Когда Бахтин уходит от нас и уже обувается в прихожей, вспоминаю о деньгах. Хорошо, что мой бумажник мне уже вернули, в комнате в столе есть только крупные купюры. Протягиваю Бахтину две банкноты, достоинством в одну и пять тысяч:
— Олег Николаевич, мне ваша Ирина дала шесть тысяч в дорогу, когда мои вещи из полиции с собой забирала, сказала их вернуть вам.
Подспудно опасаюсь какой-нибудь «кривой» реакции Бахтина, но всё проходит на удивление по-деловому.
— О, давай, а то я как раз не мог вспомнить, куда протратился. А то сейчас заправляться не на что, — говорит Бахтин, сосредоточенно запихивая две купюры в свой бумажник. — А у меня же деньги Ахметова забрала, точно…
Про себя отмечаю, что денег в бумажнике Бахтина меньше, чем у меня в моём. И намного меньше, чем у Лены в её. Правда, Лена своих денег практически не тратит. Наверное. Раз я всё время рядом.
Интересно, а что за деньги Бахтин выдавал мне тогда через Котлинского на колледж? Там была солидная сумма. Но спрашивать буду не сейчас.
На чистку сегодня решаю не идти. Там всё работает без меня, в чём я периодически убеждаюсь, поглядывая в телефон.
Лена на весь вечер выпадает из совместной жизни, как собеседник. Она вооружается планшетом, листом бумаги и двумя телефонами (один городской) и начинает терроризировать, как я понимаю, юридический департамент своего отца.
Судя по тому, что ей отвечают, да ещё и в рабочем порядке, их работе не позавидуешь. У меня возникает впечатление, что они работают круглосуточно.
Через какое-то время Лена довольно потягивается, отодвигает от себя телефоны и говорит:
— Ну всё. Выяснила. Давай завтра едем к твоим в деревню. Лично мне процесс понятен.
— У меня же завтра в девять НОВАЯ КЛИНИКА, — напоминаю. — Сейчас пока без выходных.
— Бли-и-ин, у меня ж завтра тоже дежурство! — она хлопает себя по лбу ладонью — Совсем из головы вылетело. Ну ладно, тогда давай на воскресенье. Или у тебя и в воскресенье КЛИНИКА?
— И в воскресенье. И до конца месяца. Сейчас нельзя пропускать ни одного дня, — как могу, объясняю ещё раз.
— Мелкий, ладно, тогда такое дело… Меня ж завтра нет. Вернее, я есть, но не тут… А у тебя на вечер какие были планы?
— Да у меня весь день как обычно. — Пожимаю плечами. — С утра НОВАЯ КЛИНИКА до обеда. Потом плавание, уже забыл, когда там появлялся последний раз. Потом — зал и Сергеевич. Потом надо бы на чистку заглянуть. Свои деньги за два дня забрать и кое-какую профилактику оборудованию сделать, пацанов пока не учил. Хотя, что-то всё больше становится не до неё, не до чистки… Но это деньги, а без них никак…
— Ну, о твоей этой мойке-говномойке у меня есть своё мнение и мы его еще обсудим. Особенно в свете того, что ты пытаешься у Котлинского вытворить с лимфоцитами… — перебивает меня Лена, — Это как запустить в космос спутник и не забыть полить рассаду на окне… Но ладно. Сейчас об этом не будем. Мелкий, я это… что хочу-то… Приходи ко мне завтра на дежурство вечером?
Лена поднимается, делает шаг ко мне, скручивается в коленях по спирали и оказывается у меня на коленях в положении «сидя»:
— Давай завтра вместе додежурим, как тогда? Потом в воскресенье с утра заедем к Котлинскому, я посмотрю, как ты работаешь, если ты не против? И сразу рванём к твоим в деревню?
— Без проблем, — пожимаю плечами, пытаясь устроиться поудобнее с дополнительным грузом на коленях. — Это мне кажется или кого-то снова на панику пробивает? — улыбаюсь гротескности ситуации.
— Не кажется… пробивает… — сопит Лена, снова уткнувшись носом мне в макушку. — и вообще, спать пошли… Завтра рабочий день.
…
На утро Лена забрасывает меня в КЛИНИКУ, как обычно, на полчаса раньше. В родильное меня не пускают сослуживцы Саматова:
— Объект рожает, там сейчас и так не протолкнуться. Именно тебе Котлинский просил передать, чтоб ты шёл в его кабинет, там открыто.
— Войти не могу? — спрашиваю в шлюзе ещё одного крепыша своего роста, который открыл мне дверь, но деликатно загородил дорогу.
— Да хочешь — входи! — начинает заводиться тот. — На фильтрацию списка команды не было, а в списке ты есть. Тебе решать! Но тут с утра такое было… В общем, я тебя предупредил.
С другой стороны, даже не прислушиваясь, слышу очень характерные звуки и команды голосом Шаматова, и через десять секунд решаю, что крепыш прав: помочь там ничем не могу, а под ногами буду путаться.
Да и у меня в девять своя битва. Не забыть бы узнать результат тут после двенадцати (интересно, она родит за три часа?) и не забыть бы потом поздравить Бахтина.
…
Анна появляется в кабинете опять на пятнадцать минут раньше:
— Мне звонил Игорь Витальевич. Он сегодня в родильном занят и просил передать вам, что какого-то сустава не будет. Все три часа мои. Не знаю, что это значит, он говорил, вы поймёте, — Анна уже улыбается. От былой депрессии не осталось и следа, на щеках чуть не румянец. В общем, я сам боюсь верить тому, что вижу глазами.
— Спасибо, — улыбаюсь ей в ответ, радуясь как минимум динамике её настроения. А как максимум, сейчас посмотрим, — мне он почему-то не звонил.
— Ну, видимо, родильное — такая вещь, что обзвонить нас с вами обоих у него просто не было времени, — предполагает Анна, располагаясь на кушетке.
— Вероятно, — бормочу, параллельно бросая малый скан на паховый лимфатический узел.
За два часа свободного времени в полиции, благодаря хорошо изолированному помещению без помех и ничем не занятым мозгам, я так продвинулся в ощущении чужой нервной системы, что сейчас всерьёз думаю: а что если этот навык начать тренировать так же, как мы тренируемся в боксе?
Если какие-то два часа настолько добавили и яркости восприятия, и скорости сканирования, то чего можно добиться, если так позаниматься с месяц? Или с полгода?
Есть же японский каратисты, которые за несколько лет тренировок каменные глыбы голыми руками в пыль стирают.
Что если и моя коррекция программ в чужих клетках поддаётся такой же тренировке?
Обдумаю позже.
В паховый лимфоузел частотами можно больше не лезть. Сама опухоль, правда, почти не изменилась. В лучшем случае, на доли процента, даже мной едва уловимые. Но она, как минимум, перестала выдавать в организм продукты своей жизнедеятельности. То есть, её клетки как будто перестали размножаться.
Хм. Не могу пока это никак оценить с высоты своих знаний. Значит, просто работаем дальше.
Все три часа «подсвечиваю» эту опухоль, попутно пытаясь заставить её колебаться с «видимой» лимфоцитам частотой. Предполагаю, что «качается» навык при цикличной нагрузке. Потому, делаю как в боксе: пару минут работаем, минуту отдыхаем и расслабляемся.
К двенадцати часам, кажется, я скоро сам светиться начну.
Особого результата в двенадцать я не вижу, но чувствую, что всё делаю правильно. Мне почему-то кажется, что сейчас прервать сеанс будет не правильно. Опыта не имею, решаю довериться предчувствию.
— Вы торопитесь? Или можем ещё поработать? — спрашиваю у почти что задремавшей Анны.
— Не тороплюсь. А сколько ещё?
— От тридцати минут до часа.
— Хорошо, давайте.
Следующий час трачу на «подсвечивание» опухоли с разных ракурсов. Никакого логического обоснования тому нет, но уже к самому концу сеанса, во время моего дежурного «скана», вижу, что одна из границ опухоли продолжает сама держать нужную частоту. Очень хорошо "видимую" лимфоцитами.
Когда Анна выходит, я ещё минут пятнадцать сижу в кабинете. Завариваю сам себе чай, благо Котлинский всё оставил на столе, по ящикам искать ничего не нужно. Пью заваренный чай и завариваю ещё раз.
Пытаюсь набрать Котлинского на мобил, но тот не отвечает. Ну да, врачи в оперблоке и аналогичных местах всегда ставят телефон на беззвучный режим.
Мою за собой чашки и двигаюсь дальше, захлопнув дверь кабинета.
Обед дома сегодня готовить не для кого. Потому доедаю вчерашние тефтели, благо, сделал с запасом. Пока ем, отправляю Лене смску. По ошибке, отсылаю её не лично Лене, а в общую группу.
«Группа ШВЕДСКАЯ СЕМЬЯ.
14.05. Мелкий: Так что, я прихожу сегодня после мойки?
14.05. Вовик: куда?
14.05. Асель: куда и зачем.
14.06. Лена: давай. Жду.
14.06. Асель: Саша, ты к нам идёшь? Захвати пожрать?
14.06. Мелкий: Захвачу. Но я же поздно буду, ближе к 00.00.
14.06. Асель: норм.
14.06. Вовик: Эй, а что это у вас за собрание без меня?
14.06. Асель: Если хочешь, и ты приходи. Идем в личку.»
Набираю Лену. Она тут же поднимает трубку.
— Да? — на заднем плане слышатся шумы, кажется, приемного покоя.
— Я по ошибке смс в общий чат отправил. А за компанию и Вовик увязался. Нас там не сильно много будет вечером, если и он придёт?
— Мелкий, ты приходишь в любом случае. И это не обсуждается. Жду… Вовика найдём куда пристроить, если явится.
На плавании Смоляков хмуро интересуется, где меня несколько дней носило.
И я ведь не женщина, на критические дни не сошлёшься. Ссылаюсь на личные обстоятельства. Смоляков так же хмуро говорит, что если у меня результаты упали, то лично он мне не завидует.
И что я сегодня на время плыву «полторашку».
Тысячу пятьсот метров проплываю с таким результатом, что Смоляков удивлённо трясёт секундомером на бортике, потом говорит сам себе:
— Да нет, всё нормально. Видимо, у тебя мышцы не восстанавливались. А тут отдохнул — и дал результат. Ладно, считается… Норма. И даже чуть лучше…
На боксе Сергеевич по-прежнему тиранит меня на «лапах», но я уже втянулся. И к концу первого часа, Сергеевич сам дышит тяжело, вспотел, и местами подгибается в коленях.
— Ф-ф-фууух, умотался… Саня, а иди-ка ты на мешок. Раз здоровье позволяет. Даже лучше на стенку. Посади-ка ты в неё с полчасика, а то и часик. С двух рук. А я погляжу. Только делай вот так…
Подход. Удар. Уклон — нырок — удар. Удар. Отход.
Подход. Удар. Уклон — нырок — удар. Удар. Отход.
Подход. Удар. Уклон — нырок — удар. Удар. Отход.
После команды Сергеевича шабашить и после душа, за шахматами говорю ему:
— Сейчас в таком ритме даже перерыв был не нужен. Как-то втягиваешься и барабанишь, как метроном. Я сейчас мог вообще не отдыхать.
— А то! Ритм — великое дело. Другое дело что в бою ритм использовать — другой склад мозгов нужен, — отвечает Сергеевич, разменивая ферзей.
— А что, ритм как-то можно использовать в бою?
— Тебе честно? Я пока сам не понял. Вижу, что можно, пока не понял, как. Начал тут недавно смотреть кое-что зарубежное на ютубе, пока не готов озвучить. В общем, изучаю эту тему. Когда пойму, как применять и как этому учить — тут же дам знать.
…
В больницу после мойки прихожу нагруженный, как грузовой верблюд. Лена и Асель на работе едят будь здоров, есть опыт. Плюс — ожидается Вовик. И тоже после работы. Потому сделал три больших пиццы, плюс литровый контейнер салата, плюс литр супа из кальмаров, упакованного в герметичный термос.
Лена проводит меня всё теми же тёмными коридорами всё в ту же комнату, где я уже бывал. В комнате обнаруживаем Аселю, что-то ожесточённо строчащую двумя руками в одном смартфоне, и ещё пару докторов. Видимо, работают вместе.
— Это мой, он со мной посидит, — бросает всем Лена, кивая на меня, и начинает выгружать на стол еду из пакета, который я принес.
Минуты полторы знакомимся, потом Аселя отрывается от чата, видимо, с Вовиком, и еда исчезает в желудках четырёх врачей со скоростью звука.
Хм. С одной стороны, как повару, конечно, приятно, когда съедается всё, что ты приготовил. До последней крошки. С другой стороны, переживаю, а наелась ли Лена.
Как всегда в такие минуты, как следует и из Аселиных мемуаров, у кого-то из новых врачей звонит в кармане телефон и все дружной цепочкой быстро вытягиваются в коридор, закрывая за собой дверь.
Через час с небольшим возвращается Асель и говорит, что Лена ещё занята. Ещё через десять минут приходит Лена со своим компьютером подмышкой, который протягивает мне:
— Держи, развлекайся. У нас сегодня «шпагат» между двумя этажами, будем бегать. Флешка с интернетом уже вставлена.
Оставшееся до конца дежурства время мы так и проводим: я читаю свой атлас и сижу в интернете, а Лена с Аселей периодически исчезают, а потом Асель и вовсе перестаёт возвращаться вместе с Леной обратно.
— Зависла на своей операции, — непонятно поясняет Лена.
…
Но всё когда-нибудь заканчивается. Утром дежурство подходит к концу, у меня даже получается немного поспать. В отличие от Лены.
Утром предсказуемо возникает какой-то аврал, и из больницы мы выезжаем, почти что опаздывая. Впрочем, утро, выходной, пробок нет, и до НОВОЙ КЛИНИКИ долетаем с Лениным стилем езды за минуты. Белые халаты мы не снимали, потому, когда выходим в них прямо из машины и идём по аллее к КЛИНИКЕ, охрана смотрит на нас недоумённо.
— Ну теперь ты веди, маленький брат, — хмыкает Лена и хлопает меня по спине. — Теперь я у тебя в гостях, коллега. Хи-хи.
В кабинете Котлинского, к моему недоумению и Лениному веселью, застаём следы ночного разгула: несколько пустых бутылок из-под алкоголя, использованную одноразовую посуду в мусорном ведре, пустые пакеты из-под сока, стоящие батареей на подоконнике и самого Котлинского, который пытается наводить порядок. Но у него это плохо получается.
— О, привет, — оборачиваясь, бросает Котлинский. — А вы кто? — переводит после меня взгляд на Лену.
— Мы знакомы заочно, я работаю вместе с Сергеем Стекловым.
— А-а-а, так вы Лена? — видимо, прокручивает какие-то детали в голове Котлинский. Ну, с Аселей Лену даже по описанию спутать сложно. — Помогите убрать? А то всю ночь гудели, я раньше уехал, а сейчас пациентка приедет, а у нас тут такое…
Оказывается, Марина Касаева вчера благополучно родила. Ну, как благополучно… Не без сложностей, но закончилось всё более чем мажорно. Роды принимал лично Шаматов, присутствовал Котлинский и ещё три каких-то врача по списку. На имена этих врачей, озвученные Котлинским, Лена уважительно кивает и бросает мне краем рта:
— Серьезные люди.
Девочка весила четыре с половиной кило, рост что-то в районе шестидесяти сантиметров, но точного роста Котлинский уже точно не помнит. Из-за бурно проведённой ночи.
Девочку и роженицу оставили на попечение младшего медперсонала за шлюзом, вместе с охраной, которая всё время охраняла даже родильный покой.
А счастливый отец Бахтин, сам Котлинский, Шаматов и остальные доктора по списку на радостях устроили у Котлинского то, что Лена называет «прыжками в ширину».
— Ну бывает, чё, — бормочет Лена, подметая с пола сгоревшие спички и окурки.
— Это пепельница перевернулась, — стеснительно говорит Котлинский, наливающий себе стакан за стаканом из пятилитровой бутылки с водой, которую он, видимо, предусмотрительно захватил с собой.
По крайней мере, раньше я пластиковых бутылок с водой у него в кабинете не помню. А диспенсер, из которого мы берем воду на чай и кофе, сегодня почему-то пуст.
Впрочем, понятно почему.
Уборку успеваем закончить за несколько минут до прихода Анны.
Котлинский с большим пакетом мусора сталкивается с ней в дверях, смущается, здоровается и уходит.
Анна абсолютно спокойно реагирует на присутствие ещё одного человека и вопросов не задаёт.
Лена садится за стол и делает вид, что погружается в компьютер, который захватила с работы. Но я вижу, что на самом деле она с любопытством наблюдает за мной.
Скан.
Тьфу три раза. Мне уже очевидно, что опухоль хоть и не быстро, но неуклонно начинает распознаваться организмом, как инородное включение. Со всем вытекающими.
После того, как я заканчиваю постановку иголок, Лена тихо подходит ко мне и трогает меня за руку и начинает текстом на планшете задавать вопросы. Ответы ей набираю также текстом, так это единственный беззвучный вариант.
Лена сообщает мне, что в уничтожении опухоли участвуют не только лимфоциты, а ещё как минимум один тип клеток. Кажется, макрофаги.
Я не всё понял из её записи на планшете, подробности выясню позже. Главное, говорит она, по мере отмирания клеток опухоли, у женщины будет вся симптоматика месячных. Но более неприятная и гораздо более ярко выраженная. В данном случае, именно это будет являться положительным признаком.
После окончания сеанса, который я сегодня не вижу смысла тянуть дольше двух часов (всё и так работает), Лена знаками предлагает откровенно поговорить с пациенткой.
Котлинский сейчас, видимо, мается похмельем и не может порадоваться за успех своей клиники. Равно как не может поучаствовать в этом разговоре, как главврач.
— Анна, присядьте, — говорю максимально дружелюбно.
Анна почему-то напрягается и садится, словно проглотив кол, с тревогой глядя на нас.
Лена быстро отстраняет меня, подходит к ней, садится с ней рядом и говорит:
— Главное, всё в порядке. Пожалуйста, не волнуйтесь. Для этого нет причин. — Затем поворачивается ко мне, — а вот теперь говори, что хотел. Без этих драматических вступлений.
— Анна, у меня есть основания полагать, что процесс мы развернули в обратную сторону. Говорить об однозначном успехе преждевременно, но по той картине, что вижу я, чувствовать вы себя должны гораздо лучше. Это так?
Про себя замечаю, что даже её печень немного почистилась.
— Да, спасибо, — осторожно кивает Анна.
— Объясняй в лоб, — предлагает Лена из-за спины.
— Ваш организм считал опухоль своей частью. Потому никак с ней не боролся. А она в это время размножалась, поглощала все ресурсы организма и угнетала прочие системы, в частности, печень. — Стараюсь как можно подробнее объяснять я, рисуя иллюстрации на листе из принтера. — Сейчас ваш организм уже определил эту опухоль как агрессивное и по факту инородное включение. Ресурсы вашего организма уже работают на уничтожение этой опухоли.
— Я это объясню через минуту, — врезается Лена из-за спины.
— Если хотите, Лена подробно объяснит, как выглядит биохимия процесса. — продолжаю я. — Главное, мы никогда не делали такого раньше. И следующие три или четыре недели нам с вами нужно видеться каждый день. Вот в таком режиме. Я очень боюсь вас обнадёживать раньше времени, но если та динамика, что есть сейчас, сохранится, то через месяц мы с вами… в общем, тьфу три раза. — Не могу сдержать улыбку и три раза стучу по деревянной крышке стола.
Лена, сидя рядом с Анной, выдаёт трёхминутную лекцию по биохимии, которая сводится к тому, что болезненных и ярко выраженных симптомов месячных ближайшие пару недель бояться не стоит. Наоборот — это будет хорошим сигналом.
Ещё Лена рассказывает о каких-то типах клеток, участвующих в процессе выведения опухоли и её продуктов из организма, но я в это уже не вникаю, потому что эйфория.
…
— Лена, если ты ещё раз будешь лезть передо мной к пациентам в аналогичной ситуации, ты заставишь меня жалеть о том, что я тебя сюда с собой взял. И что я к тебе прислушивался. — говорю как можно спокойнее после ухода Анны. — Я тебе благодарен за дополнительную информацию и поддержку, но сейчас был явный перебор.
Поскольку Лена молчит, прямо спрашиваю:
— Ты согласна? Или я сейчас, с твоей точки зрения, говорю что-то не то?
— Мелкий, прости, — начинает каяться Лена, при этом почему-то собираясь плакать. С недавних пор я это вижу. — Я просто смотрела на неё, и вдруг ка-а-ак представила себя на её месте! и почему-то как накатило… При этом, я же сама врач, видела и далеко не такое, но тут почему-то так пробило на эмпатию… Сама не знаю, что со мной. Была не права, извини. Больше не повторится. В оправдание скажу: по всем правилам, ты не должен был так тянуть чеховские паузы и затягивать начало разговора. Нужно было начать с того, что всё в порядке и есть улучшения, а потом уже просить её присесть. Хотя, это такие мелочи в сравнении с результатом…
— Дай бог его ещё увидеть, — суеверно бормочу на всякий случай.