Что накликаю — все исполнится, Недозревшее — не дотронется, Недошедшее — непривычное, Тесно в кухоньке со «Столичною». Нескупая ты, да неласкова, Все с сомнением да с опаскою, Локти кусаны с угрызеньями Глупой совести в ночь осеннюю. Что ж до памяти — не завишу я. Отпустите впрок возлюбившую, Нетерпевшую, неотдавшую, Уходившую, пропадавшую, Ожидавшую наваждения, Мне под горлышко — пробуждение, Мне по горлышко — до развязочки, Комом в горлышке — мои сказочки. Осень к горлышку — до развязочки, Ветер в щелочки сквозь замазочку, Жду до времени истечения, Страшно, лапушки, с пробуждения. Нескупа была, да неслажена, Недобужена, недоглажена, Все иголочки не по вашему, Уязвимая со вчерашнего. Как накликаю — не останешься, К верхней полочке не дотянешься, Рву по кровному, правда гольная, Как подросток я — недовольная. Вот загадочка — рву по ниточке, По нешитому — снова выточка, Дырку новую — черной краскою... Будьте суетны, будьте ласковы.

Решено — я уйду, Я почти собрала узелок. Ясновидящий смог Предсказать на дороге беду — Я, конечно, пойду. Решено — будет бой У реки на развилке дорог. Неизбежный итог Ничего не случится с рекой, Все вернутся домой. Все вернутся назад, А со мною все будет не так, Только это пустяк Просто ветра попросит закат, Очень красный закат.

Затянулось бабье лето, Солнцу не противится. Вот и день с померкшим светом — Он-то смилостивится. Я ждала такого снега, От тоски лукавая Не люблю я человека, Не привязанная я. Я ждала такого шквала, Только чудилось — тебя, Повстречала — не признала, Взгляд украла второпях. Осторожно так смотрела: Оживешь — не оживешь? Вот как сердце отогрела Моя ласковая ложь. Вот как сладко дожидаться, Снегу не противиться, К дню осеннему ласкаться — Он-то смилостивится.

Скупостью по радости — Темная, темная, Мудростью по данности — Скромная, скромная, Платье новое я шила — примерить дай, В куст терновый не бросай меня, не бросай, Там шипы острее совести, пожалей — Будет ли нежнее песня любви моей? Выгораю угольно — Близко дно, скоро дно, На морозе углем быть — Холодно, холодно, Платье рваное я штопаю — погоди, В куст терновый не сади меня, не сади, Там шипы острее совести, пожалей — Будет ли нежнее песня любви моей? Ждать и не дождаться мне — Вольная, вольная, Как струна в вибрации — Больно мне, больно мне... Нет, не стану себе платьев кроить-чинить, Как могла в такую данность я угодить? Наколю себя на иглы твоих ветвей — Будет ли нежнее песня любви моей?

Как слово повторенное, Как без контекста мысль, Как яблоко зеленое, Имею ли я смысл? А преклоненье оному? А легковесность без? Тоска по несвершенному? Свершенности отрез? Но слово многократное, Но вырванная мысль, Но яблоко проклятое — Какой тут к черту смысл? Но преклоняюсь оному, Тоскую, бесполезная, Свершила бы до черного, Да вот — нелегковесная.

Как корку черствую Грызу, бесчувствуя, С утра безмолвствую — К ночи кощунствую, Оттенка проседи Все упования — Когда попросите Очарования, Когда вы ноете — Какие бедные, А после кроете Его последними, А после коркою Не подавиться бы, Да откупиться бы, Да отшутиться бы, И, сжавши в горсточке Пучок мимозовый, С мечтою розовой, Известным способом — Вразброд по улицам, От солнца жмуриться Глазами, пьяными От ожидания.

Распрямила бы я плечи — В черный без окошек зал  Он принес мне пару свечек, А что делать — не сказал... Жду последнего звонка, Сердце камушком, Нет начала мне, Только зернышка Непроросшего сладка Сердцевиночка — Обещало свет Мое солнышко... Я дышала бы и пела, Только — плакать не могу — Та свеча уже сгорела, Я вторую берегу, Пуще глаза своего, Пуще нежности, Что нетронутой Возвращала вам, И теперь мне далеко До безгрешности — С языка не жаль Слова шалого — Разве скуден чудесами? Мне же застит белый свет Обгоревшей свечки пламя, Капли, капли на паркет... Жду последнего звонка, Сердце камушком, Нет начала мне, Только с донышка — Дума, муторно сладка Передышкою — Дунь на шалую, Мое солнышко... Распрямила бы я плечи — В черный без окошек зал Он принес мне пару свечек, А что делать, не сказал...

Колыбельных я тебе не пела, В страхе успокоить не умела — Кто тебе о радости споет, Плачущее зеркало мое? Вышел от меня ты босоногим, Ради переменчивого бога — Спи, покуда я еще не сплю, Сладко так, как горечь я коплю. Слезки утирая, За тобою вслед вздыхаю — Горюшко мое, Видно, виновата, Так, безумной, мне и надо —  Полно воздает, В малом отраженье Весь кошмар землетрясенья — Крепко ли стою? В грохоте кромешном, Цепенении беспечном — Что тебе пою?

Мертвы снежинки после Рождества, Лениво им на белое ложиться... Так странно мне, что я еще жива, Но страшно, что не стану суетиться, А если вкруг оси своей кружиться —  Калейдоскопом детским голова, Ссыпаются тяжелые слова, Такие мертвые, что после Рождества До самой Пасхи хочется забыться. Как просто мне бывает воскресать — Как сбросить гарь последней сигареты, Не страшно даже ласки недобрать — Сам Черт меня боится несогретой, И, если верить в прежние приметы, Недолго мне осталось умирать... Мне, право, больше нечего терять — Картинки сыплются, пока рукой подать До лампы электрического света. Мертвы снежинки — мертвые слова, Лениво им на белое ложиться... Не странно вам, что я еще жива, Но странно, что не стану суетиться, А стану вкруг оси своей кружиться — Калейдоскопом детским голова, Там мерзлый снег и белые слова, Такие мертвые, что после Рождества До самой Пасхи хочется забыться.

Болишь во мне — или светишься? Горишь во мне — или мечешься? Без спроса шаги твои слушаю, Подарков твоих мне не надобно — Сорокой-воровкой нескладною, До слез на сияние падкою, Монетки блестящие крадены, И жжет сторона оборотная...

Ни тени, ни слова, ни шороха — Гора отсыревшего пороха, Молитвой моей безголосою Четыре стены сотрясаются... Слепыми, нагими, тверезыми Такие на свет появляются. Земным претворением насилуя, Наказанных жаждой — не милуют, В пыли, в паутине и в копоти — К святым да не будут причислены... Зачем я узнала, о Господи, Что ад повторится прижизненный?

Сказочка подвенечная — Кто мне тебя рассказывал, Сны нагоняла вечные, Да не пора ль завязывать? Нынче-то лишь про мороки, Казни — за что не ведаю, — Бегаю от топорика И с головой беседую: Жаль мне тебя, кудрявую, Жалко, непреклоненную, Правую и неправую, Злую и непреклонную — Табу на шее ломаной, Как тебе трепыхается? Цепи не мною кованы — Тошно просить да каяться, Табу не мной навязано — Мне-то какая разница, С нежной какой гримасою Мой колобок покатится, Мне-то уже до лампочки, Что топоры наточены — Гибну заради сказочки, Сказочки незаконченной.

Та ворона на суку Не по-птичьи вовсе выла, Клюв от хлеба воротила, Эту снежную муку Проклиная что есть силы — Господи меня помилуй, Слушать больше не могу Неустанную возню Полудохлой вещей твари — Гордый, горестный в угаре К Валентиновому дню Жизнь со смертью мне подарит. День на век его состарит — Я подарок уроню. А ворона на беду Хлеба вовсе не просила И со смертью не шутила — Что за шуточки в бреду? И в бреду я говорила: Это просто, это мило Ты ушел, и я уйду.

Она все плакала во сне... Какими нежными губами, Какими льстивыми словами Вы прикасались к ней — Все уязвимые места Нашли, от пяток до макушки, Поили зелием из кружки, С кривой усмешкой злого рта Плясали танец живота, Стучались головой об стену, А молоточком — по колену, Все — от макушки до хвоста — Вы проклинали в ней... И уходили, хлопнув дверью. Она по злому суеверью Лишь плакала во сне.

Где пройдет она — лед обращается в воду, Ну, не в воду, так в слезы, Не колеса прошлись по тебе в непогоду — Твой мотив исковеркал колеса. Вместо полуреальных, похожих смертей, Вместо лепета — Этот плач по неотнятой жизни твоей — Жалкой, трепетной.

Сутки прочь — Я спокойна, Я почти благодарна — Обещали помочь. Все пристойно И почти календарно. Что скрывать — Суеверна Или просто природна Календарь почитать Непомерно — Или как вам угодно. Да, больна, И надолго — Это стылого дома Колебанья до дна. Жаль иголкой —  Я теперь невесома.

Игра в слова Что игра с огнем: Узнал — пропал, Не узнал — засох, Ну кто же знал, Что темнее днем, Когда бы так — Быть светлее мог. Гляжу, темна, Не боюсь глядеть, Закон слепых — Глаз закрыть не смей, Такой спине Бесполезна плеть, И сладок яд — Отравись — но пей. — И томно пью, Мой такой каприз — Хоть суди меня, Хоть умащивай, И синим пламенем Занялись Слова — А про срок не спрашивай.

Чтобы заживо сгнить не успеть От щедрот Твоих, от щедрот — Ты пошли мне когда-нибудь быструю смерть, От щедрот своих, от щедрот. Чтоб в прыжке, чертыхаясь навзрыд, В высшей точке, паденья до, До минуты, которой прыжок перекрыт, Мне текущей застыть водой. Как гордыня больная поет: Вон из кучи, из ряда вон! От Твоей ли игры, от Твоих ли щедрот Мой — минутой застывший — стон?

Мне жить и жить, Все потому лишь — Со мной Ты шутишь, Меня обжулишь, Со мной шалишь — Не отмеряешь (Так обмираю, Как чуть ужалишь), Как чуть кольнешь — Щенком виляю, Все представляю, Что обновляю, Но чуть блеснешь — И снова блекну, И солнцу меркнуть, Что светит мелко, И меры сверх Жестокосердый — По мелким меркам, Высокомерно Сердит и сер — Чуть отмеряешь, Дразнишь-играешь, Я ж — обмираю.

Неотвратимо — необратимо, Как холод снизу до поясницы, До рези в горле, песка в ресницах — Когда бы только — когда бы мимо! С какой бесовкой хожу в обнимку, С какого сглаза едала хлеба, Чего-то ради — какого неба — По дну царапаюсь, невидимка? Кусок не к горлу, душа не к месту, Рукам неволя — хороших много, Бери любого — его не трогай, Да все сестренка, а не невеста, Да все чужая, а не сестренка, Кого пригрела — кого украла, Душите, черти! — неужто мало? Давите слева, где бьется тонко, Сама узнала — сама сказала, Душите, черти! — неужто мало? Дерите струнку — рвалась бы звонко — Мол, «душно, няня» и про Тантала, Душите, черти! — неужто мало?

С моей — ни одна душа Не ведала равноценность. Не тронута. Чуть дыша — Терплю неприкосновенность. Безжалобна и жадна — Чувствительная бесплотность — Беззвучно терпеть вольна Житейскую непригодность. Смертелен любой исход (По смерти в году, не реже), Исчисленный — новый — год, Зубовный скрывая скрежет, Стерплю. Терпеливым — пост, Изветренность, сушь, измена... Как жаден, изветрен, прост — Ты — что неприкосновенен.

Краткосрочно затишье у смуты, Жизни час — тем цветам на столе, Ежезимне — вздыхать по кому-то, Ежевесно — изменой болеть... Впрочем, кто говорит про измену? Неизменно творя произвол, Я вдыхаю разреженный воздух — подменный! — В нем дыхания нет твоего. Одиночество небезысходно — Ни печали, ни гнева, ни зла. Только даже у самых свободных В мире делится все пополам! Впрочем, верую — верят же дети — В нахождение двух половин... Вероятно, в каком-нибудь прошлом столетьи Задыхался и ты без любви. Знаю, скоро ты сгинешь в пустыне, Если так — я сильнее тебя. За беспечную эту гордыню Все задетые мною скорбят, Впрочем, страшно ли быть неугодной? Слишком поздно — себе изменять, Я дышу этим воздухом — резким, холодным — Значит, время не судит меня. Тишина — только смуты изнанка, Жизни час — тем цветам на столе, Называют отныне беглянкой — А беглянок не чтут на земле... Впрочем, кто говорит про измену? Неизменно творя произвол, Я вдыхаю разреженный воздух — подменный! — В нем дыхания нет твоего.

В рыке рыси раненой Нет нытья — житья осколок: Быть тебе украденной, Дольний твой недолог Путь — вокруг да около, Пуще майся — пообтешут, Уж тебя потрогают, Уж тебя почешут, По рукам, да по глазам Прутья хлестче, да с оттяжкой, По следам — по полосам — Не тебя, бродяжку, Прочитают голосом Светлым, будто и нездешним... Что ж, кудрявым волосом, Жалобой потешной Умилила — досыта? Рыка моего не слышно! — Пропадет ведь пропадом Мой осколок лишний.

Живая — открытая рана, Живая — измученный бес, Глядящий отчаянно-странно Из тела, бескровного, бес- телесного даже, немого, Беспомощного, все в обрез Дано. Но живого, живого! — Как мой кровоточащий бес. Живая — без сна и молитвы, Живая — за шаг до любви, Как будто грядущие битвы Знакомы до боли — зови: Я нежностью все затопила, Я ровня, я злая оса Твоей ностальгии, я сила... Живая — за шаг до конца.

Так осторожна, чтоб самой До времени не пробудиться — Не прикоснусь живой рукой: Сорваться — только опалиться. Так терпелива, чтоб самой До времени не закружиться — Еще не грежу высотой: Сорваться — только расшибиться. Так иронична, чтоб самим Терпением не возгордиться — Томлюсь над родником сухим: Сорваться — только утолиться. Так невесома, чтобы мной, Нелегковесной, не прельститься — Мне узелок нести одной: Сорваться — только разлучиться.

Случайные, нелепые слова Лепечутся вошедшими в немилость: Топор. Приговоренной, голова Должна была скатиться. И скатилась. Но я-то до сих пор еще жива? Предсказанное впрок — осуществилось — А я-то до сих пор еще жива! Так дышится теперь, как отжила Та женщина, терзаемая мною — Печальна, беззащитна и мила... - Земная ты, и я тебя не стою — Твой взгляд уже теряют зеркала, А я не пожалею, не прикрою Кусками ткани мертвого стекла. Лукавить не посмею — не со зла Не прячу — потому, что замечаю, Что снова разбиваюсь пополам, И в новом отраженьи оживает Бесстрашна, горделива и светла — Другая. Я почти ее не знаю, И в новом отражении — светла.

Лица не помню: разные черты, Как близишься, на свете проступают. Я вижу новый сон — в беспамятстве, как ты, — И каждый предыдущий забываю. Избавленной от прошлого вполне Мерещится при соприкосновеньи: Две тени в пустоте, в дорожном полусне — Нездешнее бездомное мгновенье. Тогда иду, не ведая пути, Попутчика в лицо не узнавая, И новые слова хочу произнести, Но каждое до времени растает. Напомнишь ли: предчувствием беды Еще вчера мне виделось сближенье? Но ты забыл мои вчерашние черты, Насмешливостью пряча удивленье.

Из сна в другой — а снится, что проснулся, — Запутались волокна тонкой пряжи, Забылся, заблудился, не вернулся — Твой ангел ничего тебе не скажет. Урывки сна — растерзанные клочья, Бессонница: на лбу и пальцах сажа... Ты можешь спать спокойно этой ночью — Твой ангел ничего тебе не скажет. Держите чутко ушки на макушке: Такие откровения — не лажа, Храните просветленных под подушкой... Но ангел ничего тебе не скажет.

Тлели угли: последним Ожидала я утро — Я, покорная ветру, Разбросавшему кудри, Быть блаженной до стона В предвкушении смерти Почитала и знала, Что хожу не по тверди, Что моя оболочка Так бессмысленно вскрыта — В неприкрытые щели Не грешно, не сердито Свищет мглистый мой ветер — Он погубит беззлобно Тело слабой улитки, Оголенной, ознобной. Это будет не больно — Все давно отболело, Я просила у ветра, Чтоб меня пожалели, Чтоб задули последний Уголек оголтелый, Я играла, шутила И его проглядела, И во сне прошептала: Этот — будет последним, А последнее утро Будет трепетно-летним, И во сне проходила По знакомой дороге — Всем чужая, хмельная: Ты, прохожий, не трогай, Я тебе не попутчик, Не судья и не благо, Хорошо, что ненужной Догорела бумага... Он пришел, ураганный — Я смеялась и пела (Уголечек последний, Как же я проглядела?) Он пришел, ураганный Я навстречу, дурная, Растопырила руки: Так, от края до края, Весь ли мною впитался? Или вынул из тела... Чтоб со мной он ни сделал, Знаю только — летела. Я летела, летела! Как сладки сновиденья, Если, жалости чуждой, Не страшиться паденья, Я себя не жалела — Невеликое дело От такого разбиться, И летела, летела. До печенок родное Упоение ветром Я вдыхаю и слышу: Так волнуются недра Пробужденных вулканов, Нет сквознячного страха! Из последнего пепла С небывалым размахом Скоро вырвется пламя, Так покорное ветру, Разбросавшему кудри, Что, на жалость не щедрый, Раздувает последний Уголек. Засыпая, Я его проглядела. И проснулась — живая.

Вне удивленья и вне ожиданья событий — Жизнь ли? — О Небо, терпенью не будет конца! Связаны руки. А я покоряюсь — Ведите, Но, умоляю, снимите повязку с лица.

Я верую: прекрасно мирозданье, В котором место есть такой рабе, Что предпочтет смиреннейшей мольбе Нелепое подчас негодованье. Сосуд, пустышка, кукла — как невинно, Не плакавши от битого стекла, — Я требую, чтоб кровью истекла В трагедии высокой героиня. Чем громче каюсь, тем строптивей ропот Гордыни — возвеличивая роль, С готовностью приму любую боль... Но истекаю — клюквенным сиропом.

Если бы снегом до крыши мой дом занесло — Ждать бы тогда у окна, торжествуя поминки: Исчезновение старой до зуда картинки, Исчезновение мира за мутным стеклом... Размыкается круг — жаль, что не навсегда, Разрушается мир — жаль, что не без следа, А за ним, как ни тщусь, пустота. О распахни, о помилуй, дорога длинна — Снова искать оправдания собственной тени? Не пожалею уставшую от пробуждений Вечную девочку возле слепого окна: Лишь добавить огня, и притворства чуть-чуть, Бить себя по рукам и клевать себе грудь, А зачем это было — забудь. Сколько отдашь за грошовую эту войну, Сколько закланий и жертв возвратится обратно? Слух — это дар из даров, раз глуха — виновата: Гордостью всей — непомерной, ненужной — тону. Это горлом идет исторгаемый яд, Это тают снега, это близится март, Слышишь — громче и громче — набат... Это не страх, это — стыд за потерянный зов, Жалкая смерть в ожиданьи инструкции свыше, Чтоб, научившись молчать, наконец-то услышать Собственный голос — тишайший из всех голосов...