Вне удивленья и вне ожиданья событий Жизнь ли? — О Небо, терпенью не будет конца! Связаны руки. А я покоряюсь — Ведите, Но, умоляю, Снимите повязку с лица.

Я верую: прекрасно мирозданье, В котором место есть такой рабе, Что предпочтет смиреннейшей мольбе Нелепое подчас негодованье.

Сосуд, пустышка, кукла — как невинно, Не плакавши от битого стекла, Я требую, чтоб кровью истекла В трагедии высокой героиня.

Чем громче каюсь, тем строптивей ропот Гордыни — возвеличивая роль, С готовностью приму любую боль… Но истекаю — клюквенным сиропом.

Если бы снегом до крыши мой дом занесло Ждать бы тогда у окна, торжествуя поминки: Исчезновение старой до зуда картинки, Исчезновение мира за мутным стеклом… Размыкается круг — жаль, что не навсегда, Разрушается мир — жаль, что не без следа, А за ним, как ни тщусь, пустота.

О распахни, о помилуй, дорога длинна Снова искать оправдания собственной тени? Не пожалею уставшую от пробуждений Вечную девочку возле слепого окна: Лишь добавить огня, и притворства чуть-чуть, Бить себя по рукам и клевать себе грудь, А зачем это было — забудь.

Сколько отдашь за грошовую эту войну, Сколько закланий и жертв возвратится обратно? Слух — это дар из даров, раз глуха — виновата: Гордостью всей — непомерной, ненужной — тону. Это горлом идет исторгаемый яд, Это тают снега, это близится март, Слышишь — громче и громче — набат…

Это не страх, это — стыд за потерянный зов, Жалкая смерть в ожиданьи инструкции свыше, Чтоб, научившись молчать, наконец-то услышать Собственный голос — тишайший из всех голосов…