Вступление.
Западная Украина, 1986–1989.
Зарядка.
Зарядка — как много она оставила после себя воспоминаний. Командир части решил во чтобы то ни стало вытянуть нашу часть на звание "Передовая". И каждое утро мы, прапора и офицеры, бегали по полчаса на стадионе, а потом еще 10–15 минут тягали железо, турник и т. д.
Ну и музыка на стадионе — как правило это были либо Минаев либо Мираж. С тех пор они прочно въелись в мою память.
Как-то стоим под деревьями с прапорщиком Сувориным (именно он отвечал за музыку на стадионе), отдыхаем после бега. Мимо нас трусцой пробегает начальник штаба подполковник Башинский, останавливается и спрашивает с этакой ленинской хитринкой:
— А кто это?
И зачем-то еще показывает пальцем в небо.
— Это Минаев, — с легким удивлением отвечаем мы.
— Э-э-х! — искренне сокрушается начштаба. — Это же соловей!
Инициатива наказуема.
Зампотех моего подразделения часто отлынивал от обязательных собраний у зампотеха части (полковник Лазарев), и меня отправлял на них.
Два ярких воспоминания: капитан Волков и лейтенант Серый, которые часто опаздывали и вопрос Лазарева — А где Серый и Волков?
И второе — заканчивается собрание и Лазарев спрашивает:
— Ну какие у кого трудности? Здесь все специалисты, сообща и решим.
Встает лейтенант Серый, высказывает свою проблему.
— А вы то-то пробовали? — спрашивает Лазарев. — Да. — А вот это? — Тоже. — Ну а это? — Нет, — честно признается лейтенант. И тут начинается — Да как вы, инженер, с высшим образованием, да не сделали такой элементарной вещи?! — И понеслось минут на 10–15.
На следующем собрании, окончание, традиционный вопрос Лазарева, снова встает лейтенант Серый. Все повторяется, словно День Сурка.
Третье собрание — снова встает Серый — присутствующие начинают тихо ржать.
P.S. Через месяц на это уже перестали обращать внимание — привыкли.
P.P.S Надо сказать что Серый все-таки иногда делал паузы, что несколько всех удивляло, в собрании ощущался некоторый дискомфорт.
Вечерняя поверка.
Как не ходящий на смену — регулярно посещал вечерние поверки. Родное 7-е подразделение располагалось в общем строю как раз напротив командира части (п-п Белевский).
Я же, как старлей, всегда стоял в первом ряду (мало нас офицеров было в семерке), как раз напротив Белевского.
И вот — кульминация — пение гимна СССР. Оркестр затянул что-то, очень сильно похожее на похоронный марш, но только слегка адаптированное под гимн. Мы с Белевским стоим напротив друг друга метрах в пяти, смотрим в глаза друг другу и поем. Первый куплет, припев. Дальше слов я не знаю. Начинаю просто разевать рот и по глазам командира понимаю, что он это прекрасно видит. От похоронной музыки и идиотизма положения меня начинает разбирать жуткий смех. А от необходимости так долго тупо разевать рот, глядя в глаза командиру — смеяться хочется просто невыносимо. Еле терплю. По окончанию поверки даю себе слово выучить гимн. Но к следующей мои знания слов все равно остаются на том же уровне (хотя попытки и делал, но служба все-таки сильнее отвлекала).
И так — все два года.
Строевой смотр.
Строевой смотр среди офицеров под руководством п-п Башинского — это было нечто. Особенно в шинельные периоды.
Самый пик — когда начштаба командует младшим офицерам, выстроившимся в два ряда: "Передние полы распахнуть!" И вся эта толпа дружно берет полы своих шинелей и резко разводит в стороны.
Впечатление такое, словно попал на выступление мужского стрип-кабаре. Причем — одним из участников.
Башинский медленно проходит перед строем, внимательно заглядывая каждому под шинель и рассматривая степень наглаженности складок на брюках.
А потом следует вторая команда: "Задние полы распахнуть!"
Начальник штаба.
Из рассказа майора Смирнова.
Он вышел пораньше из техздания и на КПП-2 столкнулся с начштаба Башинским.
— А вы что так рано! — напустился на него начштаба.
— Да я сегодня попозже на службу пришел, — совершенно искренне ответил майор.
— А-а-а, — многозначительно протянул начштаба. — Ну тогда идите.
Потом только до Смирнова дошло, что он слова перепутал — т. к. он действительно пришел на службу рано.
А еще любил начштаба останавливать младших офицеров на КПП-2 и заставлять поднимать брюки или снимать сапоги — на предмет носков уставного цвета или портянок. И почему-то очень сильно выходил из себя, когда в холодное время видел кальсоны.
Выходные в армии.
Как правило они начинались всегда одинаково — в 5 утра в дверь стучал посыльный — либо кросс вокруг части, либо военные эстафеты между подразделениями, либо еще какое-то развлечение… 23 февр 2008
Выходные в армии-2.
Как я заметил в миниатюре о выходных…
Я только что приехал на службу. И еще не знал об этих особенностях. И вот в 5 утра стук. Боец-посыльный — явиться на КПП-1 в спортивной форме и с лыжами (декабрь). Явился. Но без лыж. Выдали солдатские. Крос вокруг части — более 10 км. А я давно уже на лыжах не стоял и просто не бегал — так изредка футбольчик и все.
Побежали.
Первым сдулся замполит части и его заместитель — полезли в какую-то дыру во внешней ограде части (первый ряд колючей проволоки) и очень удивились и искренне возмутились, когда бегущие следом буквально отнеслись к главному принципу командиров — Делай как я. Пришлось возвращаться на лыжню. К первой трети дистанции дыхание такое, что кажется что сейчас начнут вылетать куски легких…
Однако на финише я был где-то в середине — ближе к первым. Но все выходные провалялся на диване — мутило и тошнило.
А майор, который меня забирал, говорил, что физформа не важна и поэтому мед комиссии не будет (и не было).
Немного о сексе.
Первыми на службу приехали супруги Пацуковы — тоже из Новосибирска. И разнесли слух, что из Новосибирска едет страшный секс паренек по имени Сергей. Мол, имеет все, что движется, и никто из женщин от него скрыться не сможет. Фамилие его они не знали. А следом за ними приехал я, и все женщины военного городка смотрели на меня с опаской и интересом. До того момента, пока не приехал Серега Судьев.
Борьба с матом.
Студенты 4-го курса. Офицерские сборы для присяги и получения звездочек. Сборы длились два месяца. К середине второго месяца один из студентов вдруг заметил, что общение у нас происходит исключительно матом, причем — получается это само собой. Сказывается полное отсутствие женского коллектива. А ведь скоро — домой. А там — общаться с девушками. И вот он сговорился еще с тремя товарищами, что надо срочно отучаться. План они выработали такой — кто сматерится, все остальные ему за каждый матерок ставят по щелбану. И даже если матерок услышал только один, то потом при встрече он должен сообщить об этом своим товарищам, чтобы те тоже выполнили свой священный долг. Т. е. получается этакие отложенные щелбаны. Поначалу это мероприятие было встречено с радостью, весело. Но через неделю таких отложенных щелбанов перевалило за два десятка, и они перестали этим заниматься, в виду полной неэффективности.
Я и внешняя разведка.
Недавно перебирал старые фотографии и натолкнулся на одну, уже пожелтевшую. 1988 год. Я служу в частях, являющихся задворками госбезопасности. В подразделении, к которому приписан и я, входят всего два бойца, зато — много прапорщиков, еще больше — офицеров, и большая группа девчонок-переводчиц.
Каково было мое удивление когда у нас в подразделении появился еще один человек — лет 35, но с сединой, сугубо штатский (в форме его ни разу не видел), со скромной вежливой улыбкой. Виктор Палыч. И тихие слухи — мол, где-то на Ближнем Востоке был резидентом, его раскрыли, но удалось вернуться, теперь вот у нас прячется. И то почтительное отношение к новичку, со стороны начштаба и замполита части, что само по себе уже является большим показателем (кто служил, тот меня понимает — эти двое, на мой взгляд, в силу своего положения, вообще не в состоянии относиться к кому-нибудь почтительно, кто не стоит гораздо выше их рангом).
В ближайший выходной — вдруг официальный выезд в Карпаты на базу отдыха, в Стрый. Естественно — все в штатском. И Виктор Палыч — в нашей компании. Приятная жена, дочка лет семи-десяти. Я тоже с семьей — жена, двое моих детей дошкольного возраста. Виктор Палыч почему-то с ними охотно возился, они гуляли по узким карпатским тропам, видели гадюку. Сфотографировались все вместе (двумя нашими семьями) на фоне какого-то маленького водопада. Вечером — костер, шашлыки, спирт, разговоры… Но, конечно же, не о работе, и тем более — о Ближнем Востоке. И не потому, что выполняли приказ начальника штаба — вне технического здания не говорить, а потому, что служба так надоела, что ни у кого даже мыслей таких не было — поговорить о ней.
А потом я уехал в отпуск.
А когда вернулся — был поражен известием — Виктор Палыч неожиданно умер, буквально перед моим приездом. Мол, якобы сердце.
До сих пор помню обезумевший, неспособный ничего видеть вокруг себя, взгляд его жены на КПП-1. Вся в черном. Возможно, встречала кого-то. И его дочка…
Так и стоят у меня перед глазами эти две потерянные траурные фигурки, зажатые в узком коридоре контрольно пропускного пункта.
15-02-2006
P.S. Отсканирую фотографию — обязательно размещу.
Пистолет.
Армия. Я — старлей-двухгодичник. Очередной суточный наряд. Так как наша часть носит исключительно техническое назначение, то половина всего состава составляют офицеры, а остальную половину делят между собой прапора и бойцы. Соответственно, в наряде: Дежурный по части — из старших офицеров, помощник дежурного по части (помдеж) — младший офицер (в данном случае это я), дежурный по штабу, начальник караула — прапора. Ну и т. д.
Я только что осуществил развод наряда, прошли инструктаж у начальника штаба и теперь на первом этаже штаба принимаем дежурство от предыдущей смены. Они смотрят на нас с легким сожалением и нескрываемой радостью — намаялись за сутки, и теперь пойдут домой отдыхать, а нам все еще только предстоит. Сидим на первом этаже, в дежурке, получили пистолеты (как сейчас помню, номер моего Макарова — ВМ-2507), я от своего сменщика выясняю карту кто из высших чинов где находится (помдеж должен это знать каждую минуту).
Мой дежурный по штабу — совсем молодой прапор, явно совсем недавно снявший солдатские погоны. Радость в глазах так и светится. С каким-то детским любопытством вертит пистолет в руках (автомат в армии еще не надоел?).
— У тебя патрон в патроннике, — делает ему небрежное замечание старый дежурный по части. — Поставь на предохранитель.
И разговор продолжается.
Между тем, прапор, назовем его условно П., продолжает вертеть пистолетом.
И тут раздается выстрел.
Помещение маленькое, грохот такой, словно кувалдой ударили по голове.
Обалдевшие мы какое-то время сидим неподвижно. Успели только вдавить головы в плечи. Каким-то краем сознания понимаем, что пуля под углом пробила стол и ушла в кирпичную стенку. Никто не пострадал.
Прапор в полном недоумении смотрит на дымящийся пистолет.
Первым приходит в себя дежурный по части. Суть его реплики сводится к тому, что он же предупреждал этого несчастного, что патрон в патроннике — затвор же ведь передернул, а на предохранитель не поставил.
Сверху зашумели двери, послышался топот — явно начальник штаба.
Прапор все также обалдело смотрит на пистолет и зачем-то снова нажимает на спусковой крючок. Раздается второй выстрел.
Итог.
Прапора П. энергично выталкивают из штаба, предварительно отобрав пистолет. Со словами — мол, чтобы он здесь больше не появлялся.
Наш наряд остался без дежурного по штабу. Надо срочно искать ему замену. И, естественно, мой дежурный поручает это мне.
Вызваниваю начальника того подразделения, из которого был прапор П. К счастью он оказался дома — долго искать его не пришлось. Ставлю его в известность.
Через полчаса прибегает еще один прапор — уже возрастом постарше.
В темпе принимает дежурство.
А на столе дежурного по штабу, сплошь заставленного телефонами и пультами сигнализации, остались два аккуратных девятимиллиметровых отверстия.
Гостиница Пекин.
Собираюсь в отпуск. Отпускные документы (бесплатный проезд) — только на поезда. Фактически, куда не поедешь — все дороги ведут через Москву. И при пересадке с поезда на поезд большая вероятность что придется в Москве заночевать. А время такое — в гостиницу попасть невозможно. И по этому поводу я получаю следующий инструктаж в штабе. Мол, если вдруг придется задержаться в Москве, то всегда можно переночевать в гостинице Пекин. Для этого ты подходишь к гостинице, но идешь не к центральному входу, а с боку, где написано — Булочная (вроде бы — прим. автора). Входишь туда и по боковой служебной лестнице поднимаешься на второй этаж. Там будет сидеть мужик за столом. Молча выкладываешь ему свой военный билет (за пределами части мы обязаны были ходить только в гражданке — прим. автора). Он сверяет его номер со своим списком. И если попадаешь в диапазон — дает тебе ключи от номера, входишь в гостиницу через дверь за его спиной.
P.S. Честно говоря, сам я этим так и не воспользовался, но другие мои сослуживцы частенько задерживались в Москве.
Прапор из Афгана.
В наше подразделение пришел прапор, служивший в Афгане. Естественно, интерес к нему, народ интересуется, как там вообще, убивал он или нет? (Все-таки 89-й год. Тогда мы ничего не знали про афган, кроме дурацких репортажей, как десантники, при полном параде, во весь рост, идут в атаку) Но он ничего не говорил на эту тему. Молчаливый был. Но как-то его достали и он не выдержал.
— Да резал, я, резал! — ответил он в сердцах.
Больше к нему уже не приставали.