ГЛАВА 1

Пифин мячик. Желания Сандры. Калейдоскоп для взрослых. Вообразин. Окуляр, объектив, тубус

Сандра размахнулась и забросила маленький резиновый мячик в кусты. Пифа тотчас рванулась с места и бросилась вдогонку. При этом она так быстро перебирала своими короткими лапками, что казалось, их у нее не четыре, а целых восемь.

Мягкие черные Пифины уши полоскались на бегу, как флажки в ветреную погоду. Пифа домчалась до края поляны, три раза высоко подпрыгнула, как это делают, чтобы оглядеться, зайцы, и зарылась носом в траву.

— Ищи, Пифа, ищи, подбодрила Сандра, хотя играть в это июльское утро ей уже больше не хотелось.

Несколько мгновений на поляне виднелся только Пифин хвост, болтавшийся из стороны в сторону, как резиновый прутик — туда-сюда, туда-сюда. И вот на уже несется обратно, победоносна сжимая в длинной пасти мячик. Аккуратно опустив его на землю и подтолкнув носом к самым сандалиям Сандры, Пифа присела на передние лапы, заскребла когтями от нетерпения, издала ноющий звук и, не выдержав ожидания, взвизгнула тонко и нервно, дескать: «Ну что же ты? Давай! Бросай скорей опять!»

Но Сандра вдруг схватила таксу поперек гладкого узкого живота, повалила в траву и стала, похлопывая и поглаживая рыжее брюшко, ласково приговаривать:

— Ах, ты, черный мокрый нос! Глупая маленькая собачка! Песка-ухоноска! Тебе бы все играть, все бегать за мячиком целый день с утра до вечера, пока с лап не будешь валиться от усталости.

А дома опустошишь свою мисочку и завалишься на коврик под дверью до утра. И во сне все будешь бегать за своим мячиком — повизгивать, сучить лапками…

Хорошо тебе, черная пипетка, живется, не скучно! Я целое утро с тобой бегаю — кто бы со мной так играл!

Сандра на минуту задумалась, продолжая поглаживать собаку, рука ее двигалась все медленнее. Наконец, она глубоко вздохнула и сказала решительно:

— Нет! Так играть я бы не стала! Не буду же я, как ты, Пифенция, шнырять по кустам за мячиком и хрюкать от удовольствия. Я бы лучше отправилась в поход на лодках или с рюкзаком в горы. Ведь я уже не маленькая. Меня можно взять с собой в поход. Брали же меня папа с мамой в прошлом году летом в Крым. Вот было здорово! Не поход, а целое путешествие! Море, скалы, гроты! А сейчас что? Скукотища! Сиди на даче целый день. В лес одной нельзя, на озеро нельзя. Бегай тут с тобой по поляне с утра и до вечера! Разве это жизнь? А, Пифка? Ну что ты скажешь? Ничего-то ты, криволапый мордач, не понимаешь!

Хорошо было Алисе в Стране Чудес… Побежала за кроликом, провалилась в норку, и там с ней приключилось ТАКОЕ!.. Вот это было настоящее путешествие! Я знаю, Лифкин, ты тоже побежала бы за кроликом, и в нору за ним обязательно полезла — ты ведь любишь совать свой длинный нос во все дырки и норки! Да только нет у нас таких кроликов! На соседней даче живут, правда, несколько. Но они совсем, совсем не те. Сидят в клетках целыми днями и жуют, жуют. Они и нор-то рыть, наверное, не умеют. А часы? Ну скажи, Пифа, откуда у них могут быть часы, как у того кролика из Страны Чудес? Все это сказки! Правда, папа говорит, что жизни бывает интереснее, чем в сказке, но со мной еще такого не приключалось. Пошли лучше спросим его, когда мы поедем в этом году путешествовать!

При слове «пошли» Пифу подбросило, как на пружине. Сандра тоже вскочила, и они наперегонки побежали по тропинке к дому — черная гладкошерстная такса и ее маленькая хозяйка.

Папа, как и всегда в последние дни, сидел на веранде и работал. Он часто так и говорил Сандре: «Не мешай, пожалуйста, я работаю», — или: «Пойди поиграй с Пифой в саду, а я тут поработаю». В чем заключалась папина работа, Сандра не очень представляла. Сидит себе человек за столом, читает книгу на нерусском языке, да еще без картинок, а то вдруг прильнет глазом к какой-то черной штуковине, стоящей на столе, и замрет. Правда, Сандра уже понимала, что и без картинок попадаются интересные книжки, где написано про приключения, разные опасности, невероятные события — не оторвешься! Но странный прибор на папином столе оставался для нее загадкой: «Что это? Может, особый калейдоскоп для взрослых? Недаром папа часто крутит у него какие-то колесики». У Сандры года два назад был калейдоскоп. Приставишь его к глазу, крутишь и смотришь на разные узоры. Красиво, но быстро надоедает.

«Для взрослых, наверное, делают какие-нибудь особые, взрослые, интересные калейдоскопы, иначе зачем в них смотреть и час, и два?» — так думала Сандра на бегу, приближаясь к маленькой деревянной даче, окруженной кустами шиповника и акации. Пифа, как всегда, обогнала ее и, процокав коготками по полу веранды, уже возилась носом в своей миске, то шумно лакая, то выхватывая отдельные кусочки.

— Папа! Когда же ты кончишь смотреть в свой калейдоскоп и когда мы наконец поедем путешествовать? — спросила Сандра, взбежав по ступеням веранды, и только после этого перевела дух.

Папа поднял голову от своего странного прибора, откинулся в кресле переплетенные прутики слегка скрипнули — и, взглянув на растрепанную косичку Сандры, стоявшую торчком на макушке, улыбнулся и сказал:

— Мы все вместе отправимся в путешествие, когда я вернусь из своего.

У Сандры от неожиданности перехватило дыхание:

— Ты собираешься куда-то уезжать? В свое путешествие? Без меня, без мамы, без Пифы? На все лето?

Глядя на растерянное и возмущенное личико Сандры, папа продолжал улыбаться:

— Да нет, я никуда не собираюсь уезжать. Но поверишь ты или нет, Александра Сергеевна, я путешествую уже много дней!

В ответ на такое заявление Сандра только рот открыла от удивления. В доме ее звали по-разному — Сандра, Саша, Шура, и она твердо знала, что если папа обращается к ней «Александра Сергеевна», то вещи он говорит серьезные и шутить совершенно не намерен.

— Но как же, — воскликнула она, — можно путешествовать, не сходя с места! Ты же целыми днями сидишь дома! Я знаю — когда путешествуют, берут с собой рюкзак, палатку, примус, продукты, спички, садятся в поезд или летят на самолете, потом идут пешком, потом…

— Подожди, подожди, — перебил ее отец. — Путешествовать ведь можно по-разному. Археолог человек, изучающий, как жили люди задолго до нашего времени, может сидеть в библиотеке и читать старинную книгу или откапывать из земли осколки древней вазы или кувшина. При этом он совершает увлекательное путешествие во времени. А астроном? Он целый день сидит в своей обсерватории и изучает небо, совершая при этом настоящее путешествие среди звезд. А математик? Он… Но Сандра радостно перебила:

— Поняла, поняла! Ты путешествуешь с помощью своего калейдоскопа. Вот этого, что стоит на столе!

— Правильно, только не калейдоскопа, а МИКРОСКОПА, — добавил папа.

— Для того, чтобы смотреть на что-то МИКРОСКОПИЧЕСКОЕ! Очень маленькое! — Сандру прямо-таки распирало от собственной сообразительности.

— Ну конечно! — продолжал отец. — В тебе росту уже сто тридцать сантиметров. Помнишь, тебя меряли у косяка двери? То есть, один метр и тридцать сантиметров: в одном метре сто сантиметров. Этому тебя уже учили в школе. А в одном сантиметре…

— Десять миллиметров, — отчеканила Сандра, — этому нас тоже в школе учили. Миллиметры — это самые маленькие деления у меня на линейке. Меньше их уже ничего не бывает!

— А вот и неверно! — папа даже выпрямился в кресле — так он любил все объяснять, и, притянув к себе поближе Сандру, посадил ее на колени.

— Люди разбили миллиметр еще на целую тысячу частей, — продолжил он. Получились такие маленькие отрезочки, что ни на какой линейке, деревянной или металлической, их уже не изобразить. Им дали название микроны. Это греческое слово. И означает оно просто «маленький» или «малый».

Сандра на минуту задумалась:

— Зачем же разбивали, если не изобразить, ни увидеть нельзя? — несколько неуверенно спросила она.

— Так это нельзя, увидеть простым, невооруженным глазом, а если заглянуть в микроскоп…

— Значит, микроскоп — оружие! — воскликнула Сандра. — Оружие, которое вооружает глаз! Получается вооруженный глаз! Только против кого воевать? Не против же твоих микронов?!

— Конечно, нет! — засмеялся папа. — Вооружают глаз, чтобы воевать с неизведанным. Открывать что-то новое, неизвестное. Да и мелких тварей, которых измеряют микронами, вокруг тебя пруд пруди. Только ты их не видишь. Среди них полезные и вредные, и просто твари сами по себе. Но, поверь, все они очень интересные.

Сандра боязливо посмотрела по сторонам и спросила почти шепотом:

— И всех их можно увидеть в твой микроскоп? Папа вздохнул:

— Нет, к сожалению, далеко не всех, а только самых крупных, да и микроскоп этот вовсе не мой.

— Разве ты его не сам придумал? — удивилась Сандра.

— Ну что ты, конечно, нет! — ответил папа. — История его изобретения, как и почти любой окружающей нас вещи, уходит в глубь веков. Ты видишь разные предметы — меня, например, нашу Пифу, стол, микроскоп, потому что свет, отраженный от них, попадает тебе в глаз. Света от больших окружающих тебя предметов много, и видишь ты их отчетливо. А от маленьких, крошечных вещей света так мало, что их и разглядеть-то как следует не удается. Но если бы дело было только в яркости, это еще полбеды. Ведь их можно осветить лампой, фонариком. Но и тогда разглядеть их трудно — уж больно они малы.

Представь себе, что человека, стоящего очень далеко от тебя, ну например, в поле, ярко осветили прожектором. Сможешь ли ты определить, какого цвета у него глаза, сколько пуговиц на одежде, ребенок ли это, взрослый или старик?

— Нет, наверно, — предположила Сандра и добавила уже уверенней: — Нет, если стоит очень далеко, то нет!

— А что надо сделать, чтобы ответить на эти вопросы? — папа сделал наивные глаза, как будто сам не знал ответа. — Ну, правильно, — перебил он уже готовую ответить Сандру. — Надо подойти к нему ПОБЛИЖЕ! И тогда разглядишь все детали. Но с маленьким, сосем маленьким предметом, такой фокус не пройдет. Если его поднести близко к глазу, изображение просто расплывется, и ничего не увидишь. Для того, чтобы сделать крошечный предмет большим, надо знать, как ведет себя свет, тогда можно УПРАВЛЯТЬ им сделать далекое близким, маленькое — большим. Да ты и сама можешь уже управлять светом! Вспомни зеркальце, которое тебе подарили на день рождения. С его помощью можно изменить направление лучика света.

— Да! — Сандра даже заерзала на коленях от приятных воспоминаний. — Оно и сейчас при мне! Им можно пускать солнечные зайчики! — И тут же она вытащила из кармана маленькое круглое зеркальце, поймала в него солнечный лучик и запустила его Пифе прямо в глаз. Пифа даже есть перестала от неожиданности, затрясла головой и два раза подряд оглушительно чихнула, тряся ушами. — Прибор в действии, — улыбнулся папа и продолжил свой рассказ. — Зеркала люди придумали давным-давно. Не всегда их действие было так безобидно. В древности греческий ученый Архимед приказал войнам, оборонявшим его родной город Сиракузы от неприятеля, направить десятки солнечных зайчиков от полированных щитов на вражеский флот, и они спалили корабли дотла!

А вот и другой прибор, который люди придумали очень давно, — при этих словах папа выдвинул ящик стола и достал большую ЛУПУ в черной оправе с длинной деревянной ручкой.

— Я знаю! Она увеличивает! Через нее уже видны микроны? — спросила Сандра.

— Еще не совсем отчетливо, — ответил папа. — Несколько микрон ты не видишь даже через такую большую лупу, а вот сотню — десятую часть миллиметра, — пожалуй.

Сандра осторожно взяла лупу и направила ее на линейку, лежащую тут же, на столе. Самый маленький штрих, отделявший миллиметры друг от друга, вдруг раздулся, распух у нее на глазах и предстал толстой черной неровной канавой, полной каких-то щербин, зазубрин, заноз и лепешек краски.

— Здорово! — прошептала Сандра, разглядывая это диво. — Лупа — это уже простой микроскоп? — спросила она наконец после долгой паузы.

— Совершенно верно. Только увеличивают лупы предметы не очень сильно. Всего в несколько раз. В лучшем случае с их помощью можно разглядывать муху, комара, занозу в пальце.

— Ненавижу занозы! — успела вставить Сандра.

— Микроскопы увеличивают уже в десятки и сотни раз. В них много маленьких луп, или, как их еще называют, ЛИНЗ. Все они очень сложные и расположены в определенном порядке. Одни вот здесь, — папа показал на верхнюю часть длинной трубки, — в ОКУЛЯРЕ. Другие вот тут, — его палец поехал вниз, — в ОБЪЕКТИВЕ. А соединяет их специальная труба, черная внутри, — ТУБУС.

— Окуляр, объектив, тубус, тубус, тубус, — Сандра покатала незнакомые слова на языке. — Похожи на волшебные, — заметила она.

— Да, запомни их хорошенько, они тебе пригодятся, — посоветовал папа. Пригодятся мне?

— Зачем? — удивилась Сандра.

— Ты же хотела совершить путешествие?

— Да, но куда? — вскочила она с папиных колен.

— Туда, в тубус, — спокойно ответил он.

Пифа почувствовала, что на веранде затевается что-то необычное, и подбежала, помахивая хвостом, заранее готовая принять участие в любых проказах — лишь бы при этом надо было побольше бегать, кого-нибудь ловить или искать.

— Туда, в тубус, — повторил папа, так как Сандра потеряла дар речи. Точнее, с его помощью в каплю воды под объективом. — И поскольку Сандра все еще продолжала молчать, добавил:

— Тебе откроется удивительный мир микроскопических живых существ, с тобой наверняка произойдут удивительные приключения, неожиданные встречи, опасные и смешные. Там…

Но Сандра, наконец, обрела дар речи:

— Ты шутишь! — воскликнула она. — Разве можно залезть в этот… тубус и попасть в каплю воды! Это же сказки для маленьких! — Сандра даже обиделась, но папа оставался серьезным.

— На свете нет ничего невозможного, — сказал он. — Чтобы совершить такое путешествие, надо лишь одно — немного воображения.

— Ах, воображения… — разочарованно протянула Сандра, но все же спросила: — А у меня его хватит, как ты думаешь?

— Не хватит — добавим! — бодро изрек папа и почему-то полез в домашнюю аптечку. Пошелестев обертками от таблеток и пилюль, он вытащил небольшую коробочку и протянул ее Сандре. На ней крупными буквами было написано: «Вообразин. Детское. Внутреннее. Срок годности…» и дальше что-то выдавлено — не разберешь.

— Тебе хватит одной таблетки, — сообщил папа.

Сандра взяла коробочку, посмотрела на папу, потом на коробку, потом на микроскоп, потом снова на папу и спросила:

— В каплю воды? — В каплю! — бодро подтвердил папа.

— Но я же плохо плаваю, почти совсем не умею. Утону, — нерешительно возразил Сандра.

— Вот это другой разговор! — обрадовался папа. — Ерунда! Прекрасно будешь плавать, потому что дышать тебе не придется!

— Тогда я задохнусь! — уже всерьез забеспокоилась Сандра.

— Вовсе нет! Ты станешь такая маленькая, что тебе хватит воздуха, растворенного в воде. Вспомни лимонад, сколько там выделяется пузырьков! Дышать будешь всей своей поверхностью — именно так поступают микроскопические существа, к которым ты отправишься. А чтобы быстрее плавать, надень ласты. Помнишь, те, что тебе купили в прошлом году.

— Одной немного боязно, именно Сандра явно искала отговорки.

— Возьми с собой Пифу! А я все время буду наблюдать за вами в микроскоп. Так что в крайнем случае помогу, не делом, так советом, заверил папа. — Ну, чего ты стоишь? Беги скорее за ластами и не забудь захватить из холодильника кусочек колбасы!

— А это еще зачем?

— Дадим и Пифе четвертинку Вообразина, — крикнул ей вдогонку папа.

Через пару минут Сандра появилась на веранде в купальном костюме, ластах и с кружком колбасы в руке.

— Ну и вид у тебя! — не выдержав, прыснул папа.

— Плохой вид? — оскорбилась Сандра.

— Нет-нет, поспешил заверить папа, — отличный вид. Самой заправской путешественницы. — Ну, давай колбасу для Пифы, а это тебе, держи! — сунул он ей в ладонь маленькую желтую таблетку.

— Пифа, ап!

Пифа поймала на лету колбасу со вставленной четвертинкой Вообразина и облизнулась, а Сандра решительно отправила в рот свою долю. Под языком стало прохладно, как от мятного леденца, пол качнулся под ногами, а в голове вдруг сделалось свежо и ясно.

— Кажется, действует! — прошептала Сандра, схватившись рукой за спинку кресла.

— Скорей к столу! — заторопил папа.

Сандра нагнулась, подхватила Пифу, прижала ее покрепче к груди, сделала три шага к столу, высоко поднимая ноги в ластах, и стала наклоняться к микроскопу.

— Слова! — только и успел крикнуть папа.

— ОКУЛЯР, ОБЪЕКТИВ, ТУБУС! — прошептала Сандра, приникла глазом к микроскопу и… ухнула вниз.

 

ГЛАВА 2

Вниз по черной трубе. Разноцветные шары с хлыстами. Инвалид. Дружная семейка. Рыцарь в латах

Это было похоже на затянувшийся и не слишком удачный прыжок в бассейн с вышки — тело вдруг потеряло вес, желудок подскочил к горлу, ноги в ластах потеряли опору и болтались, как придется, где-то сзади и наверху, а впереди стремительно приближалась огромная от края до края, блестящая поверхность.

«Окуляр!» — успела подумать Сандра, крепче прижимая к себе дергающуюся Пифу, и влетела в линзу, как в воду. «Убьюсь!» — мелькнуло у Сандры в голове, но вместо этого с ее телом стало твориться что-то странное. Оно вдруг резко и как-то по частям уплыло вбок, словно на экране испорченного телевизора, снова собралось вместе, распалось на тысячу частей и сразу сжалось почти в точку. О том, что делалось в этот момент с Пифой, Сандра могла только догадываться. Лишь на мгновение у нее перед глазами проплыли две длинные тонкие ниточки — как «дворники» на стекле машины. «Что это с ее ушами?» — рассеянно подумала Сандра, но вдруг превращения кончились. Сандра летела яркой пылинкой в длинном и черном колодце. «Тубус!» — догадалась она. Далеко внизу все сильнее разгоралось и стремительно увеличивалось яркое пятно — объектив. Через секунду оно разрослось до огромной сверкающей чаши и — раз! Сандра снова влетела в линзу. И опять серия быстрых и странных превращений — только тепло Пифиного живота было все время тут, рядом, под руками. Сандре показалось, что она еще крошечной фигурки, или что кругом все еще раз увеличилось. И вот уже огромная сверкающая линза объектива уходит все выше и выше. «Куда, в небо?» — возник вопрос и пропал без ответа.

А внизу величаво разрасталась огромная, как океан, капля. Ее поверхность, выпуклая, блестящая и пронизанная потоками света, быстро приближалась. Судорожно изогнувшись всем телом, Сандра успела в последний момент перевернуться ластами вниз и — бултых! — ушла в воду. «То-то шумный был бы плеск!» — мелькнула у нее в голове строчка какого-то стишка. В первый момент Сандра изо всех сил по-собачьи заработала руками и ногами, выпустив, наконец, Пифу, но быстро успокоилась. Странно! Дышать совершенно не хотелось. Вода была теплая, шелковистая и почему-то совсем не мокрая, только чуть более густая, чем обычно. Перед ее глазами проплыла, как ни в чем не бывало, Пифа, быстро перебирая лапками.

Сандра глянула наверх. Над ее головой серебристо отсвечивал купол капли, а там, за ним, в вышине, из огромной блестящей линзы в полнеба смотрел на нее, подрагивая, огромный глаз. От бездонного черного провала зрачка разбегались в разные стороны голубоватые канаты — тяжи.

— Папа! — неуверенно позвала Сандра. Говорить она могла, но звук раздавался, словно из пустой бочки. Сверху потек отчетливый, но немного приглушенный голос:

— Не бойся! Все в порядке! Я прекрасно тебя вижу. Спуск прошел успешно. Путешествие начинается!

— Я стала совсем крошечной? — спросила Сандра глаз.

Глаз моргнул и прищурился — наверно, папа опять улыбнулся:

— Да! Ты стала меньше… Сейчас подсчитаю! В двадцать шесть тысяч раз!

— Ого! Это, наверное, очень-очень много.

— Даже трудно себе представить, как это много! Если уменьшить во столько же раз наше озеро, где мы плаваем обычно на лодке, оно уместилось бы у тебя в ладошке! А наша дача с садом и огородом спокойно расположилась бы у тебя на мизинце. Осторожно! — вдруг воскликнул папин голос. И в тот же момент Сандру сзади что-то сильно толкнуло.

Она быстро обернулась и еле смогла увернуться от нового толчка: на нее катил, а точнее, подпрыгивая, пер огромный шар. Он был величиной почти с Сандру, и двигался как-то вприскочку — толчками, прыжками, выделывая зигзаги и мелко сотрясаясь всем телом. Сандра едва успела отплыть с дороги. Шерсть у Пифы на загривке встала торчком — жесткой черной, щеткой, и даже в основании спины встопорщилась дыбом. С громким лаем бесстрашная такса ринулась вдогонку за обидчиком своей хозяйки. Она была полна решимости растерзать это чудовище на сотню кусочков.

— Пифа, назад! — успела крикнуть Сандра, и вовремя, потому что шар тянул за собой два тонких длинных хлыста. Они извивались так быстро, что рябило в глазах. Попади песик под их удары — и ей бы несдобровать. Едва Сандра успела схватить таксу за шкирку, как их затрясло и закружило в воде, взбиваемой бешено работающими хлыстами. Несколько придя в себя, Сандра заметила, что все пространство вокруг нее буквально кишит разноцветными шарами. Маленькие и большие, зеленые, желтые, красноватые, опаловые и почти бесцветные, они двигались в разных направлениях, размахивая длинными хлыстами. Казалось, какой-то великан отпустил связку разноцветных шаров на ниточках, и все они зажили своей собственной жизнью — сновали, плыли, сталкивались, расходились в стороны, опять сталкивались и снова упорно плыли по своим делам. Приглядевшись, Сандра заметила, что у одних было два отростка, у других один, и двигались они совершенно по-разному. Некоторые с двумя хлыстами — неслись вперед, взбивая и закручивая воду позади себя. «Как моторки», — подумалось Сандре. Другие быстро вертели одним длинным хлыстом прямо перед собой, буквально ввинчиваясь в воду, как штопоры. Сандре то и дело приходилось увертываться от их дергающихся, трясущихся тел и извивающихся хлыстов.

— Папа! Кто это? — закричала она, все еще удерживая рычащую Пифу.

— Это жгутиконосцы, — раздался голос. — Не бойся, они не причинят тебе вреда. Только старайся держаться подальше от их жгутиков. Видишь — все эти существа имеют один или два жгутика. И крутят они ими не как попало, а каждый на свой манер, чтобы плавать в воде. Одни жгутики работают, как самый настоящий рыбий хвост…

— Да, точно! — обрадовалась Сандра. — Другие, как штопор! Как их тут много! Кишмя кишат, — продолжала удивляться она.

— В воде рек, морей и озер они могут разводиться в несметном количестве, — объяснял папа.

— Вода от этого изменяет свой цвет и часто становится непригодной для питья.

— Так вот кто виноват в том, что наше озеро было так долго зеленым и непрозрачным, — догадалась Сандра. — Противные хлыстоносцы!

— Жгутиконосцы, — поправил папа. — Если бы не их количество, они были бы совсем безобидными. Ведь и тебя они могут в худшем случае лишь толкнуть. Да и с помощью жгутиков не очень-то расплаваешься. Попробуй-ка двигаться вперед, крутя перед собой одной рукой! Или представь себе Пифу, которая пытается плавать, лишь руля сзади хвостиком. Тяжелый труд, — вздохнул папа.

— Бедняги! — посочувствовала Сандра.

— Некоторые из них, правда, пытаются что-то придумать. Вон, смотри, плывет один такой!

Сандра закрутила головой и увидела слева от себя круглый шар, плывший более степенно, чем его беспокойные собратья. Жгутик его работал более плавно. Приглядевшись, Сандра увидела многочисленные волоски — отростки, отходящие в разные стороны от его бича-жгутика. «Как страусиное перо», подумала она.

Папа уловил ход ее мыслей.

— Да, как перышко, — заметил он. Таким легче загребать воду. И все-таки, как ни крути, а с одним или двумя жгутиками далеко не уедешь! Некоторым ведь жгутиконосцам нужно с их помощью не только двигаться, но и пропитание добывать — загонять в себя совсем уж крошечных тварей, бактерий. Правда, и в этом случае наиболее сообразительные жгутиконосцы умудряются изобрести что-то свое, как вон тот, впереди тебя.

Перед Сандрой проплывало странное существо. Из шарика-тельца торчала прозрачная воронка, в которой бился-работал жгутик. «Как язычок пламени на ветру», — подумала Сандра. Он лихо закручивал воду, подсасывая к воронке толкучую мелюзгу, которую даже Сандра разглядеть могла с трудом.

— Какая странная воронка, — заметила она. — Похожа на манжетку или воротничок!

— Верно! Их так и называют: воротничковые жгутиконосцы, — начал пояснять папа.

Но Сандра перебила его:

— Смотри, смотри! — закричала она. — Инвалид!

Сзади к Пифе медленно приближался странный жгутиконосец. Один его жгутик работал как-то неуверенно — дергался и изгибался совсем не в том ритме, что у прочих, а вместо другого торчал короткий обрубок.

— Бедняга! — посочувствовала Сандра, и даже Пифа перестала ворчать и уставилась на пришельца. — Наверное, его покусали или побили. Не твоих ли это лап дело, длинноухая Пипетка? — нахмурилась Сандра. Но такса глянула на хозяйку такими невинными глазками, что это предположение сразу отпало.

— Нет, Пифа, конечно, тут ни при чем, — заметил папа. — Никто его вообще не кусал. Скорее всего, это мутант.

— Мутант? — переспросила Сандра.

— Да, мутант. У него, наверное, что-то с рождения испортилось в жгутике. Он ведь очень сложно устроен, это не просто шнурок или трубочка, объяснил папа. — Даже сейчас ты слишком велика, чтобы разглядеть как следует, что находится внутри жгутика. Поверь мне на слово — там распорки, крючки, спицы, трубочки, зацепки — целое хозяйство. Стоит только чему-нибудь сломаться — и все! Инвалид-мутант на всю жизнь. Чинить-то некому. Хорошо хоть жизнь у них, у жгутиконосцев, совсем коротенькая.

— Несчастненький! — пробормотала Сандра, отплывая немного в сторону, чтобы дать дорогу инвалиду. — Совсем одинокий!

— Да ты не расстраивайся, — подбодрил ее папа. — Дело житейское. Все-таки худо-бедно плавает по своим делам. А что касается одиночества, так мало кто из жгутиконосцев водит компании. Каждый сам по себе. Впрочем, попадаются иногда дружные ребята. Поищи — может, встретятся!

К этому времени Сандра вполне освоилась в новой обстановке и резво поплыла вперед, работая ластами, крутя головой по сторонам, ловко увертываясь от плывущих навстречу жгутиконосцев и поглядывая время от времени на Пифу, которая держалась в стороне и чуть позади от хозяйки. Маленькие лапки хотя и работали на совесть, но толку от них было немного. Пифа, поглядывая на резвых жгутиконосцев, стала даже помогать себе хвостиком, пытаясь вертеть им, как пропеллером. Она уже стала понемногу отставать, но хозяйка вдруг остановилась.

— Нашла! Пифа, смотри! — воскликнула Сандра.

Впереди плыла, медленно кружась, целая компания жгутиконосцев.

— Раз, два, три, четыре… восемь! — сосчитала Сандра.

Все были сцеплены Друг с другом, а их жгутики торчали в разные стороны и бойко работали.

— Молодец! — похвалил папа Сандру. — Отыскала! Все это родственники. Одна компания. Бывают и другие — числом поменьше и побольше: четыре, шестнадцать. Так все время вместе и плавают.

— Наверное, вместе веселей, — предположила Сандра.

— Может, и так, — согласился папа. — А может, меньше шансов, что тебя кто-нибудь съест.

— Одного заглотит, а шестнадцатью поперхнется! — весело подхватила Сандра. И вдруг забеспокоилась. — Пап, а меня-то никто здесь не сцапает? Ведь эти жгутиконосы точь-в-точь с меня ростом. Ведь если их могут, то и меня… — закончила она, совсем упав духом.

— Жгутиконосцы, — опять поправил папа. — Не бойся. Надеюсь, ничего страшного с тобой не случится. Я и Пифа рядом. В самом крайнем случае произнесешь волшебные слова.

— Объектив, окуляр…

— Тише, тише, — перебил ее папа. — Еще не время. Путешествие только начинается!

Сандра немного успокоилась, провожая взглядом дружную семейку жгутиконосцев, похожую на блюдце — совсем плоскую.

— А как же остальные? — опять задумалась она. — Совсем беззащитные? Никто ничего не придумал? Ведь они же такие сообразительные!

— Ну почему никто ничего? — возразил папа. — Некоторые закрывают свое тело пластинками…

— Как хоккеисты! — догадалась Сандра. — Такие нашлепки на руки, на ноги, чтобы не побиться. Правда? Где же они их берут?

— Где берут? Сами себе все делают. В магазин же не сплаваешь.

— Ну конечно, — засмеялась Сандра. — Какой же магазин для жгутиконосцев! Ой, смотри, — протянула она руку, — а вон настоящий рыцарь!

Медленно кружась, как в вальсе, вдалеке проплывал жгутиконосец, которого действительно можно было принять за средневекового рыцаря в латах. Фигурные пластины, покрывавшие все его тело, срослись на стыках выпуклыми ребрами. Оба жгутика лежали у него в глубоких бороздах — канавах. Один, бодро работающий, свисал вниз; другой, извивавшийся более плавно, опоясывал все тело, как ремешок.

— Вот это панцырь! — Сандра едва не присвистнула от удивления.

— Их так к называют — панцырными жгутиконосцами. Ты совершенно права, добавил папа.

Сандра, невольно залюбовавшись красавцем в латах, на минуту выпустила из виду Пифу. Воспользовавшись моментом, та погналась за маленьким жгутиконосцем, как за велосипедистом, попыталась ухватить его за основание жгутиков. При этом она ловко увертывалась от их извивающихся кончиков. Толстячок только прибавлял ходу, опускаясь все глубже.

— Пифа, Пифа! — забеспокоилась Сандра. А Пифа, наконец, исхитрилась и ухватила жгутик зубами. Ее тут же замотало из стороны в сторону. Сандра ринулась на помощь жгутиконосцу и перехватила кувыркающуюся парочку у самого дна.

— Фу! — крикнула она. — Пифа, плюнь! — и дала ей хорошего шлепка. — Ну как тебе не совестно, приговаривала Сандра, разжимая пасть таксы. — Как не стыдно!

А Пифа уже мелко и дробно колотила кончиком хвоста о дно, как бы говоря: «Прости, хозяйка! Охотничьи повадки! Больше не повторится!»

Насмерть перепуганный жгутиконосец тоже осел на дно, и вдруг, расставив оба своих жгутика шпагатом, быстро пополз от них прочь. От удивления Сандра даже перестала журить таксу.

— Во дает! — прошептала она. — И так они могут?

— Да! И не только так! Наблюдай дальше!

А смотреть было на что. Прямо к ним, почти по дну, ползло какое-то зеленое существо. Его тело то сокращалось, то растягивалось, слегка изгибаясь влево-вправо. Извиваясь, оно довольно быстро приближалось к Сандре.

— Странно двигается, — заметила она. — Будто ползет в воде. Гляди, Пифа, да еще и жгутиком себе помогает, крутит им спереди. Па, это тоже жгутиконосец?

— Да, это ЭВГЛЕНА. Ее еще называют Эвглена грацилис — грациозная.

Древние греки верили, что живут среди олимпийских богов три грации: богини гармонии и радости жизни. Звали их Аглая, Эвфросиния и Талия. Приятно было посмотреть на эту троицу. Все они делали изящно и красиво говорили, танцевали, двигались. Вот за необычное движение эвглены, похожее на замысловатый танец, и назвали ее грациозной.

— Что-то мне не кажется, чтобы эта эвглена особо радовалась жизни, да и ползает она совсем не грациозно, — засомневалась Сандра. — Как простой червяк.

В это время эвглена окончательно опустилась на дно и действительно стала напоминать коротенького толстенького червяка или зеленого слизняка. Сандра медленно плыла за ней, критически наблюдая за сокращениями ее тела.

— Моя вина! — вздохнул папа. — Маловато я дал тебе Вообразина. А мне вот представляется, что она похожа на восточную красавицу — исполняет настоящий танец живота! Не зря же одну грацию звали Талией!

— Нет у нее никакого живота и никакой талии! — буркнула Сандра уже из духа противоречия.

В это мгновение у Пифы снова проснулся охотничий инстинкт.

 

ГЛАВА 3

По следу. Коварные кисельные берега. Гибель Эвглены. Посторонним вход воспрещен! Бугры и кочки. Месть Пифы. Поспешное бегство

Вытянув вперед длинную морду, Пифа осторожно кралась за ползущей по дну Эвгленой. Сандра по-прежнему медленно плыла чуть позади. Ее уже интересовала не столько сама Эвглена, сколько окружающий их пейзаж. То тут, то там на дне попадались гигантские валуны — почти прозрачные, желтоватые, не круглые, а словно вырубленные из скалы несколькими ударами исполинской секиры. Плоские грани слегка поблескивали в солнечных лучах. «Песчинки», догадалась она. Слева и справа потянулись уходящие вдаль на сколько хватало глаз толстенные трубы. Через их полупрозрачные стенки виднелись хитро переплетенные зеленые ленты. Внутри труб все время что-то беспрерывно двигалось, текло. Плыли разноцветные шарики — маленькие и побольше. В некоторых местах тускло отсвечивали перегородки, отделяющие одну секцию от другой. «Наверное, это какие-нибудь водоросли, — решила Сандра. — Никогда бы не подумала, что они так сложно устроены. А ведь вытащишь из воды пучок тины — смотришь — просто тонкие зеленые ниточки!» На дне то и дело попадались обломки фигурных плит, плоских и изогнутых, бесхозные чешуи, иглы и шипы.

В это время впереди неясно проступила огромная белесая полупрозрачная масса, похожая издали на холм или плоский купол.

— Сандра! Будь осторожна! — раздался обеспокоенный папин голос.

Сандра тотчас притормозила — ведь она была хотя и любопытной, но послушной девочкой, и свистнула: «Пифа! Пифа!»

Но такса, увлеченная преследованием грациозной Эвглены, и не думала возвращаться. Она азартно плыла по следу, энергично размахивая тонким хвостиком. И тут стало твориться что-то странное.

Левая часть холма слегка осела и начала вытягиваться, как при оползне, — длинным студенистым полупрозрачным языком. Внутри него беспрерывно двигались, кружась и перекатываясь, темноватые уплотнения, тускло отсвечивающие шары, поблескивающие гранями кубики и призмы. Их нескончаемый поток выплывал из глубины холма лился, как по невидимому трубопроводу, внутри растущего языка отростка, достигал его переднего края и, расплескиваясь по сторонам, застывал.

Движение было плавным, бесшумным и каким-то завораживающим. Сандра едва смогла сбросить с себя вдруг охватившее ее оцепенение и отплыть в сторону. В этот момент оползень прекратился. Но тут же уголком глаза Сандра заметила движение на правом склоне. Оттуда медленно, как бывает в кино или во сне, вылезал еще один длинный отросток густеющего на глазах студня. И вот уже вторая широкая лапа протянулась от холма к Сандре. Да и весь холм заметно придвинулся.

«Да что же я тут мешкаю! — вдруг сверкнуло в голове у Сандры. — Ведь он же меня окружает!»

— Пифа! Пифа! Ко мне! — закричала она что было мочи и ринулась вперед, бешено работая ластами.

— Немедленно назад! — звенел в ее ушах резкий папин голос. — Назад! Это очень опасно!

Но Сандра, уже заметив Пифу, продолжала изо всех сил двигаться вперед. Студенистые склоны справа и слева от нее вставали стенами глубокого каньона. Пифа загнала Эвглену в его дальний угол и не давала ей улизнуть, прыгая то влево, то вправо. Бедный песик не замечал, что стена у него над головой начала быстро изгибаться. Схватив таксу за загривок, — та лишь тоненько взвизгнула, Сандра резко развернулась и поплыла обратно. Теперь она заметила, что над ее головой, закрывая серебрящийся наверху свод капли, быстро двигается широкий язык студня. Каньон у нее на глазах стремительно превращался в глубокую пещеру. Выход из нее с каждой секундой становился все уже. Сандра собрала все свои силы и последним рывком проскочила между надвигавшимися на нее стенами. В изнеможении выпустила она притихшую от страха собаку и стала медленно подниматься кверху. Два огромных полупрозрачных языка беззвучно сомкнулись у нее под ногами. Сердце бешено колотилось, мышцы ног болели от усталости. Только теперь Сандра, наконец, поняла, какой страшной опасности подвергалась ее жизнь минуту назад.

Внизу, под поверхностью коварного холма, сквозь его стены отчетливо просматривалась небольшая пещерка — все, что осталось от студенистого каньона. Внутри пещеры, то и дело натыкаясь на стенки, плавала злополучная Эвглена. «Попалась!» — мелькнуло у Сандры в голове. С каждой секундой пещерка становилась все меньше — буквально таяла на глазах. Эвглена, обложенная со всех сторон напирающими стенами, судорожно задергалась и замерла. «Вот тебе и кисельные берега!» — с испугом подумала Сандра.

— Видишь, что может случиться с теми, кто не слушается старших и убегает без спроса! — напустилась она на Пифу, совсем как мама, когда та бывает по-настоящему сердита. — А если бы я тебя не нашла вовремя? Не успела вытащить? А если бы мы не проскочили через то ужасное ущелье? Что было бы по-твоему, непослушный пес? — продолжала она. Пифа чувствовала себя такой виноватой, что и глаз не смела поднять на хозяйку. Она все время пыталась ползти на брюхе, прося прощения, хотя в воде ей это никак не удавалось сделать. Глядя на эти судорожные попытки, Сандра, наконец, окончательно пришла в себя и даже попыталась улыбнуться.

— Папа! Кто это хотел нас слопать? — спросила она, окончательно успокоившись.

— Страшный хищник! Амеба Протей! — в его голосе все еще звучали тревожные нотки.

— Этот длиннорукий пещерный холм?

— Да. Только амеба может быть очень разной — похожей на холм, на звезду с лучиками или на ежа с толстыми колючками, а то вдруг прикинется плоским блином с неровными краями или корешком с тонкими отростками.

— А какой же она формы на самом деле? — озадаченно спросила Сандра.

— Разной. В общем, амебообразной, — усмехнулся папа. — Знаешь, почему ее прозвали «Протей»?

— Нет! Расскажи! — попросила Сандра. Она взгромоздилась на толстую трубу — водоросль, посмотрела вниз, на медленно двигавшуюся по дну амебу не достанет ли? — и только после этого с наслаждением вытянула уставшие ноги. Пифа растянулась тут же, под рукой.

— В Древней Греции, — начал папа, — родители рассказывали друг другу и своим детям удивительные сказки. Они назывались мифы. Греки верили, что всюду — в морях, реках и океанах, в лесах, в горах и даже в маленьких ручейках и рощицах живут таинственные и могущественные существа бессмертные боги. Они управляют миром, сражаются со страшными чудовищами и вершат судьбы людей. На высокой, недостижимой для человека горе Олимп царствует над миром сам громовержец Зевс, а в глубине моря — его родной брат Посейдон.

Много помощников у Посейдона, и среди них вещий старец Протей. Он, как и само море, может менять свой облик. То станет рыбой с колючими шипами, то превратиться в дикого зверя, а то обернется ужасным чудовищем. Поэтому встретить и распознать Протея очень трудно. Но тому, кто застанет его врасплох, многомудрый старец может открыть тайны будущего.

Вот и амебу, вечно меняющую свой облик, назвали в честь неуловимого Протея. Да и само слово «амеба» на древнегреческом языке означает «изменение».

Во время рассказа Сандра то и дело поглядывала вниз на амебу то с удивлением, то с опаской.

— А может она, как Протей, превратиться в совсем уже страшное чудище? — спросила она.

— Конечно, нет! На свете существует много разных амеб — больших, маленьких и совсем крошечных. И хотя форма их тела изменчива, одних от Других все-таки удается отличить по внешнему виду. Есть, например, среди них напоминающие блины или китайские веера. Живут амебы тоже в разных местах. Некоторые могут попадать даже в тело человека и вызывать болезни. Для того чтобы этого не случилось, надо почаще мыть руки и не тащить в рот что попало — так недолго и проглотить одну из таких коварных амеб. Другие, безобидные, ползают в иле, среди гниющих остатков растений. Они напоминают толстые сосиски, и выростов у них не бывает. Чистая свежая вода губительна для них — так хорошо эти существа приспособились жить в местах, где почти нет воздуха, растворенного в воде.

При этих словах Сандра села, явно решив отправиться на поиски амеб-грязнуль.

— Погоди, — остановил ее папа.

— В илу все равно толком ничего не разглядишь, да того и гляди задохнешься. Лучше понаблюдай повнимательнее за твоей старой знакомой, только старайся держаться от нее на безопасном расстоянии!

Сандра стала осторожно спускаться вниз. Пифа, наученная горьким опытом, держалась рядом.

— Смотри, — продолжил папа, — видишь, она снова выпускает длинные отростки. Тебе они кажутся огромными лапами, готовыми схватить зазевавшееся существо, а мне — просто тоненькими выростами, похожими на ножки. С их помощью амеба и охотится, и двигается — ползет. Конечно, ножки они только напоминают, ведь внутри нет ни мышц, как у тебя или Пифы, ни костей. Поэтому их называют ложными ножками — ложноножками.

— А как же они образуются, если внутри ничего нет? — спросила Сандра, с опаской поглядывая на очередной отросток, вылезавший из тела амебы.

— Честно говоря, это до сих пор остается для людей загадкой. Да и не совсем верно, что внутри ложноножек ничего нет. Просто даже в микроскоп не удается разглядеть ничего определенного. Попробуй слепить из теста такую амебу с длинными выростами. Скорее всего, она у тебя тотчас расплывется, а если затвердеет, то не сможет двигаться.

— Как же быть? — удивилась Сандра.

— Вероятно, амебы умеют делать свое тело местами то жидким, то твердым, — вот и плывут, перекатывают сами себя с места на место. — Да при этом еще и охотятся! — добавила Сандра. — Вон, смотри, от бедняги Эвглены остался уже только маленький зеленый комочек. А там еще один шарик — побольше. Наверное, тоже остатки зазевавшегося жгутиконосца.

— Нет. На сей раз ты ошиблась! Это ядро, — сообщил папа.

— Ядро? Пушечное? В нее стреляли? Кто? — затараторила Сандра.

— Подожди, подожди, — остановил ее папин голос. — Никто в нее не стрелял. Шарик, который ты заметила, действительно похож на пушечное ядро, но на этом сходство и заканчивается. На самом деле это хранилище информации — самая важная часть тела амебы, да и любого из крошечных существ, которых ты уже видела и с которыми еще встретишься.

— Информация? А что это такое? И почему самая важная часть? — опять посыпала вопросами Сандра.

— Как тебе объяснить? Информация — это разные сведения, знания. Когда ты читаешь книгу или слушаешь радио, ты получаешь информацию. Узнаешь что-то новое для себя, ранее неизвестное. Когда ты учишь в школе уроки, ты запоминаешь новую информацию. Как складывать числа, где обитают различные животные, из чего пекут хлеб. Но все эти сведения легко забыть. Значит, их необходимо как-то хранить. Люди записывают все, что они видели, слышали и знают, в книги или на магнитофонные пленки, снимают фильмы или делают фотографии. Так они хранят свои знания. Можно сказать, что любая библиотека — это хранилище информации.

Если ты захочешь узнать что-то новое, тебе неизвестное, — например, как построить деревянный дом, — ты можешь пойти в библиотеку и прочесть там, как роют погреб, как складывают бревна, кроют крышу, кладут из кирпичей печку. Ты сможешь выяснить все, что пригодится тебе в жизни. Но так хранят информацию лишь люди — ведь они в отличие от всех прочих живых существ могут очень многое. А крошечным тварям вроде амебы, жгутиконосцев, да и прочим им подобным приходится таскать всю нужную информацию с собой — в ядре. Там хранятся сведения о том, как двигаться, на кого нападать и от кого прятаться. У разных существ в ядре хранится их собственная информация. Именно там, например, у жгутиконосцев записано, как устроен жгутик и как он должен работать. Там…

Но Сандра перебила:

— Значит, ядро — это библиотека? С книжками? Какие же они должны быть крошечные! А как амеба их читает? У нее же даже глаз нету!

— Ты права, ядро похоже на библиотеку. Только никаких книжек там нет. Информация хранится в ядре совсем по-другому. Если уж с чем-нибудь ее сравнивать, то, пожалуй, больше всего это будет напоминать тоненькие магнитофонные ленты в кассетах. Но чтобы по-настоящему понять, как это хранилище устроено и как оно работает, тебе, Сандра, нужно еще много учиться.

— А сейчас залезть и посмотреть можно?

— К сожалению, нельзя! Для того чтобы забраться в ядро, тебе надо стать меньше еще в десятки раз. С помощью моего микроскопа этого не сделать. Да и в ядро попасть не так-то просто — информацию хранят надежно. Посторонним вход воспрещен! Сандра разочарованно вздохнула. Она очень не любила слово «нельзя», но когда папа или мама объясняли ей, почему нельзя то или это, она часто соглашалась с ними. Ведь это только Пифе ничего не нужно объяснять — все равно не поймет. Крикнешь ей «нельзя», и довольно.

Сандра продолжала парить над медленно ползущей амебой. Вдруг она заметила, что с хищницей начало твориться что-то неладное. Язычки-ложноножки медленно втянулись, на мгновение всякое движение в теле холма прекратилось. Весь он как бы подобрался, подтянулся и стал напоминать не холм, а огромный шар.

— Папа! Что это с ней?! — воскликнула Сандра.

— По-моему… Минуточку… Да! Тебе удивительно повезло! — радостно воскликнул папа. — Сейчас она будет делиться!

— Ой! Ну и насмешил! Чтобы это прожорливое существо стало с кем-нибудь делиться! Да никогда не поверю!

— Да нет, она будет делиться сама с собой!

— Как это? Чем? — Сандра явно была сбита с толку.

— Подплыви поближе, сама все увидишь!

— Но это же опасно! Она опять будет пытаться нас с Пифой поймать!

— Нет, сейчас она вам ничего не сделает. Поверь мне на слово. Не стану же я подвергать тебя ненужному риску, — уговаривал папа. — Смелее вперед!

Сандра стала медленно и осторожно опускаться вниз. Пифа нерешительно подгребала сзади, не желая отставать от хозяйки и опасаясь чуть не погубившего их коварного студня.

Поверхность амебы стала покрываться буграми и кочками. Если бы не ее беловатый цвет, то чудище напоминало бы теперь гигантскую ягоду малины. Снова на минуту все замерло в ее теле. Ядра было уже не разглядеть, или оно вовсе куда-то пропало. Сандра настолько осмелела, что подплыла вплотную к кочковатой сфере и осторожно потрогала один из бугров рукой. Он был холодноватый, тугой, упругий и одновременно податливый, как воздушный шарик, наполненный водой. В это время холм, а точнее шар слегка осел. Внутри кого плавно заструились потоки жидкости. Сандра отчетливо видела это через бугристую поверхность. В их движении было что-то странное, и, приглядевшись повнимательнее, она поняла: два внутренних течения начали медленно растаскивать амебу в противоположные стороны. Посередине ее тела образовалась ложбина, быстро превращавшаяся в глубокий провал. И вот уже перед глазами Сандры не один, а целых два холма, все еще соединенные небольшой перемычкой.

Перемычка с каждой секундой становилась все уже. В этот момент Пифа вдруг решила, что для нее настал наконец сладкий миг благородной мести за пережитые страхи. Широко разинув пасть, такса ринулась вперед и с ходу впилась зубами в длинный тяж, все еще соединявший двух амеб. Челюсти ее с клацаньем сомкнулись, а из углов рта дернулись в разные стороны короткие тонкие хвостики — все, что осталось от некогда толстой перемычки. Явно удовлетворенная своими действиями Пифа гордо глянула на хозяйку.

— Я поняла! — крикнула наверх Сандра. — Она разделилась! Их стало две. Делилась и разделилась. Потом будет два-делиться, потом три-делиться. А что будет потом?

— Клон. Каждая из этих двух амеб в свое время тоже разделится, и их станет уже четыре. Те немного подрастут, еще раз разделятся. Их станет…

— Восемь! — быстро сосчитала Сандра. — Потом шестнадцать, потом тридцать две, потом шестьдесят четыре, потом… — Сандра задумалась.

— Сто двадцать восемь, — подсказал папа. — Все потомство одной амебы, Которая так делится, называют клоном. Да и не только амебы, а и любых крошечных существ, которые увеличивают свое число, делясь пополам.

— Но если и дальше так пойдет… — протянула удрученно Сандра.

Ей представилась огромная орда амеб, теснящаяся толпой до горизонта, и все тянули к ней свои мерзкие ложноручки. «Нет, ложноножки, — мысленно поправила она себя. — Бррр!» Сандру даже передернуло.

— Это уже не клан, а целая армия! — воскликнула она.

— Клон, — поправил папа. — Но, думаю, до этого не дойдет. Кто-то погибнет, других съедят, иных придавит, некоторые обсохнут, как медузы, на бережке. Нет, не бойся, они не заполнят всю землю! Иначе это давно бы случилось.

Сандра приободрилась.

— А где теперь ее ядро? — спросила она.

— Ядро тоже разделилось. Их теперь два. Совершенно одинаковых. У каждой амебы свое. И похожи эти амебы, как близнецы-братья. Не отличишь. Кстати о близнецах… Сандра!

При этих словах Сандру что-то легко толкнуло в спину. Она отпрянула и к своему ужасу увидела длинную тонкую ложноножку, которая хищно тянулась к ней от одной из двух новоявленных сестер-амеб. Вторая амеба тоже пришла в себя после деления и предательски заползала с другой стороны, готовая каждую секунду отрезать путь к отступлению. Ее отростки уже закрыли Сандре дорогу наверх и быстро опускались, явно намереваясь придавить путешественницу ко дну. «Проголодались, подлые», — мелькнуло у Сандры в голове. Свободным оставалось пока только одно направление.

— Пифа, за мной! — крикнула Сандра и быстро заработала ногами.

— Загребай левее! — услышала она папин голос. — Там убежище!

Сандра вильнула и заметила прямо перед собой темную дыру — вход в пещеру или какое-то невиданное сооружение — она не успела — рассмотреть как следует. «Дыра — это нора, а нора — это…» — вспомнила она фразу из книжки.

— Пифа! Сюда! — крикнула Сандра. Но таксу не нужно было подгонять. Пулей влетела она в отверстие вслед за хозяйкой, нырнула в глубь пещеры и скрылась в темноте.

 

ГЛАВА 4

Пещера великана. Корона и ларчик. Солнечное животное. Потоки амеб. Мачта и шар. Споры о спорах

Постепенно глаза Сандры привыкли к царившему повсюду полумраку, и она смогла наконец рассмотреть, где же они с Пифой очутились. Справа и слева вертикально вверх уходили неровные стены, сложенные из массивных валунов. Сквозь их покатые граненые бока с трудом пробивался солнечный свет, придавая помещению вид таинственный и немного мрачноватый. Свод пещеры, а на первый взгляд это действительно была огромная пещера, и пол под ногами тоже были выложены гигантскими камнями. Дальняя часть исполинского грота пропадала в густой тьме. Поглядывая с опаской на потолок не рухнет ли, Сандра стала осторожно подбираться к выходу, сиявшему впереди ярким пятном света. Такса нерешительно потянулась следом.

— Пойдем, пойдем, Пифа! — тихонько приговаривала хозяйка. — Того и гляди с минуту на минуту вернется хозяин и задаст нам с тобой на орехи. Помнишь, папа рассказывал про Одиссея, как тот тоже залез в пещеру, а потом пришел одноглазый Циклоп и поймал Одиссея с его спутниками — запер их всех в своем логове. Смотри, какие огромные камни, — ткнула она пальчиком в один из выпирающих валунов.

— Судя по ним, тут потрудился не один, а целая строительная бригада великанов! Хорошо бы нам отсюда поскорей убраться, пока не кончился обеденный перерыв. Только как же быть с коварными амебами? Как ты думаешь, Мокрый Нос, убрались уже эти обжоры восвояси?

При этих словах Сандра резко затормозила. По спине у нее пробежал легкий холодок. Перед входом в пещеру медленно поднялось толстое щупальце-отросток и замерло на секунду. «Поползет сюда? — мелькнуло в голове у Сандры. — Тогда конец. Мы в ловушке! Не выбраться! Или…»

Ложноножка качнулась и стала постепенно оседать. Еще мгновение, и она пропала из поля зрения. «Кажется, пронесло!» — глубоко вздохнула Сандра. Она подождала еще минут пять-семь для уверенности, сидя на одном из валунов и слегка покручивая податливые пифины уши, чтобы совсем успокоиться. Наконец, собравшись с духом, Сандра подплыла к самому выходу и выглянула наружу. Пифа тоже с опаской выставила свою длинную морду и принюхивалась, чуть-чуть поводя черной резинкой носа то вправо, то влево.

— Вот вы где! — раздался звонкий папин голос. — А я уже начал беспокоиться. Не бойся, вылезай скорее из раковинки. Мне кажется, опасность миновала. Амеба уже далеко.

— Какой раковинки? — не поняла Сандра. — Ты хотел сказать — из пещеры великана Циклопа? Только великан мог выложить стены из таких огромных камней. Ты, наверное, оттуда их плохо видишь. Раковины же совсем другие. Гладкие, блестящие внутри, как полированные, да еще закрученные спиралью.

— Нет-нет, Сандра, — перебил папа. — Я все прекрасно вижу. И камешки-песчинки, из которых выложены стены твоего убежища в том числе. Ты верно описала раковину, только принадлежала она моллюску. Некоторые на таких ракушек можно увидеть на выставках под стеклом, да и несколько лежит у нас дома на полке. И все же твоя пещера самая настоящая раковина. Точнее, раковинка, уж больно она мала. Без микроскопа не разглядишь. Раковиной ее и язык-то не поворачивается назвать.

— Неужели бывают такие крошечные улитки? Да еще умеющие складывать свой домик, как заправские каменщики? — удивилась Сандра.

— Нет, конечно! Это домик еще одной амебы — раковинной.

— Амебы! — Сандру так и подбросило. — Пифа, скорее отсюда! — она свистнула и бросилась наружу. — Хватит с меня сегодня амеб! — бурчала Сандра, быстро работая руками и ногами. — Маленьких и больших, в домиках и без домиков. Как корни и как блины! Видала я их во всех видах. Давай, давай, — подгоняла она таксу. — Нельзя тут оставаться! Страшное место, опасное место, — уже несколько запыхавшись, продолжала Сандра. Но тут ее остановил папин голос:

— Подожди, не спеши так. Никакой опасности нет! Неужели ты думаешь, я бы отправил тебя в настоящую западню! Не бойся. В этот домик уже больше никто не вернется.

Ведь раковинные амебы всегда таскают его с собой, как улитки. Скорее всего, хозяйку этого домика кто-нибудь съел или она погибла по какой-то иной причине.

— Разве такое страшилище, как амебу, может кто-нибудь съесть? — не поверила Сандра.

— Она сама кого хочешь слопает и не поперхнется!

— Вовсе нет! Это только для тебя амеба кажется жутким плотоядным чудовищем, а мне она видится крошечной живой капелькой, голой и совершенно беззащитной перед любым крупным существом — мальком, рачком, какой-нибудь личинкой. Поэтому некоторые амебы и пытаются спрятать свое нежное тело в домике — крепости. В дело идут мельчайшие камешки, песчинки, из которых амебы строят свои раковинки.

— Да, дом для поросенка должен быть крепостью! — успела вставить Сандра.

— Точно! — подтвердил папа. — Некоторых не устраивает строительный материал, который они могут найти в водоеме, и тогда амебы сами делают что-то вроде черепицы или облицовочных плит, и аккуратно обкладывают ими свое тело. Наружу из отверстия-устья, в которое вы с Пифой влетели, спасаясь от амеб, торчат только длинные отростки — ложноножки. Ими амеба ловит добычу. Наверное, при этом она похожа на осьминога, который залез в затонувший кувшин. Глядишь на такой кувшин-домик и диву даешься, как существо без глаз, без головы, без рук наконец, умудряется так красиво строить. И что самое удивительное — у каждого вида амеб домик-раковинка своей формы. Не перепутаешь! У одних он напоминает пузатую бутылку, у других — шарик с выростами, у третьих — глубокую миску с крышкой.

— А мой домик на что похож? — спросила Сандра. — Точнее, не мой, а того, кто тут жил.

— А ты вылези и посмотри как следует, — посоветовал папа.

Сандра начала медленно подниматься над поверхностью спасительной раковинки. Теперь она лежала прямо под ней — массивная, похожая на пузатый сосуд — амфору. Сандра видела амфоры в музее и слышала, что их достают водолазы из трюмов древних греческих кораблей. Только ручек у этой амфоры не было, а вокруг горловины-устья торчали в разные стороны четыре мощных шипа-отростка.

— Похожа на сосуд, высокую шапку или корону, — заметила она.

— Да, сравнение с короной не тебе первой пришло в голову. Эту амебу так и называют: Диффлюгия корона! Но на свете есть еще много других и, поверь, не менее красивых, похожих на котелки, чернильницы-непроливайки или ларчики. Одну из них так и назвали — Арцелла вульгарно. Ларчик простой.

— Скорее на поиски! — заторопилась Сандра. — Будем коллекционировать раковинки амеб. Пифа, ищи! Соберем побольше, а потом выставим в музее, как амфоры, то-то будет красота!

— Неплохая идея, — воодушевился папа. — Да только перед каждым экспонатом надо будет ставить микроскоп, — тут же вздохнул он.

— Тогда сделаем большие фотографии! — не сдавалась Сандра. — Будут снимки невиданных пещер, точнее виданных кое-кем кое-где. Жаль, я не взяла с собой фотоаппарат, — продолжала она, но тут ее внимание привлекло новое диво.

Вдалеке показалось странное существо, напоминающее большой лучащийся шар. Во все стороны от его округлого полупрозрачного тела разбегались тонкие отростки. Они слегка колебались, то укорачиваясь, то снова удлиняясь. Опираясь некоторыми из них на дно, шар, величаво перекатываясь, двигался вперед.

— Морской еж! — догадалась Сандра.

— Немного похож, — согласился папа. — Да только морские ежи живут в море, и они никогда не бывают такими маленькими. Ты все время забываешь, что стала совсем крошечной.

— Кто это такой?

— А что он тебе напоминает? — ответил вопросом на вопрос папа.

— Подушечку, утыканную иголками; мишень, в которую стреляли из лука; лампочку, от которой бегут ниточки-лучики. Нет! Солнце! Вот на что он похож! — воскликнула наконец Сандра.

— Точно! Этих амебных родственников так и называют: Гелиоза — солнечные животные. Помнишь, ведь Гелиос у древних греков был богом Солнца.

— Разве амебы их родственники? — удивилась Сандра. — Совсем не похожи…

— Видишь ли, тонкие лучики-выросты — это те же ложноножки, только очень, очень тоненькие. Для того чтобы они могли выдержать вес шара-тела, у них внутри тянется жесткий прутик.

— А… — протянула Сандра. — Все-то эти амебы умеют! И охотиться, и домики строить, и кататься-перекатываться, как мячики.

— Погоди, ты не видела еще самого интересного!

— А что самое интересное? — оживилась Сандра. Ведь она была любопытна.

— А ты последи вон за той маленькой амебкой, — посоветовал папа.

Внизу по дну деловито ползла небольшая, похожая на крошечного червячка амеба. «Совсем не страшная», — решила Сандра. В этот момент к ней присоединилась еще одна, и еще. Не успела Сандра оглянуться, как их стало уже пять, шесть, десять. Через минуту у нее под ногами, точнее под ластами, двигалась целая процессия. Справа и слева к небольшой колонне присоединялись все новые и новые амебы. Они ползли быстро, словно куда-то торопились, но соблюдали при этом строй и порядок — никто никого не обгонял и не залезал друг на друга. «Как на демонстрации», — подумалось Сандре. Заинтересованная, она во что бы то ни стало решила выяснить причину их похода.

— Пифа! За мной! — скомандовала она и поплыла в хвосте процессии.

Амебы лились уже настоящим ручейком. Со всех сторон к ним примыкали все новые и новые потоки. Прошло совсем немного времени, и по дну потекла самая настоящая река из амеб. Сандра едва успевала за ее поспешным движением. Так продолжалось довольно долго, и путники начали понемногу уставать, а амебы оставались неутомимыми. Их словно что-то подгоняло изнутри, заставляло ползти и двигаться к известной лишь им цели.

Наконец, впереди забрезжила переливающаяся всеми цветами радуги вертикальная стена, край выпуклой капли. Сандра с Пифой доплыли до нее и остановились, не решаясь двигаться дальше. А тысячи амеб словно и не замечали возникшей перед ними преграды. Двигаясь мощными потоками, они подползали под край стены, как бы подныривая, и продолжали ползти уже по другую ее сторону, похожие на длинные шнуры беловатой слизи. Завороженная этим зрелищем, Сандра замерла перед краем капли, как перед огромной сверкающей витриной, за которой развертывалось удивительное и волшебное действо.

Издалека, казалось, из-за горизонта, навстречу одним потокам двигались другие. «Что же будет?» — невольно подумала Сандра. Наконец несколько наиболее широких колонн слились друг с другом, и перед глазами удивленных наблюдателей стал вспухать огромный гриб. Напрягая зрение, Сандра заметила, что весь он состоял из беспокойно двигавшихся амеб. «Это они роятся, вспомнила она рассказы про пчел. — Сейчас улетят».

Маленькая путешественница была готова к любым неожиданностям.

Но гриб, или рой, как представлялось Сандре, не улетел. Вытянувшись вверх толстой свечой, он вдруг накренился, резко осел на бок и пополз! Огромный, немного неуклюжий, похожий на слизняка, он полз упорно, огибая край капли и одновременно удаляясь от него. Сандра с Пифой двигались вдоль водяной стены, наблюдая за его движением. Отдельных амеб уже не было видно, лишь тускло отсвечивающая влажная поверхность чудовища слегка волновалась, и можно было только догадываться, что творилось в его глубинах. Прошло несколько минут. Сандра начала уже беспокоиться, что этот живой ком совсем уползет, так и не раскрыв ей своей тайны, как вдруг его движение приостановилось. Продолговатый хвост подтянулся, и все многоамебное существо как бы подобралось, собравшись в округлую лепешку с чуть оттянутым верхом.

«Сейчас начнется!» — угадала Сандра. И началось! Верхушка лепешки стала стремительно вытягиваться в узкую высокую мачту. Было похоже, что кто-то, сидящий внутри, раздвигал складную антенну — все выше, выше и выше. Верхушка мачты, слегка покачивающаяся на головокружительней высоте, взбухла толстым шаром.

Несмотря на то, что гриб-слизняк успел отползти довольно далеко от стены-витрины, Сандре пришлось задрать голову, чтобы разглядеть очертания шара и мачты. «Какая огромная! — невольно подумала она. — Никогда бы не поверила, что вся она сделана из маленьких торопливых амеб! Так вот зачем они сползались вместе! Чтобы сделать мачту с шаром. А для чего?»

Нет! Разобраться во всем происходящем без помощи папы она не могла. Как бы угадывая ее затруднения, сверху зазвучал знакомый голос:

— Амеб, которых ты видела, называют слизевиками. Помнишь, если смотреть со стороны, их потоки действительно напоминают ручейки слизи. Большую часть своей жизни эти существа ведут себя так же, как и прочие амебы, — ползают, питаются, делятся. Но иногда происходит удивительный процесс, свидетелем которого ты оказалась. Мириады амеб сползаются вместе, образуя огромное живое тело. Кажется, оно живет уже своей собственной жизнью.

— А как они узнают, что пора объединяться? — спросила Сандра.

— Видишь ли, когда приходит время, каждая такая амеба начинает подавать невидимый и неслышимый тебе сигнал. Приобретает особый запах, если можно так сказать. Она как бы обращается ко всем своим подругам: «Сюда, скорей ко мне, к нам, час настал! Вперед! В путь!» Чем больше соберется вместе, тем сильнее сигнализируют они отстающим; так все они и собираются вместе.

— Понятно, а зачем шар на мачте?

— В нем находятся споры.

— Ты хотел сказать, там они спорят друг с другом? О чем? Кто быстрее всех влез в шар? Я поняла! Это такая игра! Сползаются, строят мачту, делают шар, влезают в него наперегонки, а потом спорят, кто первый! Здорово!

— Ну, ты и фантазерка! — засмеялся папа. — Нет! Все не так. Споры никакого отношения к спорам не имеют.

— Тогда ты меня совсем запутал, — обиделась Сандра. — Ничего не понять!

— Ну, извини. Сейчас постараюсь растолковать. В шаре, который ты видела, амебы одеваются надежной прочной оболочкой.

— Вроде скафандра? — перебила Сандра.

— Да. Это и есть споры. Такое название. Под их покровом амебам ничего не страшно — ни жара, ни холод, ни сушь, ни палящие лучи солнца. В таком виде они могут летать, подхваченные ветром, — ведь они крошечные, эти споры. Преодолевать огромные расстояния. Когда спора попадет в подходящие условия — в лужицу, влажную почву, из нее вылезает живая и невредимая амеба и снова начинает расти и делиться. С помощью спор амебы расселяются в новые места обитания, захватывают все новые и новые территории, пережидают зиму, засуху.

— А что будет с теми, кто делал мачту и ее основание? — спросила Сандра.

— Погибнут, — вздохнул папа. — Они сделали свое дело — помогли другим забраться повыше, где гуляет ветерок, превратиться в споры и улететь. В жизни ведь нередко так бывает. Сам погибай, а товарища выручай. Да и в твоем теле тоже все время гибнет очень много клеток, чтобы ты могла счастливо и без забот жить на свете. На их место становятся другие… Вот и клетки-амебы объединяются вместе, чтобы сделать то, что в одиночку не под силу.

— Какие клетки? — вновь перебила Сандра. — Во мне? В них сажают самых свирепых амеб, как тигра в зоопарке, да? А потом клетки сдвигают вместе… чтобы амебы дрались и погибали? Так или нет? Опять непонятно!

— Прости, пожалуйста. Я совсем забыл, что ты еще ничего не знаешь о клетках. Но это длинная история. Устраивайся поудобнее. Сейчас расскажу.

 

ГЛАВА 5

Застывшая пена. Кельи и чуланчики. Клетки-кирпичики. Вместе — сила! Не умением, а числом. Шары-матрешки. Стремительный дирижабль

Сандра любила, когда папа рассказывал ей что-нибудь интересное, и сама нередко просила об этом. О том, от куда взялись Солнце и Земля; почему реки текут в море, а морене переполняется; отчего гремит гром и где зимой прячутся лягушки. Вот и сейчас она готовилась узнать нечто любопытное. Взглянув еще раз на маячившую вдали башню, построенную амебами-слизевиками, она присела у подножия не слишком крупной песчинки, стянула ласты и стала растирать натруженные ступни и лодыжки. Пифа пристроилась у ее ног, сторожа имущество хозяйки. Через минуту приготовления были закончены, и папа наконец заговорил.

— Дело в том, — начал он, — что все растения и животные, включая тебя, меня и Пифу, состоят из клеток. Только не перебивай меня своими вопросами, а то ты и сама запутаешься, и собьешь с толку. Конечно, никакого отношения к клеткам в зоопарке или к клеткам в твоей тетрадке по математике они не имеют. А для того, чтобы разобраться, что это такое, и откуда взялось само слово «клетка», давай перенесемся мысленно в Англию.

Жил в ней более трехсот лет назад некий Роберт Гук. Это был удивительный человек. Он сочетал в себе талант изобретателя со страстью исследователя. Сколько различных приспособлений и приборов сконструировал Гук на своем веку! Это он первый догадался завить пружину спиралью, чтобы она помещалась в часах; он создал первый проекционный фонарь — дедушку твоего проектора для диафильмов, удобный в работе термометр и прибор для измерения влажности. И еще многое, многое другое. А главное — он сам конструировал и собирал микроскопы, гораздо лучше тех, что выпускали в то время на продажу.

В свои микроскопы он наблюдал то, что до него не могли разглядеть как следует. С их помощью он увидел, что лезвие остро отточенной бритвы на самом деле напоминает зубья пилы, а кончик иголки похож на скалистую вершину горы. Но Гуку было не просто любопытно рассматривать все, что попадалось под руку. Нет, он задавал окружающей природе вопросы и искал на них ответы. И вот однажды он задумался: «Почему пробка, которой затыкают горлышки бутылок, так легка, податлива, упруга и не тонет в воде? В чем секрет устройства коры деревьев, из которых делают пробки?» Гук приготовил тончайший срез пробки и поместил его под свой микроскоп. Картина, которую он увидел, поразила его и дала ответы на все вопросы. Пробка состояла из мельчайших, невидимых невооруженным глазом ячеек — пустых камерок. Их нагромождение напоминало застывшую пену. Гук понял, что эти оболочки похожи на голые стены некогда чем-то наполненного помещения. Он назвал их по-английски комнатками или кельями. По-русски им позже дали имя ячейки, чуланчики или клетушки — клетки. Ведь клетью не так давно именовали деревянную пристройку в форме куба — чулан, амбар. Отсюда уже не далеко и до клетки — слова, которое используют сейчас.

Еще позднее ученые открыли, что из таких ячеек-клетушек, только не пустых, а с содержимым, состоят все животные и растения. По-моему, если уж сравнивать их с чем-нибудь, то я бы сравнил их с кирпичиками. Из кирпичей, хотя они и одинаковые, можно составить самые разные сооружения — стену, башню, дом, крепость. Все клетки тоже немного напоминают друг друга, а собраны-сложены из них и цветок, и гриб, и муха, и крокодил.

— Как в конструкторе, — подсказала Сандра. — Значит, из клеток можно сложить кого угодно? Меня, Пифу?

— Не совсем так. Видишь ли, из твоих клеточек Пифу никак не сложить, хотя они очень похожи.

— В чем же различия?

— В ядре, точнее, в заключенной в нем информации. Вспомни разных амеб и жгутиконосцев, У них было ядро, а в нем различные сведения. У амеб — про амеб, у жгутиконосцев — про жгутиконосцев. Вот и в твоих клеточках есть ядра, а в них сведения только о тебе и ни о ком другом; о Пифе там ни слова. Поэтому-то из твоих клеточек можно собрать только тебя и никого другого. Да и не бойся, никто не будет тебя собирать-разбирать. Это я сказал ведь только для того, чтобы было понятней. Все клетки твоего тела крепко держатся друг за друга, живут дружно и никогда не расползутся в разные стороны по своим делам. Говоря по правде, у них вообще нет никаких личных дел, только общественные. Каждая из них по отдельности может немного, а вот все вместе они — сила!

Некоторые клетки занимаются тем, что строят твои ногти и волосы, другие вырабатывают слезы, третьи — в глазу — воспринимают свет, четвертые помогают переваривать пищу, из пятых состоят мышцы, шестые передают в теле разные сигналы и сообщения. Всего и не перечислишь! А вместе получается Александра Сергеевна, которая бегает, прыгает, плавает, ест, пьет, смотрит на мир и ходит в парикмахерскую!

— Здорово! — прошептала удивленная Сандра. Она покрутила у себя перед носом руками и посмотрела на ноги так, как будто видела их впервые.

— Расту я потому, что моих клеток во мне становится все больше, так? — догадалась она. — И делятся они, как амебы — два, четыре, восемь?

— Совершенно верно! — судя по голосу, папа явно был доволен сообразительностью Сандры.

— А что же было раньше?

— С тобою?

— Да!

— Раньше клеточек в тебе было меньше, чем сейчас, и ты была совсем маленькой.

— А еще раньше?

— Новорожденной.

— А до рождения?

— А до рождения ты была совсем уже крошечным существом.

— А оно?

— А оно еще раньше было одной единственной клеточкой, которая потом начала делиться. Кстати, помнишь, я хотел рассказать о близнецах, но тебе срочно пришлось удирать от проголодавшихся амеб?

Сандра кивнула.

— Они недавно разделились и были похожи друг на друга как две капли воды. Хотя для тебя это уже неудачное сравнение! Ты же видишь, что может твориться в капле обыкновенной воды! Какая уж тут схожесть. Скорее, они были похожи… — Папа на секунду задумался.

— Как две ладошки! — предложила Сандра.

— Пожалуй. Клеточка, из которой вырастает потом маленький человек, делится как и амебы пополам. Их становится уже две. И вот тут-то иногда каждая из них решает дальше действовать на свой страх и риск, независимо от другой. Нетрудно догадаться, что в результате на свет появляются два совершенно одинаковых близнеца. Они бывают так похожи, что и родители нередко путают их между собой, а все потому, что в свое время были одной клеткой!

— Точно! — вспомнила Сандра.

— У нас в детском саду в группе были близняшки. Их всегда путали. Неужели и они были когда-то одной клеткой?

— И они, и ты! Когда ты была одной клеткой, ты была одноклеточным существом. Все, с кем ты успела встретиться, были одноклеточными — состояли из одной-единственной клетки. А если и объединялись по несколько, помнишь, как некоторые жгутиконосцы, то все равно им особенно дела друг до друга не было.

— А как же слизевики-амебы? — Сандра кивнула на все еще возвышающуюся вдали мачту. — Ты же говорил, что многие погибли, чтобы помочь остальным!

— Да, это совсем другой случай. Пожалуй, можно сказать, что толстый слизняк, которого образуют сползающиеся амебы, — это настоящее многоклеточное существо. Ведь оно состоит из многих клеток и ведет себя не как амебы, из которых состоит, а по-своему. Ползет, вытягивается на головокружительную высоту, вытряхивает из шара споры. Разве все это могла проделать одна единственная амеба?

— Конечно, нет! — уверенно подтвердила Сандра…

— Зато когда они объединяются! О-го-го! — воскликнул папа. — Кстати, вспомни Робинзона. Ведь и он один мог не так уж много. Построил себе хижину, обнес ее частоколом, приручил коз, испек хлеб — и все это после многих лет упорного труда. Большой настоящий корабль ему в одиночку никогда бы не построить. А вместе люди могут все — строить корабли, многоэтажные дома, и даже летать в космос. И все потому, что каждый занимается своим делом, но делает его хорошо, на совесть. Клетки изобрели такое разделение труда и стали объединяться вместе давным-давно, когда большинство из них жили сами по себе. И вот в результате появились разнообразные многоклеточные существа — медузы, черви, осьминоги, дельфины, жирафы, обезьяны и, наконец, мы — люди.

— Почему же не все стали многоклеточными? — поинтересовалась Сандра.

— Трудный и хороший вопрос. Мне кажется, на заре возникновения многоклеточных существ многие решили пойти своей дорогой и не объединяться. Эти клетки рассчитывали только на свои силы; они становились все сложнее, все больше — ведь многие одноклеточные гораздо крупнее человеческих клеток. Но стать настоящими гигантами размером с бегемота клетки-одиночки так и не смогли. Ведь для этого надо было совсем иначе дышать, гораздо быстрее двигаться и обладать прочным скелетом. Возникни такая клетка хотя бы на минуту, и она тут же задохнулась бы и расплющилась под собственным весом, как это бывает с выброшенными на берег китами. Когда одноклеточные существа исчерпали все свои выдумки, становится многоклеточными было уже поздно. Их и так уже хватало в морях и на суше. Так они и остались одиночками.

— Бедняги! — посочувствовала Сандра.

— Не такие уж они несчастненькие, — возразил папа.

— Берут не умением, так числом. Тебе даже трудно вообразить, сколько их обитает на свете. В любой луже, канаве, в каждой капле пресной или соленой воды, в каждом крошечном кусочке почвы их сотни, тысячи, миллионы! Поэтому и уничтожить любого из них почти невозможно, не то что каких-нибудь морских коров, — китов и белых медведей. Нет, одноклеточные устроились на нашей планете совсем неплохо. И все-таки, порой мне кажется, что они завидуют своим многоклеточным собратьям и пытаются, хотя уже поздно, но все же что-нибудь изобрести и объединиться. Хороший пример — вольвокс.

— Кто?

— Вон тот огромный зеленый шар.

Далеко впереди медленно и величаво двигалась гигантская сфера. Она была величиной с многоэтажный дом и не катилась, а плыла, вращаясь, как будто наполненная легким газом. Почти прозрачные и, казалось, тонкие стенки исполинского глобуса были усеяны зелеными тельцами. Они располагались не как попало, а на одинаковом расстоянии Друг от друга, образуя правильный узор. Казалось, неведомый кулинар испек колобок-гигант и аккуратно украсил сотнями зеленых цукатов. Между ними протянулись едва заметные издали штрихи — ниточки. «Как будто взялись за руки», — подумала Сандра.

— Зеленые — это жгутиконосцы? — спросила она.

— Да, целая колония! Все держатся вместе, плавают вместе, вместе строят себе студенистый шар и сидят в нем, как орехи на поверхности бисквита. Шар плывет, вращаясь, как самостоятельное существо. И название у него ее соответствующее — «вольвокс», что означает «вращающийся», «катящийся».

— И делится он, как амеба, — пополам? Да?

— Нет. Все происходит хитрее. Внутри большого родительского шара образуются шары поменьше; а в них могут возникать совсем маленькие шарики. Потом они выбираются наружу и начинают жить своей собственной жизнью.

— Похоже на матрешек! — заметила Сандра. — Этот шар — тоже многоклеточное существо?

Но вопрос остался без ответа. Из чащи густо переплетенных труб-водорослей стремительно вылетел продолговатый дирижабль, развернулся, помедлил секунду и ринулся прямо на Сандру.

 

ГЛАВА 6

Наливочное животное. Суконщик из Дельфта. Удивительная туфелька. Коварный бочонок. Смертоносный хобот

Пифа, задремавшая во время рассказа, стремительно вскочила и заметалась в растерянности. Сперва со страху она вильнула за камень, но тут же развернулась, кинулась к хозяйке и наконец, схватив зубами ласту, начала пятиться задом, оттаскивая ее в сторону — под песчинку. Сандра подхватила другую — надевать уже не было времени — и тоже схоронилась как смогла за выступом валуна.

Дирижабль быстро приближался. Сандра видела несколько раз дирижабли в кино. Они ей казались огромными неповоротливыми огурцами, медленно проплывавшими невысоко над землей. А этот двигался быстро, уверенно и при этом еще и крутился, ввинчиваясь в воду. На близком расстоянии теперь было видно, что по его поверхности, словно по полю зрелой пшеницы под ветром, пробегают ряды волн. С ходу он врезался в край капли над головой у притихших исследователей и на секунду остановился. Волны исчезли, и вместо них Сандра увидела шевелящийся лес длинных тонких отростков. Еще через мгновение все они снова заработали слаженно — начали дружно сгибаться и выпрямляться, словно отталкивали от себя воду. По телу гиганта вновь побежали волны, только в обратную сторону, и он дал задний ход. Отъехав немного назад, дирижабль опять притормозил, раскачиваясь из стороны в сторону, описал передним концом несколько кругов, вновь поплыл вперед уже в другом направлении и быстро скрылся из виду. Несколько придя в себя, Сандра выбралась из-под камня, нашарила рукой ласту и стала поспешно натягивать ее на левую ногу. У нее не было никакой уверенности, что ЭТОТ не появится снова с минуты на минуту.

— Кто это был? — поспешно выпалила она.

— Крупная инфузория, наливочное животное. Одно из первых одноклеточных существ, которые увидел человек.

— В него что-нибудь наливают, чтобы оно так быстро плавало? — удивилась Сандра.

— Ничего в него не наливают, хотя само название «инфузория» на языке древних римлян, латыни, означает «наливать», «настаивать». Почему так случилось, я сейчас объясню, а ты пока можешь попытаться поискать эту или другую инфузорию и еще раз понаблюдать, как она двигается.

— Это опасно? — засомневалась Сандра, уже наученная горьким опытом изучения движения амеб.

— Абсолютно безопасно! Не обращай внимания на крупные размеры — она, как кит, питается разной мелюзгой. Ты для нее крупновата.

Немного успокоенная Сандра двинулась на поиски, внимательно оглядывая заросли и стараясь одновременно ничего не пропустить из папиных разъяснений.

— Помнишь, я рассказывал тебе об изобретателе и исследователе Роберте Гуке? — начал он с вопроса. — Примерно в то же время жил в голландском городе Дельфте мальчик. Звали его Антоний ван Левенгук. Дед и отец маленького Антония были пивоварами. Наверное, и он, когда подрос, тоже стал бы варить пиво, но мать послала его учиться в Амстердам. Правда, закончить учебу Антонию не довелось — отец к тому времени умер, да и сухая зубрежка была не по сердцу, вот и пришлось начинать самостоятельную жизнь. Он служил кассиром, потом бухгалтером, на заработанные деньги купил в конце концов в родном городке Дельфте суконную лавку и стал торговать тканями. Дела у него пошли неплохо — ведь он покупал для продажи сукно только самого лучшего качества. А чтобы проверить добротность работы, рассматривал ткань через лупу.

С этого-то все и началось. Увеличительные стекла, которыми он пользовался, казались ему слишком маломощными, и Антоний взялся за их изготовление сам. Это занятие настолько увлекло его, что он стал отдавать любимому делу все свободное время. Вскоре он научился изготавливать из расплавленных капелек стекла крошечные, но очень сильные линзы, которые увеличивали в двести и более раз. Работать с ними было неудобно — линзочки приходилось вставлять между металлическими пластинами и подносить к самому глазу. Зато какой дивный и неизведанный мир открылся перед его взором! В капле дождевой воды из старой бочки он увидел сотни без устали снующих крошечных живых существ. Это были, как ты теперь понимаешь, одноклеточные организмы. Но Левенгук не знал этого и назвал их «зверушками» «анималькулями» на латыни.

Много лет потратил он, наблюдая этих удивительных созданий. Ведь до него никто из людей не видел ничего подобного! Он находил их повсюду и научился разводить на настоях трав. Отсюда-то и пошло их второе название настоечные, наливочные животные. Множество их он описал и зарисовал в письмах Лондонскому королевскому обществу естествоиспытателей — первому и высшему научному собранию людей той эпохи, и был принят в него почетным членом!

На своем веку Левенгук сделал множество других удивительных открытий. Подивиться на его чудесные микроскопы в Дельфт приезжал из России Петр Первый — так велика была слава удивительного исследователя — сына и внука пивоваров ван Левенгуков!

— И инфузорию-дирижабль тоже он первый увидел? — спросила Сандра.

— Трудно сказать. Ты видела, если я не ошибаюсь, инфузорию-туфельку. Ее форма действительно немного напоминает туфлю, башмак или шлепанец, но зарисовали ее позже, а вот твоего старого знакомого — вольвокса, действительно первым описал Левенгук. Но он наверняка видел и других инфузорий. Все они немного похожи друг на друга.

— Чем?

— Тем же, чем схожи жгутиконосцы — способом плаванья и теми приспособлениями, которые они для этого используют, — пояснил папа. Смотри, смотри! — воскликнул вдруг он. — Опять она!

Впереди, пересекая Сандре дорогу, вновь быстро проплыл элегантный дирижабль — туфелька. Издали колыхавшиеся как под ветром отростки виделись тонкими волосками.

— Их называют ресничками, — пояснил папа. — Но ресницы твоего глаза они напоминают только по форме, а на самом деле это те же жгутики, что и у жгутиконосцев, только реснички, пожалуй, покороче.

— Как их много! — изумилась Сандра. — Зачем столько? И откуда инфузории их взяли?

— Я тебе рассказывал, что с одним или двумя жгутиками далеко не уплывешь — ведь и на лодке только с двумя веслами не переплыть море. Вот предки нынешних инфузорий и стали увеличивать их количество. Так, кстати, поступали и люди древности, когда учились плавать на большие расстояния. Весел у кораблей становилось все больше и больше, сначала один ряд слева и справа по борту, а потом несколько — в два или даже в три яруса. Такие корабли у греков и римлян назывались галерами. Грести с утра и до вечера огромным веслом, с которым справиться могли лишь несколько человек, было тяжким трудом. Поэтому-то к ним приковывали цепями пленных воинов-рабов, а чтобы все весла опускались в воду одновременно, приставляли надсмотрщика, бившего в барабан. На многовесельных кораблях можно было плавать по Средиземному морю и добираться до Черного.

Инфузории пошли тем же путем, только весла-реснички тянутся у них не в один-два ряда, а по всему телу. Они ритмически изгибаются — бьют по воде, и инфузория движется вперед.

— А кто же бьет в барабан?

— Ты хотела спросить, почему они работают не как попало, а согласованно, почему по телу инфузории пробегают настоящие волны сгибающихся ресничек — ты это прекрасно видела, — растолковал папа вопрос Сандры. — Честно говоря, еще никто из людей не может ответить на этот вопрос. Это одна из загадок инфузории-туфельки, хотя много секретов этого удивительного существа люди уже успели раскрыть. Инфузорий, словно крыс или кроликов, ученые разводят в своих лабораториях, к внимательно исследуют, ставят различные опыты, эксперименты.

— Зачем? — удивилась Сандра. — Кому они нужны, эти тапочки?

— Туфельки! Видишь ли, они ведь тоже клетки, одноклеточные существа, и значит, похожи немного на наши с тобой клетки, а изучать их легче. Достаточно сказать, что у тебя в носу, например, есть клетки почти с такими же ресничками, как у инфузорий. Если они будут плохо работать — беда! Некому будет выталкивать грязь и сор наружу. Поэтому очень важно знать, как работают реснички. Вдруг кому-нибудь из людей потребуется их починка. Вот ученые и исследуют, как работают реснички у инфузорий. Не лезть же для этого каждый раз человеку в нос! Щекотно, неприятно и неудобно.

Сандра с симпатией посмотрела на плавающую вдалеке инфузорию: «Так вот она какая, туфелька! Красивая!»

Действительно, движения массивного дирижабля-инфузории были легки и грациозны. Она то двигалась вперед, то описывала длинные дуги, быстро и плавно поворачивала, останавливалась, плыла в обратном направлении и при этом все время вращалась.

«Как только голова не закружится! — подумала Сандра. И тут же усмехнулась: — Что же я такое выдумываю! Ведь у нее нет ни головы, ни рук, ни ног. Она же клетка!» А вслух спросила:

— Что у нее за углубление посередине тела?

— Это самый настоящий рот, ведущий в глотку, но на твой рот он не похож — там нет ни зубов, ни языка, одни реснички. Зато работают они так, чтобы токами воды загонять мельчайшие частицы пищи прямо в глотку. Надо сказать, что у инфузорий на поверхности тела кроме ресничек почти ничего и нет, но зато с их помощью наливочные животные могут многое — и двигаются, и питание добывают, и даже бегают — ползают по дну. Не зря их еще называют ресничными.

В это время Пифа, сновавшая то и дело по сторонам, вдруг прижалась к Сандре и зарычала, обнажив два ряда белых зубов. Навстречу инфузории-туфельке мчался другой Дирижабль. Тело его напоминало огромную бочку, охваченную, как обручами, двумя рядами ресничек, работавших в бешеном ритме. Передний конец тела незнакомца был вытянут в короткий конусообразный отросток, похожий на кончик огромного шила, которым он явно целил в грациозную туфельку. Вид у бочонка, несмотря на меньшие размеры, был коварный, подозрительный и не сулящий ничего хорошего.

«Ну что же ты, глупая! — хотелось крикнуть Сандре. — Спасайся, пока не поздно!» У нее внутри все даже похолодело от нехорошего предчувствия. И точно. Через секунду бочонок с ходу врезался в туфельку, тупо и мощно ткнув ее в бок своим отростком.

Та судорожно дернулась. Сандра разглядела, как с поверхности туфельки взвились какие-то тонкие стрелы и вонзились в тело бочонка. «Отстреливается! Молодец!» — подумала Сандра. Но судьба туфельки была предрешена. Бочонок насел, глубже вонзаясь в бок своей жертвы. Его отросток, которым он совершил таран, начал вдруг раскрываться чашечкой хищного цветка. На минуту противники замерли, прошла еще секунда, и бочонок вдруг начал на глазах пораженной Сандры заглатывать свою жертву. Действовал он уверенно: видно было — разбойничал не в первый раз, но Сандра до последней минуты не могла поверить, что он справится с добычей, превышавшей его по размерам в два раза. А бочонок еще шире распахнул свой зев, крутанул, подсасывая, несчастную туфельку, и стал как бы наползать на нее, распухая и раздуваясь на глазах. Через мгновение кончик тела туфельки скрылся в чудовищной утробе. Все было кончено. Невероятно раздувшийся бочонок медленно уплывал прочь.

— Ненасытный проглот! — крикнула ему вслед Сандра.

— Да… — протянул наверху папа. — Дидиниум, похожий на бочонок, неутомимый охотник. В мире одноклеточных существ постоянно разыгрываются такие трагедии. Здесь свои хищники и свои жертвы, борьба, преследования, охотничьи повадки, уловки, атаки, погони, гибель и спасение. Как и в большом мире, тут каждый ищет себе пропитание. Одни поглощают всевозможную мелочь, как усатые киты крошечных рачков, другие — зеленые, растут под солнцем наподобие травы, а третьи — хищники, ими питаются. Есть и самые настоящие травоядные, только едят они, конечно, не траву, а крошечные водоросли. Погляди, например, вон на ту симпатичную компанию вегетарианцев!

Прямо перед путешественниками несколько не слишком крупных инфузорий лихо уплетали длинные нити водорослей. Через полупрозрачные тела гурманов было видно, как тонкая синевато-зеленоватая трубочка, кончик которой был заглочен через небольшое ротовое отверстие, аккуратно заворачивалась внутри спиралью. «Словно макароны заглатывают!» — подумала Сандра. Она уже собиралась расспросить о них папу поподробнее, но вдруг заметила, что Пифа опять куда-то запропастилась. Сандра свистнула раз, другой и забеспокоилась всерьез. В чаще канатов-водорослей ничего не стоило затеряться, а кругом было столько опасностей! Ни секунды не медля, она ринулась на поиски. Настороженно поглядывая по сторонам, она поплыла вдоль длинной зеленоватой трубы, уходящей в настоящий клубок переплетенных, перепутанных нитей. Вскоре ее внимание привлек черный тонкий прутик, торчащий как бы прямо из стенки трубы. Судя по тому, как энергично он болтался из стороны в сторону, это был Пифин хвост.

— Вот ты где, черноносая! — воскликнула она, устремляясь вперед. Конечно же, и тут нашла себе какую-то дыру или нору!

И действительно. В одной из клеток водоросли было проделано большое круглое отверстие. Внутри детки-цистерны было пусто, и Пифа энергично шныряла по углам помещения. Впереди еще несколько цистерн было аккуратно попорчено неизвестным взломщиком.

— И тут потрудились инфузории? — засунула Сандра голову в дыру, осматривая ее голые стены.

— Нет, эти следы оставила амебы. Есть и среди них любительницы растительной пищи. Их называют вампиреллами. Как вампиры из сказок, они нападают на свою жертву, проделывают дыру и толстой ложноножкой высасывают-выедают все содержимое. Остаются только пустые стенки.

— Скорее внутрь! — вдруг крикнул папа.

Сандра, не задумываясь, влетела через дыру в пустую оболочку клетки, развернулась и с опаской выглянула наружу. Пифа просунула свой длинный нос у нее под рукой.

— Еще один хищник! Смотри, Сандра, это инфузория Гусек. Перед стеной их убежища проплывало длинное чудище. Его вытянутое тело заканчивалось толстым гибким отростком, похожим на слоновий хобот.

— Гуськом ее прозвали за этот вырост, напоминающий гусиную шею, пояснил папа. — Охотится! Сейчас кого-нибудь поймает!

Хищник плыл вперед, медленно вращаясь. Хобот его описывал широкие круги. Эти движения напомнили Сандре ослепленного великана Циклопа, нашаривающего огромной ручищей своих обидчиков. Наконец кончик хобота случайно задел суетливо проплывавшую по своим делам небольшую, размером с Сандру, инфузорию. В ту же секунду из хобота стремительно вылетели длинные нити со стрелами-гарпунами на концах и вонзились в несчастную жертву. Их действие оказалось в прямом смысле слова убийственным. Атакованная инфузория дернулась, реснички ее встопорщились дыбом и замерли. В том месте, куда вонзились гарпуны, произошел как бы небольшой взрыв. Стенка клетки беззвучно лопнула и наружу через широкую брешь потекло что-то жидкое, киселеобразное. «Словно ножом полоснули!» — содрогнулась Сандра.

Мертвое тело убитой жертвы начало быстро передвигаться по отростку. Оно ползло по хоботу, как по живому эскалатору. В основании ловчего отростка начало раскрываться глубокое отверстие — рот. Он становился все шире и шире, распахнулся, наконец, темнеющим провалом, всосал убитую инфузорию и захлопнулся. Теперь лишь небольшое утолщение тела хищника напоминало о разыгравшейся секунду назад трагедии. Гусек уплывал, похожий на толстого удава, только что заглотившего кролика.

Притихшие, подавленные увиденным, Сандра и Пифа долго провожали его глазами, вцепившись в край спасительного отверстия.

— Чем это он ее? — спросила наконец Сандра, сбросив с себя невольное оцепенение.

— У одноклеточных организмов есть много приспособлений для нападения и защиты. Одни выстреливаются, словно из гарпунной пушки, как у инфузории-туфельки. Помнишь, ты видела это в момент нападения на нее бочонка — Дидиниума. Другие похожи на вылетающие шприцы со смертельным ядом — как у Гуська, третьи выталкивают наружу слизь. Четвертые напоминают короткие плотно скрученные рулоны лент, готовые в любую минуту развернуться в длинную трубку; так бывает, когда потянешь за кончик свернутую фотопленку. Пятые напоминают быстро выдвигающиеся антенны, шестые вылетающие диски. Арсенал большой. В общем, как и у крупных зверей, на острые зубы всегда найдутся крепкие длинные рога. К сожалению, как ты заметила, это не всегда помогает…

— Как все это интересно! — Сандра вздохнула, — но плавать в одиночку тут страшновато. Того и гляди угодишь кому-нибудь в пасть!

— А ты присоединяйся вон к той симпатичной зверушке. Она тебя не обидит и прокатит на славу!

 

ГЛАВА 7

Реснички на брюхе. Бешеный галоп. Бокалы в лесу. Зеленая башня. Пифа, на помощь! Обжигающие присоски. Счастливое спасение

Сандра покрутила головой и заметила на дне любопытное существо, похожее на вытянутый берет или на половинку дыни. Судя по редким рядам коротеньких ресничек, торчащих вверх, словно поросячья щетина, это тоже была инфузория. Однако двигалась она совершенно своеобразно. Из-под края ее тела то и дело высовывались тонкие длинные отростки. Они были похожи на кончики кисточек для рисования, когда их сунешь в рот и оближешь. Сандра иногда так делала, хотя мама ее поругивала за эту дурную привычку. На своих отростках-кисточках инфузория смешно двигалась по дну вприскочку, словно пританцовывала на цыпочках, то забегала вперед, то возвращалась, сновала вправо и влево, останавливалась, словно озираясь, и вновь брала с места в галоп.

— Смелее цепляйся за ее спину! — подбодрил папа. — Это славное существо — брюхоресничная инфузория. Ее нижнюю поверхность называют брюшной, хотя, конечно, никакого брюха у нее нет. На ней длинные реснички, собранные вместе в несколько тонких выростов. Вот тебе и еще один пример использования ресничек. С их помощью брюхоресничные не плавают, а бегают по дну, словно Пифа.

Во время рассказа Сандра вылезла из своего убежища, спустилась пониже, настигла суетившуюся под ней инфузорию и, примерившись как следует, уцепилась как могла за ее спину. С радостным лаем Пифа вылетела из дыры вслед за хозяйкой, нырнула вниз и, недолго думая, хватанула зубами пританцовывавшего брюхохода за выставленную ножку. Тот буквально встал на дыбы. «Сейчас заржет!» — мелькнуло у Сандры в голове. Но тот молча рванул вперед. Сандру затрясло и замотало из стороны в сторону. Она только крепче схватилась за какие-то гребни и выросты на спине, чтобы не свалиться. Все затряслось перед ее глазами. А Пифа, немного напуганная результатами своих боевых действий, мчалась позади незадачливой всадницы. Ей казалось, что незнакомец напал на хозяйку, схватил, тащит к себе в нору, и надо немедленно догонять, спасать и выручать! Она лаяла уже всерьез — злобно, хрипло и старалась прихватить убегавшую инфузорию за мельтешившие позади реснички-ножки. Та в испуге только прибавляла ходу. Сколько продолжалась эта безумная гонка, Сандра точно не могла сказать. Минуту, три, десять? В конце концов, Пифа отстала, а инфузория, сделав вовсе головокружительный вираж, сбросила наконец непрошеную наездницу и быстро скрылась из виду.

«Вот это прокатилась!» — вяло подумала Сандра, приходя в себя и ощупывая руки, ноги, — все ли цело. Ее мутило, а голова кружилась. Наконец, убедившись, что ничего страшного с ней не произошло, Сандра с трудом привстала и огляделась. Она очутилась в густом лесу.

Вертикально вверх уходили толстые полупрозрачные стволы. В вышине некоторые из них начинали ветвиться, образуя настоящую крону. Другие стояли прямо, как свечи. Сандра задрала голову и увидела, что концы стволов и мощных ветвей заканчиваются воронками, похожими на длинные хрустальные бокалы. В них происходила неизвестная жизнь — все время что-то шевелилось, подрагивало, мерцало. Время от времени над краем воронки поднимались тела их обитателей, совершали несколько движений и прятались вновь. Кое-где по краям более широких воронок, напоминавших пузатые чашки, пробегали мерцающие волны ресничек. Вероятно, из-за их работы в лесу гулял довольно сильный водяной ветерок.

— И тут инфузории, — пробормотала Сандра. Она уже начинала уставать от приключений в стране одноклеточных. — И Пифа опять куда-то запропастилась! — буркнула она и закончила с раздражением: — Ласты трут и есть хочется!

В это время наверху, выше крон, быстро проплыла темная тень. В одно мгновение все тела в бокалах вжались в свои хрупкие убежища, а толстые стволы без отростков вдруг резко свернулись. Лес стройных мачт в секунду превратился в клубок переплетенных петель и колец. Один из стволов, прогнувшись, толкнул Сандру в бок. Удар был несильный, но она все же потеряла равновесие и растянулась плашмя на дне.

— Этого мне только не хватало! — воскликнула она в сердцах и тут же вскочила на ноги.

Туго скрученные стволы понемногу распрямлялись, осторожно поднимая бокалы с замершими обитателями наверх. И вновь задуло, засквозило в удивительном лесу деревьев; со дна тонкими струйками поднялся мелкий мусор и потянулся в разных направлениях.

— Скорее отсюда! — решила Сандра. — Прочь от этих сокращающихся деревьев. Того и гляди от их очередного испуга меня придавит тут, как мышь! Пифа! Пифа! — крикнула она, но песика нигде не было. Сандра устало поплыла в сторону ближайшего просвета, стараясь держаться подальше от толстых стволов и удерживать равновесие в потоках водяных сквозняков. Над головой посветлело, инфузории в домиках-деревьях стали попадаться реже, и Сандра наконец выбралась на большое открытое пространство. Посередине возвышалась высокая зеленовато-синеватая башня, расширявшаяся к своей вершине широкой воронкой и сужавшаяся к основанию до толщины небольшого ствола. В целом она напоминала слегка изогнутый длинный рог какого-то исполинского животного.

«Ишь какая! — только и смогла подумать Сандра. — Как только не падает! Интересно, что у нее наверху, в воронке?»

Но подниматься на вершину небоскреба, только чтобы удовлетворить любопытство, у нее уже не было сил. К счастью, водяной поток, полегоньку подталкивавший ее в спину, изменил свое направление и начал медленно поднимать уставшую путешественницу. «Вот и славно! — решила Сандра. — Как на колесе обозрения в парке!»

Она поднималась все выше и выше и размышляла: «Хорошо, что хоть упасть здесь не страшно. Да и вообще, можно ли упасть в воде? Где же Пифа? Пропадет криволапая без меня!» — мысли у нее немного путались. Наконец она поднялась до уровня крыши воронки. Зрелище, открывшееся ее взору, было грандиозным и захватывающим. По всему краю чаши густым частоколом располагались реснички. Внутри, чуть сбоку, открывался глубокий и, казалось, бездонный провал, уходящий в тело башни. Подробности Сандра рассмотреть не успела. Направление поднявшего ее потока изменилось на противоположное; он понес ее мимо края чаши вниз, к основанию.

— Вот и славно, — пробормотала Сандра. — Поглядели еще на одну инфузорию-гиганта; инфузорию-башню или воронку, а теперь срочно на поиски Пифы!

— Папа! Папа! — позвала она, но ей никто не ответил.

— Ты меня видишь? Где Пифка?

В это время она заметила, что ее тянет наверх.

— Нет! Мы так не договаривались! — буркнула она и заработала ластами. Но подхвативший ее поток был уже так силен, что сопротивляться ему стоило немалого труда. Сандра постепенно поднималась все выше. Наконец, утомленная борьбой, она прекратила сопротивление и теперь уже совсем быстро полетела наверх. Ее взору опять открылась глубокая воронка на поверхности башни. Теперь она заметила, что окружавшие ее реснички закручивают воду тугой спиралью, засасывающей окружающую мелочь прямо в провал. «Так это огромный рот!» — догадалась она. Сандру вновь пронесло потоком мимо воронки, но значительно ближе от края, и снова потянуло вниз. Не успела она опомниться, как мощный поток вознес ее наверх и бросил к провалу гигантского рта, еще ближе. «Что же будет дальше? — мелькнуло у нее в голове. — Ведь она же меня ловит! Еще один спуск-подъем, и конец! Не выбраться!»

— Пифа, Пифа! — закричала она в отчаянии. — На помощь!

Сандра висела уже над изогнутой плоской крышей башни и стремительна приближалась к смертоносному провалу.

«Это конец!» — подумала она почти спокойно.

В это мгновение из зарослей стремительно вылетел черный комочек.

— Пифа! — Радостно воскликнула Сандра и тут же осеклась: «Что может сделать крошечный песик с башней-гигантом? Как может она мне помочь?» Но Пифа, оказалось, и не задумывалась над таким вопросом. С трудом увильнув от водяного течения, готового подхватить и ее, она бросилась к основанию башни и вцепилась своими зубками в толстую ножку.

«Глупенькая!» — грустно усмехнулась Сандра, но тут произошло чудо. Словно от удара током, гигант дрогнул и вдруг стремительно сжался в тугой плотный шар. Частокол ресничек пропал, и коварные водяные вихри на секунду стихли. Сандра была спасена!

Еще не веря в чудесное освобождение, она ринулась вниз, бросилась к Пифе, прижала ее теплое тельце к себе, чмокнула между ушами и что было сил заработала ластами.

— Скорее отсюда! — только и успела она крикнуть, а гигант за ее спиной уже приходил в себя. Медленно распрямлялся, вытягивался ввысь, и вот уже снова потянуло потоками воды в его сторону. Но Сандра с Пифой были уже далеко. Лихорадочно пробирались они через лес деревьев-домиков — скорее к тому месту, где они оседлали брюхоресничную инфузорию. Именно это место найти было сложно. Сандра старалась держаться верного направления.

Но страшные приключения еще не кончились. Сандра уже заметила далеко впереди, над сводом капли, блестящую линзу объектива, как вдруг что-то сильно толкнуло ее в бок. Повернувшись, она к своему ужасу увидела длинную беловатую лапу, протянувшуюся прямо к ней из зарослей. Толстой присоской она крепко держала Сандру. В эту же секунду маленькая путешественница почувствовала все нарастающее жжение у себя в боку и услышала тоненькое повизгивание Пифы. Та тоже беспомощно болталась на конце другой лапы-присоски и, наверно, чувствовала то же самое. Положение было критическим. Жжение быстро нарастало, переходя в острое покалывание, будто в бок вонзались тысячи тонких иголок.

Крепко зажмурив глаза, в отчаянии Сандра громко крикнула:

— Объектив, окуляр, тубус!

И в тот же миг сильная волна подхватила ее тело и толкнула наверх, к свободе. Позади что-то с бульканьем лопнуло.

Сандра приходила в себя. Она сидела на полу веранды, вокруг растекалась большая лужа. С носа капало, по плечам и рукам текло. Пифа радостно прыгала вокруг, пытаясь то и дело лизнуть хозяйку в лицо. Сандра провела рукой по все еще нывшему боку и ладонь ее покрылась слизью. Вздрогнув от омерзения, она взглянула наконец на папу. Он по-прежнему сидел в кресле и улыбался. Ну, вот и все! — произнес он. — Путешествие окончено! Признаться честно, я всерьез забеспокоился, потеряв вас из виду, но хорошо то, что хорошо кончается. Где же вас носило?

— Вот-вот! Именно носило! И чуть не занесло в пасть какой-то кособокой башни! Ну и натерпелась я страху! Если бы не Пифа… А потом кто-то схватил… — затараторила она. — Наверное, ты сначала столкнулась со Стентором. Я видел его в капле. Эта инфузория действительно токами воды загоняет себе в рот зазевавшихся пловцов-жгутиконосцев, других мелких инфузорий. Она похожа на трубу. По легенде в войске древних греков, осаждавших легендарный город Трою, был глашатай по имени Стентор. Его мощный голос напоминал рев трубы. В честь него и назвали инфузорию Стентором. Пифа заставила его резко сократиться и спасла тебя. Под поверхностью этого существа проходит множество лент, напоминающих подтяжки, они могут растягиваться и сжиматься в минуту опасности. Потом, судя по красному пятну у тебя на боку, как от крапивы, на вас напала сосущая инфузория. Есть и такие в мире одноклеточных. Нападают на проплывающие жертвы и буквально высасывают своими отростками.

— А что было бы, если бы я попала в пасть этому Стентору, и не сказала бы волшебные слова? — спросила Сандра, стягивая ласты.

— А что было бы, если бы ты не приняла таблетку Вообразина?

— Так все, что я видела, было неправдой? Просто сказкой?

— Нет, все, что ты видела и узнала, было на самом деле. Взгляни в микроскоп — и убедишься в этом сама.

Сандра нерешительно прошлепала босыми ногами к столу и наклонилась над окуляром.

— Ой, действительно! — закричала она. — Вон амеба Протей, а там Стентор! И инфузории-туфельки тут же плавают, и жгутиконосцы! Как они все хитро устроены! А что у них внутри, кроме ядра?

— Для того чтобы ответить на этот вопрос, тебе надо стать еще меньше. Но мой микроскоп на такое не способен даже с нашим Вообразином. И потом, это было бы совсем, совсем другое путешествие!..