На этот раз украинцы наступали вдоль дороги — пехота по обочинам, пытаясь укрыться в достаточно глубоких противопожарных рвах, а по самой трассе, метров на 500–600 позади пехоты, медленно двигались и вели огонь какие-то странные БТРы, с большой высокой башней (кажется, пушечной). Тут вновь активизировался «засадный» БТР, про который мы уже было забыли. На 10–15 секунд выглядывая из своей ямы, он давал одну-две коротких очереди по нашим позициям (ну, скорее в их направлении, экипажу явно было не до чудес меткости), после чего нырял обратно. Достать его было почти невозможно — во-первых, вооружения кот наплакал, во-вторых, он высовывал только башню и совсем ненадолго, в-третьих, между нами было несколько сосен, которые вполне могли принять на себя что заряд РПГ, что «Шмеля». Угрюмый, поглядев на БТР, как лиса на виноград, потянулся было к «Шмелю», но природная азербайджанская итальянская хомячливость победила. Оборачивается к Скифу: «Что, командир, попробую я его из «трубы» достать, навесом? Вон там, между соснами, окно вроде есть». Получив одобрение, попросил нас прикрыть его от «северян». Я, Москит и Скиф начали долбить по зелёнке через дорогу, а сам Угрюмый тщательно прицелился и, дождавшись очередного выезда БТРа, выстрелил. БТР, как раз прятавшийся обратно «в норку», дёрнулся и застыл. Дыма не было, но движок заглох, и ствол пулемёта безжизненно торчал из ямы. ЕСТЬ!!!

Укропехота тем временем приблизилась метров на 200–250 и вступила в перестрелку с горловцами и беркутом. На этот раз героических бросков бегом под огнём заметно не было, видимо, усеянные телами склон холма и дорога чему-то научили противника. Пехотинцы перебегали в зелёнке и низменностях, используя высокую насыпь дороги как прикрытие от огня. За счёт подавляющего численного превосходства и поддержки «брони» им довольно быстро удалось прижать оба наших передовых заслона к земле и вступить в огневой контакт с нами. Одновременно украинские миномёты (судя по звуку разрывов — лёгкие) начали долбить по глубинным позициям нашего батальона. Видимо, пытались предотвратить подход резервов и поднос БК к первой линии. К сожалению (для них), они не знали, что командовавший батальоном Прапор такими мелочами и не подумал озадачиться. Вместо этого, как я узнал позднее, он, прогулявшись на передний край, пошёл к себе в окоп со словами: «Я — спать, если что-то серьёзное начнётся, разбудите». Видимо, пытался таким образом поддержать боевой дух подчинённых. Затея, может, и не такая дурацкая, как кажется на первый взгляд, но не сработала — к описываемому мной моменту около половины батальона уже, мягко скажем, неорганизованно отступило. А у тех двух взводов, что непосредственно участвовали в бою, практически вышли боеприпасы. Укры же, как сообщил нам слушавший их по рации Скиф, плакали в эфире, что им противостоит как минимум батальон спецназа ГРУ плюс чечены, артиллерия и несколько ПТУРов. Поддержку авиации запрашивали. Слышать было очень приятно, конечно, хотя не скрою, я до сих пор не уверен, что Скиф тогда всё это не придумал для поддержания нашего боевого духа. Как бы там ни было, эта затея, в отличие от «Я иду спать», сработала.

Подступавших укров мы встретили по той же схеме, что и утром, — я и Москит прикрываем с пригорка, Кулибин и Скиф спускаются вниз и поливают из пулемётов. Угрюмый хаотично мечется в трёх местах одновременно, закидывая украинцам подарки из подствольника, долбя из калаша и призывая их подойти поближе таким матом, что иногда хотелось бросить автомат и начать конспектировать. Бригадир грузчиков, однако… «Северяне» опять активизировались, но мы с Москитом сбили их порыв, не дав выбраться из ложбины на прямой выстрел. Впрочем, особого усердия они не проявили, видимо, устали уже с утра. Наступавшие тоже не стали заваливать нас своими трупами — потеряв нескольких человек, начали отход назад, под прикрытие БТРов. Неужели выдыхаются?

Огонь миномётов усилился, мины начали падать в непосредственной близости от нас, так что пришлось отойти в окоп. Настроение у всех по-прежнему весьма приподнятое — отбили очередную атаку без потерь! Оппа, а это что такое? Красивый, звучный мужской голос поёт какую-то песню. Осторожно выглядываем — Прапор! Идёт во весь рост между деревьями, не обращая внимания на разрывы, и поёт что-то духоподъёмное. И ведь красиво поёт, есть голос у человека. Прошёл мимо нас к горловцам, через несколько минут вернулся обратно, сообщив, что, судя по звуку моторов, подтягивается новая техника и скоро будет очередная атака. Боеприпасы, говорит, экономьте. И ушёл куда-то в тыл. Интересно, как можно экономить то, чего нет?

— Африканец, «огурцы» у нас есть ещё? (Угрюмый.)

— Не, нету. Три «Шмеля» и «Муха».

— ……!

— Африка, у меня в окопе ещё «огурцы» есть! (Скиф.) Сходи туда, возьми их и шесть человек оттуда приведи.

Пойди, мля, сходи… А тут, между прочим, мины падают. Редко, зато по всему району, где батальон окопался. И уже солидного калибра. И поди угадай, где она в очередной раз упадёт… Ладно, это всё лирика. Выскакиваю из окопа, бегу в тыл, до основной позиции роты метров сорок. Пока бегу, мина падает один раз, где-то далеко в тылу, в районе столовой. «Свои!» — кричу подбегая, а то ещё завалит кто-то, не в меру бдительный. Ага, как же. Никто за окрестностями не смотрит, в блиндаж битком набилось человек 12–15, смотрят на меня круглыми глазами. ВоЕны, мля.

— «Огурцы» где?

— (Сидят лупают глазами.)

— …… «огурцы» где, …..?!

— Вот…. (Дают одну штуку.)

— А остальные где?!

— На позиции СПГ унесли…

— ……., ……..! ……! На хуя?!?! Они же другие!

— (Снова лупанье глазами.)

— …….! Ладно, Скиф сказал, шесть человек со мной, на передовую позицию! Добровольцы?

— (Народ потупил глаза, украдкой посматривая друг на друга.)

— ……! Ладно. Ты! Ты! Ты! Ты! Ты! Ты! Наружу, идёте со мной! Ты! Наружу, остаёшься в окопе наблюдателем! Попрятались тут, ……!

Остальные с облегчением вздыхают. Те, кому не повезло попасть под мой указующий перст, выбираются наружу и скучиваются, вздрагивая при разрывах мин и поглядывая на неразорвавшуюся 120-мм мину, торчащую из земли в паре метров от блиндажа. «Вперёд, за мной! Пошли-пошли-пошли!» Бегу впереди, указываю дорогу. Добравшись до позиции, оглядываюсь — за мной бегут трое, Вазик, Яков и Тоха (кажется). Вторая половина, видимо, спряталась обратно в блиндаж. ………!

Не, я всё понимаю — страшно, растерялся, не знаешь, что делать. Но если тебе, ……, сказали, что нужно делать, — изволь оторвать пятую точку от земли и идти. А лучше бежать. Не забывая петлять и пригибаться.

Артобстрел тем временем снова усилился, смещаясь из тыла к переднему краю нашего «укрепрайона». В окопе оставаться чересчур рискованно, плотно набиваемся в блиндаж. «Шмели», ПКМ и «Муху» забираем с собой, чтобы не разбило. Через некоторое время сквозь обстрел слышится нарастающий гул техники, переходящий в рёв. Неужели укры решили атаковать во время артподготовки? С одной стороны, логично, мы не можем вести огонь, так как сидим в укрытии. Вероятность того, что мина случайно попадёт прямо в танк, куда ниже, чем вероятность того, что в него специально попадёт гранатомётчик. С другой стороны, пехоты с танками не будет при таком раскладе однозначно, что открывает некоторые возможности для нас. Вернее, открывало бы, если б у нас было, чем по этим танкам стрелять. «Шмели» тут ничем не помогут, у них другая задача. Объяснить это Угрюмому мне, правда, не удалось. Он почему-то втемяшил себе в голову, что экипаж внутри испечётся, и все мои попытки доказать, что экипаж в азарте боя вообще ничего не почувствует, скорее всего, разбивались о бронелист командирского лба.

Обстрел, наконец, прекратился. Видимо, проверить на практике статистические выкладки мина vs. граната у укров оказалась кишка тонка. Впрочем, их план и так неплохо сработал. К тому моменту, когда мы выбрались на позиции, один танк уже ровнял из пушки позицию горловцев (надеюсь, те не успели из блиндажа вылезти, он у них глубокий), ещё один из пулемёта обрабатывал лес в направлении беркутов, ну а передовой практически доехал до участка дороги прямо напротив нас. Угрюмый, выскочивший с «Мухой» на плече, с ходу запрыгнул на бойницу, встал на колено и, рявкнув: «Труба!», выстрелил по танку. Мы только и успели рухнуть на дно окопа, чтобы не попасть под струю. В танк Угрюмый, по его словам, попал (и правда, видно было место срабатывания заряда на решётке), но защитная сетка и активная броня своё дело сделали. Укропанцер же, хоть и остался невредимым, получив попадание, остановился и стал потихоньку пятиться назад, разворачивая на нас башню. Угрюмый еле успел кенгуриным прыжком залететь под навес, когда по брустверу, на котором он только что стоял, ударил пулемёт. Через несколько секунд выстрелило орудие танка, но взрыва не было. Похоже, снаряд прошёл над бруствером и ушёл дальше в лес.

— Малой, «трубу»!

Кулибин быстро притащил из блиндажа РПГ с единственным оставшимся «огурцом». Пока он бегал, танк ещё немного обработал нашу позицию из пулемёта, а потом нам всем ударило по ушам так, что лязгнули зубы. Танковый снаряд разорвался на песчаной обваловке настила основного окопа. На голову посыпался песок и какой-то мусор, в ушах звенело, но больше вроде бы особого ущерба никто не понёс. «БАМ!» — ещё раз, там же. Сидим, ждём. Через минуту осторожно выглядываем. Танк уже проехал нас и стоит на дороге напротив основной позиции роты, повернув туда башню и короткими очередями простреливая её из пулемёта. Идеальная позиция для гранатомётного выстрела.

— МАЛОЙ, «ТРУБУ»!!!

Секундное ожидание, прицел… ОСЕЧКА! Вторая попытка — и снова осечка. Угрюмый, чуть не плача от злости, схватил бесполезный «огурец» и швырнул его в танк на манер обычной гранаты. С понятным результатом.

— «Шмели» тащите!

Кулибин ныряет в проход, я за ним. Подбегаем к блиндажу, он ныряет внутрь, через пару секунд выныривает со «Шмелём». Протискивается мимо меня, я ныряю в блиндаж. Второй «Шмель» зацепился ремнём за какой-то сучок, и у меня ушло несколько секунд, чтобы отцепить его. Хватаю трубу, выскакиваю из блиндажа и, протиснувшись мимо нашего «молодого пополнения», заныриваю в окоп. «БАМ!» — Угрюмый стреляет из «Шмеля», стоя у амбразуры, заряд летит прямо над землёй. Основной поток реактивных газов идёт в окоп позади него, точно мне в лицо. Звонкий удар по ушам, в физиономию как будто кипятка плеснули. Думаю, не будь на мне стрелковых очков — остался бы без глаз. Рот был открыт в момент выстрела, горло тоже обожгло. Ладно, жалость к себе — штука приятная, но для неё явно не время. Кашляя и спотыкаясь, дохожу до Угрюмого и сую ему в руки «Шмель». Кулибин уже долбит из ПКМ куда-то сквозь соседнюю амбразуру. Помня, что есть ещё третий «Шмель», разворачиваюсь и, пригнувшись, снова ныряю в окоп. Делаю два-три шага… «БАМ!» Резкий удар швыряет вперёд метра на два, лицом в кучу песка на дне окопа, сильнейшая боль в спине, как будто с неё содрали кожу.

Впоследствии Угрюмый отмазывался, что он крикнул: «Труба!» — и это я прое. л вспышку. Но, ИМХО, в азарте боя он просто забыл. Оглушён я не был и крик бы услышал.

Пролежав секунд — ца ть, начинаю с трудом подниматься. В голове звенит, как будто растяжки, удерживающие мозг в центре черепа, лопнули, и он свободно болтается. Спина болит просто дико, чувствую, как по ней течёт кровь. Пытаюсь рукой проверить, что там. Лохмотья камуфляжа…. БЛЯЯЯЯ!!!!!.. КАК БОЛЬНО!!!.. Отдёргиваю руку. Лохмотья кожи, похоже, также присутствуют. Ладно, не фиг там грязными руками лазать, ещё занесу чего. Позвоночник, походу, не повреждён, иначе не смог бы встать. Кто-то помогает мне встать, спрашивает что-то…. да нормально я, нормально… жить буду… наверное… Вокруг творится какой-то армазвиздец. Все стреляют куда-то, вокруг что-то взрывается. Судя по крикам, отставшая от танков украинская пехота наконец-то подошла, и веселье закрутилось по полной. На четвереньках доползаю до блиндажа и вваливаюсь внутрь. Прохладно, спокойно… и Вазик сидит, лупает глазами.

— Что случилось?

— Спину задело…. посмотри, что там…

— Ой, бля!!!

— Конкретнее, ……!

— Тут пипец, мясо!

Мдяяя…. Оптимистично. Ладно, хрен с ним, пока что надо воевать. Автомат весь плотно забит песком, из пяти магазинов один полупустой, остальные совсем пустые. Сую Вазику магазины, выгребаю из ящика в углу пачки с патронами. — «Магазины набей пока!» Сам пробую быстренько почистить автомат. Млять, до чего же двигаться неудобно… Снаружи стрельба уже практически сплошняком идёт, без секундного перерыва. Ладно, сойдёт пока, потом дочищу. Стрелять будет, и хрен с ним. Что у нас там с магазинами? Вазик, закончивший набивку, передаёт их мне и под моим пристальным взглядом вылезает из блиндажа. Э-хе-хех… Неохота…. Но надо. Вылезаю вслед за ним на белый свет. Что у нас тут? Троица новеньких ожесточённо лупит куда-то из калашей. Смотрю в направлении стрельбы… и присоединяюсь к ним. Холм и зелёнка вокруг него прямо кишат украинской пехотой. Мля, чего там Баламут — спит, что ли? Они же как раз ему подставляются. Да и вообще, толку от него никакого сегодня не было. Все эти мысли вертятся у меня в голове, пока глаза выискивают камуфляжные фигурки среди зелёнки, а руки наводят на них автомат. «Трр-рр-рр!», «Трр-рр-рр!», «Трр-рр-рр!». Упал, сука! На тебе ещё разок, для надёжности! «Трр-рр-рр!» Где вы там ещё… На правом фланге раздаётся взрыв мата Угрюмого. Ладно, тут пока ребята справятся, иду туда. Хотя у Угрюмого же вроде третий «Шмель» оставался, может, ну его на фиг?

На правом фланге окоп наполовину разрушен, брустверы осыпались, половина настила разнесена в щепки. Угрюмый, Скиф, Москит и Кулибин лупят по сектору 12–5 часов, отвлекаясь только на смену магазинов. Метрах в 70 от нас на дороге что-то дымит, кажется, один из тех самых БТРов с высокими башнями. Похоже, укры уже в тыл просачиваются. У Скифа по лбу течёт кровь и заливает глаза, он на секунду перестаёт стрелять, вытирает её и вновь берётся за РПК. Мне даже и приткнуться некуда. А не, есть — занимаю позицию у разбитого края настила. Бруствер осыпался, и открывается прекрасный вид на сектор 11–1. Там как раз отступают со своей позиции остатки горловцев. Ну, парни честно выполнили свой долг, нужно их поддержать. Над головами отступающих горловцев выпускаю два магазина по зелёнке. Попасть не пытаюсь, бью чисто на подавление. (Впоследствии я узнал, что это не было отступлением. Набрав сколько смогли БК, ребята вернулись в бой). Чёрт, снова один магазин остался. Надо на перезарядку уходить… Крик «…………!» привлекает моё внимание. По дороге, обходя горящий БТР, на приличной скорости проносится танк и со скрежетом тормозит прямо напротив нашего окопа. Башня стремительно разворачивается на нас. Поняв, что сейчас произойдёт, мы всей гурьбой кидаемся по проходу в глубь позиции. «БАМ!», «БАМ!», «БАМ!». Взрывная волна удивительно мягко толкает меня вперёд, и болезненный удар лицом о твёрдую песчаную стену окопа воспринимается как какая-то несправедливая неожиданность.

Сижу на дне окопа, трясу головой. Чёрт, да что ж она звенит-то так?? Скиф помогает подняться.

— Живой?

— Да, нормально. Посмотри, чего там со спиной?

— Давай, посмотрю.

Разворачиваюсь к нему спиной и присаживаюсь на корточки на дно окопа. Скиф нагибается, и в этот момент на дереве, метрах в четырёх-пяти от нас, взрывается очередной снаряд. Хоть основная сила ударной волны и проходит над окопом, встряхивает всё равно чувствительно. Оборачиваюсь на Скифа — он стоит со слегка удивлённым выражением лица, и тут большой кусок его щеки внезапно с трёх сторон отделяется от остальной плоти и красным лоскутом свисает вниз. БЛЯДЬ!!! Заталкиваю Скифа в блиндаж, вслед за ним запихиваю Вазика. — «Посмотри, что там можно сделать!» Сам иду на правый фланг, вернее — на то, что от него осталось. Осталось немного, нужно признать, какая-то бесформенная яма в земле. Но танк, причинивший нам столько неприятностей, отошёл, и Угрюмый, Кулибин и Москит снова ведут огонь. На этот раз короткими очередями, ибо патроны заканчиваются и времени набивать магазины нет. Нащупываю в кармане ещё две пачки патронов, быстренько забиваю их в рожки и присоединяюсь. Блин, чуть не забыл:

— Скиф ранен!

— Сильно? (Угрюмый.)

— Да, прилично! В лицо! Глаза целы!

— Понял!

Укры, видимо, ошалев от того, что мы всё ещё сопротивляемся, не то чтоб начинают отходить, но и вперёд не идут, и интенсивность огня падает. Кто-то приносит из блиндажа несколько последних пачек патронов, и мы, по одному, отходим под настил и перезаряжаемся. Из блиндажа выходит Скиф. Всё лицо в крови, одной рукой прижимает к щеке марлевый тампон.

— Что происходит?

— Укры затихли вроде! К новой атаке готовятся!

Тут я внезапно ощущаю, что правая штанина у меня мокрая. Причём не с внутренней, а с наружной стороны бедра. Смотрю — всё в крови. Этого ещё не хватало…. Маленькая дырочка в штанине, а под ней такая же маленькая дырочка в ноге. Что интересно, пока не видел — ничего не чувствовал. Теперь же появилась тупая, ноющая боль, превращающаяся в резкую и пронзительную при сильном сгибании ноги.

Угрюмый, оценив обстановку, скомандовал: «Африка, Зил — берёте ротного и отходите к перекрёстку! Скажите Прапору, чтоб подкрепление прислал, особенно гранатомётчиков! Где, …… вообще батальон весь, ……?!?!» Я успел сделать несколько шагов в сторону кладовки, чтобы забрать свой рюкзак, и тут снаряд разорвался буквально в паре метров от окопа, к счастью, за бруствером. Подсечённая взрывом сосна рухнула на нашу позицию, придавив ногу Угрюмому. Москит с Кулибиным её быстро сняли, и Угрюмый поднялся, слегка хромая. «А вы какого … ещё здесь?! Давайте уё…е, сейчас новая атака начнётся!!»

Зил со Скифом полезли через бруствер и дальше по-пластунски (так как укры снова оживились и пули застучали по деревьям) в тыл, и я был вынужден присоединиться к ним, оставив рюкзак. А он, между прочим, со мной четыре части света прошёл. Как и шлёпки в нём. Ладно, хрен с ним, с рюкзаком. И со шлёпками. Похоже, на сегодня я отвоевался. Ползу…