Джокер сидел в небольшом ресторане на берегу моря, рядом с ним находился внимательный собеседник, который едва понимал его речь. Стол был накрыт на шесть персон, как это уже тут было не один раз в течение последней недели. Официант накрывали на стол, за которым сидели только два человека. Они уже долго здесь находились, много пили, но оба не пьянели. Джокер исповедовался, он рассказывал всё, о чём наболело на душе, но делал это прежде всего для самого себя. Он уже достаточно поправился от ран и болезней, очень сильно успел загореть и выглядел вполне благополучно. Белая сорочка, темные брюки, хорошая удобная обувь, дорогие часы на руке — облик этого человека говорил сам за себя, он отдыхал. Всё было как обычно, через пару часов тут появится женщина, она и уведет запоздалого посетителя, на дорогой машине увезет домой.

— Ты понимаешь? Я мог повелевать всеми!

Пауза. Тут Джокер окинул весь зал своим мутным взглядом. Голос его глухой, с красивым акцентом:

— И одного моего слова было достаточно, чтобы решить любую проблему! Достаточно, чтобы человек, сидящий напротив, изменил свое решение и сделал всё так, как сказал бы ему я! Но не я был тому виной! Запомни, не я!

Он как обычно прислушался к самому себе, но там, где-то внутри него, было совершенно пусто.

— Я с самой своей юности весь Советский Союз изъездил. Всё остановиться не мог, всё гастролировал. Ты думаешь, я был артистом? Нет, ничего подобного, я был «каталой»! Работал тогда в бригаде известного Хрусталя. Что это был за человек!?

Тут Джокер коснулся рукой своего слушателя.

— Вы себе такого представить не можете, что это был за человек. Душка! В Сочи, уже на перроне у вагона встречали его, когда он приезжал туда играть. Мэр, прокурор города и главный врач одного очень влиятельного пансионата на Черноморском побережье! Вся «верхушка» города выходила, чтобы поздороваться с Хрусталем. Он был король! Да, не побоюсь этого слова. Король! Таких как он уже давно не делают!

Джокер посмотрел в окно, там постепенно стемнело, и порядком ничего не было видно. Но он видел прошлое, оно окутало его своими волнами — воспоминаниями.

— Хрусталь обладал редким талантом, он мог выиграть в любой ситуации, если бы только захотел. У него была целая программа подготовки к серьёзной игре. В остальное время игра с ним — это было изысканное удовольствие. И иногда он проигрывал, если это ему ничего не стоило. Конечно, как у всякого другого мастера у него была своя команда. Увы, я пришёл слишком поздно, мы играли несколько сезонов, а началась перестройка, всё так закружилось и безвозвратно поменялось. Потом он уехал, обосновался в Израиле, там, наверное, до сих пор и живёт. Знаешь, можно к нему съездить. Давай, завтра вместе махнём туда? Хотя, вряд ли узнает он меня, столько лет прошло. Оказывается, что тогда его подругу долго не выпускали, а потом всем стало всё равно! Они и уехали.

Собеседник недовольно засопел, было непонятно, то ли он желал выпить ещё, то ли уже выпил слишком много. А может быть, он не хотел ехать в Израиль и только из вежливости не говорил об этом. Впрочем, он вообще весь вечер больше молчал. На тосты кратко отвечал «Прозит!», а пот стирал влажной салфеткой со стола. Пили они всегда только водку, поэтому прислуге оставалось менять пустую бутылку на «свежую».

— Сима! У него ведь есть «племяш». Ну, как я мог его забыть? Сима Хрустальный! Он и фамилию такую же себе взял позже, как творческий псевдоним, как талисман на счастье. Тоже игрок, но не тот класс. Это яркая творческая личность. В своём комсомольском прошлом устраивал городские празднования и ленинские юбилеи. Это было тогда так актуально. Наберет школьников, оденет их в пионеры и заставит часами маршировать со знаменами. Те уже тихо матерятся, пилотки, галстуки сбоку. Потом, когда сроки репетиции проходят, покажет обязательный прогон комиссии, те довольны, а он на самом мероприятии возьмёт да музыкальную заставку поменяет! Вот умора была! Когда пионеры под песню «Queen» строем маршировали. А он невозмутимо так «отмажется», мол, перепутали запись, но ничего вышло, живенько! А у сопровождающего чиновника уже сердечный приступ, он судорожно воздух глотает! И самое главное — это проходило с ним всё.

Джокер, довольный, тихонько хихикает, замолкает.

Конрад

Дальше он вспоминает других своих знакомых, продолжает рассказывать интересные истории. Его собеседник просто кивает своей седой головой, видно, что он уже устал слушать этого нерусского человека. Сам он по национальности поляк, и русский язык помнит, понимает с пятое на десятое. Его нелюбовь к советской власти не перетекала на обыкновенных людей, но «совков» он не жаловал. Для него «совдеп» — это была такая категория людей, который внешне попытались измениться. Приобрели новый лоск, соответствующий окрас, но внутри остались теми же представителями «гомо советикус». Прежде всего, это были бывшие ярые представители коммунистической партии. Его коробило, если случайно встреченный им русский турист вдруг вспоминает о Варшавском договоре или о других атрибутах прошлого времени. При этом выбирает не самые подходящие примеры с точки зрения жителя страны этого самого Варшавского договора.

Сам он провел время развала Польши в рядах простых забастовщиков, которые наряду с требованиями выдачи зарплаты выставили и политические требования. Они тогда здорово получили, но именно так, — считает он, — началось возрождение демократии в Польше.

По мнению Конрада, Джокер ни под одну из этих категорий не подходил. Он был немного уголовник, немного бизнесмен, несколько диссидент. Авантюристы Конрада устраивали, он считал, что именно они, искатели приключений, двигают наш мир. Даже его имя, Джокер, он воспринял как особенное отличие от остальных, а не нарицательное прозвище. Конрад встретился с ним в небольшом казино, куда заглянул в прошлом месяце. И весь этот месяц он провёл с ним рядом, с ним и с его очаровательной спутницей. Конрад — гость этого человека. Он давно смирился с мыслью, что его никто не ждёт и торопиться ему некуда. Дети выросли и живут своей жизнью. Жену он потерял очень давно и не смог найти достойную замену. Конрад тратил свое время и деньги в угоду Господину Случаю. Сам он сумел сделать себе имя, став матерым художником, и его известность позволяла ему принимать дорогие заказы.

* * *

Так и случилось. Ближе к полночи появилась Карима. Это была обаятельная, загадочная восточная женщина. Конрад уже рисовал её несколько раз на пленере. Джокер снимал небольшую усадьбу высоко в горах, но они часто спускались на автомобиле к морю, выезжали куда— нибудь на дикую, пустынную природу, чтобы как-то провести вместе с детьми время. У этой странной пары были дети, очевидно от первого мужа Каримы, потому что отношения Джокера и детей были натянутые. Вообще, это была странная семья. Джокер, очевидно, недавно пострадал в страшной катастрофе или попал в аварию. И все его тело было покрыто страшными рубцами и следами от ожогов, которые из-за стильной одежды видно не было. У Каримы также имелись несколько чудовищных шрамов, от которых трудно было отвести взгляд. Она иногда загорала на солнце, но для этого предпочитала уединение. Даже детей старалась не брать в эти прогулки, чтобы не шокировать. Но они уже привыкли к таким рисункам. Конрад заметил, что её шрамы очень симметрично выглядят, будто бы ей пытались переломать руки и ноги необычным тяжелым орудием, но она чудом выжила, лишь остались на память следы.

Позировать она согласилась не сразу, но когда увидела, что Конрад тайком делал наброски, а потом оставлял их в своей комнате, завернутые в холстину, то согласилась. У него и так скопилось очень много незаконченных работ, ей стало жалко поляка, тот не мог просто сидеть без работы. Он даже устроил для детей мастер-класс, показывал, как правильно следует готовиться, наносить грунтовку, чтобы рисовать на холсте. Конрад много времени проводил с детьми, незаметно расспрашивая их о матери, о Джокере. Вернее, они сами ему многое рассказали, им не хватало взрослого друга, вот такого живого доброго старика, который курит трубку, дымит в свои усы и одобрительно покачивает головой на любые проказы.

Уже холл гостиной был увешан двумя замечательными рисунками в рамках. Они были сделанные детскими ладонями. Тут краска выбиралась самая яркая, как желание, что всё в будущем будет хорошо. Открытие этой небольшой выставки устроили как домашний праздник. Торжественно срезали ленту. Служанка держала воздушные шары, а медбрат играл на детском саксофоне. Да, у них в семье раньше был русский помощник, который потом покинул их. Это парень, медицинский работник, он регулярно разминал Джокеру спину. Может быть, одновременно он являлся семейным телохранителем, так как он неплохо обращался с оружием, стрелял с детьми из самодельного лука, что говорило об его особенной, даже не армейской подготовке. Потом он срочно покинул Джокера, тот сам его провожал в город, после того как все домашние с ним простились. Видимо, что они привыкли к этому человеку как к родному.