1

Как же чудесен был этот средневековый обликом город в конце декабря! Город на холмах, тонувший в мягкой европейской зиме! Как уютно было все тут! Прага расцвела в середине четырнадцатого века, когда стала столицей Священной Римской империи. Всесторонне образованный император Карл Четвертый, чех и урожденный пражанин, позаботился о том.

Пражский Град разрастался на глазах и всех удивлял красотой.

Снег лежал на тысячах черепичных крыш, островерхие крыши соборов и башен устремлялись в молочное небо. И подмерзшая Влтава расходилась рукавами через весь город, и Карлов мост, шедевр средневековой архитектуры, мост из сказки, камень в основание которого положил сам император, крепко соединял два пражских берега. Когда-то именно тут, в городе, до неприличия терпимом ко всем религиям мира, поселялись маги и «волшебники» всех мастей, чтобы увлекать правителей – королей и герцогов – своими фокусами, удивлять и зарабатывать звонкую монету. Сюда слетались великими тучами евреи-каббалисты, ускользая от инквизиции и гонений, образуя целые кварталы, становившиеся также рассадниками всевозможных эзотерических вероучений и ересей.

– Да-а! – протянул Степан, оглядывая городские улицы. – Городок-то, Петр Ильич, прям скажем: чудесный!

– Еще какой чудесный! Сказочный! А сколько тайн и загадок хранит он! – многозначительно подмигнул я.

– Это каких же загадок?

– Каких? – улыбнулся я. – Расскажу…

Мы поймали пролетку, погрузили багаж, и вскоре пара понесла нас по Пражскому граду.

– Надо бы тебя спрятать от греха подальше, – сказал я Степану. – Да как бы не выбрать ту же гостиницу, что и Дармидонт Михайлович! Хотя, я отчего-то уверен, что он поселится там же, где будет и аглицкий маг, на Гостином дворе упомянутого пана Грачека за площадью Крестоносцев. А стало быть, мы выберем маленькую гостиницу где-нибудь неподалеку.

Свое желание я растолковал вознице. Тот живо кивнул: «Добрже, пан!»

– Два века назад, Степа, – продолжал я, – тут, в Праге, жил некто Махараль Йехуде Бен Бецалель.

– Жид? – нахмурился Степан.

– Именно так. Еврей-каббалист, настоятель местной синагоги. Так вот, однажды он вылепил из глины человекообразное существо – Голема…

– А зачем?

– Забыл упомянуть. Он завидовал славе Господа, который вылепил из глины Адама.

– А-а! Вон куда замахнулся! И что же дальше? – выдыхая легкий пар, вопросил Степан.

– Догадайся.

Степан поморщился:

– Да я не такой шибко умный, как вы, Петр Ильич. Не сумею.

– Бен Бецалель решил оживить своего Голема.

– Истукана?!

– Именно, – кивнул я.

– Да как же наглости-то хватило жиду?

– А вот хватило! – усмехнулся я. – Эти евреи-каббалисты большие хитрецы! Хотели заполучить все тайны мира и владеть этим миром безраздельно. Бецалель вложил в глиняный рот истукана тетраграмматон – четырехбуквенное непроизносимое имя Бога.

Степан перекрестился:

– Неужто возможно такое, Петр Ильич?

– Легенда говорит, что да, возможно. И, представь себе, Голем ожил.

– Как ожил? Да неужто?

Забавно было видеть такую реакцию от сильного и отважного Степана, гнувшего пятаки и подковы и стрелявшего почище Вильгельма Телля.

– А так. Его глаза открылись и он произнес: «Что нужно, хозяин?»

– Аж мурашки по коже, Петр Ильич…

– Еще бы! Каббалист Бен Бецалель не только оживил истукана, но и заставил его служить себе. Но дело вдруг приняло особый оборот…

– Какой такой особый?

– Души-то у истукана не было. Вначале он исполнял только волю хозяина, но потом… Голем стал исчезать из дома Бецалеля. Он уходил в ночь, бродил по ночной Праге и вершил то, что ему заблагорассудится.

Мой слуга перекрестился вновь:

– Вот ведь племя-то какое!

– О ком ты?

– О том, кто слепил этого Голема!

Я рассмеялся.

– А чем все закончилось, Петр Ильич? Поймали его, глиняного человека?

– По легенде, он оживал только ночью. Однажды днем к Бецалелю ворвались пражане и раскололи Голема. – Я выглянул из пролетки. – Да и самому каббалисту досталось… Кажется, подъезжаем.

Возница отвез нас на Старомесскую площадь в гостиницу «Черная курица». Я записался паном Василем из Киева. У хозяина «Черной курицы» служил его сынишка, Матей, расторопный мальчуган, его я и послал в «Гостиный двор» пана Грачека на площадь Крестоносцев. Вскоре мой гонец вернулся.

– Через два дня, пан Василь, у пана Грачека ждут гостя из Англии, все его зовут великим магом. Он будет устраивать сеанс…

– Что за сеанс? – спросил я. – Ты узнал?

– Да, пан Василь, – кивнул умный мальчик. – Мой друг, Йозек, сын пана Грачека, по секрету рассказал мне о том.

– Так-так-так, – переглянувшись со Степаном, оживился я. – Говори, Матей.

– Этот маг будет разговаривать с мертвыми…

Степан отступил и перекрестился уже в третий раз за сегодняшний день. Кажется, Прага переставала ему нравиться.

– Спиритический сеанс? – догадался я. – Верно?

– Да, пан Василь! – кивнул мальчишка. – Спиритический сеанс! Так и было сказано. В гостинице уже селятся разные люди, которые специально приехали за тем, чтобы поговорить с мертвецами.

– Милостивый Господи, – пробормотал Степан. – Что ж такое делается?

– Как интересно, – потер я руки. – Там есть четверо здоровенных русских, богатых, при оружии?

– Есть, – кивнул Матей. – Они купили лучшие номера!

– Не сомневаюсь. Ну а имя этого мага… ты не узнал?

– Йозек обещал узнать его сегодня вечером, написать и передать мне.

– Отлично, – кивнул я. – Ты молодчина, – я отсчитал пять крон и положил на ладонь мальчика.

– Тут больше, пан, – осторожно предупредил мальчик.

– Я знаю. Еще получишь столько же, когда скажешь мне имя мага и расскажешь все подробности будущего сеанса.

Матей улетел. Мы заказали в номер жареную утку с квашеной капустой, маленький бочонок только что сваренного пива, каравай и сели за трапезу.

– А что такое спиритический сеанс? – осторожно, точно речь шла о чем-то запрещенном, спросил с набитым ртом Степан. – Что за дьявольщина такая?

Я сделал добрый глоток из литровой деревянной кружки.

– Наука говорить с мертвецами.

– Да неужто такое возможно?

– Еще как возможно, – я откинулся на спинку стула. – Эта наука молодая, ей всего пятьдесят лет. Неужто ты ничего об этом не знаешь?

– Ни сном ни духом, Петр Ильич, – замотал тот головой.

Как видно, общение со мной открывало для охотника и слуги Степана Горбунова много нового, о чем он прежде и не задумывался.

– Ну хорошо, я просвещу тебя. Это случилось в 1848 году, в США, в штате Нью-Йорк, в городке Гайдсвилле, на ферме некоего мистера Фокса. В его доме вдруг стали раздаваться стуки и шумы – это отметила вся семья Фоксов. Стуки были и тогда, когда вся семья была в сборе и разыграть никто никого не мог.

– Неужто домовой?! – трепетно спросил Степан.

– Угадал! – усмехнулся я. – Фоксы скоро поняли, что природа этих стуков находится за пределами нашей реальности. Они шли из великой бездны. Из вечной ночи. Или вечного света? Оттуда, откуда мы вышли и куда однажды вернемся. Отважная средняя дочь Фоксов, Кейт, так и сказала своим родным: «Я знаю, к нам стучат из другого мира».

Дюжая рука Степана дрогнула. Оставив жирное крыло утки, подумав, он вновь осенил себя крестным знамением:

– Господи, прости.

– Ты теперь будешь всякий раз креститься? – улыбнулся я. – А, бесстрашный Степан?

– Я бесстрашный, покуда живых вижу. Кого я пощупать могу да кулаком садануть. А призраки… – он покачал головой, – тут другое. И потом, неправильно это, Петр Ильич, лезть в дела мертвых.

– Ты слушай, слушай, умник! – Я наполнил наши кружки темным пенным напитком. – Понял?

– Понял, Петр Ильич.

– Так вот, эта самая Кейт и вошла в контакт с той сущностью, которая стучала по стенкам дома Фоксов. Она даже разработала алфавит и код для общения с потусторонней личностью. Один стук – нет, два стука – да, и так далее. Гостя из другого мира она назвала «пришельцем». Он открылся Кейт, ее семье и соседям, что был торговцем – ограбленным и убитым, и похороненным под одной из стен этой фермы. Позже именно там и нашли останки человека.

– Эка, – вновь покачал головой Степан.

– Точно так. Позже люди тысячами приходили с округи к Фоксам, задавали пришельцу вопросы и получали ответы. Со временем и другие сестры Фокс, не только Кейт, обнаружили у себя медиумические способности…

– Это что за способности такие?

– Быть проводниками из одного мира в другой. Разговаривать с мертвецами, одним словом. Сестры Фокс переехали в Рочестер и в течение нескольких лет стали известны всем Соединенным Штатам. Еще ни одна религия на земле не распространялась с такой удивительной силой и мощью, как новая религия спиритуализма, – читая на скорую руку лекцию, я старался быть как можно более понятным. – Ведь в этой религии все оказывались равны; не нужны были ни священники, ни папы римские, ни патриархи, и каждый мог вступать в диалог с потусторонним миром, когда ему заблагорассудится. А самое главное, люди хотели узнать, как там их умершие родственники, как живут-поживают и что им самим ждать после смерти? В спиритуализм бросились и серьезные ученые, профессора и академики с мировыми именами, и отпетые мошенники, и люди искусства, и писатели, и священники, и авторитетные политики! – закурив папиросу, я посвящал своего товарища из народа в те тайны, в которые сам, если говорить честно, верил с большим трудом. Но куда деваться, если мир захватил настоящий спиритуалистический бум! – Мир мертвых, Степан, отныне приглашал всех! – кивнул я. – Двери были открыты настежь! Общайся – не хочу. Книги об этом общении стали выходить тоннами, миллионы людей по всему миру оказались втянуты в новую религию, где каждый был по-своему горазд. Ровно пятнадцать лет назад, в 1873 году, была учреждена Британская национальная ассоциация спиритуалистов, а еще через два года знаменитый английский ученый и путешественник Альфред Рассел Уоллес выпустил свою знаменитую, уже ставшую классикой жанра, книгу под названием «О чудесах в современном спиритуализме». Читал, и скажу: очень интересно! Вот такая вот краткая история новой мировой религии. Как видишь, не все так страшно!

Степан с пониманием кивнул.

– Я бы с дедушкой своим покойным, Прокопием, не отказался бы перемолвиться. – Он хорошенько отпил пива, поставил кружку, утер тыльной стороной ладони рот. – Уж больно любил я его, Петр Ильич, – в глазах его блеснули слезы. – Так любил…

– Кто же пожаловал сюда, на берега Влтавы? – спросил я. – Из великих спиритуалистов для сегодняшнего? Ничего, подождем, скоро все узнаем…

Когда луна засверкала над черепичными крышами Праги, когда башни и черные шпили проявились на фоне синего неба, к нам постучали.

Это был Матей.

– Ну? – спросил я.

Он протянул бумажку.

– Посвети, – сказал я Степану.

Тот поднес свечу, и я не без труда прочитал детские каракули:

– «Уильям Баррет». – И тотчас поднял глаза на своего помощника и слугу: – Быть такого не может!..

– Кто он? – шепотом спросил Степан.

– Великий маг! – просиял я. – Сэр Уильям Баррет. Знаменитый британский физик. Основатель Общества психических исследований. Если здесь нет путаницы, всем нам крупно повезло!

Я отдал Матею еще одну крону.

– Вот что, мой юный друг, – сказал я, – ты дашь мне знать, когда этот человек приедет к пану Грачеку. Пусть о том позаботится Йозек. И еще, передай Йозеку, что, когда сэр Баррет приедет, мне от него, Йозека, понадобится большая услуга. Все ваши заботы будут оплачены. А теперь ступай, мой юный друг.

И я закрыл за ним дверь. Пламя свечи неровно озаряло лицо Степана. Я заглянул в зеркало и уловил нездоровый блеск в своих глазах. Думаю, мы походили на спятивших заговорщиков. Но заговорщиков счастливых!

– Так что, пойдете туда? – все тем же шепотом спросил Степан.

– А то! Меня ждет увлекательное зрелище! Жаль, тебя с собой взять не могу. Вдруг, Кабанин или кто из его своры узнают…

– Я не обижусь, Петр Ильич, – замотал головой мой слуга. – Ей-богу, не обижусь! Я лучше вас тут, в гостинице, подожду.

– Да будет так, – кивнул я.

Вечером следующего дня я вышел из пролетки буквально на площади Крестоносцев. Какая же она была крохотная, эта площадь, тесно окруженная старинными зданиями! Это был средневековый пятачок европейского города, сохранивший былую красоту и величие, нетронутые временем. Сотни лет на этих древних булыжниках конские копыта выбивали дробь! Их отзвук стоял в моих ушах, эхо улетевшей суровой песни гуляло по здешнему каменному перекрестку. Со мной был и Матей. Мой грим никогда бы не выдал меня – окладистая борода и усы закрывали половину моего лица, темные стеклышки круглых очков прятали любопытные глаза. На этой площади, тесной от призраков прошлого, с балконов и крыш на меня взирали каменные святые и патриархи.

Я невольно подошел к статуе Карла Четвертого. Бронзовый, с налетом зелени, печально опустив голову, он тоже смотрел на меня, протягивая ко мне правую руку в перчатке.

– Ты готов? – спросил я у мальчишки. – Стража не схватит нас?

– Готов, пан, – кивнул тот.

– Добро, – откликнулся я, и мы устремились по правой улочке от бывшего рыцарского храма.

Третий дом справа и был «Гостиничным двором» пана Грачека. Работа сыщиком заставляет обманывать доверчивых обывателей и наивных детей, и все во благо высшей цели! На нее, эту цель, я и уповал, устраивая этот маскарад и вовлекая в свою игру два нехитрых детских сердца, к тому еже еще искушая их звонкой монетой.

Йозек ждал нас у дверей гостиницы. Он подозрительно и с любопытством оглядел меня и прошептал:

– Русский купец сейчас изволит ужинать, и его прислуга тоже. Они в нашем ресторане занимают целую комнату и очень строги и с управляющим, и с официантом.

– А ваш новый гость мистер Баррет?

– А мистер Баррет отдыхает после дороги. Все о нем только и говорят, но он пока не выходит. Он заказал ужин в номер. А русский купец, едва прознав, что англичанин прибыл, уже посылал к нему с письмом. Я подслушал, что говорил наш управляющий отцу. Купец просил у него встречи!

– Кто бы сомневался, – кивнул я. – Отличная работа, Йозек! И что же, он примет его? Баррет – купца?

– Да, – кивнул мальчуган. – Так говорят, но позже.

– Это как раз то, что мне нужно.

Я переступал с осторожностью этот порог: кто его знает, не столкнусь ли я лицом к лицу с матерыми зверюгами Дармидонта Кабанина – Николой, Миколой и Вакулой? А то и с ним самим? Этим Вепрем! Но все обошлось. Йозек проводил меня в полуподвальную домовую пивную, где я сел за самый дальний столик и взялся цедить литровую кружку светлого пива. Оба мальчишки двумя легкокрылыми меркуриями разлетелись по гостинице, обещав держать меня в курсе всех дел и событий.

Когда я готов был загрустить за третьей кружкой, в пивную вбежал Йозек.

– Идемте наверх, пан! – поспешно выкрикнул он.

Через минуту мы быстро поднимались по лестнице наверх, затем шли по коридорам гостиницы. Два раза мы столкнулись с Матеем, как видно, он обозревал дорогу впереди. И вот уже у мальчишки, у Йозека, в руке блеснул ключ от номера.

– Тс-с! – он приложил палец к губам, вложил ключ в замочную скважину и провернул ключ.

За нами сюда же нырнул и Матей. Йозек поманил меня пальцем, сам подошел к стене и приложил ухо к выбранной им точке.

– Сюда, пан, сюда! – прошипел он.

И я тотчас же занял его место у стены. И сразу услышал знакомый голос:

– Я рад, сэр Баррет, что судьба позволила мне увидеть вас! – это был Кабанин, он говорил на русском, и незнакомый переводчик тотчас же перевел его слова. – Я хорошо говорю по-французски и неплохо на вашем языке, но в этот раз пусть лучше меня заменит переводчик. Дело уж больно важное.

– И я рад, господин Вепрев, – ответил англичанин.

«Надо же! – подумал я. – Кабанин тоже странствует под псевдонимом!»

– Я очень устал с дороги, поэтому прошу вас быть кратким, – добавил Баррет.

– Это и в моих интересах, – согласился Кабанин. – Я много читал и ваши труды, и о вас, сэр Баррет, и знаю, что ваши возможности практически безграничны. Я говорю о потустороннем мире…

– Газеты склонны преувеличивать мои скромные возможности, – ответил англичанин.

– Нет-нет, прошу вас, не разочаровывайте меня, – усмехнулся гость. – Вы посвятили половину своей жизни общению с миром мертвых.

– Что, собственно, интересует вас, господин Вепрев? Я говорю о завтрашнем сеансе. Ведь ради него вы здесь? Но вы не просто любопытный зритель. Вам что-то нужно…

– Именно так.

– Ну, так откройтесь, мне так будет легче помочь вам.

– Я ищу дух одного человека…

– Все, кто занимается спиритуализмом, ищут души умерших людей.

– Но я не просто ищу его – я должен задать ему вопрос!

– Именно для этого и собираются миллионы людей по всей планете – задать те или иные вопросы ушедшим от нас… Когда он жил?

– В шестнадцатом веке от Рождества Христова.

– Давно. Но это не преграда в том мире. Там с легкостью можно перешагнуть через века!

– На это я и надеюсь, сэр Баррет!

– Как его звали?

– Захар Зубов. По кличке Зуб. Были у него и сыновья – Сашка, Пашка и Макарка. Зубовы, стало быть.

– Это ваши предки?

– Не то что бы…

– Но они имели отношение к вашим предкам, так?

– Пожалуй.

– Скажите честно, господин Вепрев, все дело в сокровищах?

– С чего вы взяли, сэр Баррет? – вопрос прозвучал не сразу, прозвучал с вызовом и недобро.

– Очень часто одни люди просят вызвать других людей, их души, для того, чтобы им открыли какую-то важную семейную тайну. О спрятанных сокровищах, к примеру. Меня просили об этом тысячи раз! Так я угадал?

– Эта часть не касается никого, кроме меня, сэр Баррет, – тон Кабанина изменился. – Но я вам скажу так: я заплачу за ваш труд, и заплачу особо.

– Как это – особо?

– Я заплачу много денег, потому что очень богат. Если я получу то, что желаю заполучить, сэр Баррет, я заплачу вам четверть миллиона золотых царских рублей…

– Вы шутите? – теперь уже не сразу спросил англичанин.

– Я никогда не шучу, когда речь идет о деньгах, уважаемый сэр; так вот, но я должен получить исчерпывающую информацию, ту, единственную, сэр Баррет, которая мне нужна! Вы должны вызвать его, Захара Зуба, и он должен ответить мне на мой единственный вопрос. Иначе сделка отменяется.

– От вас исходит большая сила, господин Вепрев.

– Я силен от природы – и не скрываю этого.

– Я говорю об иной силе…

– Что это значит?

– Дайте мне ваши руки.

– Мои руки? – усмехнулся Кабанин. – А не боитесь?

– Вы шутите, господин Вепрев?

– Конечно, шучу. Пожалуйста, сэр Баррет.

– О, да, – после короткой паузы произнес тот. – Вы очень энергетический человек! И я не удивлюсь, если духи сами слетятся навстречу к вам.

– Да неужто?

– Честное слово, господин Вепрев.

– Тогда скажу: милости просим, – мрачно откликнулся тот. – Что ж, остается дождаться завтрашнего дня, сэр Баррет?

– Да, господин Вепрев, дождемся завтрашнего дня. Мне нужно хорошенько отдохнуть с дороги и выспаться, а завтра сосредоточиться перед будущим путешествием к вратам иного мира. И вы соберитесь, потому что и от вас, господин Вепрев, будет зависеть немало. Спокойной вам ночи.

– И вам не хворать, сэр Баррет, – откликнулся Кабанин, и я услышал, как под ним тяжело отодвинулось кресло.

А вскоре едва слышно и захлопнулась дверь.

– Эти русские, – пробормотал сэр Баррет.

Более подслушивать я не имел никакого права. Я отошел от стены и выдал каждому мальчишке по пять крон.

– Заслужили, – сказал я. – А теперь, Йозек, незаметно выведи меня из гостиницы.

На улице курили трубки двое гигантов – я сразу узнал в них казаков Кабанина. Кажется, это были Никола и Вакула. Потому что второй был пониже. «Боишься призраков-то? – с усмешкой спросил один из них. – Всех, кого загубил? Слетятся завтра, а? Как мухи на мед?» – «Так неужто я их скликать буду?» – «А коли сами? – не унимался его товарищ. – Их саблей напополам не возьмешь» – «Оттого и не боюсь, Никола, что ни ты их, ни они тебя. Опасаться живых стоит, особливо, кто за твоей спиной стоит». Замечание было мудрое. Знали бы они, кто я таков и зачем здесь, живым бы не отпустили. Я прихватил Йозека на рукав пальтишка и потащил за собой, он понял, что так надо. Матей ждал нас у фонаря, у храма Крестоносцев. «Вот что, – сказал я мальчишкам, когда мы поравнялись, – этих двух, и третьего с ними, берегитесь пуще огня. Звери они, только в человеческом обличье». Ребята кивнули.

– Где они собираются? – когда мы завернули за старый храм Крестоносцев, спросил я.

– В большой обеденной зале для знатных гостей, – ответил Йозек.

– Найдется для меня место? В уголочке?

– Придумаю, – кивнул Йозек. – Там много дверей и занавесей. Но и народу будет много, так отец сказал. А еще есть большой платяной шкаф, пара сундуков…

В таком вот сундуке казаки Дармидонта Кабанина и похоронят заживо, – решил я с мрачной улыбкой, но говорить о том мальчишке не стал.

Я и Матей попрощались с Йозеком и поспешили в «Черную курицу». Уже через полчаса я входил в свой гостиничный номер на Старомесской площади. Меня с великим внутренним напряжением поджидал Степан. Видать, немало он передумал за эти часы. И судя по лежавшим пистолетам, за оружие тоже хватался.

– Ну, Петр Ильич? – вопросил он.

– Ноги гну, – ответил я.

– Слышали его, Дармидонта?

– Слышал, – кивнул я. – Кто такой Захар Зубов?

Степан пожал плечами:

– Без понятия.

– Иного ответа я и не ожидал.

– А должон знать, Петр Ильич?

– Пожалуй, что нет. Он из прошлого. Спросить бы о том у самого графа, твоего хозяина, да он далече. Ладно, завтра у меня встреча с духами. Может, чего и узнаю.

– Вы меня возьмите завтра с собой, – услышал я голос Степана из второй комнаты. – А, Петр Ильич? Шутка-то шутками, а коли эти сволочи что прознают? Как тогда быть? Если я вас не услежу, век себе этого не прощу. Сами видели – волки они! – он говорил о трех казаках. – Что скажете?

Я хоть и был человеком смелым, но понимал – тут в одиночку, если что пойдет не так, шансов у меня не будет.

– Поглядим, – откликнулся я.

Глядя в окно на белую пражскую луну, я и впрямь готов был завтра взять Степана с собой. Ведь какая подмога! Случись что, он бы не дал порвать меня этим зверюгам. Но стоит им только увидеть его – краем глаза! – признать, и все пошло бы прахом. А наряди Степана, сдюжит ли он маскарад? Да и потом, он тем и хорош, что и днем и ночью – один и тот же. Кулак, кремень, оглобля. А тут в случае чего играть придется…

«Не возьму, – решил я. – Все сам сделаю. Бог в помощь!»

 

2

В ночь на Рождество, в гостиной «Черного лебедя», за большим круглым столом уселись восемь человек. Тут был сэр Баррет, его ассистент, хозяин гостиницы пан Грачек, он не мог пропустить такого представления, хоть и очень боялся, два профессора из пражского университета, отставной прусский генерал с седыми бачками, такой важный, точно готовился к битве, Дармидонт Кабанин и два его казака – Микола и Никола, которые были очень напряжены. Одно дело сечь саблями противника, и совсем другое – вторгаться в мир духов. Вакула, как я догадался, остался охранять сундучок с деньгами. Зеленое сукно укрывало стол. По кругу стояли зажженные свечи – по числу участников спиритического сеанса. В центре стола лежал вырезанный из картона огромный круг с нарисованными на нем буквами латинского алфавита, отчего стол отдаленно напоминал рулетку. На картоне лежало блюдо с четко нарисованной масляной краской стрелкой.

Откуда я все это мог видеть? Хо-хо, спасибо Йозеку! Эта идея пришла к нему в последний момент: он провел меня и спрятал в одном их простенков, где на уровне головы взрослого мужчины была просверлена небольшая дырка. В обычное время дырку из залы закрывала миниатюра, но сейчас она был чуть смещена, перевешена на соседний гвоздик, и мне открывалась вся зала, с горевшими свечами и томительным напряжением среди гостей-спиритуалистов. «Только бы отец не зашел! – сказал Йозек. – Тогда мы пропали». Риск был, но я согласился.

Часы пробили полночь – эхо колокольцев прокатилось по всему дому.

– Что ж, господа, – сказал сэр Баррет. – Приступим. Для достижения результата вы должны выполнять все мои просьбы неукоснительно. Я уже говорил вам, что мир теней не терпит суеты. Все должно происходить в молчании и почтении к миру мертвых, ведь сегодня мы – их гости, мы стучимся в их мир, закрытый для нас, облеченных в плоть. Мы просим открыть для нас их тайны. А теперь возьмитесь за руки и образуйте энергетический круг. Вы должны ощутить, как энергия, существующая в каждом из нас, идет от одного человека к другому.

Всего полчаса назад я разминулся на запасной лестнице с благообразным седобородым пожилым мужем, державшимся так, точно он был королем. Это и был сэр Баррет! Маг и чародей, собеседник мертвецов! Основатель целого европейского института по общению с миром мертвых. На заре своей деятельности он принимал все свои видения за галлюцинации, но развитие спиритуализма как молодой науки изменило мировоззрение миллионов людей планеты Земля. Изменило оно и мировоззрение сэра Уильяма Баррета. Его острый взгляд скользнул по мне, я кивнул – он ответил кивком, и мы разошлись. Вряд ли бы ему понравилось, если бы он узнал, что уже очень скоро я будут наблюдать за ним так, как ученый наблюдает за происходящим к клетке. Впрочем, на клетку было куда более похоже мое скромное убежище!

Тем не менее, едва дыша, я улыбался, наблюдая за тем, как два казака Дармидонта Кабанина мнут руки своим соседям! А те морщатся от неудобства и молчат.

– А вдруг они не придут? – спросил профессор пражского университета.

– Они придут, – сказал сэр Баррет.

Вынужденное рукопожатие, сопровождаемое вздохами, продолжалось.

– А теперь разомкните руки и положите кончики пальцев на блюдце, – приказал сэр Баррет. – Передайте ему энергию нашего круга!

И первым положил длинные пальцы на краешек блюдца со своей стороны. Все собравшиеся за столом незамедлительно выполнили требование современного мага. Так прошло пять минут, десять, потрескивали свечи в мертвой тишине, дыхание становилось все тяжелее, у иных руки уже стал уставать, когда вдруг…

– Блюдце поднимается! – вскричал один из профессоров пражского университета.

– Они пришли! – громовым голосом объявил сэр Баррет. – Едва касайтесь пальцами блюдца! Дайте ему свободный ход! Ни в коем случае не прижимайте его к столу!

– Святый Боже, – выдохнул один из казаков. – Дармидонт Михалыч, ожило блюдце-то, ожило!

– Заткнись, Микола, – страшным голосом прохрипел тот. – Сам вижу!

– А коли они нас душить станут, Дармидонт Михалыч? – спросил второй казак.

– Убью, Никола, – прохрипел хозяин.

– Тс-с! – гневно прервал беседу «этих русских» сэр Баррет.

Я жадно приник глазом к отверстию в стене, боясь упустить хотя бы самую малость из того, что сейчас происходило в зале. А там происходило следующее: оцепенение объяло всех собравшихся за столом. Спиритуалисты-экспериментаторы буквально трепетали, включая матерых казаков и самого Дармидонта Кабанина! И все потому, что блюдце и впрямь оторвалось от картона сантиметров на пять и теперь повисло в воздухе – и не просто повисло, но медленно двинулось вокруг своей оси…

– Крутится! – тоненько пропищал пан Грачек.

– По часовой стрелке! – уточнил второй профессор.

– Так и должно быть! – объявил сэр Баррет.

О, да! Оно, блюдце, напитанное токами и по чьей-то воле, стало крутиться, и все сильнее.

– Кто бы ты ни был, мы приветствуем тебя в мире живых! – громко сказал англичанин. – Назовись нам, о дух! Мы просим тебя!

– Смотрите, стрелка останавливается на буквах! – пискнул первый профессор.

– Исиодор! – скоро прочитал сэр Баррет. – Тебя зовут Исиодор? Подтверди!

Стрелка плавающего блюдца отпечатала «да».

– Да! – объявил англичанин. – Его зовут Исиодор!

– Вы обещали, сэр Баррет! – вдруг выкрикнул отставной прусский генерал с седыми бачками. – Я чувствую, что сегодня он должен появиться!

– Да, генерал, и я исполню свое обещание, – сказал англичанин. – Первым, кого мы вызовем к нам, будет «железный канцлер» Отто фон Бисмарк, который покинул этот мир всего несколько месяцев назад! Скажи нам, Исиодор, можешь ли ты позвать нам великого Отто фон Бисмарка?

И блюдце вновь ответило «да» и вновь закрутилось, точно беря паузу.

– А какая гарантия, что это и впрямь будет Бисмарк? – вдруг, осмелев, спросил один из профессоров.

– Никакой, – ответил сэр Баррет. – Но вы можете спросить у него что-то такое, на что ответит только он!

– Я знаю, что спросить у него! – простонал генерал с бачками. – Я знаю!!

– Исиодор! – воскликнул сэр Баррет. – Дай нам знак, когда Отто фон Бисмарк будет рядом!

Блюдце плавало и вдруг остановилось. А затем стрелка побежала по буквам, печатая: «он рядом»!

– Он рядом! – выдохнул сэр Баррет. – Генерал, спрашивайте, если не верите!

– Князь! – пропищал генерал. – Простите меня, князь! Это я, генерал, барон Генрих фон Крюгге, вы помните меня? Я командовал корпусом, князь!

Блюдце стало то и дело останавливаться, указывая стрелкой на буквы. Слово было: «Помню».

– Он вас помнит, генерал! – сказал сэр Баррет.

Но генералу фон Крюгге этого было мало.

– Я хочу уточнить! – пропищал он.

– Уточняйте! – распорядился сэр Баррет. – Но не оскорбите нашего гостя!

– Нет-нет! – взмолился прусский генерал. – Если это вы, скажите, каким орденом вы наградили меня лично после Франко-прусской кампании! Простите, что спрашиваю! – едва не расплакался он. – Но ответьте!

И блюдце поплыло, указывая стрелкой на буквы алфавита. Сэр Баррет, как самый поднаторевший в делах общения с мертвецами, размеренно читал:

– «Железный крест первой степени, вручен 14 июля 1870 года за храбрость!»

– А-а! – выдохнул генерал. – Все так, ваша светлость! Все так! – схватился за сердце и поплыл на своем стуле.

– Генерал умер! – воскликнул пан Грачек.

– Он просто потерял сознание, так бывает в первый раз! – успокоил всех сэр Баррет. – Нюхательную соль, мой мальчик! – распорядился он в сторону ассистента.

Тот вырвал из нагрудного кармана флакончик, откупорил его и сунул под нос герою былой войны.

– Благодарю вас, князь! – приходя в себя, забормотал хлипкий генерал. – Благодарю вас!

– Пока наш генерал приходит в себя, мы обязаны воспользоваться присутствием среди нас столь великого человека, как Отто фон Бисмарк, – четко сказал сэр Баррет. – Давайте же зададим ему самые важные вопросы!

– Когда будет следующая европейская война? – вопросил первый профессор пражского университета.

– Кто будет воевать и на чьей стороне, ваша светлость? – перехватил эстафету второй.

– Кто победит?! – взмолился первый.

– Старайтесь задавать более точные вопросы! – строго поправил их сэр Баррет. – Такие вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет»! Иначе мы утомим нашего гостя!

И вопросы посыпались горохом. Блюдце вертелось: «железный канцлер» давал ответы. Прусский генерал с седыми бачками, придя в себя, жадно хватал вопросы-ответы, пытаясь уловить в них судьбу своего государства. Но Бисмарк был безжалостен: он пообещал для своей империи, на создание которой потратил всю свою жизнь, бесславный конец. Вопрос, сколько у Германии осталось времени, был трагичен.

– Как?! – вдруг завопил генерал. – Нашей империи осталось существовать восемнадцать лет?!

«Да!» – ответило блюдце.

Старенький прусский генерал с воздушными седыми бачками повторно схватился за сердце и потерял сознание. Ему вновь сунули под нос нюхательную соль.

– Слабоват папаша, – тихонько усмехнулся Микола. – Одуванчик осенний!

Дармидонт Михайлович Кабанин сопел носом, слушая вопросительные вскрики возбужденных не на шутку спиритуалистов и ответы сэра Баррета. Так продолжалось с четверть часа.

– Я хочу поговорить с папой римским Пием Девятым! – вдруг истошно воскликнул первый профессор.

– Нет! – громовым голосом загремел до того молчавший спиритуалист с лопатообразной седеющей бородой. – Подождет твой папа римский, никуда не денется! – это был Дармидонт Кабанин. Он даже встал во весь рост. – Сэр Баррет, вы мне обещали эту встречу!

– Сядьте, сядьте! – грозно махнул рукой англичанин.

– Вы обещали, – повторил Кабанин.

– Да сядьте же вы! – прошипел тот. – От нас откажутся!

Но Кабанин только сжал кулак:

– Ты мне обещал, сэр Баррет!

Все за столом разом притихли, никто бы не рискнул спорить с этим страшным русским и его слугами.

– Будет вам встреча! – кивнул англичанин. – Только замолчите! Все внимание! Мы благодарим Отто фон Бисмарка и призываем другого свидетеля вечности! Как его имя?

– Захар Зуб, – прорычал Дармидонт Кабанин. – Зубов!

– Исиодор, прости нас! И ответь, можешь ли ты пригласить нам жившего три с половиной столетия назад человека из России – Захара Зуба! Мы ждем ответа, Исиодор!

Блюдце покачивалось под пальцами гадавших.

– А как он говорить будет, сэр Баррет? Зубов – темный мужик, английского языка не знал! Я так думаю…

– Там это безразлично, – холодно ответил вождь спиритуалистов.

– Там?

– На том свете. Уже проверено неоднократно. Нам не понять инструмент этого общения, только его плоды. Но прошу вас: тише!

А блюдце все покачивалось, как лодочка на легких волнах.

– Кто же его держит, блюдце-то? – не выдержал Микола.

– Сам Исиодор или его помощники в загробном мире, – ответил англичанин.

– Это что, стало быть, и мы их касаемся? – с легким трепетом спросил Никола.

– Да, но эти прикосновения нам незаметны, – разъяснил непростую ситуацию сэр Баррет.

– Бог мой! – воскликнул Никола. – Страх-то какой!

– Заткнитесь вы, сволочи, – хрипло произнес Кабанин. – Чего же он молчит, а? – угрожающе спросил он у всеведущего англичанина. – Сэр Баррет?

– А вы бы погромче ревели, – огрызнулся англичанин. – Как стадо, ей-богу!

– Я вас, Николка и Миколка, засеку, коли вы мне призраков всех распугаете! – пригрозил Кабанин.

Все давно замерли, сердцем понимая, что тут не простой интерес. Что этот русский не развлекаться приехал. Что тут судьба решается!

– Да что же он, ищет его, что ли? – тихо-тихо спросил казак Микола.

– Так поди сыщи его – он когда жил-то! – прошипел в ответ Никола.

– Летает, стало быть, где-то, зовет! – согласился Микола.

– Цыц, стервецы, – оборвал обоих Кабанин. – Молчите, как рыбы! Не шучу: языки вырву обоим! Полезнее будете!

Теперь замолчали все. Только постанывал сползающий в кресле прусский генерал, но сейчас было не до него. Ассистент Баррета хотел было помочь вояке, но Кабанин только зыркнул, и Микола схватил прусского генерала одной рукой, как пушинку, и крепко посадил на стул.

– Кайзера! Кайзера! – залепетал тот.

– Заткнись, моль! – прорычал Кабанин.

И вдруг блюдце ожило – закрутилось, и быстро!

– Исиодор, это ты? – вопросил Баррет. – Или это он – Захар! Ответь! Или скажи, где он!

«Он здесь» – начертало блюдце.

– Спрашивайте, – кивнул Баррет назойливому русскому.

– Зубов, ты здесь?! – возопил страшным голосом Дармидонт Кабанин. – Зубов, ответь мне!

«Здесь» – ответило блюдце.

– Слушай меня, Зубов, – прохрипел Кабанин. – Если это ты, скажи, как ты погиб! Докажи, что это ты! Потому что я знаю, как! Ты прости меня, грешную душу, но ты должен ответить, чтобы я поверил тебе! – он обвел пальцем притихших спиритуалистов. – Такого никто другой не придумает! Скажи мне… Что сделали с тобой и твоими сыновьями?

«Забили как собак» – ответило блюдце.

– Верно! – кивнул Кабанин. – Это ты, Зубов! Ты! – он даже кулаками потряс для пущей верности. – Знаю, ты был большой хитрец, и надул своего хозяина! И смерть тебе досталась нелегкая! Думаю, тяжело тебе ответ держать перед Господом Богом! Так вот, хочу сделку с тобой заключить! Я тебе церковь поставлю, Зубов, там, где ты сгинул, и каждый день службу тебе за упокой устрою – на сто лет вперед устрою, Зубов, только скажи мне, где второй сундук! Куда ты его дел?! – Блюдце задрожало так, точно вода перед грозой. – Ну же, говори, Зубов, тебе он на том свете не надобен, а мне сгодится! А по тебе, по душей твой, колокола звонить будут и Богу напоминать, чтобы не забыл о тебе на том свете! – блюдце уже крутилось под пальцами спиритуалистов. – Ну, Зубов?! Говори!

Блюдце замерло, а потом стрелка пошла четко по буквам. «Сундук в колодце» – написало блюдце.

– В каком колодце? – вопросил Кабанин. – Где искать?

«Ищи» – ответило блюдце.

– Так ведь колодцев-то много, – пробормотал Дармидонт Михайлович.

– «А ты главный найди, свой».

– Как это свой? – вопросил Кабанин. – О чем ты, Захар Зубов? (Он еще ничего не понял!) В каком краю искать-то? Под Тверью или еще где? Толком скажи!

«А ты во всех ищи, супостат, – отчеканило блюдце. – Работы на сто жизней хватит. (Над ним потешались! И потешались с того света!) А я пошлю по твоим следам Макарку, младшего своего, задушенного, он за тобой изо всех колодцев следить станет!»

И тут все свечи погасли, точно дунули на них!..

– А-а! – медведем взревел Кабанин. Он занес кулак и ударил им в самый центр стола – и пробил его почти насквозь. Ударил второй раз – и вынес здоровый ломоть дерева из середины. – Будь ты проклят, Зубов! – затем схватил стол за край и подбросил его, и тот взлетел, роняя в стороны напуганных до смерти спиритуалистов. – Будь проклят, Зубов! Я по тебе черную мессу закажу! Самому дьяволу закажу, чтобы горел ты в аду вечно! – превратившись в раскаленную головню, он потрясал руками и с места сдвинуться не мог от неистового гнева и, не зная, что ему делать далее.

Все расползись по углам, отступили даже два казака, они никогда не видели хозяина таким взбешенным, почти потерявшим разум. Дармидонт Кабанин остыл также быстро, как и вскипел. Он вытащил из внутреннего кармана сюртука пачку ассигнаций, швырнул их в темноту со словами: «Этого должно хватить за беспокойство, пан Грачек, – и тотчас бросил своим: – Уезжаем, прямо сейчас!»

«Это русский сошел с ума! – еще долго повторял пан Грачек. – Но к тому все и шло!» – «Надо уезжать в Англию, мой друг, – лежа в углу, говорил сэр Баррет своему ассистенту. – Это страна дикарей!»

Более я ничего не слышал, потому что спешно покинул свое укрытие. Кабанину нужно было еще сложить вещи, прежде чем покинуть «Гостиный двор». Расплатившись сполна с Йозеком, я сказал ему: «Когда ваш постоялец отправится на вокзал, сообщишь мне». Мальчишка кивнул. Я же выскользнул из гостиницы его отца и поспешил на Старомесскую площадь.

Степан встретил меня в прихожей со свечой в руке:

– Ну, Петр Ильич, как все прошло? Духов-то видели? Слышали их?

– Воистину диковинный вечер, – только и ответил я. – Но хватит чудес! В Россию возвращаться надо! Сейчас же!

– Слова Богу! – размашисто перекрестился Степан. – Первая добрая новость за столько дней!

И вот уже поезд уносил нас из столицы Чехии. Йозек не подвел: сообщил, когда Кабанин отправился с эскортом на вокзал, как и когда сел на поезд. Мы отправились на следующем. А потом и Австро-Венгрия осталась позади. И вновь Вепрь летел впереди меня. А я бежал в его хвосте, как заправский гончий пес! Осторожный пес! Ведь истинный вепрь своими клыками может убить десяток добрых охотничьих собак, если почувствует опасность. Поэтому я мог пока только следить за ним. Нас отделяли друг от друга не менее пятидесяти верст. Где мы должны были пересечься? Где должна была случиться эта схватка? А в том, что рано или поздно она произойдет, я уже не сомневался…

– Теперь, пока не поговорю с твоим хозяином, графом Кураевым, любезным Александром Александровичем, не успокоюсь, – сказал я.

И сумрачен, как видно, я был в эти минуты – и лицом, и сердцем, и мыслями.

– Да что ж он такого скрыл от вас, Петр Ильич? – посетовал Степан, заступаясь за хозяина. – Ведь сам же нанял вас? Не мог же он утаиться-то?

Я посмотрел в окно – на заснеженную уже белорусскую степь. Не было ей ни конца ни края, разве что рвали ее дальние голые перелесочки.

– А вот мы приедем к твоему хозяину и спросим, – прямо ответил я. – Мог он утаиться или не мог. Он меня, пусть и без умысла, но с завязанными глазами вперед послал. А я так не привык, Степан. Теперь пусть карты открывает его сиятельство. Иначе получу обещанный гонорар, развернусь и уеду в тот же час домой – в Самару. Пусть я и не богат, Степан Григорьевич, но с завязанными глазами в огонь шагать не намерен! А огня впереди ой как много! Ты – его слуга, ты ему чем-то обязан, но не я! Вот только женщину одну навещу и уеду.

– Марфу Алексеевну? – потупив взгляд, спросил Степан.

– Ее, – кивнул я.

Мой спутник поднял на меня глаза:

– Так полюбилась?

– Именно так, Степан. Сразу. И до самого сердца – до последнего его донышка. – Я улыбнулся, налил нам коньяку. – У сердца-то человечьего много донышек. Так вот до самого последнего и полюбилась.

Степан с улыбкой кивнул, вновь уставился в стакан перед собой. В эти минуты мы приближались к Смоленску. Более половины пути оставались позади! А что впереди было? Это если, конечно, Кураев все расскажет. Все выложит как на духу. Встреча с душегубами, вот что! И не простым отребьем, а сильными, богатыми, хитрыми! Волками! В глубине души я уже сожалел, что дал графу слово, влез в его тайну. Настоящая война ожидала меня, в которую я так неосторожно и скоропалительно ввязался! Но, с другой стороны, не окажись я у графа, не поехал бы к Сивцовым, не встретил бы Марфу Алексеевну, которая сейчас, я был в том уверен, ждала меня.

Судьба это была, и она только открывала свои двери мне навстречу!..

 

3

Через неделю мы подъезжали на тройке к поместью графа Кураева под Симбирском. Еще через четверть часа, в одной рубахе да в шубе, накинутой на плечи, граф сам вышел встречать нас. Перекрестил с порога. Я сполз с саней, но был неприветлив и хмур. Слишком много терзаний и сомнений вез я более двух тысяч верст по дорогам Европы! И первый раз в жизни не ведал, как поступить, как быть дальше.

– Все, касаемо Сивцовых и Марфы Алексеевны, надеюсь, вы исполнили? – с ходу спросил я.

– Разумеется, Петр Ильич, разумеется! – обрадованный нашим возвращением, ответил граф. Первым протянул мне руку, горячо встряхнул ее. – Сами-то как, живы и здоровы?!

– Жив, да не больно здоров, – честно ответил я.

– Как же так? – граф переметнулся настороженным взглядом со Степаном. – Что случилось, Петр Ильич? – и вновь переглянулся со слугой, точно спрашивал того: «А ты куда смотрел?!»

Но Горбунов только нерешительно пожал плечами. Слишком о многом было со мной переговорено за эти недели! И потом, теперь он был не только цепным псом своего хозяина, старого графа, но и моим товарищем по оружию. Ничто так не скрепляет мужскую дружбу, как битва с врагом плечом к плечу.

– Мне бы чаю горячего и наливки вашей, – устало сказал я. – Крендельков с маком нет? – я отчасти зло поглядел на графа, который скрыл от меня в силу только ему известных причин так много. – Я бы не отказался. И умыться с дороги. А потом уж и к разговору можно подойти…

Я не сомневался, что пока приводил себя в порядок и пил чай в гостиной, в одиночку, Кураев все самое главное вытащил из моего недавнего спутника и своего верного слуги. Узнал и о моих сомнениях, и о желании бросить начатое дело.

Он вошел ко мне уже через четверть часа. Все поняв по моим глазам еще у парадного, теперь граф с ходу сказал:

– Вижу, Петр Ильич, что зря не открыл вам многого. Но если простите меня, то скажу сейчас же. Ничего уже не утаю. Поздно таиться – дело надо делать! Дело…

Да, это судьба, теперь уже твердо понял я. И никуда от нее не деться. Как тут отвернуться в сторону, если граф решил открыться мне? Но ведь и Марфуша, голубка моя, появилась в моей жизни не просто так. Все была судьба, все она, мать и мачеха. Благодетельница и злодейка!

Кураев запер двери, сам достал из буфета бутылку коньяка, фужеры. Сел в кресло напротив меня. Я же достал папиросу из портсигара и закурил, наблюдая за тем, как граф разливает коньяк.

– Петр Ильич, дорогой Петр Ильич, – проговорил он. – Я вам все расскажу. Вы можете принять меня за сумасшедшего, но тогда вам придется сознаться и в другом: таких сумасшедших, подобных мне, вокруг вас слишком много! Вы должны поверить мне… Поверить!

– Говорите, – кивнул я, пригубив напиток.

Граф опустил глаза и вновь поднял их, но посмотрел уже требовательно и почти упрямо, точно собирался испытать меня.

– Я решил довериться вам полностью, Петр Ильич. Я готов рассказать вам историю моего рода – графов Кураевых. Ту историю, которую мне не позволено рассказывать никому. Заказано предками! Но сейчас на карту поставлена судьба оставшихся потомков. Слушайте же. История эта начинается в те суровые времена, когда на Руси правил царь Иоанн Грозный, во времена опричнины, поделившей все русское государство на две половины. Либо ты с царем, либо против него. Одну половину царь приблизил, а другую отдал на расправу первым. Мой предок, Антон Кураев, не выбирал, среди кого ему быть. Судьба сделала за него такой выбор. Он был среди воинов влиятельнейшего боярина Никиты Васильевича Шереметева, приходился ему троюродным племянником, седьмая вода на киселе. Шереметевские угодья были воистину велики, и по разным землям Руси разбросаны. Однажды к Шереметеву, в его подмосковное имение, проездом пожаловал сам Иоанн Грозный. Никита Васильевич втайне недолюбливал царя, отдавая предпочтение его двоюродному брату Владимиру Старицкому. Иоанн стоял на крыльце терема, когда Антон бросился к нему, упал на колени и попросил: «Позволь, государь, руку твою поцеловать!» – «Добрый холоп», – кивнул Грозный и протянул ему руку. Вот тогда Антон и приложился горящими губами к ледяной руке царя, и встретился взглядом с первым самодержцем Руси – и точно молния прожгла его сердце. Молния грядущего взлета всего его рода! Моего рода, – добавил старый граф и взял приготовленную длинную курительную трубку. Густо чиркнул спичкой. – Шереметеву это пришлось не по вкусу, и он приказал высечь Антона, – причмокивая губами, он раскуривал трубку. – Предлог нашелся другой – какая-то оплошность! Да только все знали, что к чему. Как тут не затаишь злобу? – усмехнулся Кураев. – Откуда знаю такие подробности, спросите вы? Я отвечу. Позже, стариком, и несметно богатым, Антон продиктует уже в собственном имении историю своего восхождения, продиктует домашнему дьяку, и та рукопись будет передаваться из поколения в поколение, – выпуская облачко дыма, мрачно улыбнулся граф. – А Русь уже развязала Ливонскую войну. Но вскоре быстрые победы сменились затяжной баталией. Да, Ливонский орден пал, рассыпался, но против Руси обратились многие европейские государства в надежде заполучить кусок благодатной Ливонии. Для защиты Руси требовались все новые воины. Антона, как и тысячи других хозяйских ратников, призвали на долгую и бессмысленную войну, которой суждено было все соки забрать из молодого государства и после оставить его без сил. А потому, что Антон был высок и крепок, владел любым оружием, то и взяли его в конницу. И в Литве он воевал, и в Крыму, и вновь в Прибалтике. В Ливонии его и приметил будущий вождь царской опричнины, полководец Алексей Данилович Басманов, лютый зверь! Современник Курбский назовет Алексея Басманова «маньяком и погубителем святорусской земли», и очень верно, – еще одно облачко дыма выпустил старый граф, и оно поползло по столовой. – Вот к нему и попал мой предок. Басманов наградил и приблизил Антона после взятия Полоцка, а потом и увел к себе в имение одним из первых слуг и цепных псов, посулив большую плату. Антон так и продиктовал дьяку: «Был я цепным псом Алексея Басманова, но псом, которому доставалась самая сахарная кость». Каково? Но чем хуже становились дела в Ливонии, чем слабее становилась Русь, тем пытливее искал царь врагов среди своих…

Старый граф Кураев говорил, покуривая турецкую трубку с длинным мундштуком, а я тянул папиросы, все далее уходя по тропинке в глубину минувших веков…