В центре города, в одном из роскошных покоев кирпичного десятиэтажного дворца, возлежал на кушетке глава государства, предводитель гвардии и кумир кумиров Бен Аморали. Приглядевшись внимательно, мы с трудом, но смогли бы узнать в этом человеке старика, который заманил в пропасть Толю и Варвару Петровну. Теперь на нём был шёлковый халат с кистями изумрудного цвета, а на голове алый тюрбан наподобие турецкого. Бен Аморали курил длинную трубку и выпускал дым из ушей. Покои были просторные, с высокими потолками, в каждом углу застыл с дубиной наготове мохнатый воин — телохранитель из роты усмирения. Бен Аморали беседовал с первым министром и главным советником Балдоусом. Они оба были раздражены, потому что разговор шёл о важных и трудных государственных делах.

— Послушайте меня, Бен, — говорил Балдоус, сухонький, костлявый человек, похожий на ящерицу. — Ваши доморощенные эксперименты не раз приводили государство на край гибели. Разве не так?.. Согласен, этот мальчишка с Земли появился в неудачное время. Рюмы поднимают голову, и в пустыне опять неспокойно. Тем более следует принять самые решительные меры. Чем вы объясните, что ему удалось ускользнуть от ваших костоломов? Случайностью? Роковым стечением обстоятельств?

Бен Аморали от злости захлебнулся дымом и закашлялся. Кашлял он до тех пор, пока из-за занавески не выбежал крохотный шоколадный негритёнок и не постучал его кулачком по спине. Аморали ущипнул негритёнка за бок, и тот, взвизгнув, скрылся за занавеской.

— Хоть ты и Балдоус, а ума у тебя нет, — высокомерно объявил Бен Аморали. — Я битый час объясняю, что мальчишка попал к нам не сам по себе. У него что-то на уме, и мы обязаны выяснить — что. От гвардейцев он ускользнул, потому что они все раззявы. Ты это знаешь не хуже меня. Но ведь он явился в город и теперь в наших руках. Он в ловушке. Поначалу я опасался влияния этой сопливой инопланетянки, но её удалось отключить с помощью Того. Мальчишка в панике. Зачем теперь торопиться? Пусть созреет. Нам нужны его сведения, а не его голова.

— В подземелье и так всё расскажет как миленький.

— Много тебе рассказала учителка? — насмешливо спросил Аморали.

Советник Балдоус зафыркал, вскочил на ноги и побежал вдоль стен. Сделав три круга, он успокоился.

— Кто её допрашивал, Бен? Ваши идолопоклонники? Они заслуживают того, чтобы их укомплектовать всем гуртом. Вы не доверяете мне, Бен? Вы не дали мне даже взглянуть на неё, тогда как я уверен, мне не потребовалось бы и часа на дознание. Уж в опыте допросов вы не посмеете мне отказать. Зелёный змей заговорил через три минуты, а ведь всю жизнь считался немым. Никто не способен устоять перед натиском моей железной логики. Разве не так? Почему вы не доверяете мне, Бен? Вы отлично знаете, что я не могу занять ваше место.

— Почему?

— Ах, вам угодно иронизировать! Да, мой бедный родитель жил в пустыне. Там вы подобрали меня, когда я подыхал от укуса ледяного жука. Об этом помнит каждый негодяй в трущобах. Мне нет хода наверх. Наше государство — клубок предрассудков. И пока оно такое, а оно будет таким всегда, ибо только на предрассудках держится власть, — мне нет ходу наверх. Так почему вы меня опасаетесь, Бен?

— Я не тебя опасаюсь, брат! — примирительно заметил Аморали. — Я опасаюсь, что встреча с тобой будет для учителки последней. Уж очень ты не сдержан в справедливом гневе, Балдоус. Что мне в тебе и нравится, если уж быть откровенным.

— Вы, конечно, большой добряк по сравнению со мной, Бен, — ядовито возразил Балдоус.

— Я не добряк, но умею сдерживать себя для пользы дела. Кстати, ты уже дважды позволил себе непочтительный тон…

Бен хлопнул в ладоши. От стены отделился один из телохранителей, приблизился к Балдоусу и огрел его дубинкой по темени. Балдоус ткнулся носом в ковёр и потерял сознание. Но ненадолго. Когда он пришёл в себя, Бен Аморали ласково ему сказал:

— Извини, брат, это была вынужденная мера.

— Я понимаю, — согласился Балдоус. — Но пятый раз подряд, не чересчур ли?

— В самый раз, — заверил его кумир кумиров. — Так на чём мы остановились?

— Мы говорили об этой учителке, которая явилась вместе с мальчишкой. Дайте мне разок допросить её, Бен, и вы не пожалеете.

— Хорошо. Но только в моём присутствии. Если с ней что-нибудь случится, ты немедленно будешь укомплектован.

Балдоус, видимо привыкший к угрозам, не смутился и лишь пожал плечами. В глазах его появился жёлтый блеск. Вскоре двое стражников привели Варвару Петровну. Несмотря на порванное платье и кровоподтёки на лице и шее, выглядела она непреклонно. Она сразу сделала заявление.

— Всё это беззаконие! — сказала она, твёрдо глядя в глаза Бена Аморали и совершенно не обращая внимания на Балдоуса. — Вам придётся за него ответить.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Аморали. — Мы обязательно ответим… Вот, познакомьтесь, мой советник Балдоус. Он хороший человек, но у него трудный характер. Скажу вам по секрету, я сам его иногда побаиваюсь. Советую вам не раздражать его понапрасну. Он хочет задать вам несколько вопросов — только и всего.

Варвара Петровна взглянула на Балдоуса и ничего хорошего не увидела. Не человек, а зловещая, оскаленная маска. Он так на неё уставился, словно готовился укусить. Варвара Петровна была обыкновенной женщиной, и сердечко её сжалось.

— Почему я должна ему отвечать?

— Хотя бы из вежливости. Ведь мы оказали вам гостеприимство. Накормили, предоставили отдельную комнату.

— Тюремную камеру!

Аморали притворно вздохнул.

— Дорогая Кузьмищева, вы не представляете, в какой страшный мир вы попали. Здесь тюремная камера, возможно, самое безопасное место.

Балдоусу надоело слушать их пустую светскую болтовню.

— Говори, зачем ты к нам проникла?! — заорал он неожиданно сиплым голосом. — Какое у тебя задание? Отвечай немедленно! Или пожалеешь, что на свет родилась!

— Я не буду разговаривать в таком тоне! — отрезала Варвара Петровна.

Балдоус в ярости закружил по комнате, задержался возле одного из телохранителей и пнул его ногой. Косматый великан захихикал, будто его пощекотали.

— Видите! — с деланным испугом сказал Аморали. — Я же говорил, что у него трудный характер. Ужас! Нет уж, милейшая, прошу вас, вы больше его не злите, а то нам всем не поздоровится.

Варвара Петровна прожила на свете немало лет и, конечно, встречалась не только с ангелами. Но то было на Земле, где она всегда знала, как себя вести. Она не давала спуску ни хулиганам, ни лжецам, ни прочим мелким людишкам. Но в этом неведомом мире, одинокая и растерянная, что она могла противопоставить чудовищным созданиям в человеческом обличье? И она решила, что на все их козни и происки ответит презрением. Пусть убедятся: человек, обладающий чувством собственного достоинства, не страшится угроз и пыток и остаётся самим собой у рокового предела.

— Ты! — гаркнул Балдоус. — Ты знаешь, что я могу с тобой сделать? Я могу тебя всю перековеркать. Никто тебе не поможет. Ты поняла или нет?

Варвара Петровна отвернулась со скучающим видом.

Аморали лукаво подмигнул Балдоусу, и тот попробовал переменить тактику:

— Чего ты упираешься, глупая женщина? Я же не требую от тебя каких-то государственных тайн. Тем более мне всё известно. Мальчишка, который был с тобой, оказался чересчур разговорчивым.

— Толя?! — насторожилась учительница.

— Толя или Витя — какая разница. Он у нас в руках и всё рассказал. Вы явились, чтобы подорвать наши внутренние устои. Вы хотели снюхаться с Рюмами и натравить их на законное правительство. Разве не так?

— Какая чушь!

— Мальчишка во всём признался. В отличие от тебя, он не хочет умирать.

— Я не верю, что Толя у вас.

— Ах, ты не веришь? Ты не веришь советнику Балдоусу? Ну подожди. Скоро ты будешь целовать Балдоусу руки, умоляя о пощаде! Я тебе…

Бен Аморали повелительно протянул руку, и Балдоус послушно умолк. Он теперь был похож на разъярённую змею.

— Дорогая гостья, — мягко сказал Аморали. — Разумеется, друг Балдоус порядочный враль, вряд ли за всю свою жизнь он сказал хоть словечко правды. Но сегодня особый случай. Ваш ученик Анатолий действительно у нас в руках, и я скоро представлю вам доказательства. Хочу ещё предупредить: судьба мальчика во многом зависит от вашего благоразумия. Мне не хочется применять к вам обоим крайние меры, но когда Балдоус разойдётся, то даже я не всегда могу его урезонить. Уж очень он кровожаден. К тому же пользуется огромной популярностью у населения. Здешний народец, знаете ли, привык уважать силу и любит зрелища, невыносимые для впечатлительных людей.

— Не верю, что Толя у вас! — теряя терпение, выкрикнула Варвара Петровна.

Бен Аморали укоризненно покачал головой, слез с кушетки и заковылял к стене. На нём были разноцветные шерстяные носки: один зелёный, другой красный. Подойдя к стене, он пошарил пальцами и нажал какую-то кнопку. Стена раздвинулась, и открылась ниша, в которой голубовато поблёскивал телевизионный экран. Аморали повертел ручки настройки, по экрану поползли узенькие улочки, крыши домов. Изображение было отчётливое, крупное. Аморали остановил плывущую панораму, и учительница с трудом подавила возглас ужаса. На экране появился Толя Горюхин. Он сидел на мостовой подле лежащей девочки, то ли спящей, то ли убитой, и вся его поза выражала отчаяние и отрешённость. Варваре Петровне показалось, стоит ему поднять голову, и он увидит её. Но он ни разу не пошевелился, пока они его разглядывали. Он плакал и не вытирал слёз. Аморали щёлкнул переключателем — изображение погасло. Нажал кнопку — ниша задвинулась. Довольный произведённым впечатлением, кумир кумиров с кряхтением забрался обратно на кушетку.

— А вы, уважаемая Варвара Петровна, вероятно, почитали нас дикарями? Отнюдь. Дубинки и прочее — это всё антураж, так сказать, декорация, созданная на потребу обывателю. Мы внимательно следим за движением научной мысли и способны кое в чём дать фору и вам, землянам. Наши учёные работают в великолепных условиях, в ближайшее время мы ожидаем результатов, которые позволят нам вступить в контакт с инопланетными цивилизациями… Но до этого хотелось бы уладить внутренние разногласия, некоторые семейные пустячки. Хе-хе-хе!

— Вы не посмеете сделать Толе ничего дурного. Он ещё ребёнок!

— Я-то, положим, не посмею, но вот Балдоус!.. Разве его образумишь? Скажу по секрету, это существо без всяких моральных устоев. Его действиями руководят исключительно первобытные инстинкты. Зная его близко, я не дам за Толину жизнь ломаного гроша. Говорю это с прискорбием, ибо бессилен что-либо изменить.

— Вы юродствуете, зачем? — устало спросила учительница. — Кому нужна эта глупая, жестокая комедия? Если я могу спасти Толю, я его спасу. Спрашивайте! Вы или ваш раб Балдоус — мне безразлично.

Балдоус потёр восковые свои ручки, гадко усмехнулся:

— За «раба» рассчитаемся позже. Гордое сердце Балдоуса не прощает обид… А пока ответьте на прежний вопрос. За каким дьяволом вы просочились в нашу мирную страну? Чего вы тут потеряли?

— Я никуда не просачивалась и попала к вам случайно.

— Наглая ложь! — взвизгнул Балдоус.

— Не судите о людях по себе… Я спешила за Толей, моим учеником. Потом какой-то старик, — она взглянула на Бена, — очень похожий на вас, заманил нас в дом, где не было пола, и я провалилась. Потом меня связали и привели сюда. Вот и всё.

— Бедный Анатолий! — вздохнул Аморали. — Туго ему придётся в лапах зверюги Балдоуса.

— Но я и правда больше ничего не знаю! — в отчаянии воскликнула учительница.

Балдоус дотянулся всё же до неё и пребольно ущипнул. Учительница не издала ни звука. Ошалело поморгав и высморкавшись в полу плаща, Балдоус сказал:

— О, великий повелитель, рекомендую применить к этой женщине испытание номер один.

— Согласен. Эй, долгопятые!

Трое человекообразных существ с непомерно длинными, как ходули, ногами вкатили в комнату деревянную бочку. Из бочки шёл пар. Гримасничая и насвистывая, существа сноровисто установили бочку в наклонном положении. Потом склонились перед Беном Аморали в раболепном поклоне.

— Мы готовы, о великий!

Варвара Петровна с опаской следила за этими приготовлениями.

— В бочке кипяток, — злорадно объяснил ей Балдоус. — Это наш знаменитый детектор лжи. Его никому не удалось обмануть. Сейчас залезешь в бочку. Если ответишь на мой вопрос правдиво, кипяток тебе не повредит. Испытание надёжное.

— Да, да, — подтвердил Аморали. — Учёный, который изобрёл этот непогрешимый детектор, стал лауреатом премии двуногого осла.

— А был хоть кто-то, кому кипяток не повредил? — осведомилась учительница.

— Таких не нашлось! — радостно ответил Балдоус. — Все врали, как и ты.

По его знаку длинноногие слуги подступили к ней, готовясь запихнуть в бочку.

— Изверги! Вы ещё ответите за своё хулиганство!

С этими словами Варвара Петровна храбро шагнула к бочке, опёрлась руками о края и, зажмурив глаза, прыгнула. Тысячи игл пронзили кожу, но спустя мгновение она с изумлением обнаружила, что стоит не в кипятке, а, наоборот, в прохладной воде. Она не успела обрадоваться, потому что сразу сильно замёрзла.

— Ты почему не корчишься? — удивился Балдоус. — Давай корчись. Все корчились и вопили, а ты что — лучше других? Бен, взгляните на неё, она молчит!

Лицо Бена выражало крайнюю степень задумчивости.

— Тебе не печёт? — спросил он заботливо. — Может, добавить кипяточка?

— Хорошо бы! — ответила Варвара Петровна, у неё уже от холода зуб на зуб не попадал.

— Отвечать будешь?

— Конечно.

— Спрашиваю в последний раз! — зловеще процедил Балдоус. — С какой целью ты и подлый мальчишка проникли в наш мир?

— С целью искупаться в бочке! — Варвару Петровну часто упрекали за отсутствие юмора, но эта шутка, она считала, ей удалась, и пожалела, что никто из знакомых её не слышит.

«Слышат!» — донёсся до её слуха шёпот. Она подняла взгляд и заметила свесившуюся из-под стропил забавную пушистую мордочку. Она сразу узнала зверька, за которым гонялась вчера по лесу и из-за которого провалилась в яму. Это был Кудрявый Лист собственной персоной…

Толя полез в карман за платком и наткнулся на металлическую пластинку — прощальный подарок старика в пещере. В сердцах чуть было не отшвырнув ненужную железку, он вдруг заметил, что по вогнутой, матовой поверхности плавают какие-то вибрирующие буквы. «Я здесь! Я Софа! Я здесь!..» — прочитал с изумлением Толя. Буквы то возникали, то таяли, как на вечерней рекламе в Москве. Он взглянул на девочку. Она была неподвижна, но под ниточками сомкнутых ресниц почудилось ему трепетание.

— Софа, ты живая?! — спросил он осевшим голосом.

И пластинка тут же засветилась новой надписью: «Я живая, но не могу проснуться».

— Я разбужу тебя, Софа, дорогая! Я вот только соображу!.. — Он почувствовал необычайный прилив сил.

Пластинка ответила: «Мне тяжко, Толя! Мне так тяжко! Помоги мне!»

Толя обнял её плечи и затряс, потом решился и поцеловал. Софа не шевельнулась.

— Как помочь тебе? Ответь! — страдая, еле сдерживая слёзы, взмолился Толя.

Пластинка безмолвствовала. Она раскалилась и жгла Толины пальцы.

— Ты слышишь, Софа! Отзовись! — Толе казалось, что ещё миг, и он с ума сойдёт от горя.

Но Софа услышала. «Унеси меня отсюда. Унеси с дневного света. Толя, мне тяжко, тяжко… Корабль далеко, и там никто не знает, где я. Стены города — отражатель энергии… Унеси меня в темноту!»

— Я понял. Всё сделаю, ты пока отдыхай!

Толя вздохнул с облегчением, огляделся. Вдоль улочки тянулись одинаковые дома без дверей и проходов во внутренние дворики. Надо бы сходить на разведку, но как оставить Софу одну? Пока он раздумывал, из ближайшего переулка, как чёрт из табакерки, выскочил Герин, а с ним ещё два человечка, похожих на Герина даже печальным выражением лиц. Герин успел переодеться в длинную до пят рубаху, перепоясанную верёвочкой.

— Отлично! — одобрил Толя его наряд. — А то носишься голяком, стыдно смотреть… Слушай, Гена, меня внимательно. Девочку надо быстро перенести в какое-нибудь закрытое помещение. Это возможно?

Герин ткнул пальцем в своих приятелей.

— Они тоже злодеи. Их обязательно скоро укомплектуют. Рюмы ждут. Оказанное доверие нельзя оправдать. Сделаем всё для жизни подруги. Недаром солнце садится снизу. Герин помнит, кто его укокошил.

— Господи, как же трудно с вами со всеми разговаривать! — не сдержал раздражения Толя.

Двое приятелей, напуганные его голосом, шарахнулись в сторону и закрыли лица руками. Толя сообразил, что криком от затравленных человечков ничего не добьёшься. Он извинился за свой тон и сказал как можно приветливее:

— Гена, не надо ничего объяснять. Просто отведи нас к Рюмам. Это возможно?

Герин и его приятели радостно залепетали между собой на незнакомом Толе наречии.

— Ну чего, Ген, — поторопил Толя. — Может, хватит языком трепать? Видишь, девочке совсем худо.

— Мы не идём к Рюмам, — торжественно объявил Герин. — Это опасно. Мы идём к нам, а Рюмы придут.

— Ну и хорошо, — согласился Толя. — Видишь, умеешь говорить понятно, когда захочешь.

Он бережно поднял Софу на руки. «Какая лёгкая! — удивился. — Откуда же в ней сила?» Они шествовали в таком порядке: впереди, крадущейся походкой и поминутно оглядываясь, приятели Герина, за ними Толя с девочкой на руках, а в арьергарде Герин, насторожённый и скорбный. Миновав несколько переулков, ничем не отличающихся один от другого, они оказались в обыкновенном тупике. По бокам дома без окон и дверей, а прямо перед ними — глухая стена метра в четыре высотой. Герин с друзьями облегчённо загалдели и попадали на землю. Они в восторге обнимались, как люди, избежавшие смертельной опасности и достигшие предела устремлений. Толя положил девочку на твёрдую глину, голову примостил у себя на коленях. У него появилось желание потрясти человечков поочерёдно за шиворот, чтобы они перестали паясничать.

— Гена, ты что — издеваешься надо мной? — тихо спросил он. — Куда ты нас завёл?

Герин сказал:

— Не бойся, человек, сюда они не придут!

«Всё напрасно! — подумал Толя обречённо. — Вряд ли мы с Софой выберемся из этого окаянного лабиринта. Эти существа все, как один, чокнутые. Во всяком случае мы не понимаем друг друга. Но ведь должен быть выход. Из любого положения должен быть выход. Так учил отец, а он никогда не обманывал».