В 1050 году по дорогам Восточной Европы ехал богатый кортеж. Венгрия и Чехия, Польша и Германия были на его пути! Два десятка надежных крытых повозок сопровождал великолепный эскорт. Тяжело взлетали и грузно прыгали на камнях массивные средневековые кареты, заставляя трястись своих пассажиров и вздрагивать поклажу. Скрипели деревянные колеса, но держали бесценный груз! Три сотни воинов, в кольчугах и шеломах, с копьями и щитами, охраняли караван. Спас византийского канона был вышит на знамени, которое с достоинством вез статный воин в кольчуге. У другого знаменосца на стяге Георгий Победоносец убивал копьем дракона. Но были тут не только русские витязи, но и франкские рыцари. На бирюзовом фоне их знамени красовались три золотые лилии: герб новой королевской династии – Капетингов! Из окон нескольких карет в центре кортежа то и дело выглядывали милые женские лица. По большей части юные! Ясноглазые, русоволосые пассажирки в ярких рубахах и венцах за парчовыми шторами следовали в этих каретах! Девицы смеялись, указывали пальчиками в перстеньках на пейзажи и новые для глаза городки, проплывавшие мимо, кокетничали с отважными воинами. А воины были и рады! За таких красавиц и жизнь отдать не страшно! Первой из юных пассажирок была дочь киевского князя Ярослава Мудрого – Анна Ярославна. Самая юная и самая смышленая. Бывает и такое! Его любимица! Восемнадцатилетнюю девушку везли на Сену, в Иль-де-Франс. Но вначале они заедут в Реймс! Именно там Анну ждет ее жених. Там, в Реймсе, уже скоро она должна была стать законной супругой Генриха Первого Капетинга, а значит, и королевой Франции!

Пару месяцев назад из далекого города Парижа в град Киев прибыло посольство от короля Генриха Первого. Его возглавляли шалонский епископ Роже и богослов Готье Савьер. Они везли с собой дорогие подарки! Самые дорогие, какие только мог позволить себе король Франции. И едва посольство подъехало к стольному граду Киеву, как дыхание перехватило у гостей русской земли…

Но отчего же случилось так? Почему у Европы задрожали колени, когда она увидела перед собой Русь?..

В те далекие времена, когда средневековые итальянские аристократы жили в каменных башнях и погибали на улочках Рима в бешеных стычках друг с другом, когда по узким улочкам Парижа, похожего на большую деревню, текли нечистоты, и несчастным горожанам приходилось уворачиваться от помоев, которые выливали им на головы из окон, когда Германия и Англия были такими же захудалыми и дикими странами, как и Франция, а скандинавские страны просто походили на вольеры с дикими животными, пожирающими друг друга, иной уклад жизни процветал на Руси.

Киевской Руси Ярослава Мудрого!

Праправнук Рюрика, сын «святого Владимира», крестившего Русь, Ярослав Мудрый сумел создать целую славянскую империю, простиравшуюся от Балтийского моря до морей Черного и Азовского. На севере оплотом его империи был Новгород, на западе – Смоленск, южнее – Чернигов и Полоцк, на Азове – Тмутаракань. Киев, столица князей Рюриковичей, великой твердыней возвышался над другими русскими городами. И оттого его почтительно звали «отцом городов русских».

Ко времени Ярослава в столице звонили колокола четырехсот церквей! А ведь менее полувека назад Русь официально приняла православие. Еще с Владимира осталась строгая Десятинная церковь, поставленная на месте убиения первых мучеников на Руси за христианскую веру – Феодора Варяга и его сына Иоанна. И уже была возведена киевская Святая София – собор-копия Святой Софии Царьграда. Она выросла во имя Господа после спасения Руси от печенегов. И всех гостей Киева встречали исполинские Золотые ворота и храм над ними! И все это сверкало позолотой, слепило глаза и наполняло благоговением сердце!

Запад такой красоты не знал! И, если честно, не узнает еще долго!..

Киев открыл перед гостями ворота…

Если быть честными, стоит сказать, что пару лет назад король Генрих Первый Французский уже засылал сватов на Русь к Анне Ярославне, но получил отказ. То ли даров, а значит, и уважения оказалось мало, то ли другие планы на дочь были в ту пору у великого князя…

У Ярослава Мудрого было шесть сыновей и три дочери. Их матерью стала Ингигерда – дочь первого христианского короля Швеции Олафа Шетконунга. На Руси она взяла имя Ирины, а крестилась как Анна. Ингигерда шла вместе с мужем той кровавой военной дорогой от новгородского княжения до киевского и всегда была ему опорой. И теперь они вместе торжествовали победу и праздновали триумф своей большой семьи! Для каждого из детей удачливый европейский правитель Ярослав Мудрый и его жена Ингигерда, принимавшая активное участие в судьбе государства, готовили великую судьбу. Сыновья стали княжить в крупнейших городах Киевской Руси. А дочери?.. Старшую Анастасию Ярослав Мудрый собирался выдать замуж за принца Венгрии Андраша Белого, который изгнанником жил при киевском дворе, а среднюю Елизавету Ярослав решил отдать за отважного норвежского принца Харальда Сигурдарсона. Викинг ждал этого союза много лет и во имя возлюбленной совершал отважные подвиги в Средиземноморье! Сотни раз он рисковал жизнью ради княжны, сотни кораблей ограбил и потопил Харальд, чтобы накопить приданое и понравиться великому тестю! А сколько он написал стихов для дамы своего сердца, ведь Харальд был еще и талантливым поэтом!

Между сражениями, зализывая раны, он писал:

Сицилию мы обошли стороной, Корабль наш плыл на восход! Но сердце меня все влекло за собой: Томился я днем и ночною порой О деве, что витязя ждет!

Настоящим Орфеем дикого и свирепого средневековья был конунг Харальд! Он пересылал с нарочными свои произведения на Русь, и три сестры в стольном граде Киеве с жадностью читали его поэмы.

– Вот, послушайте, послушайте! – восклицала старшая Анастасия. – Вот, вот!..

И она декламировала дальше:

Арабы нас превосходили числом, Врывались мы в бой, точно в ад! Но в схватках смертельных я думал о том, Что в Гардах [11] далеких есть княжеский дом И девы возлюбленной взгляд!

Средняя Екатерина заливалась краской – ведь эти строки посвящались ей! И самая большая книгочейка в киевском княжеском доме, любимица Ярослава Мудрого – младшенькая дочка Анна, читала взахлеб уже следующий листок:

Шестнадцать на том корабле было нас! Шестнадцать нас ждало смертей! Но видел сквозь бурю я свет милых глаз! И снова любовью я спасся в тот час К избраннице, в Гардах, моей!

Как же Анна, тогда еще двенадцатилетняя девчонка, завидовала сестре! Уже скоро Гарольд вернется с приданым из своего затянувшегося грабительского похода. Сердце Елизаветы Ярославны будет завоевано им безраздельно. Гарольд отпразднует свадьбу и увезет киевлянку в далекую Швецию. К тому времени Анастасия уже была женой Андраша Венгерского.

И бывает же такое: обе дочери Ярослава вышли замуж по любви! Оставалась младшенькая, Анна. Какое место в жизни ожидало ее? Где и с кем? А может быть, первый раз киевляне отказали франкам потому, что Ярослав Мудрый не хотел отдавать любимую дочь за того, кого не знал лично? За короля, чьи земли были так далеко, что и за пару месяцев не доберешься! Да еще этот король был куда старше невесты! Сам в отцы ей годился!

И гадать нечего, все было именно так! Шестнадцатилетняя Анна упала в ноги к отцу и зарыдала:

– Не хочу я, батюшка, за старика замуж! – Она-то видела, какие красавцы, молодые принцы, достались старшим сестрам, обзавидовалась! – Да еще на край света! – Она ревела, крепко обняв ноги отца. – Лучше утопите меня в Днепре, батюшка, чем старику в руки отдавать! Лучше заприте в тереме, на хлеб-воду посадите, только от себя не отпускайте!

– Да какой же он старик? – запротестовал Ярослав Мудрый, пытаясь поднять дочь с колен. Хотел он ей сказать, что у царей и королей, а пуще императоров возраста нет. Главное, чтобы крепко на троне сидел и сила мужская была – наследников плодить. Если все так, то и молодец! Да только поди объясни это юной дочери, романтическому сердечку! – Люди говорят, всего-то ему сорок лет, – миролюбиво добавил Ярослав, наивно полагая, что тем успокоит умную дочку. – Ну, может, сорок один… Не более!

– Не пойду за старика, – сжав зубы, процедила юная Анна. – Утопите лучше! А вы не решитесь, сама утоплюсь! Богом клянусь – утоплюсь! Днепр большой – и не сыщите!

И батюшка сдался. Легко сдался! Да и не хотел он отпускать от себя любимую умницу свою, свет очей его, которая, как и он, проводила многие часы в одной из лучших библиотек мира! В киевской библиотеке! Диву давался Ярослав, когда видел ее за раскрытыми фолиантами в золотых переплетах! Ведь еще и оттого слыл Ярослав Мудрым, что сам был книжником и однажды повелел скупать книги со всего мира и везти их в стольный град Киев! Ни в чем не хотел отставать от города-светоча Константинополя и от его мудрых и гордых императоров!

Но вот прошли два года, и Анне исполнилось уже восемнадцать. Еще пару лет в девках – и старухой станет! Никто уже не возьмет! А короли и принцы на дорогах, оказывается, не валяются. И даже в очереди по дороге к Киеву не стоят. Может быть, чухонский королевич за счастье посчитал добиться ее руки, да кому он нужен? Или азиат какой, принц, и возжелал бы пресветлую княжну, да великий князь за азиата-басурманина не отдаст! А за своих витязей выдавать – какой прок? Да и кто достоин великой княжны? Никто! Сестры разъехались, уже и детей родили. Два брата – Изяслав и Всеволод – тоже в других землях счастье нашли. Первый на польской царевне женился, второй – на византийской! Сын Всеволода теперь, коли родится, Мономахом станет! Неужто в Киеве Анне, золотоволосому цветку, зачахнуть? Вот всем скопом и уговорили юную княжну выйти замуж за далекого франка!

Тем более, что в этот раз и подарки были дорогие! Под строгим взглядом шалонского епископа Роже прислуга франков раскладывала у трона киевского князя дары: боевые мечи и кинжалы, драгоценные серебряные чаши и украшения.

– Думай, девочка моя, думай, – тихонько приговаривал Ярослав Мудрый дочери, сидевшей от него по левую руку. – Видишь, как Генрих-то расстарался в этот раз! – а подарки все несли и несли, у ног великого князя все укладывали горками. – Небось в этот раз с себя последнее снял… Что скажешь, дочка?

– Он за это время еще на два года старше стал, – вздохнула девица.

– Ну так и ты не помолодела…

– Сейчас возьму и расплачусь от горя, – вздохнула Анна.

«Соглашайся! Соглашайся, царевна! – из-за кресла хором тянули придворные мамки и няньки. – Свет наш ясный! – им уже сказали, что говорить, на что упирать, чем пугать. – От этого короля откажешься, следующий жених уж точно из степи пожалует! Косоглазый! В юрте будешь жить! Кисло молоко пить! Коней есть будешь! Так и заржать недолго!»

А с подарками привезли и портрет Генриха. На холсте король выглядел очень даже лепо: солидно, волосом он был черен, не сед, лицом вполне пригож, в доспехе и плаще, подбитом горностаем.

– Это точно он, Генрих, жених мой? – спросила Анна у епископа. – Ваше преосвященство?

– Он самый, ваше высочество! – гордо воскликнул священник в черной сутане.

– А когда писали этот портрет? – вновь спросила любопытная киевлянка. – Год или десять лет назад? – Тень сомнения легла на свежее лицо княжны, пылавшее от смятения и переполнявших ее чувств. В синих, припухших от слез глазах таился вопрос. – А то, может быть, этому портрету уже лет двадцать?..

– Тридцать, – бросила ее мать Ингигерда, стоявшая у окна и нервно колотившая пальцами в перстнях по деревянному вощеному подоконнику. – Ну, Аннушка!..

– А вы, матушка, не смейтесь, – очень серьезно молвила дева. – Тут не по грибы-ягоды зовут, а замуж! – И тотчас переключилась на епископа: – Так когда писали портрет?

– Да перед самым нашим отъездом и писали, – заверил девицу епископ Роже. – Все ради вас, ваше высочество! Наш король Генрих полюбил вас по одним только описаниям! Слава Господу, чувство его искреннее! Благороднее нашего короля трудно найти на свете рыцаря!

– А отчего же в своем краю он себе невесту не нашел? Или он какой-то не такой?

– Всем он такой, – миролюбиво увещевал епископ.

– Так отчего же? – противилась Анна. – Вдруг у него по шесть пальцев на ногах?

Епископ не знал, как ему и быть!

– Еким-привереда остался без обеда, – глядя на княжеский двор, где конюхи ловили строптивого жеребца, процедила великая княгиня.

– Да-да, – кивнула юная княжна. – Лицом пригож, а как снимет сапоги… Откуда мне знать?

– В наших королевствах, ваше высочество, – терпеливо объяснял епископ Роже, – его величеству найти невесту трудно, потому что все ему так или иначе родственницы…

– Как так, ваше преосвященство?

– А вот так, ваше высочество. Ведь у нас в Европе все троюродные братья и сестры давно переженились. А то и кузены! – Епископ был как на иголках: судьба его королевства решалась, счастье короля висело на волоске. – А сие богопротивно! Церковь не рекомендует, даже расторгает порой такие-то браки!

– А-а, тогда ясно, – немного успокоилась Анна. – Жаль, король сам к нам не приехал, да, матушка? – обернулась она. – Андраш, венгерский принц, у нас гостил, и Харальд тоже…

Великая княгиня еще крепче сжала зубы.

– У нашего короля много дел! – попытался защитить своего государя епископ Роже. – Война, ваше высочество!

– Так у всех война…

Епископ даже руки сложил на груди:

– Скажу как перед Богом: мой король будет любить вас больше жизни! Он прослышал о вашей красоте и теперь думать ни о какой другой невесте не может!

– Вот и ты думай, дитятко, – ласково обернулась к ним мать невесты и дочь викинга Ингигерда, – не упусти возможность… Увянешь ведь в Киеве с таким-то норовом…

А что матери было жаловаться на норов дочери? Все детки в отца и в нее пошли! Трудно было найти на свете более расчетливых, властолюбивых и мудрых государей! Кремень была пара! И младшая дочь, все взвесив своим хоть и юным, но женским, к тому же княжеским умом, решила, как ей быть.

Пришла к родителям и, смиренно опустив очи, перед портретом Генриха сказала:

– Я согласна, батюшка. Сделаю по-вашему, маменька. Не верю я портрету, – она подняла глаза на холст, доставленный с другого края земли, – но что поделаешь? Видать, судьба моя такая: ехать в тридевятое царство! – Анна уже с интересом разглядывала портрет. – За старика замуж выходить. Что ж, коли Господь хочет, то и старика полюблю, и детей ему рожу! – Алые губки ее дрогнули, и она неожиданно всхлипнула носиком. – Сколько попросит!..

– Вот и ладненько, – положив все еще богатырскую руку да еще пуще тяжелую от перстней на ручку дочери, кивнул Ярослав Мудрый, правда, у него от жалости к дочери сердце сжалось и тоже слеза навернулась! Большая княжеская слеза! Ярослав даже переглянулся с женой, но властный взгляд северянки был тверд, как сталь. – Будь по-твоему, Аннушка…

– Мудрое решение, – кивнула мать. – Вся в отца пошла!

– Отдаю дочь за вашего короля! – тотчас же объявил послам великодержавный Ярослав.

Наконец, он в первую очередь великий князь, а потом уже отец. И должен думать о выгодах своего престола, о большой политике и международном положении, о том, что нечего красавице дочери за отцовский кушак держаться: княжна, как и любая баба, жить должна с мужем и детей рожать. А у такой дочери, как его Аннушка, каждый ребенок на вес золота будет! Великая княжна королей и королев для всей Европы должна нести!.. И ведь прав был Ярослав Мудрый, еще как прав! Через дочь его Анну кровь его русско-варяжская разольется по жилам почти всех европейских королей и будет течь тысячу лет!

Итак, великий князь и его дочь Анна дали согласие. Епископ Роже ликовал: посольство увенчалось успехом! Виват! А как Господь-то обрадуется! У его короля будет молодая красавица-жена, с которой у них ни капли общей крови!

И начались сборы в далекую страну. Сборы и слезы. Но радости все-таки было больше. Тут, в Киеве, все изведано, все дорожки пройдены. А там, в стране франков, именуемой Францией, все ново будет, все интересно! Хоть и со стариком мужем…

– Мне, батюшка, их франкский язык неприятен, – говорила Анна любящему отцу. – Я, конечно, его выучу, а вдруг свой в далеких краях позабуду?

– Да как же ты его забудешь, доченька, ты ведь с собой подруг да прислугу заберешь, сколько пожелаешь!

– Я книги возьму, батюшка! Много книг! – предупредила она. – Без книг никуда не поеду! – она даже топнула ножкой. – Больной скажусь – пусть забирают подарки!

– Бери книг столько, сколько тебе надобно, дочка, – говорил Ярослав Мудрый. – Неужто мне для тебя чего-нибудь жалко? – и он прижал ее к себе: – Глупенькая, дитятко…

И пока слуги набивали сундуки и тюки киевским добром, пока отбирали лучших воинов для сопровождения княжны в дальние страны, Анна устремилась в отцовскую библиотеку, где знала уже многое, но далеко не все! На это все ей и десяти жизней бы не хватило! Но она была такая любознательная, и столько в ней уже трепетало взрослой силы! Арочные своды и дубовые полки, уставленные книгами, и сундуки с теми же книгами открылись ей. Поблескивали золотые да серебряные оклады…

«С чего бы начать? – подумала княжна. – С Евангелия, конечно!»

Княжеская библиотека тонула во мраке. Поздняя ночь была!

Открылась кованая дверь, и затрепетало пламя свечей на сквозняке! В библиотеку вошел великий князь…

– Что, батюшка, жалеете, что разрешили мне черпать из вашей житницы?

Глядя, как дочь выбирает книги, Ярослав улыбнулся.

– Нет, милая, не жалею, – с любовью ответил он.

– О чем тогда думаете? – обернулась она к нему.

– А ты права, – кивнул он, – думаю… – Он окинул взглядом гору богослужебных книг, отобранных княжной. – Ты, доченька, не только Священное Писание да наставления святых людей возьми с собой…

– А что еще взять?

– Возьми с собой в далекие края древние руны. Их здесь много! – он сел на скамью. – Я эти книги полжизни собирал, Аннушка. Но когда я упокоюсь, знаю, монахи найдут их и сожгут. Епископы и монахи ничего старого ни видеть, ни слышать не хотят. Пока они меня боятся. Митрополит Феопемп интересовался, что это за тайные письмена храню я? А дьякон Пимен, который от него не отходит, уже корил меня, что бесовские книги на бесовском языке держу вместе со святыми книгами! Да откуда знать Пимену, что это за книги? О том, что наши предки чертами и резами писали, он и слышать не хочет! А в тех книгах часть души нашего русского народа осталась. Как я могу от своих дедов отречься? Позором бы я себя покрыл, коли бы так сделал!

Ярослав Мудрый знал, о чем толковал любимой дочери! Середина одиннадцатого века! Это было время, когда жители Скандинавии, Балтии и Восточной Европы только-только свыкались с новой религией – христианством. Как мы уже сказали, отец Ингигерды, матери Анны, был первым христианским конунгом Швеции, а до него все поколениями поклонялись Одину! Отец Ярослава Мудрого – Владимир – стал первым христианским государем Руси. И то ведь, много религий пересмотрел, прежде чем принять именно православие. Все думал, решал, какую такую веру выбрать ему, которая бы объединила и сплотила Русь? Мусульманство отверг, сказал: русскому человеку без вина тяжко будет! Католиков отверг, потому что не любил их за чрезмерные политические аппетиты и агрессивность. С Византией много было стычек у русов – и беспощадных стычек! – но уж больно красив был обряд византийский! И многие дружинники, служившие в Константинополе, возвращались на родину не только с тяжелой мошной, набитой золотом, но и приобщенными к православной вере. Да и княгиня Ольга, жена князя Игоря, прабабка Ярослава Мудрого, хоть и тайно, говорят, но приняла православие. Снизошла на нее благодать! Это Святослав, сын ее, дед Ярослава, был жесточайшим гонителем христианства: никого не жалел! Священников особенно. Черепа дробил, на копья поднимал… Чистый зверь!

И потом, видел Владимир, какая сила и мощь у константинопольского императора! Никогда бы императоры не получили такого могущества, поклоняйся они разноплеменным идолам! Язычество только разъединяло племена! У каждого свой идол. Хочешь создать величайшую державу: найди общий для всех духовный корень! То, что не только интересы сплотит, но и сердца, и души! Вот тогда и силен станешь, и непобедим!

Жестокий тиран и вдохновенный женолюб Владимир Рюрикович был очень умным и дальновидным политиком! Всем на зависть!

Ярослав унаследовал практицизм отца. Новый великий князь, полжизни воевавший с родней, был и впрямь мудр. В отличие от отца он был еще и книжником! Ярослав приветствовал настоящее, верил в будущее, но и понимал прошлое своего народа. Ведь по всей земле русской еще жили жрецы Сварога и Перуна, Ярилы и Велеса, они только ушли в тень, чтобы не попасть в жестокую опалу, не подвергнуться пыткам и огню. Только в городах христианская церковь восторжествовала в полной силе, а по селениям Руси, по всем ее бескрайним просторам волхвовали как прежде! И не думали жить иначе! И все так же, как и сотни лет назад, жрецы Сварога и Велеса приносили жертвы у алтарей своих богов и взывали к ним!

Да, одной ногой Русь шагнула в будущее, но другой все еще крепко стояла в прошлом…

– Ты вот что запомни, милая, – сказал Ярослав дочери, – король Генрих и франки твои… да-да, – серьезно кивнул он, – они скоро твоими станут! – так вот, для них что азбука Кирилла, что глаголица, что черты и резы – все едино. Они только латиницу знают! У тебя наши руны никто не тронет. Со временем ты сама решишь, как быть со своей библиотекой. Забирай все, что пожелаешь, дочка…

Ярослав вдруг нахмурился.

– О чем призадумались, батюшка?

– Есть среди этих книг особая книга, доченька, – великий князь кивнул. – Ее «Книгой судьбы» народа нашего зовут. Не на пергаменте она, а на досках высечена. – Ярослав Мудрый подвел ее к сундуку и открыл крышку. – Вот она…

– Эти дощечки?

– Именно.

Сотня исписанных досок лежала тут! А то и поболее…

– Они нашему роду от волхвов достались. И кто черты и резы читать умеет, тот прочтет, что книга эта о предках всех русов глаголет. О том, как ветра времени носили их по земле! Я тебе прежде не говорил о ней, но так ты мала была. А теперь скажу так: забирай ее в страну франков.

– А не жалко, батюшка?

– Жалко. Но после моей смерти Пимен, коли меня переживет, ее первую в костер и бросит! Или кто из его учеников-ревнителей…

– Отчего же?

Ярослав мудрый улыбнулся:

– Оттого. Уж больно громкие имена старых богов в тех письменах!

– А что за имена? Покажи! – попросила Анна.

Ярослав Мудрый пригляделся к дощечкам и взял одну из них:

– А вот, милая, сама посмотри, – и протянул ее дочери.

Анна осторожно взяла дощечку с древним алфавитом. Большие и шершавые. Старые-ее! Странные…

– Головы зверьков с краю, батюшка, зачем?

– Думаю, они годы или месяцы отмечают. Так прежде было. Кто теперь скажет?

– И ведь поди разбери, какие куда, – молвила Анна. – А все-таки необычные буквы, батюшка, если с кириллицей сравнивать: все под строчкой написаны…

– Это они теперь необычные, а прежде обычными были, только очень давно! – Ярослав Мудрый требовательно взглянул на дочь: – Тебя ведь втайне от Пимена учили рунам, я знаю, вот и прочти…

Анна не сразу сумела разобрать слова, но вскоре поняла, что к чему. Ее учили этому языку! Не митрополит Феопемп, не Пимен, не другие учителя церкви. Учили дед Любомир, кудесник, и бабка Варга, повитунья. Которые еще отца ее Ярослава учили уму-разуму. По-своему, конечно. И деда ее, Владимира, хорошо знали… И помогали ему!

И то правда: церковные пастыри пришли на Русь – новую веру насаждать, истуканов жечь, дьявола изгонять! Спасение души проповедовать! Но разве знали они медицину? Знали, как заговорить ту или иную хворь? А как принять роды? Увы! Докторов-то новых не было! И не будет еще столетия! А свои жили рядом и помогали: и травами, и наговорами, и опытом великим. И оттого держались своих старых кудесников и повитух князья. И бегали меж ними детки, и ходили к ним за советом, и учились у них таким премудростям, которым в церквах тебя не научат.

Вот и Анна Ярославна знала таких мудрецов из народа и умельцев и многому у них научилась.

Юная княжна приложила к строке палец и прочитала:

– «Все сотворенное можно познать, если понять тайну Триглава: богов Сварога, Перуна и Святовита…» Так, батюшка?

– Почти, – кивнул он. – Читай дальше, Аннушка…

– «Хвала Триглаву», – прочитала Анна на первой дощечке самое начало «Книги судьбы». И стала читать дальше:

Воспойте Триглава, славяне, великого бога! Так деды и прадеды наши воспели Сварога! Когда выйдет срок и земное пройдет лихолетье, у их родников мы напьемся водою бессмертья!

Что-то дивное рождалось от этих слов в самой глубине ее сердца! И хотелось читать дальше. Но для начала стоило потрудиться, чтобы разобрать эти хитрые буквы. Но у нее получилось, еще как получалось!

И она читала дальше:

Всем родом давайте Перуна мы в песнях восхвалим! Его, Громовержца, из όгня, отваги и стали. Погибшие в битвах за право отцовское с честью, в Перуновом войске шагают героями в вечность. И, разгадывая при свечах, читала следом: О, бог Святовит, бог животворящего света! Тобой наши души озарены и согреты! И в сумраке дней и в затменьях сердец не остави: веди нас стезею спасительной Прави и Яви! Правь и Явь! Какие удивительные слова!.. Воспойте Триглава, славяне, и ждите подмогу, в те дни и века, когда выйдем навстречь Чернобогу!..

– Красиво, батюшка!

– Еще как красиво, Аннушка, жаль будет, если эти доски сгорят! А ведь они их точно спалят, ведь сколько тут одних только имен прежних богов перечислено!

– Так я прочитаю дальше? – Она взяла следующую дощечку.

– Читай, Аннушка, – кивнул любящий отец.

– «Сварог, Перун и Святовит – эти три бога охватывают небо, – прочитала она. – А в небе том Белобог сражается с Чернобогом… А за ними стоят Велес, Хорс и Стрибог. А затем – Вышень, Леля и Летеница. Затем Радогощ, Крышень и Коляда, за ними – Удрзец, Сивый Яр и Дажьбог. А там Белояр, Ладо, а также Купала…» – Она посмотрела на отца.

– Он самый, только теперь он Иваном Купалой зовется… Читай, милая, у тебя хорошо выходит…

Палец девушка вновь заскользил по строке.

– «…а дальше и Сенич, и Житнич, и Венич, и Зернич, Овсенич и Просич, и Студич, и Ледич, и Лютич. За ними вслед Птичич, Зверинич, и Милич, и Дождич, и Плодич, и Ягодинич, и Пчелич, Ирестич и Кленич, Озернич и Ветрич, Соломич и Грибич, и Лович, Бесидич и Снежич, и Странич, и Свендич, и Радич, Свиетич, Корович и Красич, и Травич, и Стеблич…» Но как же их много, батюшка! Запутаешься, к кому обращаться!

– А наши предки не путали. Они еще и говорили с каждым из них!

Анна взяла новую дощечку.

– И ведь никак не кончатся! «За ними и Родич, Масленич и Живич, и Ведич, – на одном дыхании читала девушка, – и Листвич, и Цветич, и Водич, и Звездич, и Громич, и Семич, и Липич, и Рыбич, Березич, Зеленич, – она едва перевела дух, – и Горич, и Страдич, и Спасич, и Мыслич, и Гостич, и Ратич, и Стринич, и Родич! И с ними Семаргл-Огнебог: он чистый и яростный, быстро рожденный!» Да, батюшка, нелегко ведунам нашим было! Со всеми-то разговаривать! Но зачем их так много?!

– А ты по их именам должна рассудить, зачем! Для всякого случая свой бог, милая, – рассмеялся Ярослав Мудрый. – Для чего Дождич?

– Чтобы дождь шел и земля плодоносила? – ответила вопросом умная девушка.

– Правильно, – кивнул великий князь. – А Ратич зачем?

– Чтобы в бою победить?

– Именно! А Мыслич, чтобы думать искуснее можно было! Я так мыслю, – рассмеялся Ярослав Мудрый. – А иначе зачем ему такое имя? – Он вдруг стал очень серьезным. – А теперь представь, попадут эти дощечки к нашим монахам. Что будет?

– А что будет?

– За сердце они схватятся, вот что будет! Монахи наших Птичичей и Ратичей, Дождичей и Листвичей пуще смерти боятся и ненавидят! Для них все, что прежде было, от дьявола. А ведь это не так. Да поди докажи! А станешь заступаться, еще в чародействе каком обвинят.

Анна Ярославна взяла еще одну дощечку.

– Должна же я понять, к чему такое перечисление, а то не усну! «И все те боги подчиняются Триглаву, – прочитала она продолжение. – К ним ты придешь, и служитель ворота откроет, и пустит сюда – в прекрасный сей Ирий…» А что такое Ирий, батюшка?

– А это наш славянский рай, дочка. Так, я помню, говорили волхвы. Из Ирия аисты выносят души младенцев и несут их к чреву рожающих матерей…

– Понятно, – кивнула Анна. – «Течет Ра-река там, та, что разделяет небесную Сваргу и Явь…» А что такое Сварга?

– А Сварга то же, что Ирий, это мир небесный, а Явь – наш мир…

– Ну, это понятно, – вновь кивнула Анна.

– А Ра-река разделяет два этих мира.

– «И Числобог наши дни здесь считает. Он творит свои числа богам, быть дню Сварожьему, быть ли ночи. И дни отсекает у смертных, но сам он в едином дне божьем, где нету времен…» Как интересно-оо! – со вздохом протянула княжна.

– Хорошо, Пимен нас не слышит, – вздохнул Ярослав Мудрый, – а то решил бы, что я спятил на старости лет, или что мной дьявол овладел! За святой водой послал бы – отпаивать! – он погладил самую любимую дочку по голове: – Забирай, дочка, эти дощечки, вези их во Франкию. Будет у тебя своя библиотека, королевская, там и сохранятся наши чудеса…

Анна сама командовала погрузкой книг. Указывала пальчиком и говорила, что делать. Завернув в холсты, рукописные фолианты в дорогих окладах аккуратно сложили в княжеские сундуки. «Что таскаем?» – спрашивали одни княжеские холопы. «Книги, говорят!» – отвечали другие, знающие. «По что нашей княжне столько книг-то?» – спрашивали первые. «Видать, читать будет! – отвечали вторые. – Она ж у нас умна-я-я-я!» – «Девке надобно мужниным умом жить, – вступали бабки и мамки. – Только так порядок будет!» – «Поменьше балабольте, – осаждали их добры-молодцы в кольчугах. – Растрещались, сороки!» А сундуков оказалось много! Самые ценные сундуки поставили в кареты, другие отправили в телеги под рогожи. Сундучок с древними досками, под тремя замками, упрятали в ее карету, под скамью. Для надежности!

На прощальному пиру весь киевский двор рыдал. Анна храбро сказала, что как родит старику наследника, так и приедет. Покажет сыночка! Ярослав Мудрый прослезился. Скоморохи кувыркались, дудели в дуды и звенели бубенцами, но тщетно. Вино горьким казалось!

Утром уезжали. Волчицами выли мамки и няньки, любившие «свою Аннушку». Даже мать, Ингигерда, суровая северянка, и та пролила слезу у Золотых ворот Киева. Не верила она обещаниям дочери приехать и показать первенца. Жизнь, она ж какая? Думаешь так, а выйдет эдак. Да и кто наследника трона за тридевять земель отпустит? Детей их Аннушки как зеницу ока беречь станут! Государи и государыни, отдавая дочек в другие страны, готовились к тому, что уже никогда не увидят своих кровиночек!

– А ты не ропщи, дочка, – сказала Ингигерда. – Судьба у нас такая – монаршая!

Мать девяти детей, она лучше других знала, что должна делать настоящая княжна: рожать и властвовать, властвовать и рожать. И так из поколения в поколение и во веки веков!

Ярослав Мудрый долго ехал рядом с дочерью по лесам и долам киевским. Оба они покачивались в седлах. Анна ехала в женском седле, бочком. Свита поотстала.

– Пора, дочка, прощаться, – у одной из киевских застав сказал Ярослав Мудрый любимой дочери. – Пора, ласточка моя…

Он спрыгнул с коня, снял и княжну. И тут Анну как прорвало. Долго держалась! Горькие слезы ручьями полились из ее синих глаз. А великий князь гладил ее по золотисто-рыжим волосам и приговаривал:

– Тихо, милая, тихо…

Епископ Роже с волнением глядел на них из седла дорогого великокняжеского жеребца, подаренного ему Ярославом. Как бы чего не случилось! Дрогнет сердце князя, не отпустит еще! Придется с подарками возвращаться! Вот позор будет!..

– Лучше бы с вами осталась, батюшка, – всхлипывая, причитала Анна. – Подле вас бы жила!

– Пора, пора, – увещевал Ярослав и целовал ее в заплаканные глаза. – Теперь у тебя новая жизнь начинается. Своя жизнь! Прощай, девочка моя…

Вот так расставались они, с болью, точно и не выпадет им еще свидеться. Но ведь и впрямь: не выпадет! Увы!..

– Прощайте, батюшка, – всхлипнула девушка напоследок.

И мгновенно преобразилась! Передав жеребца оруженосцам, гордо подняв голову, юная княжна двинулась к своей карете. И вот уже, опершись на руки других оруженосцев, Анна села в карету, в свою крепость на колесах.

Теперь ей хотелось побыть одной…

С Анной Ярославной отпустили с десяток девиц из придворного окружения и прислуги. Самых умных и надежных. Для Анны и ее спутниц приготовили лучшие повозки. Княжескую крепко обложили перинами и подушками, чтобы ни одна тряска не одолела деву! Чтобы как ласточка в гнездышке, как птенчик в скорлупке чувствовала себя княжна! А будет страна Франкия, королевский дворец, тут и она вылупится из скорлупки! Еще в Киеве епископ Роже, как и сам князь Ярослав Мудрый, соревновались в том, где бы еще покрывальце подоткнуть! Епископ даже больше рвения проявлял, потому что вез чрево! Волшебное чрево! В нем, этом чреве, должны будут начинать свою жизнь новые короли страны франков. Бесценный клад он обязался привезти на свою родину!

Две с половиной сотни русских воинов ехали для охраны княжны, и еще пятьдесят рыцарей и пажей из франков, доставивших сюда епископа Роже. Образованнейший муж – богослов Готье Савьер должен был по дороге учить Анну и ее подруг языку франков. Впрочем, Анна была от рождения полиглотом. Языки сами просились в ее горницу! Она знала язык скандинавов, потому что скандинавкой была ее мать, знала греческий и церковнославянский. И даже латинский знала! А знаешь латынь, выучишь и французский! Два-три месяца юной Анне Ярославне вполне бы хватило, чтобы освоить и заговорить на языке ее будущего мужа.

Иногда, когда оставалась в карете одна, Анна забиралась в сундук и доставала дощечки «Книги судьбы». Или когда была с близкой подругой Марфой. Анна жалела, что отец прежде не рассказал ей о них. Что не нашлось у них времени прочитать их вместе! Ну, да что теперь поделаешь!

И если дорога была ровной, и дощечки не выпрыгивали из рук от тряски, юная Анна Ярославна читала:

«Как умрешь, ко Сварожьим лугам отойдешь, и слово Перуницы там обретешь: “То никто иной – русский воин, вовсе он не варяг, не грек, он славянского славного рода, он пришел сюда, воспевая Матерь вашу, Сва Матерь нашу, – на твои луга, о великий Сварог!” И Сварог небесный промолвит: “Ты ступай-ка, сын мой, до красы той вечной! Ты увидишь там предков своих. О как будет им радостна встреча с тобой! Что вступаешь ты в вечную жизнь до конца веков! Здесь, в Ирии, ты увидишь красу небывалую! По великим лугам ты будешь бродить, в цветах чудесных купаться станешь! Тут свивают снопы, собирают ячмень и пшено! Но не в житницы нам знакомые, а в закрома Сварога небесного. Ибо то богатство иное! На земле вы были во прахе и в болезнях все, и в страданиях, ныне ж будут мирные дни…”»

– Слышишь, Марфуша? – спрашивала Анна у подруги. – Марфуша? Марфа!

– Ай?! – просыпаясь, та протирала глаза. – Где мы, в Польше уже?

Ей говорили, что в Польше кавалеры уж больно красивые!

– Эх, Марфа, Марфа, – вздыхала Анна.

Розовощекая Марфа, укачанная и растомленная, грезящая о женихах, вновь уходила в сладкую дрему и распускала во сне губы, а ее хозяйка и государыня продолжала читать вслух:

«Мы стояли на месте своем, и с врагами бились сурово, и когда мы пали со славою, то пошли сюда, как и те. И вот Матерь Слава бьет крылами по бокам своим с двух сторон, как в огне вся сияя светом. И все перья Ее – цветные: красные, синие, рыже-бурые, желтые и серебряные, золотые и белые».

– Слышишь, Марфа? Красиво-то как!

– А-а, – едва слышно постанывала та, не открывая глаз, – Марфуша все слышит…

«И так же сияет, как Солнце-царь, и сияет седьмой красой, завещанной от богов. И Перун, увидев Ее, возгремит громами в том небе ясном. И вот это – наше счастье, и мы должны приложить все силы, чтоб видеть, как отсекают жизнь старую нашу от новой, так точно, как мы рассекаем дрова в домах наших. Идем мы под наши стяги! И Матерь Слава крылами бьет!..»

– Дунай! Дунай! – закричали ратники за окошком кареты. – Близко уже!

– Чего кричат-то? – спросила в полусне Марфа. Быстро открыла глаза. – Напали на нас?

– Дунай рядом, – пояснила Анна. – Бестолочь ты, Марфа! Спи давай!

На Дунае княжеский кортеж ждали корабли. Ведь франки возвращались прежним путем! Они переправились на правый берег самой романтичной реки Центральной Европы и добрались до Кракова. Тут Анну ожидала радостная встреча с близкой и дорогой родней! Польской королевой была тетка Анны – Мария Добронега, сестра Ярослава. Он-то, Ярослав Мудрый, и отдал сестру за короля Казимира. Добронега уже родила мужу пятерых детей: Болеслава, Владислава, Мешко, Оттона и дочь Святославу.

Пир закатили в честь племянницы на весь польский мир! Вот где Марфа и другие русские красавицы строили глазки польским кавалерам! Нынче Краков жил мирно, а ведь еще недавно Польша была охвачена гражданской войной!..

Прадед Казимира Мешко Первый из династии Пястов в 966 году объединил племена полян – отсюда государство и стало называться Польшей – и принял христианство. Иначе говоря, опередил Русь с новой религией на тридцать лет. Но христианство его было западного образца, потому что польские земли находились под влиянием Священной Римской империи. К моменту прибытия Анны в Польшу государство, напившись кровью в распрях, едва успокоилось. Вырваться из смуты Казимиру помогли император Германии и великий киевский князь Ярослав Мудрый, но Польше пришлось фактически потерять независимость и признать над собой протекторат Священной Римской империи.

– Как вам, тетушка, живется вдали от дома? – спросила Анна. – Скучаете по Киеву? Слезы небось льете?

– Поначалу и скучала, и слезы лила, – честно ответила та. – Но если муж попадется любящий, милая Аннушка, то все стерпится, а мой муж Казимир любит меня. – Она вздохнула и добавила: – Как я желаю тебе такой же судьбы!

И у Анны посветлело на душе: ведь ее муж, этот симпатичный сорокадвухлетний старик, очень любил ее! Если верить словам его послов…

Понянчившись с племянниками, Анна продолжала свой путь. Но посещение Польши заставило ее задуматься. Анна тяготилась мыслями. Все чужое, и главное – чужая вера! Чужие храмы. А тут они возьми с Марфой, близкой подругой, и заговори о венчании. И вдруг тень пробежала по лицу юной княжны. И тягостное молчания возникло в карете.

– О чем задумалась, Аннушка? – взяв ее руку в свою, спросила подруга Марфа.

– О том, Марфушка, что мне придется в чужом храме венчаться. А ведь я православная. Что скажет на то Господь?

На дворе стоял 1051 год. До официального разрыва все еще единой христианской церкви – на православную, восточную и католическую, западную – оставалось ровно пять лет. В тот год на очередном соборе в Никее расплюются священники – буквально! – и порвут отношения. Но открытая неприязнь существовала уже давно – и не одно столетие! И с каждым веком неприязнь эта, подкрепленная войнами за территории и духовное влияние, становилась все более похожей на кровную вражду…

– Поймет он меня? – со слезами на глазах спросила Анна. – Простит?

– Поймет, Аннушка, – ответила Марфа и перекрестилась. – И простит.

– Ведь я же не для себя стараюсь? А для батюшки. Для Киева, для всей земли русской. И себе не принадлежу…

Марфа обняла княжну и заплакала.

– Еще как стараешься! И мы с тобой заодно! Я ведь тоже, если замуж выйду, латинянкой стану! И горевать буду!

И две девушки в объятиях друг друга заревели горькими слезами о своей нелегкой судьбе.

Княжна проехала через Прагу, затем через центральные земли Священной Римский империи. Тут им порукой во всем был император Генрих Третий Черный, и только потом кортеж пересек самую восточную границу огромного и пестрого, поделенного на вольнолюбивые сеньории, королевства франков, а именно попали на территорию графов Шампанских… Земля древнего города Реймса с большим епископством, принадлежавшая домену Капетингов, раскинулась как раз на границе с Шампанью. Все было продумано идеально! Анна Русская должна была въехать в Париж уже королевой, повелительницей всех французов!

Но вначале – Реймс!..

– Неужто вновь печалишься, милая? – спросила подругу Марфа. – О чем же?..

– Господа прошу…

– Чтоб красивым жених был? Не только на картинке, а живьем?

– Не-а.

– Так о чем же, Аннушка?

– О великой милости…

– Ну, говори же ты!

– Мне ж скоро женой быть, глупая! Чтобы сын у меня был, вот о чем!

– А-а…

И Анна была права: за этим ее «продавали» и «покупали», как продавали и покупали всех царевен и принцесс во все века!

– Если сына рожу, монастырь велю построить! – выдохнула Анна. – Большой-пребольшой! Как наша Лавра!

А впереди уже росли башни Реймса…

Целый отряд караулил гостей на въезде в город. Кортеж – тяжелую уставшую гусеницу, проползшую всю Европу! – увидели издалека и понеслись к нему. Это были слуги короля! Радостные возгласы прислуги кортежа «Королева! Мы везем нашу королеву!» неслись по окраине Реймса. И уже скоро несколько рыцарей, группа оруженосцев и пажей обступили карету с Анной и влились в ее сопровождение. Анна бросила подругам-служанкам: «Ну, что там?» – «Рыцари!» – ответили те. Ее подруги и наперсницы то и дело отводила пальчиками в перстеньках тяжелые пропыленные шторы и выглядывали на серую дорогу, где в лужах после прошедшего дождя чавкали копыта коней. Подлетевшие франки засыпали путешественников вопросами. За это время Анна уже сносно говорила по-французски и могла понять, что они говорят. «Какая она? Какая? – спрашивали рыцари короля. – Она и впрямь так прекрасна, как о ней говорят?!» – «Она еще лучше! – отвечали рыцари ее сопровождения. – И веселая!» Сердце Анны бешено колотилось. Она то и дело смотрелась в медное зеркало, начищенное до блеска. В золотисто-розовом отражении так и сверкали ее глаза! «Не пугайте вашу будущую королеву, сеньоры! Ведите себя достойно! – увещевал епископ Роже. – Вы не на конном рынке! Всему свое время!»

Но господа рыцари не унимались, и тогда Анна властно сказала Марфе:

– Пусть остановят!

Та окрикнула возницу, и карета княжны на выезде из лесочка вросла в изрытую колесами телег дорогу. Оруженосцы и пажи наперегонки бросились к карете. Они уже тянули руки, чтобы помочь русской княжне выйти…

И она, гордо подняв голову, вышла.

– Вы довольны вашей будущей королевой? – проведя взглядом по лицам франков, спросила она. Но лица рыцарей уже загорались восторгом. Княжна даже нахмурилась. – Вы довольны, господа рыцари?

И те, преисполнившись куртуазного волнения, от всего сердца завопили: «Виват, королева!» Но до того, чтобы стать королевой, следовало еще въехать в город Реймс, мрачные башни и стены которого виднелись вдали, и познакомиться с суженым…

– Дайте мне коня, – сказала она. – Я устала ехать в карете! Как в клетке! – добавила она.

Ей подвели белого жеребца, помогли сесть на него. Франки смотрели на русскую княжну с восхищением! Она была амазонкой из далекой Скифии!..

А суженому уже донесли, что его княжна близко. И когда кортеж был в четверти лье от города, когда серые башни уже разрастались на фоне пронзительно-синего июньского неба, из Реймса вылетели три всадника. Они помчались по восточной дороге в сторону княжеского поезда. И тут уже процессия остановилась, потому что в одном из господ все узнали первого сеньора королевства.

Кто же такой был король Франции Генрих Первый Капетинг, к которому спешила через всю Европу русская княжна Анна Ярославна?..

Дедушкой французского короля был знаменитый Гуго Капет, граф Парижский и Орлеанский. Да-да, когда-то Париж был всего лишь графством, а его хозяева – только феодалами в огромной империи франков. Но род Каролингов источился, заглох, увял, и с последним королем Людовиком Пятым по прозвищу Ленивый сошел с престола. И в 987 году франки выбрали новым королем одного из самых сильных феодалов – графа Гуго Капета. В том же году, боясь потерять трон, Гуго короновал и сделал соправителем своего единственного пятнадцатилетнего сына Роберта. После смерти отца в 996 году Роберт, получивший прозвище Благочестивый, стал полноправным королем Франции. Это были времена пресловутой феодальной раздробленности, и короли с утра до ночи воевали со своими непокорными сеньорами. Но и в семье французских королей не все было ладно! А еще точнее, все шло наперекосяк! У Роберта Благочестивого родились четыре сына. Вздорный характер его интриганки-жены Констанции, провансальской графини, передался каждому из них в разной мере. Старшего Гуго еще десятилетним благочестивый отец сделал соправителем, но подрастающий юноша потребовал реальной власти и был изгнан отцом из Парижа. Мать принцев все время подбивала детей против их отца, своего мужа. Она хотела возвести на трон третьего сына Роберта. Изгнанный Гуго занимался разбоем на дорогах и погиб как разбойник в восемнадцать лет. Второй сын Генрих и третий Роберт то враждовали друг с другом, то восставали против отца, но в конце концов примирились. Генрих, в силу старшинства, в 1031 году занял королевский трон. После длительных распрей Роберту досталась Бургундия. Королева Констанция всего на год пережила мужа и умерла в ссылке. Став Генрихом Первым, новый король также вступил в длительную борьбу со своими феодалами. Худшим и сильнейшим из них будет сын нормандского герцога Роберта Дьявола – Вильгельм, будущий завоеватель Англии. Годы напролет без устали Генрих воевал против крупных феодалов и мелких баронов, грозивших ему из-за высоких стен своих замков. Лишь изредка король находил время на личную жизнь. Но и на этом попроще у Генриха тоже не все складывалось удачно. Вернее, тут он потерпел полный крах! В 1041 году он женился на германской принцессе Матильде, но она, бедняжка, умерла от неудачного кесарева сечения. Это разбило сердце Генриху, к тому же почти все европейские принцессы считались его родственницами, и жениться на них было грешно. Мудрые священники сказали королю: «Сам Господь наказал вас, потому что Он против кровосмесительных браков! Ищите, ваше величество, свежую благородную кровь! Смотрите в далекие земли!» Но легко сказать, да трудно сделать. А по Европе уже ползли слухи о том, что в далекой земле русов у великого князя, проживающего в загадочном граде Киеве на реке Данаприс, есть чудесные дочери! Отец княжон любит заморских женихов и невест! Одну взял венгерский принц, другую – норвежский! И все довольны! Нарадоваться не могут! И с константинопольскими императорами его сынок уже породнился! Куда выше?! Но есть у того князя еще одна дочь, самая младшая и самая прекрасная, по имени Анна! Скандинавские наемники приносили о ней слухи, торговцы тоже толковали о ней! Красоты, говорили они, девица неписаной! Волосы – чистое золото!

И Анна Ярославна пока никому не обещана!..

«Вот бы мне заполучить такую невесту! – шагая по мрачной зале парижского дворца на острове Сите, где вечно пахло сыростью, как в склепе, делился со своими доверенными сеньорами Генрих Первый. – Она смогла бы оживить нашу кровь!» – «О да, она смогла бы!» – отвечали те. «А что такое их князь?» – «Да что-то вроде нашего короля». – «А какого она вероисповедания?» – поинтересовался король. «Греческого, – сказали ему священники. – Но по традиции жена берет веру мужа. Так не послать ли нам сватов в далекий град Киев?» И в далекий град Киев с берегов Сены выехала делегация из рыцарей и священников. Посмотреть, поговорить, сделать предложение!

Первый раз отказали, второй – приняли!..

Вот такая романтическая предыстория была у этой встречи на дороге перед древним городом Реймсом!

Король франков Генрих Первый Капет и двое его подручных осадили перед княжеским кортежем коней. Все сеньоры поклонились королю, оруженосцы, пажи и прислуга особенно низко. Генрих с трепетом вглядывался в карету, из которой должна была выйти королева, но вместо этого… из гущи рыцарей и оруженосцев выехала всадница в червленом платье, расшитом золотом. Алый платок строго очерчивал ее юное лицо, золотой венец венчал благородное чело. Тяжелые золотые серьги из византийских кладовых спускались язычками и касались ее плеч. И золотисто-русая прядь выбилась во время езды из-за алого платка – трогательно по-девичьи…

– Здравствуйте, ваше величество, – сказала всадница, и лицо ее зарделось. – Я решила проехаться верхом! – Она говорила на прекрасном французском языке, только более мягком, душевном и оттого более волнующем! Спасибо Савьеру! И ученица оказалась старательная! – Как поживаете, мой король?

Придворные умолкли. Сколько бурь сейчас бушевало в сердцах французских сеньоров! И в сердце парламентера – епископа Роже. И в первом сердце Франции, уже не юном, но все еще страстном! Разволновавшийся, как юноша, король не мог оторвать взгляда от ее чудесного лица…

– Ваше величество, – повторила гостья. – Это я, Анна Русская. – Ее голос стал мягким и доверительным. – Ваша Анна…

И тут губы короля дрогнули. Он словно очнулся! Ведь король смотрел в лицо женщины, на которую возлагал столько надежд! В лицо своей судьбы! И более чудесного он еще не видел!..

– Мой ангел! – от всей души, настрадавшейся за долгую жизнь, воскликнул король. – Как же вы прекрасны! – И как же он был искренен в своем признании!

Анна была разочарована! Ее муж не походил ни на статного темноволосого венгерского принца, доставшегося старшей сестре Анастасии, ни на златокудрого викинга Елизаветы. Хоть и облаченный в дорогой синий камзол, тоже весь в золоте, в плаще, подбитом мехом, Генрих был староват и грузен и совсем не был похож на витязя из легенд и волшебных сказок! Незатухающие феодальные распри, борьба за выживание, ежедневная нервотрепка, монаршие заботы просекли его лицо строгими морщинами. Увы, Генрих выглядел старше своих лет! Этих морщин придворный художник и не заметил! Но наперекор всему выступало врожденное благородство. К счастью, лицом он был пригож, и глаза его светились умом так, как светились глаза ее отца – Ярослава Мудрого. Вот на кого он был похож – на ее отца! Анна даже улыбнулась этой догадке! Да и какая теперь разница, как выглядел ее будущий муж? Судьба ее, русской княжны Анны, была решена и отцом с матерью, и двумя государствами, и самим Господом Богом! И она во что бы то ни стало полюбит того, кто ей этой судьбой был дан навеки!

В этот день в Реймсе правили бал повара. Их привезли из Парижа! Точили ножи и носились за улепетывающими курами и доморощенные кулинары. Ведь после венчания нужно было накормить целую армию гостей. Когда еще процессия доберется до острова Сите на парижской Сене!

Короля удивило все в Анне: и ее княжеская внешность, и живой ум, и легкий французский, и юная свежесть. И золотистые волосы! За эти волосы во Франции ее прозовут Рыжей Анной! Он и не мечтал о такой принцессе! Найти подобный цветок в Европе, чтобы всем был хорош и при всем при том хорошо пах, в своей отчизне не имел шансов даже король франков! Анна пахла цветами! Но откуда, почему? Тайна византийских масел! Они пропитывали одежду и тело человека и превращали его в душистую поляну! Европа еще не добралась ни до Святой Земли с ее восточными хитростями, ни до Византии, чтобы научиться чему-нибудь толковому, человеческому! В середине одиннадцатого века, угробив римскую культуру, королевская Европа пребывала в дикости и варварстве. Но и без ароматных масел княжна была чудесна! Все дело было в чистоте! Анна удивляла своих провожатых франков тем, что все время на постоялых дворах, в замках феодалов, в лесных шатрах требовала теплой воды! Как и ее спутницы. Они привыкли купаться! Ведь Европа не знала бань и толком не ведала гигиены! А Византия, наследница греческого и римского быта с его ежедневными долгими омовениями, ставшими культом, и Русь, парившаяся долго и с душой, превращали мрачного средневекового жителя в человека. До этого дикой Европе нужно было еще дожить! Сеньоры и сеньориты Запада часто смердели, как козлы на выпасе, и гоняли вшей под тесными платьями! И верили, что так и надо, что так живут все! На общем чумазом фоне русская княжна могла показаться и впрямь ангелом!..

– Вы чудесный цветок, Анна, – сказал король, когда они остались наедине. – Вы – моя роза, мое солнце, моя удача…

И она ответила ему на хорошем французском языке:

– Вы так любезны, сир. Вы тоже очень хороши.

Такую невесту, как увидишь, сразу веди под венец! А то унесет ветром! Со свадьбой тянуть не стали. Поженятся молодые, а потом и познакомятся. Да и что тянуть, когда судьба решена? Божьим перстом написана в книге судеб!

Погода была чудесной, и столы накрыли на улице. Надо было перекусить с дороги! Подготовиться. Расхрабриться. Вино полилось если не рекой, то широкими ручьями. Рекой оно польется чуть позже! После венчания.

Конечно, несколько часов французский король и русская княжна вели светскую беседу. В присутствии свиты, разумеется. Генрих глаз с нее не сводил. Да и другие сеньоры тоже. Разрумяненная, русая, с огненной рыжиной на солнце! Светлые прядки то и дело выбивались из-под нарядного платка.

– Мы будем жить во дворце на берегах Сены, любовь моя, – говорил король. – Это река широкая и полноводная! А как широк ваш Днепр, на котором стоит Киев?

– Ах, мой король, так он широк, что не всякая птица долетит до середины Днепра…

– Да неужто? – недоумевал король.

– Да, – кивала Анна. – Долетит до середины, взмахнет на прощанье крыльями – и бултых в быструю воду! Только и видели!

Марфа, да и другие девы давились смехом, слушая венценосную хозяйку и подругу. Но и Анна сама кусала губы, боясь рассмеяться.

– Наши леса полны дичи, – продолжал француз. – С охоты без кабанов и оленей не возвращаемся!

– Это еще что! – кивала Анна. – У нас в киевских лесах заходят охотники в лес, натягивают луки и бьют во все стороны.

– Вслепую? – спрашивал король и переглядывался с вельможами.

– Именно! – отвечала Анна.

– И что же?

– А потом идут и собирают: медведей да лис, кабанов да оленей. А зайцы и куропатки сами в охотничьи сумки прыгают – только открывай пошире!

Ее попросили рассказать о киевском дворе, и она вознесла до небес свой родной город. Слушая Анну, епископ Роже согласно кивал: все было так! И Святая София в центре Киева стояла, как сердце всего государства, и купола всех церквей золотом отражали солнечные потоки! И войско у князя преогромное, и корабли по тому широкому Днепру сотнями плавают! А земля киевского князя от Балтии до Черного моря. А пока она говорила, франкские рыцари глазами поедали ее подруг и служанок: они ведь тоже были чистые, холеные, как их госпожа! А те, в сарафанах, краснели, смеялись, тоже стреляли глазами во все стороны. И Марфа, подруга Анны, первая! Тут, вдали от дома, да с этими голодными и жадными до всего прекрасного и чувственного рыцарями их ждал любовный пир! Хотели они того или не хотели. Но они хотели.

Потом затрубили герольды, призывая оставить жареных свиней, пироги и бочки с вином и проследовать в собор.

Анна подходила к королевскому собору Реймса с легкой боязнью. Это был чужой храм! Ноги в него не несли. Ах, если бы не папенька! Если бы не Русь-матушка! Не пресловутые династические связи! Но она была сильной и вошла в чужой собор гордо подняв голову.

И вот наступил час венчания. Над головами брачующихся вельможи держали короны. Вот, еще мгновение, и судьба решится! Княжне поднесли Евангелие, она взглянула на него, и точно ледяной волной обдало ее. Нет, не ее это книга! «Чужая она, чужая!» – все кричало в юной княжне.

– Я не буду с этим Евангелием венчаться, – вдруг сказала она. – Не буду, и все!

Король побледнел, священник еще более, епископ Роже схватился за сердце…

– Как же так, ваше высочество? – спросил стоявший рядом Готье Савьер.

– Все венчаются с этим, – пролепетал священник.

– А я не все! Я княжна киевская, я православная! (После этих слов и Марфа пошатнулась, но один из рыцарей короля крепко поймал ее в объятия.) Принесите мне мое Евангелие! – громко сказала она. – Греческое!

Король, когда понял, в чем дело, вздохнул с облегчением. Дело было только в Писании! Да пусть эта русская дева хоть что попросит! Хоть поваренную книгу! Только бы не передумала! Лицо Анны было непроницаемым. Как скала стояла у алтаря! Русские витязи в чужом соборе полностью поддерживали свою госпожу. Король Франции живо кивнул, что означало: выполнить ее волю! Епископ Роже тоже был согласен на любую причуду княжны. Хочет греческое писание, да ради Бога!

Анна позвала слугу, доверенного юношу.

– Ты знаешь, в каком сундуке оно лежит! Скажи нашим, я велела! – Анна властно указала пальцем в толпу. – Дорогу ему дайте!

Перед юнцом расступились сотни матерых придворных, и молодой расторопный слуга бросился по узкому коридору. Только бы не упасть, не растянуться!

Дышать в соборе боялись, пока слуги не было. Шепот все нарастал. На лбу короля вспухла капля пота и пошла вниз. Епископ Роже походил на готовую лопнуть струну. Юная Анна крепостью стояла перед ними.

И вот уже юный слуга бежал обратно между сотен подозрительно глядящих на него придворных. Что за диковина у него к руках? И блестит! Юнец летел с огромной книгой в руках: дорогой, в золотом окладе! С низким поклоном он передал княжне бесценный фолиант.

Она приняла у него книгу и высоко подняла ее над головой:

– Моему отцу, киевскому князю, это Евангелие сам император Византии Константин Мономах подарил! И отец завещал мне венчаться только с ним! И я выполню его волю!

Придумала она это для пущей убедительности или нет, кто ее знает. Но сей поступок говорил только о том, что Анна была девушкой отчаянно смелой, принципиальной и никому бы не позволила управлять собой. Одним словом, она была истинной королевой!

И спустя считанные минуты она этой королевой стала, когда поставила на брачном документе подпись: «Анна Регина», что по-латински означало «Королева Анна». А вот сорокадвухлетний король на том же историческом и судьбоносном документе поставил вместо подписи крестик.

– А как же ваше имя, мой друг? – недоуменно спросила Анна. – Генрих?..

Сказать, что король засмущался, вряд ли было возможно. У короля были в окружении люди, которые владели этой хитрой штукой грамотой, но этого было достаточно.

– Хватит и крестика, – благосклонно кивнул епископ Роже. – Ведь это рука короля Франции!

Только тут Анна поняла, что вышла замуж не просто за старика, а за неграмотного старика.

– Бог мой, – прошептала она на ухо Марфе. – Они же дикари!..

– Но какие красавцы! – тоже шепотком откликнулась та.

Впрочем, назад уже дороги не было. Анне оставалось только горестно вздохнуть и начинать царствовать. Или королевствовать, что одно и то же.

Когда они вышли за руку с Генрихом Первым на паперть Реймсского собора, толпа грянула: «Королю и королеве долгих лет жизни! Да хранит вас Господь!» Отныне Анна Русская была ее величеством королевой Франции.

Вот тогда и начался пир. Несколько дней он шел в Реймсе. В эти самые дни Анна лишилась девства. Но так должно это было когда-нибудь случиться! А старик, он хоть и старик, но опытный. Ей понравилось быть и королевой, и женой.

Затем вся процессия двинулась в Париж…

Нет, было еще кое-что! Тогда, на пиру в Реймсе! Под песни трубадуров! Под удары тамбуринов и звон виол! По правую и по левую руку от короля сидели самые влиятельные сеньоры королевства. Ну, те, конечно, что в данный момент не воевали с Генрихом. И вот один из них, оказавшийся рядом, так огненно смотрел на Анну, что ей даже стало стыдно. Он не просто смотрел – он вожделел ее! Он раздевал ее, юную и раскрасневшуюся от вина и песен трубадуров, глазами, он съедал ее! И тогда она вспомнила, как немногим раньше ей представили этого рыцаря, когда сотни вельмож проходили мимо королевской четы и целовали юной государыне руку. Еще тогда его взгляд пронзил ее. Он был моложе ее мужа – лет тридцати пяти. Тоже старик, но не настолько! Но как он посмотрел на нее! На пиру она спросила у своего наставника Готье Савьера: «Как звать вон того нескромного сеньора?» – и тот ответил: «Это граф Рауль де Крепи де Валуа. Вечный соперник его величества!» – «Соперник? Отчего же?» – поинтересовалась королева. «Когда-то он воевал с нашим королем, потом попал к нему в плен, а позже и перешел на его сторону. Но всем чересчур хорошо известен необузданный нрав графа…» – «Он может быть опасен?» – «Будьте с ним осторожнее, моя королева, – ответил Готье Савьер. – Если есть мужчины, от которых благородным дамам стоит держаться подальше, то граф именно такой человек».

Лучше бы он этого не говорил! Ведь в каждой женщине, если верить церковникам, сидит дьявол. Даже в самой благовоспитанной! Хоть немного, но есть! И как правило, больше чем думают недотепы-мужчины! И эта темная сторона женщины всегда будет искать того, кто сможет насытить ее сполна! Необузданной страстью, животной дикостью, мистическим и одновременно плотским огнем… Рауль де Валуа, то и дело глядевший на королеву во время пира, готов был пробудить в ней этот огонь и разделить его с нею! Еще плохо зная себя, до конца не понимая свою природу, Анна уже чувствовала это!..

Но юная и пока неискушенная королева быстро отогнала от себя вредные мысли. У нее был муж – король, и она собиралась нарожать ему целую кучу детей: принцев и принцесс!

Потом была долгая дорога в Париж. Во время этой вынужденной экскурсии Анна с легким разочарованием наблюдала за серостью и убогостью своих владений, за своими чумазыми поданными, кланявшимися до земли королевскому кортежу. Одежды людей в этой стране были серыми, лица – отчасти озверевшими и напуганными. Стаскивая вислоухие шапки и колпаки, простолюдины улыбались щербатыми улыбками и кланялись до земли. Все это сильно отличалось от Киевской земли, где и народные рубахи были светлее, и лица куда чище и пригожее. Лачуги бедноты, скромные серые церквушки, эти романские грибы, башни мелких феодалов и замки баронов покрупнее то и дело возникали на просторах Северной Франции, а еще монастыри за крепостными стенами. А вот природа – буйные зеленые леса и поля, полноводные синие реки и лазоревое небо – была хороша! Почти как дома.

И наконец им открыла ворота столица.

Париж одиннадцатого века был большим скученным каменным городком, спрятавшимся за крепостными стенами, чудовищно грязным, с кривыми улочками и грубыми домами. До строительства прекрасных готических соборов оставалось чуть больше века. При внуке и правнуке Генриха и Анны – Людовиках Шестом и Седьмом – аббат и первый министр Сугерий построит самый первый в Европе готический собор в предместье Сен-Дени, который будет поражать воображение современников стрельчатыми арками, контрфорсами, вытянутыми окнами с цветными витражами и островерхими куполами. Такие соборы точно будут звать своих немытых и диких сердцем и душой соотечественников к небесам, к высокому, божественному! Пока что ничего этого не было. И не было на острове Сите в середине Сены собора Парижской Богоматери, его начнут строить только через сто с лишком лет. На спасительном острове Сите пока что стоял только мрачный королевский замок – дом Капетов. В 885 году викинги, проникавшие в города Европы по рекам, проплыли до сердца Сены – острова Сите, вырезая всех на своем пути. Только стены замка и спасли французских королей от неминуемой гибели, потому что норманны – «северные люди» – как правило, пленных не брали, даже членов королевских фамилий. Спустя двадцать шесть лет, в 911-м, французскому королю из династии Каролингов Карлу Простоватому, чтобы остановить экспансию дикарей, пришлось отдать норманнскому герцогу Роллону огромную территорию на севере страны франков, в Нейстрии, с тех пор она называлась Нормандией. Герцоги нормандские никогда не были послушными вассалами французских королей. И прямой потомок Роллона, Вильгельм Второй, спустя полтора века показывал это на деле. Его неуважение к королевской воле Генриха Первого и его статусу монарха было таким явным, что король точно знал: дело кончится большой войной.

– У нас послушные вассалы? – точно читая мысли Генриха, спросила Анна, когда они выезжали на мост, который вел на остров.

А ведь он, Генрих, как раз думал о герцоге нормандском!

– Как вам сказать, моя милая, если их держать в узде, то они могут быть сносны, – ответил король.

Насчет феодальных распрей… Уже очень скоро Анна узнала, что у ее мужа есть прозвище, благородное и отчасти интригующее: «Покоритель». О нет, не женских сердец! Те, кто в ту неспокойную эпоху думал исключительно о женщинах, многого не добивался. Феодальный мир Европы бурлил, как забытая на огне каша, расплескиваясь во все стороны. Все друг друга сжирали поедом. Только зазеваешься, и тебе крышка! Все феодалы друг друга завоевывали, отбирали друг у друга земли, замки, людей. Продавали и отдавали за выкуп и вновь отнимали. Генриха прозвали Покорителем за то, что большую часть жизни он провел осаждая замки непокорных баронов. Ведь он был королем – формально первым из франкских феодалов, но на деле далеко не самым богатым и могущественным. Но король должен был держать марку! И он держал ее, напрягая всю свою силу и волю.

Правильно было бы сказать так: Генрих решил жениться между войнами. Отпраздновать начало семейной жизни, налюбиться по-скорому с молодой женой, непременно узнать, что она беременна и уехать на войну.

Чудесный парижский замок короля на острове Сите ужаснул Анну. Это Гуго Капет решил основать на острове Сите свою резиденцию. И рва возводить не надо – Сена! Замок, который именовали дворцом, был страшен снаружи, но внутри оказался еще хуже. Холодные стены, шкуры, пропитанные пылью, грубые матрацы и одеяла. Вековые сундуки вдоль стен. И надо всем этим холодное и непроницаемое оружие: доспехи, мечи, копья и алебарды. Но хуже всего был запах! Даже огонь в гигантских каминах не мог выжечь его, даже свежий ветер с Сены не умел его вытравить!

– Вы ничего не чувствуете, ваше величество? – спросила она у мужа.

– А что такое, сердце мое?

– Запаха…

– Запаха? Какого запаха, любовь моя?

Молодая королева брезгливо поморщила нос:

– Противного…

– Да неужто, солнце мое?

Она убежденно кивнула:

– Еще какого противного!

Немолодой француз повел длинным породистым носом:

– А мы привыкли, душа моя…

– Это вы зря, ваше величество, привыкать надо только к хорошему…

Нет, они не издевались над ней! Не хотели ущемить ее! Короли и его придворные и впрямь не замечали дурных запахов! Они действительно привыкли, как привыкли их отцы и деды. Запахи гнилых овощей и плесени, тухлой рыбы, старья и особенно фекалий – этот запах был практически неистребим! – удушливыми облаками ползли по всему Парижу! Во дворце дышалось еще довольно легко! Можно сказать, тут все дышало здоровьем! Вот узенькие парижские улицы, куда выливались фекалии и помои прямо из окон, это было что-то!..

– А вот у нас в Киеве, – уже в десятый раз за первый час пребывания во дворце вздыхала Анна. – Вот у папеньки моего…

«Вот ведь привереда», – шептались дамы двора, мывшиеся крайне редко, в случае особой необходимости.

Но Анна Ярославна, походив по угрюмым залам, нашлась быстро.

– Цветов! Полевых цветов! – сказала в первый же день королева. – Я хочу, чтобы мне нарвали и принесли во дворец сотни букетов!

Франция была столицей цветов! И уже скоро по дворцу стал распространяться удивительный и дурманящий запах. Вдруг запахло ландышами, фиалками, ирисами, лавандой, розмарином, георгинами, мальвой, гвоздикой и, конечно, розами!

Голова от этих запахов закружилась и у короля, и у придворных.

– А где вы моетесь? – спросила Анна у своих придворных дам, отданных ей в услужение.

Ей показали королевское корыто. Ох, видавшее виды! Оно мало чем отличалось от корыта, в котором кормятся свиньи. Разве что было чуть побольше и медным, а не деревянным. Анна сразу поняла: немало венценосных тел окуналось в это вот передававшееся по наследству корыто, отпаривалось, отскабливалось скребками и счастливо кувыркалось в нем!

Юная королева брезгливо передернула плечиками.

– Вам нужна баня, мой король.

– А что это такое, баня? – спросил он.

– Это сплошное удовольствие, – ответила юная королева.

Как строится баня, она не знала, но у нее была свита из Киева. Анна позвала русских молодцов из охраны, и те объяснили французам, что такое баня, и как ее нужно устраивать.

Отцу Анна написала: «В какую же варварскую страну вы меня отослали, батюшка? Дома здесь мрачные, церкви некрасивые, а обычаи ужасные. Как вытерплю?..»

Через годок-другой наиболее прогрессивная часть французского двора будет мыться по-человечески и наслаждаться жизнью. Правда, стоит сказать, что с уходом Анны Ярославны с политической сцены, а это будет много позднее, многие русские обычаи станут забываться во Франции. Бань как таковых не останется.

Но зачатки гигиены дикие франки все-таки усвоят.

Также Анна приказала убрать все темные тона из той части королевского дворца, где она собиралась проживать, и подать ей все алое, голубое и золотое. Не все нашлось сразу, но начало великому делу было положено. Франция получила в лице Анны Ярославны своего исключительных способностей дизайнера.

Надо сказать, средневековая Галлия ожила с приездом юной киевлянки, которая мгновенно научилась использовать свою власть во благо отданному ее попечению государству.

А вскоре горестная весть пришла с ее родины: умерла великая княжна Ингигерда! Простудилась, заболела и умерла. Осиротел Ярослав Мудрый. Узнав об этом, Анна долго плакала и ни с кем не говорила. Страшно ей было, что уже никогда не увидит матушку…

Зато Иль-де-Франс и Орлеанэ были счастливы: уже через полгода брака Анна Ярославна ходила с животиком! Там, в бесценном чреве русской княжны, набирал силы их наследник!

Весной 1052 года Генрих Первый уехал на войну, к которой он готовился уже долго. Объектом его ненависти был, конечно же, герцог Нормандии Вильгельм Второй.

Золотой век Каролингов, великих государей, когда фигура короля являлась священной, давно прошел! С новым сюзереном сеньоры едва считались, и потому вся жизнь монарха превратилась в борьбу за выживание.

Интересно вот что: они – Генрих и Вильгельм – не всегда враждовали! Всего пять лет назад Генрих Первый привел в Нормандию войско, чтобы вместе с Вильгельмом оказать сопротивление графу Анжуйскому Жоффруа Мартелу. И они сражались плечом к плечу! Но симпатии феодалов менялись мгновенно! Феодалы были ветрены, как избалованные красавицы! Едва изменялся перевес сил, и вчерашние друзья становились врагами.

В нынешнем 1052 году для французской короны случилось принеприятнейшее событие. Герцог Вильгельм Нормандский женился на дочери графа Фландрии. Два крупных феодала объединили свои силы. Это противоречило интересам короля Франции, и он заключил союз с Жоффруа Мартелом, с которым пять лет назад они пытались выпустить друг другу кишки. Оба стали дружно поддерживать мятежников Верхней Нормандии, воевавших против Вильгельма.

Одним словом, королю Франции было не до жены!

Что ж, Анна не кричала и не билась в истерике: «Вернись, я беременна, они без тебя разберутся!» Она была подкованной в военных делах женщиной. Ее отец полжизни воевал на обширной территории Киевской Руси и только так заслужил и победу, и уважение. А мать во всем помогала ему! Сама готова была сесть на коня и взять в руки меч. Одним словом, Анна не роптала. Тем более, что в животе у нее был ребеночек, рядом – подруги, а еще была ее киевская библиотека.

А поскольку Анна была женщиной, хоть и юной, но не легкомысленной, а напротив, вдумчивой, а подруги ее тоже нашли себе увлечения, ведь кавалеров было предостаточно, королева решила почитать.

И вновь она вернулась к той книге, которую отец называл «Книгой судьбы» народа русского. Анна сама открыла тот сундук, к которому не допускались даже слуги, и взглянула на их родовое сокровище. Уже несколько лет она не видела его! Не до того было! «Не на пергаменте она, а на досках высечена, – слова дорогого и мудрого батюшки на удивление четко звучали в ее ушах: – Митрополит Феопемп интересовался, что это за тайные письмена храню я…» А ведь она успела полюбить эту странную книгу! Языческую! Запретную! «А дьякон Пимен, который от него не отходит, уже корил меня, что бесовские книги на бесовском языке держу вместе со святыми книгами! – звучал голос любимого отца. – Да откуда знать Пимену, что это за книга? О том, что наши предки чертами и резами писали, он и слышать не хочет!..»

Она взяла первую дощечку, за ней вторую, третью… «Да поди докажи! – точно говорил с ней отец. – Для них все, что прежде было, от дьявола! А станешь заступаться, еще в чародействе каком обвинят. Забирай, дочка, эти дощечки…» Она гладила пальцами большие и шершавые березовые доски. Веяло от нее теплом, от этой высеченной книги! Но как могло не идти то тепло, ведь долгие поколения предков писали и переписывали эту книгу! Ее предки – Анны Ярославны Киевской, русской великой княжны!

И едва она прочитала первые строки, как сказочный мир этих дощечек сразу вернулся к ней! С какой же радостью и счастьем она вновь погружалась в тот удивительный мир, который открывали ей эти письмена! А оттого, что отдал их ей отец, которого уже не было на белом свете, они становились еще более ценными и родными…

И Анна Ярославна, вспомнив, на чем остановилась, стала читать:

«Вот прилетела к нам птица и села на древо, и стала петь, и всякое перо ее иное, и сияет цветами разными. И стало в ночи, как днем, и поет она песни о битвах и междоусобицах. Вспомним о том, как сражались с врагами отцы наши, которые ныне с неба синего смотрят на нас и так хорошо улыбаются нам. А стало быть, мы не одни, а с отцами нашими. И мыслили мы о помощи Перуновой, и увидели, как скачет по небу всадник на белом коне. И поднимает Он меч до небес, и рассекает облака, и гром гремит, и течет вода живая на нас. И мы пьем ее, ибо все то, что от Сварога, то к нам жизнью течет. И это мы будем пить, ибо это – источник жизни божьей на земле…»

Она читала и дальше, сменяя одну дощечку на другую.

«И было так – потомок, чувствуя славу свою, держал в сердце своем Русь, которая есть и пребудет землей нашей. И мы ее обороняли от врагов, и умирали за нее, как день умирает без Солнца и как Солнце гаснет. И тогда становилось темно, и приходил вечер, и вечер умирал, и наступала ночь. А в ночи Велес шел к Сварге по молоку небесному, и шел в чертоги свои, и к заре приводил нас до врат Ирия. И там мы ожидали, чтобы начинать петь песни и славить Велеса от века до века, и храм Его, который блестит огнями многими… Велес учил праотцев наших землю пахать и злаки сеять, и жать солому на полях страдных, и ставить сноп в жилище, и чтить его как хозяина всему…»

Пальчик Анны Ярославны скользил по выжженным в дереве строчкам…

«Отцам нашим и матерям – слава! Так как они учили нас чтить богов наших и водили за руку стезей правой. Так мы шли и не были нахлебниками, а были русскими – славянами, которые богам славу поют и потому – суть славяне».

А потом, когда хвала богам закончилась, началась и сама история: откуда произошли все русы! Славяне!

Суть «Книги судьбы» была такова: жили в далекой земле Семиречья легендарные праотец рода муж Богумир и его жена Слава, и было у них два сына: Сева и Рус, и три дочери: Древа, Скрева и Полева. Конечно, Богумир и Слава хотели увидеть внуков! Отец Богумир отправился искать женихов для дочерей. И, о чудо! У векового дуба в поле Богумир и встретил трех всадников: они искали себе жен! Звали богатырей: Утренник, Полуденник и Вечерник. От их брака с дочерьми Богумира и Славы и родились великие славянские роды: древляне произошли от Древы, кривичи от Скревы и поляне от Полевы. И, как записал летописец, которого звали Ягайло Ган: «Создались роды те в Семиречье, где мы обитали за морем в крае зеленом, когда были скотоводами. И было это за тысячу триста лет до Германареха. И в те времена была борьба великая за берега моря Готского, и там праотцы наши возводили курганы из белых камней, под коими погребли мы бояр и вождей своих, павших в сече».

«Мы пришли из края зеленого к Готскому морю, – читала Анна, – и тут растоптали готов, которые были преткновением на нашем пути. И так мы бились за эти земли и за жизнь нашу. А до этого были отцы наши на берегах моря у Ра-реки… Ра-река – великая, она отделяет нас от иных людей и течет в море Фасисте.

После вождя Богумира, неизвестно какое время спустя, вождем всех славян стал Орей с сыновьями. «И вот Сварог, который создал нас, сказал Орею: “Сотворены вы из пальцев моих. И будут про вас говорить, что вы – сыны творца, и станете вы как сыны творца, и будете как дети мои, и Дажьбог будет отцом вашим. И вы его должны слушаться, и он вам скажет, что вам иметь и о том, что вам делать, и как говорить, и что творить. И вы будете народом великим, и победите вы весь свет, и растопчите роды иные, которые извлекают свои силы из камня, и творят чудеса – повозки без коней и делают разные чудеса без кудесников… И любите друзей своих, и будьте мирными между родами!” И с тех пор было семьдесят князей наших, таких как Мезислав, Боруслав, Комонебранец и Горислав. И тогда иных избирали на вече, а других на вече отлучали, если люди не хотели их. В то время князья много трудились…»

Роды славян, произошедшие от Богумира и Славы, вышли из Семиречья, и путь их на запад был долог и тернист!

Анна Ярославна доставала из сундука все новые дощечки. Но не язык был труден для нее, а суть самого сказания, ведь и сам жрец-летописец составлял долгую историю своего рода только по слухам, долетевшим от дедов и прадедов!

«Принеся в жертву белых коней, ушли мы из Семиречья с гор Ирийских из Загорья и шли век. И так как пришли в Двуречье, мы разбили там всех своей конницей, а затем пошли в землю Сирии. И там остановились, а после шли горами великими и снегами, и льдами и притекли в степи со своими стадами. И там скифами перво-наперво были наречены наши пращуры. Правь их охраняла от Нави, ибо в великой борьбе она силы дает отражать врагов. И вот после этих битв мы пришли к Карпатским горам и там поставили над собой пять князей, и города и села построили, и были теснимы многими врагами…»

Королева Франции читала и не ведала о том, через какие земли и времена – особенно времена! – шли древние родичи. Она о таких местах и не слышала, и правильно – откуда?.. А славяне прошли Иранские горы, затем минули Двуречье и оказались в Сирии, где попали в плен к вавилонскому царю Набсурсару. Он не пленил славянский народ, но заставил его служить в своем войске… И только после большого землетрясения, когда многое смешалось на земле вавилонского владыки, племена славян сумели уйти от него и вышли в страну, которую называли Скифией, а потом дошли и до Карпат. Там, в зеленых неприступных горах, разрасталось племя русов, и сменилось много поколений, прежде чем часть уже большого народа вышла к Днепру и зажила привольно на его берегах…

Много дней и ночей, пока ее муж воевал, Анна читала рунические письмена. Но даже и предположить не могла, что девять веков пролетели в повествовании племени русов, записанном хитрым шрифтом на березовых досках…

Полководца всегда ждут с победой, но Генрих Первый в 1053 году вернулся с большой досадой. Вильгельм разбил часть его войска и подавил норманнских мятежников на севере. Но в те века поражения и победы легко сменяли друг друга! Перезимовали, отоспались, закатили пир и продолжили!

Анна Ярославна показала мужу отпрыска:

– Это наш Филипп, сын!

Вот это была победа! Первый ребенок – и наследник! Никакая утрата на поле боя не могла сравниться для Генриха с таким подарком судьбы! Они еще прежде договорились, что назовут первенца греческим именем. Генрих пошел на уступку любимой жене, ведь ей пришлось взять и перейти в западную христианскую веру. Но таково было правило: жена брала веру мужа! «Ну так не хазарской же тебе быть! – утешала подругу Марфа. – Ты ж от Христа не отрекаешься, только креститься иначе будешь! И молитвы на их латинском петь! Да и то лишь при всех, а между нами, как хочешь!..»

И Анна согласилась: невелик грех!

Генрих пробыл дома недолго. Оставив беременную жену во дворце на острове Сите, он со своими франками, а также войсками из Бургундии, Аквитании и Анжу вторгся в Нормандию, где каждый день проводил в ожесточенных схватках. А с Руси вновь пришла тяжкая весть: старший брат Анны Ярославны князь Новгородский Владимир почил.

Вот несчастье так несчастье!

И заболело сердце у Анны при одном воспоминании о родном доме.

– Как там батюшка мой, – сокрушалась она, делилась с Марфой, – не молод уже, как он без меня? Да без матушки милой. Знаю, я ведь всегда была ему подмогой. Он говорил мне: «Держу тебя за руку, Аннушка, и вновь молодею…» Любил ведь он меня больше Анастасии и Елизаветы! Уехала – великие силы у него забрала…

– Что теперь убиваться, Аннушка? – вздыхала подруга Марфа. – Вырвали нас из родной земли, как морковку из грядки, и в чужую посадили. – Она надула губки. – А спросили: хороша ли ты земля? А ты теперь о наследнике лучше думай…

– И то верно, – кивала Анна, поглаживая круглый живот.

Она вновь была на сносях!

– Мне ведь тоже надо замуж, отпустишь, Аннушка? – в глазах Марфы заблестели слезы. – Я ж баба, мне тоже к мужу надо, хоть и франку…

– А куда я денусь, – вздыхала королева. – Отпущу…

– И меня обрюхатят, и буду я рожать латинян одного за другим. – Марфа обняла Анну. – Их папе римскому прислужников…

И обе горько заплакали…

Пришло время Анне родить второго ребеночка. Это был мальчик Роберт. Еще один парень! И родился он в 1054 году, когда его отец вновь потерпел поражение, теперь при Мортемере, от проклятого Вильгельма Нормандского. Но разве это была беда? Нет, конечно, нет! Настоящее счастье было дома. А во́йны – без них и жизни нет!

Как же Анне хотелась похвастаться дома, на Руси, тем, какая она плодовитая! Два наследника за три года! Уже после первого малыша она послала гонцов на Русь. Пусть отец узнает, что и через нее он стал дедушкой! А теперь послала вторых гонцов: радуйся, батюшка, не подвела!

И вот, спустя время эти гонцы вернулись. И старший из витязей тотчас же полетел к своей великой княжне и королеве. Он вошел в покои к Анне и опустился на колени.

– Что случилось? – спросила она, и голос ее дрогнул.

– Батюшка ваш, великий князь киевский, наш Ярослав Владимирович…

Анна стремительно закрыла лицо руками.

– Господи, Господи, – прошептала она.

Вначале мать, Ингигерда, потом старший брат Владимир, теперь отец…

Ярослав Мудрый умер 20 февраля 1054 года в Вышгороде, в праздник Торжества православия. Он княжил долгих тридцать семь лет!

– Кто рядом с ним был? – тихонько спросила Анна.

– Всеволод, государыня, брат ваш…

– Это хорошо, очень хорошо… Одна я хочу побыть, – сказала она, – ступай же…

Посланник поклонился и вышел. И только тут Анну стали душить рыдания…

– Батюшка, батюшка, – с горечью и отчаянием шептала она, затем опустилась на пол и, спрятав лицо в рукавах, долго плакала…

А ведь не было на Руси более великого правителя, чем Ярослав! Самый близкий, самый родной ей человек! Не было его больше… И ехать на Русь теперь не имело смысла…

Не знала Анна другого, что смерть ее отца повлечет величайшую трагедию для русского народа. И всему виной будет завещание Ярослава Мудрого. Оно раз и навсегда изменит всю геополитику на континенте и подпишет смертный приговор многим поколениям русских людей. Ярослав княжил на Руси как император в Византии на великих ее землях. Единовластно! Он помнил, что бывает, когда кто-то из братьев чересчур высоко поднимает голову! Сам был в той шкуре! И потому его сыновья кланялись отцу и не смели слова поперек сказать. Такой бы ему и оставить принцип правления в Киевской Руси. Единоначалие! Чтобы вся земля под одним человеком оставалась! Под старшим! А другие? Что ж другие! Пусть довольствуются малым! Коли сам Господь распорядился им на свет позже старшего явиться! Так пусть уймут гордыню и спесь и служат старшему брату и его семье!.. Но не хватило духу великому человеку ущемить своих родных детей. И потому, предчувствуя кончину, Ярослав поделил свою империю между сыновьями. Конечно, он на смертном одре сказал знаменитые слова: «Имейте любовь между собой, и Бог будет с вами! Если же в ненависти станете жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которые добыли ее трудом своим великим».

Старшему Изяславу достался Киев. Формально его братья и двоюродные племянники должны были слушаться великого князя, но куда там! Все будет решать сила оружия. Новгород, северный город, памятуя о давней воле, и жить хотел отдельно. Полоцк ненавидел Киев за страдания Рогнеды, силком взятой Владимиром, за убийство ее отца, законного князя, и несчастных его сыновей. Чернигов, не уступавший Киеву в силе, хотел жить отдельно, Переяславское княжество не желало никому кланяться, а также Смоленское и Владимиро-Волынское. И уже скоро центробежная сила начнет разрывать русскую землю, и кровные родственники станут резать друг друга почем зря. Карманные митрополиты станут потакать им, и будут сшибаться лбами русские рати, ослабляя с каждым десятилетием Русь. И когда полтора века спустя на эту землю придут монголы, они встретят враждующих, дерущихся не на жизнь, а на смерть русских князей, чей авторитет давно упал даже в родном краю, потому что в основной своей массе эти князья превратятся в разбойников и грабителей соседних земель. Повезет азиатам: такого неприятеля можно будет брать голыми руками!

Но никакая из этих бед не коснется Анны Ярославны. Она попала в притяжение другого мира, романского, со своими войнами, бедами и своими страстями.

Так вот о страстях…

В те самые дни, когда кровь франков и нормандцев, бургундцев, анжуйцев и аквитанцев лилась рекой, во дворец на острове Сите, обновленный и благоустроенный стараниями киевской княжны, явился владетель больших земель, рыцарь Рауль де Валуа. Он знал, что короля во дворце нет. Недавно под его стягами он воевал при Мортемере и потерпел поражение. В эти месяцы осад и штурмов, сражений и отступлений смерть несколько раз приближалась к нему. Именно это и подтолкнуло его открыться! Он знал, что и сейчас Генрих воюет днями и ночами со своими противниками. И Бог бы с ним! Он сказала королю, что едет собирать подкрепление, и его отпустили на пару недель. Хитрость? О да! Рауль всегда недолюбливал Генриха. И эта антипатия была взаимной. К черту короля! Сегодня – он тут!

И вот Рауль вошел в покои к королеве, и взгляды их встретились. Официальные слова и поздравления с рождением нового дитяти прозвучали.

И тогда Рауль взял руку Анны и опустился на одно колено.

– Моя королева, – сказал он, – едва увидев вас, я влюбился – влюбился навеки. И я знаю, что это чувство не пройдет никогда. – Он весь пылал: жар неутолимой страсти и звериной силы шел от него! – Отныне я живу только этим чувством! И надеждой, что…

Договорить он не успел!

– Я чужая жена, – сказала Анна. – Жена вашего короля, мой драгоценный сеньор Валуа…

– Знаю, знаю… Я только пришел увидеть вас и сказать вам… Вы – моя утренняя звезда, ваше величество, прошу вас, помните об этом… – Он прижался пылающими губами к ее руке. – Я, Рауль де Крепи де Валуа – ваш слуга навеки!

И, глядя в глаза Рауля, королева поняла, что никогда не любила своего мужа. Не любила так, как могла бы полюбить этого мужчину. Как полюбили своих женихов ее счастливые сестры! Душой, сердцем, плотью!..

– Прощайте, – добавил он, встал с колена и ушел, оставив ее стоять в центре комнаты с отчаянно бьющимся сердцем.

Эта встреча не помешала Анне Ярославне, королеве Франции, в 1055 году родить дочку Эмму, отраду родительских очей, а в 1057-м – третьего сына Гуго.

Римский папа Николай Второй писал Анне: «Слух о ваших добродетелях, восхитительная дева, дошел до наших ушей. Как отрадно, что вы исполняете свои королевские обязанности с похвальным рвением и замечательным умом».

На международной арене дела французского короля по-прежнему оставляли желать лучшего. Генриху Первому просто не повезло родиться и действовать одновременно с таким харизматичным правителем, как Вильгельм Нормандский, да к тому же числить его в своих вассалах! А тут еще начались недомолвки с римским императором Генрихом Третьим Черным. Генриха Первого Французского не устраивало выполнение императором союзнического договора. Тибо Третий де Блуа, еще прежде воевавший с Генрихом, но подчинившийся ему и принесший присягу верности как своему королю, взял и присягнул императору, а тот возьми и прими эту присягу. Ну куда это годится? Вассал двух господ? Такого не бывает! Но за всем этим стояло явное ослабление королевской власти во Франции, и крупные вассалы искали более могущественных покровителей. В этом отношении у императора было превосходство перед французским королем. Но и королю Франции, и Генриху Третьему Черному, императору, хотелось избежать войны. Они даже совершили помолвку своих детей: трехлетнего Филиппа Французского и годовалой Юдит Немецкой, но в будущем из этого ничего не выйдет. А еще шло усиление баронов в самом Иль-де-Франсе, непосредственных вассалов короля, они строили высоченные каменные замки прямо под носом у монарха, и он ничем не мог им помешать!

Анна не сразу поняла, что оказалась в королевстве, где королевская власть трещала по швам! Ее мужа едва слушались! И он, напрягая все данные ему Богом силы, старался удержать свое королевство. На фоне всех поражений была и большая удача: Генрих Первый сумел короновать своего старшего сына Филиппа как соправителя. Вот что должен был сделать Ярослав Мудрый на Руси! Короновать одного из сыновей и тем самым постараться избежать рокового и страшного распада своего государства! Но не судьба…

Коронация принца состоялась 23 мая 1059 года в Реймсе. Филиппу было семь лет. Капетинги, как это когда-то было при Каролингах, устанавливали свое королевское право передавать трон без участия своих вассалов. Съехались все феодалы, кроме герцога Вильгельма Нормандского.

Но история самого Генриха Первого на этом заканчивалась. Ежедневная нервотрепка, годы в борьбе, желание отстоять свое королевское право подточили его силы. Они просто закончились у него! И жена, на которую он столько возлагал надежд, не стала ему великой подмогой. Да, она родила ему наследников, продолжила род, но и только! Возможно, он чувствовал, что она не любит его. А ему, наверное, так хотелось не только верности и уважения, но и ее любви! И что еще хуже, он мог почувствовать, что она любит другого… Неутомимый воин, заботливый отец семейства, всю жизнь охранявший свою вотчину, Генрих Первый Капет умер в 1060 году. И не в своей постели, и не рядом с семьей, а во время одного из объездов своих территорий в Витри-о-Лож близ Орлеана. От сердечного приступа. Ему было всего пятьдесят два года.

И поплакаться толком некому было Анне. Разве что подрастающих деток обнять! Ах, не было рядом больше Марфы! Отдала она ее замуж за королевского вельможу, и рожала теперь Марфа тому детей – одного за другим. Давно растаяла ее русская свита! Подругам, кто с горючими слезами домой не запросился, замуж надо было выходить! Несколько слуг только и остались…

Вот тогда и вспомнила Анна, что обещала Богу, коли сын родится, монастырь воздвигнуть. Такой, как в Киеве! Как Лавру! Но внезапное вдовство стало не единственной печалью для Анны.

– Какова моя роль при моем сыне? – спросила она франкских вельмож.

Законный вопрос королевы-матери! Но именитые франки, собравшиеся как раз по этому вопросу, только насупились.

– Говорите! – приказала королева.

Она же не думала и не предполагала, что овдовеет! И не знала, что ей ждать в таком случае. Но Королевский совет чересчур холодно смотрел на двадцативосьмилетнюю русскую красавицу, которую отныне звали королевой-матерью.

– По закону франков опекуном юного принца может стать только мужчина, ваше величество, – сказал ей один из первых вельмож, граф Анжуйский. – На место опекуна рядом с вашим сыном Филиппом мы выбрали графа Фландрского Бодуэна. Это достойнейший муж среди франков!

Так оно и было! Бодуэн был влиятельнейшим шурином Генриха Первого, одним из крупнейших феодалов Франции.

– Какая моя роль в нынешнем положении?

Но совет предательски молчал.

– Так что же, я остаюсь не у дел? – изумилась Анна. – Вы использовали мое чрево, а теперь гоните прочь?

Она за словом в карман не лезла! Королевский совет стушевался.

– Мы рекомендуем вам быть при сыне, – со всем уважением ответили ей. – Это ваше священное право, ваше величество! К примеру, вы можете заняться дворцом!

Краска бросилась ей в лицо.

– Заняться дворцом? Может, вы мне еще метлу в руки дадите? – гнев и ярость бушевали в сердце Анны. – Или в прачечную пошлете?! Так вы скажите – я пойду!

Вельможи даже побледнели от ее слов. Но не возразили! Не успокоили. Только поклонились, подводя черту разговору.

О, да, ее оставляли не у дел! Королева-мать могла помогать советом своему сыну, но не делом. Реальной власти ее лишали! Анна была взбешена. Она и при муже-воителе играла вторую роль, но он хотя бы любил ее! А теперь она стала просто чужачкой в стране франков, сполна выполнившей свою священную миссию: родившей четырех наследников престола!

– Не хочу больше здесь жить, – сказала она о дворце на острове Сите. – Уехать хочу отсюда…

И она переехала в городок Санлис, что расположился в сорока километрах от Парижа, в здешний королевский замок. Тут был и чудесный лес, где можно было охотится, и пруды с дикой птицей. Это был роковой лес для предыдущей династии! Именно тут упал с лошади и разбился насмерть последний король из династии Каролингов – Людовик Пятый Ленивый. И в этом же лесу начиналась фортуна новой династии, начало которой дал Гуго Капет, и для которой она, Анна Русская, сделала бесценный подарок: подарила наследников на все века! Уже скоро Анна полюбила этот лес. Она стала Дианой санлисского леса, в окружении небольшой свиты, одевая костюм охотницы, она неслась на прекрасном белом скакуне и, натягивая лук, била дичь!

Била и думала: сколько же так будет продолжаться? Королева без власти, женщина без мужчины! Мать, которая не имела власти над своими детьми, потому что у них священное предназначение! Пленница высочайшего титула! Но ведь ее жизнь только еще начиналась!..

Она гнала от себя горечь и страх, которые то и дело завладевали ее душой. Но они были так сильны!.. В этом же году, когда Анна осталась вдовой, по ее распоряжению и началось строительство женского монастыря и церкви Святого Викентия. Был бы жив отец и не вступили бы в кровавую вражду ее братья и племянники, она бы вернулась на Русь! Хоть на год! Хоть на месяц! На день! Но та земля ушла от нее навсегда! Осаждая коня, глядя, как поднимаются стены обители, молодая женщина иногда думала: что же ей остается? Построить эту духовную крепость и удалиться в нее? А что делать, если Господь не дает ей земного счастья?

Но это было редко, в минуты самого черного отчаяния, которое знакомо каждому человеку.

И вновь ее выручала «Книга судьбы»!

Анна Ярославна продолжала изучение книги на деревянных дощечках, повествующей о ее предках, написанной неким жрецом Ягайло Ганом. Славянские руны! Полузабытое письмо! Эта книга уносила ее в другой мир – родной, русский, полусказочный. Она просила свечей, уходила в свои дальние покои и читала. Со стен санлисского замка на взмахе лебединых крыл она возносилась вверх. И мир приключений – удивительный исторический бестселлер! – спасал ее от вынужденного одиночества.

«Мы говорим врагам: вы сгинете, как Тьма от Солнца! – краем уха слыша, как за узким окошком перекликается ночная стража, читала Анна Ярославна. – Перун обрушится на вас и разметает, как овец! И они тогда задрожат и воинов Сварги убоятся. И этому есть знамение, что у Днепра расцвела лоза зимой. Это Купало предсказал нам знамением победу над врагами…»

Русские люди жили-поживали на благом берегу Днепра, пахали поля и ловили рыбу, растили коней, вступали в битвы. Они сражались со злыми костобоками. А едва отбились от костобоков, как пришли хазары. Часть русичей попала под них, а другая решила с ними драться. Большую роль в борьбе с этими «хазарами» сыграл некий боярин Скотень. «И был в степи боярин Скотень, – повествовал Ягайло Ган, – живший своим трудом, и не попал он под власть хазар. И потому что был он иранцем, он попросил помощь у иранцев. Они дали конницу, и вместе мы ударили по хазарам. Русы кричали, как львы: “Пропадем, если нам не поможет Перун!” И он помог: хазары были повержены. Перевела Русь дух и сказала: “Что еще будет?” А хазары, бросая наземь свои мечи, бежали куда глаза глядят: к Волге бежали, Донцу и Дону. “Хвала Дажьбогу нашему и Перуну златоусому, которые были с нами!” И так впервые воспели мы славу богам и нарекли землю ту Русколанью…»

И основали русичи свою большую страну Русколань от Северного Кавказа до городков Голуни и Воронежца, и основали Сурожскую Русь в Крыму. А еще, северо-западнее, была Борусь со своим князем. Ягайло так и писал: «Мы имеем силу в степях и строимся по образу Матери-Сва, Солнца нашего: простираем Крылья в обе стороны, а Тело – в середине, а во главе – Ясунь, а по бокам его – воеводы славные, которые не оставляют в сече головы своей, а сберегают ее до Дня Оного…» А потом пришло «золотое время», когда в Русколани правил Бус Белояр. Но так продолжалось недолго. В IV веке пришли готы с Германарихом и хитростью убили Буса и его старейшин, а за готами в V веке уже следовали гунны и сотрясатель земли Аттила. Под его натиском счастливая Русколань пала…

«Ничто не вечно на этой земле, – думала Анна Ярославна. – Сегодня ты – победитель, завтра – побежденный. И не бывать иначе…» Но она, женщина и королева, устала от поражений. Схватки с жизнью утомили ее, источили силы. Она устала быть побежденной…

Но как ей было вырваться из этого замкнутого круга, куда, как затравленного зверя, загнала ее сама судьба?! Как птицу поймала в силок!..

В Париже она бывала часто: там оставались ее дети! Там был ее сын, король! Она боялась охлаждения в их отношениях. А он был так рад, когда она приезжала! Смерть отца больно ударила и по Филиппу, и по другим ее детям! Потом, ее подпись требовалась на хозяйственных документах. Формально дворец оставался под ее опекой. Но Королевский совет поглядывал на нее подозрительно: ее влияние было нежелательно для феодалов.

С переменой в положении красавицы Анны, теперь молодой вдовы, свободной женщины, переменились и взгляды мужчин, которые она ловила на себе!

– Точно на добычу смотрят, – сказала она одной из своих служанок.

Но так оно и было! Стоило Анне овдоветь, на нее разом стали заглядываться бывшие вассалы короля. И как иначе? Она была молода и необыкновенно хороша. Умна и образованна. Этот факт мог обрадовать не любого франка, но тем не менее! О, да, она легко рожала детей! И при этом – королева! Высшая кровь! «Роль скорбящей вдовы явно не для королевы Анны! – шептались при дворе. – Скоро, скоро все решится!» Она была права: на нее смотрели как на добычу! Желанную! Слюни у всех текли! Вопрос стоял только так: кому она достанется? Пусть погорюет месяцок-другой, думали владетели земель, герцоги и графы, а там мы сцапаем ее по всем законам суровой феодальной жизни. Но такое отношение оскорбляло ее! Она не желала доставаться кому-то по праву сильнейшего! Это было неприемлемо для цивилизованной женщины, каковой и была русская княжна!

Но прошел не месяцок-другой, а больше: два года! Чтобы случилось это, заветное! Главное событие в ее жизни после рождения детей! А может быть, и равное. Наконец, любовью живет человек! А человеку молодому и полному сил особенно хочется любви! И особенно хочется женщине! И далеко не только духовной, обращенной к Богу и детям, но романтической любви к мужчине. А ведь Анна еще не испытала такой любви! Девчонкой ее отдали замуж за неизвестного ей человека, сделали заложницей обстоятельств, заставили попросту смириться с судьбой.

Но однажды утром она проснулась и поняла, что больше не желает быть символом – королевой-матерью, пленницей трона. Она просто умрет, если не поступит так, как должна поступить женщина!

Близилась очередная королевская охота в Санлисском лесу. Анна, любившая такие развлечения, сама зазывала к себе высокое дворянство. Это была ее вотчина! Королевский совет только радовался тому, что государыня, оказавшаяся не у дел, нашла, чем себя занять. Накануне в Санлис съезжались и бароны Иль-де-Франса, и крупные сеньоры соседних земель, на кого король мог положиться в своей политике. Многие сеньоры приезжали и потому, что желали увидеть ее, прекрасную вдову, и даже надеялись договориться о взаимности. А может быть, в необузданных фантазиях и силой схватить королеву и увезти ее подальше. Приручить и позже объявить, что венценосная красавица более несвободна! Кто смел, тот и съел! Побеждает сильнейший!

И так в конце концов и случится! Но только по любви!

Именно поэтому Анна ждала этого дня! Они давно вступили в переписку, и теперь только ждали случая все решить раз и навсегда. И вот – еще одно послание! Накануне охоты! «Моя госпожа! – прочитала она. – Когда окажетесь в Санлисском лесу, когда протрубят рога, скачите по северной дороге, там я вас буду ждать! – сердце выпрыгивало из ее груди, и упоение и предчувствие чего-то сладкого уже горячо разливалось внутри молодой королевы. – Вы услышите зов моего горна! – писал он. – Жизнь моя! Любовь моя! – и подпись: – Ваш Рауль».

Она поцеловала это письмо! Они решили перевернуть мир, и они перевернут его!

И вот полтысячи вельмож, оруженосцев, егерей и слуг со сворами собак ждали начало охоты. Вперед открывался гигантский лесной массив, кишащий зверьем. Этот лес для королевской охоты выбрал первый из правящей династии – Гуго Капет. С тех пор так и пошло… Наконец затрубили рога, и лавина охотников рванула в Санлисский лес в погоне за оленями, а заодно лисами, зайцами и птицей. Все примут королевские повара! Несколько тысяч собак заглушали неистовым лаем все и всех, и только вой рогов прорывался через хриплый лай и летел над лесом.

Время и место было выбрано идеально! На охоте всегда можно отстать, чтобы спешиться и подтянуть упряжь. Можно бросить: «Я зайду слева! Гоните их (к примеру, оленей!) на меня!» Анна так и сделала. Она бросила: «Я догоню вас!» Всем хотелось первыми добраться до оленей, и ее оставили с оруженосцем. Что может случиться с королевой в ее собственном лесу, где она гуляла едва ли не каждый день?

И тогда Анна сказала:

– Пьер, ты хочешь, чтобы твоя королева была счастлива?

– О да! – ответил изумленный вопросом юноша.

– И ты готов служить мне и сделать все, что я попрошу? А если надо, то отдать жизнь за меня?

– О, конечно, моя королева! – кивнул оруженосец.

– Тогда едем со мной, и больше ни слова!

И она, прыгнув на коня, упряжь которого оказалась в совершенном порядке, пришпорила его. И они понеслись на север, затем отыскали дорогу и устремились на северную оконечность Санлисского леса. Анна то и дело пришпоривала коня. Сейчас она стремилась к нему всем сердцем, душой, всем своим существом! Позади них трубили сотни охотничьих рогов, но эти звуки становились все дальше… Им пересекали дорогу разбегающиеся лисы, зайцы и барсуки, одного из них ударил копытом летящий конь Анны… Зато очень скоро они услышали в отдалении одиноко поющий рог. Он точно звал кого-то! И звук его становился все ближе!

– Это он! – бросила королева.

– Кто он? – спросил ее оруженосец.

– Мой кавалер! Сеньор Рауль!

– Какой сеньор Рауль? – на скаку испуганно вопросил оруженосец. – О чем вы, ваше величество?

– Все хорошо, Пьер! Беспокойся только за мою жизнь, и заслужишь вечную благодарность своей королевы!

И очень скоро они вылетели на хорошо вооруженный отряд, который возглавлял сам Рауль де Валуа.

Оруженосец понял: это было похищение с разрешения жертвы. Так случалось, и не раз, в том полном необузданных страстей мире!

– А теперь возвращайся назад, Пьер, – сказала королева. Лицо ее пылало и от скачки, и от стыда, и от любви – и оттого было еще прекраснее. – Передай сеньору Бодуэну, пусть не ищет меня, я не вернусь во дворец! Расскажи ему, как все было. И не вини меня!

Ликующий, победивший граф кивнул юноше:

– Держи, – он отстегнул от пояса кошель и бросил его оруженосцу. – Это тебе за труды!

Впрочем, исчезновение королевы-матери могло только обрадовать Бодуэна Фландрского. Ее поступок означал, что Анна по своей воле окончательно удаляется от каких бы то ни было государственных дел в частную жизнь.

В мир любви!

Поймав кошель и спрятав его поглубже, оруженосец поехал исполнять приказание ее величества.

Наконец, она королева, и кто может ей перечить?

Рауль и Анна поселились в одном из замков сеньора де Крепи де Валуа. А этих замков у него были десятки: он владел огромными территориями на севере Франции! Поди еще поищи таких любовников, как он! Плюнув на весь мир, они наслаждались друг другом.

Еще в первое их утро утомленная любовью ненасытного графа, героически караулившего ее добрых двенадцать лет без каких бы то ни было гарантий, Анна сказала ему:

– Тебя, тебя я ждала всю жизнь!

– И я ждал тебя, моя богиня! – признался он. – Я за тебя жизнь отдам, Анна!

– Нет уж, погоди, – оплетая руками шею графа, улыбнулась королева. – Я только что овдовела! Ты сначала поживи со мной, милый Рауль! И подольше…

Они занимались любовью, охотились, трубя в рога, гоняя кабанов, оленей и зайцев по зеленым лесам и полям Крепи, Вексена и Валуа, читали вслух. Читала Анна! Малограмотный, как и другие феодалы страны Франкии, Рауль все больше слушал. И лишний раз восхищался своей русской волшебницей, именно – богиней! Своей несравненной королевой!

Но чем больше счастья они приносили друг другу, тем стремительнее тучи сходились над их головой.

– Ты будешь моей женой? – очень скоро спросил он.

– Да, – ответила она. – Но ведь ты женат?

Вот ведь какое дело: у Рауля была жена! Да-да, он не был свободен! Его жену звали Алиенорой Хакенезой, она происходила из знатного пикардийского рода, и у них было два сына: Симон и Готье. Что тоже немаловажно!

Тем не менее Рауль сказал возлюбленной:

– Я давно не люблю ее! Смотреть на нее не могу! Заноза моей жизни, камень в моем сердце…

– Но у вас дети!

– Это ничего не значит!

– Двор ополчится на нас…

– Ну и пусть!

– А папа римский?

– Да к черту папу римского! – заносчиво бросил Рауль и добавил: – Прости меня, Господи. Я знаю, – кивнул он: – Отец Небесный поддержит нас в нашей любви!

Иные женщины любят таких вот мужчин, которым все по плечу: и жениться, будучи женатым, и даже послать куда подальше самого папу римского. Кто бы мог подумать, что из прилежной и умненькой дочки Ярослава Мудрого, книгочейки, вырастит такая вот пылкая и безрассудная дама? Как Анна решилась на такое: выйти замуж за женатого мужчину? Умолял он ее на коленях ли, грозил убить себя или их обоих вместе, или она по своей воле безоглядно бросилась в это море любовных приключений, грозящих неминуемой бедой? Думается, есть только один ответ: любовь свела их с ума. А что, так бывает!..

Брошенная и оскорбленная до глубины души Алиенора Хакенеза долго заламывала руки и посылала проклятия на голову мужа. Настроила сыновей против отца. А потом пожаловалась в Рим и попросила понтифика привлечь мужа-изменника к ответу.

Папе Александру Второму жилось и так нелегко. Он только что был избран на пост понтифика и впервые в истории одним собранием кардиналов без вмешательства императора. Александр Второй, будучи человеком честным и ответственным, возглавил народное движение против безнравственности духовенства. По иронии судьбы в это же время был избран другой римский папа Гонорий Второй, который собирался свергнуть Александра. Позже сторонники Александра назовут Гонория «антипапой». С одной стороны, Александр должен был позаботится о христианском благочестии своей паствы, с другой – он не хотел ссориться с королевой Франции и крупным феодалом де Валуа. Но если он скажет, что две жены у одного мужа – это грех, то ему ответят, что два папы у одной церкви – не лучше.

Тем не менее папа Александр Второй потребовал от двух отцов церкви – архиепископов Реймса и Руана – провести расследование. Превратившись в двух детективов, они изучили суть дела, признали виновным Рауля де Валуа де Крепи и потребовали от любовников разойтись.

– Как же нам быть? – спросила в замке Мондидье королева Анна у своего возлюбленного.

Она и так пожертвовала и честью, и любовью своих детей ради их с Раулем любви. А тут еще гнев папы римского!

– Пока не знаю, – прорычал граф. – Не знаю…

Анна подняла на него глаза:

– Мы объявили войну всему миру…

– Ты помни главное: я тебя никому не отдам, – сказал Рауль. – И если надо, я буду воевать со всем миром!

И не было никаких сомнений, что так бы он и поступил! Одним словом, любовники не послушались ни двух отцов церкви, ни самого папы и продолжали жить во грехе.

Двор был недоволен. Иные негодовали. Алиенора Хакенеза публично посылала проклятия на их головы. Юный король, старший сын Филипп, отказался понять поступок матушки. Но так ведь он был еще ребенком!

Чувства детей были оскорблены ее бегством – это мучило Анну Ярославну. Сыновья Рауля отвернулись от своего отца. Проклятие всего мира дамокловым мечом нависло над их головой: от любовников готовы были отвернуться как от прокаженных!

– Я улажу это дело, – в те черные дни сказал Рауль своей королеве в замке Мондидье.

Таким она видела его впервые: дьявольский огонь пылал в глазах графа де Валуа.

А вскоре неприятная и скандальная ситуация разрешилась сама собой. Хакенеза соблазнилась одним молодым человеком, который утешал ее в горе. Их застали с поличным. Это и стало причиной официального развода. Правда, поговаривали, что это Рауль подослал своего человека к нелюбимой жене, чтобы скомпрометировать ее. Что ж, все может быть! Но после этого инцидента церковь разрешила и развод, и новый брак. Увы, но горечь и обида брошенной жены да еще и публичный позор свели Алиенору Хакенезу в могилу. Но сыновья Рауля и Хакенезы, и это понятно, возненавидели мачеху. Отец пригрозил им немилостью, они смирились, но стали избегать ее.

И хотя роковое напряжение спало, все это было мучительно для Анны.

Когда долгий медовый месяц прошел и страсти поутихли, Рауль де Валуа вспомнил, что он воин.

Граф провинции Мэн Герберт Второй, в 1062 году уходя в мир иной, завещал свой удел Вильгельму Нормандскому, но знать Мэна восстала против такого решения. На общем собрании они во главе с графом Анжу Жоффруа Третьим признали своим сеньором Готье Третьего, сеньора Амьена и Вексена, двоюродного брата Рауля де Крепи де Валуа. И Рауль ушел со своим войском на долгую войну все с тем же герцогом Нормандии Вильгельмом, которому столько проклятий посылал еще при жизни упокоившийся король Генрих. Возвращаясь в Мондидье, Рауль все чаще говорил о своем новом противнике.

Анна долго крепилась, но потом не выдержала:

– Милый, я больше слышать не могу об этом нормандском монстре! Война с ним сделала меня вдовой, его величество Генрих говорил об этом страшном человеке с утра до ночи и надорвал себе сердце, теперь ты туда же! Я хочу уехать жить в Париж к детям, они нуждаются во мне…

Так они и порешили: Рауль уехал на войну, Анна вернулась к детям.

В 1063 году заболел и умер ее сын Роберт. Трагедия разбила сердце матери. Лишний раз она задумалась о том, как хрупка наша жизнь! Оставшиеся дети стали оттого еще ближе Анне. Филипп, измучившийся метаниями матери, ее поисками любви, столь непонятными ему, простил королеву за исчезновение, за кривотолки, которых наслушался предостаточно! Все-таки мама вернулась! И Анна даже стала принимать участие в государственных делах. На документах того времени стала вновь появляться ее подпись.

Королева жила то наездами в Париже, во дворце на острове Сите, то в Санлисе, когда ей хотелось побыть одной, подальше от двора и бесконечных сплетен, ведь она была главным предметом перемывания костей! Когда Рауль возвращался в Мондидье, туда приезжала и Анна. Но стоило ему уехать, как уезжала она: с детьми Рауля де Валуа под одной крышей ей делать было нечего.

А любимое дело всякого феодала все сильнее затягивало ее нового мужа в свой омут. И выбраться из него Раулю де Валуа не представлялось никакой возможности!

В ожидании любимого, глядя на подрастающих Филиппа, Эмму и Гуго, королева вновь обратилась к своей библиотеке. А ведь она стала забывать ее в бурных волнах вдруг накативших перемен и в первую очередь обрушившейся на нее любви! Мудрость и рассудок, которые она так легко отпустила на волю, возвращались к ней. Ей пора было дочитать «Книгу судьбы» своего народа. Вспоминая уже прочитанное, она двинулась далее по дороге времени.

Несколько лет назад она остановилась на том, как под натиском готов Германариха, а позже и гуннов Аттилы пала счастливая Русколань. Но были вождь Орий и три его храбрых сына: Кий, Щек и Хороват. Кий! Она слышала это имя, и не раз! «И сказал тогда старый Орий своим сыновьям: “Уйдем из земли той, где гунны убивают наших братьев!” И пошли мы в иную землю, где течет молоко и мед, где есть такая земля. И пошли все, и три сына Ориевы, которые были Кий, Щек и Хороват, от которых и проистекли три славных племени. (Щек, как говорит легенда, дал начало чехам, Хороват – хорватам.) Сыновья были храбрыми, водили дружины, и так они сели на коней и отправились в путь. За ними – младшие дружины, скот, коровы, повозки с быками и овцы, в повозках ехали дети, старики, матери, жены и больные люди. И так шли на полдень, к морю, мечами разя врагов. И пришли к Горе Великой, где было множество злаков. И там уселся Кий, который построил Киев, ставший русским престолом. Много крови стоил тот исход славянам. Анты пренебрегли злом и шли, куда указывал Орий, ибо кровь родства – святая кровь! А наша кровь говорит о том, что все мы – русичи. Не слушайте врагов, которые рекут недоброе: мы происходим от отца Ория!»

Повествование все более захватывало Анну. Князь Кий основал град Киев на Днепре. Теперь уже речь шла о ее родине! Имена звучали все более знакомо! Картина становилась все яснее! Были еще времена, и Киев захватили варяги Аскольд и Дир. «Тут впервые варяги пришли на Русь, – говорил летописец. – До этого были свои вожди, и Огнебог хранил очаги в домах. Но теперь он отвратил лик свой от нас, поскольку эти князья крещены греками. Аскольд – темный воин, а сегодня греками “просвещен”, что нет никаких русов, а есть варвары!» Наконец-то Ягайло Ган, язычник, преданный своим родовым богам, писал о современниках! «Но мы можем это только осмеять, поскольку были кимры – также отцы наши, и они римлян потрясали и греков разметали, как поросят испуганных. Те вожди наши разделяли каждому по потребности, а этот суть иной и творит по-иному. Сей Аскольд приносит жертвы чужим богам, а не нашим. Такими были отцы наши, и нам не быть иными! А греки хотят нас окрестить, чтобы мы забыли богов наших и обратились к ним и стали их рабами!» Негодовал Ягайло Ган! Не любил он греков с их новой верой!

Анна Ярославна с жадностью читали рунические буквы на березовых досках. Ведь именно Аскольд пришел на Русь со своим конунгом – Рюриком! С ее, Анны Ярославны, далеким прапрапрадедом! Ведь она была, как и ее отец, от рождения Рюриковна. Вот и замкнулся исторический круг, начавшийся с Богумира в Семиречье две тысячи лет назад и закончившийся на Днепре, в Киеве, с приходом Рюрика. Далее повествование обрывалось. Это говорило лишь о том, что Ягайло Ган, автор и составитель «Книги судьбы» народа русского, жил два века назад и был современником варягу Рюрику… На последней дощечке автор книги написал так: «Люди на земле, будто искры, исчезают во тьме, словно и не было их никогда! И только истинная слава человека сливается с небесной Славой и пребывает в ней до конца всех земных жизней. Так человеку ли бояться смерти, если он потомок славных?»

Удивительные слова «Книги судьбы» тронули Анну до глубины души! Коснулись самых сокровенных уголков ее сердца. Ведь она была частью этой великой истории!

Она, Анна Ярославна, русская княжна, была потомком славных!..

Прошло еще несколько лет. Королева Анна все чаще чувствовала себя брошенной. Ее Рауль, уже зрелый муж, большую часть времени проводил в седле. Он уезжал на долгие месяцы воевать с нормандцами и их союзниками. В сущности, Рауль бывал дома только зимой, когда войны затихали. Ей хотелось родить ему ребенка, но Бог детей им не дал. Это лишний раз наводило королеву на мысль, что их союз не угоден небесам. Ведь у них были дети от других супругов! А тут…

В 1066 году ситуация в Европе переменилась. В январе умер английский король Эдуард Исповедник, не оставив наследника. Воинственный Вильгельм Нормандский погрузил свое войско на корабли и отплыл в Англию. Там, в битве при Гастингсе, он наголову разбил англосаксов с их королем Гарольдом Годвинсом. Последний был убит, и путь к трону для нормандца оказался свободен. Так континентальная Европа избавилась от сильного агрессора, никому не дававшегося покоя, а зеленая страна Англия, туманный Альбион, приобрел нового короля и новую династию. Очень скоро нормандцы станут вырезать англосаксов так же, как те, когда-то переплыв Ла-Манш, вырезали кельтов.

Анна Ярославна с тяжелым сердцем наблюдала за тем, как Франция выходит на новый круг вражды с Нормандией и как ее старший сын Филипп, уже юноша, идет прямехонько по стопам своего отца, вступая в борьбу с Вильгельмом.

Королева ясно понимала, что этому никогда не будет конца.

В тот год, когда Вильгельм завоевал Англию, Рауль де Валуа разорил Верденское графство и сжег столицу. На войне как на войне! А все потому, что епископ Вердена не выплатил ему контрибуцию. Как и все сеньоры Европы, Рауль вел нормальную жизнь феодала одиннадцатого века. И Анна по-прежнему странствовала. Париж, Мондидье, Санлис… Не стоит думать, что феодалы были так привязаны к одному месту! Все наоборот! Люди той эпохи вообще не сидели на месте! Новые дороги всегда ждали их! Кого-то – новые замки, иных – лачуги, привалы под открытым небом в новых землях! Желанное чувство новизны не давало им покоя! Пройдет еще полтора десятилетия, и Европа устремится на Восток, по его горячим от солнца дорогам, чтобы упрямо идти по ним и воевать на них два столетия кряду!

И за Гроб Господень, и просто в поисках счастья!..

Со временем королева перевезла в Санлис всю свою славянскую библиотеку, когда-то привезенную из Киева. Дети ее не говорили на русском языке. Или она слишком мало уделяла им времени, или, что вернее, учителя-священники, католические прелаты, заставили их забыть и зачатки чужого им языка. Франкам нужны были франкские короли!

Трагический удар постиг Анну Ярославну в 1074 году. Рауль де Крепи де Валуа внезапно умер в замке Перрон, который за год до этого долго штурмовал, а потом и захватил. Он умер приблизительно в том же возрасте, что и ее первый муж король Франции Генрих Первый, занимаясь тем же самым делом: непрерывной войной. И тоже умер от сердечного приступа. Двенадцать лет счастливой жизни в любви закончились, но и за них Анна была благодарна Богу.

В Мондидье ей делать больше было нечего. Взрослые сыновья Рауля ее ненавидели. И она перебралась в Париж. Оставшись сорокадвухлетней вдовой, Анна Ярославна вдруг поняла, что ее жизнь – жизнь желавшей влюбляться и быть любимой женщины – закончилась. Сорок два года в одиннадцатом веке от Рождества Христова – это было так много! Практически старуха! И в личной жизни ей пора на покой…

Но она все еще была королевой-матерью!

Филипп правил своей волей и ни в чьем мнении не нуждался. Правда, он настаивал, чтобы мать вела хозяйственную часть дома. Эмму выдали замуж, Гуго женился на Аделаиде де Вермандуа и стал основателем второго дома этой фамилии. Именно он, младший сын Генриха и Анны – граф Гуго де Вермандуа, уже скоро станет одним из вождей Первого крестового похода. Его лидером! Во французской истории он останется как Гуго Великий! Этот рыцарь прославит себя подвигами на поле брани за Гроб Господень и сложит голову, сражаясь в далекой Азии…

Анна осталась одна. Как она хотела повидать дом своего отца! Далекую родину! Русь! Но вести с востока доходили чересчур страшные: на территории Киевской Руси шла ожесточенная междоусобная бойня. Ее братья и племянники уничтожали друг друга. Франки тоже бесконечно воевали, но это была не братоубийственная война – просто феодальная распря!

Государство Русь, так ярко вспыхнув на территории Восточной Европы, все глубже погружалось в тьму…

А что ее сестры? Елизавета? Анастасия? Вот ведь ирония судьбы! Харальд, поэт, бард, великий воин, получивший прозвище Суровый, тоже когда-то претендовал на трон Англии. Он опередил Вильгельма Завоевателя ровно на месяц и вступил в схватку с королем Гарольдом Годвинсом. Это произошло все в том же 1066 году! У Харальда Сурового было пятнадцать тысяч воинов, он продвигался с победами, но в битве у Фулфорда, неподалеку от Йорка, стрела попала ему в горло. Поэту, певцу! Он истек кровью. Потеряв вождя, норвежцы были разбиты и едва унесли ноги… Но еще прежде Харальд отдалил от себя жену – русскую княжну, которую добивался столько лет! – и все потому, что она принесла ему только дочерей, и взял другую, молодую, Тору. Она и даст ему долгожданных наследников. Может быть, за эту коварную измену наказал его Бог? Кто знает! Но следы Елизаветы Ярославны теряются во времени…

Анастасия потеряла мужа Андраша еще раньше: в 1060 году он погиб в междоусобных войнах за престол Венгрии. Анастасия бежала в Баварию, там вышла замуж за графа Пото, но старший сын ее, Шоломон, стал ее врагом. Говорили, он однажды поднял на нее руку. Елизавета прожила долго, много переезжала и, как шла молва, упокоилась где-то в Штирии.

Анастасия намного переживет свою младшую сестру Анну…

В 1081 году Анна Ярославна отправилась в путешествие. До нее дошел слух, что в соседней Германии гостит брат Изяслав! Он якобы пришел искать помощи у императора Генриха Четвертого. Анна плохо знала подоплеку этого союза, которого так добивался Изяслав. Ярославичи разбились на «старших» и «младших». Первые обобрали вторых – младших братьев и племянников, пока те были юны. Лишили их вотчин и средств. Но вот «младшие Ярославичи» подросли и вступили в битву за свое место под солнцем. И стали теснить старших. Триумвираты, заговоры, предательство стали самым обычным делом в кругу этой разросшейся за несколько десятилетий семьи. Ни в одном самом страшном сне Ярослав Мудрый не мог увидеть того, к чему приведет его отеческое завещание! Изяслав, которого выдавили из Киева, привез императору огромные богатства, чтобы тот дал ему армию против братьев и племянников. Но армии он не получит – Генрих Четвертый был занят войнами со своими соседями-врагами. А Ярополк, сын Изяслава, отправится в Рим искать поддержки у папы Григория Седьмого. В будущем именно этому папе враждовать с германским императором Генрихом Четвертым! Толковой помощи не получит ни Изяслав, ни его сын Ярополк. Европе было не до них!

Вот к ним по дорогам Германии и устремится Анна, но не застанет ни брата, ни племянника. А если бы и застала, чтобы сказала им? И чтобы сказали они ей? Борьба за власть стала единственной целью ее русской родни. Изяслав вернется на Русь и позже погибнет в междоусобице, за ним вернется на Русь и погибнет в том же водовороте и Ярополк.

Несолоно хлебавши Анна вернулась в Санлис. Последние годы ее жизни проходили незаметно. Ее часто видели в библиотеке. Она мало говорила и много читала. Анна обращалась к книгам, написанным на языке, которого, кроме нее, никто не знал… А еще королева любила гулять в Санлисском лесу, на северной его окраине. И все время точно прислушивалась к чему-то! И никому было невдомек, что она хотела услышать призывный звук охотничьего рога… Так однажды протрубил ее любимый, чтобы она скорее нашла его!.. Каждый из людей хочет услышать этот чудесный зов – ушедшей навсегда юности и любви… Анна угасала не от болезней – от отсутствия радости. С годами человек, много желавший и бравший от жизни все, впадает в отчаяние. Потому что ему все чаще приходится жить лишь воспоминаниями о счастье. И чем ярче те вспышки, когда-то сладко ранившие сердце, тем суровее тьма, в которой угасает его жизнь…

Анны Ярославны, королевы Франции, не станет, когда ей исполнится всего пятьдесят лет. Она станет незаметной тенью в последние годы жизни, и где ее могила, ни французы, ни русские так и не узнают. Но ее кровь в потомках пройдет через все будущее тысячелетие!

И сохранится для новых поколений ее уникальная библиотека…