В СЕВЕРНЫХ РАЙОНАХ

1943 год, июль

Начальником опергруппы ЛШПД на Волховском фронте был Андрей Алексеевич Гузеев. Эту фамилию я слышал множество раз, но почему-то совершенно не предполагал, что говорят о том самом Гузееве, которого я хорошо знал еще до финской войны по совместной работе в аппарате Ленинградского комитета по физической культуре и спорту. Он заведовал тогда отделом кадров, а я — отделом учебных заведений. После финской Андрей Алексеевич стал инструктором Ленинградского обкома ВКП(б), а с начала Великой Отечественной работал в Ленинградском штабе партизанского движения. В октябре 1941 года он возглавил только что созданную опергруппу при военных советах армий Ленинградского фронта, действовавших вне блокадного кольца, а впоследствии, с созданием Волховского фронта, стал начальником Волховской опергруппы.

Ожидая прибытия своего нового заместителя, он так же, как и я, не ожидал увидеть давно знакомого человека: знал, что к нему едет бывший командир партизанского полка Афанасьев, — и только. Таким образом, наша встреча при всей своей запланированности оказалась еще и неожиданной. Мы оба порадовались обстоятельствам, сведшим нас, хотя не очень им удивлялись: война не только разбрасывала людей по свету, бывали на ней и удивительные встречи, порой даже с теми, кого никогда уже не думал увидеть. И к этому мы тоже привыкли.

Я начал знакомиться с делами, с новыми своими товарищами, с новым местом. Хвойнинская партизанская база своей солидностью, основательностью и отличной материальной обеспеченностью впечатляла сразу же. В 2–3 километрах от поселка, в сухом сосновом бору, невдалеке от речки Песь располагался большой лагерь с добротными землянками, столовой, складскими помещениями и несколькими хорошо замаскированными от наблюдения с воздуха домами. В километре от базы был полевой аэродром. Он имел многоцелевое назначение и обслуживал не только партизан: здесь, например, совершали промежуточную посадку самолеты, летавшие и? Москвы в Ленинград или из Ленинграда в Москву. Но хозяевами на аэродроме считались наши, «партизанские» летчики из авиаполка, которым командовал Николай Антонович Гриценко.

В непосредственной близости с линией фронта, — в 40 километрах северо-восточнее занятого немцами Новгорода — в селе Александровское размещалась промежуточная база, также имевшая полевой аэродром. Руководил ею опытный партизан, бывший командир Всеволожского отряда Дмитрий Иванович Власов. На аэродроме базировались легкие самолеты У-2 и Р-5, входившие в состав полка Гриценко.

Одним словом, хозяйство Волховской опергруппы было большим. На территории базы помимо всего прочего имелась даже мастерская художников. Здесь работали профессионалы, ушедшие в войну партизанить, а теперь получившие возможность вернуться к своему делу. Александр Александрович Блинков, Тимофей Тимофеевич Шевченко, Лука Николаевич Барбаш, знакомые мне еще по Партизанскому краю, работали здесь кистью и резцом, уже сейчас заботясь о том, чтобы на будущих выставках, посвященных годовщинам победы над гитлеровским фашизмом, среди других скульптур и полотен люди могли увидеть произведения, посвященные ленинградским партизанам. Мастерская была, правда, довольно необычной огромная землянка, крышей которой служили парниковые рамы, — но в те дни радовались и такому сооружению. Художники работали с утра до ночи, у них было весело и интересно.

Опергруппы ЛШПД занимались не только руководством и обеспечением партизанских подразделений, воевавших на участках их фронтов. Они помогали и работе подпольных межрайонных партийных центров, координировали их совместные с партизанами действия. Межрайонные центры были созданы решением бюро Ленинградского обкома ВКП(б) от 8 октября 1942 года.

8 ходе войны обком партии постоянно совершенствовал формы и методы подпольной партийной работы во вражеском тылу — создание межрайонных центров было еще одним шагом на этом пути.

Уже осенью 1942 года в связи с активизацией народной борьбы на оккупированной врагом территории области стала очевидной насущная необходимость значительного усиления партийной работы в захваченных гитлеровцами районах. За пока еще разрозненным и неорганизованным противодействием населения фашистскому режиму угадывались контуры будущего народного восстания. Однако совершенно очевидным было то, что его успех окажется в полной зависимости от организованности, единства действий всех, кто будет участвовать в борьбе. Иными словами, назревавшему восстанию был необходим руководитель.

Летом 1942 года на оккупированной гитлеровцами территории Ленинградской области была создана сеть районных партийных групп. Но врагу удалось нанести по этим группам серию жесточайших ударов. Уже к осени большинство их участников либо погибло, либо потеряло связь с обкомом. Тогда-то и было принято решение о создании межрайонных партийных центров.

К весне 1943 года по решению обкома ВКП(б) в тыл врага было заброшено 11 центров: Псковский, Островский, Гдовский, Стругокрасненский, Порховский, Дедовичский, Дновский, Лужский, Оредежский, Новгородский и Кингисеппский. Наделенные полномочиями представителей обкома партии, располагая опытными кадрами и гораздо большими материальными возможностями, чем районные партийные группы, центры уверенно взяли на себя руководство народной борьбой во вражеском тылу. Они организовывали подпольные ячейки, вели пропаганду и агитацию среди населения, организовывали саботаж политических и экономических мероприятий гитлеровцев, создавали резервы для пополнения рядов партизан и формировали новые отряды, организовывали диверсионные группы, внедряли на службу в органы местного управления своих людей, уничтожали изменников и предателей, создавали базы продовольствия и обмундирования для партизан.

«Принципиально новых задач перед центрами не ставилось, — писал руководитель Луженого центра И. Д. Дмитриев. — Они должны были делать то, чем занимались в прошлом подпольные райкомы. Важная роль отводилась активизации борьбы населения с гитлеровской армией и оккупационными властями: не давать фашистам зерна, срывать лесозаготовки, дорожные и оборонительные работы, портить машины и сырье на предприятиях, уничтожать фашистских генералов и крупных чиновников».

Для работы в тылу врага межрайонные центры располагали всем необходимым — радиостанциями, портативными типографиями «Лилипут», пригодными для печатания не только листовок, но и газет, диверсионной техникой, хорошим вооружением и экипировкой. Об активности их деятельности дает представление уже такой факт: количество газет и листовок, издававшихся в тылу врага, увеличилось в это время в несколько раз. Газеты «Псковский колхозник», «Новосельская правда», «Путь социализма», «Звезда», «Колхозная жизнь», «Колхозная стройка», «Красный партизан», «Партизанская месть», «Патриот Родины», «Народный мститель», «За Ленинград» и многие другие регулярно появлялись в деревнях и селах, в городах и рабочих поселках области.

Создание межрайонных партийных центров не являлось, однако, конечной целью организационных мероприятий обкома. Это была лишь подготовительная ступень к восстановлению районных партийных органов, которые в последующем возглавили вооруженное народное восстание в своих районах.

Я начинал работу в Волховской опергруппе в сложное время. Несмотря на уменьшившуюся в связи с событиями под Сталинградом, на Курской дуге и на других фронтах концентрацию гитлеровских войск в Ленинградской области, командование группы армий «Север» по-прежнему бросало против партизан значительное количество сил. В карательных действиях, начатых еще в мае и продолжавшихся до сих пор, участвовало свыше 40 тысяч солдат и офицеров войск полевой жандармерии и регулярных частей, отозванных с фронта. Против 2-й партизанской бригады имени Н. Г. Васильева были двинуты войска общей численностью до 20 тысяч человек. 12 тысяч карателей вели бои с 3-й, 4-й бригадами и 1-м отдельным полком. Превосходство гитлеровцев в живой силе было десятикратным.

Трудным было и положение межрайонных партийных центров. В докладной записке Центральному Комитету ВКП(б) М. Н. Никитин 1 июля 1943 года писал:

«…Следует отметить, что партцентрам приходится работать в труднейших условиях. В районах действуют многочисленные карательные отряды, в силу чего товарищи вынуждены жить в лесах, соблюдая строжайшую конспирацию, а нередко вступать в бой с врагом, неся при этом потери.

За период с января по 1 июня 1943 г, несколько товарищей погибло в борьбе с оккупантами. Убиты секретарь Лядского РК ВКП(б) тов. Федотов, Пожеревнцкого РК ВКП(б) по кадрам тов. Карпов, председатель Лядского исполкома райсовета тов. Феоктистов, секретарь РК ВЛКСМ — тов. Семенов…» [88]

И все же подпольные центры не снижали активности своей работы. Цитированную записку М. Н. Никитин заключает выводом: «Создание подпольных межрайонных партийных центров себя оправдало».

Гдовский, Стругокрасненский, Лужский, Оредежский, Новгородский и Кингисеппский центры действовали на территории, контролируемой Волховской опергруппой.

Надо отметить, что до августа 1943 года партизанская борьба особенно активно велась в полосе Северо-Западного фронта. Именно здесь находился Партизанский край — арена самой напряженной борьбы на оккупированной территории Ленинградской области в первый период войны. Здесь действовала 2-я ЛПБ, сыгравшая в борьбе с немецкими оккупантами столь заметную роль. С 1943 года наиболее активным партизанским соединением стала 3-я бригада А. В. Германа. Но и она так же, как и 2-я бригада, сражалась южнее железной дороги Псков — Старая Русса. Севернее же этой магистрали развернуть партизанские действия тех же масштабов долгое время не удавалось. Понятно, что чем ближе к Ленинграду, тем выше была концентрация вражеских войск, а это значительно усложняло ведение партизанской борьбы.

Время, однако, требовало расширения границ активных партизанских действий. Я писал уже, что еще летом 1942 года обком ВКП(б) поставил задачу превратить всю оккупированную территорию Ленинградской области фактически в сплошной Партизанский край.

Это решение, несмотря ни на какие карательные мероприятия гитлеровцев, не отменялось, напротив, к середине 1943 года оно требовало скорейшего претворения в жизнь в связи с вызреванием народного вооруженного восстания в тылу врага. Ленинградский штаб партизанского движения, не ослабляя действий в южных районах, продолжал перебрасывать подразделения народных мстителей на север.

В феврале на базе отрядов И. И. Грозного (218 человек) и А. П. Нестерова (72 человека) была воссоздана 5-я ЛПБ, командиром которой стал Константин, Дионисьевич Карицкий, воевавший еще в Партизанском, крае во главе батальона 1-й бригады, а комиссаром — Иван Иванович Сергунин. Оба они были кадровыми военными, оба имели большой партизанский опыт.

Бригада быстро росла. В конце апреля, имея численность порядка 600 Человек, она начала перебазирование из Пожеревицкого района в Стругокрасненский — ближе к Ленинграду. В июне она уже активно действовала на участках, определенных Ленинградским штабом и охватывавших Лужский, Плюсский, Дновский, Порховский, Солецкий, Уторгошский и Батецкий районы области.

В апреле на территории Лядского, Сланцевского, Осьминского, Стругокрасненского и Полновского районов развернули борьбу партизаны 2-й бригады имени Н. Г. Васильева. Численность 2-й ЛПБ в это время составляла 850 человек.

А в конце марта в район озера Черное самолетами была переброшена вновь созданная 11-я (Волховская) партизанская бригада, Командиром ее был назначен Алексей Петрович Лучин, в прошлом секретарь Старорусского райкома партии, а комиссаром — Федор Иванович Сазанов, также партийный работник, бывший до войны секретарем Оредежского РК ВКП(б). Весной 1943 года бригада состояла из 9 отрядов общей численностью 528 человек. Ей предстояло, базируясь в Оредежском районе, действовать и в районах смежных — Красногвардейском, Тосненском, Лужском, Новгородском, Причем в сферу контроля партизан попадала густая сеть вражеских коммуникаций: Варшавская дорога, Киевское шоссе, дороги Ленинград Новгород, Ленинград — Батецкая, Луга — Батецкая — Новгород. Ближе к Ленинграду, чем 11-я, с начала войны не располагалась ни одна партизанская бригада.

Пусть, однако, не сложится у читателя впечатление о том, что произвести передислокацию было легко я просто. Немецкий тыл был в это время взбудоражен действиями партизан до небывалой степени, немецкое командование посылало против них одну карательную экспедицию за другой, причем соотношение сил складывалось всегда в пользу оккупантов. О трудностях, которые пришлось в эти дни преодолеть нашим людям, красноречиво свидетельствует пример 5-й бригады: за время перехода в новый район она потеряла почти треть своей численности — в июне в ее рядах оставалось лишь 337 человек.

И все-таки главная задача была решена: на близких подступах к Ленинграду, севернее Железной дорога Псков — Старая Русса, удалось сконцентрировать значительные партизанские силы. При этом численность бригад теперь постоянно и бурно росла. За лето и осень количество бойцов в той же 5-й бригаде, например, увеличилось до 7000 человек. Местом активных партизанских действий становилась практически вся оккупированная часть области. Центр партизанского движения начал перемещаться в сторону Ленинграда.

 

«ВТОРОЙ ФРОНТ В ТЫЛУ ГЛАВНОЙ ЛИНИИ ОБОРОНЫ»

1943 год, июль — август

Буквально через несколько дней после приезда в Хвойную я оказался в одиночестве: Гузеев вылетел в 11-ю бригаду. К описываемому времени у руководителей Ленинградского партизанского штаба сложилось мнение об ошибочности принятой в этой бригаде тактики: эффективность ее боевых действий оставалась значительно ниже ожидаемой. Гузеев должен был провести инспекцию, результаты которой предполагалось обсудить на специальном заседании Ленинградского штаба, посвященном 11-й ЛПБ. Рассчитывали, что эта командировка продлится несколько дней, но обстоятельства резко изменились, под ударами противника бригада начала рейдовать, и Гузеев застрял во вражеском тылу почти на два месяца. А я оказался в положении человека, которому приходится учиться плавать на глубоком месте.

Одиночество мое было, конечно, относительным. Рядом работали опытные, знающие люди, освоиться в новой должности помогали и довольно частые посещения Хвойной оперативными работниками ЛШПД. Помню, в то время у нас нередко бывал секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), начальник Ленинградского партизанского штаба Михаил Никитич Никитин, его заместитель по оперативной работе Михаил Федорович Алексеев, начальник отдела радиосвязи Александр Михайлович Шатунов. Всегда можно было посоветоваться, всегда можно было рассчитывать на помощь и поддержку начальника Хвойнинской базы Николая Александровича Сухова. Не могу не вспомнить добрым словом и летчиков «партизанского» авиаполка — их командира Николая Антоновича Гриценко, замполита Виктора Павловича Легостина, начальника штаба Якова Григорьевича Жигалева, летчиков Михаила Михайловича Лобанкова, Владимира Васильевича Сиротина, Василия Михайловича Александрова, ответственного за парашютно-десантную службу Григория Антоновича Толярчика.

По роду новых своих обязанностей я должен был поддерживать постоянную связь со штабом Волховского фронта. Здесь состоялось мое знакомство с командующим фронтом Кириллом Афанасьевичем Мерецковым и членом Военного совета, секретарем Ленинградского обкома ВКП(6) Терентием Фомичом Штыковым. Оба они многое сделали для партизан, оба относились к нам чрезвычайно серьезно и заинтересованно. Понятно, что забота о партизанах не была для штаба фронта главным делом, и все-таки на недостаток внимания мы жаловаться не могли. Наши просьбы, как правило, очень быстро удовлетворялись; если же была нужда в том, наши проблемы обсуждались и на Военном совете фронта. Это приносило свои плоды: боевые действия партизан удачно сочетались с ударами войск Волховского фронта. Уже после войны в книге своих воспоминаний «На службе народу» К. А. Мерецков писал: «Полагаю, что историки обратят на это взаимодействие партизан с войсками Красной Армии особое внимание».

Эта особенность партизанского движения в годы Великой Отечественной войны действительно не могла остаться незамеченной. Историки отмечают ее как одну из важнейших. О том же, что думали на этот счет представители командования гитлеровских войск, свидетельствуют слова бывшего генерала вермахта Л. Рендулича: «Централизованность руководства отрядами была очевидна, ибо при подготовке и проведении какого-либо значительного наступления немецких или русских войск партизаны… немедленно активизировали свои действий с целью дезорганизации снабжения и срыва связи между частями немецкой армии, захвата и ликвидации складов с боеприпасами и нападения на места расквартирования войск. Эти действия стали тяжелым бременем для армии и представляли собой немалую опасность. Ни на одном другом театре военных действий не было такого тесного взаимодействия между партизанами и регулярной армией, как на русском».

Главной заботой опергрупп в конце июля была подготовка к разработанной Центральным штабом партизанского движения операции «рельсовая война». Это была одна из крупнейших партизанских акций, в которой одновременно должны были принять участие ленинградские, белорусские, калининские, смоленские, орловские и украинские партизаны. Впоследствии в нее включились и партизаны Прибалтики. На громадной территории, протянувшейся на 1000 километров по фронту и 750 километров в глубину тыла вражеских войск, подразделениям народных мстителей предстояло выходить на железнодорожные магистрали, захватывать многокилометровые участки пути и разрушать их на максимально возможном протяжении. Название «рельсовая война» подчеркивало существенное отличие операции от ранее проводимых диверсий: если до сих пор их объектом были, как правило, вражеские эшелоны, то теперь нападению подвергался сам железнодорожный путь, каждый рельс на нем. В дело должны были включиться не отдельные малочисленные диверсионные группы, а все практически партизанские силы, дислоцировавшиеся вблизи железнодорожных магистралей.

Длина каждого рельса составляет 12,5 метра. Нетрудно подсчитать, что каждые 80 рельсов — это километр. Перебив взрывами специальных толовых шашек каждый рельс на две-три части, партизаны должны были превращать полотно в свалку металлического лома, совершенно непригодного к восстановлению.

Ставка Верховного Главнокомандования советских войск связывала операцию «рельсовая война» со своими планами завершения разгрома гитлеровцев в Курской битве, проведения Смоленской операции и освобождения Левобережной Украины.

В Хвойной состоялось совещание, на которое были вызваны командиры бригад, полков и отдельно действующих отрядов. Проводил его Михаил Никитич Никитин, специально для этого прилетевший из Ленинграда, Секретаря Ленинградского обкома ВКП(б), возглавлявшего областной штаб партизанского движения, знали не только партизаны, но и многие жители оккупированных районов. Среди воевавших в тылу врага имя Никитина имело огромную популярность. Я тоже много слышал о Михаиле Никитиче, но видел его сейчас впервые. В дальнейшем — и в войну, и после нее — мне приходилось встречаться с Никитиным довольно часто, а одно время и работать под непосредственным его руководством. В моей памяти остались самые добрые воспоминания о нем.

Несмотря на занимаемый высокий пост, Михаил Никитич держался всегда удивительно просто, быстро создавал вокруг себя обстановку ничем не стесняемого свободного общения. Он был человеком очень доброжелательным, быстро располагал к себе. С ним легко было говорить прямо, откровенно, правдиво. Да иначе попросту и не получалось. Стеснительность и неуверенность собеседника, говорившего с Никитиным впервые, очень быстро и, казалось, сама собой исчезала. Но никогда Михаил Никитич не заигрывал с людьми, никогда и ни под кого не подстраивался. Те его качества, о которых я только что написал, вовсе не мешали ему быть человеком волевым, решительным, твердым, а порой даже жестким. Он никогда не отказывался до принятия какого-то решения обсуждать его со всеми заинтересованными лицами. Однако, когда решение было уже принято, никакой говорильни не допускал, требовал самого точного исполнения. Именно от него я впервые услышал слова о том, что желающий работать всегда находит способ осуществления задуманного, а нежелающий — причину, на которую можно будет потом сослаться.

…Совещание продолжалось до позднего вечера. Были определены задачи каждого из подразделений, участки их действий, названо время начала операции ночь с 31 июля на 1 августа. Мы обсудили тактику и методы боевых действий, вопросы материального обеспечения, договорились о связи. Поставленная задача стала ясна во всех подробностях. Той же ночью командиры были переброшены самолетами в свои соединения и подразделения.

Начался заключительный этап подготовки. Завершалось обучение всех партизан умению пользоваться взрывчаткой: специально для «рельсовой войны» изготовленными толовыми шашками, имевшими форму куриного яйца, удобными для транспортировки и обладавшими достаточной взрывной силой. В бригадах, полках и отрядах уточнялись мельчайшие детали операции, — ее масштабы требовали предельной точности, слаженности действий всех, даже самых небольших групп.

Огромную работу провела в эти дни партизанская авиация. В тыл врага было переброшено громадное количество груза — взрывчатка, бикфордов шнур, взрыватели, оружие, боеприпасы. Летчики полка Гриценко, работники баз в Хвойной и в Александровской покоя не знали. Каждый самолет совершал по несколько вылетов за ночь.

Чтобы проверить, нет ли в тщательно разработанном плане операции недочетов, могущих повлиять на успех дела, штаб партизанского движения решил провести в ночь с 24 на 25 июля своего рода «генеральную репетицию»: 1-му отдельному полку поручили нанести пробный удар.

В операции участвовало четыре отряда полка. Скрытно сосредоточившись в заданном районе, они развернулись трехкилометровым фронтом, захватили участок железной дороги между Островом и Псковом в районе деревни Стремутка и точно в назначенное время начали взрывать полотно. В результате весь трехкилометровый участок пути был разрушен: на обеих колеях не осталось ни одного неповрежденного рельса. Кроме того, был разрушен мост, уничтожено более 2 километров телеграфно-телефонной связи, убито 50 гитлеровцев. Этот налет подтвердил правильность разработанного плана, а полученный в его ходе опыт штаб использовал в подготовке к операции. И вот наступило 31 июля 1943 года.

* * *

В первую же ночь три действовавшие в полосе Волховского фронта бригады вывели из строя 1032 рельса. На Витебской дороге между станциями Чолово и Торковичи отряды 11-й бригады взорвали 436 рельсов. Около станции Плюсса Варшавской железной дороги отряды 5-й бригады уничтожили 286 рельсов. А отряды 2-й бригады в районе Заречья взорвали мост и 310 рельсов.

Надо сказать, что первый массированный удар по железнодорожным магистралям ленинградские партизаны нанесли вслед за орловскими и на несколько дней раньше основных сил, принявших участие в «рельсовой войне», — на территории других областей эту операцию начали в ночь с 3 на 4 августа. К этому времени сила ударов по вражеским: коммуникациям под Ленинградом заметно возросла, «рельсовая война» стала не краткосрочной кампанией, а постоянной формой борьбы с врагом. Диверсии организовывали не только партизанские подразделения, но и межрайонные подпольные партийные центры. Например, Кингисеппский центр провел серию ударов по Балтийской дороге, которую гитлеровцы считали до этого «спокойной», а Псковский — по дороге Псков — Веймарн, Южнее зоны действий 2-й ЛПБ, Несмотря на все принимавшиеся меры, обезопасить свои железнодорожные коммуникации гитлеровцы уже не могли.

Одну из диверсий «рельсовой войны» мне довелось наблюдать с воздуха.

Пасмурной осенней ночью я летел в обычную при моей теперешней должности командировку — во вражеский тыл. Мне предстояло провести несколько дней в бригаде К. Д. Карицкого.

Наш У-2 будто подвесили на нитке в погребе: холодно, сыро и абсолютно темно. Звезды и луну скрывали плотные облака, на земле же, понятно, свет всегда тщательно маскировали. Мы летели на километровой примерно высоте и скоро уже должны были подойти к месту посадки. Я стал всматриваться вниз, чтобы заметить световой сигнал. И вдруг на земле впереди и справа по курсу ярко полыхнул взрыв, который будто бы потянул за собой целую ленту других, таких же самых. Эта лента растянулась вмиг километра на два или на три и отдаленно напоминала мигающую елочную гирлянду, огоньки которой, хоть и вспыхивали довольно беспорядочно, вырисовывали тем не менее строго определенный контур. Он сохранялся, может быть, минуту, а затем пульсирующая крохотными точками взрывов лента стала разрываться на части, которые в свою очередь тоже дробились, угасая, и вскоре под нами опять была непроглядная темень. Когда самолет совершил посадку, я узнал, что видел диверсию, проведенную на Витебской дороге полком А. Ф. Тараканова из 5-й ЛПБ.

О масштабах «рельсовой войны» под Ленинградом говорят такие цифры: в августе партизаны подорвали свыше 11 тысяч рельсов (это равносильно полному, уничтожению железнодорожного полотна на всем протяжении дороги от Ленинграда до Луги), уничтожили 20 железнодорожных мостов, 34 километра телеграфно-телефонной связи, пустили под откос 21 вражеский поезд. На станциях образовывались гигантские пробки, Эшелоны, ожидавшие восстановления пути, становились прекрасной мишенью для ударов нашей авиации. В конце месяца в Пскове, например, воздушной атаке подверглись сразу 50 застрявших на станции составов. А битва на рельсах между тем еще только разгоралась. К середине ноября общее количество уничтоженных ленинградскими партизанами рельсов перевалило за 52,5 тысячи. Это значит, что из строя был выведен путь общим протяжением более чем 650 километров.

В первых числах ноября партизаны перехватили у деревни Зрячая Гора Карамышевского района большую партию писем гитлеровских солдат к своим родственникам и знакомым.

Часть этих писем была опубликована в декабре партизанской газетой «За Советскую Родину». Почти в каждом из них содержится упоминание о диверсиях на железной дороге, думаю, что читателю будет небезынтересно узнать, как воспринимали «рельсовую войну», те, против кого она велась.

Старший ефрейтор Иозеф Мюллер — своей невесте Анне Грейф:

«Вот я уже три дня сижу в чужой части на расстоянии более чем 100 километров от моего отделения. Очень хотел бы вернуться поездом, но, к сожалению, путь прерван, ибо русские каждую ночь взрывают рельсы».

Старший ефрейтор Руберт Код — своей невесте:

«Вчера партизаны совершили нападение недалеко от нас. Они взорвали поезд с отпускниками, а потом завязали бой. Можешь себе представить, что осталось после этого. Не чувствуешь себя в безопасности даже тогда, когда идешь в уборную. Нигде ни проехать, ни пройти. Эти партизаны орудуют совсем близко от нас. Их силы исчисляются тысячами…»

Старший ефрейтор Курт Лангер — своей жене Хени Лангер:

«Вчера русские опять напали на поезд с отпускниками, при этом были сильные бои, и, конечно, не обошлось без жертв. Теперь… не очень-то приятно ехать в отпуск, ибо только немногие добираются здоровыми до границы государства…»

Ефрейтор Эрнст Трейнер — своей жене: «Почту ты, должно быть, иногда получаешь от меня нерегулярно, ибо партизаны во многих местах взрывают рельсы, так что иногда 2–3 дня нет железнодорожного сообщения…»

И, как резюме, звучат слова, адресованные Вальтеру Торнебруку его отцом:

«Отход наших войск в конце концов обусловлен действиями партизан. Размеры их операций можно себе представить из разговоров с людьми, участвовавшими в их подавлении. Недавно здесь был один из военных, проживающий в нашем квартале. Он… был ранен во время такой операции. Так он описывает это, как второй фронт в тылу главной линии обороны…»

 

ВОЗДУШНЫЙ МОСТ

1943 год, август

В конце августа Никитин вызвал меня в Ленинград. Как выяснилось уже на месте, для получения инструкций и участия в разработке документов, касавшихся продолжения «рельсовой войны». Михаил Никитич познакомил меня с общим планом, который выглядел пока очень схематично. Моя задача заключалась в том, чтобы совместно с оперативными работниками штаба по возможности детализировать этот план в той его части, которая касалась действий в полосе Волховского фронта. Времени отводилось немного: я прилетел в Ленинград ночью, а черновик проекта должен был быть представлен Никитину уже наутро. Следующий день отводился на доработку документа, а вечером — в обратный путь, в Хвойную.

Работы было много, и поэтому свободного времени у меня почти не осталось. И все-таки мне удалось побродить недолго по городу, встречи с которым я ждал уже более двух лет, посетить знакомых.

Он страшно изменился, наш Ленинград. Разрушенные бесчисленными бомбежками и артналетами дома, безлюдные улицы… Нет смысла писать обо всем этом подробно. Я вряд ли сумею добавить что-то существенное к уже созданной рассказами очевидцев, трудом писателей, художников, драматургов, кинематографистов картине трагедии и подвига блокированного Ленинграда. Я увидел немногое. Но и этого мне с лихвой хватило до нынешних дней, хватит и до самой смерти…

Напряженный ритм работы Хвойнинской и Александровской баз, установившийся в период подготовки к «рельсовой войне», сохранялся и в дальнейшем. Нескончаемым потоком шли через линию фронта грузы. Их количество не только не уменьшалось, но неуклонно возрастало. Наши бригады стремительно росли, им требовалось все больше и больше оружия, все больше и больше боеприпасов. Авиационный полк Гриценко, работая уже на последнем пределе своих возможностей, оказался не в состоянии полностью обеспечить снабжение партизан. Недостаток самолетов ощущался с каждым днем все острее, и, наконец, мы вынуждены были обратиться за помощью в Военный совет фронта. Опергруппа просила об откомандировании в ее распоряжение нескольких военно-транспортных самолетов с экипажами и получила их. Стало немного легче. Но все-таки потребности бригад в связи с переходом войны в тылу врага в новую фазу росли значительно быстрее, чем наши возможности.

Самолеты доставляли во вражеский тыл не только грузы. Не менее часто перевозили они и партизан, вышедших из госпиталей и возвращавшихся в свои подразделения. Часто условия не позволяли самолетам садиться, и тогда приходилось наскоро обучать людей простейшим приемам обращения с парашютом. Даже самым кратким курсом парашютной подготовки назвать это сейчас трудно. Утром на аэродром приходила группа партизан, многие из которых никогда и вблизи до этого не видели не только парашюта, но даже самолета. А уже к вечеру они деловито размещались в пассажирском отсеке транспортной машины, которая уносила их к месту сброса, и первый в своей жизни прыжок им приходилось совершать никак не в порядке тренировки.

Я никогда не переставал удивляться чудесам, которые творил до фанатизма влюбленный в свое, дело руководитель парашютно-десантной службы Григорий Антонович Толярчик. Мизерность сроков, отводимых ему для подготовки людей к прыжкам, была совершенно очевидной. И тем не менее я не помню ни одного случая неудачного десантирования. Все его ученики удивительно быстро и неизменно успешно осваивали парашют и улетали во вражеский тыл, нисколько не сомневаясь в достаточности своей подготовки. Через руки Толярчика прошли командиры полков П. Ф. Скородумов и Н. А. Волобуев, командиры отрядов В. Д. Шапошников, Б. И. Эрен-Прейс и многие, многие другие. А ведь Григории Антонович должен был успевать еще готовить для сброса на парашютах весь направляемый в бригады груз.

Однако он успевал делать все и никогда не жаловался на недостаток времени.

Вообще о наших «партизанских» летчиках можно было бы рассказать чрезвычайно много интересного. И мне очень жаль, что в военной литературе их жизнь не нашла пока достойного отражения. Она была не менее яркой, не менее героической, чем жизнь летчиков других родов военной авиации. Если же говорить о том, что значила их боевая работа для каждого воевавшего во вражеском тылу, можно не опасаться впасть в крайность: переоценить факт существования воздушного моста, накрепко связывавшего партизан с советским тылом, попросту невозможно.

Я писал уже о том, что самолеты доставляли нам и оружие, и боеприпасы, и продовольствие, и обмундирование. Писал, как много значила возможность получать почту — свежие советские газеты, письма от родных, Окруженные врагом, мы не чувствовали себя оторванными от Родины, и это было самое главное. А сколько партизан обязаны летчикам жизнями! Ведь пока не появилась возможность отправлять наших раненых в советский тыл, сколько людей погибло даже не от тяжелых — от средней тяжести рая! Но уже осенью 1941 года летчик 3-го авиаполка А. З. Шелест первым посадил свой самолет на подготовленную партизанами площадку.

И вслед за ним пошли другие летчики — сначала в Партизанский край, потом во все районы области.

Я сам был свидетелем того, как начальник штаба 4-го авиаполка Я. Г. Жигалев, летчики Н. В. Алексеев и другие буквально из-под носа карателей вывезли летом 1943 года из 11-й бригады более 70 раненых.

Немногим раньше столько же раненых было эвакуировано из 5-й бригады, причем погода в те дни стояла нелетная, но каждый участвовавший в этой операции совершил за ночь по несколько вылетов во вражеский тыл. Последние самолеты возвращались на базу уже с рассветом. В январе 1944 года из той же 5-й бригады летчики эвакуировали за ночь 105 раненых. Это — подвиг. Без всяких преувеличений.

Я знал многих летчиков и 3-го и 4-го авиаполков. Не могу не говорить о них с глубочайшим уважением, с глубочайшею признательностью. Я. Г. Жигалев, М. А, Никифоров, М. М. Лобанков, С, Н. Рыбаков, В. М. Александров, В. В. Сиротин, Н. В. Алексеев, А. И. Передери, И. Д. Черкашин, Н. И. Синицын, И. И. Рышков, Е. И, Реут, Н. П. Сабуров, Б. И. Соколов, Их и их товарищей по оружию знали и любили, им были обязаны, им радовались в каждом отряде.

Не могу не рассказать подробнее о Якове Григорьевиче Жигалеве. Начальник штаба полка. Летал при этом ничуть не меньше других, причем часто в самое пекло, предпочитая рисковать собой, а не своими подчиненными. Так вот, был он инвалидом. В 1933 году, будучи летчиком-инструктором, потерпел аварию и лишился левой ноги. С полетами ему пришлось, конечно, расстаться. Но когда началась война, он добился права встать в строй. И воевал до победы. Среди его боевых наград три ордена Красного Знамени.

Ходил Жигалев, заметно прихрамывая, но никакой ущербности не чувствовал, а над протезом своим только посмеивался. Вот, например, как он рассказывал об одном из своих боевых вылетов зимой сорок второго года. Летел он тогда на У-2, не имевшем, как известно, никакой броневой защиты, и попал под сильный вражеский огонь.

— Представь себе, как саданет рядом — изрешетило всю кабину, приборы вдребезги, а пара осколков — в протез! Только клочья полетели! Теперь смотри: если бы своя нога — госпиталь, а то и хуже. Мог бы и не долететь. А так хоть бы что. Вернулся, протез отстегнул и в ремонт. Ни тебе операций, ни перевязок…

Историю эту он, правда, рассказал не до конца. Наверное, потому, что конец был не такой развеселый.

Выйдя из-под огня, он тянул потрепанную машину к линии фронта, и здесь его снова обстреляли. На этот раз везенья не было: осколки попали и в правую ногу, и в руку, и в лицо. Самолет перестал слушаться, упал в лес. Но Жигалев добрался все-таки до какой-то нашей части, оттуда его отвезли в госпиталь, выходили, и он опять оказался в строю.

Интересной была судьба самого молодого из командиров тяжелых по тем временам транспортных машин ЛИ-2 Владимира Васильевича Сиротина. Он и доныне живет в Ленинграде, после войны стал летчиком Аэрофлота, удостоен звания «Заслуженный пилот СССР».

В мае 1943 года Сиротин летал еще на У-2. Во время одного из полетов во вражеский тыл был сбит, но сумел при падении смягчить удар и остался жив. Место аварии его машины заметил пилот другого самолета У-2, летевшего на это же задание, С. Гвоздев. Совершив посадку на партизанском аэродроме, Гвоздев забрал раненых и благополучно вернулся на базу. Но тут же взлетел снова: вместе со штурманом Ф… Бондаренко он спешил на помощь Сиротину. И… был сбит на том же самом месте. К счастью, и на этот раз падение оказалось благополучным — и летчик, и штурман остались живы. А дальше все трое оказались в одном из отрядов 6-й бригады. Обстановка была сложной, и отправить их в советский тыл долго не могли. Летчики превратились на время в партизан, воевали на земле.

Были в практике наших авиаторов и такие полеты, которые вполне могли бы дать пищу для сценария остросюжетного фильма. Вот один из них.

Ленинградский штаб партизанского движения приказал доставить в советский тыл руководителя Псковского межрайонного партийного центра В. Ф. Михайлова. Партизанских аэродромов поблизости не было, и подпольщики решили организовать посадку нашего самолета на вражеский аэродром недалеко от Пскова. Этот аэродром немцами временно не использовался, на нем был оставлен только взвод охраны.

Операцию подготовили тщательно. Жители соседней деревни запасли солидное количество самогона, а 14 сентября, зная, что у одного ефрейтора из охраны аэродрома день рождения, сделали так, что самогон этот попал к немцам. Те устроили на радостях перворазрядную попойку и веселились до того самозабвенно, что не слышали ничего вокруг. А тем временем летчик В. Л. Семенов посадил свой У-2 на аэродром, забрал Михайлова и преспокойно взлетел. Охранники догадались, что у них под носом что-то ночью произошло, лишь на следующий день, когда, протрезвев, обнаружили на снежной целине следы самолетных лыж.

157 вылетов к партизанам совершил летчик И. И. Рышков, 138 — Е. И. Реут, 117 — командир звена Н. И. Синицын. О них и многих других хотел бы я рассказать, но объем книги не позволяет. Приведу поэтому только выдержку из приказа начальника ЛШПД М. Н. Никитина об итогах боевой деятельности 4-го авиаполка:

«28 июня 1944 г.

Ленинградские партизаны в своей беспримерной, героической борьбе с фашистскими разбойниками получили значительную помощь и поддержку от 4-го отдельного авиационного полка Гражданского воздушного флота, обслуживавшего в период с августа 1942 года по май 1944 г. нужды партизанского движения в Ленинградской области. За это время благодаря хорошей работе летно-технического состава полка было заброшено в тыл противника 2762 командира и бойца партизанских отрядов и подпольных партийных работников.

В апреле 1943 года менее чем за 7 дней в тыл врага для боевой работы на важнейших коммуникациях противника на самолетах У-2 и Р-5 была переброшена партизанская бригада тов. Бредникова в количестве 450 человек со всем боевым снаряжением и необходимым запасом продовольствия…

…Полком доставлено в тыл противника действующим партизанским бригадам и отрядам свыше 15 тысяч винтовок и автоматов, 16 млн. различных патронов, 170 тонн взрывчатки, 180 тонн продовольствия, свыше 5 млн. экземпляров газет и листовок, а также медикаменты, инженерное и другое имущество. Из тыла противника вывезено около 2000 раненых партизан. Всего полком сделано 3038 боевых ночных вылетов, из них 629 с посадкой в тыл противника.

…За образцовое выполнение боевых заданий Ленинградского штаба партизанского движения 198 человек летно-технического состава полка награждены орденами и медалями СССР и 68 человек — медалями „Партизану Отечественной войны“…» [93]

 

«БРИГАДА ВЫШЛА ИЗ КОЛЬЦА ЭКСПЕДИЦИИ В РАЙОН РУГОДЕВСКИХ ЛЕСОВ…»

1943 год, 5–6 сентября

С напряженным вниманием следили мы за положением на фронтах войны. Лето 1943 года было богато событиями, которых после победы под Сталинградом с нетерпением ожидали все. Мы верили, что по гитлеровским войскам будет нанесен новый мощный удар, и жили его ожиданием. Но первые сообщения о развернувшейся гигантской битве были для нас, не знавших, конечно, замыслов советского командования, тревожными.

5 июля гитлеровцы из районов Орла и Белгорода начали мощное наступление на Курск. Стремясь расчленить советские войска у основания выступа, вклинившегося на многие километры в оборону войск вермахта, гитлеровские генералы рассчитывали отсечь этот выступ, изолировать его, окружить, а затем уничтожить бившиеся на этом участке фронта части Красной Армии. Планировалось по сути дела то же самое, что было осуществлено под Сталинградом. Только на этот раз в «котле» должны были оказаться наши армий.

Однако планам гитлеровцев не дано было осуществиться. Советское командование ждало этого удара, хорошо было подготовлено к нему, располагало достаточным количеством сил для ответных действий. Наступление было остановлено, неприятеля вынудили перейти к обороне, а затем по нему ударили сначала Западный и Брянский фронты, перешедшие 12 июля в решительное контрнаступление против орловской группировки врага, а затем, 15 июля, Центральный фронт, К 18 августа после яростных многодневных боев окончательно потерявшие инициативу гитлеровцы были отброшены на рубеж юго-восточнее Брянска. 3 августа началось контрнаступление Воронежского и Степного фронтов против белградско-харьковской группировки войск противника. 5 августа были освобождены Орел а Белгород, а 28 августа — Харьков.

За 50 дней непрерывных ожесточенных сражений войска Красной Армии начисто разгромили 30 гитлеровских дивизий, 7 из которых были танковыми. Враг потерял свыше 500 тысяч своих солдат и офицеров. Курская битва положила конец наступательной стратегии гитлеровского командования. Коренной перелом в Великой Отечественной войне был завершен. Стратегическая инициатива, захваченная Красной Армией под Сталинградом, окончательно закрепилась за ней.

Все это отзывалось унынием в рядах гитлеровских армий и новым подъемом вооруженной народной борьбы во вражеском тылу. На наших глазах развивался тот самый процесс, который в последствии был описан в «Истории КПСС» следующими словами: «…партизанское движение в 1943 году стало массовым, превратилось в грозную силу для врага… Широкий размах партизанское движение получило в оккупированных областях РСФСР — Ленинградской, Орловской, Смоленской и Калининской, на Украине, в Белоруссии и в Крыму, Оно быстро нарастало в Латвии, Литве, Эстонии, Молдавии. К концу 1943 года насчитывалось свыше миллиона вооруженных партизан…»

* * *

На моем столе лежала радиограмма. Я смотрел на только что принесенный дежурным радистом бланк, в голове прыгали какие-то мысли, вспыхивали и тут же исчезали обрывки воспоминаний, образуя несусветную сумятицу, и сквозь все это проступали написанные карандашом слова: в ночь с 5 на 6 сентября погиб Герман.

Как-то особенно долго не мог я сосредоточиться. Все мы понимали, конечно, самую что ни на есть реальную возможность гибели любого из нас. Мы давно привыкли к этой мысли и, наверное, поэтому редко к ней возвращались. Когда вокруг тихо, незачем омрачать себе существование размышлениями о смерти, а в бою, в минуты реальной угрозы, думать об этом попросту некогда. И каждая смерть больно ударяла по сердцу.

Сколько погибло моих боевых товарищей! Пикарчук, Савченко, Кныш, Гусев, Курбит, Харченко, Глебов, Пушкин, Пахомов, Васильев… И вот теперь Герман. Казалось бы, ко всему должны были мы привыкнуть. Но сознание упорно отказывалось в первые минуты приникать эту страшную весть — погиб. Я никак не мог поверить в то, что Саши Германа уже нет, что осталась о нем только наша память в теперь самое большее из того, что можем мы для него сделать, передать эту память людям и заботиться о том, чтобы была она вечной.

Под некрологом, опубликованным 14 сентября 1943 года в газете «За Советскую Родину», стоит и моя подпись. Но еще и тогда, помню, все во мне сопротивлялось жестокости произошедшего. Позже, будучи вызван в Ленинград, я прочел в штабе партизанского движения донесение начальника политотдела 3-й бригады М. Л. Воскресенского. Этот документ дает наиболее точное представление об обстоятельствах гибели Александра Викторовича.

«В первых числах сентября немцы начали крупную карательную экспедицию, направленную главным образом против партизан 3-й бригады.

5 сентября 1943 года бригада стояла в районе деревень Шариха и Станки Новоржевского района Калининской области. Стянув в этот район крупные силы, немцы еще в первой половине дня завязали бой на участках 2-го и 1-го полков, и к вечеру дислокация бригады была обложена со всех сторон. Весь день над расположением отрядов кружились немецкие самолеты и сбрасывали листовки. В этих листовках было написано: „Вы окружены 6000 немецких солдат. Ваше сопротивление бессмысленно. Сдавайтесь в плен. Со всеми сдавшимися в плен партизанами будут обращаться так же, как с пленными красноармейцами“. Листовка подтвердила еще раз, что мы имеем дело с организованной карательной экспедицией. Командование бригады приняло решение выйти из зоны действия экспедиции на юго-восток.

Бригада выступила с наступлением темноты. Для ликвидации засад противника, которые должны были встретиться в пути нашего движения, Александр Викторович приказал выделить боевой отряд. У дер. Житница идущий впереди колонны полк тов. Худякова был обстрелян засадой немцев, расположенной на высотах и в самой деревне. Позднее было установлено, что в Житнице находилась не засада, а стоял гарнизон, численностью в 500 человек, и располагался штаб группировки карательной экспедиций.

Выход был один — разгромить этот гарнизон и с боем выйти из вражеского кольца.

Ленинградский полк Худякова прорвал немецкую оборону, ворвался в деревню и с боем прошел. В этом бою пали героической смертью начальник штаба полка тов. Бойков и начальник санитарной службы полка тов. Добрягин. Командир полка тов. Худяков был тяжело ранен. Шедший в это время вслед за полком Худякова 4-й полк тов. Ефимова был значительно слабее в боевом отношении, так как личный состав его в основном состоял из людей, недавно вступивших в отряды и еще не обстрелянных в достаточной степени. Поэтому 4-й полк не сумел воспользоваться прорывом и пройти вслед за полком Худякова. Враг сразу же снова закрыл проход.

Тов. Герман, видя замешательство 4-го полка, отдал приказ отряду № 11, который двигался со штабом бригады за 4-м полком, выдвинуться вперед и сам повел отряд на штурм высоты, занимаемой противником, С маузером в руке, с криком: „Вперед! За Родину!“ — Александр Викторович бросился на немцев. Бойцы устремились вслед за Александром Викторовичем. Каратели с высоты были сбиты. Вместе с тов. Германом шли его адъютант тов. Лемешко и начальник штаба бригады тов. Крылов. Лемешко ранило, Александр Викторович отправил его назад.

Продолжая идти вперед, Александр Викторович сказал мне; „Я ранен“. Когда ему предложили идти в санитарную часть, он резко отказался. Так же резко он отказался от перевязки, когда к нему подошла медицинская сестра.

Уже раненный, Александр Викторович крикнул: „Друзья, вперед, на деревню!“ Отряд ворвался в Житницу. Фашисты отчаянно сопротивлялись. Они бросали из-за углов гранаты, стреляли из пулеметов и автоматов, но партизаны, предводительствуемые своим любимым комбригом, громили немцев до тех пор, пока не выбили их из деревни. Тов. Герман вместе с отрядом вбежал в деревню. Рядом с ним был раненый начальник штаба бригады тов. Крылов и его адъютант тов. Синельников. Синельников рассказывает: „Александра Викторовича ранило в голову. Он вскрикнул и упал“… Имея на руках раненого Крылова, Синельников снял с убитого снаряжение. В это время немцы открыли ураганный огонь по деревне, и все попытки вынести тело командира потерпели неудачу.

Тов. Ломовцев с группой разведчиков через день пробрался на место боя. Умело скрываясь, минуя вражеские гарнизоны и засады, разведчики проникли в дер. Житница, нашли тело Александра Викторовича, вынесли его, положили на подводу и днем, с большим риском наткнуться на немцев, привезли его в бригаду за 30 км (от места боя).

Немецкий гарнизон в дер. Житница был разгромлен. На улицах деревни и на ее подступах валялось 370 вражеских трупов, 8 сожженных автомашин, 1 орудие, 1 миномет, 33 лошади и 5 повозок с боеприпасами.

Бригада вышла из кольца экспедиции в район Ругодевских лесов…» [95]

…Тело Германа было переправлено на самолете в советский тыл. Похоронили Александра Викторовича на площади Свободы в Валдае, рядом с Николаем Григорьевичем Васильевым.

 

НАКАНУНЕ РЕШАЮЩИХ ПЕРЕМЕН

1943 год, сентябрь

Прошел уже год с того дня, когда, выполняя приказ Васильева, я вывел из окружения в Партизанском крае свой полк и ушел с ним на юг. Это было тяжелое время. Под напором многократно превосходивших нас сил мы были вынуждены оставить обжитой район и уйти на поиски и освоение новых мест. В истории партизанского движения на территории Ленинградской области произошел тогда крутой поворот.

Хочу отметить здесь существование пробела — и, на мой взгляд, весьма досадного — в исследованиях, посвященных партизанской войне на территории нашей области. Ни в одном из них не нашел я конкретной периодизации, ни один из историков не сказал: вот это первый этап, он характерен тем-то и тем-то, а вот это — второй, третий… А ведь для правильного понимания развития того или иного исторического процесса такой подход просто необходим.

Единственный автор, который подошел к решению названной задачи почти вплотную, -Ю. П. Петров, чрезвычайно добросовестную и ценную монографию которого я неоднократно упоминал уже в своих записках. Но и он четкой периодизации все-таки не дал. Считаю поэтому необходимым высказать свое мнение, заранее, впрочем, оговорив, что на строгую научность, подетальную разработанность оно не претендует.

В первый, начальный период шел процесс становления: вооруженная борьба во вражеском тылу обретала свои формы, вырабатывались также и формы централизованного руководства ею. Этот процесс закончился в основном уже к сентябрю — октябрю 1941 года. Главной ареной борьбы с оккупантами в их тылу стал Партизанский край.

Именно постоянность места базирования основных партизанских сил составляет отличительную черту второго периода борьбы в тылу врага под Ленинградом. Формы и методы этой борьбы, формы и методы руководства движением не претерпели уже практически до самого освобождения области от захватчиков существенных изменений-они только совершенствовались, В зависимости от обстоятельств изменялась только тактика. Этот период охватывает время с октября 1941 года по август 1942 года.

Третий период характерен тактикой рейдов. Партизанский край удержать не удалось. Создать новый в каком-то другом месте — тоже. Наши подразделения были вынуждены действовать, не имея постоянных мест базирования.

Четвертый, заключительный период начался осенью 1943 года. Его характерной особенностью стало превращение партизанского движения во всенародное — на базе создания новых, полностью очищенных партизанами от оккупантов районов. Вспыхнуло народное вооруженное восстание. Вся оккупированная территория Ленинградской области превратилась по сути дела в сплошной Партизанский край.

Я хотел бы в этой связи поделиться с читателями некоторыми своими соображениями по поводу сравнения обозначенных мною второго периода с третьим. Дело в том, что здесь имеются до сих пор разночтения и нет-нет да приходится выслушивать суждения довольно странного толка.

Есть такая формулировка: «ликвидация Партизанского края». Она по сути верна — в самом деле, раз края не стало, значит, мы вправе сказать, что он был ликвидирован. Но вот как раз это слово — «ликвидация» — и дало почву для кривотолков.

Кто ликвидировал Партизанский край? Если немцы, значит, это было поражение. Если советское командование — значит, это признание ненужности края. Рассуждение простое и подкупающе доходчивое. Добавьте к этому явно негативный характер самого слова «ликвидация» (ликвидируют ведь всегда то, что не нужно, что мешает) — и… все запутается окончательно.

О том, что четвертая карательная экспедиция не привела оккупантов к победе, а партизан к поражению, я писал уже выше. Задачей карателей было уничтожение наших бригад, но это им не удалось. Интенсивность наших боевых действий не стала в тот период меньшей, изменился только их район.

Значит, край был ликвидирован советским командованием? Значит, сама его идея оказалась несостоятельной? Тоже неверно. Выход из края был мерой вынужденной, общая установка оставалась прежней: вся Ленинградская область должна быть превращена в Партизанский край. Так оно и стало впоследствии.

Но откуда же тогда кривотолки? Дело здесь, по-моему, вот в чем.

Еще в 1942 году, в самый активный, плодотворный и устойчивый период существования Партизанского края, как среди некоторых руководителей, так и среди участников борьбы во вражеском тылу получило распространение довольно странное, на мой взгляд, мнение: создание краев, в особенности же оборона их от карателей — дело слишком трудное, неперспективное, а поэтому и ненужное. Оно не только заранее обречено на провал, но еще и отвлекает партизан от выполнения основных задач, Выше я писал уже о том, что такой точки зрения придерживался, в частности, Александр Викторович Герман, считавший действия рейдующих партизанских подразделений гораздо более эффективными и относившийся поэтому к самой идее края довольно скептически. Впоследствии на такую позицию встали и некоторые историки, упоминающие стыдливо о каких-то «ошибках», допущенных якобы в крае, но ни слова, однако, не говорящие о том, что же это за ошибки были. Мне кажется, что и здесь причина заблуждения все в той же формулировке: «ликвидация Партизанского края». Если же вернуться к практикам, я назову еще только одну, но хорошо известную фамилию: К. Д. Карицкий, командир 5-й ЛГШ.

Константин Дионисьевич, как и Герман, всегда был сторонником действий стремительными и неожиданными рейдами, доказал на практике их высочайшую эффективность. Если бы весной сорок третьего у него спросили, что он предпочитает, рейдовать или создать новый Партизанский край и действовать с его территории, — он, безусловно, ответил бы: «Только рейдовать!» И осенью 1943 года первым в Ленинградской области… создал фактически новый Партизанский край. Это особенно интересно еще и в той связи, что именно в то время и именно 5-я бригада стала наиболее активной среди воевавших на оккупированной территории Ленинградской области.

Наблюдая за боевыми действиями в немецком тылу, я все время ожидал услышать из официальных источников такие слова: «Поставленная обкомом ВКП(б) летом 1942 года задача расширения границ Партизанского края успешно рыполняется». По сути дела, мы видели именно это. Но размах происходившего требовал обозначения другими словами: «вооруженное народное восстание». Рядом с ним понятие «Партизанский край» — пусть даже самый огромный — блекло. И его «сняли с вооружения».

Суть же, конечно, не в словах, не в названиях. Я возвращаюсь к термину «Партизанский край» только потому, что стремлюсь избежать путаницы, обязательно возникающей тогда, когда смешиваются разные понятия и забывается перспектива описываемых событий. Восстание — это форма действия, Партизанский край — форма организации, так что одно другого не исключает. Что же касается перспективы, то она выглядела только так: в 1942 году Ленинградский обком партии нацелил партизан на расширение границ края и, пережив трудности конца 1942-го и начала 1943 годов, временно взяв на вооружение как основную тактическую форму действия рейдами, партизанские бригады осенью 1943 года в основном именно эту задачу и выполнили. Абсолютно прав доктор исторических наук Н. И. Макаров, пишущий: «…безусловно неверной считаем мы ту точку зрения, будто бы партизанские края и борьба за их сохранение лишь затрудняли и осложняли дело, тормозили развитие партизанской борьбы, приносили малый эффект… Рейды и партизанские края, как показывает опыт, нельзя противопоставлять друг другу, умалять значение одних и отдавать предпочтение другим. Создание партизанских краев не было самоцелью. Они возникали лишь тогда, когда для этого складывались достаточные предпосылки, и ликвидировались, когда изменялась обстановка и удержание краев становилось трудным и нецелесообразным». Осенью 1943 года все предпосылки для превращения оккупированной территории Ленинградской области в сплошной Партизанский край были созданы. Оставалось только воспользоваться ими. Как раз об этом я и хочу повести дальше речь. Однако здесь необходима некоторая оговорка. К настоящему времени боевая деятельность партизан, воевавших в тылу врага в полосе Волховского фронта, получила уже довольно подробное освещение в печати. Рассказы о ней можно найти в сборниках, ей посвящались отдельно вышедшие книги и брошюры. Особое место в этом ряду занимают работы ленинградских историков Панкратия Романовича Шевердалкина и Василия Петровича Самухина. Оба они — непосредственные участники борьбы в тылу врага. П. Р. Шевердалкина я уже упоминал выше — это его сменил я летом 1943 года в должности заместителя начальника Волховской оперативной группы Ленинградского штаба партизанского движения.

А В. П. Самухин командовал в годы войны партизанским отрядом, затем воевал в составе 11-й ЛПБ, в 1944 году был помощником начальника штаба бригады. В работах П. Р. Шевердалкина и В. П. Самухина действия основных партизанских сил в полосе Волховского фронта — 5-й и 11 — и бригад — освещены весьма широко.

Памятуя обо всех этих публикациях, я не ставил перед собой задачу подробного описания действий бригад. Остановлюсь только на важнейших, по моему мнению, моментах в их жизни, а также на событиях, свидетелем или участником которых был я сам. В этой связи считаю необходимым подчеркнуть, что написанное мною ни в коем случае не претендует на право называться полным описанием. Читатель держит в руках воспоминания бывшего партизанского командира, знакомится с его размышлениями о том или ином событии — не более.

* * *

Я писал уже о том, что севернее железной дороги Псков — Старая Русса находились районы, освоить которые партизанам длительное время не удавалось. Чрезвычайно заманчиво было сосредоточить здесь силы еще в самом начале войны: железные и шоссейные дороги, пересекавшие эти места, имели важное стратегическое значение. Именно по ним перебрасывалась большая часть грузов для гитлеровских войск, противостоявших войскам Ленинградского и Волховского фронтов. Однако немецкое командование тоже понимало значение района и расположило здесь десятки крупных гарнизонов. Пожалуй, нигде в области не было сосредоточено столько охранных войск: до шести дивизий. Вот почему история освоения этих районов партизанами была в первой своей части трагической.

Еще в двадцатых числах июля 1941 года здесь попытался развернуть боевые действия 5-й Ленинградский партизанский полк вод командованием К. Н. Валовича. В сентябре под непрерывными ударами врага он был рассеян и фактически прекратил свое существование. Полк понес огромные потери, только немногим из партизан удалось, объединившись в маленькие группы, просочиться через линию фронта. Примерно в то же время здесь были разгромлены партизанские отряды Плюсского, Уторгошского и Стругокрасненского районов.

Зимой 1941/42 года район пыталась освоить 1-я Волховская партизанская бригада. Но ее судьба по сути дела очень мало чем отличалась от судьбы полка Валовича.

Созданный в конце 1942 года Оредежский межрайонный подпольный партийный центр был полностью уничтожен карателями. И этим список наших неудач не исчерпывался. Мне, например, довелось на собственном опыте убедиться в полной почти невозможности освоения этих районов, когда осенью 1942 года я привел сюда из Партизанского края остатки своего полка. Вместе с бригадой А. В. Германа мы пытались зацепиться здесь и не смогли, вынуждены были уйти на юг.

К лету 1943 года, когда на север вышла бригада К. Д. Карицкого, обстановка здесь отнюдь не стала более благоприятной. Достаточно назвать только соотношение сил: 337 партизан бригады (численность на 30 июня 1943 года) против 5000 карателей, поддержанных танками, артиллерией и авиацией. В июне положение бригады было критическим. В многодневных боях и во время труднейшего перехода в новый район боевых действий она потеряла, казалось, все силы. Не было возможности принимать самолеты из советского тыла, постоянные бои и маневрирование затрудняли заготовку продуктов. Возникла острая нехватка патронов, люди голодали, многочисленные раненые сковывали движение.

И все-таки бригаде Карицкого удалось выстоять. Больше того, она не только укрепилась в новом районе, но с конца лета начала стремительно расти. Что же касается активности ее боевых действий, то о ней дает представление хотя бы такая вот краткая хроника середины июля:

ночь на 14.07.43 — на шоссе Уторгош — Николаеве взорван мост через реку Черная;

ночь на 15.07.43 — на шоссе Уторгош — Николаеве уничтожен штабной автобус с 18 офицерами;

16.07.43 — в лесном бою около деревни Николаево убито и ранено более 80 гитлеровцев;

ночь на 18.07.43 — сожжен льнозавод в деревне Хредино, разгромлены Павская и Всинская волостные управы, взорван мост на Киевском шоссе;

24.07.43 — уничтожена охрана лагеря военнопленных в деревне Уторгош, заключенные освобождены, большинство из них влилось в состав бригады.

Нельзя не отметить и успешной работы партизан бригады с местным населением. Отлично понимая, что это и есть одно из главных звеньев, держась за которое, можно, по ленинскому определению, «вытянуть всю цепь», командование 5-й ЛПБ придавало работе с населением особое значение. Ее вели постоянно и всеми имеющимися силами: каждый отряд, каждая диверсионная группа, отправляясь на задания, обязывались вести пропаганду и агитацию среди местных жителей. Таким образом зона политического воздействия бригады распространялась и на районы, находившиеся в значительном удалении.

Политотдел бригады, возглавляемый опытным партизаном, в прошлом секретарем Оредежского райкома партии, Иваном Ивановичем Исаковым, организовал выпуск и постоянно распространял на значительной территории многочисленные листовки, обращения к населению, бригадную газету «Партизанская месть».

Они несли жителям оккупированных районов правду о событиях на фронтах войны, ориентировали советских граждан в складывавшейся обстановке, звали к активным действиям против оккупантов.

Все это приносило свои плоды. Сотни и сотни крестьян, представителей местной интеллигенции становились активными помощниками партизан. В ряды борцов вставали даже священнослужители. Помню одного из них — Ф. А. Пузанова. Он был впоследствии награжден медалью «Партизану Великой Отечественной войны». Благодаря активной работе среди населения бригада получила надежную опору во всех своих делах, прочный резерв для своего пополнения.

Чтобы читатель яснее представил себе, насколько стремительно пополнялась бригада, приведу несколько цифр. В начале сентября в связи с наметившимся притоком свежих сил 5-я ЛПБ произвела реорганизацию своей структуры. На смену отрядам пришли полки: П. Ф. Скородумова, А. Ф. Тараканова и С. Н Чебыкина. Численность бригады составляла 438 человек. Но уже к началу октября, всего только через месяц, в бригаде было 3500 бойцов, был организован еще один полк — В. В. Егорова, бригада стала крупнейшей в области и продолжала стремительно расти. Думаю, что комментарии здесь не нужны.

Создание полков и предоставление им большей, чем отрядам, самостоятельности и инициативы потребовали закрепления за ними определенных зон базирования и боевых действий. Полку Скородумова была отведена зона между Плюссой и Стругами Красными, полку Тараканова — между Плюссой и Лугой, полку Чебыкина — между Уторгошем и Батецкой, полку Егорова — между Уторгошем и Сольцами. Таким образом, на огромной территории протяженностью о севера на юг до 100 и с востока на запад до 75 километров все участки Варшавской и Витебской железных дорог, все шоссейные дороги оказались под контролем партизан. 5-я бригада, действуя с каждым днем все увереннее и масштабнее, становилась фактически хозяином нового, ничуть не уступавшего первому, а во многом и превосходившего его Партизанского края. Для того чтобы район ее боевых действий получил право так называться, оставался один шаг; уничтожить волостные и местные управы и создать органы нашей власти.

 

«К ОРУЖИЮ, ТОВАРИЩИ!»

1943 год, сентябрь — октябрь

Победы давались нам нелегко. И не только в том дело, что воевали мы с противником очень сильным. Были и наши просчеты. Не по злому умыслу они совершались, не по глупости, не по трусости или неспособности действовать здесь тоже нельзя упрощать. Шла борьба, участвовали в ней тысячи людей, все они стремились к победе. Но пути к ней выбирали не всегда одинаковые и не всегда, к сожалению, безошибочно.

* * *

23 сентября в Хвойную возвратился наконец из затянувшейся своей командировки в 11-ю бригаду Гузеев, Прилетел усталым, похудевшим, обросшим и обносившимся. Почти два месяца пробыл он в немецком тылу, причем на них пришлась особая активность карателей. Впрочем, времени на отдых ему не дали вызвали в штаб. Вместе с ним вылетел в Ленинград и я.

О причине такой поспешности я узнал только в штабе. Бригада, из которой Гузеев только что вернулся, вопреки решениям ЛШПД покинула район боевых действий и двинулась на юго-запад. С точки зрения работников штаба (да и можно ли было иметь иную!), это было ЧП. Впрочем, обратимся к рассказу участника событий — автора книги «Волховские партизаны» В. П. Самухина: он, как я уже писал, сам воевал в 11-й бригаде.

В конце сентября активность карателей пошла на убыль. Бригада, рассредоточившая до этого свои силы для отрыва от преследования, вновь собрала отряды. И вот что за этим последовало:

«Сразу же устроили совещание командно-политического состава… Надвигалась осень, а в бригаде плохо было с обувью, обмундированием, продуктами. Кругом рыскали карательные отряды. Большинство командиров считало, что бригада не сможет действовать здесь в зимних условиях, и предложило перейти в западные районы. Гузеев поддержал это предложение.

Были разработаны три маршрута движения бригады на юго-запад к новым местам действий. 23 сентября в советский тыл на самолетах отправили раненых и начальника Волховской оперативной группы. Через некоторое время бригада тремя колоннами двинулась в путь…»

Помню, первое, что сказал Никитин, выслушав доклад Гузеева, было:

— Значит, совещание провели… Да кто же давал право командирам отрядов решать такие вопросы! Что у них там — партизанская бригада или колхоз? Опять совещаниями заболели…

Надо сказать, что в начале войны многие партизанские отряды действительно пережили «болезнь совещаний». Митинговали по любому поводу, иногда даже в боевой обстановке. И Ленинградский штаб приложил много сил к тому, чтобы руководство партизанскими подразделениями велось так же, как армейскими. Это было трудно: все-таки партизаны — не армия. Но так или иначе, а порядок был наведен. В этой связи рецидив старой «болезни» в 11-й бригаде выглядел какой-то нелепицей. Причем для иллюстрации порочности подобного метода руководства лучшего примера, пожалуй, не сыскать. Судите сами: Ленинградский штаб выдвигает как одну из важнейших задач освоение партизанами северных районов области, а командиры отрядов 11-й бригады, посовещавшись, решают, что воевать надо вовсе не здесь, и бригада уходит на юго-запад…

Свидетелем того, какой нагоняй получил за все это Гузеев, был я сам. О том же, что произошло в бригаде, читаем у В. П. Самухина:

«Далеко уйти не успели. 29 сентября из Ленинграда получили радиограмму. Штаб требовал немедленно прекратить поход и собрать все отряды в прежнем районе.

Ночью 8 октября самолеты доставили в бригаду начальника отдела кадров партизанского штаба П. Г. Матвеева, руководителя разведотдела подполковника К. Т. Василенко и А. А. Гузеева. Сразу же был собран командно-политический состав бригады, которому зачитали приказ Ленинградского штаба об отстранении комбрига А. П. Лучина и начальника штаба С. М. Беляева от занимаемых должностей. Комиссар бригады получил в приказе серьезное предупреждение.

Новым командиром бригады назначался Н. А. Бредников, начальником штаба А. И. Сотников…»

Отстранение от должности командира и начальника штаба бригады — событие, конечно же, нешуточное, и в Ленинграде не вдруг пошли на такой шаг. При этом никто не ставил под сомнение личную храбрость и личные боевые заслуги Лучина и Беляева: штаб констатировал только многочисленные их просчеты в руководстве бригадой и на этом основании отстранил обоих от руководства ею.

Хочу подчеркнуть еще раз, что рассказал обо всем этом подробно вовсе не для того, чтобы попытаться принизить роль 11-й бригады в борьбе с оккупантами, не для того, чтобы занимательности ради поворошить былью ошибки — благо не свои. В. П. Самухин безусловно прав, когда пишет: «Теперь об этом легко судить. А тогда, в пекле фашистского тыла, никто не был застрахован от ошибок». И ошибки действительно совершались, действительно не одними удачами вымощен путь ленинградских партизан к победе. Только о чем это свидетельствует? Да прежде всего об огромной сложности борьбы.

А 11-й бригаде суждено было еще немало славных дел. И о них я тоже расскажу.

В оккупированных районах Ленинградской области октябрь сорок третьего года стал месяцем начала всеобщего народного вооруженного восстания. В эти дни события развивались настолько стремительно, что за ними трудно было уследить. Накапливавшаяся в течение двух с лишним лет ненависть советских людей к захватчикам выплеснулась мощной волной, в очень короткое время разрушив все то, что именовалось гитлеровцами «новым порядком». Враг удерживал еще фронт, но контролировать положение в собственном тылу уже не мог. Начинался заключительный этап борьбы в тылу врага под Ленинградом. Ее размах, массовость, масштабность и по прошествии многих лет будут в состоянии поражать воображение.

В те дни мы, работники опергруппы, покоя не имели. Создавшиеся условия позволяли планировать и осуществлять все более крупные боевые акции. Многократно возросла активность партизанских действий, а это требовало от работников штаба четкого и безошибочного руководства, точной координации движения всех тех огромных сил, которые оказались в нашем подчинении. Бурный рост численности партизанских бригад требовал кроме всего прочего еще и материальной поддержки. Радиограммы из вражеского тыла были похожи, как патроны в обойме: все реже упоминалось в них продовольствие — просили винтовок, автоматов, боеприпасов.

Базы в Хвойной и Александровской опять работали на пределе. Летчики, как мне казалось, не выходили из своих самолетов. И этого было все-таки мало. Наши возможности никак не поспевали за событиями.

Мы находили все новые и новые резервы. Делали все, что могли, и даже то, чего в принципе не могли. Но, чтобы читатель яснее представил себе картину происходившего, я должен прежде хоть вкратце рассказать о том, что представляло из себя восстание в тылу гитлеровцев вообще.

Оно вспыхнуло именно в октябре не случайно. К этому времени ленинградские партизаны перестали укрываться в лесах, они вышли в деревни, демонстрируя тем самым населению свою возросшую мощь, свое презрение к врагу, свою способность давать ему решительный отпор. В народе резко активизировались силы сопротивления захватчикам, временно подавленные жестокостью оккупантов, но никогда не иссякавшие. Чаша ненависти к врагу давно уже была полна. Теперь требовалась только капля, чтобы народному долготерпению пришел конец. И этой каплей стал очередной приказ немецкого командования — о создании в прифронтовой полосе так называемой «мертвой зоны».

Зная, что без опоры на местное население партизаны становятся многократно слабей, понимая опасность разраставшейся народной борьбы в своем тылу и не находя для ее подавления иных средств, командование группы армий «Север» приняло решение: выселить жителей всех прифронтовых районов на запад, их имущество конфисковать, а населенные пункты уничтожить. Партизаны должны были лишиться в результате базы, а Германия — получить даровую рабочую силу, которую предполагалось использовать на строительстве оборонительных сооружений и на других работах, имевших военное значение. Конфискованные имущество, скот, сельскохозяйственные продукты должны были заткнуть брешь, образовавшуюся в результате массового саботажа, практически сорвавшего летом сорок третьего года планы оккупантов, касавшиеся заготовок под Ленинградом.

К непосредственному осуществлению задуманного гитлеровцы приступили в конце сентября. И тут же столкнулись с непреодолимым сопротивлением, которое возрастало день ото дня и не поддавалось даже частичному ослаблению ни силой, ни хитростью. Гдовская полевая комендатура, например, прибегла к такой уловке. В выпущенном ею обращении к населению говорилось: «Германская армия хочет решительно покончить с партизанами в ее тылу. Чтобы мирное население не пострадало от решительных действий, которые будут применены к партизанам и их укрывателям, приказывается вашу местность эвакуировать». Но ведь народ знал истинную цену «заботе» оккупантов! Эвакуироваться добровольно не хотел никто. И тогда гитлеровцы стали действовать силой оружия: врывались в деревни, выгоняли жителей из домов, всех сопротивлявшихся расстреливали на месте, остальных гнали под вооруженным конвоем на запад. Дома сжигали. Имущество крестьян, скот, хлеб конфисковывали и отправляли в Германию.

Посеявший ветер пожнет бурю, гласит древняя поговорка. И буря разыгралась. Весь народ поднялся на открытую вооруженную борьбу. В считанные дни восстание охватило все оккупированные районы области. Вот несколько дат и цифр.

21 сентября гитлеровское командование издало приказ о немедленной эвакуации населения «с использованием всех средств и возможностей».

24 сентября Ленинградский обком ВКП(б) обратился к населению оккупированных районов области с воззванием: не подчиняться немецким властям, срывать все их планы, подниматься на борьбу.

27 сентября газета «За Советскую Родину» опубликовала обращение Ленинградского штаба партизанского Движения к партизанам Ленинградской области. В нем говорилось о необходимости усилить удары по захватчикам, взять мирное население под свою защиту, возглавить все расширяющуюся народную борьбу.

И за первые десять дней октября партизанские формирования приняли в свои ряды около 3000 человек — то есть почти столько же, сколько всего насчитывалось партизан в области в начале 1943 года.

В многочисленных газетах и листовках, распространявшихся партизанами в те дни, политотделы бригад призывали население не подчиняться гитлеровскому приказу, уходить в леса, брать в руки оружие и вступать в борьбу. Газета 5-й ЛПБ «Партизанская месть» 17 октября писала:

«Спасение тысяч людей от фашистского плена — в вооруженной борьбе с немецкими бандитами. К оружию, товарищи! Поднимайтесь на всенародную борьбу с фашистами!.. Партизан! Народный мститель! Защита советских граждан и их имущества от немцев лежит на твоей совести». [108]

Я писал уже о том, что 5-я бригада к началу зимы насчитывала в своих рядах до семи тысяч человек (а ведь начиналась-то всего с трехсот!). Аналогичным было положение и в других районах.

Опергруппу лихорадило от становившейся с каждым днем все более ощутимой нехватки самолетов и горючего. Оружия и боеприпасов тоже не всегда было в достатке, но с этими нуждами мы могли обращаться в штаб Волховского фронта и почти всегда находили там поддержку и помощь. К. А. Мерецков и Т. Ф. Штыков, как я уже писал, очень внимательно относились к нашим просьбам я, как могли, удовлетворяли их. Однако помочь нам в переброске выделяемого вооружения во вражеский тыл они были не в силах. В это время Волховский фронт считался «тихим» и поэтому получал горючее в самых минимальных количествах. Командующий авиацией генерал-лейтенант И. П. Журавлев сам был примерно в таком же положении, что и мы, — на учете каждый вылет каждого самолета. И все-таки он приказал легким бомбардировщикам летать к партизанам даже в дневное время.

Мы выкручивались, как могли. Упросили, например, выделить нам ненадолго несколько самолетов ЛИ-2 Валентину Степановну Гризодубову, командовавшую авиаполком, которым базировался неподалеку. Уговорить ее было нелегко, но в конце концов она пошла нам навстречу и здорово этим выручила. Немного позже по приказу Никитина я был командирован в Москву, к генералу Кормилицыну, ведавшему в Ставке Верховного Главнокомандующего снабжением войск горючим. Я был уполномочен обкомом партии просить о выделения дополнительного фонда, прямо предназначенного нашему, «партизанскому» авиаполку.

В этот период Красная Армия вела активные боевые действия на южных фронтах и в центре. Форсировав Днепр. Вот-вот будет взят Киев… А на наших фронтах пока тихо. На ближайшее время здесь явно не планировались никакие наступательные операции. В этой связи надежды получить горючее сверх установленных норм, понятно, почти не было. Я и получил отказ во всех инстанциях, которые вынужден был обойти, прежде чем попал на прием к Кормилицыну. Он тоже вначале отнесся к нашей просьбе точно так, как и его подчиненные, но потом, выслушав (и, надо сказать, очень внимательно) мой рассказ о положении во вражеском тылу под Ленинградом — о росте партизанской армии, о народном восстании, о том, что его успех зависит сегодня от того, как сумеем мы поддержать восставших оружием, а стало быть, и от того, найдем ли горючее для самолетов — генерал вдруг улыбнулся в сказал:

— Ладно, майор, убедил. Еще просьбы будут?

Он не только распорядился о немедленном удовлетворении нашей заявки, но еще и связался тут же по телефону с маршалом авиации Астаховым и походатайствовал о выделении в наше распоряжение временно нескольких транспортных самолетов. Об этом мы могли только мечтать.

* * *

Список основных партизанских сил, действовавших к этому времени в Ленинградской области, выглядел так: 1-й отдельный полк, 2, 3, 4, 5 и 11-я бригады. Итого шесть крупных соединений. Все они стремительно росли, и 27 октября Ленинградский штаб принял решение о реорганизации. На базе 2-й ЛПБ были созданы 2, 6, 7 и 9-я бригады, а на базе 1-го отдельного полка — 1-я и 8-я бригады. Примерно в это же время на базе одного из полков 3-й бригады была сформирована еще одна бригада — 10-я. Таким образом количество крупных партизанских соединений в Ленинградской области почти удвоилось.

Хочу в этой связи еще раз обратить внимание читателя на ту роль, которую сыграла в партизанской борьбе 2-я Ленинградская партизанская бригада имени Николая Григорьевича Васильева. Как вы помните, 1-й отдельный полк выделился в свое время именно из нее. Следовательно, шесть из одиннадцати бригад — прямое продолжение бригады Васильева. Она была нашей академией в первый год войны, она была кузницей командирских кадров, она же стала и матерью основных партизанских сил на заключительном этапе.

 

ПЯТАЯ ПАРТИЗАНСКАЯ

1943 год, октябрь — декабрь

Чрезвычайно богатой событиями была в те дни жизнь 5-й ЛПБ. Такой насыщенности, такого разнообразия боевых акций, вспоминая о которых можно было бы перечислить практически весь арсенал партизанской тактики того периода, не мог, пожалуй, записать в свой актив никто другой.

Помню, в одну из командировок я оказался в бригаде как раз в то время, когда она завершила одну из ярких своих операций и приступила к серии других, снискавших ей большую славу и глубочайшую народную благодарность.

Первая операция — это 50-километровый марш 5-й ЛПБ, совершенный ею в полном составе, многотысячной колонной, в открытую, на глазах населения и трусливо разбегавшихся вражеских гарнизонов. Бригада вышла из района между озерами Врево и Святейское, миновала деревни Красные Горки, Хвошино, Святье, Невежицы, Конозерье и заняла в конце пути район, прилегающий к деревне Киевец. Это была демонстрация партизанской силы. Сотни людей воочию убедились в том, что представляет собой армия народных мстителей — высокоорганизованная, дисциплинированная, хорошо вооруженная, не боящаяся врага.

Ничего подобного не могли мы позволить себе раньше. Однако время изменилось и такой поход стал не только возможен, но и принес не меньше пользы, чем диверсии на дорогах или схватки с врагом. Не только в том дело, что на пути бригады были уничтожены все органы оккупационной власти и на значительной территории установлена власть народа. Ничуть не менее важным было то, что весть об открытом выступлении партизан немедленно разнеслась на многие километры вокруг, вызвав новую волну народного сопротивления захватчикам. Именно это К. Д. Карицкий назвал в радиограмме «результатом разгрома и нашего влияния», которые привели к прекращению деятельности оккупационных властей в 14 волостях. Марш 5-й ЛПБ стал лучшей организующей акцией, лучшим толчком для народного восстания в центральном районе области. Центральный повстанческий край начал складываться именно в это время.

А упомянутая мной серия операций — это освобождение советских граждан от угона в фашистское рабство, В середине октября партизаны Карицкого остановили в течение нескольких дней три немецких эшелона, увозивших население прифронтовой зоны в Германию. Это были первые операции подобного рода под Ленинградом. А первопроходцем стал полк Владимира Васильевича Егорова — тогда просто Володи Егорова, поскольку был он одним из самых молодых партизанских командиров: полком в 1200 бойцов командовал в девятнадцать лет. 23 тысячи человек обязаны своей свободой его полку. За выдающиеся боевые заслуги Егоров был удостоен впоследствии звания Героя Советского Союза. Всего же 5-я ЛПБ спасла от угона в Германию свыше 40 тысяч человек.

Интересная подробность. Когда партизаны Егорова остановили первый эшелон и взяли освобожденное мирное население под защиту своего полка, никто в бригаде, несмотря на явную необычность проведенной операции, не воспринял ее как нечто из ряда вон выходящее, Не собирались даже радировать об этом отдельно в Ленинград — хотели просто включить в очередной отчет. Только по моему настоятельному совету Карицкий отправил радиограмму. И почти тут же получил ответную от Никитина:

«Моим приказом от 16.10.43 г. Вашей бригаде за спасение мирных жителей, которых немцы пытались тремя эшелонами увезти в фашистское рабство, присуждено знамя Ленинградского штаба. Вы представлены к награде орденом „Богдан Хмельницкий“ 2-й степени.

Представьте к награде бойцов и командиров. Крепче удары по врагу, срывайте его планы по угону мирных граждан на каторгу.

…Приказ объявите всему личному составу отрядов, полков вверенной Вам бригады». [109]

Пишу об этом для того, чтобы лишний раз подчеркнуть: в те дни, воюя, мало думали о наградах; главной заботой было дело, которому люди отдавали себя без остатка.

* * *

На новом этапе борьбы с врагом новыми стали и партизанская тактика, и методика боя. Можно сказать, что изменилось само содержание боевых действий, поскольку в подавляющем большинстве случаев совершенно новой стала их цель. Если, например, раньше при налетах на вражеские склады мы старались уничтожать все, что на них хранилось, то теперь отбитое у врага укрывалось по деревням или в лесу — ждали прихода своих, стремились сберечь народное добро. На железных дорогах поезда все чаще не пускали под откос, а останавливали, взрывая перед ними путь. Это диктовалось тем, что в вагонах могли находиться советские люди, угоняемые в Германию. Что же касается непосредственных боевых столкновений с врагом, то они все чаще приобретали откровенно наступательный характер.

К этому времени выросла и целая плеяда партизанских командиров нового типа — впитавших в себя весь богатейший боевой опыт, накопленный народными мстителями с начала войны.

Первым среди них я, нисколько не колеблясь, назову комбрига Константина Дионисьевича Карицкого. Я помню его еще по Партизанскому краю, где он командовал одним из батальонов 1-й бригады. Нелегкий боевой путь пришлось пройти этому человеку, он и победы знал, и поражения, и в атаку людей водил, и отступал, и товарищей хоронил, — все было.

Человек большой личной смелости, отваги, хладнокровный в бою, изобретательный тактик, остро чувствовавший каждое изменение боевой обстановки и умевший безошибочно на все реагировать, Карицкий обладал еще и талантом руководить людьми. Пожалуй, всего было в нем в меру: требовательности и в то же время чуткости к людям, командирской властности и умения уважать чужое мнение, бесстрашия и осторожности, принципиальности и способности понять другого. И отношение партизан к своему командиру было прекрасным. Его любили, ему доверяли безоглядно.

Помню, в одно из посещений бригады застал я Карицкого за таким делом: вечер, полная изба партизан, а в середине — комбриг, и читает он на память Есенина. Декламация, конечно, не бог весть какая — не профессионал, где было искусству учиться! — а видели бы вы, как слушали его партизаны… Он знал стихи и делился ими с людьми, только и всего. Не позировал, не подделывался под артиста: просто вспоминал вслух. И ему были за это благодарны.

Это был не жест, не «махорочного» авторитета искал комбриг. Сейчас я объясню, что называю таким словом.

Был у нас в 1-м полку один человек, политработник, про которого партизаны всегда вспоминали, если по какой-то причине долго не видели. Помню, заинтересовало меня — с чего такая популярность? И когда в очередной раз один из бойцов спросил меня, почему это (такого-то) не видно, я поинтересовался:

— Что, поговорить надо?

— Нет, не надо, — отвечает.

— Заскучали, наверное, без него?

— Да как сказать…

— Может, политинформацию ждете? Мнется.

— Так что же все-таки? — не отстаю я.

— Да махорка вот кончилась, а он как придет — обязательно угостит…

Вот и вся причина. А мы-то удивлялись, почему его кисет пустел самым первым и почему, сколько мы с ним ни делились, все ему не хватало.

Махорки, конечно, не жаль. Я совсем не собираюсь проповедовать мудрость куркуля: мол, «дружба дружбой, а табачок врозь». Но, согласитесь, худо дело, если весь интерес людей к тебе умещается в твой собственный кисет махры.

Так вот, авторитет Карицкого никогда «махорочным» не был. Комбрига уважали прежде всего за боевые его заслуги, то есть за дело. А он в деле был мастером. И еще — за умение хорошо понимать своих людей.

Надо сказать, что руководство бригадой вообще было подобрано чрезвычайно удачно. Комиссар Иван Иванович Сергунин, начальник политотдела Иван Иванович Исаков, начальник штаба Тимофей Антипович Новиков, командиры полков Владимир Васильевич Егоров, Павел Фадеевич Скородумов, Алексей Федорович Тараканов, Сергей Никитич Чебыкин — все это были прекрасные люди, умелые командиры, сделавшие для победы над врагом очень многое. Не случайно в списке ленинградских партизан, удостоенных звания Героя Советского Союза, пять из двадцати — представители 5-й ЛПБ: К. Д. Карицкий, И. И. Сергунин, В. В. Егоров, А. Ф. Тараканов, Д. И. Соколов.

* * *

С 28 октября по 9 ноября бригада вела тяжелые бои против крупной карательной экспедиции. По указанию командующего группой армий «Север» Кюхлера 18-я немецкая армия направила в район действий 5-й ЛПБ несколько охранных полков и батальонов, подразделения и части 190-й пехотной и 13-й авиаполевой дивизий. Наступление поддерживалось танками, бронемашинами, артиллерией, минометами, авиацией. Эту операцию гитлеровцы назвали «Волчья охота». Предполагалось, разумеется, что в роли охотников выступят они сами. Вышло наоборот… Комендант тылового района 18-й армии генерал-лейтенант Гинкель сообщил своему командованию: «Операция севернее Уторгоша прервана в связи с тем, что были исчерпаны силы». Это — весьма скромная формулировка. Правильнее писать: карательная экспедиция была разгромлена.

Это время характерно активнейшей помощью партизанам со стороны населения. Комиссар 5-й ЛПБ докладывал Ленинградскому штабу:

«…Народ чувствовал и осознавал, что партизаны стеной встали на его защиту, и помогал партизанам всем, чем только возможно. Девушки, женщины, старики вели разведку не только по заданиям командования, но и по собственной инициативе.

1 ноября, когда немцы были в деревне Сторонье и готовились к наступлению, из этой деревни прибежали к командиру полка Егорову девушки Каланчина Екатерина и Дмитриева Лидия. Они сообщили о численности врага, о его намерениях.

В трудные минуты боев с немцами, когда партизаны ощущали острый недостаток патронов, жители дер. Вшели, обороняемой полком т. Егорова, собирали патроны по 5 -10 штук и приносили партизанам. Такой же сбор патронов провели по своей инициативе жители дер. Покровское. Отец партизана, житель деревни Новоселье Уторгошского района Волков И. И., узнав, что у партизан нет патронов, с помощью жителя деревни Рямешка Спиридонова Н. М. доставил в отряд 17 ящиков патронов, хранившихся в лесу с 1941 года.

В тяжелые дни боев люди, способные носить оружие, пополняли партизанские отряды.

В деревнях возникали боевые группы из местного населения, они сами вооружались, доставали боеприпасы, ставили своей задачей помочь партизанам в спасении мирных граждан от угона в фашистский плен. Так возникли боевые группы в деревнях Бараново, Вшели, Болотско, Стобольск, Дертины, Хредино, Боротно, Никольско, Лазуни и других…» [111]

Можно ли было победить партизан, имевших такую поддержку?

И еще о двух интереснейших операциях 5-й бригады хочу я рассказать в этой связи.

Первая была проведена полком П. Ф. Скородумова совместно с жителями близлежащих деревень на Киевском шоссе в ночь на 16 ноября 1943 года. Был захвачен большой участок дороги — 10 километров! — между, Маяково и Новосельем. И под охраной полка местные жители устроили на ней грандиозный завал из спиленных телеграфных столбов и деревьев. Все это было опутано сорванными с линии передачи проводами и во многих местах заминировано. Кроме того, на всем участке были взорваны мосты — восемь, все до единого. А потому когда с рассветом закончившие работу люди покинула шоссе, партизаны приготовились к бою. Они удерживали дорогу два дня. И только под ударами танков и бронемашин, которые гитлеровцы ввели в бой в середине дня 17 ноября, полк отступил в лес. Но потребовалось еще довольно много времени, чтобы расчистить заминированные завалы. А ведь шоссе имело для гитлеровцев чрезвычайное значение. Диверсий такого размаха никогда не проводили ранее.

Несколько позже 5-я бригада аналогичным образом полностью блокировала шоссе Уторгош — Николаеве. На всем его протяжении.

Это шоссе тоже было очень важным для немцев, как наиболее удобное для снабжения новгородской и старой русской войсковых группировок. В устройстве завалов на нем принимало участие фактически все население округи. А затем партизаны пресекли все попытки гитлеровцев расчистить дорогу и восстановить на ней движение. Оно было полностью прервано вплоть до подхода частей Красной Армии.

* * *

На стыке сорок третьего и сорок четвертого годов армия ленинградских партизан состояла уже из 13 бригад. В декабре из отрядов, созданных Кингисеппским межрайонным партийным центром и части отрядов 9-й бригады (еще одна ветвь от бригады Васильева!) была сформирована 12-я Приморская бригада. И почти одновременно на территории первого Партизанского края начала боевые действия 13-я ЛПБ. Общая численность бригад достигла 35 тысяч человек.

Приближался новый, 1944 год. Близилось время решительного наступления наших войск под Ленинградом. И партизанам была суждена в нем нелегкая, но славная роль.

 

ОРЕДЕЖСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

1944 год, январь

Ленинградский штаб партизанского движения еще в начале декабря 1943 года принял «План дальнейшего расширения партизанского движения и обеспечения боевой деятельности партизанских бригад, отрядов и групп на оккупированной территории Ленинградской области на зимне-весенний период 1943/44 г.». Этим планом был предусмотрен целый ряд важных задач, которые предстояло решать с переходом Красной Армии в наступление. Имелся и специальный раздел «Мобилизационные мероприятия партизанских бригад и отрядов при переходе в наступление советских войск», посвященный взаимодействию с армиями Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов.

В дни, предшествовавшие наступлению, потребовалось активизировать партизанскую разведку. Расположение наших бригад позволяло собирать информацию на очень обширной территории, И партизанские разведданные непрерывным потоком поступали к советскому командованию, благодаря нм план наступательной операции был во многом уточнен, детализирован.

12 января перед областным партизанским штабом были поставлены конкретные задачи в связи с близким уже началом боевых действий. В тот же день штаб отдал приказ, согласно которому все бригады, действовавшие в полосе Ленинградского, и Волховского фронтов должны были на второй день наступления резко активизировать свою деятельность, «сорвать оперативные перевозки войск и техники противника, а также полностью прервать и уничтожить связь немецких войск».

На первом этапе наступления взаимодействие партизан с войсками Красной Армии имело оперативный характер: те и другие действовали на относительно большом удалении друг от друга, решали разные задачи. Однако впоследствии характер взаимодействия должен был измениться, оно должно было с продвижением наших войск в глубь немецкой обороны перерасти в тактическое — то есть в прямые совместные операции. Готовясь к этому, Ленинградский партизанский штаб установил еще более тесную связь с командованием фронтов. Наша опергруппа, например, разделилась: Гузеев оставался в Хвойной, я же перебрался на новый командный пункт Мерецкова, выдвинутый в непосредственную близость с линией фронта, под Новгород, находившийся пока в руках врага.

Точно по плану, 14 января 1944 года, наступление наших войск началось. На фланги 18-й гитлеровской армии обрушили свою мощь войска 2-й ударной и 42-й армий Ленинградского фронта и 59-й армии Волховского фронта. Развивая наступление при содействии других сил в центре, они должны были, разгромив 18-ю армию, сокрушить тем самым все северное крыло гитлеровской линии обороны. Войска 2-го Прибалтийского фронта в это же время повели наступление на позиции 16-й немецкой армии.

Вот лишь краткий перечень того, что было сделано в эти дни ленинградскими партизанами.

В ночь с 14 на 15 января 11-я бригада произвела налет на станцию и поселок Мшинская (Варшавская железная дорога). Станция находилась в руках партизан более шести часов и была полностью разгромлена: взорваны около 300 рельсов, водонапорная башня, заправочная колонка, железнодорожная казарма с узлом связи, склады горючего и продовольствия, два семафора, разрушено стрелочное хозяйство, уничтожено 1,5 километра линий связи. После этого налета участок дороги Красногвардейск — Луга бездействовал 13 часов.

15, 16 и 17 января отряды 5-й бригады произвели серию налетов на важнейшую для 38-го армейского корпуса врага, удерживавшего Новгород, железнодорожную ветку, которая шла на Батецкую (Витебская железная дорога). Вместе с населением партизаны надолго вывели этот участок из строя. Помимо этого только за 15 января местным населением под прикрытием небольших партизанских групп было уничтожено 28 километров линий связи. За первые семь дней наступления наших войск 5-я бригада вывела из строя 5 железнодорожных мостов, 7 тысяч рельсов, 18 паровозов, 160 вагонов и платформ с живой силой и техникой, 1 бронепоезд. За это же время на шоссейных дорогах было взорвано 24 моста и уничтожено 218 автомашин с вражескими солдатами и грузами.

В ночь с 16 на 17 января партизаны 12-й бригады между Тикописью и Кингисеппом (Балтийская железная дорога) подорвали несколько сот рельсов. На следующую ночь отряды этой же бригады совершили налет на станцию Веймарн, на которой было разрушено все путевое хозяйство, сожжено много вагонов, уничтожен вражеский гарнизон. Успешные налеты на Балтийскую дорогу проводила в это время и 9-я бригада. В результате уже в первые дни наступления советских войск основная железнодорожная коммуникация на левом фланге 18-й гитлеровской армии была полностью выведена из строя.

В ночь с 17 на 18 января сводный отряд 7-й бригады под командованием В. П. Плохого взорвал хорошо охранявшийся большой мост неподалеку от станции Торошино (Варшавская железная дорога).

20 января на Старорусской дороге партизаны 1-й бригады взорвали другой крупный мост через реку Кебь. В это же время отряды 3-й бригады на той же дороге разгромили станции Уза, Карамышево, Подсевы и Локоть, а также важнейшие участки Витебской дороги южнее Дно. Были уничтожены все находившиеся на станциях эшелоны.

За первые десять дней наступления войск Ленинградского и Волховского фронтов партизаны разгромили 11 железнодорожных станций и разъездов, взорвали 34 железнодорожных моста, 23 тысячи железнодорожных рельсов, пустили под откос 36 воинских эшелонов С живой силой и техникой врага, 3 бронепоезда, разрушили более 300 километров придорожной телефонно-телеграфной линии, истребили более 3000 гитлеровских солдат и офицеров.

О размахе боевых действий во вражеском тылу свидетельствует и тот факт, что уже 16 января (на второй день активизации партизан!) командующий группой армий «Север» фон Кюхлер доложил своему руководству о невозможности имеющимися силами обеспечить безопасность коммуникаций. Он просил срочно выделить в его распоряжение охранные части из состава группы армий «Центр».

Следствием ожесточенной битвы, которую повели на вражеских коммуникациях ленинградские партизаны, стало поистине плачевное положение командования немецких войск, практически утратившего возможность тыловых перемещений своих подразделений. Гитлеровцы ощущали также колоссальные трудности в доставке к линии фронта боеприпасов, вооружения, живой силы. Вот несколько характерных примеров.

17 января от Старой Руссы к Новгороду начала движение по железной дороге 8-я егерская дивизия, направленная из 16-й армии в поддержку правого фланга 18-й. 180 километров пути. Оттого, как быстро сумеет дивизия передислоцироваться, зависела оборона немцами Новгорода. Но все дороги — и железные, и шоссейные — на пути егерей были блокированы партизанами. С 19 января дивизия вынуждена была начать пеший марш, не одолев еще и половины предстоявшего ей пути. И все время подвергалась атакам партизан. Только к середине дня 21 января достиг цели… один батальон егерей. Когда же подтянулись остальные, причем еще и не все, Новгород был уже занят нашими войсками.

Аналогичным же образом сложилась судьба 12-й танковой и 58-й пехотной дивизий противника, которые в разное время были переброшены в помощь 18-й армии. Обе они прибыли к месту назначения так поздно, с такими потерями и так разобщенно, что оказать влияние на ход сражения не смогли.

* * *

Советские войска продолжали бои, их продвижение вперед было неудержимым. Наступала пора непосредственных совместных действий партизанских подразделений и частей Красной Армии. Одной из крупнейших операций такого рода мне по приказу штаба довелось руководить на месте. Это был захват партизанами 11-й бригады райцентра и станции Оредеж.

Под ударами 59-й армии Волховского фронта, развивавшей наступление от Новгорода, правый фланг 18-й армии противника сминался, смещаясь к западу, в направлении Луги. В это же время 67-я армия Ленинградского, 8-я и 54-я армии Волховского фронтов в районах Тосно и Любани вбили в центр обороны гитлеровцев мощный клин и продолжали движение к юго-западу. К концу января войска Ленинградского фронта были уже на подступах к Толмачено, а части Волховского фронта подходили к станции Оредеж. Таким образом, на правом фланге 18-й немецкой армии явственно обозначилась угроза окружения мгинской и любанско-чудовской войсковых группировок противника.

Враг отводил свои войска в единственно возможном направлении: через поселок и станцию Оредеж на Витебской железной дороге. Выход 59-й армии Волховского фронта к Оредежу лишал противника пути отступления.

20 января командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков и член Военного совета Т. Ф. Штыков утвердили «Соображения по организации взаимодействия между войсками и партизанами Волховского фронта». Они были разработаны нашей опергруппой совместно со штабом фронта. Важнейшее место в этом документе отводилось оредежской операции, в которой помимо подразделений 59-й армии должны были принять участие 2-й полк 5-й партизанской бригады и основные силы 11-й ЛПБ. План операции вкратце сводился к следующему.

По условному сигналу партизаны 5-й бригады захватывают станцию Передольская и удерживают ее до подхода 356-й Краснознаменной стрелковой дивизии. Таким образом Витебская железная дорога южнее станции Оредеж оказывается перерезанной, а возможность подтягивания к Оредежу войск с юга, от Батецкой, исключенной. На следующем, решающем этапе операции партизаны 11-й бригады захватывают Оредеж и также удерживают — до подхода 377-й дивизии. Мгинская и любанско-чудовская группировки противника оказываются в «мешке».

Я получил приказ Никитина руководить действиями партизан на месте. Операция была разработана очень тщательно, во всех подробностях, однако перед самым вылетом во вражеский тыл меня вновь вызвал к себе Мерецков и еще раз оговорил все подетально. Командующий фронтом считал оредежскую операцию важнейшей на то время. Он же назвал мне в ту встречу и условный сигнал к атаке: Ленинградское радио в своей широковещательной передаче для партизан и жителей оккупированных районов передаст сообщение о том, что наши войска в числе прочих заняли населенный пункт Почап, расположенный неподалеку от Оредежа. Вне зависимости от того, что произойдет на самом деле — займут его наши части или нет, — мы в 4.30 утра атакуем.

— Хорошо запомнил? — спросил командующий. — Почап. Это сигнал для тебя.

В ночь на 23 января на самолете ПО-2 я вновь пересек линию фронта. Сначала я должен был побывать во 2-м полку 5-й бригады, лагерь которого располагался рядом с озером Глухое. Еще прошлой ночью командир полка А. Ф. Тараканов во главе большей части своих отрядов был далеко от лагеря: проводилась очередная серия диверсий на дорогах. Но Тараканов имел постоянную радиосвязь с опергруппой и получил приказ вернуться на свою базу для приема самолета с важным сообщением. Днем он радировал, что движется к лагерю.

И все-таки, когда мы прилетели на место, посадочных огней на льду озера не обнаружили. Горело несколько костров в лагере — и все. Я понял, что Тараканов вернуться не успел.

Пришлось садиться вслепую, подсветив самим себе ракетой. Развернули самолет и стали ждать, не выключая мотора. Пилот с пистолетом в руке — в кабине, а я с автоматом наизготовку — немного в стороне от машины, чтобы лучше видеть и слышать. Чем черт не шутит: вдруг, пока Тараканов был в пути, его лагерь заняли немцы?

Приглушенно булькал на малых оборотах самолетный мотор, время тянулось томительно медленно. Наконец слышу — бегут. Остановил окриком. Свои.

Приказ об атаке Передольской я вручил начальнику штаба полка А. И. Сенкевичу. Дал ему все необходимые разъяснения. Договорились и о радиосвязи, которую сможем поддерживать по возвращении Тараканова.

Дальше мой путь лежал к озеру Черное, служившему аэродромом 11-й бригаде.

* * *

В ту ночь на Черном царило необычное оживление. Буквально один за другим садились и взлетали ПО-2 и Р-5, доставлявшие в бригаду вооружение и боеприпасы, а обратными рейсами увозившие в советский тыл раненых. Всем было ясно: что-то готовится, только что именно — никто пока не знал.

Меня встретили комбриг Н. А. Бредников и комиссар Ф. И. Сазанов. Вместе мы сразу же выехали в лагерь бригады.

Никаких конкретных указаний о готовящейся операции Ленинградский штаб по радио не передавал, Бредников получил только приказ сконцентрировать силы и сообщение о моем прибытии и полномочиях. Поэтому, приказав собрать штаб бригады, я прежде всего ввел товарищей в курс дела и предупредил о необходимости соблюдать самую строгую секретность в подготовке операции. Затем мы приступили к составлению уже детального тактического плана.

К этому времени бригада сумела сосредоточить в районе своего базирования далеко не все силы — полк Н. А. Волобуева и три отдельных отряда. Общая численность — около 600 бойцов. Полк А. И. Сотникова, имевший в своем составе столько же партизан, находился на задании, причем очень далеко, и в конце концов так и не успел, несмотря на полученный приказ, вовремя присоединиться к бригаде. Нам пришлось атаковать, имея почти десятикратный проигрыш в численности: 600 партизан против 5000 гитлеровцев.

План атаки сводился вкратце к следующему. После того как мною будет получен условный сигнал (в мое распоряжение был выделен самый опытный радист, державший связь с Гузеевым и фиксировавший все сообщения Ленрадио), бригада покидает лагерь и трехчасовым форсированным маршем выходит к Оредежу. Сосредоточившись в районе хутора Караж, примерно в километре от станции, отряды изготавливаются к бою. Их задачи: отряду Степанова — нанести удар по комендатуре и вокзалу; отряду Долганова — разгромить гарнизон в соседней со станцией деревне Пантелевичи; отряду Сафонова — захватить северную часть поселка; отрядам Мамонтова, Шелякина и Тарасова — блокировать подходы к станции по железной и шоссейным дорогам. Дальше — держаться до подхода советских войск.

Рассчитывать на что-либо другое, кроме преимущества внезапной ночной атаки, мы не могли: слишком явно превосходил нас враг и в численности, и в вооружении, и в технике. Было ясно, что бой нам предстоит чрезвычайно кровопролитный, что многих мы недосчитаемся, выйдя из него, и что успех наш считать предрешенным никак нельзя. Неравенство сил очевидно.

* * *

Ранним утром 27 января сигнал к атаке Передольской получил полк Тараканова. Бой был жестоким и затяжным. Партизаны захватили станцию и удерживали ее до середины дня, несмотря на яростные контратаки противника. Но потом гитлеровцы подтянули к Передольской бронепоезд с сильным десантом и им удалось вытеснить полк в лес. И вот тут военное счастье улыбнулось Тараканову — к месту боя подошли советские танки: 7-я бригада 8-й армии. При их поддержке партизаны вторично атаковали Передольскую, захватили ее и удержали до подхода 356-й Краснознаменной и части 372-й стрелковой дивизий. Параллельно с этим был захвачен разъезд Кчера — тоже совместными усилиями. Первая часть операции успешно завершилась. Большой участок Витебской железной дороги был у неприятеля отбит, заслон с юга выставлен. Теперь дело оставалось за нами.

* * *

В тот же день, к концу его, мне принесли радиограмму, подписанную Гузеевым: «Немедленно захватите станцию Оредеж». Это было странно: такой сигнал к атаке планом не предусматривался. К тому же в вечерней передаче Ленинградского радио слово «Почап» не прозвучало. Но ведь военная жизнь полна неожиданностей, мало ли что могло произойти с того момента, как я получил от Мерецкова последние инструкции. Недаром ведь в воинском уставе записано правило: выполнять надлежит последний приказ — независимо от ранга командира, его отдавшего, и несмотря ни на какие противоречия с предыдущим. Это правило продиктовано практикой: боевая обстановка меняется быстро, бывает, что она требует действий, диаметрально противоположных предполагавшимся. Я отдал приказ на выход.

Точно в запланированное время у хутора Караж отряды изготовились к атаке. Скоро 4.30. И тут ко мне прибежал радист с новым сообщением: Гузеев дает отбой, нападение на Оредеж переносится ориентировочно на два дня.

Все это вызывало, как минимум, недоумение. Вернулись в лагерь. Партизаны ворчали: что это, мол, за прогулки ночные — они ведь не были посвящены в планы командования. Признаться, и мы, командиры, тоже выражали недовольство. Я, например, отправил Гузееву радиограмму, в которой весьма саркастически охарактеризовал две его предыдущие. Не знали мы тогда, что двинувшиеся было в этот день к Оредежу части 59-й армии были связаны боем гитлеровской дивизией «Полицай», что штаб фронта в этой связи успел отменить сигнал к атаке, а Гузеев так быстро сделать этого не мог — слишком поздно поступили к нему сведения о непредвиденной задержке.

Два дня прошли в ожидании, а на третий, 30 января, — новая радиограмма Гузеева и почти одновременно с ней условный сигнал в передаче Ленрадио. Вновь поднята по тревоге бригада, вновь форсированный марш к Оредежу.

Вышли на место к трем часам, ночи. К четырем связные из всех отрядов сообщили о готовности к атаке. Все шло очень гладко, отряды действовали слаженно и четко.

4 часа 30 минут. С командного пункта с шипением взлетает зеленая ракета. Секундная пауза и… Началось!

Удар был нанесен сразу на всех участках. Создавалось впечатление, что ночной бой завязало очень крупное подразделение регулярных войск — настолько обширно развернулся фронт атаки. Гитлеровцы были захвачены врасплох и долгое время не оказывали вообще никакого сопротивления: повсеместно были слышны выстрелы только наших автоматов и винтовок. Но постепенно стали вырисовываться очаги сопротивления. Подавляя их, вступили в дело партизанские минометы. Стали слышны разрывы гранат. Бой разгорался все сильнее и сильнее.

Командный пункт к этому времени мы выдвинули вперед, ближе к поселку. По донесениям связных да и вообще по наблюдению за происходившим было ясно, что бой пока складывается очень для нас удачно. Захвачено здание вокзала. Пройдены железнодорожные пути, забитые эшелонами. Среди гитлеровцев паника, бегут из Оредежа, нарываясь на наши заслоны, десятками сдаются в плен.

И вдруг в самый разгар схватки раздался колоссальной силы взрыв, одинаково неожиданный как для партизан, так и для немцев. На станционных путях взлетели на воздух несколько вагонов, груженных, судя по всему, взрывчаткой. Ударной волной все окружающее крушило в щепки: как спичечные коробки были смяты и здание вокзала, и станционные постройки, и ближайшие дома.

Взрыв был настолько мощным и ошеломляющим, что грохот боя мгновенно смолк и наступила странная тишина. Слышно стало, как ветерок шуршит тонкими ветвями кустарника, как залаяла вдалеке собака, как потрескивают горящие дома…

Трудно сказать, сколько мгновений длилось это затишье. Но вот короткая, резкая пулеметная очередь, потом винтовочный выстрел, еще очередь, еще, еще… И с новой силой разгорелся бой.

Взрывом опрокинуло и подожгло несколько бензовозов, колонна которых стояла на соседней со станцией улице. Горящим бензином ярко осветило поселок. А вскоре бензоцистерны начали рваться одна за другой, и уже настоящее море огня залило все вокруг.

Уже на второй час боя практически весь поселок был в наших руках. Единственный очаг сопротивления гитлеровцев — бывшее здание райисполкома, превращенное ими в своего рода крепость, — вот-вот будет подавлен. Но почему же не подходят наши войска? Ведь немцы рано или поздно подтянут подкрепление, технику и тогда нам придется очень несладко. Танки подойдут наверняка, а как их остановишь, не имея артиллерии? Да и вообще слишком нас мало, чтобы долго удерживать поселок.

Начали поступать первые сведения о потерях. Среди погибших три командира отрядов: А. М. Зверев, В. И. Осипов и А. Ф. Степанов. Нельзя, конечно, сравнивать боль таких утрат, но особенно сильно резануло меня известие о гибели Степанова. Он ведь был моим однополчанином, вместе сражались мы в Партизанском крае, вместе рейдовали осенью сорок второго. Это его группа совершила налет на вражеские склады перед самым нашим выходом в советский тыл. Еще одна смерть. А сколько их впереди? Ведь еще немного времени — и положение наше станет критическим.

Со стороны Торковичей начался интенсивный артиллерийский обстрел. Не опасаясь уже ударить по своим, гитлеровские артиллеристы стали методически засыпать Оредеж снарядами. Через некоторое время со стороны Луги подошли танки. Потом — со стороны Любани, то есть со стороны главных сил врага, отступавших под ударами Красной Армии. А наших все нет. Шел пятый час боя…

Как выяснилось позже, 377-ю дивизию, снова рванувшуюся вперед, враг опять сковал боем. Мы ждали напрасно.

Но это стало известно значительно позже, а пока мы держали оборону. Шесть часов Оредеж был в наших руках.

А потом был подан сигнал к отходу и бригада вернулась на позиции, с которых атаковала поселок. Здесь решили ждать — вдруг подойдут все-таки армейские части. В Ленинград отправили радиограмму, в которой сообщили о первых итогах боя и о нашей готовности при подходе советских войск вновь атаковать Оредеж. Через два часа была получена ответная радиограмма за подписью Никитина. Начальник ЛШПД поздравлял нас с крупным успехом. Вместе с тем он приказывал бригаде вернуться на базу.

Советские войска заняли Оредеж только неделю спустя, 8 февраля. Гитлеровцам удалось к этому времени вывести свои войска из «мешка». В этой связи оредежскую операцию нельзя, конечно, считать от начала до конца успешной. Но и для того, чтобы назвать ее неудачной, оснований нет. Судите сами.

Захватом Передольской Витебская железная дорога была окончательно перерезана, и воспользоваться ею противник уже не смог. За отступавшими немецкими войсками остались только шоссейные и проселочные дороги, это во многом ухудшило их и без того плачевное положение. Мощный удар партизан по Оредежу был, конечно, для гитлеровцев весьма неприятным сюрпризом, к тому же очень болезненным. Одно дело — иметь в своем тылу довольно сносную перевалочную базу, и совсем другое — груду развалин на ее месте. А ведь после нашего налета на станции буквально камня на камне не осталось. Было уничтожено все путевое хозяйство, разрушено здание вокзала, на путях взорван эшелон с боеприпасами и другим военным грузом, уничтожены 2 крупных склада, 192 автомашины, среди которых много бензовозов, при отходе взорван мост рядом со станцией, в бою убито 600 вражеских солдат и офицеров, еще больше ранено. Наши потери при этом составили 38 человек убитыми и 51 ранеными.

А встреча 11-й бригады с войсками Красной Армии состоялась 5 февраля в деревне Пелково — в 4 километрах севернее лагеря партизан. Она была заснята фронтовым кинооператором и сохранена таким образом для истории. Правда, в район действий бригады вышли части не 59-й армии Волховского фронта, как это ранее предполагалось, а 67-й армии Ленинградского фронта. Но радость встречи от этого не стала, конечно, меньше.

Я был тогда в бригаде, и эти часы стали моими последними во вражеском тылу. Так что линию фронта я пересекал несчетное количество раз: последний был только «туда» — потом фронт догнал нас.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

1944 год, февраль — июль

К середине февраля с наступавшими советскими войсками соединились 6 партизанских бригад. К концу месяца — все 13. Было торжественное наше возвращение в Ленинград, когда колонна за колонной вступали в родной город партизаны: 1 марта — 2, 6, 9, 11 и 12-я бригады, 6 марта — 5-я… Были и торжества по поводу окончания битвы во вражеском тылу под Ленинградом, и награждения были… А потом одни из нас были направлены в действующую армию, а другие вернулись к мирной жизни — ее ведь тоже кто-то должен был уже налаживать. В их числе оказался и я, привлеченный к работе в аппарате Леноблисполкома.

И все-таки по-настоящему я осознал, что вернулся к мирной жизни, только много недель спустя.

Теплым июльским днем я оказался по служебным делам во Всеволожске и с товарищами из местного руководства обходил поселок. На спортивной площадке в его центре, громко именовавшейся стадионом, было довольно многолюдно. Всеволожские футболисты принимали гостей из-под Петрокрепости. Команды уже на поле, но матч почему-то не начинался. Оказалось — забыли о судье. Зная мою спортивную профессию, кто-то из бывших со мной рядом предложил:

— Николай Иванович, а может, ты посудишь?

Я согласился.

Матч начался под бурное ликование истомившихся болельщиков, плотным кольцом окруживших поле и остро реагировавших и на игру, и на судейство. Вообще-то мне было несложно — играли ведь спортсмены не такой уж высокой квалификации. Но я постепенно увлекся, бегал по полю, как того требуют самые строгие правила, словом, «демонстрировал класс». И вот, в самый разгар встречи, когда я, не помню уже теперь за что, сделал замечание одному из игроков, с края поля, из толпы болельщиков явственно донеслось:

— Судью на мы-ы-ло!

Я посмотрел в ту сторону и увидел конопатого пацана, который размахивал левой рукой, а пальцы правой засунул себе в рот и оглушительно свистел.

Если хотите — не верьте, но то, что жизнь моя уже мирная, я ощутил именно в этот момент.

1976–1980 гг.