Любая женщина, окажись она на месте Малики-Хатун, была бы довольна своим положением. Но не сельджукская принцесса, чья династия, собственно, и создала нынешний мусульманский мир, с его государствами, правителями, маликами, ханами и эмирами. Все они когда-то были данниками сельджуков, а затем, пользуясь смутой и междоусобицей, отложились от них.

Малика-Хатун занимала большой двухэтажный дом в престижной части Маййафарикина, который ей предоставил правитель. У нее были прислуга, охрана и пенсион, размер которого вполне осчастливил бы обычного человека, но был просто оскорбителен для принцессы. Она получала три тысячи динаров в месяц. То есть сумму, которую в прежние времена тратила на благовония. Но она ничего не могла требовать от Айюбидов, ибо они и этого могли не делать для нее. Малика-Хатун совершила ошибку, вверив свою судьбу наместнику Малика Ашрафа в Хилате хаджибу Али. Она решила свои проблемы в короткой перспективе, но в длительной потеряла все. Хаджиб Али освободил ее от притязаний Шараф ал-Мулка, но сам стал разменной картой в споре Джалал ад-Дина с Малик Ашрафом. Но беда была не в том, что хаджиб Али был казнен в осажденном Хилате. Ей не было дела до хаджиба Али. Она доверила хаджибу свою казну, которая исчезла после его смерти бесследно. В последней беседе хаджиб Али посоветовал принцессе уехать в Маййафарикин под покровительство Малика Музаффара, брата Малика Ашрафа и спокойно дожидаться, пока он разделается с Шараф ал-Мулком, и доставит ей казну. В дорогу она взяла лишь то, что смогла спрятать на себе, любимые драгоценности и немного денег, около ста тысяч динаров. Значительную часть этих денег она потратила на убранство отведенного ей дома. После того, как до нее дошли слухи о гибели хаджиба Али, Малика отправилась во дворец Малика Музаффара и рассказала о постигшем ее несчастье. Правитель был с ней преувеличенно любезен, обещал всяческое содействие. Через некоторое время Малика узнала, что ей выделен пенсион. Принцесса добилась еще одного приема у правителя. На этот раз Малик Музаффар был деловит и даже несколько холоден. Он заявил, что поиски ее казны не дали результатов. Сам Хилат захвачен хорезмшахом и вероятнее всего казна досталась ему, поскольку хаджиб Али находился до момента своей смерти именно в Хилате.

С тех пор сельджукская принцесса вела жизнь затворницы, следила за событиями в Азербайджане, пристрастилась к вину и удерживала себя от желания написать письмо своему последнему мужу, понимая, что султан не простит ее поступка.

Узнав о гибели султана, она испытала противоречивые чувства. Удовлетворение оскорбленного чувства и жалость. Малика-Хатун удивилась своим слезам. В конечном итоге он был причиной ее несчастий, хотя короткое время она испытывала к нему чувство, похожее на любовь. Султан Джалал ад-Дин был истинным героем. Прошел год, другой, третий. Она понимала, что ей надо каким-то образом изменить свою жизнь. Но дальше понимания дело не продвигалось. Нужно было предпринять что-то, но что именно она не знала. Так проходили день за днем, а в ее жизни ничего не менялось. В один из дней принцесса читала поэму Низами, «Хосров и Ширин», когда вошла служанка и с поклоном обратилась к ней со словами:

– Госпожа, некий господин просит вас принять его.

– Кто это? – удивилась принцесса.

– Его зовут Али.

– Что ему надо от меня?

– Он сказал, что должен передать чью-то просьбу.

– Просьбу, – горько улыбнулась принцесса, – неужели. Скажи, что я не принимаю незнакомых людей.

Служанка повернулась, чтобы уйти, но принцесса остановила ее вопросом.

– Как он выглядит?

– Он выглядит как вельможа, – ответила служанка, – и хорош собой.

Любопытство взяло вверх, и Малика-Хатун сказала:

– Если хорош собой, зови, посмотрим.

Али, стоя перед воротами дома Малики-Хатун, в свою очередь, тоже испытывал противоречивые чувства. Он помнил тот день, когда потерял работу из-за ее фиктивного развода. Каково было теперь ей жить в изгнании. Дом, в котором она жила больше подходил какому-нибудь сановнику, а не принцессе.

Из ворот выглянул сторож и сказал:

– Вы можете войти.

Малика-Хатун встретила Али в небольшой зале. Она сидела в большом черном кресле с высокой спинкой, которое было похоже на трон, и смотрелось нелепо в этом небольшом помещении. Зато женщина, сидевшая в нем, выглядела, как истинная царица. Волосы были убраны на затылке. Темно-синее платье с серебряной нитью, выгодно подчеркивало ее стать.

Али поклонился.

– Ваша светлость, – сказал он, – прошу меня простить. Я не знаю, как надо вести себя с царствующими особами. Один единственный раз, когда я был в подобной ситуации, дело происходило в походных условиях на войне. Там не было церемоний.

Али замолчал, вопросительно взирая на Малику-Хатун.

– Продолжай, – сказала принцесса.

– Мир вам, – запоздало приветствовал ее Али. – Я перейду сразу к делу… наверное я нарушаю протокол… простите мне мое волнение… Я проездом в этом городе и совершенно случайно встретил человека, который попросил меня найти вас. Он сейчас в тюрьме и просит, чтобы вы заступились за него.

– Кто этот человек?

– Шихаб ад-Дин Насави.

– Я не знаю такого человека.

– Это начальник канцелярии султана Джалал ад-Дина.

– Мне это имя ни о чем не говорит. Я не знакома с ним. Чего ради я должна просить за него. Если я чем-то обязана ему, пусть он мне напомнит.

– Ваше величество, он не говорил ни о каких обязательствах, но обстоятельства…

– Называй меня как-нибудь иначе, – прервала его Малика-Хатун, – от моего величества уже ничего не осталось.

– Для меня вы все равно остались правительницей Азербайджана.

Принцесса бросила на него взгляд и спросила:

– Кто ты такой?

– Я факих , работал секретарем у Шамс ад-Дина Туграи до его ареста. А до этого был помощником судьи Кавама Джидари.

– Вот как, – удивилась Малика, – мир тесен. Значит ты из Табриза.

– Я жил там, но вообще-то я родился в Байлакане.

– Верно ли что жители Табриза не любили меня? – неожиданно спросила принцесса.

– Я не знаю, – растерялся Али. – Как-то мне не доводилось ни с кем об этом не разговаривать.

– А ты сам?

– Что сам?

– Как ко мне относишься?

– Я не могу ответить одним словом.

– Отвечай, как можешь.

– Когда вы отстранили судью от должности, я остался без работы.

– Мне нравится твоя честность. – заметила принцесса. – Что ты там говорил об обстоятельствах?

– Насави оказался в тюрьме из-за вашего письма к правителю. Он убедил вазира наложить на него положительную резолюцию. Правитель, узнав об этом, пришел в ярость. Так из-за желания помочь вам, он оказалась в тюрьме.

– Я не буду хлопотать за него, – ответила, не раздумывая Малика, – можешь так и передать ему.

– Вряд ли я смогу еще раз увидеть его, – сказал Али. – Спасибо, что вы приняли и выслушали меня. Я выполнил его просьбу и моя совесть чиста. Я пойду с вашего позволения.

Али предполагал, что от царственных особ надо уходить, пятясь, не поворачиваясь к ним спиной. Он сделал два-три шага, чуть не упал, и повернулся, чтобы уйти уже без церемоний. Но Малика остановила его:

– Подожди, предположим, что я соглашусь. Но даже если я вздумаю просить правителя помиловать Насави, из этого ничего не выйдет. Ведь, по его словам, он из-за меня там сидит. Мое обращение еще больше разозлит Малика Музаффара.

– Это верно, – согласился Али, – логики здесь нет, я об этом не подумал.

– К тому же я сама здесь в таком положении…, – она не договорила, но Али все понял.

– Вы абсолютно правы, – сказал он. – Прощайте, спасибо, что приняли меня.

Он направился к дверям. Малика вновь остановила его.

– Постой, – сказала она, – скажи, с кем ты встречался в походных условиях, с какой царственной особой?

– С султаном Джалал ад-Дином.

Малика вздрогнула.

– Вернись, – сказала она.

Али послушно вернулся.

– Почему ты не присовокупил к сказанному слова – с вашим мужем? – спросила она. – Разве тебе неизвестно о нашей свадьбе?

– Мне известны обстоятельства вашего развода с атабеком, – ответил Али.

– Ах да, я и забыла, что ты был помощником судьи, – помолчав, Малика-Хатун добавила, – в прежнее время подобная дерзость стоила бы тебе головы.

– Простите.

– Расскажи, как это было.

– Рассказать про развод? – недоуменно спросил Али.

– Про встречу с хорезмшахом.

– Лагерь султана был разбит возле Амида. Когда я нашел его, он сидел в палате один и пил вино. Дела его шли не лучшим образом.

– Значит, он был одинок.

– Да, он пил вино в одиночестве. Пока я не составил ему компанию.

– Так бывает, когда отталкиваешь близких людей и не дорожишь ими, – с горечью произнесла принцесса, – но приближаешь к себе подлецов. Что еще?

– Он был похож на затравленного волка. Пригласил меня сесть и угостил вином, затем пожаловал мне титул малика.

– Вот как, – насмешливо произнесла принцесса, – значит ты мне ровня, что же ты здесь ломаешь комедию, кланяешься.

– С непривычки.

– Наверное, он дал тебе богатое икта.

– Он отдал мне Байлакан. Но этого города не существует. Татары вторично разрушили его. Я чудом спасся.

Насмешливое выражение исчезло с лица принцессы. Она встала и пошла к окну

– Я могу показать фирман о жаловании мне титула малика, – сказал задетый Али.

Он был равнодушен к своему титулу, но сейчас ему хотелось доказать Малике-Хатун свою правоту.

– В этом нет необходимости, я тебе верю, – произнесла принцесса. – Почему ему было не подарить одному человеку, то, что он отнял у другого.

– Простите, – Али понял свою оплошность. – Конечно, этот город принадлежит вам. Я рассказал об этом просто, потому что вы спросили. Я могу порвать указ.

Малика-Хатун сделала жест, означающий, что ей все равно.

– Что тебя связывает с этим человеком? – спросила она.

– Вы имеете в виду Насави? – на всякий случай переспросил Али.

– Да.

– Когда султан отпустил меня, я ночевал в его палатке. И кстати, он был очень недоволен этим. Он же писал указ о моем титуле и жаловании мне икта. Утром я проснулся от ужасного шума. Оказалось, что на лагерь напали татары. Я побежал к палатке султана и увидел, как слуги вывели его из палатки за руки. Он был бледен и с трудом держался на ногах. Его усадили на коня, и они ускакали.

– Он был болен…

– Скорее пьян, он пил всю ночь… самого султана я больше не видел, но потом до меня дошли слухи о его гибели. А Насави я встретил вчера на площади. Он вместе с другими арестантами подметал площадь.

– Все- таки его участь лучше, чем у господина.

– Совершенно верно.

– Ты сказал, что проездом в этом городе. Куда держишь путь?

– В Мекку. Я совершаю хадж.

– Похвально.

Принцесса молчала так долго, что Али, потеряв терпение, спросил:

– Государыня, вы позволите мне удалиться?

– Не называй меня государыней. Это выглядит сейчас как насмешка.

– Да, ваша светлость.

– Я напишу письмо Малику Ашрафу, он главный у Айюбидов. Твой путь будет пролегать через Сирию. Малик Ашраф находится в Дамаске. Отвезешь ему письмо. Я попрошу за Насави.

– Благодарю вас, – сказал Али.

– Кроме того, я хочу, чтобы ты сделал для меня одолжение.

– Все что угодно, принцесса.

Малика-Хатун бросила на него взгляд:

– Не бросайся словами. Малик Ашраф наверняка спросит тебя обо мне. Расскажи все, что ты видишь, в каком положении находится сельджукская принцесса. Свою казну я доверил хаджибу Али, его наместнику в Хилате. Но казна исчезла, и теперь я вынуждена жить на подаяния его брата.

– Почему вы не хотите написать об этом? – спросил Али. – Это будет лучше. А я передам.

– Я не знаю, сколь успешен будет твой путь. Письмо с косвенной жалобой на Малика Музаффара может попасть в руки Малика Музаффара. И кто знает, не придется ли мне разделить участь Насави.

– Вы правы, – согласился Али, впечатленный предусмотрительностью Малики-Хатун.

– Приходи завтра в это же время.

Али поклонился и ушел.

В Маййафарикине они не стали ночевать в караван-сарае, а сняли дом в центре города. В нем было три комнаты и внутренний дворик. Возвращаясь, Али специально сделал круг, чтобы пройти через площадь. На этот раз она была пуста. Али сообразил, что заключенных используют в разных местах, но ходить по городу в поисках Насави он не стал. Он был несколько раздосадован этой вынужденной задержкой, но убеждал себя, что делает это в память о султане. Когда он вошел в дом, Лада что-то размешивала в склянке, то и дело, разглядывая ее содержимое на свет.

– Никак не могу добиться нужного оттенка, – пожаловалась она.

– Что это? – спросил Али.

– Сам знаешь.

– Получается?

– Пока не знаю.

Он понимающе кивнул. После того, как они выбрались из подвала, у Лады обнаружился седой локон. С тех пор она то и дело экспериментировала с хной и басмой, пытаясь подкрасить седую прядь в тон ее русым волосам.

– Где взяла?

– Я ходила на рынок. Есть хочешь? Я купила плов и кебаб. Подними скатерть.

Али откинул белую ткань, укрывавшую поднос.

– Выглядит аппетитно, – сказал он.

– Ешь, – предложила Лада.

– А ты?

– Я уже поела.

Лада оставила свое занятие, и принесла небольшой таз для омовений и кувшин с водой. Полила Али на руки, затем подала полотенце.

– Ты ее видел?

– Да.

– Что сказала старуха?

– Она не старуха.

– Вот как, может быть, она тебе понравилась? – поинтересовалась Лада.

– Она довольно привлекательна, – сказал Али, – я бы даже сказал красива. Но, скажем так, для мужчин постарше. Потом она все же принцесса. Положение делает ее еще более привлекательной.

– Ну конечно, где уж нам простым людям с вами принцами тягаться.

Лада вернулась к прежнему занятию и яростно взбивала зеленую массу в склянке.

– Хочу заметить, что ты тоже принадлежишь к дому царствующих особ. Ведь ты жена атабека. До сих пор не могу привыкнуть к этому.

– Не знаю, – холодно ответила Лада, – я привыкла к этому сразу. Но атабек это не титул, а должность. Когда он умер, я не наследовала его титул, став его женой.

– Да, это должность, – согласился Али. – Когда он был жив, это было больше чем должность. Когда был жив его отец, титулованные особы трепетали от одного только его имени. Эмиры, малики и ханы стояли в передней, ожидая приема.

– Ничего, – сказала Лада, – я сейчас закрашу этот седой локон, и буду красивей Малики-Хатун.

– Ты испытываешь к ней неприязнь?

– Я бы назвала это ревностью, – честно призналась Лада, – какие чувства, по-твоему, я должна испытывать к бывшей жене моего мужа.

– Думаю, что ровные. Бывшая жена твоего бывшего мужа. Надо изрядно стараться, чтобы поддерживать в себе ревность.

– Так я стараюсь, – сказала Лада и не выдержав, засмеялась.

Али заметил:

– Ты красива и с седой прядью.

– Тогда возьми меня в жены, – предложила Лада.

Али покачал головой:

– Это невозможно.

– Почему, я тебе не нравлюсь?

– Как ты можешь не нравиться? Не в этом дело.

– А в чем?

– Ясмин ревновала меня к тебе. Если я возьму тебя в жены, это будет нечестно по отношению к ней.

– Но она умерла. Ей все равно. И, возможно, там, на небесах она перестала меня ревновать к тебе. Она теперь лишена человеческих слабостей.

– Возможно, но я-то пока здесь.

– То есть ты хочешь сказать, что ты никогда не женишься?!

– На тебе нет.

– Но это же нечестно.

– Должен тебе напомнить, что я еще ношу траур.

– Прости. Я умолкаю.

Когда они выбрались из подземелья, город лежал в руинах, и все вокруг было завалено мертвыми телами. Мертвецов никто не хоронил, и от ужасного запаха сводило дыхание. Татар не было, они ушли дальше на север. В течение трех дней город был подвержен грабежам и насилию. Затем, разрушив все, что они не могли унести с собой, монголы покинули Байлакан, оставив после себя только руины. Сначала направились к Араксу, перебрались на другой берег. И здесь им повезло. Они наткнулись на караван торговцев, имеющих пайцзу на свободное передвижение. Али договорился с караван-баши, выдав себя за купца, чьи товары пропали в разрушенном Байлакане. Караван шел в Дийар-Бакр. Али обещал щедро заплатить в Маййафарикине, где он сможет обналичить вексель в любой еврейской меняльной лавочке. Караван-баши поверил ему и предоставил им двух запасных лошадей. В одном газе от Маййафарикина Али рассчитался с караван-баши. Для этого ему не понадобилась еврейская контора, золотые динары были зашиты в его одежду. Но по понятным причинам он это скрывал.

Сколько он ни уговаривал Ладу вернуться на Русь к родителям, она наотрез отказалась от этого.

– Так что она сказала? – спросила Лада.

– Она напишет письмо правителю Дамаска Малику Ашрафу. Он главный в династии Айюбидов. Мне вообще-то казалось, что главный Малик ал-Камил, правитель Египта. Но ей конечно виднее. Мы отвезем это письмо в Дамаск. Все равно наш путь лежит через Сирию. Завтра я зайду к ней за письмом.

– Когда мы поедем?

– Я узнаю, идет ли караван в Сирию в ближайшее время.

– А без каравана сами не можем поехать?

– Можем, но это опасно. Сирия граничит с владениями крестоносцами. Несмотря на перемирие, стычки происходят постоянно. Я уже не говорю о разбойниках.

От низложенной царицы трудно ожидать человеколюбия, тем более к участи человека из окружения ее бывшего мужа, который в конечном итоге был причиной всех ее бед и лишений. Но в данном случае, Насави все рассчитал правильно, ибо он опытный царедворец, как никто знал о том, что благодарность никогда не была сильной стороной царствующих особ. Поэтому он не уповал на то, что Малика-Хатун, узнав о том, что он пострадал из-за нее, прибегнет к заступничеству. Но участие в его судьбе было лишним поводом напомнить о себе, и сельджукская принцесса, будучи человеком умным не преминет воспользоваться этим. Только напомнить, не просить, это было красноречивее просьбы. Малика-Хатун, сама, находясь в стесненном положении, просит за другого человека. Понимая, что он совершает какие-то избыточные поступки, Али все же отправился в тюрьму. Насави заметно обрадовался его приходу. Али невольно вспомнил, как он был недоволен, когда глава охраны султана привел его на ночлег в палатку, но напоминать об этом не стал. Он не был злопамятен.

– Спасибо, что пришел, – сказал Насави, – тебе удалось разыскать ее?

– Да. Я сделал все, что вы просили. Не сразу, правда, но она пообещала написать письмо Малику Ашрафу.

– Ты объяснил кто я, и за что попал в немилость.

– Да. Все как вы просили.

– Это правильное решение. Написать Малику Ашрафу. Сам Аллах послал мне тебя.

– Ну что вы, – возразил Али. – Аллаху нет никакого дела до нас. Иначе разве он позволил бы татарам вырезать целые города.

– Не гневи Бога, он послал нам испытания за какие-то наши грехи.

– Татары убивают без разбора, даже грудных младенцев, детей, у которых нет еще грехов.

Насави не ответил, лишь молча покачал головой.

– Я совершаю хадж, – сказал Али, – в Дамаске передам письмо и двинусь дальше в Мекку.

– Только умоляю тебя, не передавай письмо в канцелярию. Оно может лежать там так долго, что я здесь состарюсь. Постарайся передать его прямо в руки.

– Малику Ашрафу? – усомнился Али.

– Я знаю, ты сможешь, – убежденно сказал Насави.

– Иншаллах, – ответил Али.

Он протянул Насави сверток:

– Здесь еда, я купил на рынке для вас – хлеб, сыр, зелень, вареное мясо.

– Спасибо, – сказал растроганный Насави, – не знаю, как и благодарить тебя.

Али собрался уходить, простился, но Насави окликнул его:

– Странно, что ты держишь обиду на Аллаха, – сказал он, – а сам едешь в Мекку.

– В этом нет ничего странного, – невозмутимо ответил Али. – Я надеюсь достучаться до него. Там все- таки поближе будет.

Малика-Хатун сдержала свое слово, на следующий день, она приняла Али и собственноручно отдала ему в руки письмо. Али поблагодарил ее от имени Насави.

– Будет ли у вас, ваша светлость, еще какое-нибудь поручение дополнительно?

Малика-Хатун удивленно взглянула на него.

– Отрадно видеть человека, радеющего за интересы других людей.

Али поклонился.

– Скажи честно, – спросила Малика, – каков твой интерес в этом деле?

– Совершенно никакого, – искренно ответил Али.

– Тогда зачем ты это делаешь?

– У меня недавно при родах умерла жена, – неожиданно для себя сказал Али, – в моей жизни образовалась пустота. И мне нужно ее чем-то заполнить. К тому же вы сами сказали, что это по дороге, мне будет нетрудно это сделать.

Малика удивленно взглянула на Али. Ответ оказался неожиданным и для нее тоже.

– Начало твоей фразы противоречит ее концу. Но мне жаль твою жену. Когда окажешься в Дамаске, не отдавай письмо в канцелярию, постарайтесь добиться аудиенции у Малика Ашрафа. Я желаю тебе легкого пути и удачи.

Али поклонился и ушел. Дома он сказал Ладе:

– Может быть, рассказать ей о казне Узбека. Все- таки она была его женой и имеет право на его долю.

– Прежде всего, она была причастна к его смерти, – холодно ответила Лада. – И откуда у вчерашних простолюдинов такая жалость к царицам?

Али промолчал.