии тут речь? О какой любви к ближнему? О каком Единобожии? Родной брат стал лютым врагом лишь потому, что иначе смотрел на мир…

Однако и ангел на Небе записывал то, что вершили человечки в рясах. От суда Божиего не уйти и им, победителям, знавшим, что арианство – не ересь, не язычество, а вера германцев. Вернее, «белая вера» Алтая, к портрету которой добавлены штрихи обряда, бывшего у северян-европейцев (кельтов) до прихода тюрков. То такая же полноценная религия, как иудаизм, христианство, ислам или манихейство.

Граница между арианской и христианской Европой, конечно, чувствовалась, она делила континент на два разных мира: один – живой и естественный, другой – придуманный и чопорный. Черный и белый. При взгляде с севера темным был юг, при взгляде с юга – север. Ариане укоряли христиан за поклонение трем богам, за отход от Единобожия, те, как могли, защищались с помощью богословских отвлеченностей, сочинением которых занимались усердные «воины Христа».

Вера, ее чистота и отличала Северную Европу от Южной.

Отсюда, из духовных противоречий, проистекала та вечная вражда, то непримиримое противостояние «германцев» и их соседей, которое не прекращалось ни в Средние века, ни позже. Это история короля Хлодвига и рода Меровингов, это история Женевского княжества, это десятки других историй, которыми пропитана, как кровью, средневековая Европа: тюрки силой или хитростью навязывали тюркам же свою веру, свою правду. И это, может быть, самое поразительное в их сокровенной истории.

В том противостоянии позиция ариан была честнее. Они не уничтожали католиков физически, наоборот, в любом своем городе, в любой своей стране давали им свободно исповедовать христианство. Католики же действовали иначе, сознание превосходства, которое, видимо, коренилось в их римско-имперском прошлом, довлело, и они не очень утруждали себя диспутами, неизбежными в религиозной войне.

Шли напролом, уповая на штык, а не на слово.

Вражда достигла апогея при Карле Великом, которого взорвала независимость ариан: по воле папы он выступил в тот легендарный поход против цитадели арианства в Северной Европе и нанес арианству если не смертельную, то губительную рану.

Люди в рясах, исправляющие историю, хорошо знают, что с 336 года арианство как религия господствовало на континенте. Ведь император Константин, основатель христианской Церкви, покаялся в содеянном грехе и предоставил все права не христианству, а именно арианству, которое было верой, далекой от политики. Дети Константина дали арианству господствующее положение в учении Церкви, которое формировалось тогда. Эти факты изложены в христианской энциклопедии. Упоминая о них, мы не открываем ничего нового. Лишь повторяем известное.

Если бы не Феодосий I, величайший политик – он ради католической доктрины, вернее, ради утверждения тюркских орд на Западе пошел против решения Константина – сегодня вряд ли кто вообще слышал бы о Христе. Христианство разделило бы участь присциллианства.

Сколько трагедий и горя удалось бы избежать. Однако не избежали…

Когда в христианстве начались трения, иные латинские тюрки, опоясав себя поясом счастья и не желая конфликта с духовенством, меняли благоприятный Юг на неуютный Север, они уходили семьями, чтобы сохранить свободу. Сюда, на северные земли, они несли свои знания и умения, например, выращивать коней, пахать землю, чего аборигены, естественно, не знали. Как не знали черной металлургии, кузнечного дела, строительства из кирпича. Арианская Европа взрастала медленно. Она не имела потенциала и опыта власти, который был в странах бывшей Римской империи, не имела и такого населения. Ее климат был иным. Тем не менее. Она располагала природными ресурсами, которых не было у христиан – ни у византийцев, ни у римлян. Это существенно меняло ориентиры в политике, делало северный мир привлекательным.Залежи железной руды в Норландии и тюрки, умевшие плавить ее, к IX веку сложили политическое лицо Скандинавии, ставшей лидером арианства.…Когда алтайцы впервые влились сюда, там учредился союз народов. Их назвали готами. А еще участников того союза называли викингами, норманнами (в России – варягами), в мировой истории одно из первых упоминаний о них относится к 839 году, тогда посольство северян прибыло в Константинополь. То были не новички в политике, не дикари, завернутые в шкуры. Их известность страшила греков и одновременно манила к себе. Еще бы – враги католического Рима, которые завоевывали одну за другой его колонии на севере Европы, и папа даже не противился. Расстановка сил была в пользу северян. И все чувствовали это.

...

Греки, желая быть ближе к норманнам, предлагали им выгодные экономические проекты, в частности торговлю, для которой наладили путь «из варяг в греки»… Наметился новый политический союз, он проявился не сразу. В скандинавских сагах, в этих уникальных поэтических летописях, о норманнах и их жизни в тот период сказано много: «короли» северных морей, первооткрыватели земель. Мужественный народ. Правители там ездили верхом на конях , их от простолюдинов отличала одежда – высокие шапки, отороченные лисьим мехом, сапоги, наделявшие хозяина признаком знатности. Штаны. Короткие кафтаны… Но это же национальная одежда тюрков, только они носили такую!

Действительно, другие члены норманнского общества одевались иначе и ходили пешком, они боялись коней. Им запрещали ездить верхом, о чем сообщает сага о рыцаре Орваре Одде, он первым из скандинавов сел на коня, случилось это в конце V века. И неудачно. А норманны-правители, наоборот, отправляясь в плавание, брали на борт коней, без них не могли шагу ступить… В сагах всплывает масса любопытных деталей, на которых, к сожалению, еще не останавливался взор этнографа.

Удивительные подробности… Действительно, откуда в лесной Скандинавии в V веке вдруг появились степные животные – кони? А ханы-правители?

Здесь явно повторялась история Персии, Кавказа и других регионов, куда приглашали царский тюркский род на правление. Возможно, так было и здесь, на Севере. К сожалению, неясны иные подробности, многое еще не прочитано. Что-то говорит в пользу этой гипотезы, доводов «за» явно больше. Саги открывают прошлое лишь внимательным, их надо уметь читать – читать по правилам Алтая . Иначе никогда не понять, что слово «сага» тюркское, очень древнее – «савга» (рассказывай историю, повествуй).

Например, сага о Виланде рисует жизнь кузнеца-мастера – чисто тюркский быт. Высвечивается масса этнографических деталей и мелочей, придумать которые невозможно, даже та, что «связывает» Виланда с Чингисханом: тот и другой из черепа врага сделали чашу для вина. Древний алтайский обычай, о котором знали лишь избранные.

И в саге о Сигурде (Зигфриде) приметы тюркской символики, особенно интересны сведения о богатырях «нибелунгах»… Страница за страницей саги описывают быт, в котором царствовали тюрки. Мудрые алтайцы в таких случаях говорили: «внимательный человек слышит издалека». И были абсолютно правы.

В Норландии действительно осело много кипчаков. Иначе – откуда там оленные камни, точно как на Алтае? Археологи установили: камни, вернее, рисунки и орнаменты на них на реке Абакан и в Скандинавии неотличимы. А это же послания, напутствия путнику. Пойдешь направо – встретишь то-то, пойдешь налево – встретишь то-то. Право – лево – ориентиры: север – юг.

Алтайские узоры (обереги) и драконы украшали корабли норманнов. Приметы их новой культуры хорошо узнаваемы на Европейском Севере. Например, у алтайцев, древних германцев и скандинавов была абсолютно одинаковая письменность. Они понимали друг друга без переводчиков. С чего бы? Их язык потом назвали древнедатским , но это ни о чем не говорит. Исследователи признают, что в те времена «различия между языками скандинавских народностей не осознавались».

Признание стоит многого.

Оно возбуждает желание спросить: а почему «восточные» драконы в изобилии встречаются и на ювелирных изделиях северян?.. Там всюду молчащие символы Алтая, их язык не понимает никто. Но они же есть! Они не придуманы.

Если вспомнить, что норманны исповедовали Единобожие, как алтайцы, то драконы и иные древние символы отходят куда-то на задний план. Своего Верховного Бога скандинавы называли Донар, Дангыр, Тор. А это обращения тюрков к Тенгри, они до сих пор не забыты, например, у чувашей, хакасов и у других народов – хранителей алтайских древностей. Они так и произносят имя Всевышнего.

Единобожие в древней Скандинавии – историческая реальность , оно появилось в одночасье, вместе с пришельцами-правителями. Факт неопровержимый!

И что показательно, северная религия «развивалась» по той же схеме, как всюду от Алтая до Атлантики: тюркская основа, к которой добавлено что-то характерное из местных верований. Саги точно показывают, как в «биографию» религии вплетали сюжеты из местных преданий. Существовала целая «программа», ее результат налицо, он и вызвал споры в научной среде. Как Единобожие появилось на окраине Европы? Как религиозное учение могло развиться здесь, вдали от цивилизованных Рима и Константинополя?

Загадка? Отнюдь. Серьезные ученые всегда сходились в одном: скандинавские саги отражают реальные исторические события… Иное дело, как их трактовать.

Например, датский историк А. Маллэ связывал появление норманнов и их религии с Римской империей, мол, оттуда после победоносных войн Помпея ушло с берегов Меотийского озера (Азовского моря) племя готов, которое вознамерилось в Скандинавии, «в этом убежище свободы создать религию и такой народ, которые когда-нибудь сделаются орудием его бессмертной жажды мщения».

Мысль, конечно, интересная. Но абсолютно необоснованная. Ее легко опроверг Э. Гиббон, который справедливо засомневался, а могло ли какое-то племя быть «обителью богов»? Лишь в мифах случается такое. Тем не менее точка зрения Маллэ получила признание. Хотя, если следовать элементарной логике, противоречие налицо: проповедовать религию мог человек, знакомый с этой религией, речь же шла о Единобожии, о котором в Римской империи во времена Помпея не знали…

Саги щедро открывают одну страницу прошлого за другой, показывая, что даже созвучие имен Тенгри у алтайцев и Донар у древних германцев случайным не было. И не потому, что у тюркских народов принято по-своему произносить имя Тенгри – Тенгери, Тегри, Тер, Тура, Дээр, Тигир. Тюрки-европейцы тоже могли произвольно произносить это имя. Такой вывод возможен, но он мало что дает.

Весомее здесь иное, не звучание слов, а образ Тенгри и Донара! Он был един у алтайцев и германцев. Именно образ! И обряд почитания. А это уже никак не совпадение. Это единство культуры, основанной на Единобожии. Даже если отбросить остальное (коней, железо, одежду, обычаи, письменность), единство налицо… Можно спорить о правителях, об их одежде, даже о письменности, но любой спор уже становится пустым: аборигены Европейского Севера в период Великого переселения народов отошли от язычества. Они познали Бога Небесного. Факт, который надо просто принять.

Со временем обращение Донар-Тор уступило Одину (Водину, Вотану), которого называли еще и «северным Магомедом», настолько много общего было между верой «германцев» и мусульман. Неудивительно, то ветви одного древа: Единобожие царило и на Востоке, и на севере Европы. Бог Небесный правил там.

...

Религия скандинавов – это явление культуры и времени, незаслуженно забытое в Европе, оно тоже представляло собой единение духовных традиций Востока и Запада. Так, в согласии, получала право на жизнь альтернатива христианству (и греческому, и католическому), так, в согласии, складывалось новое миропонимание, которого северные народы прежде не знали… Это абсолютно непознаваемый процесс – рождение новой культуры. В нем вроде бы все понятно, и ничего не ясно.

Бесспорно, пожалуй, одно, кроме «греческой веры» на Западе существовал другой противовес католичеству, однако он мало исследован. Мешала папская цензура!

...

Вражда Севера и Юга имела причины. Неприятие «германцами» католиков было обосновано, они иначе видели мир, иначе желали жить в нем. Каждый видел свое солнце на небе… Фактов тому достаточно, они и позвали в дорогу в конце ХХ века знаменитого путешественника, норвежца Тура Хейердала, на поиски родины предков скандинавов. Его экспедиции в Азербайджан, на Дон были лишь подходом к культурным кладам Алтая. Он, плохо знавший о Великом переселении народов, строил маршруты экспедиций на интуиции, не на знаниях, поэтому и не дошел до желанной цели, до родного алтайского очага. Но направление, выбранное им, правильное – тюркский мир.

Хейердал заявил: у Скандинавии «иноземные корни». А доказать это не сумел, ученому просто не хватило времени.

О ее «иноземности» убедительнее всего говорит Иггдрасиль , символ, без которого понять культуру северян невозможно. Это – гигантский ясень, являющийся «каркасом» мироздания. Древо жизни. Иггдрасиль, в сознании ариан, определял вертикальную проекцию бытия, в нем сходились различные миры (земля, небо, подземный мир), давая представление не только о цельности, но и о мере прекрасного. То – суть, истина народной мифологии. Эталон бытия.

Девять разных миров соединял скандинавский Иггдрасиль: у его корней покоился дракон Нидхегг и змеи, средние листья щипали олени во главе с Эйктюрмиром, на вершине древа сидели мудрый гриф с линялым ястребом Ведрфельниром. Корни древа жизни питала влага источника Мимира, откуда начинается судьба каждого человека.

Вечнозеленое древо, словно янтарную смолу, источало священный мед, в его крупинках таились таланты и умения («мед поэзии», это отсюда!).

Страницы саг посвящены живительному древу, которое, кроме прочего, дало Северной Европе Одина – Бога Небесного: саги «Старшей Эдды» и «Младшей Эдды» убедительны и категоричны. Через познание древа жизни можно понять, как Всевышний вошел в мир Севера… В древе жизни скандинавы увидели и образ равностороннего креста, он был знаком их дохристианской культуры, о чем вещают государственные флаги. И художественные орнаменты, конечно.

Впрочем, о том же говорят и рисунки на знаменитом руническом камне острова Мен (Англия). Там, в бывшей норманнской колонии, письменно – рунами! – запечатлены мысли о древе жизни… Поразительно, оно было таким же, как на Алтае . До деталей. Лишь персонажей его алтайцы называли иначе, по-своему.

Без древа жизни когда-то была немыслима культура Востока. И Запада.

Это, пожалуй, самая яркая и самая характерная деталь (после веры, разумеется), она позволяет говорить о единстве культуры человечества, о ее неделимости на Восток и Запад. Ибо никто не скажет и не покажет, где начинается одно и где заканчивается другое. После Великого переселения народов мир стал другим – цельным: он принял религию Тенгри, то есть Единобожие. И раскрасил ее своими красками, в каждом регионе оттенки веры неповторимы. Как и народы там.

Пусть арианство в Европе ныне малоизвестно. Но оно же было… А что, если эта религия не погибла? Что, если традиции ариан продолжили протестанты ? Их потомки? Отчасти так и есть. Протестантизм – это духовный мир, который уместился в тени христианства. Строгий и цельный, имеющий прошлое и будущее. То не «отколовшиеся» католики, как их называют, у них есть свое выразительное прошлое, которого не было у католиков.

Север Европы в Средние века имел… чуть скуластое лицо. Чистое, как алтайское Небо. И оттого, что его очернили, оно не потерялось. Нет.

Ариане, запутавшись в тончайших сетях папской политики, стали католиками, случилось это на излете Средневековья – в разных странах по-разному. Их заставили отказаться от веры предков и признать Христа, а вместе с ним власть римского папы. Это же было… Но недолго сохранялся мир в новой папской семье. Другая культура не могла просто так умереть в холодных римских казематах, она должна была выразить себя. И выразила. Поэтому сохранилась.

Католики-северяне нашли силы и провели Реформацию в Западной Церкви, до основания поколебав ее.

...

Словом, добились признания воззрений своих пасторов. Своих, не папских! То был шаг к свободе вероисповедания, он удался. Но лишь к XVI веку завершился тот путь.

Протест, несомненно, рано или поздно объединил бы северных тюрков, тогда еще помнивших о своем единстве, о корнях прежней культуры, но этого не случилось. Духовенство Рима оказалось сильнее и изворотливее. Отсюда – только «протестанты», они не выразили своего этнического родства, стали течением в католицизме, хотя это и не вполне так. Протест зародился не в недрах Западной церкви, как утверждают теологи, он был протестом народа. Реформация выявила его, она тайное сделала явным. Но не надолго.

...

Когда точки над «i» в Реформации были расставлены, они всех устроили. Папа получил политическую власть на Западе, а протестанты – свою «белую веру», правда, чуть измененную. Что это было? Сделка? Лукавство? Возможно. Но они принесли Западу мир и согласие.

Те же кальвинисты и лютеране – ядро протестантов – оставили в божественном пантеоне Христа, зато им позволили возродить обряды и общины, которые были до принятия христианства. Они оставались христианами, фактически вновь став арианами. Вернее, почти арианами. Протестанты отрицают посредников между Богом и человеком, то есть папскую Церковь и ее духовенство. Как древние тюрки, поступок ставят во главу поведения верующего. Упразднили поклонения святым мощам, сочтя их за проявление язычества. Отказались от монашества, которое по алтайскому уставу несовместимо с Церковью… Словом, продолжили традиции арианства, не афишируя их…

Чем не взаимовыгодная сделка?

Став католиками, они не приняли латиницу, как полагалось католикам, а с завидным упорством отстаивали готическое письмо , которое им оставил патриарх Ульфила. Тот шрифт стал «национальным» шрифтом, в нем сведущий человек находил неповторимый облик древних германских рун. И тайно гордился своим неожиданным открытием. Папа римский с его вездесущими монахами и тут был бессилен: он мог все, даже усыпить людям память, но не мог лишить их предков, а значит, привить им свое понимание правильности и красоты.

Арианство когда-то собрало часть германцев в народ (норманнов), но оно же и разделило их. «Германцы» с тех пор так и остались разными. Шведы, норвежцы, финны, датчане, исландцы – пальцы одной ладони, народы одной этнической группы, в XI веке они приняли католичество, в XVI веке – протестантизм и раскололись на мелкие общины.

Протестантизм не напомнил им об Одине, о древе жизни. О духе предков, наконец. Саги жили сами по себе, люди – отдельно от них… Разрыв культуры отголоском вошел в «Сагу об Олаве сыне Трюгви». Там есть эпизод, когда Один, приняв образ одноглазого старика, предлагал герою съесть кусок конины и тем вспомнить былое. Католики, как известно, запрещали прихожанам употреблять в пищу конину, пить кумыс, называя эту еду «сущностью язычества»… Воспоминания о прошлом были невыгодны папе римскому, который разделял, чтобы властвовать. Протестантское духовенство придерживалось тех же взглядов.

Культ коня, отличавший германцев, вместе с арианством ушел в прошлое. Хотя еще «Сага о Хаконе Добром» рассказывала о веселых пирах, для которых «закалывали всякий скот, а также лошадей». То было славное время, утверждает сага.

Былое «племенное» единство люди, конечно, чувствуют поныне и не находят ему объяснений, хотя причины очевидны, они в забытом прошлом, о котором напоминает все скандинавское искусство, где сбережен дух того времени. Выразительны, например, так называемые скальдические стихи , почти священные, близкие поэзии трубадуров, – тот же стиль! Та же тайна! Стихи надо просто прочитать, чтобы вспомнить былое.

Но как это сделать? Никто не может перевести на современный язык и понять те старинные строки из того затерянного Времени…

Кто знает, а может быть, в названии финского города Турку, который прежде назывался Або (Абай), ключ от тайн арианства? Топонимика наука емкая, с нее начиналось не одно историческое открытие. Очень уж необычно для Севера это географическое название… Оно, как и скальдические стихи, с двойным, глубоким и потаенным смыслом.

«Генетическое» непонимание отличает Бельгию и бельгийцев, тоже ариан, которых когда-то покорили католики. В этой стране два народа – фламандцы и валлоны, их не сроднили ни время, ни католичество. Предки фламандцев – тюрки, воины Аттилы, они пришли с Алтая в IV–V веке, их национальная одежда, обычаи, праздники, ремесла и утварь, украшения со стриженым лисьим мехом, кухня, в которой чеснок занимает не последнее место, баня… все «алтайское». Особенно узоры и орнаменты, по-прежнему заметные во фламандской деревне, – на крышах домов обязателен конек или лебедь.

От родного языка фламандцев отучила Церковь где-то к XV веку. Они теперь не говорят по-тюркски, но помнят отдельные слова и фразы, помнят, что у них был свой родной язык. А этот «фламандский» язык мог бы произвести революцию в тюркологии, пока же он – бесхозная реликвия, к которой прививают чужие корни.

И «арианская» история Дании, Голландии, оказывается, была написана тюркскими рунами – на камнях, по алтайским правилам. И там католичество утвердилось на излете Средневековья. Великий инквизитор Доминик в XIII веке поразился «сходству далекой Дании с язычниками-куманами», то есть с тюрками Дешт-и-Кипчака, и потребовал заново крестить эту «ужасную страну», отвергшую католичество… Но солнце все равно когда-нибудь вернется на датское небо. Чему удивляться, если саги сообщают о том, что народ этот пришел с Дона и назывался данами .

...

Голландцы и фламандцы помнят о своем родстве, кое-что помнят и о прошлом, но не могут объяснить его корни. Они забыли об Аттиле, об арианстве и о себе. Там не едят конину, не пьют кумыс. Как на «варварскую» дикость смотрят на курганы… Однако у них по-прежнему много общего с тем, что было у предков, например, знаменитые кермесы , на которые съезжаются гости со всей округи. Что это? В переводе с фламандского языка «ярмарка». Но та ярмарка, суть которой передает тюркское слово «керме», что с базаром, с состязаниями борцов и поэтов, с жонглерами и шутами, со скачками и маскарадом. Та, на которой торговля не главное… Словом, народный праздник.

Был у фламандцев еще праздник, самый важный в году, он приходился на середину зимы и назывался Йоль. День, когда тьма начинала убывать… после христианизации его назвали Рождеством , а этимологию слова «йоль», которое сохранилось в германских языках, объявили неизвестной. Забытой! Однако это не так. Точное название праздника «Йоль Тенгри», что в переводе с тюркского «Бог Судьбы». Праздник ели, тогда наряжали елку, водили вокруг нее хороводы, дарили друг другу подарки… Ель указывает дорогу к Небу , это дерево до сих пор чтят на Алтае.

Также у всех на виду и эмблема Голландии – тюльпан. А то, что это степной цветок, который первым зацветает в степи, знают немногие. Откуда он на Европейском Севере? Может быть, тюльпан (у тюрков «ханский цветок») напомнит голландцам о чем-то далеком? Без прошлого народ сирота. Символ, как родину, не придумывают и не выбирают, с ним рождаются, он – божественный благовест, который слышат лишь свои, сородичи. Пред ним все прочее пустое…

Люди, забывая о предках, заводят порой ненужные споры, например, о русах и других якобы народах. Незнание уводит очень далеко. Только надо ли начинать спор, не приняв во внимание, что в Скандинавии считали «Русью»? А Русью там именовали побережье около Стокгольма.

Этим же словом норманны называли и свои колонии по другую сторону Балтики, назвали по старой тюркской привычке, давая старые имена новым приобретениям. В Дешт-и-Кипчаке так было повсеместно, географические названия повторялись весьма часто, они же клише для характеристики той или иной местности. Белая Русь, Киевская Русь и другие «Руси» становились оплотами арианства на северо-востоке Европы, вассалами норманнов, утверждавших новую европейскую культуру, которая соперничала с христианством и о которой теперь не принято говорить.

...

А «русы», оказывается, обитали… на Алтае до прихода тюрков в Европу, о чем сообщал в книге «Собрания тюркских наречий» средневековый ученый Махмуд Кашгарский, признанный знаток древнетюркского мира. «Русами» называли гребцов , то есть тех, кто «жил с весла» – занимался этим нелегким промыслом. Причем слово это «этническое», подчеркивал Махмуд Кашгарский.

В том слове, вернее, в явлении, которое стояло за ним, наблюдается интересный переход: норманны в глазах остальных тюрков превратились в «русов», потому что жили с весла и тем отличались от соплеменников. Да, они брали на борт коней, да, ездили по суше только верхом. Ну и что?.. В курган-то клали вместе с усопшим не коня, а ладью, называя ее «конь вод»! О том можно прочитать в «Саге об Инглингах», где упомянуты курганы в Туне, Гокстаде и – самый замечательный из них – в Усеберге. Они, эти курганы IX века, свидетельствуют о многом…

Потом слову «рус» придали иной смысл, отдалили от Скандинавии, связали с каким-то народом. Однако топоним Гардарики, или Гарды, что встречается в сагах X–XI веков, относился к Черной Руси, к ее столице Холмгард, названной позже Новгородом. Там главенствовали те, кого сегодня называют шведы, а тогда – русские . Взять ту же «Сагу об Олаве сыне Трюггви», вот где ответы на вопросы о ранней истории Руси.

Олав называл себя Али, он был потомком норвежских конунгов, воспитывался у конунга Вальдамара в Гардарике, того самого Вальдамара, который известен в России как киевский князь Владимир Красное Солнышко, креститель Руси. «Сага об Олаве…» изобилует деталями тюркского быта, которые теперь приписаны славянам, упоминает канлы (кровную месть), приводит другие адаты. Там, в сагах, говорится даже о том, как и кому передавали трон, как складывалась генеалогия правителей, как их приносили в жертву для того, чтобы обеспечить народу процветание… Все это чисто алтайские традиции. На Алтае царь считался носителем сакрального начала.

…Осенью 865 года зародилась «Английская Русь», в которой тоже столкнулись арианство и католичество. И тоже не сроднились.

Поход норманнов в Англию прозвучал вызовом Риму. Ведь согласно правилу, ведущему начало с Империи, земли к западу от Рейна считались землями Рима, там сразу признали власть папы, там католики господствовали безраздельно со времен Брунгильды. Скандинавы же своим дерзким вторжением начинали религиозную войну, им важно было доказать свое присутствие на континенте. А значит, и в геополитике.

Их войско тихо высадилось на туманные острова, вели его два брата, два сына славного Рагнара по прозванию Кожаные Штаны. И первое, что сделали братья в Англии, обзавелись конями. О них исландская «Сага о Рагнаре Кожаные Штаны», неправленая летопись… Конечно, началась именно религиозная война. Не землю делили тогда.

Возможно даже, англичане пригласили норманнов, такое предположение отнюдь не случайно. За ним стоит череда событий.

В Англии, где аристократия приняла католичество в 597 году, жил интерес к арианству, и норманны тонко чувствовали его. О прежней религии англичан расскажут храмы, которые остаются там ныне: Chapel. Обряд в них отличен от Church, то есть Католической церкви, но такой, как был у ариан-норманнов. И у тюрков Алтая. Веками люд Англии ходит в Church и в Chapel. Утром в одну, вечером в другую.

Там два алтаря, им поклоняются, это особенность скрытных англичан.

Преданность традиции хранила англичанам веру предков (к шотландцам и валлийцам это не относится). С началом Реформации появилась Англиканская церковь, институт, который соединил два начала – католическое и арианское… В том суть Англиканской церкви. Ариане там уступили католикам, встали в их тень. Ведь у них отсутствовала церковная организация – папство, они не выстраивали свою политику, их общины жили обособленно, действовали по порыву души. И всегда проигрывали… Таково оно, Единобожие. Общине полагался один «профессиональный» священник. И все. Пастырь, который следил за соблюдением обряда, за нравственностью прихожан…

Многое отличало католический Север от Юга. Там духовенство не знало слепящей пышности, едва ли не обязательной для папской обители, там жила скромность Алтая, его спокойные порядки. Они и остались у протестантов Англии. Рядом с неброскими храмами богатые католические соборы… На Островах «каждый читает собственную Библию», читает по-своему, таково правило Англиканской церкви. Там по-прежнему далеко не все признают посредника между собой и Богом Небесным, не доверяя смертным тайны исповеди, отпущение грехов.

Не это ли и есть классический консерватизм?!

Островная жизнь не могла не сказаться на поведении англичан, страна долго жила в пространстве двух миров – католического и арианского, испытывая давление то одного, то другого. Родословная первых королей тому доказательство, они были родственниками скандинавских царей. И их также, в случае неудачи, приносили в жертву… И здесь все было, как на Алтае, о чем сообщает «Сага об Инглингах».

Например, в 1066 году после норманнского нашествия папа римский заставил английскую аристократию перейти на франкский язык, который почти триста лет был официальным языком государства. А простой народ, вопреки воле папы, говорил на своем прежнем языке. Не тогда ли и зародилась ненависть англичан к французам? И становится понятным, почему английская корона одна из первых в Европе рассорилась с папством. Генрих I и Генрих II шли не против религии, а против папы, которому платили дань. Англичанам вдруг стали неприятны иностранцы, которых присылал папа, они владели хозяйством страны и получали доход куда больше, чем английская корона.

Это очень важное для историка обстоятельство. Приход в Англию норманнов пополнил там силы тюрков: к англосаксам добавилась орда из Скандинавии. В руках тюрков была светская власть, и они начали протестовать против папской колонизации островов.

Англия поныне хранит дух того прошлого. Взять, к примеру, находки из курганов в Саттон-Ху графства Суффолк – след Алтая в каждой вещице. Однако сравнивать находки с алтайскими экспонатами в Англии не принято. Хотя знаменитый «звериный стиль» отличал именно алтайскую культуру, которая вместе с Великим переселением народов и тюрками путешествовала по свету. Ее след даже в средневековом английском парламенте.

Аристократы заседали на мешках овечьей шерсти. То были не просто мешки с овечьей шерстью, а атрибуты власти в старой Англии. Пусть не покажется обидным, но аристократический титул «барон» пришел от тюркского «баран» – это смирное животное считалось мерилом богатства. Если человек имел более тьмы баранов (десяти тысяч), его называли «бай» или «барын» (всем владеющий), он входил в число знатных людей, которым позволялось сидеть около хана на мешке с овечьей шерстью.

Именно они, бароны с мешками шерсти, стали первыми вассалами короля, его подданными. Показательно, не в рядок, а кругом сидели они на заседаниях парламента. Как на Алтае. «Барон» по-тюркски еще и «господин».

И «запутанные» деньги англичан – отзвук того забытого прошлого. Ничто не пропало. Их шиллинг идет от «шелег» (по-тюркски «неходячая монета»), в нем те же двенадцать мелких или ходячих монет. Пенс – от «пенег», то есть «мелкая монета». А стерлинг , денежная весовая единица, у тюрков называлась «сытыр» или «сытырлиг», и равнялась двадцати шелегам. Все сохранили консервативные англичане, гордящиеся своими древними традициями. И слава богу.

Сходство тюркского «манат» и английского «мани» лишь усиливает наблюдение: и то, и то – «деньги». Тема эта бездонная… Когда появились первые деньги? Где? Почему на одной стороне древних монет чеканили профиль царя, помазанника Божиего, а на другой равносторонний крест? Или иной небесный символ?

Может быть, вид серебряного пенни Оффы развеет сомнения? На монетке – самой древней в Англии! – тюркские руны. Вот такой, оказывается, в конце VIII века была письменность англичан, такими были их монеты. Они, старинные деньги, – экспонаты Британского музея в Лондоне, есть они и в исторических справочниках, альбомах, но на них всегда почему-то смотрели не теми глазами…

А золотая монета весом в 72 зернышка (грана) ячменя называлась «марка», стоила она 9 шелегов (шелягов)… И это тоже известно.

Есть следы арианства в Исландии, Гренландии, их старательно «просмотрела» наука. Рунические памятники, разумеется, по-настоящему не исследованы, а они – доказательство границ, которые имело Великое переселение народов. Границ тюркского мира. Однако есть и другие источники информации, подтверждающие географию средневековой Европы. Например, этническая история Исландии известна по «Книге о взятии земли». Это – сага, она о том, как 400 поселенцев в IX веке ставили по берегам незамерзающих, самых северных в мире рек первые хутора, именно хутора (от тюркского отар !), их имена сохранились.

Костяк переселенцев составляли правители-норманны и рабы – кельты и бритты. Название «Исландия» наверняка придумано кем-то из правителей.

Выдает «иси-» – по-тюркски «становиться теплым», иначе говоря, «Теплая земля». Почему нет? Версия «Ледяная земля» для Исландии не убедительна: ледяных островов в Северном океане много, а теплый один. Там, близ городка Аккюрейри, круглый год зеленеет трава, растут цветы. Остров нашли в IX веке норманны, теплым климатом удивил он – вечное лето у Полярного круга. Разве не удивительно? Отсюда и «теплое» название.

Самоназвание исландцев звучит «ислендингар». Присутствие Тенгри – Дангыра видно невооруженным глазом. Люди алтайской веры!

А государственный флаг Исландии? Он ли не чудо? Флаг, на котором небесный крест и два шлыка. Вот знамя – «туг», под таким воевал Аттила, под таким шли в бой норманны, ведомые тюрками-предводителями, и древние алтайцы, и войска Чингисхана… Фантастика, которая у всех на виду. Она рядом… Что, какие слова еще нужно добавить, чтобы признать реальное за реальность?

Может быть, то, что на гербе Исландии дракон (лунг), орел (кушан) и бык (огуз) – символы царской династии тюрков?

Или, может быть, то, что почетное блюдо для знатных гостей у северян-исландцев – голова барана? Или то, что они, не боясь запрета Церкви, пили и пьют кумыс и айран, ели и едят кызы, пасли и пасут овец, валяли и валяют войлок, разводили и разводят коней, наслаждались и наслаждаются кониной? А может быть, надо добавить, что в исландском языке есть звучные тюркские выражения – «Ак-кюр-ейри», например? Или то, что родство там строится по-алтайски, – с делением на тухумы, с добавлением к имени сына имени отца вместо фамилии? Например, Эйриксон, здесь окончание «сон» означает на древнетюркском «потомство»… Нет, любой пример блекнет перед «тугом».

Туг – это место, где обитает дух тюрка, везде он потерян, а в Исландии – нет… И в Дании сохранился!

Даже в Америке (штат Миннесота) встречены средневековые исландские памятники. Правда, их не раз объявляли подделкой, слишком неожиданны находки. Но факты рано или поздно придется изучать, чтобы узнать о стране Винленд, открытой Лейвом Эйриксоном в 1000 году. Так утверждает уже упоминавшаяся исландская сага.

Лейв был сыном Эйрика Рыжего, знаменитого норманна. Вместе с ним в плавание на запад ушел некий Тюрок, невзрачный человек с веснушчатым лицом, крутым лбом и короткими ногами. Он прекрасно знал язык «германцев» (иными словами, чисто говорил по-тюркски), любил мастерить, был сведущ в науках. В Америке этот Тюрок нашел дикий виноград (о нем норманны не слышали), он и дал название новой стране – Винленд.

...

Винленд лежал к юго-западу от Гренландии, он отмечен на старинной карте, где Атлантический океан назван «Тенгыр». На полях той карты написан тюркскими рунами текст об этапах путешествия. Карта долго хранилась в Венгрии, она уникальна тем, что выполнена на бумаге, рецепт которой знали лишь в Средней Азии (в Самарканде). Потом карту взяли в Ватикан, но в Венгрии осталась ее копия.

…Как же далеко Судьба разбрасывала по свету тюрков, желавших вырваться из цепких лап христианской Церкви и сохранить Единобожие. Они даже открыли Америку задолго до Колумба, лишь бы не знать папу римского. Свобода духа им была дороже жизни… Вслед за ними, уходящими в мир арианства, тянулись монахи, которые были их тенью и одновременно ушами и глазами папы римского. Они расширяли географию христианской империи, вынося ее за пределы Византии и Рима, с их помощью поле интересов Церкви росло, захватывая новые земли и новые народы. Сведения шли к папе отовсюду, их анализировали, выкладывая в этапы политики. Так обозначилась новая грань Запада, отличительная грань – колонизаторство . Папа в позднем Средневековье вершил не политику идеологической экспансии, больше. Много больше. Церковь становилась первым межнациональным институтом власти . Не религии. Она обрела несвойственное ей качество – управление обществом. Экономика, политика, суды – все подчинялось ей. Этапы того исторического явления впервые изложил в труде «Церковная история англов» монах из монастыря Яроу, с VIII века идет его хронология. Тогда монастыри Англии и других северных стран стали оплотом католицизма, отсюда доставляли яд для тайных отравлений, кинжал для удара исподтишка. Отсюда потоком текла неправда, которая покрыла тиной Темзу, озера Голландии, заводи Дании… С арианством боролись очень изощренно. Монахи и убивали, и травили, и клеветали. И служили Церкви. Всё одновременно. Лишь одно не успевали они – говорить правду, это было условием, при котором религия превращается в политику.Ранняя история северных стран, той же Англии, до сих пор не изучена. Запрещала Церковь, которая творила свою «историю». Ее не смущало нарушение заповедей… «Люби ближнего своего», «не лжесвидетельствуй», это же не только христианские заветы. Были они и у ариан… Вот что нарушал Рим, фальсифицируя историю, заповеди Божии. Стараниями политиков в рясах добро и зло переплелись, отличить их теперь трудно. Но история Англии – случай иной, здесь рядом с тусклой фантазией монаха лежат книги Эдуарда Гиббона, семь полновесных томов, написанных в XVIII веке. То великий труд великого англичанина, по образованию историка-иезуита, по духу честного христианина-протестанта. Никто о Средневековье еще не рассказал точнее. Сообщив подробности, не свойственные западной науке, Гиббон вызвал гнев Церкви, желавшей скрыть эти подробности, за то и поплатился. «Прошлое Великобритании так хорошо знакомо самым необразованным из моих читателей и так темно для самих ученых», – с печалью признал Гиббон.С той поры ничего не изменилось. На Алтае в таких случаях говорили: «У кого нет врагов, тот бесславен». У тюрков же враги были. Всегда… Сами тюрки.

К сожалению, традиции в искажении истории давние, они начались в IV веке с падения Римской империи и имели массу проявлений. Порой неожиданных.

Греки, например, приняв федератов, взяли символами Византии алтайских двуглавого орла и крылатого барса, но не стали ближе к Востоку. Наоборот, возненавидели его еще сильнее. Это удел раба, который не завоевал, а которому даровали свободу. Став господином и даже тираном, он по-особому ненавидит прошлое, при случае искажает его. Чтобы возвыситься … За добро рабы всегда платят презрением.

Поначалу греческое злословие нашептывало, потом кричало. Хотя о чем кричать? Экономика Византии зависела от Шелкового пути, который проходил по земле Дешт-и-Кипчака: богатства Востока везли в Константинополь тюрки. И притом слыли опасными врагами. В VIII веке наметился другой торговый путь, «из варяг в греки», и он был в руках тюрков. Но и он не поменял поведения греков, они по-прежнему вели политику оговора. Не могли забыть дань, которую платили прадеды… А не отсюда ли и рождалось их желание очернить все связанное с прошлым?

Но тот, кто рисовал себя господином и свою историю классической, античной, не понимал, что в сознании раба, и только раба живут рабовладельцы. Свободные люди этого образа не знают.

Так Византия раскрывала себя, свои настроения и характер, она не знала, что нет плохих народов, но есть плохие люди… В истории Византии, пожалуй, был единственный период, когда ее отношения с тюрками вошли в честное русло . Недолгим оказался он. Впрочем, о честности здесь говорить трудно, велась политика, а она честной не бывает никогда.

…25 марта 717 года на константинопольский престол поднялась Исаврийская династия. Ее возвеличила армия. То было критическое время, судьба империи висела на волоске, к стенам столицы приближалось несметное войско мусульман, противостоять ему византийская армия не могла. Собственно, армии и не было. Требовалось предпринять что-то граничащее с чудом, чтобы спасти Византию.

То был итог политики. Непомерные имперские амбиции привели Византию к краху, она потеряла Ближний Восток и Северную Африку, где взрастало новое государство – Халифат. Колонизаторство Запада там породило ислам, который стал врагом греческого христианства. Сторонники ислама успешно теснили византийцев, то была первая победа национально-освободительного движения в Средневековье.

Миллионы вчерашних рабов, назвавшись мусульманами, стали жить под голубым флагом ислама. Для них господство греков кончилась, а политика Византии – нет.

Новый византийский император Лев III Исавр был родом из Сирии, из города Германикии, в его жилах текла тюркская кровь, но нецарского происхождения . Это чувствовалось в его политике: правитель стоял на цыпочках, делал все на пределе возможностей, жил, чтобы прославиться делами и подвигами. Не снимая с головы короны, показывал византийцам, что такое мужество.

Такая политика грекам была не по силам. Но именно ее требовали интересы страны.

Едва став императором, Лев Исавр участвовал в вылазке за стены осажденной столицы. Сам с шашкой в руке повел отряд мщения, который навел ужас на неприятеля. Но главным в победе было не это, а новое оружие, которое вошло в историю как «греческий огонь». На глазах изумленных мусульман император зажег море. И оно загорелось. Пожар стер с лица воды арабский флот, стоящий в бухте Константинополя и готовый к завтрашнему штурму. То было чудо, настоящее чудо, оно и спасло Византию. Чудо, доставленное с Кавказа, его изготовили из бакинской нефти… Похоже, по Шелковому пути доставляли в Европу не только шелк.

С побед начинали Исавры. С громких побед. И помогала им армия булгарских тюрков, пришедшая на помощь с берегов Дуная, то было первое общение императора Льва с далекими соплеменниками. Булгары положили под стенами Константинополя тридцать две тысячи мусульман… Они решили судьбу Византии и тюрков в ней…

Название родного города императора, напрямую связанное с германцами, и его первоначальное имя Конон говорили сами за себя, а прозвище сына императора лишь дополняла сказанное: Исавров звали «каваллинами» – «кобылятниками», «лошадниками», они из поколения в поколение разводили коней. За любовь к верховой езде им дали это прозвище. Бесстрашие и необузданная страстность с головой выдавали в Исаврах тюрков.

Очень талантливо вел Лев Исавр государственные дела, нововведения задумывал с хладнокровием, а вводил с твердостью. Он вернул мир в первые дни своего правления, когда на коне отбивал атаки противника перед стенами столицы, тогда у армии появилась уверенность, и она начала действовать. Потом наладил торговлю, словом, начал «золотое время», как сказали историки. Византия при нем впервые спокойно вздохнула.

Одним из начинаний императора были Судебники, где утверждались суды и законы, похожие на те, что практиковались в Дешт-и-Кипчаке. «Мы поставили впереди земную справедливость – посредницу с небесным, она острее всякого меча в борьбе с врагами…» С этих слов теперь начинался суд в Византии, с них он всегда начинался у тюрков, издревле веривших в справедливость только Небесного суда. Государственное переустройство было необходимо, страна погрязла в интригах, разложилась нравственно. Оно, это переустройство, показательно еще и тем, что в Западной Европе тюркские Судебники уже имели громкий успех – целые страны и княжества жили по ним.

Европейцы, приняв алтайские порядки, постигали новые, незнакомые им грани нравственности, морали, поведения, они уходили от традиций языческого Рима, которые не исчезали в Константинополе до прихода нового императора. Речь шла о социальном переустройстве Византии, о возвышении роли закона и суда. Не будет преувеличением, что Лев Исавр совершал революцию, он раздвигал горизонты империи, чтобы страна увидела будущее.

Византийскую династию теперь отличал неприкрытый интерес к тюркскому миру, к каганатам Дешт-и-Кипчака – Хазарии и Великой Булгарии. Это было принципиальным в ее политике. Новый император, свободный от комплекса неполноценности, перенес центр тяжести своей дипломатии с проигранного Ближнего Востока на северо-восток Европы, к тюркам, что было неожиданным. Ему, свободно говорившему на «греко-варварском» языке, давались великие дела: византийцев принимали там за родных, с ними дружили, с ними роднились.

Наметился политический союз, перспективы которого до конца не представлял никто. Даже сам император.

Ради того союза по тюркской традиции Лев Исавр женил своего сына на дочери хазарского кагана, ее звали Чичак (Цветок), она, приняв греческое крещение, взяла имя Ирина и с ним вошла в мировую историю. То была женщина с характером и обостренным чувством правды, о ее достоинствах с завистью говорили в салонах знати. Ее любили и ненавидели, она сама давала повод для ненависти.

То была коварная женщина, с нею к тюркам Дешт-и-Кипчака пришло греческое христианство, поначалу ручеек, который омыл ступни знати. Но быстро поползли слухи о принятии каганом иудейской веры. Тюрки Великой Степи не отличались глубокими познаниями, для них европейская религия была продолжением их веры в Тенгри: слова «христианин» и «иудей» считались синонимами. Тем не менее измену вере, которую допустила дочь хазарского кагана, заметили все… И простили ее.

Веротерпимостью жил тюркский мир, жил, не понимая, что в руках колонизаторов религия – это оружие. Очень сильное оружие, которое разит не сразу. Медленно истощает душу народа, делает ее бессильной и зависимой.

«Камнепад в горах начинается с первого камня», – утверждает пословица, а камень, который бросила Ирина, первым не был. В Восточной Европе с 449 года существовала христианская епархия, названная Скифской, правда, она не имела ни веса, ни влияния, ее создали греки, создали как бы на случай, для своих поселений. Теперь тот случай настал, стрелки политических часов пришли в движение: интерес Византии к Дешт-и-Кипчаку стал стремительно нарастать. Если прежде он был военного свойства (обойтись без наемников греки не могли), то при Исаврах Хазария и Великая Булгария стали для византийцев торговыми партнерами и, более того, опорой в борьбе с католиками и мусульманами. Это было принципиальным в отношениях двух стран.

Речь шла о смене политических ориентиров на европейском Востоке и… о начале экспансии Греческой церкви в мир тюрков.

Византийцы были готовы на любые уступки, желая осуществить свои планы. Они, хозяева Европы, не могли поступить иначе, у них на вооружении была религия, которая дала им модель поведения, отлаженную еще при Константине. Христианизация позволяла без войны проникнуть в Дешт-и-Кипчак, разложить его изнутри… Прежде чем направить сюда проповедников, греки включили те земли в состав Антиохийской епархии Греческой церкви.

Тщетно. Проповеди не увлекли степняков, христиане терпели неудачу за неудачей.

В руках византийцев было много денег и мало незапятнанной мудрости, они не купили себе сторонников «греческой веры» ни словом, ни золотом: не склонили тюрков Дона, Итиля, Кавказа к христианству, назвали их «ханифами». Повторяем, слово значило не безбожник, скорее, упрямец, который никогда в жизни не помышлял о смене веры. Словом, «варвар», свято верящий в Бога Небесного. Он еще не арианин, не европеец, он жил по традиции Алтая. Вечное Синее Небо куполом накрывало его мир, где правил Тенгри.

...

Надо отметить, политика Византии в Северо-Восточной Европе строилась на личной дружбе, согласии, на династических браках, гостеприимстве, словом, человечности, а не на монахах и монастырях с их тотальным шпионством, как это делал Рим. Информация к византийскому императору шла из дворцов каганов… Любопытно, Исавры, как правило, женились на «варварках», а внук Льва III носил имя Хазар.

Лев Исавр и его сын Константин V внесли много «кипчакского» в культуру Византии и сами же истово боролись с тюркским миром. Это он, Лев Исавр, велел уродовать иконы с изображением Тенгри в ответ на упрек в их «варварском» происхождении и за то, что точно такие же иконы были в обряде мусульман. По той же «варварско-мусульманской» причине он нанес удар по монастырям Византии. И вместе с тем император стремился взять самое лучшее, что было в исламе, в тюркском мире, за что современники обвиняли его в «сочувствии к мусульманам» и тюркам.

Возможно, то тоже была политика, не понятая современниками…

Ни в чем не уступил отцу и сын. Он, желая вытравить в столице дворцовые интриги греков, не оставлял никому и малейшего шанса. Требовал одного – соблюдения закона . Тогда лишенная власти греческая элита в злобе стала изображать тюрка-императора барсом, родившимся от семени крылатого змея, сочиняла о нем небылицы одну страшнее другой. Император же отвечал чисто по-тюркски: вводил еще более пышные торжества, чтобы еще сильнее раздразнить греков. На зло он отвечал злом.

...

Греки его правление назвали «публичным избиением знатных людей», он и вправду не спускал никому. Заговорщиков ослеплял, отрезал им носы, причем часто делал это сам. Казни и наказания проводил едва ли не чаще молитв, порой по две-три в день. Жестоко? Конечно. А был ли иной способ удержать нравственно разложившуюся столицу?.. Ту, что давно уже не верила ни в Бога, ни в черта?

И еще одно новшество отличало теперь императорский двор – оргии. Такого обилия плотских забав не знал даже Древний Рим. Сладкие жертвоприношения демонам страсти озаряли дворец каждую ночь…

Лицо тюрка вырисовывалось и здесь – в непостоянстве поступков, его настроение менялось, как погода весной. Но делал он только то, что хотел: своим поведением Исавры сами уничтожали себя, сами подрывали свой авторитет. Они отчаянно боролись за власть друг с другом, не уступая ни в чем. В желании царствовать сыновья устраивали заговоры против отцов, их ослепляли, лишали языка… Было все, если, конечно, верить написанному. О личной жизни правителей, которые сотрясли мир, всегда и всюду пишут противоречиво . Клевета, как известно, склонна к преувеличениям.

Однако так или иначе, а дорогу на север из Византии проложили Исавры. Они!

…С приходом византийцев степи Европы заполыхали, как огромный костер, непонимание окутало Дешт-и-Кипчак, предательства душили его. Византийцы разделяли и властвовали, улыбка не сходила с их лиц, то, что не удалось им на Ближнем Востоке, наверстывалось в Великой Степи. Шло массированное идеологическое вторжение. Первая его атака, начавшаяся при Исаврах, была разведкой, после нее греки перешли к настоящей осаде.

Чем опасно идеологическое вторжение? Тем, что не бывает быстрым и видимым, оно, как проказа, тянется годами и десятилетиями, всю жизнь, поражая один орган за другим. Враг не обозначает себя, он может быть в маске друга, лучшим советчиком. Стоять рядом. Его оружие – слово, перерастающее в слух, сплетню, оговор, вражду. И золото, которое рыхлит почву для слухов, сплетен, оговоров, вражды.

Греки старались вроде бы из самых лучших побуждений. С добрыми намерениями, которыми все колонизаторы оправдывали свои начинания…

По-настоящему христианизацию Дешт-и-Кипчака начали с детей, их пригласили на учебу в Константинополь, что сходилось с тюркским обычаем отдавать сыновей в чужие семьи на воспитание. Тут преуспела Великая Булгария, ее посланцу Симеону византийцы оказывали особые почести, воспитывали как будущего царя – в императорском дворце, со всеми знаками внимания. Как само собой, юноше привили христианское мировоззрение . Вернее, не дали тюркского.

...

Став каганом Великой Булгарии, этот ученик вроде бы все забыл. Он не раз беспокоил своих учителей военными походами, разорением (у кипчаков умение добыть военные трофеи не считалось зазорным). Симеону все сходило с рук, ему прощали и недозволительное. Будто специально… Тогда он задумал покорение Византии, нашел союзников у мусульман, решился на осаду Константинополя. Еще шаг, и Булгария достигла бы величия.

На личном свидании с византийским императором молодой каган продиктовал условия мира. Его выслушали и тихо спросили: «Исповедуете ли Вы христианство? Если исповедуете, то воздержитесь от пролития крови ваших единоверцев… А не жажда ли богатства побудила Вас отказаться от благодеяний мира? В таком случае вложите меч в ножны, протяните руку, и я удовлетворю Ваши желания во всем их размере». И каган-победитель осекся, он уже не был ни воином, ни правителем. Он почувствовал себя тайным подданным Византии, его душа, оказывается, давно была продана, зерна чужой веры лежали в ней, они неудержимо пошли в рост.

Примирение пообещали скрепить семейными узами…

Так за горсть золота и пару ласковых слов греки оседлали Булгарию, соседа Византии. Вместо бывшего каганата Дешт-и-Кипчака, раскинувшегося от Кавказа до Балкан, вскоре остался клочок земли – сегодняшняя Болгария , которая граничит сама с собой, зато это была христианская страна. Правда, при жизни и после смерти Симеона булгары не раз брались за оружие, кабальный союз с Византией тяготил их, но почва уже была распахана: византийцы, узнав булгар, проникли в их жизнь и беспрепятственно хозяйничали в их душах.

…А все началось, конечно, раньше, в 852 году, когда власть в стране оказалась в руках некоего хана Богориса (Богура), отца Симеона. Разумеется, тюрка. Как он оказался у трона? Это очень темная история, к царской династии тот род не имел и малейшего отношения. За его спиной стояли греки, которые знали, что золотые стрелы всегда попадают в цель, – золота они не жалели. В пылу борьбы за власть Богорис (известный ныне как князь Борис) по научению греков провел реформу булгарского общества, уравняв в правах всех своих подданных. Он отказался от сословного деления. Рабы и вольные стали на равных…

Лучшего способа разрушить страну, пожалуй, и нет. Свобода, равенство, братство – это всегда трагедия, которая дает лишь иллюзию свободы, равенства, братства. В реальной жизни так никогда не бывает.

Алтай учил: «народ разорится, если богатый и бедный станут равными». Греки руками Богориса били в самое сердце народа. «Демократизация» тюркского каганата лишала его национального лица. Только так греки могли проникнуть в чужую страну, когда все равны и все одинаково бесправны… Народные традиции, оказывается, сохраняют здоровье общества. Или убивают его.

Сословное деление было защитой народа.

Естественно, булгары ответили на греческие реформы бунтом, но Богорис стоял наготове, он нашел поддержку у тех, кто вообще не имел прежде прав в обществе и кому эти реформы были выгодны. У вчерашних рабов, у черни. И – бунт захлебнулся. Но народ отвернулся от правителя, вставшего на сторону батраков, гордые булгары были раздавлены обрушившейся на них несправедливостью… Их жизнь перешла на новые рельсы.

Первой неуют в стране почувствовала бывшая знать, не понимавшая языка и поступков «болгар», она противилась их дикой морали. Тогда правитель обезглавил аристократию: пятьдесят две благородные семьи в одну ночь лишились мужчин. И – у Богориса не осталось конкурентов, он стал властителем, тираном. Руками рабов предатель совершил государственную измену, и ему сошло.

То был даже не переворот, оплаченный греками, а захват страны идеологическим оружием – словом. И подкупом, конечно.

Российский академик Федор Иванович Успенский, крупнейший специалист по средневековой истории, сказал о тех событиях очень точно, как о «перевороте, вследствие которого из тюркского ханства образовалось христианско-славянское княжество». Все, что случилось тогда, уместилось в одной емкой фразе: булгарским правам и учреждениям «нанесен был смертельный удар принятием христианства и последовавшим за тем государственным переворотом».

По книгам Успенского можно судить о крушении каганата, о титулах булгарской знати, о ее родословной! Так, титулы «воила», «жупан», «тархан», «багатур» дают представление «о дружинном начале, господствовавшем в древней Болгарии», пишет академик. В переводе на тюркский язык его «дружинное начало» подразумевало «орду»… Обычную орду, из которых, собственно, и состоял Дешт-и-Кипчак.

Также по книгам можно судить о внешности булгар. Они носили особого типа «прически», что согласовывалось с ордынскими правилами их жизни. Кому-то полагалось отпускать длинные волосы и заплетать их в косички, кто-то, наоборот, должен был брить голову, как велел обычай его орды. Словом, сложившиеся традиции меняли. Меняли, не задумываясь о последствиях: всех стригли под одну гребенку. Вот что отличало то время! В Европе рушили тюркскую государственность и веру, создавали «христианско-славянские», «христианско-романские» и прочие княжества. То был знак эпохи, предшествовавшей эпохе Возрождения.

Официальной науке прекрасно известны тюркские корни не только болгарских «славян». Едва ли не в каждой «славянской» книге упомянуто о родстве болгар с сербами, боснийцами, богемцами, моравцами, хорватами, чехами, поляками, украинцами и другими «славянскими народами», которых до Богориса не было. Тюрки, их орды, стали «сырьем» для производства славян, от Дешт-и-Кипчака отщипывали по кусочкам. По крошечкам… Никто прежде не знал «славян», то, как выясняется, не этнический термин.

Если быть точным, слово «славяне» одним из первых употребил Иордан, латинский историк VI века, происходило оно от slave, то есть «раб», в этом значении употреблял его Запад. Поэтому византийцы так и назвали подданных Богориса, у которого двор, то есть аппарат управления, состоял из вчерашних рабов – венедов, поднятых со дна общества, и продавшихся тюрков из числа батраков.

...

Венеды (венды) – это народ, который издревле обитал в Центральной Европе, о нем писали Тацит и другие античные авторы. Все они отмечали, что те были кочевниками-скотоводами, жили по первобытным законам, одежду шили из шкур, обитали в землянках и шалашах. Словом, смиренные язычники. Профессор Гарвардского университета Ричард Пайпс, исследовавший в ХХ веке их историю, пишет: «Из того немногого, что мы знаем о восточных славянах, следует, что они были организованы в племенные общины… правил патриарх, обладавший неограниченной властью над единоплеменниками и их имуществом». Ничем более доказательным наука об этих предках славян не располагает. То был едва ли не самый забитый и отсталый народ Европы.

Профессор Александр Иванович Кирпичников в книге XIX века «Святой Георгий и Егорий Храбрый» говорил то же самое. «Исследователи этих жалких свидетельств и остатков в большинстве случаев люди с горячей любовью к делу, с пылкой фантазией, но в силу увлечения предметом способные к поразительно ненаучным натяжкам. Они не жалуются на недостаток материала…» Вот почему литература на славянскую тему очень богата, правда, ее отличает редкая особенность – полное отсутствие научного факта. Доказательства строят на голословных утверждениях и категоричности, будто авторы сами жили в то время и видели его своими глазами. А надо ли так же безоговорочно верить им?

Это уже иной вопрос, ответ на который связан с интеллектом читателя.

Разве не показательно, наука не знает ни одной находки, подтверждающей, хотя бы косвенно, этническую историю славян. Самый ранний памятник их эпиграфики относится к 993 году – надгробная плита с надписью, ее нашли в 1888 году в Болгарии, у селения Герман. Если бы не новгородские находки российского академика Валентина Лаврентьевича Янина, среди которых наверняка есть и славянские, то сегодня наука не знала бы ничего достоверного о средневековом периоде их истории. Только мифы.

Зато наука всегда знала другое. Родина венедов – Центральная Европа, там их ловили норманны для продажи в рабство. Отсюда – slave. То был фирменный товар норманнов, его поставляли на невольничьи рынки Византии, Хазарии, Великой Булгарии, Средней Азии. Между прочим, на пути «из варяг в греки» венеды составляли львиную долю товарооборота. Несчастных возили судами, толпами гнали по берегу с колодками на шее, о чем писали известные авторы того периода (Ибн Руста, Гардизи и другие).

С рабов разных мастей начиналось славянство… Поразительно, современные болгарские историки с гордостью отмечают: «…в IX–X веках рабство в Болгарии было редким явлением… в то время число рабов в Византии было значительным». Простите, это даже не лукавство. Или откровенное лицемерие, или полное невежество.

Куда же в одночасье исчезли булгарские рабы? Те, которых годами привозили норманны?

Они и стали «народом» – первыми славянами Болгарии. Ведь чтобы утвердиться во власти и порвать с тюркским миром, хан Богорис в 864–865 годах навязал своим подданным христианство, крещение давало рабу свободу… и нового хозяина. Хотя как протекало крещение, кто его проводил, неизвестно. Известен лишь факт – объявление о Болгарской церкви и об отмене рабства. И конечно, легенды, придавшие этому факту розовые краски, без них праздник выглядел бы сирым и жалким.

Не славян и не христианства желал Богорис, а Церкви – духовного института, подвластного ему. Все равно какой, греческой, латинской, арианской направленности. По законам тюрков духовный институт давал кагану автономию в Дешт-и-Кипчаке и титул «царь».

Выходит, тщеславие, не вера, двигало булгарским ханом. Это понимали все и, как умели, подыгрывали ему. Потому что с титулом «царь» Богорис получал статус, равный императору, чего греки допустить, естественно, не могли. Они знали, царем каган станет тогда, когда архиепископ помажет его на царство. Поэтому и не ставили архиепископа в Болгарскую церковь. Не спешили.

При крещении булгар нарекали греческими именами, чтобы скорее забывалось их прошлое. Звучит, возможно, и спорно, но шло логическое завершение Великого переселения народов. Воды алтайской реки уходили в землю Болгарии, питая корни славянской культуры, которая нарождалась там. На этническом поле Европы появился народ – болгары . И новая страна – Болгария . Еще один осколок Дешт-и-Кипчака… Точно то же случилось потом в Сербии, Чехии, Польше, на Украине, и там тюркам сменили имена, назвали их славянами. То – итог христианизации, в нем и состояла суть всей политической акции.

...

Сам Богорис стал Михаилом, в честь византийского императора Михаила III, однако это мало что ему давало. Политика хана зашла в тупик: Болгарская церковь была, но без архиепископа, ее как бы и не было… Коварство греков состояло в том, что христианская Болгария становилась свободной от Дешт-и-Кипчака. Но по 28-му правилу Халкидонского собора превращалась в провинцию Греческой церкви со всеми вытекающими последствиями. А в колонии царь, как известно, лишний.

Греки платили уступками в приграничных спорах, в торговле. Богорису отдали Загорье, владение, которым расширяло границы страны. Но, отдав, взяли с него согласие на строительство в Болгарии греческих поселений. Вот, пожалуй, все, что досталось болгарам, остальные обещания греки выполнять не торопились. Игра была закончена. Это и побудило болгар обратиться к арианам, потом послать посольство в Рим с той же просьбой о помощи с архиепископом. Мол, есть царство без царя и церковь без патриарха… Болгары, кажется, начали понимать, как крупно их обманули.

Папа римский Николай откликнулся быстро, он прислал монахов во главе с епископами Павлом Популонским и Формозом Португанским. То было откровенным вторжением в пределы Византии, в ее политику. А что ему оставалось делать?.. Но и католики не стали спешить с рукоположением архиепископа для Болгарской церкви, правда, совсем по иной причине. Они желали обучить булгар христианской вере по латинскому правилу… Словом, начался грандиозный скандал.

Греки отлучили папу от Церкви и запретили католикам обучать болгар, латиняне привычно парировали удар, отлучив уже греческого патриарха. Спор живо разгорался, он и привел к окончательному разделению христианской Церкви на ее восточное и западное крыло. По крайней мере, был одним из основных тому поводов. Но не причиной.

Не вдаваясь в детали скандала, которые по-своему красноречивы, обратим внимание на письмо папы римского от 865 года, адресованное византийскому императору Михаилу. «Вы до такой степени раздражены, что негодуете даже против латинского языка, который называете варварским и скифским, желая уязвить того, кто им пользуется. Какая несдержанность, не пощадившая даже языка, который создал Господь и который вместе с еврейским и греческим применен между всеми прочими в надписи на кресте Христа».

Вот это потрясающее откровение ! Больше бы таких.

Сравнение латинского языка с «варварским и скифским», то есть с тюркским, само по себе уже показательно. Но показательнее то, что, по словам папы римского, тюркская надпись есть «на кресте Христа». Действительно, при прочих условиях она должна быть там, все-таки речь идет о языке Единобожия! О божественном языке веры.

Латынь тогда была «варварской» и «очень тюркской». Ее реформа началась позже, в XIII веке, греки же загодя провели реформу «греко-варварского» языка, что дало им повод свысока говорить с католиками… В этой связи показательна и такая деталь: болгар уже не называли ханифами – «носителями истины», как остальных жителей Дешт-и-Кипчака. Им дали имя «славяне», которое лучше вписывалось в терминологию тогдашней Европы, и посчитали, что для их Церкви годился бы любой «смешанный» язык. Например, церковно-славянский.

В те годы политика греков была более удачливой, чем у латинян, они первыми обратили взор на детей болгар и стали их воспитывать, оставив католикам перевоспитание старших. Поэтому будущее Болгарской церкви осталось за греками. Византийцы знали, не меч и деньги властвуют в этом мире, а тот, кому принадлежат души людей. И повели охоту за душами нового поколения.

Царь Симеон – творение той политики, его подданные первыми на востоке Европы изгнали Тенгри. И получили царя. С него начался новый этап крушения Дешт-и-Кипчака.

...

Еще не высохли чернила на листах с новыми церковно-славянскими именами болгар, как на пороге их страны появились просветители – братья Кирилл и Мефодий, тоже кипчаки, пригретые греками. Им вменили в обязанность научить болгар славянскому языку, славянской письменности, славянской истории, которых не было в природе.

Эти братья будто созданы из тумана, уж слишком неправдоподобны. Взять, к примеру, славянскую письменность – глаголицу и кириллицу, ее, мол, придумали они. Но это же неверно. Во-первых, зачем славянам два алфавита? Это первое, что приходит на ум, когда прочитаешь о них. К тому же известно, что глаголическое письмо появилось в Европе в V веке, им написан ряд документов, которые сохранились в Италии и других странах. Кириллицу же узнали намного позже смерти братьев-просветителей, те ее даже не видели.

При их жизни не было славянского языка, о каком письме речь? Что им записывать?

Древнейший памятник кириллического письма – надпись царя Самуила, а это 993 год, то есть памятник, появившийся через век после смерти братьев. Но и это условно. Отличить кириллицу того времени от глаголицы могут только специалисты (как они это делают, никому неизвестно). В глаголице сорок символов – по числу звуков в тюркском языке (с добавлением твердого и мягкого знаков). В славянском языке звуков меньше, значит, письменных символов тоже меньше. От братьев-просветителей требовалось изменить глаголицу, иначе говоря, привести ее в соответствие с нормами создаваемого Церковью славянского языка. Что, собственно, и было сделано, но не ими …

Их миссия состояла совершенно в другом, о чем будет сказано позже.

Словом, «просветленные» болгары забыли родной язык , назвали его протоболгарским. С тех пор хана Аспаруха зовут славянским князем, даже не отдавая себе отчет в том, что «хан» – это титул тюркского аристократа , их предка… Нет, не в одночасье византийцы покорили Булгарию, закабаление каганата заняло десятилетия и века. Требовалось время, чтобы заржавели шашки, ссохлись луки, чтобы боевые кони зажирели в табунах. Чтобы ушло не одно поколение.

А точку в христианизации поставил греческий император Василий II Болгаробойца. Он в 981 году, «собрав все ромейские силы», двинул их на Болгарию. Но на дороге к Софии его встретил царь Самуил. Слава богу, еще не проржавели шашки и шлемы, болгары не разучились седлать коней, они победили.

Летом 1014 года Василий II снова с войском – не с Библией! – вошел в свою церковную вотчину, «с настойчивостью молота обрушивая на противника мощные удары» (так писали о том походе византийские историки). Большей жестокости мир не знал. Горы трупов, сожженные города, разоренные деревни остались на пути христиан. «Жги, круши, опустошай» был их девиз. Но громили не все подряд, а тюркскую прослойку славянского народа. Ее, ненавидевшую государственную Церковь, ее, ищущую утешения в старой вере.

На нее вели гонения византийцы. Вот почему в Болгарии тогда окрепло богомильство , переросшее в народное движение. Кроме богомилов, появились другие религиозные секты, что свидетельствовало об агонии тюркской культуры в славянской среде. Древняя вера умирала. Ее душили ходившие по улицам доморощенные пророки, проповедовавшие доморощенные истины, в которых Единобожие смешивалось с христианством и с языческими представлениями славян.

То был хаос, в котором рождалась новая культура…

Тем же, кто не предал старую веру, император Василий II Болгаробойца приказал выколоть глаза, чтоб не видели неба, отрезать уши, чтоб не слышали пастырей, вырвать язык, чтоб не обращались к Тенгри. На каждую сотню жертв оставляли поводыря – одного человека с одним глазом. А молодых тюрков не уродовали – берегли, прятали в тюрьмах, чтобы увезти на невольничьи рынки Византии. Впрочем, судя по работам болгарских историков, тогда рынки рабов возродились и в Болгарии. Продавали там не венедов…

Пятнадцать тысяч человек разом были брошены во тьму, их, слепых и беззащитных, силой крестили в греческую веру, и они стали христианами, значит, славянами… О том гласят болгарские летописи, где, кроме описания ужасов тех дней, сохранилось завещание внукам: кроме терпения, им вменялось в обязанность отомстить за случившееся. Или хотя бы помнить о нем.

До XIX века болгары как-то помнили о прошлом, потом окончательно перешли в славянство, связав свою судьбу с Россией, с такой же обманутой страной. Однако, слава Всевышнему, имя Тенгри в Болгарии не забыто, оно когда-нибудь и проведет болгар по запутанным лабиринтам их истории… Если, конечно, на то будет воля Неба.

…В 882 году союзники византийцев, норманны, захватили северные земли другого каганата Дешт-и-Кипчака – Украины, где правил каган Аскольд. То была атака арианства на восток Европы. Появилась Киевская Русь, а с ней – новая трагедия в вольном обществе «ханифов». Но правильно ли случившееся звать «трагедией»? Нет, конечно. Шел рост новой европейской культуры: плоды Великого переселения народов проходили жестокий отбор. То была не трагедия, а реальная жизнь во всей ее строгости. Восток и Запад проверяли друг друга на прочность. Без проверок в истории человечества не обходилось ни одно крупное начинание. Иначе не было бы прогресса. И уверенности в завтрашнем дне.Кто побеждал? Вот в чем вопрос… Восток или Запад, усиленный Востоком? И было ли это победой?Когда точно появилась Украина , не вполне ясно, видимо, как Великая Булгария, в IV веке, она до прихода сюда норманнов хранила в первозданной чистоте веру в Бога Небесного. Лежала в патриархальной тишине Дешт-и-Кипчака. Норманны пришли сюда по примеру католиков и православных греков, чтобы отрезать себе кусок пирога. Их приход расширил орбиту европейской политики. Запад уверенно побеждал, он, усиленный тюрками, был сильнее.Показательно, норманны в Киеве не встретили сопротивления . «Пришли, увидели и победили», киевляне сами открыли ворота, сами позволили взять себя голыми руками. Почему? Тут здравый смысл бессилен, ответа на «краеугольный» вопрос истории Киевской Руси в литературе вроде бы и нет. Что, каган Аскольд вызывал раздражение у народа, если его не защищали? Или причина в другом? К сожалению, Киевская Русь, ее появление, едва ли не первая тайна российской истории : с Руси ли началась Россия? Однако если вчитаться в Карамзина… Николай Михайлович был высочайший дипломат, он описал сцену покорения варягами Киева, но сделал это «птичьим языком», понятным не всем. «Аскольд и Дир, не подозревая обмана, спешили на берег: воины Олеговы в одно мгновение окружили их. Правитель сказал: вы не Князья и не знаменитого роду, но я Князь – и, показав Игоря, промолвил: вот сын Рюриков! Сим словом осужденные на казнь, Аскольд и Дир, под мечами убийц, пали мертвые к ногам Олега». В этой цитате то, что иные авторы не признают, – горькая правда.Даже если не заметить, что Олег и Игорь носили другие имена, даже если забыть, что титул «князь» у русских (норманнов) звучал «конунг», правда налицо: Рюрики были тюрками, принадлежали царскому роду, корни которого на Алтае. Это и подчеркнул осторожный Карамзин, выделяя текст курсивом. Аскольд и Дир – самозванцы, захватившие власть, что считалось грехом, поэтому народ и не защитил их. В Киеве жили еще не славяне , а тюрки, которые не могли не принять царскую особу… Это утверждение делает историю Киевской Руси правдоподобной, когда речь заходит о славянах. Иначе непонятно, кто, как, откуда и почему пришел в IX веке на Днепр. Хотя, может быть, разбираться с этим запутанным «лабиринтом» и не требуется.

...

Археологи точно знают, действительность была иной, чем ее рисуют историографы. Норманны (варяги) не строили Киев в IX веке, легенда о Кие и его братьях всего лишь легенда. Город жил и здравствовал с конца IV века, он ни архитектурой, ни населением не отличался от городов Дешт-и-Кипчака, тоже был итогом Великого переселения народов. О том говорят исследования ученых, их научные монографии. Скажем, двухтомник М. И. Каргера «Древний Киев», где автор, рассказывая о работах коллег, сокрушенно отметил: едва ли все, найденное археологами в Киеве, потом таинственно исчезало в Москве. А о многих находках вообще запрещали сообщать – они шли вразрез с утверждениями «подцензурной» российской науки.

...

В Киеве, оказывается, до прихода норманнов, до «крещения» Руси действовали храмы. Археологи нашли древние фундаменты Десятинной церкви, из хроник известно о храме Святого Георгия, о храме Ильи Пророка на реке Почайне и ряде других… Для кого же служили они, если город и его люд были языческими? Вернее, не было ни города, ни людей… Вместо того чтобы исследовать веру киевлян, придумали «первое» крещение Руси в VII веке, что лишь подчеркнуло бессмысленность всей теории. Если в VII веке не было Руси, о каком же ее крещении могла идти речь?

Русь – это же страна норманнов… Нелишне напомнить, население Киева говорило по-тюркски, о чем свидетельствуют надписи на стенах храмов. И молитвы киевлян. Прошлое города сохранилось в письменных памятниках, в украинском языке. Там есть слова и выражения, которые знали древние русичи, то есть варяги. Сотни общих слов.

Да что русичи, едва ли не половина словаря Тараса Шевченко была тюркской, а это XIX век!.. Тут и говорить не о чем, «кобзарь» по-тюркски «играющий на музыкальном инструменте – на кобызе». Все кобзари подыгрывали себе на кобызе, а самым великим среди них был Коркут.

...

У украинского кобзаря был выразительный язык, который называли «ридна мова», то уже забытая на Украине речь. Ее помнят лишь гуцулы Закарпатья. Российский царь Александр II указом от 30 мая 1876 года запретил украинцам говорить на родном языке, противников ждала ссылка. Гордый Тарас Шевченко стал жертвой того указа…

Еще туманнее, чем с языком, оказывается, история с крещением Киевской Руси.

В арсенале науки нет и тени намека, что в Х веке было «крещение». Никто не знает, где оно было – в каком городе, кем совершено, кто стал митрополитом, на каком языке вели богослужение. Все в точности как в Болгарии! Тоже есть несколько бесплодных версий, они и прижились. А это ведь важнейшее событие в истории Украины, оно говорит о ее корнях, о начале государственности.

В архивах Греческой церкви, из рук которой Киевская Русь якобы приняла «крещение», ученые не нашли и строчки на эту тему. Факт вопиющий.

Однако «булгарская схема» христианизации раскрывает глаза на крещение. Это политический процесс, требующий сил и средств, чего грекам к Х веку уже не хватало. Вот почему нет не только прямых, но и косвенных доказательств крещения Руси греками, которое выразилось бы в появлении новой епархии Греческой церкви, по типу Болгарской. А она не появилась. Структура Церкви не изменилась… Греки даже в XI веке считали Русь языческой. О чем тут дальше говорить.

Киевская Русь связана с арианством. Украинцы не противились приходу скандинавов, у них была общая вера – с ними, не с греками. Норманны придали патриархальному Киеву чуть приметный европейский лоск. Религиозных войн на Днепре потому и не было, что не было насилия, Единобожию следовали пришельцы и аборигены. И те, и другие были людьми одной духовной и этнической культуры.

Вот слова их молитвы, ее, как и на древнем Алтае, полагалось произносить, обратив взор к Небу: «Ходай алдында бетен адэм ачык булсун…», что значит «каждый человек должен предстать перед Богом с открытой душой». И далее молитва продолжала: «Творец земли и неба! Благослови чад Твоих; дай им познать Тебя, Бога Истинного; утверди в них веру правую…» Христа не упоминали, он считался чужим богом.

Только образ Бога Небесного знала Киевская Русь! Ему молилась. Стране служил духовный институт, к которому Греческая церковь не имела отношения. То видно, скажем, в «Повести временных лет», где дан арианский символ веры. Не христианский, а именно арианский, то есть «русский». На эти изящные «мелочи» обратили внимание и теологи, которые отметили, что молитву «Верую» в Киеве читали не так, как в Константинополе или Риме.

Странно, не правда ли? А ведь слова, понятия и отличали ариан от христиан.

Это наблюдение привело богословов к обескураживающему выводу: в Киеве, мол, было «полуарианство». Так назвали Русскую церковь той поры. Получился полный абсурд… Арианство – это не «Церкви с элементами демократии, выборности общины», как утверждают теологи. Совсем другое – Церкви, не признавшие Христа за Бога. Иначе говоря, не христианские Церкви . Это то самое «нецерковное христианство», которое отличало «индийские общины» Египта.

Еще «мелочь», наводящая на раздумья, – письма от Константинопольского патриарха в Киев. Они сохранились. Их скрепляет не восковая, как положено, а свинцовая печать, которую греки накладывали на документы, отправляемые в автокефальные (иначе говоря, в чужие!) Церкви или в государственные учреждения… Как видим, утверждать можно что угодно, можно уничтожить или исправить любой текст, любой документ или летопись, можно даже украсть музейный экспонат, а как избавиться от «мелочей», которых много и которые лишь на первый взгляд кажутся незаметными.

Правду нельзя победить. Любое преступление оставит след, то есть неучтенную «мелочь». Ее надо найти, и тогда ложь умирает.

Украинцы в Х веке не стали славянами, а их страна – провинцией Греческой церкви. О том говорит Договор 911 года между киевскими князьями и Византией. Он начинался так: «Мы от роду Русского, Карл, Ингелот, Фарлов, Веремид, Рулав, Гуды, Рауль, Карн, Флелав, Рюар, Актутруян, Лидулфост, Стемид…» Вот они, русские, представлявшие Русь на переговорах.

Если же открыть Договор 944 года, то и там только норманнские имена – почти пятьдесят имен, в которых без труда угадывается тюркское начало. Они и фигурировали в истории Киевской Руси. Правда, московских ученых это не смутило, желая доказать славянские корни Руси, норманнам… исправили имена. Хельга стала Ольгой, Ингвар – Игорем, Вальдемар – Владимиром. Свою славянизацию они назвали «реконструкцией» имен. Не фальсификацией. При этом никто не смутился, не покраснел.

Хельга и Хельг, Вальдемар, Гуннар, Вермунд, Фаулф, Ингалд – правители Киевской Руси, будь они славянами или христианами, их имена звучали бы иначе. В традициях религии смена имен окрестившихся обязательна. Православные, чтобы отличаться , составили свой список имен, католики – свой, ариане – свой. Равно как по именам различают мусульман и буддистов. Еще раз заметим: существует наука ономастика , там каждому имени дано толкование, история. На эту тему есть книги, из которых можно составить целую библиотеку. Имя – это же судьба человека.

...

Тюрки считали, имя ребенку мог дать только добрый человек, тому способствовал целый ритуал. У каждого рода были свои, родовые имена, которые передавались из поколения в поколение. На Алтае порой давали несколько имен, чтобы обмануть злую силу, обрушившуюся на род, а настоящее имя скрывали, его знали близкие родственники, которые произносили имя не прямо, а иносказательно или сокращенно… Там «самозванца» приравнивали к «обманщику», то есть «к человеку, который примерял на себя чужую судьбу», к стремящемуся обмануть Бога. Это было добровольным выбором виселицы… Назвав арианку Хельгу Ольгой, ее «делали» славянкой, христианкой, а Русь – славянской, христианской страной, вернее, греческой церковной колонией.

Но таким примитивом можно обмануть лишь себя.

Заказчики фальсификаций, очевидно, не знали, нужно быть львом, чтобы одолеть буйвола. Арианского буйвола на Руси одолел католический лев. Не греческая лисица.

На излете Средневековья киевские ариане стали католиками . Следы того католичества (в том числе и протестантского толка) видны сегодня также в Белоруссии, Польше, Прибалтике, то есть там, где когда-то были колонии норманнов. Союз Украины со Швецией начался именно с Киевской Руси, он был политическим гарантом духовной близости двух стран. Желтый цвет на флагах Украины и Швеции тому подтверждение, то знак их общего духовного прошлого. Тот цвет есть и на германском флаге, еще один цвет Неба.

Греческое же христианство пришло на Украину вместе с московскими послами в XVII веке, когда началась колонизация Малороссии. Но то своя история, о ней позже.

С IX века интерес к востоку Европы проявлял и папа римский: политика греков и скандинавов не осталась им незамеченной. Папа тоже учуял патриархальную слабость тюркского мира. Римская церковь, надо отметить, с изяществом обращала людей в католичество, это случилось в X веке на Киевской Руси. На географической карте тогда появились восточные провинции католиков, там слышалась тюркская речь, но подвластная Риму.

…Ко времени раскола Церкви, то есть к XI веку, в Европе сложились зоны политики – католическая, греческая, арианская, мусульманская и просто тюркская. Их было пять. Все разные. Там копилась энергия, которая будет вращать колеса истории в ближайшие века. Дешт-и-Кипчак в то время смотрел лишь на себя, не принимая культуры соседей, не замечая перемен, он «законсервировался». Неучастие в геополитике было его политикой. Фраза звучит как каламбур, но смысл передает точно: Запад, создав из тюркских ханств «христианско-славянские княжества», «латинские королевства» и «варяжские Руси», готовился к переделу мира. Итоги Великого переселения народов его уже не устраивали.А Восток молчал.Поэтому колонизация Восточной Европы была неминуема, как осень после лета. Церковь открывала эпоху новой истории, чтобы записать все с чистого листа… По-своему!

«Греческое» христианство, которое в 325 году объявил Первый Вселенский собор, доживало в XI веке последние годы, завершив свою миссию тем, что создало Церковь – общественную нишу, которая укоренилась, разрослась и слагала теперь политический портрет Запада. Не император, как прежде, был главной фигурой. Она!

Задуманная для внедрения новой культуры и укрепления светской власти, Церковь подчинила себе и эту культуру, и эту власть, что было новым в истории человечества. Разумеется, новация не могла не иметь последствий – борьбу за политическое лидерство в Европе, которая разгорелась с небывалой силой. Раскол Запада на враждующие партии был практически предрешен. Новый аппарат управления обществом требовал простора, ему было тесно в узких национальных рамках, которые оставил Церкви император Константин.

Католики побеждали, их гибкая политика вела к переменам жизни на континенте.

Эти перемены, всколыхнувшие Европу к концу тысячелетия, пожалуй, лучше слов отражала политическая карта, на ней читались итоги событий. Карта фиксировала начавшийся передел мира: Византия уступала. Причем уступала подданному, который оказался мудрее. Ее не спасали «христианско-славянские княжества», вдруг появившиеся в Восточной Европе. «Центр тяжести» континента смещался к Риму, граница же католической империи, наоборот, уходила далеко за восточный берег Рейна, захватив Прибалтику, Карпаты, западную часть Украины. Там теперь лежали интересы папы, его взор обратился к «неримской Европе».

Поле деятельности Церкви росло стремительно. А с ним росли заботы папства. На целину, которую в IV веке оросили волны Великого переселения народов, принесшие сюда города и села, вторгалась христианская, католическая культура. Шло «одомашнивание» чужаков. Ведь население в новых владениях Рима этнически не менялось, осталось прежним. В своей массе то были потомки переселившихся тюрков, но католики умело меняли им сознание, быт. И те становились другими людьми , уже не «варварами», которых привел Аттила. Своими.

Кто они, эти новые тюрки? Просто люди, говорящие по-тюркски? Нет.

Дух становился другим, вот что отличало их! Внешне они оставались прежними, но в душе… Налицо абсолютно неисследованный наукой феномен – распад народа, его духовное перерождение. Что это? Никто не знает, но европейских тюрков постигла эта роковая судьба, религия расколола их на народы и народики, они перестали узнавать друг друга, перестали вспоминать прошлое. Они делились уже не на орды, как прежде, а на католиков, православных, ариан, мусульман и сторонников веры в Тенгри. Отчуждение стало едва ли не главным в их жизни. Свои разделяли своих же, не чувствуя общности и былого родства.

Церковь руководила ими, она диктовала и будущее, и прошлое.

Неслыханная настойчивость католиков неудержимо вела их к победе. Европейцы смотрели на Рим и не замечали Константинополь. То был переворот в сознании миллионов, который случился в Х веке, он вел к перевороту внутри самой Церкви, к ее разделению на восточное и западное крыло, это стало неминуемым. В ту пору и началась новая страница истории Запада, ее отличало верховенство духовной власти над светской. Когда и как это случилось? Точно не скажет никто. Но это случилось. Болгария, Германия, а потом другие страны, и Киевская Русь в том числе, тому иллюстрации. Католики всюду чувствовали себя уверенно и не скрывали это. Дорогу на Восток в начале IX века им проложил Карл Великий, его легендарные походы завершили очередной этап политики Рима и открыли новый.

Византия – страна, несказанно обогатившаяся в раннем Средневековье, бывшая прежде ядром христианской империи, диктовавшая правила жизни другим народам, проиграла и эту войну за Восток. На своем же политическом поле. Надо отметить, что всегда, с IV века, ее политика велась слишком прямолинейно, значит, читаемо . Сначала греков обошли египтяне, которые вышли из-под их власти, утвердив в VII веке новую религию, ислам (Халкидонский собор многому научил философов Александрийской школы). Потом – Рим, который сумел придать своей Церкви статус духовного института и тоже выйти из-под власти византийского патриарха… Карл Великий «перевел» состояние де-юре в де-факто.

Католики вели свою политику с помощью «варваров» и руками самих «варваров». Так возрождался Рим – благодаря идеологическому оружию, которое он совершенствовал год от года. В 1054 году случилось завершающее событие, к нему Запад готовился пять веков. Папа бросил перчатку византийскому патриарху, чувствуя в себе достаточно сил. Обе Церкви, Римская и Греческая, подписали акт о взаимном отлучении.

Христианство раскололось. Навсегда.

Некогда могущественной Византии осталось доживать полный тревоги век, ее годы были сочтены. Ни греки, ни тюрки, ни армяне, которые правили в Константинополе после Исавров, не смогли поднять страну, она чахла от недуга, которым страдала с момента своего рождения, с правления Константина. В стране отсутствовала свобода веры .

По меркам геополитики в той борьбе за власть над Западом Восток имел самую выгодную позицию: за тюрками стояло полсвета, в их руках были и золото, и меч, и слово – главные рычаги власти. Но… тюрки не понимали друг друга. Говорили на одном языке, а не понимали. Они уже не были единым народом . Дух исчез. Религия размыла их близость. Они жили как призраки былой державы, былого величия. «Если народ лишить прошлого, через два поколения он превратится в толпу, еще через два поколения им можно управлять, как стадом» – эта древняя мудрость не вспоминалась.

…Папа Григорий VII, начавший в 1075 году новую политику Церкви, был родом из Тосканы, с севера Италии, где обитали итальянские тюрки. Сильное, чуть скуластое лицо, хищный взгляд ястребиных глаз снискали бы ему прозвище Тогрыл (ястреб), живи он в Степи. Он ненавидел тюрков, его раздражало в них все. Так ненавидят только свои. Этот папа посвятил обильную превратностями жизнь разрушению алтайских устоев, на которых держалась Европа, преображенная Великим переселением народов. Он успел сделать многое. Например, издал Диктат, где записал за собой «право назначать императоров». Это был принципиальный шаг.

...

Западная церковь объявляла власть над монархами Европы, становилась «царем царей», присвоив себе право выбора правителя. Тем папа ударил в самую болевую точку общества, его удар был просчитан до мелочей: христианские королевства должны знать, в чьих руках власть, кто хозяин в средневековой Европе… Выборы, как известно, были ритуалом Алтая, там правителя выбирали по воле Неба, существовал свой кодекс правил. С выборным правителем поначалу жили и католические страны, те, что выросли из поместий джентльменов.

Теперь власть менялась принципиально. То был конец политической культуры , которая пришла на Запад в IV веке.

Конечно, не всем понравились решения, что вводил папа Григорий VII. Но они усиливали власть Церкви, усиливали Запад. Протесты были бурные, папу даже едва не убили, а он в ответ показал непреклонность. Войны сменяли одна другую, Европа кипела, но свыкалась с новой реальностью. Власть папы делалась абсолютной, епископы стали важнее королей. Утверждалась новая политическая культура – уже христианская.

Триумф Церкви начался с эры крестовых походов . С романтического на вид времени, о нем написаны книги – монографии и художественные романы, но о цели походов на Восток всегда говорили скупо… А что стояло за рыцарской романтикой на самом деле? И была ли она, эта романтика?

Версия о спасении «гроба Господня» придумана для простаков, она беспомощна, потому что окружение папы римского прекрасно знало историю христианства, знало, что гроба там нет и не было. Евреи в гробах не хоронили. Все, сочиненное Константином о Христе и его гробе, Рим прежде не приветствовал, благоразумно отвергая… Значит, что-то иное в действительности легло в основу крестовых походов – не гроб. Что?

...

Если отбросить словесную, «романтическую» шелуху, то события читаются совсем иначе. Случилась трагедия, большая трагедия, сотни тысяч добровольцев католиков десятилетиями, как безвольные зомби, шли завоевывать Ближний Восток. Они искали себе погибель. Сами. Сознавали это, но новые поколения шли опять.

Их настойчивость, граничащая с безумием, к сожалению, не объяснена наукой…

Где мотив поведения? Не вера ли, которую требовали принимать, не задумываясь? Не с ней ли и рождалось безумство? Когда мысль становится лишней, такое вполне возможно…

Версия о вражде католиков с мусульманами ошибочна: католичество и ислам тогда были близкими союзниками. Достаточно вспомнить, например, что Сильвестр II, в 999 году принявший папскую тиару, в молодости учился у мусульман, годами жил среди них, вел дружескую переписку, будучи папой римским. Сам Григорий VII, начавший новую политику Церкви, считался в Европе «знатоком учения Мухаммеда», он заявлял, что исповедует того же Бога, что мусульмане. И то было правдой. Как известно, в минуту опасности папу от разъяренных католиков спасли мусульмане, их отряд пробился к замку, где скрывался папа, и вызволил его. Потом вместе с папой они молились в соборе Святого Петра, в главном католическом храме мулла читал суры Корана… Это же было!

...

Мусульманская версия несостоятельна еще и тем, что добрая половина Северной Италии, Южной Франции, вся Испания исповедовали ислам . Сторонники Единобожия, соседи и друзья католиков, в своей массе были тюрками. Их называли арабами, но араб – это, как известно, не национальность, а имя жителя Халифата, почитавшего ислам. Для римских пап мусульмане оставались отошедшими от Церкви, такими же, как катары или альбигойцы. Но никак не людьми иной веры .

Не чувствуя этот тончайший нюанс, трудно понять жизнь средневековой Европы.

Возможно, устремляясь на Восток, католическое духовенство строило тайные планы по искоренению ислама в Европе. Но и это маловероятно. У католиков, кроме мусульман, не было иных союзников. Их схватке между собой предстояло случиться через пять веков, во время испанской инквизиции. Пока же они действовали сообща против общего врага – Византии.

И все-таки поход на Восток начали именно католики. Почему?

Ответ не очевиден. Но, приняв во внимание детали геополитики, можно прийти к неожиданному выводу: крестовые походы – это попытка массового манипулирования сознанием верующих. Первая в истории! Так Церковь проверяла свою силу и себя. Ведь папа уже не шел, как прежде, за верующими, а вел их. И они шли.

Дальновидных католиков пугало стремительное увеличение паствы, появление «новых народов», они чувствовали ненадежность своего главенствующего положения в западном обществе. В любой миг епархии могли стать неуправляемыми, взрывоопасными. Причина тому – новые люди , слишком много новых людей, пришедших в лоно Церкви. Красивых. Сильных. Умеющих думать. Они не принимали слова папы на веру. Не могли. И духовенство решило избавиться от них и от «старой» аристократии, с ее немодными привычками думать и обсуждать, а также от молодежи, которая не находила себе применения и томилась в безделье.

Папа желал войны – бойни, которая уничтожила бы опасную часть католиков.

Звучит кощунственно, но гибели иных тюрков требовало будущее Запада. Его покой. Чем больше людей, умеющих думать и действовать, принести в жертву, тем спокойнее будет править остальными, рассуждала Церковь. То было суровым испытанием, но от него зависело благополучие будущих поколений.

В том никто не виноват. Что делать – боевой конь вьючным не бывает. Он не может идти привязанным к хвосту другого коня, его проще убить, чем заставить смириться… Это и есть дух, сломить который невозможно. Такими рождались они, эти ужасные тюрки, поставившие честь во главу своей жизни. И никакой папа был им не нужен – ни римский, ни другой.

Люди для крестового похода находились сами, то были преданные Церкви, готовые служить и воевать. Отбирали достойных, им отпускали грехи и благословляли на поход «за гроб Господень». Те нашивали на одежду крест из красной материи и объявляли себя крестоносцами – воинством папы римского. Им не полагались ни командиры, ни снаряжение, ни провиант, у них не было даже плана действий. Ничего. Только призывы папы римского… Это и есть манипулирование сознанием, его итог: старший именем Бога приказывал, а верные долгу совести исполняли. Не обсуждая и не задумываясь.

Они, католики, не просили для себя ровным счетом ничего. Только службу во имя Церкви.

Инициативу вожака в первом походе отдали Петру Пустыннику, жалкому монаху, страдавшему впечатлительностью и утверждавшему, что разговаривал с Христом. И все поверили, потому что первым поверил папа. Это очень характерная для тюрка реакция – верить духовному лицу, не размышляя.

...

Не войско, а голодная толпа, собранная наспех, двинулась в 1096 году на восток, уничтожая все съестное на пути. Даже трупы людей и собак. Они шли, как во мгле, без географической карты и без разведки, большие города, встречавшиеся на пути, принимали за Иерусалим и бросались на штурм. То были одурманенные люди, которые не ведали, что творили, они слышали слова папы: «Богу так угодно, Богу так угодно». И шли вперед.

Страшная сила религии делала их игрушками.

Потомки тюрков верили уже не Богу, а человеку, Наместнику Бога на земле , так он назвал себя сам. Человека они поставили над собой, потому что у него была власть. В этом, пожалуй, и состояла особенность христианства, в котором, в отличие от остальных религий, человек стал отлученным от Бога. От своего собственного «я». От осмысленного поступка, наконец. «Наместники в рясах» вошли в его душу.

Поведение крестоносцев было именно таким. Отлученным. Его нельзя назвать даже религиозным фанатизмом, фанатизм – это вспышка, взрыв, здесь же иное, чему разум вряд ли даст точное определение. Именно манипулирование сознанием вело к массовому безумию, целые страны вдруг сходили с ума, поведение людей становится необъяснимым.

Возможно, обостренное чувство веры, воспитанное Алтаем в предках тех людей, так нелепо проявляло себя. Возможно, причина в ином. Но ими управляли, словно стадом. И отрицать этого нельзя. Демонстрируя смиренность, они демонстрировали чудовищную силу религии: кто владеет душами людей, тот владеет миром. Их миром!

Церковь действительно владела Западом… На крестовые походы 1096, 1147 и 1189 годов можно смотреть по-разному, а можно – как на Великое переселение народов, только наоборот. Крестоносцев вели не заселять новые земли, а умирать там. Они тлен времени, пепел общества, рабы (кулы), но не Божии, а папские. Их убивали их же собственными руками.

То были тюрки, только их и привечал папа. Крестоносцев из нынешних Англии, Франции, Италии, Германии объединяла общая речь. Люди общались без переводчиков, что, пожалуй, самое показательное и неожиданное. Их походные песни звучали в Европе со времен Аттилы, это доказанный факт. Потом их назвали «песнями пилигримов», но новое имя пришло к ним позже, когда переписывали средневековую историю. Тогда они назывались именно «походными», «варварскими»…

Первый крестовый поход завершили успешно: горы трупов остались от папского воинства, «кости христиан образовали холмы», писал очевидец.

Крестоносцев не спас спектакль, разыгранный священником Петром Бартолем (Варфоломеем), «нашедшим» святое копье – орудие вечного спасения. Подложенное им же мусульманское копье, которым якобы пробили тело Христа, чуда не сделало, но дух крестоносцев подняло, они поверили в чудо. И в то, что мусульмане (!) были на Востоке со времен Христа, тоже поверили… Мошенника вывели на чистую воду позже и вывели по-тюркски, проведя «между двух огней», – прием, который знали на Алтае. Сложили рядом два больших костра и заставили пройти между ними, он прошел, но у него обгорели бока и живот. Значит, солгал. Все. Лгун тут же признался в подлоге, иначе заставили бы идти между двух огней еще раз.

А сколько осталось других, не разоблаченных «чудес»… На них строили идеологию крестовых походов. Чудеса с веками стали достоянием церковной риторики, время и верующие увековечивали их. Это в равной мере относится к трем рыцарям в белых одеяниях, к трем мученикам за веру во Христа – святым Георгию, Феодору и Маврикию. И они якобы представали перед взорами ослепленных крестоносцев. Правда, «видел» их только папский легат Адемар…

Все-таки жалкое время, когда мысль под запретом.

Хотя кто знает? Не был ли тот запрет сделкой политиков Востока и Запада? Первой сделкой, начавшей тайную дипломатию на уровне духовенства. Вопрос не риторический, за ним факты. Тогда, например, во времена крестовых походов сказочно обогатились торговцы невольничьих базаров Востока, особенно в 1212 году, после детского крестового похода. Караваны судов с детьми шли из Западной Европы в Египет, на невольничьи рынки. В порту за бесценок их продавали мусульманам. Почему?

Почему тысячи и тысячи крестоносцев стали рабами мусульман, еще не вступив на их землю? Безоружных детей сдавали толпами и толпами. Не была ли то политика, приносящая Церкви доход? И лик духовенства не краснел. Он никогда не краснеет, разве что от переедания.

Впрочем, образ непримиримой религиозной войны, который потом придали крестовым походам, не соответствовал действительности. И не мог соответствовать. В том убеждает история, например, английского короля Ричарда I, который был готов на брак своей сестры с братом султана. Или история французского короля Филиппа-Августа, который в знак дружбы посылал султану в подарок норвежских соколов и получал в ответ арабских скакунов… Примеров нормального, человеческого общения Запада и Востока более чем достаточно.

До середины XII века их отношения были вполне нормальными, о чем свидетельствует существование в Халифате свободных христиан, религиозные учреждения которых имели сходство с мусульманскими учреждениями. И это, может быть, самое показательное. Восточные христиане, оказывается, не ели свинину, воздерживались от вина, делали обрезание… их называли мозарабами . Мозарабская литургия, исстари употреблявшаяся, например, в церквах Толедо, подвергалась нападкам римских пап. Но их недовольство ничего не меняло там.

...

Люди, узнав друг друга, тянулись друг к другу, как родственники, у которых общие предки. Они помнили об Алтае… Конечно, то была тоже политика. Но без религии! Общались единоверцы: ведь и те, и те по-прежнему жили под знаком креста . Отсюда, между прочим, название походов – крестовые : из-за знака Неба заспорили тогда. Короли Франции (Филипп-Август и Людовик VIII) называли Халифат Анжуйской империей, то есть «крестоносной землей», опять же от «аджи» (анжи) – крест.

О чем здесь вообще говорить, если в Англии при Оффе на монетах чеканили: «Мухаммед – Пророк Бога Единого (Тенгри)»? Или – если отношение к кресту как символу Неба в Халифате было очень почтительным, но не таким, как в Европе? На него не молились, он – память о ханифах, об истоках ислама.

...

Султан Саладин не возвращал католикам крест Господень не из-за своей жестокости или жадности. Совесть не позволяла ему поощрять идолопоклонство , в чем он признался королю Ричарду. Аргументы мусульманина в том диалоге были куда весомее. Это видели и на переговорах о священности Иерусалима, там говорили, хорошо понимая друг друга. Обе стороны демонстрировали общность взглядов на религию… Так что же отличало их – католиков и мусульман? Что вызывало религиозную вражду? Ничего. Только политика.

Маски в той дипломатической игре сбросили в 1204 году, во время четвертого крестового похода. Маскировка была уже лишней, непримиримая вражда с мусульманами отошла далеко на задний план в политике Запада. О ней забыли… Усыпив бдительность греков, слуги папы римского, облаченные в рыцарские доспехи, против обыкновения не пошли освобождать Иерусалим, а задержались в Константинополе. Проще говоря, захватили самый богатый город Европы, назвав его Вторым Римом.

Неделю грабили храмы и не могли их разграбить. Золото выносили мешками, не зная, куда его девать, суда не выдерживали тяжести груза. То была самая прибыльная военная операция Средневековья, большей добычи не принесла ни одна война… Вот тогда папа и объявил о Латинской империи, о новом государстве Европы.

Дело, правда, было сделано наспех. Империя просуществовала недолго, однако политическая карта континента навсегда стала другой, потому что открылась новая страница Истории, та самая, в которой взор папы римского был обращен на церковные провинции Византии. Запад стал искать пути и тропы в глубь степей Восточной Европы.

Его влекли также Армения, Грузия, Кавказская Албания, с точки зрения католиков, свободные земли. Но…

Уже по-другому светило солнце на планете, жизнь менялась не только в Европе. И на Востоке она становилась иной. Там взрастала сила-возмездие, огромная, беспощадная сила, которая угрожающе росла, словно туча на горизонте, имя ей Чингисхан.

Дешт-и-Кипчак просыпался, он должен был дать ответ на агрессию христиан, к тому времени колонизировавших треть его территории .

…Надо заметить, после Аттилы тюркский мир медленно умирал, он рассыпался. Вспыхнувшая ненависть убивала его. Европейцы уже не смотрели на Алтай как на родину, они по-другому видели его. Это естественно, века шлифуют память народа, а ежедневные заботы сужают горизонт. От Байкала до Атлантики, от Скандинавии до Индийского океана шла жизнь, в которой не стихали стычки и войны. То тюрки терзали тюрков. Едва ли не все войны Средневековья были религиозными войнами, их войнами: во враждующих армиях сражались они. Одни за итальянцев, другие за византийцев, третьи за арабов, четвертые за себя или еще за кого-то… Наймиты демонстрировали настоящий «этнический каннибализм» – сжирали друг друга. Забывшие родство стали жертвой чужой политики.Для них Вечное Синее Небо поблекло, их воспаленные глаза не различали мягких, божественных оттенков. Междоусобицы раскололи страну Аттилы, поделив в V веке Европу надвое – на христианскую и арианскую часть.Последующие века продолжили страдания одних и возвеличивание других тюркских родов. С чужими именами жили все они. С чужой моралью. Как известно, сила, обращенная против себя самой, рано или поздно иссякает, оставляя тлен. Уходя из этого мира, самые удачливые дети Алтая получали одно – сажень холодной земли. Их имен соотечественники не знали, могилы лежали безвестными. Христианскими. Мусульманскими. Или просто ничьими… Кого хотели тем удивить, отворачиваясь от собственных матерей и отцов? Становясь чужими для своего же народа? Для предков?!

...

В те неспокойные века Алтай казался заброшенным островком в океане политики. Запад, став христианским, забывал о нем. И он напомнил о себе сам. Напомнил рождением величайшего тюрка, гения всех веков и народов. Родители нарекли его Темучином. В истории человечества он идет вровень с Аттилой. И даже выше, больших преобразований не сделал никто за всю долгую историю человечества.

Отец мальчика Есугей-багатур правил в предгорьях Алтая, но враги отравили его. Убили бы и семью, однако на пути встал сын с кинжалом в руке. Тринадцать лет было храбрецу, в его глазах горел огонь мщения, а лицо светилось лучом победы. Убийцы, увидев такое, опешили и опустили руки, это спасло мальчика, ему дали уйти. Он ушел. Собрал отряд и с помощью матери поправил пошатнувшееся положение рода.

Прошли годы, имя «Темучин» люди произносили с трепетом в голосе – перед умом и бесстрашием юноши склонялись взрослые. Ведь первое, что он сделал – отомстил за отца и тем вернул уважение роду. Таков обычай. Из черепа отравителя заказал кубок для вина, а остальных врагов просто вырезал.

...

Потом Темучин принял власть над Алтаем, и его нарекли Чингисханом, то есть Великим ханом. Другое имя не годилось бы, он задумал возродить забытое государство – Алтай, который сменил бы одряхлевший за века Дешт-и-Кипчак. Нелегкое наследство получил юноша, очень нелегкое, патриархальность отбросила алтайцев далеко назад, христианский Запад и мусульманский Восток, усиленные тюрками, наоборот, ушли вперед, они жили обновленной жизнью. Алтайскому же правителю многое предстояло сделать.

Не силой решил брать от жизни Темучин, а разумом, это и отличало полководца, казалось бы, в безвыходных случаях… Действительно, как он, не имеющий ничего, кроме ума и веры, собрал самую сильную армию? Как смог завоевать полмира? Внешне это был обычный человек с большими голубыми глазами и рыжей бородой, он меньше всего походил на богатыря, хотя и отличался ростом.

С чего начинал он, создавая свою державу? Прекратил междоусобицы, мучившие всех, составил свод законов – Ясу, от которой «исходило спокойствие и благоденствие для подданных». В 1206 году ее объявили на курултае (всеобщем собрании народа). Законы охраняли власть Великого хана и каждого из его подданных, они карали смертью за обман, предательство, неоказание помощи воину на поле битвы, воровство, прелюбодеяние, даже за сплетни и подслушивание.

По Ясе жил сам правитель и его люди, исключений не делали. Даже заклятые враги смолкли, видя справедливость власти Чингисхана, который, не уставая, доказывал, что, если не соблюдать Ясу, «государство потеряется и прервется». Без строгих законов, вернее, без строгого их исполнения властью нет государства, нет страны, нет народа. И это было так.

Но самым большим государственным его начинанием была не Яса. «Люди разной веры должны жить в мире, – провозгласил Чингисхан. – Мы вновь станем братьями».

Ни у кого на планете не родилась эта светлая мысль. Всюду религия, превращенная в политику, разделяла, ссорила людей, а здесь объединяла. Поразительно, Запад и Восток, христиане и мусульмане, стравливая народы, выясняли, чья религия лучше, а алтайский тюрк напомнил всем о Боге Едином, сотворившем этот мир.

...

Мир совершенен, когда им правит Всевышний. Вот и вся философии Чингисхана. Но как много стояло за той кажущейся простотой – вера в Бога, которая давала людям правила поведения в обществе, нацеливала их на поступки, ставила честь и совесть во главу угла.

Она, вера, и собирала под знамя Алтая тех, кому был дорог мир и справедливость. Не «крестоносцев», сбитых в обезумевшую толпу. Люди разных религий сами шли в армию Чингисхана, здесь они ощущали братство: у них один Отец – Бог… К сожалению, мало документов сохранилось о той великой поре, когда один человек, вооруженный Словом, собрал самую сильную армию. Ни денег, ни власти у него не было. Только Слово.

Конечно, Бог помогал ему.

В западной и восточной литературе встречаются любопытные сведения, абсолютно непривычные обывательскому уху. Служить Чингисхану одними из первых поехали англичане, генуэзцы, франки и другие европейцы, которых давно тяготило католичество. Те самые «еретики», о которых говорилось выше. У него были отряды мусульман, тоже пожелавших воевать за чистую веру, за справедливость. Никаких «диких кочевников» или «поганых татар» там не было! Все знали, Яса Чингисхана обязывала щадить страны и города, покорившиеся добровольно, знали и о том, что Яса освобождала от налогов храмы и монастыри, посвященные Богу Небесному …

Этот выразительнейший пример говорит, чем жил Алтай. И как он жил.

Здесь нельзя не привести строки из послания папы римского Григория IX, который обеспокоился уходом европейцев на Восток и их недовольством Церковью. Обвиняя Фридриха II, правителя сицилийского двора, который был восхищен Чингисханом, папа писал: этот пагубный царь заявляет, «что мир был обольщен тремя обманщиками, Иисусом Христом, Моисеем и Магометом, и двое из них умерли в почете, третий – на кресте. Мало того, он утверждает, что только дураки могут верить, будто девственница родила от Бога, творца Вселенной; он говорит, наконец, что человек должен верить только тому, что доказано силой вещей или здравым смыслом».

А мнение Фридриха II разделяли многие в Европе. По замкам герцогов и баронов, по домам простолюдинов ходили запретные стихи категоричного содержания: «Судьба возвещает нам, звезды и полет птиц предсказывают, что впредь будет только один молот для всего мира. Рим, который, идя путем греха, давно колеблется, падет и перестанет быть столицей мира». Разумеется, стихи были на тюркском языке и звучали ритмично. Кто их автор? Может быть, сам Чингисхан или Фридрих II, по крайней мере, они четко передавали смысл слов, сказанных правителем Алтая.

Значит, связь Востока и Запада не прерывалась и в XIII веке… Значит, карательный крестовый поход против катаров, начатый папой в 1213 на юге Франции и продолженный позже, случайным назвать нельзя. Не отсюда ли отправлялись на службу к Чингисхану?.. Здесь есть повод задуматься: Истина увлекала западное общество, она и в следующие века находила пылких последователей, которые привели, в конце концов, Запад к Реформации.

А мнение Чингисхана, что папа римский лишний на этой земле человек, вряд ли вообще нуждается в комментарии. На это папа отреагировал резко, католический мир был в шоке… Конечно, Алтай имел дипломатические контакты с Западом, евразийский мир знал и о Ясе Чингисхана. О ее первой строке. А она гласила: «Повелеваем всем веровать в Единого Бога, Творца неба и земли, единого подателя богатства и бедности, жизни и смерти, обладающего всемогуществом во всех делах».

Представить трудно, так думал и говорил тюрк, которого европейцы теперь называют язычником .

Мудрый Чингисхан, уверенный в силе веры в Бога Небесного, разрешал подданным христианство, ислам, буддизм – все что угодно, на выбор, но после общей молитвы Всевышнему. В его армии не возбранялись обряды любых религий, «надо лишь душой верить в Бога, и придет победа», учил он, понявший эту Истину жизни в двадцать восемь лет от роду. За что его назвали Суту-Богдо, или Сын Неба.

Английский историк Эдуард Гиббон писал по тому поводу: «Нашего удивления и похвал заслуживает религия Чингисхана. В то время как в Европе католики прибегали к самым жестоким мерам, чтобы защитить бессмыслицу, их мог бы пристыдить пример варвара, который предупредил поучение философии, установив своими законами систему чистого деизма и полной веротерпимости. Его главным и единственным догматом веры был Бог, сотворивший все доброе и наполняющий своим присутствием небеса и землю, которые созданы его могуществом».

Слова историка убеждают в том, что в средневековой Европе был тайный интерес к забытым корням своей прежней религии. И лучший пример тому даже не слова Гиббона, а блестящий труд английского философа Джона Локка, основателя либерализма. В XVII веке, того не ведая, он повторил религиозную концепцию Чингисхана, но иным, научным языком. Слово в слово.

Разумеется, поразительное сходство мысли – до деталей! – отнюдь не случайно, знания ученого копились не в сознании, скорее, в его генах. Кровь заговорила в нем. Вот чего боялся папа римский, вот для чего организовал крестовые походы. Он боялся, что тюрки-католики вспомнят Алтай, веру в Бога Небесного и придут к мысли о ненужности папы и его свиты, которые увлечены политикой, и только политикой.

Люди, пусть и одурманенные Церковью, опасны тем, что в них рано или поздно проснется генетическая память и они, очнувшись от угара, начнут действовать. Бессмыслица и мифы им уже не покажутся религией…

Чингисхана называют «монголом», рисуют узкоглазым, лицом, одеждой не похожим на тюрка. И это очередной трюк Запада, его науки, умышленно искажающей прошлое. Из-за страха. Алтайский «варвар» и внешне иной, по описанию современников, его отличали большие голубые глаза, утонченное, чуть скуластое лицо, густая рыжая борода, а его отца – зеленые глаза, отсюда прозвище рода – Зеленоглазые (Борджигин), такие глаза тюрки сравнивали с невызревшей смородиной. Внешность отца и сына была в точности такой, как у их предков, которых волны Великого переселения народов доставили в Европу. Европеоиды? Очевидцы утверждали, что да. Политики от науки – нет. Кто прав?

А столь ли это важно выяснять, кто прав? Человека красят дела, поступки, но не лицо. Чингисхан был самым красивым тюрком на свете, потому что жил с верой в Бога Небесного. И в том был весь человек…

Между прочим, само слово «монгол» появилось при жизни Чингисхана. Может быть, чуть раньше. Как? К сожалению, подробности здесь не вполне ясны. Но в 1206 году правитель Алтая заявил своим подданным: «Народ, который связал себя со мной, против всех; народ, который вооружил мою мощную мысль своей великой силой. Этот народ, чистый, как горный кристалл, я хочу, чтобы назывался кеке - монгол ». (То есть «небесное счастье».)

Вот, оказывается, откуда «монголы».

В устах Чингисхана слово значило не народ, а счастье, которое дарует народу вера. В том был тонкий расчет и никакого этнического подтекста. «Монгол», «монгал» и «могол» в Средние века считались синонимами, за ними стояла национальная идея , которая крепила не отдельно взятый народ, а народы, вставшие под знамя Бога Единого, принявшие Ясу Чингисхана… Веротерпимость отличала Алтай в его политике, в его делах. И это нельзя не заметить.

Западная церковь плодила «новые» народы, Халифат отказался от национальных корней, назвав мусульман «арабами», а Чингисхан призывал к единству человеческого рода. К родству людей, у которых один отец и одна мать, Адам и Ева. Он искал то, что объединяет и примиряет. Вот что раздражало и Запад, и Халифат – политика Алтая, которая была перспективнее.

Разумеется, об этнических оттенках слова «монгол» тогда не было и речи.

…Первыми силу армии Чингисхана узнали китайцы, которым Алтай платил дань. Император удивился прибытию далеких послов, удивляло их требование. А оно было ясным как день, Алтай назначал дань китайскому императору, этому «самому ничтожному из людей». Услышав такое откровение, китайцы потеряли дар речи. Но им быстро вернули его. Чингисхан вошел в Китай, девяносто городов окружил и взял штурмом. Огромная армия китайцев стонала от собственного бессилия. Всадники наводили ужас, они малыми отрядами появлялись из ниоткуда и туда же исчезали после внезапной атаки. Били и отступали, то была тактика войны тюрков с превосходящим противником. Принято думать, что компас изобрели китайцы, нет. Не у них тогда был компас. И здесь не обошлось без гения Чингисхана, он, как выяснилось, знал Китай лучше, чем сами китайцы. Успешно воевать помогали знания, собранные разведкой, а это – географические карты. И разумеется, геодезические инструменты, без которых карту не составить, без компаса и астролябии, они были у тюрков в начале их «степной» истории, то есть с I века.Войско уверенно продвигалось вперед, разведка – одно из достижений Чингисхана! – в походе была безупречна, предсказывая события грядущего дня. Китайцы получали удар за ударом, всегда неожиданно и в самое больное место. Чиновникам императора ничего не оставалось, как самим пригласить послов Чингисхана и согласиться платить тюркам дань . Однако завоеванием Китая эту акцию Чингисхана называть нельзя – неправильно. Алтай и Китай имели слишком много общего, что видно даже из их топонимов. Скорее, то были две части большой центральноазиатской страны, одной единой культуры. Великой Поднебесной империи, родины общих предков: культ Неба сплотил их задолго до новой эры. Они не составили государства в привычном понимании этого слова, потому что в античные времена были свои представления о государстве. Видимо, тогда произошла простая смена правителей, которая со временем бывала в каждой крупной империи… Вторым походом Чингисхан взял власть над Северным Китаем. Но полководец не был бы мудрейшим из мудрых, не проявляй он избранность. Бог открывал ему то, что другие не замечали. В хлопушках салюта, устроенного в его честь, он увидел ружье – огнестрельное оружие. И понял, в руках китайцев порох – ключ к средневековому миру, а они, не догадываясь о том, пускали его на хлопушки. О непобедимой армии Чингисхана западные ученые пишут как о полчищах «диких кочевников» (в точности как об Аттиле), но о технических ее новинках молчат. Например, о зажигательных снарядах – прародителях артиллерии… Нужна книга, чтобы рассказать о Чингисхане-полководце. То был художник на поле брани, всегда придумывал что-то свое. Скажем, каждому всаднику дал два коня, чтобы тот на ходу менял их в походе, и армия стала вдвое быстрее. Конница Чингисхана появлялась чуть раньше, чем ее ожидал враг. Ее удар был точным и неожиданным.В обыкновенной степной колючке он увидел оборонительное оружие – железный шип. Ими срывал атаки неприятеля, сбивал любое преследование, рассыпая шипы перед наступающим врагом. Все в его армии было неповторимым, как в мастерской великого художника.…Следующим после Китая на пути Чингисхана стоял Халифат, мусульманская страна, где жили потомки парфян, бактрийцев, кушан – словом, тюрки, отошедшие от Алтая. У них уже давно не было единства. Самовлюбленный султан Хорезма Мухаммед, царствовавший на землях от Персидского залива и границ Индии до Дешт-и-Кипчака, недостойно повел себя. Не как мусульманин. Он тайно сочувствовал секте исмаилитов, которая по-своему развивала теорию ислама, у нее были иные взгляды на Единобожие, на Коран. Взгляды, подозрительно близкие к католическим, та же самая философия «наместничества».

...

Не сразу понял двуликий султан, кто перед ним!

Чингисхан не хотел воевать с мусульманами, он искал дружбы и союза с братьями тюрками, жившими в Халифате, предложил выгодную торговлю на «шелковой дороге». В 1218 году отправил султану караван с дорогими подарками. Однако тот напал на караван, купцов убили, товары украли. Чингисхан потребовал удовлетворения, Мухаммед убил и послов, заподозрив в них угрозу. Тогда оскорбленные мусульмане сами обратились к «великому заступнику всех тюрков», так записано в их обращении. Им стал неприятен султан с душою раба, который ждал момента, чтобы объявить себя арабским «папой римским», то есть наместником Аллаха на земле (Ага-ханом).

...

Ответ осквернителю Единобожия последовал незамедлительно.

Но прежде, как гласит легенда, по традиции предков Чингисхан поднялся на вершину горы и обратился к Тенгри. Три дня и три ночи ждал он ответа, три дня и три ночи крошки хлеба и капли воды не было на его губах, лишь ветер студил тело, утоляя жажду. Когда он спускался с горы, армия знала, что делать. Завидев полководца, воины начали скандировать: «Тенгри, Тенгри». И молиться Ему… Воистину вера очищает сознание.

Тысячеголосое ура , усиленное раскатами эха, покатилось по земле.

...

Под знамена Алтая устремились новые отряды мусульман, собралось семьсот тысяч всадников. В Средней Азии готовились сойтись две великие силы, две культуры, которые тогда олицетворяли Восток. Таких сражений мир не видел и при Аттиле. Небесный Алтай против Халифата, один на один.

Вольтер, имея в виду то сражение, писал: «Наши европейские битвы не более, как мелкие стычки в сравнении с многочисленностью армий, которые сражались и погибали на азиатских равнинах». Разворачивалась грандиозная батальная сцена, которая достойна увековечения в панораме. Боя, подобного масштаба, мир не знал ни до, ни после. Полтора миллиона человек собрало открытое поле. Битва у реки Сырдарья началась утром, а закончилась ночью третьего дня.

Чингисхан виртуозно творил Историю, все подчинялось ему. Говорят же, «каждый лекарь лечит своим лекарством»… Самодовольство, оказывается, тоже излечимая болезнь.

В первые часы боя самодовольный султан потерял половину войска, и тогда его озарило, перед ним армия, над которой распластал крылья Ала – ангел-хранитель тюрков: непобедимая армия, сражавшаяся за торжество веры в Бога Небесного. С той минуты он думал уже не о победе – о бегстве.

...

…Боевое знамя Чингисхана называли «сульде» – «жизненная сила», «дух». Отсюда, к слову, английское soul и немецкое seele, в те годы они звучали именно так, по-тюркски. Равно как и слово «султан».

Сульде и Яса были гласом Неба. Они поднимали боевой дух, давая армии силу и уверенность. Например, в 1221–1222 годах, когда отряд разведки под предводительством хана Джебе и его помощника Субутая проник на Кавказ, местные кипчаки сопротивлялись недолго, потому что им сказали о священной войне, которую объявил Алтай. Войне за торжество Единобожия.

С этого небольшого отряда разведки начинался великий поход на Запад – за правду. «До последнего моря». Поход, вошедший в историю России как татаро-монгольское нашествие . Но это были не дикие орды кочевников… В истории человечества нет даже близкого примера, отряд в два тумена (двадцать тысяч всадников) прошел от Самарканда до Киева, путь, сравнимый с походом Александра Македонского, однако совершил больше, чем вся армия Македонского, если она, конечно, существовала на самом деле. Всадники делали 120-верстные переходы, шли без дневок по двенадцать дней, превосходя в несколько раз все армейские нормы Запада.

Отряд принимали за призрак, за посланников Неба, встретив его, никто уже не осмеливался поднять глаз на знамя Чингисхана, все склоняли перед ним голову.

Разведка вошла в Восточную Европу почти без боя. То были больные земли, с IX века греки ссорили здесь местных ханов. Потом в ссору влезли католики… Выходит, высылая отряд, Чингисхан знал, что творилось в тех краях Дешт-и-Кипчака. Знал и о вторжении сюда христиан, об их постыдной политике раздоров.

И повелитель Востока, укрепив бунчуки на конях, решил восстановить поруганную справедливость, он приказал разведке идти так далеко, пока не встретится последний тюрк. А кто поступил бы иначе? Чингисхан шел не завоевывать чужие страны, он спешил к собратьям, которых постигла беда. Его решения были полностью оправданы.

В 1223 году отряд достиг границ Западного мира – Киевской Руси. Была ли то самостоятельная страна? Это как посмотреть… Украина к исходу Х века отошла от Единобожия, стала восточным оплотом христианской империи. Но меняет ли смена религии государственный или этнический статус страны? Вопрос, требующий очень серьезной дискуссии. Здесь, в своей новой колонии, Запад и решил остановить небесное войско. Конечно, не из-за подло убитых в Киеве послов Чингисхана завязывалось сражение, столкнулись два мировоззрения, две культуры, две политики.События были соразмерны обстоятельствам: убийство послов прекращало мирный диалог. У христиан не нашлось аргументов для диалога о Боге, они пожелали войны. Киев показывал, Восток ему уже не друг… Впервые отчуждение наступило при Вальдемаре I (князе Владимире Красное Солнышко), тогда русские князья начали свою знаменитую ссору, ее истинные причины лежат за бортом российской истории. О них никогда не говорят. А в ней, в той ссоре, ариане выступили против католиков, ведь Вальдемар ввел католичество в ранг государственной религии Киевской Руси, лишь при выполнении этого условия была возможна его женитьба и последующее княжение.

...

Все шло с тех пор в Киеве по воле папы римского… Так что город стал конечным пунктом похода разведки Чингисхана не случайно.

На 30 мая 1223 года пришлось знаменитое сражение с русскими (норманнами), армия которых, усиленная католиками Европы, в пять раз превосходила отряд Алтая. Все было тогда на ее стороне. Кроме Бога. «Мы вам не сделали зла, – в последний раз сказали монголы. – Бог един для всех: Он нас рассудит!» Но русские упорно молчали.

Сражение началось. Разведка Чингисхана спешно отступила, христиане бросились в погоню, растянув свое огромное войско на версты. Их преимущество таяло с каждой минутой. Лишь у речки Калки они поняли, что случилось, да поздно. У Калки и началась настоящая битва… То был сущий ад. Маленький отряд наголову разбил огромную армию, на которую поставил папа римский, мечтавший о Втором Риме на востоке Европы.

Но Бог, как известно, для того и создал ад, чтобы в нем гибли демоны…

С Калки в России повели «татаро-монгольское иго», придумали «несметные орды», которые навалились с востока. Почему? Объяснения нет. И вообще, что такое «иго»?

Оно придумано в Петербурге, в дни 600-летия поражения на Калке, то есть в 1823 году. Эти три разных слова впервые соединил учитель гимназии Наумов, и они понравились публике, с тех пор татарами русские пугают детей. Но любая неправда опасна еще и тем, что рождает другую неправду. Следом точно так же была придумана Южная Русь, куда якобы в 1223 году вторглись монголы. Правда, о той стране никто не слышал, нет ни единого документа, где говорилось бы о ней. Норманны к тому времени сходили с исторической арены, еще одну Русь создать они не могли.

И не создали!

На географических картах земли, лежащие к югу и юго-востоку от Киевской Руси, назывались «Татария» или «Великая Татария». Народ, живший здесь, назывался татарами. Сегодняшние крымские татары – осколок того времени. Здесь даже спорить не о чем, это все тот же Дешт-и-Кипчак, его народ… Историю Руси искажали намеренно, как искажали историю Болгарии, Сербии, других стран, где тоже из тюркских ханств делали «христианско-славянские» княжества с выдуманным прошлым.

А слово «игэ», между прочим, совсем не зловещее, оно означает хозяин, власть . Впервые в Европе его услышали в Скандинавии, после прихода сюда тюрков. Новая власть, та самая, что сидела верхом на коне, называлась так. Ее, эту власть, олицетворял Один – Ватан, другое имя которого было Игг, утверждают скандинавские саги.

Точно такое же иго пришло в Восточную Европу. Иначе говоря, тогда, после Калки, погрязшие в ссорах ханства Восточной Европы признали Сульде и Ясу Чингисхана. Мир пришел на их землю. Вот что случилось тогда… Конечно, иго было! Но какое?

Новая власть (игэ) дала ханствам новые имена: Золотая Орда, Голубая Орда… «Орда» сменила «каганат», то была всего лишь смена вывесок. Вместо одной административной единицы Дешт-и-Кипчака появилась другая, потому что Чингисхан провел реформу общественной системы, он отказался от выборов правителя, власть велел передавать по наследству. Как в Европе. То была грубейшая ошибка, свидетельствующая о его не царском происхождении, ею «покоритель Вселенной» перечеркнул все, что отвоевал.

Увы, желание передать власть детям, создать их благополучие – это желание простолюдина: отказ от выборов правителя лишает общество развития, оставляет сильных не у дел… Видно, вправду говорят, безошибочной стрельбы не бывает. Даже у Чингисхана, который отменил ханские турниры, эти поединки за право называться сильнейшим.

В древности имя правителя тюрков «каган» звучало как «кёкхан», то есть «небесный хан», «верховный правитель». Считалось, что выбор делал сам Господь.

Кагана выбирали из ханов, право на выборы хан добивался подвигами … Была череда подвигов во имя Бога Небесного и народа… Вот что в XIII веке писал Марко Поло: «Правителей областей они выбирают; выберут достойного и доложат о том великому хану; великий хан избранного утверждает и дарует ему золотую пластину», то есть знак власти. Ярлык. Так стало после Чингисхана. Выборы правителей областей пока сохранялись.

Но великий хан, или царь лица уже не имел. Он был никто. Да, на трон садился потомок Чингисхана, ну и что? Своего лидера тюрки уважали не за происхождение – за поступки. Все знали, подвиг во имя Бога Небесного делает из батрака хана, из хана кагана… Никто из сынов Чингисхана и близко не походил на отца. Серые, ординарные личности с красными носами. Они решили, страной, «созданной верхом на коне, нельзя управлять верхом», огромное царство поделили на части, что и стало началом его конца. Старший сын, Джучи, взял земли к западу от Алтая, но правил там его сын Батый, которого и ханом-то не называли. Говорили с усмешкой «Саинхан» – «Увалень». Он любил роскошь, долгие беседы за столом, его жизнь была сладкой забавой, от которой народ не видел пользы.

Поразительно. Чингисхан, властелин миллиарда подданных, обладатель несметных в мире богатств, чуждался роскоши, носил простую одежду из холста, которая до сих пор хранится в музее Пекина, внук же не испытывал интереса ни к государству, ни к войнам. Полный бездельник… Батый воевал. И воевал успешно, но не по своей воле!

Под его знаменем стояли триста тысяч всадников – казаки Днепра, Дона и Итиля, из них «монголов» (то есть пришедших с Алтая) всего четыре тысячи, их прислал дядя Батыя, хан Октай. Он назначил ему и главнокомандующего Субутая. Вот кто был настоящий воин! Почтительно приказывая, Субутай заставлял Батыя шевелиться.

Так, в 1237 году ордынцы приобщили к Ясе Чингисхана рязанских татар, успокоили русского князя во Владимире. В 1240 году Киев, «матерь городов русских», узнал, какова плата за измену вере. Потом на пути армии были Буда и Пешт, Прага, Краков, Пожега и другие города, вдруг ставшие «христианско-славянскими». Субутай посрамил польских, богемских, тевтонских, венгерских рыцарей, слывших лучшими в воинстве папы. Европа не знала полководца такого уровня… И будь он прям, как стрела, злопыхатели нашлись бы, о татарах пишут лишь гадости. Слишком сильны были они, а такое не прощают.

Однако факты, факты.

В руках Субутая сходились нити, которые тянулись из европейских столиц, он – не папа! – вел тогда политику Европы. Впрочем, и папа римский был доступен ему, особенно после женитьбы французского рыцаря Балдуина Гэно на тюркской княжне в 1240 году. Брак был явно политическим, он открывал дорогу во двор французского короля, который настойчиво искал сближения с Востоком.

Эдуард Гиббон о тех тяжелых для христиан днях писал: «Вся страна к северу от Дуная была утрачена в один день, в течение одного лета лишилась населения, а развалины городов и церквей были усыпаны костями туземцев, поплатившихся за прегрешение своих тюркских предков». Он так и назвал венгров, чехов, поляков «туземцами».

Европа, оказывается, помнила «своих тюркских предков», знала, что Батый следует Ясе Чингисхана – идти вперед, пока не кончится тюркский мир. Знание это и вызывало страх у европейцев, потрясало неотвратимостью расплаты. Ужасная пора. В «нашествии» Батыя прочитывался сюжет Апокалипсиса, люди сами заговорили о суде Божием.

Первым поплатился венгерский король: ему последовал ультиматум, затем разгром. Поляков громил хан Бандар, он нанес им поражение под Шидловом, потом сжег Краков, Бреславль. Европа стонала. Но верила в справедливость нагрянувшего суда.

Любопытно, Субутай не вступил на земли императора Фридриха II Гогенштауфена. Того самого… Почему? Этот немецкий император, как известно, враждовал с папой римским, водил дружбу с мусульманами. Но не это заслуживает внимания. А первые пять букв фамилии, которых до избрания на престол (то есть до 1138 года) у династии не было: «гоген» так пишут теперь, «каган» произносили тогда.

То последние каганы Дешт-и-Кипчака, с 1197 года они правили и в Сицилийском королевстве. Верные Алтаю реликты. Свою державу они упрямо называли Гунния . Вот с кем боролся папа. С Фридрихом I Барбароссой, Генрихом VI, Фридрихом II, предки этих знаменитых немцев были воинами Аттилы, его полководцами, говорили по-тюркски, верили в Вечное Синее Небо. Среди их родовых имен особо почиталось имя Конрад. Субутай поэтому и не тронул земли братьев по крови, он обошел их.

...

А 9 апреля 1241 года под Лигницем в бою сошлись две лучшие силы Востока и Запада. Они не могли не сойтись. Вновь численное превосходство европейцев склонило победу к себе. Плотно окружив неприятеля, рыцари приготовились закончить битву. Но Субутай не спешил уступать, маневрируя войском, он наголову разбил сначала один фланг противника, потом другой. Неповоротливые рыцари даже не поняли, что произошло. И как… Больше войска у католиков не было.

Наступили самые страшные минуты, всадники медленным маршем пошли на Рим и на берегу Адриатического моря встали на отдых. Исход кампании сомнений не оставлял: тюрки-католики должны подчиняться своим правителям, а не папе римскому, так решил Алтай. Здесь показательна фраза, ее прокричал гласник (глашатай) Батыя обороняющимся хорватам и венграм: «Передает вам хан Батый, вождь непобедимого войска, чтобы вы не защищали чужих вам по крови короля и его людей, передайте их в наши руки» (выделено мной. – М. А. ).

Та фраза звучала на «гуннском» языке, понятном и хорватам, и венграм, и самим татарам. Надо заметить, языковых проблем в той войне не было, все понимали друг друга и в прямом, и в переносном смысле.

Невозможно представить, что творилось в Европе. Царили паника, страх, люди ждали Божиего суда, говорили о нем. Страшили не сами татары, а порядок, который несли они, европейцы боялись Ясы Чингисхана. Боялись ответственности перед сородичами. Западное общество было деморализовано, умер от переживаний папа Григорий IX, за ним последовал вновь избранный папа Целестин, с выбором нового папы возникли трудности. Суеверный страх завладел епископами, они не торопились примерять папскую тиару. Выборы тянулись два года.

Католики, кажется, вспомнили слова Чингисхана о том, что папа – это лишний на земле человек. Словом, Церковь осталась без власти.

А тем временем отряд разведки Батыя вошел в пределы Австрии и, не встретив сопротивления, разместился на отдых. Безразличие окутало потерявшую себя Европу. Но жители Готландии (Швеции) паниковали откровеннее других, они не ловили селедку, не выходили в море, боясь привести следом Батыя. Рынки закрылись, улицы городов заполняли люди, ослепленные страхом и не знавшие, куда бежать. Вторжения ждали день и ночь, как осужденный на виселицу ждет часа избавления. «Боже, спаси нас от ярости татар», – молили европейцы.

В Англии появилось выражение: «To catch a tartar» (схватиться с татарином), то есть «столкнуться с заведомо более сильным противником».

Случай спас Европу. В марте 1242 года, перед наступлением, в ставку пришла весть о кончине дяди Батыя, и того словно подменили. Он метался в слезах, ни о каком походе не желал слышать. В трудном положении оказался главнокомандующий: узлы были завязаны, а наступать без хана он не мог, такова традиция.

Армия, созревшая для победы, стояла на перепутье.

Дел осталось месяца на полтора-два, чтобы завершить одну из самых блестящих страниц в военной истории человечества . Батый на коленях молил Субутая отпустить его домой, ничто не прельщало тщедушного, даже победа. Он бросил армию на произвол судьбы, демонстрируя позорное бегство победителя. Подобное, наверное, не встречалось в истории.

Однако Субутай знал, мудрость преуспевает во всем. Чтобы сохранить лицо армии, он выдвинул отряд разведки, показывая, что намерения его серьезны. От имени Батыя послал письмо королю Франции, оно начиналось так: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны?..» Ответ был печальным, но не без вдохновения: «Небесное утешение поддерживает нас! Ибо, если татары дойдут до нас, или мы пойдем за ними, все равно, – мы попадем на небеса».

Отказ от сопротивления прочитывался в каждой строке. Король желал не мира, не войны, неизбежность надломила одного из величайших правителей Франции… Забегая вперед, отметим, Людовик IX Святой прославил себя общением с Востоком. Его чуть не избрали султаном Халифата, там знали, что он из царского алтайского рода; знали, что предки правящего во Франции дома служили у Аттилы, а когда они перешли на службу к Аэцию, их орду назвали «франками»… Это же о чем-то говорит непредвзятому человеку? И будет говорить всегда. Как говорит и то, что слово sir (по-тюркски «царь») было широко в ходу у представителей французских династий… Карл Великий свой поход на восток организовал, кроме всего прочего, и за короной Аттилы…

Вот он, «Алтай» в Европе, его Чингисхан и велел переподчинить. Людовика Святого тюрки уважали именно за происхождение . Кстати, он чуть не обратил в христианство Батыя. Однако это случится уже потом.

...

…Весной 1242 года отряд разведки Батыя громил европейские города, тем временем армия отступала, так хитрил Субутай. Но его военная хитрость не ускользнула от других тюркских глаз, из рода Гогенштауфенов. Там поняли, что к чему, и случай упускать не захотели, «пустили хвост» в след отступающей армии, чтобы ударить ей в тыл… Но об этом чуть позже и подробнее, то был важный момент истории не столько Европы, сколько России.

Маневр Субутаю вроде бы удался, и он через короля Людовика Святого заявил, что прощает европейцев, отступивших от веры в Бога Небесного.

Лишь тогда Европа облегченно вздохнула.

К сожалению, о походе татар в Европу не принято много рассказывать, Запад во все века был скуп на иные подробности. И понятно, те эпизоды навевают не лучшие воспоминания. А ведь Субутай спас арианство на востоке Европы, дал ему пару веков жизни, потому что сотрясенной Церкви стало не до восточных колоний, не до идейных противников.

Она зализывала раны.

Арианство осталось в Литве, там по-прежнему жила «норманнская» Русь. Островки северной веры сохранялись и на других русских землях – в Новгороде, Пскове, Суздале, Ростове. Древность их храмов и монастырей говорит за себя, все они появлялись с приходом норманнов, то есть с IX века, и назывались по-варяжски. Новгород тогда был Холмгард, его заложили в 859 году, Ростов чуть позднее – в 862 году, Псков звался Алтынбуром… Те неуютные болотистые территории с суровыми зимами считались задворками Европы, о них вспоминали, лишь говоря о мехе, воске и крае света.

У папы римского не дотягивались сюда руки из-за малолюдности тех земель, где покоилась нехристианская Европа с ее неприметной культурой…

Это немаловажное обстоятельство, оно способствовало тому, что сюда, на островок Единобожия, в начале XII века пришел с дружиной сын киевского князя Вальдемара II (Владимира Мономаха) искать царство, уединение и покой. Юношу звали Гюрги, в историю он вошел как Юрий Долгорукий, основатель Москвы, князь суздальский. Личность не простая, как принято полагать. А скорее, не раскрытая. Или – не понятая.

О нем и его матери практически ничего неизвестно. Даже дата рождения. Зато о его мачехе, католичке, дочери английского короля Гаральда, известно куда больше. Равно как и о его сестрах и братьях, тоже католиках.

Надо полагать, римские порядки, вторгнувшиеся в Киев, были чужды Юрию, и он покинул отчее гнездо… Как? Возможно, по негласной воле отца, желавшего видеть одного из сынов арианином. Не исключено, что причина в ином. Но приход Юрия Долгорукого на Север ознаменовался переносом столицы Зеленой Руси в 1125 году из Ростова в Суздаль, то был политический ход , дававший династии Рюриковичей шанс на будущее. Ведь при католичестве ее судьба зависела от воли папы римского, который назначал на власть, теперь папа был не опасен правителям Руси, принявшим католичество, потому что хотя бы один из них всегда оставался свободным от католической тирании.

...

Это – поворотное событие в русской (норманнской) истории, вернее, пока еще все-таки в ее предыстории, потому что спор между восточноевропейскими князьями только-только разгорался. Папа ловко стравливал их… Юрий Долгорукий, сын норманна, носитель традиций Алтая, выступал против католического Киева, но не против сородичей, захват им в 1155 году города тому лучшее свидетельство, его жизнь – борьба за сохранение рода. О чем это свидетельствует? О том, что причины братоубийственной вражды, которая разрушила Киевскую Русь, не изучены. В ней, в той вражде, недооценена главная фигура конфликта – папа римский, логика которого была проста и понятна. Враждуя, династия разоряет страну! И себя.

Церковь изменила правила престолонаследия, и все. Началась вражда…

Вражда, которой добивались те, кто мечтал о продвижении христианства на Восток. Таким был, например, киевский князь Изяслав, сын которого по старому правилу не имел шансов на престол, но он поехал в Рим и уговорил папу. В результате появился документ папы Григория VII, в котором «слуга слуг Божьих» в 1075 году объявил сына Изяслава Regi Russorum, то есть правителем Руси. Пока еще не королем, просто правителем.

Подробностей тех событий сохранилось много, они известны и здесь не нужны, однако иные исторические сюжеты теперь обретают совершенно новые, едва заметные прежде оттенки. Так, Юрий Долгорукий велел своему сыну Андрею тайно увезти из Киева икону Умай, которую чтили ариане, и тот вывез эту бесценную святыню тюрков, потому что знал, католики к иконам равнодушны, они портят их. Та икона с XVI века, со дня появления христианства (!) на Московской Руси, зовется Владимирской Богоматерью, она особо почитается Русской (точнее, Греко-Российской) церковью, зародившейся после Софьи Палеолог.

...

Об арианстве на Зеленой и Черной Руси остались разные свидетельства, их немало. Например, в 1238 году здесь, на подходе к Новгороду, войско Батыя повернуло назад. Почему? Батый увидел: население исповедует Единобожие. Землю обложили данью и ушли. За Москвой-рекой и Окой в XIII веке кончался тюркский мир, его вера, дальше к северу тянулись земли финно-угорских народов и арианство… И выражение «обложить данью» слух тогда не резало, оно означало «заключить договор о сотрудничестве», так сегодня бы поняли его.

Дань по тюркским традициям скреплялась договором и служила свидетельством того, что его условия соблюдаются.

Чингисхан завещал защищать мирных соседей, и Батый защищал любой город, где молились Богу Небесному, он слыл стражником Неба, перед ним горожане сами открывали ворота, его ждали русские (ариане), которые не боялись татар. Наоборот, видели в них защиту, потому что правитель у русских сам был «из татар», из рода Рюриковичей.

Действительно, при Чингизидах Русь построила храмов и монастырей больше, чем за все прежние века. То были не христианские храмы и монастыри – арианские. Как когда-то в Скандинавии. Яса освобождала их духовенство от податей в обмен за молитву Богу и за признание хана. Молитва Богу и есть та «дань», которую платила Русь.

Вот за что сражались татары – за чистую молитву Богу … За нее воевали они.

Разве не показательно, своих правителей на русские ханства Батый не посадил. Ни одного! Потому что не посмел теснить царскую династию Рюриковичей. Правда, каждого русского князя испытывал на преданность вере и Ясе, прежде чем дать ярлык на правление. Но это же и есть управление «субъектами федерации», как посчитали бы теперь. Строгости требовала Яса Чингисхана, а как иначе?.. Дань обязывала Батыя выделить даннику войско, которое охраняло князя. В случае агрессии Орда защищала его силой своей армии, но уже за отдельную плату – за оброк. Скажем, Новгородские земли опекал хан Алискандер, наместник Батыя, он собирал с русских оброк, следил за миром на границах Руси. В его распоряжении и был вооруженный отряд, который назывался «жандармским».

Судьба хана Алискандера легендарна, она ярче других показывает то светлое время, когда тюркская и русская культура стояли рядом, отстаивая право на жизнь. Враг у них был один – Запад, он и сближал. Потомок Рюриковичей и ордынской княжны, Алискандер был молочным братом сыну Батыя, Сартаху, под тюркские песни росли оба мальчика в ханском дворце… Отец Алискандера первым из русских (из норманнов) признал Ясу Чингисхана, взял в жены красавицу степнячку, назвался Батыю братом…

Ныне того наместника зовут Александром Невским , славянином, полководцем, но таковым он не являлся. Не мог. Он и «Невским» не был.

В знаменитом Ледовом побоище весной 1242 года хан Алискандер не участвовал, в сборщике оброка там не было надобности. «Псов рыцарей» на льду озера громил отряд разведки Золотой Орды. Он! Немецкие рыцари, эти хитрые лисы, как хищники, крались вслед отступающей армии Батыя, желая ударить ей в тыл и сорвать военный трофей, столь желанный для тюрка. Император Фридрих II Гогенштауфен искал случая отличиться, он делал красивый с точки зрения военного искусства ход. В его поступке проступала тюркская натура. Но за продвижением немцев зорко следила разведка Субутая, которая в военном искусстве была на две головы выше, она и решила исход всего похода на Запад. Поставила последнюю точку на льду Чудского озера.

Все-таки главнокомандующий Орды Субутай определял политику в Европе, он командовал. И побеждал тоже он… При чем здесь сборщик оброка, которому приписана чужая победа?.. Конечно, к Руси события на озере не имели отношения, отправлять рыцарей в поход, да в тяжелейшее время, когда по Европе смерчем шел Батый, разумеется, никто бы не стал.

К тому же у русских не было собственного войска, их молодежь служила у Батыя , таково условие дани… Могли ли они разбить немецких рыцарей? Без войска?

Для информации: наемная армия (стрельцы) появилась у «московских» русских при Иване Грозном в 1572 году, а регулярная – при Петре I. Все ее ранние «сражения» и «победы» неприлично придуманы… Александр Невский – придуманный «герой», это два человека в одном лице, две судьбы в одной жизни. Его сделали «Невским», христианином, русским святым, полководцем в XVIII веке, когда западные ученые, приглашенные Петром I, упражнялись на историографии России. Сочиняли, не удосуживаясь согласовать «события» друг с другом. Они предлагали абсурд. Стыд был им неведом… «Невским» и тем более «полководцем» Алискандер быть не мог, потому что не участвовал и в Невской битве. Ее вообще не было!

У реки Ижоры сошлись русские (шведы, которых вел зять короля Биргер) и финны, между ними был бой за право пути на Ладогу. Александр «Невский» стоял на другом берегу Невы и даже не видел битву, а видел, как сообщает летопись, исход ее – шведы загружали на баржи раненых и трупы. Он имел конный дозор в тридцать шесть человек, для полководца войско маловато, а для сборщика оброка вполне достаточно.

Даже Н. М. Карамзин отметил эту нелепость , цитируя летопись: «За рекой Ижерою, где совсем не было сражения, нашлось множество шведов, убитых без сомнения Ангелами».

Конечно, ангелами. Кем же еще?

Но осторожный Карамзин вышел и из этой щекотливой истории, написав буквально следующее: «Современники ли наименовали Александра «Невским»? В описании дел его и в Летописи Новгородской нет сего прозвания…» Вот так. Нет! О Невской «битве» и ее герое тогда даже не слышали. И заботы князя Александра и его сына о благе Руси, о чем хлопотливо повествуют былины и поэмы, тоже простодушная выдумка для простаков, появившаяся через века.

...

Зато известно, как этот «народный заступник» собирал оброк. Как выслуживался перед ханом. Как отрезал уши, вырывал глаза и носы у подданных… Даже «варваров» поражала его жестокость. Он стал в российской истории великим князем Владимирским, героем, а русские тогда им пугали детей: «придет Александр и заберет тебя». Карамзин не скрыл и это… Может быть, угрызения проснувшейся совести заставили этого «народного заступника» незадолго до смерти принять монашескую схиму и новое имя – Олекса? Отсюда и имя Александр, которое вошло в историю…

Впрочем, с именами в российской истории явная неразбериха , как правило, они идут в «славянской» транскрипции. Ярицлейв, сын конунга Вальдемара, становится Ярославом, сыном князя Владимира. Богорис – Буреславом, потом Святополком. Имена меняются с удивляющей легкостью, как и сама история. Но есть «Сага об Олаве Святом», там Русь и ее люди выглядят куда правдоподобнее. По крайней мере, честнее.

Александр Невский был усердным наместником. Знал, за преданность дают пряник, за самовольство – кнут, словом, жил по Ясе Чингисхана. По ней жила и матушка-Русь во времена татаро-монгольского ига. «Злее зла честь татарская», – говаривали русские, а делать ничего плохого не могли, ибо Закон есть закон, над всеми он тогда был одинаковый.

Нелегка «честь татарская», правды и честности требовала она от всех…

Еще большее недоумение вызывает то, что Алискандер стал святым Русской церкви, в то время как не был христианином ! Не мог он быть православным. В лучшем случае – католиком, как другие князья, его братья… Здесь и сказать-то нечего, ибо это даже не случайная ошибка.

Да, Киевская Русь и, например, Зеленая Русь – русские государства, там правили представители одной династии, но о духовном единстве между ними не было речи. То разные страны, с разной духовной культурой. Вера различала их И хотя слово «Русь» относилось к землям Рюриковичей, эти земли этническими узами связаны не были: русские говорили тогда на разных языках, в прямом и в переносном смысле. Правители и население. Так, во Владимиро-Суздальской Руси русскими назывались варяги-правители и финно-угорские народы: марийцы, мордва, коми. В Новгороде – варяги-правители и венеды, еще там жили вепсы, финны, карелы, которые говорили на своих языках. В Тверском ханстве обитали тюрки, еще один язык Руси… Ее этническая палитра пестрела акварельными тонами, которые едва различались на слабозаселенной земле. Требовалось время, чтобы все эти языки «смешались», и русские, сложив одну страну, стали бы понимать друг друга. Это случится только в XV веке.

На Киевской Руси, наоборот, жило однородное население, диалект там получался другим, в нем яркая тюркская основа… он и есть забытая «ридна мова» украинцев. Здесь заслуживает внимания и такая «деталь». Киевский князь Даниил, русский король, явился на поклон к Батыю последним, а это говорит о том, что интерес папы к Востоку пропал, что Католическая церковь отвернулась от киевского короля в минуту опасности, и тому ничего не оставалось, как вспомнить «татарское» Единобожие и язык.

...

В начале XIII века граница христианского мира лежала у Киева, вернее, у правого берега Днепра, потом отодвинулась на запад. На северо-восток Европы она придет лишь в XVI веке, когда Церковь завершит инквизицию и миссионеры Рима вновь обратят взор к востоку. Наступали века затишья, на них и рассчитывали Ярослав, Юрий Долгорукий. И те, кто стоял за ними. Они, эти века, позволили династии Рюриковичей довершить свой срок пребывания в истории.

Срок, отпущенный Богом до Ивана Грозного.

Вместе с Рюриковичами продлился и век арианства, старой верой зовут его теперь в России. А в иных областях Руси исстари была «вера кусту», и она сохранилась, ее до сих пор помнят потомки финно-угорских народов. Там, на Севере, тоже не было христианства, о нем знали понаслышке.

...

Старообрядчество, или русское арианство, это абсолютно не знакомое науке явление духовной жизни России. О нем вообще мало кто знает. Тем не менее… Жена хана Алискандера была «староверка», от христианской партии он отказался, хотя папа римский Иннокентий IV в письме от 10 февраля 1248 года уверял Алискандера, будто его отец, князь Ярослав, перед смертью поклялся принять новую веру. И сын, мол, обязан стать христианином, дабы «найти тишину и славу под сенью Западной церкви». Далее в письме написано: он «должен, как верный страж христиан, немедленно уведомить рыцарей Ливонского ордена, если татары снова пойдут на Европу».

Ответ папе был краток: «…мы знаем истинное учение, а вашего не приемлем и знать не хотим». С него, с этого ответа, начинаются новые «тайны русского двора». Тайны, которые хрустят на зубах, как камушек, попавший вместе с мукой в хлеб. Об него ломают зубы, придумывая «полуарианство», греческое крещение или что-то еще. А следов греческого христианства на Киевской Руси нет как нет. Совсем.

Это отметил и Карамзин, сказавший: «Даниил (русский князь) несколько раз дружился и ссорился с Папою. В 1249 году он выгнал епископа Альберта, коего Папа Иннокентий прислал быть главою духовенства на Руси»… Так, оказывается, читаются иные страницы истории Руси. Папа римский, не греческий патриарх, благословлял главу Русской церкви. Вот он, камушек, хрустящий на зубах, но его упорно не замечают.

Под оком папы после Х века жили Скандинавия и Киевская Русь…

История России полна недомолвок. Их десятки и сотни, больших и маленьких, они хрустят на зубах, как камушки в хлебе… И Батый в этом хаосе абсурда получился «двойным» человеком. Он совсем не тот, за которого его выдают.

Миссионеры-католики под видом венецианских и генуэзских купцов побывали в Сарае, у Батыя, они склонили недалекого хана к христианству: он первым в Орде усомнился в вере отца и деда. Его поведение люди приняли за предательство, то был взрыв Орды, но хана он не смутил. Батый заставил креститься жену и сына. Сам же, уже перед священником, когда все было готово, креститься отказался, узнав, что тот только что отпел покойника, а он до обморока боялся покойников.

Конечно, то была выходка человека, желавшего обратить на себя внимание. Тюркский Герострат. Только сжигал он не храм Артемиды, а Золотую Орду, которая с Батыя больше уже не заявляла о себе. Она болела и чахла, микроб католицизма проник в ее тело: тогда на границе Европы и Азии появилась первая колония католиков, форпост христианской империи.

За предательство предков, за измену вере ордынцы презрели Батыя, в их глазах он потерял лицо, стал никем. Вначале хан терпел, не замечал непочтительность, потом пожаловался дяде и, не найдя у того поддержки, от бессилия начал уничтожать ненавистных ему людей. Казнил подряд. За улыбку. За молчание. Любую шутку принимал в свой адрес.

...

Первой пострадала аристократия. Она была ближе к хану… В Орде возник неразрешимый конфликт : предателя и убить не могли, и видеть не желали. Однако не смели тронуть, традиция власти считалась священной.

Был один-единственный путь, по нему и пошли: знать стала покидать родину. Одни ехали на Кавказ, другие – в Центральную Европу или Среднюю Азию. Иные подались на север, на земли Руси, неподвластные лично Батыю. Уезжали лучшие из людей, Золотая Орда выдавливала их из себя. К сожалению, так продолжалось и после Батыя… Пора заката длилась век, океан горести разливался перед тюрками, которые уже никому не казались носителями прогресса. Их не приглашали на царство.

Страшное время. Чужбина не давала иного выбора, как стать «другим» народом. Вернее, сродниться с чужими обычаями, получив взамен иллюзию спасения. Оставить родину – это трагедия, которую вынесет не каждый. Тюрки переживали ее не раз, собственно, вся их история тому свидетельство. Куда только не бросала Судьба посланцев Алтая, делая из них правителей, военачальников, духовных лиц, ученых для других народов. Их беда всегда давала человечеству приплод. И большую радость.

Это действительно так. Едва ли не все царствующие роды Европы состояли из них… В том списке и папы римские, и короли Англии, Франции, Германии, Швеции, Норвегии. Вот портрет одного из них: «Это человек с рыжими волосами, среднего роста, лицо у него львиное, четырехугольное, с глазами навыкате, наивными и кроткими, когда он в хорошем настроении, и мечущими молнии, когда он раздражен. Его ноги, какие бывают только у кавалериста, широкая грудь, руки атлета выдают человека сильного, ловкого и смелого». Такой, оказывается, был английский король Генрих II, это еще один его словесный портрет.

Те же самые слова подходят для Аттилы и других полководцев, царей. У всех тюркская внешность, от которой не уйти. А скуластое лицо и кривые, короткие ноги – простите, едва ли не национальное отличие. Как кимоно у японцев или сомбреро у мексиканцев… Здесь можно опять напомнить, что английский король Генрих II не понял бы и пары фраз из современного английского языка, он говорил по-тюркски, то есть на «народной латыни». Однако особо стоило бы напомнить еще раз об Анжуйском доме, который на Западе в Средние века считался эталоном благородства и рыцарства. Тогда, может быть, станет понятнее обстановка, что начала складываться в захолустном городишке Москов , который лежал во Владимиро-Суздальском княжестве, у Рюриковичей.

Там шло повторение истории, пройденной Европой в V веке, а Индией и Персией тысячелетием ранее. Один к одному. Сюда, в Москов, бежали от Батыя, как когда-то в Анжере спасались от Аттилы. Свои от своих. Или в Аджодаха (Айдохье), в эпоху ариев. Все одинаково. На русской земле зарождались ростки нового общества, составленного из беглецов, которое было пока еще тюркским.

И уже не тюркским!..

Московская Русь принимала, вбирала в себя великую ценность – аристократические роды, знатные и образованные, им давала приют. Они, изгнанные Батыем, приняв «чужой устав» и чужое солнце, становились русскими. Аксаковы, Булгаковы, Годуновы, Кутузовы, Куракины, Нахимовы, Суворовы, Тургеневы, Толстые, Юсуповы… Сотни фамилий, сотни родов. Да каких! Они говорили на тюркском языке.

С них, с этих драгоценных осколков Золотой Орды, начиналась Россия, ее дворянство. Известно же, «История России – это история дворянства», хотя такое утверждение правильно лишь отчасти. Без бояр дворяне были ничто. Как тело без головы.

Бояре – совершенно особая тема. У тюрков так называли самых уважаемых людей из аристократических родов, аксакалов, представлявших род на собраниях старейшин. То были носители знатности, мудрости, добропорядочности и почета. Знать знати. Соль земли. Эти их качества подчеркивала одежда, приметная, но крайне неудобная для повседневной жизни – очень высокие папахи, кафтаны с рукавами до пола. По обычаю, боярам нельзя было ничего делать руками, за них все делали слуги. Обязанность боярина думать и давать советы. Длинная, окладистая борода подчеркивала древность корней его рода. То были фигуры, вхожие к царю без доклада, они заседали, сидя вокруг царя на ковре, сложив под себя ноги. Как и у английских лордов, у них были подушки с овечьей шерстью. «Тума» (дума) назывались по-тюркски их заседания, а они сами – «тумские» (думские) бояре, они и выбирали царя.

По-тюркски боярин — родоначальник (бой эр), человек знатного происхождения. А «тумский» боярин – особа, приближенная к царю («тума» – защита )…

С XIII века из Орды лишь уезжали, это отметили родословные книги и гербовники российского дворянства. И не только российского. То траурное время отразил в своей монографии «Русские фамилии тюркского происхождения» и Николай Александрович Баскаков, великий тюрколог. Его труд – библиографическая редкость, интереса огромного, он иллюстрирует самоуничтожение алтайского народа: был такой-то человек и исчез, был такой-то род и тоже исчез… Показательно, о боярах в его монографии нет ничего, бояре в России считаются людьми, «родовое происхождение которых ничем не объясняется». Обсуждать это устоявшееся мнение не с кем.

«Тому, кто против тебя, плати верностью», – учил Алтай. Это знание помогает на чужбине. Ужасный своей правильностью совет был тюркским адатом, лучше бы его не знать. Но приближенные Батыя знали. Они молча терпели и молча платили. Терпели то, что в ханский дворец зачастили вчерашние враги. Платили рыцарю святой Марии Альфреду фон Штумпенхаззену, которого рекомендовал французский король Людовик IX Святой, тот стал советником Батыя и патроном новой ордынской Церкви. Жизнь перевернулась с ног на голову, что случилось, словами не объяснить. Патриархальность и бессилие сдавили Орду, слова «так принято» звучали теперь слишком часто, это понимали многие. Но от явно устаревших законов не отказывались: слишком довлел авторитет Чингисхана, не находилось никого, кто решился бы менять Ясу… Тюрки, лишенные выборной власти, жили, топчась на месте. Мир менялся, а они – нет. Иллюзии правили Ордой, государственное устройство давало сбои. За неудачами в политике пришла дряблость духа, которая тоже уводила достойных и сильных людей, не желавших прозябать. На ту вселенскую катастрофу Батый, в 1243 году объявивший себя Великим ханом Золотой Орды, даже не смотрел. Он не понимал или не замечал, что творилось вокруг. Жил в свое удовольствие в придуманном его дедом мире.Никто не разрушал Орду – сама, своими порядками… «Каждый корабль умирает по-своему», – говорят в таких случаях моряки.

…К чести европейцев они достойно вышли из труднейшего положения, в которое их поставил Субутай. Запад показал гибкость, жизнестойкость, папа повернул-таки Судьбу в свою сторону. Заставил ее улыбнуться. Такова, видно, была воля Неба, католики оказались умнее. После победоносного похода татар 1242 года в Риме царил хаос, епископы боялись занять место умершего папы. Наконец, они собрали конклав, который избрал генуэзца по рождению, потомка рыцарей, кардинала Синибальдо Фиески, графа делла Лавенья новым папой римским. За дело взялся человек с крутой тюркской кровью и необозримым масштабом, он вошел в историю как папа Иннокентий IV. Редкого ума человек. Юрист, не теолог. Он задумал обратить татар в союзников Церкви, для чего составил смелый, можно сказать, даже выдающийся план. Для начала папа решил политику вести с чистого листа – забыть о поражении. Его настойчивый интерес к Киевской Руси и Батыю имел серьезные основания, то было не праздное любопытство. Он не желал повторения едва не свершившихся событий.В 1245 году на Лионском соборе папа начал готовить крестовый поход против татар, объявил сбор средств, тайно отправил посла, монаха Джованни дель Плано Карпини, в столицу «монгольской» империи, город Каракорум. Цель – союз против мусульман, их принес папа в жертву своей политике. Католики меняли союзника. А с ним – политику. Они открыли новую страницу европейской истории, ее, эту страницу, будут писать целых пять веков, за это время погибнет Киевская Русь и Золотая Орда, на их месте появится послушная Риму страна – романовская Россия…Папа Иннокентий был величайшим стратегом.Не войну, а союз предлагал он Востоку, чтобы Алтай и Запад встали рядом. Это спасало Европу от нового нашествия. Предвидение событий, которое демонстрировала Церковь, и есть искусство настоящей политики. Однако и татары были не так просты, они раскусили хитрость сородича, в отличие от правителя Золотой Орды, были умные и трезвые люди. Ответ хана Гуюка обескуражил папу, зато показал позицию Востока.То был приказ, посланный великому папе, «чтобы он его знал и понял», ответ хозяина геополитики , который не нуждался в попутчике на дороге Времени. Уверенный ответ. Письмо начиналось по-тюркски со слов «силою Вечного Неба» и переходило на персидский язык, тем самым хан Гуюк показывал «главе королей Европы» откровенную брезгливость. Поначалу осудил его за вольное обращение с Богом, которое возмутило в свое время Чингисхана: «Каким образом ты знаешь, что Бог отпускает грехи и по благости жалует милосердие, как можешь ты знать Его?» Никто, кроме Бога, не отпускает грехи, всегда считали на Востоке.Потом в письме аккуратно подчеркнули, что Яса Чингисхана по приказу Бога начала священную войну за возрождение тюрков: «Ты сам во главе королей, все без исключения предложите нам службу и покорность. С этого времени мы будем считать вас покорившимися. И если вы не последуете приказу и воспротивитесь, то станете врагами». Папа римский, этот Наместник Христа, центральная фигура Запада, в глазах Востока выглядел невыразительно. Отсюда уничижительный тон послания… Казалось бы, письмо – штрих на полотне истории, но как много стоит за ним. Как ясно просматривается эпоха.

...

И не нужны горы книг, видно так – высокомерие подвело Восток. Он переоценил себя, не учел, что против него стояли такие же тюрки, которые тоже желали победить. Но у них было оружие, о котором не знал Восток, – Церковь и ордена монахов, рыцарей духа, способных на невозможное. Запад предлагал бой. Продуманный до деталей, беспощадный бой. Как у Давида с Голиафом.

Восток о таком не знал. Он полагался на армию, считая, что соотношение сил и знаний в его пользу. Достаточно вспомнить об огнестрельном оружии, которое в Европе видели далеко не все, там все еще стреляли из луков… Вот эпизод разговора Марко Поло с ханом: «Как вы хотите, чтобы я стал христианином? Вы видите, христиане невежды, ничего не делают, а наши священнослужители делают все, что пожелают. Я сижу за столом, а чаши, полные вина, сами подступают мне в руки, их никто не касается. Дурную погоду наши ученые прогонят, куда захотят. Если я стану христианином, мои подданные спросят, зачем я принял веру Христа? Какое могущество и какие чудеса Христа видел я?»

В Средневековье ощущению силы решающее значение придавала вера , поэтому едва ли не все ученые работали в тиши монастырей, жили отшельниками. В монастырских центрах начинались школы Востока, союз религии и науки был там неписаным правилом. Правой верой считалась та, которая творила чудеса, давала открытия. И знак «белой веры» (равносторонний крест) на Востоке творил чудеса. «Крест благ и творит только доброе, справедливое», – рассказывал хан собеседнику, Марко Поло.

И тот, испугавшись своей смелой мысли, подумал, что у христианского креста тех качеств нет, он – орудие пытки и смерти. Плаха, на которой убивали людей…

Запад когда-то во всем был слабее. Это и заставляло европейских тюрков искать необычные пути в политике, в жизни, только экстраординарное, из ряда вон выходящее спасало их. И Церковь задумала план, который подсказывала сама Яса Чингисхана, если, конечно, ее внимательно прочитать. Гениальный план, названный инквизиция .

Суть дела проста: чтобы избежать атак с Востока, надо стереть следы Востока в Европе. Рим понял, Яса объявляла войну не европейцам, а тюркам. «Идти вперед, пока не встретишь последнего тюрка», обязывала она. Батый не пошел на Константинополь, там смолкла тюркская речь. Она увязла в новогреческом языке, сблизившем народы Византии. Папские советники, к их чести будет сказано, были на высоте положения, нашли-таки единственное продолжение в, казалось бы, полностью проигранной партии.

Тюркский ум, оказывается, надо лишь озадачить, решение он найдет сам.

…Об инквизиции впервые заговорили на церковном соборе в Тулузе (1229), после поражения русских на Калке. Потом – в Лионе (1245), уже после похода Батыя на Европу. Решение предложил монах Доминик, принадлежавший к знатному роду огузов (Guzman), который был царского колена. Великий потомок Алтая, отличавшийся редкостным пониманием действительности, загодя, еще в 1220 году, в разгар войны с катарами, предвидя события, задумал создать монашеский орден для инквизиции. Не той, что уже была в Церкви, а другой, настоящей – грозной и могучей. Чтобы ей подчинялись суды, чтобы она вела розыск виновных, сама проводила следствие и дознание. Словом, суд и палач в одном лице.

...

Так появился орден доминиканцев, народ валом пошел сюда. Сам… Что за люди?

Предположим, это неизвестно. Но борода, башлык, перья на шляпе, епанча, сапоги были обязательны для воинствующих монахов. Их униформа. Сюда же надо добавить, название «орден» по-тюркски означает «данный сверху», так они назвали себя. Портрет, пожалуй, готов. Конечно, то были лучшие из европейцев, они шли бороться с врагами, с тюрками… шли, потому что в душе сами были непримиримыми тюрками.

На герб ордена доминиканцы поместили псов, вынюхивающих ересь, чтобы все видели, пыток и казней жаждали они, эти оскаленные псы, а не благообразные монахи. Им, этим псам, вынюхивающим ересь, подчинили всех. Декрет папы Иннокентия IV обязывал католиков «помогать доминиканцам». Это значило следить друг за другом денно и нощно, чтобы дети доносили на родителей, а родители – на детей. Запад начал тотальную слежку за самим собой, не забывая «заботу о душах», «научные занятия» и другие красивые слова, которыми прикрывался орден, ставший самым жестоким воинством Церкви. Особо выделялись орденские организации «Братство веры» и «Рыцари Иисуса Христа», там собирали откровенных садистов.

Но другого лекарства не было, лишь тюркская кровь, море крови спасало Европу от нового вторжения с востока… Инквизиция – это не столько казни, пытки и виселицы, которые отличали средневековую Церковь, сколько нагнетание ужаса, чтобы страхом сломить людей, их психику. Страхом же усыпить память, остудить дух. Выходит, костры на городских площадях освещали и грели заблудших людей, для их же блага бросала Церковь дрова в огонь.

Это уму непостижимо. Однако, сжигая одного «еретика», спасали тысячи.

Конечно, не всем нравилась инквизиция, в большинстве стран Европы духовенство осудило доминиканцев. Но она устраивала дальновидных политиков, в числе которых был король Франции Людовик Святой. Он подал пример, взяв содержание инквизиции в своей стране, что давало ему возможность защищать интересы папы и защититься от Церкви самому. Уничтожая тюркское, он сохранял его. Вернее, маскировал. В том состоял еще один исторический абсурд , ставший достоянием средневековой Европы.

Главным инквизитором Людовик поставил Роберта Малого, которого прозвали Бугром, он был обращенный в католичество катар, по крови болгарский тюрк. Историки не знают, был ли то маскарад или злое намерение? Этот инквизитор преданнее других служил папе, согласно его отчетам он буквально покрыл кострами Бургундию, Шампань, Фландрию, катары и другие еретики при нем вроде бы исчезли. И вместе с тем остались. Они не выпячивали себя, а тихо пережидали бурю… Кто скажет, не был ли сам инквизитор Бугр спасителем катаров? Научившим их правилам новой европейской жизни?

Разумеется, европейцы не могли отказаться от своей культуры. Это невозможно. Они прятали ее корни и себя. Примеров тому сотни и сотни, самый выразительный – творчество Данте Алигьери, которое пришлось на разгар «инквизиторского времени». Интересна его «Божественная комедия», в которой поэт и философ призывает к очищению культуры и духа, причем делает это в традиции алтайского эпоса , от которой он не мог отойти! Но еще выразительнее, пожалуй, трактат «О народной речи», где Данте выступает одним из создателей нового итальянского языка и итальянской поэзии.

Новые языки в Европе – это тоже след инквизиции.

Речь идет о культуре, которая шла на смену старой, тюркской… Пес, избавитель Италии, не случаен у Данте, он победит тюркскую волчицу, мешающую общественному устроению. Ты должен выбрать новую дорогу, говорит поэт в «Божественной комедии», но чтобы одолеть волчицу и подняться на отрадный холм, требуется посетить загробный мир – ад и чистилище, а это вновь алтайский сюжет, он много раз встречался в эпосе Алтая и хорошо известен исследователям.

Все переплеталось, и ничего не пропадало, вот что отличало папскую инквизицию. В кострах горели, не сгорая.

...

Не все понимали замысел Церкви, задумавшей преобразить Европу. Были жертвы. Много жертв. Кровавых и жестоких. Инквизиция – это все-таки еще и политика, она, словно наводнение, все сметала на пути, давая начало новой жизни. Европейцы, как могли, вычищали себя! И делала ту грязную работа, разумеется, не Церковь, а светская власть. Духовенство не проводило казни, оно устраивало их, чтобы спасти остальных.

Тюрки-европейцы, не пожелавшие быть примерными католиками и забыть родной язык, объявлялись еретиками. То были упрямые из упрямых, они не могли поступить иначе, сами обрекали себя на худшее, шли на самоуничтожение. То была удобная форма расправы над самим собой, чем тут же воспользовались другие, и король Людовик Святой в их числе. Еще бы, инквизиторы получали состояние жертвы, потому что дети еретиков лишались прав на звания, имущество и почести.

Вот почему аристократы подвергались гонениям первыми: они были и самыми упрямыми, и самыми богатыми. Замки и поместья пустели, в эпоху инквизиции исчезли рыцари и рыцарство как образ жизни, отличавший тюрков, ведь то было общество, жившее по закону орды.

Исчезли они не из-за проигрыша татарам, их одолели монахи, давно враждовавшие с рыцарями. То была вражда аристократа и простолюдина, который взял в руки власть. Опять тюрк против тюрка. Крест ли, меч ли был в их руках, все равно. Не случайно именно простолюдины рвались в орден доминиканцев. Иных сюда толкала возможность подпортить жизнь прежним хозяевам. То было очень мрачное время, когда религия превращалась в оружие проходимцев, желавших запустения замков и поместий, ибо они, мол, были источниками «тюркской заразы» и ереси на Западе. В каждой епархии появился даже специальный епископ, ведавший только делами инквизиции, ему помогали светские люди, из числа особо доверенных Церкви.

Аппарат репрессий рос у всех на глазах. И это не пугало.

Новая кровь пролилась в 1229 году. То был пробный шар, но еще не настоящая инквизиция. Пострадал юг Франции, поместья которого «кишели ересью», там вслух, громко говорили о священной войне Чингисхана, о желательности его прихода в Европу. Те слова, как показало время, были пророческими.

Тогда, 1229 году, Церковь орудовала руками рыцарей-крестоносцев, монахи пока не обрели силу. Орден доминиканцев лишь примерял на себя монашеские сапоги… Удар пришелся на владения герцога Тулузского, потомка Аттилы. «Выгоните его, – кричал папа, – и его сторонников из замков, отнимите у них земли, пусть правоверные католики займут владения еретиков». В словах папы и крылся ответ на иные тайны инквизиции. Услышав их, католики выстраивались в очередь, чтобы стать «правоверными» обладателями замков.

Сделать это было проще простого, потому что отличали «еретиков» от правоверных без особого труда. Папский легат Арнольд Амальрик сказал: «Убивайте всех подряд, Господь отличит сам своих от чужих». Надо было лишь убивать. Подряд. И много. Чтобы стать «правоверным».

...

А еретиком могли назвать каждого. Не надо все-таки забывать итоги Великого переселения народов, которые оставались реалиями Европы: предками любого второго европейца были тюрки… О чем тут говорить, если даже слово еретик – тюркское, им называли тех, кто отвергал взгляды Церкви. По-тюркски «ереси» – «то, что следует отвергнуть». Дословно! Буква в букву.

И ордалии , появившиеся тогда, изобретение Алтая. К сожалению, то не удивляет, против тюрков действительно всюду выступали тюрки. И ничего иного, даже нового слова или новой пытки придумать они не могли. Одежда инквизитора или наряд кардинала не меняли им натуру, их мир и знания оставались прежними… Люди лишь внешне меняли себя, чтобы называться благоверными католиками, православными, мусульманами. Братья сознательно становились чужими друг другу.

...

Инквизицией католики маскировали Европу. По-человечески их действия понятны и объяснимы. Европейские тюрки искали место под солнцем, чувствуя себя обладателями своей культуры. Их новое идеологическое оружие действовало безотказно. И чаша весов стала медленно клониться в сторону Запада… Он побеждал.

Церкви надо молиться на то письмо хана Гуюка, в котором Восток отверг ее. Это письмо сделало Европу сильной! Ее уязвленная гордость заговорила во весь голос и заставила действовать.

Татары – братья, сознавали европейцы, но переселяться назад в их юрты они не спешили. Уходить от мягкого средиземноморского климата – тоже. В татарах они видели людей другой культуры, не европейской, другой природы, не средиземноморской. Значит, чужой ! А в ней раздражало буквально все, даже ее правильность.

Чужие братья? Конечно. Они отличались друг от друга, как принц и нищий. Но каждый думал, что принц – это он… Чтобы назваться народом, мало говорить на одном языке, мало быть похожими друг на друга, нужна общая культура, общие мысли, а их уже не было: дух Алтая, то есть вера в Бога Небесного, стараниями католиков и ариан за века стала частью культуры Европы.

С изменениями, но стала!

Однако это в Европе не замечал никто, настолько органично и цельно образ Бога вошел в быт Запада. Его принимали уже за достижение своей культуры . При инквизиции Алтай перестал быть Эдемом, раем, о нем европейцы помнили, но помнили как о далеком, сказочном, пришедшем из детства. А вот о языческом Риме не вспоминали, он давно им стал чужим… Не европейским!

Инквизиторы видели, в одном уязвим Запад, он сохранял языковые следы , которые зримо связывали с Алтаем, с тюрками. Требовалось изменить язык, придумать новый, что было несложно в гнетущей обстановке всеобщего страха. Как показала история народов, речь менее консервативна, чем принято думать. Достаточно двух-трех поколений и сотни-другой новых слов, чтобы появился диалект языка. А если язык искажать намеренно, то он еще быстрее становится не похожим на себя.

Существует целая наука по запутыванию речи, созданию диалектов и сленгов. Даже школьники упражняются в ней, придумывая «язык», не понятный родителям.

Это хорошо видно в современной России, где американские слова уже подменяют собой русские. Идет тот же процесс, что в средневековой Европе, рано или поздно он даст новый диалект русского языка… При Петре I так было с тюркским языком, его по воле политиков дополнили словами и выражениями из словаря финно-угорских и иных народов, чтобы получить желаемый славянский диалект тюркского языка.

Опыт в этом деле наработан огромный, методики отлажены до совершенства, они начались при инквизиции для обновления «народной латыни», которую обогащали словами из других языков. Совершенство делу придали иезуиты, целый орден работал на Церковь, ему подчинялись десятки университетов и школ. Теперь лишь тонкое ухо уловит тюркские звуки в речи французов, германцев или англичан. А их немало.

Еще один путь искоренения языковых следов – ввести новый язык, назвав его «языком света». Что опять же было в России, перешедшей при Петре на немецкий, потом на французский, чтобы отказаться от старого, тюркского… И эти «опыты» шли из Европы, от инквизиции, давшей удивляющее обилие диалектов в двух, по сути, базовых языках – в романском и германском. Тогда же, при инквизиции, появилась «классическая латынь», а много позже – эсперанто, искусственный язык с латинским алфавитом.

Не потому ли из-за этих «опытов», француз теперь не понимает языка франков и бургундов, своих предков, а англичанин – языка бриттов и саксов?

Не потому ли именно после инквизиции остались «бесхозные» литературные произведения? Например, сказки. Тот же Шарль Перро брал известные, но анонимные сюжеты, отсюда удивляющее сходство его сказок с алтайскими. Он сам так и называл их: «Сказки былых времен с поучениями».

Видимо, этим же объясняется и удивительное сходство творений Шекспира с тюркским эпосом…

Первый удар инквизиции, как уже говорилось, пришелся на Южную Францию, она с IV века отличалась своей «тюркской» самобытностью. Особенно провинция Лангедок, где часто вспыхивали бунты, в 1242 году, например, там забили насмерть инквизиторов, чудаческий был край. Знали, бунт вызовет волну репрессий, а ничего поделать с собой не могли. Терпели. Проходило время, все начиналось вновь… Много крови впитала земля Лангедока. Стена там всегда шла на стену, вал на вал. Когда силы иссякали, «еретики» уходили в села, где пережидали инквизицию и все на свете. А Окситания , или Южная Франция, страна диалекта «ок», оставалась.

...

Правда, родной язык там назван «провансальским», родственным «каталонскому». Зато это все, чего добилась инквизиция. «Еретические» очаги во Франции были всюду – от севера до юга. Родной язык французы забывали, а дух свободы – нет. Он отличал их…

В Италии инквизиция свирепствовала в «тюркской» Ломбардии, там французский сценарий повторился почти целиком. После убийства слуг Церкви начинались гонения, и вновь спасала провинция… А в Венеции, «городе еретиков», руки инквизиторов были слишком короткими. Равно как в Неаполе, они ничего не сделали… Только посеяли страх. Но этот страх множили не костры инквизиторов, а слухи, которые распространяла Церковь, желавшая подавить народ, сделать его послушным.

И на земле нынешней Германии «настоящей» инквизиции не знали, там все прошло по своему сценарию. В Гуннии, или Германо-Римской империи, агенты папы чувствовали себя неуверенно, им пришлось бы уничтожать всех подряд. Церковь ограничилась тонко спланированным отравлением Манфреда, сына императора Фридриха II. Последнего же наследника рода, шестнадцатилетнего Конрадина, внука Фридриха II, казнили на костре. Его сначала подвергли анафеме, назвав «ядовитым королишкой, потомком змеиного рода Гогенштауфенов». Сделал это с дозволения папы Карл Анжуйский, отомстивший за своих родственников, которых в свое время казнил Аттила. На костре инквизиции закончилась императорская эпопея последних каганов Европы.

В Германии наступил период «Великого бескоролевья» (1256–1263), самые черные годы. Церковь утверждала принципы христианской теократии, что сродни новому крещению. Светская власть вела это темное дело, затеяв грандиозную гражданскую войну, вспыхнувшую после трагической смерти императора. Короли и антикороли годами истово дрались за власть, они и развалили Гуннию. На берегах Эльбы тюркская речь смолкла сама собой, «ересь» победила себя без помощи папы. А новая династия Габсбургов, с 1273 года захватившая престол, правила так, как велели нормы, учрежденные Римом.

В Чехии инквизиция протекала вяло и поздно. Несколько устрашающих процессов, вот, пожалуй, и все. Самая яркая фигура – Ян Гус, ректор Пражского университета, удивленный «святой простотой» народа. Он выступил против торговли индульгенциями, отпускавшими верующим грехи за деньги, был сторонником за возвращение к принципам раннего христианства, то есть к алтайской традиции. Его сожгли… Всюду забывали прошлое по-своему. Часто сознательно подбрасывая хворост в костер.

А на Балканах обернулось иначе, там инквизиция дала обратный эффект: христиане повернулись к исламу. Бесчисленные казни в Боснии принесли пугающий результат. Он и остановил Церковь, убоявшуюся, что Босния заразит Европу, все-таки едва ли не треть населения Запада тогда исповедовала ислам.

Папа понял, что зашел далеко. И остановился.

Что показательно, инквизиция не уничтожала всех «еретиков» подряд, Церковь стремилась не к этому, она упрятывала их, а они, словно острова в бушующем океане, скрывались под водой, оставаясь в Европе и указывая на то, что следы Великого переселения народов вечны. Никакая буря, никакой шторм не уничтожат их. В лучшем случае накроют водой. Спрячут. Разумеется, оставались «еретики» среди духовенства, однако и они менялись вместе с прихожанами. То были тайные монахи и епископы, хранители древних знаний, которым предстояло заявить о себе в период Реформации. Не исчезли и общины, не принявшие порядков инквизиции, они назывались по-прежнему: богомилы, альбигойцы, катары, оливиты, эвхиты, иоахимиты. Упрямцы были против папы, против несправедливости, которая царствовала в Европе, им отрубали головы, их сжигали на кострах, а они жили. Не умирали. Как русские староверы, на которых с XVII века охотилась власть.К сожалению, понять психологию тех бесстрашных и упрямых людей вряд ли удастся. Их мера жизни была иной, не понятной современному человеку.Мало что осталось от них, удивлявших своими странностями. Их книги сожжены, об их философии судят по пересказам инквизиторов. Тем не менее время показало, «еретики» к концу Средних веков переродились, стали христианами , то есть настоящими европейцами. Это было великим достижением Церкви, вернее, достижением всей западной культуры, на которую работали многие, в том числе и король Франции Людовик Святой со своим главным инквизитором из катаров. Старые «ереси» таяли, словно снег весной. Они иссыхали, подобно дереву, лишенному влаги. По-своему объясняя зарождение мира, веря в переселение душ, «еретики» равняли Христа с Богом. Как остальные европейцы. Прошли терзавшие их предков сомнения в божественности Христа. Не отказывая традициям Алтая, они теперь не отрицали христианскую молитву, как таковую, но вкладывали в нее смысл, отличный от того, что вкладывала Римская церковь. Пусть. Ересь порой состояла в том, что указывала на пороки католического духовенства, а не религии. Религию не трогали. И это, может быть, самая показательная победа Церкви, она консолидировала Запад. Не весь. В Европе остались мусульмане и евреи, но их век уже кончался, в 1480 году грянуло насильственное крещение – «новая инквизиция», которая окончательно сплотила Запад. Недовольные, конечно, остались и среди христиан, они будут всегда, однако эти люди не представляли собой в обществе ровным счетом ничего. Их, например, возмущали «слуги Божии», которые купались в роскоши и разврате. Блага, которыми пользовались епископы, – это доля Бога, достояние мертвых, помощь бедным, считали «еретики». С ними соглашались. Их возмущали порядки, которые несли инквизиторы, хорошо, папа и это принимал к сведению и прощал, потому что главное было достигнуто. «Еретики» вошли в христианскую Церковь, стали ее паствой… Им отвели место «семейного урода», едва ли не обязательного для любой приличной семьи.Так преображалась Европа, искореняя прошлое, создавая настоящее.Кто-то из еретиков предавался нищенствованию, отказывался от «всего земного», как восточные дервиши, и это позволялось. Для них открыли специальный монашеский орден. Другие находили протест в философствовании, и их не неволили… В той мутной и спокойной среде, как в болоте, зарождался исток Реформации, которая в XVII веке приведет к расколу католичества.Реформация – следствие инквизиции, спасшее алтайское инакомыслие европейцев. Протестанты, позже кальвинисты, англикане, баптисты, адвентисты, русские староверы в своих воззрениях, несомненно, были связаны с Алтаем, с его философской школой. Они хранили философию Востока, насколько позволяла их новая, европейская «упаковка». Вопреки сложившемуся мнению, среди еретиков встречались далеко не глупые люди, они искали свое, бунтарское место в новой культуре Запада, порой наивно подбирая христианское звучание деяниям тех или иных алтайских героев. Так, Эрлик стал Люцифером, Сатанаилом, а Ульгень – Христом, Сыном-Словом… На эту тему написаны книги, где видно, как теория и практика еретиков менялась во времени, от места действия, от подготовленности читательских умов. Каждый автор искал свой путь к ответу на «вечные» вопросы жизни. В их числе Вольтер, Гиббон, философы XVI–XVIII веков. Даже Лев Толстой. Недостатка в единомышленниках у них не было, потому что в инакомыслии на Западе всегда ощущалась потребность: Европа была великолепной губкой, готовой впитать любую ересь, лишь бы та была хорошо обоснована философски… Не в этом ли проявлялась ее тюркская натура, от которой ей никогда не избавиться? Новые религиозные течения отличали Запад и после инквизиции, там все осталось почти прежним, лишь акценты расставили иначе.Вера менялась вместе с людьми – незаметно.В той связи заслуживает внимания факт, который приводят едва ли не все серьезные историки: до инквизиции «еретики» имели тесные связи с Востоком, с Эдемом. Их духовная жизнь оживлялась оттуда. Это доказывает не столько существование понятного всем «божественного» языка, объединявшего единоверцев, сколько то, что проповедники Востока питали Запад идеями и духом. Питали на правах старшего, более опытного. Вспомним труды Августина по теологии. Или других «докторов Церкви», заложивших основы католичества. Самые первые святые Запада и есть посланники Алтая. В том нет малейшего преувеличения, христиане сами заявили: «Свет начинается с Востока». Фраза, ставшая их девизом на тысячелетия: Ex oriente lux. Это потом, чтобы скрыть тюркскую веру, Церковь назвала алтайских проповедников манихеями, «распространявшими зороастризм», что абсолютно не соответствует правде.Хотя доля истины в тех словах, возможно, и есть… Но при чем здесь Иран? Его духовная культура?Зороастризм и манихейство это все-таки разные религии, они отличаются друг от друга, как игра на кобызе от игры на виолончели, хотя то и другое – игра на струнном музыкальном инструменте. Их история началась на Среднем Востоке. Манихейство – разновидность алтайской веры в Тенгри, его, как уже здесь отмечалось, распространяли среди огнепоклонников, то есть зороастрийцев. Основатель учения, пророк Мани, родился в начале III века в тюркской семье, учился в Палестине, побывал на Алтае и в Индии. В его сознании удачно сочетались алтайские и иудейские знания, отсюда сходство манихейства с христианством и учением Тенгри. Но только внешнее сходство. Не более. К слову, за свое учение Мани, был распят в 277 году и назван Спасителем… Не отсюда ли появился сюжет Евангелия?!

...

Тему истока европейской «ереси» лучше все же начинать не с манихейства, а с истории несториан, самой загадочной «христианской секты». Ее появление связывают с IV веком, с константинопольским архиепископом Несторием, но вся пикантность ситуации в том, что «секта» благополучно существовала задолго до Нестория и христианства вообще. Она началась с прихода Аршакидов к власти в Парфии, потому что Аршакиды первые, кто свел Восток и Запад. Эти цари начали распространять Единобожие, а с ним тюркскую культуру за три века до новой эры.

Очевидно, в то время ни христианство, ни манихейство существовать не могли.

О несторианах известно немного. И вместе с тем, когда к власти пришли Сасаниды, они начали гонения на них, своих идейных противников, что привело к рассредоточению «секты» по Среднему и Ближнему Востоку, ее география привела к образованию Церкви несторианского толка . То есть духовного института, связанного с алтайским Единобожием.

Видимо, в природе было что-то, позволившее христианам назвать эту древнюю Церковь христианской. Может быть, то, что при крещении там три раза погружали в воду? Может быть, равносторонний крест причина столь странного утверждения? А может быть, Иоанн-креститель, от которого, согласно Библии, принял веру Христос? Иоанн-креститель был именно из этой Церкви … Здесь явно есть о чем задуматься.

Знакомство с несторианами, с их обрядами, с их философией и географией привело автора этих строк к мысли о них, как о людях алтайской «белой веры», которых в других литературных источниках называли «ханифами» или «тюрками». Ареал их расселения – «от Монголии до Индии и Цейлона, от Сирии до Китая», иначе говоря, территория Персии Ахеменидов и Парфии Аршакидов. Обряд – бесспорно алтайский, тот, на котором строилось Единобожие. Время появления – Великое переселение народов. Сходится все, даже язык службы.

...

Среди несториан были разные толки , один из них – мандейский. Сюда входили «суббатеи» и «христиане святого Иоанна», они сохранились, что, собственно, и навело автора этих строк на столь неожиданные выводы. На древнетюркском языке «суббат» – «погружайся в воду», «манды» – «окунули», отсюда названия «суббатеи» и «мандеи». «Тармид» (так мандеи называют священников) – «сеятель», то есть учитель, выступающий в роли просветителя… Все это термины алтайской «белой веры».

Главная их книга называется сидра-рабба (большая книга) или гинза (сокровище), это трансформированные за века тюркские слова. От «кызнак» – «сокровище», «казна». Или от «сыдра» – «выжимать», в смысле «говорить о сути». Отсюда, между прочим, и «сутра» в религиозной философии древней Индии… Продолжать можно дальше.

А вывод один. Терминология «ранних христиан» подозрительно тюркская. Вся. Причем то подтверждают данные из разных уголков Евразии, вроде бы абсолютно не связанных между собой, там звучало имя Тенгри. Только наличие странствующих проповедников объясняет это удивляющее единство. И верно, среди несториан были «елкессеи», от тюркского «странствующий» или «проповедник». Европа их назвала «гностиками»… Кажется, круг сомкнулся, не правда ли?

...

Выходит, еще до новой эры был центр Единобожия, он размещался на Востоке… А не отсюда ли воззрения катаров во Франции, которые неотличимы от воззрений суббатеев в Месопотамии? Не отсюда ли враждебное отношение к христианству ариан Скандинавии и мандеев Нижнего Евфрата?.. В том центре растили знания, мысли, учения, философию. И конечно, людей веры!

Когда инквизиция ограничила передвижение алтайских проповедников по Европе, центр потерял свое влияние на Запад и «ересь» засохла, потому что засохла пуповина, которая связывала рожденное дитя с его матерью. Слов нет, в Европе тем эликсиром Востока наслаждались избранные. Самые изысканные ценители мудрости. Философы. Вот почему учение богомилов и катаров о Боге совпадало с тем, что знали на Алтае и в среде северных буддистов. Исток один! Он питал Восток, был традицией, с которой жили и католики, появившиеся на свет в IV веке.

Возможно , причина откровенного неприятия христианами алтайской матери в том, что она ближе к Богу, головой касается Неба… Что, если теологические разногласия тут вовсе ни при чем? И дело в человеческой зависти? Судя по литературе, инквизиторов не отличала осведомленность в теории религии, они как мясники, работали не головой, руками.

Шла борьба, жестокая, принципиальная, во всех странах Запада история хранит ее следы. И то, что победила Церковь, ни о чем не говорит. Историографы, подвластные папе, написали свою историю, но это всего лишь рассказ одного из участников событий. Здесь важно выслушать мнение другой стороны. А его нет… Решения Истории выносит Время. Не папа. К счастью, Церковь поняла это в ХХ веке и развела под собой костер совести. Папа римский Иоанн Павел II на рубеже третьего тысячелетия извинился за инквизицию, за сотворенную трагедию. Он, видимо, осознал, что на кострах горели не люди – культура средневековой Европы. Бесследно исчезали библиотеки потому, что были на тюркском языке.Однако исчезали ли они? Или только теряли хозяина?Те книги хранятся в Ватикане, на специальном хранении, оно зовется иезуитским . Сюда доступ имеют члены иезуитского ордена, правда, иногда заходят и нелегалы. Из любопытства. Часть книг переведена и издана на латыни, они – культурный пласт средневекового христианства. «Бесхозные» книги на непонятном языке есть во всех великих библиотеках мира, они не востребованы. Балласт… Среди них случайно открыли труд венгра Телегди – о тюрках Европы, книга издана в 1598 году. Она, видимо, последняя на эту тему.То даже не книга, а стон человека, у которого умирала родина: треть территории Дешт-и-Кипчака тогда навсегда перешла к Западу.

[Абу-л-Гази]. Родословное древо тюрков // Соч. Абуль-Гази, хивинского хана. Казань, 1906.

Аджи М. Европа, тюрки, Великая Степь. М., 1998.

[Алибеков]. Адаты кумыков / Пер. Т. – Б. Бейбулатова; Запись М. Алибекова. Махачкала, 1927.

Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962.

Бартольд В. В. Ислам // Сочинения. Т. VI. М., 1966.

Бартольд В. В. <Ислам на Черном море> // Там же.

Бартольд В. В. К вопросу о полумесяце как символе ислама // Там же.

Бартольд В. В. К вопросу о сабиях // Там же.

[Бартольд В. В.] Книга моего деда Коркута: Огузский героический эпос. Баку, 1999.

Бартольд В. В. Коран и море // Сочинения. Т. VI. М., 1966.

Бартольд В. В. Культура мусульманства // Там же.

Бартольд В. В. Мусульманский мир // Там же.

Бартольд В. В. Сабии и ханифы // Там же.

Бартольд В. В. Ориентировка первых мусульманских мечетей // Там же.

Баскаков Н. А. Русские фамилии тюркского происхождения. М., 1993.

Беликов Д. Христианство у готов. Вып. 1. Казань, 1887.

Беляев Л. А. Христианские древности. СПб., 2000.

Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о нибелунгах. М., 1975.

Библия. Брюссель, 1983.

[Бируни] Абу Рейхан Бируни. Избранные произведения. Т. 1. Ташкент, 1957.

[Бируни] Абу Рейхан Бируни. Индия. М., 1995.

Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986.

Бутанаев В. Я. Хакасско-русский историко-этнографический словарь. Абакан, 1999.

Вебер Э. Руническое искусство. СПб., 2002.

«Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI–XIII вв. М., 1987.

Вербицкий В. И. Алтайские инородцы. М., 1893. Репринт. Горно-Алтайск, 1993.

Виолле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения в Средние века. СПб., 1999.

Виолле-ле-Дюк Э. Э. Русское искусство: его источники, его составные элементы, его высшее развитие, его будущность. М., 1879.

Водов В. Рождение русского христианства: Обращение киевского князя Владимира и его последствия. XI–XIII вв. (Обзор концепции)// Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Гергей Е. История папства. М., 1996.

Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Ч. I–VII. СПб., 1997–2000.

Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. Сретенск, 2000.

Грант М. Римские императоры. М., 1998.

Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., 1989.

Гуревич А. Я. Походы викингов. М., 1966.

Даркевич В. П. Аргонавты средневековья. М., 1976.

Даркевич В. П. Художественный металл Востока (VIII–XIII вв.). М., 1976.

Дашков С. Б. Императоры Византии. М., 1997.

Дирингер Д. Алфавит. М., 1963.

Доклады Международного конгресса, посвященного тысячелетию христианства на Руси – Украине (Равенна, 1988 г.) // Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Древнерусские города в древнескандинавской письменности: Тексты, перевод, комментарий. М., 1987.

Древнетюркский словарь. Л., 1969.

Егер О. Всемирная история: В 4 т. Средние века. СПб., 1904. Репринт. М., 1999.

Заборов М. А. История крестовых походов в документах и материалах. М., 1977.

Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке. М., 1980.

Задворный В. История римских пап. Т. I–II. М., 1995.

Ингстад Х. По следам Лейва Счастливого. Л., 1969.

Иностранцев К. А. К истории домусульманской культуры Средней Азии. Пг., 1917.

Иордан . О происхождении и деяниях гетов. Getica. СПб., 1995.

Исландские саги. Л., 1956.

Исландские саги. Ирландский эпос. М., 1973.

История Китая. М., 1998.

Кардини Ф . Истоки средневекового рыцарства. Сретенск, 2000.

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. I – ХII. СПб., 1842–1844. Репринт. М., 1988.

Каргер М. И. Древний Киев. Т. 1–2. М.; Л., 1958, 1961.

[Карпини] Иоанн де Плано Карпини. История Монгалов. СПб., 1911.

Кин М. Рыцарство. М., 2000.

Кирпичников А. И. Святой Георгий и Егорий Храбрый. СПб., 1879.

Климович Л. И. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. М., 1988.

Ковальский Я. В. Папы и папство. М., 1991.

Концепция истории Древней Руси в синтезирующем труде немецких историков «Руководство по русской истории» // Русь между Востоком и Западом: культура и общество Х – ХVII вв.: К ХVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Коран / Пер. И. Ю. Крачковского. М., 1963.

Крывелев И. А. История религий. Т. 1. М., 1975.

[Ландышев] Стефан Ландышев . Космология и феогония алтайцев язычников. Казань, 1886.

Лебедев А. П. История разделения Церквей в IX, X и XI веках. СПб., 1999.

Мадоль Ж. Альбигойская драма и судьбы Франции. М., 2000.

Матузова В. И. Английские средневековые источники IX–XIII вв.: Тексты, перевод, комментарий. М., 1979.

Мельникова Е. А. Меч и лира: Англосаксонское общество в истории и эпосе. М., 1987.

Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения: Тексты, перевод, комментарий. М., 1986.

Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1996.

Мифологический словарь. М., 1991.

Мурзаев Э. М. Тюркские географические названия. М., 1996.

Мюллер Л. Крещение Руси. Ранняя история христианства до 988. года. Фрагментарный перевод // Русь между Востоком и Западом: культура и общество Х – ХVII вв.: К ХVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Народы мира: Историко-этнографический справочник. М., 1988.

Никитин А. Б. Христианство в Центральной Азии (древность и средневековье) // Восточный Туркестан и Средняя Азия. М., 1984.

Осокин Н. История альбигойцев и их времени. М., 2000.

Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993.

Пигулевская Н. В. Ближний Восток. Византия. Славяне. Л., 1976.

Пигулевская Н. В. Культура сирийцев в средние века. М., 1979.

Подскальский Г. Христианство и теологическая литература в Киевской Руси (988 – 1237): В честь 1000-летнего юбилея (988 – 1988) крещения св. Владимиром своего народа: (Анализ концепции) // Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

[Поло] Марко Поло. Книга. М., 1955.

Поппэ А. Зарождение культа Бориса и Глеба: Фрагментарный перевод // Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Поппэ А. Политические причины крещения Руси. Византийско-русские отношения: Фрагментарный перевод // Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

[Преловский]. Поэзия древних тюрков VI–XII веков / Пер. А. Преловского. М., 1993.

[Преловский]. Шаманские песнопения сибирских тюрков / Пер. А. Преловского. М., 1996.

Пти-Дютайи Ш. Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков. СПб., 2001.

Райт В. Краткий очерк истории сирийской литературы. СПб., 1902

[Рубрук] Вильгельм де Рубрук . Путешествие в Восточные страны. СПб., 1911.

Русь и «степь»: Обзор работ Ч. Дж. Гальперина «Джордж Вернадский и евразийство», «Русь и Золотая Орда: монгольское влияние на русскую средневековую историю» // Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Смирнова О. И. Места домусульманских культов в Средней Азии (по материалам топонимики) // Страны и народы Востока. Вып. Х. М., 1971.

Стеблин-Каменский М. И. Мир саги. М., 1971.

Стеблин-Каменский М. И. Скальдическая поэзия // Поэзия скальдов. Л., 1979.

[Стурлусон] Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980.

Татищев В. Н. Собрание сочинений: В 8 т. (5 кн.): Т. 4: История Российская. М., 1964. Репринт. М., 1995.

[Тацит] Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении германцев // Сочинения: В 2 т. Т. I. СПб., 1993.

Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: Извлечения из сочинений арабских. Т. I. СПб., 1884.

Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: Извлечения из сочинений персидских авторов. Т. II. М.; Л., 1959.

Тысяча лет христианства в России: к тысячелетию крещения Киевской Руси: (По материалам Международного симпозиума в Тутцингене, 7 – 10 мая 1987 г.) // Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Тысячелетие крещения Руси: Международная церковная конференция «Богословие и духовность». Москва, 11–18 мая 1987 года. Т. 1–2. М., 1989.

Успенский Ф. И. История Византийской империи VI–IX вв. М., 1999.

Успенский Ф. И. История Византийской империи: Период Македонской династии (867 – 1057). М., 1997.

Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. Элиста, 1991.

Хёш Э. Культура восточных славян: Фрагментарный перевод // Русь между Востоком и Западом: культура и общество X–XVII вв.: К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8 – 15 августа 1991 г.). Ч. I–III. М., 1991.

Христианство: Энциклопедический словарь. Т. 1–3. М., 1993–1995.

Цултэм Н.-О. Искусство Монголии с древнейших времен до начала ХХ века. М., 1986.

Чичуров И. С. Византийские исторические сочинения: «Хронография» Феофана, «Бревиарий» Никифора. М., 1980.

Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

Шахматов А. А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919.

Эпос Северной Европы, пути эволюции / Под ред. Н. С. Чемоданова. М., 1989.

Эпоха крестовых походов. СПб., 1999.

Пожар, зажженный инквизицией, успокоился лишь к XVI веку, доминиканцы выполнили свою миссию: уничтожили следы присутствия тюрков в христианском мире.

На смену им пришел другой орден Церкви – иезуиты, которые, словно маляры-штукатуры, зачищали пробоины и пятна крови на стенах Европы. Это они подчинили себе все университеты, создали новые языки и архитектуру, переписали книги и картины, освободили архивы от «ужасного варварского следа»… Словом, по-своему переустроив европейскую культуру, сделали ее фасад таким, каким он известен ныне – без Бога Небесного и без тюрков. О Тенгри мало уже кто помнит.

...

Иезуиты провели интеллектуальную инквизицию, назвав ее туманно Возрождение . Но возрождение чего? Не уточнили… Тогда же планетарных масштабов достигла и «эпоха» Великих географических открытий, задевшая судьбу целых континентов. Это громкое название скрывало в себе идеи манихейства, которые довлели в политике Церкви. Мечту о неограниченной, вселенской власти несли они. Появление венецианских, генуэзских, испанских, португальских колоний продвинуло границы христианской империи еще дальше, уже за берега Европы.

В обретении колоний состояла цель открытия новых земель и новых времен.

То были две грани политики Запада – самозащита и желание мирового господства. Возрождение и географические открытия обнажали тайны Рима, которые уже ни для кого не составляли тайны. Впрочем, их и не скрывали, на что указывает вся история позднего Средневековья.

Колонии росли, потому что Восток позволил себя колонизировать. Потомки Чингисхана развалили, прокутили все, что собрал их великий предок. Дальний Восток, Средний и Ближний Восток – все потеряли. Силы, способной дать христианам отпор, уже не было. Стоял трухлявый пень, напоминая о древе, под сенью которого недавно лежало полмира. Не духа, не желания, лишь труха. Особенно это почувствовалось после 1396 года, когда по Золотой Орде смерчем прошел хромой Тимур и, как невесту, обесславил ее… Тюркская держава, изменившая вере предков, умирала. Иного будущего у нее и быть не могло. Только мучительная смерть, на которую она сама обрекла себя.

...

Чингисхан своим новым порядком престолонаследия отпугнул ангела-хранителя тюркского мира. Исход духа из степной страны был неизбежен… Род нецарских кровей, стоящий у власти, не мог дать царя, об этом знали и прежде, собственно, с этим правилом тюрки жили всегда. Тем отличалось их общество в Персии, Индии, Закавказье, Северной Африке, Европе. Всюду. Никому не дозволено менять то, что дал Бог, даже Чингисхану, сколь ни велик он был. Однако ж…

Рядом с утихающей Ордой нарождалась новая жизнь, где все слагалось иначе, по-старому, там крепла Московская Русь – затерянная жемчужина прежнего Востока. Она, приютившая ордынских аристократов, помнила былое и тем все больше занимала Рим. Еще не страна (правителя ей утверждал великий хан), у нее не было своей истории, но была головокружительная перспектива, ее и уловил цепкий взгляд Запада.

Церковь заметила, на арену политической жизни Восточной Европы выходит новое общество – тюрки, порвавшие с тюркским миром. Изгнанные из Орды, служившие варяжской династии Рюриковичей, они шли к вершинам власти на востоке.

Эти люди носили новые имена, но родной язык не забывали, ревностно сохраняли национальную одежду, обычаи, что, собственно, отличало их и Московскую Русь вплоть до XVIII века, то есть до разгула Романовых… Здесь повторялось известное, создавали новое царство по старому, алтайскому образцу. Оно крепло, Москов становился главным городом Руси, столицей еще не созданной страны. Особенно это почувствовалось с 1325 года, с правления Ивана Калиты, внука Александра Невского, тогда московиты вызвались быть сборщиками оброка для Золотой Орды, ее баскаками.

Казалось бы, служить другим Алтай считал позором, однако московиты почему-то пренебрегли тем адатом. Они поняли, у каждого Времени свои правила чести, баскак – это прибыльно и нужно… Почему так? Как могли изменить своим принципам те, которые ими всегда дорожили? Здесь много вопросов.

Но так, с вопросов, начиналась Московская Русь.

Немалая доля оброка «со всея Руси» с тех пор оседала в Москове, что-то уворовывали, что-то брали сверх меры, не без этого, но добро шло на благо Рюриковичей, оно крепило будущую царскую династию. Очевидно, «новые русские» знали об алтайских корнях московского князя и смотрели на своего правителя как на единственную законную власть. Ей присягали на верность и служили. Ее укрепляли они!.. Вот почему из Орды семьями шли на Русь и после Батыя.

...

Оброк позволял подчинить другие русские земли: кого уступками, кого страхом или хитростью. Добычей московитов стало и само Владимирское княжество, на территории которого размещался Москов, с 1328 года потеряло оно себя. Это привело к переезду русского митрополита в новую столицу, к Ивану Калите. Тем самым московский князь становился великим князем, что соответствовало тюркской традиции двоевластия.

Москва брала много, жила богато под защитой ханского войска, город баскаков других промыслов не знал. И не хотел. Иван Калита тихо, без войн, расширял влияние, утверждал себя уверенно, его признали великим князем, то есть главой рода Рюриковичей.

Хорошо ли, плохо ли, но от него зависело благополучие Владимира и Суздаля, Новгорода и Пскова, Ярославля и Твери – всех русских данников Орды. Князь неторопливо подминал братьев-соседей, его дело продолжил сын, Иван Красный, другой «собиратель русских земель». Их доход рос, был стабилен, отсюда и влияние, и уважение. Серьезную конкуренцию Москве составляли лишь Тверь да Казань, где обосновались такие же отверженные ордынцы. Между собой они и враждовали.

Враждовали отчаянно. Можно утверждать, распря русских княжеств в эпоху Золотой Орды велась за право на жирную кость, падавшую со стола великого хана. Тверской или московской ей быть. Иных причин для вражды не было. Только власть, приближавшая к ханскому столу. Точнее, к заветной кости.

Власть давали меха – собольи шкурки, они занимали и московитов, и тверян, они стравливали русских конунгов (князей). Других сокровищ, кроме меха, на Руси не знали, их и брали… Озираясь, мягкое золото потом «переливали» в желтое золото, во власть. То стоило риска и беспокойства, ведь ни Москва, ни Тверь до середины XIV века не имели собственных денег и рынков, не было у них своей торговли, потому что ничего не производили, через Орду ездили тогда русские купцы за товарами в Иран, Индию. Путь долгий и опасный не только для контрабандного меха.

Их внимание стал притягивать Запад, напоминая о себе полулегальной торговлей и случайными сделками. Не Восток. Европа желала скупать русские меха, давала золото, а с ним – надежду. Та торговля позволяла втайне от Орды продавать излишки оброка со «всея Руси». То был нехитрый житейский расчет, на который Запад, собственно, и рассчитывал, он начал подталкивать Москву, напоминая ей о былых традициях Новгорода.

Они, эти традиции, открывали московитам лазейки на рынки Европы, отдаляли от гнетущей Орды, но все надо было узаконить, сделать легальным. А это что требовало подчинить Великий Новгород, дабы Ганзейские торговые конторы, которые контролировали рынки Северной Европы, могли без опаски высылать суда за московской контрабандой.

Затевалось темное дело, экономической войной его назвать нельзя, могущество Новгорода было несравнимо. Интервенцией тоже. Шанс Москвы на победу в той стратегической операции был ничтожен, она могла победить, но не силой, а политикой. Неожиданным маневром, например. И она победила, блестяще разыграв «русскую карту».

Что это? В двух словах – вид идеологического оружия для манипулирования людьми, чтобы влиять на их сознание, поведение, роднить с чужой этнической средой. Еще можно сказать, это цепочка шагов во внутренней политике «всея Руси», направленная на создание Русского государства и новой русской культуры. Короче, идея, позволявшая Москве объединить Русь и стать во главе ее, отодвинув и Новгород, и Тверь, и всех других своих конкурентов далеко в сторону.

Изобретение не новое, работавшее еще в эпоху Римской империи. Его обновили византийцы в Болгарии и Сербии, взяли на вооружение католики в Западной Европе. То были слова и указы, которые меняли людям национальность, кандалами приковывали к политике нарождающегося государства. Венедов, вепсов, часть финнов, марийцев, тюрков, варягов – всех разом назвали русскими .

Новым народом. Прежде имя относилось к варягам (норманнам). Теперь ко всем. Русский значило житель Руси, подданный Рюриковичей.

...

Термин был без малейших этнических признаков, без намека на духовное или кровное родство, на общую культуру. Один голый смысл. Он относился к населению. Но… делал всех своими. Братьями. Согражданами. То была политическая удача Москвы, ни Киевская Русь, ни Новгородская республика до такого изящества мысли не дошли. Решение просто гениально.

Слово, всего лишь слово, объединяло разноязыких вассалов Орды, давало им шанс на создание государства…

Русский значило не ордынец ! Для ордынцев, прибывших на Русь, того оказалось достаточно, их новое имя позволяло прижиться в чужой этнической среде, вписаться в новое общество и почувствовать себя как рыба в воде… Караси и щуки плавали теперь рядом. Безвинное на вид словотворчество открыло удивляющие горизонты. Разумеется, никто не видел в том руки Запада.

А это было первое прикосновение Рима к политике Москвы, христианство начинало атаку на арианство, на его последний оплот в Европе, который оставался только на Руси.

Конечно, со стороны все выглядело не как борьба двух религий. Совсем иначе. Сама собой «собиралась» Великая Русь; московский князь завоевывал соседние земли; сама собой зарождалась новая русская культура. Но так – самостоятельно! – ничего в жизни не рождается. Все имеет причины и следствия. Москва своей «русской картой» повторяла известное с эпохи ариев, здесь закипал «котел», где плавились и варились культуры разных народов, но на этот раз у «котла» стоял повар с папской тиарой на голове. Он готовил блюда и меню, он сервировал стол и угощал ариан едой, приготовленной по христианским рецептам…

Политику Европы теперь вел все-таки Рим.

Брак московского князя Ивана III и греческой принцессы Софьи Палеолог, который состоялся в 1472 году по инициативе папы римского, на многое в тех случайных событиях открывает глаза. Многое объясняет. Софья, воспитанница папы, правила в Кремле, она утверждала решения!

«Русская карта» привлекла Рюриковича тем, что позволила московским ордынцам проникнуть в Новгород на правах брата и развалить новгородское вече. Рим через свою воспитанницу умело водил руками московского князя… Конечно, не в один день вершились события. Даже не в один год. Ослабляя доверчивых новгородцев поборами и оговорами, увеличивая им оброк, Иван III действовал через семейные узы, через правила династии. Он провоцировал события, как только мог, пока в 1478 году не явился в Новгород собственной персоной. И город покорился «всей его воле».

То была чистая победа русской Москвы над русскими же. Иных новгородцев, кто из Рюриковичей, взяли в Москву, кто проще, отселили в глушь, чтобы ослабить варяжский клан на Руси и усилить московский.

В Новгород прислали ставленников московского князя из служивых людей. Тогда город, видимо, и стал полноценным Новгородом , а не Холмгардом.

Перемены наступали большие, на политический небосклон Руси выходили новая столица и новый правитель, правда, подчиненные Орде. Из Новгорода вывезли не только родственников князя, но и вечевой колокол, символ свободы Северной Руси, его повесили в Московском Кремле, на колокольне, чтобы «с прочими колоколы звонити»… Русское братство, собранное из «прочих», и колокольному звону придавало значение.

Чтобы каждый знал, где ему звонить. И как.

Ради сплочения народа были заложены новые монастыри арианского устава. Вернее, алтайского. Один из них – Калязинский монастырь, там игуменом служил сын боярина Кожи, с юных лет принявший монашество и имя Макар (Макарач), что по-тюркски значило «великий правитель», «великий арий», его имя потом переделали на «греческий» лад, на Макарий… Тогда же отношение к религии на Руси было серьезным, ведь арианство не только объединяло разноязыкие народы, но и давало право московскому князю в скором будущем стать царем.

И хотя имя «русский» все еще означало данник Москвы, оно не смущало. Наоборот, казалось естественным, потому что жизнь менялась в пользу нарождающейся Московии. А вот «Господин Великий Новгород» терялся в суете новой жизни. Вскоре северный порт Руси стал заштатным городом. Он, потом Псков… Здесь своя долгая, еще не написанная история, но их падение – итог продуманной политики Рима, который имел свои интересы в Скандинавии и на Европейском Севере. Эти города были ему конкурентами.

Умом, и только умом, побеждала Москва, другого оружия не было… Удивительно, захват Северной Руси протекал на глазах Орды и не вызывал подозрений! Почему?

Потому что там события восприняли совсем по-другому, чем в Новгороде, там видели старания московского князя. Иван III захватывал один за другим: Ярославль, Новгород, Тверь, Вятку, Пермь, другие города-княжества, а ордынцы его приветствовали как приверженца великого хана, верного слугу. Благодарили подарками. Это, пожалуй, красноречиво показывало не успехи московской политики, скорее, близорукость ордынской власти. Она уже не умела ничего замечать.

Строго говоря, серьезных проблем с Московской Русью у Орды не было до 1497 года, пока там не приняли Судебник, в котором прописали нормы суда и аппарата насилия, утвердили исполнительную власть, единую на «всей Руси». Иначе говоря, пока Русь не отошла от Ясы Чингисхана. Документ провозглашал Русское государство, субъект права, но и это не заметили в Орде. Там были заворожены Москвой, ее успехами.

Видимо, тот восторг – плод оценок папских советников, которые со времен Батыя осели в столице Золотой Орды и влияли на ее политику… Сомнительно? Нисколько. Хотя и кажется сомнительным. В Сарае был огромный «западный квартал». И не один. Пятую колонну утвердил в Орде сам Батый.

А московский Судебник стал юридическим памятником эпохи, хотя на своих страницах он излагал тюркское право, которым пользовались в Европе, на Ближнем Востоке, в Китае. Московиты, того не ведая, продолжили традиции Дешт-и-Кипчака на Руси. Иначе поступить они не могли. Опять-таки брали то, что знали… В этом скрыта тайна человеческой натуры, она проявилась и в «русских тюрках». Где бы они ни жили, всюду поступали так, как велели традиции предков. Разумеется, те традиции старались изменять с учетом условий новой жизни, но, как говорится, «запах мускуса оставался». Всегда.

Не сама родилась и московская юриспруденция, в ней были «ордал», судебный поединок, или «суд Божий», а главной считалась камча (кнут) – «мать порядка», на которой строилось «московское право». Иного тюрки не признали бы… Документ не расходился с Ясой Чингисхана, но отличия в нем, конечно, были. Например, Иван III себе взял титул «Государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Тверской, и Пермский, и Югорский, и Булгарский», что тоже в тюркской традиции. Титул показывал численность «орды», то есть тех, кто стоял за ним. Еще шаг, и правитель становился царем арианской Руси, но для этого требовалось время. И воля Всевышнего.

...

Разумеется, «собирание Руси» шло всюду по-разному, но единая рука, вершившая дело, чувствовалась. В 1463 году пало Ярославское княжество, в 1474-м – Ростовское. Зимой 1478 года обессилили Великую Пермь, потом Тверь и Вятку. Одни князья сами отдавали Москве земли, поручая ей опеку своих детей. Другие, продав все, шли на службу Кремлю. Третьи, обеспечивая спокойное княжение при жизни, завещали ей земли после смерти… Решалось семейное дело Рюриковичей! Сильнейший брал власть, он объединял не Русь, а свой тухум. Так точнее.

На Руси княжества были не самостоятельными, а удельными , «уделом» называли долю члена княжеского рода в родовом владении. Управлял уделами член великокняжеской семьи, то есть глава рода Рюриковичей. Это – правила тюркского юрта.

Русские князья были родственниками… Но они волею судеб вошли в российскую историю под разными фамилиями. Например, Шуйские, их родовое гнездо размещалось в Шуе (отсюда фамилия), приходились московским Рюриковичам, видимо, двоюродными братьями. Этот род играл заметную роль в Русском государстве – виднейшие бояре. Его представителей звали Шуйские, Скопины-Шуйские, Глазатые-Шуйские, Барбашины-Шуйские, Горбатые-Шуйские, потом приставка «Шуйские» от фамилии отделилась. И ветка царского рода как бы начиналась заново.

...

Собственно, в двойных фамилиях и их разрыве состояло «запутывание», вернее, деление рода на колена. Чем больше колен предков, тем родовитее человек, носитель имени, это известно. Вместе с тем дробление маскировало царский род, его молодую поросль, то было уже самосохранение, оно проявилось у Ахеменидов, Аршакидов, самих Рюриковичей, у их близких родственников, например, у того же Вильгельма Завоевателя и других норманнских правителей, которые были представителями той же царской династии, давшей начало иным европейским аристократическим родам.

...

Так со времен Алтая сохранялся священный род царей. Его делали бессмертным.

Москва Ивана III мужала, становилась зажиточной. Были там воеводы с дружинами, однако защитить город они не могли, на армию Русь не имела прав, их ограничивал договор с Ордой… Здесь вновь проступает очередная «тайна» российской военной истории – как Москва, не имевшая войска, собрала Русь, вела войны и побеждала?! Возможны два ответа. Либо не было войн, либо они придуманы! А их действительно не было.

Той же Куликовской битвы, например, в 1380 году.

...

Легенды, появившиеся в истории Руси, – это политика, ее игра, больше того, тактика Запада, начало которой положил император Константин, объявив о христианстве. Если сочинены Евангелия, то почему нельзя придумать житие Дмитрия Донского, Александра Невского или других персонажей, мельче масштабом? Вот и придумывали… Эти греческие традиции пришли в Москву в XV веке. Тогда здесь впервые замелькало и слово «славяне», обращенное к русским. Не громко произносили его, но уверенно. Из Кремля шло!

Нового народа на Руси, конечно, не прибавилось, все оставались прежние, а вот слово с этническим признаком оказалось ко двору, оно усилило «русскую карту».

Это западное slave , как известно, по-разному находило себя в Восточной Европе, в Москве оно утвердилось при Софье Палеолог, греческой царевне. В нем был дух Византии, который с тех пор вошел в поры и щели Кремля, стал сутью российской политики. Греки, потеряв в 1453 году Византию и Константинополь, смотрели на Русь, как на спасительную соломинку, им требовался союзник в борьбе против мусульман и против католиков. Их первое «подстрекательное» письмо, выдержанное в полутонах, пришло московскому князю еще в 1393 году. Но не имело успеха.

Греческая идеология, равно как и сами греки, не показалась боярам заслуживающей внимания. Тем не менее полемику среди русского духовенства греки вызвали: низложение московского митрополита Исидора, возможно, было итогом их интереса… Здесь темная и очень запутанная история, разобраться в которой не представляется никакой возможности. Но факт остается фактом, Русская церковь (митрополия) разделилась на восточную и западную партии. Одна осталась на прежних позициях, другая перешла на христианские (униатские) правила. Первая обосновалась в Москве, вторая – в Киеве.

Страна Рюриковичей была колонией Орды, следовательно, ее внешнюю политику вел великий хан. Но общение на уровне духовенства не возбранялось, в традиции Орды была веротерпимость, ее и использовал Запад в своей политике.

...

О Москве куда лучше помнил Рим, который назвал митрополита Исидора «кардиналом и папским легатом» на Руси. В ответ Исидор, появившийся в храме с латинским крестом и упомянувший в литургии папу римского Евгения, тут же был взят под стражу… Русские не хотели быть христианами, украинцы согласились… Затерянная в лесах страна Рюриковичей входила в сферу интересов Западной церкви, ей готовили если не роль плацдарма, то, по крайней мере, редута в атаке христианства на мусульманский Восток. Именно поэтому и приберегли Софью Палеолог для московского князя, хотя ее руки просил французский двор и другие католические правители Европы. Почему?

Ответ не лежит на поверхности.

Оказывается, не только интеллектуальная элита отличала Москву, но и ее выгодное географическое положение. Она сидела на загривке Золотой Орды, на самом уязвимом и незащищенном ее месте – на севере. Сидела озлобленная, униженная, тайно жаждавшая мести и крови. Простить унижение, что нанес Батый, многие не могли. Это и привлекало к московитам христианский Запад, он желал союзника, на слабостях которого можно играть в нужную минуту. И чтобы осуществить задуманное, был составлен хитрый план. В 1469 году кардинал Виссарион, грек, принявший католичество, отправил эмиссара в Москву, к князю-вдовцу Ивану III. Цель визита – смотрины племянницы бывшего византийского императора Зои Палеолог, посол привез ее портрет, но главное он объяснил на словах. Причем сделал это с дипломатическим тактом, сказав, что невеста предназначена другому, но их брачная партия при определенных условиях может не состояться.То был отработанный прием католического духовенства через женщин приобщать к Церкви правителей тюркских стран. Так случилось с лангобардами, с бургундами, с англичанами. Правда, тем присылали красавиц, против которых мужчине устоять трудно, здесь же с портрета смотрела не красавица, а засидевшаяся дева одутловатой наружности. Посылая в Москву портрет невесты, папа льстил себя надеждой, что девушка из императорской семьи, воспитанная у апостольского престола, рано или поздно склонит супруга к христианству… Это был продуманный до мелочей ход . Предложение породниться с Палеологами московскому князю пришлось по душе, он понял, какие выгоды сулит этот неожиданный брачный союз. Князек, сборщик оброка, человек, которого ненавидели все, при благоприятном стечении обстоятельств станет византийским императором. Кто устоит против такого великолепия?Перспектива лишь подхлестнула «собирание» Руси. Игра пошла ва-банк: условности и правила приличия были отброшены. Москва соглашалась на все, лишь бы… Но здесь в картине скоротечных событий проступает нюанс, который не стоит в дальнейшем упускать из виду. А какой веры была гречанка? Не католической ли? Почему сменила имя? Ее брат Андрей был католиком и величайшим авантюристом, он ухитрился несколько раз подряд продать свой титул… Другой ее брат принял ислам… Очень странной была та семья.Москва, готовившаяся к свадьбе князя, оставалась арианской, молитвы читала по-тюркски. Поэтому московский князь и получал ханский ярлык на правление, как того обещала Яса Чингисхана. Будь его вера иной, сидеть ему не в Кремле, а в остроге.Выходит, ради брака сама невеста отказывалась от христианства? Похоже. Но о том нет и строчки, по крайней мере, в известных книгах. Тем не менее российская хронология не скрывает, христианская Церковь греческого толка на Руси утвердилась после приезда греческой девы – при Борисе Годунове, который в 1589 году по всем правилам оформил ее. Но об этом чуть позже.…Тот династический брак свершился 1 июня 1472 года в Риме, в базилике Петра и Павла. Ради него русские обязались разместить в Москве латинского архиепископа, создать ему условия. Дать льготы ордену тамплиеров, люди которого под видом купцов приедут на Русь. Мало того, московиты сами попросили папу назначить им своего посла и советника, «который бы, осведомившись об их вере, исправил то, что ошибочно».Это доподлинные слова из письма Ивана III папе, где князь заявил о «послушании Римской Церкви». Казалось бы, все ясно? Нет, ничего неясно. То лживые обещания, а брак – заочный… Еще когда эмиссар папы доставил письмо князю, в Москве видели комету, «хвостату звезду» и приняли ее за знак Неба, он, мол, и одобрит ложь. Тут же составили в ответ опасное письмо, которое ссорило с Ордой, но открывало путь на Запад. Составили в спешке, не зная, что адресат, папа Павел II, умер, на троне сидел папа Сикст IV. Ошибку исправляли уже в Риме. Русский посол «вычистил» текст по собственному усмотрению, вписал новое имя и добавил кое-что от себя, за что потом был наказан. Вот так с подделки и лжи началась московское присутствие в Европе.Однако все прошло как нельзя лучше, посольство приняли на высшем уровне, ему поверили. Вроде бы впечатление произведено. Невесту на брачную церемонию выводили знатные дамы Европы, свита держалась на уровне царской, но… отсутствовал жених, и это придавало необычность свадебной обстановке. Он, оказывается, не знал о церемонии. При совершении обряда вышел и другой курьез, который многих привел в смущение: у людей, представлявших сторону жениха, не оказалось колец, настолько неожиданно скорой была свадьба. Однако русский посол и здесь нашелся, сказав, что кольца на Руси не в обычае, хотя это не так. Тем не менее церемонию довели до конца. Ее спешка поразила папу римского, даже он не ожидал столь быстрого исхода.На следующий день папа высказал недовольство тем, что брачный союз скрепили без извещения московского князя (герцога). Возможно, те слова назидания были позой первосвященника, во дворце которого воспитывалась невеста. Возможно, закулисная политика, которую начинали за спиной папы жених и невеста. Все было возможно в той невероятной свадебной истории, которая стала поворотной в судьбе Руси. Тем временем новобрачная дева принимала поздравления, к ней ехали со всей Европы. Целый месяц в Риме продолжались торжества. Москва упорно молчала. Наконец, снабженная рекомендательными письмами, молодая жена отправилась знакомиться с мужем. В дороге ей устраивали встречи с дорогими подарками, знатные люди считали за честь держать узду ее лошадей. 1 сентября она прибыла в Псков, и случилось неожиданное. Царевна, содержавшаяся на средства папы, обязанная ему благополучием, забыла все, чему ее учили. Она приняла благословение русских священников, выслушала их молитвы.Это был откровенный вызов. Наставления папы и его слуг оказались пустым звуком, скрываемое двуличие принцессы выявило себя без остатка. Такой измены от воспитанницы в Риме не ожидали. И тем дело не кончилось.При въезде в Москву папский легат Антоний, который сопровождал жену-невесту, должен был выйти вперед и латинским крестом перекрестить город. Он так поступил в Пскове и других русских городах, выходил в красном плаще, в красных перчатках и крестил. Но крестить Москву ему не позволил сам князь, который еще недавно клялся в письме папе верностью и покорностью. Князь подослал боярина, и тот украл латинский крест, а другого креста у посольства не оказалось.Запахло заговором.Видимо, он и был. По тайной договоренности с невестой перед въездом в Москву ее окрестили в арианскую веру, нарекли новым именем, созвучным тюркскому выражению «саф ий» (следуй пророчеству). Таково было условие жениха? Неизвестно. Может быть. По крайней мере, из Рима выехала Зоя Палеолог, а въезжала в Москву Софья Палеолог. Тогда и состоялось второе бракосочетание, уже по восточному обряду, лишь после этого прикоснулся к ней князь… Племянница византийского императора вновь нарушила инструкцию, ее отправляли в Москву как посла Церкви, лазутчика Рима, а она им не стала. И должна была поплатиться, потому что в 1439 году греки подписали Флорентийскую унию, в которой признали полное подчинение папе.На деле все выходило иначе, царевна начала политическую игру с очень далеким продолжением. Пешкой в ее игре был муж, а фигурами – русский народ, названный ею по греческой традиции славянами . Эти чужие люди другого имени не заслуживали, великая русская княгиня жила по византийским правилам, со своим представлением о народах и подданных. Уделом той женщины была власть, о ней думала она, в ней купалась…А за Московское княжество разгоралась нешуточная торговля. Запад не скрывал интерес к этой новой, нарождающейся единице на политической карте Европы, он смотрел на нее как на свою собственность или – как на возможную добычу. Все зависело от случая. Успехи Руси, ее победы были нужны в первую очередь Западу, они поднимали ставки в игре большой политики, в которой пешку проводили в ферзи. Каждый из игроков старался по-своему сделать это. Восток и Запад не скупились.Это, очевидно, и было «стояние на Угре» 1480 года, которое русские историки превратили в очередную легенду о несостоявшейся битве. «Стояние» проходило вдали от Угры. И сошлись там не военные, а политические силы, московский князь к ним не имел отношения, он оставался пока пешкой, стоящей в стороне и еще не проведенной в ферзи…В той картине крайне запутанных событий проступает и другой, почти «незаметный» нюанс, то был знак эпохи , которая не закончилась в России до сих пор. Послом московского князя в Риме стал некто по имени Иван Фрязин, он правил царские грамоты. На самом деле, как следует из западных текстов, то был итальянец Жан-Баттист делла Вольпе, тайный агент папы. Он первым из европейцев стал русским, приближенным московского князя. Не удмуртом, не коми, не марийцем, именно русским! Его примеру последовали тысячи католиков из разных стран, члены папских орденов. С них началась идеологическая агрессия, но ее никто из именитых российских историков даже «не заметил». А она вызвала на Руси и Смутное время, и уход в небытие династии Рюриковичей, и Октябрьский переворот 1917 года… Больше того, с нее началась Россия!

...

То и была обратная сторона «русской карты», позволявшая любому иностранцу, любому проходимцу войти в Москву, в ее власть. Требовалось назвать себя русским и взять новое имя. Что было куда проще, чем стать удмуртом или марийцем, где требовалось знание языка и обычаев. У русских не было пока ни языка, ни обычаев. Все на Руси были русскими. Все одинаковыми.

12 ноября 1472 года русской назвали гречанку Софью Палеолог. По свидетельству современников, она с тех пор правила в Кремле, решая государственные проблемы у себя в спальне. «Государь наш сам-третий у кровати всякие дела делает», – стали говорить на Руси о своем великом князе, который великим уже не казался. Хитрая, властная женщина учила мужа уму-разуму по «собиранию» Руси, она внушала ему представления о политике, о государстве, о «славянстве». Это и отразил русский Судебник, перевернувший всю внутреннюю политику вассального государства.

Внешне же византийское присутствие выразилось в увеличении пышности, во введении придворных церемоний, в отдалении князя от бояр и дворян, в «появлении» на Руси славян… Вот она, тень Византии.

Иные русские устремились к ней, как к оазису в пустыне, а иные невзлюбили великую княгиню за ее страсть к интригам, к протекции западным торговцам, откровенно обворовывавшим Русь. «Как пришла сюда княгиня Софья, так наша земля и замешалась, пришли нестроения великие, как у них в Царьграде при их царях». Новую правительницу презрение аристократов совсем не волновало, она, не скрывая, брезговала ими.

Князь Курбский, пожалуй, высказался конкретнее всех: «В предобрый род русских князей вселил дьявол злые нравы, наградив его чародеецей…», потому что Софью уличили в сношениях с ворожеями. Цель оправдывала средства, она привезла с собой на Русь свору каких-то темных людей. Ради власти не останавливалась ни перед чем. Шла не озираясь.

Все знали и о другом грехе великой княгини, она отравила наследника престола, сына Ивана III от первого брака, чтобы утвердить своего сына Василия, будущего отца Ивана Грозного. То якобы легенда, утверждают иные историки, но легенда, удивительно напоминающая сюжет убийства другого царевича – Димитрия, на котором оборвалась династии Рюриковичей. Наследники русского престола с приходом Софьи Палеолог гибли словно осенние мухи, а объяснения тому никто не находил… Странно как-то.

Впрочем, легенда то или нет, а детоубийство в Московском Кремле началось. Не только детей убивали тогда, вся княжеская семья была вытравлена, что в точности установила криминалистическая экспертиза. Отравлена была и сама Софья. Мышьяком и ртутью… Кто мог травить в Кремле?

Князь избегал жены после раскрытия в 1497 году очередного ее заговора с целью уничтожения маленького Дмитрия, который приходился князю внуком по линии старшего сына… По воле великой княгини жизнь Москвы действительно перевернулась, дворцовые убийства, заговоры, мучившие когда-то Константинополь, вошли в русскую моду. И не только они… Многое взяли тогда из традиций и этикета византийского двора, многое стало предметом восторга.

Греки умело вживляли в сознание русских мысль, положенную в основу идеологии славянства, – восторгаться Западом и принижать свое, родное. Они знали, так начинаются рабы – с восхищения своим хозяином. Но эти их действия получили оценку как приобщение русских к христианству. В русских умах Древняя Греция и Рим превращались в центры мировой культуры. В то время как их собственное прошлое уходило в небытие… Мир упрощался до примитивизма. Помните, «приходите княжить и владеть нами», с этих же слов начинается история славянской Руси. То первый ее шаг на дороге Времени.

...

Разве так начиналась Киевская Русь? Или – Дешт-и-Кипчак?

Удивительно, чужое семя ложилось на подготовленную почву. Московиты хотели забыть родной Дешт-и-Кипчак и Алтай, чего грешить, их уговаривать не требовалось. Им желанна была греческая ложь, чтобы в ней «найти» свои новые корни – славянские. Отсюда та закостенелая ненависть к тюркскому миру, которая всегда с тех пор отличала Москву. Так люто ненавидят только братья по крови!

А стоит человеку принять ложь за истину, и он станет другим человеком. Все зависит от умения подать ложь. От упаковки и сервировки… «Кто не чувствует мрака, тот не ищет света» – говорят на Востоке. Московские тюрки не чувствовали ни мрака, ни света. Картины мира им рисовали греки. Повторялось то, что прошла средневековая Европа, спрятавшая следы Великого переселения народов…

Славянство казалось ищущей себя Москве приятной тенью в жаркий день. Русские брали все подряд, лишь бы новое, лишь бы отличающее. Всем восторгались, всему радовались. Например, герб Палеологов (черный двуглавый орел) превратили в герб Москвы. Никто из славян не вспомнил, что двуглавый орел залетел в Византию с Алтая, где был известен до Великого переселения… Все разом забыли.

С Софьей на Русь вторглась византийская традиция, она быстро меняла стиль жизни стольного града. Этого хотели сами горожане, они напоказ меняли себя, свое поведение, желая выслужиться перед греческой княгиней, что стало чертой дворни и дворянства – выслуживаться ради сиюминутной выгоды. Но так жили в Европе. Показательно, именно в то время боярская Москва, защищавшая древние традиции, начала редеть, бояр стали отдалять от князя.

И судя по замечанию венецианца Амброджо Контарини, побывавшего в Москве в 1476 году: «здесь много греков из Константинополя, приехавших с Софьей Палеолог», они, греки, были авторами московской перестройки. Они задавали тон. Кремль всячески поддерживал пришельцев, которые стали хозяевами положения, «очагами» христианства, то есть новой духовной культуры , пропагандировавшей Запад… На Руси новая религия вышла на старт. К ней стали присматриваться в первую очередь те, которых вскоре назовут дворянами.

Увы, ответ русских достоин сожаления, он показывал не только слабость их духа, но и вошел в «народную» традицию славян, что видно из записок того же венецианца: «Они величайшие пьяницы и этим похваляются, презирая непьющих», то есть греков. Пить с горя стало привычкой на Руси. Это тоже черта рабов, которым дали волю. Они стали похожи на каторжников, самодовольно играющих своими цепями. Раньше там пили только с радости, только по случаю победы и праздника.

Вот еще фраза того же автора: «Князь владеет большой страной, он мог бы иметь достаточно людей (для войска), но множество среди них – бесполезный народ». Мог бы, да не имел… Записки венецианца интересны тем, что в них папский посол, разведчик по совместительству, собирал сведения о сильных и слабых сторонах Московского княжества, это он отметил, что сын от первого брака не в милости у князя за неподчинение мачехе , предугадав судьбу убиенного юноши. Он сообщил много неприметных деталей, которые отличали теперь Москву.

Софья царствовала с византийским размахом. Ее манеры выразительнее слов. Она всегда ловчила, скрывая истинные желания. И это тоже отметил папский посланник.

Так, в 1479 году княгиня пригласила митрополита Геронтия для освящения по греческому обряду отстроенного в Кремле огромного Успенского собора, не известив князя. Но незаконное освящение храма все-таки было прервано, народ прервал, мол, Геронтий «ходил не по солнцу». И великий князь, сказав, что за это «гнев Божий приходит», не по-божески идет церемония, заставил завершить ее уже русского митрополита по старому обряду.

Дошло до того, что на Руси появилось сомнение в правоверности греков, поводов тому нашлось предостаточно. И было внесено обращение «не принимать греков ни на митрополичью, ни на архиерейские кафедры». Речь шла о чистоте арианства ! Но поздно, греки, назвавшись русскими, с усердием червей творили свое черное дело по разрушению духовной культуры Руси.

Вроде бы изменив христианству, Софья на деле внедряла его. Она выписала из Западной Европы зодчих и художников, которые возводили и расписывали храмы Москвы, дворцы. Княгине важно было доступными средствами убедить русских в превосходстве христианской, то есть западной культуры. Подавить масштабом. И она с успехом делала, что могла и как умела.

Пригласила, например, итальянского мастера А. Фиораванти, к тому времени известного во многих странах. Этот талантливый зодчий, судя по фамилии, тюрк по крови, уроженец тюркской Равенны, построил Успенский, Благовещенский соборы в Кремле. Украсилась Москва Грановитой палатой, Теремным дворцом, Архангельским собором и другими новостройками. Они, пусть арианские, были необходимы, великокняжеская столица желала быть столицей царской, наследницей Византии.

Утверждая в Москве символы христианства, греки тем самым утверждали себя, свою власть. Идея Третьего Рима пока не носилась в воздухе (она еще не сложилась!), но уже начала выкристаллизовываться: Русь вслед за Европой вступала в эпоху Возрождения.

Тюркское наследие умирало, вернее, его маскировали. Все шло почти как на Западе. Только без костров. Не ведала Софья, что в архитектуре Кремля, заложенной итальянцем, в новых соборах и башнях повторялись… тюркские традиции , с IV века принятые в Европе. Тот же «шатровый» стиль, положенный в основу готики.

...

«Родившаяся» после инквизиции так называемая интернациональная готика появилась во многих европейских странах сразу. Хотя для рождения архитектурного стиля такая множественность невозможна, и это понимают все здравомыслящие люди. Архитектурно московские постройки не отличались от тех, что были в городах Дешт-и-Кипчака – в Казани, Булгаре, Сарае, Киеве, Ельце, Астрахани, Тобольске или Тюмени… Их потом назовут славянскими, или древнерусскими, или христианскими, когда начнут фальсифицировать известную историю.

Что ж, архитектура – тоже след инквизиции. И доказательство того, что «рукописи не горят», а культура народа не исчезает.

Ее лишь называют по-новому.

Москва желала быть славянским государством, но обстоятельства не ускоряли осуществление ее желаний.

Пришедшего на смену Ивану III, его сына от Софьи Палеолог, Василия отличали безволие, смиренность и удивительное спокойствие. Молодой князь, конечно, продолжил линию отца, но очень вяло. Его тусклое княжение отмечено, пожалуй, двумя светлыми для правителя штрихами. Во-первых, он разрушил по примеру Великого Новгорода другой оплот варяжской Руси – Псковскую республику, захватил Смоленск, потом Рязань. Во-вторых, еще шире внедрил в скромный московский быт византийскую роскошь. Дворцы, приемы, интриги, ими отмечена вся четверть века его правления. Это все, что оставил великий князь, жадно смотревший на Запад, но так и не решившийся сделать шаг в его сторону.

Главным наследием Василия были не дела, а сын – первая личность на московском престоле, Иван Грозный. Личность европейского масштаба! Вот кого отличала и политика, и размах. Он, как и отец, не был христианином, платил Орде оброк , направляя его в Крым, новому «куратору» Москвы… Однако прежде чем перейти к истории Ивана Грозного, к его трагической судьбе, важно прояснить детали, отличавшие тогда Восточную Европу.

Их несколько, они позволят с иной, нетрадиционной точки зрения увидеть этого по-своему великого человека.

Его историю писали победители, христиане, они давали оценки. Но были и побежденные, в том числе сам Иван Грозный, у них была своя правда, свое видение событий . К их голосу не прислушивались, не принято, потому что их удел – презрение. Или умалчивание. А будет ли без них, без побежденных, цельной картина событий? Поэтому в нашей книге и есть страницы, отданные им, их горькой правде. Для достоверности.

…Тот оброк, который платили Орде, в Москве называли «поминки». Ведь русские по-прежнему арендовали войско у Орды, оно находилось у них ровно столько, сколько требовала война и внесенная сумма. Так, например, заплатили хану в 1512 году за поход на Литву семь тысяч рублей золотом, и войско честно исполнило свой долг. «И ныне за тебя днем и ночью сечемся и помогаем», – доносил крымский бей Халил в Москву, князю Василию III, этому «покорителю» Пскова и Смоленска.

Оброк (поминки) русские платили и до, и после Ивана Грозного. В 1614 году Москва отвезла в Крым семь с половиной тысяч рублей, а в 1640-х годах платила уже по двенадцать тысяч. Это было нормально, союз с Ордой был выгоден Рюриковичам, он давал возможность политического развития. И хотя Золотая Орда со времен Батыя пребывала в кризисе, она не сдавалась, силилась выжить за счет армии. Ей кое-как удавалось, но долго так продолжаться, естественно, не могло.

Требовалась новая политика, а ее не было. Поминки оставались статьей дохода ханской казны, едва ли не главной. Они и военные трофеи.

Разумеется, слабость Орды, разброд, вражда пришли не сами, страну старательно ослабляли извне, делая это с изяществом ювелира. Случайно ли хан Берке принял ислам, а хан Мамай – католичество? Нет, конечно. Случайно ли отделилось Крымское ханство? Тоже нет. А Казанское? А Астраханское?.. Случайностей тут не было. Были одни закономерности.

Раскол Орды планировал Запад!..

Междоусобицы, начавшиеся при Батые, это артподготовка перед наступлением христианства на восток. То был ответ Запада на поход Батыя в Европу. Он отличался изощренной дерзостью и редкой продолжительностью. К сожалению, историки робко ворошат те события, объясняя их без познания тюркской культуры, без учета итогов Великого переселения народов. А тут все взаимосвязано, без одного не было бы другого.

С Батыя вплоть до Ивана Грозного продолжалась та священная война, что объявил Чингисхан, Восток в ней безнадежно проигрывал. Вот что, по нашему мнению, отличало ту эпоху: колебания в вере, религия и есть причина поражения тюркского мира . В том числе и Орды Чингисидов, и Руси Рюриковичей. Не языческой была их культура. В IV веке она привлекла европейцев своей правильностью и силой, через тысячу лет интерес к ней был иного свойства, учителя уже раздражали учеников.

Их невзлюбили за то, что они – учителя . Орда при всех ее слабостях напоминала Западу о прошлом, том прошлом, которое он выжигал из памяти кострами инквизиции. Последнее напоминание, последний оплот чистой веры был обречен, равно как и правители, стоящие за ним… К сожалению, трудно теперь уяснить, но, говоря об Орде, точнее, о Дешт-и-Кипчаке, мы говорим и о Московской Руси, говорим, как о правой и левой руке одного человека. С точки зрения государства то была одна страна, один человек. С точки зрения Церкви тоже одна страна, где отрицали Бога-Христа, а значит, и его Наместника на земле. Там прославляли Единобожие, за что и поплатились.

Суть христианства для многих аристократов в том и состояла, признает он или не признает власть папы римского. Религия на Западе давно стала политикой, ее игрой. Это и не скрывали. На Востоке жили враги папы, они не признавали его за «царя царей». Вот она, главная причина несогласия – отношение к папе! Не поменялось оно и сегодня, что тоже трудно осознать.

Ведь даже государственное устройство сегодняшней России походит на то, что существовало в Орде: в роли Московского княжества выступает Татарстан или Чувашия, у которых тот же суверенитет и то же отсутствие реальной власти. Разница в том, что царя теперь называют президентом, что изменилась столица, Сарай уступил место Москве. Изменился язык. Что-то еще стало иным. Но принципиальных отличий нет. Та же федерация, те же порядки, те же поминки, наконец, только все названо по-другому. По-современному.

Орда – территория, целиком вошедшая в современную Россию, со всеми ее «ордынскими» проблемами и населением. Ордынцы – предки большинства русских, тех, чья родина южнее широты Москвы-реки… О них и идет здесь речь, они те побежденные, мнение которых не спрашивали при написании истории. Непонимание этой истины значило бы непонимание прошлого России…

И если в столице Орды, в этом «федеральном центре», атаки христианства имели успех, то Московская Русь отбила их, оставаясь неприступной цитаделью, перед которой ретировалась Софья Палеолог. Вот что выводило Русь, субъекта «ордынской федерации», в лидеры. Стойкость духа. Самостоятельность политики. Она говорила с Западом от лица тюркского Востока, ее стали ценить и уважать даже в ставке хана. Это же факт.

Такое замечают сразу, и в том состояла заслуга в первую очередь Ивана Грозного, который, не спросив хана, бросил перчатку папе римскому своими Ливонскими (1558) и Каспийскими (1560) войнами. И тем продолжил священную войну Чингисхана за Единобожие.

Атаки Запада после инквизиции имели сугубо политическую причину. Церковь, позаимствовав учение о Боге Небесном, больше не желала связывать корни своей веры с Алтаем. Ей хотелось по-новому написать историю и утвердить свое место в ней. Западная теология к тому времени проделала многовековой путь, ввела новые обряды и правила, ей по силам было изменить точку отсчета места и времени, откуда этот путь начался. «Свет начинается не с Востока», доказывала теперь она. То был знак эпохи Возрождения.Христиане, увлеченные политикой, вновь вступали в конфликт с совестью. Миф Константина благодаря усилиям церковных ученых обрел плоть, вымысел стал неоспоримой истиной, с ним сроднились.О чем дальше говорить? О какой истории, о каких традициях?..На Алтае знали девяносто девять обращений к Богу Небесному – к Тенгри, причем каждое служило по-своему: Бог (Богдо или Боже), Ходай (Кодай, Худай), Алла (Олло, Эло), Господи (Гозбоди). Еще говорили Дангыр, Тангра, Тура, Тигир . Эти слова две с половиной тысячи лет назад слышало Небо. Потом, в IV веке, слово «Бог» перешло в христианство. На Алтае (по-тюркски) оно значило «обрести покой, веру». «Ходай» (в переводе с тюркского буквально «стань счастливым») подразумевало, что Тенгри – Творец, Создатель сущего в мире, Он дает счастье жизни. «Ходай» говорили мусульмане и христиане средневековой Европы, отсюда, между прочим, западная транскрипция – God, Gott. «Алла» тюрки произносили, прося о чем-то Тенгри, обращение сложилось от «ал» (рука), иначе – «Дающий и Забирающий», читая молитву, полагалось подставлять ладони Вечному Синему Небу. Слово перешло в ислам, но для мусульман-тюрков «Тенгри», «Бог», «Ходай» и «Алла» оставались синонимами. Как у предков, исповедовавших Единобожие. В Орде и на Руси знали лишь эти обращения. С ними молились, поэтому в некоторых западных источниках русских и ордынцев называли мусульманами .

...

На востоке Европы был не ислам, там жила первозданная вера в Бога Небесного, ее не делили на христианство, арианство, мусульманство или еще как-то. Вера, она и есть вера. Бог, он и есть Бог. То был край веротерпимости. Москву Рюриковичей отличал арианский лик, пришедший вместе с ними из Скандинавии, Сарай – алтайский, более древний, он все-таки главенствовал в Орде, несмотря на противодействие царской власти.

Но где, у какого историка прочитать о том, что объединяло Орду и Русь? Это же части одного государства, одной, цельной культуры?! Таких работ нет. То единство невыгодно Западу…

Первыми гонцами Церкви на восток Европы стали папские легаты, монахи Джованни дель Плано Карпини (1245–1247) и Гильом де Рубрук (1253–1256), они ехали исполнить миссию и тайно собирать сведения о незнакомой стране. Их записи потом, через века, вышли отдельными книгами и вполне могут служить пособием по визуальной разведке.

Шпионом, но не по своей воле, стал Марко Поло, проживший долгие годы у тюрков (1271–1295), служивший хану, знавший жизнь Дешт-и-Кипчака изнутри. Его по приказу папы, уже по возвращении на родину, в 1298 году посадили в тюрьму и заставили «поделиться» воспоминаниями… Рим собирал сведения об Орде, о тюркском Востоке, не упуская даже мелочей.

Казалось бы, что теперь в них, в тех истлевших путевых наблюдениях?

Оказывается, прошлое России! То, что приказано забыть. Бесценные страницы, их не коснулась рука церковной цензуры, они правдивее, чем горы учебников и монографий, написанных позже. Папские шпионы доносили то, что видели своими глазами, – факты. Без анализа и выводов. Их информация объективна и, с этой точки зрения, безупречна, на ней строилась политика Церкви. Вот чем интересна она. Поездки папских легатов пришлись на XIII век, когда Западная Европа уже грелась у костров инквизиции, а руки папы тянулись на Восток мстить Орде: христианская империя мечтала поквитаться с обидчиком, расширить границы.

Легаты шли по целине, не знавшей папского плуга. По патриархальному краю.

К сожалению, кроме книг путешественников, достоверных сведений об Орде не осталось. В XVII веке многое сожгли, иное переписали под диктовку иезуитов, ввели новый алфавит – кириллицу, чтобы люди не читали старые, уцелевшие книги, написанные глаголицей и по-тюркски. То была уже русская инквизиция , начатая при Романовых.

Так, от Киевской летописи «Повести временных лет» Нестора остались название да несколько коротких фрагментов, остальное переписано. На эту тему есть уникальный научный труд академика А. А. Шахматова, и не только его… Но тогда, при Рюриковичах, времена были иные, переписчики истории не вошли во вкус. Мир Восточной Европы, в том числе Московское княжество, не называл себя славянским, стыдился, он жил свободно, в чистоте и патриархальном уюте. Таким и увидели его папские легаты – размеренным, не чувствующим приближения бури.

То был последний век свободы, он закончился вместе с династией Рюриковичей – с Иваном Грозным…

В том отрезке истории выделяется один весьма приметный факт: посланник папы римского Карпини вез на Алтай письмо к пресвитеру Иоанну, «белому первосвященнику», то был один из поводов для его миссии. В Ватикане хранится копия, она показывает, что на Востоке не было язычников. Более весомого аргумента, чем папская переписка, пожалуй, и нет, даже если не брать в расчет археологические находки и отбросить книги, говорящие о вере тюрков.

Путевые записки ценны тем, что в них запах времени, который выветрен в трудах историографов. Глаза чужака лучше, чем человека местного, привыкшего, видят чужое. Так и легаты папы, попав в чужую страну, записывали то, что, по их мнению, важно использовать на благо Церкви здесь, в Восточной Европе. Многого стоит, например, такое замечание Рубрука о внешности Батыя: «Батый, показалось мне, похож на господина Жана де Бомона».

Их информация деловая, объективная, не случайная, хотя и отчасти предвзятая. Ведь гостям показывают то, что желают хозяева! По-другому не бывает.

Однако уместен вопрос: а как папские монахи общались в незнакомой стране, на каком языке говорили? Карпини и Рубрук лишь вскользь говорят о том, видимо посчитав вопрос не достойным внимания. А общались они, как видно из их же текста, со встреченными людьми свободно. По крайней мере, ограничений в беседах не было. Переводчик уточнял иные формальности, но не он вел беседу и не сопровождавший, а сам монах, который иногда обращался к переводчику (толмачу) за уточнениями.

Опять народная латынь ?! И на этот раз в Дешт-и-Кипчаке? Или нет?

Правда, Марко Поло, «умный и благородный гражданин Венеции», как он скромно заявил о себе, был обстоятельнее папских монахов, свою «Книгу» начал с воспоминания о том, как его отец и дядя, желая поправить пошатнувшиеся торговые дела, отправились на Восток. Великий хан принял их тепло, долгой беседой, они отлично понимали друг друга, потому что (цитируем) «люди были разумные и по-тюркски знали».

На тюркском языке шел диалог Востока и Запада.

В Дешт-и-Кипчаке в те годы побывал Ибн Баттута, арабский путешественник, он оставил записки – настоящую песню о вольной стране. У него вышла удивительная книга, ее не назовешь исторической, так много тепла, света и жизни хранит она… После чтения трудов араба и римских монахов работы великих российских историографов бледнеют: предвзяты и слишком беспомощны. Иначе о них не скажешь.

Сведений о тюркской культуре на Руси сохранилось немало, они покоятся порой в неожиданных изданиях. Например, у Афанасия Никитина, русского купца, ходившего за три моря, обнаруживается, что молитвы читали по-тюркски, молились не по-христиански. Записки купца изданы Российской академией наук, достоверность комментариев не вызывает сомнений, разве что есть неточности перевода. Вот фрагмент ее текста:

А вот его перевод:

Заканчивалась русская молитва, как положено тенгрианским молитвам, словом «Бог»: Алла, Ходай, Бог, Тенгри… Здесь даже вроде бы и комментировать нечего.

...

Равно как и в других молитвах. «Ата чин аш Ижеси…», то есть «Отец, Бог пищи духовной…» – этими словами начиналась древняя тюркская молитва во имя Всевышнего Тенгри. А не угадываются ли эти священные для тюрка слова в русской молитве «Отче наш, Иже еси…»? Интересный вопрос, не правда ли?

Не менее познавательна китайская история. Казалось бы, какое отношение она имеет к тюркам и к Московскому княжеству? Оказывается, непосредственное. Северный Китай входил в состав Дешт-и-Кипчака, мы умышленно обходим молчанием историю уйгуров и киргизов, а также жителей Северо-Восточного Китая, чтобы не вторгаться в современную политику, хотя в ней, в той истории, интереснейшие, но не бесспорные факты.

Вот, например, нейтральный вопрос, далекий от современности: зачем китайцы построили знаменитую стену на границе с Алтаем? Явно не для Книги рекордов Гиннесса. Оказывается, и не для защиты от кочевников. Великую китайскую стену возвели, чтобы остановить отток людей из империи, китайцы бежали на север семьями и целыми деревнями. Там жилось веселее, это слова из китайской летописи.

На Алтае жилось веселее! Разве то не оценка тюркской жизни?!

Стали бы к «поганым татарам» тянуться паломники из Индии, Тибета, Ирана, Западной Европы? А они приходили, вера влекла их, так записано в исторических книгах. Папский легат Карпини о вере тюрков писал так: «Они веруют в единого Бога, которого признают творцом всего видимого и невидимого, а также признают его творцом как блаженства в этом мире, так и мучений, однако не чтят его молитвами, или похвалами, или каким-то обрядом». Где здесь язычество?

А строка не закончена, автор не сказал главное, тюрки не посвятили его, чужака, в свои секреты. Но для Рубрука сделали исключение, видимо, он приглянулся им своей внешностью и тем, что его прислал с миссией Людовик Святой, король Франции, потомок алтайской династии… Монах удивился вере степняков, похожей на христианство, но непонятной ему. Он обратился к сопровождающему, а тот его поправил: «Не говорите, что господин – христианин. Он не христианин».

И монах понял, что население не христианское, хотя и кажется таковым.

«Я нашел некого человека, имевшего на руке крестик из чернил, отсюда я поверил, что он – христианин, ибо на все, что я у него спрашивал, он отвечал, как христианин. Поэтому я спросил у него: «Почему вы не имеете креста с изображением Иисуса?» Он ответил: «У нас это не в обычае». «Как вы веруете в Бога?» Он ответил: «Мы веруем только в единого Бога». И я спросил: «Веруете ли вы, что Он дух или нечто телесное?» Он сказал: «Мы веруем, что Он дух». Тогда я спросил: «Веруете ли вы, что Он никогда не принимал человеческой природы?» Он ответил: «Никогда».

Рубрук был внимателен к деталям жизни, многое открывалось ему:

«Я увидел дом, над которым был крестик… вошел туда и увидел алтарь, убранный поистине красиво. Именно на золотой материи были вышиты или настланы изображения Спасителя, святой Девы… двух ангелов, причем очертания тела и одежд были расшиты жемчугом. Здесь же находился серебряный крест с драгоценными камнями по углам и в середине и много других церковных украшений, а также перед алтарем горела лампада с маслом, имевшая восемь светилен».

Очень ценное наблюдение, оно показывает убранство тюркского храма и еще то, что католики были уже далеки от Церкви, которую оформил папа Григорий Великий. За века католическая Европа изменилась неузнаваемо, она утратила корни, те самые корни, к которым заботливо привил ее папа Григорий!.. Церковь теперь считала, что рождением она обязана только самой себе. А так не бывает. Сын не может быть себе отцом.

Рубрук даже не понял, почему тюрки не признают христианства. Монах не знал истинной истории Церкви, не знал традиций Единобожия, которым когда-то следовали и римляне. Не понимал, почему папа Григорий публично назвал себя «епископом не римлян, но лангобардов», то есть не христиан, а кипчаков – хранителей чистой веры.

Люди, встреченные Рубруком, были реликтами веры, они хранили в душах то тепло, с которого началось в IV веке христианство, утвержденное Константином. Ханифами назвали их православные и мусульмане… В духовной культуре Орды таились истоки католичества. Как угольки в пепелище большого костра.

Выходит, посланники папы по воле случая оказались в «машине времени», но были не готовы к той фантастической поездке в прошлое. Не понимая происходящего, Рубрук, как человек честный, искренне удивлялся, как глубоко верующий, не усомнился, он опирался на свое знание, на свою правильность, которой научила его Церковь. В образе Бога он видел только Христа. Видел, не ведая, что при папе Григории Великом образа (лика) Христа не было, был агнец. А лик Умай легат, находясь в храме, принял за Святую Деву. И ошибся, вновь подвела предвзятость. И незнание.

К исходу Средневековья Западная церковь сменила иные обряды, старые медленно забылись, в том был ход Времени: на смену одному шло другое, уделяя внимание не духу, как прежде, а обряду. Не поступку, а смирению. Это стало принципиально новым, сугубо европейским.

И теми новациями расширялась пропасть между вчера и завтра.

Не вина Рубрука, что он не знал чего-то, монах выражал знания о незнакомой вере в понятных терминах христианства, он не мог поступить иначе. Его сознание вылепила Церковь, теологи нарисовали ему прошлое, каким хотели бы видеть, не думая, что получились воздушные замки, хоть и очень красивые. Придет время, и они развеются, такова судьба всех воздушных замков. Даже самых красивых… Будь они с католическим крестом или без него.

Восток, его духовенство, наоборот, отличали знания о Боге . Для него все другие религии оставались разновидностями веры в Бога Единого, ветвями одного древа, поэтому тюрки никогда не уничтожали и не унижали иноверцев. Чужая вера им не была чужой. Это и отличало Орду с ее вассалами – Московским, Казанским и другими ханствами. Там за всю историю не было зафиксировано ни одной религиозной войны. Воевали, как известно, много, но не из-за религии.

Вот почему католики проникли на тюркский Восток, прижились в понятной им среде, они знали местное правило: «кто верит в Бога, тот свой».

В простоте тех слов – философия тюрка, она объясняет многое. И нерешительность Чингисхана, и, если хотите, недоумение академика В. В. Бартольда, встретившего в Средней Азии «несториан», говоривших по-тюркски и не называвших себя христианами, хотя внешне следовавших обрядам христианства. Знаменитого востоковеда удивило, что слово «христианство» чуждо этим людям, оно не встречалось в их письменных памятниках. Бартольд, крупнейший ученый европейской школы, впрочем, как и Рубрук, похоже вообще ничего не знал о вере тюрков! Он, написавший блестящие работы по исламу, даже не осознавал, что тюрки издревле верили в «Того, Который воистину главный на Небе».

Все-таки у них в IV веке христиане учились азам религии!.. А не наоборот.

Европейцы знают правду о себе по книгам, которые сами же и пишут, а ее, правды, там давно нет: книги написаны в угоду Церкви, под ее диктовку… Первыми править правду о вере на Руси начали в годы царствования Ивана Грозного появившиеся здесь иезуиты, что знаменовало собой начало конца династии Рюриковичей.

...

Сила ордена была огромна, ее не сдерживали границы континентов. До Японии, до Индии и Америки дотянулись иезуиты. Они проникли на мусульманский Восток и многое там натворили. С их помощью ислам стал другим – арабским… Всюду Запад выжигал «тюркский след», всюду кроил прошлое по-своему. Москва не исключение, наоборот, предмет его особого интереса.

С 1801 года штаб-квартира ордена иезуитов, как известно, переселилась в Россию , это их слова: «умом Россию не понять». Поэтому и ушло в небытие прошлое Руси, отравление династии Рюриковичей, которая встала поперек Церкви.

…Забегая чуть вперед, необходимо сказать, придумать историю Московской Руси задача не из легких. Первым взялся за нее в петровские времена В. Н. Татищев, он не был ученым, он управлял заводами на Урале, потом – Астраханской губернией. Словом, выдвиженец Романовых. Его труд «Историю Российскую с самых древнейших времен» курировал лично Я. В. Брюс, человек, о котором известно много и ничего. Такие окружили царей Романовых – западные реформаторы, ставленники папы, иезуиты, выверявшие поступки на годы вперед. Этот сенатор, приближенный Петра I, переводил на русский язык западные книги, ведал делами царской типографии, «прилежал обстоятельную российскую географию и историю сочинять». Идеолог Петровских реформ! Без его согласия русский царь шагу не ступал.

Был ли Брюс иезуитом, история умалчивает, его прошлое таинственно. Но русским стал легко. Назвался и стал.

Это он в 1720 году вручил Татищеву летопись, названную «Кабинетная», давшую «начало и основание» (так записано у Татищева) российской истории… Откуда появилась летопись? Как? То была не фальшивка. Что-то иное, не имеющее определения и похожее на конспект. В ней вопиюще грубо изложены события прошлого, ставшие началом и основанием российской истории. Полное несогласование фактов… Не ясно, как первый русский историк Брюс составил «древнеславянский» текст летописи? Откуда он взял «древнеславянский» язык у народа, который лишь недавно греки назвали славянским?

...

Вопросов очень много. И все без ответа. Болгарских славян можно понять, они свой «древнеславянский» язык называют «протоболгарским», тихо добавляя, что это тюркский язык. Но как понять русских людей XVIII века, которые еще говорили на родном языке? Их славянскому диалекту предстояло появиться , над ним начали работать иезуиты, их университеты в Западной Украине, Польше, Литве.

Кроме языка летописи, обращает внимание легкость, с которой Татищев цитирует работы европейских и азиатских историков, эрудиция уральского заводчика восхищает. Если же учесть, что он не читал книг на русском языке, потому что этих книг не было, а иностранных языков не знал или почти не знал, то его «сочинительство» маловероятно, если не сказать подозрительно. Равно как сама «Кабинетная» летопись.

Откуда же появилась она?

Однако XVIII век тем отличался, что царская власть, проводя реформу за реформой, создавала новый язык (славянский диалект) и новую русскую культуру взамен тюркской. Славянство и надо было отразить в истории. Как? Этого никто не знал. Поначалу Татищев занялся географией, по его словам, «географию сочинять гораздо легче, чем историю». Возможно, слово «сочинять» носило неизвестные нам оттенки, но труд Татищева – чистое сочинительство в пяти томах, написанное по царскому приказу.

Так российские власти приняли иезуитскую эстафету на востоке Европы и, приняв, понесли дальше – в века.

Предками славян назвали скифов. «Скифы» Татищева говорили на иранском языке, который потом плавно, сам собой перешел в славянский язык. Разумеется, ни одного доказательства новой теории представлено не было. Они и не требовались.

С тех пор русских людей убеждают в абсурде, мол, в IX веке пришли на берег Днепра славяне и построили Киевскую Русь, прародину России. Вышли из новгородских лесов, где жили в шалашах и землянках, и сразу построили Киев?.. Так стал Иван Грозный безродным, его лишили предков, то есть норманнов, которые пришли из Скандинавии и основали Русь.

Кто же они, эти таинственные тюрки, которые стали изгоями даже на родине? Без ответа на «коренной» вопрос не будет истории Московской Руси и России… Древние алтайцы, по данным антропологов, делились на две группы. Одна европеоиды, вторая монголоиды. В смешанных браках доминировали монголоидные признаки, более древние. Конечно, внешние мерки не надежны, когда речь идет о народе, который сложился из союза племен: цвет кожи, разрез глаз не имели значения. Главным для них был дух! Это важно понять и принять. Вера в Бога Небесного три тысячи лет назад собрала племена Центральной Азии в единый народ, дала им новую мораль. Вот что случилось тогда, они приняли общий язык и общие правила поведения, которые называли тюркскими . Слово «тюрк» носило не этнический, а скорее, религиозный оттенок, оно объединяло тех, кто верил в Бога Небесного, кто свои поступки сверял с Его заповедями. Науке известны несколько версий происхождения слова «тюрк». Пожалуй, самая расхожая – китайская, значит «сильный», «здоровый». Версия приятная, но вряд ли правильная. Зачем алтайцам брать себе китайское имя? Поздние исследования показали, действительно, китайцы узнали это слово от жителей Древнего Алтая, там люди себя называли: «Туракут», «Тркт». Если помнить, что Тура – имя Тенгри, одно из Его девяноста девяти имен, название народа обретает конкретный смысл. Отсюда, тюре, тэре – «крест» и кут – «душа», «жизненная сила человека»… Все эти звуки, на наш взгляд, тесно связаны между собой. Получается, народ, верящий в Бога, или Народ Божьей Силы, или Народ с душой, наполненной Богом. Вот что означало «тюрк» три тысячи лет назад. По крайней мере, в XI веке до новой эры, судя по китайским находкам, люди знали его.

...

Эта версия имеет сколько сторонников, столько и противников. В ней привлекает универсальность. И ее согласие с действительностью. Ведь точно так было с приверженцами ислама, их назвали арабами . Египтяне, сирийцы, ливанцы, другие народы Ближнего Востока и тюрки, жившие там после Великого переселения, стали арабами после принятия новой веры.

Собственно, так же было на Руси, где ариан назвали русскими , хотя то были разные народы. Вера в Бога Единого объединила их, она отличала московитов от христиан Западной Руси, которые приняли Бога-Христа, а с ним власть папы. Термин «русский» был не этнического, а именно религиозного свойства, Так продолжалось более века, он был сроди термину «тюрк» или «араб»

Религия тюрков не знала громких молитв, пышных алтарей и храмов, кровавых жертвоприношений, обряд строился скромно. И сложно. В том была его особенность. Тюрк отличался от язычников поведением . Именно единство поступков создало народ, вот о чем просил он в молитве Тенгри, вот чем жил:

«Киши хакы» называли тюрки закон своей жизни, правило своего поведения. Что это? Объяснить вряд ли возможно. Это – «право быть человеком» или «обязанность перед обществом», есть и иные толкования. За «Киши хакы» стояла идеология, диктовавшая традиции и обычаи, праздники и обряды, даже содержание пословиц и сказок… Все это и есть поступки.

В них сердцевина тюркской культуры – в них рождался дух. Это и уважение к старшим, к отцу, матери, девушке, брату, это и запрет обидеть ближнего, унизить чужое достоинство и честь, покуситься на чужое имущество. Люди жили, исполняя волю Всевышнего, потому что жили с убеждением: Бог видит всё. Он судья им.

Религия тюрков заключалась в делах, в добрых деяниях, а не в словах и обрядах. Ее не выпячивали напоказ. «Бог в душе», говорили здесь. Добрые дела отражали любовь к ближнему, поэтому у тюрков ценились именно поступки, а не слова и обещания. Вера обязывала делать добро и уклоняться от зла: «Побеждай ярость любовью, отвечай добром на зло, скупость побеждай щедростью».

А еще «Киши хакы» были совестью общества, что тоже верно, потому что совесть – духовная сила человека. Иначе говоря, проявление духа и веры. С нее начинался верующий человек. Совесть звучала внутренним голосом, она и диктовала поступки. Говорила, что есть добро, а что зло, что честно, что нечестно, что справедливо, что нет. Выходит, чтобы стать тюрком, человеку требовалось принять Бога и жить, сверяя с Ним свои дела .

Цвет кожи, разрез глаз, даже речь не имели значения. Потому так разнолик был тюркский народ! И так многочислен! Он веками жил с раз и навсегда принятым законом – с «Киши хакы»… Слово «Тенгри» являлось камертоном его жизни.

С колыбели люди познавали «Киши хакы» и следовали им. Тюрки чтили отца и мать, близких своих, которые с Божией помощью дали им жизнь. Они знали, нельзя убить без Божией на то воли. Нельзя грешить и красть. Сказать неправду тоже грех, за который отвечать на Божием суде. Даже в мыслях запрещали завидовать ближнему, называли зависть «болезнью красных глаз» и самым позорным пороком.

Их жизнь протекала под оком Божиим. Вера очищала сознание.

Конечно, не запретами отличались «Киши хакы», тогда бы они были слишком просты и непривлекательны. «Право быть человеком» открывало путь к Богу Небесному, к обретению святости. Оно учило, что надо делать, чтобы подняться на высшую ступень счастья. А высшим счастьем считалось блаженство, оно давалось лишь избранным. «Даже на самой высокой горе ближе к Богу не станешь», говорили на Алтае. И добавляли: «печать Тенгри – благочестие».

Благочестивых людей называли угодными Богу, или блаженными . Их хоронили на вершине горы, над их могилой возводили курган, гурий или храм.

Блаженство начиналось с труднейшего испытания: человек душой принимал свое несовершенство, свое ничтожество, свою беспомощность – так начиналось воспитание духа. Или – победа над самим собой. Потому что выпячивание «я» есть начало греха и конец веры. Яканье сделало первого ангела дьяволом, а гордыня изгнала Адама и Еву из рая, об этом знали на Древнем Алтае три тысячи лет назад… Так гласит народное предание. Оно изумило русского священника Ландышева, приехавшего в XIX веке насильно крестить алтайцев в христианскую веру. Этот священник не понял, почему Алтай в средневековую пору представлялся европейцам Раем земным, почему сюжеты рая пришли на Запад отсюда. Ни в Древнем Египте, ни в Древней Греции, ни в Древнем Риме о них не знали.

А Алтай знал, потому что лишь человек, принявший свое несовершенство, поймет: без Бога он ничто. Жизнь – дар Божий. «Добро и зло, бедность и богатство даются только Тенгри», – учит древняя тюркская пословица. И человек, вступивший на путь к Богу, верил без сомнений. Вера обязывала жалеть жестокого и всей душой желать ему исправления, не отвечая на жестокость. Искать правду, стоять за нее до последнего вздоха. Равно как милосердие и миротворчество, что тоже было долгом блаженного: в монастырях, которые назывались «абата», эти люди познавали мир.

Уважающий себя отец обязывал сына пройти курс, состоящий из трех наук: умения скакать на коне, стрелять из лука и говорить правду… Иначе он не тюрк.

О «Киши хакы» знали все, наверняка их записывали. Но записи не сохранились, потому что «бумагой» служили выделанные шкуры животных – недолговечный материал. Бумагу придумали во II веке. Но остались фразы, высеченные рунами на камне, они переполнены мудростью…

Тем не менее можно утверждать, что «Киши хакы» не исчезли. Их взяла Церковь как заповеди Закона Божиего… И это самое поразительное, с IV века они там, с появления Вульгаты – книги, с которой началось католичество. Кипчак, принявший христианство и имя Иероним, написал ее – тогда в Европе не было иных знатоков теории веры. Только тюрки… Не торопитесь спорить, уважаемый читатель: в мире, где правит Бог, случайностей не бывает.

...

На Древнем Алтае цифра девять считалась цифрой Тенгри. Вот почему в «Киши хакы» было девять пунктов закона для всех и девять пунктов для блаженных. Это в традиции тюркской веры: все троекратно.

К «Киши хакы» христиане добавили одно правило, взятое от иудеев, – про субботу. А чтобы никто не догадался, что заповеди Божии были за тысячу лет до Христа, Церковь запретила упоминать о тюрках, давших ей эти заповеди.

Для сокрытия истины и понадобились иезуиты, элитные войска папы римского.

…Тюркский мир стараниями иезуитов погружался в пучину, в нем появились «поганые татары», «дикие кочевники», «варвары, пришедшие с Востока». Те слова после падения Константинополя прочно вошли в лексикон христиан… Что бы ни говорили, а появление ордена иезуитов тоже было красивым ответом Европы на поход Батыя. Как и инквизиция. Европа мастерски мстила обидчику. Католики, приняв вызов к священной войне, объявленной Чингисханом, навязали противнику свои оружие и правила боя, которые оказались не по плечу самой сильной армии мира. Их оружием стало слово. Другое! Не Бог, а папа . Оно вживлялось в умы и души людей, его произносили тайные и явные члены различных орденов. За словами о спасении души, о сострадании, о любви к ближнему своему и другими постулатами Церковь на деле оставалась холодной – это высшее искусство политики. И лишь освоив новое оружие, папа начертил путь на восток, на Орду, куда в XIII веке проложил тропу Плано Карпини, францисканец, входивший еще и в орден миноритов, то есть разведки и анализа, самый закрытый орден.Орда оказалась абсолютно не готова к идеологическим сражениям, она по привычке искала подвига в прямом бою, чтоб на коне и чтоб свист в ушах…Важно отметить и то, что на тюркском Востоке не было церковно-политического института , которым славился Запад, там умели воевать, но не умели хитрить. Не могли анализировать события, чем в совершенстве владели католики. Поэтому в XV веке Орда и пала, началась долгая, мучительная агония. Еще на одну особенность надо обратить внимание, она малоизвестна, хотя отличала эпоху правления Ивана Грозного. Речь идет о западных форпостах Орды, на них имела виды Московская Русь с первых лет существования. Это земли Рюриковичей на Украине, они не подчинялись Москве. Те, на которых с Х века исповедовали христианство и которыми правили папские назначенцы – короли. Схватка за Украину, за восточный форпост Запада и западный форпост Орды, шла не один век. Поход Батыя – эпизод, маленький ее штрих. Война, которую вели папские монахи, была серьезнее и глубже, она задевала души людей, но мир не слышал о битвах той войны. Люди не ведали, что их колонизируют, они принимали ухудшения жизни, конфликты и трагедии за волю судьбы. Их стравливали, а они поддавались, не думая, что та вражда желанна кому-то. Ссорами тюрки убивали себя и здесь.Противник воевал их руками, вот что отличало ту войну.Борьба католичества и арианства завершилась на Украине быстро, их спор исчерпал себя к XV веку, униаты взяли верх…Но недолго пировали победители, им помешала Османская империя, она считала себя наследницей Византии, ей нужны были отношения с греческими колониями, которые остались на Черноморском побережье. В ее арсенале был незнаемый на Украине ислам , это усложнило политику в регионе. И упростило ее: османские тюрки, в отличие от латинян, говорили на одном с украинцами языке, поэтому стали и чужими, и своими одновременно. Их приняли, но с боязнью. Снова три противника сошлись в геополитической схватке за Дешт-и-Кипчак. Здесь, на подступах к Орде, переплелись интересы Запада, Востока и Юга. Соотношение сил не было равным, за Римом с его тайным оружием стояло последнее слово. Но папа выжидал момент, чтобы победить чужими руками. Он учитывал все, даже то, что каждый каганат Дешт-и-Кипчака, в том числе и Украина, складывался из юртов – земель, где по давней традиции правил хан, подвластный кагану. И это вспомнили в Риме.Именно юрты (княжества и ханства) позволяли перекроить Украину, они были теми «кусками», на которые рвали ее и Дешт-и-Кипчак. Например, Крымский юрт, субъект ордынской «федерации», пользовался теми же правами, что Московский или Казанский: великий хан выдавал правителю Крыма ярлык на правление. С ослаблением Орды юрты, у которых были правители, получали шанс стать самостоятельными государствами. Так и случилось: в 1438 году появилось Казанское ханство, в 1443-м – Крымское, в 1459-м – Астраханское, позже Касимовское и другие.Но была ли то свобода? Или плод молчаливой политики Рима, который желал раздробления Орды? Здесь можно очень хорошо поспорить… Сами по себе государства не возникают, их создают сильные мира сего… Взять к примеру тот же Крым.Первым из династии Чингисидов-Гиреев на крымский престол сел Девлет-Гирей, его, потомка могущественных тюркских родов Ширинов и Барынов, к ханской власти привели католики. Увы, они стояли за спиной хана.В юности хан воспитывался в Литве, при дворе князя Витовта, а в зрелые годы вел политику, ориентируя ее на Польшу и Литву, с их помощью разгромил одного за другим всех соперников на крымский престол. Католики в лице генуэзских купцов тогда прочно утвердились в Крыму, хотя поначалу были у них и трения с ханом, но военная эскадра, присланная из Генуи, быстро уладила спор.Девлет-Гирей с тех пор делал только то, что ему приказывали.Крым привлекал Запад не только своим географическим положением, но и давними христианскими традициями – Корсунь, Сурож. Население Крыма греки называли славянами , посчитав полуостров своей церковной колонией. Теперь пришли католики. Однако их благополучие в 1454 году нарушил визит турецкой эскадры, он не оставил генуэзцам надежд на безоблачное небо: турки захватили обе стороны Босфора и наглухо закрыли итальянцам проход в Черное море. Без связи с Италией крымские католики были обречены. Чем тут же воспользовался Девлет-Гирей. Он (христианин? славянин?) оказался мудрым политиком, умело вышел из-под руки Церкви. Принял ислам и тем продолжил традиции Единобожия. Церковь ничем не могла ответить, она молчала. Хан свернул с дороги, на которую его вывел папа римский, покорность, стоящая на фундаменте мудрости, спасала Крым – христианская экспансия миновала. Начали строить мечети, медресе, хан со свитой совершил хадж на Ближний Восток. Народ, выйдя из липкого лона Церкви, вернул «ридна мову», вспомнил родные песни… Поразительно, ныне мало-мальски образованный крымский татарин, в отличие от самых образованных англичан, французов, украинцев или русских, поймет средневековый текст, написанный предком… Ислам, видимо, был единственно правильным выбором в той ситуации для Крыма, он оставлял свободу, сохранял национальную культуру. Давал тюркам второе рождение. Приняв ислам, хан освободился от тайных и явных советчиков папы, которые кольцом окружали трон, стал человеком другого мира. Жизнь складывалась как нельзя лучше. Но после смерти хана все вернулось на круги своя, началась кровавая распря, право голоса вновь обрели католики. И они распорядились им.Нур-Девлета ввели во власть поляки, а через год свергнувшего его Менгли-Гирея – генуэзцы, у которых с детства воспитывался этот отпрыск престола. В дворцовых интригах участвовали и турки, у них при дворе султана воспитывались сразу два сына Девлет-Гирея. Еще два сына находились в Литве, их потом переманила к себе Москва, тоже мечтавшая участвовать в крымских событиях.Рим, проведя своего ставленника на престол, опередил соперников. Но это еще ни о чем не говорило. Страсти в схватке за Крым лишь разгорались.Полуостров был южными воротами Украины и Орды, ключи от которых крутил в руке все-таки турецкий султан. Его уверенность принесла плоды, турки нашли повод и привели сюда не только военную эскадру, но и сухопутное войско. Стамбул переиграл Церковь, учтя опыт, полученный в конце XIV века при освобождении Болгарии от церковной зависимости. И теперь он делал верный политический ход, решив не воевать с отступником Менгли-Гиреем, а поставить его в такое положение, чтобы тот сам искал дружбу с мусульманами.Турецкое войско выступило, но не против хана, а против генуэзцев в Крыму, которых поддерживал крымский хан.Расчет султана был очень тонким. Сражение у стен города Кафы выиграли турки, их силы превосходили противника. Осада была недолгой, ворвавшиеся в город турецкие войска перебили генуэзцев, схватили крымского хана и отправили его в Стамбул, в почетный плен. С 1475 года хан жил во дворце султана, ему оказывали все положенные почести, но о возвращении в Крым речь не вели вплоть до 1479 года.В тот роковой год в Стамбул пришли сведения о приготовлениях Золотой Орды. Ордынский хан не мог примириться с потерей Крыма, своего вассала, его многотысячная конница готовилась вернуть утраченное. Турки знали и о том, что на полуострове начались брожения, одни желали прихода ордынцев, другие – нет. Кто-то с надеждой смотрел на Запад – на Польшу и Литву, прекрасно понимая, что те ничем не помогут в открытой борьбе с ордынской конницей.В момент раздора, в самый решающий его момент, в бурлящий Бахчисарай явился Менгли-Гирей. Как с неба упал. То был совсем другой хан. С сердцем тюрка. Годы плена излечили его от славянской болезни , от угодничества. Честь вернулась к нему. И гордость за свой народ… Чудо, настоящее чудо. Сухопутный бой крымцы, конечно, сразу проиграли. Но когда ничего не ведающие ордынцы победоносно вышли к Черному морю, их ждал сюрприз. Мощная турецкая эскадра прикрывала с моря прекрасно вооруженные полки султана, которое были готовы к бою. Нескольких залпов крупнокалиберных пушек хватило, чтобы ордынцы в ужасе повернули коней и опрометью помчались из Крыма вон. Превосходные лучники, бесстрашные конники поняли, их время прошло: против корабельных пушек шашки бессильны. Вот тогда крымский хан Менгли-Гирей и сел на коня, вот тогда династия Гиреев и состоялась. Он с небольшим отрядом догнал ордынского хана у Тахт-Лиа и убил его… В Бахчисарай вернулся великий хан, которым с тех пор гордился тюркский народ.Крым по праву победителя взял на себя заботы Орды. К нему теперь ехали послы из Казани, Москвы, других вассальных ханств и городов получать ярлык на правление, сюда привозили оброк, здесь решали, давать или не давать вассалу ханское войско. В Крыму при Менгли-Гирее стал расти новый политический и духовный центр, отсюда (а вовсе не из Казани, как принято думать!) в тюркский мир Европы устремились идеи ислама.Это было явление, оно не могло пройти незамеченным. На смену одной духовной культуре тюрков шла другая…А главное в тех событиях, что Крым занял место , на которое претендовала Москва. Если бы не убийство при Тахт-Лиа, Рюриковичи наверняка захватили бы власть в Орде, Москва стояла в полушаге от заветной цели. И теперь вместо власти она получила противника, жестокая борьба с которым предстояла Ивану Грозному. Противника особенного, он принадлежал к иной духовной культуре, у него были иные союзники. На политической арене Украины остались две силы – христиане и мусульмане, но они стояли намного ближе одна к другой, чем представляется сегодня. Это следует взять на заметку, говоря о политике Ивана Грозного в Казанском ханстве. Не с исламом боролся московский князь, как утверждают российские историки. Ислама у казанских татар не было!

…Христианство и мусульманство еще не так отличались одно от другого, различия пришли все-таки позже, они политического свойства. Запад, создавая колониальную систему , развел религию по разным этажам, предав миру те самые знакомые черты, что остаются у него поныне. Это не надо никогда забывать. Равно как не надо забывать и то, что Ближний и Средний Восток, центры ислама, долго управлялись из знаменитого министерства по делам колоний Великобритании. Веками англичане были и остаются тут хозяевами положения. Европейцы приводили к власти угодных правителей, духовных лидеров арабского мира, делали их национальными героями, а религию – такой, какой она известна сегодня. Без тюрков!Вот тому штрих, а вывод любой здравомыслящий человек сделает сам. С 1583 года Мекка и Медина, их комплекс мечетей Харам, как известно, стали местом паломничества. Центром хаджа. Почему? Потому что прежняя традиция была иная, мусульмане ходили в Иерусалим, в священную мечеть Скалы – Куббат ас-Сахра, построенную тюркскими мастерами в 691 году. То первая мечеть в исламском мире. В XVI веке ее и надо было поставить на задний план как тюркскую, то есть устаревшую.

...

И появление в XVIII веке Мухаммеда ибн аль-Ваххаба можно объяснять по-разному, но нельзя не признать, проповедник выступал против нововведений , раздиравших исламский мир на части. То был арабский Мартин Лютер, а его действия – мусульманский протестантизм . За Реформацию ратовали ваххабиты (а еще раньше это делали ханбалиты), отличавшиеся крайней нетерпимостью к «новшествам», они призывали к чистоте нравов, к братству, к незыблемости прежних (тюркских!) традиций, боролись против христианских колонизаторов и поставленного ими духовенства… В ваххабизме и других исламских «ересях» все далеко не так просто, как пытаются теперь представить иные религиозные деятели.

Ведь от европейцев шло, будто ислам возник на Аравийском полуострове с чистого листа, что слова Аллаха, положенные в основу веры, впервые явились миру из уст пророка Мухаммеда в VII веке. Им важно было изменить прежнее представление об исламе. В XV веке у мусульман это представление было иным, чем ныне. Ранний ислам отличали обряды, иное миропонимание, и главное – история ханифов, которая предшествовала истории ислама . Ее знали все, ею гордились.

Начиналась она не в Аравии. Не в пустыне. Не с VII века. А за полтора тысячелетия до Пророка, тогда люди Алтая восхваляли Всевышнего, подставляя ладони и открывая Ему свои души… Приведенное к власти духовенство назвало то великое прошлое мусульман джахилийя — время неведения, но это еще ни о чем не говорит. Светская наука не столь доверчива, под ее пытливым взором памятники открывают правду истории. Становится ясно, что «яростное неведение» – джахилийя была нужна, чтобы скрыть политику колонизаторов на Ближнем и Среднем Востоке. Чтобы ослабить ислам, лишить его истории и корней.

...

В мусульманской культуре прежде особняком стояла наука древних , ныне о ней не говорит никто. Даже не знают, что это такое. Ее не упоминают ни теологи, ни историки. Нынешние неведение, беспомощность мусульманского мира это и есть итог деятельности министерства по делам колоний… «Плюнешь в Небо, попадешь себе в лицо», – учил когда-то Алтай.

И попадали. Всегда!

Вековой колониальный груз печатью лег на культуру Востока. Исламский мир тогда потерял не цветущий Халифат, не память о себе, он потерял свою роль лидера в науке, в политике. Во всем. За последние пять веков не выиграно ни одной войны, не воспитано ни одного великого человека… Ничего не дал он, кроме обостренных амбиций. Здесь нельзя не привести слова гениального мусульманского философа XII века Абу Бируни, тюрка по крови, они актуальны и сегодня: «Ислам еще в раннем периоде стал объектом козней враждебно настроенных людей, которые излагали его с домыслами и рассказывали простодушным слушателям такое, чего Аллах вообще не создавал. А люди принимали их речи за правду… чернь легко склоняется душой и сердцем к различным небылицам. Так вследствие этого в мусульманские предания была внесена путаница».

Это середина XII века. Тогда переписали Коран с тюркского языка на арабский, сменили обряд. Уже тогда внутри ислама кипела непримиримая война, которая облегчила потом проникновение сюда европейских колонизаторов.

Абу Бируни в своих книгах разоблачал вредителей душ человеческих: «Аллах делает твердой поступь лишь того, кто стремится к Нему и стремится к истине о Нем». Это же строка из «Киши хакы»… Особый урон Восток нес от манихеев и иудеев, иные из них специально принимали ислам, чтобы вредить ему, уводить мусульман от истинной веры в Бога Небесного, которого тюрки назвали Алла . Враги дополняли Коран тем, что было выгодно им. Видит Всевышний, это так.

...

В Средние века, как известно, в Европе ислам звали египетской ересью , потому что он повторял обряды восточного (монофизитского) христианства. Здесь уже отмечалось и то, что в VII веке христиан Халифата (чтобы не путать на улице) обязывали нашивать на одежду желтый треугольник и ездить верхом по-женски, то есть боком. Потом появилась особая одежда у мусульман, которая служила знаком отличия представителей двух религий. Других же отличий не было.

Эти факты известны науке, они не должны удивлять.

Как не должно удивлять и то, что на Украине, в Крыму, с 449 года знали христианство, что христиане жили колониями в городах. «Скифская епархия» относилась к семье Восточных церквей, ее духовные традиции, по всей вероятности, хранят крымские караимы, которых христианами уже не называют. А тогда называли… Тогда действительно многое было иным.

...

При правлении в Византии Исавров на полуостров пришли христиане греческого толка, то была уже совсем другая религия… Вот почему и приход мусульман в XV веке в Крыму не был встречен в штыки, родственный по духу ислам население приняло… Вся Украина чуть не стала тогда мусульманской. Однако этого не случилось.

Церковь умело скомпрометировала ислам, выдав его за враждебную Европе силу, то были плоды колониализма, плоды с дерева лжи.

Нелишне повторить, были времена, когда католики называли себя сторонниками ислама, они читали Коран. Пример папы Сильвестра II, в 999 году надевшего папскую тиару, показателен, до избрания папа жил среди мусульман, его знания овеяны в Европе ореолом легенд. А папа Григорий VII, в 1075 году начавший новую политику Церкви, считался в Европе лучшим знатоком Корана, это он заявлял, что исповедует того же Бога, что мусульмане. До сих пор Ватикан официально не поменял то мнение, он правдами и неправдами всегда стремился в среду мусульман, желал быть там своим… И тогда уже не покажется странным, что в середине XV века римский папа Пий II предложил султану Мехмеду II аль-Фатиху в обмен на крещение именовать его «императором греческим и всего Востока».

Иначе и быть не могло. В Риме хорошо знали, что в 615 году пророк Мухаммед отправил своих людей в Абиссинию – в Абиссинскую церковь, он обратился к восточным христианам как к единоверцам . Пророк просил «помочь правоверным обрести благочестие» и переложить на свои плечи иные заботы мусульман. А заботы те были связаны с письменностью, что записано в хадисах, где отмечена роль коптского писаря … Это – период ранней истории ислама, он не потерян. Светские ученые прекрасно знают и то, что становлению ислама помогали тюрки, они участвовали во всех событиях средневекового мира.

Именно история вернула из небытия забытые слова Всевышнего, те, которые надо повторять и повторять: «У Меня есть войско, которое Я назвал тюрками и поселил на востоке; когда Я разгневаюсь на какой-либо народ, Я даю моему войску власть над этим народом». Их сохранил великий Махмуд Кашгарский. В XIV веке помнили о том: католики еще не успели проникнуть к духовным родникам Востока и замарать их.

Очевидно, то строки из исчезнувшего древнего Корана, того самого, что оставил Пророк. Эти Кораны хранили в дальних углах, их текст был написан по-тюркски. Письменностью куфи. Один экземпляр того Корана есть в хранилищах Эрмитажа… Вполне возможно, именно эти слова Аллаха о тюрках привлекли правителей Крыма, которые, принимая ислам, по-новому увидели свою историческую миссию. Из слов Всевышнего видно, кто распространял религию, понятно, почему язык Алтая стал языком Единобожия. И Крым задумал продолжить традицию распространения ислама среди тюрков Дешт-и-Кипчака.

Почему нет?..

Действительно, по-тюркски когда-то молились и армяне, и сирийцы, и египтяне, и греки, и римляне, все, кто уверовал в Бога Небесного. На тюркском (гуннском) языке написаны священные книги. Они, эти книги, хранятся в библиотеках Ватикана, Армении и других церковных центрах. Их можно встретить и у мусульман, например, в библиотеке иранского города Кум.

Книги, написанные божественным языком, не исчезают… Однако их уже никто не читает. Не умеют! Язык непонятен, вот до чего дошло.

История богослужебной книги – тема, достойная внимания, она имеет отношение к прошлому и Алтая, и Украины, и Московского княжества. Ко всему тюркскому миру. Ибо на тех книгах воспитывали правителей, людей эпохи, предшествовавшей католическому Возрождению. Они, эти книги, формировали мир Средневековья, диктовали обществу мораль… Разве не интересно узнать о библиотеке Ивана Грозного?

А о духовной культуре Московской Руси? Или той же Орды?

Напомним, потому что мало кто теперь знает, что бумагу во II веке изобрели тюрки, жившие в Чуйской долине на реке Талас (Таласу). Не китайцы! Ее назвали «кагит». «Книга» (кинга) тоже от тюрков, означает «в свитке». Со свитков начинались книги, самые древние, известные со времен Ахеменидов. Футляр для свитка назывался по-тюркски «сандук»… Можно продолжать и продолжать, пересказывая восточных средневековых авторов, но книжное дело идет с Алтая, о чем говорит не только бумага, но и оформление древних Коранов. Не заметить их «алтайские» орнаменты просто нельзя. Равно как и то, что каждую новую мысль или строчку текста полагалось писать красными чернилами, отсюда «красная строка».

Тюркский мир был книжной страной, там ценилась книга. Древний эпос Алтая знал «черную книгу», «большую книгу», «золотую книгу», «книгу в золотой обложке», «книгу в серебряной обложке», «книгу в виде бумажного свитка» и другие.

Из «черной книги», например, черпали знания о горах и реках. Возможно, то был атлас или путеводитель. «Золотая книга» наставляла в искусстве боя, ее, как и «черную книгу», полагалось назубок знать богатырям. Она включала не только правила боя, но и кодекс чести. «Книга в серебряной обложке» рассказывала о рецептах, правилах питания, постах и диетах.

Были у тюрков свои богослужебные книги, существовавшие, как пишет известный археолог, профессор Л. Р. Кызласов, «вплоть до XVII века», то есть до прихода на Алтай русских. Тогда, после церковного собора 1666 года, пришельцы из Москвы, ставшие христианами, собрали эти книги и сожгли их вместе с храмами и духовенством.

Но не сразу умерла вера.

Последний кам (священнослужитель) дожил до 30-х годов ХХ века, им был Марьясов, он помнил руническое письмо, обряды предков. К сожалению, тех знаний ему хватило, чтобы быть осужденным по статье «пантюркизм», а это верная смерть.

С особым почтением брали в руки древние тюрки «Алтын судур», или «Книгу, упавшую с неба». Книга будущего, по ней предсказывали судьбу, выверяли поступки. Она была настольной книгой ханов и правителей Орды, упоминания о том есть, ее привезли в Крым вместе с ордынскими атрибутами власти. Библиотека крымского хана, как говорили очевидцы, стала самым богатым хранилищем редкой литературы в Европе (после русской оккупации Крыма она исчезла, но, видимо, не пропала).

«Алтын судур», или «Книга, упавшая с неба» была, разумеется, не в единственном экземпляре, она хранится на Тибете как «Золотая сутра», буддисты приняли ее от тюрков в I веке и не скрывают это. С Алтая пришла к ним «Алтын яруг ном» – «Сутра золотого блеска». Судя по тюркскому фольклору, она была символом учености. Открывали алтайцы и «Ырк битиг» – «Предсказательные записки», сохранившиеся в буддийском мире.

...

О священных книгах Алтая Запад узнал в IV веке. Возможно, это «Алтын судур» там назвали Вульгатой… Тема абсолютно не исследованная и запретная. Сплошное «белое пятно».

Но академик А. Е. Крымский, исследуя средневековые книги арабов, увидел, как переводы (не оригинальные произведения!) становились арабской литературой. «Тысяча и одна ночь», например, прежде звалась «Гесер-эфсане» («Хазар-афсана»), была написана по-тюркски, ее оригинал ученый нашел в библиотеке Багдада… Из заимствований была составлена арабская литература, в том числе и богослужебная, ее жемчужины чужие. И это знают все серьезные востоковеды.

Арабский язык действительно появился только к началу XI века. И почти два века входил в быт… Коран, его фрагменты повторили «Алтын судур»… Это следует из текста самого Корана. Вот строка 96-й суры: «Читай во имя Бога твоего, который создает…» По преданию, Мухаммед, размышляя на горе Хира, услышал: «Читай!» То было первое слово Аллаха, переданное Пророку. С этого небесного «Читай!» и начался ислам.

Путь католического христианства начался с того же самого «Читай!», его услышал в IV веке святой Августин, «доктор Церкви»… А читают, как известно, то, что написано!

Коран впервые переписали при султане Махмуде Газневи, жестком правителе Халифата, «железным татарином» назвали его индийцы, он лично велел мусульманам все тюркское на Востоке считать арабским, «чтобы поддержать базар красноречия». Это была сильная, но не умная личность. Потом, с появлением арабского языка, в Коран еще не раз вносили дополнения – существенные и не очень. И не знать об этом – значит не знать истории ислама. Или пренебрегать ею.

...

Академик Крымский после долгих лет исследований не случайно заявил, что язык Корана – «неарабская речь», там строй фразы иной. Вывод ученого не мог оспорить никто из мусульманских ученых, знатоков Корана. Потому что «тюркский след» виден даже в названии знаков арабского алфавита: ба (привязывай), са (считай), джим (еда), даль (ветка) и т. д. Это слова из древнетюркского словаря… Неужели и это никто не заметит? Собственно, арабский язык создали на основе тюркского языка, что подтверждается даже в «мелочах».

...

Светские ученые обратили внимание на «белые пятна» Корана, но объяснить ничего не смогли. А их, оказывается, тоже объясняет Древнетюркский словарь. Вот тому пример.

Древние тюрки знали слова «фуркан», «бурхан» (пророк, посланник Тенгри). В Коране встречается «фуркан», но его переводят по-разному. «Благословенен Тот, кто ниспослал Фуркан (Коран) рабу Своему, чтобы он был учителем мирам» (Саблуков), а Крачковский и Порохова перевели это слово как «Различение» [ 25 1(1)]. Между тем, речь идет о Пророке, ниспосланном Аллахом, что видно из текста 25 суры. То же повторяется и при переводе слова «бурхан» в 23 суре, его теперь понимают как «основание и власть» (перевод Пороховой), что никак не согласуется с текстом [ 23 117]. В сущности, и здесь речь о Пророке, повторяется известная фраза: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – Посланник Его».

Выходит, Коран, священная книга мусульман, по-настоящему не прочитан?..

И это не все. В тексте священного Корана сказано о ханифах , открывших мусульманам путь к истинной вере. То не иудеи, не христиане. А кто? Кто служил, «правильно склоняясь» (таков смысл слова) к Единобожию? Тот, кого по установившейся традиции причисляют к любым народам, даже самым невежественным, лишь бы не к тюркам.

Печальное постоянство.

…Как видим, история очень познавательная наука. А не в ней ли ответ на вопрос о библиотеке Ивана Грозного, например? Книги, воспитавшие князя, позволившие ему снискать место в истории и прозвание Грозный, исчезли в одночасье после прихода в Кремль иезуитов? Право, не странно ли? Налицо удивляющая закономерность – с приходом иезуитов исчезали именно тюркские книги и тюркские следы в истории. Так было в Европе, на Востоке, на Руси… Почему? А это уже вопрос для пытливого ума.

К началу правления Ивана Грозного вокруг Московского ханства все сильнее сгущались тучи. Шли они с юга. Крым, из скромной окраины Орды превращаясь в столичный регион, ни на день не забывал о сопернике, ему надо было утвердить правовое положение, делами доказать лидирующую роль в Восточной Европе, там, где прежде командовал золотоордынский хан. Это самое трудное при вхождении во власть: завоевать трон – одно, удержать – совсем другое.

Дело осложнялось тем, что Крым, как и его тень, Московскую Русь, не отличала численность населения. Здесь испокон веку жили скотоводы, земледельцы, торговцы, ремесленники – люди мирных профессий. Не воины. Военного искусства крымчане не знали, то был удел избранных в Золотой Орде, тех, которые проживали на Дону и Яике, там просторы и население были иными. Там растили тюрки-кипчаки своих профессиональных воинов.

Османская империя здесь помочь ничем не могла, и она потребовала от хана своей политики, продуманных действий. Тому надо было учиться управлять, находить силу в себе и искать то общее, что объединяет с соседями. А это великое искусство. Крымскому хану власть упала на плечи неожиданно, и он не был готов к таким тяжелым испытаниям. Упавшая корона оказалась слишком большого размера и веса. Бахчисарай не мог стать столицей степной страны, многое препятствовало ему, ко многому он не был готов… Слишком мал, чтобы говорить о «крымском» Дешт-и-Кипчаке!

Его трудности, конечно, вдохновляли северного конкурента, который, собирая Русь, сталкивался с теми же самыми проблемами и тоже до конца не понимал их.

Запах власти кружил голову и в Москве, и в Крыму.

Однако Крым вышел-таки на орбиту Европы, оставил след в истории, о нем заговорили. Его вывели не сельскохозяйственные продукты, которыми он славился, и не политика. Живой товар – работорговля. Она! Османский султан нашел статью дохода, не уступавшую в прибыльности земледелию или животноводству: добыча и сбыт живого товара. Это потребовало активных действий, придало вес и значимость ханской дипломатии, соседи, в первую очередь христиане, стали искать дружбы с великим ханом, союза с ним.

Ведь прежде, во времена Византии, эту торговлю вели русские (Рюриковичи), они свозили толпы рабов в порты Черного моря. Работорговля была богатой статьей дохода, которой жили русские княжества. Торговля мехом часто служила прикрытием! О масштабах торговли людьми можно судить хотя бы по такому факту, к XII веку, например, исчезли почти полностью вятичи, венеды, поляне, древляне и другие народы Руси. Видимо, их выловили и вывезли русские, по крайней мере, история о тех народах уже не упоминала. То была демографическая катастрофа, она в значительной мере и подорвала экономическую устойчивость Киевской Руси.

К XII веку центр работорговли сместился в Прагу, вели ее по-прежнему Рюриковичи, те, что приняли христианство. Показательно, епископ Адальберт в 989 году сложил с себя сан епископа Праги, когда понял, что не в силах остановить хлынувший сюда поток работорговцев… В том году, как известно, крестилась Киевская Русь, она шла в Европу со своим товаром, который приносил ей фантастические суммы. Ей и Византии…

Теперь все становилось иначе, с изменением статуса Константинополя (уже Стамбула!) менялись и правила прибыльной торговли. Новые правила ударили по карману Рюриковичей и по Западу. Ведь караваны рабов турки направляли не в Европу, а на Ближний Восток, там очень ценились славяне, «белый товар». Особенно женщины, которых малоимущие мусульмане покупали в складчину.

Конкуренция на востоке Европы заботами турецкого султана резко обострилась. Крым превратился в плацдарм, откуда начались набеги на соседей. Но здесь никогда даже не пахло войной. Дела шли столь хорошо, что в Крыму не стало бедных: все жили зажиточно, молились во славу Аллаха. Благополучие казалось удачей правителей… Только на самом деле было совсем не так.

Опасный промысел славил Крым, но не лестной славой. Крымские тюрки не стали воинами, разбой вели не они, а запорожские и донские казаки, кипчаки, их подданные, не принявшие ислам, продолжавшие верить в Бога Небесного. Их нанимали. Казаков нанять нетрудно, у них был кровавый счет с Польшей, которая оккупировала часть Украины, они с удовольствием полонили католиков – поляков и литовцев. Всех. Желающих участвовать в новом набеге находили всегда.

А это беда. Политика превратила войну в промысел, в наживу и тем обесценила ценнейшую жемчужину тюркской короны – воинское искусство. Народ, который веками гордился воинами, великими мастерами боя, волей-неволей становился жандармом, он зарабатывал на крови и на несчастье других. Жил в достатке, но и в грехе.

Искусство, ставшее ремеслом, коснулось казаков, потомственных профессионалов-воинов Дешт-и-Кипчака, они первыми потеряли лицо – кроме как воевать, иные из них ничего не умели, им пришлось собираться в шайки, выбирать атамана и грабить в угоду крымскому хану. Иного жизнь не предлагала. Некогда могучая армия Орды мельчала, она, не принявшая ислам , стала чужой для хана. Ее, словно товар, сдавали в аренду, на услужение любому, кто платил… Между прочим, опричники и стрельцы Ивана Грозного, пришедшие на Московскую Русь, стали таким же «товаром», им было все равно с кем воевать и кому служить. Лишь бы платили.

Крым, «страна, лишенная бедных», процветал. Но было ли то процветанием?

Хан взялся за опасное дело, он сел верхом на необъезженного жеребца, на котором не было даже узды… Если в середине XV века, при Девлет-Гирее, страна жила «ордынским» багажом, с тюркскими адатами и был порядок, то преемник хана (а его привели католики!) поменял адаты на шариат . Для страны, население которой не приняло ислам, то оказалось смерти подобно, ведь мусульманским был только Крым. И то не весь. И то формально. Хан же, следуя учению об имамате, согласно которому во главе ханства должен стоять имам-халиф (преемник Пророка), исходил в правлении из правил шариата . А это совершенно другие законы, другие порядки, абсолютно не понятные простому народу.

Правитель и подданные говорили теперь на разных языках. И без переводчика. Их положение стало критическим, особенно когда хан сменил государственное устройство, иначе говоря, отменил Ясу Чингисхана. То была уже смертельная ошибка. Ее оказалось достаточно, чтобы навсегда потерять народ. С той минуты степная федерация рухнула.

Центральная власть развалилась сама, да так тихо, что никто не заметил.

Мало того, хан, как на беду, объявил себя собственником земли и всего, что на ней, а также подымной подати, ясака и калана (налога за пользование землей), турецкая казна назначила ему ежегодное жалованье. Такого у степняков еще не было. И быть не могло! Земля – дар Божий, говорили они, не собственность, а достояние общины. Нарушение этого древнейшего адата восстановило людей, в первую очередь казаков, против ислама и против великого хана… Может быть, как раз на это и рассчитывали католики, которые знали ислам и его законы куда лучше, чем неопытные крымские правители?

И хотя хан теперь имел титул «Великий хан Великой Орды и Престола Крыма и Степей Кыпчака» (Улуг Йортнинг, ве Техти Кырымнинг, ве Дешты Кыпчакнинг, Улуг хани), его признали лишь Крым да Османская империя. Больше никто. По крайней мере, «Дешты Кыпчакнинг» отвернулся от Крыма и его хана. Правитель Степи сидел голым, в глазах абсолютного большинства подданных он был пустышкой с громким титулом. Его не уважали…

В молодой стране возникла и другая неразрешимая проблема, тоже выросшая из противоречий с древними традициями, – проблема царской власти.

Прежде великим ханом, или царем называли кагана, у которого жил верховный священнослужитель, «тень Божия». С основания Золотой Орды, точнее, с 1261 года патриарх поселился в Сарае, поэтому золотоордынский хан имел титул царя и верховного хана, ему безропотно подчинялись, ибо его власть освящена Небом. При исламе же титул царя упразднялся, и прежнее второе лицо государства, связующее общество с Небом, оказалось не у дел. А это и есть катастрофа!

В мусульманском Крыму важнейшей персоне не нашлось места, она превратилась в скитальца, вносящего хаос во власть. Например, ее пребывание в Казани давало бы право казанскому хану именоваться царем и не подчиняться Крыму… Кстати, вот где ответ на вопрос, почему Иван Грозный в 1547 году объявлял себя царем, хотя его предшественник царем не назывался.

В Орде возник духовный конфликт, он могильным камнем придавил Крым, не дав ему встать на ноги. На «ничейной» земле, которая начиналась от Перекопа и тянулась за Урал, зрела великая беда, власть валялась в придорожной канаве. Ничейная. Ее мог подобрать любой, даже самый ленивый.

Кризис, заложенный католиками внутри тюркского общества, был неотвратим.

Московское княжество тогда и подняло голову. С подачи ли Рима, неизвестно, но внук Софьи Палеолог, Иван Грозный, не объявляя вслух о намерениях, дал приют главе степного духовенства и стал в 1547 году законным тюркским царем, значит, и верховным правителем Дешт-и-Кипчака. Пусть титул был скорее «теоретическим», чем реальным, но Рюриковича, потомка Алтая, признало народное большинство, уставшее от безвластия. То была крупнейшая политическая победа Кремля. Его явная удача.

Желания и серьезность намерений князя прочитывались с тех пор в его политике. Уже в 1550 году он собрал Земский собор, где утвердил не просто Судебник взамен тому, что принял его дед, Иван III, а документально утвердил свое царство. Расширил права и территории московского правителя. Речь шла о государственности в больших масштабах. В документе говорилось о перераспределении земель, об имениях и вотчинах, о роли служилого дворянства, о самосуде и многом другом, о чем прежде на Руси не говорили.

Следующий шаг царя – подготовка собора, который состоялся в 1551 году и вошел в историю как Стоглав. Собор интересен тем, что Московская Русь на нем публично отказалась от арианства и приняла тенгрианство , то есть религию Алтая в ее чистом виде! Этого требовали политика и митрополит.

...

Такой решительности и энергии от Ивана Грозного никто не ожидал.

У противников Москвы амбиции были скромнее и провинциальнее, им не хватало масштаба, замысла, интеллекта. Казань мало-помалу торговала рабами, поставляя их небольшими партиями на рынки Средней Азии, спрятанная в приволжских лесах, в политике она практически не участвовала. Астрахань (Аджи-тархан) лежала еще дальше от центра событий. Лишь Ногайская Орда была силой, но силой вчерашнего дня, пришедшей из времен Аттилы, она доживала свой век… Эти три ханства были некими фрагментами разбитой старинной вазы, осколки которой первым рискнул склеить крымский хан Мухаммед-Гирей. Он решил объединить их на платформе ислама, или, как говорили тогда, «поставить под бунчук Гиреев».

…В 1521 году казанский престол занял Сагиб-Гирей, брат крымского хана, это был первый посланник ислама. Через год Астрахань признала главенство «бунчука Гиреев». С ханской властью на Итиль пришел ислам, жизнь вроде бы начала меняться. По крайней мере, внешне.

Однако в события вмешалась Ногайская Орда, которая не желала менять древнюю веру предков. Ногайцы, эти лихие и горячие люди, захватили в Астрахани крымского хана со всей его свитой. И сами вторглись в Крым. Почти месяц опустошали они зажиревшие крымские города, не оставляя там камня на камне. Однако на власть не посягнули… На религию – тоже. После их набега в ханстве недосчитались половины населения, как сообщал в Москву русский посол Клычев, в Крыму осталось 15 тысяч татар.

Тем закончилась исламизация Дешт-и-Кипчака, а с ней – политика Крыма…

Настоящую опасность для Москвы представляло, пожалуй, Касимовское ханство, возникшее во второй половине XV века, когда усилился духовный разброд в Орде, там был город Биринчи (Брянск), где когда-то размещалась резиденция патриарха Дешт-и-Кипчака, святое место, особо почитаемое в Степи. О нем и вспомнили, другого пристанища отвергнутое духовенство не нашло. Касимовские «цари» и «царевичи», появившиеся словно из небытия, были из рода Чингисидов, то есть людьми не царской крови, поэтому их не признали за законных правителей. Видимо, они-то, эти самозванцы, и надоумили бояр Ивана Грозного на идею царства в Москве. Чтобы было все по строгой букве закона. Московский царь, как известно, взошел на престол 16 января 1547 года семнадцатилетним юношей, «Грозным» стал не сразу. С детства его окружала Избранная рада из воспитателей-греков да русских бояр, которые при малолетнем правителе заботились о собственном обогащении и утехах. Политика их интересовала мало, зато она была уделом духовных лиц , которые загодя готовили юному царю программу его будущих действий. От них пришла в Москву идея царствования, потому что они лучше знали сокровенные тайны власти. О серьезном воспитании малолетнего великого князя никто, конечно, не думал, он рос таким, каким рос. Видя с детства людей, которыми правили инстинкты и плотские страсти, принял разврат за правило жизни. Отсюда те неправдоподобные слухи, которые окружали московского правителя даже при жизни, что в них правда, а что наговор, понять нельзя… Иезуиты потом постарались, поработали над портретом первого русского царя, сделав из него не человека, а монстра.Но что точно, в нем с детства жила болезненная самовлюбленность, унаследованная от отца, она сыграла роковую роль. Иван Грозный сам, своими собственными руками, поставил себя последним из Рюриковичей в ряду московских правителей. Его трагедии предшествовали события, которые пришли на Русь вместе с его бабушкой, обманувшей папу римского. Она навлекла гнев Запада на княжеский род, занесла над ним косу смерти. Хотя поначалу все складывалось удачно.Молодой князь Московской Руси, выполнив все нужные формальности, по законам тюркской веры объявил себя царем. И был абсолютно прав. Это значило, что теперь ему подчинялись казанский хан и остальные ханы бывшей Золотой Орды, а также вся торговля и ее доходы. Его слова подкреплялись делами, Москва могла собрать войско в 150 тысяч наемников… Решение Ивана Грозного о царствовании, в отличие от касимовских «царей», звучало во много раз убедительнее, за ним стояла реальная сила. И это не все.Иван Грозный как царь Дешт-и-Кипчака приглашал к себе в Москву отверженных ордынцев, приглашал знать соседних ханств на службу, для пришельцев создавал новые имения, вотчины, придумывал льготы и должности. То, в отличие от Крыма, было серьезной политикой. Продуманной, глубокой, перспективной. Москва не отталкивала людей, наоборот, привлекала, позволяла жить по старинным тюркским традициям… В условиях шаткого двоевластия то была самая лучшая линия поведения.В ней и состояла идеологическая победа над Крымом.Своим Судебником Иван Грозный объявлял, пусть не громко, претензии на «ничейное» наследство Золотой Орды, на ту его часть, которая не признала власть мусульманского Крыма. Документ контурно прописывал будущее страны на десятилетия вперед, он был составлен по-тюркски и для тюрков. Конкретно. В этом проявлялся интеллект правителя, масштаб его замыслов.Молодой царь, утверждаясь в новом звании, бахвалился родством с Чингисханом, относя себя к семейству Чингисидов… Ему важно было стать своим для очень многих людей. Тем более в его словах не было преднамеренного обмана, род Рюриковичей действительно очень и очень древний, он правил в Скандинавии. «Рюрик» некоторые ученые выводят от «арий», равняют с «раджой» и с «рю», от которого на Западе произошел «рекс». Здесь многое очень похоже на правду, прошлое рода просматривается в его тамге и на его гербе… Какая-то очень далекая связь с Чингисханом вполне возможна, только так ли она важна? Это ли было главным?

...

Крым реагировал на московское восхождение вяло. Он не ожидал от юноши зрелой мудрости и здорового нахальства. Это интеллектуальная элита Орды, обосновавшаяся в Москве еще при Батые, достойно показывала себя, преподнося уроки политики. Она рано или поздно должна была проявить свои природные способности.

Первой против Москвы выступила Казань, где была вторая по численности епархия Русской церкви. Не пожелав идти под ее правящую руку, казанский хан Сафа-Гирей ничего не предлагал взамен, позиция Руси была явно сильнее, на ее стороне стояли Небо и адаты, против которых возражать бессмысленно. Их усиливало и то, что казанская знать жадно смотрела на Москву, желая быстрее переехать сюда, она вела переговоры, на которые был щедр московский царь, раздававший переселенцам титулы и поместья.

...

А юноша-царь не скупился. Он оказался умнее старцев, окружавших и крымского, и казанского хана… Разумеется, разногласия с официальной Казанью неминуемо зашли в тупик, их улаживало войско, продиктовавшее условия московской политики. Удача с тех пор навсегда отвернулась от провинциальной Казани, впрочем, ее там никогда и не было. Увы, по дороге сюда она всегда опаздывает или путает адрес.

...

Иван Грозный, которому едва стукнуло двадцать лет, не имел опыта военных походов, без участия татар он никогда бы даже не приблизился к неприступной Казани. Штурм города провели донские татары и провели профессионально, по правилам военной науки, сделав подкоп под городские стены, их взорвали, и, ворвавшись в проломы, наемники закончили свою работу на улицах города…

Как и положено, победителя одни приветствовали, другие ненавидели.

...

Царю в той ситуации ничего не оставалось, как уничтожать противников. Всех. И беспощадно. Он убивал не мусульман, а врагов Москвы. Ислам в Казани исповедовали, может быть, несколько десятков семей, прибывших из Крыма, по одному из источников, их было тридцать. Конечно же не об исламе шла речь с отцами города, когда начались массовые казни. Царь следовал древнему правилу, о котором написано даже в скандинавских сагах: если хочешь победить, иди до конца.

Неприятеля нельзя жалеть, как бы жалок он ни был.

Трупы врагов русские не хоронили, их бросали на плоты и пускали вниз по Волге (Итили), «чтобы всем страшно стало». То отвратительное зрелище тоже было в тюркской традиции, оно без боя повергало других противников Москвы… Психологическая атака.

Следом пала надломленная страхом Астрахань.

До 1556 года русские тюрки не знали горечи поражений, они гуляли по Итили, называя ее «по-русски» Волгой (от тюркского «булга»), громили башкир, чувашей, черемисов, мордву. Всех царь ставил под свою руку, всех объявлял русскими подданными. Большей жестокости здесь, наверное, не видели: волки так не терзали людей. Заживо горели деревни, где слышалось малейшее несогласие с властью русских тюрков… Сурово? Очень сурово. Но по тем правилам жили все. А разве Чингисхан или Карл Великий иначе собирали свои страны?

Границы Московского царства расширились; важно подчеркнуть, то была держава тюрков. Новых тюрков! От Ледовитого океана до Каспийского моря, от восточных границ Прибалтики до Урала. Крупнейшая страна Европы, самая молодая…

Первое поражение русские получили на Кавказе, там, в горах, размещалась Прикаспийская провинция Римской католической церкви, из Рима назначался епископ. То была изолированная территория Дагестана, о которой мало кто знал на Руси. Развивая успех «казанского похода», русские решили разгромить этот оплот Запада. О том мечтала Софья Палеолог, завещавшая свою мечту сыну и внуку… Здесь есть о чем подумать, о чем поспорить, здесь все абсолютно неисследованное.

Каспийская война, не имевшая к покорению Казани ни малейшего отношения, выдала замыслы Ивана Грозного, который, как бабушка и отец, был врагом католичества. Родился таким. Возможно, он мечтал о греческом христианстве, утвердить которое надеялись его воспитатели-греки, шептавшие, что Москва станет Царьградом, возьмет власть над Европой. Возможно, он сожалел об отходе от арианства, очаги которого остались на Руси, на ее севере, в Соловецком и других монастырях, и несли в общество нестабильность. Ведь именно ариане составляли партию противников царя в государстве. Они потянулись после Стоглавого собора к Западу. Допустить их союза с католиками Иван Грозный не мог, все-таки он был дальновидный политик.

...

Главным для Кремля был все-таки внешний враг – Рим.

Католики, желавшие христианизации Руси , препятствовали всем его планам. Реформация Русской церкви втянула Ивана Грозного в борьбу идеологий, быстро переросшую в вооруженную войну. Ему не оставляли выбора, он должен был идти на католический Кавказ, должен был начинать Ливонские войны с папским орденом. Остаться в стороне Москва не могла, это закрыло бы ей дорогу в будущее, лишило союзников. То был веский мотив для молодого царя и бояр, стоявших за ним. Собственно, ради союзничества политики на протяжении всей истории (!) обращались с религией, как считали нужным. Не случайно в мире существуют сто христианских Церквей. И каждая считает себя единственно правильной и называет «православной».

Достаточный тому пример контакты Ивана Грозного с английским двором, который с Генриха VIII был активным противником папы римского. В 1534 году король стал главой Англиканской церкви, ее идейной основой было тенгрианство. Оно сближало Англию и Русь, делало их союзниками.

В Московском царстве, которое становилось государством, сложилась дилемма, ее бы отвергнуть как нежелательную, но ничего взамен не было. Иван Грозный, слишком неопытный политик, пошел на крайность, победы на Волге вскружили ему голову, и он повел армию на штурм Кавказа. Чего, собственно, от него и ждал папа. Дело, естественно, завершилось полным провалом… Десять походов за последующие сорок лет совершили русские на Кавказ, желая что-то доказать папе римскому. И десять поражений получили в ответ от местных татар, охранявших Прикаспийскую провинцию Римской церкви.

Восточный оплот католицизма устоял. Спасали его такие же тюрки-наемники, казаки, жившие на Тереке. То была ирония Судьбы. За них крымскому хану платила Церковь, точно так, как платил сам Иван Грозный… Каспийская война – малоизвестная страница русской истории, ее вспоминают реже, чем казанский поход, хотя в ней исток конфликтов, которые продолжаются на Кавказе поныне.

Неудача в Кавказской войне разозлила Ивана Грозного, в 1558 году он, отвергнув наставления своих советников, начал новую атаку на Церковь, заявив о Ливонской войне с рыцарским орденом папы римского. И ее проиграл. Церковь, не имевшая войска, только внешне казалась беззащитной. Молодой царь был жертвой неведомой ему политики, с ним играли, как с быком, перед которым мелькал красный плащ тореадора, заставлявший быка уставать и ошибаться, чтобы тореадор нанес ему решающий удар… Царь думал утвердить мечом то, что утверждается словом.

Эти две войны Запад, конечно, не простил московскому царю, который, не обладая должной самооценкой, ошибся в выборе противника и средств борьбы с ним.

Роковые ошибки тем и отличаются, что их не прощают. Это стало ясно после приезда в Москву в 1581 году посланника папы римского Антонио Поссевино, секретаря ордена иезуитов, он еще не оставлял надежды склонить Ивана Грозного к принятию христианства. Легат давал последний шанс, который спасал династию. Тщетно.

Их беседы не принесли результата, царь не желал принимать христианство, а с ним и власть папы римского, он играл, как плохой актер, демонстрируя ребячество, настаивал, например, что он «самый мудрый политик в мире», «будущий владыка мира». Возможно, так и было бы, но сообщать о своих намерениях папе римскому, нынешнему владыке, не следовало.

После его откровений Церкви ничего не оставалось, как дать «добро» на ликвидацию упрямца. Его болезнь в Риме сочли неизлечимой и вредной.

Царя не убивали, нет, он убил сына в припадке безумия, лишил престол здорового наследника, оставив слабоумного царевича Федора… Впрочем, как было на самом деле, никто не знает, иезуиты могли подстроить любое убийство, это их стиль ведения борьбы. Так или иначе, но в Кремле начались отравления, породившие слабоумие и болезни в царской семье.

Род Рюриковичей травили, что доказала современная экспертиза царских останков. Дозы мышьяка и ртути превышали все критические нормы . Самые предельные.

Даже убиенный в Угличе царевич Дмитрий (сын от седьмого брака!), которому неизвестно кто перерезал горло, страдал «падучей болезнью»… Это был итог Каспийской войны, заключительный аккорд победного марша католиков, фронт действия которых оказался значительно шире, чем полагал Иван Грозный.

…В московскую политику грозой врывался и крымский хан, но его действия были не столь изощренны и продуманны. Так, в 1571 году джигиты, разграбив, сожгли Москву, но ничего в ней не изменили. Не смогли. Их жест был адресован Стамбулу, который так пытался сеять зерна ислама – силой. Русские же после набега увеличили поминки хану, отстроили заново город и зажили как ни в чем не бывало.

Москву всегда отличало редкое качество – оригинальность. Иное слово подобрать трудно, хотя к нему можно относиться по-разному. Так, кульком пряников она купила в 1570 году донского атамана Сарык-Азмана, и он за небольшую плату грабил польские и литовские караваны, на которые указывала Москва. Дон московиты называли Татарией – землей Войска Донского. В слове таился мотив их будущей политики: земли, не принадлежавшие царю, но входившие в Русскую церковную епархию, назвали татарскими. Что из того вышло, увидели потом… Донской атаман согласился и на то, чтобы на его земле строили городки-крепости, якобы для защиты от мусульман. С них, тех городков, началась колонизация земель Войска Донского, а после Азовских походов Петра I Россия полностью подчинила себе Дон.

С незадачливого атамана и «грабежа по заказу» началось русское казачество , иначе говоря, новые наемники в московской армии – опричники , потом и стрельцы.

...

То были особые наемники, говоря о которых надо подчеркнуть, что они в традиции Востока и когда-то назывались по-тюркски – «хазара». Опричники стали личным войском Ивана Грозного, бессмертной тысячей звали такое на Алтае, в Персии и Парфии. Московским князьям подобного не полагалось. То – царская охрана. И свита. Там всегда тысяча всадников (потери восполняли в тот же день). Традиция… она сохранялась и в Европе. Так, охрану папы римского составляли из швейцарцев по тому же принципу. Это и гвардейцы английской короны, высокие папахи и устав которых поведают очень многое знающим людям.

От «хазары» в России пошли стрельцы, потом гусары и драгуны – вспомогательные, отборные силы, из них пополнялась царская гвардия. Здесь своя долгая история, которая символизировала русскую политику, из варяжской, то есть несамостоятельной, вдруг ставшей царской… Знак нового времени пришел на Русь вместе с Иваном Грозным.

...

Первым в сетях новой политики царя запуталось Касимовское ханство, оно лежало между Доном и Москвой… Иван Грозный остался оригинален и здесь, в 1575 году он упросил касимовского хана Саин-Булата взять трон Руси и стать царем. Простодушный татарин, польстившись на обещания, согласился быть Симеоном Бекбулатовичем, с этим именем он вошел в историю. Но едва закончились торжества и улеглись страсти, нового царя с позором изгнали из столицы, а его Касимовское ханство оставили в границах Русского царства… Старый царь вернулся на трон.

Так же «оригинально» досталась Руси и Сибирь. Легенда о Ермаке, который якобы завоевал и подарил Ивану Грозному эту таежную страну, неплохо сочетается с другими российскими мифами. Но если бы не тенгрианство, принятое Москвой на Стоглавом соборе, мир никогда не услышал бы о Ермаке, об этом атамане без войска, и о его несостоявшемся походе.

Сибирь была все-таки частью Дешт-и-Кипчака, которая добровольно устремилась к своему новому правителю. Завоевывать единоверцев не требовалось.

Первый русский царь скончался в 1584 году. Последние годы жизни он провел в страшных муках и болезнях, то был человек без лица. Мертвый при жизни. Цвет его кожи стал желтым, глаза рыбьими, поступки непредсказуемыми, безумие постоянным. Отравленный человек, при виде которого плакали дети… Не отсюда ли Грозный ?! Он оставил после себя не страну, а кровоточащую рану и бездну противоречий: не было власти, что вдохновляло врагов разных мастей. Поживи царь еще с год, неизвестно, чем кончилось бы. А тут… Католики, как пчелы в улье, растревоженные Ливонскими войнами, жаждали «победы до конца». Польша и Швеция смотрели на папу, ожидая лишь его кивка, чтобы вторгнуться в Русское царство. Страна висела на волоске.На ее троне сидел слабоумный Федор, даже не способный понять тяготы своего обреченного положения. Он соглашался со всеми… Политика была пущена на самотек.Правление перешло в руки Бориса Годунова, брата жены царя, шурина, который стал управлять от имени государя. То был искусный человек, он, на ходу исправляя ошибки Ивана Грозного, отводил от Москвы нависшую угрозу. Сначала рассорил Польшу со Швецией, потом обратил их в своих союзников. По крайней мере, не во врагов… Русские склонились к христианству , перестали отвергать его, их былая решительность и агрессивность заметно иссякли. Это тут же заметили на Западе и ослабили давление. Затеплилась надежда на передышку, столь нужную Москве…Борис Годунов, как следует из его родословной, был потомком хана Четы, который в 1330 году выехал из Орды на Русь. «Потомки сего рода Российскому престолу служили в боярах, стольниками, окольничими, воеводами и в иных знатных чинах и жалованы от государей поместьями», – записано о них в российском гербовнике. Фамилия Годунов чисто тюркская. Правда, переводится неприятно для обладателя – «нижняя часть прямой кишки», в переносном смысле «безрассудный, самый глупый», так объясняет крупнейший тюрколог Н. А. Баскаков. И добавляет: то хорошая фамилия, счастливая и очень древняя.По тюркской традиции ребенка, родившегося в год Свиньи, называли «плохим» именем, потому что в тот опасный год нечистая сила похищает детей или уродует их. А плохое имя отпугивает злых духов и служит младенцу оберегом . Часто плохое имя было тайным, его знали лишь близкие люди. И произносили так, чтобы одна только нечистая сила и слышала… О Борисе Годунове трудно сказать, был ли он счастлив, слишком одиозно теперь рисуют его исторический портрет, не жалея серых красок, ведь он же вчистую переиграл католиков. Без войны вернул Руси потерянные в Ливонской войне города, принес народу мир. Самое великое его дело – учреждение Русской православной церкви. При нем московиты стали христианами. В 1589 году случилось то важнейшее событие… Годунов находил выход из безвыходных положений. Это он не дал Руси превратиться в папскую провинцию! И вместе с тем он – причина Смуты, которая навсегда перечеркнула завоевания русских тюрков, сделала их безвестными… Конечно, взгляд официальной науки на крещение Руси совсем иной, тот, который, как заметили многие исследователи, «не вполне согласуется с логикой и ходом истории».Но… правду нельзя менять в угоду царю или Наместнику Христа на земле. Истина не умирает. И не исчезает. Она лишь забывается. И то не навсегда!Христианство на Московскую Русь пришло в 1589 году, не раньше и не позже, через шестьсот лет – год в год! – после «официальной» даты крещения, оно было следствием политики, которую готовили загодя. Иван Грозный со своим Стоглавым собором сделал первый шаг, царь был близок к выигрышу, мог бы стать недосягаемым для папы римского, мог даже повторить поход Батыя в Европу, если бы не был столь самонадеянным. Тенгрианство дало ему козырные карты, он стал вхож в мир буддизма и ислама, но царь не сыграл на этом… Борис Годунов был другим, хотя тоже смотрел на Запад.Однако никто из правителей ни в одной стране Европы не додумался до такого красивого компромисса, который нашел он, обошедший на вираже истории Рим с его орденами. То мудрое решение достойно Соломона, но официальная российская история упрощает его, трактуя как «учреждение в Москве патриаршества». Всего-то лишь! Нет. Это абсолютно неверно.В Москве, задолго до Годунова, была утверждена в 1448 году митрополия Древлеправославной (тенгрианской) церкви Дешт-и-Кипчака. Этот факт показывает, что к XV веку с массовым приходом степняков традиции арианства на Руси начали иссякать. Факт очень важный сам по себе. Если же к нему добавить, что митрополия – это не самостоятельная Церковь, а лишь церковный округ, то многое проясняется… В любой Церкви есть такая структура, означающая подчиненность и уровни управления – епархии и митрополии.

...

Те же В. Н. Татищев, Ф. И. Успенский и другие историки называли конкретные епархии, входившие в Древлеправославное церковное «государство». При этом авторы сходились во мнении, что существовали эти епархии до Московской митрополии. Например, Брянская упоминалась в летописях IX века, там был монастырь, где хоронили церковных владык. Еще были Елецкая, Казанская, Киевская, Рязанско-Муромская, Сарайская, Тамбовская, Владимиро-Суздальская епархии и те, что размещались в Сибири, Казахстане, Средней Азии, на Кавказе. Внутри епархий были свои митрополии… То был огромный институт Единобожия, который существовал в Дешт-и-Кипчаке веками. Первым разрушать его начал Батый, внук Чингисхана.

Попытки отрицать степное духовенство выглядят весьма примитивно, с ним же общались многие, в том числе папские легаты Карпини и Рубрук, от того времени остались храмы и древние иконы… Тот же Андрей Рублев… Известные в России утверждения типа «поганые татары» теряют всякий смысл, как и история «крещения» Руси, которые беспардонно придуманы.

…Христианство на Руси началось с того, что в 1586 году Борис Годунов пригласил в Москву Антиохийского патриарха Иоакима, второго по рангу в Греческой церкви. Тот приехал. При встрече, пишет Ф. И. Успенский, «московский митрополит Дионисий первым преподал благословение», иначе говоря, указал подчиненное место грека в духовной иерархии. Грек не возразил, отлично понял жест, зная, что стоит за ним. Вера тюрков была выше и старше !

Будь Москва христианским городом, тем более принявшей крещение от греков, она бы преклонилась первой. Но нет, сидела в их присутствии… Это тонкости протокола и церковной дипломатии.

Антиохийский патриарх Иоаким приехал обсудить с Годуновым условия создания на Руси филиала Греческой церкви. Эту просьбу Иоаким за «хорошие подарки» должен был передать Константинопольскому патриарху Иеремию. Москва впервые официально выражала желание стать христианской, если, конечно, не считать письма Ивана III папе римскому, о котором уже говорилось.

Правомерен вопрос: почему переговоры шли именно с Антиохийским патриархом, жившим в Дамаске, в Сирии? Имел ли он отношение к Русскому царству?

Оказывается, имел. Самое непосредственное.

Сирия издревле была страной, где жили люди разных религий – мусульмане, христиане, «несториане», иудеи. Так повелось со времен царя Кира. И жили мирно, отсюда ее древнее имя Кирия. Академик В. В. Бартольд приводит примеры, когда христиане и мусульмане молились «под одной крышей», половина здания принадлежала одной общине, половина – другой. Килису-мечеть в Х веке там редкостью не считали. Показательно и то, что католикоса «несторианам» назначал халиф с согласия их общины.

Но та веротерпимость была отчасти показной, отчасти необходимой, потому что по традиции Греческой церкви Восток входил в состав Антиохийской епархии… Здесь надо быть мирным! Выходит, не случайно на Русь после краха Византии устремилось отвергнутое греческое духовенство. И Москва принимала его, потому что знала о той традиции от Софьи Палеолог… Словом, Антиохийский патриарх почувствовал себя на Руси, как дома, он был своим. В своей епархии!

На тех первых его переговорах с Борисом Годуновым речь шла о создании Русской церкви греческого толка, которая включила бы в себя собственные епархии и митрополии, вела бы свою политику. В том была настоятельная необходимость. Для державы, которая поднималась на обломках Золотой Орды, требовалась новая вера – объединяющая! И вместе с тем продолжавшая старые традиции и обряды, чтобы не вызвать волнений в народе.

Греческое христианство, по мнению Годунова, как нельзя лучше подходило для этой цели. Во-первых, оно давало Москве право входа в Европу и тем прекращало трения с папой римским по поводу веры. Во-вторых, в отличие от папства, оно не представляло опасности для царского престола, потому как греческий патриархат не имел власти. Он, лишенный паствы, катастрофически бедствовал, представлял скорее мираж, чем Церковь.

Она, бессильная , и требовалась русским!.. Чтобы самим управлять в ней.

Через год в Москву явился Греческий патриарх Иеремия, повод для визита был ничтожный – получение милостыни от русского царя для постройки патриаршего храма и дома в Стамбуле. Выходит, он был не просто бедный, еще и бездомный. Ему негде было служить. И не для кого… Один этот факт показывает не жалкое, а никакое положение Греческой церкви, ее влияние равнялось нулю. Первое лицо некогда всесильной Церкви ехало на чужбину за подачкой.

Иеремия был первым греческим патриархом , который нанес визит на Русь, вернее, не визит, его вызвал к себе русский царь. На ковер!

На тайных переговорах Борис Годунов и Иеремия совещались о Греческой церкви в Москве. Называть ее «Русской» грек противился, желая сохранить за собой место патриарха. Этим он не устраивал Кремль, но там согласились бы с его условием, если Иеремия пока будет жить не в Москве, а во Владимире, который на время планировали сделать центром новой Греко-Русской церкви, иначе царь терял свой титул. Тут уж заупрямился грек, потому что не мог пойти себе в подчинение – стать одновременно и Греческим патриархом, и подчиненным ему русским главой Церкви. Переговоры зашли в логический тупик.

Сошлись на середине, которая была удобнее грекам: Греческая церковь остается в Стамбуле, а Русская войдет в нее и поможет материально. Борис Годунов не настаивал на своем, ибо царь Федор желал «устроить в Москве высочайший престол патриарший». Даже ущербный понимал, у греков осталось только имя, оно их единственный товар, который покупала Москва.

Покупка имени была авантюрой, выгодной Руси, она приобретала политическое лицо и вторую (новую!) Церковь. Этот план и встал в центр дальнейших переговоров, их уже открыто повела Москва.

Однако против задуманного возразило духовенство старой школы во главе с Древлеправославным митрополитом всея Руси Дионисием, он жил в Москве и допустить конкурента не мог. Но с ним не посчитались, ибо свою роль он выполнил. Дал русским царя. Большего не требовали. И чтобы погасить скандал, своенравного «старого» владыку низложили, отправили в Новгород. Молва гласила, что из Новгорода он перебрался в Брянск (Биринчи), в свою обитель, доживать век… Но так ли было на самом деле? Тем не менее там до сих пор существует Древлеправославная церковь, полностью забывшая себя. Ее зовут Старообрядческой, а почему? Никто не знает.

Ублажив грека щедрыми подарками, тут же ударили по рукам. Первым Русским патриархом избрали архиерея Иова, выдвиженца Бориса Годунова, 26 января 1589 года в Кремле прошло посвящение. Собор греческих епископов вскоре постановил: назначить Русского патриарха пятым , последним, по рангу в иерархии патриархов Греческой церкви и разрешить русским впредь избирать себе патриарха. С тех пор началась Русская христианская церковь, независимая от папы римского… То есть через шестьсот лет после «официального крещения» Руси греками!

...

Но любопытно здесь даже не это, а две детали, которые хоронятся в тени Истории.

Первая – греки подписали акт избрания Русского патриарха, не читая бумаг , что указывает на спешку, с которой создавали Церковь. Документы даже не успели перевести на греческий язык, счет шел на часы и минуты: принятие христианства приостанавливало начинавшуюся войну с Польшей и Швецией.

Вторая – перечень главных лиц Греческой церкви, в нем нет патриарха Киевской Руси, который, как полагают в России, в Х веке принял от греков крещение. Почему? Потому что никогда в природе не существовало той христианской Церкви, куда якобы входила Московская митрополия.

Был Константинопольский, Антиохийский, Александрийский, Иерусалимский и пятый, вновь избранный Русский патриарх. Все. Вопрос, кто представлял в Греческой церкви Киевскую Русь, повисает в воздухе. На него возможен один-единственный ответ – никто. Вот почему крещение Киевской Руси окружено недомолвками…

...

Что бы ни говорили, созидательным был XVI век. Строили Русское царство, но не на пустом месте. И не голыми руками. Шла реконструкция Золотой Орды, государство меняло себя, образ жизни, естественно, не стоял в стороне и институт духа. Так было когда-то на Западе, когда власть там пришла к людям, имевшим тюркские родословные, но не желавшим зваться тюрками. Они тоже меняли свои страны, приспосабливая их к реалиям новой жизни.

Народ, обычаи остались, иными становились названия привычных вещей. Их внешний вид. Это отличало созидательность XVI века на Руси. В перестройке виделась смена эпох: тюркское подменяли славянским . Как когда-то в Болгарии.

Например, прежнюю веру в Бога Небесного назвали христианской, не изменив при этом обряда. Простые люди не заметили смену вывески , они по-прежнему молились Богу. Не увидели разницы и духовные лица. Теологические искания в Москву пришли после Бориса Годунова – в Смутное время, которое и расставило все по местам. Борис же искал диалога с Западом. Искал, как мог. Ему нужен был мир. В изменении прежней культуры видел он начало желательного для Руси диалога. Только тогда ее могли слушать… Это, видимо, и есть самая большая трудность, не позволяющая осмыслить события, связанные с рождением славянской Руси. Кажется немыслимым, что все древнерусское прежде было тюркским. Равно как древнеанглийское или древненемецкое тоже тюркское.

Но иначе они не могли называться… То след Великого переселения народов.

На Руси сменили Церковь, создали славянское государство, и ничего не менялось. Лишь названия. Впрочем, нет. Изменялось. Русь, как и Запад, отходила от Бога , от предков… Или – Бог отворачивался от нее?!

Иным становился дух, двуликость томила его. Поступок переставал быть достоинством. Slave – он раб, даже принадлежа самому себе… Христианство вело людей к спасению, а не к созиданию и совершенству. Оно и стало шагом к крепостному праву, которое на века связало народы Руси и Орды в единый славянский народ. Русские стали приобретать русских же, как товар, чтобы делать их своим капиталом.

Это самая большая катастрофа, когда человек не замечает человека. Помогала им христианская Церковь, она вела за собой крепостничество , которое было в традиции Византии и обрело на Руси самую свою уродливую форму… По-другому здесь не умеют, все доводят до крайности.

В один день переделать Русь, естественно, нельзя. Не готова была она надеть тяжелые вериги рабства. Греки предложили взять Русской церкви греческие правила, но чужое не годилось: четырех архиереев (Новгородского, Казанского, Ростовского и Крутицкого) хотели объявить наместниками патриарха, как у греков. Не удалось, это разрушало прежнюю иерархию. Здоровый консерватизм еще жил в обществе: народ и духовенство зароптали.

Не все, далеко не все понимали, что утверждал Борис Годунов. Суть перемен, пожалуй, лучше него самого изложил Константинопольский патриарх Иеремия: «Ветхий Рим пал от ересей; вторым Римом – Константинополем – завладели агарянские внуки, турки; великое Русское царство – третий Рим – всех превзошло благочестием».

Русь выбрала роль , которая прежде была у Греческой церкви – хозяина восточного (славянского) мира. Вот что произошло. Москва переиграла Рим на его политическом поле. То, что Иван Грозный утверждал силой, Годунов утвердил словом. И тем сохранил страну от растерзания.

…Второе великое начинание Бориса Годунова касалось внутренней политики. Ее олицетворяло новое на Руси слово «христианин», которое произносили «крестьянин», то есть «носитель новой веры» или «приписанный к кресту своего прихода». Царский указ закрепил крестьян (христиан) к земле, они переставали быть «вольными пахарями», как было в Дешт-и-Кипчаке. Переезжать с места на место теперь запрещалось.

Таково условие славянства и того церковного института, который обрела Русь.

Каждого христианина приписали к конкретной церкви, к приходу. То был первый шаг к крепостному праву и рабству. Но его тоже не заметили. Удар пришелся по свободной сельской общине, по улусам и юртам. Степная вольница доживала свое, ее отменяло христианство… Интересы страны и Церкви требовали жертв… Желая жить по чужим правилам, с чужой верой, надо было в первую очередь поменять себя.

Предлагалось же не крепостное право, не узаконенное рабство, которое появилось потом, а иной территориальный порядок . Переезжать на новое место не возбранялось, но с разрешения властей… С тем и живет матушка-Россия поныне – с «пропиской», не как свободная страна.

Еще царский указ давал мелким поместьям так не хватавшую им экономическую устойчивость. Льготы касались христиан. Этим объявили войну боярам , владельцам крупных поместий, хранителям старины… Рано или поздно разделение общества должно было случиться, власть в славянской стране могла опереться только на тех, кто недоволен и обижен, то есть на мелкопоместную знать. Выходцы из низов всегда восприимчивее к новому.

Их и превращали в сторонников христианства.

Крупные помещики и монастыри, владевшие огромными земельными угодьями, запротестовали против указа, но к ним царь не прислушался. Указ вводил учет населения, а значит, справедливый сбор налогов, набор рекрутов и многое другое, этим он привлекал. И самое главное – усиливал царскую власть. Мелкопоместная знать становилась опорой государства. Из нее вырастало дворянство, новая аристократия Руси!

Противников у Кремля стало больше, завидовали удаче, которая не отворачивалась от Бориса Годунова, первого русского реформатора , строителя великой державы. А он уверенно входил во власть.

Особенно эта злоба проявилась в 1598 году, когда умер царь Федор, не оставив наследника. Бояре, боясь избрания ненавистного Годунова, обратились к вдовствующей царице Ирине с просьбой принять трон. Та отказалась. Борис тоже отошел в тень. Началось гнетущее безвластие. Поползли слухи, мол, убитый шесть лет назад царевич Дмитрий, законный наследник престола, жив и скрывается в Польше, он готов принять власть. Это напоминало заговор, который и в самом деле имел место.

Слухи же не рождались сами, их придумывали те, кто ненавидел Ивана Грозного и продолжателя его политики Бориса Годунова. То были иезуиты, которые загодя готовили Лжедмитрия и Смутное время, чтобы расправиться с Борисом, с его возрождающейся Русью. Только им был выгоден надвигающийся на Москву хаос. Тревожное начинали они время…

Стратегию атак готовил Рим. И готовил безупречно. Слухи, сплетни, оговоры – привычные инструменты из его арсеналов – на Руси, как быстро выяснилось, приносили малый успех. Здесь были свои великолепные мастера этого промысла. Требовалось что-то существеннее, чтобы развалить единство русского народа.

И нашли. Ислам, который был понятен католикам лучше, чем русским.

Только так, разделением веры, можно разделять надвое единый народ. Примеров тому предостаточно. Это Пакистан и Индия. Судан и Эфиопия. Это Балканы. Это Кавказ. Это Россия. Всюду разделение народа проходило по единому рецепту… Российская история утверждает, впервые ислам появился в Казанском ханстве, однако дату его принятия называет по-разному: 734 или 922 год. Точнее сведений нет, впрочем, как и даты крещения Руси.

Кому же тогда в XVI веке служили владыки Казанской, Сарайской и других епархий Древлеправославной церкви? Этих непоколебимых центров веры?

В Казанском кремле, например, половину земли занимали дом и двор митрополита. Хан жил рядом. В городе, судя по сохранившемуся рисунку Витзена, выполненному в 1660-х годах, не было мечетей. На этом и других городских рисунках виден Казанский кремль, Дворцовый и Благовещенский соборы. Для кого они открывали двери? Не для казанских ли ханов, если вспомнить касимовского Саин-Булата, сына казанского хана, остаток жизни проведшего монахом в монастыре под Тверью? Кто он был по вере? Разве мусульманин?

Кстати, почему именно казанского митрополита метил Борис Годунов на место наместника Русского патриарха в Поволжье? Действительно, почему? Никто же не задавал подобные вопросы, а стоило бы. Вопросы интересные… Все-таки вторая по численности епархия в стране.

Единственным, пожалуй, источником, настаивающим на исламе в Поволжье, является книга «Путешествие Ахмеда Ибн-Фадлана посла халифа Аль-Муктадира к царю Сакалиба», в ней рассказано о приходе на Итиль в 922 году проповедника из Багдада. Это, как следует из титульного листа, перевод с арабского, выполненный академиком И. Ю. Крачковским, знаменитым переводчиком Корана. Внешне работа солидна и обстоятельна. Но только внешне.

...

Первые ее страницы рождают недоумение и сомнение… Если то, что говорит Ибн Фадлан, – правда, тогда другие книги о тюрках грязные фальшивки. Одно из двух. Или – или. Третьего не дано. Текст его «Путешествия…» это набор баек и анекдотов, которыми «богатела» русская литература о тюрках начиная с XVIII века. Человек, живший в Х веке, не мог видеть то, что придумано много веков позже. Например, что тюрки едят вшей и восторгаются этим лакомством.

Смакуя их грязную жизнь, автор и его редактора не знали, что баня придумана тюрками, древнее ее звучание «бу ана», что в переводе дословно «мать пара». Следовательно, их жизнь не была грязной.

В «Путешествии…» Ибн Фадлана по пальцам одной руки пересчитаешь примеры, которые согласуются с реальностью. Их очень мало. Ну, как поверить, например, в то, что жена кагана, сидя на троне перед высоким гостем, раздвинула ноги и, «нисколько не смущаясь, почесала там» некое голое место. «Мы от стыда закрыли лица…» – пишет араб. «Они не очищаются ни от кала, ни от урины, не омываются от половой нечистоты. И вообще они не моются водой, особенно в зимнее время»… Для чего же служили тогда кумганы в тюркском быту? И ушаты? И волосяные рукавички, которые заменяли мочалки? И березовые веники? Зачем тогда каждую субботу тюрки вытапливали баню, чтобы чистым встречать воскресенье – нерабочий день, который посвящали Тенгри и своей душе?

«У хозяина-тюрка был безбородый сын, он очень приглянулся купцу-хорезмийцу, и тот склонил его к мужеложству». Или чуть дальше: «И если такой старик наденет шубу, то становится похожим на козла». Цитаты можно продолжить и продолжать, но делать это противно. Из гадостей составлена книга, приводящая в восторг тех, кто ее толком в руках не держал. Гипнотизирует имя академика, под редакцией которого издана фальшивка. А она – сигнал для вдумчивого читателя… Кому понадобилась фальсификация ?

...

Араб не мог встретить в Волжской Булгарии русов. Они жили на две тысячи километров западнее, и тем более славян, которые тогда были лишь в Болгарии.

Его «наблюдения» отвратительны, их не хочется комментировать: «…мы попали в страну башкир, которые относятся к тюркскому племени. Мы очень остерегались их, потому что это худшие из тюрок, самые грязные и более других склонные к убийствам. Встречает там человек человека в степи, отрубает ему голову и берет с собой, а тело оставляет. Они бреют свои бороды и едят вшей».

Горечь оставляет взгляд «очевидца» на народные традиции. В больном воображении араба или редактора все тюркские богослужебные обряды и праздники кончались «массовым совокуплением». И так на каждой странице.

Но есть там и капли правды.

«А если произойдет с кем-нибудь из них беда и случится какая-то неприятность, он поднимает голову к небу и взывает: «Бер Тангре!», по-тюркски означает: «Клянусь Богом единым», так как «бер» на их языке означает «один», а «Тангре» – «Бог» – пишет далее Ибн Фадлан. Это – правда.

Тюрки не были язычниками. И писавший «Путешествие…» знал о том. Но он не задал простейший вопрос, прежде чем обмакнуть перо в чернила, зачем им просить какого-то Ибн Фадлана обратить их в ислам? И кто он такой, этот всемогущий Ибн Фадлан?

Просто так веру не меняют. «Тангре» охранял тюрков. Зачем его менять?

...

«Кому выгодно?», с этого вопроса лучше начать расследование. И откроется, что хотели скрыть «пустившие» Ибн Фадлана в Дешт-и-Кипчак. Настоящий араб, приехав сюда, встал бы на колени и поцеловал землю великого народа, а не позорил ее. Было бы именно так, потому что в Х веке Коран еще писали письмом куфи и по-тюркски. Мусульмане знали слова Аллаха о тюрках, о Его войске, которое несло знамя веры. Знали, что здесь, на Итили, жили ханифы, о которых написано в Коране… Все это Ибн Фадлан обязан был знать. Но не знал. Значит, он не был арабом!

Вот еще пример, и его Ибн Фадлан должен был знать. В 833 году новый халиф, созвав в Багдаде мудрецов, спросил: «Сколько лет буду царствовать?» Ответы были разные. Лишь самый седой мудрец тихо промолвил: «Ровно столько, сколько захотят тюрки». И все рассмеялись его горькой правде: гвардия халифа состояла из тюрков, они ставили и убирали правителей. Духовенство, ученый мир Халифата также слагали выходцы из Дешт-и-Кипчака… Не стыдно ли забывать об этом?

Лишь в позднем Средневековье, с подачи иезуитов, проникших в ислам, началась «арабизация» Востока, началась через пять веков после описанных в книге событий… Как Ибн Фадлан узнал о том, что будет?

Исламский мир гордился тюркской культурой, почтительно называл ее наукой древних . В представлении арабов их мир делился надвое – на «науку древних» и на «мусульманскую науку». Восток отличали крупнейшие философские школы, основанные тюрками, они давали блеск культуре мусульман. Это хорошо известно светским ученым, читавшим труды академиков В. В. Бартольда, А. Е. Крымского и других востоковедов…

В Волжской Булгарии религией был не ислам. Иначе там бы случились перемены, которые пришли в Крым вместе с исламом, а именно – правление по шариату, собственность на землю, многоженство. Религия – это мораль общества, норма его жизни. Она выражается не в том, как люди молятся, как держат руки, что говорят, а в том, как они себя ведут до и после молитвы , как обустраивают быт, свою жизнь и даже смерть – могильные памятники это тоже информация о вере.

А были ли на Итили мусульманские кладбища в Х веке? Где следы этого? Их нет.

...

Каганат Волжская Булгария до XVI века жил по адатам, его история и археология доказывают это. О чем здесь спорить? Взять, к примеру, курганы, которыми не обделено Поволжье. Разве в курганах хоронили мусульман?.. Или – Казанскую икону Умай, ее русские назвали Казанской иконой Божией Матери, а на эту святыню молились поколения тюрков до падения Казани и после. Она, икона, собирала почитателей веры в епархию.

Казанскую икону Умай почитали жители Казани и земель, над которыми властвовали казанские духовные владыки. Это нынешние Ивановская, Костромская, Нижегородская и другие области… Кто были те прихожане, оставившие эту редкую икону, творящую чудеса? Предки нынешних татар, русских, башкир!

Разве не любопытно – за всю историю здесь не было ни одной религиозной войны ! Даже стычки. Во всяком случае, летописи и народные предания их не фиксируют… Может быть, это заставит тюрков задуматься над собственной историей? Нельзя же жить беспамятно. Стыдно.

Конечно, кто-то принимал ислам и до Ивана Грозного. Скажем, золотоордынские ханы Берке и Узбек были мусульманами, они искали союзников на Востоке, а хан Мамай был католиком. И что? Народ Орды не пошел за ними, иначе история зафиксировала бы крушение Дешт-и-Кипчака раньше, чем оно случилось. В Казанской епархии был порядок, вмешиваться в него не дозволили бы никому. Даже арабу, которого назвали Ибн Фадланом, посланником халифа.

В Волжской Булгарии, потом и в Золотой Орде строили мечети, но при постоялых дворах, для купцов, прибывших с Востока. И синагоги строили, и армянские храмы. Но кто и где доказал, что эти культовые постройки привлекали тюрков Волжской Булгарии? Или Орды? Или Московской Руси?

Тюрков, которые поднимали голову к Небу и гордо взывали: «Бер Тенгри!»

Действительно, зачем им чужие храмы?

…В начале XVI века была попытка привить Поволжью ислам, тогда брат крымского хана занял казанский престол. Но не долгой была она. Об исламе вспомнили при Борисе Годунове. Но вспомнили не в Казани, в Риме . Трудностями Москвы там пользовались очень умело. Иезуиты создали «пятую колонну». И понесли смуту: религиозные войны обрели остроту, протест и отчаяние. Не веру, а именно протест Казани против русских тюрков культивировали они. О душах не думали.В знамени ислама жители Казанского ханства, которых полонил Иван Грозный, увидели знамя свободы и приняли его. У них появился, с их точки зрения, шанс. Они мечтали о свободной Казани. О воле… А это все-таки политическая, не религиозная мечта, не погасшая там до сих пор.Удар Запада был точен. Ислам в Поволжье принял политический окрас, а народ так и не понял высоких норм той религии. Повальное пьянство, вольное поведение и мужчин, и женщин, условное соблюдение обрядов, увы, они бросались и бросаются в глаза до сих пор. Их не скрыть. «За чужим пошли, а свое потеряли»… Там, конечно, были и есть настоящие мусульмане, но их очень мало. Поволжье – центр политических игр, земля вечного конфликта тюрков. Здесь три религиозных течения проявляют себя.Но что показательно, сюда никогда не приходили паломники, здесь нет уединения, мусульманских святынь, как в Средней Азии, например. Одна нищета духа. Этот исламский регион России не украсит даже мечеть, построенная вопреки исторической правде в Казанском кремле. Время не обмануть! А себя можно…Говоря об исламе в России, нелишне помнить, что Коран здесь впервые издали в XVIII веке. Тогда появились первые общины мусульман. И никакой Ибн Фадлан не разубедит в этом, ибо сохранились документы посерьезнее.

С правления Бориса Годунова, этого величайшего собирателя державы, русские начинают Смуту , есть такой термин в российской истории. Что это, понять нельзя. Термин сравним с туманом, вернее, с мутью, скрывающей былое, но Словарь русского языка С. И. Ожегова его с мутью не связывает, толкует как «мятеж, народные волнения, раздоры, ссоры, беспорядок». Возможно, и так.

Однако это ли отличало Смутное время на самом деле? Мятеж – оболочка жизни, он следствие политики. Как дым есть следствие огня. Народные волнения, мятежи сами не вспыхивают, их готовят, ими руководят политические силы, которые потом называют иные времена смутными , так им удобнее… От слова «муть» все-таки термин, оно точнее.

На Алтае знали, молитва, как и мирская речь, обуреваемая нечистым помыслом, зовется «мутною».

То видно и из церковной истории Руси, там же лежало ядро событий. Начиналась схватка Церквей, Русской, появившейся в 1589 году, и Католической. Вот что отличало «смуту»!.. Церковные баталии, которые привели к расколу 1666 года. Не народные волнения, не ссоры. И конечно, не самозванцы, нахлынувшие с Запада. Католики вели битву с давним своим соперником – с тюркской верой, которая, приняв при Иване Грозном русский лик, продолжалась при Годунове под именем «христианство».

Под сводами храмов питалась «смута», здесь она жила.

Поэтому правильнее ее считать продолжением инквизиции, убийством тюркской культуры уже в Восточной Европе, вернее, подменой ее на славянскую новь… Запад и здесь победил, а победителя, как известно, не судят. Им восхищаются, поэтому так уродливо и выглядит история России, в которой концы не сходятся с концами… Однако мир устроен так, что в нем нет ничего тайного. Все рано или поздно становится явным.

Что нбчало «смуту» – ту необъявленную войну? Ничего. Просто католики не посчитали русских тюрков христианами, они придумали им другой термин – «схизматики», то есть «имеющие похожую веру» или «отпавшие от церковного единства». Возможно, это серьезный повод для войны. Но при чем тут религия? Однако враг был обозначен…

Западная церковь готовила русскую «смуту» (раздоры, мятежи), забыв «о любви к ближнему», о единоверцах. Вдохновленная успехами инквизиции, она уверенно нападала. Но поскольку ни тайного войска монахов, ни головного штаба, ни просто армии у русских не было, они могли выставить лишь народные ополчения. Их и выставляли. Отсюда то значение «смуты», которое приводит в своем словаре Ожегов.

...

Рим понимал: русский пример неподчинения папе взрывоопасен для христианской Европы, где набирала обороты Реформация, – ответ Севера на инквизицию. Здесь готовилась Протестантская (Евангелическая) уния, принятая в 1608 году, тлела крестьянская война. Лютеране, кальвинисты, англикане, методисты, баптисты, адвентисты стремились отдалиться от Римской церкви и ее ставленников. Верующие устали от папских политиков, от которых исходили только беспокойство и страх.

Покорением Русского царства папа римский надеялся поправить пошатнувшееся положение Церкви, хотя исход событий и казался сомнительным. Но шансов победить на Севере было еще меньше. Политику там корректировала Реформация, не папа. Он уже потерял инициативу. О том знали в Кремле и делали выводы. Но очень робкие. Московское государство противостояло Риму практически без союзников, начавшиеся при Иване Грозном отношения с английским двором могли бы иметь продолжение, но не имели.

Это кажется странным, даже неестественным, половина Европы была против Рима, а Русь лежала далеким фронтом, решая свои проблемы в одиночку. Коснись ее Реформация, история Европы развивалась бы совсем по-другому. Не коснулась! Почему?

Потому что на Руси действительно была схизма, то есть вывеска : христианство в ее культуру не вошло. Следовательно, реформировать было нечего. Рано. Здесь, в этом «медвежьем углу», таилась дедовская патриархальность, в которую без успеха пытались втиснуть христианские порядки. Именно «втиснуть». Обстоятельство серьезное, пусть и не важное в масштабах континента.

Но к нему следует добавить, что по обе стороны переговорного стола сидели не просто европейцы и русские, а тюрки, назвавшие себя англичанами, шведами, поляками, русскими, тогда политика обретает совершенно иной окрас. Без выяснения отношений, кто старше, кто знатнее, здесь не обошлось. И хотя корень династий и там, и там был один – алтайский, существовали колена родов, разобраться в которых очень трудно… Поэтому договориться друг с другом для тюркских аристократов задача практически не решаемая, она выше их возможностей.

Здесь всегда признавали только правила поединка, или суда Божиего. То есть войну.

Несогласие усиливалось еще и тем, что московская дипломатия зависела от Запада, Москву в других странах часто представляли агенты папы , они не спешили делиться европейскими тайнами, что осложняло действия и Ивана Грозного, и Бориса Годунова, сковывало их инициативы. И тем, разумеется, дело не исчерпывалось. Молодую страну, как лодку в море, раскачивали сами гребцы – аристократы, приближенные к царю, его советники.

Например, они так и не признали Бориса Годунова за царя из-за нецарского его происхождения. Для родовитых бояр он был самозванцем, выскочкой. Иные бояре возжелали сделать Русь частью Запада, что вело к неустойчивости в обществе… Впрочем, все это хорошо известно из литературы о Смутном времени.

Слиться с Западом, иначе говоря, стать христианами и, значит, славянами, желали выходцы из Северной Руси, сторонники Рюриковичей, помнившие о «Господине Великом Новгороде», духовная культура Востока была им уже чужда и непонятна, Запад с его тайнами казался ближе. Того же желали русские тюрки из числа потомков мелкопоместной знати Орды, они в христианстве и славянстве видели радужные надежды и перспективы на богатство, власть.

Замыслы и тех и других были осуществимы – русское общество, возникшее из разных народов, не отличалось цельностью, оно при умелом воздействии распадалось на глазах. Распадалось на этнические группы и религиозные группки. Как угодно. От них и шла Смута – от вражды между собой , которую начало дворянство, разносортная знать, выпестованная Борисом Годуновым. Это он дал льготы христианам, их приблизил к трону.

Кремль, объявив о новой религии, начал борьбу сторонников старой и новой веры. Сам поделил общество на своих и чужих.

Столбовые дворяне собирались против бояр, мелкопоместные дворяне – против столбовых… Но все из них рвались в славянство. С указом о введении «греческой веры» на Русь обрушился хаос, что сродни убийству страны, а иначе и быть не могло. Смена веры – это смена политической культуры. Так было всюду… Не без помощи католиков тогда сложилась «христианская» партия, возмечтавшая лишить царя власти. Чтобы стало, как на Западе . У христиан.

Славянам изначально была чужда свободная, независимая империя, которую задумал возродить Борис Годунов на месте Дешт-и-Кипчака, они не принимали тюркских традиций власти даже в христианской упаковке. Желали папу римского. И только папу. Хозяина для себя!

Годунов, увлеченный идеей «греческого» христианства, не сразу понял, что сам выкопал себе могилу. Он, волей случая ставший царем, двумя руками держался за трон и приближал к себе таких же случайных людей, которые и свели его на тот свет… Они, никто другой, посадили родственников Годунова «в навозные телеги, везли через пни и колоды, без покрова и тюфяков, в дождливое время… некоторые умерли дорогою», сообщает Никоновская летопись. Действительно, сам царь себе копал могилу.

Кажется невероятным, но Лжедмитрия I, ставленника папы, на московский престол возвели не католики, а именно те самые славяне, что заглядывали в рот Западу. И входили они в тайный сговор не с самозванцем, а со стоящими за ним политиками, которые в 1605 году силой штыков польской армии привели и объявили русским царем настоящего проходимца.

Запад строил свою стратегию на раздоре, на развале народа. Самозванец был «троянским конем» католического Рима, но за узду его вели все-таки славяне…

Они соглашались терпеть над собой любого, лишь бы не своего , не царя Бориса. А Русская церковь ничем не могла ответить, не нашла слов, чтобы прекратить борьбу мирских интересов. Страна при живом патриархе жила без патриарха. Хотя на самом деле их было два. Старый, тенгрианский, прозябал в Брянске (Биринчи), а новый, христианский, ничего не решавший, сидел в Москве, потому что не был вторым лицом в государстве. Был назначенцем светской власти, в точности как когда-то византийский патриарх. Слуга престола. Объявив Бориса Годунова царем, он выполнил свою миссию.

Очевидно, Смута началась с отсутствия духовности, в христианской стране не стало единства духа и тела : двуединство власти было нарушено. Эта беда, сгубившая Золотую Орду, стала спутницей Руси, ее родовой меткой. Повторялась история Византии, империи, которая проиграла Риму по той же самой причине.

С духа начинаются и с уходом его заканчиваются тюрк, его народ, его страна… Тогда в обществе рождаются скрытая ненависть к соседу, зависть к чужому успеху, желание отчуждения. Славяне проявляли именно эти низменные качества души, проявляли неосознанно . Назвавшись славянами, тюрки стали жить в другом обществе. С другими ценностями. Пастыри теперь твердили им о спасении души, а не о ее чистоте , как прежде. О своей шкуре, не о поступке, теперь заботилась знать.

Тот, кто отошел от «Киши хакы», был уже не тюрк – славянин (slave) с ярмом на шее… Так было и в средневековой Европе, о чем свидетельствует образное латинское выражение: subdidit se iugo Christi. Оно означало: «принять христианскую веру значит надеть на себя ярмо». Выражение, конечно, можно толковать по-разному, но изменится ли от этого смысл?

Если прежняя вера сдерживала иные пороки души, то у русских славян пороки рвались наружу, поднимая со дна муть. Самые низменные «тюркские болезни» расцвели пышным цветом, новая вера оказалась тем самым биологическим раствором, в котором возбудители «болезней» чувствовали себя прекрасно. То была их среда. Их жизнь. Увы. Годунова топили свои, те, которых влекла не свободная Русь, а привилегии, что сулило им христианство. Они не понимали и не могли понять, Московия – не союз удельных княжеств (юртов или ханств), как Дешт-и-Кипчак или Орда, а вотчина, где должен быть один правитель с неограниченной властью. Империя по типу Византии. Ее создавал царь, объявивший о новой Церкви.

К сожалению, имперская идея тогда не завладела обществом.

Впрочем, идеи, как таковой, еще не было. Сам Годунов страдал теми же тюркскими болезнями, которые обострились после принятия им славянства. Он яро ненавидел противников закона, мстил за подлости, казнил за малейшие провинности, особенно когда пытались ограничить его царские полномочия. В своей жестокости, возможно, царь и был прав. Но… история это видела много раз. Силой закон поддержать нельзя. Ненависть и жестокость рождали лишь ответную ненависть, ответную жестокость. О духе, о слове, без которого немыслима царская власть (именно царская!), тогда не думали. Лилась кровь, раскручивался маховик зла, и было не до идеи, не до патриарха, который должен был первым наставить царя.

Традиции греческой веры не позволяли патриарху сделать это .

Как на беду, патриарха втянули в борьбу кланов, Русская церковь не могла стать мировым судьей, не могла примирить славян-аристократов с царем, она плелась вслед за событиями. Патриарх Иов сделал все, чтобы Бориса Годунова в 1598 году избрали царем. Церковь стояла на защите интересов трона. Не страны, не народа… В том и состоит особенность «греческой веры». В служении престолу!

Все сразу увидели: патриарх отрабатывает хлеб. Значит, он – слаб.

Это замечание важно, оно объясняет, почему у престола было много противников, а высшему обществу не хватало единства, почему начался разброд… Карманный патриарх – карманная Церковь. Карманная Церковь – мертвый дух, перед которым мертв закон ! И можно принимать любое, самое справедливое на свете законодательство, его все равно никто не будет соблюдать, ни власть, ни народ.

Казалось бы, патриарх выступил против самозванца, явившегося к Москве, предал его анафеме, доказал, что Лжедмитрий не кто иной, как беглый монах Гришка Отрепьев, с доводами согласилось польское католическое духовенство, куда он отправил посольство. И что? Остальная-то Москва, объединившаяся против Годунова в «польскую партию бояр», желала Гришку Отрепьева. И никто не мог остановить ее в том желании. Ни царь, ни патриарх… Дух не жил в стране! Качалась вера, и любого, похожего на Рюриковичей, толпа с готовностью принимала за царя.

Из-за бессилия Русской церкви католическая паутина затянула верхние этажи общества, то есть бояр и дворян, которые по указке Рима раскручивали маховик Смуты, втягивая в нее новые и новые силы. Русь бурлила, стрелка политического барометра металась между бурей и штилем, однако патриарх не смотрел на нее, он был занят другим – придворными заботами.

Тайные монахи папы придумывали за славян реформы, чтобы ограничить царскую власть, расширить власть бояр и дворян, тем самым они привлекали на сторону смуты авантюристов, мечтавших о поместьях. Обремененная Русская церковь преступно молчала. А ведь реформы готовили на любой вкус, на любое желание, лишь бы люди, увлеченные мнимой идеей свободы и справедливости, шли против царской власти. Вот о чем думал Рим.

По начальному плану, который не называли секретом, Смуту надеялись завершить за три года . То был плановый процесс, три года отпустили католики, чтобы разложить изнутри Московию.

Папские монахи в разработке реформ, которых якобы желал славянский народ, делали работу Русской церкви. Они знали, что та не следит за нравственным здоровьем общества, что поглощена борьбой за власть около престола… Запад не упускал любую щель, чтобы овладевать любым новым плацдармом в Московии, он умело использовал просчеты противника и знал о русских куда больше, чем они сами.

...

…Когда самозванец вошел в Москву, патриарха Иова свергли, разумеется, свергли славяне. «Его одели в черную ризу, таскали, позорили в храме, на площади и вывезли в телеге из города, чтобы заключить в монастыре Старицком»… Свержение патриарха – свидетельство вопиющего безверия , которое пришло в некогда богоугодные края. Прежде то было немыслимо, за долгую историю тюрков подобного не зафиксировано: смертный не смог бы поднять руку на высшее духовное лицо, которое почитали особо, ибо оно связывало народ с Небом. Объявляло волю Неба.

К сожалению, акт вопиющей безнравственности повторился со вторым и третьим русскими патриархами. Всех их свергли сами славяне, подвергнув жесточайшим пыткам. Русская церковь греческого толка не имела уважения с первых лет существования, потому что пастырь обслуживал не народ, не страну… Но Западу и нужна была слабая Церковь на Руси, чтобы привить русским славянскую идеологию.

Новым патриархом при Лжедмитрии I стал Игнатий, который до избрания значился рязанским архиереем, он был греком, получившим воспитание в Риме. Тайный иезуит, католик возглавил духовную жизнь Русского государства в самый ответственный ее период! Возглавил, не зная языка, на котором говорил подвластный ему народ. Фантастика… Как он получил Рязанскую епархию?

...

То был чужой человек в чужой стране. Однако получил-таки право на духовное наставление славян, которым ничего иного и не требовалось. Объяснить случившееся без эмоций трудно. Это не предательство, не случайность. Это норма в стране добровольных рабов, в душе которых нажива заслонила веру, они уже не произносили в молитве «двух вещей прошу я у Тебя, не откажи мне, прежде нежели я умру: суету и ложь отдали от меня, нищеты и богатства не давай мне, питай меня насущным хлебом…». Они прислушивались к иноземцам и их выдвиженцам! Как в Болгарии.

Лжедмитрий сам вручал архиерею Игнатию 24 июня 1605 года патриарший посох: царь-самозванец распоряжался в Русской церкви, как у себя дома, кого хотел – возвышал, кого хотел – изгонял. Неделей позже возвел некоего Филарета (боярина Федора Захарьина-Юрьева) в сан митрополита. Казалось бы, зачем?

А событие то примечательно. Примечательно не тем, что, как пишет христианская энциклопедия, «…с появлением в 1605 году известий о движениях Лжедмитрия в настроениях Филарета была замечена резкая перемена: он повеселел и громко стал высказывать надежду на скорый переворот в своей судьбе». И не тем, что «Филарет редко наезжал в свою митрополию, проживая большей частью в Москве», у Лжедмитрия. А тем, что его сын потом стал царем Михаилом Романовым, основателем новой династии.

Иезуиту-патриарху требовался помощник, знающий глубинку Руси. И Филарет очень подходил на эту должность, хотя и не имел отношения к настоящему духовенству. Зато проявил себя незаурядным политиком, знал, как и что разделять, чтобы властвовать. Иначе говоря, как сеять Смуту… Лучшей кандидатуры не нашлось.

За тот короткий исторический миг, что отпустила судьба, Игнатий разослал массу грамот в епархии и митрополии, призывая паству молиться, чтобы Господь покарал басурман, которые наседали на Москву. Акцент делался на басурманах , в них видели опасность патриарх и стоящие за ним. Это показательно. В тонких интонациях его грамот звучал призыв к неповиновению, к бунту.

Патриарху важно было взбудоражить народ. Нарисовать образ врага… Привычно работала машина папской интервенции, русские, конечно, не знали о ней. Но понимали, по натуре Игнатий был «мужем глупым и пьяницей, и срамословцем, и кощунником», так отзывались современники о своем духовном отце. Таким он и был.

Руками патриарха-грека двигали серьезные политики. Они стояли в тени Смуты. Русские басурманы пугали в первую очередь их… То были конкуренты на власть.

«Басурманство», вернее, религиозное течение, что обретало силу в Поволжье и на Дону, называть исламом, конечно, нельзя, то явно не ислам. Все напоминало ситуацию, сложившуюся когда-то на Ближнем Востоке, где тоже был протест против «греческой веры», он рос в душах единобожников , не желавших греческого крещения. Именно протест! В той связи памятно событие, имевшее место в 637 году, когда халиф Омар после победы над иранцами попросил своих лучших воинов произнести хотя бы одно изречение пророка Мухаммеда. Никто не сумел. Лишь один сказал: «Басмала». Это все, что знали в VII веке об исламе его распространители…Нечто похожее складывалось в Поволжье. Там тоже никто среди духовенства не знал толком о христианстве. Чем оно было лучше старой веры? Недовольство новыми порядками двигало людьми. Недовольством жили земли, входившие прежде в Золотую Орду и привыкшие к «старому укладу». Славянство было противно их духу. Там, к востоку и к югу от Москвы, лежали духовные кущи Русского царства, земли, пока не тронутые Западом. Чистая глубинка, где по-прежнему признавали только Тенгри. Своего Ходая.В этой тюркской Московии народ сердцем чувствовал, что-то неладное творится в его «церковном королевстве». А что? Понять не мог. Старую веру запрещали, новая себя не проявляла и была слишком слаба. Как жить?..Тот протест, зревший в Поволжье, действительно с исламом связи не имел. Не было же носителей исламской культуры! Пройдут десятилетия, прежде чем вырастут они. На арабском Востоке, возможно, даже не слышали о Казани или Уфе. Зрел бунт, имевший символы ислама – Единобожие , это да, потому что люди знали: лишь в исламе осталась чистая вера в Бога Небесного. Христианство ее потеряло. Тюрки становились «басурманами». Становились по наитию души.Привычные к духовной чистоте, они не могли без Бога. Все-таки ханифы! Москва им подменила веру, их обманывала. А как выразить протест тем, кто не желал быть славянами? Батраками? Только бунтом, страшным и беспощадным.Свержение патриарха Иова многим казалось абсурдом, отходом от веры в Бога, чем-то бесчеловечным и греховным. Если единоверцы так обошлись с пастырем, святым человеком, то нужны ли такие единоверцы ?.. Простой человек всегда искал простоту в объяснениях. К бунту его подводило само духовенство. Своими поступками. И подстрекательскими грамотами, которыми разделяли Русь, рвали ее на куски. Тем более что в русском духовенстве было много греков, о чем не стоит забывать.В 1606 году поднялось восстание под предводительством Болотникова, оно никак не связано с исламом. Впрочем, не связано и с Русью. Бунт вспыхнул на Дону, который не входил в состав «смутной» Руси. Казаки поднялись против «греческой веры», против славянства (кацапства), которое им навязывала Москва. Но пошли они за Лжедмитрием, приняв его за Рюриковича, то есть за законного царя, что лишь подчеркивало абсурдность ситуации, которая складывалась тогда… Народ Дона полностью потерял себя, был деморализован. К идеологической атаке католиков он был просто не готов. То же слепое недовольство высказывало Поволжье, идейно сомкнутое с казаками Ивана Болотникова, что уже переводило бунт в категорию крестьянской, религиозной войны. Особую активность восстание проявляло там, где об исламе знали со времен правления крымского хана. Это доказывает, Смута выражала конфликт веры , который возник на Московской Руси, и эхом отозвался во всей епархии… Для тюрков он был продолжением ордынской трагедии. Ее вторым актом.

...

Старый, алтайский духовный институт разрушили, новый не создали. Народ, томясь на перепутье, стал искать надежду на спасение и будущее. Бунт сплачивал его… Случайно то или нет, но таких сплоченных идеей людей вели с собой в 1611 году Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, освободители Москвы. То были настоящие басурмане , противники греков, бороться с которыми призывал русский патриарх-иезуит.

А еще их называли «татарами», они воевали против христианства , которое своих сторонников звало «славянами»… Так началось новое разделение тюркского народа. На славян и татар. В документах той эпохи фигурируют «волжские, донские, рязанские» и другие татары. Они шли не под зеленым флагом, а с образом Бога Небесного. Шли против кацапов, то есть славян.

Вот кто освободил Москву от католиков, тюрки, которым была не безразлична судьба Вечного Синего Неба… Они помнили, Москва – это новая столица Орды. Те люди жили по старым заветам, для них окружающий мир не изменился, просто поменялись названия и ориентиры, «древняя Орда есть мать наша, все мы от нее родились», говорили они, смотря на неблаговидные дела московитов.

Донской казак Болотников (точнее, Балча), возглавивший движение Юга, ислам узнал в турецком плену, но веры отцов он не менял… А кто на самом деле были те, в честь которых поставили памятник на Красной площади в Москве – Минин и Пожарский? Уверенно вряд ли кто ответит. Что русскими, понятно, они жили на Руси. Но воевали-то против христиан . Значит, татарами?.. Или басурманами?.. Их предков звали кипчаками, а их родной Нижний Новгород – Ибрагим-юртом или Булгаром. (Там издревле собирались ярмарки, куда со всей Оки съезжались купцы, они говорили: «едем торговаться на Булгар».)

К слову, русского героя Кузьму Минина перезахоронили по тюркской традиции – в курганном склепе. Но самое странное, конечно, не это. Российские историки вспомнили о Минине и Пожарском только в XIX веке ! Видимо, тогда появились их русские фамилии и христианские имена. Или нет?.. Болотников же при жизни был Балча, что по-тюркски, как известно, «болото». А новгородцы? Здесь не все понятно.

...

К сожалению, эти и другие вопросы, связанные с историей ислама в Поволжье, никто не исследовал. Изучать «басурман» в России запрещалось. По мнению российских академических генералов, тут исследовать нечего, Москва утвердила раз и навсегда, ислам в России появился в Х веке от заезжего араба. И точка.

...

…Естественно, после свержения царя-самозванца выгнали и иезуита с патриаршей кафедры Русской церкви. Он, жестоко побитый, остаток дней провел в Польше, где открыто и объявил свое католичество, которому служил всю жизнь. На место патриарха Руси сел казанский митрополит Гермоген, тюрк по крови и по духу, он пользовался огромным авторитетом не за то, что был активным противником смещенного иезуита, а за то, что считался едва ли не единственным духовным лицом, верно чувствующим силу религии.

Настроения, царящие в Казанской епархии, исходили как раз от него.

С высоты положения он видел в исламе то, что теряло русское христианство – Единобожие и свободу духа. Иначе говоря, основу тюркской духовной культуры, возврат к которой успокоит народ, вернет мир. Поведение патриарха не исключало эту мысль, внушавшую уважение к нему, главе Церкви – человеку, видевшему чуть дальше, чем все.

Патриарх Гермоген и был таким, не вписывающимся во враждующее московское общество. От природы подчеркнуто грубый, но строгий к себе, он явно или неявно демонстрировал приверженность к старым традициям. В 1609 году приказал перенести останки убиенного царевича Дмитрия из Углича в Москву и тем отдал дань памяти династии Рюриковичей, потом вызвал из монастыря ослепленного патриарха Иова и заставил толпу славян, собравшуюся на площади, на коленях каяться в изменах, клятвопреступлениях, убийствах.

И они, плача, каялись, зная, что торжествует справедливость. Патриарх не изменял своей приверженности к прошлому никогда, отсюда его огромнейший авторитет в стране.

Что, то была акция очищения? Возможно. Или – желание вернуться к старой вере? Тоже может быть. Иначе кому, как не Богу, изменила Русь ? За прегрешения шла ей кара, считал патриарх… Наверное, был прав, этот консерватор из Казани, который возглавил Русскую христианскую церковь: смена политической культуры – очень тонкий процесс. Гермоген стоял за правду даже тогда, когда толпа, недовольная правлением Василия Шуйского, вытащила его на лобное место и, тряся за бороду, потребовала согласия сменить законного царя Василия IV на самозванца Лжедмитрия II. Патриарх остался тверд, хотя сам ненавидел Шуйского. Ему грозили смертью, но он указывал на небо, говоря: «Боюсь Единого, там живущего». Помнил тюркский обычай – лишь Бог меняет правителя – и отстоял царя, приняв на себя всю ненависть и кулаки обезумевшей толпы.

Остался тверд Гермоген и с Болотниковым, когда тот подошел к Москве, желая захватить столицу. И захватил бы. Лишь законным путем меняют власть, сказал мудрый патриарх. И восставшие смолкли, их пыл утих… Обостренное чувство справедливости отличало его во всем. Но вместе с тем то был застенчивый человек. Он, защитивший Москву и царя, не смог защитить себя от нападок «польской партии бояр», хозяйничавшей в столице. И поплатился.

Тогда на Руси тюрки боролись со славянами, как старое с новым, алтайское с греческим, но мало кто понимал, что творилось кругом. Боролись все против всех. Однако в той борьбе, как и в игре мечеными картами, победы давались не им, а тому, кто был хозяином игры, кто изматывал силы играющих, кто разжигал азарт. Далеко располагался он, на Западе. В Риме.

А на Руси «западников» возглавил Салтыков, человек незнатных тюркских кровей, – «салтык» означает «нетвердо стоящий на ногах, похрамывающий». С ним шла вторая волна «смуты»: аристократы второй руки, вдруг обнаружив в себе христианские души, потянулись к борьбе за власть… Эта стая была многочисленнее и опаснее.

Она тоже напирала на реформы, якобы необходимые стране, но шла дальше, центральная власть занимала ее. И ей «нашли» подходящего лидера – Лжедмитрия II, который известен как «тушинский вор». С 1608 года он осел под Москвой в Тушине, откуда с помощью польской армии пытался овладеть городом. То был новый ставленник Рима, тоже человек неизвестного происхождения. Однако и его славяне с удовольствием приняли за царя.

Не представляя собой ничего, и этот проходимец оставил след в русской истории. Выдающийся, надо заметить, след. В 1609 году он встретился с Филаретом, выдвиженцем Лжедмитрия I, и назначил его патриархом Русской церкви вместо Гермогена. На «всея Руси» стало два христианских патриарха, один для законной власти, второй – для самозваной. Кто из них был важнее, сказать трудно.

Филарету достались епархии, признавшие «тушинского вора», там он служил, там кормился. Мало того, от имени русского народа этот «самозванцев патриарх» начал переговоры с польским королем Сигизмундом о его сыне Владиславе, которому пророчил русский трон… Новый патриарх был откровенным предателем и не маскировался.

В 1610 году власть Лжедмитрия II кончилась, ему за его лютость отсек голову татарин Петр Арслан Урусов, произнеся при этом такие слова: «Я покажу тебе, как топить ханов и сажать мурз в темницу». И Филарет поспешил скрыться за границу с польским отрядом, охранявшим его. На дороге беглецов захватили «польские» русские, которые… назначили Филарета в посольство к князю Голицыну, следовавшему на новые переговоры с королем Сигизмундом.

По странному стечению обстоятельств Филарету всегда везло, его обходили пытки и тюрьма, которые другим сполна давались за предательство и измену.

Переговоры с Сигизмундом, как все прежние, окончились провалом. Король знал, Русь обречена, и участвовать в переговорах о ее судьбе не видел смысла. Он, считая себя потомком Рюриковичей, начал войну, чтобы завладеть престолом без всяких условий. Потом в войну вмешалась Швеция, которая тоже вспомнила арианское прошлое, связывавшее Москву и Стокгольм, она, согласно договору с Шуйским, этим потомком варягов Рюриковичей, хотела поддержать русских в их борьбе с Римом. Словом, обстановка накалялась и еще сильнее запутывалась. Будто нарочно.

...

А Смута разгоралась и разгоралась.

Филарет остался в Мариенбурге, он не вернулся на родину. Католики оказали ему внимание, ему не возбранялось посещать академию в Вильно, где он мог совершенствовать свой латинский язык, которому в детстве его обучил один иезуит… Плен, учеба, как и война в Московии, затянулись на годы, это другая история, в ней примечательно одно. Академию, которую посещал Филарет, основали по приказу папы римского для «избранных юношей из лучших литовско-русских семей», учителями там были иезуиты. Они учили теологии, истории и методам воздействия на православных христиан, чтобы склонить их к тайному переходу в католичество. Иначе говоря, там была «кузница кадров» для Смуты.

...

В Вильно, вот где размещался штаб иезуитов, там разрабатывалась церковная Уния , то есть план объединения Восточной и Западной церквей под главенством папы римского. Собственно, эту идею и воплощали на «смутной» Руси. Из русских делали славян – военного монстра, пса, послушного папе, который захватит Дон и Кавказ, присоединит к себе Персию и потом с востока ударит в тыл мусульманскому миру. То есть защитит империю папы от внешних врагов. Своих планов католики не скрывали.

Для реализации задуманного Западу и понадобилась московская Смута, не сама по себе. Она – шаг колонизации Востока. Этот замысел еще в 1584 году 29 августа впервые обнародовал в письме кардиналу ди Комо папский легат Поссевино (тот самый, что склонял Ивана Грозного на службу папе). Он контурно дал сценарий Смуты, предложив трехлетний срок завоевания Польшей Московии. И будущий поход славян на Кавказ с последующим захватом ими Персии, и удар с тыла по мусульманам Турции тоже придумал он… В штрихах иезуит показал контуры внешней политики, которую потом почти три века проводили в жизнь цари Романовы.

Персидские и турецкие войны, унесшие тысячи жизней, велись по заказу Рима… Они были выгодны только ему.

Уже тогда, травя Ивана Грозного, Запад стал готовить бояр-изменников, которые, в конце концов, убили законную власть в Москве. Уже тогда Запад начал склонять на свою сторону влиятельных славян, им сулил награды и выгоды. Он соглашался на все, лишь бы завладеть Русью – этими огромными воротами на Восток…

Русь, ставшую союзницей Запада, Поссевино в письме кардиналу назвал Россией . Он первый, кто произнес это слово! Новый топоним был составлен строго по иезуитским правилам: окончание «-ия» указывает на это, оно в традиции латинского языка. Отсюда – Франция, Англия, Италия и так далее. То есть «страна», вместо тюркского «стан».

...

…Лжедмитрия I готовили тоже в Вильно. Иезуиты нашли его в Запорожье, где он скрывался от русского царя. Симпатичный монах числился писарем патриарха Иова, за дерзкие речи против царя Бориса чуть не угодил в ссылку, но спасся бегством в Литву. Вопреки мрачной российской легенде, он не был глупым, «царская» биография сочинена очень правдоподобно, профессионалами, и он соответствовал своей роли: его поведение отличали царские поступки и манеры. Правда, часто он переигрывал, за что и впал в немилость. Например, когда требовал от польского короля, чтобы тот называл его царем, а не великим князем.

В остальном же воспитанник иезуитов оправдал себя полностью.

...

Подготовленного самозванца «узнала» и приняла столичная знать, понимавшая толк в манерах, тех самых манерах, так не хватавших царю Борису. Это говорит о знании католиками обстановки в Москве. Их мягкая неправда, приятная всем, лучше яда травила Годунова, обессиливая его власть. Он не смог противиться их искусной лжи и умер от невыносимой тяжести на душе, обвиненный в смертном грехе.

Слово сразило царя, не яд, и уже столько веков убивает его, мертвого…

Второго самозванца на московском престоле тоже подготовили иезуиты. Они разнесли слух, будто «царь Дмитрий» жив, вместо него, мол, убили царского кучера. Католики знали: доверие к молве отличает тюрков, простых, как дети. Потому что католики сами были такими же детьми: они лгали и верили своей лжи.

Уловка иезуитов удалась вполне. Услышав желанную новость о спасшемся царе, черный люд валом потянулся к самозванцу, их и возглавил патриарх Филарет. Иезуиты, покорившие Европу, всегда воевали ложью, в этом им не было равных. Москва жила по их сценарию, бурлила, не ведая причин своих волнений. Так, очередной заговор в 1610 году стоил политической смерти Василию Шуйскому, последнему в русской истории законному царю . Он сам отказался от престола, переехал из царских палат в свой старый боярский дом, оставив страну на произвол судьбы.

...

А «партия поляков», захватившая столицу, уверенно хозяйничала, остановить эту свору грызунов можно было лишь силой народного ополчения. К народу и обратился патриарх Гермоген. Но его, бывшего казанского митрополита, услышало лишь Поволжье, оттуда пришла долгожданная поддержка. Казалось, Русская церковь нашла себя, наконец-то интересы страны, а не царя стали двигать ею. Если бы…

По безумной традиции и его, третьего патриарха, свергли, заточив, как Шуйского, в келью, «надежное преддверие гроба», где он умер в 1612 году, заморенный голодом. Кому была выгодна опала и страшная смерть Гермогена? Вопрос открыт до сих пор.

Но ответ на него изложен в упомянутом письме легата Поссевино: святой престол «не может допустить, чтобы Россией обладали некатолические государи, датский или шведский, или еще хуже татаре или турки». Слово «татаре» в лексиконе иезуита носило религиозный оттенок и относилось к тюркам, не изменившим Единобожию. Патриарх Гермоген был из их числа, он, татарин, своей патриаршей волей освободил Московию от присяги польскому королю, которой добились-таки «польские» русские.

Вот за что пострадал Гермоген: он оставил католиков без победы.

Показательно, его отставка пришлась на год, когда страна обрела себя, когда к ней, поставленной на колени, вернулись дух и гордость… Она начала побеждать.

После освобождения от католиков Русь приступила к избранию царя «всея земли Русской». И повторилось неладное, все вернулось на круги своя. На Земском соборе, куда съехались делегаты городов и сословий, единства не было. Дело осложняло отсутствие патриарха, который должен был узаконить избранную власть – освятить ее. Без патриарха избрать царя невозможно, ибо только он утверждает избранного помазанием елеем, символизируя тем его вхождение во власть, таков алтайский порядок. «Помазания на царство» не будет, это понимали на соборе все, но каждый старался не замечать беззакония. И молчал.Надо отметить, что выборы царя протекали в традициях «смуты» – с реформами, заговорами, откровенным обманом и слухами. Из-за отсутствия патриарха поначалу решили обратиться к иноземной кандидатуре. Спорили, польской или шведской короне присягать? Отвергли и ту и эту, хотя и там, и там монархами были родственники Рюриковичей. Потом подняли татарских царевичей, Чингисидов. Мелковаты. Отказали и родовитым боярам, которые были замешаны в неблаговидных делах Смуты… Словом, перевернули все грязное белье.Наконец, когда выборы зашли в тупик, кто-то предложил Михаила Романова, «юношу, почти безродного», за него ратовали бояре Морозов, Шереметев и вельможи из «польской партии бояр». Успех этой кандидатуры видели в одном: молодой человек не замешан в событиях Смуты. То было единственное его достоинство, больше ничем себя он не проявил. В неразберихе не заметили, как 21 февраля 1613 года уставший от скандалов и склок Земский собор избрал царем Михаила, сына патриарха Филарета. Того, который в то время обучался иезуитским наукам в Вильно. Михаил не присутствовал на соборе, избирали его заочно, видимо, чтобы избежать обряда помазания на царство. И в том была вся хитрость. Ведь с точки зрения тех, кто называл Московию «Россией», патриарх был – Филарет, что делало выборы, по их мнению, законными… Но что за патриарх? И где он? Помалкивали.К новому царю, который скрывался неподалеку от Костромы, в Ипатьевском монастыре, отправили посольство собора. На коленях бояре-изменники просили юношу стать «отцом народа». Для приличия тот трижды отказался, потом согласился… Казалось бы, домашний спектакль – еще одна «смутная» реформа. Ну нет. События проясняет деталь, убеждающая, что сыграли не просто спектакль, а хорошо режиссированный спектакль: кандидат перед собором сменил фамилию, был Захарьиным-Юрьевым, стал Романовым, то есть Римским (Roman). Видимо, отец, находясь в Польше, прислал этот нужный для победы совет, который и определил судьбу «выдвиженца из народа», как говорят о первом из Романовых. И – становится ясно, почему тянули с выборами патриарха Русской церкви, кто руководил собором и всей русской жизнью. Многое получает объяснение.Даже мученическая смерть патриарха Гермогена.«Смутные» события теряют размытость, обретают четкость, к ним возвращается логика. Предательство славян налицо. Никакая официальная «муть» не в состоянии скрыть его. Русь просто продали Западу… «Когда войско колеблется, его порядки смешиваются», учит старинная тюркская пословица. В ней непереводимая игра слов, то есть события становятся «смутными». Так и стало на Руси, превращенной в Россию.То время было тяжелым. Можно сказать, страшным. Перед новым царем стояли неразрешимые политические задачи, в первую очередь внутренние. Собрать страну, истерзанную Смутой, обуздать произвол бояр и дворян, отловить разбойников, которые господствовали на дорогах, мешая торговле… сотни важных дел ждали юного царя. Дела осложнялись пустой казной, даже нанять стрельцов Москве было не по карману. Престол жил без охраны.Вровень с внутренними проблемами стояли внешние.Войну со Швецией, начавшуюся в 1614 году, Михаил с треском проиграл… Но потом, словно по воле волшебника, славяне, не имеющие ни армии, ни средств, стали побеждать. Победы сыпались одна за другой. Шведы, не уступившие ни одного сражения, предложили Москве мир. Король Густав Адольф отказался от Новгородской области, бывшей целиком в его власти. Странно обернулось дело и на польском фронте. Поляки по чьему-то приказу отступили и предложили перемирие, потом обмен пленных.Откуда шли столь великие привилегии? За что?Подобные вопросы тогда не задавали. Ведь Русь стала Россией, о ней заговорила Европа. Этим и объяснялось, что шведы превратились в добрых соседей, а Польша отказалась от претензий на московский престол; что французский король Людовик XIII предложил Москве обменяться посольствами; что английский король Иаков I принялся ссужать царя Михаила деньгами. Юный царь был «обречен на успех».От Москвы требовали немного – до конца разрушить очаги духовной культуры тюрков. Это и было платой за привилегии, которые давал папа римский. А еще он хотел реформировать Русскую христианскую церковь, где сохранялась традиция Единобожия, и приблизить ее если не к самому католичеству, то к католическим канонам. В 1619 году возвратился из плена Филарет, его обменяли на польского полковника, и сын, воспользовавшись присутствием в Москве Иерусалимского патриарха Феофана, назвал отца патриархом всея Руси . То был цинизм, не вписывавшийся ни в какие правила. Сильнее удара по престижу Русской церкви, пожалуй, не было. Незаконно избранный царь утвердил выбор самозванца Лжедмитрия II, что не могло не иметь крайне трагических последствий для государства. Собственно, XVII век и стал таковым – всецело кровавым. Умирали за верность Богу Небесному. За преданность закону.

Старообрядцы и мусульмане России и есть «эхо» того царского решения, его тяжелый отголосок. Выходит, церковный раскол 1666 года и ислам в Поволжье были подготовлены в Смуту. Риму важно было упразднить веру в Тенгри, любой ценой стереть ее из памяти людей, заменить или уничтожить.

Возможно, все это и не заслуживало бы здесь внимания, в конце концов, вера это личное дело людей, если бы не одно обстоятельство – еще одна царская грамота, принятая 20 мая 1625 года. Она определяла границы власти Русской церкви, что было абсолютно новым. С той грамоты начали церковный раскол, на котором настаивал папа, точнее, начали демонтаж тюркского духовного института. Церковь застонала от захлестнувших ее новаций. Это и есть горе. Вернее, трагедия.

В реформах конечно же нет греха, путь обновления проходят все страны. Но здесь совершенно иной случай! Царь Михаил даровал своему отцу права папы римского . Он выделил область по типу Папской области в Италии, где патриарх имел неограниченную власть, там он судил людей личным судом, был хозяином «их тел и имущества». Появилось уникальное государство в государстве, второй Ватикан. Управляли патриаршей областью конторы (приказы) – судный, церковных дел, казенный, дворцовый. Все в точности как у папы, но с российским размахом!

В каждом приказе сидел боярин с дьяками и подьячими.

Церковная новация позже переселилась в казенные приказы, которые прославили царя Алексея Михайловича, изобретателя российской бюрократии . Чиновники стали охранным «войском» престола, они – только они! – позволили династии Романовых три века держать страну в узде. И в полном произволе…

С годами Русская церковь все меньше напоминала предшественницу, чужое теперь отличало ее. Например, двор патриарха не уступал пышностью царскому двору. Был там «аппарат» помощников, своя администрация – бояре, дворяне, дети боярские, ждавшие поручений патриарха и преданно исполнявшие их. Мирское здесь вытесняло духовное. Это и роднило Русскую церковь с Западной: обряду, внешней стороне придавали теперь особое значение.

О духе, совести, поступке старались забыть.

То, против чего выступала Реформация на Западе, в России цвело пышным цветом. И приносило урожай – идеологию славянства , которую старательно шлифовали. Собственно, это новое миропонимание и венчало Смутное время… В том состояла суть западной христианизации. Финал ее говорит сам за себя: slave вместо свободного народа.

Признаки тюркской культуры прятали искусно и хитро. Так, патриарх, как когда-то папа римский, заставил царя запретить кулачные турниры. Высказал он недовольство рождественской елкой, которая украшала праздник – день рождения Тенгри, 25 декабря. Отменил другие народные праздники, «мешавшие» христианству. Чтобы было, как на Западе. Например, «Ары-алкын» (его на Алтае праздновали на девятый день Богоявления – Рождества) назвал Крещением Христовым, иудейским праздником. Хотя ничего же не изменилось, люди делали полыньи на застывших реках, озерах и трижды окунались в ледяную воду (евреи, как известно, на девятый день обрезают младенца). Выходит, под «крещением» славяне поняли «обрезание», а это совсем иное крещение.Весенний Навруз стал Пасхой, оставившей себе те же крашеные яйца, куличи. Только название поменялось. И подобных примеров много. Культура славян наполнялась слепым копированием чужого. Откровенным стяжательством.Но к тому и стремился Рим, превращая Русь в Россию…С новым именем в страну пришла другая новинка . На государственном гербе появилась выразительная деталь, она до сих пор говорит о себе. Ее может увидеть тот, кто присмотрится к гербу славянской России. Речь идет о третьей по счету короне над двуглавым орлом, самой верхней, она появилась при Романовых. Прежде, при Иване III, каждая голова орла имела по короне, всего их было две, что говорило о единстве духовной и светской власти в стране. Появление третьей короны и отсутствие головы, которой она принадлежит, иллюстрирует происходящее тогда в Москве: папа вошел во власть, но объявлять о том не решился. Новый хозяин, который дал новое имя стране, не желал открываться! Зато узаконивал себя в гербе…Геральдика наука очень выразительная, многое читается в ее строгих символах.

...

Особенно энергично перемены в России пошли при Алексее Михайловиче, внуке патриарха Филарета. Царевича специально воспитывали в неприятии тюркского, за этим зорко следил тайный иезуит, боярин Морозов. Он не отходил от подопечного ни на шаг, днем и ночью был рядом.

Едва став царем, Алексей посетил Польшу, где признал себя по духу католиком. Однако на шалость юного царя внимания не обратили, она попала в историю как курьез. По возвращении царь не находил места, в нем проснулась кипучая деятельность. Первое, что повелел он приближенным – носить западную одежду. Потом запретил национальную кухню. Старые (тюркские) блюда назвал языческими, не полезными христианам… Начал с царских поваров и портных, всех уволил или заменил. Новых приглашали из Польши и других западных стран.

Но одного этого, конечно, было мало, чтобы нравиться папе римскому.

Заботы царя о юридическом оформлении нового государства легли в Уложения, или сборник законов, который разработали дьяки Леонтьев и Грибоедов, скромные чиновники средней руки. Кто были они на самом деле? Неизвестно, но их глубокое знание западного законодательства удивляет. Документ выполнен профессионально, на уровне выпускников Сорбонны.

Где два тихих русских дьяка получили столь глубокие знания?

Всюду «по делам их узнавали их»… Тайный хозяин России руками царя Алексея ввел крепостное право – рабство без кандалов и без цепей. Христиан (!) по царскому указу разрешалось продавать, держать в голоде, заставлять бесплатно работать. Воистину subdidit se iugo Christi, крещение и неволя шли по России рядом. За одним следовало второе. Хотя внешне все выглядело пристойно: новокрещеных просто приписывали к церковному приходу, который им нельзя было менять. Никакого насилия, шума, грубости… Они становились собственностью владельца земли, на которой жили. Его душами! Не людьми.

При составлении Уложения тишайший царь Алексей вывел в политическую орбиту страны митрополита Никона, человека необразованного и тщеславного. Этому выдвиженцу доверили самое тонкое – реформу Церкви, то есть исправление церковных книг и обрядов. Никон, став патриархом Русской церкви, с горячностью неофита взялся за незнакомое дело. Эта серая личность была бесценной находкой Рима. Ведь ни один здравомыслящий человек за предложенную работу не взялся бы. Лишь круглый идиот поверит в наличие ошибок в священных книгах, на которых веками зиждилась вера в Бога Небесного… В книгах, положенных в основу Библии и Корана, в книгах, которые цитировали Гесер, Зороастр, Будда, Моисей, Лао-цзы, Мани и другие пророки.

Эти книги всегда переписывали люди очень подготовленные, помарку в тексте они равняли с грехом в жизни. Исправление же, начатое Никоном, носило иное свойство. Понятие «Бог» (Тенгри) меняли на понятие «Иисус Христос», так велел «Наместник Христа на земле». Для этого дописывали фразы, подменяли слова, что-то просто вычеркивали.

...

Подмена философской категории «Бог» происходила тогда, а вовсе не исправление. Бог стал «ошибкой» для российских христиан. Отсюда споры, как писать «Исус» или «Иисус». Разумеется, спорили не о лишней букве, а о месте пророка, которого европейцы поставили на место Бога и предлагали это же сделать России… При чем здесь буква? Не о ней же шла речь в Писании, не о ней велся спор.

...

Руководили редактированием тюркских книг греки и итальянцы, даже не славяне. Тех не подпустили, они в своей Церкви свободными не были. Отсюда и slave.

Никого не смутило, что редакторы не знали языка, на котором написаны древние книги. Иезуиты пользовались уже готовыми оригиналами, отпечатанными в типографии Генуи. Славянам предлагали новые книги, называя их «исправленными». И все. Точно так иезуиты поступали в Индии, Армении, Египте, всюду шла откровенная подмена. Вернее, подлог… И начинали его на Западе, в иезуитских университетах.

Ошибки не правили, наоборот, их вносили в текст.

События тех лет, пожалуй, лучше всего проясняет «Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидьяконом Павлом Алеппским». Очень редкая книга. Трехтомник переполнен деталями, достойными глубоких размышлений. И вздохов. Факты, подмеченные столь высоким очевидцем, впечатляют, они, надо заметить, очень отличаются от сочинительства российских историков.

…Патриарх Макарий, прибыв в Москву днем 2 февраля 1655 года и общаясь по дороге с русским духовенством, отметил большое число священников, которые вообще не знали обряда службы. Им только что дали сан. И дали формально, не обучив элементарному. Почему? Оказывается, старых священников постигла смерть от моровой язвы. Всех сразу унесла эпидемия.

Ничего не зная о расправах над патриархами Русской церкви, в естественную смерть старых священников Макарий в глубине души все-таки не поверил. У него даже мелькнула опасная мысль о некой странности эпидемии, которая касалась почему-то лишь духовенства.

В России, где исправляли священные книги, где убивали за веру, его сомнение было вполне нормальным явлением.

Служителей Церкви славянам катастрофически не хватало, особенно в провинции, и грек по их просьбе стал давать иным людям церковный сан, потому что приходы годами стояли без служителей. При Никоне священники умирали семьями. «Эпидемия» задевала те приходы, где не желали менять Бога на Иисуса Христа…

Так реформировали Русскую церковь, так вводили порядки, от которых седели даже младенцы.

Это очень далеко идущая подробность, потому что известно, что до 1589 года, то есть до принятия на Руси христианства, греческим священникам запрещалось вести службу в русских храмах, не то что рукополагать в сан. В архиерейской присяге Русской церкви еще при Иване Грозном оставалось обещание «не принимать греков ни на митрополичью, ни на архиерейские кафедры». При Годунове эти слова вычеркнули.

Простых греков прежде вообще не допускали в русские церкви, для них строили отдельные – христианские… Не правда ли, примечательный факт, всецело дополняющий картину «крещения» Руси греками в Х веке? Вот он, тот самый недостающий штрих!

Царь Алексей силой проводил христианизацию, целые деревни разом по его приказу солдаты загоняли в реку, «крестили» до двадцати тысяч человек в день. Так продолжалось месяцами и годами. Начинали с Москвы и ее пригородов… Огромнейшая цифра, ее Макарию назвал Никон, не ведавший, что выдал тайну. В стране, официально в Х веке принявшей христианство, такой цифры быть не могло.

Или – страна не была христианской?!

Здесь одно из двух. Но действительно крестили тысячами, что видно и из других источников. Крещенных по христианскому обряду объявляли славянами, им вручали от царя подарки – лоскут ткани на рубашку или монетку. Кто был из среднего сословия, тот мог получить должность в государственной конторе. Далеко не все русские понимали, что становились славянами, другим народом. Они по-прежнему справляли те же обряды в тех же храмах, которые никак не менялись с принятием христианства и приходом нового священника. Крещение многие принимали за царскую блажь.

Кто мог, крестился несколько раз. За подарки, конечно. О церковной статистике не думали, а она велась. Не с неба падали цифры. «Христианские» заботы лежали в стороне от паствы и задевали тогда лишь духовенство.

Одним из первых от царского произвола пострадал епископ Павел Коломенский, очень достойный и образованный человек, с высоким авторитетом, он, как и весь цвет старого русского духовенства, не признал утвержденные царем изменения таинств веры и обрядов. Назвал их отходом от Бога. И, отправляя себя на верную гибель, заявил: «С того времени, как получили правую веру по наследству от отцов и дедов благочестивых, мы держались этих обрядов и этой веры и теперь не согласны менять их».

Фраза стоила ему жизни.

Епископа вместе с его близкими сослали в специально созданный для ссылки монастырь, откуда никто не возвращался живым. То был первый концлагерь в России с порядками, которым позавидовали бы инквизиторы. Потом число их резко возросло.

Греческий патриарх Макарий, что покажется странным для христианина, узнав о трагедии коломенского епископа, был ею доволен. Ему понравилось, как христолюбивый царь Алексей вел диалог с оппонентами. «Это прекрасный закон», писал грек, «епископ достоин того»… Божья заповедь «Не убий» была пустым звуком в России, в чем убедились миллионы и миллионы людей. Их убивали за веру в Бога, за то, что они не желали ей изменять.

Своим «богоугодным» поведением порадовал греческого патриарха и Никон, который привез в Москву людоедов, чтобы те заживо съедали противников христианства. Было, оказывается, и такое в славянской России. Макарий рассказал о своей беседе с улыбчивыми лопарями… И это отмечено в его путевых заметках! Разумеется, безо всякого осуждения.

Штрих жизни.

Ни Павел Коломенский, ни другие преданные Богу русские люди не испугались гонений, не сложили три пальца «в щепоть», не перекрестились «греческим» крестом. Они, тюрки по духу, остались верны алтайскому двоеперстию, которое сохранилось с тех пор в России только на старинных иконах, выполненных тюркскими мастерами.

Любопытно, по-тюркски, соединив два пальца – большой и безымянный, молился патриарх Филарет, это показано на его печати. Никон же, по воле Антиохийского патриарха Макария, ввел греческое троеперстие, тем он впервые ударил по простым людям, поколения которых выросли с убеждением, именно двоеперстие – знак принадлежности Небу. Как и сопровождавшее его слово «амин»… Так было на Алтае. Теперь все менялось.

Разумеется, верующие шли на смерть не из-за того, как им складывать пальцы при молитве. За троеперстием стояло, по их мнению, большее – предательство веры «отцов и дедов благочестивых». Изменение культуры!.. Вот против чего выступали те, которым ломали философию жизни, уклад, вводя руками Никона и его подручных новую веру и славянскую культуру.

Они выступали против рабства, его и только его не принимал гордый русский народ, поднимая восстания и бунты. Вольных тюрков, принесших миру образ Бога Небесного, превращали в slave, в рабов, которым годились и крепостное право, и бюрократическая машина для усмирения. Это все, что дал им и России «тишайший» царь Алексей Михайлович Романов.

Кандалы и кнут на века. А еще тюрьмы, их тоже прежде не было.

Патриарх Никон, почувствовав вкус крови, как разъяренный бык, ломился вперед. Иезуиты подготовили ему Служебник, затем другие богослужебные книги, которые он силой ввел в Церковь, в ее обиход. Кулаками доказывал патриарх свою правду, как когда-то это делали греки на Соборах, недовольных он бил прямо в храме. А чьи-то заботливые уста заговорили о нем как о лидере православного мира, о народном любимце. Его стали пророчить в наследники Константинопольской кафедры. И… глупец, решив, что достиг всего сам, поругался с царем. А значит, с папой римским. Громким был тот скандал, но недолгим.Закончился он чудом, патриарх прозрел, открыто заявив царю об ошибочности его греховной политики. Это уже далеко выходило за правила игры, это было сигналом к новым потрясениям, ведь Никон публично отказался от христианства, осудил его и уехал замаливать грехи в старый монастырь со старыми традициями… «Бог открыл ему глаза», – решили люди. Кремль переполошился, Рим вознегодовал, такого там не ждали.Правителям России, тайным и явным, ничего не осталось, как собрать церковный собор в 1666 году и в очередной раз изгнать еще одного строптивого патриарха. Сделали это греки-католики с Паисием Лигаридом во главе. Заодно собор узаконил и насилие, с которым распространяли теперь христианство в России, записав в своем решении буквально следующее: «Подвергать ослушников Соборных определений тягчайшим казням: заточать их в тюрьмы, ссылать, бить говяжьими жилами, отрезать носы и уши, вырезать языки, отсекать руки».Объявившие себя мудрецами безумствовали…Забурлила Россия, захлебываясь кровью, хлынувшей из ее перерезанного горла. Поднялись духовенство и простой люд. В 1670 году начался бунт Стеньки Разина, пожелавшего «побить бояр за измену» Богу. Он перерос в крестьянскую войну, лозунг восставших был тот же, что у Болотникова – за Единобожие, против «греческой веры». Число сторонников басурман росло день ото дня… Видимо, появление известной по песне персидской княжны на борту струга Разина не случайно, дорогу в мусульманские страны этот атаман уже знал. Но, судя по всему, не персиянкой была княжна, иначе была бы Россия не суннитской, а шиитской.

...

В ответ царь Алексей показал невиданную доселе жестокость, он уверенно шел дорогой, проторенной папской инквизицией. Ничего нового в его действиях не было, да и быть не могло. Копировали трагедию европейских тюрков средневекового периода. В России тоже им меняли веру. Теми же самыми приемами – силой. И ложью.

Горели деревни и города вместе с их обитателями, особенно к востоку от Москвы. Земля краснела от невинной крови. Тысячи и тысячи людей больше не видели света, их ослепляли, бросали в подземные тюрьмы, семьями топили в реках и озерах… И так каждый день.

Кровавые дни складывали кровавые годы, которые повторяли приход христианства в Болгарию, но и они почему-то «белым пятном» лежат на российской дороге Времени, не привлекая исследователей… А сколько воевод тогда прославилось подвигами, престол не скупился на привилегии им, уничтожавшим сограждан. Царь давал в награду крепостных христиан, должности, поместья, благородные титулы. На крови и трупах поднималась поросль славянской аристократии – новое дворянство, которое открыло свои гербовники с XVII века.

Любой негодяй мог получить тогда титул и то, что полагалось вместе с ним – души. Сотни и тысячи христианских душ…

Тогда же пришли в Россию и другие новшества, одно из них – конторки, что открылись на улицах городов. О них узнали быстро. Там день и ночь сидел тихий человек, к которому подойти мог каждый. Надо было постучать в окно, створка приоткрывалась, и, не меняя голоса, можно доносить на любого соседа или попа, нарушавшего христианские правила. Каждый человек, кроме царя, разумеется, в два счета мог угодить в концлагерь или на тот свет.

Доносчиков звали стукачами , они стали частью нового государства. Его глазами и ушами… Более века продолжалась в России карательная экспедиция, перед которой блекла папская инквизиция с ее жалкими кострами на площадях городов.

Утверждение славянской культуры принесло славу роду Долгоруких, Лопухиных, Суворовых, героям и полководцам, получавшим ордена, воинские звания за убийство соплеменников. Они, усмиряя народ, сметали с лица земли казачьи станицы, татарские, башкирские, ногайские деревни. Уральские рудники переполнили рабами, которые до самой смерти больше не видели неба… История башкир, ногайцев, татар как раз об этом, но она не написана , потому что за нее не давали ученых степеней и званий.

Эта кровавая драма, которая захватила страну, толкала духовно чистую периферию к исламу. Басурманы тянулись к новой религии, как к живительному роднику. Тысячи русских принимали ислам. Разумеется, они меняли не веру, а обряд служения Ему. Чтобы не стать славянами! Как заметил греческий патриарх Макарий, то были «искренние в вере» люди… Он знал и это, но не приветствовал принятие ислама в Поволжье.

Путевые записки патриарха открывают завесу над этим важным историческим эпизодом . И не одним. В ислам, оказывается, переходили, не принимая царских подарков! По убеждению. Сами. Переходили те татары, кто в середине XVII века (до 1654 года) «исповедовал Единого Бога», так записано у Макария в арабском оригинале рукописи и его английском переводе. То есть были тенгрианами !

Русские переводчики и редакторы этот факт исказили. Слова о тюрках Поволжья, которые исповедовали Единого Бога (Тенгри), заменены, мол, те были мусульманами. Тогда зачем же им снова принимать ислам? Зачем восставать против церковных реформ патриарха Никона? Зачем еще раньше было отправлять в Москву своего духовного пастыря Гермогена и поддерживать его в трудную минуту?..

Нет, они как раз не были мусульманами, что и отметил грек.

Этот подлог , очень характерный для европейской исторической науки, интересен и другим. Греческого патриарха Макария не случайно влек восток России, он знал, что по христианскому уставу, утвержденному на Халкидонском соборе, Поволжье, Казахстан, Алтай, Средняя Азия, Северный Китай входили в Антиохийскую епархию Греческой церкви. И тот устав не отменили. Макарий имел тайные виды на эти земли, возможно, в том скрывалось объяснение невероятной активности греков в России, а также их высокомерие, с которым они молча смотрели на свою заморскую колонию.

Все знал греческий патриарх! Отлично знал и то, что греки с IV века вели здесь христианские проповеди. У него написано: «…весь северо-восточный край (Антиохийской епархии) заселяли ханифейцы». Иначе говоря, тюрки Дешт-и-Кипчака. Предки тех самых татар, что и сегодня не могут толком найти себя ни в исламе, ни в христианстве.

О них теперь известно мало – не хотят знать. Христианскому и мусульманскому духовенству они чужие и очень далекие. А напрасно. На Востоке о ханифах издревле ходят легенды, как о святых людях. Это позже, с приходом иезуитов, сведения о тюрках исчезли… Однако осталась Библия , Ветхий Завет. Вспомним Книгу Исайи, где говорится, как образ Бога Небесного входил в культуру Ближнего Востока: «от востока приведу племя твое» [Ис 43 5]… И в Коране написано о ханифах только хорошее.

Выходит, круг сомкнулся? Ислам в XVII веке вернулся к потомкам ханифов, тюркам Поволжья, на которых ополчилась Москва?.. Собственно, так и было на самом деле.

Доказательства не только в книгах, они есть в старинных мечетях. Это самые неопровержимые доказательства. Там на стенах, в узорах и орнаментах кирпичной кладки, можно встретить равносторонние кресты и восьмиконечные звезды, есть и шестиконечные. То – священные знаки тюркской истории… Когда община меняла обряд, она по алтайской традиции показывала это знаком: двумя треугольниками, наложенными один на другой. Восходящий (вершиной вверх), нисходящий (вершиной вниз). Бог одной рукой дает, другой забирает, вот что символизирует знак.

Восьмиконечная звезда, пришедшая в ислам от тюрков-ханифов, есть не что иное, как равносторонний крест, только выполненный иначе. Чтобы посторонний не догадался. Подобное вполне можно сказать и о шестиконечной звезде, ставшей «звездой Давида» после того, как евреи познакомились с духовной культурой тюрков.

Мечети, где встречаются эти звезды, построены, как правило, до XVII века, их называли «килиса». Потом «килиса-мечеть», потом просто «мечеть».

…Другая часть русского общества протестовала против новаций Никона иначе. Она не принимала ни христианство, ни ислам, она не меняла старую веру, шла ради нее в добровольную ссылку, в подполье или на смерть, принимая ее за волю Божию, за освобождение от земных мук. Тех людей назвали старообрядцами . Это совсем чистая страница российской истории, хотя о старообрядцах достаточно много известно. Есть даже диссертации. Но известно только то, что дозволили иезуиты. Ни строчкой больше… Сохранились старинные книги, однако люди разучились их понимать. Пожалуй, самое странное, что есть в духовной культуре России, как раз эти люди.Внутри общин старообрядцев свои деления, разобраться в которых не могут даже они сами, так лихо закрутила жизнь этих затравленных людей. Между общинами нескрываемая неприязнь и вражда… За что? Почему? Не объяснить. Их кто-то очень умело стравил, и они теперь «с чужим крестом не молятся», то есть никого не признают, кроме себя и свои крайне скудные знания о религии, о ее истории.Кичатся тем, чего у них уже нет, – старой веры!Ближе к той вере в Бога Небесного остались, видимо, «дырники», их небольшие общины сохранились в Сибири, они самые верные вере люди, по-прежнему молятся, соединяя два пальца и глядя на Вечное Синее Небо, как на Древнем Алтае. Они сами отправились в Сибирь, потому что среди них было распространено убеждение, что «где-то на Востоке и в иных странах существуют древлеправославные епископы, не принявшие никоновских новоприменений»… Эти люди уходили в сибирскую глушь и дичали там в отрыве от цивилизации и очагов духовной культуры. Жизнью на выживание веками жили они. Однако, не получив образования, сохранить себя и потомков в такой уединенной жизни очень трудно. Даже теоретически вряд ли возможно.Карательные экспедиции не сломили этих рыцарей духа, Иисуса Христа они не признали за бога. Другие старообрядцы признали, чем и поставили себя в ранг катаров, альбигойцев и других «еретиков», которые когда-то отличали Западную церковь. По сути, «еретическая» история Запада в точности продолжилась в России, только еретиков здесь называли иначе. Однако обряды, философия там и там были одинаковыми.Два долгих века славянская Россия уничтожала старообрядцев, не поцеловавших греческий крест. Их пугали, морили голодом, лишали достатка. За два века многое изменилось в их общинах.В начале XIX века по воле царя Александра I христиане казнили все их духовенство, до последнего дьячка, в ответ прихожане сами стали вести службу, следить за соблюдением обрядов и постов. Великие люди, дух которых, казалось бы, сломить невозможно. Тем не менее и среди них началась неизбежная пора забвения и разброда, она должно была случиться, как у катаров в Западной Европе, сосланных в деревни: русских тоже лишили общения с равными себе, и они тоже, в конце концов, увяли в тишине одиночества, не вызвав даже сострадания у соотечественников.Лишь к началу ХХ века общины старообрядцев, осознав затухание своей веры, тихо, без объявлений стали признавать Иисуса Христа за Бога. Тогда власти разрешили им выйти из подполья и забыть обиды.То были совсем иные люди – переродившиеся, как и вся Русь… Они думают, что по-прежнему говорят Исус, а получается Иисус. Только кто теперь чувствует в том разницу?

В историю России XVII век вошел «веком смуты и раскола». Иезуиты, замутив, завоевали русское общество, лишили его устойчивости, и в нем не осталось былого единства, а значит, опасности для Запада. То был трагический итог, равносильный самому жестокому военному поражению, хотя войны, как таковой, не было. Была Смута – бунт, народные волнения, как утверждает официальная наука. И все.

Хотя русские при Романовых по-прежнему жили в своей стране, то была совсем другая страна. Как и они сами. Имена предков выходили из обихода. Их забывали и стыдились… Чудовищно, религия разводила родных людей, делала отцов и детей чужими. Повторялась европейская трагедия, только в России горе было иных масштабов.

Показательно, культуру других народов власти не трогали, ломали лишь тюрков, которые были самыми многочисленными и неспокойными. Например, у мордвы, марийцев, коми осталась прежняя вера, там христианизация началась позже. Романовская Москва взяла на прицел «татар», они отличались этнической неопределенностью, что после Смуты не устраивало Рим. Потому как не ясно, о ком шла речь. О каком населении.

Прежде Запад любого жителя Московской Руси, даже не говорящего по-тюркски, мог назвать «татарином» – за «ханифейскую» преданность вере в Бога Единого, в каждом русском он видел потомка Чингисхана. Теперь, с принятием христианства, все менялось. Язык, культура, внешний вид русских людей, их быт и имена должны были стать другими – европейскими. Не тюркскими!

В том и состояла смена религии , которая велась в стране.

Христианам не разрешили говорить на родном языке, даже между собой, их теперь считали славянами , то есть новым народом, у которого должен быть свой язык. Такова царская воля. Вместе с верой новому языку учили в церковно-приходских школах, их открывали при храмах. Новый язык назвали «славенска диалект» или говором, для русских то был чужой язык, в котором лишь отдельные слова и фразы были понятны им.

Тот язык сегодня называют польским. Его основы изложены в книге, изданной в 1638 году в Кременце близ католического Львова, «Грамматика или письменица славенска». Это смесь латинских, греческих, тюркских и каких-то еще языковых правил.

Этой книге предшествовала другая – «Грамматика» Мелетия Смотрицкого, написанная в 1618 году в самый разгар Смуты, она оказалась понятнее и приятнее московитам. Как видим, царь с помощью Запада уверенно уводил народ от его национальных корней. Имя «тюрк» уже не годилось, оно устаревало на глазах.

...

В стране все протекало в традициях иезуитского христианства. Как в Болгарии, на Балканах или во Франции, где уже перешли на новый язык. Повторялось один в один. Царский указ, например, запрещал славянам обедать за столом с мусульманами и старообрядцами, как с нечистыми людьми. Здороваться с ними за руку, разговаривать, покупать у них товары. О совместных браках и не мечтать. Провинившихся наказывали жестоко, их лишали имущества, а иногда и свободы… Чем не Запад?

Безумством и страданием жила теперь страна, которая искала себе новую маску вместо лица. Трудно представить, что творилось тогда в России. Не террор, а что-то страшнее… В домах обязали иметь по два стола, за один садились старики тюрки, за другой – их дети-славяне. Начался раскол народа изнутри – в семьях, родах. Дети сиротели при живых родителях.

О тех мрачных страницах российской истории известно очень мало, но они были, их писали стукачи в доносах, чиновники из «аппарата» царя, организуя карательные экспедиции. Каждый их сигнал стоял на контроле. Историки так и не обработали те уникальнейшие данные, что покоятся в бездонных российских архивах, а это могло быть интересное чтение. И вполне правдивое.

Не сам же собой селился страх в сословиях русского общества?..

Бюрократическая машина царя Алексея Михайловича не только брала взятки и безмерно воровала, она старалась, лезла из кожи вон, придумывая массу ограничений и зацепок, чтобы родные люди стали неродными, чтобы общество находило в себе недовольных. Идея национального единства, которую трепетно взращивал Борис Годунов, оказалась ненужной Романовым, превращавшим Русь в колонию Запада. Ее отверг уже Михаил Романов, придавший русскому христианству совсем иной уклон.

Делалось все, чтобы люди забывали родословные и начинали вести новые. Точно как в Западной Европе, на мусульманском Востоке, потому что рецепт забвения всюду был один. В Россию его привезли братья Иоанникий и Софроний Лихуды, воспитанники иезуитских коллегий Венеции и Падуи. Это они оформили на бумаге Русскую церковь и политику царя. Это они открыли в Москве свою Духовную академию и греко-латинские школы, где готовили кадры для государственной службы новой России. «Из их учеников составилось поколение первых собственно русских ученых», – пишет христианская энциклопедия.

...

То были первые советники престола! Без них царь и пальцем пошевелить не мог. Власть полностью перешла к папе римскому , его люди оседлали Кремль.

Но вести раскольную политику им было трудно. Не знали, как отличить татарина от славянина. Это же один антропологический тип, один исторический корень. Даже крест на шее у них до середины XVII века висел одинаковый – равносторонний, алтайский. Они ходили в одинаковой одежде, жили в одинаковых домах и по одинаковым адатам, вели одинаковое хозяйство, говорили на одном языке. Поэтому иезуиты, начиная раскол, кого-то велели крестить, иных выталкивали на дорогу в ислам, старообрядцев же просто уничтожали. Творили с проворством Молоха, требуя новых и новых человеческих жизней и судеб.

Так строилась Россия. Страхом дробил себя русский народ.

В мусульманство устремились те, кто желал остаться с верой в Единого Бога, они спешили принять ислам до общения со слугами Церкви, которых сопровождали царские экспедиционные войска. Спешили, потому что по конфессиональным правилам силой крестить мусульман нельзя, только с их согласия, а носителей других верований – можно. Вопрос этот очень деликатный, требующий осторожности в выводах.

Здесь, видимо, важно скорее наблюдение, чем вывод… Мусульманская одежда, например, как знак отличия к татарам не пришла до сих пор. У них всегда была только феска – небольшая шапочка на голове. Феска да обрезание отличали российских мусульман… Но этого мало, чтобы считаться истинным верующим. Институту религии нужны время, люди, средства, власть, а этого у тех же казанских татар не было. В Крыму было.

...

Романовы сеяли в «татарском» Поволжье не доброе, но вечное – невежество. Оно и зацвело пышным цветом. Мусульманам запретили читать и писать, иметь дома писчие принадлежности, книги. В том числе Коран. Дети росли и ничего не знали о мире, в котором растут. О чем дальше говорить? О каком институте религии? О какой исламской культуре и традиции?

Не лучше жили «славянские» дети, их учил безграмотный поп из местной церкви, учил азам нового языка и новой веры, по учебнику иезуита Мелентия Смотрицкого. Настоящей Библии не видел сам поп, ее переводов не было в России до середины XIX века. Славян учили побасенкам, которые им придумывал Запад, – примитивной религии для простонародья.

...

Поделенная на куски Русь, которую недавно отличали монастырская мудрость, знания и высокая культура, погружалась во тьму забвения… Россия – это совсем другое! Это вовсе не вольная Русь с ее учеными и философами.

Еще недавно Казань была второй по численности епархией Русской церкви, отсюда вышли великие митрополиты и духовные деятели тюркского мира, гордость Орды и Руси, теперь ничего не было. От былой «научной епархии» остались воспоминания. Иезуиты задушили ее, им важно было, чтобы татары забыли прежнюю веру, само учение, его традиции, священные книги. Все забыли, приняв ислам, о котором толком никто из них ничего не знал… Но оставались старики, носители старых знаний и опыта, нужно время, чтобы их не стало.

Видимо, в их среде и зародилась мысль о разрыве с Москвой.

О том говорят наблюдения патриарха Макария, который въезжал в Москву с юга. В Калуге он пересел на судно и до Коломны добирался по Оке. «Справа от нас, на расстояние месячного пути (до Кавказа), была страна татар…» И далее: «На границе страны татар, что справа от нас, богохранимый царь (Алексей) выстроил тридцать крепостей…» Эти сведения согласуются с географией России XVII века, с положением ее южных границ, показывают масштаб влияния Русской церкви.

За Окой кончалась власть царя! И начиналась тюркская страна с ее адатами.

Вольная Татария, этот осколок свободы, притягивала казанских мусульман, здесь они видели будущее и поддержку. Их участие в бунтах Болотникова и Разина лучшее тому подтверждение. Однако, с точки зрения царя, за Окой лежала не страна татар, а страна старообрядцев… Термин «татары» в Москве и в Казани понимали не одинаково.

Тогда и забеспокоилась христолюбивая Россия о татарах – касимовских, тульских, белгородских, донских, брянских, тамбовских и других, которые жили без Христа, а значит, без крепостного права. Жили, склоняясь к исламу. Москве стало не до покоя, не до терминологии, она начала подготовку Азовского похода.

План иезуита Поссевино обретал жизнь – тридцать крепостей на южной границе Московского царства, о которых писал Антиохийский патриарх Макарий, как раз отражали политику русского царя. Его намерения.

Но то лишь внешнее ее отражение, заметное даже чужакам. Было в политике Кремля и не столь явное… Касимовского хана Сеида, своего южного соседа, московский царь пригласил в гости вместе с женой, матерью и духовным наставником – ходжой (шейхом). В задушевной беседе царь стал просить его принять христианство, обещал быть крестным отцом и дать золотые горы в придачу. Тот согласился, но женщины отговорили. И – хана (гостя!) заковали в цепи, бросили в темницу, а семью вместе с ходжой сослали в монастырский концлагерь.

Долго томился узник голым на каменном полу, питаясь водой и хлебом, наконец, больным и обессиленным сам попросил крещения. Добровольно! Его крестным отцом стал патриарх Никон. Так Сеид Бурган превратился в русского князя Василия Бурханова, которому в награду обещали царскую сестру в жены… Это – страница истории становления России и рода Бурхановых, она не единственная.

Татары в христианскую Москву являлись по-разному. Одни сами предлагали себя винтиком в бюрократическую машину, становясь «служилыми татарами», чтобы потом творить жестокости в угоду власти. Других на сделку с совестью толкало обретение титула. Тогда титулы «князь», «граф» решительно входили в славянский быт, потому что прежние «бей» и «бек» относились к «поганым татарам» и в России потеряли всякую силу и уважение. Царь упразднил их.

Царский Разрядный приказ строго следил за личными делами граждан. «Служилым по отечеству», то есть христианам, находил места в конторах и приказах, не оставлял невостребованными и «служилых по прибору», или наемников. Те, правда, большими преимуществами не пользовались, зато жили безбедно на царской службе.

Москва вполне могла считаться преуспевающим городом, если бы не обстоятельства. Старообрядческая Татария, по Оке граничащая с Россией, беспокоила. Миллионы потенциальных крепостных. Столько плодородной земли… Как пережить такое у соседа?

Строго говоря, Татария принадлежала крымскому хану, но из-за различий в вере и в государственном устройстве давно не подчинялась ему. Жила казачьей вольницей – бесшабашно, находя время всему, лишь бы не политике, на которую татары не способны: быстро вспыхивают и еще быстрее гаснут. Русские, зная их эту черту, проникали сюда без труда. Они по договору с крымским ханом (со времен Ивана Грозного) строили здесь свои крепости, закупали сельхозпродукцию, набирали солдат в армию. Разумно вкладывали сюда капитал, ожидая баснословных барышей.

Московская рать при царе Алексее состояла из донских татар, к ним добавляли отряды черемисов, мордвы, монгол, калмыков, получалось русское войско. Всё, как когда-то в Византии.

За «дружбу» с донцами Москва выплачивала Крыму оброк в одиннадцать тысяч золотых монет, а построенные крепости спешно заселяла христианами или «крестианами», как их здесь называли тогда. То было началом колонизации Дона, о чем вслух не говорили.

Однако не приживались русские поселенцы, бежали обратно в Россию. Никакие угрозы, никакие подачки царя не помогали, что вызывало серьезное беспокойство: над планом Поссевино нависла угроза невыполнения.

Колонизация Дона, надо заметить, это крупное дело, самой Москве не одолеть бы его, требовавшего огромного материального и политического капитала. Но «русская» вода точила «татарский» камень с помощью Запада, его капиталом открывала замки потайных дверей. Крымский хан, получая оброк – богатые связки соболей, золотую казну, в присутствии русских не видел опасности, он был увлечен событиями в Европе и в Османской империи, от которых зависел. Этим и пользовалась Москва для укрепления своих позиций. Иезуиты, создавшие в Стамбуле мощную агентурную сеть, умело отвлекали крымского хана, создавали ему трудности и тем продвигали и продвигали русских на Дон, ближе к Крыму. Это была по-настоящему спланированная политика небывалого масштаба, которая выводила Россию на Восток и в западный мир. Даже если бы того не желал царь, судьба страны была предрешена…

Однако здесь требуется прервать рассказ, иначе не понять, как и чем подталкивали Москву к войне сначала с Доном, потом с Крымом и Турцией? И нужны ли были Москве эти ненужные войны? Вопросы деликатные, кажется, с этим акцентом они еще не звучали в российской истории… Нет, не выход к морю диктовал ту политическую тему.

Причина Азовского похода связана с Великим переселением народов, она более тысячи лет занимала умы могущественнейших людей. Речь идет не о России и Крыме, а о лидерстве в тюркском мире, который вроде как был разрушен. На самом деле тюрки, даже став христианами и мусульманами, помнили о себе . Соперничество, его никогда нельзя сбрасывать со счетов, говоря о тюрках. Казалось бы, из их улусов вышли новые народы, забывшие прошлое, жившие с другой культурой. Все так. Однако… люди все равно оставались тюрками! И поведением доказывали это. Междоусобица, вспыхнувшая после убийства Аттилы, не прекращалась никогда. Забылись истоки, но не забывались враги , которых множила жизнь. Аттила был последним царем всех тюрков. На месте его державы появились новые страны, где правитель, считая себя наследником Аттилы, желал носить титул царя. Однако царская корона одна. Ее и делили. Она, корона, причина сотен войн, тысяч стычек. Потому что народ, который Великое переселение разбросало по миру, жил по пословице: «Каждый бедняк хочет стать баем, а каждый бай – Ходаем» (то есть Богом).И ничего с тем не поделать, тюрки. Такова их суть и кровь.Как ни назови, в какую одежду ни одень, какой язык ни дай, ничего не изменится. И в Европе, и в Африке, и в Азии они рождались такими: соперничество было корнем их сути. Дрались, грызлись, вредили соседу до последнего вздоха. Не случайно состязания, скачки, борьба в центре любого тюркского праздника. Умеют разжечь свой пыл.К сожалению, о том хорошо знали иезуиты, их вождь Игнатий Лойола завещал исподволь терзать эти тайные струны тюркской души. А Лойола, как известно, был выходцем из рыцарской среды, жившей по законам Орды, он отлично знал, что советовать церковному ордену.Это же Церковь отказала европейским тюркам в праве на борьбу за царскую корону. Папа, давая титул «рига» (регис) или «краль» (король), преднамеренно гасил пыл соперничества в своих вассалах… «Рига» был синонимом слова «бей» (если маленькое поместье, то «рига», если большое – «краль»). Титул освящала корона, охранявшая его владельца. В герцогствах и княжествах Западной Европы, выросших из поместий джентльменов IV–V веков, сидели не короли и герцоги, там правили беи и беки, ханы и каганы, мечтавшие «стать Ходаем», то есть возвыситься. Их и делали «кралями».Чтобы не утомить читателя подробностями, заметим, царем всех тюрков в XVII веке негласно считали турецкого султана. Прежде им был австрийский кесарь, который восседал в столице Аттилы и первым наложил на себя его царскую корону . Вторым по счету назвал себя царем правитель Испании (Каталония?), третьим – Франции (Савоя или Прованс?), четвертым – Ирана (Кизилбаши), пятым – Индии (Пакистан, Северная Индия), шестым – Китая (Уйгурия, Северный Китай), седьмым – Абиссинии (Эфиопия, Судан), восьмым – Крыма и Татарии, девятым – Османской империи, десятым – Грузии, одиннадцатым – московский бей (он стал царем позже всех). Вот она, география Великого переселения народов. Вся налицо. Ничто не пропало!Говорили, был царь сибирский, но о нем нет достоверных сведений. Еще называли Алтун-Падишаха, «султана Золотой Страны». Видимо, речь шла о правителе Алтая. Или Хакасии. Не исключено, что Саха (Якутии) или какой-то другой страны, например, Джунгарии. Правда, не ясно, какой духовный институт обслуживал там и светскую власть?Правомерен вопрос, почему царский титул ценился лишь в «тюркских» странах? Здесь своя история, связанная опять же с культурой Алтая, с верой в Бога Небесного. Одно продолжало другое, случайностей тут быть не могло. Исключалось!

...

Очевидно, за титулом «царь» стояла культура народа, его общая история. Не в слове дело, а в том, что стоит за ним.

...

Приведенный выше «царский» перечень неполный, потому что он отражал итоги борьбы за корону Аттилы. Правители вряд ли помнили о самой короне, называя себя царями: борьбу они принимали по наследству, от родителей. По наследству же давались им враги и союзники… Так строились торговые и династические связи, военные союзы на Западе.

Патриарх Макарий – из его книги взяты сведения – превосходство турка объяснял тем, что, победив семерых царей – византийского, египетского, болгарского, сербского, арнаутского, трапезундского, царя Крыма и Татарии, – тот завоевал их земли. Кроме того, во владениях турецкого царя (султана) находился «гроб Господень», святыня христиан, что очень возвышало турков в глазах христианских народов… Конечно, это упрощенное объяснение, но показывающее, что мотивы высокой политики скрывались порой в людском тщеславии. В ревности. Эти мотивы способны побудить и воодушевить самого тщедушного правителя, если, конечно, он по крови тюрк.

Московский царь, к сожалению, был из их числа. Не имея ни армии, ни власти, он с последнего места в этой негласной табели о рангах мог подняться в глазах мировой правящей элиты. Стать уважаемым в Европе и в Азии.

Разве то не стимул для молодой царской династии? Конечно стимул.

Запад предлагал властелину Кремля устранить препятствие на пути в высшее общество – остатки Татарии и Крыма. Все. Нужен был шаг на юг от Оки, чтобы начать восхождение на гору величия и победить турецкого царя . На то же, кстати, толкал московского царя и Антиохийский патриарх Макарий, который приехал в Москву наставлять Русского патриарха. Правда, лидер Греческой церкви имел свои, очень далеко идущие планы… Что делать, но русские цари Романовы действительно были тюрками. Плохими, но тюрками. Азарт лидера жил и в них, поэтому на Романовых и сделал ставку папа римский.В первом царе династии, в Михаиле, царского духа не было, этого человека на трон ветром занесла Судьба. А его сына Алексея воспитывали уже как царя, тщеславие не вредило юноше… Еще лучше это качество проявилось в следующем поколении, в Петре. Вот кто сполна отведал медовый вкус власти. Будучи юношей, он устранил двух соперников в борьбе за престол – родную сестру и брата, причем, как умер старший брат Иван, выздоровевший после тяжелой болезни, осталось тайной, видимо, его отравили. Ради спокойствия власти царь Петр казнил своего единственного сына, наследника, когда тот восстал против порочности отца… Увы, поступок, на который решится не каждый.Петр I, пожалуй, самая неизвестная фигура российской истории, хотя больше всего написано как раз о нем. Жестокий и трусливый, деятельный и пассивный… Все противоположности сошлись в его лице, сделав образ царя чрезвычайно противоречивым. О нем можно спорить бесконечно.Неизвестность Петра объясняется тем, что внимание историков к нему носило особый, политический характер. России, порвавшей с тюркским прошлым, нужен был герой. Новый символ, молодой, преуспевающий. И выбрали Петра, высокого красавца, хотя мало-мальски наблюдательный взгляд в его царствовании вряд ли увидит великие дела.Этот царь не прорубал окна в Европу, наоборот, Европа сама прорубила его. Причем ранее, чем на троне появились Романовы.Как человек Петр был нездоровым: тяжелые припадки эпилепсии и низкая страсть точили его всю жизнь (за эту страсть, между прочим, полагалась смертная казнь). Недуг сказывался на поведении больного, отсюда его гневливость, злопамятность, «вязкость» мышления – это симптомы болезни, а не характера. В общении он был крайне неприятен, и люди сторонились царя.

...

Его политика, как и политика отца, целиком исходила от иностранных советников, которые стояли за русским троном… В чем же проявлялось величие этого правителя?

Не в мифе ли, который сложили иезуиты?

Надо честно признать, что флот России создал Франц Лефорт, первый русский адмирал. Этот неутомимый швейцарец, непонятно откуда и как появившийся около русского царя, пользовался огромным влиянием, например, в 1697 году он вывез Петра на Запад, руководя Великим русским посольством… Весь «ранний» Петр – это Лефорт, его начинания и замыслы.

...

Лефортово, или Немецкая слобода, открывшаяся тогда в Москве, стала штабом петровской политики, там думали о России, но не о Руси и ее народе.

Славяне не интересовали Запад. Иезуиты и тайные тамплиеры проводили указания своих римских магистров, у которых были свои собственные планы. Иностранцы, в прямом и переносном смысле разыгрывавшие перед мальчиком-царем на Яузе потешные бои, формировали российские войска и российскую политику. Именно российскую ! Здесь важно наконец-то чувствовать нюанс в слове, придуманном папским легатом Поссевино.

Солдаты, да, они интересовали Запад… В этой связи нелишне еще раз напомнить имя конюха Сергея Бухвостова, потому что с него началась российская армия, вернее, Преображенский полк, опять же созданный иностранцами. Он первый русский солдат, и пришел он из Лефортова. Кем был удалец? Кому служил? Неизвестно.

Петром руководили. Он проявлял в политике столько инициативы, сколько позволяли иезуиты и тамплиеры, имевшие конкретное лицо – имя и фамилию. Например, бельгиец Франц Тиммерман, в его руках целиком были русская армия и флот, он контролировал материальное оснащение войск и тыла. Его власти позавидовал бы нынешний министр обороны… Шотландец Патрик Гордон командовал генеральным штабом, состоял на службе царскому престолу с 1661 года, знал Россию лучше всякого русского… Яков Брюс, генерал-фельдмаршал, главный идеолог престола, его прошлое «глубоко западное»… Когорта иезуитов и тамплиеров слагала «гнездо Петрово», только подконтрольные дела они доверяли славянам.

...

Если это не узаконенная узурпация Западом власти в России, то что?

Молодой русский царь не представлял собой ничего, он проводил дни и ночи напролет в Немецкой слободе, где пьянствовал сутками. Гуляя, учился уму-разуму, отсюда и воспитание, вернее, полное отсутствие его, на что обращали внимание едва ли не все иностранцы, общавшиеся с ним. Царь с детства был предоставлен лишь самому себе, в отличие от сестры Софьи, у которой были учителя и наставники.

В письме Апраксину в Голландию Петр писал корявым подчерком: «Купи мне лимонов… да не забудь о рейнвейне. Больше мне ничего не нужно, разве что привезут математические инструменты, то купи». Образование Петра оставляло желать много лучшего, он был полуграмотным, хотя и подписал множество указов и распоряжений. На занятиях проявлял неусидчивость, «вязкость» ума, что определялось его врожденной болезнью.

С таким диагнозом он не мог вести себя иначе . Невозможно. Это был явно не герой…

От того, что царь держал в руках плотницкий топор, он не стал плотником. От того, что сел на трон, не стал царем, сколько бы его не восхваляли. Всю жизнь томился непомерным тщеславием, на котором играли, как на струнах гитары. И эту музыку выдавали за русскую. То были аккорды затухающей восточной мелодии… Его безумие с каждым годом принимало все более и более маниакальную форму: мания величия не давала царю покоя ни днем ни ночью. Лучшего средства погубить династию и страну, пожалуй, и нет.

Едва ли не первое свое «царское» дело (Азовский поход) Петр проиграл. Его неопытная армия была перебита в бою с турецким гарнизоном.

Выигрыш, на который рассчитывали авторы той военной кампании, был в другом – с похода на Азов началось покорение старообрядческой Татарии. В документе от 1695 года так и сказано: «Царь пошел на тот берег реки…» Имелась в виду Ока. Поражение под Азовом – это запланированная победа! Вернее, маневр, отвлекающий противника. Не войдя в военное соприкосновение с турками, Россия победила, она без боя оккупировала Дон, сделав это руками казаков, которые вошли в войско Петра. Вот что было главным!

Начиная войну, русские связали донских татар кабальным военным союзом. Он-то и был политической победой при военном поражении. Война с Турцией перевела отношения двух стран – Татарии и России – на новый уровень. Дон, который был «бесхозным» субъектом Крымского ханства и общался с Москвой через царский Посольский приказ, теперь, в условиях военного времени, становился как бы своим, русским. Его дела от Посольского приказа приняли внутренние московские приказы.

Казаки тем самым де-юре признали русского царя своим атаманом и предводителем . Российская бюрократия, ведомая иезуитами, без боя получила страну. Городишко Азов ее не интересовал, он был лишь городишком в той стране…

Тем не менее для завершения дела требовался второй Азовский поход, иначе военный союз с Донской Татарией распался бы. На том настаивал Рим, создававший на Западе мощную коалицию против турков… Однако как проходил второй поход, осталось загадкой истории. Ее неразгаданной тайной. Официальная версия о том, что, мол, русские, окружив город высоким земляным валом, расстреляли турецкий гарнизон из пушек, рассчитана на слишком легковерных людей. Военная история знает подобные примеры осады, но это очень долгий прием.

Соорудить за неделю земляной вал под непрерывным обстрелом неприятеля вряд ли возможно. Нужны тысячи лопат, сотни тачек и подвод, доски. Если учесть, что летом ночь коротка, а днем земля в степи звенит, как камень, нужны еще и кирки… много кирок. Откуда они у армии солдат, а не землекопов? Речь идет о гигантском инженерном сооружении, на возведение которого требуются многие месяцы даже в мирное время.

Кстати, куда потом, после войны, исчез тот рукотворный вал?

Видимо, что-то было не так. Потому что есть другая версия, с таким же набором «аргументов». Она нелестно выставляет Россию и ее молоденького царя, которого турки соблазнили и после утех ему без боя отдали город, да еще подарили красивого петуха… Петру взять Азов помог порок, с которым он прожил всю жизнь. Но победа есть победа. Даже такая.

С тех пор города Татарии обрели новые имена. Биринчи стал Брянском, Бурунинеж – Воронежем, Кипензай – Пензой, Курсык – Курском, Тулу – Тулой… Царю Петру принадлежала старообрядческая Татария с ее беспокойным Доном. Москва и ее хозяева по своему усмотрению давали имена людям и городам.

Границы России раздвинулись, приблизившись к Кавказу и Турции…

Столица встречала героя торжественно. Руководил церемонией царский советник Андрей Виниус, человек-тень, как все иезуиты. «Московские жители с изумлением смотрели на шествие, какого еще до сих пор не видывали, и более всего удивлялись тому, что сам царь… скромно идет за колесницей Лефорта», – писали историки о том торжестве. И верно, такого русские еще не видывали, победитель плелся за повозкой подчиненного, он боялся огласки своего подвига.Собственно, его деяние было не новым, оно в традиции римской истории: точно так побеждал император Юлий Цезарь, вслед которому тоже кричали: «Царица».Добавить сюда еще что-то трудно – факт передает политическую обстановку тех лет. А творилось необъяснимое. Славяне даже воевали теперь по-новому, они уступали одну прежнюю позицию за другой, будто нарочно, чтобы быть на вторых ролях в своей собственной стране, чтобы смиренно идти «за колесницей Лефорта».…Отличившихся в том азовском «сражении» Петр наградил вотчинами с тысячами крестьянских дворов. Награды давал за молчание. Христиане, обитавшие в тех вотчинах, становились вещью, капиталом , которым можно торговать, закладывать под залог, проигрывать в карты. Царь тем самым узаконил рабство славян в России, которое продолжалось до 1861 года, и, наоборот, возвысил иностранцев до уровня аристократов. Назвав себя русскими, католики превращались в русских аристократов, владельцев поместий, они задавали нравственный тон в новом обществе. Любой иностранец без труда мог купить себя славянина за гроши.Не стояли в стороне и те русские, дедов которых к вершинам власти занесла Смута, и они давились жирными кусками пирога, на которые щедр был царь. С Петра начал родословную не один дворянский род, о чем сообщают гербовники российского дворянства. Новые вельможи, попавшие в князи из грязи «смуты», не боясь, примеряли на себя чужую одежду. То была очередная перестройка русского общества, которая уж по счету.А старая знать, даже та ее часть, что приняла христианство, отходила в тень. Кремль уже не нуждался в ее советах. Бояр не притесняли, нет, их просто не замечали. Перестали советоваться. Патриархальная, с безжалостной правдой на устах, старая знать раздражала царя своей оценкой Азовской военной кампании, подробности которой долго обсуждали в Москве. Многоопытная аристократия видела, что «успех» под Азовом не открывал русским Черного моря, там по-прежнему господствовала турецкая флотилия. Зачем нужна была эта позорная война? – спрашивали они.А азовская победа имела иное – незнакомое! – свойство, не военно-стратегическое и не торговое, она вообще не вписывалась в рамки привычного для тюрка представления о победе. В ней проявился росток уже не русской, но российской политики – империя, которая будет наместником Рима на Востоке, будет в угоду папе завоевывать соседние страны и внедрять там культуру Запада. В конце концов, был же тайный план Поссевино, о котором русская аристократия, естественно, ничего не знала. Но он был. «Третий Рим» утверждал волю папы. Сделав ставку на Романовых, Запад не ошибся. Старание их было весьма последовательным и на русском Дону, там сразу же началась христианизация населения. Вернее, карательные экспедиции… Словом, все повторялось, как в матушке-России, так же образ Бога Небесного меняли на иные образа.Сценарий был един, режиссеры – тоже. Казачьи станицы смолкали одна за другой: там поздно поняли, кого привели казаки в Азов, кому помогали.События следовали неминуемым чередом.Первым очнулся, будто от наваждения, атаман Булава, он в 1707 году поднял донских татар против новых хозяев Дона. Началась очередная крестьянская война, носившая явный религиозный оттенок, но вошедшая в историю России как Булавинский бунт, вернее, стычка, «вспыхнувшая между казаками и крестьянами»… Хотя при чем здесь это? И как тогда отличали казаков от крестьян?Исход той «крестианской» войны был предрешен с первого ее дня, около атамана стояли агенты иезуитов, они и убили своевольного бунтаря, дав ему раздуть пламя бунта. И – вот тогда уж карательные экспедиции навалились на Дон хуже наводнения, страшнее саранчи, они подчиняли станицу за станицей, юрт за юртом, всюду утверждая символы греческой веры и власть русского царя. Князь В. В. Долгорукий исполнял приказы Петра в точности: всех противящихся вырубал. Мятежные станицы сжигали живьем, а малолетних детей подводили к бричке, если голова ребенка была выше ее колеса, царский приказ велел рубить голову. Следить за сиротами оставляли наставников – «крестиан», с которыми и враждовали казаки.Вырастали малыши уже славянами, невольниками… Эти страшные трагедии знал даже известный российский историк С. М. Соловьев, но писал о них осторожно, намеками. Не исключено, что его прадед был из тех чудом уцелевших малышей…Как веру, не церемонясь, Петр сменил Дону и знамя – духа-покровителя казаков. На новом знамени был изображен пьяный казак, сидящий на пустой винной бочке. Он с тех пор представляет некогда вольную землю, ту, где прежде говорили молодым: «Не пей вина, не вмешивайся в смуты, эти два порока разрушают дворцы и крепости»… Не послушали казаки старую пословицу. Вот и пропили все, даже свободу своих детей.А ведь прежде Дон славил елень (солнечный олень), знак Бога и Древнего Алтая, он был на знаменах донских татар, он был их духом-покровителем… Не вспоминают его ныне. Зачем?

Победы на Дону придали вес России, царство выросло, стало сильнее. И римский папа повел его дальше, на путь империи. Дон, видимо, был неким мерилом способностей династии Романовых… При вручении верительных грамот московские послы уже не скупились на заверения в «древней дружбе между Россией и западными державами Европы, для того чтобы согласиться, каким способом ослабить врагов Креста Господня – турецкого султана, крымского хана и всех басурманских орд». Прежде подобное русские не произносили, рангом были пониже. Эту перемену, бесспорно, принесла христианизация. Она! Россия стала восточной провинцией Латинской империи, хотя открыто никогда не признавала свое положение и довольствовалась ролью союзника. Поэтому в мировой табели о рангах русского царя и поднимали все выше и выше.Поездки Петра за границу, его военные успехи распалили болезненное тщеславие, породили желание стать императором, подчинить себе не только соседние страны, но и Русскую церковь. Такой поворот событий был очень даже на руку Западу, он еще дальше отдалял Россию от старой Руси. Собственно, в этом и состояла идея Третьего Рима, которую десятилетиями вживляли в сознание Кремля… И семя дало росток.Императорским амбициям Петра изначально противились лишь те, кому новая роль страны была не по душе, кому не нравилась Россия – задворок латинского Запада. В числе противников стояла царевна Софья, набожная и властная женщина, думавшая о Руси. Имя ее пользовалось уважением у русского народа, ее считали антиподом Петру, к ней тянулись жертвы царской несправедливости. А число пострадавших росло быстро.…После колонизации Дона в Москве очень страдали стрельцы, в которых жила любовь к патриархальности. Их родственников, донских татар, уничтожали, обращали в крепостных. Самих стрельцов, пользовавшихся привилегиями, тоже теснили, склоняя к новой вере. Им, например, запретили торговать, заниматься ремеслами, пока не станут христианами… Кремль исподволь провоцировал стрелецкий бунт. Сам вызывал его.Он играл на отчаянном положении армии, состоящей из наемников, для которых Москва со Стрелецкой слободой стала родиной. Им, безденежным и бесправным, просто некуда было деться: на Дону чужие и здесь не свои.Бунт стрельцов был важен в первую очередь иезуитам, которые задумали создать новую русскую армию, но, не уничтожив старую, сделать это было практически невозможно: оружие находилось все-таки в руках стрельцов. Они, эти татары-наемники, которым следовало платить, были не нужны царю. Ему объяснили, что солдат можно набирать и из славян, ничего не стоящих казне . В той простой истине скрывались мотивы стрелецкого бунта. Стрельцов поднимали, чтобы уничтожить. Ведь иезуиты вели Россию на роль поставщика «пушечного мяса» для Европы. В этом состоял их «стрелецкий» интерес.То был момент потерянной Истины, повернувшей политику Московии на сто восемьдесят градусов. Независимую державу Ивана Грозного, наследницу Золотой Орды и Дешт-и-Кипчака, превращали в европейскую казарму. Это, пожалуй, и есть преддверье Российской империи, будущий итог намечавшихся тогда перемен.Царь Петр, провоцируя стрельцов, не понимал, что не в его руках составление повелений, которые будет выполнять армия. Страдающий «вязкостью» мышления, он вообще мало понимал происходящие события. В стране входила во вкус бюрократия, которая для выполнения царских указов получала открытый доступ к армии. Это было принципиально новым. Иностранцы, став столоначальниками, становились властителями не только славян, но и их армии!Конечно, захватить Москву в 1698 году стрельцам не составило бы труда, но на государственный переворот они пойти не могли , и иезуиты отлично понимали это. Вовсе не потому, что среди стрельцов были их агенты, а потому, что наемники были скованы древней тюркской традицией, считали царскую власть незыблемой и священной. Стрельцы хотели улучшить свою жизнь, а что сделать, не знали.Лишь когда их лишили довольствия, когда они вдоволь наголодались, тогда выступили. Но не против царя, а против бояр и иноземцев… В тот день по приказу царя арестовали сотни людей, подвергли пыткам. Доносы и розыски задевали, разумеется, в первую очередь противников Запада. Православный люд в страхе даже пригнулся: публичные казни в Москве шли с утра до вечера. Потоки крови, предсмертные крики осужденных пронизывали городскую тишину… пять месяцев не убирали виселицы, пять месяцев не отдыхали палачи.Кремлю важно было в очередной раз смять славян, взрастить в их сознании мысль о всесильном царе-императоре, которому все должны служить бескорыстно. То была кровавая политика страха, она не могла не привести к нравственному падению славян, к духовному их обнищанию, что, собственно, и случилось в 1721 году.А иного и быть не могло.Стрелецкий бунт от утверждения Святейшего синода , который взял в свои руки управление Русской церковью и объявил царя императором, отделяло два десятилетия. Но каких! За те годы страна стала другой – помнящей казни, карательные экспедиции, она теперь боялась прогневить не Бога, а всесильного царя-императора. То был народ, потерявший веру. Бог, на служении Которому прежде строилась мораль общества, отошел на второй и даже на третий план. Страх теперь заботил людей. Страх, который сбивает в стадо. Один лишь этот факт достоин размышлений и выводов, а были другие, тоже выразительные, которые и складывали картину правления Петра Великого… Чему удивляться и что здесь обсуждать, если дела Церкви принял синод, во главе которого восседал Стефан Яворский, поляк, католик. И первым своим решением глава нового Духовного приказа упразднил должность патриарха. Не нужна! Потому что есть папа римский.

...

«Церковные имения» (имущество) перешли в руки боярина Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, который откровенно воровал, урезал доходы епархий, вмешивался в их быт. Бюрократ, предки которого раздули Смуту, теперь высокомерно поучал духовенство. И это было нормальным! В глазах царя Русская церковь слыла «прибежищем лентяев», которые «избегали государевой службы»… В тех словах весь «великий император России». Весь целиком.

Ходили слухи, будто Петр сам тайно принял латинское крещение (латинство), и слухи не казались беспочвенными. Иначе чем объяснить поведение императора, особенно в 1723 году, когда он запретил стричь в монахи без разрешения синода?.. Чем объяснить, что монастыри, эти некогда учебные центры Руси, превратили в госпитали, богадельни, приюты и тюрьмы?.. Все это делали, чтобы искоренить «алтайские» корни монашества, которые питали прежде духовную культуру русского народа.

Старое монашество по приказу Стефана Яворского уничтожали методично и очень тихо. Сжигали библиотеки, травили и старцев, и молодежь… Реформы монастырей, как таковой, не было, но при Петре Церковь опять стала другой , как и при его отце, Алексее Михайловиче. Трижды изменилась вера в России за одно столетие, такого не знали ни в одной стране мира. От былого мало что осталось. Политика растворила Церковь в Государстве, смешала небо и землю. Власть создавала человека, который будет смотреть на своего повелителя как на бога, от него ждать милости и кары.

...

Потеря духовной свободы и есть славянство, оно оставляет человеку одно – отступничество. Повиновение возводит в закон, чтобы, даже молясь, люди обращались не к Богу, а к императору… Своим царедворцам Петр запретил произносить слово «церковь», поменял его на «Ведомство православного исповедания».

И это в христианской-то стране?! В России…

В ответ на упреки низложенного патриарха и бояр в потворстве «немецким обычаям» царь попросту обрил их, заставил сменить традиционную одежду на немецкую: «Я сам без бороды, и тебе неприлично быть косматым». Это была не прихоть, не причуда больного царя, страдающего не только эпилепсией. Хуже.

...

Стоит заметить, что и укорачивание кафтанов тоже имело политический смысл и вытекало из политики Кремля, по воле Рима разрушавшего тюркскую культуру. Кафтан и колпак были предметами древнего обихода, знаками отличия. Тюркам, носившим их, запрещалось работать физически, одежда подчеркивала особую касту этих людей. Знатный человек, боярин, не имел права пальцем шевельнуть, тем он оскорблял прислугу, которая призвана помогать ему в быту… Как видим, «классовые отношения» на Древнем Алтае строились просто, в помощи старшему по рангу не видели унижения или обиды. Наоборот, гордились ею.

Тот же царь, например. Почему его, «эксплуататора», брали на полное содержание, называли Спасителем? Почему все на Алтае свято подчинялись ему? Одаривали дорогими одеждами? Да потому, что царя первого приносили в жертву, если случалась беда. Он был живым «залогом» Всевышнему и принимал смерть добровольно. Такова цена ошибки. Его ошибки!

Царь у тюрков мог лишь побеждать, это было условием его процветания. Отсюда так много смысла и оттенков в слове «царь». И «хан».

Рядом с царем стояла высшая аристократия, которая помогала править. Она носила колпаки и кафтаны. Одежда подчеркивала, что аристократы и духовенство ближе к царю и к Богу, что у них иная, чем у простых людей, ответственность перед обществом . Они – честь народа, его совесть и совет. Эту особенность и передавала одежда.

Если аристократ оступался в жизни или давал царю неверный совет, с него срывали колпак, то было моральной смертью. Самой мучительной… Советники Петра прекрасно знали обо всем этом, они своими указами били точно в одну цель, уничтожали образ и дух старой аристократии, дискредитировали ее.

Люди в «немецкой» одежде, с напудренными париками задавали тон и здесь – они правили русский бал. Свои новинки называли «борьбой со стариною». Их, прибывших из Европы, «поражала дикая необразованность, начиная с одежды и бороды, до языка» славян. Возможно, в чем-то они были правы: патриархальная моль действительно побила старомодные одежды русских. Ремонт им требовался, это бесспорно. Но ремонт, не свалка же…

А можно ли в таком случае отнести к «борьбе со стариною» то, что у Петра пропал интерес к собственной жене, царице Евдокии Федоровне?

После азовского приключения он уехал в Европу, а по приезде проводил ночи либо в Немецкой слободе, либо в селе Преображенском, царя занимал Алексашка Меньшиков из Преображенского полка, будущая сиятельная особа российского небосклона… И – срамной слух вновь пополз по Москве, о нем писал и С. М. Соловьев, ссылаясь на Юрия Крижанича, очевидца событий.

...

Царица от позора негодовала и плакала. И ее по приказу Петра силой вытолкнули в Покровский монастырь, в ссылку, где она получила постриг и новое имя – Елена. Царь заставил жену замолчать, он умел это делать. А избавившись, приблизил любимца «Данилыча» ко дворцу и в спальники велел брать только молодых и пригожих мужчин.

Перемены захлестывали Россию со всех сторон, и она, не жалея себя, боролась «со стариною». Это ее давняя страсть – искать в себе что-то новое.

…В 1700 году русские перешли на латинское летосчисление, хотя прежде обходились своим календарем, алтайским. Он начинался со дня сотворения мира – с Адама, первого человека, и по точности не уступал западному календарю. Русь, как известно, жила по солнечному и лунному летосчислению сразу, отсюда совершенство ее старинного быта: солнце подсказывало распорядок жизни по сезонам, луна – по неделям. Люди радовались молодому месяцу на небе и печалились, провожая старый месяц, – в последние дни луны надо быть осторожным во всех своих начинаниях.

Теперь и эта «патриархальщина» отменялась.

1700 год Петр встречал среди солдат, всю ночь красивые удальцы искали его внимания. Вот тогда-то, 6 января, царь и преподнес новогодний сюрприз, он приказал царедворцам ходить в новых кафтанах и бритыми. Непокорных велел наказывать. На простой люд это правило не распространялось, в деревнях и весях осталась прежняя национальная одежда, которую, естественно, называли уже русской. Пусть.

Вельможи в тот год с удивлением смотрели друг на друга, они – европейцы. Надо же! Бородатых, важных, чуть медлительных сановников в высоких шапках, которые, не боясь, говорили царю правду в глаза, среди них не было. Те остались в прошлом столетии, в прошлой жизни… Новизна одежды коснулась и дам, которые тоже теперь не могли явиться в общество и ко двору не иначе как в немецком платье – в робронах и фижмах. Не могли отсиживаться дома, в женской половине, как прежде, обязаны были показывать себя гостям.

Новую одежду им продавали по баснословным ценам, продавали, разумеется, в Немецкой слободе. То был хороший бизнес. Там же учили красивых русских барышень правильным манерам и танцам, чтобы они, отбросив былую скромность, стали доступнее для иностранцев .

…В том же 1700 роковом году на стол царя лег план земель устья реки Невы, задумывалась новая столица России. Местность была крайне неблагоприятна: на болоте и островах, при полном бездорожье и безлюдье. Однако это неудобство не смущало. Скорее, вдохновляло. В болотные топи царь приказал сгонять тысячи и тысячи татар с Дона, а потом с Днепра. На их костях поднимали новую российскую столицу. Кремлю важно было уничтожить как можно больше опасных ему людей, а лучше, чем строительство города в болоте, способа, пожалуй, и нет. Разве что крестовые походы… Никто, даже приблизительно, не подсчитал, сколько погибло там людей. Счет шел бы на миллионы упрямцев, не желавших изменять вере в Бога Небесного. Их везли и вели каждый день. Целыми станицами… Иезуиты вновь проявили изворотливость своего дьявольского ума. Им в России удавалось все, даже заведомо неприемлемое, они поставили строителям Петербурга неявную цель: новый город строить без Кремля, без намеков на признаки прежней архитектурной традиции.Мрачное место для северной столицы подходило еще тем, что город отдалялся от границ тюркского мира , от истории Руси. Выписанные из Италии зодчие в облике Петербурга повторяли силуэт Европы и тем боролись «с невежеством, закоренелыми предрассудками и порочностью» славян. Задумывался не город, а музей итальянского зодчества среди гнилых невских болот. Иной столицы для России не требовалось.

…Из Европы привезли в Россию и новый шрифт для печатания книг, этим делом заведовал Яков Брюс. В 1708 году с его подачи славяне впервые увидели свою «древнюю» письменность – кириллицу. Ее придумал Петр I (или Брюс, стоящий за ним), вернее, царь выбрал из трех вариантов азбуки, привезенных из Голландии, один, и сам поправил в ней некоторые буквы. Его правка хранится в музее. Это чуть измененная латиница, на греческий алфавит она не походила, но тюркская ее основа налицо.

...

Азбуку официально назвали «новоизобретенные русские литеры». А первой книгой, напечатанной новыми буквами, была «Геометрия, словенски землемерие». Среди следующих книг – «Лексикон треязычный, сиречь речений славянских, еллино-греческих и латинских сокровищ», она пользовалась большим успехом в стране, переходящей на новый язык. То был разговорник, позволявший иностранцам общаться со славянами.

Видимо, тот петровский алфавит историки и относят теперь к труду Кирилла и Мефодия, стараясь придать «древность» русской культуре. И тем оказывают ей медвежью услугу, потому что братья были причастны к распространению именно латиницы среди славян, но никак не кириллицы, которой при их жизни все-таки не знали. В Восточной Европе в ходу была глаголица… Вопрос о появлении российской письменности, конечно, очень деликатный, но появилась она, с какой стороны ни смотреть, при Петре I. Точнее, в 1708 году. Ни веком раньше!

...

Вводя новую письменность в России, Яков Брюс преследовал одну-единственную цель – оградить славянскую молодежь от старинных тюркских книг , выполненных глаголицей, сделать их недоступными. Велась очередная акция на разрыв поколений, на сворачивание прежней культуры, на ее «забывание». К подобной тактике Россия потом прибегала не раз и не два, когда надо было в интересах политики сделать отцов и детей чужими друг другу. Так было в Поволжье, на Дону, на Кавказе. Всюду.

Царский идеолог Яков Брюс понял главное – славяне никогда не захотят узнать о себе правду, она их не интересует. Они враги правды и сторонники «героической» лжи. На том и выстраивал иезуит государственную идеологию России, дозволяя писать о прошлом все, кроме правды. Искажение стало традицией, которая продолжалась вплоть до конца ХХ века, то есть до официальной отмены цензуры.

Новые книги при Петре писали и печатали на Западе – в Италии. Поначалу то были, как правило, церковные книги. А чтобы читали их, царь распорядился детей священников отдавать в греко-латинские школы , «тех же из них, которые не захотят учиться, не посвящать ни в священники, ни в дьяконы и на службу никуда не принимать», записано в царском указе… Так приобщали духовенство к новому языку богослужения.

Русских учили «славянству» по римской программе, где христианство и Европа стояли в центре вселенной, где все выводилось от греческих или латинских корней. Им конечно же не говорили, что Византия и Рим когда-то платили дань, что постигали азы духовной жизни у алтайских учителей… Ничему лишнему новая школьная программа молодежь не учила. Незачем.

Яков Брюс отечески заботился о «правильности» подвластных ему умов.

К сожалению, в созданной в 1724 году Российской академии утвердилась с первого дня ее основания именно западная точка зрения на историю мира. Собственно, для того и создали Академию наук, отсюда не вышло ни одной книги, ни одной статьи, на которых не стояла бы зловещая печать: «Дозволено цензурою». Это было в традициях Римской церкви, которая с римского папы Геласия, или с 495 года, жила с цензурой и иной жизни не представляла. Свобода мысли изначально была ей чужда.

Россия всегда жила под невидимым оком цензора. Издавала то, что господин Брюс считал «правильным». Говорила то, что он дозволял… В этой связи показательна «История», написанная М. В. Ломоносовым, видимо, то был уникальный труд, он не увидел свет. Рукопись «зачитали». Ее текст противоречил тому, что с 1722 года излагали иезуиты. Запад сам написал историю России, и здесь Брюс был первым из первых. Для правдоподобия он приказал собрать летописи, хранящиеся в монастырях и приказах, выписал из-за границы ученых. И принялся за работу. Правда, не ясно, как приглашенные им католики разбирали глаголические тексты, написанные по-тюркски? Если они их вообще открывали?.. Однако самое примечательное здесь не это.

А то, на что потом, в XIX веке, робко обратил внимание русский академик А. А. Шахматов. Иностранцы, оказывается, переписывали старинные летописи. Проще говоря, подменяли их. На отлаженном конвейере работали фальсификаторы, которые подделывали Время. То была их обычная, будничная работа, точно так, по крупичкам, они разворовали прошлое Европы , подменив тюркские страницы и дописав новые… Налицо подлог, для которого и забрали книги из монастырей, куда потом их, естественно, уже не вернули.

Например, «Повесть временных лет» Нестора переписали почти полностью, оставив название и несколько нейтральных сюжетов…

Тогда же появилась так называемая «Кабинетная летопись», которую прежде никто не видел и с которой первый российский историк В. Н. Татищев начал в XVIII веке свой «эпохальный» труд под руководством Якова Брюса, «покровителя наук и благочестия». К «Истории» Татищева были подвязаны и Карамзин, и Ключевский, и Соловьев, и Греков, и Рыбаков. И те, кто ростом поменьше. А чтобы они не разбредались по Времени, к ним и приставили пастухов-цензоров.

…В 1735 году увидела свет еще одна книга, «Новый и краткий способ к сложению российских стихов», а точнее – как писать стихи на русском языке. То было пособие для поэтов. Прелюбопытная книжка. Ее автор В. Тредиаковский – уроженец Астрахани, он учился в Греко-латинской академии, был увлечен славянской грамматикой и стихами. Ездил в Сорбонну, центр иезуитской науки. То был великий автор «похвальных стихов». Его книга уникальна тем, что против воли автора показывает: прежде русские сочиняли стихи все-таки по-тюркски , не видя в том ничего предосудительного. По-другому не умели. Иного литературного языка в России не было! «Наша словесность» начинается с поэзии, утверждал Тредиаковский. Он, один из первых российских академиков, конкурент литературному Ломоносову, писал так: «Грамматика открывает разумение и познание письмен… и сего ради должно всем тщанием диалекта славенска ведати художество грамматическое…» Речь и здесь шла о славянском диалекте, его же шлифовали тогда в России. За основу взяли то, на чем говорила славянская Болгария, где тюркский язык был достаточно хорошо засорен языком венедов и греков. Его назвали «протоболгарским». А дальше дело вкуса. Этим и занимался академик Тредиаковский, которому суждено было стать первым русским поэтом, написать первый русский роман, первую русскую оду . Сам придумал литературный язык и первым написал на нем! Безусловно, то был по-своему талантливый человек. Вот его стихи, самые ранние, с них в 1726 году началась российская поэзия, это первые звуки музы золотого века:

Весна катит,

Зиму валит,

И уж листик с древом шумит.

Поют птички

Со синички,

Хвостом машут и лисички.

Взрыты брозды,

Цветут грозды,

Кличет щеглик, свищут дрозды,

Льются воды,

И погоды,

Да ведь знатны нам походы…

Плюнь на суку,

Морску скуку,

Держись черней, а знай штуку:

Стать отишно

И не пышно,

Так не будет волн и слышно.

Русским поэтом номер два (разумеется, по счету, не по творчеству) был Антиох Кантемир, его стихотворная манера выглядела иначе:

Устами ты обязал меня и рукою,

Дал хвалу мне свыше мер, заступил немало —

Сатирику то забыть никак не пристало,

Иже неблагодарства страсть хулит трубою.

Нет! Но силы возродить дары равномерны

В знак благодарения – увы! – запрещают.

Приими убо сия, и хоть не блистают

Дары изяществом, однак знаки воли верны.

К стихам можно относиться по-разному, кто-то от них в восторге, кто-то – нет. Они интересны тем, что их авторы – «служилые татары», ставшие славянами. Астраханский татарин взял псевдоним Тредиаковский, в его новой фамилии ясно слышна тюркская фраза «собиратель слов (речи)», или «грамотей». Он так и подписал первый свой труд по грамматике – «ученик латинской школы». Такую школу уже открыли в Астрахани.И Кантемир был из татар, его фамилия тюркская – от «железного хана», она до сих пор не забыта в Молдавии, где они были правителями Валахии, а потом предали свой народ. Ну а его нелепое имя Антиох говорит о том, что отец поэта, бежавший в Москву, очень хотел быть христианином и получить должность, титул. Он их получил, стал русским князем, советником Петра I, а сын – русским дипломатом.Насколько талантливы эти поэты, судить читателю. Но поэзия в России начиналась именно с них, с этих царских придворных, умеющих писать на славянском диалекте. Ломоносов имел номер три в том списке… И здесь возникает щекотливый вопрос: а как же «Слово о полку Игореве»? «Древнерусский» литературный памятник? Настоящая коллизия получилась со «Словом…». Неразрешимое противоречие. О том кто только не спорил. Исследователи, люди с амбициями, как правило, ищут ошибки переписчиков в поэме и исправляют их по своему разумению. В непонятном тексте они выделяли вроде бы понятный, как им кажется, набор звуков и связывали их в слова, слова – во фразы. Не зная смысла поэмы, они все ищут и ищут новый ее смысл. И «находят». Отсюда сотня переводов с русского на русский , что уже являет пример полного абсурда. Иные переводчики «растекались мыслию по древу», рождая нелепости. И никто не спросил себя, была ли древнерусская поэзия? Никто не поинтересовался, почему поэма написана по правилам тюркской поэтики? Не усомнился, что, если там нет «ошибок»? А есть хороший тюркский литературный язык, слова и обороты которого потом перешли в русский язык? Отсюда и кажущаяся местами узнаваемость.Мы уже забыли, что в русском языке не менее половины слов тюркские или выведены из тюркского языка. И это естественно. Так должно быть: Россия не могла не продолжить языковые традиции Руси. Все-таки изгнанные Батыем тюрки основали Московскую Русь. Они, слуги Рюриковичей, ставшие славянами. А тюркский язык, надо заметить, обладает редкой особенностью, его можно менять, он легкий и подвижный в грамматическом строе. Но… при слиянии с другими языками всегда доминирует! Это отмечают все специалисты. Может быть, поэтому в древности люди назвали его божественным ? Мало того, как его ни меняй, он остается доступным прежним носителям, тем, кто верит в его божественное происхождение. Вера делает для них понятной чужую речь. Воскресни соратники Аттилы или Чингисхана, с ними заговорили бы казахи или хакасы, татары или башкиры. И кумык, даже плохо говорящий на родном языке, не стоял бы в стороне от того разговора со Временем.А вот «древнерусский» язык, равно как «протоболгарский», не понятен славянам, у которых нет такой памяти. И убеждает в том известный пример из «Слова о полку Игореве», его строка «О, русская земля…», которая сделала поэму героической. Ох, если бы так…Эта фраза в тексте, найденном А. И. Мусиным-Пушкиным, выглядела следующим образом – рскзмлжзшлмнмс: в древнем тюркском языке писали в одно слово и только согласными , гласные добавлялись, если возникали разночтения. Потом, примерно в Х веке, тюрки Европы поменяли направление письма, стали писать слева направо и опять в одно слово. Но оставались правила разделения письменных знаков, при этом к согласным добавляли все гласные и надстрочные знаки – титла. Случайности тут исключены, как в таблице умножения. Дважды два всегда четыре. И искомая фраза из «Слова» обрела вид, еще более длинный —орускаяземляужезашоломянемеси.Но она уже переводилась с древнетюркского языка. Буква в букву.Ор-ус-каяз-емля-уж-ез-аш-олом-ян-ем-ес-и, где «ор» – подниматься, «ус» – гриф, «кайзы» – останки, кости… Словом, буквальный перевод такой: «Поднимайся, гриф, поедай останки, рви, сдирай шкуру. Умножай смерть, пугай. Преследуй еду-добычу». Причем эта строка согласуется с предыдущими фразами, где «орлы (грифы! – М. А. ) клекотом на кости зверей зовут; лисицы брешут на червленые щиты». Из текста ясно, автор иронично относился к русскому беку Ингвару . Не князю Игорю! Герой поэмы варяг, которого иезуиты «сделали» потом князем Игорем и славянином. Мусин-Пушкин, первым написавший о поэме, знал ее текст, это чувствуется. Увы, из песни слова не выкинешь, не о Русской земле там речь, о грифе. У тюрков была примета: на кого гриф зашипит, тот умрет. Ее и обыгрывал автор поэмы в приведенной выше строке… К сожалению, таких произвольно переведенных фраз сотни. Впрочем, чему удивляться, ведь когда переводили поэму, в России процветало рабство – крепостное право. И в деревнях, и в городах. А главное – в умах людей. Это было время славянофилов.

...

История со «Словом…» вновь убеждает: правду нельзя уничтожить, ибо она дана Богом. Как жизнь… Поэзия тюрков была две тысячи лет назад, и уже тогда поражала совершенством своего звука и образа. Все-таки карандаш придумали тюрки; им, «черным камнем», записывали стихи.

России потребовались десятилетия после Тредиаковского, чтобы зазвучал голос другого славянского поэта, Александра Пушкина, который сумел-таки написать стихи по-русски. Между этими поэтами стояли Державин, Жуковский, они сочиняли по-тюркски, потому что иного литературного языка в пору их учебы и молодости не было. Вспомните, «Я пел, пою и петь их буду, о них народу извещу, татарски песни из-под спуду, как луч, потомству сообщу…» – это Державин. Его стихи – это своеобразный авторский перевод на чужой для него русский литературный язык, отсюда видимая «неуклюжесть» стиха, его «неотесанность».

Тюркская литература – это тайна российской истории, ею бы гордиться, а не скрывать. Известно же, книги на Руси были и очень ценились, их берегли, собирали в библиотеки, что отмечали многие заезжие иностранцы.

Куда же исчезли эти сокровища в России? И почему их сохранили старообрядцы?

С Петра начались и так называемые «научные экспедиции» в глубь России, еще одно новое дело, которое выглядело тоже не просто. То была очередная инициатива Якова Брюса – открытая разведывательная акция. Другие определения здесь несостоятельны.

Открывали известное, но прежде недоступное Западу – недра, народы, культуру… Это очень напоминало опись складов и амбаров в завоеванном городе, сортировку его имущества и населения. Экспедиции готовили, разумеется, иностранцы (Миллер, Паллас, Гюльденштедт, Фальк, Георги и другие), стоящие на службе у русского царя, они исследовали и уточняли географию России. Вроде бы делали хорошее дело. А на кого старались они? Сразу не ответить.

Почему-то Фальк, например, представил отчет, «Записки путешествия», на шведском, немецком и латинском языках. Почему-то его экспедицию, судя по тому отчету, интересовали не столько природные ландшафты, встреченные в пути, сколько укрепления городов и подходы к ним, дороги, переправы через реки. А Георги, как следует из его отчета «Описание всех в России обитающих народов», занимали причины конфликтов между коренными народами… Странные интересы, не правда ли?

Очевидно, «исследователи», выбирая темы, думали в первую очередь о чаяниях российской короны, той самой, третьей (!) короны, которой требовалась информация. Вот почему лишь в XIX веке в Петербурге на русском языке вышло собрание трудов этих путешественников. И то не полное. Но даже устаревшее издание показывало, что влекло иезуитов, чем их притягивал Восток. Сведений о русских городах, ресурсах, народах Запад прежде не имел.

Любопытно, полевые материалы экспедиций обрабатывались очень далеко от России, в университетах Запада…

Одну из тех экспедиций назвали Оренбургской, ее создали в 1734 году, чтобы «изучить и обустроить восточную окраину России». Новые хозяева страны давали названия новым русским городам, а такое бывает, как известно, при колонизации. Собственно, она и шла, колонизация российского Востока. Оренбург по-немецки «Восточный город».

Отсюда шло завоевание Киргиз-кайсакской (Казахской) степи, которая в то время еще хранила свое древнее имя – Дешт-и-Кипчак. То был последний оплот тюрков. Все, что осталось к XVIII веку от государства Аттилы. Самая далекая окраина. Сюда и подбирались иезуиты. Их действия координировал Рим, операция потом у историков получила условное название «реформа Игельстрома». О той реформе российские и казахские историки пишут мало, стараясь не замечать ее. Напрасно. В ней сфокусирована цель петровских экспедиций, с которых начались исследования Российской академии наук. Хотя О. А. Игельстром был не востоковед, он происходил из Швеции, из поместных дворян, которым стало тесно в Европе.

Такие толпами рвались в Россию – ее вчерашние враги, дети и внуки тех, кто начинал Смутное время и теперь становился хозяевами жизни. На них опирался Петр I, их вводил в высший свет, ими заменял старую аристократию, которая кое-как еще держалась в провинции. Сюда, в глубинку, пробирались экспедиции, вернее, люди Запада, желая пропитать ее христианской идеологией… Это очень хорошо и показала Оренбургская экспедиция.

Отто Игельстром с 1756 года стоял на российской службе, он удачно командовал Кабардинским полком, отличился в русско-турецкой войне, пленил крымского хана Шагин-Гирея, за что получил покровительство престола и место генерал-губернатора в Поволжье. То был прирожденный знаток человеческих душ, едва ли не самый тонкий специалист в этой области у тогдашней России. Чутье у него было прямо-таки звериное, а ум дьявольский. Он «успокоил» Поволжье в два счета – погасил тлеющий религиозный конфликт христиан с мусульманами, с которым долго не могли справиться войска. Причем сделал это тонко и тихо. Русский швед на посту генерал-губернатора поступил просто. Зная, что волнения в губернии исходят от ханов, он силой своей власти стал всемерно поддерживать всех местных ханов сразу, даже самых забитых и слабых.

Авантюра? Нет, знание тюркского характера.

Ханы возгордились от внимания к ним, подняли головы, и все почувствовали себя главными, незаменимыми. Они стали душить друг друга своими собственными руками. Скрытая ненависть татар и башкир с тех пор навсегда увлекла Поволжье, стала болью тюркского мира, кровоточащей раной, которая не зажила поныне… И позором! Забыто имя Отто Игельстрома, но не забыта вражда, развязанная им.

Престиж ханов падал быстро, силы иссякали еще быстрее, и вот тогда губернатор приблизил тех, кто показал себя верноподданным России. Стал подкармливать только их. Не имело значения, мусульманин то был или христианин, главное – русский царь для него перестал быть врагом . Врагом стал сосед.

Так нейтрализовали потенциальных союзников Турции в Поволжье, что позволило России начать новую русско-турецкую войну.

Дьявольский ум помог Игельстрому на посту оренбургского губернатора выстраивать отношения с каракайсакскими (казахскими) ханами. В тонкой политике, в игре на чувствах, иногда низменных, состояла его «реформа», которая привела к полной утрате независимости Дешт-и-Кипчака, «добровольному» присоединению его к России. Тюрки вновь победили себя сами.

В степях, что лежали к северо-западу от Алтая до Каспия, время остановилось еще со времен Аттилы. Из-за удаленности и труднодоступности жизнь там безмятежно текла по древнему алтайскому уставу. На традиции не посягали. Это было нетронутое Временем царство, в котором избирали хана, а после выборов поднимали его на белом войлочном ковре. Нигде в мире подобное уже не помнили, остальной мир жил другой жизнью. Народ здесь поклонялся Вечному Синему Небу, раздоры Востока и Запада обходили степь далеко стороной, о мусульманах и христианах она знала понаслышке, хотя идеи ислама и были знакомы. Сюда пришли несколько родов, когда в Средней Азии принимали ислам. Пришли те, кто считал себя сторонником старой веры, их называли «кочующими узбеками». До христиан же тянулись долгие версты пути: Астрахань лишь недавно стала восточным форпостом Запада, но ее степняки сторонились со времен Ивана Грозного. Опасный город. Он жил не по правилам Востока, поэтому был чужим. Неприветливым.Та чистая тюркская культура, с которой Запад вел смертельную войну, жила в забытой степи, на бескрайних просторах у нее не было врагов. Конечно, то был оазис седой старины, который выбрал кочевой образ жизни, спасавший от вражеского нашествия, делавший народ недоступным для любого неприятеля… Потеряв армию и отпустив лучших своих сынов, на «мятежность» рассчитывать трудно. Принимали всех, кто верил в Тенгри, тем и жили.А жили просто. Как на Древнем Алтае, упиваясь свободой и радостью. Любили вогнать в пот коня, чтобы послушать музыку ветра… «Киши хакы» диктовали им жизнь – заповеди, простые и понятные, как день и ночь, вот они.

Три божественные заповеди: – верь в Бога Небесного, в Тенгри, ибо других богов нет;– не придумывай идолов, есть вера одна – в Бога;– рассчитывай только на себя и на Его помощь.

Шесть человеческих заповедей: – чти отца и мать, через них Бог дал тебе жизнь;– не убивай без нужды;– не блуди;– не воруй;– не лги;– не завидуй.

Девять заповедей блаженства: – верь в Божий суд;– не бойся слез, сострадая ближнему;– чти адаты своего народа;– ищи правду и не бойся ее;– храни добрые чувства ко всем людям;– будь чист сердцем и делом;– не допускай ссор, стремись к миру;– помогай страдающим за правду;– верь душой, а не разумом.

Соблюдение первых трех заповедей делали человека верующим. Шесть других – человечным. А девять последних делали тюрком , для которого дух и свобода были высшей ценностью жизни. Так жили степняки, почитающие Тенгри… Отсюда, из центра Азии, ушла в мир идея Единобожия, вместе с ней ушли люди, которые в раннем Средневековье составили честь и славу Европы и остального мира. То были тюрки, начавшие Великое переселение народов. Степь, как добрая мать, дала миру правителей, полководцев, ученых, сама всегда довольствовалась малым. Это в тюркской традиции – другу лучшее. Так повелось еще задолго до Аттилы, с начала Великого переселения народов. И продолжалось веками. Отсюда появилось русское слово «степь» (иситеп) – согревшая . Юрта, отары и вечное скитание – это все, что оставило степи Небо. Еще уклад и преклонение перед традициями, которые разрешали угон чужих табунов, похищение невест и многое другое, на чем вытачивался характер мужчины, его удаль и наблюдательность… В седле рождались поэмы и песни. Большего им и не требовалось. «Пища мужчины в степи», – говорили там. И были абсолютно правы.Этих вольных тюрков не удивил приход братьев, которые осели на землях Яика (Урала) – реки, лентой пересекающей степь с севера на юг. Тех пришельцев назвали яицкими казаками, но точнее бы – донскими татарами. На Яик они пришли в начале XVIII века из Донской Татарии, где Москва вела колонизацию, разрушала старую веру и старый уклад. Естественно, говорили те пришельцы по-тюркски, но на ином диалекте. По преданию, яицкие казаки были староверами, а привела их татарка, бабушка Гугниха, она нашла им приют на земле, не подчиненной России, в вольном краю степных кочевников, свободных от власти астраханского воеводы. Здесь всегда бесшабашно принимали тех, кто верил в Бога Небесного.Тут и осели донские татары. Жили мирно. С местными у них была одна вера, но родства не сложилось, впрочем, к нему не стремились, считая друг друга чужаками. Сторонились, осторожничали и важничали… Тюрки же!Степь лишь непосвященным казалась широкой и свободной, на самом деле то была поделенная между жузами (объединениями родов) земля, однако ее границы не отличало постоянство. Границы менялись в пользу одной или другой стороны, показывая соотношение сил в обществе на данный момент исторического времени. Так было при Аттиле, так было и в XVIII веке: границы в Дешт-и-Кипчаке «плавали». Их устанавливал сильнейший хан.То было традицией тюркского мира, где спокойно жили достойные да сильные.Земли старшего жуза лежали на юге, ближе к горам, там обитали самые древние роды, видимо первыми покинувшие Алтай и вышедшие в степь. Они исповедовали веру в Тенгри, белую алтайскую веру , с них начинался Дешт-и-Кипчак. Именно вера собрала их в орду и назвала «несторианами»!.. Эти тюрки пришли сюда за два-три века до новой эры, но слова «казах» тогда конечно же не знали, оно прижилось к XVIII веку. Неудачное слово. Обидное. В старину степняки звались просто тюрками, делились на роды, орды, их отличало свое качество жизни, восстановить которое уже невозможно, о нем можно лишь вспоминать. Как и о том, что восточную степь называли Семиречьем, а западную – Огузской степью , ибо была она под властью огузских ханов. Любопытно, что Семиречье вошло в историю Востока как «земля несториан», едва ли не главный их духовный центр, который был ближе других к Алтаю и географически, и идейно.

...

Старший жуз это и есть те самые несториане , гордость Востока. Их древние роды были очень знамениты, а слава неувядаема.

Особенно это касается рода албан , задолго до новой эры он обитал в Чуйской долине, потом отправил на волне Великого переселения народов своих лучших гонцов на запад, и те основали Кавказскую Албанию – первое тюркское государство в западном мире! У самых границ Римской империи лежало оно. Всадники старшего жуза сражались в числе тех, кто громил римскую армию у стен Рима в 312 году… В Дербенте албаны учили европейцев вере в Бога Небесного – Тенгри… Великие люди вышли из этой орды, прославившей и огузов, и кипчаков: кто-то из них основывал итальянскую Равенну, испанскую Барселону, кто-то участвовал в англосаксонских походах, кто-то поил коня в водах Нила.

Так говорит история: потомки албан стали важнейшими персонами Запада, они здравствуют поныне – родовитая аристократия.

А подтверждают эти слова изображения тамги рода албан, ботбай, сикым и других родов старшего жуза, которыми отмечены иные здания и памятники Кавказской Албании, Европы, Ближнего Востока. Встречаются их родовые знаки в Северной Африке, особенно там выделяется знак рода ботбай, он – культовый, священный. Знак предка! Восточная символика в западной геральдике отнюдь не случайна.

Тамги сохранились как тайна древних тюрков, как знак их времени . И никакие иезуитские ордена, никакой папа римский не в силах стереть то, что начертал Всевышний. Особенно, если учесть, что тамга рода кирей, будто по иронии судьбы, стала знаком Мальтийского ордена, ныне главного противника тюрков… К сожалению, историю тамги, ее географию серьезно никто не исследовал. На нее подчеркнуто не обращали внимания.

Или – у тамги уже нет хозяина? Но она же была на монетах, перстнях-печатках аристократов и Запада, и Востока, абсолютно одинаковая! Даже в подписях, переделанных на европейский манер. Вот она, сокровенная История с большой буквы. Не прочитанная.

…Средний жуз был не менее знаменит. Это родовое объединение отличала редкая стойкость перед трудностями жизни, духовно его люди были очень сильны. Они оказались в самом русле людской реки, которая катилась когда-то с Алтая на запад через безжизненные степи в Европу. Костяк армии Аттилы составили эти посланцы алтайских племен, они же осваивали степь, возводили там города и дороги.

Трудная ноша досталась им, но они вынесли, продвинули границу тюркского мира далеко на запад… И вправду Бог непосильной ноши еще не давал никому.

Роды среднего жуза не отличало единство веры, монолитными они были, пожалуй, лишь в древние времена. Когда в Среднюю Азию пришел ислам, недовольные мусульманством люди бежали с юга и скрывались на землях этого жуза. Те «беглые узбеки», как называли их, разумеется, были не чужими людьми, они мало чем отличались от самих степняков, принимали власть местного хана, но веры, как таковой, не меняли, считались мусульманами и последователями Тенгри одновременно, что было вполне нормальным и естественным. Религиозная терминология была та же, алтайская: священнослужитель назывался набием (набызом), крылатый небесный конь – бураком (бура) и так далее.

И те, и те приветствовали друг друга неизменно: «Эсень-салам».

Веротерпимость отличала жуз, а потом и весь Казахстан, считавшийся в России мусульманским , но когда он принял ислам, никто не знает. Точной даты нет.

...

В тяжелые времена Великого переселения народов выделился род канлы . Видимо, из-за кровной мести он покинул «уйгурские» земли Алтая и на повозках скрылся в бескрайних степях, где нашел почет и славу. Еще бы, из этого рода вышли основатели Оттоманской империи. С этим родом соперничали другие роды среднего жуза – кыпчаки, конраты, кереи, найманы и другие. И был повод: никто не желал уступать, все боролись за почет и славу степи, за ее лучшие земли… так уж устроен тюркский мир. Он всюду одинаковый, был и будет пребывать в борьбе с самим собой. Почитает лишь сильнейшего.

Действительно, могли ли уступать кыпчаки, которые делами и подвигами дали имя Великой степной стране – Дешт-и-Кипчаку? А слабее ли кереи? По одной из версий, из них происходила жена Аттилы… Никакой книги не хватит, чтобы рассказать о достоинствах и славе каждого тюркского рода. И обо всех недостатках других тюркских родов. Это тема любого застолья, любой встречи, она началась на Древнем Алтае и не завершилась по сей день. До тех пор, пока не уйдет в иной мир предпоследний тюрк, между оставшимися двумя будет продолжаться спор, кто лучше.

Соперничество шло вольному народу во вред, но было во благо человечеству. Так случилось и в среднем жузе, когда из него выделился младший жуз. Нетерпеливый, как молодой жеребец, он пожелал распоряжаться судьбой своего косяка. Решение, достойное тюрка. Но как это случилось? Когда? Вряд ли кто точно скажет. Опять же есть версии и легенды одна противоречивее другой: в один год такие события не случаются, они зреют долго. А как?

Чтобы распался союз родов, нужно чье-то очень сильное желание… Или обстоятельства

Возможно, все началось в XVIII веке, перед самым джунгарским нашествием, когда в Дешт-и-Кипчаке правил Тауке-хан, потомок Чингисхана в шестнадцатом колене. Тридцать лет народ слушал этого мудреца, который, уклоняясь от ударов Судьбы, умело маневрируя, защищал степную страну… К сожалению, в историю хана не раз заглядывали политики разных мастей, которые убирали или дополняли страницы его родословной. Поэтому имя хана одни поколения тюрков знали хорошо, другие даже не слышали о нем.

А это же последний правитель Дешт-и-Кипчака, который достойно ушел из этого мира! В 1718 году обрел вечное пристанище Тауке-хан… С его уходом нагрянули беды, пыльные тучи закрыли небо, настал черный 1723 год, он сохранился в памяти народа как «год великой беды» – степь впервые за века застонала от тяжести вражьего войска. Началось джунгарское нашествие.

О том событии написано немало, однако очень расплывчато, будто в угоду кому-то – важнейшие детали тонули в словесной шелухе. В словах. Что привело врагов? И кто те враги? Непонятно. Эта тема, как военная тропа, по ней в Казахстане ходят только «крадучись и озираясь». Она сродни татаро-монгольскому игу в России: слишком далеко от правды.

Странная выходила война… если ее вообще можно назвать войною.

Политических или экономических споров у воюющих сторон не было. И те и другие вели одинаково нищий, по европейским меркам, кочевой образ жизни, довольствуясь малым. Они не имели оружия в количестве, необходимом для ведения войны! Причем прежде воюющие стороны веками жили рядом, не держали тайн друг от друга, мерилом их ценности был баран и доброе отношение друг к другу. Как тысячу лет назад. И вдруг война, да какая – на уничтожение…

А ведь в отрыве от петровской России, в 1696 году поглотившей Донскую степь, те события не читаются.

Есть мнение, что джунгары, которыми казахи пугают себя и непослушных детей, в Дешт-и-Кипчак пришли не сами, их привели «белые люди». Много «белых людей». Ведь степной Восток после завоевания русскими Астрахани оказался в орбите Запада, он перестал быть недоступной окраиной и свободным уже остаться не мог. В политике никогда не бывает вакуума, здесь все связано со всем.И верно. Если прокрутить время в обратном порядке, то видно, что с 1715 года Россия стала приглядываться к Дешт-и-Кипчаку и Средней Азии, присылать послов, торговцев, разведывательные экспедиции. Она решала четкие военно-стратегические задачи, поставленные иезуитом Поссевино, и не скрывала их. В экспедиции 1717 года, например, участвовали семь тысяч русских солдат, имевших двадцать две пушки, то была разведка боем. Одним из ее руководителей был Кутлык Мамет Мамашев, башкир, которого потом величали Алексеем Ивановичем Тевкелевым, он будущий посол России в Казахстане.Можно назвать еще с десяток людей, которые так или иначе готовили вторжение джунгар. Например, тот же И. К. Кириллов, начинавший службу в Департаменте тайной полиции, известный как один из инициаторов военного вторжения в Дешт-и-Кипчак и Среднюю Азию, автор идеи строительства Оренбургской крепости. О джунгарах он и его люди знали больше, чем кто-либо.Все это о многом говорит тем, кто мало-мальски знаком с петровской дипломатией.

...

Не случайно же на восточной границе Астраханской губернии в те годы, словно сами собой, появились укрепленные линии – форпосты, редуты, которых прежде не было. Их постройка с чем-то связана?.. Но с чем, степняки не знали. Патриархи степи были очень плохими стратегами, они полагали, что все люди такие же, как они… И впрямь, их время застыло тысячу лет назад. А если нет врагов, то нет и стратегии. Зачем она?

Все осложнялось и отсутствием союзников, потому что жителей Дешт-и-Кипчака никогда не отличала надежность в отношениях с соседями: бедность, вечные кочевки и голод делали их скаредными людьми. Никто не общался с ними – ни сибирские воеводы, ни среднеазиатские ханы, ни китайские правители.

Степняки жили сами в себе, оставаясь наедине с бедами, которые время от времени подходили к их порогу.

Мифические «джунгары» в той войне был не народ, а союз народов, подвластных России, ее вассалов – калмыков, башкир, казаков, хакасов. И вассалов их вассалов – ойратов, уйгуров и других. Словом, тех же обманутых, которых отличало друг от друга лишь имя… Не будет ошибкой сравнить нагрянувшее войско с гуннами, отличавшимися способностью создавать и подчинять себе военные союзы. А главное – давать им свое имя.

Тюркский народный эпос, разумеется, свободнее политизированных казахских историков, он рисует джунгаров совершенно другими – сказочными богатырями, «мечами справедливости и возмездия». Это внимательному читателю будет явно не безразлично.

...

О каком вторжении, вернее, о каком соотношении сил в той войне вообще можно говорить, если Джунгарию на карте закроет ноготь, тогда как Дешт-и-Кипчак не скроет и ладонь. На географической карте ее лучше рассматривать через лупу, она среди горных долин Древнего Алтая, на юго-западе. Армию джунгаров, может быть, составляла тысяча всадников, которые о вторжении в степь не помышляли… Только статистика здесь абсолютно ни о чем не говорит. Сила джунгаров была не в численности, а в имени. В нем звучала традиция , и русские быстро поняли это.

В Джунгарии, судя по всему, правили потомки царя Кира, власть которых с древнейших времен считалась у тюрков абсолютной, а подчинение ей обязательным. То была власть Белого царя, хранителя «белой веры»… Все это весьма и весьма похоже на правду, потому что объясняет, например, иные серые пятна истории хакасов, киргизов, узбеков, казахов. Делает понятными многие строки эпоса «Манас». Проясняется и то, например, почему в долинах Киргизии до сих пор проживают люди «некиргизской» внешности – синеглазые, светловолосые. Как сам царь Кир.

В народе их всегда называли «настоящими киргизами», а остальных киргизов – их подданными. Факт, сегодня не вполне понятный, вызывающий сомнения, но прежде сомнений он не вызывал. По правилам древнетюркской грамматики окончание «-гиз» значит «ваш», следовательно, налицо выражение «ваше сиятельство», «ваше высочество», «ваше величество». Словом, «ваш Кир». В Сирии (Кирии), например, обращение «кир» присутствует поныне – «господин». А у евреев «кир» – «высшая власть», «солнце». Отсюда – «сиятельство», все, как у древних тюрков.

...

Вторжение джунгаров в степь знаменовало очередную акцию политики Петра I, события нарастали, будто по сговору. А это и был настоящий сговор. Обретал жизнь этап плана иезуита Поссевино. План колонизации Дешт-и-Кипчака. Однако степняки не слышали о католиках, об их желании мирового господства. Враг из Джунгарии был им понятнее и ближе, а страх дорисовал все остальное.

Что говорить, страхи нагнетались очень умело: в стане джунгаров орудовали «белые люди», один из них – Густав Ренат, позже стал их главным военным советником. Воевали джунгары русскими ружьями и русскими пушками… Что к этому еще добавить? Только одно – сами они, северные буддисты, считали, что ведут религиозную войну против инакомыслия. То есть против старообрядцев… К этой мысли их подвели советники.

Нагрянувшая беда расколола Дешт-и-Кипчак и возвысила хана Абулхаира, возглавившего младший жуз, который с помощью внешних сил утвердился на вершине общественной пирамиды. Как? Это и есть непрочитанная тайна . Было что-то похожее на Смуту, ту же самую, которая сразила Великую Булгарию, а спустя века Московскую Русь. Старая аристократия и здесь потеряла себя, ее сместили на вторые роли в государстве. На сцену вышли новые, незнатные люди, к которым благоволил Запад.

События принимали явно европейский сценарий. И режиссер был тот же – с тиарой на голове.

Вторжение джунгаров кончилось неожиданно, как и началось. У северных границ Дешт-и-Кипчака появилось русское посольство во главе со «служилым татарином» А. И. Тевкелевым, посол объявил, что для спокойствия в степном краю русский царь решил создать на границе России военный плацдарм, «Восточный город». Этого ждали. Иных напуганных степняков с той минуты магнитом потянуло в Оренбург – к России. Как когда-то «польских» русских к Польше, к Западу. Этот интерес окончательно расколол средний жуз, его единство треснуло.Со стороны казалось, что к русским влекло обычное людское любопытство . Повинуясь ему и местному этикету, степняки стали искать дружбу с пришельцами. Без них степь казалась тесной, а радость – маленькой… Двигало и удивление . Пришельцы понимали по-тюркски, но между собой их речь была иной. Привлекал степняков быт русских – добротные дома, таинственные предметы, которыми те пользовались. Удивляла их армия, одетая в яркую одежду, она была регулярной, а не временной… Многое таил Оренбург. То был не просто город, а новая философия, новая культура, которая пришла в бескрайний Дешт-и-Кипчак и сделала его тесным. Другой образ жизни. Современный. Он не мог не привлечь. Поведение жителей Дешт-и-Кипчака действительно оказалось сродни поведению первых русских, попавших в Европу. Те тоже чувствовали себя подавленными в новой обстановке и тоже смотрели на все с открытым ртом и большими глазами. Прежняя жизнь казалась уже несовершенной.Изумление сменилось надеждами, после того как русские предложили богатые земли, лежащие в пределах России, чтобы степняки прекратили «пастбищные» войны, которые вспыхивали среди родов и семей, владевших огромными стадами, но скудными угодьями. Простодушные ханы младшего жуза с радостью повели стада в астраханские и оренбургские степи, богатство их росло, особенно после ярмарок, которые проводились в Оренбурге и окрестных городках. Сюда наезжали десятки, порой сотни русских купцов, меняли на скот приглянувшиеся кипчакам вещицы.Голова барана служила разменной «монеткой».На первых порах богатела знать и ее приближенные, тогда Россия объявила Дешт-и-Кипчак главным поставщиком скота на российский рынок. Кони табунами скупались для армии, бараны – отарами, коровы – стадами… Настоящий экономический бум пришел в степь. Недоверие к русским таяло, как снег весной. Достаток кружил голову, и иные худородные ханы стали прислушиваться к чужим молитвам. Они уже не просили Тенгри «не давать нищеты и богатства», как полагалось тюркам, наоборот, пресытившись, говорили: «Кто Господь?» Страшная вещь – бедность. Еще страшнее – богатство. От нищеты люди крадут, от богатства черствеют. А это и есть болезнь духа. Слепая сила, она хуже жажды… Степная знать стала стесняться себя, видя роскошь и достаток Оренбурга, в ее сознании исподволь вызревала мысль, что стада и земли являются признаком состоятельности, знатности. Не поступки и не каждодневные дела, как у предков. Наступали неминуемые перемены, разбогатевшие возомнили себя аристократами. Число самозваных ханов младшего жуза росло теперь стремительно.

Дружба с русскими давала то, против чего была Степь – главенство материального над духовным… Конечно, все это требует долгого рассказа, детальных исследований, а, может быть, и отдельной книги, только 10 октября 1731 события в Дешт-и-Кипчаке подошли к логическому завершению, хан Абулхаир подписал акт о подчинении России. Обращаясь к российской императрице, он написал: «Мы, Абулхаир хан, преклоняемся пред Вами, являемся Вашими слугами… и будем Вашими подданными». После тех слов он перестал быть тюрком, правителем и сложил полномочия, оказавшиеся ему не по плечу. Этим и слаба самозваная аристократия: при первой неудаче уступает. Дешт-и-Кипчак из-за алчного хана стал колонией России под именем юрт Киргиз-казаков (Кыргиз-кайсаков) – Казакстан. Это имя пришло на географическую карту Востока. В нем крылось коварство, показывавшее, кроме всего прочего, что аристократию страны лишили титулов. Назвав колонию «Казакстаном», императрица Анна росчерком пера превратила Великую Степь в «Землю простолюдинов». Не о Кайсакской же Орде шла речь в ее указе… Именно о простолюдинах, «отбившихся от стада».Здесь очень показательна судьба султана Арынгазы, который в 1821 году ехал в Петербург с тайной надеждой добиться признания своего титула и родословной. Он ехал искать суда и справедливости у черни, которую Смута занесла к вершинам российской власти. Большей нелепости не придумать, но она передает суть тюркской истории того периода. Это – апофеоз, заключительный ее аккорд. Потомок ариев (!) Арынгазы доказывал, что он не простолюдин… Надо ли добавлять, что султана по дороге в Петербург арестовали и сослали в Калугу, где он вскоре умер. «Уравнивая» степное общество, Петербург рвал нити, связывающие роды, и тем нарушал степной уклад, чтобы чернь и второсортные ханы пришли к власти, чтобы шелест денег помутил казахам сознание и взор, чтобы степняки дрались друг с другом не за оскорбление, а за место на базаре и за каждую оброненную копейку.Потомственные животноводы рвались торговать в Оренбург, однако им поставили условие: хан Абулхаир должен взять подданство России и принять христианство. Иначе ярмарки закроют. Узнав о том, советник хана, батыр Букенбай, первым принял российское подданство. И стал подталкивать хана. Вот что предшествовало событиям 1731 года…Вновь все было выстроено безошибочно и точно, потому что вновь на пороки людей сделали ставку иезуиты – на алчность, на зависть. Они знали: пороки ведут человека к гибели, к потере свободы, к духовной нищете. И не скупясь ставили на них.Новым в той схеме, пожалуй, было одно: в Оренбурге появилась Сеитова слобода, где жили «карманные» татары, так назвали привезенных из Казани. Их привезли специально, чтобы, играя роль приказчиков и толмачей при сделках русских купцов, они обманывали казахов, за что получали известную долю выручки… Весь гнев обманутых казахов доставался не русским, татарам!Оренбург развращал казахскую знать и тем увеличивал численность младшего жуза за счет худородных беев. Он понимал: нахлынувшее богатство обременит ханов, деньги и роскошь помутят сознание, привяжут к России. Казахам давали зажиреть и немного понежиться в безделье. Ждали, пока базар окончательно разделил Степь на «русскую» и «нерусскую» половины. Потому что не все степняки спешили в Оренбург, не все желали быть разжиревшими казахами. В честных людях Степи зрело недовольство переменами.Первыми возмутились яицкие казаки, они жили ближе к Оренбургу, их земли из-за вынужденного гостеприимства стали настоящим проходным двором. То недовольство, в конце концов, вылилось в Пугачевский бунт, который поддержали казахи среднего и старшего жузов, – народное восстание, крестьянская война… Но особенно резко реакцию народа на перемены высветило восстание, названное «движением Срым-батыра». Подобного здесь не знали. Срым-батыр выступил не против ханской власти, он выступил за лишение ханского права потомков Абулхаира, которых развратило богатство.Потеряв стыд, те брали деньги с родственников даже за переправу скота через реки. Отношения в Казахстане перешли на деньги, что выглядело омерзительно. В том восстании столкнулись прежний дух и нарождающаяся алчность. Был конфликт совести , который рано или поздно все равно проявил бы себя. Слишком высокий дух и слишком низкая алчность, они не могли не столкнуться. Это жуткое противоречие навсегда вошло клином в казахское общество, стало его сутью: одни там стремятся к правде и справедливости, другие – к чужим деньгам, даже гостя обворуют, глазом не моргнув…Правящий хан Нурали, услышав о Срым-батыре, испугался, но русские подавили восстание. И алчность победила. Окрыленный успехом хан бросился выяснять отношения с другими своими обидчиками… Дело кончилось тем, что 21 июля 1785 года Нурали написал в письме оренбургскому губернатору Игельстрому: «И здесь в журте Киргиз-казахов я потерял доверие. Говорят, что я – русский хан и к нам его душа не лежит; говоря так, они отвернулись от меня и ушли. И у меня не осталось убежища ни в той, ни в другой стороне».Алчный хан попался в капкан, налаженный самим Игельстромом, к которому он обращался. «Реформы» работали! Потерявший власть хан уже не интересовал никого. Екатерина II, царствовавшая тогда, писала Игельстрому: «Постарайтесь умножить их (ханов) число, чтобы каждый из таковых ханов не был силен в орде и зависел от Вас, как и прочие подчиненные Вам в губернии и по уездам». Отсюда эта удивляющая многочисленность младшего жуза, которая бьет все мыслимые и немыслимые рекорды. Отсюда бездарные легенды и ханские родословные, которыми перенасыщена история Казахстана. Русские всегда здесь ставили на слабых правителей. И выигрывали.Порок загнал младший жуз в тупик, из которого не было выхода: его имущество ему не принадлежало, потому что паслось оно на чужой территории, зависело от желания чужих купцов, которые могли купить скот, а могли и не покупать. Висящее на волоске богатство раздавило ханское достоинство. И – власти вообще не стало. Начался полный разброд… Так воюют иезуиты, так побеждают они. Реформами .

Иначе затухала ханская власть на юге Казахстана. Правящий там Аблайхан открыто не заигрывал с русскими, хотя приглядывался к Оренбургу. Ловил каждое слово, летевшее оттуда. Будто по случаю, маршруты его кочевий пролегали теперь подозрительно близко к Яику. Но до Оренбурга не доходили. Только накануне своей смерти он поборол себя и вошел в манивший «Восточный город», это стоило больших усилий. Аблайхан выдвинулся в период борьбы с джунгарами, собственно, он и был единственным законным ханом Степи, ее правителем, с которым боролись джунгары и которого предали свои же . Он был одним из немногих, кто понимал, что стояло за теми «смутными» временами. Это понимание видно по его политике, оставлявшей простор для маневра, он не торопился в решениях, и к нему потянулись те, кто сторонился отношений с русскими, кто был за независимость родины.

...

Но… сама земля уходила из-под ног, колесо Истории вращалось неумолимо. Государства, как такового, в Степи уже не было, оно разделилось на «русскую» и «нерусскую» половины. Алчность стояла против духа. Каждое решение оренбургских властей било в строго заданную цель, влекло за собой недовольство населения, которое казахи даже выразить не могли. Единственное, что они сумели, так это обратиться к китайцам. Однако в Пекине, судя по указу китайского императора от 1755 года, даже не знали, где расположены казахские кочевья и какие интересы там могут быть у Китая.

Тем не менее китайское посольство прибыло в Казахстан, а потом последовало ответное посольство в Пекин. Начинала выстраиваться робкая политика, она растянулась на десятилетия, в конце концов, на горизонте замаячила большая война… Однако чутье Игельстрома не подвело и на этот раз, он опередил события, сделав то, что фактически уже было сделано, упразднил ханскую власть в Казахстане: съезд старшин 1786 года принял рескрипт Екатерины II. И общаться с Китаем стало некому.

Игельстром не скрывал радости, он победил.

…Если бы не события в Европе, трудно сказать, чем обернулась бы Оренбургская экспедиция, безнаказанно навязывать свою волю иезуиты больше не могли. Грянувшие потрясения во Франции подорвали власть папы, сделали его пленником повстанцев. Иезуиты получили удар там, где не ждали – у себя дома. И их действия сразу обрели чуть доброжелательный оттенок: в 1791 году, например, Оренбург дал «добро» на выборы казахского хана. Это значило, что казахам оставляли этнический суверенитет. Выборы прошли в Орской крепости, но что делать с избранным ханом, никто не знал. Народ принял его с отвращением… Ненависть к «русскому» хану была столь сильна, что солдаты российской армии, приставленные в охрану, не смогли его уберечь. Хан Есим был убит. В ответ Игельстром назначает Ханский совет, который избирает нового хана. Им стал Айчувак, беспомощный старик, не способный ни к какой деятельности. Его бессилие было столь велико, что даже самые горячие сторонники ханской власти задумались. Они, кажется, поняли, что сильного хана у казахов уже никогда не будет. Только марионетки.Собственно, к этой мысли и подводила «реформа» Игельстрома.Однако парадокс ситуации состоял совсем в другом: киргиз-казаки были не нужны русскому царю ни с ханом, ни без хана. Балласт, кроме забот, ничего не дававший казне. Их нельзя христианизировать, значит, делать крепостными! Нельзя продавать и покупать. Зачем тогда они? Формально казахи оставались мусульманами, беглыми узбекских ханов, по конфессиональному праву их нельзя было трогать. Да, у них не было мечетей, не было духовенства, но жил дух, он спас незадачливых степняков от рабства. Новых славян не получилось. Крепостных – тоже. Они остались тюрками , правда, лишенными достоинства, заискивающими, но все-таки тюрками. Что конечно же чуть-чуть и делает им честь… Казахстан вплоть до ХХ века хранил веру в Тенгри, берег ее монастыри и храмы, там многое продолжалось по-старому. Тайно. По счастливой случайности люди Игельстрома не забирались в глубинку, другие заботы одолевали их. Французская революция раскатами эха катилась тогда по России, по удаленным ее землям, хотя вряд ли там слышали о революции в Европе. Иезуиты, орден которых попал под запрет, переметнулись в Петербург и Москву, сюда переехала их штаб-квартира, здесь собирали они свое побитое французами войско. И притом по-прежнему руководили совестью и политикой русского царя. Это чувствовалось даже сильнее, чем прежде.Они произвели царя Павла I в магистры Мальтийского ордена, святая святых Западной церкви, и от его имени действовали теперь. Не ясно, как им удалось? Чтобы глава православной страны стал главой католического ордена? Это нонсенс, абсолютно невозможное. Но именно так случилось тогда. В тех условиях Казахстан с его проблемами сам собой отодвинулся на третий план… 16 декабря 1798 года русский царь надел красный плащ магистра Мальтийского ордена. Однако высшей силой Западной церкви, ее венцом, оставались иезуиты, вокруг которых и разворачивались события. Их орден, появившийся в XVI веке, обрел огромное влияние, и его закрыли, но закрыли формально. Ордену по-прежнему подчинялись другие папские ордена, в том числе Мальтийский.Рим провел рокировку сил: папа был в плену у французов, а его армия готовилась в далекой России к решающей схватке с Наполеоном. И об этом мало кто знал. Иезуиты имели глубоко законспирированную организацию со строгой дисциплиной, их отличали фанатизм, абсолютное повиновение своим генералам и одежда – черный кафтан, плащ-епанча и шляпа-цилиндр с чуть загнутыми с боков полями… Все осталось.Кстати, именно эта одежда стала модной в Петербурге в начале XIX века, едва ли не вся русская знать носила ее. Почему?Царским указом от 18 октября 1800 года иезуитам передали церковь Святой Екатерины в Петербурге, многочисленные городские постройки. Сам царь выступил гарантом их спокойствия… Девиз ордена «Цель оправдывает средства» витал над Россией.Ордену традиционно покровительствовали князья Голицыны, которые со времен Смуты были его поверенными в российских делах. Заодно они вели дела русской духовной жизни – Церкви, науки, культуры. Так, Василий Голицын, изменивший Борису Годунову, в 1606 году был «дублером» Лжедмитрия, «вторым номером» Смуты. Борис Голицын воспитывал Петра I. Александр Голицын возглавлял церковный синод, потом был министром народного просвещения и духовных дел… Здесь целая история в лицах. Иезуитской Россия стала не сразу, лишь при Екатерине Великой (точнее, немецкой принцессе Софье Фредерике Августе Анхальт-Цербстской) она открыто заявила о преданности идеям ордена. Царица расширила его права, приблизила ко двору… Россия и Пруссия были единственными странами, приютившими папских слуг, от которых очищалась Европа после французской революции. Этот факт даже не требует оценок. Его надо просто принять во внимание, говоря о последующих событиях в Казахстане.Александр I благоволил иезуитам, надеясь с их помощью «привести к цивилизации отсталое русское население». Он был протектором Мальтийского ордена. Показательно, особые полномочия орден получил в южных губерниях России – Саратовской, Астраханской и других, то есть там, где не смолкла тюркская речь и не умерла прежняя культура. Сюда переселили более двух миллионов человек из Европы, степняки их назвали «штундой», сектантами, они распространяли христианство… Немецкие колонии в Казахстане, выходит, появились не сами собой. Именно иезуиты привлекли в Москву Наполеона Бонапарта, иной причины Отечественная война 1812 года, увы, не имела. Эта война – этап борьбы между папой и монархами за власть над Европой. Был разыгран спектакль по сценарию российской Смуты, только с другими действующими лицами… Режиссер остался тот же, но уже в другом звании выступал он, ему подчинился сам папа римский, которого заставили восстановить орден: «Общество Иисуса» обрело вторую жизнь. А уже ненужный Наполеон, подобно Лжедмитрию, сошел с исторической сцены. В 1802 году генералом ордена иезуитов в России стал Грубер, его сменил Березовский. Их люди (в шляпах с чуть загнутыми по бокам краями) были всюду, где считали нужным быть. Им по-прежнему подчинялись и царь, и его бюрократы. Тем не менее утверждать, что золотой век России связан только с иезуитами, было бы слишком неосторожно. Конечно, нет.Но вот как отличить тех, кто входил в члены ордена, от остальных?Иезуиты же создавали тайные общества и кружки, которыми жила аристократия. Они привносили и поддерживали идеи, питавшие русское творчество… Зная о том, уже без восторга, как прежде, читаешь Пушкина, имевшего у них кличку Сверчок , в одном из таких кружков приобретшего свою славу: его сказки написаны по заказу (это тюркские сказки), а «Борис Годунов», «Полтава», «Песнь о вещем Олеге» и другие талантливо коверкали русскую историю. Осознав это, поэт сам стал искать себе смерть. Совсем иначе вырисовываются и декабристы, тоже ставшие жертвой иезуитов. Их восстание, оказывается, царь подавил за две секунды, одним-единственным окриком: «На колени», и те встали. А потом началась очередная «чистка» высшего общества. Даже славянофилы под воздействием иезуитов превратились в невольников навязанных идей…

«Если у тебя появился враг, береги тело, а главное – душу», – учил Древний Алтай. Не уберегли!

Лишь в 1854 году русские основали в Казахстане крепость Верный (ныне Алматы), куда пришли их войска. Контингент состоял из донских казаков, сосланных на вечное поселение. Потом там выросла мощная оборонительная система, включавшая укрепления и военные городки, заградительные линии. Казахстан лежал в поле ее зрения. Крепость Верный в военно-политическом смысле – повторение Оренбурга, плацдарм для захвата Средней Азии и Алтая. Русскими отрядами там командовал полковник Циммерман. В 1860 году он, якобы упреждая агрессию, вторгся в пределы соседних, среднеазиатских ханств. Начал войну. То было вторжение России в исламский мир…1854 год ознаменовался и другим событием: началась христианизация Алтая . Вели ее миссионеры из России во главе с Василием Вербицким. Несомненно, то были честные, уверенные в правоте дела люди, однако, судя по запискам Вербицкого и Ландышева, их очень удивило, что алтайские инородцы крестились «навыворот» – слева направо. Что прекрасно знали иные сюжеты Ветхого Завета, уверенно говорили об Адаме, Еве, о бессмертии души, ангелах, вратах ада. Будто читали Библию или «Божественную комедию» Данте… Российским миссионерам и в голову не пришло, что находятся на земле, которую в Европе называли Эдемом – Раем земным . Отсюда в мир пришли религия и знания о Боге Небесном. Круг сомкнулся.Великое переселение народов, начавшееся на Алтае в V веке до новой эры, завершилось в XIX веке преобразованием самого Алтая, его древние монастыри пали. С ними закончилась история Дешт-и-Кипчака, прошло Средневековье – время рыцарей и рыцарства, благородства и чести… Религия Запада, по-своему исправившая священные книги Алтая, окончательно превратилась в политику.Власть над миром перешла из одних рук в другие.На руинах тюркской державы поднималась Россия, ее создавали иезуиты, делая буфер между двумя мирами – Востоком и Западом. Она жила, не замечая крепостных, столоначальников и жутчайшей нищеты, царившей вокруг. Ей поставляли из Европы придворную свиту, правящую бюрократию, и она медленно гнила: революция 1917 года была итогом ее слабости. Закономерным итогом, который предсказал французский маркиз Астольф де Кюстин, побывавший в России XIX века и оставивший двухтомник «Россия в 1839 году», о нем долго говорила просвещенная Европа.Книгу перевели на русский язык, но издали с сокращением. Русские тогда впервые увидели себя такими, каковы были на самом деле. Дорожные письма де Кюстина приоткрыли суть: из темных изб, из нищих рабов с красивыми лицами и состояла Россия, они – плоды ее новой духовной культуры . Люди-вещи, которые при жизни умирают, гниют, силясь выжить, и потому воруют и пьют. А далее вывод, обжигающий своей неожиданной правдой: «Скажем точнее, русского народа нет… есть императоры, есть крепостники, царедворцы, тоже имеющие крепостных, но все это не составляет народа». Для цивилизованного европейца Россия была примером дикости, которую сами русские уже не замечали. Точнее, пожалуй, о тогдашней России не говорил никто. Разве что Н. В. Гоголь или М. Е. Салтыков-Щедрин?..Правда вызвала шок, но то была не вся правда. Де Кюстин не знал «тюркскую» историю Франции и России, не слышал о Великом переселении народов, его книгу отличали неудержимый дух познания и эмоции. Иначе быть не могло, он же примерный католик. Однако страсть к поступку жила в его крови, она от предков, владельцев старинного «варварского» поместья. Тем интересна эта книга: цивилизованный Западом тюрк судил о том, чего не понимал, – о Востоке. О родине своих предков и их религии.Его суждения красивы, точны, резки, но абсолютно беспомощны. Как и сам Запад, который возвышался, унижая Восток . Так росло его величие! «…Я жалею о том, что не мог разгадать одной тайны – малого влияния религии… Где причина ничтожества Русской церкви…» – наивно спрашивал француз, не знавший всех последствий инквизиции. И сам, словно по воле Божией, давал ответ на свой вопрос: русский «император, зная, что древность – вещь почитаемая, хочет, чтобы церковь, построенная вчера, чтилась, как старая, он говорит, она стара, и она таковой становится… кто сомневается, тот мятежник». Почему? Этого де Кюстин и не понимал.Ответ он предлагал искать читателю, который тоже не знал, что «беспомощной и гнуснейшей» Русь, названную Россией, сделал Запад. Утаив ее историю, иезуиты силились придумать свою, новую… Но не получалось! Люди не желали забывать свое прошлое, они передавали его из уст в уста, как сокровенную тайну.Как тут не вспомнить пророчество древних: «Небо знает, земля знает, ты знаешь, я знаю – кто говорит, что никто не знает?»

Абай Гэсэр-Хубун: Эпопея. Ч. 1–2. Улан-Удэ, 1961–1964.

Абу Мухаммад Ахмад ибн Асам Ал-Куфи. Книга завоеваний: (Извлечения по истории Азербайджана VII–IX вв.). Баку, 1981.

Агаджанов С. Г. Огузские племена Средней Азии IX–XIII вв. (историко-этнографический очерк) // Страны и народы Востока. Вып. Х. М., 1971.

Аджи М. Европа, тюрки, Великая Степь. М., 1998.

Алексеев В. П., Гохман И. И. Антропология азиатской части СССР. М., 1984.

Алексеева Т. И., Алексеев В. П. Этногенез славянских народов по данным антропологии // История, культура, этнография и формирование славянских народов. М., 1973.

[Алеппский Павел]. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. Вып. 1–3. М., 1896–1898.

Ахунов А. М. Сами ад-Даххан – арабский исследователь «Рисале» Ибн Фадлана // Диалог культур Евразии. Вып. 2. Казань, 2001.

Барбаро и Контарини о России. М., 1971.

Барсов Е. В. Слово о полку Игореве как художественный памятник Киевской дружинной Руси. Т. I–III. М., 1887–1889.

Бартольд В. В. Сочинения. Т. I–IХ. М., 1963–1977.

Баскаков Н. А. Русские фамилии тюркского происхождения. М., 1993.

Беляев Е. А. Арабы, ислам и Арабский халифат в раннее средневековье. 2-е изд. М., 1966.

Беляев Л. А. Христианские древности. СПб., 2000.

Библия. Брюссель, 1983.

[Бируни] Абу Рейхан Бируни. Избранные произведения. Т. 1. Ташкент, 1957.

[Бируни] Абу Рейхан Бируни. Индия. М., 1995.

Бичурин Н. Я. (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. I–II. М.; Л., 1950.

Большаков О. Г. Средневековый арабский город // Очерки истории арабской культуры (V–XV вв.). М., 1982.

Бузург ибн Шахрияр. Чудеса Индии. М., 1959.

Бутанаев В. Я. Хакасско-русский историко-этнографический словарь. Абакан, 1999.

«Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI–XIII вв. М., 1987.

Вельяминов-Зернов В. В. Исторические известия о киргиз-кайсаках и сношениях России со Средней Азией со времени кончины Абулхаир-хана. Вып. I–II. Уфа, 1853–1855.

Вербицкий В. И. Алтайские инородцы. М., 1893. Репринт. Горно-Алтайск, 1993.

Винклер П. П. Русская геральдика. История и описание русских гербов с изображением всех дворянских гербов, внесенных в Общий гербовник Всероссийской империи. Вып. 1–3. СПб., 1892–1894.

Виолле-ле-Дюк Э. Э. Русское искусство: его источники, его составные элементы, его высшее развитие, его будущность. М., 1879.

Возгрин В. Е. Исторические судьбы крымских татар. М., 1992.

Вяткин М. П. Батыр Срым. М.; Л., 1947.

Гаркавец А. Кыпчакское письменное наследие: Каталог и тексты памятников армянским письмом. Т. 1. Алматы, 2002.

Гергей Е. История папства. М., 1996.

Гесериада: Сказание о милостивом Гесер Мерген-хане, искоренителе десяти зол в десяти странах света. М.; Л., 1935.

Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. Ч. I–VII. СПб., 1997–2000.

Горсей Д. Записки о Московии XVI века. СПб., 1909.

Гризингер Т. Иезуиты. СПб., 1999.

Грязневич П. А. Развитие исторического сознания арабов (VI–VIII вв.) // Очерки истории арабской культуры (V–XV вв.). М., 1982.

Давлетшин Г. М. Волжская Булгария: духовная культура. Казань, 1990.

Даркевич В. П. Художественный металл Востока (VIII–XIII вв.). М., 1976.

Дашков С. Б. Императоры Византии. М., 1997.

Денни Ф. М. Ислам и мусульманская община // Религиозные традиции мира. Т.2. М., 1996.

Джангар: Калмыцкий героический эпос. М., 1990.

Дирингер Д. Алфавит. М., 1963.

Доннелли А. С. Завоевание Башкирии Россией 1552–1740: Страницы истории империализма. 1995.

Древнетюркский словарь. Л., 1969.

Егер О. Всемирная история: В 4 т.: Новая история. СПб., 1904. Репринт. М., 2000.

Егер О. Всемирная история: В 4 т.: Средние века. СПб., 1904. Репринт. М., 1999.

[Зизаний Л.] Грамматика словенска…. Вильно, 1596. Репринт. М., 2000.

[Ибн Фадлан]. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. М.; Л., 1939.

Иностранцев К. А. К истории домусульманской культуры Средней Азии. Пг., 1917.

История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней. Алма-Ата, 1943.

История Китая. М., 1998.

История Хакасии с древнейших времен до 1917 года. М., 1993.

Каменцева Е. И., Устюгов Н. В. Русская сфрагистика и геральдика. М., 1974.

Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. I – ХII. СПб., 1842–1844. Репринт. М., 1988.

[Карпини] Иоанн де Плано Карпини. История Монгалов. СПб., 1911.

Климович Л. И. Книга о Коране, его происхождении и мифологии. М., 1988.

Ковальский Я. В. Папы и папство. М., 1991.

Коран / Пер. И. Ю. Крачковского. М., 1963.

Коран: Перевод смыслов и комментарии. 3-е изд., доп. и перераб. / Пер. В. Пороховой. 1997.

Коран / Пер. Г. С. Саблукова. Казань, 1907. Репринт. М., 1992.

Крачковский И. Ю. Избранные сочинения. Т. I–VI. М.; Л., 1955–1960.

Крывелев И. А. История религий. Т. 1. М., 1975.

Крымский А. Е. История арабов и арабской литературы, светской и духовной. Ч. 1–3. М., 1911–1913.

Кумеков Б. Е. Страна кимаков по карте ал-Идриси // Страны и народы Востока. Вып. Х. М., 1971.

Кызласов Л. Р. В Сибирию неведомую за письменами таинственными. Абакан, 1998.

[Кюстин] Астольф де Кюстин. Россия в 1839 году. Т. I–II. М., 1996.

[Ландышев] Стефан Ландышев . Космология и феогония алтайцев язычников. Казань, 1886.

Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. Ч. I–III. СПб., 1832.

Манас: Киргизский героический эпос. М., 1984.

Материалы по истории Казахской ССР. Т. IV. М.; Л., 1941.

Мейер Л. Киргизская степь Оренбургского ведомства // Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. СПб., 1865.

Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1996.

Мифологический словарь. М., 1991.

Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев и москвитян. М., 1994.

Мурзаев Э. М. Тюркские географические названия. М., 1996.

Мюллер А. История ислама. Т. 1–2. СПб., 1895.

Народы мира: Историко-этнографический справочник. М., 1988.

Наршахи М. История Бухары. Ташкент, 1897.

Низами. Искендер-наме. М., 1953.

[Никитин] . Хождение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг. М.; Л., 1948.

[Никитин] . Хождение за три моря Афанасия Никитина 1466–1472 гг. Л., 1986.

Никитин А. Б. Христианство в Центральной Азии (древность и средневековье) // Восточный Туркестан и Средняя Азия. М., 1984.

Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. М.; Л., 1948.

Персидские пословицы и поговорки. М., 1973.

Пигулевская Н. В. Арабы у границ Византии и Ирана в IV–VI вв. М.; Л., 1964.

Пигулевская Н. В. Ближний Восток. Византия. Славяне. Л., 1976.

Пигулевская Н. В. Византия на путях в Индию. М.; Л., 1951.

Пигулевская Н. В. Культура сирийцев в средние века. М., 1979.

[Поло] Марко Поло. Книга. М., 1955.

Пословицы и поговорки народов Востока. М., 1961.

Поссевино А. Исторические сочинения о Московии XVI века. М., 1983.

Райт В. Краткий очерк истории сирийской литературы. СПб., 1902.

Россия: Энциклопедический словарь. СПб., 1898. Репринт. Л., 1991.

[Рубрук] Вильгельм де Рубрук . Путешествие в Восточные страны. СПб., 1911.

Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1978.

Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992.

Слово о полку Игореве. М.; Л., 1950.

Смирнова О. И. Места домусульманских культов Средней Азии (по материалам топонимики): Согдийский bgn – «храм» и bg – «бог» в среднеазиатской топонимике // Страны и народы Востока. Вып. Х. М., 1971.

[Смотрицкий М.] Грамматики словенския… Евье, 1619. Репринт. М., 2000.

Соловьев С. М. История России с древнейших времен: В 15 кн. М., 1959–1966.

Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 1–3. СПб., 1893–1912. Репринт. М., 1989.

Татищев В. Н. Собрание сочинений: В 8 т. (5 кн.). Т. 4: История Российская. М., 1964. Репринт. М., 1995.

Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: Извлечения из сочинений арабских. Т. I. СПб., 1884.

Тизенгаузен В. Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды: Извлечения из сочинений персидских авторов. Т. II. М.; Л., 1959.

Тредиаковский В. К. Полное собрание сочинений русских авторов: Сочинения Тредьяковского. Т. I. СПб., 1849.

Уотт У. М. Влияние ислама на средневековую Европу. М., 1976.

Успенский Ф. И. История Византийской империи XI–XV вв. Восточный вопрос. М., 1997.

Ферро М. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., 1982.

[Флетчер Дж.] О государстве Русском. Сочинение Флетчера. СПб., 1905.

Халидов А. Б. Арабский язык // Очерки истории арабской культуры (V–XV вв.). М., 1982.

Халидов А. Б. Книжная культура // Там же

Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. Элиста, 1991.

Христианство: Энциклопедический словарь. Т. 1–3. М., 1993–1995.

Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства. Казань, 1923.

Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908.

Шахматов А. А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919.

Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка. Л., 1925.

Щапов А. П. Русский раскол старообрядчества, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием Русской церкви и гражданственности в XVII и первой половине XVIII в. Казань, 1858.