Работой на Дальнем Востоке руководил соседний с нами дальневосточный сектор. Начальником его был доктор Фортунатов. В ведении сектора находились: Китай, Япония, Корея, Монголия и Западный Китай.
Фортунатов, старый революционер, бежал из России при царизме, проживал на берегах Тихого океана и потому считался знатоком Дальнего Востока. По профессии он был врачом, однако практики, видимо, не имел. Под его начальством в ОГПУ работал его сын, прекрасно владевший китайским и английским языками.
Одним из главных помощников доктора Фортунатова был Илья Герт. Герт работал до 1925 года в Мешеде, в качестве представителя военной разведки и был отозван за склоку с секретарем ячейки партии (Герт хотел его убить, подговорив на убийство одного из своих секретных агентов). После этой истории он некоторое время слонялся без дела, затем в 1927 году был принят в ОГПУ и потом назначен резидентом в Ангору. В Ангоре он пробыл девять месяцев и в середине 1929 года был отозван, вследствие сокращения финансовой сметы иностранного отдела ОГПУ. Между прочим, благодаря тому же сокращению расходов, пришлось отозвать резидентов ОГПУ в Греции, Западном Китае и отказаться от услуг многих второстепенных секретных агентов. Очень важно помнить, что работа иностранного отдела зависит главным образом от количества валюты, которая ему отпускается советской казной.
Приехавшего из Ангоры Герта перевели в дальневосточный сектор ОГПУ и поручили вести разведку в Монголии. Помня о старой связи с нашим сектором, Герт часто заходил к нам и рассказывал о дальневосточных делах.
Весной 1929 года пришла телеграмма из Харбина от резидента ОГПУ Этингона с извещением, что китайская полиция совершила внезапный налет на советское генеральное консульство в Харбине, захватила важные документы у военного атташе и арестовала представителей подпольной коммунистической партии в Харбине, собравшихся в советском консульстве для обсуждения вопросов о китайской революции. Телеграмма страшно взволновала ОГПУ. О захваченных у военного атташе документах особенно не беспокоились, так как после знаменитого письма Зиновьева вообще всякий документ можно было объявить фальшивым, но негодовали на военного представителя, не успевшего своевременно уничтожить бумаги. Главную же тревогу вызывала судьба арестованных крупных деятелей подпольной коммунистической организации в Китае.
Вслед за тем мукденские власти захватили Восточно-Китайскую железную дорогу. Образовалось нечто вроде военного фронта без объявления войны.
Прежде чем начались военные действия, начала действовать наша агентура в Китае. Почти ежедневно эшелоны, направляемые с китайскими войсками на границу, сходили с рельсов и рушились под откосы, взрывались склады с оружием и снарядами. По рассказам Герта, особенно много секретных сотрудников ОГПУ было среди харбинских эмигрантов. Ловкие агенты заводили порученные им воинские части в засаду, где их уничтожала Красная Армия. Насколько велики и многообразны были возможности ОГПУ в Китае, можно судить по разговору, который начальник иностранного отдела Трилиссер имел с заведующим дальневосточным сектором. Разговор происходил при мне в конце августа 1929 года. Доктор Фортунатов просил разрешения послать резиденту в Китае пять тысяч долларов на приобретение радиостанции и взрывчатых веществ. Трилиссер спросил, сколько места могут занять нужные материалы. Оказалось, не больше трех-четырех чемоданов. Тогда Трилиссер заявил, что ввиду необходимости экономить валюту нужные материалы (радиостанция и взрывчатые вещества) будут переброшены в Китай из СССР в готовом виде. Благодаря наличной связи тайная доставка четырех чемоданов через границу в зону военных действий была сущим пустяком.
Когда вспыхнул восточно-китайский конфликт, дальневосточный сектор нелегально отправил в Китай сына Фортунатова. Затем и Герт начал готовиться к отъезду в Харбин. Его снабдили персидским паспортом на фамилию Исхакова. Паспорт же достало контрразведывательное отделение ОГПУ очень просто. Один из секретарей персидского консульства в Москве состоял секретным агентом. На основании подложной справки одного из городских управлений о том, что такой-то гражданин является персидским подданным (справка составлялась специальным отделом ОГПУ), секретарь персидского посольства выдал паспорт. В лаборатории иностранного отдела заменили карточку на паспорте фотографией лица, для которого предназначался паспорт. Персидский секретарь, в конце концов, сам не знал, кому выдал паспорт. С паспортом, состряпанным таким образом, Герт должен был ехать в Америку и оттуда через Японию в Китай. Ему поручено было принять руководство над имевшейся в Харбине нелегальной агентурой и приступить к систематическому разрушению в тылу у китайцев железных дорог, мостов и арсеналов. В июне Герт выехал из Москвы в Берлин и, обменяв свой паспорт в Берлинском персидском консульстве на новый, замел следы пребывания в Москве. Получив на этом паспорте визу на проезд через СССР в Японию, он оттуда пробрался в Китай. Вслед за Гертом предполагалась отправка в Китай других лиц, но не знаю, чем она кончилась, так как к тому времени я выехал из Москвы и только за границей узнал о восстановлении прав советского правительства на Восточно-Китайской железной дороге.
В 1917 году, объявив советскую власть в России, большевики провозгласили лозунг освобождения угнетенных народностей Востока, ликвидации неравноправных договоров, заключенных царским правительством, и возвращения восточным государствам всего, что награбила у них царская Россия. Капитуляционные права России на Востоке были аннулированы, долги Персии и Китая царской России были списаны со счетов. Революционная политика проводилась на деле.
Но с 1925 года начался поворот в этой политике бескорыстия. В 1925 году советская власть силой захватила часть афганской территории (остров Урта-Тугай). В 1927 году советское правительство отказалось уступить персам Пехлевийский порт, несмотря на их бесспорные права. Спор окончился тем, что, признав юридические права персов на порт, советское правительство фактически сохранило его за собой. В начале 1928 года советское правительство пыталось, посредством переодетых красноармейцев, оккупировать Северный Афганистан. Наконец, в 1929 году для сохранения своих привилегий в Китае, от которых оно само торжественно отказалось, советское правительство бросило против Китая Красную Армию и дотла разорило оккупированные области.
По вопросу о событиях в Китае среди сотрудников ОГПУ шла горячая дискуссия. Часть сотрудников стояла за немедленное объявление войны Китаю и занятие Харбина красными войсками, но другая часть, не забывшая социалистической программы партии, резко осуждала политику правительства, доказывая, что китайцы поступили правильно, так как по справедливости советское правительство должно было еще в 1924 году уступить китайцам права на дорогу. Спор зашел в теоретические дебри и дошел до начальства. Партийные верхи немедленно осудили обе точки зрения. Империалистические вожделения первых были подведены под категорию «правого уклона», а социалистическая критика вторых под категорию «левого уклона». Держаться же надо было линии, которую проводил Сталин и которая якобы была «настоящей ленинской». Всякое отступление осуждалось и строго каралось.
Еще осенью 1925 года из Москвы в Багдад был послан от ОГПУ некто Султанов. До этого он работал в Турции, где проживала его семья. При выезде его снабдили тремя тысячами долларов, явкой и паролями, по которым в дальнейшем должны были встречаться с ним агенты. Через Персию он выехал в Ирак. Но с того момента, как он перешел иракскую границу у Ханикена, след его вдруг пропал. Попытки найти его и установить с ним связь ни к чему не приводили. Султанов канул в воду. Весной 1929 года он внезапно очутился в Константинополе и явился к Минскому, легальному резиденту ОГПУ. Оказалось, что после перехода границы он был арестован англичанами и просидел в тюрьме около полутора лет, затем был освобожден, но уже никак не мог установить связи. Только в начале 1929 года ему удалось нелегально перейти иракскую границу вблизи Моссула и попасть в Турцию. За время своего пребывания в Ираке он ничего не сделал и никаких связей не имел. Три тысячи долларов он давно израсходовал и, прося у Минского денег, предлагал переехать вместе с семьей в Сирию и «продолжать» там работу. На запрос Минского, как с ним быть, иностранный отдел ОГПУ велел прекратить всякие разговоры с Султановым, так как подозревал, что Султанова подослали англичане. Минский приказ выполнил, и дальнейшей судьбой Султанова ОГПУ не интересовалось.
Приблизительно в августе 1928 года иностранный отдел получил из Тегерана доклад Логановского, в котором советник посольства сообщал, что в Персию приехал секретарь министра общественных работ Ирака и через советское консульство в Керманшахе связался с полпредством в Тегеране. К докладу прилагалась стенографическая запись беседы первого секретаря полпреда Заславского с секретарем иракского министра. Секретарь сообщал, что в Ираке имеется арабская народно-революционная партия, пользующаяся большими симпатиями среди иракской интеллигенции. Организация существует несколько лет и успела пустить прочные корни среди городского населения и среди племен. В организацию входят несколько иракских министров, и, по словам секретаря, сам король Файсал знает о ее существовании и сочувствует ей. Партия ставит перед собой задачу добиться полной независимости Ирака и образования самостоятельного национального правительства. Для осуществления этой цели нужно прежде всего изгнать из Ирака английских представителей. К советскому правительству партия обращается за моральной поддержкой, полагая, что Советы, естественно, должны сочувствовать всякому освободительному движению. Представитель партии просил разрешения послать десяток молодых людей, членов партии, в СССР для обучения военному делу и хотел заручиться обещанием, что в случае надобности партии разрешат закупить в СССР оружие для организации восстания в Ираке.
Логановский, пересылая эти сведения, сообщил, что представитель партии не просил никакой материальной поддержки и что у него лично создалось впечатление о партии как о серьезной организации. Указывая в своем докладе о революционных и разведывательных возможностях в Ираке, Логановский просил инструкций. Он хотел возможно скорее договориться с секретарем министра, ожидавшим ответа.
ОГПУ, тщательно обсудив доклад иракского представителя, обратило внимание на то, что он, говоря о влиятельных лицах Ирака, не назвал ни одной фамилии. Опасаясь провокации, мы решили предварительно выяснить в Ираке состав партии, ее влияние и программу. Задача эта была поручена нелегальной резидентуре в Персии и советскому консулу в Керманшахе. Эйнгорн-Эдельштейн выехал в Ирак именно с целью непосредственно ознакомиться с этой революционной партией, но задача его не удалась вследствие спешного отозвания в Тегеран. Керманшахское же консульство передало поручение своей агентуре, но до моего отъезда из Москвы, то есть до ноября 1929 года, подробных донесений из Ирака не поступало.
После занятия Турцией в 1918 году Урмийского района населяющие этот район айсоры вынуждены были с боем отступить на территорию Ирака и отдаться под покровительство англичан. Первые годы положение их было сносное, так как англичане организовали из айсоров полки и, опираясь на них, поддерживали порядок среди иракских племен. С восстановлением в Ираке спокойствия айсоров разоружили и перевели на положение крестьян, но бездомных и безземельных, так как дома и земли их остались на границах Турции и Персии. Естественно, айсоров потянуло на родину. Много раз айсорские делегации обращались к персидскому и турецкому правительствам с просьбой разрешить вернуться в родные села. Правительства отказывали. Часть айсоров перешла в СССР, и в Москве при Центральном Комитете партии организовалось даже особое бюро по ассирийским делам. Из Ирака в СССР приезжали ходоки, ведшие переговоры о переселении всего ассирийского народа в советскую Россию. Многие из айсоров заражались в Москве революционными идеями, возвращаясь в Ирак, пропагандировали их. Главари партии поддерживали отношения с советским правительством через Лозоватского, советского консула в Керманшахе. Ежемесячно ЦК партии Азбархуни посылал Лозоватскому пакет для. ЦК ВКП, а Лозоватский переотправлял его с дипломатической почтой в Москву. Работой среди айсоров руководила ассирийская секция при III Интернационале, и ОГПУ не вмешивалось в эту работу.
Цели партии Азбархуни заключались в организации военных ячеек из айсоров, состоящих на военной службе у англичан, и в использовании этих ячеек, когда наступит благоприятная обстановка для вооруженного выступления.
В середине 1929 года в Армению приехал из Харбина армянский епископ. В Харбине он скомпрометировал себя тем, что был обнаружен в одной из гостиниц в обществе женщин, в нетрезвом виде. Во избежание скандала его попросили выехать из Китая. Приехав в Эривань, он получил назначение на пост начальника армянской епархии в Ираке. Перед отъездом в Ирак с ним имел подробную беседу председатель армянского ОГПУ Маркарьян, окончательно завербовавший его и отобравший у него подписку о том, что он будет вести разведку в Ираке по заданиям ОГПУ. Прислав подписку епископа в Москву, Маркарьян просил иностранный отдел сформулировать наши задачи в Ираке. Инструкции немедленно были мною посланы. Епископ, снабженный из кассы ОГПУ несколькими тысячами долларов на организационные расходы, выехал в Ирак для управления своей паствой.
Из всего сказанного видно, что работа ОГПУ в Ираке до конца 1929 года не была организована систематически, но велась от случая к случаю. Основной недостаток ее заключался в том, что Москва никак не могла устроить поездку в Багдад специального резидента ОГПУ, который бы на месте начал систематическую деятельность.