Давным-давно, в старые года, жили среди леса у реки дед Хлебороб со своей Хлеборобихой, детками и внуками. Дед в лесу поляны распахивал и всякое жито сеял, а бабка за домом и хозяйством следила. И была у них только одна коровушка, а курочек и петуха не было.

В ту далекую пору все куры были дикими и жили в лесу, вот как теперь, например, тетерева и рябчики.

Кур в лесу было множество, потому что зима в том краю была теплая и короткая, а корму хватало вдоволь. Но петухи по ночам на насесте не пели, чтобы не приманивать на свою беду хищников, а куры неслись молча, без кудахтанья.

Одна куриная семья — шесть кур и седьмой петух — совсем недалеко от Хлеборобова подворья жила. Старая Хлеборобиха частенько в лес с клюкой и лукошком ходила, куриные гнезда разыскивала и яички забирала. Но куры скоро научились старуху обманывать. Как заслышат, что она идет, покинут гнездышко, отбегут подальше и начнут на пустое место накликать: «Вот-вот сюда! Вот-вот сюда!» Прибежит старая на куриный зов, а там ни яйца, ни курицы.

Пожаловалась старушка на свои неудачи деду Хлеборобу, он и посоветовал:

— Давно живешь на свете, пора бы тебе кур ко двору приманить, чем за ними по кустам бегать!

Задумалась тут старая, как бы ей кур к дому привадить. Заметила она, что петух зачастил на одну дедову поляну ходить семена выклевывать. Свила из волос шнурок и петлей-силком на той поляне насторожила, а сама за пень спряталась.

Скоро петух пришел, начал семена выгребать и ногами в петле запутался. Захлопал крыльями, закричал, словно его сама лиса цапцарапнула. А старуха из-за пенька вышла и петуха в руки взяла. Притих петух, только глазами моргает. Достала Хлеборобиха из лукошка моченого горошку и петушку с руки поклевать дала. А сама тихонько приговаривала:

— Те-те-те! Те-те-те!

Потом овсяной крупой, душистой да поджаренной, угощала и снова приговаривала:

— Те-те-те! Те-те-те!

Наелся петух, подобрел, сидит у старой на коленях, не шелохнется. Но только почувствовал, что его не держат, на землю спрыгнул и запел, как победитель какой. А старушка ему овсяной крупки за хорошее пение подбросила.

Не один раз приходила бабка Хлеборобиха на поляну петушка прикармливать. Стал он сам к рукам подходить, из рук горох клевать. А как только споет, старушка ему крупки подбросит, приговаривая:

— Те-те-те! Те-те-те!

Один раз, когда петух сам на колени к бабке взлетел, она его долго по шейке гладила и что-то нашептывала. Потом домой пошла, а петух к своим курочкам прибежал и запел:

— Пойду на реку-у!

Потом крылом по земле зачертил и заговорил:

— Ке-ке-ке, пойду к реке! Там ракушек да камушков во сколько!

И крыльями широко размахнул, показывая, как много на реке всякой всячины. И все курочки-дурочки за петухом пошли. На реке, рядом с дедовым подворьем, куриное стадо сумерки застали. Закокал тут хитрец петух:

— Ко-ко-ко! Взлечу на ночлег высоко!

И взлетел ночевать на нижний сук дуба, чтобы старуха могла любую курицу достать. И все куры на том суку расселись. В полночь петуху овсяная крупка приснилась, он и проснулся. Слышит, где-то бабка Хлеборобиха кличет: «Те-те-те! Те-те-те!» Захлопал петух крыльями и запел во все горло:

— На крутом берегу-у! На высоком дубу-у!

Курочка, что рядом сидела, тюкнула горлопана в гребешок, чтобы не кричал по ночам. Но старушка уже услыхала, где петух поет, и туда поспешила. Совсем близко подошла, а кур в темени не видит. Стала кликать негромко:

— Те-те-те! Те-те-те!

И откликнулся петух:

— На крайнем дубу-у! На нижнем суку-у!

Подошла старая к дубу, осторожно одну курочку сняла и домой унесла. Потом за другой да за третьей пришла. А тут рассвело, и три остальные куры с насеста слетели и по кустам разбежались. И петух за ними.

Днем Хлеборобиха опять на поляну ходила, петуха приманивала и, пока курочки по гнездам сидели, на коленях его держала, крупкой кормила и на ухо ему что-то нашептывала. После того домой ушла. Под вечер петух остальных кур собрал и закокал:

— Ко-ко-ко! Пойду далеко! Там ягодок во сколько!

Крылья широко размахнул, показывая, как много там ягод, и закричал:

— Наберем по кузовку-у!

Пошли три курочки за петухом, а он привел их на лысый бугор среди леса, совсем рядом от избы Хлебороба. Когда поклевали ягод, петух заговорил:

— Ко-ко-ко! Взлечу на ночлег высоко!

И сел опять на нижний сучок дуба, а куры рядом расселись. В полночь петуху поджаристая овсяная крупка приснилась, он и проснулся.

Слышит, старушка недалеко кличет: «Те-те-те! Те-те-те!» Захлопал петух крыльями и запел на весь лес:

— На голом юру-у! На старом дубу-у!

Прибежала старушка на то место, нашла кур и до рассвета всех домой унесла.

И стали куры во дворе деда Хлебороба жить и яички нести. Но бабку обманывать не переставали. Снесут яйцо, отлетят от гнезда подальше и зовут на пустое место:

— Вот-вот сюда! Вот-вот сюда!

Так и теперь все куры хозяек обманывают. А петух с той поры привык петь по ночам не меньше трех раз. От него и развелось петушиное племя, что и сейчас любит похлопать крыльями и покричать во все горло.