Представ перед королем, она сделала подобающие в таких случаях поклоны и реверансы, как будто всю жизнь воспитывалась при дворе. Затем она обратилась к нему со словами: «Дай Бог вам счастливой жизни, благородный король!

Жан Шартье. Хроники Карла VII

 

1

4 марта в час пополудни отряд Жанны увидел впереди Шинонскую крепость, стоявшую на высоком утесе, который резко обрывался над притоком Луары — тишайшей Вьенной. Этот утес испокон веку имел стратегическое значение. Здесь строили свои первые оборонительные сооружения древние галлы, защищаясь от римских легионов, затем их укрепляли победившие римляне, чтобы остановить движение варваров. Тут находили прибежище вестготы, выбив надменных хозяев вершины. И вновь за эти высоты, уже на последнем дыхании великой империи, сражались римляне…

Грандиозная крепость, поднявшаяся на скалистом отроге, была слеплена их трех мощных замков — Кудрэ, замков Срединного и св. Георгия. Каждый из них мог обороняться самостоятельно и выдержать долгую осаду! Но Шинонская крепость имела свое продолжение далеко за своими стенами. До самой Луары, в которую впадала Вьенна пятью лье ниже, высились замки и сторожевые башни Шинона, главенствуя над долинами обеих рек.

Было ясно, почему именно здесь осел Карл Валуа, разочаровавшийся в военном таланте своих капитанов. Его столица Бурж в провинции Берри, соседствующей с Бургундией, находилась под ударом. Англичане уже перебрались на левый берег Луары. Соберись теперь они и бургундцы в один кулак, отбрось мелкие раздоры и обиды, в один переход окажутся под стенами Буржа! Но оказаться обложенным в крепости, точно дикий зверь — ватагой охотников, Карл Валуа позволить себе не мог. Это было бы так унизительно, что он не пережил бы позора. Подобный исход долгого противостояния был равносилен поражению.

А до Шинона, на западной границе Турени, англичанам было далеко! С севера и запада его прикрывала провинция Анжу, где полновластной хозяйкой была Иоланда Арагонская и ее сыновья, с юга — целый ряд верных дофину земель, с востока — герцогства Туренское и Беррийское, входившее в королевский домен. Потому в Шиноне Карл Валуа чувствовал себя в наибольшей безопасности. Врагам нужно было собрать войско, в десять раз превосходившее гарнизон крепости, чтобы попытаться взять ее. А такого войска у англичан и бургундцев не было.

Шесть всадников продвигались по заснеженной дороге в гору. Сердце Жанны бешено колотилось — сбывалось то, о чем говорил ей Господь. И что она самой себе напророчила еще в ранней юности.

Впереди, на восточной части утеса, перед странниками вырастала сторожевая башня Шинона. Много великих судеб было связано с этой крепостью, уходившей в зимнее небо исполинскими башнями. Нынешний облик придал ей в двенадцатом веке король Англии Генрих Второй Плантагенет из французской династии Анжу. Он и умер в Шиноне. Здесь же в муках скончался и ненавистный ему сын, другой король Англии — Ричард Львиное Сердце, еще один француз. Его привезли сюда из Шалюсса раненным отравленной стрелой.

Об этом рыцари и рассказали Жанне.

— Английские короли умирают в Шиноне? — усмехнулась девушка. — Добрый знак!

Сюда к умирающему Ричарду Львиное Сердце приехала его мать, легендарная Алиенор Аквитанская, в разное время супруга двух французов, королей — Франции и Англии. Если бы не эти два брака, может быть, и не было бы великой распри, длившейся вот уже почти сто лет! А еще в Шиноне в 1308 году король Франции Филипп Четвертый Красивый держал под стражей арестованных тамплиеров, обвиненных в сговоре с дьяволом, во главе с их магистром Жаком де Моле. Отсюда и повезли рыцарей ордена Храма на парижской костер. И там великий магистр изрек свое знаменитое проклятие!

Жанна поинтересовалась, что за проклятие? Бертран де Пуланжи и Колле де Вьенн переглянулись.

— Он проклял всех французских королей, в ком течет кровь Капетингов, — меланхолично заметил гонец.

Жанна гордо подняла голову:

— Гореть ему за это в аду!

Колле де Вьенна улыбнулся:

— Как видно, он там и горит вот уже сто двадцать лет!

Бертран де Пуланжи рассмеялся:

— А вместе с ним и Филипп Красивый!

Они подъехали к сторожевой башне Шинона, Бертран де Пуланжи постучал булавой в ворота. Колле де Вьенн устроил перекличку со стражей, и вот уже его товарищ капитан де Ковальон дал приказ открыть ворота путешественникам.

— Дама Жанна, она и впрямь с вами? — спросил молодой офицер у королевского гонца.

Но Колле де Вьенн ответить не успел.

— Да, капитан, она здесь! — Жанна, прикрывавшая теплым капюшоном голову, стащила его на плечи. — И она будет вам благодарна, если вы как можно скорее пропустите нас.

Ковальон, жадно всматривающийся в ее лицо, немедленно вызвался проводить Даму Жанну лично, держа ее стремя. И девушка любезно согласилась. Мост был опущен, ворота открыты. Они проследовали по арочному мосту над широким и глубоким рвом. Вновь перекличка — и перед ними распахнулись вторые ворота.

Шесть всадников въехали в Шинонскую крепость.

Здесь было много солдат, ремесленников, торговцев. У ворот раскинулся рынок, где торговали птицей — домашней и подбитой в лесах, рыбой, яйцами, мясом и хлебом, сушеными фруктами.

Но Жанна сразу разглядела одного человека, отчего лицо ее просветлело. Это был Николя де Вутон — кузен ее матери! Монах, ученый человек. Уже немолодой. В теплой сутане, с отброшенным назад капюшоном. Но откуда он — здесь? С ним стоял еще один священник — поймав взгляд девушки, он не сводил с нее глаз. И юный Жюльен, сразу замахавший товарищам обеими руками. Он был бесконечно рад увидеть Даму Жанну в сопровождении важного Дьёлуара.

— Здравствуй, Жанна, — сказал худой и долговязый Николя, подходя к процессии. — Рад видеть вас, сеньоры. Это Жюльен разглядел вас с крепостной стены. — Он переглянулся со своим коллегой. — С братом Жеромом Паскерелем мы молились о вас каждый день!

Второй священник поклонился.

— Добро пожаловать в Шинон, Дама Жанна. Благодарение Богу, что вы привезли ее в целости и сохранности, господа.

— Жюльен, ты отнес письмо дофину? — с ходу спросила Жанна.

— Конечно, Дама Жанна. Капитан Ковальон взялся передать его… королю.

Обращение «дофину» всем резало слух, кроме Новелонпона и Пуланжи — они уже давно привыкли к непосредственности Жанны!

— Именно так, — сказал Ковальон. — Думаю, его величество уже прочитал ваше послание… Жаль покидать вас, Дама Жанна. — Капитан развел руками. — Но я не могу надолго оставить свой пост. Надеюсь, у меня еще будет возможность поговорить с вами.

— Вы очень любезны, капитан. Я не забуду вас.

Капитан де Ковальон отправился обратно, а Жанна, все еще не веря своим глазам, спросила:

— Но как ты оказался здесь, дядя Николя?

— Сир де Бодрикур попросил меня встретить тебя в Шиноне. Он сказал, что ты будешь рада увидеть близких тебе людей и это согреет твое сердце и придаст уверенности в себе.

Девушка оглянулась на своих рыцарей.

— Да он — волшебник, наш добрый Робер. В который раз я благодарна ему…

Конно-пешая процессия направились через город к одному из замков. Жанна была удивлена, когда, оглядываясь по сторонам, поняла, что к чему в здешней архитектуре. Крепость слепили из трех каменных оплотов, но они, гордо смотревшие на все стороны света, остались независимы друг от друга. Перед каждым была сторожевая башня, ров, наполненный водой, подъемный мост и ворота. Преодолеет враг крепостную стену Шинона, ворвется внутрь, покорит сам город, но перед ним вырастут еще три крепости! И каждая сможет выдерживать долгую осаду. Карл Валуа хорошо побеспокоился о своей безопасности…

Жанну проводили к богатому дому госпожи де Куньи. Хозяйка с почетом встретила гостью. Но тут девушка распрощалась со своими рыцарями — им выделили для житья дом Гобера Тьебо, королевского оруженосца. С Жанной остался только Жюльен, надо было кому-то облачать ее в латы и быть курьером? Два монаха, Николя де Вутон и Жером Паскерель, лично взялись проводить гостью до дверей ее комнат. Девушка в скромном платье, встретившая их, низко поклонилась Жанне. Гостья прошлась по своим покоям. В доме госпожи де Куньи оказалось уютно и тепло. В комнатах жарко пылал огромный камин, предупредительно растопленный слугами, было много ковров, в кадушке пенилась мыльная вода, на столе ждал обед — рыба, овощи, хлеб и вино.

— Мы ждали вас, Дама Жанна, — сказала хозяйка, рыцарская вдова.

— Благодарю от всего сердца, — устало улыбнулась Жанна.

Кровать! Как нежно зазывала она, укрытая пестрым покрывалом, под балдахин! Может быть, не такой она была шикарной как та, куда уложили ее герцоги Лотарингский и Барский в Нанси, но и это была прекрасна. Как хотелось Жанне завалиться и проспать кряду суток этак трое!

Заметив уставший взгляд девушки, Николя де Вутон многозначительно сказал:

— С отдыхом тебе придется подождать, Жанна. Не для того ты проделала эту дорогу. Быстро приведи себя в порядок, умойся, переоденься, поешь. Тебе во всем поможет служанка госпожи де Куньи — Мари. И через час будь готова. — Он выждал паузу. — Тебя ждет королева…

— Супруга дофина?

— Вас ждет ее величество Иоланда Арагонская, — поклонился Жером Паскерель.

— Мать Рене! — с пониманием дела запросто кивнула Жанна. — Оба святых отца переглянулись — простота Жанны поразила их. Особенно францисканца Жерома Паскереля, находившегося в непосредственном подчинении у брата Ришара, исповедника всемогущей королевы. Что до Николя де Вутона, то ему было стыдно за свою родственницу. Но откуда они могли знать о теплой дружбе девушки с юным герцогом Рене и его супругой, об их долгих беседах, застольях и общих играх? О том, как им было хорошо, лежа у камина на подушках, по-восточному, — Рене оказался большой охотник до всего экзотического, — мечтать о будущем? Они-то были равны по крови! Даже турнир в Нанси, ставший уже легендарным, об участии Жанны в котором герцог Барский сообщал матери в своем послании, представлялся им чем-то сказочным, как бой рыцаря короля Артура с великаном. — Рене много рассказывал о своей матушке — я с радостью повидаюсь с королевой, — добавила гостья.

— От этого визита будет зависеть многое в вашей судьбе, Дама Жанна, — наставническим тоном проговорил Жером Паскерель.

— Поторопись, — серьезно добавил дядя Николя. — А потом другие люди, важные сеньоры, проводят тебя.

— Тогда не будем терять времени даром, — чувствуя холодок, идущий от собеседников, кивнула Жанна. — Буду вам благодарна, святые отцы, если вы ненадолго оставите меня. Через час я смогу предстать перед ее величеством.

 

2

Самоуверенность Жанны прошла сразу же, как только она в сопровождении придворной дамы Анны де Белье, державшейся с девушкой крайне почтительно, вошла в покои королевы Иоланды. Гостья увидела перед собой не «добрую мать», как на правах любимого сына называл ее Рене Анжуйский, а незыблемую скалу, неприступную и холодную. А себя почувствовала волной, готовой в два счета разбиться об эту твердыню. Иоланда встретила ее, сидя в кресле, в изумрудном платье с широкими рукавами и мягким воротником под горло, меховой накидке, и убранными в роскошную прическу, напоминавшую бараньи рога, волосами. Жанне сразу бросились в глаза руки королевы, лежавшие на подлокотниках. Дорогие перстни горели в молочном свете зимнего дня цветами бледной радуги, но отблески яркого огня в камине то и дело достигали их и зажигали по-иному, живо и страстно.

Девушка сделала изящный реверанс — все исполнила так, как ее учил Рене. Она была в парадном мужском костюме — штаны в обтяжку, сапожки, приталенный жакет с пышными рукавами, узкими на запястьях. Изящная серебряная цепь на груди — подарок Рене, черный парчовый берет, заломленный набок. Широкий кожаный пояс и кривой восточный кинжал в ножнах.

— Оставьте нас, — взглянув на фрейлину, сказала королева, — она с интересом рассматривала девушку.

Поклонившись, дама де Белье вышла.

— Вот вы какая — Жанна, — неторопливо проговорила Иоланда Арагонская. — Что ж, добро пожаловать ко двору…

Ее голос оказался мягче, чем царственный облик. Но глаза королевы, ее взгляд! Он пронизал насквозь гостью, обжигал, но Жанна решила не отводить взгляда. Она не поддастся! Вытерпит. Осилит. И чем взгляд Иоланды был пронзительнее и острее, тем выше поднимала голову Жанна. Не разопнут же ее за дерзость! Да и не затем она проделала такой долгий путь, чтобы так запросто сдаться!

Неожиданно улыбка осветила немолодое лицо королевы.

— Да вы еще лучше, чем писал о вас Рене. Воистину — принцесса!

Выдохнув, Жанна поклонилась:

— Спасибо, ваше величество.

— А этот наряд вам очень к лицу! Похожи на юного рыцаря.

— Его подарил мне ваш сын, ваше величество.

— У него отменный вкус! Садитесь, дорогая моя, вон в то кресло, что напротив окон и ближе к огню. Хочу видеть ваши прекрасные глаза. А вы похожи на Людовика. И немного… на свою мать.

Не знала Жанна, какое противостояние долгие годы держалось между Иоландой Арагонской и Изабеллой Баварской! А ведь именно эти две женщины, королевы, одна — созидательным началом, другая — разрушительным, строили и перестраивали всю политику Франции!

Жанна села в указанное кресло, также положив руки на подлокотники.

— Да, вы — принцесса, — кивнув, утвердительно сказала Иоланда. Она была довольна. — И наконец-то вы с нами…

Они проговорили с четверть часа. Иоланда хотела узнать то, чего не было в письмах Рене. Каким оно было, детство Жанны? Юность. Девушка вздохнула свободнее: льда между ними не существовало — она придумала его себе. Но интереснее всего было Иоланде Арагонской другое в ее молодой гостье — тайные думы! Откровения, приходящие к Деве Жанне, о которых по землям Франции, пока еще несмело, но уже ходило столько слухов! Девушка отвечала просто: ей было дано указание от Господа освободить Орлеан и короновать дофина в Реймсе. Господь любит Карла. Все было так естественно в ее речах, так предельно ясно…

Королева, то и дело цеплявшая взглядом глаза девушки, кивала.

— Вы сказали очень много, Жанна. Подчас иной великий человек не скажет такого и за всю жизнь. Но за каждым словом следует действие. Иначе не бывает. Я хочу узнать от вас главное, Жанна…

— Да, ваше величество?

— Если будет нужда, вы готовы предать себя в наши руки, дабы мы могли убедиться, что все сказанное вами правда?

— Конечно, — ответила девушка. — Все, что вам будет угодно. Потому что я надеюсь, вы не допустите по отношению ко мне ничего оскорбительного. Это так?

— Разумеется, дитя мое, — смягчилась та. Королева посмотрела в сторону окон — белого зимнего света, падающего в маленькую залу. — Видите ли, Жанна, — после недолгого молчания продолжала она, — недруги приходят к нам в этой жизни с не меньшей охотой, чем друзья. Я не сомневаюсь: при дворе моего зятя вы найдете и тех, и других. И я не знаю, кого будет больше. — Она встретила взгляд девушки. — Но если вы оступитесь даже в немногом или обманете нас, ваших друзей, даже в мелочи, наши враги станут сильнее. Вы обязаны знать, Жанна: каждое ваше слово и каждый поступок должны быть бесценными для нашего общего дела.

— Я понимаю, ваше величество, — искренне ответила девушка.

— Вот и хорошо. С этой истиной в сердце вы и встретите своего короля. Уже очень скоро. Он ждет и верит в Деву Жанну…

За спиной Иоланды скрипнула потайная дверь.

— Кто там? — грозно спросила королева.

— Это я, матушка, можно мне войти?

— Войди, милая.

В залу вплыла, придерживая платье, прекрасная молодая женщина — с веселыми, горевшими любопытством глазами.

— Мария, позволь представить тебе Даму Жанну. Моя дочь — Мария, королева Франции.

Молодые дамы отвесили друг другу изящные поклоны. Мария так и пожирала глазами костюм Жанны, — всю ее, такую необычную, яркую, подумать только, с кинжалом у пояса!

Глаза Марии светились безобидным лукавством.

— Простите, матушка, и вы, Дама Жанна, что прервала вашу беседу…

— Мы уже поговорили, милая, — сказала Иоланда. — А теперь решаем, как скоро представить Жанну двору.

— О! — воскликнула Мария, — как можно скорее! Все только и говорят, что о вашем приезде, Дама Жанна. Только и говорят…

Мать и дочь переглянулись.

— Полагаю, — сказала Иоланда, — нынче же вечером в честь долгожданной гостьи мы и дадим большой праздничный ужин. Тем более что все готово.

Мария захлопала в ладоши.

— Как вы на это смотрите, Жанна? — спросила королева четырех королевств у гостьи.

— Я польщена, ваше величество.

Гостья, для которой в жизни все менялось стремительно, едва успевала говорить и держаться так, как было сообразно моменту. Сколько раз она благодарила от всего сердце Робера де Бодрикура, отправившего ее в Нанси, где она прошла школу придворной жизни, и милого Рене с его супругой, давших ей, провинциалке из глухомани, эти уроки!

— А это правда, что вы, Дама Жанна, в Лотарингии выбили из седла бургундского рыцаря? — не удержавшись, спросила Мария. — Не все этому верят…

Жанна поняла — хитрый Рене предупредил ее появление в Шиноне рассказами о героических поступках грядущей Девы. Что ж, тем лучше! Она не даст повода разочаровать своих царственных покровителей.

— Совершенная правда, ваше величество, — с легким поклоном ответила Жанна. — Отважному бургундцу повезло, что копье было турнирным — будь оно боевое, этот наглец распрощался бы с жизнью! Я ударила ему ровно под шлем!

Иоланда Арагонская загадочно улыбалась: как они были непохожи друг на друга — ее дочь и эта воинственная девушка! Но в том и состояла наивысшая мудрость природы. Мария появилась на свет, чтобы стать супругой короля и рожать ему детей — будущих хозяев Франции, а Жанна пришла на землю, чтобы с мечом в руках и огнем в сердце сохранить их семье корону.

Не в этом ли и был промысел Божий?

Вернувшись в дом госпожи де Куньи, Жанна первым делом решила послать Жюльена к Бертрану де Пуланжи и Жану де Новелонпону, чтобы сообщить о своем разговоре с Иоландой Арагонской. Но Жюльен вернулся от Гобера Тьебо ни с чем.

— Их нет, — смущенно сказал оруженосец. — Сира де Дьёлуара тоже.

— Где же они? — спросила она у Жюльена.

— Их… вызвал к себе его величество, — не слишком уверенно ответил младший оруженосец.

— Король?!

— Именно так, Дама Жанна, — кивнул тот.

Девушка заперлась в своих покоях и отказалась разговаривать даже с дядей Николя де Вутоном. Иначе она представляла себе этот прием. Неужели Карл Валуа не должен был вызвать ее к себе раньше других? Как видно, нет. Он предпочел говорить с ее рыцарями, но не с ней. Неужели он не доверял своей сестре, которая принесла ему добрую весть? Она слышала о нерешительности Карла, но эта нерешительность граничила с оскорблением.

Такую встречу можно простить только королю, решила Жанна, потому что он был хозяином — Шинонского замка и Франции. По крайней мере, второй ее половины.

Оставалось ждать вечера…

 

3

В ту самую минуту, когда Жанна справлялась у Жюльена, где ее рыцари, Пуланжи, Новелонпон и Дьёлуар предстали перед троном Карла Валуа. Худощавый, с розовыми щеками, вислым носом и пухлыми губками, он важно разглядывал трех воинов, одного из которых, Бертрана де Пуланжи, хорошо знал и прежде.

— Благодарю вас, господа, вы блестяще выполнили свою миссию, — сказал он, когда рыцари преклонили колена и головы перед своим государем в знак глубокого почтения. — Встаньте. Путешествие прошло благополучно? — Он улыбнулся. — Для нашей Дамы Жанны?

— Ни один волос не упал с ее головы, ваше величество, — заверил короля Бертран де Пуланжи.

— Мы бы жизни отдали за нее, государь, — добавил Жан де Новелонпон.

— Верю, — Карл Валуа видел, что провинциальные рыцари робеют быть открытыми. А ему это не нравилось. — Рассказывайте, господа, — нарочито требовательно воскликнул он, — я хочу знать все!

— Дорога была разной, ваше величество, но волей Господа мы избежали всех несчастий, — сказал де Пуланжи. — Правда, под Оксером на нас напал отряд разбойников, думаю — бургундцев, человек двадцать пять, но мы их перебили.

Король выслушал недолгий рассказ о том, как семь мужчин и одна девушка одиннадцать дней пробирались через земли, кишащие врагами Французской короны, в основном — бургундцами, которые, узнай они о маленьком отряде и его назначении, дорого бы дали, чтобы поймать путешественников, торопившихся из Вокулёра в стан короля. Карл Валуа кивал. И все же, несмотря на добрые вести, он нервничал. События с приездом Девы громоздились друг на друга, и он, привыкший никуда не торопиться, едва успевал за ними.

— Скажите мне, господа, — взгляд короля был испытующим. — А никто из вас не смотрел на Даму Жанну, как на женщину?

— Упаси Господи, ваше величество, — замотал головой старший из рыцарей. — Дама Жанна прекрасна, но это было бы истинным святотатством!

— Очень хорошо. — Король взглянул на второго рыцаря и оруженосца. — А… она на вас?

Бертран де Пуланжи был изумлен. Брови Новелонпона нахмурились, он отрицательно покачал головой:

— Что вы, государь, она — Дева…

Если бы перед ним был не король, он бы ответил иначе. От Карла Валуа не укрылись его чувства.

— Расскажите о ней подробнее, господа, — холодно попросил король. — Я хотел бы узнать подробнее о ее характере. Возможно, мне скоро придется говорить с ней о судьбе Франции. А ведь она, кажется, разговаривает с Богом? Мне бы не хотелось ударить лицом в грязь. — Эту шутку, над которой недавно так смеялся Ла Тремуй, он произнес бесстрастным тоном. Увы, она не произвела большого впечатления на рыцарей, и Карл Валуа, злясь, про себя назвал их «неотесанными солдафонами». И тотчас переменил тон. — А также, господа, мне бы не хотелось быть с ней хладнокровным властелином. Суровым и подозрительным сюзереном. Я бы предпочел отношения брата и сестры. Мне это кажется более разумным. Не так ли?

— Уверен, что она сестра всем добрым христианам, — заметил немногословный Новелонпон. — И уж что верно, то верно, всем подданным вашего величества.

Король смягчился.

— Что же главное… в Девственнице?

— Глаза, государь, — без раздумий сказал де Пуланжи. — Они точно горят изнутри. Я давно знаю ее, и этот огонь становился с каждым годом все сильнее. Она словно может прочитать ваши мысли…

— Вот как? — поднял брови король. — Прочитать мысли… Опасный дар.

— Тому, у кого за душой грехов немного, разве что десяток-другой, а то и третий убитых англичан да бургундцев, ее дар не страшен, — сказал Новелонпон.

Карл рассмеялся:

— Остроумно. Добрые рыцари служат у моего Бодрикура. Меня интересует вот что, господа. Она и впрямь ясновидящая, как говорит о ней молва? Или это только разговоры? Было ли в дороге что-то особенное? Какое-то предсказание, данное ею, которое потом сбылось?

Рыцари ответили утвердительно. Король оживился — в чем же это предсказание? Пуланжи и Новелонпон поведали ему, что Жанна обещала: если они не будут давать клятв и богохульничать, то минуют все препятствия. Во Фьербуа, пока Жанна спала, мужчины были откровенны друг с другом. Оказывается, каждый втайне старался сдерживать себя, исполняя ее волю. Даже шотландский лучник Ричард, матерый вояка.

— И что же? — спросил король. — Каков итог?

— Ее пророчество сбылось, — немного удивленный непониманием короля, заключил де Пуланжи. — Господь и впрямь услышал нас и помог живыми и здоровыми явиться к вам, государь. Да еще уложить столько врагов в том ночном бою! И хоть мы порядком подустали, точно облако донесло нас.

— Вы с этим согласны, рыцарь? — спросил король у Новелонпона. Он решил поддеть этого провинциала. — Вы словно ехали отдельно от Жанны и так и не потрудились узнать ее, — усмехнулся Карл. — Все больше молчите…

Бертран де Пуланжи взглянул на товарища и потупил глаза. О, эти всезнайки-короли! Невидящие дальше своего носа…

— Не совсем так, государь, — сказал Жан де Новелонпон. — Я знаю Деву Жанну с детства, дружен с воспитавшими ее Жаком д’Арком и Изабеллой де Вутон, достойно заменившими ей отца и мать. И часто бываю у них в доме. Я учил Жанну драться на мечах, держать копье и лук, я помог переговорить ей с Робером де Бодрикуром, а позже, волей, данной мне моим званием, посвятил Жанну в рыцари вместе с сиром де Пуланжи.

— Вот как, — пробормотал король. — Похвально, похвально. — Он избегал смотреть в глаза Новелонпону. — Что ж, господа, я доволен нашей беседой. — Последние слова его прозвучали громко, холодно и официально. Он наконец поднял глаза на обоих рыцарей. В его твердом взгляде и улыбке теперь не было ничего, кроме льда. — Приглашаю вас сегодня вечером на торжественный прием по случаю прибытия Дамы Жанны. Вы свободны.

 

4

Жанна лежала на кровати, свернувшись калачиком, уткнувшись лицом в покрывало. Она была одета в тот же парадный костюм — черные облегающие штаны, сапожки, жакет с пышными рукавами. Серебряная цепь змейкой соскользнула с ее шеи и теперь лежала у самых губ. Больно упирались в бедро рельефные ножны кинжала. Но она не замечала этого. Жанна ждала шагов — за ней должны были прийти. Она закрыла глаза. Возбуждение обернулось усталостью, от которой нельзя было отмахнуться. Оцепенение сковало ее члены. Жанна не могла и не хотела двигаться. Из обступившей темноты, не сразу, к ней пробивался яркий лучик. Вот он ослепил ее, разрезал, как разрезает клинок — материю, этот мрак, и яркое поле открылось ей. Зеленое, весеннее, пряное. Музыка шла с самого неба — высокая и торжественная. Белое пятнышко, разрастаясь, неслось по полю. Всадник! Всадница… Она летела прямо на нее. Девушка на белом коне — в сверкающих доспехах, ослепительно белых, с открытой головой. Держа в руке копье, девушка неслась по этому полю, ветер не успевал за ней, и аккорды музыки сопровождали каждый удар копыт ее лошади о землю. Казалось, вот-вот, она вознесется и уже поплывет по небу…

— Дама Жанна! — ее легонько трясли за плечо. — Дама Жанна!

Она открыла глаза, рывком села на постели.

— Что?! — Жанна опомнилась, когда поняла, что цепко держит руку Дьёлуара. — Что случилось?

— Ого, а сила-то у вас есть, и немалая! — рассмеялся оруженосец Рене Анжуйского. — Недаром вы так ловко держите копье! — Жан де Дьёлуар тоже был при полном параде. — Вставайте, Дама Жанна. Пришел монсеньер Луи де Бурбон. Король ждет вас. Вставайте…

— Да, конечно… — Жанна поднялась с кровати. — Скажи ему, я готова.

Жюльен, карауливший ее в дверях, набросил на плечи Жанны подбитый мехом плащ, и она вышла из дома госпожи де Куньи. Во дворе уже был готов эскорт — десять рыцарей и оруженосцев, при мечах, держали в руках яркие факела. Огонь весело пожирал темноту. Были тут и ее друзья — Пуланжи и Новелонпон. Отряд возглавлял высокий статный вельможа с благородной внешностью, одетый богато и ярко. Он походил на роскошного фазана.

— Разреши представить тебе, Жанна, Луи де Бурбона, графа Вандомского, — выступил вперед Бертран де Пуланжи. — Он проводит тебя к королю.

Жанна поклонилась, вельможа ответил не менее значимым поклоном. Они обменялись любезностями, и процессия двинулась в сторону форта св. Георгия.

Через десять минуту они минули сторожевую башню, прошли по мосту над широким рвом, наполненным черной сверкающей водой, и через вторую башню вошли в замок.

Ворота, коридоры, лестницы. Ярко горели факела на стенах. Затем Жанна услышала отдаленный гул — обрывки голосов, смех. Светлое пятно открытых настежь дверей приближалось к ней. А затем сразу ослепил ее яркий свет от языков пламени множества факелов, и сотни лиц мужчин и женщин оказались совсем близко. Она точно попала в водоворот. Все, разом умолкнув, смотрели только на нее.

— Мессир, покажите мне его, — слабым голосом прошептала Жанна. — У меня темно в глазах…

Но крепкая рука роскошного «фазана» ухватила ее правую ладонь, сильно сжала.

— Его величество в глубине залы, недалеко от камина, — негромко проговорил де Бурбон, — он в красном, расшитом золотом кафтане. С ним два вельможи — по правую и по левую руку.

— Только прошу вас, не обманывайте меня, мессир, — пролепетала она, пытаясь привыкнуть к яркому свету. — Не обманывайте…

Она узнала его по глазам — маленьким, детским, несчастным. И сразу простила ему недоверие. На виду у затаившего дыхание двора Луи де Бурбон подвел ее к королю и сказал:

— Ваше величество, позвольте мне представить вам Даму Жанну.

Жанна выполнила грациозный реверанс, а следом, поддавшись порыву, встала перед ним на колено, прижалась щекой к его руке.

— Здравствуйте, милый дофин! Да пошлет Вам Бог счастливую и долгую жизнь!

— Встаньте же, душенька, встаньте, — бормотал опешивший Карл Валуа.

Но гостья продолжала:

— Благородный дофин! Я пришла к вам по велению Царя Небесного, Иисуса Христа, чтобы снять осаду с Орлеана и короновать вас в Реймсе!

Только дрова, трещавшие в растопленном камине, могли позволить себе нарушить тишину, когда она договорила.

Затем Карл Валуа поднял с колена свою пылкую гостью и они вместе отошли к проему дальнего окна. Они говорили долго, и двор все это время терпеливо ждал, только волны шепота то и дело накатывали и вновь уходили куда-то. А потом все увидели, как лицо их короля озарила счастливая улыбка. Он порывисто отвернулся от залы и устремил взгляд в окно. Прошло несколько минут, прежде чем Карл Валуа, умиротворенный, вновь показал лицо двору и, взяв Жанну за руку, повел ее к Иоланде Арагонской и Марии.

В течение ближайшего получаса Жанне представляли подданных его величества Карла Валуа. «Маршал Жан де Буссак, — говорил церемониймейстер, — первый министр герцог Жорж Ла Тремуй…» Волк с сердцем лисицы смотрел на девушку. «…Жан Потон де Ксентрай…» Жанне сразу приглянулся молодой рыцарь — настоящий лев! «…Жильберт де Мотьер де Лафайет; Рауль де Гокур, камергер Короны; архиепископ Реймсский Реньо де Шартр…» О, она слышала это имя! Именному этому пастырю совершать миропомазание ее короля в Реймсе. Но каким хитрым и недобрым был взгляд священника… «…Адмирал Франции Луи де Гранвиль; Амбруаз де Лоре; герцог Жиль де Лаваль де Рэ…» Пронзительно и взволнованно заглянул названный аристократ в глаза Жанны — он был похож на человека, воспылавшего к даме страстью с первого взгляда. «…Жак де Шабанн Ла Паллис; Антуан де Шабанн-Даммартен; Этьен де Виньоль…» «По прозвищу Ла Ир!» — добавил коренастый и широкоплечий рыцарь, похожий на быка. Он улыбнулся девушке, показав крепкие зубы матерого животного.

Список был бесконечным, Жанне представляли дам. С любопытством и жадностью разглядывали они представительницу своего пола, которая по собственной воле отказалась от всех прелестей женской доли и выбрала мужской путь. И ведь была бы дурнушка, так нет — красавица! И оттого еще загадочнее и притягательнее казалась она всем — и мужчинам, и женщинам.

Жанна очень хотела услышать еще одно имя, но его никак не называли.

Когда церемония была окончена и она перевела дух, Жанна спросила у Луи де Бурбона, а где Орлеанский Бастард?

— Он охраняет город Карла Орлеанского, Дама Жанна, — многозначительно ответил вельможа. — Уверен, вы скоро встретитесь с ним.

Потом было застолье, но незадолго до полуночи Жанна попросила короля отпустить ее. Он спохватился — конечно! Долгая дорога измотала ее! Его милой гостье надо отдохнуть, где она остановилась? Ах да, у вдовы де Куньи. Пусть выспится, а позже она войдет в свои апартаменты в замке Кудрэ. И он уверен, она будет приятно удивлена…

Едва Жанна переступила порог дома вдовы де Куньи и служанка Мари помогла ей раздеться, как девушка повалилась в постель и уснула; она провалилась в сон мгновенно, как проваливается неосторожный олень в глубокую яму-ловушку.

Карл Валуа, когда пришло его время отправляться на ложе — глубокой ночью, долго не мог заснуть. Восторга и счастья было в его душе так много, что они всячески мешали ему угодить в объятия Морфея. Разговор с Девой у окна то и дело возвращался к нему.

«В ваших жилах течет самая благородная кровь, о которой только может мечтать смертный. Но это не кровь короля Франции…» «Чья же тогда? Говорите честно, Жанна, без лукавства». «Я никогда не вру, мой дофин, и живу согласно с тем, что слышу в своих откровениях. Какая кровь течет во мне, я знаю, и горжусь этим, хоть открылось мне это поздно… Так вот, мы с вами, как два цветка на одной ветке яблони». «Какое же имя этой яблоневой ветки?» «Оно хорошо вам известно. Это герцог Людовик Орлеанский, родной и единственный брат короля Карла Шестого Валуа. Об этом сказал мне Господь — и об этом я пришла известить вас, благородный дофин, чтобы укрепить и сделать сильным для борьбы».

Девять лет, с позорного договора в Труа, где его признали «ублюдком», не было минуты, чтобы он не мучился сомнениями: а имеет ли он права на корону Франции? Впервые за долгие годы он почувствовал облегчение. Быть отпрыском Людовика Орлеанского было для него даже предпочтительнее, чем сыном помешанного Карла Шестого, проклятого Богом, обрекшего страну на хаос гражданской войны. Он и раньше догадывался, кто его отец. Хотел верить в это всеми силами своей души! Потому десять лет назад так охотно и пошел на убийство Жана Бесстрашного, герцога Бургундии. Интуиция не обманула его. «Спасибо, Жанна» — сказал он там, у окна. И теперь, обнимая засыпавшую Марию, вновь и вновь твердил два эти слова: «Спасибо, Жанна…»

Но если кто совсем не спал нынешней ночью, так это Ла Тремуй. Тягостно было первому министру. Впервые за четыре года, во время которых он чувствовал себя хозяином при королевском дворе, Ла Тремуй ощутил дрожь. Это земля дрожала под его ногами. Стоило только заглянуть в глаза девчонки в мужском платье — чертовой выскочки. Они точно горели изнутри! Она была сильна, эта Дева, ох, сильна…

— Мало этой ведьмы, королевы Иоланды, которая простирает свои щупальца над каждым, как зловещий ворон — крылья! — говорил он всего час назад архиепископу Реймсскому, с которым они вместе покинули пир. — Так нашли еще и молодую ведьму, будь она неладна! Но я не позволю вот так запросто устроить ее судьбу при дворе моего короля и помочь вложить в ее руки ту власть, которой еще не успела воспользоваться Иоланда! Надеюсь, архиепископ, вы, как слуга церкви, мой добрый друг и верноподданный его величества, будете на моей стороне?

— Несомненно, монсеньер. — Архиепископ сложил на объемном животе, обтянутом богатой сутаной, руки. — Если она и впрямь дева, как утверждают, и послана Богом, мы…

— Мы заставим доказать ее это, — энергично договорил за канцлера Ла Тремуй. — Иоланда не посмеет нам препятствовать!

— Надо будет убедить короля…

— Я лично возьмусь за это, архиепископ, — не дал договорить де Шартру собеседник. — Они утверждают, что она — бастардка, принцесса крови. Что ж, будучи наслышанным о нравах Изабеллы Баварской, этой шлюхи, я могу в это поверить. Я не слишком доверяю Иоланде, но Карлу Орлеанскому, другое дело. Живя пленником в Лондоне, он лучше других осведомлен о делах во Франции. Это понятно — о чем еще думать герцогу там, за Ла-Маншем, как не о родных берегах? Но непорочность этой так называемой девы, непорочность, которой она смеет прикрываться как щитом, должна быть доказана перед высшими чинами государства и церковью. — Он взглянул на канцлера. — Церковью — в первую очередь! Король должен внять нашей просьбе. Девчонка должна ответить перед комиссией клириков, собаку съевших в вопросах богословии! Ведь Жанна всех убеждает, что говорит с Господом? А это не шутки! Не дай-то Бог нам ошибиться, перепутать ангела с лукавым! — Он мрачнел на глазах. — А тут, ваше преосвященство, надо постараться вам. Мы должны убедить короля, настоять на своем…

Облаяв слуг, ворочаясь в постели, Ла Тремуй также повторял два слова: «Настоять, убедить!»

 

5

В день после пиршества двор, как правило, вставал к полудню. Сегодняшний обед должен был состояться для избранных. Человек пятьдесят, не более. В поварской на одних сковородах жарились золотые фазаны и жирные каплуны, на других — форель, нарезались ломтями сыры десятков сортов, укладывались в формы паштеты. Из пекарен несли горячие хлеба. В парадной зале вновь хлопотали слуги — тут уставлялись серебряной посудой столы, расставлялись кувшины с вином и высокие кубки.

До обеда оставалось не более часа, когда у дверей королевской залы, просторного кабинета, едва не столкнулись лбами два вельможи. Первым был Ла Тремуй, с темными кругами под глазами от замучившей его злодейки-бессонницы, тягостных раздумий и коварных планов, вторым — красивый молодой человек, одетый в элегантный охотничий костюм, по всему — франт и дамский любимец.

Они раскланялись и, галантно уступая друг другу дорогу, наконец-таки прошли к королю. Тут уже были де Гокур, де Буссак и еще с десяток вельмож из ближнего круга. Едва Ла Тремуй вошел, как заскрипел зубами — Жанна сидела по правую руку от Карла Валуа, на том месте, которое он так долго согревал собственным телом! Это было неслыханно, да просто жестоко по отношению к нему — верному и заботливому фавориту! Ла Тремуй, проглотив горькую пилюлю, сделал грациозный реверанс, молодой охотник, сорвав с головы зеленый берет с тремя страусовыми перьями, тоже.

— О, я рад видеть вас, герцог! — воскликнул Карл Валуа, увидев молодого вельможу в зеленых штанах, изумрудном сюрко, широком кожаном поясе и с длинным охотничьим ножом у правого бедра. — Откуда вы, да в таком наряде?

— Я бил куропаток у Сен-Флорана, когда узнал, что в Шинон прибыла Дама Жанна, — сказал тот, разглядывая диковинную и во всем прекрасную гостью в мужском наряде. — Вот и поспешил сюда.

— Кто это такой? — спросила Жанна у короля.

Вышло чересчур громко. Придворные с улыбками переглянулись.

— Это мой кузен герцог Алансонский, — представил Карл Валуа молодого человека.

Жанна легонько вспыхнула — это имя говорило о многом. Только она, провинциалка, могла не знать подобного вельможу в лицо! Ничего — у нее все еще впереди.

— Добро вам пожаловать, герцог! — просто сказала она. — Чем больше будет нас, в ком течет кровь Франции, тем лучше!

Жан д, Алансон поклонился.

— Я давно мечтаю вместе с вами пойти на англичан, Дама Жанна! Скоро расплачусь окончательно с годонами, в недобрую годину я дал им слово не воевать против них, и тотчас возьмусь за меч!

Жан Второй Алансонский был сыном того герцога д, Алансона, Жана Первого, что в 1415 году на поле под Азенкуром, окруженный противником, сорвал с головы шлем и выкрикнул: «Сдаюсь! Я — герцог Алансонский!» — но было уже поздно. Десяток копий и мечей пронзили его. Сам Жан Второй д, Алансон в возрасте восемнадцати лет отважно дрался при Вернейле, прозванном «вторым Азенкуром», где полегли все командиры французов и шотландцев, а лорд Бедфорд стал победителем, прославив свое имя. Юного Жана отыскали под грудами тел, раненнего едва ли не смертельно, но благодаря могучему здоровью он выжил. Пять лет продержали его в заключении англичане и совсем недавно выпустили под честное слово. Его родственники разорились — десятки замков были проданы за долги, а провинцию Алансон присвоил себе ненасытный Бедфорд. Никто так не хотел расправиться с англичанами, включая самого Карла Валуа, правителя нерешительного, как молодой лев — двадцатитрехлетний Жан д, Алансон! Но была еще одна причина особого любопытства Девы к молодому красавчику герцогу. Любопытства, надо сказать, взаимного. Жанна Дева приходилась теткой супруге Жана Алансонского, также Жанне, потому что последняя была дочерью Карла Орлеанского.

— Мы собрались вместе с Жанной отслушать обедню, Алансон, не примкнете ли к нам?

— С удовольствием! — откликнулся герцог.

— Я бы тоже примкнул к вам, государь, — вызвался Ла Тремуй. Ему так не хотелось оставлять Карла Валуа и Жанну наедине! — Но, может быть, у вас секреты…

— Милый Ла Тремуй! — воскликнул Карл. — Какие могут быть секреты у короля от первого министра и первого радетеля за общее дело. Я буду только рад…

Жанна помнила рассказ Бертрана де Пуланжи об этом человеке, кланявшемся своему похитителю Перине Грессару. Помнила она и другое — этот Ла Тремуй служил герцогу Бургундскому как раз в те времена, когда бургундские капитаны огнем и мечом проходили по ее родным местам. Значит, была кровь ее близких и на этом человеке. Но король благоволил ему, и с этим приходилось мириться.

Они отслушали обедню, а после король пригласил их в свои покои. Там он, попросив свиту оставить их втроем, проговорил:

— Жанна обещала мне что-то важное. — Он посмотрел на девушку. — Не так ли? И еще просила меня, чтобы пришел нотариус.

— Именно так, мой повелитель, — поклонилась Жанна.

— Что ж! — Карл Валуа похлопал в ладоши, и в покоях появился королевский нотариус с писчим прибором. — Он перед вами, Жанна! Прошу вас…

Жанна кивнула.

— Я хочу, что бы вы, мой благородный дофин, передали мне во владение Францию.

Брови Карла Валуа нахмурились:

— Я не понимаю…

— Все очень просто, — твердо сказала Жанна. — Я хочу, что бы вы передали мне ваше королевство. Сделайте так, как я прошу, и верьте мне.

Герцог Алансонский, наслышанный о чудесной Деве, смотрел на нее во все глаза и не мог промолвить ни слова. Потерял дар речи и нотариус — он даже боялся поднять глаза на господ. Зато решился открыть рот первый министр.

— Но… это немыслимо, — проговорил Ла Тремуй. — Дама Жанна…

— Нет, монсеньер, это мыслимо и разумно. Я прошу вас, мой дофин!

— Сделайте так, государь, как она просит вас, — сказал женский голос. Все обернулись — в дверях стояла Иоланда Арагонская. — Нам стоит доверять нашей гостье.

Карл Валуа был в замешательстве.

— Матушка…

— Государь, — проговорила Жанна, — я прошу вас…

Король взглянул на своего нотариуса:

— Пиши!

Нотариус осторожно сел за один из столиков, разложил свиток, поставил чернильницу, обмакнул в чернила перо.

— Готов?

— Да, ваше величество, — откликнулся чиновник.

— Я, милостью Божией король Франции Карл Седьмой Валуа, дарую Королевство Францию Даме Жанне. — Он посмотрел на девушку. — Этого… достаточно?

Жанна подошла к столу, взглянула на бумагу.

— Поставьте подпись.

Карл подошел к столу, взял перо и поставил свою подпись. В покоях было тихо, только жестко скрипело гусиное перо по бумаге.

— Теперь — все?

— Да, государь. — Она взяла свиток. — Будучи королевой Франции, я вручаю мое королевство Царю Небесному!

Она закрыла глаза. Затаив дыхание, все наблюдали за тем, как шевелятся губы девушки в мужском костюме, точно она творила молитву. Шли минуты. Ла Тремую хотелось броситься на нее и надавать ей по щекам. Он взглянул на короля. Тот впился взглядом в «опасную чудачку, колдунью и авантюристку», каковой ее уже окрестил первый министр, и губы его тоже что-то шептали.

— Благослови меня, Господи, совершить этот дар, — наконец-то очень тихо проговорила она.

И только тут открыла глаза.

— Царь Небесный принял мой дар и внял моей просьбе, — сказала девушка. — Он дарует Королевство Францию вам, мой благородный дофин, как единственному наследнику этой священной земли. Отныне королевство ваше. Франция принадлежит только вам — безраздельно! Все, кто посягают на него, будут жестоко покараны Господом Богом! Да будет так!

Карл Валуа наконец-то проглотил слюну. Герцог Алансонский, кажется, хотел воскликнуть: «Господи Всемогущий, такого я еще не видал!» Ла Тремуй просто отказывался верить в происходящее. «Вот чертовка! Хитрая бестия! — повторял он про себя. — Да как земля ее носит? На костре ей самое место!» Он осторожно взглянул на двери. Иоланда Арагонская, так и стоявшая там, смотрела именно на него и торжествующе улыбалась. От нее не укрылись его чувства. Раньше он боролся с одной злодейкой, а теперь их стало две. Прежде он думал, что победил — и королева уже никогда не поднимет голову! Но она оказалась, как Лернейская гидра, которой Геракл срубал одну голову, а на том месте вырастало две.

Именно такие мысли терзали герцога Ла Тремуя, когда он, спустя час после передачи королевства Царем Небесным — Карлу Валуа, сидел в кругу придворных за обеденным столом в парадной зале и рвал на части зажаренного каплуна. Он ел его так, как уже сытый волк ест свою добычу, набивая утробу впрок. Без удовольствия. Он пил вино и не ощущал прелести старого доброго бургундского, а ведь так любил его, предпочитая всем другим винам! Надо было решиться на ответный удар — и как можно скорее. Пока его, «несчастного Геракла», гидра не пожрала окончательно.

 

6

— Не дай-то бог нам ошибиться, государь, — проговорил Ла Тремуй, оставшись в узком кругу семьи короля. В покоях находилась королева Мария, лакомившаяся пирожными, теща короля Иоланда Арагонская, Луи де Бурбон и Реньо де Шартр. Первый министр специально выбрал время, когда Жанна и д, Алансон отправились на охоту. — Я не хочу сказать ничего предосудительного о Даме Жанне, напротив, она — яркая личность. — Он набрался смелости. — И все же всем нам стоит помнить: Господь не любит самозванцев, а главное — жестоко карает тех, кто слепо идет за ними. — Эта реплика приковала общее внимание к Ла Тремую. — Пока что мы видели только фокусы, государь. А ведь мы, кажется, готовы идти за лотарингской девой, куда она позовет нас. Не так ли?

— Не стоит преувеличивать, монсеньер, — возразила Иоланда, царственно восседая в кресле. — Наши планы совпадают как нельзя лучше. Деве Жанне ее голоса говорят о том, что она должна снять осаду с Орлеана и выгнать англичан с французской земли? Прекрасно — это и наша задача. Жанна утверждает, что должна короновать короля в Реймсе? Еще лучше. Все французские короли, начиная с великого Хлодвига, короновались в Реймсе.

Карла Валуа раздражали вечные пикировки тещи и Ла Тремуя. И потому он чаще всего отворачивался от того, кто возражал. На это и рассчитывал Ла Тремуй. И все же в этом споре первый министр шел ва-банк. С того самого часа, когда Карл Валуа и Жанна беседовали в проеме окна, король открыто симпатизировал новоявленной спасительнице. Вот бы узнать, что она рассказала ему! Но на этот счет король был нем как рыба.

— Все верно, ваше величество, — поклонился Ла Тремуй Иоланде. — Но есть одно но. Мы должны знать наверняка, что Жанна именно та, за кого себя выдает.

— Вы говорите о ее происхождении? — нахмурилась Иоланда Арагонская.

— О нет! Я говорю о ее божественной миссии. Это не шутка — посланница небес! Говорить с Господом! Кроме Жанны существуют иерархи католической церкви. Никому на целом свете не разрешено вот так запросто говорить от имени Бога, кроме папы. Так вот, если Жанна не та, за кого себя выдает, а мы пойдем у нее на поводу, как посмотрит на это Святая церковь?

Взоры присутствующих немедленно обратились на архиепископа Реймсского — от первосвященника Буржского королевства зависело очень многое! Реньо де Шартр был очень сосредоточен, слушая Ла Тремуя.

— И что же вы предлагаете, монсеньер? — спросила у первого министра Иоланда Арагонская.

— Мы должны испытать ее, — развел тот руками. — Церковь и светская власть.

— Испытать, но как? — вопросил король.

— Уточните, монсеньер, — согласилась Иоланда.

— Во-первых, она говорит о своей непорочности. Необходимо узнать, так ли это. Сделать сие проще простого. А во-вторых… — Ла Тремуй мельком взглянул на де Шартра. — Ее должна опросить коллегия священников. С нами, людьми светскими, могут пройти любые фокусы, но что скажут богословы и теологи, вот вопрос? — Теперь его взгляд, обращенный на архиепископа, стал требовательным. — А что думает по этому поводу его преосвященство?

И вновь все посмотрели на занятого думой де Шартра. Его взгляд был устремлен в пространство — несомненно, он решал важные теологические вопросы.

— Думаю, что в этом деле нам и впрямь торопиться не стоит, государь, — сказал грузный архиепископ Реймсский. — Не стоит смешить христианский мир. И отвращать от себя. Его надобно убедить. Деву стоит препроводить в Пуатье.

Требование де Шартра было резонным. Именно там, в столице провинции Пуату, в противовес Парижу и его университету, ставшему богословским оплотом англичан, базировался и парламент Буржского королевства, и свой университет, верный Карлу Валуа.

— Если Жанне не смогут поверить ваши подданные, — продолжал архиепископ, — то как она сможет убедить в своей правоте всю Францию? Тем более — Рим. — В эти минуты Реньо де Шартр призвал на помощь все красноречие, дарованное ему природой. — И потом… если в ее речах содержится хотя бы толика лжи, Господь никогда не допустит успеха ее начинаниям, а значит, и нашему делу. — Вывод звучал, как приговор, оспорить который было трудно даже королю. — Со своей стороны мы смогли бы подобрать комиссию из отцов авторитетных и заслуживших доверие перед лицом Господа нашего. А они составят список необходимых вопросов…

На Буржского правителя смотрели все, и с любопытством немалым. Но Карл Валуа не посмел возразить де Шартру. Да и не хотел. Разве не справедливо — положиться на слуг Господа? Они будут полагаться не на эмоции, а на здравый рассудок. Ведь теология, что скальпель хирурга. Луи де Бурбон готов был поддержать любое начинание своего государя. Мария знала, что лучше не вмешиваться в дела государства; она ждала, что скажет ее мудрая и дальновидная мать.

— Пожалуй, я поддержу вас, архиепископ, — сказала Иоланда Арагонская.

Королева четырех королевств ясно поняла: если сейчас она будет противостоять Ла Тремую и де Шартру, это только вызовет раздражение со стороны ее зятя. Она не осилит их. Впрочем, как и ее зять, Иоланда Арагонская осознавала, что выдвинутые священником доводы справедливы. Жанна заявляла о себе перед всем миром как о посланнице Божьей, а потому должна была найти в себе силы и смелость доказать это. Выйти на ристалище с мечом в руке и заявить, что ты самый сильный, — этого мало. Но если смельчак и впрямь победит, то высоко поднимется надо всеми.

Когда после совещания она вместе с другими покидала покои короля, тот озадаченно обронил:

— Как вы быстро нашли общий язык с монсеньером Ла Тремуем и архиепископом!

— Я просто верю в Жанну, государь, — с улыбкой откликнулась его теща. — Жаль, что вы позволили себе усомниться!

Ла Тремуй и Реньо де Шартр шли свой дорогой по коридорам замка.

— Завтра же утром отправляйтесь в Пуатье, ваше высокопреосвященство, — вцепившись в руку канцлера, говорил ему Ла Тремуй. — Этот узел мы должны разрубить быстро и одним ударом! Иначе старая ведьма научит молодую, как быть и что говорить перед вашими коллегами в Пуатье!

Одно было жалко, мучался Ла Тремуй, что ему не дадут своими руками раздвинуть ноги Девы и собственными глазами рассмотреть, соответствует ли она тому званию, благодаря которому уже прославилась среди всех — и аристократов Франции, и ее простолюдинов!

 

7

…Жанна переступила порог залы, где собрался весь двор, и сразу увидела в середине квадратную палатку из белых простыней. Содержимое палатки было надежно сокрыто от глаз доброй сотни пышно одетых людей, расположившихся по периметру залы и сейчас вонзивших в нее, Жанну, свои любопытные и жадные взгляды.

«Жанна, голубушка, — накануне сказала ей теща короля, — вы помните, что в день нашего знакомства я спросила: “Если будет нужда, вы готовы во всем довериться нам, вашим друзьям? Дабы мы могли убедиться, что все, сказанное вами, правда?”»

«Да, государыня», — кивнула девушка.

«Так вот, вам решено устроить два испытания».

Ледяная змейка проползла у Жанны между лопаток.

«Что за испытания, государыня?»

«Комиссия во главе со мной должна убедиться, что вы — девственны. Но в сравнении со вторым испытанием — первое, что укус комара».

Хотя девушка огляделась мельком, она сразу поняла, что к чему. И откуда эти острые, как иглы, взгляды. Совсем недавно ее принимали, как королеву! Но если теперь окажется, что она лжет, то сейчас же превратится в посмешище и будет изгнана из Шинона. Ведь каждое слово ее, что принималось королем за золото, немедленно превратится в черепки!

Жанне хотелось плакать — горько и стыдно было ей…

— Ступайте, голубушка, — сжала ее пальцы теща короля.

Жанна прошла к палатке из простыней. Ее сопровождали Иоланда Арагонская по правую руку и Мария Анжуйская по левую. За ними следовали еще две дамы: Жанна де Гокур, супруга Рауля де Гокура, и дама де Трэв. Обе они были первыми фрейлинами тещи короля.

Девушка вошла в палатку и сразу встретилась взглядом с колючими глазами повитухи, уже поджидавшей ее. С ней еще были две монашки. Одна держала в руках кувшин и мыло, другая, с полотенцем на руке, тазик с водой. В середине палатки стоял укрытый белой простыней топчан.

— Разденьтесь, госпожа, — сказала повитуха.

Она осуждающе смотрела на мужской костюм Жанны.

— Раздевайтесь, Жанна, прошу вас, — негромко сказала Иоланда Арагонская. — Не бойтесь…

Жанна расстегнула кожаный ремень, скинула жакет и осталась в рубашке; затем сняла штаны и, немного помедлив, панталоны. Зябко здесь было. Дамы, не стесняясь, смотрели ей ниже пупа, где разросся пышный куст. Волны шепота то и дело возникали за тонкими стенами палатки, накатывали и отступали…

— Ложитесь, госпожа, — сказала повитуха.

Девушка выполнила указание. Она вцепилась руками за основание топчана, зажмурила глаза. Но ее ноги против желания сжимались вместе. Вот брызгами на дно тазика полилась вода, затем зашуршало полотенце.

— Расслабьте колени, — услышала девушка голос повитухи. — Нам так ничего не видно.

— Мы должны посмотреть, Жанна, — проговорила над ней ровным голосом Иоланда Арагонская. — Расслабьте колени…

Чьи-то руки коснулись ее колен и требовательно потянули их в стороны. Повитуха! Жанне хотелось вцепиться в эти руки, сорвать их, но она… сдалась. А эти руки уже касались ее везде, делали что-то страшное, запретное…

— Девственница, — услышала она над собой голос повитухи.

— Вы уверены? — спросила теща короля.

— Нет сомнений, государыня.

В это мгновение Жанна открыла глаза. Что-то странно было в голосе неприятной женщины-простолюдинки. Брови повитухи хмурились. Недоумение блуждало по ее немолодому, иссеченному морщинами лицу. Она переглянулась с Иоландой Арагонской, кивнула:

— Нерушимая девственница.

Жанну попросили одеться. Когда она застегивала жакет и опоясывалась ремнем, Иоланда Арагонская вышла со своими фрейлинами ко двору и громко объявила:

— Мы рады сообщить вам, что Дама Жанна — нерушимая девственница!

Королева Франции Мария Анжуйская вышла из палатки вместе с Жанной, держа ее за руку. Лица придворных смешались перед глазами девушки. Ее глаза застилали слезы. Но недолгое представление было окончено, и двор в этот знаменательный вечер ожидал еще один пир. Что до Жанны, ей хотелось как можно скорее запереться в своих покоях, забраться в кадушку с горячей водой, смывая с себя прикосновения повитухи, и выплакаться вволю.

Не знала Жанна, как давился проклятиями Ла Тремуй, когда были объявлены результаты экспертизы, хмурился и мрачнел Реньо де Шартр, как нервно шептал Карл Валуа: «Слава Богу, слава Богу!» Не знала она и другого — великого изумления и счастья в сердце мудрой Иоланды Арагонской. После обследования она вызвала к себе повитуху и задала ей несколько вопросов с глазу на глаз. И только потом сказала своей дочери: «Жанна обречена быть девственницей. Воистину — промысел Божий!»

На рассвете 12 марта Жанна в сопровождении многих придворных, которые не захотели пропустить еще одного грандиозного спектакля, выехала из Шинона по южной дороге, раскисшей от дождя и мокрого снега, в Пуатье. С тяжелым сердцем решилась она на это путешествие. Впрочем, поездки было не избежать. Жанне предложили карету, обложенную внутри мехами, чтобы было тепло и уютно, но она отказалась. «Предпочитаю Ястреба», — сказала девушка и, одев подбитый мехом плащ, запрыгнула в седло. Она намеренно подпоясалась широким кожаным ремнем с мечом у левого бедра и боевым кинжалом у правого, заломила на левую сторону широкий берет. Пусть все видят — она себя в обиду не даст! И хотя ей предлагали одеть женское платье, дабы предстала она перед коллегией клириков, как подобает даме, Жанна наотрез отказалась: держать бой — значит держать бой. Чуть раньше она спросила у Иоланды Арагонской, кто те люди, что не доверяют ей. Но королева промолчала. И тогда Жана назвала их сама: «Это монсеньер Ла Тремуй и его преосвященство Реньо де Шартр?» Но и тут королева, мудрый политик, не ответила.

Следуя с Жанной в Пуатье, до которого от Шинона было около двадцати лье, в карете с гербом, кутаясь в шубу, Иоланда Арагонская жаловалась своему исповеднику францисканцу отцу Ришару:

— Два камня на ногах моего зятя. Имя одному, что побольше, — Ла Тремуй, а второму — де Шартр. Срезать бы эти веревки, да сил нет. Храни нас Пресвятая Дева!

В Пуатье процессия въехала в тот же день поздно вечером. В богатых тавернах там уже громкоголосо совещались святые отцы, за добрым вином, согревающим душу и тело, решая, какими вопросами озадачить девицу, новоявленную спасительницу.

Среди почтенных прелатов были: духовник короля Жерар Маше, епископ Кастра; Симон Боннэ; епископ Пуатье Уго де Камбарель; метр Пьер де Версай и метр Жан Морен; богослов Гийом Эмери; бакалавр богословия Гийом Ле Марье; специалист по Священному Писанию Пьер Сеген; монах-кармелит Жан Ломбер; клирик Матьё Менаж; искушенный в вопросах богословия известный монах Сеген де Сеген и многие другие.

Реньо де Шартр, непосредственный владыка всех этих прелатов, отбыл в Пуатье тремя днями раньше, сказав королю, что лично должен проследить за подготовкой церковной комиссии. И он следил — изо всех сил!

— Помните, наш король молод и неопытен, — увещевал он избранных клириков, которых знал не один год, — он доверчив и добр сердцем. А потому на вас все надежды Господа! Ни одной лазейки не оставьте для той, что зовет себя Девой! Забудьте, что она благородной крови. Не бойтесь поймать ее! Весь ваш опыт, всю мудрость и умение отдайте этому!

Прелаты кивали: они понимали, что вовлечены в придворную игру. Не всем нравилось это. Но Реньо де Шартр числился их духовным вождем, и потому они обязаны были слушаться его и подчиняться ему во всем.

Жанну поселили в доме мэтра Жана Рабато, адвоката Парижского парламента, два года раньше перешедшего на сторону Карла Валуа. Половину ночи Жанна провела в кафедральном соборе Пуатье, стоя на коленях перед статуей Богоматери. Жан де Новелонпон не отходил от нее ни на шаг. Дьёлуар и Жюльен тоже хотели было остаться, но рыцарь отправил их на постоялый двор.

— Первый раз мне страшно, — под сводами храма сказала Жанна своему другу. — Я предпочла бы десять раз сразиться с бургундцами на мечах, чем оправдываться перед теми, кто не верит мне! Не хочет верить…

— Ничего не бойся, — Новелонпон сжал ее руку. — Они не умнее тебя. Сколько раз ты сама говорила, что твое дело — дело Господа. А значит, Он с тобой и поможет тебе.

— Спасибо, Жан, — печально улыбнулась девушка. — Если бы не ты, мне было бы трудно.

На следующий день, приковывая взгляды судей ладной фигурой, облаченной в мужской костюм, Жанна, готовая умереть, но выдержать еще один бой, смело отвечала на вопросы прелатов.

— Из ваших слов, Жанна, выходит, что сам Господь Бог хочет помочь французскому народу избавиться от бедствий, — спрашивал ее мэтр Гийом Эмери. — Это так?

— Да, мессир.

— Но если Францию желает освободить сам Бог, как вы говорите нам, зачем тогда нужны солдаты?

Жанна улыбнулась:

— Вы бываете голодны, мессир?

— Странный вопрос, Жанна…

— Ответьте мне на него, и я отвечу на ваш.

Гильом Эмери с улыбкой оглядел присутствующих.

— Бываю, Жанна, как и все люди. Думаю, как и ты. Если ты человек, конечно…

— Я человек, мессир. А теперь подумайте, как вы насытитесь, не имея рта, зубов, языка и горла? — Она оглядела упитанную фигуру мэтра Эмери. — Не будь у вас таковых, вы бы и недели не протянули. Такова воля Бога, создавшего Вас по образу и подобию своему. Не так ли? — Шепот пробежал по рядам клириков. Жанна гордо подняла голову. — Солдаты нужны для того, чтобы исполнить волю Бога. Оружие в их руках, чтобы они были сильными. Солдаты будут сражаться, мессир, отважно сражаться, и Господь милостиво дарует им победу.

Карл Валуа улыбался — Жанна была точно броня!

— Ну что, несносные рыцари, как она вам? — похожая на величественную статую, держа руки на подлокотниках кресла, лишь поведя глазами, спросила королева Иоланда.

— Она молодчина! — усмехнулся Ла Ир. — Ей палец в рот не клади!

Потон де Ксентрай утвердительно кивнул, поддержав товарища.

— Она — необыкновенна, — кивнул Жиль де Рэ. — Божественна…

Ла Тремуй, краем уха слышавший их разговор, щурил глаза и зло улыбался.

— И прекрасна к тому же, — подтвердил их слова Алансон.

Все они знали: в случае успеха в Пуатье, этой девушке предстояла возглавить, по крайней мере — номинально, целую армию. А им — стать ее ангелами-хранителями.

— Дама Жанна, — заговорил монах Сеген де Сеген, — скажите нам, на каком языке говорили с вами святые Михаил, Маргарита и Катерина, которые доносят до вас, как вы говорите, голос Господа?

— На лучшем, чем ваш, — невозмутимо ответила Жанна.

Ла Ир неистово гоготнул, но тут же, под взорами отцов церкви, притих. Священник явно смутился.

— У этого святоши лимузенский говор, — негромко заметил Алансон. Принц крови усмехнулся: — Южанин!

— Знаете ли вы о том, Дама Жанна, — строго начал епископ Пуатье Уго де Камбарель, старинный сподвижник Реньо де Шартра, — что в Писании сказано: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок перед Господом Богом твоим всякий делающий сие»? Но вы предстали перед нами в мужском костюме…

— А что сказано в Писании о женщине, которая идет сражаться с врагом, попирающим ее отечество, монсеньер?

Уго де Камбарель побледнел — он не находил ответа на этот вопрос! Епископ Пуатье отыскал взглядом архиепископа Реймсского, но тот опустил глаза. Это означало: выкручивайся, как можешь, дорогой брат.

— Я умелый воин, ваше преосвященство, — не дождавшись ответа, продолжала Жанна, — и собралась по воле Господа и моего короля делать мужское дело — с мечом в руке! Так как я, по-вашему, должна была одеться?

— Дама Жанна, — вновь заговорил Сеген де Сеген, — а если досточтимая комиссия попросит вас дать нам некое знамение, которое подтвердит, что вы действительно посланы Богом, сможете ли вы исполнить это?

Взоры всех присутствующих были обращены к Жанне — и друзей, и недоброжелателей. Все притихли. Лицо Карла Валуа напряглось — он не ожидал подобной провокации; Ла Тремуй, напротив, оживился — особенно когда побледнела Жанна. Змеиная улыбка гуляла по губам фаворита короля.

— Мы должны быть уверены, что вы — та, за кого себя выдаете, — продолжал Сеген де Сеген. — А не являетесь самозванкой, способной погубить доверенных вам солдат.

— Какое чудо можете вы показать нам? — кивнул Гильом Эмери. — Это очень важно…

Провокационный вопрос больно ранил и Жанну. Она знала, что Господь против чудес, и сила его держится на вере.

— Я не колдунья, я — посланница Господа нашего! — с вызовом бросила Жанна. — Мы понапрасну тратим время, святой отец, пока англичане все теснее сжимают в кольцо Орлеан.

— Позволь, Жанна, заметить, — оборвал ее Гильом Эмери, — нам лучше знать, как и с какой пользой мы тратим время…

— Тогда позвольте и мне заметить, мессир. Я приехала в Пуатье вовсе не для того, чтобы давать знамения и творить чудеса! Я не умею исцелять больных, это не моя стезя. Мне дано исцелить государство от английской проказы. — Сейчас ее голос звучал особенно дерзко и убедительно. — Отправьте меня в Орлеан, и я покажу вам на месте, для чего я послана! Пусть мне дадут любое количество солдат, я пойду туда и докажу свою правоту! Дофин Карл поверил мне, так отчего не верите вы? А ведь это ему, а не вам, мессир, быть помазанным на царство в Реймсе!

Гильом Эмери был в замешательстве. Члены парламента переглядывались. Улыбка сползла с губ Ла Тремуя. Восхищения прибавилось на лицах рыцарей. Во взгляде же королевы Иоланды Арагонской звучало одно: «Ты победишь».

Допрос длился с промежутками больше недели. Но чем дальше он шел, тем растеряннее чувствовали себя клирики и увереннее звучали ответы Жанны.

— Каков итог? — вечером 22 марта, после очередного заседания в королевской резиденции спросил Карл Валуа у Гильома Эмери.

— Наша комиссия признала Жанну истинной христианкой и доброй католичкой, которая искренне и всем сердцем заботится о своем королевстве, — поклонился богослов. — Комиссия также указала, что вы, ваше величество, можете и должны воспользоваться ее помощью и отправить Деву Жанну в город Орлеан с необходимым для того войском.

Карл Валуа удовлетворенно кивнул — другого ответа он и не ожидал. И тут же поймал насмешливый взгляд тещи.

— Слава Богу, — облегченно выдохнула Иоланда Арагонская. — Я уже думала, что это будет продолжаться вечно!

Ла Тремуй промолчал. В сопровождении герцога Алансонского и Жиля де Рэ в залу вошла Жанна — она была весела, так и лучилась улыбкой. Девушка победила и не скрывала радости. Наоборот — делилась ею со своими новыми друзьями.

На нее смотрели все, включая Ла Тремуя и Гильома Эмери, который в конце концов сам попал под обаяние Дамы Жанны.

— Вспомните, что написал Ален Шартье в своей поэме «Надежда», — романтическим тоном произнесла Иоланда Арагонская. — А было это, если мне не изменяет память, в двадцатом году, сразу после подписания злосчастного договора в Труа.

— И что же он написал, матушка? — заинтересованно спросил Карл Валуа.

— «У этой госпожи Надежды смеющееся радостное лицо, гордый взгляд и приятные речи». Вы не находите сходства, мэтр Эмери? — спросила она у богослова.

Тот низко поклонился:

— Пожалуй, ваше величество, пожалуй…

— А вы, монсеньер Ла Тремуй?

Первый министр прищурил глаза:

— То, что она — гордячка, это я понял сразу.

— Браво, — неторопливо похлопала в ладоши Иоланда Арагонская. — Одного я не пойму, почему бы вам не порадоваться вместе со всей Францией, которая торжествует, обретя своей защитницей долгожданную Деву?

Немногие придворные, бывшие свидетелями этой пикировки, устремили взгляды на озлобленного Ла Тремуя. Но первый министр только пожал плечами:

— Дело осталось за малым — освободить Орлеан!

В тот же вечер, 22 марта, в Пуатье, накануне возвращения в Шинон, Жанна призвала к себе Николя де Вутона и попросила его принести писчий прибор. Служитель церкви выполнил ее просьбу, разложил свиток и приготовился писать.

Час назад Жанна спросила у д, Алансона:

— Скажите мне, прекрасный герцог, кто наши главные враги в стане англичан? Я хочу знать имена осадивших Орлеан.

— Проще простого, милая Жанна, — улыбнулся принц крови. — Командует войсками англичан под Орлеаном граф Суффолк, Вильям де Ла Поль; его помощник — лорд Джон Талбот, прозванный Беспощадным Джоном, есть еще лорд Томас Скейлз и Вильям Гласдейл. Все они — опытные командиры и, как противники, достойны уважения.

Жанна поблагодарила «прекрасного герцога», который день ото дня проникался к своячке самой искренней и, конечно, взаимной дружбой.

И вот, в доме Жана Рабато девушка сказала Николя де Вутону:

— Пишите, дядюшка. Иисус, Мария!

Гусиное перо монаха аккуратно заскрипело по бумаге.

— Король Англии и вы, герцог Бедфорд, называющий себя регентом Королевства Франции, вы, граф Суффолк, Джон Талбот и Томас Скейлз, внемлите рассудку и прислушайтесь к Царю Небесному! Отдайте Деве, посланной сюда Богом, Царем Небесным, ключи от всех добрых городов, которые вы захватили во Франции. Она послана сюда Богом, чтобы провозгласить государя королевской крови. Она готова заключить мир, если вы признаете ее правоту, лишь бы вы вернули Францию и заплатили за то, что она была в вашей власти. — Кулаки Жанны сжались сами по себе. — И заклинаю вас именем Божьим, всех вас, лучники, солдаты, знатные люди и другие, кто находится перед городом Орлеаном, — убирайтесь в вашу страну! А если вы этого не сделаете, то Дева сама придет к вам и нанесет непоправимый урон!

Она посмотрела на Николя де Вутона. Тот, кого она привыкла именовать дядей, смотрел на нее с восхищением. Девушка преображалась — ото дня ко дню.

— Это все? — спросил он.

— Нет, пиши дальше. Король Англии! Если вы не послушаетесь меня…

 

8

В крепости Сен-Лоран, построенной англичанами на месте разрушенной пригородной церкви в пол-лье от Орлеана, за столом сидел человек в белой рубахе, в наброшенной на плечи шубе. Был уже поздний вечер. Горели факела на стенах залы. Жарко пылал на славу растопленный камин. Лицо лысеющего ото лба мужчины было грозным. В правой руке он держал кубок. Мужчина тяжело посмотрел в сторону. Далеко, за окном его резиденции, простирался знаменитый Орлеанский лес. Черный постылый лес…

Мужчина резко отставил кубок с вином, часть его пролилась на стол.

— Читай дальше! — гневно бросил он оруженосцу.

Тот кивнул. Но только с трудом проглотил слюну и еще раз взглянул на хозяина — как видно, он не решался.

— Черт бы тебя побрал! — грозный человек протянул руку. — Дай мне письмо!

Мужчина рывком пододвинул подсвечник, одна из свечей потухла, и устремил полный ярости взгляд на ровный текст.

«Король Англии, — про себя прочитал он, — если вы не послушаетесь меня и не уйдете, то я, став во главе армии, буду настигать ваших людей, где бы они ни были. Я сама заставлю их уйти, а если они не повинуются, прикажу всех убить. Потому что послана Богом, Царем Небесным, и телесно представляю Его, чтобы изгнать вас из Франции. Но если ваши люди повинуются, я помилую их. И не принимайте другого решения, так как Королевство Франция не будет вам принадлежать по воле Бога, Царя Небесного, сына Святой Девы Марии. Но принадлежать оно будет королю Карлу, истинному наследнику. Ибо Бог, Царь Небесный, хочет этого, и Дева возвестила Карлу это, и он войдет в город Париж вместе с достойными людьми. Если же вы не образумитесь и не захотите поверить известию, посылаемому вам Богом и Девой, то, где бы вас ни нашли, мы покараем вас и учиним такое сражение, какого уже тысячу лет не было во Франции! И будьте твердо уверены, что Царь Небесный ниспошлет Деве и ее добрым солдатам силу большую, чем та, которая заключена во всех ваших воинах, и исход сражений покажет, на чьей стороне, по воле Божьей, правда. Дева обращается к вам, герцог Бедфорд, и требует, чтобы вы прекратили разрушения. И если вы ее послушаетесь, вы сможете прийти вместе с ней туда, где французы совершат прекраснейшее дело, которое когда-либо совершалось для христианского мира. Дайте ответ, хотите ли вы мира в городе Орлеане. А если вы так не сделаете, то подумайте о великих бедах, которые вам придется пережить.

Написано во вторник Страстной недели».

— Чертовщина, — пробормотал полководец.

— Милорд…

— Что тебе?

— Это еще не все. — Оруженосец медлил — слишком много оскорблений было брошено англичанам зараз. — Герольд просит ответа, как того потребовала его госпожа.

Полководец усмехнулся:

— Она требует ответа?! Что ж… Приведи сюда этого герольда.

Оруженосец вышел, а взор мужчины вновь обратился на черный Орлеанский лес, до смерти осточертевший ему за эти месяцы, пока он торчал здесь — под городом, который так вожделел вождь англичан и его товарищ по оружию лорд Бедфорд.

Полководцем был граф Суффолк, Вильям де Ла Поль. Сменив на посту командующего графа Солсбери, которому разнес череп осколок камня, он стал уставать под этими стенами. Хотелось настоящего боя — штурма, крови, победы. А не бесконечных обстрелов с обеих сторон из бомбард, кулеврин и требюше, да брани, которой осыпали друг друга противники! А ту еще — новоявленная Дева…

В апартаменты Суффолка ввели молодого герольда в яркой мантии, чтобы издалека было видно, кто он таков.

— Как зовут вас? — спросил полководец.

— Де Гийенн.

— Кто послал вас, де Гийенн?

— Дама Жанна, милорд, Дева.

— Кто она? Откуда взялась? Кого представляет? Что она есть такое?!

Молодой человек гордо поднял голову.

— Я герольд, милорд, и не обязан отвечать ни на какие вопросы.

— А если я прикажу подвесить тебя на дыбу, герольд? — усмехнулся Суффолк. — Как ты запоешь тогда?

Ни одна мышца не дрогнула на лице молодого человека.

— Герольд неприкосновенен, и вы это знаете, милорд. Мое дело — передать письмо и получить ответ. Это все. Но если вы хотите запятнать себя бесчестием, поступайте так, как сказали.

— Ты — посланник ведьмы, и с тобой должно поступать, как с посланником ведьмы! — рявкнул Суффолк, встав и опрокинув кресло за спиной.

— Дама Жанна — благородная Дама. — Де Гийеен был бесстрастен. — Она послана Господом, чтобы освободить Францию. Мой король верит ей. Это все, что я могу сказать, милорд.

Суффолк посмотрел на стражу.

— Задержите герольда этой потаскухи. — Он указал на молодого человека пальцем. — Запомни, я брошу тебя в то же пламя, где сгорит она. Уведите его.

Оставшись один, граф Суффолк подошел к окну. Перед ним открывались три форта, идущие друг за другом на север — Лондон, Руан, Париж. И край Орлеанского леса за ними. Постылого ему леса.

 

9

Когда-то храбрая девушка Жанна превращалась в благородную Даму Жанну, и это преображение было долгим и подчас мучительным. Но превращение принцессы в Деву заняло куда меньше времени — всего две недели. Теперь, доказав свою правоту, она вызывала всем своим видом не просто удивление и восторг, но искреннее благоговение, которого так опасались Ла Тремуй и Реньо де Шартр!

Карлу Валуа было стыдно, что он подверг ее постыдному осмотру, а затем — допросу, хоть он и скрывал это чувство. Теперь же он всячески старался загладить перед сестрой свою вину.

Едва успела Жанна вернуться в Шинон, как ее переселили от вдовы де Куньи в донжон замка Кудрэ, выделив ей два этажа. Рядом с ней теперь состояло два пажа — Луи де Кут, чей отец служил камергером Карла Орлеанского и был капитаном Шатодена, и Раймон. Фрейлиной Жанны назначали Анну де Белье, приближенную Иоланды Арагонской, даму из высшей знати. Анна также имела самое прямое отношение к Орлеанскому дому — ее муж был советником Карла Орлеанского и время от времени навещал своего патрона в Лондоне.

— Назначаю вашим интендантом и оруженосцем, Дама Жанна, члена Королевского совета, в недавнем прошлом капитана гвардейцев и личного моего друга Жана д, Олона, — сказал девушке Карл Валуа, представляя молодого дворянина. — Он отличился при снятии осады с Монтаржи. За ним вы будете, как за каменной стеной.

Бертран де Пуланжи и Жан де Новелонпон присутствовали при этом. Им в пику, вернее — бывшим их заслугам, и были брошены королем последние слова. Он не забыл, как осмелился взглянуть на него этот провинциал, имени которого он не запомнил, да и не хотел запоминать, кичившийся тем, что посвятил Жанну в рыцари!

Дворянин, названный королем, поклонился. Это был тот самый Жан д, Олон, который плечом к плечу дрался с Орлеанским Бастардом, вырезая солдат английского полководца Анри Биссе. Это под ним, Жаном д, Олоном, убили в тот день четырех лошадей, а самого его даже не ранили!

Также был назначен и капеллан Жанны — им оказался Жером Паскерель, с которым она уже успела познакомиться. Надежный человек из личной армии священнослужителей Иоланды Арагонской! Он возглавил секретариат Жанны. Ему в помощь отдали Николя де Вутона и личного писца и казначея Дамы Жанны — Мателена Рауля.

Для личной охраны девушки король выделил ей двенадцать шотландских гвардейцев, еще молодых кадетов, из дворянских семей. Эти умерли бы на месте, но не подпустили бы к своей новой госпоже ни одного врага. Тем более англичанина!

Приобрела Жанна и своего дворецкого, которому вверили заботу обо всех резиденциях Девы, где бы ей ни пришлось остановиться. Ему подчинялось десятка полтора слуг — мало ли, что может понадобиться Даме Жанне.

Еще в Пуатье девушка получила и двух герольдов — Гийенна и Амблевиля. Что за полководец без личных герольдов? Кто будет сообщать своим войскам волю командующего, а от противника требовать сдачи городов? Их называли обычными для этой должности именами: Кёр-де-лис и Флёр-де-лис. Только вот первого герольда, отправленного с письмом под Орлеан, Жанна потеряла. Англичане против всех правил рыцарства и войны взяли его в плен.

— Клянусь, — перед всем двором заявила Жанна, — если с Гийенном что-то случится, англичане будут платить за него стократно.

Выделил Карл Валуа блистательной сестре и конюшню из двенадцати лошадей — шести боевых скакунов и шести парадных красавцев, похожих на пегасов, разве что без крыльев.

— Мой благородный дофин, — сказала Жанна, уже получив роскошный штат охраны и прислуги, — когда я была в аббатстве Сент-Катрин-де-Фьербуа, то видела там меч на могиле одного рыцаря. Когда-то он принадлежал дю Геклену, а позже был подарен великим полководцем Людовику Орлеанскому.

— Вот как? — заинтересованно поднял брови Карл Валуа. — Меч дю Геклена и Людовика? Ничего не знал об этом…

— Я бы хотела взять этот меч, спасти его от смерти в сыром склепе, где он ржавеет. Оружейные мастера Тура вдохнут в него новую жизнь, уверена в этом! А я вложу его в свои ножны. Но вы должны дать согласие.

— Конечно, Жанна, — милостиво улыбнулся король. — Отныне этот меч — ваш!.. Кстати, а какой стяг будет у вас? — спросил он.

— Скоро мне будет это известно, — сказала Жанна. — Очень скоро.

 

10

Со своей пестрой свитой 5 апреля Жанна приехала в Тур — столицу провинции Турень. Город стоял на Луаре в десяти лье от Шинона, на северо-востоке. В Туре собирались отряды, чтобы потом направиться еще выше по реке — в Блуа. Королевское казначейство выделило 100 турских ливров на доспехи Жанны. Личные доспехи — это личные доспехи. Жанна намеревалась драться за корону Франции, и эта «корона» должна была порыться в своем «золотом» сундуке!

Тур славился известными оружейниками. Жанне присоветовали лучшего.

— Я хочу такие доспехи, — сказала она, — по которым меня могли бы отличать и свои, идущие на штурм, и трепещущие враги. Они должны не просто сверкать на солнце, но светиться даже в непогоду!

Оружейник кивнул и, отложив все прежние заказы, принялся за дело. Жанне практически приходилось дневать и ночевать у него в мастерской, ведь мастеру приходилось то и дело подгонять стальные пластины друг под друга. В этом панцире Жанна должна была выдержать долгий бой и быть при этом максимально легкой и подвижной, трапезничать с другими рыцарями на привале и даже спать перед осажденной крепостью, чтобы в любую минуту по зову трубы встать и повести солдат на штурм.

Одним словом, примерка шла за примеркой.

А все новые отряды тем временем уходили вдоль Луары вверх, к Блуа, где собиралось войско, которое должна была повести за собой Дева Жанна — новая Надежда Франции.

…По зеленому весеннему полю двигалась белая точка. Яркая, как вспышка, но не желающая гаснуть, тускнеть. Она приближалась. Уже можно было различить быстрого коня, рвавшегося впереди ветра, и всадника в сверкающих доспехах. Всадницу! Темноволосая девушка с короткой стрижкой крепко держалась в седле. В правой руке ее было знамя — белое, оно билось на ветру, вырастало штормовой волной. Амазонка в рыцарской броне приблизилась неожиданно быстро — белый стяг разросся, на мгновение заслонил небо. Чистый, он светился и рассыпал яркие вспышки, как солнечные зайчики, повсюду. Это были золотые лилии! А в центре стяга, точно на Страшном суде, грозно восседал Господь в окружении двух ангелов. Стяг ударил на ветру, совсем рядом, оглушительно; и всадница в рыцарском облачении уже летела прочь, став подвижной тенью, сверкая теперь лишь контуром, обтекавшим ее силуэт, потому что двигалась на фоне солнца — и к солнцу…

Жанна проснулась. За окном было утро. Весеннее солнце только-только взошло и ослепительно легло на ее постель в доме богатого горожанина мэтра Дюпюи. Все увиденное стояло так ясно перед ее глазами, так четко! Она боялась заснуть, потому что знала наверняка — забудет! Жанна спрыгнула с кровати, наспех оделась — штаны, пышнорукавый камзол, сапоги — и выбежала вон из своих покоев. Она разбудила Жюльена, тот достучался до Паскереля.

— Я знаю, каким должно быть мое знамя! — сказала она заспанному исповеднику. — Мне говорили, что в Туре есть художник, создающий знамена полководцам, это так?

Жером Паскерель ничего о том не знал, поскольку мало интересовался знаменами, оруженосец из герцогства Барского Жюльен — тем паче. Тем не менее последний, по приказу Жанны, поехал к д, Алансону. Принц, на которого Карл Валуа возложил ответственность за многое, в том числе вооружение армии и ее снабжение, справился о художнике и дал ответ: его зовут Джеймс Польвуар, он — шотландец.

Через два часа художник Польвуар предстал перед ясными очами Жанны Девы. Ее возбуждение и горящие глаза смутили шотландца, но стоило девушке заговорить, как художник стал оживленно кивать. Чувство Жанны передалось и ему, а яркий образ увиденного был передан так ясно, что художник немедленно принялся за работу.

17 апреля, когда Жанна примеряла новые латы, сверкавшие на весеннем солнце белым огнем, прибыл Дьёлуар с отрядом из Сент-Катрин-де-Фьербуа. Оружейник с помощью Жюльена и двух пажей — Луи и Раймона — стягивали кожаными ремнями две половины ее кирасы.

— Удачно? — спросила Жанна. — Аббат не противился моему желанию?

— Он благословил вас, Дама Жанна, — ответил Дьёлуар и положил перед девушкой длинный предмет, завернутый в промасленную тряпицу.

В этот самый момент в оружейную мастерскую вошел Джеймс Польвуар и, поклонившись, развернул перед Жанной знамя. Забыв, что вокруг нее крутятся помощники, облачая ее в панцирь, она потянулась вперед. Все было как во сне! Белый стяг, усыпанный золотыми лилиями, Господь в центре, два ангела…

— Великолепно! — воскликнул за спинами собравшихся в мастерской бодрый голос.

Собравшиеся в оружейной обернулись — это был герцог Алансонский. Все, кроме Жанны, низко склонили головы.

— Добро пожаловать, прекрасный герцог, — сказала девушка. — Доброе знамя, не так ли?

— Да, — кивнул он, — но чего-то здесь явно не хватает…

Брови Жанны чуть нахмурились:

— Чего же?

Алансон удивленно взглянул на своячку.

— Королевского герба, конечно!

Жанна задумалась: имеет ли она право изменять то, что увидела во сне? Но потом решила — солдаты должны видеть не только образ Господа, но гордость своего короля — его герб.

— Вот что, Польвуар, — сказала она, — его высочество прав. Внесите изменение — пусть на моем стяге будет герб королей Франции. И поторопитесь. Сроку вам — два дня.

Шотландец Польвуар поклонился, свернул знамя и был таков. А Жанна, аккуратно развернув промасленную тряпицу, трепетно достала старинный меч.

— А вам два дня, чтобы привести этот благородный меч в порядок. — обратилась она к оружейных дел мастеру. — Успеете?

Оружейник легко взял меч, провел по нему рукой, как проводит рукой музыкант по струнам расстроенной виолы и, прищурив глаза, сказал:

— Успею, Дама Жанна. Он будет как новый!

На юную воительницу наконец-таки одели доспехи, пластины которых были идеально подогнаны друг к другу, и она вышла во двор оружейной. За ней последовали Дьёлуар и Жюльен. Трое молодых шотландцев, охранявших дом, пока здесь находилась Дева, улыбались, глядя на свою госпожу. Богиня войны, да и только!

От ворот к девушке направлялся д, Олон.

— Дама Жанна, на улице двое молодых воинов — Жан и Пьер. Говорят, их фамилия д’Арк. Впустить их?

— Конечно! — Жанна хотела было сама броситься к воротам, но сдержалась. — Зови же их…

Оруженосец д, Олон отдал распоряжение, и вот уже девушка, затаив дыхание, смотрела, как от ворот к ней шли два родных человека — Жан и Пьер. Сколько было чувств на их лицах — смущение, изумление, радость, восторг. Три месяца не виделись они, но за эти три месяца столько воды утекло! Оба молодых человека были в полном рыцарском снаряжении.

— Идите же ко мне! — сказала она и неожиданно заплакала.

Братья бросились к ней, но не с лобызаниями — слишком изменилась девушка, которую они всегда называли сестрой. Они преклонили перед ней колени, старший Жан горячо поцеловал ее правую руку, к левой прижался щекой младший, светловолосый Пьер.

А Жанна плакала и только водила рукой по их головам, горстями собирала короткие волосы.

— Мы всегда верили в тебя, — сказал Жан.

— Встаньте, прошу вас, встаньте, — она подняла их. Прижала к себе, расцеловала. — Откуда у вас доспехи?

— Когда мы узнали, что из Лотарингии ты поедешь через Вокулер в Шинон, мы сказали отцу, что сбежим к тебе, — сказал Жан.

— Так и сказали — сбежим! — кивнул Пьер.

— Тогда отец дал нам денег на обмундирование и сам отправил к тебе.

— Как они — живы, здоровы? — спросила Жанна, и голос ее дрогнул. Она вдруг впервые поняла, что, попав в водоворот событий, почти не вспоминала об отце и матери. Людях, ее вырастивших, любивших ее…

— Все хорошо, — ответил Жан. — Они передают тебе привет. Все жители Домреми и Грё только и говорят о тебе.

— Шутка ли — Дева, которую все ждали, росла у них под самым носом, а они того и не знали! — воскликнул Пьер. — А мы — мы всегда верили в тебя, сестренка! — добавил он. Младший из братьев сделал шаг назад. — Тебя и не узнать! Пусть англичане теперь молят о пощаде!

Жанна представила молодых людей свите. Сказала, что выросла в семье д’Арков. Но братьями их не назвала. Другие братья отныне были у нее — Карл Валуа, например. И Орлеанский Бастард, с которым Жанне только еще предстояло познакомиться.

…Ранним утром 21 апреля, во главе большого конного отряда, в окружении своих рыцарей, оруженосцев и шотландских гвардейцев, Жанна выехала из Тура по дороге на Блуа. Девушка была искренне рада — все ее планы сбывались. Она стала владелицей заветного меча дю Геклена и Людовика Орлеанского, — оружия, которое должно было принести ей удачу; ее доспехи лучились небесным серебром — ангелы в таких доспехах выступают против воинов зла и побеждают их; наконец, над ее головой хлопал на весеннем ветру прекрасный белый стяг, усыпанный золотыми лилиями, и Господь взирал с этого знамени на ее войско, и герб династии Валуа венчал его.

Проделав десять лье вдоль берега Луары, вечером того же дня Жанна въехала в Блуа. Уже стемнело. Но городу было не до сна — он бурлил, как котел с луковой похлебкой на большом огне — с похлебкой пересоленной и переперченной! Жанна сразу и не поняла, что за картина предстала перед ней. Удивил ее не обоз — сотни телег, груженных зерном, быки, бараны и свиньи. Все это она видела и раньше — в Нефшато, когда вся округа пряталась от бургундцев. И даже не тысячи солдат, гогочущих, гремящих оружием. Ее поразило другое — женщины. Их было много! Она хохотали, пьяные и желавшие напиться, солдаты лапали их, они отвечали им откровенными ласками, тянулись к ним, вешались на шеи. Яркий свет факелов, от которых город, казалось, мог вспыхнуть и в одно мгновение сгореть, выхватывал из темноты их лица. Все было открыто, обнажено. Пустые глаза, накрашенные рты. И хохот, хохот! И тогда Жанна поняла, куда попала: это был вертеп. Город не просто бурлил — он безумствовал! Шлюхи правили в этом царстве! Шлюхи всех мастей. Победнее и попроще — для солдат, побогаче и посмазливее — для офицеров. Но все — прожженные и потерявшие стыд. Со всех предместий сползлись они, точно змеи, в Блуа, чтобы клещом прицепиться к обозу, армии, и не отпускать ее. Кусать, жалить. Пока все не рухнут, как в черную яму, в ад. У Жанны закружилась голова. Она еще крепче вцепилась в уздечку. Девушка подняла голову к ночному небу — к звездам. Она была поражена, как Господь терпит это; сколько надо было Ему терпения, чтобы не ударить молнией и не испепелить этот город, как когда-то он испепелил Содом и Гоморру.

Гогот и пьяный смех резал ее слух, а она все ехала вперед в сопровождении свиты по вечерним улицам Блуа. Жанна оглянулась на своих рыцарей и братьев — они весело смотрели на этот ад. Греховная свалка им казалась нормальной! Распутство — самым обычным делом. Многотысячная армия жила привычной походной жизнью. Для них, но не для нее!

— Стойте! — закричала она, и ее отряд остановился. — Стойте…

Центральная улица, по которой ехала девушка, потихоньку стала затихать. Жанну узнавали. Она, точно судья, в ослепительных даже ночью доспехах, на черном коне, с угрозой взирала на притихшую улицу. Горожане, солдаты и офицеры, полнотелые девки, с темнотой вышедшие на охоту, — все смотрели на девушку в латах.

— Вы, грязные потаскухи, как вы смеете порочить святое дело? — чувствуя, как кровь приливает к ее лицу, проговорила Жанна. — Вы — исчадие ада?!

Неожиданный смех ударил по возникшей тишине — хохотала круглолицая пьяная проститутка, уже немолодая. Одна из тех, кто пропускает через себя за день с десяток нетрезвых солдат. Она даже не смеялась — лаяла. Заливалась, покатывалась. Солдат в бригандине, который надеялся уединиться ней на полчасика в первой таверне, прижимал палец к губам и хрипло тянул: «Тсс!»

Жанна вытащила из ножен меч и направила коня к проститутке. Солдат тут же дал деру. Все вокруг нее расступились. Проститутка еще смеялась, а черный конь и девушка с мечом становились все ближе. Грозно храпел Ястреб, сверкал меч в руке воительницы. Улица затихла. И тогда полнотелая шлюха поняла, что дела ее — плохи. Подобрав платье, пьяненько взвизгнув, она побежала по улице. Жанна ударила шпорами по бокам Ястреба и вытянула руку с мечом, точно понеслась в атаку. Оглянувшись, проститутка закричала громче и припустила еще сильнее. С ходу она и не сообразила, что ей стоит забраться под телегу или найти двери первого попавшегося кабака. Она катилась прямо по мостовой.

Улица замерла. Никто не осмелился остановить Жанну. Да и куда там!

— Помогите! — завопила шлюха. — Убивают!!

А топот копыт по мостовой, нарастая, уже дробью катился за ее спиной.

— А-а!! — истошно закричала проститутка. — А-а!!

На всем скаку Жанна взмахнула рукой и ударила шлюху мечом по спине; ударила не лезвием — плоскостью меча, да так сильно, что меч хрустнул и сломался. А проститутка оброненным с телеги мешком упала на мостовую.

Издалека многим показалось, что Дева безжалостно зарубила несчастную, и все потаскухи, что видели эту сцену, забыв про кавалеров, на чьи монеты они рассчитывали, с визгом бросились кто куда.

— Мерзкие твари! — рычала девушка, и черный Ястреб гневно ходил под ней, не зная, куда и за кем еще им вдвоем, таким грозным и беспощадным, рвануть. — Всех вас отправлю в ад! Всех! Подлые твари! Мерзкие животные! Гниющий навоз! Гадины, твари…

Вспышка гнева прошла быстро. Перепугав весь город Блуа, готовившийся к очередной оргии, Жанна позволила препроводить себя в приготовленный для нее дом. Там уже она горько вздохнула над сломанным мечом из оружейной Бодрикура и попросила узнать, не убила ли она солдатскую девку. Жюльен справился: нет, бедняга выжила. До смерти напугана, трепещет. Едва умом не подвинулась. Зализывает раны.

— Слава Богу, — сказала девушка, с помощью оруженосцев сняв доспех и сидя у огня в походном пурпуэне и штанах, — не хотела бы я взять такой грех на душу. — Она дала Жюльену несколько монет. — Скажи слугам, пусть ей передадут. Пусть… простит меня.

Ночью все шлюхи, оккупировавшие Блуа за последние две недели, попрятались. А уже утром Жанна приказала своему герольду Амблевилю созвать армию, в первую очередь — офицеров, на рыночную площадь.

За час до полудня тысячи солдат и дворян потянулись к названному месту. Одни были злы после ночного происшествия, так и не насытившие свою плоть, другие держались настороженно. Третьи ждали чего-то необычного. Четвертые и пятые — верили в чудо. Недаром же к ним пришла Дева, которую благословил на подвиг сам король — Карл Седьмой Валуа. Их объединяло одно — вынужденное смирение. Никто бы не захотел оказаться на месте проститутки, которую уложили одним ударом меча. А то, что с неугодным Дева Жанна шутить не станет, было ясно всем.

По городу, грезившему войной, разносилось разноголосое мычание, блеянье и ржанье скота. Одни животные готовились тащить провиант в сторону Орлеана, другие — дойти до города и быть съеденными изголодавшимися горожанами. Повсюду рыскали собаки — их то и дело догоняли пинки хмурых или подвыпивших солдат. Иногда собаки объединялись в стаи и набрасывались на обидчиков, но тогда в ход шло оружие. Чаще псы обходили вооруженных и опасных людей, пытаясь выследить загулявшую курицу или поросенка.

На рыночной площади Жанна появилась неожиданно — ее конный отряд, звеня копытами, вырвался из-за ближних домов и остановился перед армией. Солдаты расступились. Жанна проехала в центр площади. Ее сопровождали рыцари свиты, оба брата — Жан и Пьер, герольд, оруженосцы и до зубов вооруженные молодые шотландцы, готовые жизнь отдать за свою капитаншу. Девушка была на огненном Ястребе — в черном костюме, подбитом мехом плаще, с открытой, коротко стриженной головой.

— Солдаты! — выкрикнула она, когда конь врос в мостовую и враз затихла площадь. — Солдаты… Мы готовимся совершить подвиг! Ради Франции! Ради нашей любимой Франции! Когда Господь пришел к людям, чтобы очистить их от греха, дать им вечную жизнь, разве сердце Его не было чисто, как сердце агнца? И разве не этого ждет Он от нас, идущих на святое дело — освободить родину он насильников и покарать их?! Или вы решили, что можно с грязными руками и черным сердцем браться за правое дело? Неужели вы думаете, что Господь так слеп, что не увидит этого? Если вы не верите мне и Царю Небесному, идите к вашим девкам, предавайтесь греху, но забудьте о победе над англичанами! Молите Бога об одном, чтобы земля не разверзлась под вашими ногами и не поглотила вас! Уходите, но помните: Господь отвернется от вас и вы сами вложите победу в руки наших врагов! Вновь они посмеются над вами! И придет горе на землю Франции! Горе, которому не будет ни конца, ни края…

Площадь замерла. Все слушали посланницу небес — Деву.

— Но если вы со мной, — громко продолжала Жанна, — то я вам приказываю: с этого дня измените свою жизнь! Отриньте дьявола и обратитесь к Богу. Он ждет вас. Об этом говорю вам я, Дева Жанна, посланная Царем Небесным в помощь милой моему сердцу Франции. И вам, мои солдаты. Мои братья, друзья…

Последние слова заставили трепетать даже самых жесткосердных. Они неожиданно поняли, что перед ними та, кто может спасти их. Перед Богом, перед человечеством. На рыночной площади Блуа много собралось тех, кто никогда не верил в это прощение, — грех был их ответом на все вопросы. Но появилась та, перед которой они не могли больше лгать себе.

Именно к ним обратилась Жанна:

— Поймите, к победе есть только один путь, и он ведет через те врата, которые воздвиг для каждого живущего на земле Господь Бог. Поймите это, прошу вас, — тихо повторила девушка уже со слезами на глазах.

Собравшиеся на площади дышать боялись. Даже псы, испугавшись непривычной тишины, затаились. Взгляды всех были прикованы к Деве на черном коне, гордо поднявшей голову. По лицу ее катились слезы. Отчаянно блестели глаза. Молча наблюдала за Жанной и ее свита — рыцари и оруженосцы тоже подчинились власти этих мгновений. Пронзительных и высоких. Не было сейчас ни одного человека, которого бы не тронули слова юной девушки-полководца.

А потом вся площадь одновременно взорвалась ликующими воплями: «Да здравствует Жанна!» В воздух взметнулись руки, державшие мечи и копья, шлемы; серые лица солдат преобразились так, словно широкий солнечный луч, разрезав облака, ударил в землю, пронесся, озаряя всех благодатью.

— Первую победу она уже одержала, — проговорил герцог Алансонский, с волнением наблюдавший за этой сценой.

Первые капитаны Буржского королевства стояли особняком от толпы солдат.

— Мне кажется, я уже люблю ее, — признался барон Жиль де Рэ.

Капитаны с улыбкой посмотрели на товарища. По их лицам легко читалось, что они разделяют это чувство. А несколько тысяч воинов продолжали неистово кричать: «Да здравствует Дева! Да здравствует Дева!»

— Солдаты пойдут за ней хоть на край света, — кивнул Ла Ир. Могучий воин взглянул на своего друга — Потона де Ксентрая. — И я пойду за ней, клянусь адом и раем!

— Кажется, Жанна запретила тебе клясться, — усмехнулся Ксентрай. — Разве что древком твоего копья.

— Я забуду о клятвах, — вновь кивнул Ла Ир. — Только бы она была с нами! Впереди нашей армии. Я верю ей… — Он широко улыбнулся товарищам. — Клянусь адом и раем!

В этот же день по указанию Жанны художниками Блуа была создана хоругвь с изображением образа Иисуса Христа, распятого на кресте. Целый день десятки священников города из разных приходов, меняясь через каждые два часа, пели у этой хоругви гимны Деве Марии, принимали покаяния и отпускали грехи готовящимся выступить в поход солдатам. Очереди стояли к святым отцам — каждому воину хотелось прикоснуться к священной хоругви, получить отпущение грехов и тут же освятить оружие.

Публичных девок точно ветром сдуло — пришедшие на заработок в ту же ночь покинули негостеприимный город Блуа, другие спрятались по домам и притонам до лучших времен — от греха подальше. Никому из них не хотелось попасться на зуб сумасшедшей Девственнице!

28 апреля французская армия, которую возглавляла Жанна Дева, большими отрядами стала выходить из Блуа. Армия проходила мост через Луару и, минуя замок моста, формировала ряды за городскими воротами. Все жители провожали храбрую девушку радостными криками, когда она в сопровождении многочисленной свиты проезжала по улицам в сторону открытых ворот и каменного моста через реку.

Около полудня армия численностью в семь тысяч конных и пеших бойцов, отягощенная артиллерией и обозом, двинулась по левому берегу Луары, через Солонь, в сторону Орлеана. Жители окрестностей, завидев Деву издалека, толпами спешили к краю дороги — посмотреть, полюбоваться ею. И не было человека — мужчины, женщины, старика или ребенка, — у которого в этот день не трепетало бы от радости сердце. А впереди войска, с личной хоругвью Девы, где был изображен распятый Иисус, шла армия священников. Она пела торжественные гимны, прославляя Царя Небесного.

Так начался великий поход Жанны против англичан.