1

Уже несколько лет Вадим был безработным — друзья и родственники считали именно так. Однажды расставшись с педагогической деятельностью, он публиковал статьи в журналах и газетах, на то и жил.

Через несколько дней ему исполнялось тридцать три года. К этому времени он успел жениться и разойтись. Вадим так и не стал богатым рантье, о чем мечтал почти с пеленок. Даже не был бедным рантье. Научился брюзжать и скрываться от шумного светского мира в библиотеках. Дни напролет он просиживал за книгами, уходя в чье-то прошлое, которое иногда казалось близким. И хотя он успел написать книгу, на его взгляд — увлекательную, и даже издать ее в одном престижном научно-популярном журнале, это не сделало Вадима счастливым.

Главное, он не открыл своей Трои.

Другими словами, Вадим Арсеньев находился в том состоянии духа, когда люди перестают справлять свои дни рождения: принципиально — назло друзьям и знакомым. Когда они не желают заглядывать в будущее и живут одним днем.

Для полного портрета неудачника Вадим хотел было приобрести еще одну очень важную черту характера: перестать чему-либо удивляться. А потом решил подождать.

Сам еще не осознавая, насколько он прав…

 

2

Случилось это в день его рождения — на злополучное тридцатитрехлетие. В обед Вадим налил полную коньяка и подмигнул коту Василию, приглашая начать торжество, когда в дверь позвонили…

На пороге стояла грубоватая лицом барышня; она протянула квитанцию на письмо «до востребования», попросила расписаться и была такова.

Через полчаса Вадим заходил на почту, что была через квартал от его дома. Письмо пришло из Сербии, фамилия адресата была «К. Остберг». Покинув почтовое отделение, Вадим прошел пятьдесят шагов — через парк, сел на первую свободную лавку. И только тогда распечатал письмо.

Вот каковым было его содержание:

«Уважаемый господин Арсеньев!

Две недели назад я прочел в одном из русских журналов Ваш труд о некоем Дионисии из Идона, прозванном Близоруким. Я был приятно удивлен тем воодушевлением, с которым книга написана. Единственное слабое место вашего историко-биографического труда — оно фрагментарно. Но это понятно: нас разделяют почти восемь веков! Тем не менее, если Ваш интерес к этому человеку прежнего накала, я смогу помочь Вам. И самым серьезным образом. А именно: превратить Ваши скромные познания и многообещающие догадки в настоящую книгу о Дионисии из Идона.

Если Вы располагаете свободным временем, в ближайшее дни я приглашаю Вас погостить в моем поместье. Ровно столько, сколько Вам будет угодно. Дорожные расходы беру на себя. Меня это не стеснит, поэтому пусть не стесняет и Вас.

Думайте, решайте.

Искренне Ваш, князь К. Остберг».

Уже прочитав две трети письма, Вадим хотел было возмутиться самоуверенному тону неожиданного заграничного адресата. Князь, подумать только! А вот его книга, видите ли, «фрагментарна»! Больше десяти лет он отдал изучению этой темы! Но вскоре смягчился. Вдруг его адресат и впрямь знает нечто особенное? А он, гордец, пытается убедить себя в обратном…

И почти сразу он вспомнил дождь. Вернее, прелюдию к дождю, увертюру едва ли не к великому потопу.

Это случилось несколько дней назад…

Выйдя из подъезда своего дома, Вадим поднял голову: тучи сходились над городом, теснились, наползали друг на друга — вот-вот, и польет дождь.

Зонта не было, и Вадим поспешил к трамваю.

«Третий» номер ушел из-под носа. Когда он провожал его взглядом, что-то легко укололо его между лопаток. Обернувшись, он увидел стоявшую за спиной, шагах в десяти, девушку. Нелепую, странную. «Дурнушку», как сразу окрестил ее Вадим. Одетая в плащ, словно упрямо ожидавшая ливня, она улыбнулась ему.

Она забралась в тот же трамвай, что и он. И когда на остановке, где он вышел, его окликнули по имени-отчеству, Вадим уже не сомневался, кто преследует его.

— Покажите мне вашу ладонь, Вадим Александрович, — едва он обернулся, попросила дурнушка. — Левую, если можно.

Вадим взглянул в ее горящие глаза и сразу понял: девушка не в себе. Он развернулся и пошел прочь. Вадим шагал быстро, но лопатками ощущал, что юродивая не отстает.

— Арсеньев! — когда он собирался перейти дорогу, резанул его окрик сзади. — Знаете, кто я? Разгадчица. — Дурнушка шла позади. — Я угадываю судьбы людей. Верьте мне, я умею многое! Например, видеть вещие сны. И толковать сны других. Я могу ответить, зачем вы родились. Могу рассказать, кто вы на самом деле. Постойте же…

Он не ответил. Едва Вадим сошел с тротуара, как вокруг все потемнело, потеряло краски, став серым; предгрозовая прохлада поползла по улицам. Откуда она узнала его имя, думал он, переходя дорогу? Верно, таскалась по двору, разговорилась с бабками…

Вадим свернул на самую людную улицу, где была пешеходная зона и открытые кафе.

Улица волновалась, ожидая ливня.

А небо тем временем стало таким темным и плотным, что, казалось, один высокий звук, пронзительная нота, и густая масса над головой лопнет…

И город начисто смоет в считанные минуты.

В одном из кафе под синим тентом Вадим купил бутылку пива и занял пластмассовое кресло. Над улицей нависла такая тишина, что люди даже говорили тише, точно громкий голос сейчас оказался бы святотатством.

Вадим отхлебнул пива, поставил бутылку и, широко растопырив пальцы, взглянул на правую ладонь.

— Не ту вы ладонь смотрите, — услышал он за спиной и стремительно обернулся.

В свинцовом небе полыхнула молния, обожгла, а следом раскатисто громыхнуло. Казалось, гром прокатился отголоском по всем городским крышам. Даже бутылки и стаканы в открытом кафе отозвались каждый на свой лад. Что Вадим заметил в ярком свете молнии, так это улыбку и горящие глаза девушки в дождевике, смотревшей так, точно она ожидала от него чего-то особенного.

— Вы?! — пролепетал он.

— Не ту ладонь смотрите, Вадим Александрович, — повторила она, усаживаясь рядом по левую сторону — на соседнее пустовавшее кресло. — Нужно другую… — И не успел он опомниться, как дурнушка жадно схватила его левую руку и разжала пальцы.

В этот момент небо прорезала еще одна молния, и гром, от которого заложило уши, расколол небо, покатился по крышам, рассыпался крупной дробью по тротуарам. А следом город накрыл обломный ливень. Тент прогнулся под количеством опрокинутой с потемневших небес воды. Улицу враз заволокло туманом. Очертания домов стали размытыми, испуганные горожане и машины за пешеходной чертой — на проезжей части — превратились в призраков.

— Бог ты мой! Бог ты мой! — точно очнувшись, прошептала девушка несколько раз подряд. — Какой у вас путь… Какое сердце. — Голос ее перекрывал шум нарастающего дождя. Но она разговаривала в первую очередь сама с собой, и потому, наверное, не задумывалась — слышит он ее или нет. — И какая у вас будет любовь… — В нотках ее голоса при последних словах прозвучали нежность и грусть. Она подняла на него глаза. — Вы проживете удивительную жизнь, Вадим Александрович! Удивительную…

Вадим хотел было выдернуть руку, но девушка держала ее крепко и настойчиво.

— Вы один из тех, кто будет вершить историю. В вашей власти и во власти ваших друзей окажутся жизни миллионов людей!..

— Что будет в моей власти? — когда очередная молния сверкнула как раз над их кафе, спросил он. — Жизни миллионов людей?

Улицу оглушил сухой треск грома: прокатился, рассыпался, исчезая в шуме дождя.

— Да, — ответила девушка. — Потому что мы снова собрались все вместе.

— Кто это — мы?

— Нас много, — продолжала она, не отпуская его взгляда. — Есть добрые и славные, светлые и отважные. Есть лживые и вероломные. Несчастные и одинокие, — она опустила глаза, но неожиданно они вспыхнули. — А есть страшные, которым бы лучше родиться на свет зверьми… И мы снова все вместе!

Вадим терял терпение, но голос дурнушки и скрытая в ней сила завораживали его.

— Где — вместе? — спросил он.

— Здесь, на этой земле, сегодня…

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Поймете, — твердо сказала она. — Очень скоро поймете.

Девушка встала с пластмассового кресла, сделала два шага, обернулась:

— И он тоже здесь!

— Кто — он? — начиная злиться, громко спросил Вадим, но холодок отчего-то уже пополз между его лопаток.

Посетители кафе поглядывали на них.

— Он! — выкрикнула дурнушка, приближаясь к стене дождя. — Тот, о ком вы все время размышляете! Чьи следы половину жизни искали в прошлом! И от кого уже готовы были отказаться, предать…

Теперь на них смотрело все кафе.

— Я знаю, где он, кто он. — Вадиму показалось, что девушкой в дождевике овладело неистовое веселье. Она была одержимой. — Я знаю его!

Накинув капюшон на голову, она бросилась из-под тента на мостовую, сразу попав в ливень. И почти тотчас мокрая, неровная от дождя улица подхватила и скрыла ее.

Вадим выпил свою бутылку залпом. Встал, подошел к стойке. Под аккомпанемент ливня полез в карман за мелочью. Вместе с десятирублевыми купюрами и серебром выудил клочок бумаги. На нем был нацарапан телефонный номер — незнакомый, чужой…

И вот теперь он сидел на скамейке в парке — напротив почты. Странная фамилия, странное письмо. И совсем уже нежданно негаданное приглашение.

 

3

Ночью он долго не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, как события прошлых лет вихрем врывались в память. И более других — один сон, повторявшийся трижды в разные годы. Три ярких вспышки, о которых Вадим никогда бы не смог забыть…

Он шел по крепостной стене. Справа проходили бойницы, впереди высилась грозная четырехугольная башня. Все это было сложено прочно, на века, под южным солнцем. На башне был виден солдат в доспехах, с копьем. Вадим отчетливо помнил яркий солнечный день, почти физически ощущал жару и шум близкого моря где-то недалеко за крепостью.

Первый раз он увидел этот сон, когда ему едва исполнилось пятнадцать лет.

Второй раз — в двадцать… У сна было продолжение. Башня, рыжая от палящего солнца и времени, поднимавшаяся почти к облакам, была совсем близка. А главное — у него появилось новое ощущение, что рядом с ним кто-то идет. Знакомый ему человек. Они увлечены разговором — и этот разговор судьбоносен для них обоих…

В университете Вадим изучал историю Византии. Нашествие варваров-крестоносцев на Константинополь, его гибель гипнотизировали молодого историка. В этой эпохе он и открыл для себя Дионисия из Идона, загадочную личность, и написал о нем книгу, которую позже опубликовал крупный научно-популярный журнал.

Вот тогда, ровно четыре года назад, он и увидел опять свой сон. Увидел свои руки в золоченых браслетах воина и перстнях, которые легли на горячий камень крепостной стены. Внизу расстилалась земля: справа — зеленые рощи, сады, слева открывалась морская бухта, порт. Ладьи и галеры с опущенными парусами стояли там. И какой-то невероятный покой был вокруг. Тот покой, что приходит перед бурей, перед грозой. Вадим помнил и человека, стоявшего рядом с ним. Его длинные седые волосы и богатую одежду. Может быть, это был важный вельможа? Придворный мудрец? Или царь? Другое мучило Вадима: для обычного сна это было все слишком явно!

Еще через год, летом, в жару, Вадим сидел в городской библиотеке. В одном новеньком альбоме, изданном в Сербии, он и увидел то, что искал. Вадим приобрел заграничный паспорт, занял денег и отправился на Балканы. Спустя неделю Вадим ходил по крепости Вара, построенной еще в античности. Она принадлежала Византийской империи, в 1204 году ее заняли крестоносцы… Вадим отыскал ту стену и бойницы, вдоль которых прошел в первый раз в том недолгом своем сне уже пятнадцатилетней давности. И повторившемся недавно. Перед ним высилась башня.

Нет, тот сон не был вещим!

На башне, такой же рыжей от солнца, неприступной, не было солдата с пикой. А внизу хоть и простиралась та же земля, укрытая зеленью, но она была застроена отелями. В море тянулись пирсы — в бухте дремали белоснежные яхты, лодки, катера… Но перед глазами Вадима стояли ладьи и галеры, готовые выйти в открытое море и принять бой…

 

4

Проснувшись утром, Вадим забрался в Интернет, пытаясь разузнать хоть что-нибудь об интересующем его человеке, затем обзвонил знакомых — историков и журналистов, но все без толку. Его подруга Марина Верховенская, позвонив из Питера, где была в командировке, посоветовала ехать не раздумывая и увезти ее с собой. И только тяжелоатлет на пенсии Аристарх Иванович Дронов, друг его отца, объехавший с цирком полмира, сказал Вадиму, который зашел к нему в гости:

— А вот мне знакомо это имя. Может быть, и вспомню.

Марина вернулась в пятницу. Он ждал ее! Едва переступив порог, чмокнула Вадима в губы. Положила сумочку. Сбросив туфли, проходя в комнату, уже расстегивала блузку.

— Если бы ты знал, какие это были сумасшедшие дни! — обернулась она с улыбкой. За блузкой она легко сняла ажурный лиф и привычным движением руки швырнула его на диван. — Идем в кроватку, милый, я соскучилась!

«Интересно, кто же первый удостоился этой чести быть с вами? — обнимая ее, не мог не подумать Вадим. — Ваш покорный слуга или полуотставленный муж?»

Ее кожа была чуть солоноватой — отпечаток теплого августовского дня; еще Марина пахла духами — пряно и тонко. Она была нежной, все умела, все знала… Через час, выходя из душа, обернутая полотенцем, Марина спросила:

— Ну, как продвигаются наши дела с загадочным господином… как бишь его… Бобсбергом?

— Остбергом.

— Да-да, Остбергом.

— Никак. Конечно, есть выход, написать ему и спросить: а кто вы, собственно, такой? А можно послушать твоего совета — взять и поехать.

— У меня есть идея, — она лукаво улыбнулась, садясь на кровать. — А что, если он не женат? Тогда ты меня выдашь за свою сестренку. Разве можно в меня не влюбиться?

Вадим отрицательно покачал головой:

— Нельзя.

— Вот видишь. А нам давно пора выбираться из нищеты. Может быть, это — шанс. Может быть, твой Бобсберг-Остберг только и мечтает жениться на прекрасной русской женщине. Молодой и страстной. А я уж, будь уверен, смогу его окрутить.

— Ты меня так легко бросишь?

— Ну что ты! — Марина переползла к Вадиму на колени. — Ты будешь моим любовником. Ведь наверняка твой Остберг — старик!

— Жила бы ты прежде — была бы куртизанкой, — вздохнув, сказал он.

— Все может быть, — отпуская полотенце на высокой груди, обнимая Вадима, согласилась Марина. — По мне так — достойная профессия!

 

5

В субботу, в два часа дня, Вадима поднял телефонный звонок. Встав с дивана, он подошел к столику, взял трубку, плюхнулся в кресло.

— Алло?

— Привет, это Дронов. Давай-ка, дуй быстро ко мне.

— А что случилось?

— Приедешь, расскажу. И не тяни время. Это касается твоего иностранца.

Через полчаса Вадим входил к квартиру отцовского друга. Аристарх Иванович указал широкой ладонью на комнату:

— Прошу.

…На ковре лежал цветной плакат. Там, наверху огненной пирамиды, стоял молодой мужчина — статный, темноволосый, в черном фраке и цилиндре, с тростью. Он был худощав, но чувствовалась в его фигуре недюжинная сила. Лицо этого человека было как раз из тех лиц, которые называют аристократическими, утонченными. Надпись гласила: «На манеже — Белый Король!»

— Кто это? — спросил Вадим у хозяина дома.

— Здесь же написано: «Белый Король», — ответил тот. — Всемирно известный маг, самый талантливый изо всех иллюзионистов на нашей планете. Копперфильд в сравнении с ним — ребенок. Эта пирамида Белого Короля из огненных кругов — чудо. Никем не раскрытое. Вообще он был мастер на всякие чудеса. Его все звали «маэстро». Двадцать пять лет назад мне удалось познакомиться с ним в Мексике, — продолжал Аристарх Иванович. — Мы были там на гастролях. С одним представлением заехал туда и Белый Король. Тогда, четверть века назад, он пожал мне руку. Помню здоровенный изумруд в золотой оправе на его безымянном пальце! Мы, советские артисты, смотрели на этого мага, как на восьмое чудо света. Что и говорить — кудесник, да еще богач! Маэстро назвал меня «русским богатырем». А еще сказал: «У меня такое чувство, точно я вас давно знаю. Очень давно!» Вот так-то! А спустя еще лет десять мне передали журнал «Штерн». На Белого Короля было совершено покушение. В него стрелял спятивший тип из Скандинавии, некий Адольф Адельборг, уже старик. — Аристарх Иванович взял со стола старый немецкий журнал, развернул его. — Взгляни на эту физиономию…

Вадим поморщился: рожа у типа и впрямь была неприятная, к тому же едкая, с хищным взглядом. Сам он был сухоньким, в задрипанном плащике и беретике, с жидкими седыми волосами. Полисмены крепко скрутили эту щепку.

— Он выпустил в маэстро обойму с близкого расстояния, — продолжал Дронов. — Этот говнюк не объяснил своего поступка. Кажется, его признали сумасшедшим. Белый Король выжил, но уже не смог принимать участия в выступлениях. — Аристарх Иванович откашлялся в кулак. — Помню, когда маэстро пожал мне руку, я представился. И он — в ответ. Знаешь, как его звали? — Дронов ткнул в гостя пальцем. — Константин Остберг. Ка Остберг.

Вадим с недоверием посмотрел на плакат.

— Но какое он имеет отношение к истории? Простой циркач… — Вадим осекся, но Аристарх Иванович великодушно пропустил его реплику мимо ушей.

Он взял со стола еще один старый потрепанный журнал, на этот раз «Вокруг света», развернул его.

— Читаю, — сказал он. — «В мае этого года, после покушения, знаменитый иллюзионист Белый Король раз и навсегда ушел со сцены. Впрочем, нищенское существование ему не грозит. Белый Король имеет княжеский титул, он — потомок древнего аристократического рода, владеющего землями в Европе, и остаток жизни, как маэстро объяснил журналистам, он проведет в одном из своих замков». — Аристарх Иванович поднял брови. — Так что ты прав, дружище, простой циркач вряд ли будет хорошим историком. Но Белый Король — не простой циркач. Я уверен, что писал тебе именно он. Поезжай, Вадим, заодно передашь от меня привет, если, конечно, этот иллюзионист еще помнит «русского богатыря». Поезжай… Может быть, это новая страница в твоей жизни?

 

6

За окном моросило. Вадим лежал на диване. В его ногах расположился кот Василий. Уже с четверть часа Вадим сжимал в кулаке клочок бумаги, где был записан телефон той странной девушки. «Я знаю, где он и кто он, — не отпускал ее голос. — Тот, о ком вы все время размышляете! Чьи следы половину своей жизни искали в прошлом. И от кого уже готовы были отказаться. Я знаю его!»

«Чушь», — наконец твердо подумал Вадим.

И неожиданно вспомнил, как решил написать книгу о Дионисии Близоруком. Подхваченный течением событий, с которыми его разделяло восемь веков, он увидел все в картинах.

Точно молния поразила его!

Родившийся в византийском городке Идоне, Дионисий был отправлен отцом в константинопольскую патриаршую школу. Ум юноши был острым и беспощадным, сердце — вдохновенным. Как никто другой он умел подчинять людей пламенной речью. Дионисий закончил школу в 1202 году, когда пышный рыцарский флот отплыл из Венеции на Восток. Начинался Четвертый крестовый поход…

Бережно переместив кота, освободив тем самым ноги, Вадим сел на диване. Взглянув на телефонный номер, взял трубку и принялся нажимать на кнопки.

— Алло? — спросил его на том конце провода женский голос.

— Простите, — скованно начал Вадим. — Я нашел ваш телефон в своем кармане…

— А, это вы, — откликнулся голос. — Недоверчивый Арсеньев…

— Вы сразу узнали меня?

— Хотите пригласить на свидание? — ответила вопросом на вопрос его абонентка.

Вадим про себя усмехнулся.

— Не совсем…

— Что же тогда?

— Я даже не спросил, как вас зовут…

— А это так важно?

— Важно, если я позвонил вам. Тем более, вы знаете мое имя. А я ваше — нет.

— Хорошо, меня зовут Пашей.

— Как вы нашли меня?

— Я же говорила вам: я вижу вещие сны. Во сне я видела ваш дом, двор, подъезд, квартиру. Хотите, скажу, какой цветок растет у вас на кухне? Уродливый кактус. Который никому в мире не нужен, даже его хозяину. А на потолке вашего кабинета — трещина.

Вадим оторопел.

— И в бра, у кровати, хоть и два плафона, но работает только один, — с вызовом бросила Паша. — И они из зеленого стекла, так ведь? А в гостиной картина с пароходиком…

Вадим взглянул на противоположную стену, проверяя, так ли оно на самом деле. Деваться некуда — был пароходик. Сам выбирал.

— Вы… были у меня дома?

— А еще — я видела вас, — точно и не слыша его, продолжала Паша. — Тоже во сне. И я искала вас.

— Искали меня? Но зачем?

— Чтобы предостеречь.

— Предостеречь — от чего?

— От кого, — чуть помолчав, поправила она его.

Теперь замолчал Вадим.

— И кто же мне угрожает? — наконец спросил он. — Я знаю этого человека?

— Да, вернее… нет. Он тоже знает вас, и не знает — пока.

— Вы говорите загадками. Вам трудно верить. А главное — вас трудно понять.

— Если захотите — поймете. И даже если не захотите — все равно поймете. Потом. Главное, не оказалось бы поздно.

Вадим с нетерпением покачал головой.

— Опять загадка — поздно для чего?

— Слушайте меня, Вадим Александрович. Бойтесь переплывать через Черную реку. Бойтесь проезжать под двумя дубами, сросшимися в арку. Бойтесь въезжать в ворота серого замка на горе.

— Чушь какая-то, — как совсем недавно — про себя, теперь — вслух, выпалил Вадим. — Паша!..

— Вам нужно беречь жизнь. Свою жизнь. Понимаете? — Неожиданно голос девушки стал торопливым. — Дверь открывают — тетка пришла из магазина. Нам нужно прощаться.

— Еще минуту…

— Нет.

— Вы сказали, что он здесь, и вы знаете — где он. О ком шла речь?

— Не пытайте меня — вы сами знаете, о ком. О вашем Дионисии!..

В трубке пошли гудки. Минут пять Вадим сидел без движения. Совсем недавно девушка Паша, под аккомпанемент ливня, смутила его своей речью. А сейчас — только подлила масла в огонь. Константин Остберг, в яркий солнечный день, своим письмом также подверг его испытанию.

Вадим откинулся на спинку дивана. Он почти уже стал забывать, что в его жизни однажды случилось чудо. И вот тебе — новый поворот. Письма от загадочных иностранцев, путаные предсказания юродивой.

Неясная, но очень цепкая паутина оплетала его.

Вадим закрыл глаза. И вновь отрывки из книги стали приходить к нему. Рыцарский флот подойдет к Босфору и возьмет Константинополь. Византия падет. Ее эстафету примет Никейская империя. Там, при дворе нового императора, Дионисий из Идона по прозвищу Близорукий займет должность старшего библиотекаря. И там же он станет писать историю о юноше, получившем Оружие, равного которому еще не существовало на земле. И о Великой Битве, свидетелем которой этот юноша стал…

 

7

В обед следующего дня Вадим решительно зашел на почту и отправил телеграмму на Балканы, в которой сообщал, что согласен посетить уважаемого К. Остберга. Но едва он назвался, как ему сообщили, что на его имя встречная телеграмма.

И тоже из Сербии…

Вот что было во втором послании загадочного иностранца:

«Уважаемый господин Арсеньев!

Убедительно прошу Вас, покидая дом, город и страну, постарайтесь по возможности ограничить круг людей, которые будут в курсе Ваших дел. Это всего лишь безобидная предосторожность, но, пожалуйста, не пренебрегайте ею.

Искренне Ваш, князь Константин Остберг».

На этот раз, словно зная, что раскрыт, Остберг подписался полным именем. Дронов оказался прав — Вадиму Александровичу Арсеньеву писал сам Белый Король.

Он проснулся рано утром и стал ждать. Ему было ясно: механизм судьбы запущен — и назад хода нет. Подтверждением этой догадки стал ранний визит грубоватой лицом барышни с почты, которую он имел удовольствие видеть в этот вторник.

Она протянула ему телеграмму-молнию:

— Распишитесь.

Адресат был все тот же.

— Вы добрый ангел или злой? — спросил он.

Та насторожилась.

— Шучу, — вздохнул Вадим.

Он расписался, и барышня удалилась. Третье послание было еще одним приглашением вступить в неизвестную ему игру. В телеграмме «Ка Остберг» оповещал Вадима, что авиабилеты «Дымов — Москва, Москва — Драгов» на его имя уже заказаны (до вылета из родного города оставалось ровно шесть часов), что на аэродроме Драгова его будет ждать автомобиль марки «Линкольн» белого цвета.

Не выпуская телеграмму из рук, все еще сонный, Вадим прошел в гостиную и повалился в кресло. «Старый циркач прав, — решительно подумал он, — в моей жизни открывается новая страница».

 

8

Уже проходя таможенный досмотр на аэродроме Дымова, Вадим сообразил, что никому не позвонил, не предупредил о своем отъезде. Ни родственников и друзей, ни Марину, ни Аристарха Ивановича. Просто наспех собрал чемодан, взял такси и уехал на пригородный автовокзал.

Наваждение, да и только.

Очнулся он, когда уже летел в Москву. В Шереметьево Вадим сделал пересадку и скоро вылетел в Драгов. И только когда самолет завис над облаками, под монотонный гул турбин, Вадим успокоился. Он смотрел в иллюминатор, за которым торопливо плыла назад расчерченная полями земля; извивались, сверкая на солнце, реки; ослепляли, точно зайчики, пущенные в окно, озера.

Прежняя жизнь обрывками уходила назад.

Однажды его сны открыли ему неведомые врата. Теперь, Вадим догадывался, ему предстояло сделать первые шаги в ранее неведомый мир.

Жизнь и смерть византийца, как Вадим ни отрекался от его судьбы, не отпускали. Вели за собой всю жизнь. Следуя рейсом «Москва — Драгов», Вадим пытался угадать, что же нового о Дионисии из Идона мог рассказать ему господин Остберг?

История о великом чудаке была подобна дороге, укрытой утренним туманом… Дионисий исчез из своего дома в Никее. Говорили, что он был похищен германским вельможей. Якобы тот охотился на библиотекаря долгое время и желал получить от него старинный долг. Но что это был за долг — неизвестно. Как и неизвестно — состоялось ли похищение на самом деле. С этого момента история теряла своего гениального отпрыска.

Куда его увезли — в империю Латинскую? В Европу? Как он умер? Где похоронен?..

Три часа лета прошли для Вадима Арсеньева почти в полусне…

 

1

Весть о том, что в Праге убит профессор истории и знаток антиквариата Владек Пташка, застала комиссара Георгия Горовеца в поезде «Париж — Берлин». Клондайком Пташки были древние рукописи, сохранившиеся произведения искусства, предметы быта и оружие веков минувших.

Краткая информация о его смерти не могла пролить необходимый свет на случившееся. Убит в закоулках старого города выстрелом из пистолета.

Горовецу было приказано немедленно изменить маршрут и в течение суток прибыть в Прагу. Он мог только догадываться, почему выбор пал именно на него. Горовецу, в бытность, когда он занимался пропавшим антиквариатом, не раз приходилось консультироваться у Пташки.

В Прагу комиссар Горовец приехал 26 августа рано утром. В этот теплый и ясный день не хотелось думать, что Владека Пташки, старого доброго человека, больше нет.

Не заезжая домой, он сразу поехал на квартиру покойного…

Поступив на службу в Интерпол прямиком из рядов внешней разведки советской Югославии, Горовец лишился дома как такового. Но для кочевой семьи это было нормальным состоянием. Мать его приехала из России, тогда — Советского Союза, эмигранткой третьей волны, отец был сербским скрипачом странствующей труппы. Он залихватски играл в ресторанах цыганские и южнославянские песни.

Поступив в Интерпол, Горовец менял европейские столицы и города: жил в Белгороде и Марселе, в Лондоне и Стокгольме. Исколесил всю Италию, когда охотился за опасным преступником из новой Украины, отыскал его; получив пулю в плечо, вернул подлеца на родину.

В Праге он жил только год, но за это время успел полюбить прекрасный город на Влтаве.

Горовецу было поручено прямо с вокзала приехать на квартиру покойного профессора.

Так он и сделал.

 

2

— Мы ждали вас, — с порога сказала ему моложавая, по-спортивному поджарая женщина. — Я капитан криминальной полиции Линда Ветлецка. Проходите.

Он хорошо знал эту квартиру. Старинная довоенная мебель. Стеллажи, книги, папки. Среди них и прошла вся жизнь Пташки.

В гостиной работали криминалисты. Дама пригласила его на кухню. На буфете закипал электрический чайник.

— Кофе, чай? — спросила дама.

— Кофе, черный, — откликнулся он.

Та деловито кивнула. Горовец снял пиджак, повесил его на высокую спинку стула.

— Я знал Пташку, — усаживаясь за стол, сказал он. — Но путаюсь в догадках, зачем вам понадобился спецагент по борьбе с терроризмом. Меня просто выдернули из текущих дел. — Он с интересом рассматривал спортивную фигуру капитанши. — Это связано с моим предыдущим профилем работы — с похищенными древностями, кочующими по миру?

— Не совсем, — обернувшись за туркой, сказала она.

По кухне уже полз мягкий аромат кофе. Любимый напиток Пташки! В этой квартире профессор угощал только кофе. Чая вообще могло не оказаться в его доме.

Ветлецка разлила кофе по чашкам. Села напротив.

— Моему шефу стало известно, что последние десять лет Пташка искал ключ к одной исторической загадке. — Ветлецка поднесла чашку к губам. — Загадке очень серьезной — уже потому, что она повлекла за собой череду странных и малообъяснимых событий. Так мне по крайней мере сообщила его ассистентка — Зоя Вайдова. Она сейчас на балконе, скоро я ее позову. Зоя только сегодня утром узнала о смерти профессора. Для нее это был настоящий шок. Я вызвала ее ради вас.

— Понимаю.

— У пани Вайдовой есть очень любопытная информация. Но об этом я расскажу чуть позже — сразу после того, как покажу вам несколько любопытных фотографий.

Ветлецка взяла с буфета большой конверт, вытащила оттуда пачку фотоснимков. Но разложить перед Горовецом их не спешила.

— В Праге море туристов, — продолжала она. — Ежедневно они делают на улицах Пражского града тысячи снимков…

— Получая пулю, Пташка попал еще и под «перекрестный огонь» фотоаппаратов?

— К счастью полиции, почти что так, — кивнула Ветлецка. — Фотоаппарат одного японца, приехавшего в Прагу с семьей, вместе с женой и двумя детьми, заснял все мгновения преступления: Пташку, идущего от Влтавы вверх по улице, его, покачнувшегося, падение профессора.

— И убийцу? — вставил Горовец.

— Возможного убийцу.

— Так покажите мне эти фотографии…

Ветлецка не выпускала снимки из рук.

— Мы предполагаем, что на них запечатлен человек, хорошо вам известный. Ради этого мое начальство попросило направить вас сюда. — Она протянула снимки Горовецу. — Смотрите так, как будто это кадры немого кино.

— Постараюсь.

Улочка, ведущая от реки — вверх, по Пражскому граду, была ему знакомой. Поток людей. Улыбающаяся, луноликая японка и две маленькие девочки. В левой части фотографии, спиной к фотографу, человек в летнем плаще — это Пташка. Чтобы его не спутать, часть спины, открытой объективу, обвели красным карандашом. Он был убит идущим ему навстречу. Кто же они, эти пешеходы? Верзила в легком джемпере, парочка влюбленных. Невысокая молодая женщина, рыжеволосая, в черной кожаной куртке и солнцезащитных очках. На второй фотографии они сближаются. На третьей — наплывают друг на друга. Как видно, японец до времени был скрыт от взгляда убийцы, иначе последний повременил бы со злодеянием, отложил бы его на минуты или часы. Следующие фотографии становились для Горовеца все более красноречивы. Вот Пташка падает на колени, все оглядываются. Когда он оказывается на мостовой, улица уже охвачена волнением. Ее течение нарушается. И только молодая рыжеволосая женщина в кожаной курке и темных очках, на предыдущих фото задевшая профессора локтем, неумолимо идет вперед. Заметив фотографа, теперь уже щелкавшего уличную смуту, она спрятала голову и в без того высокий, поднятый воротник куртки.

— Компьютер делает чудеса, — проговорил Горовец, разглядывая последний снимок, на котором лицо молодой женщины было увеличено и отпечатано с максимальной точностью.

— Вы узнаете эту женщину?

Горовец уже различал знакомые черты — широкоскулое лицо, упрямый подбородок. (Рыжее каре, без сомнения, всего лишь парик.) Да и крепкая миниатюрная фигурка, все было очень похоже!..

— Сварите мне еще кофе, капитан, — попросил он. — Самый крепкий, какой только сможете. И кстати, у вас нет коньяка?

Ветлецка понимающе улыбнулась:

— Есть.

Она поднялась, включила чайник. Управляясь с туркой, краем глаза следила за тем, как жадно он рассматривал фото.

— Она и впрямь — та неуловимая особа, с досье которой мне так любезно разрешили познакомиться? — спросила Ветлецка.

Горовец поднял голову:

— Все зависит оттого, информация о ком была в этом досье.

— Международная террористка, убийца по призванию, неуловимая, умелая не по годам. Лишь один раз попалась в руки властей, по юности, но ей помогли убежать. Тогда погибло пятеро полицейских. На вопрос, где и когда был совершен ее первый террористический акт, она ответила: «Дома». Она убила свою мать, отчима и брата. Причина — неизвестна. Работает на ирландцев и на Алькайду. За этой особой взрывы в людных местах — в семи государствах Европы, и десятки, если не сотни, жертв. Не говоря уже о заказных убийствах.

— Анна Ортман, — кивнул Горовец. Фотография притягивала его взгляд, не отпускала. Он кивнул. — Все верно: наш клиент.

— За которым вы гонялись несколько лет, пока она не исчезла из поля зрения Интерпола, — многозначительно добавила Ветлецка.

Горовец усмехнулся:

— Это было моим самым большим разочарованием в жизни. Если не считать позорной порки, публично устроенной мне соседом, у которого я воровал в саду яблоки. Теперь я понимаю, почему вызвали именно меня. А я-то, простак, подумал, что это связано с моей первой работой в Интерполе — поиском украденного антиквариата, и моим знакомством с Пташкой. — Мы ведь и впрямь были с профессором добрыми знакомыми. Что касалось профессиональных интересов…

Ставя перед ним чашку с кофе, Ветлецка понимающе кивнула.

— Предположим, что это она, — продолжал Горовец. — Но какое отношение может иметь международная террористка к безобидному профессору Пташке? — Он беспомощно развел руками, точно требовал немедленного ответа от собеседницы. — Не понимаю! И даже если его убийство заказано, то почему Анне Ортман? Чем он заслужил такой чести? С ним бы справился самый обычный уголовник, да что там — уличный хулиган!.. Вы говорили об исторической загадке и о ключе к ней, который искал Пташка? — отдавая фотографии капитану, проговорил Горовец. — И о том, что есть любопытная информация, которой может со мной поделиться ассистент профессора?

Ветлецка кивнула:

— Информация касается того, чем вплотную занимался профессор Пташка последние годы. Помимо лекций в университете и коллекционирования древностей.

— Я знаю, чем он занимался. Писал книги, бродил по тайным тропам предыдущих веков. Или чем-то еще?

— Пташка исследовал литературу о некоем средневековом ордене. Собирал информацию буквально по крупицам.

— Древний орден, — легонько прихватив подбородок, сказал Горовец. — Лет десять назад у профессора выходила книга — настоящий фолиант. О тайных религиозных обществах древности и Средневековья. Он показывал ее мне. В книге шла речь о многих орденах и сектах.

— Если послушать пани Вайдову, Пташка всю жизнь посвятил изучению одного лишь ордена, — откликнулась Ветлецка.

— Ордена Дракона, — прозвучал незнакомый Горовецу голос.

Комиссар и капитан обернулись. В дверях, прижав платок к губам, стояла заплаканная молодая женщина — темноволосая, кареглазая, в черной водолазке и джинсах. Но голову она старалась держать высоко — обсуждали близкого ей человека. И занимались этим люди, которых она не знала.

— Зоя Вайдова, ученица и ассистентка Пташки, — представила ее Ветлецка. — Комиссар Горовец.

Привстав, Горовец поклонился.

— Садитесь, куда хотите, пани Вайдова, — сказала Ветлецка. И тут же задала девушке знакомый вопрос. — Кофе, чай?

Та отрицательно покачала головой. Ветлецка отправила фотографии обратно в конверт, положила его на край буфета.

— Сам орден нас интересует постольку-поскольку, — сказала она. — Это все история. Но именно его изучение — наиболее реальная причина, по которой Пташку убили. Как говорит госпожа Вайдова, последние годы с ним стали твориться удивительные вещи. Он точно оказался в эпицентре самых неожиданных и невероятных событий. — Она обернулась к девушке. — Верно?

— Все так и было, — усаживаясь на стул, кивнула та.

— Тогда расскажите моему коллеге, по возможности соблюдая хронологию, события последних лет.

Зоя подняла на мужчину заплаканные глаза, понимающе кивнула.

— Профессор Пташка делился со мной очень многими секретами. Но самое сокровенное, как оказалось, он держал втайне.

Видно было, что девушка, пытаясь отвлечь себя от случившейся трагедии, собирается с мыслями.

— Я сама узнала об этом недавно, — после короткой паузы продолжала она, — о его увлечении, страсти. Он скрывал ее ото всех. Орден Дракона уже давно стал для профессора наваждением. Но едва Пташка приоткрыл тайник с накопленной за долгие годы информацией, стоило немногому попасть в научную печать, как он стал интересен разным, совсем непохожим друг на друга людям. А главное, по его же словам, близко ничего не имевшим к истории. К нему… стали приходить гости, — последнее слово она произнесла с особенным выражением.

Горовец нахмурился:

— Гости?

— Так он их называл. Разные люди, которые были остро заинтересованы в его открытии. Пусть то касалось манускриптов, связанных с орденом Дракона, или изображения дракона на печатках, амулетах, оружии. — Зоя приложила руку к шее. — Можно воды? В горле пересохло…

Сделав пару глотков, девушка поставила бокал на стол.

— Изображение дракона в шестиконечной звезде — неизменный знак ордена. Будь то печать на средневековом документе, рисунок на кольце или в центре крестовины меча. Профессор не сомневался, что изображение дракона в шестиконечной звезде было священным. Пташка рассказал мне обо всем неожиданно. Он сказал, что все эти люди — его «гости» — охотились друг на друга. А приманкой они выбрали книгу, посвященную тайным обществам прошлого. И… золотой амулет.

— Амулет? — нахмурился Горовец.

Вайдова кивнула.

— Однажды профессор сказал мне, что уже готов проклясть свой труд. На книге, точно на карточной колоде, разыгрывали его судьбу. Иногда ему казалось — его жизнь и его смерть. А главным козырем, это слова самого Пташки, как раз и был золотой амулет.

Отпивая горячий кофе, Горовец слушал девушку внимательно, не пропуская ни одного слова. Выраставшая картина, по мере рассказа наполнявшаяся новыми красками, штрихами, все больше завораживала его воображение…

 

3

Еще студентом Владек Пташка был страстно увлечен средневековой символикой. Первый раз он увидел дракона, заключенного в шестиконечную звезду, дни напролет изучая редкие книги по Средневековью. Подпись на латыни гласила: «Дракон восставший». Владек спросил у своего учителя, что бы это могло значить, но толкового ответа не получил. Пташка почти забыл о странном символе, пока не оказался в румынском замке, где с другими студентами-выпускниками участвовал в раскопках. Их водили по ветвистому, не знавшему конца и края подземелью полуразрушенного замка рыцарей Волковичей. Предание этого рода гласило, что дочь северного аристократа, умевшая крепко держать меч, по воле отца вышла замуж за румынского князя.

Объединение династий было подкреплено красноречивым девизом: «Волк к волку идет собираться в стаю!»

Они, студенты, открывали двери, откуда веяло сыростью и могильным холодом. В одной зале, куда они попали случайно, Владек долго водил лучом фонаря по стене. Он чувствовал, что древний камень что-то скрывает. Вся стена была покрыта мхом, но странный рисунок угадывался через аспидно-изумрудную зелень. Взяв нож и не долго раздумывая, Владек полоснул по «ковру», источавшему запах растительной гнили. И уже через пять минут ему предстало изображение — дракон в шестиконечной звезде! Отстав от экспедиции, он бросился смахивать мох и с других стен. На каждой, размером в два человеческих роста, ощерив пасть, на него — через века! — смотрел дракон. И та же надпись, что и в древнем манускрипте, была под каждым, высеченным из камня, изображением: «ДРАКОН ВОССТАВШИЙ».

Пташка сделал снимки и пошел оправдываться за отлучку.

Очень скоро он нашел человека, который смог ему помочь в дальнейшем поиске. Это был старый чудак профессор Карл Марек, давно вышедший на пенсию, и, как считали многие, выживший из ума. Марек принял студента радушно, с интересом рассмотрел сделанные им фотографии.

— Возможно, — сказал старик профессор, — это злая шутка средневекового отступника. А может быть, и куда хуже…

— Например? — спросил Пташка.

— Знак тайной секты, о которой мало теперь кто вспомнит. Шестиконечная звезда — древний каббалистический символ. Звезда-лабиринт. Разумеется, если брать ее классическое изображение. Понять сцепку всех линий в ее сердцевине невозможно. Древние иудеи рассматривали эту звезду как средоточие всех вселенских тайн. Но почему дракон? В сердцевине этой звезды? Думаю так: кто-то решил, что именно зверь является центром и хозяином всего мироздания, всего сущего. Более того, уверен: «Дракон» — имя собственное. Речь идет одновременно о символе и живом существе, в существование которого свято верили!

— О живом существе, — как завороженный, пробормотал тогда Владек Пташка. И тотчас сказал. — Хочу знать о нем больше, профессор Марек.

— А не боитесь? — лукаво улыбнулся старик.

— Нет! — горячо ответил студент.

Старик пожал плечами:

— Могу дать совет. Вам стоит поискать ответ в средневековых арабских источниках. Им было легче уцелеть в те века! Будут деньги, поезжайте в Кордову, к моему другу и ученику Мигелю Фуэнтесу, профессору истории, арабисту. Если вам повезет, он поможет студенту-энтузиасту из Чехословакии.

Целый год Пташка копил средства и штудировал арабский язык, на котором писал Аверроэс.

А затем, все бросив, уехал в Кордову, отдал рекомендации дону Фуэнтесу и засел за нужные книги. Он не просто отыскал в них упоминание о «Драконе восставшем». Арабские книги говорили, что Дракон пришел из древних времен, и след его терялся в знойных просторах Ближнего Востока. Дракону поклонялись, просили у него заступничества и верили в его грядущую славу. Ему приносились человеческие жертвы. Добрые христиане, как могли, боролись со «слугами Дракона», книги о нем сжигались на кострах инквизиции, мечи и щиты с эмблемой Дракона переплавлялись, расплавленную сталь окропляли святой водой. Последователей этой ереси ждал костер или просто площадная расправа.

Вернувшись в Прагу, Владек узнал, что профессор Марек умер. Пришлось действовать в одиночку. Его не удивило, что князей Волковичей преследовали везде и всюду. Главный их грех был ясен и прост — дьяволопоклонничество.

Через пять лет раскопок в Румынии под развалинами одного из замков Волковичей Пташка попал в старинные подвалы. Там, в зале с изображением Дракона, он нашел то, что искал: алтарь и почерневшее от крови жертвенное ложе с цепями для рук и ног. Сомнений не оставалось: тут Волковичи задабривали своего бога, убивая людей.

Пташке во что бы то ни стало хотелось отыскать следы той юной северной аристократки, которую выдал старик отец за румынского князя.

Путь из Румынии привел в Германию, оттуда на север Европы. Два года ушло у Пташки на поиски в Скандинавии, пока там, под городком Гульденштерн, в местности, именуемой Волчье логово, он не обнаружил на горе развалины замка. Во времена Второй мировой тут шли бои. В замке от союзников отбивалась часть грозной дивизии СС. Авиация и артиллерия сделали свое дело — фашисты погибли под развалинами. Историки вынесли вердикт: замок восстановлению не подлежит. Что до местности, то она была гористой и суровой, совсем непригодной для земледелия.

О развалинах решили забыть.

Взяв с собой двух учеников, около месяца Пташка лазил по развалинам, пока наконец не попал в подземелье. Там, в дальних коридорах, Пташка и обнаружил наполовину разрушенный барельеф, высеченный в камне: портрет старика аристократа и молодой девушки в рыцарском облачении с мечом. Поверх кольчуги рыцаря Пташка различил искусно вырезанный медальон — шестиконечную звезду с драконом в середине. Они, мужчина и девушка, были похожи — оба широкоскулые, с волевыми лицами, твердым взглядом. У Пташки даже сердце екнуло: перед ним — отец и дочь!

Теперь оставалось узнать, кому принадлежал замок на Волчьей горе. Много месяцев ушло у Пташки на этот поиск в архивах Гульденштерна, но нить обрывалась в середине тринадцатого века. Последний известный хозяин, как писалось в архивных документах, «завладел замком, выбив оттуда некоего герцога, дьяволопоклонника». Для себя Пташка понял: старик аристократ и его дочь являлись последними поклонниками Дракона, которых изгнали из их родового жилища. А девушка-рыцарь была той самой юной аристократкой, что отправилась в Румынию и стала женой князя Волковича.

Раскопки на Волчьей горе Пташке пришлось временно прекратить — надо было преподавать, зарабатывать на жизнь. А потом наступил шестьдесят восьмой год: советские танки вошли в Прагу, между двумя лагерями, как нож гильотины, опустился железный занавес.

Только один раз, в семьдесят восьмом, уже профессором Пражского университета, ему удалось попасть в те места. Он вырвался в Гульденштерн на сутки, заночевал в гостинице. В поместье Волчье логово он решил наведаться ранним утром…

…До горы оставалось не более пятидесяти километров, когда Пташка обнаружил, что за их машиной следует серебристый БМВ. Секретная служба, решил он. А вдруг профессор — шпион из соцлагеря?

Пташка миновал каменный мост над руслом пересохшей речки, именовавшейся Черной, въехал на Волчью гору. Вскоре он обошел руины, отыскал вход в подземелье. Выстрелив лучом фонаря вперед, шагнул вниз. Ступени, поворот… Внезапно луч его фонаря уперся в стену. Пташка не верил своим глазам. Откуда?! Он ощупывал руками камни, толкал их, точно ребенок — нарочно запертую дверь, почти бессознательно. Пташка готов был расплакаться, но факт оставался фактом — плоды его работы перечеркнули!

Пташка поднимался, держась за ту же стену, точно ослепший. Два раза споткнулся. Надежда, что однажды он откроет в замковых подвалах нечто — откроет всему миру! — улетучивалась, рассыпалась на глазах.

Вновь серое утреннее небо, крики птиц…

Пташка выбрался из руин и пошел к развалившейся стене. А преодолев ее, стараясь не оступиться, едва не налетел на пожилого незнакомца.

В светлом плаще, сером берете и черных перчатках, тот стоял по ту сторону обвалившейся стены и, кажется, только и дожидался его — Владека Пташки. Но каким хищным было выражение лица у этого господина!

— Простите, — по-немецки сказал незнакомец опешившему профессору, — не хотел вас напугать. Простите…

— Да нет, ничего, — пробормотал не ожидавший преследования Пташка.

Переступая с камня на камень, он коснулся плечом плеча незнакомца и тотчас услышал вопрос в спину:

— Вы историк?

— Да, — обернулся Пташка.

— Я так и подумал, — откликнулся незнакомец заговорщицким тоном.

— Историк, — хмуро подчеркнул ученый. — Не советский шпион, заметьте.

— Профессор Владек Пташка?

Ученый понял, что от разговора с работником спецслужб ему не уйти.

— Именно так. Вы, верно, читали мое досье, коль «сопровождаете» меня?

— Ну, как вам сказать, — все так же заговорщицки пробормотал тот.

— Да чего уж, не стесняйтесь, говорите.

Незнакомец цепко посмотрел в глаза профессору:

— Скажите, зачем вам понадобился замок на Волчьей горе?

— Послушайте, — не желая слишком распространятся, устало проговорил Пташка. — Это дело науки, но никак не политики. И я никакой не связной, честное слово. — Он доверительно вздохнул. — Когда-то я проводил тут раскопки: меня заинтересовали развалины замка, его подземелье. И хозяева Волчьей горы — аристократы, которые владели этим замком в Средние века. Если быть точным, в начале тринадцатого века.

— И что же в них такого особенного, в хозяевах Волчьей горы, что вы не поленились забраться сюда? — став жестким, колючим, оживился незнакомец. В его голосе звучал вызов. — Даже рискуя быть обвиненным в шпионаже!

Профессор обернулся к навязчивому преследователю:

— Я думал, разведчиков интересует день сегодняшний. Может быть, вчерашний. Но никак не то, что происходило семь веков назад!

— Разведчиков — может быть, но не меня.

Пташка недоуменно уставился на собеседника.

— Вы меня разыгрываете?

Тот покачал пальцем у самого носа профессора:

— Ни в коем случае.

Пташка вконец растерялся.

— Кто же вы тогда? Как вас зовут?

— Простите, забыл представиться, — приложив руку к беретке, козырнув, поклонился незнакомец. — Адольф Адельборг.

— И вы… не работаете на ваше правительство?

— Боже упаси — я не люблю никаких правительств.

— Вы — историк? — подумав, спросил Пташка. — Краевед?

— Просто незаметный человек, — пояснил его спутник. — И вам не враг. Но предупредить вас обязан…

— Предупредить? — нахмурился Пташка.

— Именно так. — Он утвердительно покачал головой. — Поубавьте пыл, господин Пташка. Поумерьте его, что касается этого замка и его исторических обитателей.

Пташка опешил. Он даже не сразу нашелся, что ответить на этот выпад.

— Вы странно со мной разговариваете, — вглядываясь в сухое лицо незнакомца, точно желая угадать — кто он на самом деле, недоуменно проговорил чех. — Мне не нравится ваш тон…

— Да наплевать мне, нравится вам мой тон или нет, ясно? — сделав шаг вперед, ядовито бросил новоиспеченный господин Адельборг. — Зарубите себе на носу: вам следует забыть о том, что вы тут нашли лет этак двенадцать назад. Даже смешно просить о такой мелочи!

— Подождите, что?

— Вам следует забыть о своей счастливой находке, — Адельборг говорил с настойчивостью, очень холодно, почти враждебно. — Вам она не принадлежит.

— Вы говорите о портрете в камне? О старике и девушке с мечом? Его дочери…

Лицо господина Адельборга стало хищным, отталкивающим.

— Откуда вам известно, что она его дочь?

Пташка пожалел о том, что проговорился. Нужно быть осторожнее. Его собеседник был по всему типом неуравновешенным. Может быть, опасным.

— Мне так показалось, — осторожно ответил он.

— Напрасно вам это показалось, — процедил тот. — Тем не менее, если не хотите накликать на себя беду, забудьте о портрете. И забудьте о том, другом, что искали, но не нашли.

Пташка оцепенел.

— Я не понимаю, о чем вы…

— Все вы прекрасно понимаете, профессор. Не делайте из нас обоих дураков. Ведь вы искали алтарь, на котором приносили жертвы Дракону, верно?

— Скажите, — не отпуская хищного взгляда Адельборга, проговорил Пташка, — откуда вам известна моя фамилия. Вы следите за мной, но как давно?

Его спутник усмехнулся:

— Я лучше скажу вам другое. Адельборг — моя фамилия по отцу. Хотите узнать фамилию по матери?

— Мне она безразлична, — отрезал Пташка.

— А я так не думаю, профессор, — вкрадчиво улыбнулся его собеседник. — Фамилия моей матери — Волкович.

Пташка почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Эта перемена не укрылась от Адельборга.

— Вижу, попал в самую точку, — сказал тот. — Так вот, мой вам совет. Не приезжайте больше на эти развалины, не пытайтесь попасть в подземелье. Замок на Волчьей горе принадлежит другому человеку.

— Кому же? — не сразу спросил Пташка.

— Так трудно догадаться? — ответил вопросом на вопрос господин Адельборг. И сам дал ответ: — Замок принадлежит его хозяину — и он очень скоро вернется сюда! Не хотелось бы, чтобы он тут обнаружил термитов вроде вас, — добавил господин Адельборг.

— Так это вы замуровали ход в подземелье?

— Мы, — многозначительно добавил новый знакомец Пташки. — И еще, — уже собираясь уходить, усмехнулся он. — Забудьте о той глупости, которой занимались половину своей жизни, чтобы не потерять вторую ее половину. Вам должно быть известно, что термитов уничтожают без жалости и сожаления. — Господин Адельборг, сейчас показавшийся чешскому ученому сумасшедшим, рассмеялся. — А теперь — прощайте. — Он сорвал с головы беретку, расплескав клочки седеющих волос, взмахнул ею. — Прощайте, профессор!

Когда таксист вез ученого обратно, Пташка вновь увидел серебристый БМВ, следовавший за ними по пятам. Он предложил таксисту остановиться за первым поворотом. Преследуя их авто, БМВ проскочил мимо на близком расстоянии. В машине, все это время от них не отстававшей, сидел вовсе не господин Адельборг, а два молодых субъекта. Видимо, преследователями все-таки были работники спецслужб.

 

4

Вернувшись домой, Пташка долго не мог прийти в себя: его историческая находка для кого-то имела сакральный смысл!

Ближайшие годы он был занят преподаванием на кафедре и созданием частных коллекций. Только девять лет спустя, когда железный занавес был поднят и сдан в утиль, Пташка опубликовал часть своей книги, посвященной ордену Дракона.

Именно — ордену.

К этому его подтолкнуло письмо из Кордовы от дона Фуэнтеса, уже древнего старика. В письме оказалась копия отрывка из редкой книги арабского хрониста ал Багури. Среди прочего он упоминал о последователях Дракона, как о немногочисленном религиозном ордене с магистром во главе.

«Целью существования, — отмечал ал Багури, — рыцари ордена ставят обретение святыни, великого Оружия, которое поможет им завоевать мир. Они носят христианский крест поверх камзола и дракона в шестиконечной звезде на груди — под рубахой. Стать посвященным в тайны ордена — задача сверхсложная. Поэтому численность посвященных небольшая. Но члены ордена и не стремятся к обратному. Им не нужна огромная армия, но только потому, что все решит сила обретенного ими Оружия. К кому оно попадет первым, считают они, тот и будет повелителем мира».

В конце Ал Багури красноречиво уточнял:

«Рыцари ордена Дракона свято верят, что Оружие подарено им для грядущей битвы. И они должны его найти во что бы то ни стало».

Сразу за публикацией Владеку Пташке позвонил незнакомый человек из Сербии и представился «Мирославом Владовичем».

— Меня очень заинтересовала ваша работа, посвященная ордену Дракона, — в тот день сообщил абонент, обладатель приятного баритона. — Дело в том, пан Пташка, что я занимаюсь историей тайных обществ, в частном порядке, — добавил он, — и не один раз сталкивался с изображением Дракона на предметах древности. Могли бы мы встретиться и поговорить?

— Только в том случае, если вы покажете мне ваши находки.

— С огромным удовольствием, — ответил Мирослав Владович.

Они договорились встретиться через три дня, в полдень, у Пташки дома.

Ровно в полдень, едва пробили часы, в квартире раздался звонок. Пташка, не спрашивая — кто, открыл дверь. На пороге стоял высокий спортивный мужчина лет тридцати пяти, в светлом плаще, широкополой фетровой шляпе, в черных кожаных перчатках. Лицо его было аристократически-утонченным, глаза проницательными, над верхней губой, лучиками, расходились тонкие усики. В руке он держал дипломат.

— Профессор Владек Пташка? — спросил гость.

— Да, — ответил уже немолодой хозяин.

— Мирослав Владович, — представился тот.

Пожимая руку гостя, Пташка разглядел на его безымянном пальце огромный изумруд в золотой оправе. Наверняка дорогущий! Уже через минуту гость положил на стол дипломат и открыл его. На рельефном бархатном дне в специальных формах покоилось три футляра. Так оберегать экспонаты мог только истинный коллекционер!

В первом футляре хранился кинжал с изображением дракона на рукояти, во втором — средневековое огниво с той же печатью…

— Что же вы приготовили мне на закуску? — спросил Пташка. — Что в третьем футляре?

— Откройте сами, — предложил гость.

Пташка аккуратно вытащил футляр из бархатных тисков, открыл крышку.

— Неплохой экземпляр, правда? — спросил Владович.

Да, и он превосходил все ожидания Владека Пташки! Профессор осторожно зацепил пальцами золотой амулет, положил его на ладонь. В широкой шестиконечной звезде, в круге, ощерив зубастую пасть, изогнулся дракон.

— Неплохой — не то слово! — вырвалось у Пташки. — Это украшение было чем-то вроде…

— Креста — для верующего в Иисуса, — закончил его мысль Владович. — Вы это хотели сказать?

Они переглянулись.

— Да, — многозначительно кивнул Пташка. — Именно так!

Между зубьями звезды, прямо над головой дракона, приютилось крохотное ушко. Владович указал на него:

— Такой амулет рыцарь воинства Дракона носил на шее.

— Кому же принадлежал этот амулет? — риторически спросил Пташка.

— Думаю, не простому рыцарю, а знатному господину. Возможно, самому магистру, — задумчиво откликнулся Владович.

Пташка перехватил его взгляд:

— Вы тоже считаете, что это был орден?

— Я знал об этом до вашей публикации, — кивнул его гость. — Что до амулета, то с одной шеи он переходил на другую. — Гость вновь улыбнулся, и его усики-стрелочки расползлись в стороны. — Король умер, да здравствует король!

Пташка вложил золотой амулет в футляр. Но, спохватившись, вновь достал его, перевернул. Сощурил глаза. Отодвинул ящик стола, полез за лупой. Прицелился.

— «Дракон восставший», — предупредил его открытие гость. — Надпись почти стерта от времени, но прочитать можно. Если вы владеете древним арамейским.

Пташка взглянул на гостя, вновь — на амулет, опять — на Владовича.

— Я плохо знаю арамейский, но поверю вам на слово… Сколько же ему лет?

— Много, очень много, — кивнул гость. — Нам с вами и не сосчитать.

Пташка прошелся по гостиной.

— Скажите, какова цель вашего визита? Вы не похожи на того, кто приехал за консультацией. Что вам нужно именно от меня?

Гость попросил хозяина сварить кофе, а когда Пташка вернулся с подносом в гостиную, Владович стоял у окна и смотрел на улицу. Там, над Прагой, над Старым градом, плыли осенние облака.

— Мой визит носит научно-деловой характер, — проговорил он, когда Пташка поставил поднос на стол. — Я бы хотел, чтобы вы издали от своего имени альбом, где будут представлены около десятка тайных обществ разных времен. Материалы я вам передам. Раздел, посвященный ордену Дракона, в этом альбоме должен быть лишь одним из разделов. Никаких акцентов! Так же необходимо, чтобы этот амулет, — гость кивнул на футляр с золотым драконом, — обязательно фигурировал в книге. Его фотографию мы представим с обеих сторон — на разворот альбома. На фото будет различима каждая царапинка, не говоря о надписи! Часть экспонатов мы объявим в продажу, но амулета среди них не будет. — Гость требовательно зацепил взгляд профессора. — Очень возможно, пан Пташка, что вскоре появятся люди, которые во что бы то ни стало захотят купить его. И если они обратятся к вам, то вы направите их ко мне.

— Вы готовы упустить это сокровище? — изумился Пташка. — Да ему цены нет!..

— Цена есть всему, что сделано из камня, дерева или металла, — возразил гость. — Есть цена и золотому дракону.

— Но к чему все эти сложности? — удивился Пташка.

Усики-стрелки на лице гостя дрогнули. Глаза лукаво сощурились.

— Скажем так, я ищу своего покупателя. Ищу того человека, которому понадобился бы мой амулет. Ищу уже давно. Сколько времени вам понадобится для создания такого альбома?

— Но я пока не дал вам согласия…

— Поверьте, гонорар будет достаточным. Сколько вы хотите: двадцать тысяч долларов, тридцать, сорок?

Пташка язык проглотил.

— Пятьдесят вас устроит? — нахмурился гость.

— Думаю, да…

— Вот и отлично. Меня так больше интересуют сроки, — признался Мирослав Владович. — Полгода вам хватит? Я очень тороплюсь.

— Думаю, хватит, — сказал Пташка.

Гость полез в нагрудный карман пиджака, достал оттуда пачку банкнот.

— Это задаток, — он положил деньги на стол. — Десять тысяч. После подготовки чернового варианта вы получите еще пятнадцать. И оставшиеся двадцать пять сразу после выхода книги. Через неделю вы получите всю необходимую информацию. Мой секретарь будет поддерживать с вами связь. Но если понадоблюсь я лично, то всегда к вашим услугам. — Он вытащил из кармана визитку. — Можете звонить в любое время дня и ночи.

За сим Мирослав Владович вернул все три футляра в дипломат, закрыл его и приготовился уходить.

— Главное, что вам следует помнить, — в его тоне появилось много серьезных, даже предостерегающих ноток. — Никому не говорите о моем визите к вам и о будущей книге. Поверьте мне на слово, не стоит. Если заметите что-то странное, необычное, сразу оповестите меня.

— Странное и необычное, но — что?

— Скажем, людей, которых вы не знаете, но которым вы станете очень интересны. Я всегда смогу помочь вам.

На том Мирослав Владович и откланялся. Открывая ему дверь, Пташка разглядел на площадке, маршем ниже, двух мужчин в плащах. Телохранители, догадался он.

Профессор вернулся в гостиную, зацепив пальцами визитку, прочел: «Мирослав Владович, коллекционер древностей». И адрес: Югославия, город Драгов, т. д. и т. п.

Через неделю к нему прибыл человек от Владовича, по виду — педантичный сухарь, исполнитель. Звали его Зоран Радович. С собой он привез целый чемоданчик, набитый текстами и фотографиями экспонатов. Пташка диву давался, разбирая привезенные материалы. Чего тут только не было! О каких только сектах всех времен и народов не упоминалось в архиве Владовича. Точно этот антиквар шел через все эпохи, заглядывал в дома, храмы и замки, и, прикладывая палец к губам, шипя: «Тсс!», — без спросу брал что-нибудь на память. И все же экспонатов, связанных с орденом Дракона, оказалось особенно много.

Пташка работал вдохновенно, часто — по двенадцать часов в сутки, и через пять месяцев поставил точку на последнем листе черновика. Рассказывать о своей работе знакомым, даже самым близким, он не посмел: уговор есть уговор.

На следующий день после того, как Пташка объявил свою работу законченной, порог его дома переступил Мирослав Владович.

Была середина весны. Гость протянул хозяину дома бутылку французского коньяка, сбросил пальто и, потребовав рукопись, сел в кресло и углубился в чтение.

Двумя часами позже Владович поднялся, положил прочитанную рукопись на стол и накрыл ее ладонью. В жесте было что-то хозяйское, волевое, точно он ставил печать, выжигал тавро, подводил последнюю черту.

— Ваша книга великолепна, — проговорил гость.

Пташка, утомленный ожиданием, облегченно вздохнул.

— Но, мне кажется, вы ознакомились не со всем материалом? — убежденно предположил гость. — Вы, профессор, упустили одну маленькую деталь…

— Какую же? — навострил слух Пташка.

— Рыцари ордена Дракона, жившие в тринадцатом веке, интересовались неким византийцем…

— Да, что-то припоминаю, — утвердительно закивал Пташка. — Кажется…

— Дионисий из Идона, — напомнил ему Владович.

— Его еще прозвали Близоруким, верно?

— Именно так, пан Пташка, — кивнул Мирослав Владович. — Имя этого человека необходимо включить в нашу книгу.

— А чем он так важен, этот Дионисий? Если не секрет, конечно?

Первый раз профессор увидел легкое замешательство на лице своего таинственного гостя. Задел-таки за живое эту скалу!

— Он просто важен, — холодно и без объяснений ответил Владович. Гость отнял руку от кипы листов — снял наконец-таки печать. Точно решая, может или нет сказать большее, устремил на собеседника пронзительный взгляд. — Орден Дракона считал, что Дионисий владеет крайне важной для них тайной. Далее, профессор. Закончить главу об ордене Дракона следует словами ал Багури: «Целью существования рыцари ордена ставят обретение святыни, великого Оружия, которое поможет им завоевать мир».

— У вас отличная память! — улыбнулся Пташка.

— Великолепная, — как ни в чем не бывало отозвался его гость. Заложив руки за спину, Владович прошелся по комнате. — Что до информации о Дионисии, то она должна прозвучать убедительно. Я хочу, чтобы она вызвала особый интерес у читателя. — Обернувшись к хозяину дома, он добавил: — Это очень важно для меня. Есть вопросы, уважаемый профессор?

Пташка легко пожал плечами:

— Нет.

Довольный удачным ходом дела, Мирослав Владович предупредил его, что завтра приедет переводчик-англичанин, ведь книгу надо будет опубликовать как минимум на двух языках. А также редактор и два корректора. Выложив перед автором обещанные пятнадцать тысяч, гость заверил профессора, что в день издания тот получит вторую половину всех денег. Затем серб откупорил дорогой коньяк, и они выпили за сотрудничество. Владович пообещал, что презентация книги в салоне, о котором он сообщит чуть позже, будет на высшем уровне.

— Но ни слова обо мне, — в завершение их встречи очень серьезно предупредил заказчик. — И о том, что я жду покупателя амулета. Я верю вашему слову, пан Пташка.

Профессор понимал, что в игре Мирослава Владовича он был пешкой. Но что поделаешь — платили-то хорошо! Проводив заказчика, Пташка вернулся в гостиную, налил рюмку коньяку и уставился на рукопись. Чем же был так важен его благодетелю этот Дионисий из Идона? И какой такой тайной он владел, что им интересовался орден Дракона?

Альбом превзошел все ожидания автора. Он был великолепен. Роскошная суперобложка, мелованная бумага. Одно удивило автора: в альбоме значилось, что «большинство экспонатов взято из коллекции профессора Зданека Здановича», чья фамилия оказалась обведена в черную рамку, а сама коллекция принадлежит компании «Элефан».

Но даже темная сторона этой истории не могла омрачить великой радости профессора Владека Пташки.

 

5

Через неделю после открытия выставки Пташка уже готов был сбежать от поздравлений на край света. Он даже боялся брать трубку телефона! Профессор экипировался для поездки на дачу к своим друзьям, когда его телефон вновь ожил.

— Алло, — проговорил он в трубку, решая, какой еще свитер прихватить с собой в дорогу.

— Пан Пташка? — женщина, обладавшая металлическим голосом, очень хотела сделать его приятным и располагающим.

— Именно так.

— Меня зовут Клара Чёрна.

— Очень приятно.

— Мне также, пан Пташка. Я звоню по крайне важному делу.

— Слушаю вас.

— Я прочитала вашу книгу от корки до корки, была на вернисаже и… выбрала то, что очень хотела бы купить.

Пташка улыбнулся: теперь он еще и менеджер по продажам!

— А почему вы не сказали об этом в салоне?

— Видите ли, я хочу приобрести ту вещь, которая не указана к каталоге продаж…

Вот оно что!

— Боюсь, я вряд ли смогу вам помочь…

— А вы постарайтесь, пан Пташка, пожалуйста. — Металлические нотки в голосе плавились от приветливости и выражения самых добрых намерений. — Я буду очень щедрой, клянусь вам!

Как ему ни хотелось, но пришлось отвлечься.

— Что же вас интересует?

— Мне кажется, это не совсем телефонный разговор, — голос стал вкрадчивым, тон — заговорщицким. — Давайте с вами встретимся?

— Это вряд ли, я уезжаю.

— Я звоню из кафе, что напротив вашего дома. Прямо-таки по-соседски, правда? — вкрадчиво добавила она.

Недоумевая, Пташка подошел к окну. В этом кафе он частенько завтракал, когда готовить самому было лень.

— Но… откуда вы узнали, где я живу?

— Это было несложно, поверьте мне. Вы стали знаменитым.

Вот человеческая натура: самая неприкрытая лесть, а приятно!

— Хорошо, — отозвался он. — Я вам уделю десять минут, но не больше.

— Благодарю вас! — зазвенел раскаленный от теплых чувств металлический голос дамы.

Когда через четверть часа он вошел в кафе и отыскал глазами назойливую просительницу, — хватило одного взгляда! — то едва не выбежал вон. Бывают люди, внешность которых не то чтобы шокирует, но укладывает наповал, как удар обухом по голове. У вас пропадает дар речи, пересыхает в горле, начинается легкое головокружение. А когда такой человек смотрит вам в глаза, и точно назло — в упор, вы готовы отключиться.

Пани Чёрна была именно такой женщиной. Прежде чем разглядеть всю ее тушу, Пташку укололи маленькие черные глаза, нежно сощуренные, и улыбка — приторная и ледяная одновременно. И только потом он увидел пани Чёрну всю. Сокрушительно-огромная, похожая на грозовую тучу — в черном кожаном плаще, едва сдерживающем ее формы, она просто пожирала собой пространство! Ее смоляные волосы хитрющим образом заплетались на голове и, как пить дать, каждый локон скрывал змеиную голову. Массивным носом, похожим на вытянутую редьку, она могла при желании нанести случайно налетевшему на нее человеку травму. А от ее родинки, багровой, набухшей, величиной с виноградину, прилепленной к верхней губе, сжималось сердце.

Грозовая туча улыбнулась Пташке как раз в то мгновение, когда он мысленно пролепетал: «Боже праведный…»

— Очень, очень приятно, — пока он отодвигал стул и садился напротив, лопотала дама.

— Я вас слушаю, — стараясь не выдать своих чувств, проговорил профессор.

Пани Чёрна улыбнулась еще приторнее.

— Не то, чтобы я увлекалась древностями, пан Пташка, — начала она, — я от этого далека, но некоторые безделушки собирать люблю. И одна из этой коллекции мне уж больно приглянулась.

— И какая же? — спросил Пташка, неожиданно решив, что родинка на верхней губе пани Чёрны живет своей жизнью, как самостоятельный организм, самоуверенный паразит, где-нибудь на загривке кита.

— Не подумайте, это не нож и не копье. Мне, женщине мирной, оружие даже не нравится. — Она подалась вперед, и вся ее туша, обтянутая черным кожаным плащом, устрашающе колыхнулась. — Это маленькая вещица. Крохотусечная. Амулет…

До этого Пташка старался не встречаться с пани Чёрны взглядом. Шарил глазами по стеклянным витринам за стойкой бара, в лучшем случае останавливал внимание на отдельной части лица собеседницы. Благо, все они были достойны внимания и тщательного изучения. Будь он антропологом, так бы и сидел напротив нее часами. Но тут Пташка непроизвольно взглянул в глаза дамы.

— О каком амулете идет речь?

— Вы должны помнить, профессор. Это дракон в шестиконечной звезде.

— Я помню, — кивнул он. — Золотая вещица… В прямом и переносном смысле, — зачем-то добавил он.

— Вот-вот — золотая, — подтвердила пани Чёрна. — И такая изысканная. — Неожиданно, и как пить дать — непроизвольно, улыбка сошла с ее лица. — В моем вкусе.

Только сейчас Пташка увидел руки собеседницы — огромные и толстые, все пальцы которых, с грубыми ногтями ярко-алого цвета, были сдавлены золотыми перстнями.

— Вы мне поможете? — вкрадчиво спросила дама.

Пташка раздумывал, что ответить. Все, что ему говорил об амулете Мирослав Владович, сейчас хаотично бродило в голове, не желая выстраиваться в логический ряд. Ему мешал пронзительный взгляд пани Чёрны. Он уже чувствовал легкое головокружение. Даже недомогание. Пани Чёрна смотрела на него так, точно говорила: «Милый мой пан Пташка, соглашайтесь, а не то я выманю вашу душу и проглочу ее у вас на глазах!».

— Вам, наверное, известно, что я только написал книгу, — глухим голосом пролепетал он. — Экспонаты мне не принадлежат. Они — чужие…

— Конечно, знаю, — металлическим голосом проговорила грозовая туча. — Они принадлежали некоему Здановичу, теперь — какой-то компании. Это не важно, — тут же заверила она его. — Я бы хотела купить эту вещицу, все равно у кого.

— Хорошо, я сведу вас с ними, — откликнулся профессор.

— Меня это не устраивает, милый пан. — Ее родинка приплясывала вместе с верхней губой, отвлекая внимание Пташки. — Думаю, вы бы не отказались хорошенько заработать. Правда?

— Заработать?

— Ведь вы не миллионер, пан Пташка, я так думаю. А я бы предложила вам хорошую сделку. Только, чур, чтобы все было инкогнито.

— Мне хватает денег, пани Чёрна, — попытался воспротивиться он.

— Вам это не составит никакого труда, пан Пташка. — Ее голос изменился. Улыбка канула без следа. — А лишние деньги не помешают…

Ее пальцы, стянутые золотом, раздраженно и нервно цеплялись друг за друга. Руки пани Чёрны были точно два маленьких откормленных хищника, что зло покусывали друг друга, боролись за первенство. И борьба эта готова была перейти в драку.

— Денег мне ваших не нужно, — глядя на руки собеседницы, проговорил Пташка. — Я вам устрою встречу с моим заказчиком.

— У меня другой план, — выдавив из себя улыбку, процедила пани Чёрна. — Я все продумала. Я дам вам денег, и вы купите амулет у компании. За посредничество — двадцать тысяч долларов.

Руки Клары Чёрны продолжали терзать друг друга. Но теперь Пташка понял, что ошибся. Эти откормленные зверьки не собираются соперничать друг с другом. Скорее они готовы сообща броситься на кого-нибудь, и тогда ярости их не будет предела. А на кого они целились, гадать долго не стоило. Длинные грубые ногти так и вонзались в ладони, в пальцы.

— Двадцать тысяч? — не сразу переспросил Пташка.

— Наличными, — уточнила она. — Тотчас же по передаче.

«Двадцать тысяч за безобидную аферу? — недоумевал Пташка. — Да они все спятили с этим амулетом!»

— Хорошая сделка, разве нет? — колючие стальные нотки звенели в голосе гигантши, а пальцы не унимались. Пташке даже показалось, что ее толстущие руки незаметно двигаются по направлению к нему, ползут через стол. — Ну же, профессор?

Сделав усилие воли, Пташка поднял на собеседницу глаза. Улыбка пани Чёрна точно говорила: «Поглядите, что вы со мной делаете, уважаемый пан: так и до худого может дойти».

Но сделка и впрямь была хороша!

— Я согласен, — четко проговорил он. — Если они продадут мне этого дракона, считайте, что он ваш.

Она выдохнула:

— Великолепно! — и подалась всей тушей, обтянутой черным кожаным плащом, назад.

Кажется, спинка стула была в серьезной опасности. Как и пол самого кафе.

— Я позвоню им сегодня же. — Пташка уже вставал с места, задвигал за собой стул. — А вы мне звоните завтра. Ради такого случая я даже перенесу поездку денька на два.

— Вы настоящий джентльмен, пан Пташка! — оживленно кивала пани Чёрна. — И деловой человек тоже. — Ее палец с хищным ногтем одобрительно качнулся в сторону уже готового дать деру профессора. — Один только вопрос, пан Пташка…

— Да? — уже собираясь откланяться, спросил тот.

— Что же это за компания такая, хозяйка всех этих сокровищ? И что за эксперт работал с вами? Если это не секрет, конечно.

— Не секрет, что касается эксперта, — миролюбиво ответил Пташка. — Его зовут Зоран Радович. Он был на презентации книги. Ему я и собираюсь позвонить. — Он красноречиво развел руками. — Но о компании я ничегошеньки не знаю. Да, если говорить честно, и знать не хочу. Зачем мне это?.. Итак, — он заторопился, — всего наилучшего, пани Чёрна!

— Утром буду вам звонить!

— Лучше в обед. В два! — уточнил он.

Она не спускала с него колючих глаз.

— Боюсь, не дотерплю до завтра. — И уточнила: — До двух, милый пан Пташка!

Утром следующего дня Пташка сидел в просторном салоне серебристого «мерседеса». Приторно пахло кожей. И немного — хорошим табаком. За темными стеклами можно было прочитать очертания Карлова моста.

В машине их было четверо: спортивного телосложения шофер, рядом с ним — такой же крепыш. На заднем сиденье — он, Владек Пташка, и таинственный Мирослав Владович. Руки последнего лежали на коленях. Пальцы правой время от времени оживали и набегающей волной пробегали по колену. С каждой новой волной мутно поблескивал перстень с изумрудом на безымянном пальце.

— А я никому не принесу беды? — очень серьезно спросил Пташка. — Пусть даже этой ведьме Кларе Чёрны?

— Мне всего лишь хочется увидеть человека, которому нужен мой амулет, — холодно ответил заказчик книги. — И вы мне обещали посредничество, помните?

— Еще бы!

План Мирослава Владовича был прост: Пташка говорит, что амулет стоит пятьдесят тысяч. Плюс двадцать за посредничество. Всего семьдесят. После сделки Пташка может оставить половину этой суммы — тридцать пять тысяч — себе, приплюсовав их к гонорару. Но чем больше страстей раздувалось вокруг продажи амулета, чем выше становилась его цена, тем неспокойнее на сердце было у пожилого профессора.

— Мне нужна ваша помощь, — настоятельно проговорил Владович. — Все, что от вас требуется, это вручить даме амулет и получить деньги. Решайте же, профессор!

Ровно в два телефон ожил. Уже около часа Пташка не находил себе места. Мысли путались. Кто знает, какие счеты у Владовича и тех, кто так страстно хочет приобрести дракона? Пятьдесят тысяч он заработал честно, написав книгу. А эти тридцать пять? Никогда ему не везло в лотереи, а эта сделка чем лучше?

Он осторожно взял трубку.

— Алло…

— Пан Пташка?

— Да.

— Здравствуйте, профессор, это пани Чёрна…

— Я догадался.

— Говорите же… Говорите.

— Они хотят за амулет пятьдесят тысяч долларов.

— Вот оно как…

Интонации металлического голоса пани Чёрны сейчас разнились. Как видно, сумма, названная им, неприятно удивила ее. С другой стороны, она была рада, — и не могла скрыть этой радости, — что сделка возможна. А почему бы и нет? Все продается, тем более — золотое украшение. Даже если ему сотни лет.

— Идет, — проговорила она. — Сегодня вечером, пан Пташка, я привезу деньги вам домой. Пятьдесят тысяч. Вы заплатите этой компании, возьмете дракона. И я приду к вам еще с двадцатью тысячами. Не возражаете?

— Возражаю, — ответил он. — Сделку проведем в том самом кафе, где мы встречались.

— В кафе, при посторонних? — искренне удивилась пани Чёрна.

— Ничего страшного, — заверил он ее. — Там меня хорошо знают. Я закажу столик в самом уютном уголке. Мы будем почти в изоляции.

— Пусть будет по-вашему, — ответила пани Чёрна. — Мне абсолютно все равно, где состоится наша сделка. — Она уже торопилась. — Главное, чтобы дело было сделано. А теперь мне пора. Необходимо собрать деньги. До вечера, пан Пташка!

— Да вечера, — едва успел ответить он.

В трубке пошли гудки.

…Забравшись в самый уединенный уголок кафе, грозовая туча открыла перед Пташкой спортивную сумку.

— Пятьдесят пачек, по тысяче в каждой. Не торопитесь, пересчитайте.

Ее забота угнетала. Пташка пересчитывал деньги. Но отвлекался: озирался по сторонам, выглядывал кого-то. Вот этот господин, в костюмчике, с кружкой черного пива, не поверенный ли он его знакомца Мирослава Владовича? Еще один исполнитель, которому поручено следить за ним в оба глаза. Или та парочка — милая девушка и ее ухажер, что время от времени поглядывали в их сторону? Кто его знает. А может быть, тот пожилой сухопарый гражданин, что, опуская газету, посматривал на затылок пани Чёрны?..

— Да куда же вы все смотрите, пан Пташка? — наконец, когда он в очередной раз сбился со счета, прервала его размышления компаньонша. — Вы деньги считайте. Каждую пачку. Сумма-то немалая!

— Я считаю, считаю, — откликнулся он. И тут же улыбнулся. — У вас есть бумага для расписки? Может быть, нужно было у нотариуса?..

— Я вам доверяю, пан Пташка, — серьезно и с вызовом задрожали стальные нотки в голосе пани Чёрны. Ее роскошная родинка устрашающе ползала по верхней губе. — Уверена, вы бы не стали обманывать меня. Ведь… нет?

Он увидел эту девушку не сразу — она сидела в дальнем, противоположном углу, у самого окна. Но легкий холодок пробежал между лопаток у совсем немолодого профессора Пташки. Все потому, что эта девушка, в короткой курточке, схваченной на осиной талии широким кожаным ремнем, в упор смотрела на него. Колени под столом были стиснуты, широко расставлены ступни, туфли — носочками внутрь. Читалось в этом что-то от школьницы — непосредственное, даже пугливое. Темноглазая, с длинными смоляными волосами, она не сводила с него взгляда. Ей было не больше восемнадцати лет. Но какая-то деталь в лице выдавала ее. Говорила, что непосредственность и пугливость ее — враки. Напускное. И тогда он понял — родинка. Очаровательная родинка на верхней губе. Мушка. Легкая совсем. Почти невесомая. Но чувственная, выдававшая всю коварность своей хозяйки. Из-за таких мушек на милых лицах своих возлюбленных кавалеры былых эпох смело теряли голову!

— Пан Пташка…

— Что? — обернувшись к компаньонше, переспросил он.

— Я говорю, вы бы не стали обманывать меня?

Колючие глаза пани Чёрны, сейчас — особенно пронзительные, заставили Пташку замереть, ослабнуть. Точно он и был самой настоящей птахой, которую гипнотизировала коварная, не ведающая жалости змея. Только не изящная, похожая на пружинистый жгут, а иная — настоящая великанша, уже наглотавшаяся всякой всячины, но все еще голодная.

— Не стал бы, — честно признался он.

Видимо, его тон был убедительным.

— Не подумайте чего, пан Пташка, — миролюбиво вздохнула пани Чёрна. — Это я для порядка спросила.

Пока она колыхнулась вместе со стулом, профессор вновь посмотрел в сторону девушки, но той уже не было. Столик пустовал.

Мираж? Призрак?

— Я женщина честная, — продолжала пани Чёрна, — и того же требую от других.

Но видение не отпускало. Все еще стояло перед его глазами.

И Пташка вдруг понял, как они все ему надоели! Мирослав Владович, его секретарь, эта необъятная фурия — Клара Чёрна. Которая вперлась в его жизнь, выбив дверь, разворотив тушей дверной косяк. Забыть бы об их существовании… Сорок восьмая пачка, сорок девятая, пятидесятая… Но он знал — не выйдет. Они, точно пиявки, вцепились в него со всех сторон. Решил человек искупаться в незнакомом озере, оказалось — болото.

— Все верно, — выдохнул он. — Завтра, за этим же столиком, я передам вам золотого дракона.

Руки пани Чёрны, ее пальцы с длинными, грубыми, отманикюренными ногтями были на этот раз крепко сцеплены. Не на кого было спускать откормленных зверьков. Все шло по плану.

— Неужели он так легко решился расстаться с амулетом? — вдруг спросила пани Чёрна. — Этот самый Зоран Радович?

Пташка не сдержался:

— Мне показалось, им интересны люди, которые интересуются антиквариатом с этой выставки.

— Вот как… Спасибо за откровенность.

— Пожалуйста, — он первый раз открыто взглянул в глаза этой невероятной даме. — Вам больше ничего не надо? Например, полный рыцарский доспех?

— Нет, — оценив его чувство юмора, удовлетворенно покачала головой пани Чёрна. — Амулета достаточно!

Следующего дня он ждал с нетерпением. Ведь он сулил ему избавление — от назойливого Мирослава Владовича и одержимой пани Чёрны.

Амулет к тому времени был уже у него дома.

Они договорились встретиться ровно в одиннадцать, расплатиться по счетам и разбежаться. Пташка оделся и уже открывал дверь, когда в квартиру его позвонили. Сердце отчего-то дрогнуло и затрепетало. Что со мной? — подумал профессор. Доконают меня эти гости. Как пить дать — Мирослав Владович или кто-то из его команды.

Не спросив, кто там, он открыл дверь. На пороге стояла девушка лет восемнадцати. Пташка подумал: таких лиц и не бывает вовсе, разве что на экранах кино. Стремительно завораживали ее темные глаза, укутанные бархатными ресницами, и крошечная родинка над верхней губой. Такая трогательная, чувственная. Может быть, и не родинка вовсе, а и впрямь — мушка?

Перед ним стояла та самая девушка из кафе…

И одета она была в ту же короткую, расклешенную книзу куртку, туго перехваченную на талии широким кожаным ремнем. Открытые голые колени, икры. Точно под этой курткой и не было ничего вовсе. Через плечо девушка держала сумочку, крепко вцепившись кулачком в ремень. Сумочка была туго набита.

— Доброе утро, пан Пташка, — проговорила гостья. — Разрешите войти?

— Да, конечно, — отступая, не в силах оторвать взгляда от ее родинки, проговорил он. — Но… с кем имею честь?

— Каролина, — представилась она. И тут же добавила. — Я к вам по делу. — Улыбнулась. — По очень важному делу.

Голос мелодичный и звонкий — под стать всей ее внешности…

— Проходите, конечно, — пролепетал он, почти сразу забыв о том, что ему пора собираться, идти в кафе на свидание к грозовой туче. — Что же это за дело?

Девушка прошла в гостиную, подошла к столу, поставила туго набитую сумочку. Он прошел за ней следом, чувствуя, что голова его идет кругом. «Что со мной происходит? — думал Пташка. — Абсурд какой-то…»

— Простите, — начал было он, но…

Где-то рядом что-то взорвалось. Пташка завертел головой. Это звонил его телефон. Он отыскал глазами трубку. Оглянувшись на девушку, замершую у стола, еще раз обронил: «Простите». Взял аппарат и сказал:

— Алло.

— Здравствуйте, пан Пташка, — зазвенел ровный металлический голос. — Это пани Чёрна.

— Да, — обернувшись к гостье, которую, кажется, звонок не оставил равнодушной, проговорил он. — Я скоро буду. Ко мне неожиданно зашли… зашла, — он не знал, как представить гостью, — юная пани. Это произошло неожиданно. Я скоро буду, — повторил он.

— Не утруждайте себя, — неожиданно мягко проговорила пани Чёрна. — В сумке этой юной пани обещанные двадцать тысяч. Пересчитайте и отдайте ей моего дракона. Но трубку не кладите…

Последние два слова буквально прозвенели в его аппарате. Точно понимая, о чем идет речь, девушка аккуратно чиркнула замком сумки и стала выкладывать на стол пачки долларов. Ее руки были тонкими, кожа — белой. Длинные ноготки без маникюра. Золотое колечко на правом мизинце. Какой-то крошечный бриллиантик…

Глядя на ее лицо, с этой легкой мушкой, так хотелось быть молодым! Он тряхнул головой: «О чем это я?»

Каролина сложила пачки аккуратно, в две стопки, а сложив, подвинула в сторону Пташки.

— Вот, — сказала она, — посчитайте.

— Но мы договаривались с пани Чёрны о личной встрече, — неуверенно произнес хозяин дома.

И тут же услышал карканье в трубке.

— Пан Пташка, пан Пташка! — едва он поднес аппарат к уху, угрожающе загремел женский голос. — Прошу вас: никаких подозрений! Я тороплюсь. Мы торопимся! — твердо добавила она. — А лучше спросите имя юной пани.

— Имя? — переспросил он. — Хорошо. — Взглянул на гостью. — Как же… вас звать?

— Каролина Чёрна, — ответила девушка.

И вновь улыбнулась ему. Неужели? Пташка пытался отыскать отголоски черт того невероятного существа, которое сейчас было где-то рядом. На улице ли, в кафе? И не мог. Но родинка у этой девушки была именно в том же самом месте — над верхней губой, справа. Неужели на таком старом пне, намертво обросшем ядовитыми грибами, мог пробиться такой яркий и прекрасный цветок?

А в трубке все каркала, лязгала клювом пани Чёрна-старшая, требуя немедленного и беспрекословного доверия.

— Отдайте мне золотого дракона, — уверенно попросила девушка.

Там, в кафе, эта красотка следила за ним, размышлял Пташка. Как пить дать, это мать усадила ее у окна.

— Да, конечно, — проговорил он. Поднес к уху трубку. — Все в порядке, пани Чёрна. Если вы в кафе, то через пять минут дракон будет у вас.

Пани Чёрна разом умолкла, даже присмирела.

— Ах вы, золотой мой пан Пташка, золотой мой профессор! — услышал он. — Так и расцеловала бы вас! Так и расцеловала бы!

«Может быть, и к лучшему, что я не вышел на улицу», — подумал он, направляясь в кабинет.

Через полминуты Пташка вынес в гостиную футляр, положил его рядом с зелеными купюрами.

— Пересчитайте, прошу вас, — еще раз, уже между делом, попросила Каролина, бережно, даже осторожно беря в руку футляр.

И пока она открывала его, зачарованно глядя на содержимое, Пташка взял одну из пачек, безразлично пролистнул ее, бросил на стол.

— Все в порядке.

Каролина закрыла футляр, положила его в сумочку.

— Спасибо, — сказала она.

Кажется, сделка была завершена.

— Я провожу вас, — вздохнув, проговорил Пташка и вежливо указал на дверь в коридор.

Когда он открыл дверь, мысленно прощаясь с родинкой, милой мушкой на верхней губе девушки, случилось то, чего он уже никак не мог предположить. Каролина протянула руку к его шее, потянулась и, закрыв глаза, чувственно поцеловала Пташку в губы.

А потом она ушла. Он стоял и не мог закрыть дверь. Бывает же такое! Затаив дыхание, Пташка слушал затихающий стук ее каблучков на лестнице.

«Влюбиться в такую девушку старику — величайшая печаль, — аккуратно прикрывая дверь, предположил Пташка. Щелкнув замком, улыбнулся самому себе. — И нет ее горше ничего на свете!» Одно успокаивало, девушка уходила навсегда, оставаясь лишь видением.

 

6

Иногда Пташка думал, доживет ли он до третьего тысячелетия? Дожил, и все двинулось своим чередом дальше. Жаль, спутницы жизни он так и не нашел. Старел один. Но зато его обожали студенты. Да что там — боготворили! И больше других — Зоя Вайдова. Однажды он выбрал ее любимой своей ученицей, и не только потому, что она — красавица и умница, и преданна профессии, как и он сам. Задолго до рождения Зои у него был роман с ее матерью. Недолгий, но яркий. Потом Ядвига вышла замуж за другого человека и уехала в Польшу. О том, что пани Вайдова и ее супруг погибли в автомобильной катастрофе, Пташка узнал только через пять лет после трагедии.

И вдруг — Зоя его ученица. Совпадение?

Пташка написал много книг. Но иногда он думал о том, что именно орден Дракона сделал его одиночкой. Пташка нередко вспоминал многих людей, так или иначе связанных с орденом. Но чаще других — дочь пани Чёрны. Они все ушли из его жизни. Даже Мирослав Владович, его благодетель, едва только понял, что покупатели золотого дракона обвели его вокруг пальца.

Кажется, история была закрыта. Если бы еще не один визит, еще не один гость — последний.

А вернее, гостья…

 

7

В августе две тысячи третьего года он завтракал все в том же кафе, рядом с домом. Пташка допивал кофе, когда в дверях увидел невысокую девушку в коротком плаще. Она была крепкой и стройной, как цирковая акробатка, чуть широкоскулой, с темными волосами, уложенными в каре.

Девушка направилась к нему.

— Профессор Пташка? — спросила она.

Он кивнул.

— Пани Кох, — представилась девушка. — Ваш коллега, историк. Вы мне уделите пять минут?

— Пожалуйста, — откликнулся он.

Кажется, девушка раздумывала, с чего начать. Пташка одним глотком допил кофе. Он взглянул в лицо девушки — и уже не мог оторвать от него взгляда. Пташка определенно где-то видел это лицо, знал его!

— Девять лет назад вы написали замечательную книгу, пан Пташка, — сказала пани Кох. — Ваши заказчики обладали прекрасной коллекцией всевозможных произведений искусства, предметов быта и вооружения различных эпох. Не так ли?

— Коллекция была превосходна — спорить не буду, — согласился он.

— Не могли бы вы мне рассказать, где сейчас эти люди. Я бы хотела увидеть эту коллекцию в живую. Профессиональный интерес, — уточнила она.

Пташка спросил: откуда она, какова ее специализация, и получил исчерпывающие ответы.

— Увы, но я вряд ли чем смогу вам помочь, — ответил он. — Ко мне пришел человек, меценат, коллекционер, предложил сумму за работу над книгой, честно со мной расплатился, а потом просто-напросто исчез.

— И как же его звали?

Пташка озадаченно улыбнулся:

— Почему я должен отвечать вам?

— Я вас прошу, — вежливо сказала она. — Как может просить об услуге женщина — мужчину.

— Зоран Радович, — Пташка назвал фамилию мифического хозяина коллекции, которая значилась в альбоме. — Он даже не попрощался. Салон превратился в супермаркет. И, представьте, ни одного звонка за девять лет! Думаю, жизнь нас развела раз и навсегда, пани Кох.

— Неужели вы ни разу не задавались вопросом, откуда эти экспонаты у вашего заказчика? — Она смотрела ему в глаза. — В таком объеме, такого качества? Каким образом они попали ему в руки?

— Задавался, — ответил Пташка. — И даже спрашивал у заказчика. Но мне не ответили. Они очень дорожили своей коллекцией…

— Так дорожили, что выставили на продажу лучший экспонат — золотого дракона?

— Вы знаете слишком много для постороннего, — сказал Пташка. — Кто вам рассказал об этом?

— Мне рассказала об этом одна дама перед смертью.

— Она была пожилой или молодой? — тотчас нахмурившись, спросил Пташка.

— Пожилой, — откликнулась девушка.

— Огромной, почти великаншей? С родинкой на верхней губе?

— Она была тощей и желтой, как высохший стебель травы. И она прятала лицо, когда говорила со мной. Тем не менее это именно ей вы помогли провернуть операцию с продажей амулета. И согласились на это охотно! А ведь вы не могли не знать, что амулет, принадлежавший магистру ордена, практически бесценен! И самое главное, об этом не могли не знать его владельцы.

— Магистру? — переспросил Пташка. — Об этом я покупательнице не рассказывал — откуда же вам это известно?

Девушка холодно посмотрела на него.

— Известно, и все.

— Да вы и впрямь историк, — кивнул Пташка. — Вон как ваши глаза разгорелись, стоило заговорить о амулете. Об этом чертовом драконе!

Кажется, она его не услышала. Потому что, глядя через него так, точно он был стеклянным, сказала:

— Теперь я наверняка уверена, что вы не рассказали мне главного.

— Например? — уже чувствуя раздражение, спросил профессор.

Пани Кох вызывающе улыбнулась:

— Например, то, что хозяева амулета искали своего покупателя. Одного-единственного. Ждали его, как ждет охотник, когда утка вспорхнет над озером. И у них были счеты с этим человеком!

Пташка устало покачал головой:

— Иногда мне кажется, что орден Дракона живет и поныне. Только я больше не играю в эти игры.

— Играете, еще как играете, — откликнулась девушка. И убежденно добавила: — Хотите вы того или нет.

И вновь широкоскулое, волевое лицо молодой женщины показалось ему знакомым. Но откуда, где он видел его прежде?

— Я не мог вас нигде раньше видеть? — осторожно спросил он.

— Нет, — уверенно проговорила она. — А почему вы спрашиваете?

— Вы мне кого-то напоминаете.

— И кого же?

— Не могу вспомнить. — Он отрицательно покачал головой. — Нет, не могу…

Она встала из-за стола.

— Прощайте, пан Пташка.

— Прощайте, — сказал он.

Пани Кох направилась к выходу. Он следил за ней взглядом. Она вышла из кафе, открыла дверь черного автомобиля, стоявшего у тротуара. И тут внимание Пташки приковал к себе силуэт женщины на заднем сиденье. Было в нем что-то определенно знакомое, завораживающее. Ему даже показалось, что женщина повернулась в его сторону и теперь смотрит на него. Но как только дверца за пани Кох захлопнулась, машина тронулась с места и была такова.

Пташка заказал себе еще чашку кофе, а к ней — рюмку бехеревки. Чуть позже, переходя улицу, он вспомнил еще один фрагмент своих многолетних поисков. Чем же был так важен Мирославу Владовичу этот Дионисий из Идона? Пташка решил навести историческую справку о византийце.

Попав в бурю Четвертого крестового похода, захваченный ею, Дионисий выжил. Он был выброшен на твердый, как крепость, валун. Имя которому — Никейская империя. Оказался при дворе в чине главного архивариуса императорской библиотеки. А потом исчез. Что было еще интересного в этом человеке для профессора Владека Пташки? Пожалуй, одно: годы жизни византийца точно совпадали со временем жизни старого аристократа, запечатленного в камне, в подземелье замка Волчье логово. Того, кто был последним, поклонявшимся Дракону, — своему владыке…

Широкоскулое лицо пани Кох, девушки с фигурой циркачки, показалось ему лицом фанатично преданного своей работе солдата. Оно не отпускало Владека Пташку весь следующий день. Именины коллеги, куда он был зазван, стали для Пташки настоящей пыткой. Потому что его толкали в бок, приглашали пить шампанское, а он, точно лунатик, бродил по невидимому для всех окружающих канату, балансировал с завязанными глазами. Он шел упрямо, назло всем, особенно тучам, которые все сгущались и сгущались над его головой!

Тучам, которых он, увы, не видел… Лишь холодный ветерок приближающей бури, настоящего торнадо, касался его губ и век.

И вот следующим вечером это случилось. Непроизвольно быстро он поднялся с кресла, бросился к рабочему столу, к ящикам, где прятались архивы, запечатлевшие самые невероятные открытия в его жизни. Часть папок он выложил на стол, другую — на пол. Со стороны случайному наблюдателю он напомнил бы обезумевшую борзую, наконец-таки, вопреки всем хитростям противника, напавшую на долгожданный след.

— Не может быть, не может быть, — твердил он, выхватывая папки, жадно рассматривая надписи на них.

А потом одна из них загорелась в его руках, вспыхнула, он аж подбросил ее кверху, но удачно поймал. Распахнул ее. Листы, кажется, обжигали ему руки. Не успевал один попасть в пальцы, как уже выпархивал прочь, превращаясь в пепел, уступая место следующему. Но один из листов, с наклеенной фотографией, профессор задержал в руках. Как этот лист ни пылал, как ни облизывал огнем его пальцы.

Верно, страшно было держать этот лист с фотографией в руках, разглядывать снимок, увертываясь от языков пламени! Страшно, но иного выхода не было.

Да, все так. Вот оно — фото почти сорокалетней давности. Барельеф — групповой портрет в камне. Старик-аристократ и девушка-рыцарь. Поджарая, она в доспехе, в руках — меч, острие которого упирается в пол. Ее широкоскулое лицо — твердое и волевое. И взгляд — воина, ожидающего битвы не на жизнь, а на смерть.

Пташка опустился на пол, сел, точно ребенок, который намеревается разложить у своих ног кубики.

Сходство было настолько явным, что казалось, будто бы средневековый художник заглянул вперед и создал портрет женщины, которой было суждено родиться только через восемь веков!

Держа лист в руках, Пташка был в замешательстве. Кто все эти люди: Адельборг, Мирослав Владович, Клара Чёрна, ее дочь, эта пани Кох? Кем они были в его жизни? Он не знал их дела и знать не хотел. Но другой вопрос не давал ему покоя: в роли кого они выбрали его — Владека Пташку? Он, точно магнит, сумел притянуть к себе их всех. И не просто разных, но соперничавших друг с другом, люто враждовавших.

Пташка поднялся с пола, не выпуская листа из рук, прошелся по комнате. Чувствуя, что никаких сил у него не осталось, повалился на диван. Закрыл глаза. Никогда не было у него такого острого чувства страха. Но самой опасной из этой компании была девушка, чье лицо копировало лицо давно истлевшей воительницы. Появление в его жизни пани Кох не просто настораживало — пугало. Особенно холодок в ее голосе, пробирающий до костей. Леденящий.

Утром Пташка позвонил Зое, а когда она приехала к нему, то рассказал ей все. О всех перипетиях его поисков, касавшихся ордена, о «гостях», этих непрошеных чужаках. Кажется, Зое его рассказ показался фантастическим, особенно сюжет о пани Кох, как две капли воды похожей на средневековую воительницу, которой суждено было покинуть отчий дом и в чужих краях взять новую фамилию — Волкович.

Зоя ушла от него в час дня. А еще через полчаса он решил погулять по старому городу, проветриться…

 

8

Георгий Горовец заглянул в заплаканные глаза Зои Вайдовой. Ему только осталось представить себе несчастного Владека Пташку, который брел в шумной толпе туристов через Старый Град — вверх от Влтавы навстречу смерти.

— Я не поверила ему, — опустив голову, проговорила Зоя, — решила, что опасность, которую пан Пташка почувствовал рядом, он придумал себе.

Капитан Ветлецка отыскала альбом Пташки, все внимательно изучили фотографию амулета.

— Забавная вещица, — разглядывая его, сказала Ветлецка. — Но устраивать из-за амулета такой сыр-бор?

— Пани Вайдова, а где же фото скульптуры — старика и его дочери? — спросил Горовец. — Из скандинавского замка, — уточнил он.

— Он не включил их в этот альбом, — ответила Зоя. — Это фото было его откровением. Неразгаданной загадкой… Он положил снимок в конец альбома.

Между громадой листьев и обложкой хранилось черно-белое фото.

— А девица с мечом и впрямь смахивает на Рыжую, — проговорила Ветлецка. — Как вы считаете, комиссар Горовец?

— Бесспорно, — кивнул он. — Бесспорно… Я в недоумении и замешательстве.

— А кто эта Рыжая? — спросила Зоя.

— Очень плохая девочка, — откликнулся Горовец. — Очень. Полная ваша противоположность. — Он улыбнулся. — Мне так кажется.

— Я серьезно…

— Вам лучше о ней ничего не знать, — кивнула Ветлецка.

Было ясно, что сейчас их мысли заняты меньше всего вопросами Зои Вайдовой.

— Не хотите — не говорите. — Зоя отошла от стола. — Главное, профессор был прав. Он встречался с женщиной, похожей на дочь средневекового аристократа с Волчьей горы.

Горовец покачал головой:

— Но как такое может быть?

— Она вышла из камня, — усмехнулась Зоя. — Воплотилась чудесным образом. Стоит проверить, как вы думаете? Отбросила меч, сняла кольчугу и одела платье.

Горовец поднялся со стула. Под цепким взглядом пани Ветлецки прошелся по кухне. Зоя Вайдова, кажется, разом потеряла ко всему интерес. Рассказ вымотал ее.

Горовец смотрел в окно.

«Что могло быть общего между террористкой Анной Ортман и безобидным профессором Пташкой? — думал он. — До сих пор не было известно, откуда взялась сама Анна Ортман. Какой она национальности и какое гражданство имеет. Сколько носит имен помимо того, которым отмечена в архивах Интерпола. — Горовец про себя усмехнулся. — Воплотилась из камня? Нет, сказки не для него!»

За его спиной Зоя Вайдова шмыгнула носом.

— Мне надо в ванную, — сказала она.

Когда девушка вышла, Горовец покачал головой:

— Моя группа охотилась за Анной Ортман пять лет. Сегодня она совершает взрыв на улицах Лондона, а завтра улыбается официанту в одном из отелей Каира. Поймать ее и представить международному суду — значит выполнить свой долг на всю оставшуюся жизнь. Но вот что я думаю: в данном случае Ортман только исполнитель — инструмент в руках тех людей, что скрываются в тени. Это им помешал Владек Пташка. Он знал немного, но и этого хватило для того, чтобы получить пулю. Мне нужен след — хотя бы одного персонажа этой истории. Мирослав Владович, Клара Чёрна, ее дочь Каролина, господин Адельборг. Ниточка потянется…

— Почему вы променяли погоню за похищенным антиквариатом на поиск террористов, комиссар? Уж больно разница велика…

Горовец понимающе кивнул.

— В Париже, во время взрыва в метро, мой друг потерял жену и дочь. Они просто возвращались домой. И я подумал, что самый дорогой алмаз из самой прекрасной королевской короны не стоит того, чтобы я тратил на его поиски свою жизнь. Лучше я буду искать тех, кто убивает мирных людей, кто отнимает жизнь у их близких. Хочу, чтобы Господь мной гордился. Все просто.

Ветлецка улыбнулась:

— Да, все просто.

Из ванны вернулась Зоя. Она вытерла заплаканные глаза. Припудрила нос, подвела губы.

— Я пойду? — спросила она. — Очень устала…

— Мы пойдем вместе, — сказал Горовец. — Пани Ветлецка, мне бы хотелось взять альбом Пташки с собой, почитать на досуге. И сделайте мне копию фотографии старика и его дочери с Волчьей горы.

— Непременно. — Ветлецка проводила Горовеца и Зою до дверей. — Я буду с нетерпением ждать известий, комиссар.

Горовец кивнул. Он взялся проводить Зою, но разговор у них по дороге не клеился — она слишком много пережила за эти дни.

У ее дома Горовец поцеловал девушке руку.

— Крепитесь, пани Вайдова.

— У вас сильная рука, комиссар, — улыбнулась она.

— Благодарю вас, пани Вайдова, — тоже с улыбкой ответил он. — Я еще свяжусь с вами по телефону. До свидания.

Горовец проводил ее взглядом. Она очень понравилась ему — хрупкая, нежная, умная. И, конечно, очень привлекательная.

 

1

Белый «Линкольн», шлифуя колесами асфальтовое шоссе, поднимался все выше в горы. Драгов остался позади. Пейзаж открывался что надо! Изумрудные вершины, синие низины, полные глубокой тени, разбросанные тут и там селения, белые ленивые облака.

«Все-таки я сумасшедший! — думал Вадим, изредка поглядывая на двух молчаливых охранников в салоне автомобиля. — Вот так взять и сорваться Бог знает куда! И еще неизвестно к кому. Но Марина сгорела бы от зависти, это точно!»

Скоро он увидел наверху, на широком лесистом плато, замок из серого камня, хоть и осовремененный, но сохранивший средневековую стать. «Бойтесь въезжать в ворота замка на горе!» — то и дело касался его слуха шепот, но Вадим был человеком смелым и решительно отгонял этот шепот прочь.

Миновав ворота и проехав по мощеной дорожке, белый «Линкольн» остановился у парадного, и Вадим был благополучно передан на попечение пожилому дворецкому.

— Господина Остберга пока нет, хозяин попросил извиниться за него, — уже в холле сообщил дворецкий. — Он будет к вечеру, часам к шести. Позвольте, я покажу ваши апартаменты.

Вадим оглядел мельком окна замка, и в одном из них увидел лицо темноволосой девушки — едва она встретила его взгляд, как штора дрогнула, и лицо исчезло.

«Пленница замка? — про себя усмехнулся Вадим. — Таинственная принцесса?..»

Они поднимались по мраморной лестнице. Вадим старался не вертеть головой, но полотна в старинных золоченых рамах, скульптуры, стоявшие по дальним и ближним углам, так и притягивали его взгляд.

Вадим был уверен, что ему достанется люкс. Так оно и случилось. По его апартаментам можно было кататься на «харлее», а на террасе играть в футбол.

— В баре любые напитки: коньяки, вина, — сообщил дворецкий. — Минеральная вода в холодильнике. Если вам что-то понадобится срочно, позвоните. Номер дежурного есть в книжке у телефона. Изволите заказать обед, господин Арсеньев?

— Позже, — сказал Вадим.

— Как скажете, — поклонился дворецкий. — Надумаете погулять, у нас есть прекрасное озеро. Там водится роскошный карп — и удочки есть! Располагайтесь, отдыхайте.

«Как в сказке!» — решил Вадим.

Когда дворецкий ушел, он залез в бар — огромную музыкальную шкатулку, доверху набитую дорогим питьем. Аппетита и впрямь не было — его терзала неопределенность. Выпив рюмку коньяка, он отправился на террасу, сел в плетеное кресло и уставился на здешние красоты. Но разве ему никогда не казалось, что однажды нечто подобное с ним обязательно приключится? И вот взмах могучего крыла рядом накрыл его воздушной волной, чей-то цепкий клюв прихватил за шиворот и потащил. Но где он теперь: под долгожданными облаками или над пропастью, вот вопрос?..

Впрочем, одно другое не исключало.

Дело шло к вечеру. Успев принять душ и закусить ветчиной из холодильника, Вадим сидел на террасе в том же плетеном кресле, когда услышал шум приближающейся машины. Поднявшись, он увидел, как за рядами деревьев сверкнул длинный белый автомобиль и тотчас скрылся за поворотом. Арсеньев вскинул руку с часами, и сердце его учащенно забилось. Оказалось без четверти шесть.

Несомненно хозяин пожаловал домой.

Прошло еще полчаса, когда в дверь Вадима постучались и вошел дворецкий.

— Господин Арсеньев, князь просит вас спуститься в гостиную. Вы готовы следовать за мной?

— С нетерпением ждал этой минуты, — ответил он.

Когда Вадим вошел в гостиную, дворецкого за его спиной уже не было. В середине большой залы стоял высокий худощавый мужчина в легком голубом джемпере и светлых брюках. Он оказался копией того человека, которого Вадим видел на плакате в доме циркача, только старше на добрых четверть века. В его по-юношески пышной шевелюре жестко сверкала седина. Видимо, он только что прохаживался и обернулся на звук открывшейся двери…

Они двинулись навстречу друг другу, и Вадим сразу заметил, как цепко хозяин дома смотрит на него. Как остро звучит в его взгляде интерес к гостю.

Хозяин первым протянул гостю руку — на безымянном пальце его сверкнул крупный изумруд:

— Константин Остберг.

Голос его был уверенным, тембр — низким и глубоким.

— Вадим Арсеньев.

— Присядем, — проговорил хозяин, — у нас есть минут пятнадцать для беседы перед ужином. Как-никак, я думаю, мы оба ждали этой минуты. И, наверное, я — с большим нетерпением!

Тон его был настолько убедительным, что Вадим не решился с ним спорить.

— Вы знаете, господин Арсеньев, — когда они сели в кресла друг против друга, проговорил хозяин замка, — я вас представлял себе именно таким. Высоким, физически крепким, с благородным лицом.

Вадим хотел было присвистнуть, но сдержался. Вот уж он не мог подумать, что его внешность как-то интересна господину Остбергу!

Хозяин замка поинтересовался биографией гостя. Но чем тот мог удивить князя? Он не был великим фокусником или потомком древнего аристократического рода, не разъезжал по миру. Единственным своим везением он мог считать небольшую книжку, которая и послужила причиной их знакомства.

Когда Вадим договорил, Остберг кивнул:

— Больше всего я жалею о том, что с опозданием на несколько лет прочитал русский журнал, где была напечатана история Дионисия из Идона. И что наше знакомство было отложено на столь долгое время. — Остберг пожал плечами. — Я просто не знал, в какой именно стране появится такая книга, но в ее появлении я не сомневался!

— Последние две недели со мной все говорят загадками, — не смог сдержаться Вадим. — И вы туда же.

— Это как затишье перед бурей, — заверил его хозяин замка.

— Бурей станут ответы? — спросил гость.

— Возможно. — Остберг зацепил взгляд Вадима и теперь не отпускал его. — Скажите, когда вы решили написать книгу? Что вас подтолкнуло? Мне необходимо это знать. Каков был первый импульс для ее рождения? Впрочем, вы нам расскажете об этом за ужином. Именно — нам. — Остберг поднялся с кресла. — Идемте в столовую, господин Арсеньев. Уверен, вы будете рады новому знакомству!

 

2

В просторной столовой с окнами во всю стену сгущались сумерки. За лесистыми горами садилось пурпурное солнце.

— Познакомьтесь, Вадим Александрович, — отходя в сторону, проговорил Остберг, — это моя дочь Катарина. Надеюсь, вы подружитесь.

За дальним концом длинного стола, спиной к вечернему свету и лицом к мужчинам, сидела девушка — тоненькая и темноволосая.

Вадим подошел ближе и сразу понял: это она следила сегодня за ним из окна замка!

— Добрый вечер, — сказал он.

— Добрый, — ответила девушка. — Мы все с нетерпением ждали вашего приезда, Вадим Александрович. Господь услышал нас, и теперь вы здесь, с нами.

— Вы хорошо говорите по-русски, — все, что нашелся сказать гость.

— Моя мать была русской, — ответила Катарина.

Вадим нахмурился. Как и ее отец, она смотрела на него так, точно они были знакомы.

— А если нам зажечь свечи? — предложил князь.

Он хлопнул в ладоши, слуги внесли ужин, канделябры вспыхнули десятками свечей, и все трое сели за накрытый стол.

Поначалу трапезничали молча. Катарина, когда их взгляды с гостем встречались, едва скрывала смущение. Князь повторил свою просьбу, и Вадим рассказал историю создания книги. Отец и дочь слушали его очень внимательно.

— Не сомневаюсь, у вас было много черновиков, когда вы писали книгу о Дионисии, — проговорил князь. — Скажите, Вадим, а было то, что не вошло в книгу?

— Еще бы! — ответил гость. Сделав глоток белого вина, Вадим промокнул губы салфеткой. — Иногда фантазия уводила меня слишком далеко! Взять к примеру пожар в Константинополе. Я закрывал глаза и видел, как Дионисий, человек, в сущности, кроткий, сражает мечом наемника-венецианца, пытавшегося надругаться над девушкой-гречанкой. Или другая картина: Дионисий у патриаршей школы перед соучениками читает Гомера, и все, затаив дыхание, слушают его. Ему один из педагогов делает замечание за языческого автора, а Дионисий отвечает: не будь Гомера, не было бы и греческого языка!

— И вы по своей воле отказались от таких эпизодов? — не отрывая от гостя пристального взгляда, спросил Остберг.

— Но это — лишь моя фантазия.

— А вы случайно не помните, что читал перед своими сокурсниками Дионисий?

Вадим улыбнулся:

— Интересное слово — «помните». Это были первые строки «Илиады».

Глядя перед собой, Остберг улыбнулся:

— А ведь пятого июля, в году тысяча двести первом от Рождества Христова, на земле Византии, в Константинополе, на ступенях патриаршей школы Дионисий из Идона и впрямь читал Гомера. — Хозяин дома поднял на Вадима глаза. — Это была «Илиада». И он читал ее с самого начала — с самых первых строк!

— Вы шутите? — спросил гость.

— Ничуть. Я никогда не говорил так серьезно, как сейчас.

Вадим допил свое вино. Не зная, как ему быть в этой ситуации, пожал плечами:

— Господин Остберг, вот мы и дошли до главного. Из вашего письма можно было понять, что вы знаете о Дионисии из Идона очень много. Поэтому я здесь. Но сейчас меня смущает другое. Как вы можете называть мои фантазии правдой? Объяснитесь…

— Вы никогда не задумывались о том, — внимательно глядя на гостя, проговорил князь, — что Четвертому крестовому походу, вызвавшему падение Византийской империи, предшествовала цепь невероятных, буквально фантастических случайностей? Как черт из табакерки, появляется фанатичный священник Фульк из Нейи и горячо проповедует новый Крестовый поход. Во главе крестоносцев становится Бонифаций Монферратский, люто ненавидевший православную Византию. Именно Венеция берется дать крестоносцам флот, а ее возглавляет еще один ненавистник Византии — старый дож Энрико Дандоло. У рыцарей выходят накладки со средствами, и Дандоло требует у них за обещанные корабли занять христианский город Зару. А когда Зара взята, именно венецианцы подбивают баронов обратить внимание на Константинополь. Восточной римской империей управляет узурпатор. Законный басилевс ослеплен и унижен, а юный царевич Алексей, его сын, едва избежавший смерти, доставлен в ту же Венецию. Пылая жаждой мщения, Алексей дает свое знаменитое обещание: если крестоносцы и венецианцы восстановят его на Константинопольском троне, он сулит первым двести тысяч марок для похода в Иерусалим, вторым — свободную торговлю на землях Византии, а папе римскому — долгожданное подчинение православной церкви — католической…

— Разве случайность в истории — такая невиданная штука? — ответил Вадим вопросом на вопрос.

— Слишком серьезен результат, Вадим Александрович — падение величайшей христианской империи! Хотел у вас спросить. В книге вы обошли стороной один очень важный персонаж…

Гость взглянул на Остберга.

— Какой же?

— Герцога Вествольфа.

Вадим нахмурился.

— Никогда не слышал о нем.

И тотчас заметил, что Катарина смотрит на него особенно пристально, точно желает во что бы то ни стало прочитать его мысли.

— С его фигурой многое бы встало на свои места. Этот человек всегда стоял тенью за другими людьми и управлял ими. Королями, герцогами, князьями церкви, проповедниками, простыми рыцарями. Все они, сами того не осознавая, так или иначе исполняли его волю. История о нем почти умалчивает. Этот человек возник на исторической арене в конце двенадцатого столетия подобно молнии, чтобы сыграть свою роковую роль. Герцог Вествольф был хорошим слугой своему повелителю.

— Какому?

Остберг улыбнулся:

— Верите ли вы в такое положение вещей или нет, но в мире, Вадим Александрович, есть только два повелителя.

— Вот даже как…

— И никак иначе.

Вадим обернулся к девушке, все это время молча слушавшей отца.

— Княжна, вы тоже так считаете? — беззаботно спросил гость. — Я на счет двух повелителей?

Девушка улыбнулась:

— Назовите третьего, и я подумаю.

Теперь улыбнулся Вадим — да им, отцу и дочери, палец в рот не клади!

— Поверьте, — продолжал Остберг, — герцог Вествольф сыграл в гибели Византии главную роль. Но не потому, что был ревностным католиком! Он поклонялся Дракону и носил его изображение на груди, под камзолом, подальше от глаз христиан. Всю свою жизнь герцог Вествольф охотился за одним человеком, который хорошо вам известен…

— Вы говорите… о Дионисии?

— О нем. Герцог Вествольф знал, что юноша, сам еще того не осознавая, хранит величайшую тайну. Своего рода ключ к жизни и смерти, но не одного человека или поколения, а всего мира. Но верный слуга Дракона не знал, каков этот юноша, ему было ведомо только одно, что мальчик родился в Византии. Он искал его, посылал в столицу шпионов, но охранители Дионисия не отпускали их живыми.

Вадим усмехнулся.

— Да, господин Остберг, напиши вы книгу по-своему, наши критики от науки съели бы вас с потрохами. Не оставили бы даже косточек! Все это напоминает приключенческий роман, детектив.

— Самые интересные романы и детективы происходят именно в реальной жизни, Вадим Александрович. К сожалению, мы не знакомы и с одним их процентом. — Князь пригубил вина. — Вы удивились, откуда мне известно, что в означенный год в Константинополе Дионисий читал на ступенях патриаршей школы «Илиаду» и спорил со священником? А если я отвечу на этот вопрос так: я там был и видел это? Или даже иначе: мы были там, мы это видели и слышали. Вы и я. Что скажете на это, мой уважаемый гость?

Вадим отложил прибор, положил салфетку на стол.

— Вы… смеетесь надо мной?

— Нет, что вы, упаси Бог. Я говорю только то, что знаю наверняка. Я вообще не люблю шутить о серьезных вещах. А именно о тех, что касаются жизни и смерти, добра и зла. Это не в моих правилах.

Девушка смотрела на Вадима испытующе, точно хотела знать: верит он ее отцу или считает его лжецом.

— Пожалуй, я выпью, — пробормотал Вадим, — и чего-нибудь покрепче.

Трапеза заканчивалась, как и начиналась, в полном молчании. Медленно оплавлялись свечи. Тихо звенела посуда. Вадим не мог заставить себя поднять глаз на сотрапезников. Хотелось одного — поскорее покончить с десертом.

— Не понимаю, зачем я здесь, — наконец спросил Вадим. — Объясните же наконец…

— Дождитесь завтрашнего дня, Вадим Александрович, — вставая, проговорил князь. — А сегодня вам лучше отдохнуть. Доброго вечера и не менее доброй ночи.

Катарина поднялась за отцом, точно хотела немедленно переговорить с ним, оставив Вадима наедине с сумерками.

 

3

Вадим шагал к озеру. Синяя вода, прятавшаяся за соснами и укрытая дымкой наступающих сумерек, приближалась.

«Уеду, — неожиданно решил Вадим. — Завтра же и уеду. Эх, вот только глаза Катарины, если бы не они!»

Минут через пять Вадим выходил к озеру. Оно оказалось прекрасным. Вадим отыскал скамейку, приземлился. Здесь, среди тишины, ему не хотелось даже двигаться. Просто зачарованно смотреть на озеро — чистое, в оправе хвойного леса и синих гор. Они выстроились кольцевой грядой далеко за корабельными соснами.

Вадим обернулся на шаги сзади. Катарина обошла скамейку, села рядом.

— У вас, наверное, голова идет кругом от рассказа моего отца? — спросила девушка.

— Вы угадали.

— Я просила его быть сдержаннее и не выливать на вас сразу ушат ледяной воды. Но он не послушал меня. А вас попрошу о другом — не думайте об отъезде.

Он улыбнулся:

— Вы — ясновидящая?

— Думайте, как хотите, но это очень важно для вас и для многих еще людей.

— И для вас тоже? — спросил он.

Она взяла его руку, сжала пальцы.

— Для меня — особенно…

Вечер плыл по поверхности воды, подкатывая к ногам мужчины и девушки, обнимая их.

Катарина тепло улыбнулась:

— Знаете, Вадим, а ведь я давно ждала встречи с вами. Не удивляйтесь. Очень скоро вы все поймете. Скорее, чем думаете. — Она отпустила его руку и поднялась со скамейки. — А теперь я вас оставлю. Отдохните сегодня. Мы встретимся завтра. Ждите меня утром.

И, договорив это, Катарина отправилась к дому.

 

4

Сразу после завтрака, минуя винтовую лестницу, вместе с Катариной они вошли в одну из башен замка — Остберг сам открыл им дверь. Окна круглой залы, сохранявшей в ясный солнечный день легкий сумрак, были из темного стекла. Отсюда взору открывалась вся округа. В середине залы грозно возвышалось кожаное кресло с высокой спинкой и подушкой для головы.

— Прошу вас, Вадим Александрович, — указал на кресло Остберг.

— А оно не электрическое? — подозрительно спросил гость.

Князь улыбнулся:

— Вы хотели узнать, зачем вы здесь. Ответ уже рядом. Просто соберитесь.

Вадим сел в кресло, Катарина обошла его сзади. Руки девушки легли на плечи Вадима, заставили как можно плотнее разместиться, уложить голову на спинку. Затем на глаза Вадима легла шелковая повязка.

— Это поможет отвлечься, — делая на затылке узел, пояснила княжна. — Знаю по себе.

— Вы стоите у порога пещеры, за дверями которой спрятаны великие сокровища, — проговорил Остберг. — Так будьте достойны их.

Вадим почувствовал, что Катарина уступила место отцу — теперь его руки легли на голову гостя.

— Думайте о том, что однажды стало для вас озарением, — продолжал князь. — Не бойтесь, когда ваши конечности будут становиться все менее ощутимыми, когда вы потеряете их и превратитесь в огненный шар. Он поднимется вверх, и там, над вашей головой, остановится. А потом его потянет назад и вниз — это будет самый ответственный момент. Не испугайтесь, наоборот — примите как чудо. Отдайтесь целиком вашему чувству, не пытайтесь вернуться, но бегите прочь отсюда, летите со скоростью самой быстрой кометы!

Вадим слушал князя — голос его, вкрадчивый и требовательный, обволакивал гостя. В этом голосе, мага и волшебника, было столько необъяснимой воли! Голос маэстро заставлял забыть о времени, о кресле в центре круглой залы. О замке и озере, лесах и горных вершинах. Даже о Катарине! А потом к телу Вадима стала подкрадывается пустота. Твердая почва уходила из-под ног, он становился невесомым. И вот уже он поднимался вверх, не ощущая рук и ног. Вадим понимал, что превращается в шар — подвижный, светлый, искрящийся. Теперь голос князя был слышен точно из-за плотной занавеси, из густого тумана. Этот голос вытягивался в тугую струну — веревку поводыря, ведущего Вадима в неизвестный ему мир. Превратившись в золотой шар, Вадим плавал над полом башни, не касаясь предметов. Но ему стало непреодолимо страшно, когда эти предметы поплыли, и вокруг стала обступать темнота. Он попытался остановиться, зацепиться, но тут же услышал глухое предостережение: «Даже не думайте об этом — просто доверьтесь мне!». Он решился — и вот уже, как и сказал князь, его тянуло назад и вниз. Он казался себе тем беднягой, что повис на краю пропасти и кому осталось бороться считанные мгновения. А потом Вадим разжал пальцы и полетел в бездну. Это был полет в кромешной темноте, от него перехватило дух, но полет недолгий. Уже скоро он выпорхнул в яркий свет, точно шаровая молния из темного облака, и стремительно понесся вниз. Вадим летел над искрящимся солнечным морем, как ему казалось — поджимая ноги, боясь зацепиться, нырнуть в воду, а впереди уже стремительно приближалась крепостная стена, выжженные солнцем гигантские камни, о которые, еще мгновение, он должен был разбиться в лепешку. Или, превратившись в тысячи искр, рассыпаться и сгинуть навсегда. Но вместо того, с готовым разорваться сердцем, он пронзил эту стену, как игла — отрез полотна. Он попадал то в ярко освещенные пространства, то в тьму кромешную. И только в сумраке непривычно длинного коридора стал тормозить…

Впереди, перед Вадимом, по тесно уложенным коврам быстро шел темноволосый воин в доспехах и пурпурном плаще. В правой руке он держал шлем, левой придерживал меч. Двое стражников поспешно открыли перед ним двери. Воин прошагал через длинную залу — к другим дверям, невероятно высоким, поистине царским. И там стояли двое солдат, вооруженные мечами и пиками.

Вадим приблизился к незнакомцу — к его плечам, покрытым сталью. Еще мгновение, и он коснулся бы его темени, но двери перед ним открылись — и он вошел в просторную круглую залу, где все было залито солнцем.

У гигантского стола стоял высокий, одетый в расшитую золотом далматику, старик. И тотчас Вадим узнал его — это был Константин Борей, первый из византийских политиков и вельмож. При нынешнем императоре, узурпировавшем власть, Борей удалился от двора, переехав в свою средиземноморскую крепость Вару.

Наконец, это был его, Вадима Арсеньева, наставник и друг. И вот от этой мысли с Вадимом Александровичем, учителем из русского города Дымова, едва не сделалось худо. Но упасть в обморок на роскошный ковер он не успел. Все произошло как во сне. Реальность становится зыбкой, подобие колкого озноба охватывает тело. Видения, которым трудно дать объяснения, и тем более — противостоять, теснясь, уже настойчиво обступают тебя.

А потом ты улетаешь — прочь отсюда!

 

5

— Здравствуй, мой мальчик, — статный седовласый мужчина, лицо которого украшала серебристая борода, кивнул гостю. — Я ждал тебя с нетерпением. — Движением руки он пригласил гостя подойти.

— Моя галера только что вошла в бухту, — поспешил сказать Александр. — И вот я у вас, учитель!

Им принесли вина и фруктов.

— Я привез неутешительные вести, мой господин, — когда слуги, наполнив хозяевам кубки, вышли, сказал воин. — Рыцари отовсюду съезжаются в Венецию. Тысячами. С ними повозки со скарбом, оруженосцы, сержанты, прачки. Чтобы они с их табунами и железом не потопили дворец дожа, рыцарей переправляют на остров Святого Николая. Там войско должно погрузиться на корабли. Предположительный курс паломников — Египет.

— Сколько же требует Энрико Дандоло за свои галеры?

— Восемьдесят пять тысяч марок.

Константин изумленно поднял брови:

— Боже праведный! Варвары всякий раз идут в Крестовые походы нищими, надеясь только на свои мечи. Откуда они возьмут деньги, чтобы расплатиться с Венецией?.. А теперь говори: ты видел его?

— Дважды. Его ни с кем не спутаешь! Он широк в кости, широкоскул, как викинг. Огненно-рыжий. Волосы забраны назад и туго схвачены на затылке золотым шнурком. Носит черный доспех. Первый раз я видел его у Дворца дожей, в свите Энрико Дандоло. Второй раз, когда он плыл по каналу со своей одноглазой ведьмой. Она не проста, учитель. Ей ведомо многое. Едва почувствовав меня рядом, она привстала и закрутила головой, а потом увидела и закричала: «Он! Он! Он!». Но я уже скрылся в толпе. Забыл упомянуть главное: герцог Вествольф привез в Венецию нашего царевича Алексея.

Константин Борей грозно сжал кулаки:

— Вот оно — яблоко раздора! Царевич Алексей, несчастный и глупый мальчишка, игрушка в руках франков и венецианцев! — Он обхватил пальцами шею. — Идем на свежий воздух, мне здесь душно…

Они вышли на крепостную стену и сразу попали на солнце — оно ослепило их. Александр прикрыл рукой глаза. От раскаленного камня, который был повсюду, шел жар, как от стен разогретой печи.

— Страх за великий град всякий раз охватывает меня, когда западные псы собирают войско — идти воевать сарацин, — проговорил Константин Борей. — Они смотрят на Иерусалим, но руки их тянутся к Византии! Сколько раз беда обходила нас стороной, минет ли теперь?

Щурясь от солнца, вельможа остановился у бойницы. Широкие, пронзительно-синие тени от зубцов ложились у их ног. За крепостной стеной было море, тихо шумел прибой.

Александр знал: его родина утонула в междоусобицах, стала слабой. Но об этом знала и Европа, всякий раз ощетинившись копьями, выходя в поход — к Святой земле.

Константин Борей двинулся дальше, вдоль бойниц. Впереди высилась грозная четырехугольная башня. Подняв голову, Александр ясно различил крохотную фигуру солдата в доспехах, вооруженного пикой. Рыжая от палящего солнца, башня становилась ближе.

— Слушай, мой мальчик, слушай внимательно, — заговорил вельможа. — В Константинополе живет некий юноша. Его зовут Дионисий, родом он из Идона. Тот самый, что читал «Илиаду» на ступенях патриаршей школы. — Борей требовательно посмотрел на молодого воина. — Помнишь?

Александр оживленно кивнул. Как тут забудешь! Бледное лицо, пылающие глаза. Жар, с которым мальчишка читал «Илиаду», тронул бы и камень! Проникновенный голос!..

— Так вот, — продолжал Константин Борей, — ты отправишься в Константинополь и будешь охранять его как зеницу ока. Более того, ты возьмешь себе в помощь самых надежных и опытных воинов.

— Чем же этот Дионисий заслужил такую честь? — Александр снисходительно улыбнулся. — Патрицию охранять простолюдина?

— Его жизнь бесценна, — со всей серьезностью проговорил царедворец. — Рождения этого юноши дожидался не только я, но и наши враги. Дионисия хотят выкрасть и увезти из Византии туда, откуда ему уже не будет возврата. Пятнадцать лет назад, когда ты был еще отроком, Византию наводнили западные рыцари. С их помощью император Исаак Ангел, ныне ослепленный, решал свою политику. Тогда в Константинополе впервые и появился герцог Вествольф со своей ведьмой. Они рыскали в поисках ребенка — малыша Дионисия. Косая ведьма уже тогда почуяла, что он появился на свет. Но потом рыцарям Конрада Монферратского пришлось убраться из столицы — убрались и эти двое. Но они вернутся, я знаю это, обязательно вернутся за ним!

Константин Борей подошел к бойнице. Его примеру последовал и Александр — оперся о горячий камень крепостной стены. Его золоченые браслеты воина и перстни сейчас ярко сверкали на солнце.

— Поэтому ты, доблестный патриций, будешь охранять Дионисия как самое драгоценное сокровище в мире, — договорил Константин Борей. — Ты понял меня?

— Я сделаю все, как вы говорите, учитель, — ответил Александр.

Он заглянул вниз — там открывалась морская бухта. Ладьи и галеры с опущенными парусами стояли в порту. А дальше расстилалась земля: зеленые оливковые рощи и сады. Невероятный покой был вокруг. Тот покой, что приходит перед бурей, перед грозой…

— А теперь идем, я угощу тебя на славу перед дорогой, — сказал вельможа. — Ты отправишься уже сегодня, чтобы через сутки стать щитом Дионисия.

 

6

— Чему ты улыбаешься, мой мальчик? — в разгар трапезы спросил Константин Борей. Он хитро прищурил глаза. — Впрочем, я догадаюсь и сам… Но кто же она была — венецианка? Римлянка? Или аквитанка? Ты странствовал долго!..

«Она византийка, учитель, прекрасная византийка! — опустив глаза, горячо сказал про себя Александр. — И скоро я увижу ее!..»

Как рад он был возвращению в Константинополь! Все это время он вспоминал зеленые глаза Фламинии, ее губы, прекрасное тело. Эта женщина была гетерой, но, уезжая, он щедро одарил ее вперед, и она обещала ждать его! Ждать и любить только его!..

Дверь в залу открылась, и вбежала кареглазая девочка лет десяти, с длинными, распущенными по плечам темными волосами. В расшитой пурпуром и золотыми нитями столе до пят, с рукавами такими длинными, что они почти закрывали ее пальцы, девочка казалась трогательной и особенно беззащитной.

— Дядя Александр! — громко, захлебнувшись от восторга, закричала она.

Пробежав залу, с разбегу прыгнула и оказалась в его объятиях — гость едва успел встать из-за стола.

— О, нежнейший из цветков! — Александр поцеловал девочку в обе щеки, сел, усадил ее на колени. — Моя юная зорька…

— Почему первым делом вы пожаловали не ко мне, мой господин? — требовательно спросила девочка.

Александр, в плену крепко обвивших его рук, вздохнул:

— Моя вина, Таис!

— И как вы ее собираетесь искупать, эту вашу вину?

— Думаю, подарком, — ответил он. — Как на счет золотой диадемы, творения рук итальянских мастеров? Прекрасная Артемида могла бы позавидовать такому подарку!

— Посмотрим.

Константин Борей не мог сдержать улыбки, глядя на них. Александр полез в кожаную сумку у пояса, достал обещанный сюрприз.

— Какая прелесть! — воскликнула девочка, выхватила диадему из рук Александра, чмокнула его в щеку и подбежала к медному зеркалу.

— Она ждала тебя еще сильнее меня! — тихо проговорил Константин Борей. — Только о тебе и говорила!

— Таис — прелесть, — улыбнулся Александр. — Венец божественного творения, воистину так!

— Она вырастит красавицей, как ее мать, — откликнулся вельможа.

Пока девочка примеряла диадему, расплескивая столу, поворачивалась перед зеркалом, гримасничала, оба мужчины не могли отвести от нее глаз. Александр со всей нежностью любил и жалел эту девочку: мать Таис умерла во время родов, отец, полководец, погиб, воюя с турками в Анатолии. Константин Борей, родной дядя, заменил ей обоих.

— Моя госпожа, — обратился к девочке Александр, — пойдете меня провожать?

От неожиданности она обернулась:

— Так скоро? — Девочка погрустнела. — А вы обещали, что расскажете о злых немцах и хитрых венецианцах. И о том, как эти венецианцы помещаются на своих островах и плавают друг к другу на лодках…

— Александру необходимо сегодня же отбыть в Константинополь, моя девочка. Но он обязательно приедет к нам в самое скорое время.

— Дайте слово, мой господин, — попросила Таис.

— Слово патриция, — твердо сказал Александр. — И вашего искреннего друга.

— Тогда ладно. — Девочка вздохнула совсем по-взрослому. — Но, помните: вы разбиваете мое сердце!

Попутчики Александра, уже на лошадях, дожидались своего предводителя за крепостной стеной. Среди них выделялся мощью друг и телохранитель молодого патриция — воин Аристарх по прозвищу Медведь.

Александр готов был забраться в седло, когда Константин Борей перехватил его руку и увлек в сторону.

— Ты всегда верил мне, как родному отцу, — негромко проговорил царедворец. — Так вот, внимай моим словам так, как если бы я поверял тебе первую из всех существующих тайн на земле. Дионисий открыл мне свои видения, в которых он всякий раз был одним и тем же мальчишкой, но не самим собой — другим. Сидя на холме, в неведомой ему земле, тот мальчишка видел на бескрайнем поле Сражение. Он знал, что перед ним — Великая битва. Два войска дрались друг с другом. Каждый раз эта битва представала ему обрывками. И он собирал всю картину по крупицам. Понимаешь, взмахи мечей, полет стрел. Все это проносилось одним вихрем. Последнее видение Дионисия было особенным. Когда вихрь битвы улегся, поле оказалось пустым. Но что-то сверкало на нем…

— Что же это было, учитель? — спросил Александр, сердце которого сейчас билось особенно часто.

— Дионисий сказал, что это было оружие — Меч. И еще он сказал: тот мальчишка, свидетель Великой битвы, не был его фантазией. Он существовал на самом деле. А значит, существовало и Оружие…

— Так это за ним охотится герцог Вествольф?

— Уверен в этом! Еще Дионисий сказал мне, что его видение повторится, как повторялось и раньше. Тогда все лоскуты его сна представят полную картину — ясную и точную. Этого и дожидаются наши враги! Этот Меч — не кусок металла. Он может столетия ждать своего хозяина! С помощью Оружия наши враги хотят победить в Великой битве. Однажды она будет — обязательно будет! И может стать Последней битвой. От наших заклятых врагов ты и должен уберечь Дионисия, а если понадобиться — отдать за него свою жизнь. Теперь ты знаешь все, Александр Палеолог. А потому садись на коня и отправляйся в Константинополь!

Уже через минуту Александр скомандовал товарищам: «В путь!».

Всадники спускались по дороге от грозной крепости Вары, а он, Вадим Александрович Арсеньев, стоял рядом с Константином Бореем и зачарованно смотрел им вслед…

Вернее, он был уже горячим золотым шаром, что повис в воздухе и готов был рвануть вперед и ввысь.

 

1

Лифт, все стены которого были зеркальными, плыл вверх. Он вез трех пассажиров: двух огромных мужчин — негра и белого, в черных костюмах с иголочки и темных очках, и высокую темноволосую даму лет двадцати восьми. Казалось, все трое не замечали друг друга.

Женщина, одетая в строгое черное платье, четко облегающее ее сильную фигуру, в изящной широкополой шляпе с алой лентой, держала в обеих руках сумочку из крокодиловой кожи. Все пальцы дамы были унизаны золотыми перстнями. Она улыбалась, разглядывая свое отражение в зеркале: высокий лоб, тонкие брови, хитро прищуренные карие глаза, подведенный рот. И особенно — родинку слева над верхней губой, яркую и чувственную, точно это была и не родинка вовсе, а мушка, какими часто украшали свои лица избалованные высокородные дамы прошлых веков. Улыбалась она самой себе — заговорщицки. Точно хотела преподнести кому-то долгожданный, возможно — бесценный, сюрприз.

Тихо промурлыкал звонок. Женщина подняла голову. На черном поле красным высветился номер этажа — «208». Дверь лифта открылась. Негр, стоявший по левую руку от дамы, молчком указал ей на выход.

Не отпуская с губ загадочной улыбки, дама изящно перешагнула порог лифта. По обе стороны его стояли еще двое молчунов — также черный и белый. В таких же черных костюмах и темных очках.

Кажется, они дожидались именно пассажирку с родинкой, потому что двинулись вместе с ней по широкому коридору, задавая направление.

Коридор закончился, все трое повернули направо. В самом конце нового коридора вырастали высокие двустворчатые двери.

Процессия направлялась именно туда…

Остановившись у дверей, белый охранник аккуратно открыл двери, скупо улыбнулся:

— Сюда, мэм.

Гордо подняв голову, дама в шляпе вплыла в просторную секретарскую. В правом углу, за столом, притаилась, с осанкой юной балерины, старуха с непроницаемым лицом. В строгом костюме и очках, похожая на капрала, для которого муштра — великое удовольствие, она спросила:

— Ваше имя?

— Каролайн Блэк.

Секретарша уткнулась в список. На третьем листке ее внимание стало особенно пристальным. Она подняла голову, оглядела даму с ног до головы.

— У вас десять минут, миссис Блэк, — отчеканила она.

— Мисс Блэк, — поправила ее посетительница.

— Прошу прощения. — Ударение было уничтожающим. — Мисс Блэк.

Дама поклонилась. Она подошла к дверям, чувствуя, как бешено колотится ее сердце, и толкнула их вперед. Она ощутила, что летит, словно сорвавшись со скалы…

Взору роскошной молодой дамы открылся кабинет — просторный, светлый и холодный.

Стеклянная стена открывала половину Нового Света — небоскребы и океан. За дальним концом длинного зеркального стола, охваченного с каждой стороны шеренгой стульев, сидел светловолосый юноша — худощавый и бледный. Но его серые глаза выдавали уже взрослого, рассудительного и точного во всем человека.

— Здравствуйте, мистер Даймон, — произнесла дама.

С любопытством оглядывая гостью, он кивнул.

— Ваша секретарша — чудо, — сказала посетительница.

— Она служила еще моему отцу. — Он не сводил глаз с дамы. — Вам известно, что вы должны быть кратки, мисс Блэк?

Дама улыбнулась:

— Да, мистер Даймон.

Юноша встал из-за стола, обошел его. Он был одет просто, как часто одеваются очень богатые люди. Надо ни от кого не зависеть, чтобы носить в таком кабинете легкий светлый джемпер, свободные брюки.

Юноша указал рукой на ряд стульев:

— Прошу вас.

Он следил, как очаровательная женщина с родинкой над верхней губой отодвигает стул, не выпуская из рук сумочки, садится. Сам он присел на угол своего стола. Гостья пытливо разглядывала юношу и, кажется, не скрывала этого.

— Я вас слушаю, мисс Блэк.

— Вы должны узнать свое прошлое, мистер Даймон.

— Мое прошлое? — Юноша нахмурился. — Семейные тайны? — На его бледном лице, на тонких губах, появилась едкая улыбка. — Постойте, догадаюсь. Я — подкидыш? И мой отец, несчастный больной старик, миллиардер, на самом деле нашел меня на маленьком плоту, который плыл по Гудзону?.. Нет?

Женщина улыбнулась:

— У вас есть чувство юмора, это прекрасно. Нет, мистер Даймон-старший — ваш родной отец. Хотя, кто наши земные родители, это далеко не самое главное…

Дама открыла сумочку из крокодиловой кожи, запустила туда правую руку и вытащила увесистый плоский предмет, завернутый в бархатную тряпицу. Гостья аккуратно разложила материал и положила освобожденный предмет — потертый золотой кругляк — на стол.

— Думаю, я не могла ошибиться, — подняв на юношу глаза, тихо проговорила она, — и вам эта безделушка должна понравиться.

— Что это? — спросил он, сползая со стола и подходя к ней.

— Посмотрите внимательнее.

Он остановился в двух шагах от женщины.

— Не бойтесь, мистер Даймон, возьмите его. Подержите в руках, ощутите его тяжесть — и все те века, которые существовал этот амулет.

Юноша протянул руку, и на его ладонь легла шестиконечная звезда. В середине ее, удачно вписавшись в круг, изогнулся, хищно ощерив пасть, дракон.

Казалось, юноша не верил своим глазам. Что до гостьи, то она просто-напросто впилась в молодого человека острым и хищным взглядом.

— Я не могла ошибиться, — повторила она. — Я должна была прийти по адресу.

— Кто вы? — подняв на нее глаза, спросил юноша.

— Та, которую вы ждали, — откликнулась дама.

— Не понимаю…

— Очень скоро вы все поймете, мистер Даймон. Обещаю… Ведь вы хотите этого?.. Да?

— Хочу, — кивнул юноша.

— Тогда попросите ваших охранников, и особенно — старуху, не мешать нам, — потребовала она. — Мне нужно не больше часа вашего бесценного времени — всего-то-навсего от целой жизни!

Юноша с жадностью взглянул на золотую звезду и дракона. Отказаться? — и расстаться с ним?! — нет!..

— Решайте же…

Не выпуская из рук амулет, юноша обошел стол, нажал на кнопку селекторной связи:

— Говорит Дерик Даймон. Мисс Блэк задержится в моем кабинете на неопределенное время. Пока она здесь, ни с кем не соединяйте меня и перенесите все встречи. — Юноша дал отбой связи, вытащил из стола пульт, ткнул им в пустую стену. Та разъехалась в стороны, и перед ними открылась другая зала — с картинами и коврами, камином, мягкой мебелью. — Итак, мисс Блэк, — юноша указал кивком головы на комнату отдыха, — прошу вас следовать за мной.

На пороге двух зал он остановился:

— Это… не опасно?

— Это — волшебно.

— Тогда не будем терять время, — кивнул юноша. — Что я должен делать?

— Садитесь в это кресло, — указывая на первое ей приглянувшееся, проговорила дама.

Юноша выполнил указание.

— А вы?

— Нет-нет, — уже за его спиной проговорила гостья. — Мое место тут.

Юноша обхватил рукой горло:

— Я не люблю быть беззащитным.

— Вы… боитесь меня?

— Я не знаю вас, — сухо ответил он.

— Вы никого и никогда не должны бояться, — убедительно проговорила она. — Потому что никогда и никого не боялись раньше…

— Я не понимаю…

— Скажите, мистер Даймон, вы хоть однажды представляли себя участником битв? — вместо объяснений спросила она. — Чувствовали в своих руках меч или копье?

— Много раз, — честно признавшись, ответил он.

— Тогда закройте глаза и думайте о том, о чем фантазировали с детства.

Юноша смирился. Вначале одна рука женщины, а затем и другая легли на его голову.

— Внимайте моему голосу, — продолжала она. — В нем, как в яичной скорлупе, — новая жизнь, для вас сейчас — весь мир…

Он последовал ее совету и тотчас почувствовал, как необыкновенное тепло стало разливаться от темени по всему телу.

— Я вам завидую, мистер Даймон, — уже через туман услышал он. — Испытать это в первый раз — великое счастье. И я с радостью подарю его вам…

 

2

…Они приближались к замку. Пейзажи Северной Италии с оливковыми рощами и кипарисами так радовали взгляд северянина! Да, они ехали по землям Ломбардии, он точно знал это! И как прочно он врос в седло боевого коня! Сколько силы и мощи вошло в его тело — как если бы хрупкий олененок в мгновение ока превратился во льва!.. Предводителем высокородных господ-рыцарей он приехал в замок маркграфа Бонифация Монферратского. Но раздвоенность продолжалась недолго. Еще мгновение, и в нем, суровом воине, не осталось места для юного мистера Даймона…

Когда их отряд подъехал к замку, то они увидели, как с другой стороны сюда подходит войско. Сразу было видно, что это победители возвращаются с поля битвы. Гусеницей растянулся обоз. Были видны и сотни пленных, которых тащили на веревках, связанных друг с другом.

Предводителем рыцарского войска был сам маркграф. Плащи, панцири и кольчуги вояк были забрызганы кровью врага.

— Герцог Вествольф, — представился гость хозяину здешних земель. — Я прибыл к вам по личному распоряжению римского понтифика — Иннокентия Третьего. Мы будем приняты доблестным маркграфом Бонифацием?

— Еще бы! — отозвался тот. — И не просто будете приняты, но накормлены и напоены вволю! У меня нынче праздник. Я только что разбил армию пьемонтцев, этой черни, что опять пошла против своего сеньора! Дорого мне заплатят горожане, банкиры и купцы, за свое самовольство! До гола раздену негодяев! Прошу вас, герцог, в мой замок!

Для убитых сбивались гробы. Раненых отправили в лазарет. А здоровые, кого не коснулся всерьез клинок противника, смыв грязь и кровь в купальнях, сели за трапезный стол. Головорезов маркграфа дожидались жареные кабаны и олени, каплуны и рябчики, форель и сыры. И много доброго вина — итальянского и французского, бургундского и рейнского.

— От цели моего визита пусть косвенно, но зависят судьбы народов, — в начале пира сказал маркграфу его гость. — Граф Тибо Шампанский, три недели назад взявший крест для похода в Святую землю, умер. В Суассоне бароны, решившие пойти на сарацинов, просили вас занять место графа. Папа одобрил решение баронов и присоединился к их просьбе. Бароны готовы вручить своему вождю не только крест, но и половину той суммы, которую оставил граф Шампанский на великое предприятие.

Маркграф, в ногах которого путалась пара охотничьих псов, откинулся на высокую спинку кресла. Вытер полотенцем жирный рот, бороду и усы.

— И какова же эта сумма?

— Пятьдесят тысяч марок серебром. Новый вождь получит их сразу после того, как епископ Суассона вручит ему крест.

Герцог Вествольф заметил, как потеплели глаза владетеля ломбардских земель. Быть предводителем такой компании — огромная честь для любого сеньора. И весьма приятная, если существует залог — крупная сумма денег. Но эта честь и выгода только начало. Удачно вложить деньги в поход означает получить великие выгоды на завоеванных территориях!

— Ученики почтенного мэтра Фулька из Нейи уже прошли по моим землям, пытаясь вдохновить моих рыцарей на этот поход, — заметил Бонифаций.

Вествольф улыбнулся:

— Души и сердца мэтра Фулька хватило, чтобы вдохновить всю христианскую Европу, благородный маркграф!

Герцог Вествольф умолчал, что это он полтора года назад навестил «почтенного мэтра Фулька». Он привез ему грамоту от папы римского, просившего мэтра проповедовать поход, и назвал приходского священника «новым Бернаром Клервосским». Долго упрашивать мэтра Фулька, старого чудака, не пришлось — в его устах одна пламенная речь уже рождалась вслед за другой! Он разбередил души всем: королям и знатным баронам, бедным рыцарям и простолюдинам. А где не успел он — постарались его ученики.

После обильного пира захмелевший Бонифаций Монферратский пригласил гостя в оружейную залу. За ними последовали слуги с факелами.

— Когда вы хотите получить ответ, герцог? — обводя глазами щиты и алебарды, мечи и копья, спросил Бонифаций.

— Сегодня же, — ответил его гость. — Бароны ждут!

Бонифаций подошел к одной из темных ниш — ее занимал двуручный меч. Обращенное лезвием вниз, оружие было подвешено за широкую крестовину рукояти на двух железных кранах.

— Знаете, чей это меч, герцог? — спросил хозяин замка. — Конрада — моего старшего брата!

Бонифаций Монферратский зацепил сильной рукой длинное жало, снял оружие, перехватил за рукоять.

Гость кивнул:

— Я бился с ним бок о бок, маркграф, когда византийский император Алексей, нынче ослепленный своими братом и посаженный в темницу, просил нас о помощи.

— Проклятые греки! — лицо Бонифация, освещенное языками факельного пламени, исказил гнев. — Мой брат с оружием в руках отстаивал трон императора, а тот в решающий день забыл о нем. Решил откупиться дочерью! Но маркграфу Конраду Монферратскому нужен был византийский трон, а не юбка, пусть даже из дома Ангелов! Его надули и выставили за ворота Константинополя! Да что я вам рассказываю — вы сами были там…

— Конрад получил корону Иерусалима, — заметил гость. — Хотя скромные богатства Иерусалима трудно сравнить с сокровищами Константинополя!

— Это верно, — откликнулся Бонифаций. — С каким бы удовольствием я отомстил грекам за все беды, которые они причинили моему брату! С какой бы радостью ворвался я в столицу мира и поставил бы ее на колени! А может быть, и сделал бы ее своей вотчиной!

Герцог Вествольф не мог оторвать взгляда от пылавшего лица маркграфа. Сколько страстей сейчас обуревало Бонифация Монферратского: непомерная алчность, великий гнев, жажда мести! И тем радостнее стучало сердце герцога Вествольфа. И вновь он думал: не найти лучшего вождя для крестоносцев!

— Все может случиться под этими небесами, маркграф, — сказал герцог. — Надо только пожелать!

— Я возьму крест, — грозно сказал Бонифаций Монферратский, сжимая рукоять двуручного рыцарского меча. — Я поведу рыцарей к Гробу Господню!

— Другого ответа я и не ожидал от благородного маркграфа Монферратского! — кивнул гость.

Маркграф переживал великие мгновения в своей жизни. И герцог Вествольф сделал два шага в сторону — к медному зеркалу, «византийской игрушке».

Он заглянул в отражение.

Там стоял высокий, широкоплечий мужчина. Широкоскулое лицо, горевшие страстью глаза. Огненно-рыжие волосы рассыпались сальными прядями по его плечам. Охотничий кинжал в ножнах у правого бедра. На груди, поверх камзола из грубой кожи, толстая золотая цепь. Герцог, чье отражение в свете факелов было зыбким, улыбался ему.

Улыбался, глядя на Дерика Даймона из мутного потока времени…

 

3

…Дерик долго смотрел в пустоту — в пространство уютного кабинета, где было все, чтобы отдохнуть от работы, укрыться от суеты. Спрятаться от назойливого и подчас враждебного мира.

— Как вас звали? — первое, точно через пелену, что услышал он.

— Мое имя… — рассеянно проговорил юноша, точно пытался вспомнить его.

— Да, ваше имя, мистер Даймон, — горячо потребовал уже знакомый женский голос. — Говорите, ну же!

— Герцог… Герцог Вествольф, — глухо закончил он.

— Да, — с невероятным облегчением выдохнула женщина. — Я не могла ждать дольше, мистер Даймон. А ждала я долго, с того самого момента, как впервые прочитала в газетах ваше имя.

Дерик поднял голову. Гостья в упор смотрела на него. Но теперь смотрела иначе — так, точно они были единым целым. Она, странная и очень красивая женщина с родинкой над верхней губой, и он — юный наследник несметного богатства. И объединяла их великая тайна. А ведь они едва познакомились друг с другом!

Мисс Блэк осторожно взяла юношу за плечи:

— Хочу надеяться только на одно, что вы уже стали взрослым… — Она выждала паузу. — Взрослым для того, чтобы взять в руки принадлежащую вам власть.

Дерик разжал руку, на его ладони по-прежнему лежала шестиконечная золотая звезда с драконом в центре круга. Не глядя на гостью, он вновь взял пульт и направил его на пустую стену уже этого кабинета. Как и первая, она стала разъезжаться в стороны… И только когда две половины стены открыли еще одну комнату, небольшую, юноша взглянул на мисс Блэк. Она, точно зачарованная, смотрела на представшее перед ней великолепное зрелище и не могла оторвать от него глаз…

Новая комната представляла собой целый музей — роскошный музей средневекового вооружения. Все размещалось основательно и надежно, под стеклом, с подсветкой для каждого экспоната: меча, кирасы или секиры. Но внимание гостьи почти сразу остановилось на одном-единственном экспонате — в середине главной стены.

Это был двуручный меч в два локтя длиной. Приблизившись, мисс Блэк осторожно протянула руку и коснулась стекла.

— Вы нашли его?! — прошептала она. — Своего «Дракона»…

— Это было нелегко, — вставая с кресла, отозвался Дерик.

Тихий звук, и стекло стало подниматься вверх, оставляя сокровище открытым, доступным. Гостья дотронулась пальцами до рукояти и ощутила легкий холодок старого, побитого временем металла. Там, в середине крестовины, гнездилась полустертая от времени шестиконечная звезда. В ее центре, в замкнутом круге, изогнулось, точно перед броском, диковинное и грозное животное.

— Как часто вы видели в грезах этот меч, брали его в руки? — спросила мисс Блэк. — Как часто беспощадно рассекали им своих врагов?

— С тех самых пор, как только помню себя, — признался он.

— Когда-то, странствуя по Востоку, этот меч заказал у сирийского кузнеца один европейский герцог. Вы уже знаете его имя. Тогда же рыцарь Вествольф, потомок древнего германского рода, назвал свой меч «Драконом». Он присвоил ему имя того, в кого верил и кому поклонялся. — Гостья кивнула. — В ваших руках он был молнией — мне ли этого не знать! Так вот, Дерик Даймон, зачем я пришла сюда: вы нужны — нам.

Он не сводил с нее глаз:

— Кому — нам?

— Тем, кого вы сами однажды призвали служить себе. Мы не могли больше ждать. Откровение уже коснулось вас — я всего лишь укажу верную дорогу.

— Но какое откровение коснулось вас, мисс Блэк? — осторожно спросил юноша.

Гостья усмехнулась:

— Когда впервые кто-то, почти осязаемый, ночью, в темноте, прошептал мне: «Найди Дерика Даймона. Он тот, кто моим именем завоюет мир…» Разве этого недостаточно?

Юноша не нашелся, что ответить.

— Именно тогда, на следующий же день, — продолжала она, — я развернула утреннюю газету и в светской хронике прочитала, что миллиардер Ричард Даймон отправляется в кругосветное путешествие. И с ним его сын и единственный наследник империи Дерик. Это произошло восемь лет назад, мне тогда едва исполнилось двадцать. А теперь мы вместе должны отыскать то Оружие, с помощью которого можно покорить оба царства — земное, и то, другое, скрытое от глаз простых смертных. Ради власти в котором и происходят все битвы — зримые и невидимые. Мне точно известно, кто владеет этой тайной.

Они вернулись в комнату отдыха.

— Я устала, — вздохнула мисс Блэк. — Это нелегко — водить неподготовленного человека по коридорам времени. — Она неторопливо надела шляпу, взяла свою сумочку из крокодиловой кожи. — Да и вам стоит передохнуть — столько обрушилось на вашу голову! — Гостья зацепила взглядом глаза юноши. — Я приду по первому вашему звонку, мистер Даймон.

— Завтра, — поспешно откликнулся Дерик. — Я позвоню вам завтра.

— Буду ждать с нетерпением. — Мисс Блэк улыбнулась. — Думаю, ваша секретарша меня уже ненавидит!

 

1

— Великая битва…

В устах Вадима эти два слова прозвучали так тихо, что едва ли он сам расслышал их. Он даже не знал, кому принадлежит голос. И где были произнесены эти слова — там, у ворот византийской крепости Вара, или уже здесь, в доме князя Остберга.

— Я никогда не рассказывал ему о Великой битве, — князь взглянул на дочь. — Не рассказывал здесь — в нашем времени…

— Что со мной было? — спросил Вадим.

— Вы были самим собой, Вадим Александрович, — как ни в чем не бывало ответил князь. — Восемьсот лет назад вас звали Александром Палеологом.

Восторг, граничивший с помешательством, мешал Вадиму дышать. Мир перевернулся за несколько мгновений, и теперь все его самые безрассудные фантазии обретали реальные черты.

— А как на счет боли? — спросил он. — Испытывать боль в прошлом — серьезное испытание?

— Если в прошлой жизни вас заденет клинок противника, вы испытаете самую настоящую боль. Но не большую, чем во сне. Испытывать боль в прошлом неприятно, но вовсе не опасно. Вы — два разных человека. Тело смертно — не душа. И если стрела пронзит ваше сердце, вы проснетесь, как просыпаются от кошмара.

— Хотелось бы верить, — пробормотал Вадим. — Он поднял глаза на хозяина замка. — И там со мной были вы?

— Ваш учитель и друг, — улыбнулся Остберг.

— А прекрасная девочка… Таис?

Вадим встретил взгляд Катарины.

— Да, — кивнула она.

— А время, — гость посмотрел на князя, — как оно идет там?

— Времени, куда попадаете вы, уже нет, — ответил Остберг. — Прошедшие века сжаты в мгновения. Здесь мы плывем, налегая на весла, а там летим под парусом, полным ветра. За час настоящего времени в прошлом можно прожить годы! Но переведите дыхание, Вадим Александрович, вам оно еще пригодится!..

— Есть особые люди — они отмечены печатью свыше, — через полчаса, но уже в своем кабинете, продолжал князь. — На них лежат большие и важные задачи, выполнить которые в одну человеческую жизнь практически невозможно. И вот они, как правило, приходят на землю вместе. Законы такого возвращения объяснить невозможно, но это так. Их может как объединять одна цель, так и непримиримо разъединять… Вчера я упомянул о герцоге Вествольфе — человеке, которого нет в вашей книге. Он — тот, кто приходит на землю, когда открываются врата ада. С некоторых пор я стал ощущать его присутствие на земле. Вествольф — наш враг, грозный и сильный. Как и мы, он будет искать юношу из Идона.

— Мы должны что-то предпринять? — осторожно спросил Вадим.

— Найти нашего друга раньше… Вы когда-нибудь слышали об ордене Дракона?

— Нет, — честно признался Вадим.

— У меня есть книга чешского ученого Владека Пташки, посвященная этой теме. Орден Дракона, как тайная секта, был образован еще в первом веке нашей эры, он объявлял настоящим спасителем мира князя тьмы. Герцог Вествольф был магистром ордена. Всю свою жизнь он охотился на Дионисия, пытаясь узнать тайну его прозрений. Впрочем, лучше вам прочитать отрывки из книги самому — для вас уже переведены необходимые страницы…

— «Целью существования рыцари ордена ставят обретение святыни, великого Оружия, которое поможет им завоевать мир», — вслух Вадим перечитал заключительные строки.

— След Дионисия теряется в середине десятых годов тринадцатого века в Никее, — стоя у окна, проговорил Остберг. — Его похитил герцог Вествольф. — Князь обернулся. — Но вы об этом должны быть осведомлены лучше, чем я.

— Каким образом?

— Константина Борея к тому времени не было на белом свете. Александр Палеолог — был.

Вадим нахмурился.

— Но откуда вам это известно?

— Это известно мне, — сказала Катарина.

Вадим нахмурился.

— Я знала вас не только десятилетней девочкой Таис, но и взрослой женщиной…

Вадима точно коснулось озарение — вот откуда исходящая от девушки теплота, которую он почувствовал сразу, как только увидел Катарину вчера вечером!

— У меня есть все основания предполагать, что Александр Палеолог не выполнил наказ своего учителя, — очень серьезно сказал Остберг. — Он пытался, но где-то совершил промах. Иначе бы герцог Вествольф не выкрал Дионисия и не увез его из враждебной Никеи живым. Думаю, Александр к тому времени уже был мертв. А вслед за ним, где-то очень далеко, страшной смертью умер и Дионисий.

— Серьезное обвинение, — тихо проговорил Вадим. — Голова идет кругом… А вы были знакомы с автором книги? — Он кивнул на фолиант. — С этим Пташкой?

— Был. Владека Пташку убили в Праге неделю назад. Уверен, его смерть не случайна. К несчастью, я сам оказался причастен к истории, из которой профессор так и не смог выпутаться. Очень жаль, — заключил князь.

Но Вадим то и дело перехватывал взгляд Катарины.

«Маленькая Таис — не верится! — думал он. — Но какой он знал ее позже? Вот бы увидеть, побольше узнать о ней!..»

 

2

Отдохнув перед обедом, Вадим обходил замок, когда его слух привлекли странные щелчки. Вскоре он осторожно открывал двери, за которыми отчетливо слышались скользящие удары металла по металлу — словно на кухне очень нервный повар точил друг о дружку ножи.

…На узкой дорожке, в белых костюмах и масках, на шпагах сражались два бойца. Они бились отчаянно, горячо, нанося грозные удары, парируя их, отпрыгивая в сторону, увертываясь и вновь нападая на противника…

Один боец был маловат и хрупок, второй — высок и подтянут. Но тот, что поменьше, не отставал от противника. Он брал ловкостью, изворотливостью, сноровкой.

Вадим не знал, уйти ему или остаться. Насколько личный этот поединок. Может быть, он не вправе подсматривать за дуэлянтами?

Но вот — укол. Маленький боец, припав на одну ногу, вонзил клинок точно в селезенку соперника. Тот отпрянул, поднял руки вверх, что означало: сдаюсь.

Маленький боец ловко снял маску, расплескав по плечам каштановые волосы. Это была княжна, Катарина Остберг. А вслед за ней стащил с головы маску и ее противник, оказавшись ее отцом.

Бойцы поклонились друг другу, пожали руки.

— Отличный укол, — сказал девушке ее соперник. — Я горжусь тобой!

Увидев в дверях Вадима, отец и дочь поздоровались с гостем.

— Как я вам, Вадим Александрович? — шагая к нему, спросила девушка.

— Вы — великолепны! — честно признался гость.

Глаза Катарины сияли.

— Я — потомственная аристократка, — гордо сказала она. — И потому должна владеть холодным оружием. А именно — шпагой, рапирой, саблей, мечом и даже кинжалом… А какое оружие предпочитаете вы?

— Автомат Калашникова, — скромно ответил гость. — Чтобы сразу положить всех противников на месте. В армии я числился одним из лучших стрелков! Да и с боевым ножом, княжна, управлялся на славу. — Вздохнув, он развел руками. — Пират я в сравнении с вами, да и только!

Во время обеда, в парке, охранник Никас, чистых кровей грек, передал хозяину дома чью-то визитку.

— Не люблю непрошеных гостей, — вставая, сказал князь. — Но этого господина мне придется выслушать.

Вскоре Вадим и Катарина увидели, как через заросли винограда прошли трое. Два телохранителя и мужчина среднего роста, широкоплечий, по-боксерски сутулый, с короткой стрижкой темно-русых волос. В правой руке он держал тонкую полиэтиленовую папочку синего цвета.

— Вы живете в крепости, князь, — заходя в беседку, сплошь заросшую виноградом, проговорил коренастый мужчина.

— Хотите кофе? — спросил его хозяин дома.

— Пожалуй, — кивнул тот.

Через пять минут на плетеном круглом столе была уже сервирована скромная закуска: кофе, булочки, фрукты.

— Так что же вас привело ко мне, комиссар Горовец? — спросил Остберг. — Уверен, ответ кроется в этой синей папке?

— Именно так. — Гость отхлебнул кофе. — Наверное, вы уже знаете о том, что в Праге убит Владек Пташка? Историк, профессор, коллекционер древностей.

Остберг не сводил с гостя глаз.

— Допустим.

— Вы не задавались вопросом, кто мог пойти на это преступление?

— Почему вы решили, что я должен задаваться этим вопросом? — удивился хозяин дома. — Разве я детектив?

Горовец был невозмутим.

— Я просто уверен в этом, — многозначительно сказал он.

Остберг взглянул на тощую ношу комиссара.

— Раз уверены, не будем тянуть время и сразу обратимся к вашей папке.

Комиссар открыл ее и вытащил несколько скрепленных листов бумаги. Протянул их хозяину дома. В папке остался один лишь большой конверт.

— А я пока отведаю ваших булочек. Плохо позавтракал, знаете ли.

Прошло несколько минут в полном молчании. Только шелестели листы бумаги и было слышно, как гость скромно употребляет нехитрый обед.

— Наверняка, сейчас вы спрашиваете себя, — гость расправлялся с очередной булочкой, — какую же надо было проделать работу, сколько поднять архивов и бухгалтерских отчетов, чтобы за считанные дни пробраться через выращенную вами чащу подставных организаций и лиц. Из пункта «А» — пражского салона древностей, в пункт «Б» — эту замечательную крепость!

Разглядывая листы, князь кивнул.

— Что и говорить, работа большая. Думаю, она того стоила?

— Еще как стоила! — отхлебывая кофе, ответил Горовец. — Меня так и подмывает назвать вас «Мирославом Владовичем». Усы вы приклеивали, а вот от перстня с изумрудом, — он кивнул на правую руку князя, — так и не отказались! А Пташка заприметил его…

— Никто из нас не совершенен, — усмехнулся князь. — Давайте же ближе к делу, комиссар.

— Буду с вами откровенен, князь, — став серьезным, кивнул тот. — К убийству Пташки причастно лицо, которое разыскивают как опаснейшего преступника в десятках стран мира.

— Причем тут я? — спросил Остберг. — Мне искренне жаль, что Пташка погиб, но последний раз я видел его десять лет назад.

Горовец допил кофе, откинулся на спинку плетеного кресла.

— Я знаю об этом. Но мне известно намного больше, чем вы думаете, князь. И сейчас вы — главная зацепка в этой фантастической истории.

— Комиссар Горовец, — Остберг посмотрел ему в глаза, — если хотите, чтобы я был с вами откровенен, то и вы будьте откровенны со мной. Идет?

— Идет, — кивнул комиссар.

И вкратце поведал хозяину замка историю, услышанную несколько дней назад из уст Зои Вайдовой, но поведал неполно, к тому же оборвав рассказ на исчезновении пани Чёрны.

— Двадцать лет назад на вас было совершено покушение, не так ли? — спросил Горовец. — Покушался на вашу жизнь некто Адольф Адельборг, сумасшедший. Или выдававший себя за сумасшедшего.

— Именно так, комиссар.

— Так вот, это он на руинах замка Волчье логово предупредил профессора: «Не приезжайте больше на эти развалины, не пытайтесь попасть в подземелье: замок на Волчьей горе принадлежит другому человеку — его хозяину». А потом безумец добавил: «И очень скоро хозяин вернется сюда». Что бы это значило?

Остберг опустил глаза:

— Все это мне нравится не меньше вашего, комиссар.

— Верю. Итак, гигантская рыбка в образе Клары Чёрны съела наживку, но ушла с вашего крючка — канула в мутную воду. А продолжение истории таково…

И Горовец рассказал вторую часть: об Анне Ортман, что, прикрывшись новой фамилией, расспрашивала Пташку о владельцах коллекции, а позже убила профессора. И о том, что существует двойник этой молодой женщины — вырезанный в камне, хранящийся в заброшенном норманнском замке.

— А теперь сопоставим факты. Двадцать лет назад на вас покушался сумасшедший скандинав Адольф Адельборг, охраняющий, точно Цербер, развалины замка — некогда цитадель ордена Дракона. В наши дни опаснейшая террористка Ортман убивает профессора Пташку и разыскивает бывшего владельца древнего амулета — опять же вас. А возможная спутница террористки Анны Ортман, если верить интуиции покойного Пташки, дочь Клары Чёрны — Каролина. Что-то мне подсказывает, что из птицелова вы сами превратились в птицу. — Комиссар кивнул за пределы беседки. — У вас целая армия телохранителей, и я понимаю, зачем. Остается спросить, почему вы охотились за этой Кларой Чёрны? Кто она?

Остберг усмехнулся:

— Вы все равно не поверите мне.

— Не поверю? — Горовец зло рассмеялся. — Да я с этой историей готов поверить во все, что угодно! И в рай, и в ад! Уверен, всему виной та чертовщина, к которой и вы, и Клара Чёрны имеете самое прямое отношение. Так что же вы хотели от пани Чёрны, которую пытались поймать на золотой амулет?

— Попросить, чтобы вам принесли еще булочек и кофе, комиссар? — спросил Остберг.

— Спасибо, я сыт. Зачем расставляли сети для этой ведьмы? В чем смысл? Помните, это было вашим частным делом, пока сюда не вмешалась Анна Ортман. Теперь это дело международной безопасности, и я наделен полномочиями опечатать весь ваш великолепный замок до выяснения всех обстоятельств. И даже президент вашего государства не станет защищать вас. — Комиссар не сводил глаз с хозяина дома. — Я был предельно откровенен с вами — теперь ваша очередь.

— А сами вы не догадываетесь о причинах этого противостояния, комиссар Горовец? — спросил хозяин замка.

Гость недоуменно покачал головой.

— Неужели вы думаете, князь, что орден Дракона существует и поныне?

Остберг кивнул:

— Я знаю это.

— Тогда какова ваша роль в этой истории? Что вам за дело до ордена Дракона?

— Считайте, что я избавляю мир от нечисти, комиссар, как и вы.

— За мной стоит Организация Объединенных Наций. А кто за вами?

— Вы материалист, комиссар?

— Именно так.

Остберг улыбнулся:

— Тогда, боюсь, вы и впрямь не поймете меня.

Комиссар устало покачал головой:

— Наверное, нет, князь.

— Тем не менее в сложившейся ситуации есть преимущества, комиссар, — продолжал князь. — У нас есть общий враг — и я не меньше вашего хочу отыскать его.

— Это уже кое-что, — соглашаясь, вздохнул Горовец.

— А не сделал ли Пташка фото той картины? — спросил Остберг. Точно магнитом, взгляд князя уже притягивал конверт, одиноко лежавший в полупрозрачной синей папке. — Это очень важно, комиссар…

— А вы и впрямь маг и волшебник, князь. — Горовец вытащил конверт из полиэтилена, выудил двумя пальцами фотографию. — Копия той, что Пташка держал за обложкой своего экземпляра книги. После серьезной компьютерной обработки.

Остберг, едва скрывая волнение, протянул руку за снимком.

— Вы берете фотографию так, точно это бомба.

— Может быть, и хуже, — откликнулся князь. Несмотря на выдержку, буря чувств пронеслась по его лицу, пока он смотрел на снимок. Глаза его точно читали старинную книгу, где сокрыты пророчества. Остберг поднял взгляд на Горовеца. — Вам надо начинать поиски в Скандинавии, комиссар. Если не начнете их вы, то начну я.

— Спасибо за кофе и булочки, князь, — кивнул Горовец, — они спасли мою жизнь. Мне пора ехать. Вот моя визитка. Кстати, эта фотография — ваша.

 

3

— Я упустил своих врагов, и Пташку не уберег, — уже в кабинете, подробно рассказав дочери и гостю о визите комиссара Горовеца, посетовал князь. — Но кто мог предположить, что его убийца так опасен? Все это лишний раз убеждает меня, что мы должны найти Дионисия как можно скорее. — Остберг взглянул на Вадима. — В тринадцатом веке у меня была знакомая ворожея. Добрая фея, которая варила приворотные зелья и хранила живую воду. Она умела читать прошлое и предсказывать будущее. Узнать бы, здесь она или нет? Как выглядит? Юная ли она девушка или старуха? Она знает, где он.

— А вы… искали ее? — поинтересовался Вадим.

— Еще бы. Пока безрезультатно. Но я точно знаю: она должна быть с нами — в наше время. Без нее нам пришлось бы худо. Вся надежда на то, что она сама, первая, отыщет нас.

— А какой она должна быть? — с нарастающим любопытством спросил Вадим.

Выпив остатки вина разом, Остберг поставил бокал на стол.

— Доброй, немного странной. Беззащитной. Ей должно быть открыто много путей. — Он взглянул на Вадима. — Еще вина?

Гость оживленно кивнул.

— Да, спасибо. Так она… ясновидящая?

— Таким людям, как она, дано видеть в своих снах не образы-фантазии, а реальных людей в реальных обстоятельствах. Как в прошлом и настоящем, так и в будущем.

Вадим улыбнулся:

— Ее домашний телефон записан в моей книжке. — Он развел руками. — Вот и на меня смотрят, как на волшебника! Виват! — И пока за телефонной книжкой гостя была послана прислуга, Вадим объяснял изумленному князю и не менее пораженной новостью княжне. — Паша так и сказала мне: «Я знаю, где он и кто он. Тот, о ком вы все время размышляете. Следы которого половину своей жизни искали в прошлом. И от кого уже готовы были отказаться. Я знаю его».

— Это невероятно, что вы оказались в одном городе, — когда книжка была у Вадима, уже с телефонной трубкой в руке проговорил Остберг. Его дочь оживленно кивнула. — Просто фантастика!

Князь набрал код страны, города, абонента. Протянул трубку Вадиму. Катарина в свою очередь нажала на базе кнопку громкой связи.

Гудок, второй, третий…

— Алло? — спросил немолодой дребезжащий голос.

Вадим с трудом проглотил слюну.

— Добрый день, пригласите Пашу, пожалуйста.

— Это что же, иногородний? Звонок-то? За чей счет?

— За наш, — поспешил ответить Вадим и тут же поправился: — За мой, за мой счет.

— Кавалер, что ли? — спросили на том конце провода.

— Она дома? — ответил вопросом на вопрос Вадим.

— Дома, дома, — проворчал женский голос.

Катарина подала Вадиму его бокал с недопитым вином. Несколько глотков помогли ему прочистить горло.

— Кто это? — тихо спросил Остберг.

— Ее тетка, — шепотом ответил Вадим. — Кажется, они не ладят.

— Алло? — сказал в трубке уже другой голос, и Вадим сразу узнал недавнюю знакомую.

— Паша, это вы? Я узнал ваш голос…

— Недоверчивый Вадим Александрович?

— Да, он самый.

Кажется, звонок ее удивил и насторожил.

— Откуда вы звоните? — спросила она.

— Издалека. Со мной все хорошо, не думайте. Тут такое дело. С вами хотел бы поговорить один человек…

— Кто? — этот вопрос Паша задала не сразу, и голос ее прозвучал иначе. Словно она чего-то страшилась.

— Это хороший человек, — Вадим взглянул на Остберга. — Я уверен, что хороший.

— Тогда дайте ему трубку, — холодно проговорила Паша. — Нет, подождите.

Вадим понял, что Паша сейчас прикрыла трубку ладонью и пререкается с теткой. Так продолжалось не меньше минуты.

— Кажется, ее тетка порядочная сволочь, — едва успел произнести Вадим.

— Простите, — вновь зазвучал голос Паши. — Пусть ваш «хороший» человек подойдет.

Встав, Остберг взял у Вадима трубку.

— Добрый вечер, — проговорил он. — Это… Паша?

— Да, это Паша.

— Арсеньев мне рассказал о вас, Паша. И еще он мне сказал, что вы знаете, где он и кто он. Я говорю о Дионисии. О нашем Дионисии.

— Кто вы? — после паузы спросила девушка.

Но Остберг и сам не знал, как сейчас ему быть. Как продолжить разговор.

— Кассандра, милая Кассандра… — понизив голос, негромко проговорил он.

— Откуда вам известно это имя? — после молчания раздалось по громкой связи.

— Неужели ты не узнала мой голос?

— Ваш голос…

— Он мало изменился за эти годы — мне ли этого не знать! — Вадим видел, как потеплели глаза Константина Остберга. Как улыбка, пока он говорил, то и дело прорывалась на его губах. И как дрожали его губы. — Подумаешь, всего-то восемьсот лет!..

— Господи, он нашел тебя, — услышали все дрогнувший голос девушки, которая говорила с ними за много тысяч километров отсюда.

— Это я нашел его.

— Константин Борей, как же зовут тебя сегодня?

— Князь Константин Остберг. Многое остается неизменным, правда?

— Да, правда. Нельзя терять времени. Я чувствую движение в мире. Ты знаешь, о чем я. Тень уходит, и скоро мы увидим лица друг друга. Приезжай и привози Таис. — Вадим быстро посмотрел на Катарину — никто ее имени Паше не говорил. — Ведь она с тобой, так?

— Она рядом, Кассандра.

Молчание на том конце провода оборвалось не сразу:

— Скажи, они узнали друг друга?

Остберг посмотрел на Вадима, затем на дочь, но девушка отвела глаза. Хотя улыбнулась.

— Думаю, что да, — утвердительно сказал Остберг.

И опять молчание повисло на том конце провода. Только далекое дыхание — по громкой связи.

— Нам нужно прощаться, — сказала Паша. — Приезжайте скорее, я знаю, что нужно делать.

По громкой связи пошли гудки. Остберг не сразу положил трубку. По его лицу было видно, что он едва верит удаче, вот так, нежданно-негаданно, свалившейся прямо с неба.

— Кассандра права, — задумчиво проговорил он, — движение в мире идет слишком быстро. Люди находят друг друга стремительно. И теперь уже ясно наверняка: не только мы. Сегодняшний разговор с инспектором Горовецом подтвердил это.

 

4

Горовец вышел из машины напротив своей гостиницы и, не торопясь, направился к фонтану, который бил в центре старинной площади Драгова. Торопиться ему было некуда — он ждал, когда его агент привезет ему билеты на самолет.

Князь и впрямь показался Горовецу скорее союзником в этой истории, нежели затаившимся врагом. Главное, чтобы он не оказался сумасшедшим. Но Константин Остберг, на которого вывели следы фиктивного Мирослава Владовича, был только частью этого ребуса.

Горовец вел поиски по всем направлениям.

Клара Чёрны, ведьма с безобразной родинкой, умерла шесть лет назад от рака в одной из клиник Бухареста. Она пожелтела, высохла и практически рассыпалась на руках своей дочери Каролины. После смерти Клары дочь ее точно испарилась — ее простыл и след. Либо роковая юная красотка, полная страстей, исчезла с лица земли, либо сделала все, чтобы именно так о ней и подумали. В этом случае можно было предположить, что именно она поджидала Анну Ортман в машине с тонированными стеклами, пока ее подруга беседовала с Владеком Пташкой.

В городке Гульденштерн, под которым и стоял на утесе замок Волчье логово, Адельборгов было около полусотни. Фамилия оказалась популярной! Да и одна кровь, возможно, бродила в жилах горожан, поколениями живущих в одном и том же месте, как это часто бывает на периферии. Но отыскать нужного Адельборга оказалось проще простого: во-первых, он проговорился, что его мать была Волкович, а во-вторых, он прославился тем, что совершил покушение на известного мага и чародея — Белого Короля.

Иначе — князя Константина Остберга.

Но это были не все подвиги Адольфа Адельборга — во время Второй мировой войны он служил в дивизии СС, но был помилован. До покушения на Белого Короля он вел жизнь полевой мыши — его, провинциального учителя географии, никто не видел и не слышал. Пока он отбывал срок в сумасшедшем доме, его дочь уехала из Гульденштерна с обоими детьми — мальчиком и девочкой. Возможно, они сменили фамилию, поскольку следы их потерялись.

Адольф Адельборг умер от удара в психиатрической клинике, куда был помещен, так же шесть лет назад — в один год с Кларой Чёрны. Вряд ли они были знакомы, но зато оказались посвящены в одну тайну.

Вечером того же дня самолет поднял комиссара Георгия Горовеца и взял курс на север Европы…

Через три часа Горовец был в Скандинавии, еще через два часа, когда стемнело, огромный рейсовый автобус въехал в Гульденштерн и скоро остановился у гостиницы «Фарлэнд».

Тихий городок, желтые огни, темные горы под ночным синим небом…

Номер для журналиста Слободана Ражева из Белгорода был забронирован заранее. Горовец выпил в баре сто граммов бренди, затем еще сто. Это прояснило его голову. И только потом пошел на второй этаж.

Горовец открыл номер, огляделся. На стенах — репродукции картин Стриндберга. Сбросив башмаки, комиссар лег на кровать и, заложив руки за голову, закрыл глаза. Но спать он и не думал — вереница людей, затеявших невероятную даже для его аналитического ума игру, живо вставали перед ним…

И все же он заснул, как и был — одетым.

Горовец проснулся рано утром — ему стало зябко. Досыпать он не стал — пошел в душ. Позавтракав в номере, он надел джинсы, свитер и куртку, взял фотоаппарат и отправился гулять.

Конечно, он мог ограничиться досье Адольфа Адельборга, но ему хотелось рассмотреть этого безумца с более близкого расстояния. И в этом ему могли помочь несколько людей…

Уже в полдень он угощал в баре пивом некоего Свена Гуннара, пенсионера, учителя математики.

— Я пишу о Белом Короле, его знал весь мир, — говорил Горовец собеседнику. — И вот карьера великого человека обрывается в самом расцвете сил — в тридцать пять лет! А причина — ваш земляк. Вы хорошо знали Адольфа Адельборга, какой он был? Что подвигнуло его на этот поступок?

— Ох, и проныры вы, журналисты, — отвечал Горовецу Свен Гуннар, отяжелевший бородатый старик. Но он был добр — пил-то задарма. — Верно, я хорошо знал его, да не просто знал, а дружил с ним, — он кивал, тем самым указывая на особые отношения с Адельборгом. — Много лет дружил! — Он пожал плечами. — Странный он был, наш Адольф…

Ему конечно же хотелось оправдать доверие собеседника, но уже с первых слов Горовец догадался, что для Гуннара поступок товарища был такой же неожиданностью, как и для самого Белого Короля.

— Однажды он уехал в Стокгольм и не вернулся, — усмехнулся Гуннар, — а потом мы узнали, что Адольф в психушке.

Горовец понял — его подозрения оправдались. Адольф Адельборг никого ни во что не посвящал. Он жил своей жизнью — моллюском в недоступной ни для кого раковине. Именно так живут люди, одержимые идеей фикс, пока однажды безумным поступком не потрясут окружающих.

— А вы знаете, что Адольфа называли колдуном? — отхлебывая пиво, неожиданно спросил Свен Гуннар.

— Колдуном? — нахмурился Горовец.

— Да, — кивнул тот. — Он говорил, что этот дар передался ему от матери. Она была из Восточной Европы, фамилия ее Волкович. Много небылиц рассказывал нам Адольф о своих родственниках по материнской линии. Мол, древние князья, настоящие маги. Ну так вот, мы завязывали ему глаза и рассаживались, кто куда, а он угадывал, кто где сидит. Как он это делал, черт его знает! Еще говорил, что верой и правдой служит своему Хозяину, так он его называл. Что однажды Хозяин вернется в замок Волчье логово, тот, что в окрестностях города, и он поедет к нему. А если к тому времени помрет, то все равно будет в его свите. Так и говорил. Его контузило, когда он служил в СС, мы всегда думали, что это и отразилось на его башке.

— А куда подевались его дочь и внуки?

Свен Гуннар пожал плечами:

— Сам бы хотел знать! Марте стыдно было, после покушения на вашего фокусника, вот она и уехала. Говорили, далеко. Да и муж как раз в это время оставил ее.

— А у вас есть фотография Адельборга? Его семьи?

Свен Гуннар усмехнулся:

— Представьте, есть.

Он выпил еще два литра пива, и только потом они отправились в небольшую квартирку одинокого пенсионера. Свен порылся в старых бумагах, вытащил альбом и открыл его перед Горовецом. Комиссар и до этого видел фото свихнувшегося учителя, но ему хотелось увидеть всю семью целиком.

— Вот они все, — сказал старый математик. — Фото сделано за полгода до покушения на Белого Короля. Вот он, Адольф Адельборг, собственной персоной. Разве по нему скажешь, что он замышляет преступление? Нет. Вот Марта, — Гуннар ткнул пальцем в улыбающуюся в объектив женщину, — это Томас, ее муж; Крис, их сынок, старший; и Барбара, дочка, младшая. Замкнутая такая девочка была. Адольф любил ее больше других, и она к нему тянулась — ой, тянулась…

Горовец разглядывал эти лица, и чем больше он всматривался в них, особенно в широкоскулое лицо пятилетней девочки, тем сильнее становилось его желание отыскать пропавшую семью.

В этот же день, отправив необходимую информацию в отдел, он лежал в гостинице «Фарлэнд» и ждал ответа. Сейчас его германские коллеги должны были выйти на Томаса Свиргоффа из Штутгарта.

Уже вечером он получил информацию по электронной почте от своего агента Густава Крабека.

«Комиссар Горовец! Томас Свиргофф был женат на Марте Адельборг. У них было двое детей — Крис и Барбара. В том же году, когда Адольф Адельборг покушался на Белого Короля, Томас и Марта развелись. Порознь они покинули Гульденштерн. Томас Свиргофф, работавший маклером, поселился под Штутгартом, откуда вышли его предки, и долгое время ничего не знал о бывшей жене и детях. Десять лет назад ему в руки попалась электронная версия бульварной австрийской газеты, где писалось о жестоком убийстве семьи Геллеров из Вены. Из пистолета были застрелены мать, отец и сын. Пятнадцатилетняя дочь пропала без вести. Возможно, как решила полиция, была похищена. В погибших Томас Свиргофф узнал свою бывшую жену Марту и уже взрослого сына Криса. Он не хотел шума вокруг своего имени и не стал никуда заявлять. Тем более, что бывшая жена раз и навсегда отказалась от его фамилии. О своей дочери он никогда и ничего больше не слышал. Густав Крабек».

Новость была еще более поразительной, чем ожидал Георгий Горовец. Он вновь взял копию фотографии семьи Адельборга со стола и в который раз стал всматриваться в лицо пятилетней Барбары Свиргофф. Прищуренные на солнце глаза, длинные светлые волосы, широкоскулое лицо…

Первым террористическим актом Анны Ортман, по ее же признанию, было убийство матери, отчима и брата…

Теперь было ясно — международная террористка не солгала. В гордыне она и впрямь рассказала свою историю — часть страшной своей истории. Она была из рода Адельборгов и Волковичей, имевших самое прямое отношение к ордену Дракона и замку Волчье логово.

 

1

Черный лимузин давно миновал шумные улицы; позади зеркальными скалами остались стоять небоскребы мегаполиса.

Теперь роскошный автомобиль скользил по ровному шоссе — в сторону лесопарка, густые деревья которого уже тронула первая осенняя желтизна.

— Буду с вами откровенна, мистер Даймон, — глядя на юношу, проговорила мисс Блэк. — У меня была серьезная причина торопиться с визитом к вам. Мне бы хватило выдержки подождать еще лет пять и открыться зрелому мужчине, но у нас нет для этого времени. Вам придется просто верить мне.

Она взяла на колени свою сумочку из крокодиловой кожи, открыла ее, выудила оттуда журнал на иностранном языке. Эта женщина с родинкой над верхней губой волновала Дерика, даже слишком! Новый костюм так удачно подчеркивал великолепную фигуру мисс Блэк, не изменявшей черному цвету. Жакет частично открывал грудь, короткая юбка — изящные ноги. Дерик, сидевший напротив, всю дорогу не сводил глаз с колен своей взрослой спутницы, аккуратных икр, ступней в черных лаковых туфлях.

Развернув журнал, мисс Блэк протянула его спутнику.

— В этом мире, в наши дни, открылся человек, написавший биографию другого человека. Ее опубликовали в этом русском журнале. — Мисс Блэк замолчала, точно подбирала нужные слова. — Герой этой книги, а он жил восемьсот лет назад, интересовал вас когда-то больше жизни и смерти. Его звали Дионисий из Идона…

Дерик нахмурил брови:

— Мне знакомо это имя…

— Еще бы, — Каролайн улыбнулась. — Это память герцога Вествольфа, сердце которого билось в вашей груди еще вчера!.. О Дионисии писали и раньше, но мало, отрывками, сухо. Но этот Вадим Арсеньев превзошел всех! Русского писателя точно посещают откровения. В его книге есть подробности, которые не упоминались нигде и никогда. Словно автор знал о них — и знал не понаслышке!.. Дочитав последнюю страницу, я долго не могла прийти в себя. А на следующий день позвонила вашему секретарю.

Лимузин завернул в лесопарковую зону. В разных местах стояли машины отдыхающих. Семьи. Счастливые влюбленные. Одеяла, яства.

— Думаю, у вас есть законный вопрос, на который я должна ответить? — спросила мисс Блэк.

Дерик утвердительно кивнул:

— Да. Что мне было нужно от этого Дионисия?

— То же, что и сейчас, — его тайна.

Лимузин остановился.

— Райский уголок, — проговорила мисс Блэк.

Она дотянулась до ручки автомобиля, распахнула дверцу. Взглянув на Дерика, мисс Блэк выбросила ноги из салона; не торопясь, вышла. Поправив густые темные волосы, глубоко вздохнула:

— Какое блаженство! Что же вы, мистер Даймон?

Дерик все еще сидел в салоне. Наконец дверца открылась, отполированный башмак юноши ступил на траву. Мисс Блэк шла по еще зеленой траве, не оборачиваясь.

— В чем она заключается? — обратился Дерик к ее спине. — Тайна вашего Дионисия?

— Нашего, — обернулась она. — Нашего, мистер Даймон. — Мисс Блэк остановилась. — Позвольте задать встречный вопрос: что нужно великому человеку?

Дерик усмехнулся:

— Власть.

Как видно, он ответил быстрее, чем рассчитывала его спутница.

— Не такой уж вы и юный, мистер Даймон, — одобрительно кивнула она. — В меня это вселяет надежду.

Дерик остановился напротив нее — в пяти шагах. Он держал сорванную веточку — как флюгер та крутилась в его пальцах.

— Дионисий владеет тайной непобедимого Оружия. Он хранит это знание в себе, носит, как страж сокровища — ключ от бесценного ларца. Открыв его тайну, вы станете самым сильным человеком на земле. Ваша победа над врагами будет полной — и на все времена.

— Но против кого я должен сражаться?

— Вы всегда воевали на одной стороне — на стороне своего Хозяина.

Дерик отрицательно замотал головой:

— Но у меня нет хозяина — и не было никогда!

— Был и есть! — рывком обернулась мисс Блэк. — Что же вы думаете, все заканчивается короткой жизнью тут, — она кивнула перед собой, — среди жуков и пташек? А та пропасть, именуемая Вечностью, которая впустит вас, когда вместо земли будет пустота? Когда не пригодится золото, которое так страстно копил ваш отец. Ради нее мы и существуем! И служим — каждый своему повелителю. Потому что только в его руках есть сила: подарить нам эту самую Вечность или отнять ее. Все зависит оттого, кто победит в Последней битве. И наши враги знают об этом лучше других!

Они вновь двинулись по траве.

— Перво-наперво надо узнать, кто наши враги и где они, — продолжала мисс Блэк. — Мы первыми доберемся до Дионисия и выпытаем у него, что он знает о великом Оружии и где оно спрятано.

— Вы думаете, что тот русский писатель и есть Дионисий? — спросил шагавший позади Дерик.

— Не знаю. Стоит наведаться к нему — и не тянуть с визитом. Нам предстоит много путешествовать, особенно вам — в прошлом и настоящем. Кстати, мистер Даймон, в Европе у вас есть замок. Земля герцога Вествольфа — Волчье логово. Земля принадлежит небольшому городку Гульденштерну. Но участок продается — вместе с развалинами. Мы купим и восстановим его. В замке была старинная библиотека. Говорят, она сгорела. Но одна древняя рукопись, я знаю точно, хранилась в особом месте. Рукопись повествовала о великом Оружии, которое мы ищем. Потомки хранителей той библиотеки, некто Норлины, существуют и по сей день. Они помогут нам — по своей воле или иначе. Вы сделаете все, как я вам скажу?

— Только при одном условии, — ответил Дерик. — И не хитрите со мной, мисс Блэк. — В горле его пересохло. — Вы не догадывались о том, что я и раньше знал о вашем присутствии? Чувствовал его, хотя и не различал лица…

— И было бы странно, случись иначе, — ответила молодая женщина. — Я давно пыталась достучаться до вас…

— Однажды ночью вы оказались совсем рядом — теперь я вспоминаю и ваше лицо…

— Я была в вашей постели?

— Да. Во сне. Я касался вас…

— Касались? — Она приблизилась к юноше и взяла его за руку. — И это было хорошо?

Дерик наконец решился заглянуть в ее глаза.

— Очень, — признался он.

— Отрадно слышать.

— Так вот, я бы хотел, чтобы это повторилось. — Краска бросилась в лицо юноше. Он торопливо добавил: — Когда-нибудь.

Мисс Блэк все еще не отпускала его руки.

— Я сделаю все, что вы захотите, мистер Даймон. Верьте мне.

— В Средневековье вас сожгли бы на костре, — глухо проговорил юноша.

— А меня и сожгли на костре, — улыбнулась его новая знакомая. — В те самые века. Но достаточно формальностей: зовите меня Каролайн, а я стану называть вас Дериком. Идет?

— Идет, — кивнул он, высвобождая руку. — Нам пора возвращаться домой. Через два часа у меня совет директоров — я хочу подготовиться.

Автомобиль летел по шоссе в сторону города. Только что остался позади великолепный подвесной мост — новое чудо света. Зеркальными скалами небоскребов уже вырастал впереди гигантский мегаполис.

— Как мы поступим с этим русским писателем? — спросил Дерик.

— Мы подумаем, — улыбнулась мисс Блэк. — Как и в прошлый раз, Дионисий родился на Востоке — так мне подсказывает чутье. Туда нам и дорога.

— И еще, я вновь хочу увидеть герцога…

— Сколько тебе нужно, чтобы управиться с делами? — спросила она.

— Дня три.

Мисс Блэк улыбнулась:

— Значит, через три дня тебя ждет новое путешествие, мой милый Дерик.

 

2

…Их корабль приближался к первому из островов Венеции — тут возвышался собор Сан-Марко, и Дворец дожей по-царски смотрел на остальные острова. Пара сирийских колонн по обеим ее сторонам Пьяцетты, главной площади перед дворцом, были увенчаны бронзовым крылатым львом и статуей святого Феодора на крокодиле.

— Держитесь храбрее, юный принц! — бросил герцог юноше, кутавшемуся в греческий плащ. — Скоро вы предстанете перед друзьями, сила которых воистину превосходит силу ваших обидчиков!

Окруженные охраной, они прошли через запруженную пестро одетым народом площадь, поднялись по широкой лестнице Дворца дожей. Величественные двери охраняла стража, держа длинные алебарды. Она охраняла покой владыки и мир сенаторов.

Широким шагом Вествольф проходил через Зал Большого Совета. Вынырнув из боковой двери, ему навстречу несся сухопарый человек в черном камзоле — секретарь!

— Сеньор Дандоло примет вас через несколько минут, герцог, — спешно поклонился он гостю. Многозначительно улыбнулся. — Его светлость ждал вас с нетерпением. У него сейчас лекарь… Как здоровье понтифика? Вы, кажется, сразу из Рима?

Гость хотел было ответить вопросом: «Что стрясется с этой лукавой лисой?» — но сказал:

— Слава Богу, папа чувствует себя хорошо.

Секретарь, черкнув взглядом по лицу юноши, что стоял чуть поодаль от Вествольфа, дал ходу назад.

— Несколько минут, — пропел он, — несколько минут, и я позову вас!

Вествольф размеренно прошелся по зале. Он вспомнил недавний визит в Рим. По наущению венецианцев крестоносцами была взята Зара — католический город. За его разгром Энрико Дандоло обещал простить воинам Христа долг за корабли. Папа был в бешенстве — он предал крестоносцев анафеме. Но Бонифаций Монферратский по-своему общался с Богом. И хотя часть крестоносцев покинула Балканы и разъехалась по домам, самые отчаянные остались. Но Зара была только началом! Для похода на Константинополь требовались куда большие основания, чем презренные деньги! Герцог привез в Рим царевича Алексея, законного наследника, и сказал папе, что лучшего момента подчинить мир православный — миру католическому уже не наступит. Велико было искушение! Папа согласился поддержать справедливость — помочь Алексею вернуть себе трон. Но юноша был чересчур подавлен и слаб. И потому он должен был предстать перед выкованным из стали полуслепым старцем — венецианским дожем. Тем паче, что деньги и корабли были именно у венецианцев!

— Высокочтимый сеньор Дандоло ждет вас, — поклонился Вествольфу и Алексею, державшемуся в сторонке, секретарь. — Следуйте за мной!

Вдвоем, в сопровождении стражи, они прошли через десяток зал — больших и маленьких, пока не достигли покоев властелина республики.

Перед ними открыли двери…

Первый гражданин Венеции, Энрико Дандоло, в расшитых золотом одеждах, пурпурном плаще и шапочке, казался сухой щепкой, крепко вонзившейся в великолепный трон.

Вествольф и молодой человек поклонились.

— Я плохо вижу, герцог, — голосом, тронутым глубокой старостью, но все еще полным несокрушимой воли, сказал дож, — роковая битва с греками на море. А потому подойдите ближе…

Они встали напротив окна, попав в широкую полосу света. Лицо дожа было сморщенным, сухим, точно задеревеневшим, но сохранившим незыблемую маску величия.

— Еще ближе, юноша, — потребовал дож.

Вествольф отступил, взглянув на молодого человека, кивком головы указал на величественного старца. Юноша осторожно подошел к знатному венецианцу. Тот вытянул сухую руку, дотронулся до его лица. Молодой человек вздрогнул, но не отпрянул.

Дож с горечью улыбнулся этой реакции.

— Страха в нем больше, чем желания победить, — сказал он. — А страх — серьезная болезнь.

— Но его испуг понятен, — заступился за спутника Вествольф. — Родной дядя ослепил его отца, заточил в каменный мешок, занял трон. Самого юношу отправили во дворцовую башню, где он, повзрослев, каждый день ждал своей участи — скорого ослепления и жестокой смерти. Только юный возраст спасал его от жестокой расправы!

— Сколь труден был побег из Византии?

— Мои люди подкупили стражу, охранявшую царевича, помогли ему выбраться из крепости. На быстроходном корабле мы тотчас отплыли на запад. Все было сделано с такой точностью, что византийцы даже не успели опомниться! — Вествольф усмехнулся. — Что до страха, который вы разглядели в царевиче, то против него есть надежное лекарство — хорошее войско и надежные корабли. Стоит только одержать первую победу, и болезнь отступит, как непогода перед солнцем!

Дандоло поднял почти слепые глаза на юношу.

— Скажите, принц, вы хотите вернуться домой, в Константинополь? Вернуться повелителем всей Византии?

— О, да! — горячо воскликнул Алексей.

Дож Венеции улыбнулся этому порыву.

— Но вам придется быть благодарным другом, — продолжал старик. — Любая услуга, скажет вам венецианец, должна быть вознаграждена. Военный поход — тем более…

— Я готов принять ваши условия, — сказал Алексей.

— Иннокентию Третьему вы пообещали, в случае победы с помощью Запада, подчинить восточную церковь — Риму. А вот и наши условия. Венеция получает большую часть греческих колоний, ныне принадлежащих Византии, остров Крит, беспошлинную торговлю в пределах вашей родины, большой квартал в Константинополе. Конечно, безоговорочное изгнание проклятых генуэзцев. Вы сможете выполнить эти условия?

Юноша не сводил глаз с высушенного временем лица дожа Энрико Дандоло.

— Думаю, да.

— Думайте, царевич. Войска франков и венецианцев находятся в семи днях плаванья от Константинополя. Они только что взяли Зару, но не насытились, и кровь ваших врагов оказалась бы им как раз кстати. Вам сейчас решать: отплыть им в Египет или повернуть на Босфор. Первое для вас означает — навечно стать изгнанником. Второе — освободить оскорбленного отца и провозгласить себя императором Восточной Римской империи.

Взволнованно дыша, царевич в упор смотрел на полуслепого гордого старца.

— Так что выбирает византийский царевич?

Алексей Ангел кивнул:

— Я буду императором!

Герцог Вествольф украдкой взглянул на юношу: в отличие от благочестивого папы Дандоло не долго рассусоливал с мальчишкой. Что значит венецианец — дело прежде всего! А это значит — скоро быть великому походу на Восток!

…Он открыл глаза.

Одной ногой он еще стоял в покоях венецианского дожа Энрико Дандоло, другая — уже перешагнула вечность. Странный шум заставил его нахмуриться, но он тотчас понял — это звук турбин. «Боинг», принадлежавший компании «Даймон и Даймон», летел высоко над Атлантикой. Во все стороны света под серебристой птицей простирался океан. Было видно, как он по-хозяйски охватывает землю, с какой жадностью заключает ее в свои объятия.

Из-за его спины вышла мисс Блэк, села напротив. Дерик стряхнул остатки наваждения, огляделся…

За плотной портьерой шел разговор. Помимо охраны в самолете летели два красавца-атлета, как сказала Каролайн, «ее старые друзья». Братья-близнецы Роберт и Томас Доуни, по всему — отпетые авантюристы, не вызывали у юного мистера Даймона большого доверия, но каждому из них в самое ближайшее время предстояло сыграть в их спектакле важную роль.

— Рассказывай, — с нетерпением попросила мисс Блэк. — А я, в свою очередь, хочу сказать, что очень скоро тебя ждет волнующее знакомство. Еще одно откровение, но уже наяву!

 

3

В тот день клерк компании «Гульденштерн» Аксель Норлин выбрился до синевы, оделся с иголочки и пришел на службу на четверть часа раньше положенного. Его пыхтящий шеф только покосился на подчиненного и зачем-то спросил:

— Как вы спали?

И получил ответ:

— Прекрасно, герр Карлсон.

Так ничего и не поняв, толстяк молчком направился в свой кабинет, но не поленился перед самыми дверями оглянуться. Несомненно «этот чудак Норлин», над которым посмеивались все сотрудники агентства по продаже недвижимости, выглядел заговорщиком.

Герр Карлсон не знал, что за день до этого в его контору позвонил долгожданный клиент, а трубку снял «недотепа» Аксель.

— Добрый день, — ожила трубка бархатным женским голосом. — Скажите, как и когда можно осмотреть на предмет покупки поместье Волчье логово?

В первое мгновение у Акселя Норлина перехватило дыхание от неожиданности. «Вот удача!» — подумал он. Камнем на его шее висела эта чертова дыра с руинами замка! А вдруг это коллеги решили разыграть его? Жестоко разыграть! Но ни у одной дамы из его конторы такого чудесного голоса не было.

— Приезжайте завтра в полдень, — ответил он. — Аксель Норлин к вашим услугам.

— Обязательно приеду, — проворковала незнакомка. — Всего наилучшего.

Что ж, оставалось только переждать ночь. Но сердце Акселя Норлина подсказывало, что это не шутка. Почему однажды и ему не может повезти?

Когда в старых часах минутная стрелка наползла на часовую, устремив свою пику точно вверх, Норлин услышал шелест шин подъезжающей машины.

А потом даже привстал с кресла, вытягивая шею, таращась на улицу. Нет, ни у одного из его коллег такого автомобиля не было. Да и быть не могло!

Перед окнами остановился восхитительный, упоительно-мрачный, полный надменной гордыни, черный лимузин. Безжалостно вытянутый, громоздкий, как кит, с непроницаемыми, ухватившими зеркально-смоляными стеклами отражения облаков.

Из лимузина вышли трое — стройная брюнетка в черном костюме и два сопровождавших ее мужчины. Все как один были в солнцезащитных очках.

Гостья оглядела здание конторы, возможно, зацепила взглядом оживавшие жалюзи и стала подниматься по парадному. Спутники следовали за ней по пятам…

И вот уже Аксель Норлин распахивал перед ними дверь кабинета, отвешивал клиентам поклон, приглашал войти. Где-то за спинами гостей, вынырнув в коридор, тянули головы сотрудники агентства.

— Меня зовут Долорес Негро, — сев напротив Акселя Норлина, сказала молодая женщина. — Это я звонила вчера. — Она перебросила одну ногу на другую, открывая клерку восхитительной формы колено. — Я представляю мистера Томаса Крауна, состоятельного бизнесмена и всеми уважаемого коллекционера древностей.

Аксель Норлин угодливо кивал даме. Но он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему так хотелось, чтобы заносчивая брюнетка сняла-таки темные очки! Но раз она того делать не желала, он выбрал центром внимания примечательную деталь на ее лице — чувственную родинку над верхней губой, и теперь не сводил с нее глаз.

— Мистер Краун очень любознателен, его страсть — средневековые замки, — говорила дама. — И чем больше прошлое у такого замка, тем лучше. Вы меня понимаете? Так вот, мистер Краун увидел замок Волчье логово и надумал приобрести его. Не будет терять время — берите бумаги на покупку, и едем!

Никогда он не забирался в такие машины! Упоительный запах кожи! И еще духов, идущих от этой женщины в черных очках, с родинкой над верхней губой. Когда лимузин тронулся, Аксель Норлин обернулся на окна конторы — к стеклам так и прилипли расплющенные носы его коллег!

За городом их ждал вертолет.

— Вы не говорили, что нам надо будет подниматься в воздух, — затрепетал Аксель Норлин. — Дело в том, что я боюсь летать…

— У нас отличный пилот, герр Норлин, — сказала дама. — Выходите.

Он не посмел ей перечить.

С высоты птичьего полета Аксель Норлин разглядывал свой родной край — гористый, холодный, укрытый лесами, гордый. На сердце неожиданно повеселело. Никогда за один день с ним не случалось столько событий! Да и за всю жизнь, может быть. Точно, стоило появиться этой даме, он попал в другой мир: волшебный, сказочный, небывалый. Где продаются и покупаются замки, пряно пахнут кожей салоны лимузинов и взмывают в небеса вертолеты. Да и лететь было вовсе не страшно.

— Вот же он — замок! — минут через пятнадцать, точно сделав открытие, Аксель Норлин ткнул пальцем в окошко. И, осекшись, добавил уже тише: — Волчье логово…

Дама в черных очках кивнула.

Окруженные каменистыми холмами, лесистыми склонами и болотами, на скале уже вырастали темно-серые осколки старинного замка. Сверху они были похожи на обгоревший пень — все, что осталось после бурь времени от могучего векового дуба. Едва читавшаяся дорога вела спиралью вверх — к замку.

Они подлетали ближе…

Крепостные стены разрушены, черная башня донжона, уцелев по случайности, устремлялась высоко вверх…

Вертолет делал круг, и Аксель Норлин, потянувшись к стеклу, едва не присвистнул. На каменном плато, недалеко от руин первой стены, взгляду открывался пестрый шатер. Он был огромен! И так забавно и неестественно он смотрелся здесь, все оживляя вокруг, вдыхая в эти мрачные места новую жизнь! Рядом с шатром стояли два близнеца — черных джипа.

Вертолет приземлился на скалистом плато, метрах в ста от шатра. Выходя, Аксель Норлин сразу углядел стол, как ему показалось, заваленный яствами. Готовый фуршет по случаю покупки? Там же суетился повар, ему помогала девушка в белом фартучке, прохаживались трое крепких молодых людей в черном.

Покидая вертолет, Аксель Норлин чувствовал, как непривычно быстро колотится его сердце…

— Познакомьтесь, это мистер Краун, — дама кивнула прямо перед собой. — Герр Норлин.

Ее жест пришелся на улыбчивого спортсмена, сидевшего в шезлонге. Широкоплечий, в сером костюме, с тяжелым перстнем на мизинце. Улыбка на пол-лица, ослепительно белые зубы. Он сиял, переливался, излучал радушие. «Вот он, историк, — протягивая руку, подумал Аксель Норлин, — путешественник, выбирающий замки. Типичный американец с толстым кошельком, у которого, наверняка, яхта стоимостью с авианосец!»

Не вставая, мистер Краун потянулся, пожал агенту по продаже недвижимости руку.

— Превосходные руины! — лучась, пропел он. — Думаю приобрести их. Вы не против?

— Считайте, они уже ваши, — кивнул Аксель Норлин.

За спиной агента поставили стул, разложили столик. Оставалось только сесть поудобнее и заняться делом. Так Аксель Норлин и поступил. Все документы разложил по порядку. А когда уже готов был передать бумаги мистеру Крауну, то нечаянно обнаружил рядом с собой худощавого юношу, которого вначале не заметил в этой беспечной компании. Видно, он только что подошел к ним. Зачесанные назад светлые волосы, пронзительные серые глаза, холодные, даже ледяные, тонкие губы. Одетый очень просто — в джинсы и свитер, вел он себя, как показалось Акселю Норлину, вызывающе и надменно.

— Это наш юрист, мистер Гриф, — представила юношу Долорес Негро. — Он двоюродный брат мистера Крауна.

Юноша взглянул на гостя цепко и холодно — совсем не по годам; молчком, не спросив разрешения, по-хозяйски вытянул из его рук бумаги. Мистер Краун продолжал сиять улыбкой, точно так было и нужно.

«Юный гений!» — догадался Аксель Норлин.

Мистер Гриф прочитал документ, удовлетворенно кивнул.

— Бумаги в порядке, можно подписывать.

Вздохнув с облегчением, Аксель Норлин повел носом: за его спиной на решетке жарили мясо. Пахло шипящей свининой, зеленью, специями.

— Герр Норлин, — снимая очки, проговорила дама, — ваша фамилия как-то связана с этим замком?

Аксель Норлин наконец-то встретился с ней взглядом. Поставленные широко, темно-карие, почти черные глаза Долорес Негро смотрели так, точно желали одного — подчинить себе. И такой удивительно нежной и чувственной смотрелась родинка над ее верхней губой…

— А почему вы спрашиваете?

— В начале двадцатого века, в этом замке, на службе в должности библиотекаря числился некий Эрик Норлин…

Агент по продаже недвижимости опустил глаза.

— Это мой прадед, — с гордостью сказал он.

— Вот как? — брови дамы поднялись. — Нам очень приятно это слышать!

Ставя подписи на многочисленных листах, мистер Краун только мельком взглянул на клерка. Зато взгляд юноши был куда внимательнее. Они переглянулись с дамой. Агент «Гульденштерна» хотел было растеряться, но не успел. Мисс Негро доброжелательно улыбнулась ему:

— А библиотекарь Свен Норлин, надо думать, был вашим прапрадедом?

— Да, — кивнул Аксель Норлин. — Вы хорошо осведомлены.

— Я же вам говорила, что мистер Краун — историк. Это его конек. На самом деле мы просто подняли архивы.

Поставив последний росчерк, довольный всем, мистер Краун, будущий обладатель поместья, пружинисто выпрыгнул из шезлонга.

— Стоит отметить нашу сделку, герр Норлин, — сказал он. — Идемте же к столу! Что предпочитаете: виски? коньяк? шампанское? водку? джин? вина? Все к вашим услугам!

Панибратство малознакомого богатого человека заставило клерка растеряться.

— Я, право, не знаю…

Всей компанией они подошли к столу.

— Выпейте со мной коньяку, — предложила мисс Негро. — Он согреет лучше всего остального!

Аксель Норлин почтительно согласился. А выпив, закусив мясом, заметно повеселел.

— А что же ваш дед, герр Норлин, — спросила мисс Негро, — как его звали?

— Он и сейчас жив, — слабо улыбнулся клерк. — Его зовут Ларс Норлин. Ему уже под девяносто, но он еще крепкий старик! Правда, только наполовину — ездит в кресле-каталке. Когда-то, перед войной, и он был библиотекарем в этом замке, но потом уволился.

— И ваш дед, Ларс Норлин, никогда не задумывался, где же книги, которые охраняли его предки?

— Я знаю, что во время бомбежки, когда здесь оборонялись фашисты, библиотека погибла. Дед не был в этом замке уже пятьдесят восемь лет. С сорок пятого года. Он не любит говорить о Волчьем логове. Почему — не знаю.

— И он не сохранил ничего из потерянной библиотеки?

Аксель Норлин пожал плечами:

— Не думаю. Он говорил, что пожар уничтожил все.

На губах г-жи Негро появилась задумчивая улыбка. Юноша, мистер Гриф, не сводил с говоривших глаз.

— Вы всю свою жизнь занимаетесь продажей имущества?

— Нет, — покачал головой Аксель Норлин. — Я тоже библиотекарь. Но городок у нас маленький, а выбор работы еще меньше. — Коньяк развязал ему язык. — А мне бы хотелось быть поближе к книжным полкам. К серьезным книгам. Именно там я чувствую себя в своей тарелке!

— Порода, — улыбнулась мисс Негро. — И веление сердца и разума! Разве не так?

— Думаю, так, — пережевывая сочное мясо, кивал Аксель Норлин. — Точно — так!

— Ну а раз вы со мной согласны, тогда что вы скажете по поводу следующего предложения. После реконструкции замка мистер Краун намеревается устроить в своем новом доме библиотеку. И ему обязательно понадобится сведущий в своем деле человек. Такой, как вы.

— Как… я? — едва слышно переспросил Аксель Норлин.

— Именно, — кивнула мисс Негро. — Я права, мистер Краун?

— Безусловно! — отхлебнув виски, охотно и без колебаний ответил тот.

Аксель Норлин, потерявший дар речи, все же заметил, как усмехнулся реакции мистера Крауна юноша.

— Это тем более нас устраивает, что именно ваши предки были библиотекарями в замке Волчье логово, — продолжала мисс Негро. — Что до зарплаты, то, я думаю, для начала мистер Краун сможет вам предложить сумму раза в три большую, чем вы получаете в вашей удивительной конторе «Гульденштерн». — Она заглянула в глаза агенту по торговле недвижимостью. — Говорите же — согласны?

Аксель Норлин не мог и слова вымолвить. К кожаному салону и вертолету, к пестрому шатру, коньяку и удачной продаже имения еще и предложение о работе. Да еще какой! Наверное, он спал…

— Ну же, герр Норлин? — с улыбкой поторопила она его.

— Вы слишком настойчивы, мисс Негро, — вдруг сказал юноша с холодными серыми глазами. — Дайте нашему гостю подумать.

И с бокалом шампанского в руках двинулся в сторону обрыва. Только тут Аксель Норлин успел рассмотреть, что он направляется не куда глаза глядят. У далекого края обрыва стояла девушка в светлых спортивных штанах и ветровке с наброшенным на голову капюшоном. Ей точно и дела не было ни до каких контрактов!

— Конечно, согласны, милый Аксель, — сказала мисс Негро. — Позвольте называть вас так. Едва увидев вас, мы с мистером Крауном сразу поняли: вы — наш человек!

 

4

Экипировавшись в удобный спортивный костюм, одев тонкую шерстяную шапочку, взяв рюкзачок, Георгий Горовец вышел из номера. В вестибюле гостиницы «Фарлэнд» он подошел к консьержке.

— Я слышал, тут у вас есть развалины старинного замка, где-то за городом, это правда?

Пожилая женщина улыбнулась:

— Именно так, герр Ражефф, — сказала она, коверкая на свой лад его и без того выдуманную фамилию. — Поместье называется Волчье логово.

— Брр, — театрально поежился он.

— Там и впрямь страшновато, — вновь улыбнулась консьержка.

— Надеюсь, волков там нет?

— Не думаю, герр Ражефф, но там скалы и пропасти, тоже опасно.

— А как туда добраться? Если взять горный велосипед, к примеру?

— Так вы будете добираться полдня. Вам надо сесть на попутку и проехать на северо-запад до озера Брюнваль. А вот уже там, если вас откажутся довести до места, пересесть на велосипед и опять ехать на северо-запад. Лет сорок назад мой молодой человек возил меня туда, и не раз, — объяснила она свою осведомленность. — Говорят, с тех пор там ничего не изменилось. Те же скалы и те же развалины.

— Благодарю вас, — сказал Горовец.

Еще рано утром он думал взять напрокат велосипед и совместить приятное с полезным — крутя педали, прокатиться до Волчьего логова, а не то с этими переездами он совсем забыл о спортивном зале! И уже там, на развалинах, осмотреться…

Когда он выходил из гостиницы, к нему подошел улыбчивый рыжий мужчина в спецовке.

— Патерсон, — представился он. — Водитель продуктового фургона. Я слышал, вы интересуетесь Волчьим логовом? Так я сейчас свободен — могу выручить. Я знаю эти места, как свои пять пальцев, да и много с вас не возьму!

Горовец улыбнулся — предложение было кстати. Фургончик оказался за углом гостиницы. Комиссар забрался на соседнее сиденье, и они поехали.

Чего только Горовец не услышал за час пути от водителя Патерсона о здешних местах! И о замке в том числе…

— Был у нас в городке такой учитель, Адельборг, ославил Гульденштерн на весь шар земной, — говорил здоровенный водитель, накручивая баранку. — Чуть не убил известного фокусника — стрелял в него!

— Неужели?

— Да-а, — басовито отвечал конопатый водитель. — Так и было, клянусь! Я учился у него пару лет. Географ он был, этот Адельборг. Так вот, он всем говорил, мол, хозяин замка жив, и однажды вернется в свой дом. Я, говорит, его всю жизнь жду! Представляете?

— А что за хозяин?

Но Патерсон только качал головой:

— Кто ж его знает? Сумасшедшим он оказался, наш Адельборг. Спятил он — и все тут. Так и помер в клинике. Не дождался хозяина! — гоготнул он.

Время пролетело быстро — сверкнуло справа озеро Брюнваль, каменистая дорога повела влево, там же слева открылась пропасть, и уже вскоре, вдалеке, на утесе показались развалины замка. Высоко над фургончиком пролетел небольшой вертолет — он держал курс как раз на замок.

— Я передумал, — сказал водителю Горовец, — хочу посмотреть на развалины через эту пропасть. Сделать фотографии. Вы не против?

— Вы платите — ваше дело, — доброжелательно откликнулся водитель. — Через пропасть, так через пропасть. Я сам тут частенько останавливаюсь — перекусить, выпить немного пива. Не все же в пабах отсиживать задницу. Тут сухая корочка слаще!

Они съехали с дороги влево и скоро остановились у края соснового леса. Здесь уже стоял небольшой красный автомобиль. Пустой. Горовец присмотрелся — машина была из здешнего проката. Еще один турист?

Надев рюкзак, повесив на шею фотоаппарат, Горовец вошел в сосновый лес.

— Будьте осторожны! — крикнул ему вслед водитель Патерсон. — Там осыпи!

— Буду! — откликнулся фотолюбитель.

Через пять минут деревья стали редеть — впереди открывался неровный край обрыва. И впрямь стоило быть осторожным! Горовец прошел еще шагов пятьдесят, обогнул кусты и тотчас увидел стоявшую у края обрыва темноволосую молодую женщину, в джинсах и ветровке. Она разглядывала в бинокль развалины замка…

— Гм-гм, — деловито откашлялся комиссар. Он опасался напугать незнакомку и решил привлечь ее внимание издалека. — Осторожнее, тут осыпи!

И все-таки девушка испугалась — она обернулась быстро и резко. Сжимая в руке бинокль, она хмурилась, разглядывая так внезапно появившегося мужчину. Девушка стояла как раз на фоне обрыва, полного дымчатой синевы, и скалистого утеса с развалинами замка над этой бездной.

— Вот так встреча, милая пани! — искренне вырвалось у Горовеца.

Перед ним была Зоя Вайдова. Даже сердце у комиссара забилось чаще. Ученица Пташки не сразу поняла, кто вышел к ней из леса, а потом тоже расцвела, угадав в путешественнике недавнего знакомого по Праге.

Она недоуменно покачала головой:

— Господи, комиссар, как я рада… Простите, забыла, как вас зовут…

— Горовец, комиссар Горовец. Можно просто Георгий. Даже нужно, — требовательно добавил он.

Зоя Вайдова улыбнулась:

— Согласна.

— Что вы тут делаете? — спросил он, подходя к Зое.

Она кивнула в сторону обрыва.

— Смотрю на восьмое чудо света — замок на Волчьей горе. — На ее груди висел бинокль. — Кажется, в нем теплится жизнь.

— Что это значит? — спросил Горовец.

— А вы поглядите сами, — сказала Зоя, снимая с шеи бинокль. — Там целый пикник. Вертолет, шатер, фуршет, гости…

— Не может быть, — прикладывая бинокль к глазам, проговорил Горовец. — А впрочем, может. И даже не теплится, а едва ли не бьет ключом. С того самого дня, как мы с вами познакомились, я точно вошел в лабиринт, из которого нет выхода, — обернувшись к Зое, честно признался он. — Ваш рассказ оказался началом этой нити. И я не удивлюсь, если другой конец приведет меня вовсе не к свету, а к чудовищу. — Горовец вновь приложил бинокль к глазам. — А вот аппаратик ваш слабоват. Мой-то, полевой, остался в Праге. Думал, время навалом, куплю по дороге, не буду таскать с собой. Кстати, нас засекли; тот юнец у обрыва; нет, это девчонка; да-да, девушка; плоховато видно; кажется, она смотрит прямо на нас…

…Оставив компанию, Дерик приближался к молодой женщине, которая была немногим старше его — в светлых свободных штанах и белой ветровке с капюшоном. Они были знакомы вот уже три дня, но он все никак не мог привыкнуть к ее присутствию — молчаливому, грозному…

Она обернулась, когда он был в десяти шагах от нее. Широкоскулое лицо, белые в легкую рыжину коротко стриженные волосы. Сейчас капюшон был свободно наброшен на ее голову. Спортивная фигура. Несвойственная женщине собранность, ничего не говорящий взгляд. Увесистый полевой бинокль на груди — хоть пятна на Луне рассматривай. Он встал рядом, по правую руку. Теперь они оба смотрели с края скалы в эту изумрудно-голубую пропасть…

Дерик вспомнил, как вертолет доставил его на плато рядом с замком. Как они прошли завалы из древнего камня, поросшие мхом. Его подвели к лестнице, что вела вниз — в подземелье. Рядом были навалены камни — недавно разобранная кладка.

«Преданные вам люди укрыли это сокровище от чужих глаз и рук, — сказала мисс Блэк. — Ступайте осторожно, повелитель. Это не мраморная лестница вашего офиса».

При свете факелов, которые держали сопровождавшие их телохранители, они спускались вниз, глотая сырость, проходили все новые коридоры. В руках Дерика тоже был факел. Огонь выхватывал из темноты грубую кладку стен, полуразвалившиеся ступени, арочные проемы вдруг возникавших дверей. Ему казалось, что они спускаются в бездонный колодец, из которого не будет возврата. Его слуха касался звон оружия, вопли гибнущих людей. Несколько раз он замедлял шаг, но все же переборол безотчетный страх.

И вот они уже входили в залу, куда сопровождавшие допущены не были. Они остались за несколькими поворотами отсюда. Теперь у них с мисс Блэк в каждой руке было по факелу. Женщина подошла к одной из стен. И там, в ярком свете, Дерик увидел скульптуру. Это была древняя, полуразрушенная картина в камне.

— Присмотрись к этому барельефу, Дерик, — требовательно сказала она.

Это были старик и девушка. Лица, хоть время источило их, еще можно было рассмотреть. Старик сидел в кресле. Сухое широкоскулое лицо. Длинные волосы распущены по плечам. На груди амулет — дракон в шестиконечной звезде. Девушка, в полном рыцарском доспехе, стояла рядом. Она опиралась на меч, который острием вонзался в землю. Дерик присмотрелся к лицу старика, и оно кого-то напомнило ему. Он точно видел его, но куда более молодым, привлекательным…

Ища поддержки, Дерик быстро взглянул на спутницу.

— Ты узнал его? — с надеждой в голосе спросила она. — Правда? Говори же, узнал?

Он еще раз взглянул на картину, вновь поднял глаза на мисс Блэк.

— Да, узнал…

Не таким стариком — угрюмым, утратившим силы, но полным энергии мужчиной он видел себя в рыцарском седле, преклонял колена пред папским престолом, поднимался по лестнице, ведущей ко Дворцу дожей…

— Этой скульптуре семьсот пятьдесят лет, — сказала Мисс Блэк. — Даже если до сегодняшнего дня ты и сомневался в моих словах, то больше в твоем сердце сомнений не будет!

И тогда он услышал шорох за своей спиной. Чувствуя, как колкий мороз пробежал по лопаткам, рывком обернулся. В факельный свет вышла она — в короткой кожаной курке и джинсах, с короткими белыми волосами. Широкоскулое лицо. Неподвижные глаза. Руки заправлены в карманы, точно она — уличный подросток, простая девчонка, что ищет приключений в ночном городе. Она встала рядом с мисс Блэк, и та взяла ее за руку. Но он уже видел ее — только что! Дерик быстро взглянул на портрет, жадно высматривая юную воительницу рядом со стариком. Короткая стрижка — под шлем, то же широкоскулое лицо, твердое, волевое. И взгляд — готовый сразить врага не хуже, чем ее меч.

— Это мой сюрприз тебе, — сказала его спутница.

— Кто… она? — кивнув на девушку, вставшую рядом с мисс Блэк, спросил он.

— Барбара, — ответила мисс Блэк.

— Но… ее лицо? — оглянувшись на стену, недоуменно проговорил Дерик. — Я не понимаю…

— Рядом с герцогом Вествольфом его дочь — юная герцогиня Хельга. Твоя дочь…

Дерик всматривался в черты молчаливой молодой женщины — живой, незнакомой, стоявшей сейчас перед ним и не отпускавшей его взгляда.

— Я не понимаю, — повторил он.

— Иногда случается великое таинство, — проговорила мисс Блэк. — И люди обретают не только душу, но и те же черты. Это бывает тогда, когда общая цель, объединяющая людей, неистребима, вечна… Нам остается только сказать: да будет так!

…Его воспоминание оборвал рокот вертолета. Дерик обернулся. Там забирался в кабину этот смешной Аксель Норлин, которому выпало стать его библиотекарем. У герцога Вествольфа, наверное, тоже был чернокнижник. Так может быть, в образе этого недотепы, полжизни посвятившего нелюбимой работе, он готов был заново взяться за свое ремесло?

— Они только что приготовили мясо, — сказал Дерик Барбаре. — А устрицы просто великолепны.

Она только улыбнулась ему в ответ. К ним подошла мисс Блэк — встала между ними.

— Завтра все будет окончательно утверждено, — сказала она. — А послезавтра сюда приедет целая армия рабочих!.. Милая, — осеклась она, обращаясь к подруге, — дай мне бинокль, — мисс Блэк протянула руку. — Хочу насладиться пейзажем и… кое-что рассмотреть.

Девушка послушно отдала свой бинокль. Мисс Блэк приняла его, приставила к глазам, навела резкость.

— За нами следят — мужчина и женщина.

— Они там уже минут десять, — сказала Барбара.

— Туристы? — нахмурилась мисс Блэк.

— Хочешь, проверим? — наши ребята вмиг перехватят их.

— Не стоит. Когда замок начнет расти, они сюда потянутся толпами!

Дерик был последним, кому достался бинокль. Через изумрудно-голубую пропасть на них смотрели двое — коренастый мужчина в спортивном костюме и молодая женщина в джинсах и ветровке. Мужчина направил бинокль ровнехонько на него, Дерика Даймона, ничуть того не стесняясь.

— Это не туристы, — убежденно сказал он. — И они мне не нравятся: это — чужаки.

— Я могу снять их из винтовки, — предложила Барбара.

Дерик отнял бинокль от глаз. Увидев его замешательство, мисс Блэк рассмеялась.

— Никого не будем убивать раньше времени! — Каролайн взяла Дерика и Барбару под руки. — Идемте к столу — отпразднуем первый день в родовом гнезде!

 

5

Каролайн подтолкнула его вперед и закрыла за ними двери. Дерик огляделся: это был альков. Древний камень стен и полов укрывали ковры. Жарко был растоплен камин в полтора человеческих роста. В медных подсвечниках горели длинные свечи. Замок оживал, выходя из спячки, отогреваясь в этом огне. Слева поднималась высокая кровать — туго надутый гигантский матрас, ортопедическое чудо, застеленный шелковыми простынями. Рядом стоял стол, где на блюдах лежала снедь — жареные цыплята, колбасы и сыры; хлеб, овощи и фрукты; было много сортов вина.

— Твоя первая ночь в замке Вествольфов, — подходя сзади и кладя ему руки на плечи, тихо сказала Каролайн.

Сколько тепла разливалось от ее прикосновений! Сколько жара и силы было в нем…

— А не лучше ли вернуться в гостиницу? — осторожно спросил Дерик. — Тут мрачновато и дико, ты… не находишь?

Он обернулся к молодой женщине и встретился с ней взглядом. Но взгляд у мисс Блэк, его служанки и наставницы, теперь был другим. В ее глазах таилась та женская теплота, о которой он мечтал, едва увидев ее впервые в своем кабинете, заговорив с ней.

— Не нахожу, — сказала Каролайн. — Здесь все так, как и должно быть.

Справа стояла кадушка, от которой шел пар. Рядом, на раскладных стульях, которые они привезли с собой, были аккуратно сложены полотенца.

— А это что? — спросил Дерик.

— Твоя купальня, — просто сказала она.

— Купальня? — нахмурился он. — Здесь?

— Эх ты, дитя каменного города, — снисходительно вздохнула Каролайн. — Когда-то ты принимал свои ванны только так.

Юноша с трудом проглотил слюну.

— Я не хочу здесь купаться, — упрямо проговорил он. — И не буду.

— Ты — взрослый мужчина, Дерик, — сказала она. — Не противься мне, и получишь все, о чем мечтал. — Она уже брала его за руку и подводила к кадушке. Сколько благовоний было разлито в горячей воде, сколько ароматов исходило от ее душистого и притягательного жара! — Я сама искупаю тебя, — сказала она. — Сама.

Дерик отрицательно замотал головой:

— Я так не могу.

— Ты стесняешься меня? — спросила она.

— Да, — честно признался он.

— И напрасно, — сказала Каролайн. — Господа никогда не стеснялись своих слуг. Потому что знали — они, вершители судеб, прекрасны в их глазах. И делают одолжение тем, что позволяют купать себя и кормить, укладывать спать и… делить с собой постель.

Дерик вновь посмотрел на спутницу, губы его дрогнули. Но он не успел что-то сказать.

— Ты ведь этого хотел, не так ли? — Она коснулась ладонью его лица. Ее тон стал требовательным. — Ну, говори же…

— Да, — еще нерешительно проговорил он.

— Тогда тебе не стоит бояться, Дерик. — Она уже подвела его к кадушке, запустила руку в горячую воду. — То что надо! Представь, что ты — юный король, которому пора научиться многому. Не только повелевать людьми, но и получать удовольствия, без которых жизнь — сущий ад. А ты достоин всех удовольствий этого мира. Сегодня у тебя было много хлопот, Дерик, ты устал и напряжен, но я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. Позволь… — Она зацепила пальцами его джемпер и потянула вверх. — Подними руки, милый. — Каролайн стянула с него джемпер, затем майку. — Тебе стоит расслабиться, полежать в горячей кадушке, я сама намылю твое тело и смою с него пену. — Она обняла его сзади, но только для того, чтобы расстегнуть ремень. — Вот так…

Вся его одежда осталась тут же, на ворсистом ковре. Нагого, она повернула Дерика к себе, заглянула в серые глаза юноши, обняла его за шею. Сейчас он был натянутой до предела струной, не иначе.

— Расслабься же, милый, — она коснулась губами его щеки, поцеловала в губы. — Ничего не бойся. Я — твоя рабыня. — Каролайн провела руками по его худощавому телу, улыбнулась. — За что люблю юность — это за мгновенную готовность. — Ее руки не упустили ничего. — Но еще рано. — Каролайн сбросила черный жакет и брюки и осталась в тонком кружевном белье. Узкий бюстгальтер едва удерживал ее полную грудь, трусики врезались в круглые бедра и ягодицы. Дерик боялся смотреть на нее, и одновременно, мимолетом, пожирал глазами эту женщину. — Полезай в кадушку, Дерик. У нас много времени — вся ночь. — Ее голос, улыбка и впрямь давали ему необыкновенную легкость. — И много других ночей…

Он уже не стеснялся своей наготы — он просто горел. Весь. Без остатка. Дерик готов был потерять сознание от окутавших его ароматов — молодого сильного тела нежданно-негаданно появившейся в его жизни «рабыни», ее духов…

Он забрался в горячую воду и привалился спиной к высокому краю. Его напряжение и скованность уходили. Закрывая глаза, чувствуя, как руки Каролайн ласкают ему плечи и шею, он ощутил великое блаженство, которого никогда не испытывал раньше. Каролайн сама намылила его разбухшей мочалкой, что-то воркуя, нашептывая. «Со мной ты будешь во сто крат сильнее, а я — с тобой, — говорила она ему. — Мы только в начале пути…»

Позже, как и обещала, она сама смыла с Дерика пену, набросила на него полотенце.

— Моему королю понравилось принимать ванну с благовониями? — вкрадчиво спросила Каролайн, когда он выбрался из кадушки.

— Да, — благодарно признался юноша. — Я… счастлив. — Он поднял на нее глаза. — Я не знал, что бывает так…

Дерик привлек ее к себе, впился в нее руками, уткнулся лицом в ее шею. Губы его еще неловко, но так страстно искали прикосновений ее тела.

— Конечно, конечно, — сказала она. — Но до кровати осталось десять шагов. — У огромного надувного матраса, застеленного яркими цветными простынями, она нежно бросила. — Ложись. — Сама, прогнув спину, неторопливо расстегнула и сбросила один лоскуток материи; двигая бедрами, стянула другой. Поставила одно колено на пружинистую резину, отбросила назад волосы. — Я прекрасна, Дерик?

Он не ответил: просто не мог говорить — ответом был его взгляд.

Каролайн поставила второе колено на матрас и так, точно львица — к жертве, подкралась к нему, нависла на ним. Ее полная грудь касалась сосками груди Дерика. Каролайн улыбалась — и не было для юноши в эти мгновения ничего более притягательного и чувственного, чем ее мушка над верхней губой.

— Когда-то я тенью приходила к тебе ночью, — вкрадчиво проговорила она. — Но теперь все изменилось, и мы наяву принадлежим друг другу. Тебе надо только слушаться меня…

Она долго целовала его, потом, все сделав сама, села на Дерика верхом и сразу нашла нужный ритм. Все произошло быстро — и Каролайн завладела каждой клеткой его тела, когда голос юноши сорвался на хрип. Дерик был молод и готов к подвигам — и потому тотчас наступило продолжение…

В камине славно трещали дрова, и тени ползали по стенам и потолку этой спальни — такой древней, выложенной на века из грубого камня, и такой современной — с яркими искусственными коврами и надувной постелью.

Они ели мясо, пили вино, и вновь Дерик бросался в ее объятия. Каролайн давала ему все, что он хотел получить, и даже сверх того: предлагая все новые блюда, она открывала юноше ранее неведомый ему мир, полный сладкой ярости и упоительного забвения…

Было за полночь, когда Дерик, обвитый руками Каролайн, увидел крадущуюся к ним от дверей тень. Он хотел было вскочить с постели, но Каролайн удержала его.

— Тш, тш! — торопливо зашептала она, удерживая его за плечи. — Тш… Все хорошо, милый, все хорошо…

А в эту минуту, стянув джинсы и скинув легкую майку, оставшись нагой, к ним в постель уже забиралась Барбара, так непохожая на Каролайн сложением, но не мене прекрасная.

— Нам всем хватит места, — сказала Каролайн. — Тебе, мне и Барбаре…

Он не осмелился перечить ей. А Барбара, не говоря ни слова, уже на коленях стояла над ними. Она была крепкой и сильной, с небольшой острой грудью и сильными бедрами. Хватило одного взгляда Каролайн, чтобы она легла рядом и, не говоря ни слова, закинула руки за голову. Но Дерик, понимая, что от него хотят, еще медлил…

— Иди же к ней, — сказала Каролайн. — Иди!

Она подтолкнула его — и Дерик сам не успел заметить, как оказался в цепких объятиях Барбары, пленившей его худощавое тело крепкими ногами, и уже под прицельным взглядом Каролайн, этой изощренной женщины, продолжал начатое с ней — с ее подругой…

— В замке снова забилось сердце, — через туман подступающего экстаза услышал он голос наставницы. — Сердце Дракона…

 

1

Урчание кота, которого в отсутствие хозяина кормила соседка, они услышали еще из-за двери. А стоило войти, тот серым шаром бросился к хозяйским ногам, стал мурлыкать и тереться с таким напором, что шагу нельзя было ступить. Пока наконец Вадим не взял его на руки, не прижался щекой к усатой мордуленции.

— Вот это котище! — гладя его, восхищенно сказала Катарина. — Ты не говорил, что у тебя такое сокровище. Как его зовут?

— Вася, — расчесывая кота за ухом, с удовольствием представил Вадим гостье роскошное животное, урчащее как заведенный трактор. — Василий Васильевич…

— Ты знаешь его отца? — удивилась Катарина.

— Нет, но… думаю, его звали так же.

Говорить о яслях на помойке, откуда, собственно, он и взял Василия в младенческом возрасте, Вадиму не хотелось: княжна могла не понять усыновления котов по-русски.

— Василий — царское имя, — сбрасывая туфли, уже на ходу сказала Катарина. — Тесноваты у вас квартирки, — проходя в гостиную, сочувственно вздохнула девушка. — Ох, тесноваты!

— С замком твоего отца не сравнишь, это точно, — откликнулся Вадим. — Но, заметь, монахи в кельях были самыми свободными людьми. А тут по сравнению с кельей — хоромы!

Он оглядел знакомую берлогу, оставленную совсем недавно. Теперь уже казалось — вечность назад. Впрочем, так оно и было: между прошлой его жизнью и нынешней пролегла пропасть!

Катарина села на диван, поджала ноги. Улыбнулась ему — ясно, радостно. Вытянув руки, попросила взять кота.

— Не верится, что мы здесь вдвоем, — гладя присмиревшего Василия, сказала девушка, нежно потрепала кота за ухо. — Даже втроем!

Вадим открыл балкон. Он прекрасно осознавал, что предыдущая жизнь — историка и писателя — окончена. Но разве не к этому он стремился? Еще час назад они летели в самолете. Катарина дремала, два ее телохранителя — Андрэос и Славик, самые верные и надежные люди князя — были во всеоружии, а он, Вадим, глядя в иллюминатор, вспоминал последние наставления князя. «Помните, Вадим Александрович, — говорил ему Константин Остберг, — страшен не только Вествольф, но и его ведьма — Матильда. Она сама найдет его, может быть, уже нашла, и будет сопровождать повсюду! Она будет вновь обладать даром ясновидения. И, думаю, еще многими способностями! Например, силой заставить человека нырнуть в пучину времени и узнать любую тайну за семью печатями». «Как это делаете вы?» — спросил Вадим. «Да, — ответил князь. — И я, и Матильда — мы всего лишь проводники куда более сильных людей. Я не сказал вам всего сразу. Не мне сражаться с герцогом Вествольфом — вам, Вадим Александрович! Как и прежде — вам…»

Да, глядя на осенний двор за окном, думал он: с привычным миром можно попрощаться!

Они поужинали. Пока Катарина принимала душ, зазвонил телефон. Вадим, упав на диван, поднял трубку.

— Алло, — сказал знакомый женский голос, — это квартира господина Арсеньева?

— Его самого, — откликнулся Вадим.

— Ну, здравствуй, — промурлыкал в телефонной трубке нежный голос. — Приехал и не звонишь? — Марина, как ему показалось, была чересчур весела и непринужденна. — Быстро же тебя развернули! И каков твой Бобсберг?

— Душа-человек, — откликнулся Вадим. — А историк — высший класс! Теперь возьмусь переписывать книгу…

— Рада за тебя.

— А как я рад, госпожа Верховенская!

В комнату вошла Катарина — в своем халате, княжеском, банном, с его полотенцем на голове.

— В такой ванной утопиться хочется, — сказала она. И тут же поправилась. — Это я так, шучу.

Вадим подмигнул ей.

— Кто там у тебя? — спросила Марина.

— Любовница, Вадим Александрович? — в свою очередь, спросила девушка.

Вадиму оставалось только вздохнуть.

— Ко мне с ответным визитом приехала юная княжна Остберг и два ее телохранителя, — пояснил Вадим. — В данный момент княжна осматривает мою резиденцию.

— Я рада за тебя и княжну, — парировала Марина. — Слушай, мне нужно с тобой срочно увидеться. В моей жизни произошли перемены.

— За три дня? — удивился он.

— А с тобой разве случилось иначе? — резонно спросила она. — Я была в магазине одежды, примеряла недорогое платьице. Он вырос у меня за спиной, оглушительный, как солнечное затмение, и прекрасный, как Аполлон. Не ревнуй — к жителям Олимпа ревновать бессмысленно! Роберт попросил меня примерить пять дорогущих платьев, и в тот же вечер сделал мне предложение. В прошлом Роберт Стеллин — морской офицер Ее Величества королевы Англии. Теперь — бизнесмен, историк и меценат. Кстати, он хочет с тобой встретиться.

— Зачем это?

— Он спросил о моих друзьях в России, я похвасталась, что близко знаю замечательного историка и писателя. Роберт издает в Англии книги и желает перевести твою. Каково?

— Откупиться хочешь — ладно, — усмехнулся Вадим. — Даже будет интересно взглянуть на твоего морского Ромео. Но я буду не один — с княжной.

— Отлично! — сказала Марина. — Тогда в три на набережной. Пока! И привет княжне!

Вадим дал отбой и пожал плечами:

— Странно все это. — Взглянул на Катарину. — Мне кажется, ты ревнуешь?

— Тебе кажется, — ответила девушка.

— Ну что, тогда позвоним Паше? — предложил он.

Катарина кивнула. Вадим набрал заветный номер. Катарина села напротив — в кресло. Трубку взяла Паша.

— Мы в городе, — сказал Вадим. — Я и… Катарина… Когда и где увидимся?

— На даче, — ответила Паша. — Я приезжаю туда за яблоками каждую неделю. Давайте завтра днем.

— Лучше к вечеру, часиков в шесть, — попросил Вадим. — У нас тут небольшая встреча в три. А в шесть — самый раз.

Паша назвала адрес. Сразу после телефонного звонка Катарина поднялась.

— Мне пора. Увидимся днем.

Уже у порога девушка обернулась:

— Ты недавно сказал, что я ревную…

— Ну да.

— Могу только повторить: «Я знала вас, Вадим Александрович, не только десятилетней девочкой Таис, но и взрослой женщиной». — Катарина потянулась к нему и легонько поцеловала его в губы. — Ладно, мой рыцарь. Телохранители отца уже заждались меня на лестнице. До завтра.

Возвращаясь на кухню, Вадим вспомнил вопрос Паши по громкой связи, в замке Остберга. «Скажи, они узнали друг друга?» «Дурнушка» из далекого Дымова обращалась к сербскому князю вот так запросто, точно была в курсе всех его сердечных тайн. И он хорошо помнил утвердительный ответ князя: «Думаю, что да».

 

2

Марина, в джинсовом костюмчике в обтяжку, еще издалека помахала им рукой. Веселая, довольная жизнью, сексуальная.

— Здравствуйте, милые люди, — сказала она подходившим к ним Вадиму и Катарине. — Я вас уже заждалась! Мы тут уже полтора часа тянем шампанское.

— А где спутник? — спросил Вадим.

Марина кивнула в сторону. Вадим увидел спину атлета, облокотившегося о чугунный парапет. Стоял он шагах в пятнадцати от столика и смотрел на реку — широкую и сильную, волнующую…

— Все никак насмотреться не может, — сказала Марина. — Говорит: «Рива — конгратьюлейшенз!»

— И он прав, — кивнул Вадим.

Марина с неподдельным любопытством оглядела Катарину.

— А вы, милая девочка, и впрямь княжна?

— Да, сударыня.

Марина польщенно вздохнула:

— Сударыня — как звучит! Зовите меня просто: Марина. Сейчас позову Роберта. — И сдержанно крикнула: — Роберт! Май диа френд, комон! Комо-он!

Атлет обернулся, улыбаясь, двинулся к их столику. Его приветливое лицо так и светилось радушием.

— Познакомься, Роберт, это мои друзья — Вадим, писатель, историк, и… Катарина, сербская княжна.

— Лорд Роберт Стеллин, — поклонился капитан. — Очень рад. — Он взглянул на Вадима. — Значит, вы тот самый писатель, что посвятил книгу Четвертому крестовому походу?

Пришлось переходить на английский.

— Я посвятил ее Дионисию из Идона, — сказал Вадим. — Четвертый крестовый поход — только фон для портрета.

— Братья по разуму, — раздался женский голос за спиной Вадима. — Как это трогательно!

Они обернулись с Катариной одновременно. Вадим даже про себя ойкнул. Надо же — бывают женщины! На них смотрела обольстительная красавица — темноглазая брюнетка, веселая, с родинкой над верхней губой.

— Мой брат Роберт все время разглагольствует об истории. Сил моих уже нет! Я его сестра — Долли.

Вадим и Катарина представились в свою очередь. Все уместились за одним круглым пластмассовым столом.

— Вот я люблю день сегодняшний, — призналась Долли. — Люблю хорошие пляжи, бассейны и коктейли. Кстати, у вас в России с коктейлями плохо.

— У нас предпочитают водку, — не сводя с нее глаз, сказал Вадим. — И пиво. Даже вино презирается. В душе. Так что привыкайте.

Долли пожала плечами:

— Надо будет — привыкну. Без труда!

— Вы, Роберт, интересуетесь Крестовыми походами? Откуда этот интерес? — Вадим прищурил один глаз. — Кто-то из ваших предков участвовал в них, верно?

Роберт благодарно поклонился Вадиму:

— Вот она — писательская интуиция: вы попали в точку! Мой род очень древен! Только вот фамильного замка не осталось — он ушел с молотка еще в девятнадцатом веке.

— Зато есть пара великолепных отелей, — улыбнулась Долли. — А это куда лучше старых развалин!

Вадим удивленно поднял брови:

— Откуда такое презрение к старине?

— Видите ли, мы сводные брат и сестра, — объяснил положение вещей Роберт. — В Долли нет рыцарской крови лордов Стеллинов. В ней течет кровь андалузского цыгана, воровавшего лошадей и поплатившегося за то жизнью.

— Мать даже звала меня по-испански — Долорес, — кивнула очаровательная сестра Роберта. — Это среди скучных англичан я — Долли.

— Андалузский цыган-конокрад, — Вадим кивнул. — Великолепно!

Долли обворожительно улыбнулась:

— А ваша спутница, как сказала нам Марина, княжна?

Катарина подняла на нее глаза.

— Да, княжна. — И тут же смело взглянула на собеседницу. — Моя фамилия Остберг. Мой отец — князь Константин Остберг.

— Я где-то уже слышала это имя…

— Он, как и ваш брат Роберт, тоже потомок древнего европейского аристократического рода.

Долли переглянулась с Вадимом.

— С ума сойти — вокруг одни вельможи!

Марина рассмеялась, да и Вадим улыбнулся. А Роберт стал очень серьезным.

— Я мог бы издать вашу книгу в Англии, господин Арсеньев, — вежливо предложил он. — Как вы на это смотрите?

— Зовите меня просто — Вадим.

Роберт поклонился.

— Запомню.

— Смотрю я на это хорошо, но вы ее даже не читали…

Лорд Стеллин задумался.

— У меня тоже есть интуиция — издателя. Но вначале скажите, чем вас пленил этот Дионисий, архивариус дворцовой библиотеки императора Никеи? Мне немного рассказала о вашей книге Марина, — поспешил объяснить свою осведомленность лорд Стеллин. — Чем он так зацепил вас?

— Любой историк рано или поздно находит свою тему и посвящает ей всего себя, — пожал плечами Вадим. — Так случилось и со мной.

— Люблю увлеченных людей, — признался Роберт. — Расскажите же нам о вашем Дионисии.

Вадим покосился на Долли, так не любившую старину, но в какое-то мгновение обнаружил в ее глазах интерес куда большего накала, чем у сводного брата — историка, издателя и мецената.

— Не стесняйтесь меня, Вадим, — ободрила она его. — Я — человек закаленный!

Короткий экскурс в историю Дионисия из Идона показал Вадиму, что он не ошибся. Встречаясь взглядом с Долли, он уже не сомневался, что ей интересна эта тема. Но заинтересовать такого слушателя было вдвойне приятно!..

— Чем больше я изучал жизнь своего персонажа, — в конце признался он, — тем больше понимал, что мы с ним — одно целое. Это стало почти наваждением. Но если бы не это чувство, то и книга не получилась бы! Но прежде, чем издавать мой труд, Роберт, прочитайте его.

— С превеликим удовольствием! — ответил тот.

Долли с улыбкой посмотрела на Волгу.

— Какой пейзаж, — задумчиво проговорила она. — Нам стоит обязательно перебраться на ту строну! — Ее взгляд стремительно поймал взгляд Вадима. — Вы нам составите с княжной компанию, Вадим Александрович?

Подавшись вперед, она накрыла его руку своей, и Вадима точно током ударило. А по лицу Долли — спустя несколько мгновений — пробежала тень. Вадиму показалась — зловещая. Но очень быстро — он едва заметил ее.

— Скажем, завтра? — чуть изменившимся тоном спросила молодая женщина.

Вадим переглянулся с Катариной, но та, все больше молчавшая, лишь пожала плечами.

— Разумеется, Долли, — ответил он.

Они проболтали еще полчаса, распили две бутылки шампанского и решили утром же плыть на острова.

— Очень странная женщина эта Долли, — сказала княжна, когда они подходили к машине, где их ждали телохранители.

Поспорить с ней было трудно — Долли и Вадиму показалась женщиной необыкновенной…

 

3

Машина, взятая на прокат, тихонько ехала по одной из дачных просек за городом. За рулем сидел молчаливый телохранитель Андрэос. Рядом с ним — Славик. Вадим и Катарина на заднем сиденье следили за нумерацией домишек.

— Паша сказала, дом «тридцать четыре» по седьмой просеке? — спросила Катарина.

— Ага, — отозвался он. — Уже «тридцать второй»… Значит, по этой стороне…

Они проехали еще метров пятьдесят и остановились. Вышли. У Катарины был за спиной ее походный ранец тинэйджера, Вадим нес сумку с провизией. Андрэос и Славик остались в машине. Вадим толкнул калитку с нужным номером, аккуратно нарисованным на жестянке масляной краской — белой по синему, и дверца поехала внутрь…

Паша стояла с середине дорожки, между калиткой и деревянным осевшим домиком, и смотрела на них. «Дачный» плащик, черные колготки, косынка. Белые садовые перчатки. В руках — ведро для сбора яблок.

Паша поставила ведро. Она улыбалась им — светло и радостно. Вадим даже не предполагал увидеть ее такой! Медленно сняла перчатки, спрятала в карман. И тотчас протянула руки навстречу Катарине, уже торопившейся к ней по дорожке…

— А ты и впрямь красавица, — негромко и счастливо сказала Паша. Она вглядывалась в каждую черточку лица девушки. — Да по-другому и быть не могло. Я видела тебя, но мельком. Видела…

Обняв ее, Катарина прижалась к ее груди.

— Милая, милая Таис, — повторяла Паша, заглядывая в полные слез глаза девушки. — Что же вы встали, Вадим Александрович? — наконец окликнула она его. — Идемте же, идемте!

Обернулась и Катарина.

— Как все просто, правда? — спросила у Вадима юная княжна.

— Еще бы! — он развел руками. — Проще некуда! Чаем-то нас напоите, Паша? Мы с собой «Рябиновую» привезли!

— Это он всякую муть пьет, — махнула рукой Катарина. — Я бутылку французского вина захватила — «Бужеле».

— А по мне так «Рябина» лучше, — засмеялась счастливая Паша, показав крупные неровные зубы. Первый раз Вадим видел ее смеющейся вот так открыто. — Сейчас чай поставлю.

Она быстро пошла в дом.

— На вас, русских, не угодишь — с вашими-то вкусами, — оставшись на дорожке, пожала плечами Катарина.

— Это верно, — держа сумку в руках, кивнул Вадим, обходя ее, уже шагая вперед. — Мы такие!

На маленькой веранде, под липой и вишней, они пили чай с вареньем. В ход пошли «Рябиновая» и «Бужеле».

— Как же так, — спросил Вадим, — меня, Паша, вы разглядели хорошо, и квартиру мою, а княжну — мельком? Чем же я лучше?

Паша, потягивая чай из блюдца, улыбнулась:

— Да не лучше, Вадим Александрович. Я же вам не космический спутник — всю землю обозревать. Я только тех, кто рядом, чувствую.

— Но мы с вами раньше не встречались.

— Правильно, не встречались, то есть знакомы не были. А вот коснулись на улице рукавами — и меня точно током ударило. Так бывает, когда совсем близко…

Катарина внимательно слушала их обоих, иногда подолгу задерживая взгляд на Паше, улыбалась самой себе. И все цепляла ложечкой домашнее малиновое варенье, осторожно так — дегустировала.

— И со мной так было? — нахмурился Вадим.

Паша кивнула:

— Да, на Броневой улице, полгода назад.

— А все трещинки на потолке — это как? И пароходик в раме…

— Я ведь вначале испугалась, столкнувшись с вами, обмерла вся. Сразу ведь не поймешь, кто вы. И с кем. Пошла за вами. Выследила. — Она подлила из чашки в блюдце кипяток, подула. — Вы были правы — около дома ходила, а вы и не заметили. — Она опять смешно улыбнулась. — Потому что некрасивая, наверное.

Катарина, оторвавшись от занятия, с укором взглянула на Пашу.

— Прекратите вы, — сказал Вадим.

— Да что уж там, — Паша вновь отхлебнула чаю. — Нам ехать далеко придется, — неожиданно сказала она.

Вадим и Катарина одновременно забыли о чае с вареньем.

— Вы о чем? — спросил он.

— О нем, — просто ответила Паша.

Катарина тоже посмотрела на Вадима, как на непонятливого.

— О… Дионисии?

— Конечно, — ответила за нее княжна. — Ты забыл, зачем я с тобой приехала в Россию?

— Верно, — кивнула Паша, — чаи гонять, что ли? — Она посмотрела на Катарину. — Я думаю, что это очень далекий город. Где-то на краю земли. Там холодно, очень много снега. Но главное, что я видела, это свет в окне многоэтажного дома. Освященных окон было много, но они точно расплывались. А это было четким, ясным. И все время снег, почему — не знаю. Видимо, это подсказка, что искать нужно не в Азии… Может быть, в Сибири?

— Но как по одному окошку можно найти человека? — изумился Вадим. — Тут и жизни не хватит!

— Можно, — кивнула Паша. — Этот дом несколько раз возникал напротив тройки лошадей. Одна смотрит прямо, как и положено, другие — в стороны.

— Скульптура, что ли?

— Да, — кивнула Паша. — Думаю, мрамор. Тройка лошадей белая, под стать снегу, и большая. Я думаю, она стоит на площади. И вот за этой тройкой — дом и яркое окошко. — Паша убежденно кивнула. — Оно как маяк. Уверена, это его окно.

Задумчиво глядя на блюдце, Катарина улыбнулась:

— Я верю тебе. Знаешь, — княжна подняла на Вадима глаза, — как она узнала его тогда, в Константинополе? Мне отец рассказывал. У Дионисия было любимое место за крепостной стеной, на берегу Золотого Рога, недалеко от стен дворца Влахерны. Там он сидел, мечтал, делал записи, глядя на бухту и корабли. Таким вот, задумчивым, она и увидела его прежде.

— Хотя бы знать, какой он — молодой или старый? — неопределенно проговорил Вадим.

— То что не старый — точно, — заверила его Паша. — Это я чувствую. Думаю, он юноша, как и прежде.

— Когда мы жили в столице мира, я о Константинополе, угадывать было куда легче. Все, как на ладони. Так ведь?

Княжна подняла глаза на Пашу, и та кивнула:

— Мир стал большим, Вадим Александрович. Дионисий далеко, и нам придется обойтись малым. Для нас самое главное, чтобы другие не узнали раньше, какой он…

— Значит, говоришь, три коня, — покусывая губу, сказала Катарина. — О’ кей. Вадим, не подашь мне мой рюкзачок?

Вадим выполнил ее просьбу. Она расстегнула молнию, вытащила добротный футляр из кожи. Внутри, в мягкой утробе, прятался миниатюрный ноутбук. Катарина открыла крышку.

— Это компьютер? — спросила Паша. — Какой красивый. А я не люблю компьютеры, — тут же признала она.

Включая машину, Катарина улыбнулась:

— Зря. — Она вытащила из кармана трубку сотового телефона, набрала номер и вскоре вышла в Интернет. — Вот мы и в мировой сети, — сказала она. — Вадим, как бы ты назвал произведение из трех коней, запряженных в одну упряжку?

— «Тройка», — пожал плечами Вадим.

— А ты, Паша?

— Думаю, так же.

— А будь вы градоначальниками?

— Все равно — «Тройка», — ответил Вадим.

Катарина уже занесла пальчики над клавиатурой, но Вадим опередил ее:

— Постой, будь я художником, то назвал бы ее «Птицей-тройкой»!

Катарина оживленно кивнула:

— Поправка принимается.

Княжна набила требуемое словосочетание и запустила поиск.

— Чего тут только нет, — сказала она. — Будем искать…

Вадим и Паша тоже тянули шеи, каждому захотелось заглянуть в экран. Тем временем по клику страница открывалась за страницей…

— «Художественно-скульптурная композиция «Птица-тройка» была подарена известным новосибирским художником Иваном Федюкиным сибирскому городку Ермаковску…» — через пять минут торжествующе прочитала Катарина. — Смотри-ка, угадал с Птицей-тройкой. — Она открыла статью, где подробнее рассказывалось о подарке городу, состоявшемся пять лет назад. — А вот и фотография — три белых коня! Паша, они?

Вадим и Паша к этому времени уже стояли за ее спиной.

— Они, — изумленно прошептала хозяйка дачи. — Они, Катечка…

Княжна развела руками:

— Вуаля!

— Так-то, Паша, — рассмеявшись, кивнул Вадим. — Это — прогресс! Не рукавами друг о дружку тереться!

— Хватит, — подтолкнула его локтем Катарина.

— Когда подумаю, что вся эта сеть без проводов опутывает нас с вами, проходит через нас, мне страшно становится, ей богу, — поежилась Паша. — Его дом вон за этими домами, — она указала пальцем на мутные многоэтажки вдалеке за Птицей-тройкой.

Паша села.

— И когда мы едем? — спросила она.

— Сегодня же, — твердо сказала Катарина.

— А завтрашняя встреча? — спросил Вадим.

Катарина пожала плечами:

— Не смеши меня.

— С кем у вас встреча? — поинтересовалась Паша.

— С бывшими любовницами, — поймав взгляд Вадима, приторно улыбнулась девушка. Она уже набирала на клавиатуре расписание воздушных линий. — Ага, вот и он, Ермаковск. Надо лететь через Москву. Если мы в восемь часов вечера, а это через полтора часа, сядем на самолет, то в девять будем в Москве. Так, что у нас дальше. — Она ловко стучала по клавишам, быстро оценивала ситуацию. — В десять мы вылетаем в Новосибирск, в два часа ночи на месте. Из Новосибирска вылетаем в четыре утра — и еще полчаса до Ермаковска. Короче, в пять часов утра, нет, в начале шестого, мы стоим у Птицы-тройки.

— Уже? — совсем ошеломленно переспросила Паша.

— А как ты думала? — ответила вопросом на вопрос княжна. — Тут Вадим прав. Мы ведь уже не в тринадцатом веке, голубушка, а в двадцать первом живем!

Слушая ее, Вадим кивал.

— Так, — заключил он. — Паше надо переодеться и захватить паспорт. Мне тоже. Марине я позвоню и отговорюсь.

— Будь уж любезен, — качнула головой Катарина.

В восемь самолет поднял их с аэродрома Дымова, в девять они были в Домодедово. Андрэос и Славик на расстоянии следовали за ними. Двухголовый Цербер, да и только! До вылета в Новосибирск оставался час. Катарина все это время с сомнением поглядывала на наряд Паши — старинную юбку ниже колен и диковатую кофточку.

— Ты меня прости, Паша, — уже в столичном аэропорту не выдержала она, — но этот твой наряд мало отличается от того, который был на тебе там, в лесу. — Идем-ка со мной…

— И не лес это, а дача, — возразила Паша.

— Лес, лес! — откликнулась Катарина.

Она завела ее в первый модный магазинчик и через двадцать минут вытолкала наружу. Вадим обомлел. Паша преобразилась на глазах. Ей очень шли джинсы в обтяжку и легкий голубой джемпер. А ее чудаковатую прическу, вернее, ее отсутствие, элегантно прятало светлое кепи.

— Я точно голая, — призналась Паша, когда Катарина подвела ее к Вадиму.

Тот покачал головой — прорицательница оказалась совсем не такой уж и дурнушкой. И фигурка у нее, оказывается, имелась, только она ее успешно прятала. Паша скорее просто была девушкой со смешным лицом, вот и все.

— Что скажешь? — спросила у Вадима княжна.

— Если бы, Паша, вы следили за мной вот в таком обличии, я бы непременно вас заметил.

От этих слов Паша покраснела.

— То-то же, — кивнула Катарина. — Ладно, полетим дальше.

Накануне они переволновались, и теперь, в самолете, спали — набирались сил. Когда в сумеречном салоне, под приглушенный рев турбин, Вадим сонно открыл глаза, то обнаружил руку спящей Катарины на своей руке. Девушка спала с приоткрытым ртом, темные пряди рассыпались по ее бровям. Столько юной нежности было в ее облике.

«Ты никогда не думал, что знал меня другой? — так и звучал ее голос. — Не десятилетней девочкой Таис, но взрослой женщиной?..»

Ее слова тогда взволновали его — волновали и теперь. И еще этот ее поцелуй…

 

4

В Новосибирске их подхватил рейсовый АН-2 и, полчаса пугая стальной дрожью, к великому облегчению посадил на скромный аэродром Ермаковска ровно в пять утра.

Был чудесный рассвет.

— Вот и край земли, — вздохнув, сказал Вадим.

Они взяли два такси и поехали на центральную площадь города.

Вадим так и сказал:

— Нам в центр, где лошади.

— А-а, — понимающе протянул водитель.

За первой машиной следовала вторая — с македонцем Андрэосом и сербом Славиком.

Десять минут, и авто притормозило на краю центральной площади только еще просыпающегося города. Они расплатились и вышли. Вокруг небольшой площади, от которой расходились улицы, росли клены.

В центре круга пыталась сорваться с места их Птица-тройка.

— Не верится, — тихо проговорила Паша. — Те самые кони, только осенью.

Они перешли площадь и, вслед за провидицей, встали напротив трех лошадиных морд. Средняя кобыла смотрела прямо на них, две другие — по сторонам. За художественно-скульптурной композицией открывалась перспектива микрорайона — двенадцатиэтажные коробки уходили вдоль улицы.

— Я вижу его окно, — через пять минут сказала Паша. — Идемте!

…Втроем они стояли у типовой пятиэтажки за номером «35». Таких тут был целый ряд — шли гуськом друг за другом вдоль безликой улицы. Перед окнами — дворик. Песочница, грибок, покосившиеся качели, лавки. Под лавками — бутылки из-под пива и окурки.

Вадим взглянул на Катарину — девушка была разочарована.

— Ну, разумеется, — сказал он, — это тебе не Константинополь. Не Золотой Рог и дворец Влахерны.

Княжна вздохнула:

— В бедных кварталах Константинополя, кстати, было значительно хуже.

— Ну, хорошо, не замок под Драговом.

— Уже теплее, — сказала Катарина. — И все-таки я представляла себе иначе его дом…

— А я нет, — честно призналась Паша.

— Сядем на лавку, — предложил Вадим, — не будем пялиться на окна.

Они уселись на скамейку у песочницы, похожей на малую городскую свалку, лицом к дому.

— Третий этаж, — сказала Паша, — четвертое окно от правого края.

Вадим присмотрелся.

— Это как раз маленькая комната типовой хрущевки, далее — балкон, и следующее окно — кухня.

Паша кивнула:

— Так оно и есть. Может быть, это его комната, нашего Дионисия?

Вадим подошел к подъезду, посчитал номера, вернулся.

— Девяносто шестая квартира, — сказал он.

— А что ты чувствуешь? — спросила Катарина у Паши.

Та улыбнулась:

— Он здесь — сейчас, в это время.

— А как его зовут? — взгляд Катарины умолял ответить.

— Мне кажется, «Ванечка»…

— У нас нет плана, — резонно заметил Вадим. — Меня хотя бы подготовили: тут и видения Паши, и приглашение в Сербию. А что скажем ему: мы хорошие — открой нам тайну великого Оружия! Могут и милицию вызвать…

— Он должен почувствовать нас, — убежденно сказала Катарина. — Должен!

— Сейчас полшестого утра, — сказал Вадим. — Перекусим где-нибудь, вернемся часов в семь. Идет?

В круглосуточном кафе они выпили кофе, съели по булочке.

— У меня есть план, — когда они выходили, сказала княжна. — Сейчас мы узнаем, кто живет в этой квартире. Далее купим подарки, позвоним и скажем, что они все это выиграли от фонда христианской организации «Мир в твоих руках».

— А есть такая организация? — спросил Вадим.

— Да, — просто кивнула Катарина. — Папа ее финансирует, я — президент.

Вадим и Паша переглянулись: девочка не промах! И сама идея была хороша. Около семи утра они сели на ту же скамейку. Им не терпелось. Сейчас люди пойдут на работу, можно будет разговориться. И впрямь — хлопнула дверь одного подъезда, другого.

Их пока молчал…

— Смотрите! — зашипел Вадим. — Только осторожно!

На интересующем их балконе произошло движение — вначале громко открылась балконная дверь, затем появился худощавый юноша лет четырнадцати в спортивных трусах и джинсовой рубашке. Увидев наблюдателей, он немного стушевался, но, поскольку они отвернулись, показав, что он им безразличен, приземлился на стул.

— Господи, это он? — взглянув на Пашу, спросила Катарина.

Княжна с трудом проглотила слюну. У Паши был самый растерянный взгляд:

— Наверное…

— Что он делает? — спросила Катарина.

— Закурил, — ответил Вадим.

Момент откровения все представляли другим. Они сидели, как на иголках. Прошла минута.

— Курит? — спросила Катарина.

— Курит-курит, — ответил Вадим.

— Может, окликнуть его? — Она с надеждой подняла голову.

— Ты — девочка симпатичная, окликни. Не мне же его звать. Что он подумает? А ты ему понравишься…

Катарина уже собралась было встать с лавки, но неожиданно они услышали требовательный женский голос: «Иван, пора одеваться!» Юноша, куривший на балконе, подскочил и, выбросив окурок вниз, быстро влетел в квартиру.

— Иван, — зачарованно проговорила Катарина.

— Ванечка, — эхом откликнулась Паша.

«А ты куришь опять? — услышали они тот же голос из квартиры. — Отца на тебя нет — отлупить бы!» — «Да не курил я!» — «Как это не курил? — вон, табачищем-то пахнет!» — «Да это у меня от рубашки пахнет — вчера ребята прокурили!» — «Эх ты, “ребята”! Ты из меня дуру-то не делай!» — «Да ладно, мам…» — «Собирайся в школу, балбес…»

Дворовая акустика, которой мог позавидовать и Колизей, позволила доподлинно услышать всю домашнюю сцену — от слова до слова. Вадима разбирал смех — было во всем этом что-то очень знакомое, свое, родное. Паша, хоть и казалась взволнованной, но тоже улыбалась. Катарина только хмурилась — для нее подобные беседы были непостижимы.

«Иван, оставь компьютер и одевайся!» — вновь они услышали из той же квартиры.

— Наш Дионисий — в этой жизни продвинутый малый, — пошутил Вадим. — Тем лучше. Наверное, любит компьютерные игры, а значит, воображение развито. Все на руку.

Прошло еще полчаса — двери подъездов хлопали все чаще. Люди торопились на работу. Тройка путешественников ждала своего Ивана — и он появился. В той же коттоновой рубашке, что была на нем прежде, в джинсах, с рюкзачком за спиной. Он вышел из подъезда, светловолосый, худощавый, с неспокойным взглядом — уставился на трех незнакомцев и, мгновение раздумывая, направился прямиком к ним.

— Ты права — он нас узнал, — сказал Вадим. — Фантастика…

Юноша подошел ближе и, оглянувшись на балкон, спросил:

— Закурить не будет?

Вадим, немного перенервничав за последние часы, рассмеялся.

— Тебя Ваней зовут? — доверительно спросила Катарина.

Она не заметила, что с приближением юноши Паша хмурится все сильнее, точно у нее неожиданно заболела голова…

И тогда новый материнский окрик из квартиры «96» заставил их вздрогнуть. «Нечего стоять на балконе, Иван, быстрее одевайся, мне на работу надо! Измучили вы меня!» Все трое подняли головы вверх. На балконе стоял мальчик лет семи-восьми и, вцепившись в перила, во все глаза смотрел на них.

— Это он — Иван, — юноша кивнул на балкон. — Так будет закурить или нет?

— А ты?..

— А я — Женя, — сказал подросток.

— Закурить не будет, но можем дать денег на сигареты, — сказал Вадим только затем, чтобы что-то сказать. — Хотя курить вредно, — добавил он.

— Минздрав предупреждает — знаю! — деловито откликнулся подросток.

Паша и Катарина, как завороженные, продолжали смотреть на балкон. Вадим, встав и хлопая по карманам, тоже смотрел вверх.

— Вы правы, Паша, — пробормотал он, разглядывая малыша, — «то, что не старый — точно».

Иван не уходил с балкона — он смотрел и смотрел на них.

Выудив полтинник, Вадим протянул его Жене:

— Держи.

— Все — мне?

— До копейки. А это твой братишка на балконе-то?

— Да, Ванька, — облегченно вздохнув, сказал Женя. Он уже почувствовал расположение к трем странным незнакомцам. — А вы тут чего с утра-то делаете?

— Да ты знаешь, Женя, мы из фонда, — он забыл его название, — международного, благотворительного фонда…

— «Мир в твоих руках» — не спуская глаз с балкона, оживленно поддакнула Катарина.

— Вот именно, — продолжал Вадим. — Скажу тебе по секрету. Ваш дом стал финалистом одного конкурса, и теперь мы ждем нашего сотрудника, который должен сейчас подъехать и объявить победителя.

— А что за приз? — оживился Женя.

— Ноутбук, — сказала Катарина и обворожительно улыбнулась.

— Вот это да, — сделал большие глаза юнец. — Подождать, что ли?

— Ну, это в течение часов двух ждать придется. Впрочем, садись. У вашей семьи тоже есть шанс. Как ваша фамилия?

— Родниковы мы. Мама — Елизавета Петровна, я — Евгений, и брат — Иван.

— А по отчеству?

— Васильевич.

— Оба — Васильевичи?

— Ага. Мать с отцом давно разошлись.

— Ясно.

Паша с восторгом смотрела, как Вадим управляется с юнцом. Воистину — филигранная работа!

— Я отойду, — сказал Женя, — а не то сейчас мать выбежит на балкон и увидит, что я тут с вами языком чешу. Опять орать будет.

— Верно, погуляй пока, — кивнул Вадим.

Женя, еще раз осторожно взглянув на балкон, ушел за дом. Только он скрылся, как на балкон вышла женщина и, не глядя вниз, ухватив малыша за руку, утянула его в квартиру.

— Вот он, Ванечка, — сказала Паша.

Катарина вытащила сотовый, набрала номер:

— Андрэос, слушай меня, ты немедленно находишь машину поприличнее и подъезжаешь к этому дому с таким видом, точно это офисный автомобиль, и ты за нами. И побыстрее.

Через пять минут из подъезда вышли женщина и ребенок. Женщина самого обыкновенного вида — торопливая, нервная. Ребенком был Иван. «Ванечка», как сказала Паша. Мать и не взглянула в сторону незнакомцев, ей было не до них, а малыш едва шею не свернул, глядя на троицу. Матери даже пришлось одернуть его: «Под ноги смотри, сколько раз тебе говорить!» Вадим успел рассмотреть его лицо — открытое, ясное. «Он здесь и сейчас!» — как сказала ему в далеком от Ермаковска Дымове пророчица Паша.

Неужели и впрямь — это его Дионисий?

К дому подъехала «Волга». Вышел Андрэос, открыл перед дамами дверцу, Катарина и Паша нырнули в салон. Из-за угла дома показался Женя. Вопросительно кивнул Вадиму.

— В школу иди! — крикнул Вадим. — Результаты будут известны вечером! Но уже точно известно, что квартира будет от восьмидесятой и дальше!

Лицо юноши осветилось радостью.

— А курить вредно! — добавил Вадим. — Будет вам ноутбук, семья Родниковых, — забираясь в салон, теснясь между Пашей и дверцей, сказал он. — Стопроцентная гарантия!

 

5

Едва открылись магазины, они купили новенький ноутбук.

— Надо взять второй, — со знанием дела сказал Вадим. — Сразу понятно, что этот достанется старшему брату. Младший будет завидовать.

— Мудро, — кивнула Катарина. — Но что мы скажем о двух подарках?

— Найдем, что сказать.

После покупки они отправились в приличный ресторан. Вечером сотрудники международного благотворительного фонда «Мир в твоих руках» перешагнули порог квартиры «96» по улице революционера-сибирца Бубнова.

— Не может быть, — отступив и взмахнув руками, сказала Елизавета Петровна.

— Да может, может! — из-за ее спины выкрикивал Женя. Он уже подмигивал Вадиму. — Я их знаю!

Иван стоял, прислонившись спиной к косяку, и улыбался. Глаза его светились. Но он понимал, что подарок достанется старшему брату.

— На ваш номер, Елизавета Петровна, выпал дополнительный приз. Бонус! — многозначительно сказал Вадим. — Второй ноутбук! Так что каждому вашему сыну выпадает по индивидуальному компьютеру!

Подобно Снегурочке, Катарина вытащила из большого подарочного мешка два ноутбука — один за другим. Первый ухватил Женя, второй Вадим протянул Ивану. Но мальчик еще не верил своему счастью.

— Бери же, Ваня, — сказал Вадим.

Мальчик подошел, осторожно протянул обе руки. Вадим коснулся его пальцев. Мальчик крепко ухватил ноутбук, улыбнулся гостю. И тотчас поглядел на Пашу. Потому что та смотрела на мальчика, не отрываясь. Счастье переполняло ее.

— Я хочу пожать твою руку, Ванечка, Иван Васильевич, — сказала Паша. — Поздравить тебя…

Мальчик послушно протянул ей руку. У него даже рот приоткрылся — он так и впился глазами в провидицу. Несомненно что-то между ними происходило — легкое, волнующее, неясное…

— А вот и грамота от нашего фонда, — сказала Катарина, которая за день уже успела подготовить все необходимые документы. — Вам нужно будет обязательно расписаться, Елизавета Петровна.

— Для отчетности, — строго сказал Вадим. — Все внимательно прочитайте и поставьте автограф.

Эта просьба могла внести только порядок в разволновавшуюся душу небогатой российской женщины.

— Вот счастье-то, — бормотала она, — надо же…

— Да ладно вам, — успокоил ее Вадим, — другие машины выигрывают. А тут — пара компьютеров! Всего-то!

— Ну, все равно, — мельком разглядывая документы, бормотала та. — Ведь компьютеры…

Они придумали как можно более простую форму документа, чтобы все стало понятно с первого взгляда. Елизавета Петровна поставила закорючку.

— Давайте пить чай, — сказала она, как только формальность была исчерпана.

— Вначале я покажу мальчикам интерфейс, чтобы они могли работать, — сказала Катарина. — Куда пойдем?

В такие подробности Елизавета Петровна вникать не решилась.

— Мы тут нехитрой снеди принесли, — сказал Вадим, доставая из той же сумки шпроты, сыр, колбасу.

— Неудобно, — покраснела Елизавета Петровна.

— Это входит в поздравительный набор, — успокоил ее Вадим. — Берите.

— Да вы просто добрые волшебники, — сказала хозяйка и понесла продукты на кухню. — Буду ставить чайник.

Мальчики провели гостей в большую комнату, откуда и выходил балкон. Судя по дивану и кровати, они жили тут — мать обитала в дальней комнате. Два ученических стола были в зале, над одним — карта мира. На другом столе — старенький-престаренький компьютер.

— Где чей стол? — спросила Катарина.

— Это — мой, — с гордостью сказала Женя.

Как же, там стоял компьютер!

— А это мой, — указал Иван на стол, над которым висела карта мира.

Вадим взглянул на стол Вани — учебники для первого класса, тетради. Господи, подумал он, о чем они будут говорить с этим малышом? Им необходимо было найти его, но что теперь?

За столом-книжкой в середине комнаты Катарина открыла перед мальчиками оба ноутбука, включила их и стала рассказывать им азы пользования.

— Мы опередили время, — негромко сказал Вадим Паше.

Та кивнула — это было очевидно.

— И как же теперь? — спросил он.

Паша пожала плечами:

— Он что-то чувствует, Вадим Александрович, но понять этого пока еще не способен. Я все угадала правильно кроме возраста…

— И сколько нам ждать? — спросил Вадим. — Пять лет? Десять? Может быть, еще больше?

— Может быть, — очень просто сказала Паша.

— Скоро будет готов ужин! — из кухни крикнула Елизавета Петровна.

Вадим отправился к ней.

— Вам помочь? — спросил он.

— Нет-нет, — сказала она. — Сама управлюсь.

Обычная женщина, каких миллионы…

— А чем увлекается ваш младший? — спросил Вадим.

— Чем только не увлекается! — махнула рукой женщина. — Он у нас умник! Читает все…

— А что читает?

Она торопливо резала сыр — резала крупновато.

— Да по истории больше…

— Мне почему интересно, — пояснил Вадим, — мы потом отчитываемся, говорим, кому попала в руки та или иная вещь нашего фонда. Создаем, так сказать, портрет личности…

— Женька упросил меня денег ему на Интернет дать, сказал, что сейчас ни один школьник без Интернета обойтись не может. Обещал: ни одной тройки больше не будет. Как бы не так. Так вот, Иван туда же лезет. Что-то все ищет. Но он у нас смышленый. — Она раскладывала ломтики сыра по тарелке. — И в кого пошел?

— А что ищет?

Она обернулась, пожала плечами:

— Не знаю. Однажды вошла, а он такой серьезный сидит, на клавиши нажимает. Увидел меня — даже вздрогнул. Я думала, он что-то неприличное там нашел, я уж было хотела отругать его. А там — текст…

— И что за текст?

Елизавета Петровна взялась за колбасу. Отрезала половину, аккуратно зацепила и сняла шкурку, стала резать на той же старенькой доске.

— По истории, — сказала она. — Я же говорю, он у нас не по годам смышленый, — и она еще раз доброжелательно улыбнулась гостю.

— А можно я спрошу у него? — поинтересовался Вадим.

— Конечно, — кивнула Елизавета Петровна, — а вон он стоит, за вами…

Обернувшись, Вадим опешил. Иван и впрямь стоял за его спиной и слушал их разговор. Мальчик поднял глаза на гостя — большие синие глаза. Вадим присел на корточки, взял мальчика за пальцы.

— Ты расскажешь мне, чем ты увлекаешься и что ищешь в Интернете?

Мальчик кивнул.

— Расскажи, расскажи, — подбодрила сына мать. — От меня скрывает, пусть вам расскажет. Вы — мужчина. Отца ему не хватает…

В коридоре Вадим взял мальчика за руку, и тот потянул его к себе. Вадим наклонился.

— Вы приехали ко мне? — спросил мальчик.

— Да, — не смог соврать гость.

Иван кивнул:

— Я так и знал…

— Ваня, где же ты? — спросила Катарина из комнаты.

— Да ладно, он еще мелкий, — важничая, громко сказал Женя. — Ему не интересно.

Но Вадим и мальчик уже стояли на пороге комнаты. Паша, ничего не смыслившая в компьютерах, с удивлением смотрела на эту парочку. Да и взгляд Катарины тоже косил в их сторону. Иван подвел спутника к столу Жени и включил компьютер. Заурчал старый вентилятор. Компьютер загружался минуты три, все делая неспешно — старичок, да и только.

Но вот появился синий экран…

Иван отыскал свою папку и открыл ее. Там было немного документов, но один из них Вадим разглядел сразу: «Ранее неизвестная рукопись византийского писателя XIII века».

— О, Господи, — сказал Вадим. Он оглянулся, не выдал ли себя, но Жене не было до старого компьютера дела, а Елизавета Петровна заканчивала возиться на кухне — там разливался по чашкам чай. Только Паша поняла, в чем дело, и подошла к ним. Иван совсем по-взрослому посмотрел на Вадима, вытащил из стола дискету. Но Катарина, следившая за ними, выудила из кармана флэшку, бросила ее Вадиму.

— Такого дисковода у меня нет! — сказала она.

Флэшку отправили в порт. Мальчик щелкнул мышью — и документ пошел по назначению. Полминуты тарахтения, и файл был записан.

— Мальчики, накрывайте стол! — крикнула из кухни Елизавета Петровна. — Будем ужинать!

Когда она вошла со скатертью, Вадим уже держал флэшку в руках, а Катарина и Женя закрывали ноутбуки.

Трое гостей сократили визит до минимума — им не терпелось добраться до гостиницы, которую уже должен был заказать вездесущий Андрэос.

— Мы еще увидимся, — уходя, на пороге сказал Вадим маленькому Ивану.

— Я знаю, — ответил тот.

Паша не удержалась и поцеловала его в щеку.

Такси мигом донесло тройку до гостиницы «Север» города Ермаковска. Войдя в лучший номер, все трое метнулись к столу: Катарина уже открывала свой ноутбук, Вадим доставал флэшку, Паша придвигала стулья.

И вот скопированный из Интернета документ предстал перед ними:

«Болгарским профессором Теодором Димовым не так давно была найдена ранее неизвестная рукопись византийского писателя XIII века, имени которого история нам также не оставила. История повествует о юноше по имени Доротеос, ставшем свидетелем Великой битвы. Какого рода-племени был юноша — неизвестно. Возможно, римлянином или греком. Но несомненно — подданным Римской империи. Он плыл с отцом, торговым человеком, по Борисфену — нынешнему Днепру. Небольшой караван направлялся в сторону Ольвии — к Понту Эвксинскому, Черному морю. По дороге отец тяжело заболел, и теперь, со дня на день, готов был покинуть этот мир. В ту ночь, когда отцу стало совсем худо, юноша увидел на ночном небе небывало яркую звезду. Мы приводим сохранившийся целиком отрывок из этой рукописи. Адаптированный перевод Алены Марьиной.

“Юноше казалось, что звезда, такая высокая и в то же время — близкая, повисла ровнехонько над его головой. Она горела всю ночь, разливая по земле ровный чудесный свет. Доротеос попросил, чтобы отца вынесли на воздух. “Это непростая звезда, — сказал умирающий купец. — Кому-нибудь она обязательно принесет счастье”.

Звезда была такой яркой, что даже полуденное солнце не заставило ее растаять в новом дне.

Купец просил сына чтить богов, любить мать, не оставлять без защиты младших братьев и сестер. И завещал сыну похоронить его в той земле, мимо которой они будут проплывать.

Трое суток светила загадочная звезда. Последний день ее сияния совпал с днем смерти отца юноши. Сын купца отдал распоряжение пристать к берегу. Хотя это было и опасно — они могли попасть в руки злых язычников, — требование нового хозяина было выполнено: на рассвете корабли пристали к берегу — там, где в Борисфен впадала другая река. Они вышли у подножия холма и похоронили тело. Доротеос во что бы то ни стало хотел остаться один. Попросив слуг не следовать за ним, он взобрался на холм.

Перед ним открылось огромное поле — ровное и пустынное. Забыв обо всем, юноша не мог отвести от великого пространства глаз, точно здесь уже скоро должно было что-то случиться. Доротеос был охвачен смятением. Ему казалось, что все его путешествие в землю варваров, и смерть отца в том числе, — ради одного этого дня. Часа! Тут, на этом холме…

И вот к полудню поднялся ветер. Небо заволокло тучами. До самого горизонта все стало темным и грозным. А следом земля задрожала под ногами юноши. Все пространство под холмом уже казалось вовсе не полем, а морем в штормовую погоду. Точно волны ходили по нему, разбиваясь в гневе друг о друга. Вихри носились по гигантскому пространству, сшибаясь, заворачиваясь и противоборствуя неистово и яростно. Громы давно смешались, заглушая все остальные звуки на земле. И молнии, едва успевая друг за другом, вонзались в землю.

Оцепеневший, превратившись в комочек, Доротеос сидел на вершине холма. От страха и благоговения перед открывшейся картиной он не мог даже шевельнуться. Юноша понимал: что-то страшное и великое происходит внизу — на бескрайнем поле. Что сотни бурь, ураганов, тысячи ветров, схватившихся тут, на его глазах — не просто силы природы, а нечто большее…

Вдруг он заметил, как что-то сверкает среди ветра, бушевавшей пыли и тьмы — там, внизу. Не просто сверкает — стремительно падает и взмывает вновь.

И сразу понял — мечи!

Юноша уже различал копья, пронзавшие чьи-то тела, летящие стрелы. Он слышал ржанье коней, пронзительные крики гибнущих, стоны, восторженные вопли победителей. Но битва шла не только на поле, но и над ним: над головами бьющихся метались тени — темные и светлые, с крыльями, выраставшими из спин. И у этих воинов тоже были мечи и луки. И они с таким же упорством и одержимостью бросались вниз — на неприятеля, и бились друг с другом.

Да, там, внизу, шла битва — Великая Битва. И полем для нее была вся земля! Темные рыцари и белые воины, с крыльями и без, в сверкающих латах и длинных одеждах, сражались друг с другом.

И был среди них Белый Витязь. Юноша стразу отметил его среди других. Несмотря на темноту, почти сумерки, шлем его пылал, точно огонь. Сверкали латы. Алый плащ развевался за спиной, когда конь Витязя рвался вперед, неся своего хозяина на врага. Но больше всего остального взгляд юноши приковывал к себе Меч в руках Витязя — Меч, выкованный из огня.

Черные тени прятались от него, но этот Меч настигал их — на земле и в воздухе, рассекая надвое, поражая насмерть. И не было спасения от этого Меча, кого бы он ни коснулся!..

Доротеос не знал, сколько прошло времени и существовало ли оно вообще, когда увидел, что темное воинство стало отступать — но не куда-то в сторону, а прочь под землю. Точно она всасывала в себя, как болото, всю темную рать.

И уже скоро противоборствующие друг другу существа — торжествующие светлые и гибнущие темные — стали исчезать в ураганах и ветрах, и вновь гигантское поле под холмом становилось охваченным ни чем-нибудь, а разбушевавшейся непогодой.

А когда все кончилось, юноша увидел, как что-то ослепительно сверкнуло в поле…

Слуги ждали молодого хозяина внизу, но тот не возвращался. И не возвращался уже долго. И хотя он запретил следовать за ним, они все же решились ослушаться его.

Когда слуги отыскали юношу, то облегченно вздохнули. Но они едва узнали в нем молодого хозяина — таким он показался им чужим и странным.

“Вы слышали бурю?” — спросил он у слуг.

“Бурю? — удивились они. — Нет, господин. Мы не слышали никакой бури. Все было тихо”.

“И вы не видели, как небо заволокло темной пеленой и тучи нависли надо всей землей? Не видели молний?”

“Тучи и молнии? — еще больше удивились слуги. — Нет, господин, небо было чистым, без единого облачка”.

“И не слышали звона мечей? — вновь спросил Доротеос. — Не слышали удары копий о щиты и пение стрел? Бранные крики и стоны гибнущих?”

“Звон мечей и пение стрел? Стоны гибнущих? — окончательно опешили слуги. — Такой редкой тишины и мира вокруг никто из нас и не припомнит!”

Юноша опустил голову и больше не произнес ни слова. “Не помутился ли он в рассудке?” — подумали слуги. Они справедливо решили, что смерть отца неожиданно откликнулась в сыне такой болью, что он не смог справиться с постигшем его горем. И только тут обратили внимание на то, что верхней одежды на юноше не было. Правда, она и не пропала — лежала рядом. Но не просто оказалась сброшена на землю. В одежду был завернут предмет — в два локтя длинной, кажется, узкий и прочный.

“Что же нашел он в этом поле?” — думали слуги.

Когда юношу спросили, не хочет ли он вернуться на корабль, и тот ответил согласием, один из слуг решил было помочь ему — взять ношу. Но Доротеос поспешно накрыл рукой свою находку и сказал:

“Никогда не касайтесь этого. — И добавил: — Если хотите остаться в живых”.

Купеческие корабли возвращались по реке Борисфену домой. И день ото дня слуги удивлялись молодому хозяину. Больше другого — его молчанию, а еще пуще — редко брошенному слову. Потому что слова его отныне не были словами молодого человека. Скорее, — решили самые умные из слуг, — они подошли бы умудренному опытом мужу. Их Доротеос точно прозрел, побывав на том холме. И отныне стал видеть и слышать большее, чем иные.

А сам юноша все чаще уединялся и, закрывая глаза, вспоминал Великую Битву. Вот темная рать сгинула, буря улеглась. Он встал и пошел в поле, где сверкал осколок недавней Битвы. Умиряя шаги, он подходил все ближе. И скоро увидел лежавший на земле Меч. Он долго не решался взять его, хотел уйти прочь, но затем… поднял его. Обеими руками. Но едва он коснулся Оружия, как оно запылало. Меч загорелся ярко-золотым светом и разгорался все сильнее, но не жег ладоней и пальцев. А потом из острия клинка, как его продолжение, потянулся золотой луч — он рос стремительно, стрелой летя вперед. И когда окончания этого луча, рассекшего пространство, уже не было видно, юноша понял, каково это оружие, какова его сила и кем оно отставлено здесь. Он держал в руках Меч, выкованный из первородного огня.

Меч Ангела…

Но юноша не знал, что ему делать с этим подарком, уже готовым стать для него самой тяжелой ношей; подарком, очень скоро заставившим пожалеть его, что когда-то, на чужой варварской земле, он был свидетелем Великой Битвы…

Те же три дня, пока днем и ночью горела звезда, были первыми днями от Рождества Христова. И случилось это в тех местах, где в Борисфен впадала другая река…»

На этом рукопись обрывалась и шли комментарии.

«История юноши Доротеоса, оставленная византийским писателем, сохранилась лишь отрывками, — поясняла переводчица Алена Марьина. — Как видите, история эта не похожа на средневековый роман, скорее — на жизнеописание некогда жившего, абсолютно реального человека. И если сложить некоторые осколки этого калейдоскопа, то можно догадаться, какими были недостающие его части. Из сохранившихся обрывков этой истории ясно, что, возвратившись в Рим, юноша не пошел по стопам отца. Он странствовал по свету, но с каждым годом его скитания все более походили на бегство. Точно кто-то преследовал его. Кто — писатель не знает или не хочет нам рассказать. Он лишь упоминает о некой темной силе, идущей по пятам уже взрослого путешественника. Мы можем только утверждать, что вся жизнь юноши, ставшего свидетелем Великой Битвы, после возвращения из варварских земель становится сплошной загадкой. Ребусом. Головоломкой. Или же византийский писатель сам старается запутать своего читателя? Автор упоминает о чудесном спасении корабля, пассажиром которого был его герой: на корабль напало несколько пиратских судов, но все они были потоплены — и путешественник сыграл в этом не последнюю роль. Свидетель Великой Битвы проповедовал, имел учеников. Смерть застала уже немолодого Доротеоса в пути — он оказался убит своим преследователем. Врагом. Но кем был этот враг, византийский писатель не уточняет.

Что до слияния двух рек, где произошла Великая Битва, то, возможно, рекой, впадающей в Борисфен, была Десна. А значит, битва происходила на территории будущей Руси, где спустя столетия встанет великий русский город Киев».

Вадим взглянул на девушек.

— А вот строки из моей книги, читаю на память: «В Никее, при дворе императора, Дионисий занимал должность старшего библиотекаря. Среди уцелевших древних свитков он писал историю о юноше и о Великой Битве, свидетелем которой тот стал…» Все так и было. Еще не написав книгу, Дионисий сказал Константину Борею, что Оружие, оставленное на поле увиденной им Битвы, было Мечом. Все совпадает. — Он недоуменно покачал головой. — Выходит, теперь мы знаем, кому это оружие принадлежало прежде? — И сам же кивнул. — Белому Витязю в пылающем шлеме и сверкающих латах. Да, и с алым плащом за спиной… Мы что же, дамы, ищем с вами Меч Ангела? — Вадим даже прищурился. — Вы это серьезно?!

— Не мы одни, — ответила Катарина. — И не одно столетие, Вадим Александрович.

— В руках добрых людей этот Меч станет великим оружием против зла, — поддержала ее Паша. — В руках темных сил — проклятием рода человеческого.

Девушки и не думали шутить по этому поводу. С минуту все молчали: каждый пытался осмыслить происходящее.

Наконец Вадим хлопнул себя по коленям:

— Как бы там ни было, мы поспешили записать Ивана в малыши. И если все это правда, а я уже готов верить многому, тогда нам остается узнать, где искать этот Меч. Доротеос погиб от рук своего врага. Но был ли с ним этот Меч? Или он спрятал его раньше? Сам Дионисий Меча в руках не держал, но, видимо, знал, где он. Только Иван, наш крохотный мудрец, может дать ответ на этот вопрос.

— Иван слишком мал для путешествия во времени — он не справится, — сказала Катарина. — Просто не сумеет. Для этого нужен окрепший ум и опытная душа. На этот вопрос может попытаться ответить тот, кто был с Дионисием рядом. — Она посмотрела в глаза Вадиму. — Кому Дионисий мог открыться…

— Александру Палеологу? — нахмурился Вадим.

— Не исключено, — кивнула Катарина.

— Если рядом с ним и был друг, то этим другом были вы, Вадим Александрович, — согласилась с ней Паша. — Стоит попробовать.

— Завтра утром мы улетаем в Новосибирск, оттуда — в Москву. Мы остановимся на даче у отцовского друга — математика Журбина. Он все время в разъездах, читает лекции во всех университетах мира, его дача пустует. Послезавтра папа будет в России — и в Подмосковье мы пересечемся.

— А как же Ванечка? — спросила Паша. — Ему может грозить беда…

— Открыться Елизавете Петровне мы все равно не сумеем, — сказала Катарина. — Не поверит. Но оставить человека в Ермаковске в наших силах. Во всем остальном положимся на отца — он подскажет, как быть дальше.

 

1

Вернувшись домой поздно, Аксель Норлин залез в холодильник, съел круг колбасы, запил ее чаем и осторожно подошел к лестнице, ведущей наверх. Будучи угловатым и неловким, он приложил все усилия, чтобы хоть отдаленно стать похожим на кота, подбирающегося к добыче. Сняв башмаки, он на цыпочках крался мимо дверей дедовской комнаты, когда услышал:

— Аксель! — голос старика за дверью был разгневанным и не предвещал ничего хорошего. — Аксель!!

— Да, дедушка, — он осторожно приоткрыл дверь спальни старого Ларса.

— Войди, — приказал тот.

Аксель осторожно вошел. Дед сидел в седле своего «домашнего автомобиля», как он называл автоматическое кресло-каталку, накрытый пледом, и гневно смотрел на внука. Сорвавшись с места, кресло-каталка поехала на Акселя Норлина и едва не отдавила ему ноги.

— Ты что это удумал, Аксель? — спросил он.

— О чем ты, дедушка?

— Не выкручивайся! — рявкнул тот. — Я знаю, что сегодня ты подал герру Карлсону заявление об уходе! Для тебя нашли приличное место, а ты?!

— Я нашел другое место, — смело выпячивая впалую грудь, сказал Аксель. — Куда получше, чем эта гнусная дыра по торговле недвижимостью!

— Другое? Ты? — нахмурился дед. — И что же ты будешь делать, грузить рыбные отходы?

— Нет, — отчеканил Аксель Норлин. — Я буду работать у нового хозяина Волчьего логова!

— Что?! — старик даже привстал с кресла.

У Ларса Норлина были больные ноги, и долго он не продержался — сел обратно. Это лишь придало решимости его внуку.

— Они будут платить мне в четыре раза больше, чем ваш герр Карлсон!

Но старый Ларс уже не слушал внука.

— Кто поселился в Волчьем логове? — мрачно спросил он.

Аксель с вызовом пожал плечами.

— Откуда я знаю — американцы! Некто мистер Краун, мультимиллионер, и его свита. Да какая мне разница! У них денег — куры не клюют! Меня привезли туда на вертолете. Они собираются восстанавливать замок — и это я, дед, я совершил эту сделку! — гордо добавил Аксель. — А теперь я иду спать — чертовски устал!

— Иди, внучок, иди, — мрачнее тучи, сказал старик Ларс. — Ступай.

И Аксель ушел спать в свою комнату — соседнюю с дедовской. Но заснул он не сразу — события этого дня будоражили его воображение. А когда он отключился, ему приснилась мисс Негро. Она присела на край его кровати, склонилась над ним и нежно поцеловала его в лоб, как целовала Акселя перед сном его мать. Только этот поцелуй был иным — особым, чувственным. А потом прекрасная Долорес Негро коснулась губами его губ. Вот когда он затрепетал! Неожиданно за ее спиной появился пропеллер и она полетела вверх. Он попытался ухватить ее за каблук сапога, так ему не хотелось отпускать эту удивительную женщину, но она стремительно уплывала, махая ему рукой — призывно, словно звала за собой.

Сон прервался на самом интересном месте.

— Аксель! — рявкнули ему на ухо. Он еще улыбался, а его уже трясли за плечо. — Аксель, проснись!

Испуганно открыв глаза, Аксель Норлин оторвал голову от подушки.

— Что?!

На него смотрел его дед. Вот откуда взялся пропеллер — мотор чертова кресла! При свете ночника выражение лица старого Ларса было особенно выразительным — точно дед ненароком спятил.

— Я никогда не говорил тебе о Волчьем логове главного, — сказал дед. — Теперь вижу — зря. Потому что они нашли тебя!

— Кто нашел меня? — все еще плохо понимая, о ком идет речь, спросил Аксель.

— Эти люди — американцы. Твой мистер Краун и его свита. А теперь слушай меня. Наши предки служили библиотекарями в Волчьем логове и веками подряд жили в замке, даже несмотря на то, что хозяева то и дело менялись. Они не просто лучше других знали свою работу — они хранили тайну. Наши предки ждали Хозяина, который должен вернуться в свой дом. И они были не единственными в этом городе, кто дожидался его!

— Хозяина? — нахмурился Аксель. — Какого еще хозяина?

— Того, чья власть почти безгранична! — Старик лихорадочно рассмеялся и вдруг стал серьезным. Он еще ниже нагнулся к внуку и впился рукой ему в плечо. — Может быть, твой мистер Краун и есть Хозяин?!

Аксель Норлин сделал кислую гримасу — последние годы его дед и так вел себя странно, а тут — такое…

— Мистер Краун — веселый человек, спортсмен, я видел его. Он шутил со мной, сам предлагал виски, шампанское и устрицы. Обычный американец, — Аксель дернул плечами, — денежный мешок, и все. — Наконец он вырвался из крепкой хватки деда. — Сейчас модно — скупать европейские замки!

— Модно! — усмехнулся Ларс Норлин. — Особенно старые развалины у черта на куличиках!

— Послушай, дедушка, я хочу спать. — Внук натянуто улыбнулся. — Давай отложим этот разговор на завтра, а?

— Ну-ну, — пробормотал дед. — Только каким оно будет, твое завтра! И вот что еще, Аксель, библиотека Волчьего логова сгорела во Вторую мировую — сгорела при мне. Я говорил тебе об этом, и не раз. Как с библиотекарями Логова, с нами было покончено. Но знал ли ты, что твои предки были еще и ключниками хозяев замка?

— Ключниками? — нахмурился Аксель.

— Да, они ведали ключами ото всех тайных комнат и подвалов Волчьего логова! Этот замок — целый город в скале. Вот почему ты им нужен! Только запомни сразу, я не знаю этих тайн! И не знал никогда! И если они подошлют тебя ко мне, однажды так и случится, то я сразу могу тебя сказать: вот! — и он сложил из пальцев правой руки костистую фигу. — Так им и передай! А теперь спокойной ночи, мой милый внук Аксель.

И старик, включив малую скорость, выехал на своем авто вон из комнаты внука.

 

2

— Познакомьтесь, — герр Карлсон указал пухлой рукой на вошедшего человека самой невзрачной наружности, — Аксель Норлин. — Хозяин конторы «Гульденштерн» усмехнулся. — Герр Норлин решил покинуть нас и пришел за выходным пособием. Не так ли, герр Норлин?

— Именно так, — отчеканил уже бывший торговец недвижимостью, косо поглядывая на гостя бывшего шефа.

— А это — герр Йохансон из Стокгольма. Историк. Он интересуется вашим Волчьим логовом.

— Логово отныне принадлежит мистеру Крауну, — также подчеркнуто отчеканил Аксель Норлин, пожимая руку широкоплечему и немного сутулому мужчине с короткой стрижкой. — Что же вас интересует, герр Йохансон?

— Так, пара вопросов, — беззаботно отозвался тот.

Через четверть часа, когда они вместе выходили из конторы «Гульденштерн», герр Йохансон продолжал:

— Вы что-нибудь слышали о неких Волковичах, проживавших в округе?

Аксель Норлин пожал плечами:

— Никогда.

— А об Адельборгах?

— Этих у нас много! — усмехнулся тот. — Один из моих свояков — Адельборг.

— Вот как… А вам известно, что за Волчьим логовом столетиями тянется дурная слава? Что легенда гласит, будто бы наступит время и поместьем завладеет его настоящий Хозяин.

— И вы туда же! — всплеснул руками Аксель Норлин. — Вчера мой дед меня допекал с этим известием, теперь вот вы, историк! Хозяин поместья — добродушный американец мистер Краун. Кстати, — Норлин самодовольно улыбнулся. — С завтрашнего дня я работаю на него. Отныне я — библиотекарь Волчьего логова, как и мои предки. Вот почему я ушел из «Гульденштерна»! Я вам говорю это потому, что все равно на днях об этом бы все узнали!

— И вы так запросто взяли и уволились с работы, польстившись на одно лишь обещание этого американца? Вы — рисковый парень, Норлин!

Но Аксель только подмигнул историку Йохансону.

— Поверьте, мистер Краун и его свита решили крепко обосноваться здесь! Я получил хорошие проценты с этой покупки, а с завтрашнего дня буду получать отличную зарплату, и каждый работник «Гульденштерна» будет завидовать мне!

— Охотно верю, — согласился Йохансон. — Вы упомянули о свите? Она что же, велика?

— О, вполне! Телохранители, секретари! Дамы…

— Ну что за миллионер без дам? — улыбнулся историк Йохансон. — А скажите, среди этих дам не было такой крепкой, невысокой барышни, широкоскулой, — он задумался, — вполне симпатичной?

— Нет, — беззаботно ответил Аксель Норлин.

Он хотел было сказать, что познакомился с другой дамой — мисс Долорес Негро, женщиной с мушкой над верхней губой. Аксель Норлин мечтательно улыбнулся от одной только мысли, что будет каждый день видеть эту богиню! Но не захотел распространяться перед чужаком о самом сокровенном.

— Что ж, могу только пожелать вам успехов, — кивнул Йохансон. — Легендарный замок, богатый американец. Это — карьера. С вами, герр Норлин, можно будет связаться по поводу истории замка, когда вы обоснуетесь в Волчьем логове?

— Конечно! — запросто ответил бывший клерк «Гульденштерна». — Вот вам моя прежняя визитка — тут есть домашний телефон. А теперь простите меня, побегу, много дел!

Еще пара слов, и они попрощались. Историк Йохансон, а вернее — комиссар Георгий Горовец, провожал взглядом безобидного простофилю Норлина. И когда тот заскочил в автобус, направился в паб.

Там, усевшись к окну, за которыми открывались холодные горы и небо, он заказал огромную кружку пива и стал размышлять. Картина становилась для него все более ясной — она была подобно фотоснимку, брошенному в проявитель.

По своим каналам Горовец уже получил информацию о миллионере Томасе Френсисе Крауне, купившем Волчье логово. Это был либо нувориш, сколотивший свое состояние в одночасье, либо подставная фигура, что вернее. С этим еще предстояло разобраться. Но несомненно, что за этим Крауном стоял тот самый «Хозяин», о котором говорили все вокруг. В свиту они взяли простака Акселя Норлина, которого не брала на работу ни одна приличная фирма. Его биографию Горовец также знал наизусть. Так зачем он им, простофиля и болтун? А затем, что предки Норлина из века в век служили в Волчьем логове библиотекарями и, видимо, были посвящены в тайны замка. Опять мистика! Неужели князь Остберг прав, и эта игра идет на совсем ином уровне, который был непонятен ему, материалисту Горовецу? Не могли же все эти люди, десятилетиями охотившиеся друг за другом, взять и спятить?

Вряд ли…

Среди общего гула, стоявшего в пабе, Горовец допивал пиво. Кажется, за окном становилось светлее.

Оставалось главное: во-первых, всего-то-навсего узнать, где сейчас Анна Ортман, иначе — Барбара Геллер из рода Адельборгов. Сомнений не было, что она связана с Волчьим логовом. Как и ее дед Адольф Адельборг, Барбара также стремилась войти в свиту Хозяина.

А во-вторых, выведать, кто этот пресловутый Хозяин. И опять — всего-то-навсего!

Горовец взглянул на небо — оно прояснялось. Теперь надо было убедить начальство, чтобы городок Гульденштерн стал объектом наблюдения спутника, а то и двух. Если Барбара Геллер там, рано или поздно она поднимет голову и засветится.

И еще, решал Горовец, ему как можно скорее необходимо было встретиться с князем Константином Остбергом и на этот раз поговорить без обиняков и недоговорок. В этом заинтересованы все — и сам князь, маг и волшебник, и скромная контора под названием Интерпол.

Горовец вышел из паба. Поглядел на горы. Вытащил из кармана трубку и набрал международный номер. Через минуту он услышал знакомый голос:

— Да, комиссар?

— Вы оказались правы, князь, — кивнул Горовец. — Поиски необходимо было начинать в Скандинавии. У меня есть для вас информация. Где вы сейчас?

— В аэропорту Драгова.

— Далеко летите?

— В Россию.

— Ого! Также по интересующему нас делу?

— Да.

— Нам необходимо встретиться, и как можно скорее. Пожалуй, на этот раз я постараюсь поверить в то, к чему вначале отнесся скептически. Где мы с вами увидимся? — называйте место, я там буду в течение суток.

 

3

В самой дорогой гостинице Дымова, на лоджии пентхауса, под тентом, мисс Блэк курила сигарету. Рядом стоял холеный Роберт и снисходительно смотрел вниз — на городские улицы.

— Я начинаю привыкать к этому варварскому местечку, — усмехнулся он.

— Эта Марина хороша в постели? — спросила мисс Блэк. — Умелая?

— Очень умелая! — Роберт улыбнулся собеседнице. — А желание выйти замуж за миллионера делает эту русскую провинциалку еще более роскошной любовницей. Просто фантастической!

— Я рада за тебя, — усмехнулась мисс Блэк. — А как тебе девчонка, эта юная княжна?

Роберт пожал плечами:

— Милая. Совсем еще ребенок.

— Ребенок, да не совсем…

Она неожиданно стала очень серьезной.

— Неужели это о нем говорила моя мать?

— Говорила о ком? — беззаботно спросил Роберт.

— Об Остберге. — Ее тон был таким же невозмутимым и ледяным, как и лицо. — О Константине Остберге — отце этой «милой девочки».

— И что она тебе о нем говорила?

— Она сказала, что на моем пути обязательно появится могущественный человек. Враг. Он будет всеми силами противостоять нашему делу. Это случится в будущем. Мать говорила, что он обладает большой силой, превосходящей ее силы десятикратно. Она предупреждала, что именно его я должна опасаться больше других. Когда я повзрослела, то смогла узнать: был такой Константин Борей — византийский вельможа, это он тенью охранял Дионисия, никого не подпускал к нему. Так неужели это и сейчас он: князь, иллюзионист, маг? — Мисс Блэк взглянула на Роберта. — А ты видел глаза этой «милой девочки»? В них тоже была сила — я сразу почувствовала это. Но она еще слишком юна. Впрочем, тебе этого не понять. А я бы не удивилась, если бы узнала, что часть таланта Константина Остберга перешла к ней.

Роберт пожал плечами:

— Подобные способности передаются по наследству — это известно всем.

— И еще… этот Арсеньев. Его книга попадает в руки Константину Остбергу, и сербский князь тотчас вызывает его к себе. Об этом свидетельствовала твоя новая любовь. Несомненно, что он — одна из ключевых фигур в нашей истории. Один из тех, кому века доверяют хранить свои тайны. Я поняла это сразу, как только коснулась его руки. Но кто он на самом деле? Я должна узнать, о чем они говорили — Остберг и Арсеньев. Что им известно. Должна! — Каролайн улыбнулась. — Как бы мне поговорить с ним по душам?

— Как мне с Мариной? — усмехнулся Роберт.

Мисс Блэк подняла очки, оставив их на макушке, хитро прищурила глаза:

— Вот именно, дорогой «братец».

Роберт прищелкнул языком:

— Я уже завидую этому болвану!

— Не торопись завидовать тем, от кого мне что-то нужно, — ледяным тоном откликнулась мисс Блэк, возвращая очки на место. — Кто знает, чем закончится такая встреча.

 

4

Отряд въехал в Константинополь ночью и устремился по ночным улицам мимо портиков, акведуков, садов и городских домов. Но скоро отряд стал рассыпаться — воины Александра разъезжались по своим домам.

Богатый особняк Фламинии стоял по Триумфальной дороге. Александр спрыгнул с коня у ворот возлюбленной, постучал кулаком в двери — золоченые наручи громко клацали об обитую железными пластинами дверь. Но ему понадобилось приложить все силы, чтобы служанка открыла оконце.

— Кому не спится в такой час? — спросила она.

— Открывай, Мелания, — услышав знакомый, настороженный голос, приказал Александр.

— Да кто же это? — спросила женщина.

— Палеолог! — с нарастающим нетерпением выкрикнул он. — Александр Палеолог!

— Господи, святые угодники, Александр Палеолог! — воскликнула служанка. — Это точно вы, наш господин?

— Да, это я, ваш господин! А потому не заставляй меня снимать двери с петель! — Ликование так и разбирало его. — Не для того я скакал всю ночь, чтобы теперь болтать с тобой до рассвета! Ну же!

— Госпожа больна и никого не просила беспокоить ее! — осторожно бросила в окошко служанка. — Приезжайте утром, благородный патриций, может быть, хозяйка и примет вас!

— Не гневи меня, — он готов был просунуть в окошко руку и ухватить служанку за волосы. — Слышишь?

Но вместо ответа служанка только бросила:

— Я справлюсь у госпожи, как решит она, так и будет. Ждите, Александр Палеолог, ждите…

И сколько он не пытался остановить ее, она не послушалась. Едва Мелания ушла, Александр сорвал с груди ключ от дома Фламинии, который по-мальчишески украл перед отъездом в Венецию, и отпер замок. Но дверь была закрыта на щеколду. Тогда он вытащил меч и с размаху обрушил его на резную деревянную решетку — та в мгновение разлетелась в щепы. Александр срубил обломки и, до самого плеча просунув руку, нащупал полосу металла со штырьком…

…Он поднимался осторожно, почти на цыпочках. Казалось, дом спал, но какой-то звук, идущий издалека, все же нарушал тишину. Он прошел несколько комнат и вышел в просторный коридор наверху. Два масляных светильника в нишах едва разгоняли мрак. Там, у дверей, стояла Мелания и дожидалась чего-то. Слуха уже касались знакомые стоны. Теперь его сердце билось так часто, что грозилось выскочить наружу. В руках он по-прежнему держал меч. Он умел ходить бесшумно, превращаться в тень, потому Константин Борей и доверял ему самые опасные поручения. Мелания едва успела тихонько вскрикнуть, как он закрыл ей рукой рот. Вид обнаженного меча до смерти испугал ее.

— Открывай дверь, старая сводня, — тихо приказал Александр. — И постарайся не шуметь, если тебе дорога жизнь.

Мелания, все также с зажатым ртом, бесшумно приоткрыла дверь в спальню своей госпожи. И тотчас стоны зазвучали ясно, со страстью. Это был излюбленный танец Фламинии — танец наездницы. Ее тело упругой волной ездило на ком-то, чьи ступни то и дело судорожно перебирали по простыням, а руки хватали ее грудь, срывались и хватали снова. Голова Фламинии была откинута, темная грива распущенных волос укрывала спину, глаза были закрыты, губы и веки дрожали, голос становился все более хриплым. Она была не просто гетерой — той, которая стонет в постели ослицей, а сама прячет в корыстном сердце неистребимый холод. Она отдавалась своему делу со всем жаром, какой только был у нее! А этого жара в ней было много — Палеолог ли не знал об этом! Холодная сталь в его руке так и тянулась в сторону двух любовников. А потом мужчина протяжно застонал — и она уже вторила ему срывающимся голосом.

Агония этой вспышки оказалась для Александра мучительно долгой…

— Значит, твоя хозяйка больна? — спросил он у служанки.

Он с силой толкнул ее в перед, и Мелания, пролетев вперед несколько шагов, упала. Но тут же подскочила на ноги. Фламиния обернулась на мужской голос, спрыгнула с мужчины, закрыла грудь и подтянула простынь до живота.

А Мелания уже лепетала:

— Госпожа, простите, он угрожал мне мечом! Простите меня, госпожа Фламиния! Он едва не убил меня!

Бородатый мужчина с посеребренными висками, закрывшись покрывалом, тоже с испугом смотрел в сторону дверей — блеск меча мог смутить кого угодно. У Фламинии были глаза кошки, да и голос непрошеного гостя оказался слишком узнаваем!

— Александр? — как ни в чем не бывало спросила она. — Ты приехал живым и здоровым, слава Господу.

Но он молчал. Молчал ее немолодой любовник и служанка. Раскрасневшееся лицо Фламинии было влажным от пота, от разбуженного и утоленного сладострастья.

А непрошеный гость все молчал…

— Я всего лишь гетера, Александр, — глядя на него, сказала она. — Только гетера.

— Теперь я это вижу, — тихо произнес он.

Она отняла руку от груди и отпустила простынь — и осталась перед ним открытой. Фламиния гордо подняла голову.

— И я — свободная женщина, и принадлежу только самой себе. Тебе следовало помнить об этом. Но я рада, что ты в Константинополе, милый. Когда надумаешь, приходи. — Усмешка пробежала по ее губам. — Но только постучись вначале!

Не говоря ни слова, он спрятал меч в ножны и вышел из ее спальни.

…Его возвращение в столицу до самых мельчайших деталей то и дело вставало в памяти и беспощадно ранило сердце, когда на следующий день вместе со своим телохранителем Аристархом по прозвищу Медведь они предстали перед худощавым юношей на форуме Константина.

Тревогой полнились эти дни в Константинополе. Известие за известием приходили с запада — из земель латинян. Только и говорили о том, что новый Крестовый поход начался. А каждый грек знал, чем грозят жителям Византии передвижения десятков тысяч варваров-рыцарей на Восток.

Среди сотен людей, толпившихся на форуме, они наконец-таки отыскали тощего молодого человека, одетого неброско, в талар простого шитья. С худосочной бородкой, он близоруко щурился, слушая оратора — прибывшего из Венеции греческого купца.

— Ты — Дионисий? — тронув юношу за плечо, спросил Александр.

— Да, — обернувшись, ответил тот. — А кто вы, добрые люди?

— Твои друзья, — улыбнулся Александр. — Я служу Константину Борею, ты ведь знаешь этого вельможу?

Лицо Дионисия осветилось доброжелательной улыбкой:

— Еще бы — он мой покровитель!

— Вчера я прибыл из Вары, со мной письмо от Константина Борея. Он передал мне для тебя поручение. Ты же не откажешься оказать услугу сиятельному патрицию?

— Конечно, нет! — воскликнул юноша.

— Вот и хорошо, — переглянувшись с Аристархом, сказал Александр. — В моем доме живет мальчик, внучатый племянник Константина Борея. Он очень дорог ему. Я присматриваю за ним, охраняю от бед, а тебе нужно будет обучить его уму-разуму. Сперва грамоте, затем математике и богословию. Кажется, сам ты преуспел во всех науках?

— Это очень лестно для меня, — нахмурился Дионисий. — Но еще вчера я сам был учеником — я только что закончил патриаршую школу. И сразу в учителя? — Он пожал плечами. — Справлюсь ли?

— Константин Борей сказал, что сердце твое — сердце юного мудреца, к тому же — благородное и справедливое. Уверен, что тебе будет чем поделиться с семилетним мальчуганом. А жить ты будешь у меня в доме, чтобы мальчик всегда был при обоих наставниках. Так что тебе не придется платить за постой и еду, а за вознаграждением Константин Борей не поскупится, можешь быть уверен.

— И когда же приступать? — спросил юноша, едва веря такой удаче.

— Сегодня же, — улыбнулся Александр Палеолог. — Прямо сейчас я и познакомлю тебя с этим малышом. Идем же, Дионисий, мои слуги приготовили для нас воистину царский обед!

Хитрость его удалась на славу — теперь Дионисий всегда будет на глазах, и шагу не сделает без предупреждения! Они шли в богатые кварталы, где жили патриции, во дворец отца Александра, но сердце воина, полное обиды, так и рвалось назад — к дому гетеры Фламинии, которую он так беспечно позволил себе полюбить, а теперь, сохранив всю прежнюю страсть без остатка, еще и возненавидел…

…Вадим открыл глаза, минуту сидел без движения, и только потом покачал головой.

— А ведь я готов был убить ее, — горько усмехнулся он, — и того мужчину, который был с ней. Я видел его и прежде — на приеме у басилевса, — объяснил Вадим выходившему из-за его спины Константину Остбергу. — Он стратиг из Македонии…

— О чем вы говорите, Вадим Александрович? — нахмурился князь.

Помимо мага на него пристально смотрели две девушки — Катарина и Паша. Дело происходило на подмосковной даче математика Журбина, где пять часов назад их встретил Остберг.

— Это личное, — улыбнулся Вадим. — Поневоле вы открываете удивительные события моей жизни…

— А Дионисий, вы видели его?

— Да, — кивнул Вадим. — Александр взял его в свой дом — учить племянника Константина Борея, которого тот оставил на попечение Палеолога. И Дионисий с радостью согласился. Он оказался куда более покладистым, чем Борей его представлял вначале!

— Всего этого мало, — покачал головой Остберг. — Ваше сердце ищет себя молодым в том мире — и это понятно. Оно тянется к пережитым страстям, душевным мукам, не излеченным ранам. Но нам необходимо другое…

— Я верю, у Вадима Александровича все получится, — улыбнулась Паша. — Он очень способный…

Ее недавняя встреча с Остбергом тронула всех: плакала Паша, плакала Катарина, и даже князь едва сдерживал слезы. «Ты все также благороден, Константин Борей, — и лицом, и духом, — сказала Паша князю, долго и пристально разглядывая его. — По-иному и быть не могло!». А он все твердил: «Кассандра, милая Кассандра!..»

— Мы продолжим завтра утром, — решил Остберг. — Постарайтесь отдохнуть, Вадим Александрович.

Но утреннего сеанса не последовало. Вечером из Дымова ему на сотовый позвонила Марина:

— Слушай, милый, — сказала она. — У меня дурные новости. Твой дядя Игорь в плохом состоянии.

— Что с ним?

— У него инсульт — тебе надо срочно приехать. Мы с Робертом и Долли заходили к тебе домой, на дверях была записка.

— Спасибо, — сказал он. — Сегодня буду.

Дядя Игорь был единственным близким родственником, который остался у Вадима. Своих детей у Игоря Ивановича не было, он испытывал к племяннику почти отцовскую привязанность.

Вечером Вадим вылетел в Дымов — пообещал князю и девушкам перезвонить сразу, как только приедет. Катарина поначалу думала поехать с ним, но отец удержал ее. Он хотел услышать подробнейший отчет от дочери — все эти дни ей предстояло разложить буквально по минутам. А еще Остберг надеялся на долгий рассказ о себе пророчицы Паши, встречи с которой он ждал так долго.

 

5

Выходя из палаты, Вадим чувствовал себя удрученным. Кошки скребли на душе. Дядю только что привезли из реанимации — разбитого, со впавшими щеками. Он так и не открыл глаза.

Уезжать из Дымова сейчас было бы поступком бессовестным. Спасение мира спасением мира, а тут все-таки не чужой человек…

Вечером он стоял на балконе, глядя на желтые листья во дворе. Потом зазвонил телефон. Уже с трубкой он вновь вышел на воздух.

— Привет, — сказала Марина. — Как твой дядя Игорь?

— Как ты и говорила — плохо, — ответил он. — Не думал, что увижу его таким.

— Я, конечно, понимаю, тебе сейчас, может, и не до того. Но в компании все же лучше. Мы думаем прогуляться у Волги, в кафешке посидеть, как ты?

— В каком составе?

— Вчетвером. Если с тобой…

— Долли все еще в Дымове? — спросил он.

И сам удивился своему интересу.

— Запал на сестренку Роберта? — усмехнулась Марина. — Ну-ка признавайся, шалунишка.

— Почему сразу запал? — неожиданно начал оправдываться он. — Общество красивой женщины всегда приятно.

— Здесь, здесь она, твоя Долли.

— И не моя вовсе…

— Ну так идешь с нами, писатель?

Вадим пожал плечами:

— Все лучше, чем дома околевать.

Еще один доброжелательный смешок госпожи Верховенской:

— Умница.

Они сидели на веранде кафе, пили шампанское. Роберт и Марина были заняты своим разговором. Английский капитан сжимал руку возлюбленной, они говорили негромко, часто смеялись.

Вадим то и дело ловил на себе взгляд Долли. На ней было так вызывающе мало одежды! Черное платье в обтяжку открывало загорелые плечи, руки и грудь и едва прикрывало ляжки. Будто резцом скульптора оно подчеркивало каждую линию ее тела. Вадиму даже стыдно было смотреть на нее, точно он снимал последнее! Темную, чуть волнистую гриву Долли то и дело отбрасывала назад, оголяя выбритые подмышки. В черных глазах — тлеющих углях, было столько загадки, теплоты…

— Куда ездили? — еще в начале вечера спросила она у Вадима. — Если не секрет?

— Я показывал Катарине волжские просторы, — легко соврал он.

— Ваша Катарина — очаровательный ребенок, — кивнула красавица с мушкой над верхней губой — взгляд Вадима так и тянулся к этому роскошному чуду природы, без которого эта женщина несомненно потеряла бы что-то важное в своей несравненной внешности. — Когда-нибудь она станет прекрасной дамой… А чем занимается ее отец? — Долли прищурила глаза. — Князь…

— Константин Остберг — бывший иллюзионист, маг и волшебник. Мировая знаменитость, кстати!

— Князь, и вдруг — иллюзионист? Странно, — пожала плечами Долли. — Марина сказала, что он также был увлечен вашим Дионисием, это правда?

Вадим пожал плечами:

— Много людей бывают увлечены одной и той же темой.

— Поймать прошлое — легко, оно всегда с тобой — никуда не денется, — делая глоток шампанского, сказала Долли. — А вот сиюминутное — куда сложнее! Оно такое зыбкое, всегда ускользающее. Это — Жар-птица, за которой еще надо поохотиться! — Долли снисходительно улыбнулась, глядя в глаза Вадиму. — Историки часто понимают это слишком поздно!

— Согласен с вами, — кивнул он.

Она была умной, тонкой, эта восхитительная женщина. И такой обольстительной и желанной!..

— О чем вы думаете, Вадим? — спросила она.

— Если честно, то о вас, — признался он.

— И что же вы думаете обо мне?

— Вы с братом так неожиданно появились в жизни Марины. — Он тотчас добавил. — И в моей жизни…

Долли улыбнулась:

— Судьба.

Роберт и Марина уже давно с нежностью тискали друг друга. Даже его не стеснялись! Все их действия точно были подсказкой ему: посмотри на Долли! Она прекрасна и свободна!

Наконец Роберт что-то зашептал Верховенской на ухо.

— Сейчас семь вечера, — отвлекаясь, сказала Марина. — Предлагаю разбежаться часика на два. Вы не против? Ты составишь компанию Долли, а, Вадим?

Он опустил глаза:

— С радостью.

— А вы, Долли, не откажетесь от компании нашего писателя?

Долли отрицательно покачала головой:

— Ни в коем случае!

— Тогда встретимся в ресторане вашей гостиницы. Не грустите!

Через минуту Марина и Роберт заторопились к дороге — ловить тачку.

— Погуляем? — допивая шампанское, спросил Вадим.

Долли утвердительно кивнула:

— С радостью.

…Пока они шли, не было ни одного мужчины или юнца, который бы не обернулся на нее, не скосил бы взгляда. А она словно бы никого и не замечала. Невдалеке, в компании немолодой дамы, прошел Аристарх Иванович Дронов — по вечерам он всегда гулял по набережной, но Вадим был так увлечен спутницей, что решил «не заметить» бывшего циркача. Минут через пять Долли облокотилась о чугунный парапет. Она прогнулась, подставила лицо осенней прохладе, что шла от воды.

— Ваша Волга — чудо. Мы с Робертом сразу влюбились в нее. — Она обернулась к нему. — Мне говорили, что у вас в стране все живут в небольших квартирах, это правда?

Ее взгляд, точно клинок, был направлен в самое его сердце…

Через час они входили в его квартиру. А едва захлопнулась за ними дверь, Долли взяла в ладони лицо Вадима и коснулась губами его губ.

— Ты ведь этого хотел, не так ли?

— Да, — чувствуя, как прерывается его дыхание, ответил он. — Очень хотел, очень…

— Я тоже, — призналась она, жадно целуя его.

Руки Вадима сами легли на ее бедра, короткое платье поползло наверх. Он целовал ее шею, плечи, сразу и все сильнее утопая в этой женщине…

 

6

В далекой от Дымова подмосковной даче академика Журбина уже полчаса как Паша сидела нахмурившись, не произнося ни слова.

— Что с тобой? — спросила у нее Катарина.

— Ему угрожает беда, — подняв на нее глаза, сказала она.

— Кому?

— Вадиму Александровичу, — еще тише проговорила она. — Я чувствую это.

— Беда — от кого? — сев рядом с ней, Катарина быстро взяла руки прорицательницы в свои.

— Не знаю, но это страшная беда…

— О, Господи, — только и пробормотала княжна.

Она тотчас рассказала об этом отцу. Князь хмурился и тер подбородок.

— Не стоило его отпускать одного, — сказала Паша. — Я же говорила: облака открываются, и скоро все будут друг перед другом, как на ладони.

В ноутбуке Остберга замурлыкало — пришло электронное сообщение. Несколько минут князь читал текст.

— Ваш лорд Стеллин, «капитан Ее Величества», соврал, — обратился он к дочери.

— Соврал — в чем?

— Он не служил во флоте Ее Величества, и у настоящего лорда Стеллина нет никакой сестры с андалузской кровью. Есть только родная — Энджел, она живет с мужем в Шотландии и занимается разведением особой породы кур. Я вообще сомневаюсь, что ваш «капитан» носит фамилию Стеллин.

Паша не сводила с князя и его дочери глаз.

— Информация верна?

— Поверь мне, — кивнул он.

Его дочь недоумевала.

— Но кто рассказал тебе об этих курах так быстро?

— Сотрудник Интерпола и наш невероятно вовремя появившийся помощник — Георгий Горовец. Что касается информации — он маг и волшебник почище моего. — Остберг требовательно посмотрел на юную княжну. — Скажи мне, Катарина, были особые приметы у этих людей — брата и сестры? Только думай скорее…

— Он — высокий холеный красавчик, атлет… А Долли… У нее была родинка над верхней губой.

Остберг схватил дочь за руку:

— Родинка?!

— Мушка, — кивнула княжна.

— Она — красивая брюнетка? Лет двадцати пяти, или чуть больше, так?

— Даже чересчур красивая, — сухо улыбнулась Катарина. — И возраст такой. Ты… ее знаешь?

— Арсеньева неспроста вызвали в Дымов — это ловушка! — выпалил он. — Звоните ему!

Сотовый Вадима не отвечал.

— Это плохо, это плохо, — шагая по гостиной, говорил Остберг. — Что же нам делать?.. Паша? — обернулся князь. — Где он может быть?

— Я не настолько сильна в предвидении, — откликнулась та. Она покачала головой. — Господи, я не знаю…

— Его вещи здесь, — сказала Катарина. — Сейчас!

Через пять минут она вернулась с записной книжкой Вадима, которую тот, собираясь наспех, забыл положить в сумку. На букву «В» значилась «Верховенская Марина». Но она и вызвала его в Дымов. На «Д» был некий «Дронов Аристарх Иванович». Катарина сразу вспомнила, как Вадим сказал: «Если бы я на кого и смог положиться в этой жизни, так это на Дронова».

Первый гудок, второй, третий…

— Алло? — спросил густой мужской голос.

— Это Аристарх Иванович?

— Он самый? С кем имею честь, девушка?

— Я — знакомая Вадима Арсеньева. Ему угрожает опасность. Вам надо немедленно отыскать его и предупредить, чтобы он держался подальше от женщины с мушкой над верхней губой!

— Это шутка?

— Это не шутка! Прошу вас!

— Да кто вы?

— Я — Катарина Остберг. Княжна. Это к моему отцу и ко мне в Драгов приезжал Вадим Александрович.

— Он говорил мне о князе, но о вас — ни слова…

— Папа, — сказала Катарина и протянула ему трубку.

Тот быстро взял ее.

— Константин Остберг, — представился князь. — Вы, как я понимаю, Аристарх Иванович Дронов?

— Неужели это вы? — изумленно спросили в далеком Дымове. — Белый Король… Вы не помните меня?

— Мы знакомы?

— Мексика, тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Русский богатырь Аристарх Дронов. Гроза цепей и укротитель гирь. Вы пожали мне руку и сказали, что у вас такое чувство, будто мы были знакомы раньше… Вспомнили?

— Не может быть, — с поспешной улыбкой нахмурился Остберг.

— Может, господин Остберг, потому что мы говорим с вами!

— Вы живете в Дымове и вы друг Арсеньева?

— Я был еще другом его отца.

— Тогда слушайте, Дронов, — быстро заговорил Остберг. — Вашему другу, нашему другу, — со всей серьезностью уточнил он, — грозит беда. Его жизнь в опасности. Так получилось — рассказывать долго. Мы не успеем добраться до Дымова. Вы должны отыскать его и попытаться оградить от одной женщины!

— Темноволосая красавица с мушкой над верхней губой? Как сказала ваша дочь?

— Именно так!

— Я видел их час назад — мельком, на набережной. Я там прогуливаюсь каждый вечер. Вадим не заметил меня, а я не стал подходить. Тоже был не один. Решил: у них своя свадьба, у меня — своя.

— Это уже и впрямь фантастично, — покачал головой Остберг. — Даже для меня. Куда они могли пойти?

— Мне кажется, они шли в сторону его дома.

— Вам стоит поторопиться, иначе может быть поздно! Прошу вас, Дронов, верьте мне!

 

7

Она не отпускала губ Вадима, нежно впив ему когти в спину. А потом сама потянула его в сторону, оказалась сверху. Ее волосы щекотали ему лицо. Полная грудь Долли была в его руках, ее пальцы теперь вцепились ему в плечи, бедра набирали темп.

Она склонилась над ним, касалась губами его уха.

— Кто же ты? — шептала она. — Кто? Я ведь знаю тебя! Но кто ты?

— Ты прекрасно знаешь, кто я, — плохо понимая, о чем она говорит, бормотал он в ответ.

— Пока не знаю, — увлекая его движением, говорила она. — Пока…

— О чем ты, Долли?

— С кем ты, со мной или моими врагами? — говорила она.

— Врагами — какими врагами?

— Ты не знаешь многого, но я открою тебе тайну, — говорила она. — Когда-нибудь…

Он выдохнул со страстью и уже цеплял ртом воздух, когда услышал ее голос: «Ты — сильный, но я войду в твое сердце и узнаю все!» Вадим открыл глаза, она же потянулась вверх, и взгляды их встретились.

— С кем ты?! — яростно прошептала Долли. — С кем?!

Мгновенная вспышка ослепила его: он увидел венецианский канал, и в лодке — рыцаря в черном доспехе с рыжим хвостом и уродливую женщину рядом с ним, чей правый глаз плотно затянуло бельмо. Она увидела его, стоящего на мостовой, и ткнула пальцем: «Он! Он! Он!».

Вадим с отвращением сбросил Долли с себя:

— Ведьма! Я знаю, кто ты! Одноглазая Матильда! — выкрикнул он. — Уродливая мерзкая тварь!

— Тсс! — стоя перед ним на коленях, она приставила палец к губам и уже с улыбкой наступала на него. — Тише, милый, тише…

Долли прыгнула на Вадима — удар, и ее ногти рассекли кожу на его лице, у самых глаз. Это была настоящая лапа зверя! Зарычав, другим ударом она хотела вырвать ему глаза, но он вновь, теперь уже ногой, отбросил ее. Вадим провел рукой по щеке — ладонь и пальцы были в крови.

— Гадюка, — только и пробормотал он. — Тварь…

— Я тоже знаю, кто ты! — она метнула на него обжигающий взгляд. — Ты — Александр Палеолог! — Она зло усмехнулась. — Защитник Дионисия! Верно? — Она стояла перед ним обнаженная, со вспыхнувшим лицом, полная ненависти. — Поначалу я недооценила тебя — думала, ты сошка помельче…

Вадим сразу понял, куда потянулся ее взгляд. Он хотел успеть первым, но она опередила его. Вадим сбросил ноги с кровати как раз в ту секунду, когда Долли схватила с тарелки, где лежали яблоки, столовый нож. Он едва успел закрыть рукой лицо — нож в руке Долли глубоко рассек ему тыльную сторону ладони. Она наступала. Вадим схватился за окровавленную руку, закрылся вновь — нож распорол ему другую руку от локтя до плеча. Она оказалась не просто изощренной любовницей, но и ловким бойцом. Долли била точно, профессионально, словно долго училась искусству убивать. Третий выпад женщины мог оказаться роковым, потому что она собиралась прыгнуть на свою жертву, но ударить не успела. Пушечным ядром из коридора вылетел табурет и сшиб Долли с ног — пролетев несколько метров, она опрокинула стул и упала навзничь у буфета…

В комнату поспешно вошел Аристарх Иванович Дронов. Вадим, смертельно бледный, сидел на кровати, зажав раны.

— Бог ты мой, — только и проговорил Дронов, увидев окровавленного друга.

— Как вы вошли? — спросил Вадим.

Дронов открыл левую руку — между пальцев был зажат ключ.

— У меня же запасной. Ты-то как? Жив?

Вадим кивнул:

— Жив, слава богу.

Дронов бросил взгляд на обнаженную женщину, лежавшую без сознания:

— Хороша красотка, — усмехнулся он. — Во всех смыслах. Остберг был прав — с такой сучкой твоя жизнь висела на волоске!

— Остберг?! — удивился Вадим.

Поглядев на него, окровавленного, Дронов покачал головой.

— Я сейчас…

Дронов знал, где у Вадима аптечка. Вернулся с перекисью и бинтами. Пока управлялся с раненым, в двух словах пересказал ему разговор с Белым Королем.

— Сейчас вызовем скорую и ментовку, — сказал он. — А пока ты мне расскажешь про всю эту чертовщину…

Бывший циркач хотел сказать еще что-то, но не успел. Они услышали одновременно, как за их спиной передернули затвор. Обернулись. Позади них стояла Долли — как и была, обнаженной. С густой ссадиной на плече от табурета и рассеченной бровью. Она держала в руке крохотный дамский пистолет. Хромированный, серебристый. Рядом лежала сумочка — оружие, как видно, было извлечено из нее.

— Вы никого не вызовете, — сказала она. — Вы сдохнете здесь оба, милейшие господа, и я буду считать, что этот день удался.

— Живучая тварь, — разочарованно пробормотал Дронов.

— Еще какая живучая, — охотно подтвердила Долли. — Но вначале ты, Вадим, мне скажешь, кто такой Остберг. Тот ли он, кто и раньше руководил тобой? Говори, а вдруг я передумаю и сохраню тебе жизнь?

— Новая внешность и все та же черная душа, — хрипло процедил Вадим. — Воистину, грязь на века!

Руки его были забинтованы, сквозь бинты уже густо проступала кровь.

— Не говори о том, в чем ты ничего не смыслишь, — предостерегающе сказала она. — Не стоит. — Долли не сводила с Вадима глаз. — Так это он? — это Остберг показал тебе прошлое? И куда вы ездили с этой соплячкой, княжной? Уж не Дионисия ли вы искали? Тогда еще один вопрос — где?

Вадим упрямо молчал. Неожиданно с площадки подъезда раздался голос:

— Вадим, у тебя дверь открыта! — И чуть погодя. — Слышишь, Вадим?

— Кто это? — тихо спросила Долли.

Она дотронулась до брови, растерла в пальцах кровь.

— Соседка.

— Так скажи ей, что все хорошо.

— А разве все хорошо? — усмехнулся Вадим.

— Если она зайдет, я пристрелю и ее.

Площадка опять ожила:

— Фома Фомич, — вступила соседка. — У Вадима дверь открыта, и не откликается. Как быть-то?

— Ну так надо зайти. Может, квартиру проветривает?

— А чего не откликается? — повторила она. — Вышел бы — поздоровался.

— А может, и обокрали, — предположил Фома Фомич. — Лучше так милицию вызвать, раз не откликается…

Кто-то осторожно зашел в коридор. Долли усмехнулась. Спрятав руку с пистолетом за спину, стараясь не упускать из внимания Дронова, она во всей своей красе выглянула в коридор.

— Хэлло! Мы проветриваем квартиру! — сказала она со своим обворожительным акцентом. — А что нужно вам, мамаша?

— О, Господи! — всплеснула руками соседка. — Матерь Божья!

— Ого! — зычно вторил ей Фома Фомич.

А Дронов уже двигался ей навстречу…

Зацепив его взглядом, она выбросила руку вперед и выстрелила несколько раз. Все пули угодили в широченную лапу Аристарха Ивановича, через нее — в грудь, и лишь одна ударила ему в плечо. Дронов покачнулся, зацепил здоровой рукой лицо Долли и, точно пушинку, толкнул ее вперед. Она полетела на стену, роняя пистолет, оседая…

В коридоре завопили:

— Караул, Фома Фомич! Стреляют! Милиция!!!

— Беги, Степановна! — заревел мужской голос. — Беги оттуда!!

Дронов всей тяжестью бухнулся на пол, захрипел. Вадим сполз с кровати и встал перед ним на колени, но обе располосованные руки его плохо слушались. Он все же перевернул Дронова на спину. Покачиваясь, Долли поднялась и стала рыскать глазами. Вадим подумал — ищет нож, чтобы попытаться прикончить их! Но она, только что нокаутированная, искала платье. Долли поспешно натянула его на голое тело через ноги — натянула криво. Теперь она искала пистолет, но не нашла его — хромированная игрушка залетела куда-то. Все так же покачиваясь, Долли зацепила сумку и пошла на выход.

У дверей обернулась, ткнула пальцем в Вадима:

— Теперь я знаю, кто наши главные враги — Константин Остберг и Вадим Арсеньев! А еще я знаю, в какую навозную кучу ты превратился после того, как мой хозяин проткнул тебя своим мечом! Своим «Драконом»! — Вновь утерев кровь с рассеченной брови, мисс Блэк рассмеялась. — И я сама видела, как тебя опрокинули в ту выгребную яму! — Ей хватило сил подмигнуть ему. — Увидимся, любовничек!

Вадим сидел перед палатой реанимации. Располосованный, в бинтах, он никак не соглашался уйти домой. Улыбался сквозь подступавшие слезы, вспоминал Дронова. А ведь его считали чудаком! Подшучивали над гигантом. Тяжелоатлет свято верил в одну сказку. Мальчишкой он гостил в дедовой деревне на Хазарском полуострове, на Волге. Огромный гористый полуостров слыл местом загадочным и был толком не изучен. Маленький Аристарх потерялся вечером, ночью его искали, а перед рассветом он зашел в туман. И вот за этим туманом был небывалый золотой свет. «Даже кожу пощипывало», — говорил Дронов. Подрастя, он вбил себе в голову, что стоял на пороге дверей в иной мир. Кто пересмешничал над его откровением, на того бывший циркач мог и обидеться. А вот он, Вадим, всегда верил ему…

В этом коридоре его и застали Константин Остберг, Катарина и Паша. Княжна первая бросилась к Вадиму, вцепилась в него, как в самое дорогое сокровище. Губы ее дрожали, слезы текли по щекам. Остберг и Паша выжидали.

— Я-то жив, — проговорил Вадим. — А вот Дронов…

Тут открылась дверь реанимационной, вышел врач, покосился на парочку — калеку и девушку, на Остберга и Пашу.

— Вы родные Дронова Аристарха Ивановича? — спросил он.

— Я! — быстро откликнулся Вадим. — Я…

А ведь у Дронова даже и не было никого из близких!

— Вытащили мы его, — сказал врач. — Еле-еле. Легкое прострелили, крови много натекло. Вовремя привезли. Еще одна пуля прошла рядом с сердечной аортой. Ну, мимо не считается. Все остальные ранения для такого здоровяка — пустяки.

Вадим засмеялся, но уже сквозь слезы. Не сдержался. Только кивал доктору.

— Он под наркозом, потом приходить в себя будет, — сказал врач. — Отправляйтесь-ка домой, а завтра навестите вашего Геркулеса.

Они ехали домой. Еще врач сказал, что кисть руки, которую Дронов превратил в щит, навсегда останется искалеченной. Не тягать ему больше левой гири.

Милиция в тот же день бросилась по следам Роберта Стеллина и его сестры Долорес, но они исчезли, точно и не было их вовсе. Марина рассказала, что Роберт после телефонного звонка взял вещи и, пообещав скоро вернуться, пропал. Рассказ Вадима поверг ее в шок. Женская интуиция подсказывала ей, что брак с лордом-миллионером — почти сказка. Но того, что оба красавца, мнимые брат и сестра, окажутся еще и уголовниками, она никак не ожидала.

 

8

Грек Никас потягивал бренди за стойкой бара. Пару дней назад он сдал смену, но в поместье князя не остался. Никас решил погостить у брата в Драгове. Тут он мог позволить себе чуть больше, чем в замке Константина Остберга, где все жили на полувоенном положении. А заодно и отыскать подружку — с женской прислугой в замке было туговато. Так поступала в свободное время половина охранников замка.

Щелкнув пальцами, Никас заказал второй раз бренди и сделал первый глоток, когда заметил, что с другой стороны стойки на него неотрывно смотрит девушка. Отсюда было видно, что у нее загорелое крепкое тело; красивое широкоскулое лицо, белые, коротко стриженные волосы — под мальчишку. Левая бретелька от черной майки так и норовила сползти с круглого золотистого плеча.

Этим взглядом незнакомка завела его сразу — так женщины смотрят только в одном случае, когда они выходят на охоту. И неважно, что им нужно: просто секс или деньги в обмен на него. Взяв бокал бренди, он сполз с табурета и направился вдоль стойки. Вблизи незнакомка оказалась еще лучше — спортивной, холеной, с крепкими ногами и ровной кожей. Если это была проститутка, то дорогая.

Никас облокотился о стойку. Девушка пила капучино.

— Вас угостить? — спросил он.

— Пожалуй, — не отпуская его взгляда, ответила она. — Что пьете вы?

— Бренди.

— Я тоже буду бренди, — кивнула девушка.

— Никас, — когда заказ был подан, представился он и, взяв ее руку, горячо поцеловал пальцы.

— Ясмина, — тепло откликнулась она и подняла свой бокальчик. — За приятное знакомство, Никас.

Спустя полтора часа они жадно целовались за углом бара — Никас давно горел и думал только об одном, как бы увлечь ее в тень парка, что открывался через дорогу, к первому дереву.

— Ты волшебница, Ясмина, — порывисто шептал он ей на ухо. — Ты — огонь…

— Это верно, я — огненная и бесстыдная, — весело отвечала она. — Ты даже сам не знаешь, насколько!..

— Идем в тот парк? — он кивнул в сторону. — Я знаю там хорошее местечко, главное, чтобы его не заняли раньше…

— Ну уж нет…

— Ты это делаешь за деньги — тогда сколько?

— Я не шлюха, глупый…

— Прости, прости. Это еще лучше… Но что тебе нужно?

— Мужчина… Настоящий мужчина…

— Ты нашла меня, детка: это — я…

Она отстранилась:

— Ночные парки для обкуренных юнцов и глупых девчонок. — Ее взгляд так и впился в него. — Настоящие мужчины предпочитают любить, а не совокупляться на лавках…

Грек Никас доблестно сдержал свой порыв. Они отыскали маленькое ночное кафе.

— Я студентка, в Драгове гощу у родителей. Они живут с младшей сестрой. Отец серьезно заболел, и меня срочно вызвали, — объяснила Ясмина. — Но я не против закрутить роман. Только я должна знать наверняка, кто передо мной, — со знанием дела добавила она. — Я привыкла доверять своему мужчине. Как же иначе, ты согласен?

Никас был согласен на все, лишь бы заполучить эту женщину. Они разговорились, и он рассказал Ясмине о своей работе старшим охранником у князя Константина Остберга.

— Это тот аристократ, у которого замок в горах?

— Он самый, — самодовольно кивнул Никас. — Красавец, верно?

Конечно, он раздувал щеки, расписывая свои будни. А каков его хозяин — таинственный и грандиозный человек, бывший маг и волшебник! И каких только слухов о нем не ходит; например, будто он путешествует во времени!

— И как же это? — поинтересовалась Ясмина.

Никас пожал плечами:

— Да бог его знает. Но так говорят.

Девушка улыбнулась, коснулась рукой его щеки:

— А ты фантазер… Так ты мне покажешь его дом?

— Только издалека.

— Почему издалека?

— Я не хочу лишиться работы! — усмехнулся Никас.

— Тебе уволят только за то, что ты проведешь меня по его садикам? — Ясмина готова была обидеться. — Я же не прошу тебя вести меня в его спальню.

— И все же не могу, — покачал он головой.

— Жаль, — она откинулась на спинку стула. — Но меня привлекают мужчины, которые выполняют мои капризы. Тем более, такие ничтожные. Жаль…

— Ну, по садикам и беседкам я тебя, пожалуй, проведу. Ведь я все-таки старший в оперативной группе. Но лучше это сделать, когда князя нет. А сейчас он как раз путешествует. — Никас сощурил глаза. — Но ты будешь со мной не просто ласкова — ты станешь моей рабыней.

Она протянула руку, сжала его пальцы.

— Все, что захочешь.

Ему нравилась эта игра. Кажется, ей тоже…

— А ты, случайно, не журналистка?

Ясмина рассмеялась:

— Нет, мой хороший, но ты догадался — мой интерес не простой. Я историк и искусствовед. Будущий, — добавила она. — Замки — мой конек. И потому я не против посетить этот архитектурный шедевр.

Усмехнулся и гордый своей сообразительностью Никас:

— Тайные агенты должны быть проницательными. В замке тебе будет на что поглядеть. — Начатая игра не давала ему покоя. — И еще… я требую задаток.

У Никаса скулы сводила от желания.

— Идет, — с улыбкой кивнула она. — Но только задаток…

У Ясмины в сумочке зазвонил телефон.

— Алло? — вытащив трубку, сказала она. — О, Господи… Ну хорошо, приеду. Да, сейчас приеду. Куплю. — Она дала отбой. — Никас, — она с сожалением покачала головой. — Отцу стало хуже. Сестра попросила срочно приехать и купить по дороге лекарства. Ей всего пятнадцать — одной не справиться…

Он сжал ее руку.

— Вот черт!

— Задаток будет завтра — в беседке твоего великого босса.

— Ну ладно, раз такие дела, — разочарованно вздохнул он. — Тебя проводить?

— Если не трудно — поймай машину, — попросила она.

Он посадил Ясмину на такси, пообещав в утром заехать за ней. Ничего, потерпит. Завтра его ожидают соблазнительные приключения!

Подъезжая в десять к ее дому, Никас был удивлен: вместе с Ясминой, в коротеньких джинсовых шортах и белом топике, стояла девушка лет пятнадцати — настоящий синий чулок. Худенькая, в плотном джинсовом костюме и бейсболке, девушка-подросток держала на груди фотоаппарат.

Притормозив, он догадался — младшая сестра.

— А это Живка, — чмокнув Никаса в щеку, представила Ясмина девушку. — Моя сестренка. Отца увезли в больницу, мать уехала с ним, поэтому Живке лучше побыть с нами.

— Нет вопросов, — ответил Никас. — Но фотографировать у нас нельзя. Это — закон. И причем — закон писаный.

— Жаль, — вздохнула Ясмина. — Но мы переживем, правда, Живка?

Девушка не ответила. Она была бледной и совсем не походила на старшую сестру. Под глазами ее лежали тени — верно, Живка проплакала всю ночь. Через четверть часа они выехали на его «шкоде» из Драгова и понеслись в горы. Еще через час, накрутив по горным серпантинам, миновав зеленые пропасти, увидели замок Остбергов…

— Красотища! — честно призналась Ясмина.

Охране Никас представил девушек троюродными сестрами. Сказал, что не видел их тысячу лет, покажет парк и озеро, поймают парочку карпов — и назад.

…Уже около часа они бродили по парковым тропинкам поместья Константина Остберга. Иногда выходили прямо на охранников замка, с которыми Никас приветливо здоровался. По радиосвязи уже сообщили, что в замке гости — две милые девушки. Ни о каком сексе, понятно, речь не шла — молчаливая сестренка Ясмины, сонно обозревая округу, таскалась за ними по пятам. А сама Ясмина то поглаживала Никаса по спине, то, пока сестра не видела, впивалась коготками ему в ягодицу, точно пытаясь оторвать добрый ломоть. Он был точно чайник, который едва начинал остывать, как его тут же возвращали на огонь. В деревянной беседке у озера, обросшей диким виноградом, стояла пара телескопических удилищ и банка с червями. Кто-то из охранников с вечера ловил рыбу.

— Живка у нас — рыбачка, — сказала Ясмина. — Меня отец не приучил, а вот у нее — дар.

— Серьезно? — спросил Никас.

Молчаливая Живка кивнула.

— До озера сто шагов, а тут — полная экипировка. Даже леску не сняли. Все, что есть — твое.

— Ну что, Живка, рискнешь? — спросила у нее сестра.

Младшая вновь кивнула.

— Тогда бери и иди, — посоветовала Ясмина.

Живка взяла удилище, банку и направилась к озеру — как раз напротив беседки открывался подход с мостками для рыбаков.

— Кстати, в этой беседке нет видеокамеры, — сообщил Никас своей новой знакомой.

— Это хорошо, — ответила она.

Ясмина сама подошла к нему, запустила руки под ремень, глядя в глаза, потянула вверх рубашку. Он вцепился в ее бедра, забрался под бахрому шорт.

— Не ищи — я забыла трусики дома, — сказала она.

Нижнего белья у Ясмины и впрямь не было — она приготовилась к их встрече. Сердце Никаса уже стучало. Он отступил, выглянул из беседки — Живка вдалеке раскручивала леску. Оглядел окрестности — коллег его тоже не было видно. Когда он обернулся к Ясмине, она, покручивая бедрами, уже стаскивала шорты.

Тонкая полоска ярких волос оказалась у нее между ног.

— Так ты — рыженькая? — спросил он.

Но она не услышала его.

— Надеюсь, ты не ошибаешься на счет видеокамеры, — сказала Ясмина. — Не хочу дебютировать в порнофильме. — Закинув руки, открыв выбритые подмышки, она стащила и топик. — Идем же ко мне, ковбой…

…Через полтора часа они возвращались в Драгов. Рыбалка у Живки не удалась — ни одного карпа!

— Странно, — еще у беседки покачал головой Никас. — У нас никто без добычи не остается. Ничего, — успокоил он бледную девочку с темными кругами под глазами, — в любви повезет!

Никас сиял — минуты, проведенные с Ясминой, свели его с ума. Руки охранника лежали на баранке, но мысленно он все еще сжимал бедра девушки, которая, сама расстегнув ему ремень, забралась на скамейку и, встав на колени, волной прогнулась перед ним…

Ясмина не соврала — она оказалась огненной и бесстыдной…

Он высадил девушек у их дома.

— Здесь же, в восемь вечера, — целуя его на прощанье, тихо сказала она ему на ухо. — Пока, милый.

Счастливый, Никас уехал. На другой стороне улицы тронулся с места черный БМВ, подъехал к ним. Ясмина открыла дверцу и повелительно сказала девочке:

— Садись.

Они обе забрались в салон. Ясмина нажала на кнопку, стекло поехало вверх и тотчас разделило их с водителем.

— Ты сняла все, как я просила, Люси? — поинтересовалась она.

— Да, Барбара, — ответила та. — И сзади, когда он был с тобой, и с боку. Я раздвинула виноград — ты меня видела. (Ясмина кивнула.) Бледное лицо девушки впервые озарилось улыбкой. — А он ничего, этот Никас.

— Верно, неплох, — отозвалась ее «старшая сестра». Она потянулась к груди девушки, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке, затем вторую. — Не переколись на эти деньги, дуреха, сдохнешь, — посоветовала она. — Барбара отвернула край материала и свинтила третью пуговицу. Поглядев на миниатюрную видеокамеру, усмехнулась и зажала ее в кулаке.

 

9

В Ленгли, штате Вирджиния, в здании Центрального разведывательного управления по коридору торопливо шел офицер, держа в руках толстый конверт. Сотни чиновников перетекали по этим коридорам, но этот казался самым торопливым из них. Офицер мельком взглянул на окно — серые осенние облака взяли всю округу в кольцо. Они, как и только что полученная информация из Европы, словно пророчили большую беду…

Офицер торопился к генералу Джереми Бриджесу — руководителю отдела по борьбе с международным терроризмом.

Еще несколько коридоров, пара дверей…

Джереми Бриджес, сидевший за огромным столом, поднял голову:

— Что за спешка, Говард?

— Сэр, у нас новости о террористке Анне Ортман.

— Говорите.

— Ее засекли в Сербии, под городом Драговом, в поместье некоего Константина Остберга. Он — князь, в прошлом — известный иллюзионист. Безымянный осведомитель прислал нам по электронной почте целый конверт с ее фотографиями в этом замке. — Говард потряс конвертом. — И какие фотографии, сэр! Они с видеопленки, нет сомнений. Мы уже сделали компьютерную обработку.

— Давайте, — сказал Бриджес.

Офицер разложил перед генералом целую кипу фотографий. Хмуря брови, генерал долго рассматривал снимки.

— Это она, — согласился Бриджес. — Но кто же был с ними, если ему позволили так открыто снять половой акт?

— Я думаю, кто-то из доверенных лиц. Камера, наверняка, была вмонтирована в пуговицу. Стоит только вычислить перспективу съемки. Это соответствует и тексту письма.

Говард положил перед генералом лист бумаги. Генерал взял его, опять стал хмуриться.

Текст гласил:

«У меня больше нет сил смотреть, как эти выродки уничтожают по всему миру тысячи людей и для десятков тысяч представляют смертельную опасность. Когда-то я был с ними, но не теперь. В данный момент Анна Ортман, как и я, работает на главаря террористического синдиката князя Константина Остберга. Они вдвоем замышляют взрыв в одном из людных мест Драгова — и в ближайшее время его приведут в исполнение. Так они хотят испробовать новую взрывчатку СА-81. Но это только репетиция. Второй удар последует ровно через трое суток — и он будет ориентирован на массовое уничтожение граждан в трех странах Европы, а именно в самых респектабельных театрах Франции, Италии и Германии, и в Нью-Йорке. На это преступление работает четыре группы Константина Остберга — они должны выехать в страны за день до преступления.

По понятной причине я остаюсь инкогнито. Вы меня не простите — на моих руках много крови, а, заподозри свои, со мной жестоко расправятся. Одна просьба: если вы намерены захватить замок, то, прошу вас, дайте для меня информацию в газете “Фигаро” на последней странице: “Дом продается, герр Витгофф, вам стоит выехать из него за день”. Надеюсь, что своим признанием я заслужил это. Тем более что я готов сдать вам и другие террористические группировки, с которыми сотрудничает Остберг, в том числе и ту, которая рекомендовала ему Анну Ортман.

Помоги нам Бог!»

— Раскаявшийся грешник? — спросил Бриджес.

— Похоже, что так, сэр, — кивнул Говард.

— Мы сообщим властям Сербии о готовящемся теракте. Но вот какое дело. Если это будет супермаркет или метро, погибнут простые люди. Но в первых театрах Европы собирается, как правило, элита общества. Такой ошибки нам не простят, если узнают, что мы располагали верной информацией. — Генерал еще раз посмотрел на фотографии, на нескольких из них остановил внимание. Мрачно усмехнулся. — Почему она не пошла в порно? Ей сам дьявол велел! А что за самец с ней?

— Некто Никас Кротиани, грек, один из старших охранников этого Остберга. Его замок — настоящая крепость! У него целая армия вооруженных людей. В Америке ни один мафиози не позволил бы себе иметь такое ополчение!

— И куда смотрит сербское правительство? — нахмурился Джереми Бриджес.

— Это надо спросить у сербского правительства, — резонно ответил Говард.

Глядя на фотографии, генерал покачал головой.

— Эту стерву просто необходимо стереть с лица земли! — Подумав, добавил: — И тех, кто идет с ней рука об руку. Клянусь Богом!

Он хотел бросить еще что-то в адрес опасной террористки и ее не менее опасных коллег, но в кармане офицера зазвонил телефон.

— Я прошу прощения, это по служебной линии, — сказал Говард. — Алло?

По мере того как он слушал абонента, его лицо менялось. Наконец он дал отбой.

— Что случилось? — нахмурился генерал.

Офицер был бледен.

— Да говорите же, Говард, черт бы вас побрал!

— Это лейтенант Бенсон из моего отдела. В центре Драгова в большом супермаркете совершен терракт. Есть погибшие и раненые…

— О, Боже, — покачал головой Томас Бриджес. — Господи… Хорошо, Говард, спасибо.

— Нью-Йорк нам не простят точно, сэр. Мы сами себе его не простим.

— Да, — кивнул генерал. — Вы свободны, Говард. Идите.

Офицер отдал честь и вышел. Генерал еще раз взглянул на фотографии и нажал на кнопку селектора.

— Да? — спросил бодрый мужской голос.

— Это генерал Бриджес, Стэнли. Мне необходимо срочно поговорить с директором Управления.

 

1

Стоя под тугим парусом, закрыв глаза, герцог Вествольф наслаждался — соленый ветер Средиземного моря обдувал его лицо, трепал распущенные рыжие волосы. Весело скрипели снасти. Резал волны нос головного корабля, с шумом облепляла крепкие и просмоленные борта белая пена.

И новый день предвещал великую добычу!

23 июня 1203 года венецианскому флоту, состоявшему из двухсот двадцати кораблей, открылся на горизонте берег древнего Византия. Семьдесят галер держали на борту венецианцев и рыцарей, еще сто пятьдесят грузовых судов — боевые машины, обоз и лошадей.

Очертания великого города все яснее выплывали из синей дымки. И со всех кораблей, щурясь от солнца, всматривались одетые в броню латиняне в медленно разрастающийся берег. До рези в глазах, до головокружения!

Вот он, Босфор, граница Европы и Азии! Вот он, гений Константина Великого! Вот он, центр мира и Вселенной!

Прошло еще пару часов, и, сбросив последнюю дымку, Константинополь предстал крестоносцам во всем своем несравненном облике. Под синим июньским небом он лежал как на ладони. Золотом сверкали крыши прилепленных друг к другу дворцов на пологом склоне гигантского полуострова, обращенного к Мраморному морю. Ослепляли позолоченные крыши храмов, больше других — Святой Софии, самого великолепного храма на земле.

— Приветствую тебя, Город Светоч, — мрачно усмехнулся герцог Вествольф. — Давно не виделись!

Кивнул и Бонифаций Монферратский:

— Хорош городишко! Меч мой жжет ножны, когда я смотрю на него, клянусь Богом!

Они оба, не сговариваясь, обернулись назад, где стоял царевич Алексей. Юноша был отчаянно бледен — сейчас Алексей Ангел решал, что же он творит — спасение для родины или страшную беду для нее!

— Через несколько дней вы станете самым великим государем земли! — поспешил его поддержать Вествольф. — Будьте же мужественны и думайте о победе!

Всего пятнадцать тысяч разношерстных крестоносцев и жадных венецианцев подплывали сейчас к проливу Босфор. Но они были смелы, алчны и верили в свой успех. Тем более что дряхлеющая Византия была отчаянно слаба и располагала только двадцатью старыми венецианскими кораблями. Узурпатор-басилевс Алексей Третий, дядя юного царевича, наслаждавшийся жизнью в объятиях любовниц и бесконечными пирами, уже метался по своему дворцу, не зная, что ему предпринять.

Тем временем флот крестоносцев остановился в нескольких милях от Константинополя. Прибывшему от басилевса послу Бонифаций Монферратский сказал, что его крестоносцы уйдут лишь после того, как посадят на трон юного царевича Алексея, а его дядю предадут суду. Когда же царевич сам вышел к посланцу, герцог Вествольф с радостью увидел, каким огнем пылают его глаза. Огнем мщения!

Разумеется, узурпатор не сдал Константинополя, тогда крестоносцы сели на свои корабли и поплыли к заливу Золотой Рог. Им оставалось только одно — применить долгожданную силу.

Через залив Золотой Рог, разделявший Константинополь на две части, проходила Великая цепь. Она впускала корабли или, напротив, преграждала им путь. После отчаянной бомбардировки из катапульт 5 июля 1203 года Великая цепь лопнула, рыцари и венецианцы вошли в бухту и легко уничтожили двадцать старых кораблей охраны. В тот же день латиняне атаковали крепостные стены Галаты и взяли ее. С противоположного берега помощи не пришло — басилевс решил обороняться за более надежными стенами Константинополя.

Но как было штурмовать саму столицу с ее четырьмя сотнями башен? Государь республики св. Марка, не поленившийся сам возглавить венецианцев, дал толковый совет:

— Мы свяжем корабли по двое, растянем их на самую длинную боевую линию и будем атаковать город с кораблей!

Крестоносцы поверили слепому дожу. Пока готовилось решающее сражение, город день и ночь обстреливался изо всех видов метательного оружия. 17 июля связанные попарно корабли подошли вплотную к стенам Константинополя. К тому времени все ближайшие кварталы за крепостными стенами были разрушены и полыхали. Черный дым валил с этого участка города.

Убитых оказалось много с обеих сторон, но напор крестоносцев вышел свирепым, и уже вечером того же дня двадцать башен Константинополя было захвачено. В ночь на 18 июля басилевс-узурпатор, предчувствую скорую расправу, прихватил казну и бежал из столицы.

Рано утром рыцари и венецианцы вступили в Константинополь полноправными хозяевами. Защитниками истинного басилевса! Спрятав мечи в ножны, они шагали, с жадностью оглядывая храмы и богатые дома патрициев. Восхищенно разглядывали акведуки с чистой водой, термы и форумы, где греки любили поболтать на досуге. Но франк предпочитал любой болтовне меч!

Первые из вождей ехали на доставленных в город лошадях.

— Давно хотел вас спросить, герцог, зачем вы всюду таскаете за собой эту ведьму с бельмом? — поинтересовался Бонифаций у Вествольфа. Он оглянулся на женщину в длинной хламиде, что ехала недалеко от них, озираясь по сторонам. — Кто она — знахарка?

— Вы догадливы, маркграф, — усмехнулся герцог. — Однажды она вылечила меня после битвы, когда другие лекари уже советовали звать священника. Я подумал так: стоить она мне будет немного, а пользы, в случае опасной раны, окажется с лихвой!

Бонифаций кивнул:

— Что верно, то верно. — И тут же обратил внимание на бледного царевича Алексея, который приуныл после кровавого штурма. — Даю слово, мой юный друг: если этот прохвост, ваш дядя, приказал убить вашего достойнейшего отца, я буду преследовать его до самой смерти. — Хитрый ломбардец негодующе нахмурил брови. — Я и в аду отыщу его!

В доме лепщика горшков сидел на табурете молодой человек с худосочной бородкой и смотрел на огонь очага. В соседней комнате открылась дверь, и вошел стройный и широкоплечий мужчина в длинном монашеском одеянии, с капюшоном, наброшенным на голову. За ним переступил порог и другой — кряжистый, похожий на медведя. Он закрыл дверь и встал на страже.

— Дионисий? — спросил первый.

Молодой человек оживленно поднял голову:

— Александр?! — Он быстро встал. — Слава Богу, вы живы!

Молодой мужчина отбросил капюшон — это был Александр Палеолог. Сбросил плащ и оказался в заляпанной кровью кирасе, мощных наплечниках. Стальная юбка укрывала его бедра. Из пореза на щеке сочилась кровь.

— Вы ранены?!

— Нет, это кровь франков, — улыбнулся Палеолог. — Битва проиграна — нам нужно уходить из города.

— Но вы так и не сказали, почему мы должны больше других опасаться мести рыцарей?

— Скоро за тобой начнут охоту. Здесь они будут к полудню — собирайся.

Упрямство отпечаталось на лице Дионисия.

— Я не пойду, пока не узнаю.

— Ты веришь мне, как верил раньше? — спросил Александр.

— Да, — кивнул юноша.

— Тогда доверься и сейчас: я обо всем расскажу тебе по дороге. — Медведь, помоги мне снять доспех. Мы оденемся простыми ремесленниками, возьмем лишь мечи и кинжалы. В гавани Элевтерия нас ждет галера, — это он уже говорил Дионисию. — Поторопимся же!

Уже через несколько часов после входа в город ослепленный император Исаак Второй Ангел был выведен из темницы. Царевича Алексея немедленно признали соправителем и венчали как Алексея Четвертого. Но конца бедам не было видно: изнуренный и изувеченный Исаак Ангел это понял сразу после разговора с сыном.

— Двести тысяч марок?! Чем же мы будем платить западным баронам? — недоуменно восклицал он. — Господи, Господи…

Давать обещания — одно, исполнять их — совсем другое! К тому же народ Византии должен был смириться с унией, по которой церковь православная отныне признавала верховенство над собой папы римского. А вопросы веры подчас куда значительнее самого драгоценного металла! Да и самому Исааку Ангелу ой как не по сердцу было это обещание, которое могло вызвать самый страшный гнев — гнев Господа!

— Прикажи разыскать моего советника Константина Борея, — сказал он сыну. — Он нужен мне, запомни — очень нужен!.. Я слеп, — с горечью добавил раздавленный император. — Как это страшно, что я слеп!..

— Он еще здесь! — цепко схватив руку Вествольфа, сказала женщина, сейчас больше похожая на хищного лесного зверя, чем на человека.

Бельмо плотно закрывало ее правый глаз, лицо было искажено злобой. Седеющие волосы выбивались из-под капюшона.

Только что они остались наедине в одном из залов дворца Влахерны, где поселился герцог Вествольф.

— Ты не могла ошибиться, Матильда? — переспросил он ее. — Твой нюх не подводит тебя?

— Сердце не подводит меня! — рассмеялась она. — Сердце, хозяин!

— А есть ли оно у тебя? — усмехнулся в ответ огненно-рыжий Вествольф.

— Есть! — и она ответила усмешкой. — Черное, как ночь! — Ее единственный глаз вращался в орбите. — Волчье сердце! Но оттого оно вернее иных видит все вокруг! Запрети отплывать всем судам из Константинополя, ни одного купеческого судна не должно выйти в море!

— Это будет сложно, — хозяин пытливо посмотрел на ведьму. — Город велик…

— Желание нашего Хозяина стоит того!

Вествольф кивнул:

— Ты права, Матильда. Мы скажем Бонифацию, что греки пытаются вывезти из Константинополя казну, а я лично объеду все порты. И ты тоже. Да будет так!

Константин Борей ехал в Константинополь в сопровождении отряда личных охранников басилевса. Таис он с собой не взял — побоялся. Дорога от Вары была недолгой — сутки пути в седле. Но вот что угнетало опального вельможу, больно терзало его душу: хоть он и был приближенным Исаака Ангела, во всем им обласканным, а брат императора Алексей Третий, вероломный и жестокий, подверг его опале, он не радовался за юного басилевса Алексея и его несчастного отца, освобожденного из темницы! Их воцарение стоило нашествия варваров. Но с латинской ордой, Борей это знал точно, пришел и Черный Рыцарь со своей ведьмой, которая уже вынюхивает долгожданную добычу. Именно поэтому юная Таис и осталась в крепости Вара за надежными стенами…

Июльское марево окутало великую столицу мира, плавило золото его дворцов и храмов. Близкий кроваво-алый закат уже трогал крыши Константинополя и воды Пропонтиды — и что-то зловещее было в этих кровавых переливах.

Константин Борей в сопровождении отряда въехал через Влахернские ворота, с ужасом наблюдая за передвижением крестоносцев, часть из которых были пьяны. Они вели себя так, точно были уже хозяевами в великом граде!..

— Константин Борей, — воскликнул слепой Исаак, сидя на троне и с радостью протягивая руки своему вельможе. — Ты?!

— Я, мой господин, — низко поклонился Борей, беря руки императора в свои.

— Ты жив, и это уже милость Господа!

Они пригубили поднесенного им вина.

— Мой сын обещал слишком много Западу, — сказал император. — Он был безрассуден. Как же мне быть? Как быть нам?..

— Я знаю о его обещаниях, — кивнул Константин Борей. — А ты знаешь, о, владыка, что я всегда был откровенен с тобой. Это так?

— Знаю, Борей. Говори же.

— Не буду льстить положению Византии, — сурово сказал вельможа. — Пусть все богатые греки поделятся казной. Не хватит, лучше нам самим отдать латинянам золото с крыш храмов, даже часть золотых алтарей и священных сосудов, чем нечестивцы отберут все, когда, озверев, овладеют городом. А рано или поздно так случится. Они найдут причину! Увидев ныне Константинополь, разглядев его богатства, их уже не прельстишь никакими богатствами Сирии, Египта и Святой земли!

— Алтари? О, Господи, да в своем ли ты уме?

— Господу не обязательно золото. Христос пил из деревянной чаши плотника, а не из золотых кубков королей. И был и есть король мира! Алтари можно вырезать из дерева, кресты отлить из меди. Воистину мы ужаснемся тогда, когда крестоносцы сами будут собирать золото в наших храмах, а затем походя развалят их без жалости. Когда будут убивать мужчин, насиловать женщин, как это делали в Заре, и продавать наших детей в рабство.

— Они не посмеют! — возразил император.

— Еще как посмеют! — ответил вельможа. — Лучше потерять многое, но сохранить столицу и государство.

— Я обдумаю твое предложение, — сказал в конце разговора Исаак Ангел. — И я призову тебя.

Константин Борей поклонился, чувствуя, что разочаровал своим советом басилевса. Исаак хотел решить вопрос чудом, и всем сердцем уповал на своего старого мудрого советника…

Византийская казна оказалась пуста. Два императора, отец и сын, обложив народ налогами, собрали только половину суммы из обещанной — 100 тысяч марок золотом. И что самое худшее, дали понять Бонифацию Монферратскому и Энрико Дандоло, что желают этим ограничиться.

— Город Светоч — бедный город?! — в присутствии венецианского дожа и первых баронов негодовал в эти дни Бонифаций Монферратский. — Неблагодарный мальчишка! И проклятый глупый старик! Ничего, расплата за скупость будет жестокой!

Трон под слепым отцом и юношей Алексеем закачался. Рыцари готовы были в любой день начать резню и грабеж, а православные священники негодовали еще больше и подбивали граждан не соглашаться с волей императоров — не вступать в союз с Римом.

Последние дни лета 1203 года четким росчерком пера подписали династии Ангелов смертный приговор.

Глубокой августовской ночью из столичного дома Константина Борея вышел небольшой отряд в плащах с капюшонами. Его возглавлял сам Борей, с ним были Александр Палеолог, его друг и слуга Аристарх по прозвищу Медведь, Дионисий и пять воинов. Отряд направился в сторону порта Юлиана…

Город горел. На улицах шла резня. Наконец-то руки рыцарей и венецианцев были развязаны! Пожар начался с поджога мечети и теперь распространялся с великой силой во все стороны. Стоило торопиться!

У форума Феодосия на них налетел отряд пьяных крестоносцев — человек пятнадцать. Это были одни из тех, кто рыскали по городу в поисках добычи. В отсветах пламени горевшего города они рассмотрели дорогие перстни на пальцах Борея и Палеолога.

— Ваш лживый император нам кое-что задолжал! — весело выкрикнул главарь отряда. — А потому, если вам дорога жизнь, снимайте ваше золото — оно будет платой за его предательство!

Латинянин жадно протянул руку, но пять телохранителей Борея метнули во врагов по дротику и вытащили мечи, Медведь уложил кистенями двух обнаглевших грабителей, еще трех заколол Александр. Они потеряли только одного солдата — оставшиеся крестоносцы в панике бежали. Константин Борей с мечом в руке все это время закрывал собой Дионисия, не пуская его вперед. Но в конце концов юноша поднял меч одного их убитых франков и тоже спрятал его под плащ.

Стоило, стоило торопиться!

В богатых квартала Константинополя, прилегавших к порту Юлиана, крестоносцы грабили дома. Из окон доносились вопли женщин — кого-то насиловали и убивали в эту зловещую ночь. На улицу выбежала юная девушка, за ней гнался пьяный франк. Она звала на помощь.

— Мы должны спешить! — сказал юноше Константин Борей. — Мы не сможем спасти всех!

Но Дионисий уже дрожал от гнева.

— Зачем мне нужна моя бесценная жизнь, если я проведу ее как последний трус?!

Ни Константин Борей, ни Александр не успели перехватить его — Дионисий метнулся в темноту улицы и оказался нос к носу с пьяным крестоносцем.

— В сторону! — зарычал тот, уже хватая девушку за разметавшиеся волосы. — Прочь!

Франк сам не успел заметить, как меч Дионисия пронзил его насквозь, а рука юноши отбросила его в строну — уже мертвого.

Грабители убили всю семью девушки, и она умолял взять ее с собой. Дионисий сказал, что без нее не двинется с места. Константину Борею ничего не оставалось делать, как выполнить его требование.

Пожар двигался по городу с востока. До Юлиановой гавани оставалось четверть часа быстрой ходьбы…

— Он еще здесь, но пламя помогает ему! — кричала Матильда, бешено глядя по сторонам, где всем правил огонь. — Если он уйдет, то сейчас! — Она потрясала сухими острыми кулачками, ее единственный левый глаз бешено вращался в орбите. — Мой господин, сейчас! Мы должны найти их! Должны, мой господин!

— Да заткнись же ты! — хрипел ей в ответ Вествольф, сдерживая боевого коня. — Откуда уйдут, говори!

— Он уплывет морем, мой господин, морем!

Герцог Вествольф понимал: Матильда права. Крестоносцы более не руководят Константинополем, как и его двумя императорами. Столица Византии разделилась, и теперь здесь один господин — его величество хаос! Но если тот, кого он ищет, попытается улизнуть от него, то из тех гаваней, что недоступны Бонифацию Монферратскому.

Приказа герцога Вествольфа дожидалась сотня всадников — отборных головорезов из тех, кто год назад грабил Зару.

— Забирайся в седло, — приказал он Матильде. — Едем немедленно! — И тотчас обернулся к бойцам. — Мне нужен юнец! Убивайте всех, кто старше сорока, убивайте всех женщин и детей, кто не понравится вам! Мне нужен только он! — Вествольф указал рукой в стальной перчатке в темноту ночных улиц. — Вперед!

Там, впереди, горел ночными огнями порт Юлиана. Сотни кораблей были тут! Одни принадлежали купцам, другие — патрициям, уносившим ноги. Третьи были наняты — и тоже для бегства. Паруса и паруса! Большие и малые! Толпы народу толкались тут — все бредили бегством. А на палубах матросы размахивали факелами, чтобы лучше было видно, где и чье судно.

— На флаге нашего корабля портрет Таис! — сказал Константин Борей. — Смотрите же на море — от этого зависит наше спасение! — Он встретился взглядом с Александром. — Я уверен, они уже ищут нас. Если увидите большой отряд латинян, то знайте — это наши враги, и они пришли за нами!

— Вон же они! — вскинув руку, ткнул пальцем в темноту кипящих улиц Медведь, и наручи его сверкнули золотисто-алым светом.

Отряд всадников выезжал из последних улиц, что уходили вверх от гавани Юлиана. Крестоносцы оружием вырубали себе пространство. Они не жалели никого — секли длинными франкскими мечами, топорами по головам и рукам. Толпа стремительно расступалась — в страхе люди давили друг друга. Латинян точно магнитом тянуло сюда, где восемь человек выглядывали на бескрайнем черном пространстве свой долгожданный корабль.

Александр первым увидел всадника в черном доспехе, с хвостом длинных рыжих волос. А рядом с ним, то и дело проглядывая из-за стены вооруженных всадников, показалась и ведьма — она что-то говорила рыцарю, то и дело тыкая пальцем вперед. Небольшим оказался этот мир, коль так скоро они нашли друг друга!

— Их не менее сотни! — сказал Медведь, уже доставая из складок плаща свои кистени. — Нам не справиться с ними!

Вперед выступил Константин Борей.

— Греки! Греки! — крикнул он что есть силы. — Варварам приказано сжечь наши корабли и забрать имущество! — Он указывал на приближающихся всадников, и многие уже смотрели туда же. — Они перебьют всех, если мы не окажем сопротивления! Беритесь за мечи, греки!

Призыв подействовал — уже половина гавани смотрела на обнаглевших головорезов. Одни греки, телохранители важных господ, по приказу хозяев уже стаскивали с плеч луки, тянули из колчанов стрелы, другие брались за мечи и копья. И когда отряд крестоносцев выехал на открытое пространство, он столкнулся с отрядом, готовым оказать достойное сопротивление. Стрелы греков ударили по нападавшим, и первый ряд латинян оказался выбит из седел.

— Нам нужен только он! — кричал рыжеволосый рыцарь в черном доспехе, яростно указывая пальцем вперед, но его никто не слышал. Гавань ревела тысячью голосов. — Только он!! — но ярость и напор, звериное лицо и вопли на чужом языке лишь усиливали страх и гнев византийцев.

Второй залп из луков положил еще с десяток всадников. Черный Рыцарь поймал одну из стрел левой ладонью — она прошила ее насквозь. Взвыв от боли, он все же удержал меч в другой руке, ткнул им вперед:

— Перебейте их! По золотой драхме за голову! — Забыв о боли, он обломал стрелу, вырвал ее с другой стороны. — Две золотые драхмы за каждого грека!

И лавина всадников, держа ведьму в центре, направила коней в гущу византийцев. Греческие лучники подрезали еще один их ряд, но франки все же успели сделать свое дело — они налетели железной хрипящей стеной и стали теснить греков, что выставили вперед мечи и копья.

— Давите их! — ревел герцог Вествольф, а сам крутил головой, выглядывая долгожданного врага.