Поединок
Товарищ Сивцов.
Вспомним о таком персонаже, как товарищ Сивцов. Это тот, что попал под горячую руку наемникам и в результате полученного ранения провалялся в коме. И грезил товарищ Сивцов странными правдоподобными снами, будто бы ходил в пустынном месте, следом за странным человеком в длиннополой одежде с большим капюшоне, и двигался за ним вполне добровольно, потому что бежать от него было выше сил, а самое главное не безопасно. Самым страшным было заблудиться одному в этой пустоши, потому, что появлялись другие непонятные существа, больше похожие на тени и жадно тянули к Сивцову свои руки. Испытав однажды такое нападение, товарищ Сивцов перестал убегать от проводника. Он уже знал, что нужно выбираться, и больше глупости с побегом не устраивал.
Он шел необутый, совершенно босиком, одетый в рваную хламиду за высоким человеком в шерстяном плаще – накидке с капюшоном. Поводырь просто держал конец веревки в своих руках, но не отпускал ее ни на минуту. Сразу было заметно, что он был молчаливым парнем и имел привычку прятать своё лицо от полуденного зноя.
– Хотя, откуда я могу знать, что зной полуденный? Какое– то полусветлое марево. Это совсем не так. Тут всё было не так, как в жизни, и была ли это еще жизнь? Моя жизнь! Вот в чём вопрос.
Сивцов ещё раз оглянулся вокруг. Пустынный пейзаж, безлюдный и ужасно тоскливый. Вокруг только песок, бесконечные дюны, явное отсутствие других дорог, никаких видимых ориентиров и чужих следов.
– Сколько мы уже идем? Сивцов боялся ошибиться.
– Наверное, целую вечность. Уж точно не один день. Кажется, что эта дорога бесконечна. Даже не дорога, а некая мостовая, сложенная из огромных светлых голышей. Это точно не дорога, это некий тракт, совсем не предназначенный для ходьбы пешком или езды на любом транспорте.
Мысли крошились сухой пылью, забивали мозг, который следовало чем – то занять в пути. Ширина этой дороги порой достигала шести метров, а были места, где не было и трёх. В одном таком месте не хватало нескольких камней. Поводырь беспомощно оглянулся. Это случилось впервые, когда его что – то вывело из себя! Потом он показал рукой в сторону, там и лежали эти самые несколько камней, которых так, казалось, не хватало этому месту. Сивцов уже знал, что произойдет дальше. Он устало вытер рукавом лицо, выпрямился и сам пошел за камнями. Ему казалось, что его грудь как– то заболела, там что – то хлюпало, даже кровоточило, но, самое удивительное, это совсем ему не мешало.
Он прошел на расстояние вытянутой веревки от поводыря, нагнулся, чтобы взять этот голыш. Тот не двигался. Тогда человек присел рядом, схватил его и стал расшатывать. Камень медленно выполз наружу, этого было достаточно, чтобы волочь его обратно, к дороге. Немного возни, и этот белый предмет лег на свое прежнее место, тихо щелкнул. Занятие заняло у него какое– то время. Он оглянулся, чтобы понять, куда следует идти. Поводырь вновь махнул рукой, указал направление. Без этого движения Сивцов вряд ли бы увидел нужное место. Странно, но вне дороги все выглядело одинаковым, беспредметным. Мимолетное движение рукой попутчика, и товарищ Сивцов словно обрел зрение, что-то действительно развернулось вокруг. Второй камень, он был уже не каким тяжелым. Словно в детском конструкторе он медленно попал в свой паз, произошел щелчок, где– то, в самом низу пробежала дрожь. Сивцов оглянулся, пытаясь понять, видит ли это проводник. Очевидно, что видит, он точно знает, что здесь происходит.
Третий камень был уже в крови. Откуда– то снизу, в этом рыхлом грунте сочилась настоящая кровь, она упрямо булькала. Боясь сильно испачкаться, он вытер камень полой своей одеждой, и побрел, чтобы завершить это задание. Все вновь повторилось, словно вкладыш тот встал на свое место, противно щелкнул. Грязь с него куда– то делась, и одежда путника тоже была уже не такой пыльной и замаранной. Этот факт он отметил без всякого энтузиазма. Сил у Сивцова не было. Он уже знал, что вырваться от поводыря почти невозможно. По крайней мере, сам ведущий веревку никогда не отпускал, а если бы Сивцов захотел бы скинуть петлю со своей шеи, то знал, что любая попытка сразу же закончилась бы неудачей.
Он понял, что ему следует что – то вспомнить, или даже больше – не забыть! – Вот именно, ничего нельзя забывать! Это самое главное. Вся это дорога, она только обман, но если я все забуду, точно никогда уже не вернусь!
Промелькнула спасительная мысль. Последние мгновения его жизни возвращались к нему и пугали своей яркостью, болью, безнадежностью. Казалось, что это шло постоянным потоком. Обрывки воспоминаний. Автомобиль босса, внутри которого товарищ Сивцов по воле рока оказался, был расстрелян из автоматического оружия. Последовало два тупых удара в грудь. Люди в чёрных масках сменились людьми в белых масках. Он очнулся на миг в палате, а потом опять провалился, утонул в небытие. И это самое небытие было самым реальным для него кошмаром. Он шёл за поводырём уже не один день и не мог ничего с этим поделать.
Странно, поводырь держал его, но делал это как – то нехотя. Казалось, он даже не старался, что он вот – вот выпустит эту нетолстую верёвку из своих рук и товарищ Сивцов наконец – то будет свободен.
Обманчивая простота! Поводырь даже если выпускал верёвку из одной руки, то она сама! Сама сразу оказывалась в другой его руке!
– Что тебе надо? – в который раз спрашивал его Сивцов. – Тебе нужны деньги? Послушай, у меня есть деньги! Много денег! Отвечай! Не молчи!
А поводырь всё молчал, он никогда ничего не говорил Сивцову. И тот даже не слышал его голоса! Он опомнился, ведь действительно, никогда не слышал его голос! Но был бы рад получить любой, даже отрицательный ответ. Сил снять с себя петлю у него не было. Казалось, что это было равносильно снять с себя кожу или, скажем, вылезти из своего тела. А к такому повороту дел он пока не был готов. Вот камни легли на своё место, и остался последний из них. Сивцов вернулся на обочину.
– Но какой из них взять? Этот или тот? Какая разница, быстрее положу – быстрее пойдем! Стоп! Как быстрее пойдём? Куда он, собственно, идёт? Куда быстрее торопится? Куда собираемся идти?
Он повернулся, сел на землю и запричитал:
– Что тебе от меня нужно? Я устал, я хочу есть. Я хочу обратно. Я хочу… захлебнулся он в бессильных слезах. Поводырь смотрел на него безучастно, потом совсем отвернулся.
– А жить хочешь? – проскрипел вдруг его голос. Сивцов с надеждой посмотрел на спутника.
– Жить хочешь?
Тот схватил верёвку в руки, закинул свою голову. Теперь он стоял на коленях, умолял взглядом.
– Деньги? У меня много денег!
– Я старомоден, давно обхожусь без них, ладно, бери камень и пошли.
Сидоров с отчаянием взял камень и хотел уже раскроить своему спутнику голову, как увидел со своей стороны, что мостовая уложена простыми черепами, ровными такими костяными коробками с пустыми глазницами.
– Где я? – с ужасом причитал Сивцов, камни снова стали обыкновенными булыжниками, а дорога – горбатой, бесконечной широкой полосой в пустыне.
– Где я? – повторил Сивцов.
– Где я? – брезгливо повторил поводырь.
– Я в аду?
– В аду, – насмешливо вторил спутник, ему было явно скучно, хоть это оказалось таким обидным, но это уже не молчание.
– Встал. Пошёл.
– Ты обещал, что я буду жить!
– Я тебе ничего не обещал, я всего– навсего спросил, хочешь ли ты жить?
– Да, я хочу жить. Что нужно сделать?
– Пока ничего. Пошли.
– А если я никуда дальше не пойду? Что тогда?
Он сел с опаской на булыжник, теперь он знал, чем могут они быть на самом деле. Тут поводырь отвернулся от него, спрятал лицо в свой шерстяной кокон. Замер. Он явно никуда не торопился. Сивцов пытался понять, куда он попал, с чем можно сравнить его положение. Сон. Дорога.
– Что это, завершение, итог жизни?
Грудь болела от несуществующей боли. Ничего на коже уже не было. Это были какие – то фантомные боли, забытые чужие ощущения. Он понял.
– Он спит! Да, он спит, и ему всё это снится. Вот придёт в палату медсестра, откроет шторы, и он проснётся! Уже, наверное, и пули вытащили, операция прошла. Осталось проснуться.
Он закрывал глаза. Открывал их, но ничего не менялось. Он оставался на своем месте, на шее свободно болтается петля, на теле – рвань, ноги разбиты, всё болит и ноет, хочется ссать, пить, есть. Тут он отвернулся и освободил свой мочевой пузырь, стараясь не брызгаться. Но ничего не получилось, несколько капель оросили дорогу.
– Никакого уважения!
Что за наваждение? На миг Сивцову показалось, что лицо спутника похоже на облик его школьного учителя. Тот имел привычку вечно всё высмеивать, обвинял молодое поколение в неуважении и непочтении.
«А как их можно уважать? До чего страну довели?»
И сам себе ответил:
«До ручки!».
Он сам не заметил, как встрял в этот разговор с учителем, как с кем – то третьим. А между тем спутник и рта больше не раскрыл. Где – то в другом мире и в другом пространстве взрослый Сивцов и старый преподаватель по математике вели спор. Один яростно обвинял молодых в нежелании что – то делать, что – то совершать. Сивцов, наоборот, проклинал стариков за то, что те натворили, так сказать, «выше крыши!»
Вспомнил вдруг «крышу». Вспомнил, как Пашка Северный вытащил его из очередной «дыры», дал ему нормальную работу. Как наконец – то появились деньги. Что– то вечно мешало ему, но он старался этого не замечать. Его работа заключалась в точной оценке вещей.
Ломбард. Сначала он оценивал предметы старины, имелось у него некоторое восприятие художественных изделий. Затем многое другое. Осмотрев вещь, он выписывал чеки, по которым можно было получить клиенту деньги. Он никогда не ошибался, знал точно, сколько нужно предложить владельцу антиквариата, чтобы тот повёлся и отдал на хранение свою драгоценность или предмет искусства.
Преподаватель тогда называл его ростовщиком, ехидно спрашивал, кто это его научил людей обманывать? Ведь в школе этому не учат?
– В жизни учат! – оборвал он.
За очень короткий срок он смог сколотить себе приличную «кубышку», так, по крайней мере, он сам считал. Нет, он не обманывал своего работодателя, как впрочем, и клиентов. Просто процентные ставки порой были огромны. Ведь приходилось оценивать и земельные участки, и имущество, и новые машины. Порой всё происходило чисто номинально. Предметы переходили в другие руки за долги, за услуги, и следовало сделать такую сделку «прозрачной» по отношению к закону, законной. Тогда ему тоже «капали» деньги, и он был доволен.
«Жизнь научила!»
– Пошли!
Эти слова как бы вытащили Сивцова из ниоткуда в это самое никуда!
– Пошли!
Он вдруг рванул, скинул с шеи петлю и побежал, как ему казалось в сторону, но вернулся обратно, потом опомнился и свернул с дороги, прочь. И заблудился. А ведь успел сделать только несколько шагов. Вокруг ещё было пусто, дальше шло некое подобие тумана. Все вокруг резко изменилось. Ему стало вдруг не хватать воздуха в груди. Издалека послышался странный шум, пустое раньше место стало заполняться людьми. Сначала он даже обрадовался, стал прыгать на месте. Люди – это, наверное, хорошо, они помогут, они не могут не помочь ему. Пригляделся, и ужаснулся. Они все были слепые, безумные. И казалось, что все искали только его, Сивцова. Он понял, что никто ему не поможет и стал искать эту самую дорогу обратно, но не мог найти.
Люди остановились, перешептываясь. Они двигались как – то странно, покореженной толпой. И двигались все синхронно, и как – то боком, он мог слышать их тихие слова где – то в своих мозгах. Каждое их слово, как шум, как гудение, как сопровождающий звуковой фон. Как рой пчёл, или других чудовищных насекомых.
Ему медленно становилось страшно. Это был ничем необъяснимый ужас, он словно накатывался, откуда – то сзади. Вот, сейчас его наверняка схватят, нет, не съедят, конечно, но схватят! Это уже было само по себе страшно, как увязнуть в плотной толпе безумцев и бесконечно слепых!
– Зачем я только снял эту самую петлю? Ведь знал, что этого делать не стоит. Хотел проверить! Допроверялся, вот ведь!
Он был зол, и от этого отношение к страху резко изменилось. Кто – то был виноват во всем этом.
– А кто ему сказал, что её нельзя снять? Поводырь ничего не говорил. Где он сейчас этот чёртов поводырь?
Сивцов сидя оглянулся, боясь дальше подумать, может быть, слепые слышат и его мысли. Вдруг в воздухе послышался свист, и через толпу людей к нему устремился аркан, его счастливая веревка! Он её узнал и принял, как спасение, как родную. Но её не хватало, она была недостаточно длинной. Она пошевелилась, как живая, чтобы вернуться обратно. Тогда он сам рванул в ту сторону. Он толкал слепых в сторону, с криками, типа посторонитесь, не мешайте, извините, пожалуйста, я спешу.
Вот он уже держит веревку, это ему удалось. Она сама легла ему на плечи, осталось только вернуться. Слепые на это время замолкли, им следовало понять, что происходит. Лица с пустыми глазами, как восковые маски, они повернули в сторону посторонних звуков. Это где– то что – то громко упало, ухнуло, раскололось воздушной волной, сотрясая все. Очень далеко возникло некое подобие взрыва, эпицентр которого требовательно смял весь имеющийся вдали пейзаж, и похоронил все рядом в пыльном омуте. Взрывная волна вырвалась дальше, неся с собой все признаки катастрофы. Еще немного она достигнет и это место.
Сивцов яростно пробирался через ряды, но его уже не искали. Тревожный звук сковал застывшую толпу. Слепые заткнули уши, рухнули на землю. Теперь их ждал пылевой смерч, который засасывал всех в образовавшуюся воронку.
Но Сивцов успел, вот она, долгожданная дорога. Теперь ему ничего не страшно. Граница видимости вновь воспроизвела пустынный, унылый пейзаж.
Поводырь невозмутимо держал в руке конец его веревки. Он повернулся, в другой руке у него был металлический свисток. Тогда он ничего не произнёс, и Сивцов вдруг понял, что мог запросто потеряться там, на том месте сразу на несколько столетий. Быть погребенным в толще песка или бродить среди толпы слепых и ещё непонятно, когда это всё закончится. Дальше он и подумать боялся, что «пока это всё», он не знал.
– Я хочу есть!
Поводырь достал из заплечной сумки кусок хлеба, отломил немного, протянул ему, а сам даже не притронулся. Он никогда не ел, так уже было. Остатки хлеба он бережно завернул в тряпицу и уложил аккуратно обратно. Сивцов съел хлеб, жадно проглотил крохи с ладони. Казалось, что ничего не было вкуснее этой горбушки. Вообще Сивцов не знал ни блокадного голода, ни послевоенной разрухи, для этого он был слишком молод. Такие тяготы и лишения его не коснулись. Вкус хлеба сам по себе был очевидным, настоящим, таким реальным. Когда клейкий, темный хлеб смешивался с его слюной, это можно было не просто есть, жевать, а наслаждаться каждым кусочком. Он даже спасибо не говорил, забыл, наверное. Они пошли дальше.
Деньги! Они у него появились не сразу. Продал грамотно пару участков земли для одних, потом для других. Это разорялись бывшие колхозы, дачные товарищества. Процент от каждой сделки шел и ему, Сивцову! Теперь он мог бы отдыхать за рубежом, скажем, на Кипре.
– Вы уже отдыхали на Кипре?
Сивцов так и не выбрался, всё медлил, чего – то ждал. Или ему оказалось этого не нужно. Он закрылся в своем удобном футляре и ничего не желал знать. А рядом разорялись фирмы, рушились связи, ломались отношения. Он продолжал свою деятельность, лицензия у него имелась, не хуже государственного нотариуса.
Уже давно нет Пашки Северного, нет его правой руки костолома Чемпиона. Похоронили этого бедолагу Лёнчика! Его провожали в закрытом гробу.
– Какой ужас! Это же надо? Столько месяцев его найти не могли, так и пролежал бы на дне колодца!
А как бухгалтер пропал? Его словно корова языком слизала. А вот сама «фирма» оставалась на плаву. Вот и Джокер пропал, а какая за ним сила была! Теперь хозяином стал мэр города. Конечно, это на него устроили засаду отморозки. Вчерашний день! Расстрелять машину из автоматов. Сивцов был случайным попутчиком, он не должен был находиться в этом автомобиле. Или неслучайным, и это его конец?
Все закончилось внезапно. Они больше никуда не торопились, когда рядом появился еще некто. Товарищ Сивцов никого не видел, но проводник был настроен с кем – то поговорить. Он встал на одно колено, словно собирался молиться, и внимательно прислушался. Третье лицо высказало свое мнение, суть которого заключалось в том, чтобы дать этому постороннему человеку еще один шанс, только пусть только все сделает, как следует.
– Конечно, с его телом ему что – то нужно сделать, но какая разница?
Поводырь утвердительно кивнул, потом встал. Освобождение от веревки оказалось простым делом. Он снял ее, и быстро собрал в ровные кольца, как делаю бывалые моряки с выброской.
Перед товарищем Сивцовым мелькнуло лицо его спутника, теперь в нем было что – то живое, некая полуулыбка. Капюшон больше не мешал общению. Тот успел только произнести несколько слов и все исчезло. Товарищ Сивцов их точно запомнил.
– «Ты сам знаешь, что следует делать!»
Яркий свет, белоснежные простыни, чье – то лицо перед ним. Пульсация и слабость. Кажется, что он, наконец – то вернулся. Это вызвало некоторый переполох, медперсонал уже не надеялся увидеть его во здравии. После ночного обхода к нему пришел неприметный посетитель, который монотонно разъяснил, что и как должно произойти в будущем. Он положил перед пациентом плотный конверт с деньгами, пожелал скорейшей выписки. Когда темнота проглотила посетителя, товарищ Сивцов вскрыл конверт, и обнаружил в нем несколько новых банковских пластиковых карт и новые документы на свое имя. Но он еще не чувствовал себя вполне сносно, чтобы покинуть больницу.
На третью ночь пациент встал, подошел к зеркалу, и произнес:
– «Ты сам знаешь, что следует сделать!»
Потом он вышел из палаты, хромая добрался до комнаты, где без труда обнаружил пакет с обувью и одеждой. Сами понимаете, чтобы переодеться, много времени у него не затратило. Он вышел, прислушался, в коридоре было пусто. Оказывается, что дежурная сестра отлучилась по какой – то надобности, поэтому объяснять свое странное поведение ему никому не пришлось. Охранник на входе здания тоже отсутствовал, возможно, был занят, делал очередной обход.
Больше его никто к больнице не видел. Странным образом про его существование все забыли. Выписка прошла своим чередом.
Дома он появился только на несколько дней, чтобы распорядиться имуществом. Несколько рабочих вычистили все помещения, женщина – агент забрала ключ, пообещала, что все будет, как они условились. Из города товарищ Сивцов ушел с пустыми руками. За городом он сел в попутную машину, которая увезла его в областной центр. Несколько лет его никто не видел. Интересно, чем он был занят? Если порыться в интернете, то следы его пребывания можно было бы найти с некоторым трудом. Сначала он посетил горный Китай, где снял небольшую комнату в деревне. Некий пожилой слепой человек провел с ним рядом несколько долгих месяцев. Этот период можно было назвать реабилитацией. Массаж, иглоукалывание, тренировки, растяжки, пешие прогулки и медитация. В какой – то момент китаец утвердительно махнул рукой, и они попрощались друг с другом. Жителя Поднебесной ждал новый клиент.
Затем последовал другой период, который можно назвать, как трудотерапией. Сивцов переехал на отдаленный остров в Китайском море, где в качестве обыкновенного туриста поселился в простой рыбацкой деревне. Тут все приходилось делать своими руками. Чтобы выжить, он выходил с рыбаками в море, там они выбирали выставленные ранее ловушки. Собирали улов, а затем снаряжали ловушки заново. Такой процесс можно назвать не самым рентабельным. Лодки были старенькие, двигатели часто ломались. Чтобы собрать ловушки рыбакам приходилось ставить две лодки рядом, и нагружать их высоко. Пока одни всё вытаскивали, другие быстро ставили новый порядок. В каждой ловушке имелась банка, куда один человек, обычно это был подросток, который успевал зарядить её кусками свежей рыбы. Выловленный краб в плетеных корзинах обычно сразу же отправляли на берег. Там его сортировали, обкладывали льдом, и пересылали в другое место, для продажи.
Рыбаки же работали дальше, они точно знали, где и как лежат подводные крабовые тропы, им следовало поторопиться, пока погода окончательно не испортится, или краб не начнет линять. Поздно вечером лодки возвращались, чтобы рано утром уйти вновь. За ночь женщины из деревни готовили снасти, убирали улов. Делили все поровну, или еще как – то, этого точно Сивцов пока не понял. Он валился спать, не дожидаясь ужина, и был непомерно счастлив, если его некоторое время не трогали. Такой тяжелый труд полностью перестроил его организм, а его самого заставил заново все переоценить в своей жизни. Он вдруг обрел второе дыхание, но это не было целью его путешествия.
Это продолжалось бы и дальше, но однажды в деревне появились быстроходные пиратские катера. Все происходило на удивление буднично и спокойно, на берегу столпились вооруженные люди, которые всем приветливо улыбались, не причиняя никому вреда. Их тут все знали, очевидно, что многие тут родились. Пришельцы только переночевали. А рано утром забрали часть отложенного для них продовольствия и товары, вышли в открытое море. Так Сивцов попал в совершенно другой мир. Неделю его держали в простой яме с другими пленниками, рядом с домашними свиньями, а потом стали готовить для развлекательных боев. Оказывается, эти ребята выставляли своих бойцов в турнирах, где можно было делать большие ставки. Главарь этой группы по имени Канг не верил, что худой, бородатый и тщедушный европеец в очках, с широким шрамом на груди сможет выстоять в поединке.
Первый бой был показательным. Из десяти пленных человек следовало оставить только троих. Их всех вывели на берег, где уже зажгли факелы, и собрались остальные члены этого берегового сообщества. По периметру расхаживали бойцы, вооруженные автоматами «Калашникова». Тут же присутствовали чужаки, которые заранее прибыли на остров, чтобы посмотреть на очередное шоу. Но они расположились тут отдельной группой.
Сив оглянулся. Несколько чужих ботов болтались на причале. Временная деревня на сваях представляло собой простые деревянные сооружения, собранные из подручного материала. Такие дома легко восстановить после шторма или наводнения. Ничего особенного тут не было, очевидно, что это был очередной, перевалочный пункт. На пляже сейчас собрались почти все.
Все остальные пленники были молодые люди, которые попали в это место совсем не случайно. Дрались без оружия, многие виртуозно владели борьбой, похожей на диковинный танец. Никакой пощады никто не ждал, новичкам ломали конечности, вывихи тут только подстегали бойцов. Русский пока сидел вне круга, и буквально с жадностью впитывал все увиденное. Очередной бой вызвал много криков и возгласов в поддержку, но неожиданно победил молодой длинноволосый парень. Просто повезло!
Третьим вышел Сив. Так его тут уже прозвали. Он аккуратно снял очки, разулся, скинул рубашку и был готов. Противник, молодой азиат, который еще в яме вел себя вызывающе, сразу кинулся на него с кулаками, но благодаря своему росту Сив, пока благополучно уходил от его ударов, потом он сделал грамотную подсеку, и толкнул по очереди двумя руками бойца в грудь. Тот от неожиданности отскочил, и хотел повернуться, но элементарно не смог справиться с дыханием, пораженный упал на спину. Сив не дожидаясь оглашения результатов, хотел вернуться к вещам, но сразу последовал еще один бой.
На этот раз противник был не таким наивным, его ноги усиленно мелькали перед лицом европейца, но у того хватало времени уйти от ударов. Танцы могли продолжаться до бесконечности, но послышался громкий окрик, противник собрался с силами, и схватил Сива руками за пояс, с целью сбить его с ног. Его локти и колени представляли явную опасность, и тогда европеец плавно вывернулся. И через мгновение азиат свалился с переломанными обеими руками. Как он все это сделал? Зрители смотрели на это все, не отрываясь, и не могли ничего понять! Было очевидно, что чужак знает какой – то фокус, который помогает ему ещё оставаться в кругу. Его пока никто толком даже не избил, может быть это не тот уровень. Мистер Канг что – то недовольно прошипел.
В круг вышли сразу два бойца, при этом они не были пленниками, и один был из другого подразделения. Бой начался сразу. На этот раз европейцу точно не повезло. Такой серии ударов можно было бы сломать пальму, стоящую на берегу, два бойца дополняли друг друга, они молотили так быстро, что все были уверены, чужак сейчас точно загнется. Но вопреки ожиданиям, Сив благополучно ставил нужные блоки, уходил от серьезных ударов, сдержал остальное. Все зрители так ничего и не поняли, когда бойцы по очереди вылетели из обозначенного круга. А Сив невозмутимо отряхнулся, и хромая побрел за своими очками. Мистер Канг окрикнул пленника, он перешел на английский язык, сам требуя поединка. Это был вызов!
Сив только успел повернулся к нему. И не принимая никакой стойки, встретил чудовищную серию ударов по своему корпусу. В какой – то момент его тело даже переломилось, и всем показалось, что это наступил его конец. Но он справился, сделал подсечку, а сам вывернулся в сторону. По лицу из носа шла кровь. Было очевидно, что он изрядно вымотался, но сдаваться не собирался. Его роста хватало, чтобы самому навязывать дальнейшую тактику. Стиль его борьбы можно было бы назвать боевым «у – шу», если бы он внезапно не переходил в нечто другое. Техника его менялась буквально на глазах, он мгновенно совершенствовался, черпал откуда – то изнутри новые силы, стирал усмешкой безнадежную усталость, сжимая импульсы своей боли в комок, гася их в зародыше. Очень скоро Мистер Канг понял, что зря затеял с ним поединок, на этот раз проигравших тут быть не должно, чужак своим поведением подрывал его авторитет. Он молниеносно достал спрятанный в чехле нож, чтобы исправить свою ошибку, но не смог им воспользоваться. Через секунду Сив обезоружил главаря, выкинув его самого из круга с переломанной шеей.
Никто ничего не понимал, но в кругу теперь находился совершенно другой человек. Полусогнутое мрачное существо со звериным нечеловеческим оскалом. Его кожа мрачно переливалась бугристыми мускулами, которых еще некоторое время никто у него не наблюдал. Кровь на лице запеклась, синяки стали темными пятнами, а на спине появился узор, напоминающий старую татуировку. Узор мгновенно заполнил все тело, даже фаланги пальцев были украшены его удивительным изображением.
Кто – то увидев это, удивленно громко закричал, несколько человек испуганно перещелкнули затворами своих автоматов. Другая группа людей что – то долго и убедительно стала говорить, наконец – то стороны пришли к некому соглашению. Вооруженные братья громко запели песню, и, толкая европейца прикладами в спину, увели его в сторону своих катеров. Остальные еще о чем – то говорили, размахивали руками, показывая на мертвого человека, который еще немного раньше наводил ужас на все это побережье. Так Сив стал членом другого братства. Пока это было не важно, он мучительно хотел отдохнуть. Его тело стало остывать, узор померк. Он еще нервно дрожал, у него болели перебитые пальцы, ломили ноги. Когда он смог прислониться спиной к борту, то сразу провалился в тягучий тревожный сон.
Потом пройдет несколько месяцев, прежде чем он вернется в свой город.
* * *
Чиновник, который попал в опалу в советский период времени. Он не имел ни крупных денежных сумм на сберегательной книжке, ни драгоценных украшений, которые мог тайно приобрести в большом количестве. Они его не интересовали, вот и все.
Деньги он тратил на коллекционирование марок. Несколько десятков альбомов таких марок пылились у него дома. Но самые дорогие по своему мнению, он держал под рукой. Там были действительно редкие раритеты, с которыми были связаны целые истории. Брак или небольшой объем выпуска, и марка становилась просто редкой. Иностранные марки имели свою историю, и приобретать их было намного сложней. Закрытость в этом отношении Советского Союза, оно имело настоящий статус ограниченного общества. Но товарищ изобрел свой способ связи с нужными людьми, которые выходили в качестве посредников на частных коллекционеров и покупали у них марки. Способ оплаты был простой.
Он сообщал номера иностранных денежных знаков, которые уничтожал в присутствии американского банковского эксперта. Обычно для оплаты было достаточно прийти в любой американский банк, и предъявить нужный документ, это было подписанное экспертом письмо.
Но это были не его личные связи, и они были вне подозрения, потому что такие операции он проводил очень часто. Это была часть его работы. И согласно, этой работы он совершал крупные переводы в иностранные банки для очень нужных людей.