В отдельно стоящий на трассе коттеджный городок, огороженный высоким каменным забором, прибываем минут через двадцать пять. Видимо, это и есть база.

На въезде притормаживаем у поднятого шлагбаума. Саматов на полминуты выходит из машины и что-то говорит охраннику в капитальной каменной будке пять на пять. Следом за нами закрывается шлагбаум и задвигаются капитальные металлические ворота.

Наш «пленный» уже в сознании, но молчит и не двигается.

Через десять метров машина тормозит ещё раз, Саматов командует:

— Араб, на выход. Объект, за ним. — Я понимаю, что он не хочет называть меня по имени и дисциплинировано следую за Арабом. Мы возвращаемся в каменную будку, где обнаруживается второе более широкое помещение, невидимое с дороги, и несколько сканнеров разного формата.

— Снимем биометрию, — говорит мне Араб. — И порядок такой, для идентификации. И чтобы ты мог перемещаться тут внутри самостоятельно.

— А что за идентификация? — у меня мелькнула одна мысль, но интересно будет уточнить.

— На случай, если мы облажаемся и за тобой не уследим. И от тебя только ДНК на анализ останется, — смеётся Араб. — В виде фрагментов. Ну там, палец, или ещё там что.

По мне, шутка дурацкая. Что я ему и сообщаю, добавляя:

— Хорошо, что я не нервный.

— Да ладно, я же вижу, когда шутить можно… — продолжает веселиться Араб. — На самом деле, тут три в одном. Первое — пальцы и сетчатка. Это чтобы ты мог пользоваться помещениями базы, у нас все замки на биометрии.

О таких замках я уже знаю от Вовика, в банке отца Лены такие же.

— Второе, это действительно для идентификации, тьфу-тьфу, — Араб стучит пальцем по крышке стола. — Неприятно, но правило придумано не нами. И третье, это на случай твоего ранения, кровь. Должны же мы знать группу.

Араб сканирует мне сетчатку глаз и отпечатки пальцев, берёт у меня из вены кровь, зачем-то — образцы волос и ногтей, которые складывает в холодильник, стоящий в углу, и мы возвращаемся в машину.

В следующий раз останавливаемся уже у отдельно стоящего двухэтажного здания, не имеющего окон.

— Араб, на выход, — снова говорит с заднего сиденья в зеркало Саматов.

Араб выходит, обходит машину, выгружает нашего «пассажира» и они скрываются в здании без окон, а сам Саматов пересаживается за руль и финиширует возле следующего одноэтажного здания, имеющего вид жилого дома.

— Выходи, проходи, — кивает Саматов и идёт впереди меня, открывая двери каким-то магнитным ключом.

Пройдя по коридору, мы оказываемся в учебном классе на четыре посадочных места.

Саматов поворачивается лицом к камере, висящей в углу на кронштейнах, и громко объявляет:

— Дата… сентября 20… года. Учебно-тренировочные занятия по подготовке объекта. Инструктор Сом. — Затем поворачивается ко мне и кивает на одну из парт, — падай. Будем разбираться.

— И учиться! — добавляет от двери запыхавшийся Араб, который, судя по дыханию, бежал за нами пешком. Потом Араб точно так же поворачивается к той же камере и повторяет:

— Дата… сентября 20… года. Учебно-тренировочные занятия по подготовке объекта. Инструктор Араб.

— Ты там всё? — неопределённо указывает куда-то в сторону головой Саматов, глядя на Араба.

— Да. Все на месте были. — Араб проходит за самую заднюю парту, занимает место у единственного стационарного компьютера в помещении и начинает что-то очень быстро на нём выстукивать.

— Можно на ты, — кивает мне Саматов, располагаясь лицом ко мне на стуле верхом.

— Без проблем, — киваю. — Как вас звать по именам?

— Никак. Сом и Араб, — без эмоций отвечает Саматов, глядя мне в глаза. — У нас все данные по личному составу засекречены. И вопрос не в тебе. Просто вдруг ты через три года сменишь гражданство? Имеешь право. И устроишься на работу в армейскую разведку в той стране? А та твоя новая страна будет нам совсем не друг?.. Дальше понятно.

— А мы — последний рубеж лейтенанта Оноды. — звучит с задней парты голос Араба.

— А кто это, лейтенант Онода? — спрашиваю, чтоб понимать контекст.

— Да японец один, воевал один на Филиппинах до тысяча девятьсот семьдесят третьего года, тридцать лет после окончания войны. А в аэропорту Токио, по приземлении, три раза с трапа крикнул «Да здравствует Император!». Снискав славу милитариста и оголтелой военщины, — смеётся Араб из-за спины. — Типа образец воинского долга…

— Араб, либо садись рядом, либо не мешай, — спокойно смотрит мимо меня назад Саматов.

— Всё-всё!.. — доносится из-за спины из-под рук, явно прижатых ко рту.

— Начнём сначала. Мы не сможем тебя всё время охранять, как президента, — ровно начинает объяснять Саматов. — Сейчас тебе повезло: ты уже взят под охрану, приказ есть. Но по тебе лично, внутри нашей службы, ещё не присвоен статус. Ну, ранг персоны, — поясняет он, видя, что я всё ещё не понимаю. — Это максимум день или два. Поэтому, лично я сейчас уделяю тебе время почти что по высшему приоритету. Но скоро «дырка» с отсутствием статуса будет устранена, и статус тебе всё-таки присвоят. И поверь, ранг, равный президентскому, ты не получишь.

— А что это — президентский статус?

— Это охрана двадцать четыре часа в сутки с сопровождением, проверкой маршрутов и так далее.

— А жена Бахтина?

— Базировалась стационарно, никуда не надо было ездить, — качает головой Саматов. — Обычный парный пост. И ещё там было строго ограничено время нашего участия. Плюс хорошо защищённое помещение с капитальными бронированными дверями. Двери, если помнишь, в двух экземплярах, поскольку шлюз. Тебе такое и не снилось, ты же не будешь жить в четырёх стенах?

— Нет конечно… А какие вообще бывают статусы? Пытаюсь понять, чего ждать и на что можно претендовать.

— От президентского до тревожной кнопки в кармане, — коротко поясняет Саматов. — Это когда ты её нажимаешь, в течение пяти минут прибывает группа быстрого реагирования, ГБР, и решает твои проблемы.

— Это две полярные точки? — спрашиваю. Саматов кивает в ответ. — А между ними какие промежуточные варианты?

— Варианты сопровождения.

— Сом, а ты сам как думаешь, какой статус мне присвоят?

— Это не ясно. Наши сейчас занимаются твоим «пленным». Статус во многом зависит от того, кто и чем тебе может угрожать. Кстати. Давай пробежимся по всей твоей подноготной, чтобы понять, что это может быть, пленный ведь может и ничего не знать. Если простой исполнитель, заряженный на разовую акцию. — Саматов снова глядит мне за спину и говорит через моё плечо, — Араб, хватит педалить. Иди сюда. Ты нам нужен.

— А почему Араб? — спрашиваю, пока тот перемещается к нам. — Вроде не похож? — Я не особо силён в местных этносах, но Араб кто угодно. Только не араб.

— Вот как раз потому, что рязанская харя, — непоследовательно отвечает Саматов.

За следующие десять минут, в диалоге, я им честно рассказываю о себе всё: об эмансипации. О том, что живу с Леной. Кто есть Лена. Что являюсь кандидатом в сборную страны по плаванию, от которой принял решение отказаться. Что должен быть призёром области по боксу. Что почти закончил лечить рак у пациентки и, кажется, знаю, как это нужно ставить на поток.

В этом месте Саматов и Араб быстро переглядываются.

— Каким образом ты делаешь опухоль видимой для иммунной системы? — спрашивает Араб. И за следующие три минуты я ему рассказываю по теме больше, чем, наверное, за месяц всему остальному миру вместе взятому.

— Не переживай и ничего не думай, — говорит в конце моих откровений Араб. — Мы сейчас тоже как будто твои врачи. Чтоб лечить болезнь, нам нужно понимать диагноз. И с хранением информации у нас всё в порядке.

— Кроме нас, никто об этом больше не узнает, — поясняет Саматов. — Подождём итогов от твоего «языка».

— У меня кое-какие мысли уже есть, — бормочет Араб, возвращаясь ко мне за спину к компьютеру.

Затем Араб в разговоре не участвует, продолжая что-то выстукивать на клавиатуре, а Саматов продолжает:

— Твоя безопасность начинается с твоей головы. Самая лучшая подготовка — это когда ты НЕ ПОПАДЁШЬ в такие ситуации, когда нам с Арабом нужно будет тебя защищать. Если точнее, не с головы, а с твоего мозга, — в этом месте, внимательно слушая Саматова, я только что не икаю, широко раскрывая глаза. — Вот теперь объясни, какого чёрта ты не стал нас ждать на месте, а ринулся домой?

— У нас были разные задачи, — я снова откровенен. — У вас была задача сберечь меня. И снизить все мои риски. А у меня задача — выяснить, что может угрожать моим близким. Лене, в частности. Я предположил, что меня могут ждать у дома, место удобное. И торопился там появиться без вас. Моя безопасность мне менее важна, чем Лены. Я не знал, что вы так резко стартуете с места…

— Как же с умниками всегда сложно, — бормочет Араб, выходя из-за моей спины и занимая соседний с Саматовым стул. — У которых всегда есть своё видение… не буду материться.

…

— У тебя есть два пути. Первый: повышать собственную скорость мышления. Второй: наработка готовых схем в пиковых ситуациях. Впрочем, лично мой опыт говорит, что первое без второго всё равно может быть бесполезным, — мерно продолжает сыпать объяснениями Саматов.

— Вообще-то, у меня скорость мышления выше большинства. — Деликатно обозначаю. — Это можно считать фактом.

— Давай измерять, — пожимает плечами Саматов и бросает взгляд на Араба. — Время есть. Чем лучше мы понимаем твои возможности, тем адекватнее будет конечная схема твоего обеспечения нами.

Араб из-за своего компьютерного стола приносит стопку листков, которые раскладывает передо мной.

Саматов меняется с ним местами.

Следующие полтора часа я заполняю пропуски в предложениях, выбираю однотипные слова из массива несвязного текста, решаю какие-то странные задачи по математике и ещё кучу всего… Араб, стоя надо мной и, глядя через моё плечо, выдёргивает каждое частично сделанное мной задание, как только я успеваю приноровиться. После чего даёт мне следующий лист.

— Быстро, — подтверждает Араб, глядя на Саматова, примерно через полчаса. — По скорости — весьма и весьма.

— А с точностью решений что? — отрывается от клавиатуры Саматов.

— Без критических погрешностей. Если «на коленке».

— Нам точнее не надо, мы его не на работу принимаем… — бормочет Саматов и присоединяется к нам.

В открытую дверь без стука проникает чья-то голова, которая сообщает, что Араб нужен снаружи.

Араб исчезает на десять минут, после чего появляется с Котлинским.

— Всем привет, кого не знаю! — машет рукой с порога Котлинский и направляется ко мне, протягивая руку. Вообще, сегодня виделись. Но ладно. — Саша, я с тобой не согласовал ничего, потом всё объясню… Господа, я не думал, что всё будет так быстро, вам актуальны мои обоснования и предположения, кто за этим стоит?

Саматов молча кивает.

Все рассаживаемся вокруг стола, Котлинский начинает:

— Мы в НОВОЙ КЛИНИКЕ вместе с Александром, кажется, нащупываем методику и профилактики, и лечения злокачественных опухолей. Вам, наверное, не сильно интересны подробности…

— Да мы уже в курсе, — кивает Араб.

— Даже так? Впрочем, какие тут секреты… Так вот. Есть такой медицинский концерн, ХОС. Вообще, это сеть клиник в Европе и не только. За последнее время, их кассовая специализация, если можно так выразиться, онкология. Дополнительно, помимо медстационаров, они занялись несколькими смежными видами деятельности. В том числе производством. Практические результаты у них не лучше, чем в среднем в мире. Они скорее бизнесмены, чем исследователи и новаторы. Но сервис — на широкую ногу, встречают в аэропорту. И под своё производство организовали такой маркетинг, что…

В этом месте врезается Араб и начинает задавать какие-то вопросы с латинскими названиями, суть которых от меня ускользает.

— У ХОСа было несколько скандалов. В Африке, в Найроби, например, — продолжает Котлинский.

— Это где станцию переливания крови взорвали? — демонстрирует эрудицию Араб. — Чтоб конкурировать было некому?

— Да, — удивлённо смотрит на него Котлинский. — Но не только это…

— … В общем, доказательств, как всегда, никаких, но в бизнесе не нужны доказательства, чтоб оценить угрозу. Достаточно задать вопрос «кому это выгодно?», — завершает свой экскурс через три минуты Котлинский. — Конкретно по онкологии, ХОС буквально вчера вышел со мной на контакт на уровне регионального представителя. Причём открытым текстом интересовались нашим результатом по конкретному пациенту. А уже сегодня утром звонил их директор по финансовой части из головного офиса, через переводчика, предлагая содействие в отработке нашей методики по онкологии. О которой мы вообще никому не рассказывали — пока только первый пациент, и всё сшито на живую нитку. Ну и такая деталь: разница во времени. У них была глубокая ночь, когда они мне дозвонились. Я после этого и стал суетиться утром.

— Получается, у них есть какие-то оперативные возможности прямо у нас? — хмурится Саматов.

— Не обязательно, — качает головой Араб, но его перебивает Котлинский:

— Не в том виде, как вы думаете. Мы для них страна третьего мира, и они не будут тратить финансы на такие дорогие инструменты, как постоянная агентурная сеть. — Все с удивлением смотрят на Котлинского, который продолжает, ничуть не смущаясь. — Уж поверьте тому, кто в курсе. Общался я с ними на конференциях… Тут проще. Наша пациентка снялась у них с очереди на операцию. И по доброте душевной пояснила, почему ей это уже неактуально. А вот аналитические службы у них отличные. Вот и сработали на упреждение.

— А как они именно Александра вывели? — задумчиво спрашивает Араб. — С такой скоростью? И чего хотели?

Далее Араб пересказывает Котлинскому все события сегодняшнего дня в подробностях.

— А вот это уже территориальный представитель нашёл местные возможности, — ни секунды не задумывается Котлинский. — По команде из центра. Кстати, скорее всего, людей брали в соседней стране, не у нас. Двести километров до нас — полтора часа езды. И люди, скорее всего, не знают вообще подоплёки. Разовые исполнители. Из отчаявшихся там слоёв. Кстати, сам региональный скорее всего сидел неподалёку и всё наблюдал… если не координировал.

— Не слишком ли быстро для частной лавочки? — с сомнением качает головой Саматов. — Ещё и в чужой стране.

— От нашей пациентки они не получили порядка двадцати тысяч долларов. В год только из нашей области к ним едет до полусотни человек. К сожалению, онкология — бич нашего региона и нашего времени, — вздыхает Котлинский. — А теперь гляньте в масштабах нашей страны.

— Это миллион в год только с области? — присвистываю.

— Да, причём без учёта стоимости патронажа, а на нём они тоже зарабатывают, — кивает Котлинский.

— Ну, если миллион в год только с области, со всей страны будет около десяти-пятнадцати миллионов в год, — размышляет Араб. — Всё равно, как-то крутовато закручено для обычного медицинского концерна, нет?

— Прибавьте соседние страны, — продолжает доказывать Котлинский. — Я вам как владелец схожей клиники говорю… Я представляю их психологию, хотя и не разделяю её. Не забывайте, в Таможенном Содружестве у нас по медицине единое пространство. Вы забыли умножить цифру на соседей, с которыми в медицине у нас пространство одно. А в масштабах даже двух соседних стран, это уже не пять. А до ста пятидесяти миллионов в год… И выше. Теперь вы скажите. Чего стоит на этом фоне один школьник?

— Лицеист, — поправляю Котлинского, но шутки никто не поддерживает.

— А давайте-ка пройдёмся, — Араб задумчиво кивает Котлинскому и они, поднявшись со стульев, куда-то выходят.

Следующие пятнадцать минут Араб с Котлинским отсутствуют, а Саматов промывает мне мозги:

— … и не нужно самодеятельности. Большинство госструктур и так заточены на вытаскивание тебя из любой жопы. Нужно просто уметь придавать им правильный импульс… зачем ты поперся домой? Почему не подождал меня, когда я звонил? — ходим по кругу в третий раз. — Впрочем, пока я не готов ответить, прав ли ты был, — итожит Саматов, когда в дверях снова возникают Араб с Котлинским.

— Наши разобрались с «пассажиром». Пассажир из соседней страны. Остальных не знает. Задача была — придержать пацана, пока заказчик задаёт вопросы. Гонорар — четыреста долларов за два часа работы… В инъекторах был паралитик, — сообщает Араб, усаживаясь на стул. — У них был с собой и антидот. Целью было исключительно обездвижить. Это общая практика, использовать паралитик в таких случаях.

Котлинский за спиной Араба кивает.

— Араб, а кто ты по образованию? — спрашиваю я, чтоб проверить кое-какие догадки. — Если не секрет?

— Секрет, но ладно… Военно-медицинская академия, — гордо расправляет плечи Араб. — Коллеги. Только я психиатр. Изначально. До того, как сюда попал.

— А почему не полевая хирургия? — интересуюсь. — Это разве было бы не логичнее? — в этом месте все начинают смеяться.

— Как раз нет. Ты нас путаешь с другими, — качает головой Араб. — Мы не воюем за линией фронта в длительном отрыве от своих.

Все продолжают смеяться.

— С точностью до наоборот. Мы всегда в центре всех ресурсов государства. Как нашего, так и любого другого, куда наше официальное лицо прибывает с визитом, — улыбаясь, поясняет Араб. — И если уж, тьфу три раза, в нашей работе появляется потребность в хирургах, они всегда рядом и лучшие в стране, неважно в какой. А вот психиатр в нашей работе необходим и полезен гораздо больше хирурга.

— Не подумал, сморозил глупость, — киваю.

— Господа, я пройдусь по территории? — спрашивает Котлинский, обращаясь к Саматову. — Мне тут есть к кому зайти.

— Да, нам как раз нужно кое-что обсудить и принять кое-какие решения, отвечает тот.

Дверь за Котлинским захлопывается, а Саматов с Арабом снова занимают стулья вокруг меня.

…

Не всё. Сегодня ещё будет.

— Похоже на правду, — кивает вслед вышедшему за двери Котлинскому Араб и поворачивается к Саматову. — Какие будут инструкции? Вернее, решения?

— Нас не устраивает «похоже на правду», подождём приговора черепов, — отвечает ему Саматов.

— Аналитической группы, — переводит мне Араб, затем снова поворачивается к Саматову, — А давай-ка я, для ускорения процесса, пойду с ними поучаствую?

— Валяй, — пожимает плечами Саматов.

— А ты его пока по территории проведи, когда он ещё тут побывает. — Поднимаясь со стула и направляясь к двери кивает в мою сторону Араб.

— Да ну, что тут водить. База как база… — бормочет Саматов. — Второй категории.

— Саматов, а у вас тут тир есть? — решаю воспользоваться возможностью, если получится.

— Есть, — чуть удивлённо отвечает Саматов. — Но оружие тебе для ношения категорически исключено, зачем тебе тир?

— М-м-м… Так значит, мне можно и оружие? — подмигиваю Саматову и улыбаюсь в стиле Араба.

Саматов, однако, к юмору хронически не расположен и с лицом сфинкса отвечает:

— Допустим, даже если выдать смогу. Хотя это не реально… Если ты его применишь, к тебе возникнут вопросы. Которые автоматически переадресовываются к нам, поскольку просто так мы тебя спрашивать не дадим. Оставляем за кадром то, что мы тебе выдать ничего не имеем права, по закону. А если ты где-то нароешь ствол сам, то я лично приду и у тебя его заберу. Для твоего же блага.

— Вот тут поподробнее, пожалуйста, — устраиваюсь на стуле поудобнее. — Самозащита есть святое право любого свободного человека. Опасность вроде как есть. Где логика в таком решении?

— Законодательная база страны, — снова пожимает плечами Саматов. — Чтоб я имел право выдать тебе боевое оружие, ты должен быть не просто эмансипированным, а достичь восемнадцати лет. Этот возрастной ценз, раз. Второе, ты должен при этом быть секретоносителем высшей категории. И третье, в твоём конкретно случае, это должно подтверждаться не нашей либо чьей-то ещё ведомственной справкой, а решением профильного комитета Парламента. Поскольку должностей на государственной службе ты не занимаешь.

— Ничего себе, — присвистываю. — Сколько барьеров на пути к выживанию.

— Общество неидеально, — двигает левой бровью Саматов. — Законодательство тоже. Расти, меняй. Либо второй вариант. После всё тех же восемнадцати, приходи к нам. Тогда выдам тебе ствол на полном законном основании, — Саматов первый раз на моей памяти улыбается уголком рта. — Если сквозь конкурс пролезешь.

— Спасибо, — вздыхаю, — я лучше людей лечить буду. В интернете недавно читал, какая-то страна в Европе, Чехия, кажется, парламентарно отменила охрану Президента: говорят, если его прибьют на улице свои же избиратели, зачем нужен такой Президент?

— Не буду комментировать, тем более в наших реалиях, — смеётся Саматов. — Для Европы идея, возможно, и рабочая, но в нашем случае не учтён сосед-Китай. И даже не столько он, сколько Синцзянь-уйгурский его автономный округ. Который не сильно и в самом Китае считается своим. И у нас там есть пограничные вопросы… В тир, если хочешь, могу просто отвести пострелять, — без всякого перехода заканчивает Саматов. — Пока время есть.

— Хочу, — встаю тут же, услышав предложение. — От таких предложений не отказываются!

Саматов приводит меня в крытый ангар длиной сто метров, разделённый на две секции, которые отпирает своим электронным ключом. У входа он повторяет тот же ритуал с обращением к камере и объяснением, что идёт учебно-тренировочное занятие объекта под его патронажем.

В первой секции ангара находится обычный огневой рубеж, дистанции от трёх до ста метров, правда, очень много чем оборудованный. Включая специальные столы для стрелка с регулируемой высотой подъёма над уровнем поверхности.

— А мишени регулируются по высоте только до высоты потолка? — увлёкшись, снова задаю дурацкий вопрос.

— А ты собрался из глока отражение атаки с воздуха отрабатывать? — со сдержанным удивлением напрягается Саматов.

— Не переживай, я нормальный, — смеюсь своей запоздалой сообразительности. — Просто пошутил неудачно. Никогда не был в таких местах и оружия в руках не держал (тут, мысленно добавляю про себя). Вот всё интересно теперь (тут).

— Смотри, — расслабляется Саматов. — Эйфория не есть лучший настрой на результат в тире…

Саматов извлекает из подмышки свой пистолет и кладёт его на столик, разряжая полностью и выщёлкивая все патроны прямо на стол.

— Решил чем-то другим снарядиться? — спрашиваю, глядя, как он из стоящего рядом сейфа достаёт точно такой же ствол и две коробки с патронами.

— Да, те патроны в тире ни к чему, — не вдаётся в детали Саматов, кивая на россыпь патронов из своего ствола.

Видимо, у него заряжено что-то более мощное, а он собрался беречь пулеулавливатель.

— Сом, один момент до того, как я взял оружие, — говорю в то время как Саматов набивает две одинаковые обоймы. — Я ездил в другой тир с отцом Лены, меня даже на порог не пустили. Сказали, нет восемнадцати. Честно предупреждаю заранее, чтоб у тебя потом проблем не было.

— Не стоит беспокойства, — улыбается уголком рта Саматов. — Мы не частная лавочка, и проверки к нам не вхожи. А по нашему внутреннему регламенту, я имею право на любые действия по твоей подготовке после взятия под охрану, вплоть до обучения на крупнокалиберный пулемёт…

— А здесь и такое есть? — ухватываюсь за его слова.

— Нет, конечно. Зачем? — пожимает плечами Саматов, снова плодя загадки на ровном месте.

Чувствую, что слишком много вопросов лучше не задавать. Тем более тут, когда всё моё естество конфликтует с местными законодательством и обстановкой.

Саматов набирает на планшете управления какие-то команды и четыре мишени подъезжают на дистанцию около двадцати метров.

— Сом, а тут мишень разве не каждый себе вешает?

— Каждый себе. Но после себя всегда оставляет чистую. Вот мы с тобой сперва отработаем, потом заменим наши пользованные мишени на чистые, — терпеливо объясняет Саматов.

Странный порядок. Наверное, тут периодически тренируются те, у кого очень мало времени.

Саматов начинает стрельбу, явно рисуя какой-то узор на мишени. Балуется?

Пробую первый выстрел, второй, третий. Кучность хорошая. Ствол как ствол. Патрон явно слабоват, как на мой вкус, но в чужой монастырь…

Оставшиеся в обойме патроны выстреливаю быстрее чем за десять секунд. Попадаю, куда собирался.

— Эй, стой-стой-стой! — Взвивается со своего места Саматов. — Этот ствол не держит такого высокого темпа стрельбы, разобьёшь механизм!

— Извиняюсь. Не знал. — Пожимаю плечами, отодвигаясь на всякий случай от стола, на который уже выщелкнул пустую обойму и положил сам пистолет.

— Я от тебя не ожидал просто, — извиняющимся тоном говорит Саматов. — Очень неплохо отстрелялся для первого раза.

Не буду устраивать соревнования. Во избежание. А то бы мы тут посмотрели, кто из нас неплох…

Потом мы неспешным темпом добиваем одну коробку патронов.

— А есть что-то поинтереснее? — вежливо интересуюсь. — Чем вот эта статика?

— Например?

— Ну, в движении что-то? С нестатичными мишенями? С перемещениями мишеней по вертикали?

— В движении — соседний зал, но там надо выставлять обстановку, плюс счётчики попаданий на всех мишенях потом обнулять, это целое дело. Это не пять минут. Мы туда не пойдём. А мишени с перемещением по вертикали — можно в интерактивный тир, поглядеть настройки. Кажется, кто-то ставил такую дурацкую игрушку. Надо смотреть, — подозрительно смотрит на меня Саматов.

…

Через пятнадцать минут я, увлекшись, прохожу все задачи, которые Саматов ставит в интерактивном тире. Они в основном сводятся к быстрому поражению угрожающего элемента и к неповреждению соседних. Например, быстро среагировать на вооружённого человека в толпе, не задев остальных.

— Неплохо, — поднимает бровь Саматов. — Даже жаль, что нельзя дать оружие тебе. Где тренировался?

— Просто чувствую ствол, — уклончиво отвечаю.

Затем задачу выставляю я. И Саматов под моё хихиканье промахивается по трём синхронно атакующим его с воздуха целям, идущим с большим разносом по фронту. Вернее, поражает две из трёх, но не успевает перенести прицел на третью.

— Что за бредовая задача? — сводит брови он. — Какая практическая польза от такого упражнения? Сбивать в полёте летящие из толпы кирпичи? Так в такой обстановке нужно разворачивать щит и мотать оттуда скорее.

— Просто решил побаловаться, — улыбаюсь Саматову. — Мне говорили, что сюрпризы в жизни бывают самыми непредсказуемыми.

Просто задача не для этого мира. Три шипокрыла вполне в состоянии синхронизировать свои действия против одного стрелка, если он приближается к их птенцам в период гнездования.

— Кто бы спорил, — соглашается Саматов, — но я навскидку не могу представить реальных вводных для такой задачи. В рамках своей компетенции, по крайней мере. Давай чиститься после стрельбы. Вон там чистые мишени, замени за нами.

— А вот и Араб идёт, — говорю за три секунды до того, как дверь в ангар открывается и на пороге появляется Араб со словами:

— А я вас обыскался. Пришлось на центральный пульт звонить, узнавать, где вы.

— Как ты узнал, что он за дверью? — спрашивает Саматов у меня, не отрываясь от чистки оружия. Сам Араб стоит рядом с нами и внимательно слушает.

— Я же говорил вам изначально. Нервную систему вижу. Именно Араба запомнил, как лица запоминают. Тут рисунок тоже достаточно индивидуален, хотя больше похож на отпечаток пальца, а не на лицо, — объясняю ещё раз. — А я, кстати, вас хотел спросить. Араб, а как ты почувствовал того типа с инъекторами в подъезде напротив? Я чувствую биологические объекты, метров до двадцати, если нужно просто почувствовать. Но я его даже не заметил.

— Да резануло глаз, что на подъезде кодовый замок. А дверь приоткрыта. А потом ещё и движение увидел. Ну а уж когда стрелка полетела — ругнул себя за то, что долго присматривался, — объясняет Араб. — И давайте, раз так, кое-что проверим…

Мне завязывают глаза и следующие полчаса проверяют, сколько людей и на каком расстоянии я чувствую. Для этого Араб мобилизует несколько человек по внутренней связи.

— До семи — восьми метров уверенно, — итожит Араб через полчаса, отпустив остальных. — Количество, направление, дистанцию. Даже через препятствия типа стены. Видимо, двадцать метров — это на открытой местности. Тут, в условиях помещения, я двадцатки метров не наблюдаю…

— Наверное. Ещё намерения чувствую, особенно если агрессивные, — добавляю я. — Наш «пленный», например, явно не соответствовал намерениями своему выражению лица. Когда сидел у моего подъезда.

— Везёт же, — двигает бровью Саматов. — Мне бы так… С таким багажом с тобой теперь всё будет проще. Главное — не увлекаться, видел же сам сегодня, что на предельной для тебя дистанции либо за дверями возможны затыки. По-хорошему, надо понять, может ли эта твоя чувствительность падать в зависимости от различных факторов. От материала стен, например.

— Даже не знаю, — задумываюсь над его словами.

— Во-о-от, — назидательно поднимает палец Саматов. — С другой стороны, ни у кого и этого нет, так что есть с чем работать.

— Я, кстати, за этим и пришёл. Мы тут подсуетились уже, — начинает Араб, помогая нам убираться за собой в тире. — Котлинский позвонил тому, кто его с утра набирал. Твоя бывшая опекунша переводила, она уже тут, — бросает он на меня взгляд.

— И? — торопит его Саматов.

— Котлинский поведал той стороне сегодняшние события. Те, естественно, поначалу открестились, — рассказывает Араб. — А потом твоя опекунша взяла бразды разговора в свои руки. Называла какие-то фамилии, я их не знаю, понял только, что она им пообещала максимум проблем в Дубае. Если этот территориальный представитель у нас от соседей появится ещё хоть раз. Говорила, что она является единственной наследницей своей семьи, перечисляла какие-то активы за бугром, я специально не слушал перечень… И сказала, что не будет даже разбираться, кто прав, кто виноват. Просто употребит все доступные ей ресурсы против конкретно финансового директора и всех дальше по списку. А список фамилий возьмёт на их сайте. А чтоб не было недостатка личного состава, вербовочный пункт откроет прямо в Шардже, из числа пакистанских пуштунов и африканцев Нигерии.

— Это всё, что она пообещала? — со смешком спрашивает Саматов.

— Нет. Ещё говорила, что её отец лично попросит Аль Макрума выкинуть из Дубая вообще все представительства ХОСа, включая открывающееся производство медтехники.

— Блин, вы теперь в курсе всех моих раскладов. Даже неловко чёрт возьми, — честно признаюсь вслух. — Даже и не планировал ничего афишировать такого. И что Лена так заведётся, не знал.

— Ты особо не парься, — останавливает меня Араб. — Это самый лучший сценарий. Ты представь, на секунду, что нас бы сегодня не было. Что инъектором тебе бы в затылок промеж ушей всё же зарядили бы — третьего человека ты не чувствовал. А твоя опекунша шла бы в этот момент домой и всё это увидела. И попыталась бы вмешаться…

От подобной картины меня передёргивает.

— Араб, ты не зря психиатр, — бормочу, стараясь не выказать раздражения. — Умеешь зацепить.

— Да ты лучше на меня сейчас позлишься, но потом не будет никаких проблем от твоей неверной оценки обстановки, — беззаботно дёргает плечом Араб. — Чем начнёшь отсебятину городить, как сегодня… Дальше не продолжаю, вижу по морде, что ты проникся.

Затем мы выходим на улицу, Араб заворачивает куда-то по дороге со словами «три минуты!», а Саматов говорит:

— Не хочу лезть в твои дела и таланты. Но дельный совет дать могу. — Он дожидается моего кивка и продолжает, — если ты можешь лечить, значит, можешь воздействовать и прямо противоположно Этот мир крайне несовершенен. И ситуации могут быть самыми разными. Лично я бы тебе посоветовал отработать применение своих этих «способностей» не только для усиления чужих жизненных функций. А и для их угнетения.

— Ты сейчас имеешь в виду, использовать это как оружие? — спрашиваю его, глядя под ноги.

— Да.

— Как насчёт морали? — копирую его не выражающий эмоций тон.

— Ты сейчас стрелял в тире. Стрелял лучше Араба. Я не спрашиваю, где ты этому учился, хотя мне очень интересно, зачем нужны дурацкие упражнения на тему сбить три кирпича в полёте, — косится на меня Саматов. — Пистолет есть всего лишь инструмент. Он не бывает моральным или аморальным. Он просто может понадобиться в нужный момент. И очень плохо, если у хорошего человека его под рукой не окажется. Впрочем, я ни на чём не настаиваю. Просто посоветовал. С учётом анализа твоих индивидуальных особенностей и возможных жизненных перспектив. Решать тебе.

— Совет толковый, — соглашаюсь через три секунды. — Просто раньше в голову не приходило думать об этом с такой стороны.

— Раньше тебя и «свинтить» на улице не пытались, — с лицом сфинкса отвечает Саматов. — Решать тебе. Особенно в свете твоего болезненного отношения к безопасности твоей опекунши. Что тебе ещё не нравится? — видя моё недоумение, он добавляет, — Я, конечно, не Араб и не психиатр, но твоё кислое лицо от нормального отличить способен.

— Да знаешь, какое-то ощущение двойного стандарта… Я — обычный пацан. Такой, как все. А вот уже месяц как вокруг меня какая-то чехарда заворачивается. И большие серьёзные люди, как джокер, всегда оказываются рядом, чтоб прийти на помощь. Не понимаю: или я какие-то события притягиваю? Тогда как отучиться быть в фокусе приключений? Или мне везёт на серьёзных людей и службы типа вашей? А что делать, если однажды рядом вас не окажется? Двойной стандарт, короче…

— Ты сейчас о чем?

— Будь обычный человек на моём месте, как долго бы ему везло. Без Бахтина, без вас. Без отца Лены с его связями.

— На роль психотерапевта не подойду, я не Араб, — подумав секунду, выдаёт Саматов. — Тем более на темы общества и твоего с ним взаимодействия. Я по другому профилю… Но по текущей ситуации всё понятно. Мы изначально задуманы как личная охрана Президента, читай Конституцию и наши задачи на первой странице сайта нашей службы. Не смотря на второй кровавый антураж с твоим участием за неделю, мы — самая мирная из спецслужб, если говорить о задачах. Мы никогда не начинаем первыми. В адрес всех пострадавших сегодня скажу одно: не злоумышляй. И ничего тебе не будет.

…

За десять минут до этого.

В помещении с двумя столами и большим окном присутствуют Араб, Котлинский и Лена. Смартфон Котлинского лежит на столе, включённый на громкую связь. Продолжается какой-то напряжённый разговор.

I am not going to waste time discussing if you were involved or not this morning, Heinz, Я не собираюсьтратить время, обсуждая, участвоваливы лично или нетв произошедшем утром, Хайнц, — явносдерживаяраздражение, говорит Лена. — The key point about my talking to you is that I am the only inheritor to the EX-SELL BANK fortune both in the UAE and in this country. Главное — то, что я единственный наследник всех активов ЭКСЕЛЬ БАНКА и в ОАЭ, и тут. And I’ll spend every penny on getting you feeling sore if your regional manager finds himself in this country once again. И я потрачу всё до копейки, чтобы вы пожалели, если ваш региональный менеджер появится в этой стране ещё раз. To that point, my father will ask The Al Maktoums personally to stop all your activities both in Dubai and in all the other Emirates. Just as a part of the Monarchy Voluntarism. Вдобавок, мой отец лично попросит Аль Мактумов застопорить всю вашу деятельность и в Дубае, и в остальных Эмиратах. Просто как частьмонархюического волюнтаризма. I think, the Labor department together with the Industrial Department will find a lot of reasons to close your offices together with the new plant there. Especially if I cede the twenty five percent of the BANK’s shares to them.

Я уверена, Департамент Рабочей силы и Департамент Промышленности найдут причины закрыть и ваши офисы, и новый завод там. Особенноесли я перепишу 25 % акций банка на них.

— Hellen, please, let me figure out what I could do under the circumstances.

— Лена, пожалуйста, дайте глянуть, что могу сделать с учетом обстоятельств.

— Please, do it. And consider that I’ll do my best to hire both Patang guys from Afghanistan and Nigerians to make all of your members of the Board to feel sore just in case! Давайте. И учтите, что я найму и афганских пуштунов, и нигерийцев чтоб ваш Совет (директоров) пожалел — в этом месте Лена поднимает указательный палец, как будто собеседник может её видеть, — if ANYTHING happens to my ward. Если что-то случится с моим подопечным.

— But we may be not involved in the future incidents! Мы можем быть ни при чем в будущем! — пытается протестовать собеседник.

— I am not going to figure out those who could be guilty. I’ll be appointing them. And I’ll take all the names just out of the List of your Board, including the Chairmen. And the recruiting office will be opened in Sharjah, to reach as many of them as possible. Я не собираюсь вычислять всех, кто может быть виновен. Виновных я назначу сама. И все имена возьму из списка Совета (директоров), включая Председателя. А вербовочный офис открою в Шардже, чтоб «достать» как можно большее количество из них.

…

— В общем, лично мне кажется, что они просто не рассчитывали, что будут подняты такие силы, — продолжает Араб. — Я же слышал того мужика из ХОСа… Они скорее всего думали, какая-то мелкая заштатная клиника в стране третьего мира. Какая-то интересная методика, возможно, удастся поделиться деталями, пусть таким методом. Напрягли своего территориала. Который, вполне может быть, набирая очки, просто превысил полномочия.

— А тут и людей прямо перед домом исполнили, и хозяева дубайского банка звонят лично — обещают поучаствовать. Всеми ресурсами, — задумчиво завершает за Араба Саматов.

— Точно. Мне кажется, они сами наденут намордник на своего территориала. Тот мужик обещал его опекунше, — Араб кивает на меня, — перезвонить буквально в течение получаса. Когда та сказала про пуштунов в Европе на деньги банка.

…

— Ну и на закуску, — сообщаетАраб через полчаса, хлопая стопкой листков из принтера по круглому столу.

За столом сидят Котлинский, Лена, и Саматов. Я стою за спиной Лены, положив ей на плечи руки, которые она накрыла своими руками.

— Спецсредства все нелетальные, похоже, собирались просто допрашивать. Ну, предварительно спеленав, конечно…

— Мы не знаем, что у четвёртого было, — говорит Саматов.

— Что бы там ни было, через границу этого точно никто не возит, — возражает Араб. — Так что, всё только законное. Личность четвёртого установлена. Гражданин соседней страны, буквально пятнадцать минут назад покинул нашу территорию на собственной машине через погранпереход ЧЁРНАЯ РЕЧКА. Есть его имя, фамилия, нами он уже внесён во все наши реестры. Если он у нас появится… Игорь Витальевич, вот его паспортные данные, это он с вами связывался?

— Да. Он же есть на сайте ХОСа, как территориальный представитель по Центральной Азии. — Котлинский что-то показывает на своем смаартфоне.

Араб хлопает себя ладонью по лбу:

— А мы по номеру машины его вычисляли… Потом с уличными камерами полиции сверялись…

— А откуда у него машина на наших номерах? — спрашивает Лена.

— У них и тут представительство зарегистрировано, без юрлица. Вот на нём машина числится. Представительство из одного сотрудника, он сам и директор, — говорит Котлинский, что-то указывая пальцем на экране своего смартфона. — Мне кажется, непосредственной опасности уже нет. Они всё же бизнесмены, а не разведка. Ещё и от медицины, как бы там ни было с этикой. Да, их территориальные представители могут быть кем угодно, ещё и отрабатывая немаленькую для наших стран зарплату и получая неограниченное финансирование в рамках таких вот задач. Но у нас всё же не Найроби. И все оперативные возможности ХОСа сводятся исключительно к изобретательности и оборотистости местного территориального представителя. Ну давайте представим, что он даже бывший полковник безопасности, хотя он однозначно медик по образованию, тут без вариантов. Что он сможет? Учитывая что он гражданин соседней страны?

— Да немногое он сможет, — хмурит брови Саматов. — А против нас так и вообще ничего. У нас всё же оперативные возможности в собственной стране не хуже. Чтоб сказать мягко.

— Ну вот из этого и следует исходить. — хлопает рукой по столу Котлинский. — Спасибо, что быстро отреагировали на мою заявку.

— Спасибо не нам. Мы люди служивые, — смеётся Араб. — Спасибо скажите тому в Администрации, кто вас нам так быстро пропихнул.

— Это он мне спасибо говорить должен, — смущается Котлинский. — когда за его почки никто кроме нас браться не хотел год назад…

Ещё через пятнадцать минут, когда все расходятся, за тем же столом Саматов сообщает мне и Лене:

— При всём личном хорошем отношении, я обязан добросовестно оценивать реальную потребность нашего участия. Чтоб не оголять другие направления по службе, о которых, извините, сказать не могу. Лично мне кажется, что хватит просто тревожной кнопки. На этом этапе.

— Я не спорю, — кивает Лена. — Я просто была не в курсе. Теперь, когда есть адресаты, мы вообще и сами справимся.

— Меня вы не спрашиваете? — врезаюсь в разговор.

— А твои пожелания какие? — из вежливости спрашивает Саматов.

— Тревожной кнопки хватит. Если нет угрозы близким.

— Угрозы нет никому, — бормочет Лена, листая что-то на экране. — Этот деятель пять минут в ватсаппе отписался. Инцидент имел место, исключительно самодеятельность территориального представителя. Приносят свои извинения. Обещают, что больше не повторится. Вам что-то из этого нужно? — поднимает она глаза на Саматова.

— Слава Аллаху, что есть ясность, — отвечает Саматов. — Если можно, перешлите мне на этот номер.

— У отца, по роду деятельности банка, недоброжелателей тоже хватало и по деньгам с ничуть не меньшими возможностями, чем какие-то медики… — продолжает Лена. — Пусть даже это были и не ХОС. Однако справились же. Саматов, нам надо согласовать ваши мероприятия с нашими — чтоб наша СБ с вами не пересеклась, упаси бог?

— С нашей стороны из текущих мероприятий — только тревожная кнопка, это уже решено.

— Да мы бы и сами справились, наверное. — задумчиво говорит Лена. — Раньше же справлялись. И времена были не чета этим… Но — не буду лезть впереди паровоза… В любом случае, не сочтите за неблагодарность: большое вам спасибо. За сегодня — особенно.

— Давайте мы вас хоть домой отвезём, что ли? — спрашивает Саматов.

— Да мы на машине, — сомневается Лена.

— Тогда до ворот проводим.

Через три минуты, когда мы впятером шагаем к выходу с базы, нас догоняет какой-то парень в форме без знаков различия и протягивает Саматову какой-то брелок с четырьмя кнопками посередине. Который тот передаёт мне со словами:

— Большая кнопка посередине — дави, если что. Мы подскочим.

— В любой конец города? — сомневается Лена.

— У нас есть смежные структуры, — уголком рта улыбается Саматов. — В частности, некоторые наши подразделения закамуфлированы под частные охранные структуры. Например, ОХРАНА-ТЕХНОСЕРВИС. На самом деле, это мы. Там несколько десятков групп быстрого реагирования в режиме скрытого патруля по всему городу. Не переживайте. Норматив прибытия группы — до трёх минут. Бывает что по пробкам до пяти, но не часто.

…

Саматов и Араб идут от шлагбаума по аллее.

— Загадочный мальчик, — бормочет Саматов. — Явно не прост. И не совсем тот, за кого себя выдаёт.

— Ты тоже заметил? Как? Ты же не психиатр? — удивляется Араб.

— Флеш стрельба. Ещё какие-то упражнения в тире, которых я даже не понял. — Отвечает Саматов.

— А что с тиром не так?

— Вот когда закончишь институт физкультуры по пулевой стрельбе, будешь знать сам…

— Нам же это не помешает его охранять? — хмурится Араб.

— Не поверишь. Первый раз за всё время работаю с удовольствием. В отличие от некоторых других рыл… — беззаботно улыбается Саматов, явно имея в виду что-то, что Араб понимает без слов.

Да я тоже, — признаётся Араб. — Зато я, в отличие от выпускников института физкультуры, вижу насквозь несоответствия реакций психики заявленным изначально параметрам…