Настя с мужем смотрела новогодний праздничный концерт, а сама с нетерпением ждала звонка от сына. Время проходило, а звонка не было. Она посмотрела на мужа.
— Алеша, почему Дима не звонит?
— Наверное, линия перегружена. Желающих поздравить друг друга с Новым годом сотни тысяч. Потерпи немного, позвонит.
Прошел час, а звонка не было. Она посмотрела на часы. Было три часа утра нового 1995 года. Не дождавшись звонка, она сама позвонила. К трубке никто не подходил.
— Алеша, его нет дома.
— А почему он должен быть дома? Он сейчас где-нибудь с друзьями гуляет или на дежурстве находится. Лучше пойдем спать. Я что-то себя неважно чувствую.
Лежа в постели, Настя продолжала ждать звонка, но так и не дождалась. Спать не хотелось. Она посмотрела на мужа. Тот лежал с открытыми глазами.
— Алеша, почему он не позвонил?
— Когда позвонит, вот об этом ты у него и спроси.
Она встала, накинула на себя халат, пошла в гостиную, включила телевизор. Показывали хронику событий, происходящих в Чечне. На экране увидела горящий танк и окровавленное лицо молодого танкиста. «…На улицах Грозного идут тяжелые бои…»
Первое время она подумала, что это идет прошлогодний повтор и хотела переключить, но ведущий телепередачи произнес: «Наше командование при штурме Грозного в новогоднюю ночь рассчитывало застать дудаевцев врасплох, но, видимо, те заранее знали о штурме и хорошо подготовились. Во многих местах продвижение наших войск остановлено. На центральной площади Грозного горят наши танки…»
Она почувствовал, как что-то больно кольнуло в сердце. Перед глазами все поплыло. Придя в себя, крикнула:
— Алеша!
Войдя в гостиную, он увидел ее глаза, наполненные страхом.
— Настя, что случилось?
Она пыталась что-то сказать, но лишь рукой показала на экран. Повернув голову, он увидел горящий танк.
Потекли дни изнурительного ожидания весточки от сына. Долгими вечерами, сидя на диване, прижавшись друг к другу, они с тревогой следили за военными сводками из Чечни. Уже не сомневались, что сын в Чечне. Наступили весенние дни, а от Димы по-прежнему не было вестей. Настя несколько раз звонила военному комиссару города, интересовалась сыном, но кроме утешения, от него ничего другого не слышала. Однажды ночью ей приснился сон: черный ворон клевал глаза Диме. Она хотела кинуться на помощь сыну, но ноги не слушались. «Мама!» — звал он на помощь. Она вскрикнула и вскочила, Алексей проснулся, включил ночник и с тревогой посмотрел на жену, лицо у нее было в поту, а глаза обезумевше горели. Он понял, что ей приснился сон и попытался успокоить, но она прошептала:
— С Димой плохо.
Он хотел отругать ее, но, увидев на ее глазах слезы, прижал к себе.
— Успокойся, это только сон. С ним ничего не случится.
Она хотела рассказать, что за сон ей приснился, но самой стало страшно, и решила промолчать. С этого дня видение постоянно было перед ее глазами. Что только она ни делала, чтобы забыть сон, но черный ворон не выходил из головы. Для нее это была мука. Алексей видел, как жена тяжело переживает, что от Димы нет вестей, и сам впал в депрессию.
…Настя сидела в кабинете, когда раздался телефонный звонок. Она хотела сразу поднять трубку, но рука зависла над ней. Неожиданно почувствовала страх. Телефон все звонил. Переборов себя, она взяла трубку.
— Слушаю…
— Здравствуйте. Я бы хотел услышать Анастасию Александровну.
— Я вас слушаю.
— С вами говорит генерал Цакулов, военком города.
Настя почувствовала в горле сухость. Сердце учащенно забилось. Она без слов поняла: что-то случилось. Глухим голосом спросила:
— Он жив?
— Да, жив.
— Что с ним?
В трубке было тихо. Она ждала.
— Ваш сын подорвался на мине, и у него ампутированы голени обеих ног.
В глазах стало темно. Трубка выпала из ее рук.
Секретарша, закончив печатать приказ по школе, понесла на подпись. Войдя в кабинет, она увидела неподвижные глаза директора, испугалась, подскочила к ней.
— Анастасия Александровна! Что с вами?
Но та по-прежнему неподвижно смотрела перед собой. От ее взгляда секретарше стало не по себе, и она выбежала из кабинета. Немного погодя в кабинет вбежала медсестра. Взглянув в глаза директора, поняла, что та находится в стрессовом состоянии, побежала к себе за уколом.
Настя отсутствующим взглядом посмотрела на людей, которые находились в кабинете. С трудом встала и, пошатываясь, пошла к выходу. Ее пошли провожать медсестра и секретарша.
Алексей сидел у экрана телевизора и смотрел репортаж из Грозного, когда в прихожей раздался звонок. Это его удивило, у жены был свой ключ, и он подумал, что соседка. Открыв дверь, увидел жену, с ней под руку двух женщин. Настя прижавшись к нему, рыдая, со стоном произнесла:
— Дима…
Сердце словно остановилось. Настя по-прежнему рыдала. Он оторвал ее от себя и потряс за плечи.
— Говори, он жив?
Обезумевшими глазами глядя на мужа, она лишь шевелила губами.
— Что молчишь? Он жив?
— Он без ног… Ты слышишь? Он без ног!..
Тело обмякло. Отпустив жену, опираясь на костыли, сгорбившись, как старик, он пошел к себе. Женщины ушли. В комнате стояла гнетущая тишина. Немного придя в себя, Настя поехала в городской военкомат, а на следующий день полетела в Ростов-на-Дону, где в госпитале лежал сын.
Остановившись возле палаты, где лежал сын, перевела дыхание, затем медленно взялась за ручку двери, мысленно приготовившись к встрече. Такого страха она не испытывала, когда в Ташкенте заходила в палату к мужу. Медсестра, которая сопровождала ее, предложила:
— Может, укол сделать?
Настя грустно посмотрела в ее юное лицо и отрицательно покачала головой.
— Никакими уколами, доченька, материнскую боль не снимешь.
Сделав глубокий вдох, открыла дверь. Дима увидел мать. Они молча смотрели друг на друга. Она хотела кинуться к сыну, но ноги не слушались. Мать смотрела на сына и не узнавала его. Исхудавший, изнуренный, с седой прядью, но главное — его глаза…
— Мама… — позвал он.
Опустившись перед сыном на колени, обняв его высохшее тело, глухо зарыдала. Он гладил ее волосы и не мог найти слов для утешения.
На следующий день Настя пошла к лечащему врачу и заявила, что сына забирает домой. Врач усадил ее за стол.
— Я не возражаю, в хирургическом вмешательстве он уже не нуждается. Его организм ослаблен из-за того, что он почти ничего не ест. Нянечки с трудом уговаривают, чтобы ел.
Врач замолчал, задумчиво уставился в окно. Настя посмотрела на часы, встала. Он тихо произнес:
— Садитесь, пожалуйста, я еще не все сказал.
Настя села и пристально посмотрела ему в глаза. Врач словно избегал ее взгляда, старался не смотреть на нее. Она поняла, что он хочет что-то еще сказать, но не решается. «Наверное, хочет утешить», — подумала она и хотела сказать, что это лишнее, но неожиданно врач тихо произнес:
— У вашего сына отрезаны…
В первые секунды до нее не дошли его слова, это было настолько чудовищно, что сердце оттолкнуло их. Потом она со стоном прошептала:
— Не…ет…
Врач, опустив голову, старался не смотреть на нее.
— Не…ет… — вновь прохрипела Настя и бесчувственно свалилась на пол.
Ее положили в отделение нейрохирургии. Лишь через месяц она пришла в себя. Когда мать вошла в палату, Дима первое время не узнал ее. Перед ним стояла совсем седая, незнакомая женщина.
В сопровождении медсестры и двух вылечившихся солдат их повезли в аэропорт.
После отъезда жены Алексей целыми днями не отходил от окна. Томительно проходили дни и недели, а Насти не было. «Наверное, ждет, когда заживут раны у него на ногах, — утешал он себя, но тут же задавал вопрос: — А почему не звонит?»
Прошел месяц. Алексей сидел возле окна и смотрел на улицу. Он увидел «скорую», которая повернула в сторону их дома. Машина приближалась. Без всякой мысли он наблюдал за ней. «Скорая» подъехала к подъезду, остановилась. Из машины вышла седая женщина. Повернув голову, посмотрела в его сторону. Он вздрогнул, это была Настя. Из машины в белых халатах вышли еще двое мужчин. Они вынесли носилки, и он увидел сына. Из его души вырвался глухой стон. Санитары занесли Диму домой, положили на кровать, ушли. Алексей, словно парализованный, молча смотрел на сына. Дима понимал состояние отца, тихо позвал его:
— Папа…
Тот подошел к сыну, опустился перед ним на колени, положил голову ему на грудь и издал стон раненого зверя. Настя, стоя позади, молча смотрела на сына и мужа. Не было в ее глазах слез. Вместо слез кровавыми слезами плакало ее материнское сердце.
Прошел месяц. Надежда матери, что дома быстро поправится здоровье сына, не оправдывалась. Дима целыми днями лежал на кровати в своей комнате и неподвижно смотрел в потолок. К еде почти не притрагивался. Она видела, как он гаснет. Все уговоры и попытки родителей заставить его есть ни к чему не приводили. Алексей попытался играть с ним в шахматы, в карты, чтобы немного вернуть к жизни, но он даже не реагировал на просьбу отца и не вступал в разговоры. До туалета и ванной он добирался на четвереньках. Однажды, когда мимо матери на четвереньках прополз сын, сердце вновь не выдержало и, теряя сознание, Настя свалилась на пол. Дима быстро подполз к матери, поднял ее голову, позвал отца.
Минут через пять приехала «скорая». Врач сделал укол и стал ждать. Когда больная пришла в себя, отсутствующим взглядом посмотрела на врача.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
Настя молчала.
— Мы вас повезем в больницу.
— Нет, — тихим голосом произнесла она и с трудом поднялась с дивана.
При мысли, что Алексей и Дима останутся одни и некому будет за ними ухаживать, она быстро пришла в себя. Когда врач ушел, Алексей пошел к сыну.
— Я хочу с тобой поговорить.
Но тот даже не посмотрел на отца и в той же неизменной позе неподвижно смотрел в потолок.
— Я понимаю, тебе трудно без ног. Но это не означает, что без них нет жизни. После выпускного вечера мать нас повезет в Германию и там нам сделают протезы. Сейчас делают такие протезы, что не уступают живым ногам. В них будешь бегать, прыгать и с девчонками танцевать. Но для этого надо победить самого себя и заставить себя есть, чтобы поправить здоровье. Посмотри, на кого ты похож? Одним словом — живой труп.
— Папа, я не хочу жить.
Алексей вздрогнул. Сын сказал это таким голосом, что ему стало не по себе. Хотел отругать за эти слова, пристыдить, но вместо этого спросил:
— А о матери ты подумал?
— Подумал. Я больше не в силах смотреть, как она мучается. Папа, я не хочу жить.
Алексей увидел, как по крупному лицу сына побежали слезы. Он попытался отругать его за такие слова, но Дима, прерывая его, жалобно произнес:
— Папа, умоляю тебя, уходи!
— Я, сынок, уйду, но ты подумай о маме, она это долго не выдержит. Пожалей ее.
Он вышел. Сидя в кресле в гостиной, думал над словами сына. Вдруг стало страшно, что сын застрелится. От этой мысли стало не по себе, и на всякий случай решил спрятать пистолет, но в шкафу его не оказалось. «Спрятала», — горько усмехаясь, подумал он. О разговоре с сыном жене не рассказал. Не хотел бередить и так открытую рану.
Однажды, когда они сидели и смотрели программу «Время», после очередного репортажа из Грозного Алексей произнес:
— Что-то про Умара не слышно. Интересно, где он сейчас?
Настя, услышав это имя, вздрогнула и тихо произнесла:
— Ненавижу…
Алексей удивленно посмотрел на нее.
— А что он тебе плохого сделал?
Но Настя, словно не слыша его вопроса, вновь повторила:
— Ненавижу!
Он подумал, что она возненавидела Умара за то, что тот познакомил их, и грустно произнес:
— Я знал, что рано или поздно ты об этом скажешь.
До нее дошел смысл его слов и она с укором посмотрела ему в глаза.
— Не твоего Умара, а чеченцев ненавижу!
— Об этом во множественном числе нельзя говорить. Среди них есть и порядочные люди, и не их вина, что наш сын стал калекой. В этом надо винить не чеченцев, а тех, кто заварил эту кровавую кашу. Ты ненавидишь чеченцев за своего сына, и точно так же чеченская мать ненавидит нас, русских, за разрушенный ее дом, убитых и покалеченных детей.
Она хотела крикнуть ему, что он еще не знает, что чеченцы сделали с его сыном, но в последний момент одумалась, пошла к сыну. Дима неподвижно смотрел в потолок. Села рядом, рукой провела по его лицу.
— Сынок, хоть слово скажи.
— Мама, я не хочу жить!
Она, в отличие от мужа, не вздрогнула, его слова восприняла спокойно и в тон ему ответила:
— А ты думаешь, мне хочется жить?
— Мама, мне больно!
— А мне, сынок, еще больнее.
— Мама, ты же ничего не знаешь!
Ей стало страшно, что сын откроет свою тайну и, опережая его, поспешно произнесла:
— В июле я повезу вас в Германию. Сделаем вам протезы…
— Мама, о чем ты говоришь? Я не хочу жить! Ты можешь это понять?
Некоторое время она молча смотрела на него, потом тихо спросила:
— Ты действительно не хочешь жить?
— Да!
— А ты подумал обо мне?
Он молчал,
— Ты не ответил на мой вопрос.
Но он по-прежнему молчал. Она пошла к мужу.
— Алеша, иди к Диме. Я хочу с вами поговорить.
Он вопросительно посмотрел на нее,
— Иди, я сейчас приду.
Когда он ушел, она достала спрятанный пистолет, пошла к ним. Алексей, увидев в руках жены оружие, понял: что-то должно произойти, и в душе похолодел. Она подсела к сыну.
— Я не возражаю: можешь застрелиться. Но первой стреляться буду я. Согласен?
— Настя! — подал голос Алексей.
— Не мешай. Дима сказал мне, что не хочет жить и больше не притронется к еде, — она повернулась к сыну. — А теперь внимательно слушай, что я скажу. С сегодняшнего дня я буду накрывать стол на нас троих. Если кто-нибудь из вас не притронется к еде, я тоже не буду есть. Я буду есть только после вас. Вам больно, но ведь мне еще больнее. Я бы хотела, чтобы сердце мое превратилось в гранит, чтобы не плакать кровавыми слезами, но ничего не выходит, оно живое. Кто виноват, что случилось с вами? Ты, Алеша, не послушался меня, когда я умоляла тебя не ехать в Афганистан. Ты ответил, что выполняешь свой воинский долг и по-другому не можешь поступить. Я с этим смирилась, но почему ты, сынок, не послушался, когда я так же умоляла тебя не поступать в военное училище? Вы оба, неудержимо позабыв, что у вас есть жена и мать, летели к своей мечте. И что вы этим добились? Остались без мечты и без крыльев.
— Зря ты так, — тихо произнес Алексей. — Лично я не сожалею, что с мечтою шел по жизни. Перед Родиной я честно выполнял свой воинский долг…
— О Господи! О каком долге ты говоришь? Кому сейчас нужен твой долг? Открой глаза! Страну разграбили, растащили. Повсюду беспредел, а вы о чести, о долге! И если бы мне не досталось наследство, хотела бы я посмотреть, как вы, «защитники Отечества», прожили бы на свои пенсии. Тогда, может быть, по-другому заговорили о чести, о долге перед Родиной.
— А как насчет совести? — недовольно спросил Алексей.
Она грустно посмотрела на мужа.
— Никому, Алешенька, в наше время, твоя совесть уже не нужна. Это все в прошлом.
— Лично тебе она нужна?
— Нужна, но моим страданиям от этого не легче.
— Настя, ты не то говоришь. Я знаю тебя, ты не из тех, кто искал теплое местечко в жизни, ты всегда следовала за мной, и мы с тобой поровну делили нашу радость и горе, и мне больно, что так думаешь о нас…
Она грустно посмотрела на него.
— Прости, если я не так выразилась. Горжусь вами, что честно выполнили свой долг, но я больше не в силах все это вынести…
Она замолчала, в комнате было тихо. Немного погодя Настя обратилась к сыну:
— Решай, сынок, как нам дальше жить. Только знай, что я больше не в силах видеть, как ты на моих глазах умираешь.
Алексей посмотрел на сына.
— Что скажешь?
— Не знаю, — тихо отозвался гот.
По голосу сына Настя почувствовала, что он колеблется, и, чтобы не отпугнуть последнюю надежду, встала.
— Я сварю пельмени. Когда будут готовы, позову.
Она варила пельмени, а сама плакала и мучительно думала, придет сын или нет.
Когда Настя вышла, Алексей посмотрел на сына.
— Что будем делать?
Тот молчал.
— Дима, мать свои слова на ветер не бросает. Она просто не выдержит. Решайся.
— Папа, мне тяжело!
— Я знаю, что тяжело, но пожалей ее. Она этого заслуживает. Я никогда в жизни не видел такой кристально чистой души. Она для нас не только мать и жена, но что-то большее… Даже слов не могу подобрать, чтобы высказать это. Пошли, сынок. Ты даже не можешь представить, как она обрадуется. Она это заслужила.
Дима неподвижно смотрел в потолок.
Сварив пельмени и разложив их по тарелкам, Настя села за стол, прислушалась. Было тихо. Она хотела пойти к ним, но не было сил. Подошла к окну, распахнула створки, посмотрела на звездное небо. И, обращаясь к Всевышнему, тихо прошептала: «Господи! За какие грехи ты так жестоко меня наказал? В чем я провинилась перед тобой? Ответь!» Вселенная молчала.
Услышав шаги, резко повернулась, Дима, не поднимая голову, на четвереньках вошел на кухню. Настя подбежала к нему и вместе с мужем посадила за стол. Они ели молча. Алексей, увидев на глазах жены слезы, сжал ее руку. Для нее это был самый счастливый день. Вытирая слезы, улыбаясь, она посмотрела на них.
— Ребята, давайте по стопочке выпьем.
— Я согласен, — отозвался муж.
Она выбежала из кухни, вернулась с бутылкой коньяка. Разлила по рюмкам. Алексей видел, как дрожали ее руки.
— Алеша, скажи что-нибудь.
— Я хочу выпить за тебя. За твое мужество, терпение. За твою любовь к нам.
— Спасибо, — растроганно произнесла она и, прижав голову сына к себе, расцеловала его.
— А я, сынок, хочу выпить за тебя.
Они выпили и стали молча есть. Настя ела, а сама незаметно смотрела на сына. Тот нехотя отправил в рот пельмень и стал медленно жевать. Увидел на себе взгляд матери, посмотрел ей в глаза и, опустив голову, начал есть.
Утром, перед уходом на работу, Настя зашла к сыну. Перед этим, чуть приоткрыв дверь, просунув голову, спросила:
— Дима, можно к тебе?
— Да.
Она вошла, села на кровать.
— Пока тебе протезы не сделали, сегодня пойду в магазин, подберу коляску.
— Не надо.
— Почему? Тебе же будет хорошо. Я уже присмотрела. Коляска импортная. Тебе понравится.
— Мама, я никогда в инвалидную коляску не сяду!
По интонации голоса она поняла, что он действительно не хочет инвалидной коляски и решила с этим повременить.
— Хорошо. Пусть будет по-твоему, но если передумаешь, скажешь.
Она ушла. Заложив руку за голову, Дима смотрел в потолок. В голове была только одна мысль: уйти из жизни. Он прислушался. Немного погодя, услышал, как закрылась в прихожей дверь. Осторожно сполз на пол и, стараясь не шуметь, пополз в гостиную. Через открытую дверь спальни родителей увидел спящего отца. В гостиной подполз к стенке, привстав на колени, выдвинул ящик, где лежал пистолет. Но его не было. Он стал выдвигать ящик за ящиком.
— Ты не найдешь. Мать спрятала, — раздался голос отца.
Дима повернул голову. Они молча смотрели друг на друга.
— Я не знал, что ты по отношению к матери такой жестокий. Ты же вчера за ужином видел ее счастливые глаза. Неужели ничего не понял?
— Папа, я не хочу жить!
— Я это уже слышал, — резко произнес Алексей. — Нет ног, ну и что? Ты же, черт побери, мужчина или…
Он остановился на полуслове, махнув рукой, вышел. Некоторое время Дима молча смотрел ему вслед, потом пополз к себе, лег на кровать. Слова отца, что он «мужчина», ножом прошлись по сердцу, и, не выдержав, он позвал его.
— Папа, я хочу с тобой поговорить.
— Если опять за свое, можешь не начинать.
Дима молча стащил с себя трико и плавки. Алеша удивленно посмотрел на сына. Тот приподнял половой орган.
— Смотри.
Алексей не понял, что хочет сын, но, невольно сделав шаг к нему, посмотрел на его пустой пах. В глазах стало темно.
— Не…ет… — покачивая головой, глухо произнес он и, опускаясь перед ним на колени, издал звериное рычание.
— Почему ты молчал? Кто тебе это сделал?
— Чеченская женщина… Теперь ты понял, почему я не хочу жить?
— Ты об этом матери рассказывал?
— Нет, но она, наверное, знает. В госпитале я попросил врача, чтобы об этом ей не говорил, но мне кажется, что он не сдержал слово. Когда мама собралась меня увезти домой, она пошла к лечащему врачу и после не вернулась. К вечеру пришел врач. Он сказал, что у матери случилось нервное потрясение и что пришлось ее временно госпитализировать. Через месяц мама пришла. Когда я увидел ее, понял, что она знает про это… Папа, пожалей меня, дай пистолет, в любом случае я уйду из жизни.
— Ты думаешь, матери от этого будет легче?
— Да. Лучше ей в год несколько раз приходить на мою могилу, чем каждый день видеть мой живой труп.
— Ты ошибаешься, она не будет ходить на твою могилу. Она сама будет лежать рядом с тобой.
— Нет, папа, этого ты ей не позволишь.
— Сынок, ты, наверное, не до конца понял силу ее любви к тебе. Если уйдешь из жизни, она сразу же последует за тобой. Поэтому, прежде чем решиться на такой шаг, подумай над моими словами.
Алексей с трудом поднялся, пошел в гостиную, сел в кресло и, обхватив голову руками, застонал. Перед взором стоял пустой пах сына. Ему самому уже не хотелось жить. До него, словно из глубины вселенной, донесся слабый голос сына.
— Папа…
Повинуясь его зову, он встал и, тяжело передвигаясь на костылях, пошел в свою спальню, где в ящик письменного стола Настя при нем положила пистолет. Но его не было. По его лицу проскользнула грустная улыбка. Где же пистолет?
Немного поразмыслив, Алексей позвонил Насте на работу.
— Настя, это я. Ты когда домой придешь?
— Что случилось? — с тревогой спросила она.
— Все нормально. Ты не знаешь, где мой пистолет?
В трубке было тихо. Он понял, что она озадачена его вопросом и терпеливо ждал, когда заговорит.
— Зачем он тебе?
— Из милиции пришли. Проверяют наличие оружия. Хотят убедиться, что я его не продал.
Он ждал ответа и, чтобы окончательно развеять ее сомнения, беспечным тоном произнес:
— Если у тебя есть время, приходи. Покажи им пистолет.
Она поверила ему.
— Алеша, пистолет лежит за камином…
— Это что-то новенькое… Зачем ты положила его туда?
Этот вопрос она оставила без внимания и спросила:
— Дима завтракал?
— Да.
— Он все съел?
— Да.
— Алеша, мне не нравится твой голос. Может, что случилось?
— Рядом посторонние, поэтому так и отвечаю. Ты когда домой придешь?
— У меня сегодня родительское собрание. Раньше девяти не ждите.
— Я бы хотел, чтобы ты пораньше пришла.
Она хотела ответить ему, что постарается, но не успела. В трубке раздались короткие гудки. Настя задумалась. Ей не понравился голос мужа. Он никогда так сухо не разговаривал. Из задумчивости ее вывел школьный звонок. Она пошла на урок.
Алексей положил трубку, пошел в гостиную, достал пистолет. Из магазина вытащил патроны, оставил только два, а остальные выбросил в унитаз. Некоторое время смотрел на надпись, сделанную на корпусе пистолета: «За мужество и отвагу, проявленную при выполнении интернационального долга. От министра обороны СССР». Перед взором появился министр обороны маршал Советского Союза Устинов. Тот вручал ему орден Красного Знамени и дарственное оружие. До него донесся голос сына. Он вставил магазин в рукоятку, передернул затвор, загнал патрон в патронник и пошел к сыну. Возле двери остановился. До рокового решения было всего несколько шагов, хотел открыть дверь, но невидимая сила удерживала его, и, словно наяву, увидел глаза жены. Она что-то ему говорила. «Нет, не могу!» — со стоном произнес он и повернулся, чтобы уйти, но вновь услышал голос сына и, повинуясь его зову, вошел, сел рядом.
— Сынок…
— Папа, прошу тебя, не надо. Дай пистолет.
— Если ты уйдешь из жизни, первым уйду я.
— Ты это не сделаешь. Дай пистолет!
Отец отрицательно покачал головой.
— Нет, сынок. Я уже тебе говорил: одного мы тебя не оставим…
* * *
Настя вошла в класс. Ребята встали.
— Садитесь, пожалуйста, — произнесла она и села за стол.
Она открыла журнал. Ребята ждали, когда директор назовет фамилию, вызовет к доске. Но Анастасия Александровна неподвижно смотрела в журнал. Вначале этому они не придали значения, но время шло, а директор по-прежнему неподвижно смотрела перед собой. Ребята, увидев ее бледное лицо, поняли, что у директора, наверное, неприятности.
Приподняв голову, она отсутствующим взглядом посмотрела на ребят и, отрицательно покачивая головой, со стоном прошептала:
— Не-ет, только не это! — и, тут же вскочив, стремительно выбежала.
Раскинув руки, как птица, она летела домой, умоляя Бога, чтобы Он не допустил сделать роковой выстрел.
Двери были открыты. Вбежав в спальню сына, она увидела их мертвые тела. Опираясь о косяк двери, некоторое время неподвижно смотрела на них. Потом подошла и с укором произнесла:
— Неужели вы думаете, что я вас одних оставлю? Как вы будете жить без меня?
Она была спокойна. В душе давно была готова к этому финалу и осознанно понимала, что смерть для мужа, сына и для нее была намного легче, чем та жизнь, которой они жили. Увидев пистолет, зажатый в руке сына, догадалась, что первым из жизни ушел муж. «Наверное, Дима рассказал отцу правду о себе, и тот не выдержал», — подумала она.
Она разжала пальцы сына, взяла пистолет, вытащила магазин. Патронов не было. Она посмотрела на мужа.
— Алешенька, ты, наверное, забыл про патрон, который я берегла для себя?
Она пошла в спальню, достала припрятанный патрон, подошла к телефону, позвонила в милицию, вернулась к ним. Села между ними, поцеловала их и поднесла пистолет к виску…
2000 г.
