1
Телефон звонил не умолкая, и жена управляющего Итимуры, Эцуко, наконец неохотно поднялась с постели, чтобы взять трубку. Время было половина первого ночи. Если только это не ошибка, наверное, что-нибудь случилось: какое-нибудь ужасное происшествие, несчастный случай.
— Послушай, это тебя. Манабэ из твоей фирмы, — недовольно крикнула Эцуко мужу в спальню.
— Что? А, ну да! — пробормотал разбуженный звонком Итимура, с трудом поднявшись и шлёпая в коридор.
— Господин управляющий? — Знакомый голос в трубке принадлежал Манабэ, — Прошу прощения, что потревожил ночью. Я, вообще-то, звоню, чтобы перед вами извиниться.
Итимура промолчал.
— В отделе одежды точно были злоупотребления. А виновник — Кисихара, нынешний начальник по этажу Центрального, которого вы только что туда перевели из сектора одежды в фирме. И ещё Сасима, заведующий мясным отделом. Мы с Сугаи тоже соучастники.
— Хм… Ну и что дальше?
В глазах Итимуры загорелся огонёк.
— Простите великодушно! Так получилось — безвыходная была ситуация. Но конечно, виноваты, чего уж там! Я готов понести кару за всё. А показания насчёт злоупотреблений Кисихары и Сасимы я уже послал вечером рабочей почтой к вам в офис. Наверное, завтра уже будут у вас на столе. Не обессудьте!..
Манабэ умолк.
— Погоди, погоди, — заторопился Итимура, — я что-то не пойму. Ты давай-ка утром сам приходи ко мне в офис и объясни подробно всё как есть. То, что ты сам признался, я учту, так что отнесусь со снисхождением.
— Спасибо большое! — Манабэ на другом конце провода запнулся, — Завтра утром буду у вас, шеф.
— Точно будешь?
— Точно. Пока на этом всё. Спокойной ночи, шеф.
Манабэ отключился, не дожидаясь, пока Итимура положит трубку.
«Враньё. Утром он не придёт». Почему-то Итимура был в этом уверен.
Самоубийство!
По спине у него пробежала дрожь.
Поколебавшись, Итимура позвонил Манабэ домой.
— А, господин управляющий! — прозвучал в трубке сонный голос жены Манабэ.
— Муж дома?
— Нет, сказал, что поехал на рыбалку.
— На рыбалку?
— Да, он в последнее время пристрастился к рыбалке. И Сугаи, кажется, с ним поехал.
— Сугаи?
— Да. А что случилось?
— Да нет, ничего. По работе кое-какие проблемы. Надо было кое-что срочно уточнить.
* * *
В квартире Кодзимы зазвонил телефон. Назойливый звон не умолкая звучал за дверью, в гостиной. Кодзима лежал в постели, но заснуть не мог. В последнее время он мучился бессонницей и вообще давно уже забыл, что такое спокойный сон, а тут ещё сегодня добавился новый повод для переживаний. Он думал о Ёсико, с которой расстался несколько часов назад. Красивое, открытое, жизнерадостное лицо Ёсико стояло у него перед глазами. Трудно было поверить, что эта женщина оказалась несчастна в браке. То ли эта лучистая жизнерадостность была природным даром, то ли плодом никому неведомых усилий воли.
«Хорошо, что мы встретились», — подумал Кодзима. После долгих колебаний он пригласил Ёсико пообедать вместе. Отбросив все сомнения, он хотел повиниться в тех неприятностях, что ей пришлось испытать по его вине. Из-за сплетен настроение было ужасное, будто всё сердце в ожогах, но он не мог совладать с собой: так хотелось провести вечер в обществе этой очаровательной женщины, поговорить с ней за обедом, посмеяться вместе.
Встречаться в Савабэ было нельзя, и Кодзима решил отправиться с Ёсико в Токио, в Синдзюку. Пообедали, потом выпили немного в баре многоэтажного отеля, поболтали — только и всего. Оба чувствовали, как влечёт их друг к другу. Время бежало незаметно.
Он вспоминал белую нежную кожу Ёсико. Для Кодзимы, мужчины в расцвете лет, едва достигшего середины четвёртого десятка, так давно не бывшего с женщиной, все эти воспоминания стали пыткой. Зная, что наутро всё равно разболится голова, он уже хотел было выпить ещё, чтобы наконец заснуть, но тут зазвонил телефон. В трубке раздался характерный звук, какой бывает при звонке с телефона-автомата, и послышался голос Манабэ:
— Извините, что я так, среди ночи… Вот, звоню, чтобы извиниться за всё. Помните, вы тогда приходили ко мне, спрашивали насчёт затоваренной одежды в Центральном. Так она действительно была. Всё было, как вы тогда и видели.
Кодзима слушал Манабэ, но смысл сказанного до него пока не доходил. Он получил то самое признание, которого так ждал, но трудно было поверить, что всё свершается наяву.
— Я солгал. Мне нет оправдания. Тогда я по-другому не мог поступить. Но я больше не хочу вас обманывать и подводить. Вот с тем и позвонил.
Скверное предчувствие вдруг овладело Кодзимой. Ему показалось, что с Манабэ должно произойти нечто ужасное.
— Господин Манабэ, вы не волнуйтесь, я всё понимаю, но почему…
— Виноват, такие были обстоятельства.
— Да нет, я не о том. Почему вы вдруг сейчас мне звоните с этим объяснением?.. Где вы сейчас находитесь?
— В телефонной будке.
— Нет, но вы скажите, где именно.
— Вы уж не обессудьте…
Манабэ замолк.
— Алло! Алло! — громко кричал в трубку Кодзима.
Он уже решил, что звонок прервался, как вдруг снова послышался голос Манабэ:
— Господин Кодзима, у меня к вам просьба. Можете меня выслушать?
— Конечно. Чем могу, готов помочь.
— Да? Спасибо.
Голос в трубке изменился, стал размеренным и спокойным, будто Манабэ проговаривал давно обдуманное сообщение.
— Люди разное будут говорить насчёт того, что случилось сегодня ночью и что раньше было. Вы, господин Кодзима, теперь узнаете всю правду… Честно говоря, я не хотел, чтобы об этом вообще кто-нибудь знал. И вас я попрошу хранить это в тайне.
— Я всё, что вы говорите, запомню, только я не совсем понимаю, в чём смысл…
— Пока этого довольно.
— Но всё-таки о чём вы? Какая «вся правда»?..
— Это вы скоро поймёте. Может быть, завтра вечером. Да нет, уже сегодня — сегодня вечером. Сасима, заведующий мясным отделом Центрального, сам всё расскажет.
— И что, можно спросить у самого Сасимы?
— Ну да, можно.
Сжимая в руке трубку, Кодзима весь превратился в слух. Он ощущал серьёзность момента и лёгшую на него ответственность. Надо было всё выслушать, ничего не пропуская, заставить Манабэ выговориться. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он прервал разговор. Тонкий телефонный провод был той ниточкой, на которой висела сейчас судьба Манабэ.
— Хорошо, я всё понял, господин Манабэ. Что касается той затоваренной одежды, я вас прошу завтра, то есть сегодня утром, прийти в центральный офис и всё подтвердить в присутствии исполнительного директора Исикари. Ведь мне самому никто не поверит. Я же в одежде ничего не смыслю!
Этой просьбой Кодзима надеялся заронить в сердце Манабэ искорку позитива. Но Манабэ, судя по тону, вступать в игру не собирался.
— А вы посоветуйтесь с управляющим Итимурой. Я ему послал все необходимые документы. Да, вот ещё что — совсем забыл! Очень вас прошу, действуйте только вместе с господином Итимурой.
— Значит, управляющий Итимура в курсе, то есть он знает «всю правду»?
— Нет, он пока ничего не знает. Но скоро узнает всё, что нужно… Очень вас прошу, господин Кодзима! И простите за все неприятности, которые я вам доставил! Да ещё и сейчас, под конец, пристаю с какими-то просьбами…
— Алло! Алло! Постойте, господин Манабэ! Вы эти ваши несуразные намерения бросьте! Алло! Алло! Да где же вы сейчас? Алло!..
— Прощайте, господин Кодзима! Постарайтесь, чтобы моя жена и дети не узнали всей правды. Очень вас прошу.
Телефон щёлкнул и замолк.
* * *
Итимура вернулся в спальню, но заснуть не мог. Речь шла о человеческой жизни — и он уже собрался обратиться в полицию, когда снова зазвонил телефон. Звонок пронзительно дребезжал в ночной тишине.
Итимура бросился к телефону, надеясь, что это снова звонит Манабэ, но из трубки раздался взволнованный голос Кодзимы. Он сказал, что им надо срочно поговорить насчёт Манабэ.
— Даже не знаю, что делать, — сказал Итимура, — Я уже хотел сейчас сообщить в полицию и попросить их найти Манабэ.
— Да? Но, господин Итимура, тут надо ещё подумать. Манабэ очень боится, что вся правда станет известна людям. Он меня так просил это предотвратить…
— Вся правда? Это он, наверное, о хищениях. Похоже, несколько сотрудников из сектора одежды у нас занимались махинациями. Он об этом, видно, и говорил.
— Возможно, — немного подумав, сказал Кодзима. — А может быть, и не о том. Тут есть кое-что, чего я не могу уразуметь. Господин Итимура, если можно, я к вам сейчас зайду домой. Давайте вместе посоветуемся и решим, что делать.
— Пожалуй, лучше уж я к вам. Я на колёсах.
— Давайте. Я вас жду.
Через полчаса Кодзима и Итимура сидели в гостиной, обсуждая со всей возможной серьёзностью сложившуюся ситуацию. Оба считали, что Манабэ задумал покончить с собой. Однако, проанализировав полученную информацию, они пришли к выводу, что обращаться в полицию с просьбой найти Манабэ не стоит. На то было две причины.
Во-первых, Манабэ будет поставлен в очень неловкое положение, если всё откроется. Что он имел в виду под «всей правдой», они пока точно не знали. Поначалу Итимура считал, что речь идёт только о злоупотреблениях в отделе одежды, но тогда поведение Манабэ было трудно объяснить. Если даже он замешан в махинациях, трудно предположить, что именно это подтолкнуло его к самоубийству. Реакция фирмы на злоупотребления может быть неоднозначна: иногда вообще проблему улаживают келейно и всё остаётся в полнейшей тайне. На самоубийство Манабэ мог пойти, лишь опасаясь, что откроется ещё какая-то «вся правда».
Слова о том, что они услышат «всю правду» от Сасимы, тоже звучали странно. С какой стати заведующий мясным отделом должен быть замешан в злоупотреблениях в отделе одежды?..
А если так, значит, «вся правда» подразумевала ещё что-то, кроме махинаций с одеждой. Вероятно, секрет, который Манабэ хочет сохранить ценой собственной жизни, имеет отношение к его чести и доброму имени. Например, какие-нибудь предосудительные связи? Женщина?..
Манабэ выбирает смерть, боясь, что этот секрет откроется. Самое простое — спасти его, исходя из презумпции, что одна человеческая жизнь перевесит весь земной шар. Но такую мораль навязывать нельзя. Можно ведь считать, что свобода воли для человека важнее жизни.
Кодзима придерживался такого мнения.
Во-вторых, ещё одна причина — практическая польза и выгода для фирмы «Исиэй-стор». Сейчас, когда обнаружилось, что злоупотребления в фирме — очевидный факт, вовлекать в дело полицию было бы опрометчиво. Если выплывет на свет божий, что в махинациях замешано много сотрудников и бюджету нанесён серьёзный ущерб, это может резко подорвать доверие к фирме.
Такое соображение высказал Итимура, а Кодзима в ответ согласно кивнул.
Разумеется, прежде чем прийти к общему знаменателю, они долго судили и рядили. За разговорами время бежало быстро.
А ведь Манабэ в этот самый миг, может быть, расстаётся с жизнью…
Если позвонить в полицию, возможно, они смогут опознать машину Манабэ на контрольном пункте скоростной дороги при оплате проезда. При обсуждении ситуации с Итимурой в голове у Кодзимы уже несколько раз мелькала такая мысль. Правда, в конце концов они решили не звонить в полицию, но, если бы даже решение оказалось другим, всё равно время было потеряно…
2
Машина Манабэ неслась по дороге вдоль моря на скорости около ста километров. Дорога повторяла извилистую линию берега, но машин в этот час на ней почти не было, а в своём водительском искусстве Манабэ не сомневался. У него были отличная реакция и многолетний опыт вождения. Рядом с ним сидел Сугаи. До недавнего времени он посматривал на мелькавшие за окном городские огни и тёмную равнину моря, а сейчас сидел с закрытыми глазами, слегка откинув спинку сиденья назад. Может быть, его сморила усталость, навалившаяся после часов, проведённых вместе с Манабэ, и подарила наконец желанный сон.
Манабэ, напротив, был полон холодной решимости. В его взоре, устремлённом вдаль, на дорогу, не осталось ни малейшего сомнения. Он испытывал удовлетворение оттого, что сделал всё, что ему надлежало сделать. Как ни крути, сколько тут ни думай, другого пути не было.
Конечно, если бы они с Сугаи не встретились, а встретившись, не полюбили друг друга, наверное, жизнь у Манабэ сложилась бы по-другому. Если подумать о возможностях, которые перед ним открывались, — и чего только он не мог бы достигнуть! Но что теперь думать о той, другой, жизни, которую он мог прожить?.. Вся его прошлая жизнь завершилась на встрече с Сугаи. Дальше уже не оставалось ничего, как только следовать по этому пути.
Ведь они любили друг друга!
До той ночи он и предположить не мог ничего подобного. Он, как и все, женился, завёл двоих детей — словом, был самым обычным мужчиной. Он и сам в это верил.
Но в ту ночь…
Всё началось полгода назад, в начале марта, в Сан-Франциско.
То была их первая ночь пребывания в Америке, куда Манабэ и Сугаи послали на стажировку в качестве поощрения за успехи на работе.
То, что случилось тогда, ошеломило Манабэ, и вспоминать подробности было приятно, но вот удивительно — он почти ничего не помнил. Нежданное счастье переполняло его, и дни блаженства текли незаметно, а когда он очнулся, то понял, что уже не может жить без Сугаи. Попросту говоря, Манабэ поддался чарам Сугаи, дал пробудить в себе дремавшее где-то в недрах его естества желание, а потом его увлекло в этот запретный мир, откуда уже не было возврата. С той ночи они начали называть друг друга «Ман» и «Гаи». Ласковые прозвища — производные от их фамилий — стали для них символом тайного мира, который ведом был только им двоим.
Манабэ стал вспоминать всё произошедшее за эти полгода. После возвращения в Японию выяснилось, что не просто находить места для любовных свиданий. Чтобы не связываться с сомнительными лав-отелями для гомосексуалов, они превратили в ночное любовное гнёздышко комнату отдыха сотрудников у себя на работе, в Центральном.
Там же, в комнате отдыха, Сугаи и ошарашил Манабэ рассказом о махинациях, которыми заправляет начальник сектора одежды Кисихара.
— Гаи, ты что, тоже с ними заодно? — с подозрением воззрился на него Манабэ.
— Да что ты! — улыбнулся в ответ Сугаи.
— А что ж ты тогда до сих пор молчал?
— А если бы я и сказал… — замялся Сугаи, и на лице его отразилось смущение. — Ты, Ман, ничего не понимаешь. Если уж мужчина знает о себе, что он гей, то ему ничего не остаётся, как отказаться от обыденных правил морали, принятых в обществе. Ман, это чудесный потайной мир, существующий наяву, но глупцы вокруг нас не хотят его признавать. Те, кто принадлежит к этому миру, умеют чувствовать глубже, чем другие, их сердца чисты и возвышенны, но, к несчастью, они вынуждены всю жизнь это скрывать. Мы ведь понимаем, что, если люди узнают, всему конец. Вот почему те, кто принадлежит к этому потайному миру, вне всего общественного устройства. То есть я считаю, что система — это неплохо. Но при этом знаю, что логика и принципы справедливости, но которым живёт общество, когда-нибудь обязательно обратятся против меня и меня травмируют.
— Но послушай, Гаи, нельзя же, исходя из этого, закрывать глаза на махинации, которые выкачивают деньги из бюджета фирмы.
— Если ты так считаешь, Ман, что ж, можешь всех заложить, — сказал Сугаи упавшим голосом, с какой-то отчаянной решимостью.
Манабэ колебался. Он прекрасно понимал, в чём заключается суть злоупотреблений. Махинаторы связаны с оптовой базой одежды и торгуют, прикрываясь вывеской фирмы, а на самом деле — в частном порядке. Кроме того, регистрируют товары, не поступавшие в магазин, как поступившие и представляют квитанции на оплату в бухгалтерию. Или же «теряют» накладные на поступившие товары и подводят их под двойную оплату.
О том, что Сугаи тоже причастен к махинациям, Манабэ догадался только тогда, когда обратил внимание, что накладные на одежду теряются слишком часто.
Он решил, что допускать такого нельзя. Надо сообщить управляющему Итимуре, и пусть все виновные будут наказаны.
После долгих колебаний однажды ночью Манабэ сказал о своём намерении Сугаи. То, что он услышал от Сугаи в ответ, больно ранило его сердце. Ему было страшно обидно, что Сугаи не понял, каких мучений ему стоили все эти колебания и метания — всё, что он перенёс в одиночестве. Между ними тогда вышла серьёзная размолвка, что бывало крайне редко. Не иначе, чёрт попутал.
Сугаи, который обычно уходил от споров, в этот раз упёрся и стоял на своём. Но и Манабэ ни за что не желал уступать, отстаивая своё решение. Ночью, в тишине пустого магазина, они кричали друг на друга в комнате отдыха.
Это было началом катастрофы.
Сасима в ту ночь проник в мясной отдел, чтобы утащить, по своему обыкновению, блок говядины. Услышав шум в магазине, в котором никого в такой час не должно было быть, он подкрался к комнате отдыха и подслушал всё, о чём они спорили. Конечно, он догадался и об их отношениях.
Для Сасимы такой материал был драгоценным подарком. Всю полученную информацию он использовал для шантажа на сто процентов. Сначала подмял под себя компанию махинаторов из сектора одежды. Потребовалось совсем немного времени, чтобы Манабэ вместе с Сугаи оказался соучастником этих махинаций. То, что начальник по этажу и директор магазина были в деле, обеспечило махинациям успех и полную безнаказанность. Вынужденные по указанию Сасимы потворствовать злоупотреблениям на службе, Манабэ и Сугаи искали покоя и отдохновения в мире запретной любви. Весь смысл жизни для них теперь свёлся к этому манящему миру.
Место свиданий они перенесли в Сакурадани, в однокомнатную квартирку, которую Сугаи снял для этой цели. Несчастные влюблённые, будто парень и девушка, начинающие совместную жизнь, обставили квартирку как могли: стол, кровать, цветной телевизор, стереомагнитофон, кондиционер.
Квартира, которую они называли «выгон», благодаря их левым доходам что ни день обрастала новой мебелью и оборудованием, но с такой же быстротой усиливалось их чувство отчаяния от такой жизни.
Однако разве нынешняя ситуация не являлась неизбежным следствием рокового стечения обстоятельств, когда они с Сугаи полюбили друг друга?
Хуже всего было то, что Сасима в ту ночь засёк их вместе в Центральном, но кто из смертных, не обладающих Божественным провидением, мог предусмотреть такую случайность? Тогда-то и решилась их судьба. Вступление Манабэ на путь зла было просто делом времени. Сасима не преминул воспользоваться его слабостью.
Похоже, в мире зла существуют своя жёсткая логика и свои законы развития действия. Для всех обитающих там страх, что когда-нибудь всё откроется, не становится поводом устраниться и больше не заниматься предосудительными делами, наоборот, он только подталкивает к тому, чтобы как можно активнее использовать все возможности для беззаконий. Вовлечённые в этот порочный круг стремятся при случае шантажировать в своих интересах партнёров и сотоварищей. Часто тот, кто причиняет зло, и тот, кому причиняют зло, главный преступник и его пособники меняются местами. Это становится похоже на сложную увлекательную игру, особенности которой — отсутствие правил и постепенное увеличение денежных сумм, поставленных на кон.
Симоду, заведующего секцией верхнего женского платья оптовой базы «Араи», старший менеджер Кисихара, начальник сектора одежды «Исиэй-стор», выбрал себе в сообщники, должно быть, года два тому назад. Кисихара, работавший тогда начальником по этажу одежды в супермаркете «Исиэй-стор» в Хигаси-Могояме, обнаружил, что заведующий секцией Симода собирается вывезти партию одежды со склада его магазина под видом возврата товара на базу. Симоде, хоть он и числился уже заведующим секцией, едва исполнилось тридцать. Это был молодой человек невзрачной наружности. Застигнутый с поличным, он позеленел от ужаса и весь дрожал. Кисихара сделал вид, что ничего не заметил, дав молодчику тем самым аванс. С тех пор Симода стал его верным вассалом.
Со временем объёмы поставок с оптовой базы «Араи» в «Исиэй-стор» заметно выросли, а Кисихара с Симодой окончательно спелись на почве торговых махинаций.
Симода посватал Кисихаре немало новых торговых партнёров: небольшой магазинчик розничной торговли X., фирму «У-фэшен», бесподобно подделывавшую товары популярнейших брендов… Основным пособником их махинаций была маленькая оптовая база, принадлежавшая одному из приятелей Симоды, с которым они три года назад работали вместе в крупной оптовой компании.
Они разработали очень удобную схему. Товары с базы поступали в магазин, а неликвидный товар из магазина тем временем перекочёвывал в другое место, обратно на базу, так что в гроссбухах всё сходилось. То огромное количество затоваренной одежды, что обнаружилось в августе на складе Центрального, образовалось, когда несколько оптовиков, сговорившись с Кисихарой, скинули туда крупные партии старья, повысив тем самым свой фиктивный торговый баланс за минувшее полугодие. Кисихара благодаря сделке оказался в плюсе. В компании его поздравляли с тем, что он лично провернул такую масштабную операцию: якобы за счёт поставок сверхкрупных партий дорогой одежды (а весь обсчёт производился исходя из номинальной продажной стоимости) обеспечил значительное повышение прибылей от продаж, что должно было, по идее, перекрыть потери от списания больших остатков товаров летнего ассортимента.
Манабэ только диву давался, когда Сугаи рассказывал ему то, что сам знал обо всех этих хитроумных махинациях. Сугаи при этом воспринимал всё гораздо спокойнее, чем Манабэ, нередко дававший волю своему возмущению.
— Нет, но как они только могли додуматься до такого изощрённого жульничества?! — вопрошал он в их маленькой квартирке.
— Сердись не сердись, все попусту, Ман! — урезонивал его Сугаи, — Конечно, эти люди сами не работают, а только сидят и придумывают подобные схемы.
— Вот я и говорю: безобразие! Каждый должен получать по труду и на том строить свою жизнь. Это ж основной принцип человеческого существования, разве не так?! А тут без всякого реального труда. Несправедливо получается.
— Ха-ха-ха-ха! — покатился со смеху Сугаи, который вообще смеялся нечасто, но мог иногда громко расхохотаться. В эти минуты правильные черты его необыкновенно красивого лица безжалостно искажались, отчего Манабэ внутренне содрогался. Правда, и в этом искаженном облике была какая-то своя, иная красота.
— Что? Тебе смешно?
— Да просто ты, Ман, говоришь словами из какого-то старого учебника по социологии левой ориентации. В нынешней Японии не много найдется таких людей, которые верят, что каждому должно воздаваться по труду. Вместо этого большинство считает, что оплата должна зависеть от положения и возраста.
— Но ведь положение в конечном счете определяется работой.
Сугаи снова громогласно расхохотался, держась за живот и показывая всем своим видом, что сейчас лопнет от смеха. На глазах у него даже выступили слезы.
— Ты, Ман, конечно, хороший человек. Если бы все были такие, как ты, Япония небось была бы счастливой страной. Но, к сожалению, мир устроен не так, как ты думаешь.
— А ты почем знаешь?
— Да ты посмотри хотя бы, что творится с этими жуткими экзаменами в университет. Родители чего только не делают, чтобы детишек впихнуть в вуз, дать им образование. А для чего? Чтобы детишки, как подрастут да повзрослеют, могли от тяжелой работы откосить, найти себе теплое местечко. Или у тебя есть другое объяснение?
— Я понимаю, Гаи, что ты имеешь в виду, но ты меня не убедишь. Слишком большой перекос получается — такое неравенство…
— Я тебя разубеждать особо и не собираюсь. Спорить тут бесполезно.
Манабэ тоже больше спорить не хотел и на том свернул разговор, но слова Сугаи звучали и впрямь довольно убедительно.
Он как-то раньше не задумывался, что весь этот экзаменационный ад именно для того, чтобы потом откосить от тяжелой работы. А если исходить из такого предположения, то, значит, всех людей можно поделить на две категории: тех, кто получает работу полегче, и тех, кто, сколько ни работай, все равно не имеет никакого шанса продвинуться и попасть туда, наверх.
Если только не повезло родиться сыном помещика или крупного капиталиста, бывает — причем так бывает с большинством, — что и после всего этого идиотского экзаменационного ада не получается найти теплое местечко, где можно толком и не работать. Вот тогда-то те, кто все-таки считает, что за ними остается право не трудиться, а только что-то придумывать, пускаются на всяческие незаконные махинации. Так выходило со слов Сугаи.
Конечно, при помощи подобных логических построений нельзя было оправдать злоупотребления. Тем не менее, как это ни странно, Манабэ, самому вовлеченному в сферу незаконных махинаций, от таких рассуждений становилось немного легче.
«И все же, — размышлял далее Манабэ, — конца не миновать. Ну и что тогда? Если все откроется, остается смерть».
После этого он уже только обдумывал, как бы уйти из жизни наиболее безболезненным способом и не причиняя другим излишних хлопот. В глубине его сознания за прошедшие месяцы даже оформился вполне конкретный вариант: где и как все должно произойти. На прибрежной автостраде, когда они вместе с Сугаи отправятся на рыбалку. Стоит только чуть не туда повернуть руль — и машина взлетит в воздух, а потом рухнет на скалы с высоты нескольких десятков метров. На этом все кончится.
Вспоминая те два телефонных звонка, что он сделал перед отъездом из Сакурадани, Манабэ прикидывал, правильно ли он поступил. У него с давних пор была привычка перед сном обдумывать все сделанное за день.
Нет, наверное, все-таки правильно. И то, что он сообщил управляющему Итимуре о хищениях, и то, что попросил Кодзиму сохранить «всю правду» в тайне. Манабэ мог быть доволен.
Для жены и двух дочек тоже так будет лучше. Мало у кого из девочек отцы — гомосексуалисты, а девочек, у которых отцы погибли в дорожной аварии, вполне достаточно. При мысле о жене и детях в душе Манабэ вскипела горькая волна — чувство ответственности за содеянное. Ему не надо было жениться. Почему он еще тогда, до женитьбы, не обратил внимание на то, что не создан для нормального брака?..
Они уже были недалеко от цели. Сугаи мирно дремал, закинув руки назад, на подголовник, и подложив ладони под затылок. С Сугаи он о самоубийстве не договаривался. Однако у него была уверенность, что если сам он уйдет из жизни таким способом, то Сугаи, конечно, будет не против умереть с ним вместе.
Наверное, Сугаи, как и все, боится смерти. В таком случае тем более лучше ничего ему не говорить — пусть, ни о чем не догадываясь, совершит этот прыжок к красивой смерти.
Манабэ мурлыкал под нос русскую песенку. Негромким баритоном выводил он слова о том, как посреди залитого солнцем летнего луга повстречал любимого — черноглазого парня.
Вся прожитая жизнь — воспоминания из далекого прошлого — мелькнула перед его мысленным взором. Хотя он полагал, что готов спокойно встретить смерть, на глаза невольно навернулись слезы.
Но что уж тут жалеть?!
До того крутого поворота осталось совсем немного. Манабэ выжал педаль газа, убедился, что скорость достаточна, и резко повернул руль влево.
Машина ударилась о предохранительное ограждение и круто развернулась против часовой стрелки. Клац! — и она, будто шагнув в пропасть задними колесами, повисла над обрывом. Передние колеса, как видно, за что-то зацепились.
Прошло несколько мгновений.
Препятствие, державшее передние колеса, поддалось. Корпус машины плавно накренился назад, и в свете приближающихся фар, будто новоровистая лошадь, вставшая на дыбы, подняв морду к небесам, она стала соскальзывать по отвесной стене в бездну. Подъехавшая в этот момент машина на автостраде резко затормозила — и почти в тот же миг сквозь сумрак ночи до водителя донесся приглушенный звук: железо ударилось о камни внизу.
3
Весть о том, что Манабэ и Сугаи погибли в автокатастрофе на приморской дороге на восточном берегу полуострова Идзу, облетела всю фирму «Исиэй-стор» вскоре после начала рабочего дня. Начальник отдела кадров Кацумура, получив сообщение из полиции, сразу же от телефона бросился в кабинет исполнительного директора Исикари. Еще пять минут спустя управляющий Итимура и старший менеджер Кодзима направлялись по вызову в директорскую приемную.
Перед этим Итимура с Кодзимой в комнате для переговоров занимались изучением присланных Манабэ писем и документов, которые прибыли утром служебной почтой на адрес Итимуры. Неожиданной новостью было то, что главным виновником всех злоупотреблений в секторе одежды является Кисихара.
— Ну надо же! И коммерческая хватка у него есть, и работает всегда с огоньком, и у молодежи популярностью пользуется… — ошеломленно пробормотал Итимура, узнав, что Кисихара, назначенный им начальником этажа одежды в Центральном вместо Сугаи, которого он подозревал как главного злодея, сам оказался главной фигурой в деле.
В письме Манабэ были также названы имена соучастников в тех фирмах, с которыми заключались сделки, как улики прилагались накладные и квитанции. Сомневаться в подлинности фактов не приходилось.
Среди соучастников преступлений значилось и имя заведующего мясным отделом Центрального Сасимы. Однако это обстоятельство выглядело странно: какое отношение мог иметь заведующий мясным отделом к махинациям в секции одежды?
Как раз когда Итимура и Кодзима обсуждали этот вопрос, пытаясь найти объяснение, раздался звонок из кабинета директора.
— Господин Кодзима тоже со мной зайдет, — сказал Итимура.
Хотя по тону Исикари можно было понять, что его такой вариант не слишком вдохновляет, Итимура не уступал. В душе его уже созрело решение.
— Вот ведь история! — промолвил исполнительный директор Исикари, пребывавший в полном расстройстве чувств в связи с гибелью двух сотрудников.
Рука, в которой он держал сигарету, мелко подрагивала, в лице не было ни кровинки.
— При всем том, господин директор, — подбодрил его Итимура, — это еще не самое страшное. Было бы гораздо хуже, если бы эта катастрофа случилась несколько дней назад. Ведь тогда мы бы ничего не узнали о хищениях.
— Каких еще хищениях?
— Видите ли, вчера вечером Манабэ зашел ко мне домой и рассказал все как есть о хищениях в секции одежды и в мясном отделе Центрального.
— Да о чем вы говорите, господин Итимура?
— Директор Манабэ, по его словам, узнал об этих хищениях месяца три-четыре назад. Конечно, было бы лучше, если бы он мне сразу сообщил, но он не хотел подставлять своих подчиненных и сотрудников, так что в конце концов, наоборот, вроде бы сам оказался вовлеченным в эти махинации. Будучи директором и обнаружив злоупотребления, он как бы оставил их без внимания. Ну а потом его на этом основании шантажировали и заставили стать соучастником.
Кодзима слушал объяснение Итимуры со смешанным чувством интереса и возмущения. Тот ловко плел свои небылицы. Однако, поскольку Кодзима знал, что это все выдумка, выходило, что и ему морочат голову.
Замысел Итимуры был ясен: внушить Исикари, будто смерть Манабэ всего лишь несчастный случай, а заодно преподнести ему свою версию истории со злоупотреблениями в фирме.
Задача была нелегкая.
Исикари сразу же заметил противоречия и резюмировал:
— Господин Итимура, но ведь в таком случае это может быть не несчастный случай, а самоубийство.
— Да нет, такого быть не может! — решительно возразил Итимура, но голосу его не хватало уверенности. — Просто Манабэ считал, что сможет, как директор, сам найти средство все утрясти. Он хоть и дал себя вовлечь в махинации, по наживаться на этом не собирался. Не было у него такого сознания своей виновности, чтобы из-за этого покончить с собой. Вчера он, когда выговорился, весь посветлел лицом и сказал, мол, теперь сможет спокойно поехать на рыбалку. К тому же, если бы он замышлял покончить с собой, разве не безумие было прихватить с собой на тот свет еще и Сугаи?
— Да, пожалуй что так. Никакой предсмертной записки-то не было?
— Мы еще не посмотрели. Похоже что нет. Оно и понятно, ведь Манабэ умирать не собирался.
Казалось, Исикари удалось убедить.
— Господин директор, тут, возможно, полиция явится с расследованием. Давайте им ничего о наших внутренних проблемах говорить не будем. Такое для фирмы чревато потерей доверия партнеров.
— Да уж, конечно, конечно, — кивнул Исикари с таким выражением на лице, которое должно было показать, что уж ему-то хорошо знакомы все сложности, которыми может быть чревата подобная ситуация.
Со злоупотреблениями разобрались окончательно в тот же день. Итимура с Кодзимой одного за другим вызывали участников махинаций, предъявляли им улики и снимали показания. Перед ними прошли Кисихара, Сасима, Симода с оптовой базы «Араи»… Конечно, допрашивать их по всей строгости, как в полиции, было невозможно, но тем не менее всех удалось расколоть и заставить сознаться.
Симода, Кисихара и другие признались, что активно участвовали в противозаконных действиях.
— Когда тебя так закупщик просит, отказать неудобно, — скривив в деланом смешке свою постную физиономию, заявил Симода.
— Так или иначе, вы признаете, что вывезли из супермаркета большую партию товара без накладных? Уже за одно это вы должны понести ответственность, — настойчиво сказал Итимура.
Симода заюлил, пытаясь найти выход:
— Так ведь это неправильно получается! Я на такую сделку пошел по просьбе господина Сугаи. Вещи-то какие?! Если и продашь их чуток, все равно даже расходов за перевозку не окупишь. Это мне впору компенсацию за убытки просить.
— Ну хорошо, коли так, верните сами вещи.
— Ха-ха-ха-ха! — рассмеялся Симода.
— Что смешного?
— Да нет, это я так, извините. Вы, наверное, просто не понимаете. Это же самый настоящий мусор, и больше ничего. Вот мы их старьевщику в утиль и сдали за два гроша. Честно вам говорю. Ну это же просто глупость получается! Потерпевший-то здесь я. Если не верите, что ж, можете через суд правды доискиваться, воля ваша.
— В таком случае предъявите квитанции от старьевщика.
— Запросто. В следующий раз вам их принесу. И квитанцию об оплате грузовика, которым это все в утиль отправляли, принесу.
Итимура и Кодзима переглянулись. Делать было нечего. Даже если бы удалось доказать, что Симода получил незаконную прибыль, заплатить его мелкая оптовая база все равно не могла бы. Примерно так же развивалось и следствие по поводу огромных платежей, проведенных по фальшивой квитанции о приеме.
— Мы, мелкие торговцы, в отличие от больших компаний вроде вашей «Исиэй-стор», по пустякам чеки не выписываем. Если б мы еще такую роскошь себе позволили, у нас бы небось и пары вещей не купили. Разве это жизнь?! В общем, мы, можно сказать, «Исиэй-стор» доверяли, а квитанции о приеме выписывали согласно их накладным. Если, паче чаяния, и были там липовые документы, так мы же от этого и страдали. Что? Не передавали ли мы при этом денег Кисихаре? Ну да, шел ему откат. Так ведь он так прямо и заявлял: «Не станете платить — все дела с вами прекращаю!» И что мы ему могли возразить? Мы люди маленькие. Ну, поступайте как знаете. Хотите судиться — будем судиться. Может, мы проиграем, а может, и выиграем. Попытаем счастья.
Итимура и Кодзима в конце концов должны были признать, что от такого изворотливого ужа ничего не добьешься. Самое лучшее будет просто порвать с ним все контакты и забыть о его существовании.
* * *
— Педераст несчастный! — с досадой бросил Сасима, когда ему показали присланные Манабэ улики — документы, подтверждающие факты злоупотреблений.
Одного этого слова было достаточно, чтобы Кодзима все понял. Это и была та «вся правда», которую Манабэ так хотел сохранить в тайне.
Когда расследование закончилось, Кодзима сказал Сасиме:
— Твои делишки тянут на криминал. Если сообщим в полицию, сидеть тебе в тюрьме, любезный. Но мы тебе дадим шанс. Только чтобы больше духа твоего не было в торговле. Человек ты еще молодой — не будем тебе портить трудовую биографию.
— Ох, пожалуйста! Да я ж не нарочно, бес попутал!..
— Ладно, Сасима, нечего попусту болтать. «Не нарочно!» — а сам сколько у нас за спиной темные дела крутил! Я твою гнусную натуру насквозь вижу!
— Напрасно вы так обо мне…
— В общем, учитывая твою мерзкую сущность, я хочу предложить тебе сделку.
— Сделку? — просиял Сасима, уже предвкушая какую-нибудь выгоду, хотя и не ведая, в чем она может заключаться.
— Вот-вот, сделку. С этого момента ты нигде и ни под каким видом не будешь упоминать об отношениях, существовавших между Манабэ и Сугаи. Ты мне должен это пообещать. Если сдержишь обещание, дело твое в полицию передавать не будем.
Сасима растерянно воззрился на Кодзиму. Им обоим была известна причина безвременной смерти Манабэ и Сугаи. Но речь шла о покойниках…
— Я понимаю, почему ты удивленную гримасу строишь. Ведь речь-то идет о мертвецах, да? Но и мертвых может коснуться бесчестье, так что я намерен их честь защитить.
— Ясно. Я буду держать язык за зубами. Но только про них и Кисихара все знает. Даже если я ничего и не скажу, все равно толку от этого мало…
— Кисихаре я поставлю такое же условие. Вы оба должны поклясться, что никогда-никогда ничего не разгласите.
— Хорошо.
— Если только я вдруг услышу, что ходят какие-то гнусные слухи и сплетни о Манабэ, тотчас передаю твое дело в полицию — когда бы это ни произошло.
— Ну это уж чересчур! Другие небось тоже знают.
— Если вы с Кисихарой не проболтаетесь, больше трепаться некому, — отрезал Кодзима. Голос его прозвучал твердо и непреклонно: — Так и знай, передам дело в полицию! Все понял?
На том допрос Сасимы закончился. Пока трудно было сказать, какие результаты принесет такая тактика, но, по крайней мере, Кодзима сделал все возможное, чтобы выполнить последнюю волю Манабэ.
После того как Сасима, Кисихара и их сообщники уволились из компании, никаких разговоров о печальной любовной истории Манабэ и Сугаи ни разу не возникало.