1000 строк обо всем сразу

Июль. Плюс 7 на острове Диксон, плюс 32 над вечной мерзлотой Якутска. В Новосибирске ураганный ветер ломает верхушки тридцатилетних тополей, а в горноалтайских поселках застывший зной раскаленного полдня с единственным, кажется, движением быстрых прохладных речек. В Томске сухо и солнечно, а над Омском собираются ливневые тучи.

Декабрь. Месяц цепенеющей ртути. В Тюмени минус 40, а в Красноярске неожиданная оттепель, под ногами европейская слякотная кашица, и нечаянный предновогодний "ноль градусов" дышит весной, о которой, впрочем, забываешь тут же, взглянув на окружающие город снежные вершины Саянского предгорья. В Кулундинской степи мечутся злые, неуютные метели, а на хвойные лапы лесов Горной Шории лениво ложатся медленные пуховые снега.

Сибирь. Одно понятие для десятка погод, температур, капризов и прихотей общего неба.

"Нет плохой погоды, есть плохая одежда", - поговорка в Сибири распространенная, но не всегда утешающая. Снег над спелым, но еще не убранным сентябрьским полем. Февральские бураны, отрезающие деревни от городов. Северные морозы, оккупирующие не свои широты и парализующие транспорт. Дурная летняя жара, "распускающая" болота, по которым еще совсем недавно шли автомашины. Суровая Сибирь, где живут и работают более 20 миллионов советских людей.

Скромный в сравнении с европейским лиственный лес: только береза, осина, ольха, черемуха, рябина, и не найдешь ни дуба, ни орешника, ни ясеня. Зато в каких-то сотнях километров от застенчивых березовых колков Кулунды - царственная остроконечная тайга Кузбасса, темнохвойная ароматная поставщица пихтового масла и черники, "оптической" смолы живицы и мягкой белой древесины. А дальше на восток тянутся лучшие в мире леса, ангарские сосновые в бассейне Ангары, в верховьях Лены стройные, золотистые, излучающие, кажется, теплый солнечный свет даже в беспроглядно-серое предзимнее ненастье. Ажурность лиственниц Тувы и изящная величавость кедров Алтая. Приобские ленточные боры, подпирающие облака, и карликовые полярные березы Таймыра...

И все это Сибирь. Одно понятие для множества неповторимых островков в лесном океане в 5-6 тысяч километров с запада на восток и в 1,5-2 тысячи километров с юга на север.

Как писал А. Чехов о своих сибирских впечатлениях, "сила и очарование тайги не в деревьях-гигантах и не в гробовой тишине, а в том, что разве одни только перелетные птицы знают, где она кончается".

Иссиня-черная, синевато-зеленая, бурая, темно-рубиновая, светло-желтая - поистине бесконечно разнообразие оттенков знаменитого "черного золота" - нефти, так своевременно хлынувшей из недр Среднего Приобья в протянутые руки века моторов и химии.

Многометровые угольные "стены" и "чаши" Кузбасса, Красноярского края, Южной Якутии...

"Шелковый камень" - хризотил-асбест с длиной волокна в 250 миллиметров в Бурятии. (Кстати, эталоном высшего качества признано волокно длиной в 15 миллиметров, и никто не мог предположить, что природа способна настолько превзойти самое себя!) Непритязательно-серые камни Норильска и Талнаха в зеленовато-мшистых пятнах - медь! С тускло поблескивающими металлическими вкраплениями - никель! Жизнь травы, неба, воды застыла навсегда в цветных камнях Забайкалья - в нефрите, сердолике, лазурите, флюоритах. Точно заготовки для праздничных бенгальских огней, разбросаны по берегу Ангары сверкающие камушки - искрящиеся осколки могучего рудного тела, уходящего вглубь чуть не на два километра: богатейшее свинцово-цинковое Горевское месторождение. Поднимешь тяжеленький серый блестящий камушек, положишь на ладонь и, подставляя солнцу многие грани скола, любуешься переливами света, отражаемого тысячами крохотных зеркалец; свинец, настоящий свинец прямо под ногами!

Бьет из-под земли горячий источник. Парок курится над веселым потоком, сбегающим вниз по некрутому склону, а сквозь парок проглядывает изумрудная подстилка - ковер из нежных водорослей изумительного цвета. Все тут чудо: и сам радоновый ручей, и его "банная" 47-градусная температура, не зависящая от температуры воздуха, и непередаваемая красота сентябрьских байкальских берегов со всеми возможными вариантами оранжевых, зеленых, багровых оттенков и сочетаний этих цветов. Славно известны бурятские Хакусы - здравница, подарок природы.

А на других берегах та же природа возвела могучие крепостные стены: почти на 180 километров в три ряда тянутся Ленские столбы - скалы и утесы из известнякового сланца, похожие на мраморные и причудливыми очертаниями напоминающие далекие замки средневековья.

Дикая и мрачноватая красота ленских каменных берегов... И альпийский блеск, и колорит флоры Алтайского нагорья, где все радует глаз яркостью и свежестью красок, где можно собирать праздничные букеты из бледно- лиловых купальниц и алых маков, тюльпанов и незабудок, гиацинтов и ирисов.

Сибирь, Сибирь, Сибирь... Один адрес у тысяч красот, тысяч неповторимостей природы, творца изобретательного и смелого.

Да, у Сибири есть все для того, чтобы влюбить в себя путешественника.

Зеленовато-голубые кристаллы байкальского льда под лучами щедрого весеннего солнца покоряют с первого взгляда. Скальный монолит из розового мрамора в темно-серых прожилках, обрамленный воздушными лиственницами строгих северных лесов Южной Якутии, привлекает к себе созерцателей с такой же силой, как художественное творение рук человеческих.

Слава своевольной горянки Катуни влечет к ней людей издалека-далёка. Идут и идут пешеходы с тяжелыми рюкзаками для того только, чтобы заглянуть в завораживающую кипень катунских перекатов, отдохнуть в живительной прохладе дубравных ее берегов, надышаться впрок свежестью горной воды, целебными ароматами горных трав, горных лесов.

Золотая, тишиной звенящая осень Забайкалья так хороша, что изведавший ее однажды всю жизнь несет в себе светлое воспоминание о возвышающем душу торжественном умиротворении бесхитростно-прелестной природы.

Огненные кисти рябины на синих снегах Горной Шории. Нежная сирень багульника по зеленеющим сопкам Бурятии. Летние багрово-фиолетовые закаты на светлом небе в северных поселках...

Лет 15-20 назад большой популярностью у советских туристов пользовалось озеро Селигер, что в юго-восточной части Валдайской возвышенности. И тогда родилась шкала оценки маршрутов "по Селигеру" - прелесть сказочного этого озера была признана среди туристов своеобразным эталоном красоты и привлекательности разных мест; и вот какая получилась картина: Кавказ оценивался в 5 "селигеров", Северный Урал - 10, Карелия - 10, Горный Алтай - 15, Байкал - 20, Уссурийская тайга (осенью) - 30, а высший балл получил Тоджинский район Тувы - 40 "селигеров"!

Один из нас, азартный в ту пору турист, узнав об этом, незамедлительно же и отправился в Тоджу, и сколько потом прекрасных уголков и творений природы и в нашей стране, и за рубежом ни приходилось ему видеть, он и сейчас безоговорочно считает: нет на земле места прекрасней Тоджи!

Сибирь поэтическая. Сибирь живописная. Сибирь экзотики, приключений, открытий. Сибирь первых троп и верных спутников в тяжелых походах!

У этой Сибири свои служители, свои поклонники, свои певцы. Мы, авторы, не геодезисты, не изыскатели, не лесоводы. Не пришлось нам отмерить собственными ногами тысячи километров по ущельям и хребтам Саян, по труднодоступным пространствам горно-таежной Сибири и крайнего северо-востока, как инженеру геодезисту и писателю Г. Федосееву. Нет у нас за плечами и более чем сорокалетних экспедиционных скитаний инженера-изыскателя А. Побожия, еще в 1933 году получившего задание определить, можно ли пересечь железной дорогой Байкальский, Северо-Муйский и другие горные хребты, и назвавшего БАМ "самой трудной трассой" своей жизни. Не жили мы месяцами и в глухих сибирских урманах, как, например, биолог Г. Крылов, твердо разделяющий коллективное убеждение, вынесенное из опыта многих и подкрепленное собственным: у сибирского лесовода должен быть ум математика, биолога и экономиста одновременно, торс атлета, ноги быстроходного бегуна, руки хирурга, глаза охотника, художника, слух музыканта, сердце храбреца и эстета.

Мы не искали в Сибири ни ценных месторождений, ни стоянок древнего человека, ни площадок для будущих строек и городов. Мы можем только догадываться о том, что испытывает человек, первым ступивший на кусок еще никем не виденной земли, первым застывший перед наскальными рисунками палеолитического охотника, первым распознавший огромные богатства медной горы. Мы знакомы с их работами и достижениями, мы слышали их с трибун научных конференций и острых деловых совещаний. Их, бывалых путешественников, людей, безусловно, незаурядного мужества и смелости, при всей разности занятий, характеров, судеб роднит одно общее свойство: их тяготит, как правило, необходимость "светского", что ли, общения, вынужденное представительство, повышенный интерес к их персонам.

"Уголь нашли невооруженным глазом", - шутят в городе Нерюнгри. А почему, собственно, шутят? "У нас разрабатывают то, обо что спотыкаются". Это расхожий якутский афоризм произносится с улыбкой, небрежно, как бы между прочим. Кто же "споткнулся" об южноякутский уголь?

Угольщики проводили Всесоюзное совещание по проблемам формирующегося Южно-Якутского комплекса и не где-нибудь, а в столице территориально-промышленного комплекса (ТПК) городе Нерюнгри, который пока точнее было бы назвать завязью будущего города. И угольщики с пристрастием допытывали геологов: что характеризует пласты, где проходит нижняя граница окисленных углей, каковы параметры качества углей, размеры запасов в предполагаемых шахтных полях района?

Шестьдесят-семьдесят придирчивых, настороженных, атакующих мужчин, а перед ними у карт и схем смуглая красивая женщина, на вопросы отвечает невозмутимо и четко, держится с большим достоинством, быстро и точно реагирует на реплики, убеждает профессиональной уверенностью, хранит в "ближней" памяти десятки цифр, названий, сведений.

Здесь ее знают многие. Это Саима Сафиевна Каримова, главный геолог Южно-Якутской комплексной экспедиции, Герой Социалистического Труда. Любит ли она Сибирь? Как ей здесь живется?

Говорят, у нее в подчинении 200 человек. Говорят, есть дети. И вообще говорят о ней с восхищением: героиня! Увы! С ней самой поговорить не удается: выступив и ответив на вопросы, С. Каримова торопливо покидает совещание - дела!

Кажется, они, геологи, столько уже нашли здесь, что запасы одних железорудных месторождений оцениваются миллиардами тонн, а она закончила свое выступление словами: "В ближайшие пять лет планируем заниматься исключительно поисковыми работами. Предполагаем, что будут еще и медь, и железо, и уголь, и редкие металлы, и строительные материалы, и подземные воды, которые очень нужны и новому городу, и новой промышленности. В одном только Алдан-Чульманском, или Центральном, районе насчитываем 20 перспективных площадок".

И уехала. И увезла с собой нерассказанную повесть о том, как она или ее товарищи "споткнулись" об якутский уголь, якутское железо. Может быть, это в самом деле было очень просто?

Но вспоминались почему-то слова адъюнкта А. Миддендорфа (позднее действительного члена Петербургской академии наук), возглавившего в 1840 году специальную экспедицию академии в Сибирь для выяснения загадок мерзлоты и мамонтов и так передавшего то жуткое впечатление, которое произвели на него якутские стужи: "Ртуть цепенеет, и из нее можно лить пули; ее можно рубить и ковать, как свинец. Железо становится хрупким и при ударе брызжет обломками, как стекло. Дерево, в зависимости от содержащейся в нем влаги, становится крепче железа и противостоит топору так, что только в сухом виде оно рубится и колется. С сильным треском лопаются одно за другим могучие деревья векового леса".

А тут невысокая изящная женщина. Главный геолог той экспедиции, на счету которой все крупные открытия в Южной Якутии. Как досадно, что эта женщина так занята и у нее нет времени даже на короткую беседу! Впрочем, в ином случае разговор с ней не был бы, может быть, столь желанным. Или разговор в таких случаях вообще не самый совершенный способ познания?!

Совещание геологов в Нижнеангарске. Обсуждаются задачи геологоразведки в зоне БАМа на территории Бурятии. И опять у геологических схем женщина, неторопливая, спокойная, похожая скорее на добрую и мудрую учительницу начальных классов, чем на закоренелого таежника, первопроходца, покорителя дикого Севера. Но сидящие рядом уважительно сообщают, что Раиса Сергеевна Тарасова - главный геолог Холоднинской партии Северо-Байкальской экспедиции, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии, открыватель Озернинского месторождения полиметаллов.

Вот, кажется, счастливый случай "разговорить" Героя: совещание двухдневное, городок маленький, разбежаться трудно. Увы, и это только кажется. Раиса Сергеевна доброжелательна, но смущена. "О чем рассказывать? Жизнь как жизнь, работа, работа, работа... Право, рассказывать не о чем, ничего выдающегося, кроме работы, а это так буднично". И только вечером за общим ужином удалось услышать от нее одну фразу. Заспорили: правомерно ли сегодня говорить о первопроходцах в Сибири, ведь не осталось здесь, кажется, таких уголков, где бы действительно никого никогда не было, уж столько всякого - и доброго и недоброго - связано с Сибирью!

Вспоминали жизнь, вспоминали стихи А. Твардовского:

А что там - в каждом поселенье

И кем освоена она,

На озаренном протяженье

Лесная эта сторона,

И как в иной таежный угол

Издалека вели сюда

Кого приказ,

Кого заслуга,

Кого мечта,

Кого беда-

И как в иной таежный угол...

Бедой приведенные первопроходцы чаще забыты, но стоит ли уж так злоупотреблять словом "первопроходцы" по поводу каждого молодежного десанта, чуть ли не с оркестром доставляемого на вертолетах в места, по которым давно прошлись и изыскатели, и геологи, и геодезисты. Спорили, горячились, и вдруг Р. Тарасова заметила: "Наверное, вы правы... Но, знаете, мне посчастливилось, я в самом деле была в местах нехоженых".

И все. Она внимательно слушала затихающие разговоры, но сама не сказала больше ни слова. Ей поверили. И решили понятия "первопроходец" не избегать, но обращаться с ним осторожнее. Звание это высокое, и присваивать его должно людям достойным.

Первопроходец - это сплав мужества и скромности, чистоты помыслов и твердости характера, страсти к познанию и высокой профессиональной квалификации. Если воспользоваться образным сравнением лесоводов, то можно, наверное, сказать, что у первопроходца должна быть отчаянная смелость казака, любознательность и терпение ученого, любовь к Отчизне истинного ее патриота. Потому что красивая Сибирь - это еще не Сибирь. Потому что суровая Сибирь - это тоже еще не вся Сибирь.

Грозная Сибирь... Обратимся к свидетельствам совсем недавним, дабы подтвердить, что, хоть Сибирь и прописалась постоянно на газетных страницах нашего непостоянного в увлечениях времени, характер ее от этого не стал менее строптивым и опасным, чем полтора- два столетия назад.

Доктор геолого-минералогических наук Ф. Кренделев был очевидцем Муйского землетрясения 1954 года, и вот как он о нем вспоминает: "Впечатление было ужасным. Удоканское месторождение в течение считанных минут оказалось разорванным на две части и сдвинуто на девять метров - по вертикали, на одиннадцать - по горизонтали. В обратную Сторону потекла речка Имангра. Когда в секунды обрушиваются миллионы тонн породы, когда деревья на глазах превращаются в телеграфные столбы - так "обстругивает" их невидимая сила подземного толчка, когда бревенчатые избы расползаются по венцам, будто их растаскивают в разные стороны, - все это производит... очень сильное впечатление".

А сейсмолог, член-корреспондент АН СССР В. Соло- ненко, летавший на обследование последствий этого же землетрясения, рисует более спокойную, но не менее впечатляющую картину: "Южно-Муйский хребет, где будет проходить трасса БАМа, был буквально раздет. Казалось, что с него кто-то решительной рукой сбросил все покрытие. При этом хребет сдвинулся к востоку, а впадина переехала на запад. Шли по земле волны высотой до четырех метров, и образовалось озеро длиной в три с половиной километра, очень красивое, и довольно скоро в нем появилась рыба..."

Так называемая Байкальская рифтовая зона - одна из самых активных в мире. И не то чтобы нужно помнить об этом все время, просто забывать не следует, с чем именно дело имеешь.

Руководители Дудинского порта показывали нам фотографии разрушений от паводка и ледохода 1974 года. Какая бесшабашная сила переплела стальные параллели рельсовых путей, связала их в узлы, перепутала, развела под углом чуть не в девяносто градусов! Какая могучая стихия изуродовала высокую бетонную стену пассажирского причала, превратив ее в развалину с жалко свисающими пучками железной арматуры!

Ледоход на Енисее начался тогда на пять суток позже расчетного срока, 11 июня, и, как констатируют протоколы, "окончательное разрушение оголовка пассажирского причала произошло при четвертой подвижке льда продолжительностью 4 часа 17 минут". Четыре часа разрушительной работы!

И люди прежде всего взяли в руки не лопаты, а головы: стали думать, как впредь защититься от норовистого Енисея-"батюшко". Построили, в частности, дамбу из вечномерзлых грунтов, позаботившись о том, чтобы постоянно тело ее сохраняло определенную минусовую температуру. Нашли, словом, пути защиты, но только после серьезного, предупреждения со стороны природы.

Но в то же время она сама беззащитна, наша Сибирь... Хрупкая вечная мерзлота, способная выступить в роли надежной преграды стихиям, требует деликатного обращения. Часто даже небольшое нарушение растительного покрова может повлечь за собой необратимые изменения. Известно в кругах специалистов наблюдение почвоведа профессора Ю. Ливеровского, которым воспользуемся и мы для иллюстрации ставшего расхожим утверждения о ранимости природы Севера.

По сравнительно пологому склону мохово-лишайниковой тундры прошло стадо оленей. Едва олени успели сойти со склона, как ровная его поверхность пришла в движение и превратилась в бугристо-пятнистую. Разорванный и деформированный дерн на глазах превращался в бугорки и грядки, разделенные пятнами и полосками оголенной тундровой почвы. "В этом случае, - пишет Ю. Ливеровский, - движение оленей было тем самым толчком, который ускорил начавшийся ранее процесс движения сезонно-талого слоя".

Нынче, чтобы спилить лиственницу, нужны считанные минуты. А новая заменит спиленную через 100- 150 лет, если вообще когда-нибудь заменит; есть, например, в зоне Байкало-Амурской магистрали такие районы, где (цитируем специалистов) "древесная растительность вообще не восстанавливается".

Геологи рассказывают, как легко и быстро горит олений мох - ягель, без которого нет жизни северному оленю, а вместе с северным оленем покидают пепелище и многие другие звери и даже птицы, связанные с ним незримыми экологическими узами. Ягелю нужен год для того, чтобы вырасти на 3-4 миллиметра. А вместо выгоревшего леса на горных склонах появляется так называемое неудобье. Неудобье - бросовая, ни на что не годная земля - укор недалекому, алчному, торопливому потребителю.

Как-то от одного из яростных защитников интересов великого озера Байкал довелось нам услышать образное сравнение: как для человека достаточно одной пули, так и для северной оконечности Байкала достаточно одного аварийного выброса вредных промышленных стоков, чтобы началась неостановимая деградация уникальной экосистемы.

Может быть, это и преувеличение влюбленного человека. Но то, что Байкал - эта обитель 1800 видов животных и растений, три четверти из которых не встретишь больше нигде в мире; производитель кристально чистой воды, насыщенной кислородом, и содержащий 80 процентов запасов пресных вод нашей страны и около 20 процентов мировых - нуждается в самом заботливом отношении, - это несомненно! Бассейн Байкала оказался районом высокой концентрации разнообразных полезных ископаемых и экономически характеризуется как индустриально-аграрный район. Здесь ведущее место занимает промышленность машиностроительная, горнорудная, лесная, целлюлозно-бумажная, деревообрабатывающая, пищевая. А связь "индустрия - Байкал" - связь опасная. И хоть очень много сделано по охране озера и его бассейна, хозяйственное развитие этой территории не снимает с ' современников ответственности перед потомками за сохранение этого уникума природы в его первозданном чудесном исполнении, а, напротив, повышает ее.

Директор Лимнологического института СО АН СССР, член-корреспондент АН СССР Г. Галазий, много лет живя и работая у самого озера, непримиримо относится к благодушным и успокоительным настроениям в отношении Байкала.

"За последние годы, - говорит он, - все чаще слышишь, что с Байкалом все в порядке, ему уже ничего не грозит и все острые проблемы, так волновавшие науку, общественность и даже искусство, успешно решены. Конечно, благодаря известным постановлениям партии и правительства положение изменилось в лучшую сторону - прекращен молевой сплав древесины, очищены русла рек, очищаются берега Байкала, построены и строятся мощные специальные сооружения на предприятиях и так далее. Но все это лишь первые шаги на пути к серьезному решению проблем охраны Байкала Ведь на целлюлозных предприятиях все еще пока применяются старые технологии, которые не могут обеспечить чистоту окружающей среды. Лес по Байкалу должно перевозить только в сухогрузных судах, а не в плотах, как это делается и по сию пору. И в стране пора принципиально изменить отношение к правилам охраны природы и оценке всех мероприятий по охране. В частности, я убежден: нужно тратить средства не на очистные сооружения (а это средства колоссальные!), а на разработку новых технологий с замкнутыми циклами, без выбросов и стоков. Считать, что с Байкалом все впорядке, - значит, ничего не делать, а сделать нужно еще так много!" Не случайно в "Основных направлениях экономического и социального развития СССР на 1981 -1985 годы и на период до 1990 года" отмечено: "Продолжить работы по охране и рациональному использованию уникальных природных комплексов, и прежде всего Байкала".

Прекрасная. Суровая. Опасная. Богатая. А мы еще ни слова не сказали о той Сибири, которую знаем не понаслышке и с которой связаны многими годами работы. Мы могли бы назвать ее деловой Сибирью, трудовой Сибирью, Сибирью инженеров и организаторов производства, партийных и хозяйственных руководителей, ученых, Сибирью мыслящих людей, увлеченных самими рабочими возможностями этого быстро развивающегося края.

Мы могли бы назвать ее многоэтажной Сибирью, Сибирью огромных строек, индустриальных комплексов, пионерного освоения новых территорий. Многие города и городки выросли и растут на наших глазах, и этажами новостроек Сибирь укрепляет свои позиции в экономике страны.

Мы могли бы назвать нашу Сибирь краем тысячи проблем. Но не станем забегать вперед, так как об этом вся наша книга. Сейчас же поблагодарим Сибирь за то, что она свела нас со многими замечательными людьми.

Пятьдесят семь лет жизнь этого человека не была связана с Сибирью. Но того, что он сделал к этому времени, хватило бы на десяток жизней, вполне обеспеченных работой и славой. Мы говорим о человеке, который был вице-президентом Академии наук СССР, почетным членом многих академий мира и международных математических обществ, ученым экстра-класса, которого называют выдающимся механиком и математиком нашего времени, с работами которого связаны крупные достижения в теории крыла, теории струй, теории взрыва и т. д., об академике Михаиле Алексеевиче Лаврентьеве...

В пятьдесят семь лет он взялся за крупнейшее дело своей жизни и замечательное дело в жизни Сибири - за создание нового - Сибирского - отделения Академии наук СССР.

Он приехал в Новосибирск с учеными, чьи имена уже были известны миру, и с группой студентов-выпускников, попросту "мальчишек", с которыми организовал и развернул работу первого института Новосибирского научного центра - Института гидродинамики. Он жил вместе с ними во временных деревянных домах в Золотой Долине, как назвали новоселы живописный уголок под Новосибирском на берегу маленькой речки Зырянки, отменив тем самым прежнее не очень привлекательное название Волчий Лог. В первые сибирские зимы конца 50-х - начала 60-х годов были и малоустроенный быт, и самообеспечение углем и дровами, но и тот незабываемый золотодолинский дух энтузиазма, творчества, единства и взаимного доверия, который и до сих пор связывает аборигенов академгородка нежными узами товарищества и преданности нравственным нормам жизни той теперь уже далекой поры.

Еще закладывался фундамент первого института, еще только формировался коллектив строителей центра Сибирской академии, еще "газик" ее президента воевал с бездорожьем будущего академгородка, а в деревянных бараках с Золотой Долины уже четко и просто формулировались интересные научные задачи, обсуждались возможности оригинальных экспериментов.

То на лыжной прогулке, то в машине, бегущей на стройку, то за общим вечерним чаем академик М. Лаврентьев загадывает загадки своим физтеховцам - простые загадки с костяшкой и спицей, с чернильными каплями в стакане воды, с шариком в струе воздуха, с пульсирующим фонтаном, с плавающим ужом - простые на первый взгляд, но в каждой непременно своя теоретическая изюмина, своя исследовательская перспектива. М. Лаврентьев всегда ратовал за наглядный, экономичный, остроумный эксперимент. Искать з загадке объяснительный механизм и проверять только его, отсекать все второстепенное, обнажать самую сущность явления, сводить любую сложную задачу к задаче считаемой, к модели сначала механической, а затем и математической - таковы были его требования к себе, к своим сотрудникам, к своим ученикам.

В те первые годы он стал поистине академиком нового типа - сибирским академиком, что означало очень своеобразное сочетание обязанностей и дел. Нужно было инспектировать качество строительных работ, оценивать проекты, разбираться в кладке и отделке зданий, быть мудрым, расчетливым хозяйственником, дальновидным градостроителем, оставаясь при этом руководителем формирующегося научного комплекса. И в эту трудную пору нулевого цикла его хватало на все. Уже в 1959 году в руководимом им институте полным ходом велись исследования по мирному использованию взрыва, по орошению Кулунды, решались другие практические задачи. Как ему это удавалось?

В оценках, которые дают ему его ученики, содержится ответ на этот вопрос:

"Любит слушать не о ходе дела, а о результатах. Длинных обсуждений у нас не бывает. Энергичные высказывания. Конкретные соображения. Болтовни не любит. Ценит общий новый метод или решение давно застоявшейся задачи..."

"Не вспомню ни одного примера, когда дело застряло бы в болтовне и бумагах".

"Если ты уходишь в отпуск, не закончив срочного дела, ты пал в его глазах".

"Тенденция его научного руководства: дать что-то новое, оригинальное. Нет трафаретного в работах. Даже студенческие дипломы не трафаретны. Даже если студент просто провел какие-то измерения, то в них всегда будет что-то оригинальное, неожиданное. Трафаретные работы на защитах не проходят".

Таковы наглядные педагогические уроки М. Лаврентьева, преподанные тем, кому посчастливилось работать рядом с ним. А его ученики стали организаторами всесибирских олимпиад школьников, цель которых как можно раньше распознать способных людей и предоставить им затем благоприятные возможности для развития способностей.

В Новосибирске есть Книга почетных жителей города. Открывает книгу имя инженера и писателя Н. Гарина-Михайловского, основателя города. Шесть лет назад вписано в нее имя основателя научного центра в Сибири - академика М. Лаврентьева.

Золотодолинцы. Братчане. Тюменцы. Все это в известном смысле новейшие "племена" Сибири - творцы ее современности со своими устоями, нравственными нормами и представлениями о ценности человека, дела, жизни. Откуда они берутся, эти новейшие "племена" деятельных и сильных людей, энергия которых преобразует Сибирь, с каждым крупным делом поднимая ее на следующую ступеньку хозяйственного, технического, культурного развития?

Географически - отовсюду. Когда формируется ядро сибирского коллектива созидателей, место рождения человека значения не имеет. Важны его деловые качества. Важно желание участвовать в нелегком, но интересном и государственно значимом общем деле. Важно стремление к самостоятельной и ответственной работе. То есть важны профессиональная квалификация, социальная активность, созидательное начало.

Таких людей ждет Сибирь. Такие люди находят Сибирь как лучшую возможность максимально реализовать свои деловые, организаторские способности. И Сибирь, где многое доверяется людям, но многое и спрашивается с них, заставляет переоценивать некоторые устоявшиеся понятия. В частности, "протекционизм".

Явление это, как правило, общественно осуждаемое, ибо нередко мы сталкиваемся в жизни с неприятным "протежированием", то есть выдвижением человека не по заслугам. Но какой бы крупный сибирский коллектив вы ни взяли - нефтяников ли, гидростроителей или ученых, вы обязательно столкнетесь с тем, что начинался этот коллектив... с протекции. Вот что говорит по этому поводу первый секретарь Тюменского обкома партии Г. Богомяков:

"Когда в Тюмень из разных концов страны ехали крупные специалисты, энергичные организаторы, мы очень большие надежды возлагали именно... на протекционизм. Мы рассчитывали на то, что каждый из приезжающих использует свои дружеские отношения и притащит за собой на тюменскую землю стоящих людей, людей, знающих дело, тех, на кого можно опереться в трудной работе освоения. Так оно и было. Приехала из Куйбышева группа работников нефтяной промышленности - В. И. Муравленко, В. Ю. Филановский, М. М. Крол, Ф.Г. Аржанов, и началась активная работа по формированию нового коллектива.

Виктор Иванович Муравленко по прежней своей работе хорошо знал не только куйбышевских, но и татарских, башкирских, азербайджанских и сахалинских нефтяников. И те, кто направлял Муравленко в Тюмень, были прекрасно осведомлены о его широких деловых и дружеских связях и верили в то, что он сумеет ими правильно воспользоваться. Ему было дано право приглашать людей отовсюду. А если он представлял нового человека как хорошего знакомого, никому и в голову не приходило обвинить Муравленко в протекционизме, наоборот, такая аттестация была своего рода гарантией качественности работника. Это и есть сибирский протекционизм - привлечение к новому крупному делу людей, хорошо известных тебе по прежней совместной работе. И мы по-прежнему делаем на такой протекционизм большую ставку.

Формируется, к примеру, новая подотрасль - газопереработка. Строим крупные заводы, создаем комплекс в комплексе. И хотя нефтяников у нас много, специалистов по газопереработке среди них мало. Обращаемся в министерство - пришлите нам, пожалуйста, людей, знающих это дело, хорошо зарекомендовавших себя в других районах страны и способных быстро поставить новую отрасль "на ноги". И если в этом случае работники министерства воспользуются своими старыми знакомствами и дружескими связями, окажут протекцию нужным нам людям, мы будем благодарны им за это.

Другой пример. В стабильном, давно сложившемся коллективе геологов Тюменской области есть первоклассные специалисты, но... Возникла потребность бурить скважины большей сложности, на большие глубины. С такими скважинами кое-кто уже намучился - кое- чему научился! - в других районах страны. Как же они нам сейчас нужны, специалисты, уже имеющие опыт подобного бурения! С ними быстрее пошло бы освоение новых процессов и новых районов, быстрее набирал бы квалификацию и коллектив геологов в целом. Чтобы их заполучить, мы пойдем на любые протекции, более того - будем искать тех, кто сможет "попротежировать" таким специалистам!"

Такой протекционизм - ставка на людей надежных во всех отношениях - распространенное в Сибири явление. С этого начинался коллектив ученых Новосибирского научного центра, откуда "есть - пошло" Сибирское отделение Академии наук СССР. С этого начинался и коллектив строителей Братской ГЭС.

Красивая Сибирь

Впрочем, иначе, наверное, невозможно было бы выполнять те огромные задачи, которые то и дело возникают в Сибири: построить гигантскую ГЭС; обеспечить суточную добычу нефти в сотни тысяч тонн; пустить самый крупный в стране алюминиевый завод; проложить железную дорогу в три с лишним тысячи километров по тайге и через горы, на вечной мерзлоте и в сейсмически опасной зоне.

И кажется иногда сибиряку, что начать-то дело он сумеет, а вот результата увидеть ему уж не придется - слишком оно велико. Но нет, памятны еще первые взрывы у Падунского порога, а на табло Братской ГЭС, где шестая цифра меняется каждые 15-20 минут, счет идет на миллионы киловатт-часов выработанной энергии, уже сложившиеся в десятки и сотни миллиардов.

Мы беседовали с секретарем Красноярского крайкома КПСС Леонидом Георгиевичем Сизовым о перспективах промышленного развития края. Масштабы и самого края, и его перспектив таковы, что не вдруг и осмыслишь. На площади от Саян до Таймыра в 2,4 миллиона квадратных километров разведано более 4 тысяч месторождений угля, железных руд, редких и цветных металлов, строительных материалов, природного газа. Край известен стране такими гигантами индустрии, как Норильский горно-металлургический комбинат, Красноярская и Саяно-Шушенская ГЭС, машиностроительные заводы союзного значения. А теперь по решениям XXVI съезда партии развернуто строительство мощного угольного разреза в Канско-Ачинском бассейне, Березовской ГРЭС, Богучанской ГЭС.

Л. Сизов называл числа, объекты, сроки и вдруг улыбнулся, вспомнив что-то, наверное, забавное, задумался на минуту, сказал: "Помнится, в феврале 1956 года я стоял с товарищами в створе будущей Красноярской ГЭС, фотографировал буровые станки и спрашивал себя: доведется ли мне увидеть саму станцию? И вот уже несколько лет стоит плотина, на полную мощность работает крупнейшая в мире ГЭС, и я, кажется, еще не успел состариться. Недавно ездил в Богу- чаны, тоже фотографировал створ, но уже вопроса, будет ГЭС или не будет, увижу или не увижу, я себе не задавал. Знаю: будет!"

Л. Сизову сорок семь лет. Где еще, кроме Сибири, можно к сорока семи годам иметь в памяти, опыте, перспективе не одну, а несколько гигантских строек, не одну - несколько созидательных эпопей беспримерного масштаба?

Вдохновенно описывая будущее края, увлекаясь перспективами Саян, Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса, Богучан, Л. Сизов вдруг чуть смущенно обрывал себя и говорил как бы в оправдание излишней эмоциональности: "Все мы очень любим наш край, нашу Сибирь. Работать на ее благо считаем для себя счастьем". И с гордостью рассказывал о новом городе Сосновоборске - автограде под Красноярском, где располагается крупнейший завод Минавтопрома, который со временем будет выпускать 110 тысяч прицепов к автомобилям КамАЗа, Сосновоборске, который обошелся без палаток и вагончиков, без роковых времянок, этого нежелательного, но постоянного спутника сибирских строек. Завод и город растут одновременно на уровне современных требований.

Деталь эта для Сибири немаловажная, но значение ее поясним мы позже, когда будем рассказывать о Сибири деловых людей и острых проблем, Сибири территориально-производственных комплексов и научных центров, Сибири альтернатив и многовариантных решений. И о Сибири нашей тревоги: Сибири диспропорций и торопливого освоения. А пока еще один взгляд на красивую Сибирь.

Красивая Сибирь - это не только Сибирь таежная и озерная, горная и степная, Сибирь могучих рек и былинных просторов, цветных камней и цветущей тундры, сказочных скал и белопенных порогов, снежного безмолвия и северного сияния...

Красивая Сибирь - это и преображенная Сибирь, разбуженная земля, на которой наш современник работает с удалью, вдохновением, упорством.

Это и хорошая автомобильная дорога в живописной лесной чащобе, над синим бездонным озером, по холмам и через горные хребты.

Это и стая стальных журавлей у реки - сотни подъемных кранов в речном порту, неутомимых работяг короткой сибирской навигации, страды Севера.

И уютно вписавшиеся в природу городки энергетиков, строителей, ученых на берегах молодых сибирских морей.

И строгие мосты над великими реками.

И светлые корпуса огромных заводов, как бы обрамляющие большие города и в то же время точно раздвигающие рамки сложившихся центров, волею времени начинающих новую, более сложную, содержательную и разнообразную жизнь.

И легкий бег ажурных опор ЛЭП по бесконечным сибирским просторам...

Мы не раз и не два были на Братской ГЭС. И при каждой встрече с ней мы вновь испытываем чувство радостного удивления перед человеческими возможностями, чувство гордости от сознания, что и ты имеешь честь принадлежать к роду человеческому, способному творить такую разумную полезную красоту. Братская ГЭС - гимн созидательным возможностям человека.

Легкая (она действительно кажется легкой!) бетонная призма-плотина высотой в 125 метров и длиной почти в полтора километра перегородила бурлящую ангарскую быстрину, так естественно вписавшись в Падунское сужение между мощными скалами, что кажется, будто сама природа была здесь проектировщиком и строителем. А в ее подножие "вмонтирован" изящный кубик, здание станции, равных которой по мощности (до Красноярской ГЭС) в мире не было. Едешь по верхней автомобильной дороге, и величественная красота открывающихся картин потрясает. По одну сторону море плещется в лесных берегах, настоящее море на сотни километров (570 по течению Ангары, с площадью морского зеркала в 5500 квадратных километров!), море в тайге, рукотворное море, несуетное, ненадоедающее, море - работяга, хранитель безупречного ритма станции, которая заливает тайгу вторым морем - морем электрических огней. По другую сторону с шумом вырывается из бетонных тисков вольнолюбивая Ангара, и "Братская ГЭС в свечении брызг грохочет потоком вспененным".

Это строка из поэмы Е. Евтушенко. Если А. Чехов назвал природу Восточной Сибири золотым прииском для поэтов, то Братскую ГЭС можно, наверное, считать самородком для поэтического вдохновения. Подвиг людей у Падунского порога... А впрочем, разве скажешь лучше поэта?

Говорит с Падуном А. Твардовский:

Морская ширь - ни дать ни взять -

Раздвинет берега,

Байкалу-батюшке под стать,

Чья дочь - сама река.

Он добр и щедр к родне своей,

И вовсе не беда,

Что, может, будет потеплей

В тех берегах вода.

Теплей вода,

Светлей места, -

Вот так, взамен твоей,

Придет иная красота, -

И не поспоришь с ней...

Иная, рукотворная красота Сибири несет тепло, свет, преображение. Но вот ведь какая сибирская ситуация: в Илимском остроге, рядом, можно сказать, с Братской ГЭС, меньше двухсот лет назад отбывал ссылку бунтовщик А. Радищев. Сумел он тогда, несмотря на бедственное свое положение, увидеть сквозь ссыльно-каторжную Сибирь совсем иное ее будущее: "Что за богатый край сия Сибирь, что за мощный край! Потребны еще века, но, когда она будет заселена, она призвана играть большую роль в анналах мира..."

Здесь один из соавторов, менее склонный к лирике, чем к экономике, настаивает на завершении затянувшегося, на его взгляд, вступления. Ему кажется, что всего несколькими числами можно сказать гораздо больше того, что мы сумели сказать на этих страницах. Вот они, эти числа: 1/3; 8-10 процентов; 80-100 процентов; 20-40 процентов.

Вы что-нибудь поняли, читатель? Так, если мы не утомили вас лирикой и заинтересовали анонимными процентами, то просим прочесть следующую главу.

 

2000 строк экономики

Поясняем: 1/3 - столько территории страны занимает Сибирь; 8-10 процентов - таков удельный вес Сибири в производстве продукции и общесоюзной численности населения; 80-100 процентов - именно весь или почти весь прирост производства нефти, газа, алюминия и некоторых других важнейших видов сырья и промышленной продукции обеспечивала стране Сибирь в десятой и будет обеспечивать в одиннадцатой пятилетках; 20-40 процентов - если Сибирь не будет по темпам развития опережать в 1,2-1,4 раза все остальные районы страны, то экономическое развитие всей страны существенно замедлится. Почему?

Такая, в сущности, малость - 8-10 процентов в общесоюзной экономике, и вдруг такая серьезная угроза: спад общесоюзных темпов развития, если не будет обеспечено опережающее развитие Сибири. Не очень верится, не правда ли?

Более того, мы предполагаем, что это наше утверждение кого-то даже раздражит, в ком-то вызовет скептическую улыбку, кому-то покажется голословным.

Мы не только подозреваем о существовании сомнений в целесообразности многих сибирских хозяйственных затей, нам не раз приходилось сталкиваться с сомневающимися в самых разных ситуациях: на научных конференциях и отраслевых совещаниях, в кабинетах хозяйственников и мастерских проектировщиков, в туристских походах и за дружеским столом, в Москве и в Токио, на берегах Черного и Обского морей, в Ту-154 и в Ми-8, в болотах и тундре, в тайге и степи, при минус 60 и при плюс 40 - под одним и тем же сибирским небом. Сомнения опирались и на эмоциональные впечатления, и на отдельные факты, и даже на числовые сопоставления и расчеты и выражали себя, стало быть, во многих формах - от шутки до научной статьи, от злой песенки до обоснования серьезного решения по размещению, скажем, нового предприятия. Но стоит ли говорить о сомнениях в условиях повышенного внимания государства и общества к задачам освоения восточных районов?

Читатель решит это сам, познакомившись с приведенными ниже монологами людей, сердито возражающих против преувеличенно, как им кажется, восторженного отношения к Сибири. Пользуясь авторским правом "сочинять", мы попытались сконцентрировать много раз слышанные нами аргументы и изложить их от имени типовых фигур, за каждой из которых стоит свой опыт взаимодействия с Сибирью и свое к ней отношение. К тому же надо как-то избавляться и от собственных сомнений. Мы покривили бы душой, если бы сказали, что наше собственное отношение к Сибири безоблачно и мы не ведаем сомнений по части решения многих спорных сибирских вопросов. Поэтому...

Поэтому, читатель, в экономическую главу вторгается полемическое отступление, которым мы сознательно затрудняем себе задачу доказать право Сибири на преимущественное развитие, но идем па это для того, чтобы искать доказательства самые неопровержимые, аргументы самые убедительные.

 

Сердитые монологи

Сейчас каждый, кто любит путешествовать, может посвятить свой отпуск знакомству с великими сибирскими реками: Обью, Енисеем, Леной. Комфортабельный теплоход из Новосибирска, Красноярска или Якутска повезет путешественника на север и будет останавливаться по пути возле старых и новых прибрежных городов, возле крупных сибирских поселков и деревень. И прекрасной возможностью путешествия "по меридиану" каждое лето пользуются тысячи людей, среди которых доля самих сибиряков не так уже велика. Все более охотно проводят в Сибири отпускное время представители европейских районов страны, и для многих такое путешествие оказывается и первым свиданием с Сибирью.

Сибирь очаровывает. Поражает. Радует. Удивляет... Но мы выберем среди путешественников человека, которому в принципе несвойственны подобные ощущения и который все увиденное измеряет по одной шкале ценностей: насколько удобно было бы ему жить в таких условиях. Вот он покидает теплоход "Валерий Чкалов", только что вернувшийся в Красноярск из двухнедельного плавания по Енисею. А кто "он", открывающий для себя Сибирь? Давайте назовем его Экскурсантом.

Экскурсант. "Соблазнили меня друзья посмотреть вашу Сибирь. Не жалею...

Надо это увидеть собственными глазами. Сибирский, что ли, размах природы. Тут, я вам скажу, есть на что посмотреть. Река - так уж с юга на север, через несколько климатических зон, через пороги, то между скал, то по равнине... Кстати, название "Енисей", говорят, пошло от тунгусского "Ионеси", а это значит "большая вода". Что верно, то верно, вода большая, ширина реки перед Енисейской губой доходит до 6 километров и больше, это же за час пешком не перейдешь, и только поперек! Леса так леса, вечером лег - лес, утром проснулся - лес, днем причалили - лес, а шли с хорошей скоростью и без остановок.

Расстояния, конечно, впечатляют. Взять хотя бы этот туристский маршрут: 5 тысяч километров с лишним, а такое ощущение, что ты только по дороге прошел туда и обратно, ничего и не узнав, кроме самой дороги да придорожной жизни.

Надо было увидеть и эти светлые северные ночи: три часа, а солнце высоко над горизонтом, спать невозможно, состояние описать трудно, какое-то тревожно- восторженное. Стихи хочется сочинять, даже если никогда этим не грешил.

Надо было увидеть и пятисотметровый невод, который с таким трудом вытянули в светлую ночь рыбаки и, насупившись, молчаливо выбрасывали обратно в воду несколько не ко времени пойманных осетров и одного здорового тайменя.

Многое надо было увидеть, чтобы сделать личный вывод: приветствую Сибирь как турист и путешественник и отворачиваюсь от Сибири как возможный ее житель.

Послушайте, как можно жить в городе, куда морозы прибывают одновременно, как говорят в Норильске, с арбузами? Как можно жить на земле вечнозеленых помидоров - так называют свою землю жители многих приенисейских поселков? Как можно жить у базара, на котором в середине лета торгуют только красной кислицей по 30 копеек стакан да горьковатыми зелеными огурцами по 4 рубля килограмм?

А это, замечу, типичный базар для енисейского маршрута. Вы скажете: "Это восприятие южанина, человека, взращенного солнцем и фруктами!" Да. Южанину нужно увидеть Север, чтобы еще горячее привязаться к своему благословенному югу. Но зачем вообще жить на Севере?

"Здесь нужно работать", - ответите вы.

Видимо, да. Но давайте все будем жить в более благоприятных во всех отношениях районах нашей страны, а сюда приезжать только на работу. Не на восемь, разумеется, часов, а на день, конечно полярный, и на ночь, тоже полярную. Благо у нас такая большая страна, что мы можем поделить ее на зоны: зона жилая, зона рабочая, зона туристская, зона заповедная...

Вы скажете, что север везде север. Есть он и в европейской части, и на Урале, и в Сибири, и о севере разговор особый; но в Сибири, дескать, есть еще и юг, и центральная, так сказать, часть.

Да, это так, и путешествие "по меридиану", которое я только что совершил, дает возможность как раз посмотреть несколько широтных, что ли, этажей Сибири.

Но, извините за резкость, желания поселиться на каком-нибудь из этих этажей у меня не возникло. Несмотря ни на Дивные горы возле Красноярска, смотреть на которые как раз приятно, но только полюбоваться, ни на сосновые леса по берегам Среднего Енисея. Почему?

Потому, что еще, мягко говоря, слишком скромная жизнь идет на этих берегах. Потому, что степень освоенности этого края - вот что, пожалуй, самое для меня неожиданное, - степень освоенности этого края, по моим впечатлениям, находится разве что на нулевом цикле, а ведь только после его завершения легко и быстро растет здание".

Тут у нас Экскурсанта прерывает Строитель.

"Хотел бы я знать, где это в Сибири легко и быстро растет здание? А я строил на юге Западной Сибири и на севере Восточной, в степи и на болотах и что-то не припомню легких строек".

Но и мы, в свою очередь, прервем Строителя, чтобы оценить монолог Экскурсанта. Возражением ему, как, впрочем, и остальным его сердитым единомышленникам, будет вся наша книга, но кое-что мы обязаны сказать сразу.

Нам в принципе чужд оценочно-взвешивающий взгляд на Сибирь, взгляд без любви, боли и деятельного интереса. Сами мы видим в Сибири огромное и благодарное поле приложения сил во имя добрых преобразований на бесконечной земле нашей Родины. И в этом смысле нам дороже и ближе пусть несколько наивная, но бескорыстная и активная позиция романтика, вдохновленного как раз тем, что так много в Сибири предстоит сделать именно ему.

Был у нас товарищ - геолог и экономист Григорий Борисович Острый. В Сибири знали его сотни и сотни людей. Где бы он ни работал - на енисейском ли Севере, в Новосибирске или в Тюмени, он везде становился душой общественной жизни молодежи. Незабываемы апрельские научно-практические конференции молодых ученых и специалистов в Тюмени, в проведение которых он вкладывал столько изобретательности, сил, фантазии! Именно благодаря ему тюменские апрели 1966-1970 годов были большими праздниками науки и искусства. Вместе с крупными учеными и специалистами съезжались на эти конференции писатели, композиторы, певцы из десятков городов страны, и всем было интересно в атмосфере дерзкой, талантливой молодости, начинавшей "нефтяную одиссею Сибири"...

Кстати, так называется небольшая книжечка Г. Острого, выпущенная в свет издательством "Знание" еще при жизни автора. Да, он трагически погиб. Осталась незащищенной докторская диссертация. Остались статьи, книги, ученики. Остались друзья, традиции и светлая печаль по неугомонному романтику, верному товарищу, неизбывному оптимисту, наделенному особенным даром верить во все хорошее, несмотря ни на какие сиюминутные трудности.

В предисловии к книжке Г. Острый пишет о себе: "Мне необычайно повезло. Сразу после окончания университета судьба забросила меня на север Красноярского края - восточную оконечность Западно-Сибирской равнины, раскинувшейся на миллионы квадратных километров от Урала до Енисея. Здесь уже долгие годы геологи искали нефть и газ, и мне предстояло стать в их ряды".

Ему повезло: он искал нефть в Восточной Сибири, а потом занимался освоением нефтяных месторождений в Западной Сибири. И о Тюмени начала 60-х годов писал одному из своих бывших сокурсников: "Здесь есть размах, здесь огромное новое дело, здесь ты срочно нужен..."

Вот и позиция: здесь ты срочно нужен!

Г. Острый не дожил до 36 лет, но собственной жизнью сумел показать, как велико значение одного хорошего деятельного человека в крае, имя которому - Начало. Начало нового дела, нового города, нового поиска.

Когда-то Г. Острый искал нефть на просторах енисейского Севера, сегодня ее ищут здесь другие, но среди них, к счастью, много людей с именно такой жизненной позицией: хорошо, когда я нужен, и там, где я нужен, должно быть хорошо.

Совсем недавно мы встречались с геологами и геофизиками Восточной Сибири. От Ангары до северных морей, на бескрайних пространствах Эвенкии и Таймыра, в малообжитых и фактически необжитых местах (например, в Байкитском районе в Эвенкии, где на 130 тысяч квадратных километров чуть больше 4,5 тысячи жителей, из которых 3 тысячи живут в районном центре) работают экспедиции треста "Красноярск- нефтегеологоразведка". Сложностей у них хоть отбавляй. База экспедиции в Байките, куда все - от продуктов питания до оборудования - завозится по Под- каменной Тунгуске, судоходной максимум 15 дней в весенний паводок. Весной 1979 года случилось так, что вода поднялась рано, но зато очень быстро спала, и часть судов с одеждой и стройматериалами не успела дойти ни до Байкита, ни до Ванавары. Пришлось целый год обходиться старыми запасами.

С рекой связана и эффективность работы. Как только отойдут буровики от реки на 10-15 километров, тут же снижаются показатели бурения, ибо сказываются бездорожье и отсутствие приспособленного транспорта. А ведь на каждый метр бурения завозится 1 -1,5 тонны груза, а буровая - это, можно сказать, завод в тайге стоимостью в 2,5 миллиона рублей.

На одну из буровых в Эвенкии мы попали в жаркий июльский день, когда тайга по-особому нехороша для человека: безжалостные пауты, удушливый хвойный настой с примесью одуряющих запахов разнотравья удручают, лишают воли и силы. Но люди работали, и работали весело, а начальник Эвенкийской экспедиции Николай Степанович Разинкин, может быть, для контраста рассказывал нам, каково им приходится зимой, когда при минус 45 выходят из строя компрессоры, двигатели внутреннего сгорания, автомобили, тракторы, словом, не выходят из строя только люди, которых природа испытывает тут в диапазоне температур от плюс 40 до минус 50.

Бездорожье, техника, обустройство, кадры, тьма других сложностей и проблем - вот о чем говорил высокий, загорелый, светловолосый и черноглазый геолог, но говорил так, что было ясно - он решит все проблемы, преодолеет все сложности, потому что он мечтает каждый год получать на своем поисковом поле фонтан нефти! Решит потому, что верит в богатство и Щедрость недр Восточной Сибири и понимает, какую ответственность именно на него возложила страна, послав его в край даже "не нулевого цикла освоения", как сказал Экскурсант; потому, что убежден: Тунгусская синеклиза - Юго-Запад - самая перспективная площадка.

Пусть приезжают в Сибирь туристы, пусть любуются ее суровыми красотами и отдают должное ее пространствам и масштабам. Но нам ближе те из них, кто видит в Сибири зону созидания и в ком неосвоенность Сибири вызывает желание взяться за дело.

Пусть приезжают в Сибирь туристы...

Вы слышали и читали не раз: "Тюменская земля - полуторатысячекилометровая строительная площадка", "Красноярский край - огромная строительная площадка" и вообще, "Сибирь сегодня - бескрайняя строительная площадка". Но и вам и нам эти слова уже ничего не говорят из-за бесконечности повторений. Однако без Строителя представить себе Сибирь наших дней невозможно.

Строятся старые города. Хотя применительно к Сибири понятие "старые" весьма относительно, тем не менее приближаются к 400-летию Тюмень и Тобольск, отметили 350-летие Томск и Красноярск, за 300 Иркутску, за 250 Омску, да и "выскочка" Новосибирск отпразднует первое столетие на исходе этого века.

В старых городах - в отличие от новых, числом которых Сибирь, конечно же, превосходит все прочие районы страны, - строятся, кроме предприятий и жилья, еще и театры, университеты, концертные залы, музеи, даже первая очередь первого сибирского метрополитена - в Новосибирске.

Строятся заводы, гидростанции, комбинаты, трубопроводы, тоннели, знаменитая железная дорога от Байкала до Амура, агрокомплексы, аэропорты, речные причалы, словом, "бескрайняя строительная площадка" (неужели лучше не скажешь?), где мы и нашли Строителя, чтобы дать и ему возможность посетовать на трудности сибирской жизни, в которой он играет сегодня одну из первых ролей. Перелопачивая сотни, тысячи, миллионы кубометров сибирской землицы, поднимая этажи над тайгой, степью, тундрой, он поднимается и сам на строительных лесах, и раньше других открывается перед ним панорама созидания в ее самом что ни на есть рабочем виде. Так чем он у нас недоволен?

Строитель. "Сибирь и легкая стройка - сочетание невозможное. И я это понял давно. Есть под Новосибирском Чернореченский цементный завод. Крупный, союзного, что ли, значения. Так вот, 20 лет назад проходил я там сибирскую строительную школу. Была, помнится, задача: возвести так называемые шламбанки. Это почти тридцатиметровые кирпичные стаканы, под ними глубокие железобетонные воронки. Надо было делать их четыре штуки. Строители, как это в Сибири бывает, сплошь и рядом народ сборный, молодой, неопытный, со шламбанками никто раньше дела не имел и, как к ним подступиться, с какого бока подойти, не знал. По проекту должна была быть металлическая скользящая опалубка, а металла нет, да и специальных монтажных бригад для этой цели тоже нет. Что делать? Ломали-ломали горячие головы и надумали сделать опалубку скользящую, но деревянную. Дело новое, сложное, опасное. Малейший перекос - и опалубку не поднимешь, ведь с деревом размер еще труднее держать, чем с металлом. Но опасностью молодых не испугаешь. Короче, работали в три смены, старались и бригадой в 40 человек вывели 4 стакана. В скользящей опалубке бетонировали, а с подвесных лесов вели одновременно кирпичную кладку, работали непрерывно. И неподвижную опалубку сами изготавливали. Только в одну воронку, без стакана, нужно было уложить 170 тонн железобетона! А зима - ну как назло: под тридцать да за тридцать, под тридцать да за тридцать! Юг, называется, Западной Сибири!

Тогда я и понял, что сибирский строитель должен быть сильным - раз. Изобретательным - два. Хитрым и изворотливым - три. Потому что ко всему к этому его вынуждают и природные условия, и условия организации самого строительства. То вы щебенку везете тысячи эдак за две километров, как на тюменском Севере. То вам панели привозят из тридевятого царств тридесятого государства, как, например, в Северо-Байкальск из Ленинграда. То ваши металлоконструкции по ошибке вместо Якутии завозят в Амурскую область, по соседству, так сказать! Благо кругом строят. А природа что делает?

Строили первый крупнопанельный дом в Нерюнгри. И на "нулевке" же сюрприз. Дом по проекту "садился" на скалу - подарок своего рода в условиях вечно- мерзлого грунта. Так что вы думаете? Половину фундамента сделали и... скалу потеряли. Как не было! Жидкая грязь. Строительство затянулось, и блин этот таким комом выходил!

Тут, конечно, легко возразить: при чем, мол, в этой ситуации природа, она везде - что в Средней Азии, что на Камчатке - заставляет людей приспосабливаться, и не она виновата, что скала потерялась, а люди, которые рисовали на бумаге несуществующую скалу. Но на это возражение есть встречное: сколько тысяч лет люди живут на земле Ташкента или Ашхабада и то еще не познали по-настоящему характера этой земли, и она их время от времени так удивляет, если не сказать больше. А что же говорить о Сибири, где сплошь и рядом дома строятся на земле, ни разу за века своей жизни не державшей ни одного дома? И я, например, ничуть не виню ни изыскателей, ни проектировщиков, принявших промерзшую землю за скалу. Это чертова мерзлота такая разная, такая коварная, что от нее так и жди подвоха на каждом шагу. С домом пример хоть и маленький, но для Сибири, как мне кажется, типичный.

То и дело мы в Сибири суемся в воду, не зная броду: начинаем стройку, а что почем - познаем на собственной шкуре, да иной раз так, что без шкуры, грубо говоря, и остаемся.

Представьте, вы построили многоэтажный дом, и не где-нибудь, а за Полярным кругом, куда лес, кирпич, цемент доставляли по воде, а то и самолетом, где уже в сентябре вы не без удовольствия влезаете в полушубок, где на окна ставят тройные рамы, где строят на ветру, который в буквальном смысле несет человека по улице, и нужно протягивать вдоль улицы специальные веревки, чтобы люди могли передвигаться без опаски, и так далее и тому подобные подробности жизни Севера, цену которым можно понять только ценой собственных лишений и трудностей. И вот именно в таких условиях вы построили девятиэтажку. Вручили людям ключи от долгожданных квартир. Все счастливы - и строители и новоселы. Девятиэтажка "утепляет" суровую северную обстановку в полярную ночь цветными занавесками на окнах, уютными огнями семейных очагов, словом, да здравствует строитель крепости тепла, комфорта, благополучия!..

Прошло полгода, и вы, строитель, пробегаете мимо этой девятиэтажки, низко опустив голову, вам хочется кричать от обиды, злости, бессилия, вы ненавидите себя, свою профессию, эту проклятую землю, с которой вас соединила судьба.

Шестилетним ребенком я вернулся из эвакуации в Ленинград, и одно из самых страшных впечатлений моей жизни до сих пор - это мертвые, полуразрушенные ленинградские дома, скелеты лестничных маршей, черные оконные провалы, в которых нет-нет да и возникали неподвижные силуэты прежней жизни: какая-нибудь спинка кровати, разорванный абажур, висящий обломок карниза и прочее, на что смотреть было невыносимо, но и закрывать глаза ребенку войны казалось предательством.

Что-то подобное я испытал и за Полярным кругом, в Талнахе, возле этой своей многоэтажки. Прошло полгода, всего полгода, и никаких занавесок, никаких уютных огней, пустые глазницы окон с наполовину выбитыми стеклами, брошенный, причем поспешно, в панике, можно сказать, дом, от которого тянет даже для Севера леденящим холодом. Холодом отчаяния! Что случилось?

Одно слово - мерзлота! Ваш красавец, ваша гордость, многоэтажный дом за Полярным кругом в считанные месяцы превратился... в аварийную развалину. Его, как больного, "повело" в судороге, перекосило, скособочило, точно ветхую избенку, простоявшую лет сто. И зачем, спрашивается, все это было? Все! И производство стройматериалов за тысячи километров отсюда, и работа тех, кто эти стройматериалы сюда тащил, и наше, строителей, сопротивление ежедневным морозам, ветрам, циклонам всяким! Зачем?

Тогда, в Ленинграде, все объяснялось страшно и коротко: война! Но если тогда, в Ленинграде, я смотрел во все глаза на полумертвый город и клялся себе, что стану строителем и построю новые дома, лучше тех, что разрушили фашисты, то здесь... Здесь я испытывал совсем другие чувства - чувство стыда за свою слепую профессию и чувство тоски от бессмысленности долгой и трудной работы...

Словом, я считаю, что нужно поменьше треска о Сибири и побольше знаний о ней, поменьше строек на сегодняшний день и побольше изыскательских отрядов и партий... После той многоэтажки я долгое время не мог читать о Сибири в газетах ни одной строчки. Тут же и уехать хотел совсем куда-нибудь в места теплые, да вот опять сманили в Якутию, соблазнили новым городом. Где там, в теплых-то местах, город с нуля начнешь? Но часто думаю: может, и за этот город мы взялись рано, снова с завязанными глазами, и земля нам за это еще поддаст?

Вы, конечно, вправе меня одернуть: нагнетаю, дескать, тысячи же людей живут на мерзлоте, сколько на ней всего понастроено и строится! И я вам согласно отвечу: правильно. А сам тут же увижу огромный дом, в котором никто не живет. И жить уже теперь не будет. В новом-то доме".

Нелегко возражать Строителю, справедливо упрекающему Сибирь за серьезные издержки в организации строительства, причины которых мы попытаемся проанализировать. Но уж что касается вечной мерзлоты...

Представьте себе лоскутное одеяло, скроенное из обрезков нейлона и штапеля, шерсти и шелка, вискозы и сатина и т. д. Стирать и гладить такое одеяло - задача чудовищная: выстираете шерсть - "посадите" штапель, разгладите сатин - расплавите нейлон и прочее и прочее. Или каждый лоскуток отдельно, или вообще никакой обработки, если не хотите погубить одеяло. Так и вечная мерзлота. Она однородна только в представлении несведущих людей. А для специалистов это, пожалуй, то самое лоскутное одеяло, где каждый кусочек отличается от другого не только цветом, но и фактурой материала и, стало быть, прочностью, правилами обращения и т. д.

И тем не менее живое "лоскутное одеяло" земли, суровой, капризной и хрупкой, обращается в надежный фундамент, на котором стоят Вилюйская и Хантайская ГЭС, Мирный и Норильск, Билибинская АЭС и Колымский гидроузел, города, дороги, трубопроводы, аэродромы... Вот что писал несколько лет назад профессор Йоркского университета Дж. Гибсон в журнале канадского министерства по делам индейцев и развития северных территорий Канады "Норт".

"В северных районах Канады имеется всего лишь два города с населением, превышающим одну тысячу человек, и в большем из них - Уйатхорсе - проживает меньше 5 тысяч жителей. В отличие от этого советский Север включает в себя 7 городов с населением свыше 100 тысяч человек, 13 городов, имеющих более 50 тысяч жителей, 100 городов, население которых превышает 10 тысяч человек, и бог знает сколько городов с более чем 1000 жителей".

Да, наша страна умеет строить на вечной мерзлоте.

Именно советский ученый М. Сумгин стал основоположником новой науки - геокриологии. У нас есть единственное в мире научное учреждение по мерзлотоведению - Институт мерзлотоведения СО АН СССР в Якутске, работы которого тесно связаны с практикой хозяйственного освоения криолитозоны. Но на каждой стройке, на каждом "лоскутке" свои задачи, свои решения и, к сожалению, свои случаи, подобные описанному Строителем. Но разве стоит из-за них бежать из Сибири в панике? Изучать нужно, исследовать каждый такой промах с тем, чтобы умнеть, и мы, конечно, согласны со Строителем, призывающим к накоплению знаний о Сибири. Нужна тщательная и глубокая научно- проектная подготовка к каждому новому крупному делу в Сибири и...

Впрочем, мы опять забегаем вперед. Не успел Строитель кончить свою горькую речь, как его мысль подхватил Пахарь. Почему Пахарь? Где это мы нынче нашли Пахаря?

Само это слово вызывает в воображении хрестоматийную картинку: человек обреченно бредет за плугом, и по лицу, и по позе его видно, какая это тяжелая работа. Но если современного земледельца смело можно назвать пахарем (слово-то прекрасное, понятие вечное, как бы ни совершенствовались орудия труда), то как быть с агрономом, селекционером, животноводом? Как представить "в одном лице" современное сельское хозяйство, все более похожее на промышленность не только машинным своим обликом, но и углубляющейся специализацией? Механизатор? Аграрник? Сеятель?

Согласитесь: Пахарь лучше. Но если наш Пахарь заговорит вдруг о животноводстве, не придирайтесь: говорит хозяин земли, призванной кормить человека. У него с сибирским небом свои счеты. Впрочем, есть ли такой уголок на земле, где Пахарь то с тревогой, то с надеждой, то с отчаянием не заглядывает в небо?

Индустриальные перспективы Сибири не отменяют агропроизводства, напротив, заставляют все серьезнее думать о его будущем. Знающие люди утверждают, что в зоне, например, Байкало-Амурской магистрали растет все - от мха до арбузов и абрикосов. Но те же самые знающие люди твердят, что проблема создания продовольственной базы в новых районах хозяйственного освоения принадлежит к числу наиболее трудных. Ну а самые незнающие смело могут добавить: и к числу наиболее важных, так как без хлеба, молока, мяса человек обходиться не может.

По ориентировочным, например, расчетам Гипрогора, к 1990 году население зоны магистрали удвоится, и тогда живущим здесь людям, назовем их бамовцами, понадобится в год 1425 тысяч центнеров хлеба, 1375 тысяч центнеров картофеля, 1240 тысяч центнеров мяса, 1595 тысяч центнеров овощей, 6220 тысяч центнеров молочных продуктов, 385 миллионов штук яиц. Бамовцы же составят примерно двадцатую, если не двадцать пятую часть сибиряков, так что... Так что роль Пахаря в будущем Сибири не только не вычеркивается ходом развития, но, наоборот, становится все сложнее и ответственнее. И полезно знать, чем он недоволен.

Пахарь. "Уж если кому и досаждает сибирская земля, так это нам, земледельцам, в первую очередь. "Трудный сев". "Трудная уборка". Иначе ведь про Сибирь почти никогда не пишут даже газеты, несмотря на свойственный им мобилизующе-бодрый настрой. Разве что в исключительно благоприятные по погодным условиям годы, которыми мы, конечно, не избалованы.

Говорить о доме, в котором никто не живет... А всходы пшеницы, которая никогда не заколосится, потому что нелепое солнце выжигает нежно-зеленые поля? А налитые колосья, которые никогда не будут обмолочены, потому что уйдут под внезапный осенний снег? А 3-4 центнера с гектара на поле, которое вы выхаживали, не считаясь ни со временем, ни с силами?

Не сибирякам, конечно, жаловаться на солнце. Тут есть такие мощные "конкуренты", как Поволжье или тем более Казахстан и Средняя Азия. Но ведь вот что важно: не имея почвенно-климатических данных этих районов, Сибирь, "холодная, суровая", не избавлена от вечной опасности засухи, да и не только опасности, ведь сами засухи - явление вполне регулярное для сельскохозяйственных сибирских зон. Как установится плюс 40 градусов дней на 40 без единой дождевой капли, так и кажется, будто природа решила уравнять в правах короткое, но яростное лето с длинной зимой, ничуть, конечно, не заботясь ни о наших полях, ни о наших лугах, ни о нашей земле, ни о нас самих. Про землю Средней Азии говорят: палку воткни - расцветет.

А в Сибири даже в южных районах сколько нужно земле покланяться, чтобы тот же огурец зацвел! Накланяешься ей, а потом по нежным цветам ударят летние заморозки...

Как не спят в страду хлеборобы, рассказывать не буду. Страда со всех спрашивает одинаково, что на Кубани, что в Кулунде. Но скажите мне, если кубанское поле дает урожай в три, в пять раз больше, чем кулундинское, зачем стране тратить на кулундинское силы и средства, которые чаще не окупаются? Зачем выращивать бедный и трудный хлеб в Красноярском крае, когда можно получать богатейшие урожаи в Краснодарском?

Уместно, кстати, вспомнить такой факт. Ежегодно более чем четверть механизаторов Западной Сибири сменяются, несмотря на довольно высокую заработную плату. И многие из них уезжают, знаете куда? На Кубань, в Краснодарский край. Это из Западной Сибири, где земледелием занимаются давно, где сельское хозяйство представлено сетью мощных совхозов, где есть свои традиции, опытом выверенная политика землепользования, приличная материальная база, где получают очень хорошие для этих условий производственные результаты. А что говорить, например, о тех районах, из которых только что вернулся ваш Экскурсант? Сколько там по берегам Енисея брошенных сел?

А ведь это брошенные поля, это земля, которую человек когда-то отвоевал у природы, "приручил", можно сказать, и покинул! Ругать его? Проклинать? Кидаться вдогонку? Хватать за рукав и умолять вернуться? Зачем? Чтобы он снова бился-бился и получил крохи или вовсе ничего? А надо ли это с точки зрения государственной? Именно с точки зрения такого государства, как наше, где так много возможностей для хозяйственных маневров?

Сейчас много рассуждают на тему, "как прокормить БАМ". БАМ в данном случае - это не дорога или ее строительство, а тот комплекс промышленных узлов, который здесь со временем сложится. Есть несколько вариантов решения этой задачи, но я хотел бы пока сказать о другом. Когда она только возникла, нужно было ответить для начала по крайней мере на три вопроса: 1) сколько земель в этой зоне "пахотопригодны", 2) какие это земли и 3) что можно на них выращивать.

Сразу и выяснилось, что такой информации нет. Для аграрной науки зона БАМа выглядела "белым пятном". Ученые говорили: "Биологический потенциал Сибири и Дальнего Востока огромен, но пока мы твердо знаем только одно - его нужно как можно интенсивнее использовать в интересах развивающегося человечества. К сожалению, науке пока еще очень мало что известно о состоянии и объеме этого потенциала".

Я знаком с работами одной из первых комплексных экспедиций в зону БАМа, которую сотрудники Сибирского отделения ВАСХНИЛ провели осенью 1974 года. Они должны были тогда ответить на конкретный вопрос: как организовать продовольственную базу для Чульманского промышленного узла? Уже тогда было известно, что население этого района в ближайшие годы вырастет до 60-70 тысяч человек. А сельскохозяйственного производства практически не было никакого: ферма на 80 голов и около 3 гектаров пашни. Начали ученые с обследования близлежащих участков и ахнули. В долинах местных рек оказались десятки гектаров земли, но какой? Почвы затоплены, в основном это полуразложившийся мох и торф, почвенный горизонт маломощен, да и еще эта всеми "любимая" вечная мерзлота. К тому же заморозки тут возможны в течение всего года, снег может выпасть и в июле, вегетационный период очень короткий. И опыта по освоению таких земель нет! Вот вам и зона БАМа.

Но справедливости ради надо сказать, что магистраль идет по районам, которые в последние годы резко отставали от среднесоюзных темпов роста сельского хозяйства, и их значение (Восточной Сибири, в частности) в продовольственном балансе страны, и без того невеликое, постоянно уменьшалось. До войны в "прибамской" полосе существовало немало колхозов, кормивших местное население. Война и трудные послевоенные годы привели к тому, что сельское хозяйство сохранилось и развивалось преимущественно вокруг таких крупных промышленных центров, как средняя и южная части Амурской области, Хабаровский край, центральная и даже северная Якутия. Непосредственно в зоне магистрали очаги оказались заброшенными... Многие считают, что их надо возрождать. А я не уверен в этом. По расчетам ученых, введение в оборот одного гектара пахотных земель будет стоить от трех до пяти тысяч рублей. Это дорого. Вообще все сельское хозяйство здесь будет стоить очень дорого, а обеспечить его эффективность при наших нынешних технических, материальных и организационных возможностях мы сумеем едва ли. Пусть в Сибири растут заводы как грибы! А продовольствие можно возить откуда угодно. И это будет дешевле, чем..."

"О заводах тоже не следует говорить так решительно!" - Реплику неожиданно подал человек, назвать которого сразу мы затрудняемся. Но что же мы скажем Пахарю?

Все наши соображения на этот счет мы постараемся привести позднее, а сейчас напомним только, что земледелие в Сибири занятие давнее, и немало дошло до наших дней любопытнейших документов прошлого, из которых мы узнаем об очень раннем интересе человека к земле сибирской как земле плодородной. Так, в 1638 году, когда был образован Якутский уезд, из Москвы в Якутск отправлены были воеводами П. Головин и М. Глебов, и приказано было им "высмотреть того накрепко, мочно ли на Лене реке в которых местах пашни завесть и пашенных крестьян устроить...". И в 1641 году в одной из отписок в Сибирский приказ П. Головин сообщал, что вниз по Лене "многие пашенные места и сенные покосы". А в 1643 году тот же П. Головин под Якутским острогом велел "сеять поне- много на опыт всякого ярового хлеба", и когда этот опытный хлеб "поспел весь", он прикрепил к пашне первых пять человек. "

Однако кто перебил Пахаря?

Сибирь - это 12 административных подразделений: семь областей, два края, три автономные республики. Уровни их хозяйственного и культурного развития различны, но вот в желании развиваться не откажешь никому. Можно даже сказать, что жаждой экономического и социального развития томимы все 12 административных районов Сибири независимо от их вклада в совокупный продукт Сибири, в хозяйство страны.

Но одним еще нужен любой завод, любой комбинат, хотя бы как завязь новой жизни (Читинская, к примеру, область), а другим уже нужно только специализированное машиностроение, обеспечивающее потребности ведущей (или ведущих) отрасли (к примеру, Кузбасс). Одних мучают ограниченные возможности старой железной дороги (например, Западно-Сибирская), другие радуются приходу первой железнодорожной линии на их территорию (Якутия, в частности). Одни просят увеличить ассигнования на геологоразведку в стремлении как можно быстрее найти новые источники углеводородного сырья (скажем, Красноярский край, Иркутская область), другие озабочены наращиванием мощностей по переработке попутного нефтяного газа, использованию попутного газа (тюменцы, конечно).

О различии региональных потребностей и возможностях их удовлетворения речь пойдет впереди, а сейчас нам важно представить Сибирь как неутомимого претендента на развитие, иначе говоря, на капиталовложения в общесоюзном масштабе. Развиваться хотят все области, все республики страны - это естественное состояние живых систем. Но кому и как отдается предпочтение?

Надо ли говорить, что каждому крупному хозяйственному начинанию предшествует большая подготовительная работа, в которой участвуют специалисты не одной отрасли, не одной области знания, и что это всегда процесс сложный, на который влияет множество факторов и обстоятельств?

Сейчас пока не надо, но мы не однажды были свидетелями и участниками дискуссий по поводу, допустим, размещения где-то в Сибири металлургического или машиностроительного завода и не раз слушали доводы представителей плановых органов, часто, и очень часто, выступающих против сибирского варианта. Доводы были особенно резкими и убедительными в тех случаях, когда на этот же завод (или предприятие) делали заявку, скажем, Липецк, Ленинград или Нальчик.

Реплика принадлежит человеку, которого мы условно назовем Плановик.

Плановик. "Подчеркиваю - о заводах тоже не следует говорить столь решительно. Все эти сибирские замашки - "самый крупный", "самый мощный", "самый дешевый" - вызывают во мне желание возражать. Откроют какую-нибудь горку и шумят на весь мир: самое богатое месторождение, с самым высоким содержанием ценного элемента, эффективная разработка и прочая реклама. А начинают строить предприятие, и оказывается: до ближайшей дороги, как говорят, семь верст, и все лесом; стройматериалов в округе - ноль, работничка вези через всю страну, да еще и квартиру ему построй, детский сад, баню, больницу, школу, кинотеатр, магазин, да надбавочки бесконечные выплачивай, да коэффициент какой-нибудь типа 1,7 установи, технику доставляй как хочешь, а она потом будет простаивать и ломаться на морозах...

И глядишь, от проектной стоимости остается лишь лирическое воспоминание: надо же, как дешево все казалось!

Все становится так дорого, что приходится на всем экономить, и в первую голову на социально-бытовых объектах. Не на производстве же, в самом деле, ради которого и лезли в болота, в тундру, в тайгу непроходимую.

Я понимаю, добычу развивать надо, нужда заставляет. Но и тут особенно не следует увлекаться. Добывать стоит только те виды сырья, которые нынче позарез необходимы. А что касается передела, обработки, собственного машиностроения - категорически протестую. Все это завтрашний, а не сегодняшний день Сибири.

Возьмите, к примеру, металлургический завод, на который претендуют и Якутия, и Забайкалье, и Дальний Восток, и Иркутская, кажется, область, и другие сибирские административные районы. Ни у кого из них нет нужной транспортной обеспеченности, ни у кого - должной строительной базы, ни у кого - необходимых трудовых ресурсов. Никому, словом, этот завод, эта стройка пока "не по плечу", "не по карману" во всех смыслах! Так нет же, просят, настаивают, требуют! Зачем, спрашивается? Вы посчитайте, и, уверяю вас, дешевле окажется ту же якутскую руду возить куда-нибудь в Европу, чем, строить металлургический гигант там, где нет ничего! Посадите новый завод в каком-нибудь старом европейском промышленном центре, и вы выиграете по многим позициям: есть бытовая инфраструктура, есть город, откуда люди не бегут, а, наоборот, куда стремятся, есть квалифицированные кадры, специализированные училища, научно-проектный задел и т. д. и т. д. Нет сырья? Пожалуйста, везите из Сибири. Дорого? Не дороже, чем тащить завод в глушь, завод со всем специальным прикладом, и строить какой-нибудь город-уродец, хромающий на обе ноги, подслеповатый на оба глаза, туговатый на оба уха и т. д.

Когда мне приходится решать подобные вопросы, я говорю "да" сибирскому варианту только в том случае, если нет никакого другого. Появление любой альтернативы я расцениваю как безоговорочное отрицание восточного адреса. Дорого! Все дорого: от огурца до километра и кубометра, дорог дом, дорог работник, дорога машина.

Хорошо, конечно, что у страны есть Сибирь, набитая всякой всячиной, но терять от этого голову не следует ни при каких обстоятельствах. А мы, как мне кажется, очень к этому склонны. Возьмите хотя бы эту пресловутую сибирскую гигантоманию. Если алюминиевый завод, то крупнейший. Если угольный разрез, то равных не было и нет. И так далее. Все самое крупное, но в самой малонаселенной части страны. Заведомое противоречие, которое, естественно, порождает острые демографические и социальные ситуации. Это своего рода, я бы сказал, теперь уже сибирское ухарство, региональный престиж: найти только "самое", строить только "самейшее", планировать непременно "наисамейшее". Но ведь это же местничество, прикрываемое рассуждениями о якобы специфических условиях Сибири. Необходимо все время отдавать себе отчет, разумеется экономический, в том, что, имея дело с Сибирью, мы имеем дело с трудным орешком планеты, который, как показывают сравнительные расчеты и практика пионерного освоения восточных районов, далеко не всегда по зубам нынешнему уровню развития техники и экономики.

Не хочу быть неправильно понятым. Развиваться надо! Невозможно не развиваться! Но без надрыва, считая, взвешивая, прикидывая, сравнивая. Вот уж где решения надо принимать по принципу: семь, двадцать семь, сто семь раз отмерь, прежде чем отрезать!"

Похоже, мы преуспели в сердитых монологах даже больше, чем предполагали, хотя, конечно, использовали далеко не все существующие и циркулирующие доводы и настроения.

И если попытаться подытожить сказанное, то получается, что в Сибирь не надо торопиться, потому что здесь суровый климат, огромные пространства при бездорожье, малонаселенность, низкая освоенность и часто более низкая, чем в обжитых районах страны, организация труда. А все это вместе вызывает такое удорожание хозяйственных затей, что делает их большей частью невыгодными с общегосударственных экономических позиций.

Добыча нефти

Основной же тезис сердитых монологов независимо от набора фактов, цифр, эмоций может быть сформулирован как глобальное сомнение: нужно ли вообще строить в труднодоступных районах, где организация хозяйства и жизни сопряжена с повышенными затратами?

Конечно, Сибирь, даже при беглом с ней знакомстве, вызывает чувства противоречивые, о чем мы начали говорить уже во вступлении. Но чувства не движитель экономического развития, и мы позволим себе при всем к ним уважении на время пренебречь ими и вернуться к числам, которыми кончили первую главу и начали вторую.

Много посмотреть не значит много увидеть. Важна еще и точка обзора, не говоря уж о точке зрения. Как же мы относимся к доводам Плановика?

 

Урок экономической географии

Вернемся к началу, где мы заявили, что если Сибирь не будет по темпам развития опережать на 20-40 процентов все остальные районы страны, то экономическое развитие всего государства существенно замедлится. Но почему? Такая, в сущности, малость - 8-10 процентов в общесоюзной экономике, и вдруг такая серьезная угроза: спад общесоюзных темпов развития. Не очень верится, не правда ли?

Давайте разбираться вместе. Скажем для начала, что Советский Союз - единственная в мире крупная промышленная страна, которая не только обеспечивает энергетические потребности народного хозяйства, но и экспортирует энергоресурсы. По добыче нефти и угля, развитию теплофикации СССР занимает первое место в мире. В последние годы само понятие "добыча" все более связывается с понятием "Сибирь", не так ли?

Действительно, именно в Сибири сосредоточено 3/4 топливно-энергетических ресурсов страны. Сейчас нам очень легко вести просибирскую агитацию: тут за себя говорят данные.

В 1980 году Западная Сибирь дала столько нефти, сколько 10 лет назад добывала вся страна. А это 2/з современной добычи Соединенных Штатов Америки. Это примерно столько, сколько добывает богатый нефтью Иран. Это в несколько раз больше, чем добывает крупнейший нефтяной район мира - Венесуэла или знаменитый Кувейт.

Каждые сутки Западная Сибирь дает стране более 860 тысяч тонн нефти и около 440 миллионов кубометров газа. Каждые сутки! Восклицательный знак обращает ваше внимание на то обстоятельство, что речь идет не о хорошо отлаженном заводском конвейере, ритм которого обеспечен надежной технологией и усилиями сотен поставщиков, нет, здесь суточный результат обеспечен прежде всего возможностями самих сибирских недр.

И анализ, например, отечественных запасов природного газа промышленных категорий показывает, что основным источником прироста добычи газа по стране в ближайшей перспективе остаются газовые и конденсатные месторождения Западной Сибири. Около 84 процентов известных сегодня запасов природного газа расположено в азиатской части страны, из них свыше 70 процентов - на севере Тюменской области. Можно сказать и так: каждая вторая тонна нефти и каждый третий кубометр природного газа в стране добываются на тюменской земле.

Углеводороды, конечно, сырье номер один в XX веке, но далеко не единственный вид энергоресурсов. Один только сибирский Кузбасс (под таким звучным именем известна стране одна из самых маленьких по площади и самых индустриально развитых в Сибири Кемеровская область) добыл в 1980 году более 150 миллионов тонн угля. Это примерно столько, сколько вся страна добыла накануне войны, в 1940 году.

Началось создание Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса (КАТЭК), где предполагается уже на первом этапе добывать 110-115 миллионов тонн угля.

А гидроресурсы только Ангары и Енисея способны обеспечить выработку 250 миллиардов киловатт-часов электроэнергии в год. Это потенциал еще не использованный, а ведь Братская и Красноярская ГЭС уже вложили в энергопотребление страны сотни миллиардов киловатт-часов.

Приведенные данные избирательны, но попробуйте представить жизнь нашей страны за последние 20 лет и, скажем, на предстоящие 20 без тюменской нефти и газа, без кузбасского угля, без ангаро-енисейских гидростанций. Получается?

У нас - нет; нет потому, что мы обращаемся к конкретным данным. Заметим: в топливно-энергетической промышленности страны доля Сибири не 8-10 процентов, а более 40, и доля эта, скажем образно, обречена расти до тех пор, пока человечество не заменит в столь больших масштабах нефть, газ и уголь новыми, еще не используемыми широко энергоресурсами.

Затем далее: Сибирь дает дешевое топливо, дешевую энергию, дешевый металл и т. д. Добавим: нередко самую дешевую продукцию.

Чтобы иметь возможность сравнивать разные виды топлива, придуман единый измеритель - условное топливо, килограмм которого дает при сжигании 7 тысяч килокалорий тепла. Так вот, одна тонна условного топлива, добываемого в Сибири, обходится примерно на 10 рублей дешевле, чем одна тонна топлива, добываемого в европейской части страны.

Считать нужно учиться. И оценивать затраты по конечному результату.

 

Урок сибирской арифметики

Ломиться в открытые двери мы не собираемся, но некоторые запертые двери открыть постараемся.

Строить на Севере, в районах пионерного освоения, конечно, дорого, дороже, чем где бы то ни было, тут и спорить не о чем. Какая строительная площадка может быть хуже тундры, оторванной от мало-мальски организованной жизни на сотни и тысячи километров, не связанной не то что дорогой, но даже тропинкой хотя бы с небольшим поселением, имеющей единственную возможность снабжаться по реке 3-4 месяца в году? Подвертолетные пейзажи Средне-Обского района восхищения не вызывают: черные и ржавые болота, болота, болота сколько видит глаз, одни болота, унылые, непроходимые. А вышки буровых скважин тем не менее, как восклицательные знаки, вызывающе выскакивают из болот. Какой ценой они здесь поставлены?

Взялся проложить дорогу в таком месте - вколачивай сотни тысяч рублей в каждый ее километр, потому что даже до ближайшей щебенки 2-3 тысячи километров. Начал строить дом - удостоверься, не пусто ли в кармане: придется за квадратный метр жилья выложить рублей в несколько раз больше, чем где-нибудь в Саратове или во Львове. Надумал бурить газовую скважину - закрой на расходы глаза: скважина здесь тоже во много раз дороже, чем где-нибудь на Украине.

Дорого. Все дорого. Очень все дорого!

А западносибирская нефть самая дешевая в стране! Западносибирский газ высокоэффективен. Почему? Какие богатые месторождения газа в унылой тундре Заполярья! Запасы одного Уренгоя близки по масштабам всем разведанным запасам природного газа США - лидера мировой газодобычи. Газ знаменитого месторождения Медвежье "расположился" на глубине 1200-1400 метров, и это значит, что не нужно "зарываться" на три и более километра, как в других районах добычи. А дебиты?

Когда одна скважина дает в сутки миллион или два миллиона кубометров газа, то она, несмотря на большое удорожание из-за северных условий, окупит себя значительно быстрее, чем более дешевая, но низкопроизводительная в более устроенной и обжитой части страны.

Нефтяная буровая стоит в Западной Сибири, скажем, вдвое дороже, чем в Татарии. Но нефти она даст в четыре раза больше, и окажется сибирская нефть вдвое дешевле поволжской.

В Донбассе дешевле жилье, дешевле содержание работника, чем в Кузбассе. Но уголь Донбасса вдвое дороже кузнецкого. Почему? Да потому, что пласты залегают здесь глубже, чем в Сибири, и по мощности они уступают сибирским в 2-3 раза.

В Братске заработная плата на 40 процентов выше, чем в Москве (у работников одной специальности и квалификации). К тому же дополнительные расходы на работника связаны тут еще с так называемыми северными льготами: более длительный отпуск, ранний уход на пенсию. И конечно, те же повышенные затраты на создание инфраструктуры. Словом, опять все дороже! Зато эффективность Братской ГЭС ну просто не с чем сравнить. Себестоимость производимой здесь энергии предельно низка: сотые доли копейки за киловатт-час. И удельные капвложения ниже, чем на волжских ГЭС. Именно Братская ГЭС, построенная действительно в глуши, производит самую дешевую в стране электроэнергию. В чем дело?

Прежде всего в Ангаре, в ее рабочих возможностях, энергетическом потенциале; равных ей в этом рек нет в европейской части страны.

Можно увидеть, как мучительно доставляется в тайгу или тундру буровая, как тяжело достается людям каждый километр дороги или трубопровода на болотах, как застывает в бездействии дорогая техника на сибирских морозах.

Можно увидеть сто, тысячу картинок из действительно трудной эпопеи освоения необжитых районов и искренно спросить себя и других: зачем? Зачем мы лезем напролом в такие порой непривлекательные и чаще всего очень нелегкие для жизни места? Ведь у нас такая большая страна, в ней так много прекрасных обетованных земель, в ней... и так далее и тому подобные аргументы, которые мы пытались изложить в сердитых монологах.

На вопрос "зачем?" ясно отвечает экономика: за лесом, углем, нефтью, рудой мы идем все дальше на восток и север. А суть урока сибирской арифметики в том и состоит, что с государственных позиций выгодно осваивать многие и многие богатства этого края.

Когда скважина дает в сутки 2 миллиона кубометров газа, нетрудно подсчитать, что за год она даст более 700 миллионов кубометров. А 700 миллионов кубометров газа - это примерно 1 миллион 200 тысяч тонн каменного угля. А 1 миллион 200 тысяч тонн угля - это примерно годовая добыча целой шахты.

Значит, одна скважина на тюменском Севере дает столько топлива, сколько не самая крупная, но и не самая мелкая угольная шахта. А чтобы построить среднюю шахту в обжитом и вполне благоприятном для обустройства районе, нужно как, минимум 40 миллионов рублей. Буровая же в пустыне, в тундре или в тайге стоит в среднем один миллион рублей. Что же тут добавить?

Конечно, конечно - транспорт... Тут все сомнения резонны. Кому нужен этот сверхэффективный газ, эта самая дешевая нефть или энергия в районе добычи, где частенько в радиусе 500, а то и 1000 километров (а то и 2000 и более) не встретишь ни заводской трубы, ни электрического столба, ни метра проезжей дороги?

О транспорте стоит поговорить подробнее, а пока справка к уроку сибирской арифметики.

Да, расходы на транспорт здесь очень велики. Ни одна другая страна в мире не имеет таких мощных трубопроводных систем, как наша. Сибирь отправляет в европейские районы гигантские потоки нефти и газа по трубопроводам, которые преодолевают тысячи километров в широтных и меридиональных направлениях и, стало быть, прокладываются в любых предложенных природой условиях, без оглядки на удорожание и усложненность строительства.

Но, посчитав все затраты на транспорт, получаем тот же неожиданный сибирский арифметический результат: газ, пришедший из Приобья в Москву за 3 тысячи километров, оказывается все равно в несколько раз дешевле всех видов европейского топлива, в частности подмосковного или донецкого угля.

Тут же оговоримся: подобные расчеты отнюдь не означают, что пришло время "перерыть" весь Север и раскопать все, что припрятала там для человека природа. Что именно и в каких количествах есть в недрах трудных широт, никто пока точно не знает; Север разведан слабовато, поиски продолжаются, но, и по неполным сегодняшним данным, по прогнозным предвидениям, Север - богатейшая земля, в которой буквально, как часто говорят в Сибири, "зарыта вся таблица Менделеева". Самый, например, крупный угольный бассейн страны - Тунгусский - принадлежит Северу. Но ведь пока и речи нет о добыче угля в этом бассейне. Сегодня это было бы просто экономически нецелесообразно. Причины, собственно говоря, те же, что уже назывались: пространства, бездорожье, суровость условий и т. д., только числа под ними другие, и именно числа придают вес причинам, по которым освоение этого и других месторождений Севера в наши дни неэффективно.

К слову, об эффективности... Сама природа в Сибири навязывает экономике определенные правила игры. И эта сибирская "гигантомания", о которой часто говорится с раздражением, есть ведь не что иное, как наиболее разумный способ хозяйствования в тех условиях, с которыми мы начали вас, читатель, знакомить.

Поговорим подробнее об истоках сибирской дешевизны.

 

К истокам эффективности

Но для начала согласимся с оппонентами. Мы не исключаем в создании сибирской индустрии некоторого излишнего увлечения масштабами производства. Вероятно, отдельные очень крупные лесопромышленные комплексы можно было бы заменить серией более мелких и сократить тем самым, с одной стороны, затраты на транспортировку леса и лесопродукции, а с другой - обеспечить лучшие условия для охраны природы, особенно когда мы имеем дело с целлюлозой.

Нам кажется также, что параллельно с созданием гигантов черной металлургии целесообразно строить и мини-заводы с непрерывной технологией, что позволило бы более гибко и полно удовлетворять потребности восточных районов в металле.

Расчеты показывают, что в машиностроении одновременно с крупными сборочными предприятиями выгодно иметь и узкоспециализированные, с небольшим числом рабочих при высоком уровне автоматизации производства.

Но эти соображения ни в какой степени не компрометируют общий курс на создание в Сибири "крупных, самых крупных, крупнейших производств", потому что для этого есть объективные предпосылки.

Какое по масштабам производство целесообразно планировать, когда вы имеете дело, скажем, с Канско- Ачинским угольным бассейном?

По данным совета специализированных организаций, канско-ачинские угли (КАУ) - это самое дешевое топливо в стране. По масштабам программа КАТЭКа сравнима с такими крупнейшими стройками, как БАМ или КамАЗ. Поэтому есть смысл познакомиться с КАУ и перспективами бассейна поближе.

Сырьевая база. Канско-Ачинский бассейн занимает площадь около 60 тысяч квадратных километров, простираясь в широтном направлении почти на 800 километров вдоль Транссиба. Общие геологические запасы 24 месторождений бурых углей, подсчитанные до глубины в 600 метров, составляют 600 миллиардов (!) тонн.

Из них для добычи открытым способом (это угли, залегающие на глубине до 300 метров, хотя, следует заметить, практичные американцы считают выгодной разработку пластов, залегающих на глубинах до 400 метров) пригодны 140 миллиардов тонн. Это значит, что здесь можно будет добывать один миллиард тонн угля каждый год в течение 140 лет (сейчас СССР ежегодно добывает 730-740 миллионов тонн).

Наиболее благоприятными для промышленного освоения признаны месторождения Березовское, Барандатское, Итатское, Назаровское, Ирша-Бородинское, Абаканское, расположенные в разных частях бассейна. Во всех этих месторождениях разведан главный рабочий пласт огромной мощности, в среднем от 12 до 60 метров, залегающий неглубоко от поверхности. А если более точно, то угольщики так характеризуют бассейн: пологое и сравнительно неглубокое залегание угля, значительная мощность и простое строение пластов; слабая цементация основной массы вскрышных пород, что позволяет обходиться во многих случаях без буровзрывных работ.

Экономика добычи. Более 20 лет на территории бассейна работают угольные разрезы Назаровский и Ирша- Бородинский. Они уже сейчас дают угля больше, чем Подмосковный или Печорский бассейны, а в ближайшие 15-20 лет намечается довести здесь добычу до 300- 350 миллионов тонн ежегодно.

Производительность труда рабочего по бассейну почти в 10 раз выше среднесоюзной и более чем в полтора раза выше средней по разрезам СССР. (Рабочий страны добывает: в среднем - 75,3 тонны в месяц, на открытых работах - 450 тонн, а в Красноярском крае - 725!)

Себестоимость добычи одной тонны угля значительно уступает среднесоюзной и ниже, чем в среднем на добыче открытым способом по стране. Шестьдесят процентов КАУ лежит на территории Центрально-Красноярского территориально-производственного комплекса (ТПК), граничащего с Саянским и Нижне-Ангарским, с развитыми районами Кузбасса и Иркутской области. Такое положение района добычи предопределяет развитие широких хозяйственных связей.

Таковы исходные данные одной из промышленных сибирских площадок, которой предстоит стать крупнейшей энергетической базой союзного значения. От таких исходных данных, согласитесь, может закружиться голова отраслевого проектировщика, привыкшего иметь дело с более скромными "дарами природы".

Мудрено ли, что, очень высоко оценивая бассейн по запасам и горнотехническим условиям, угольщики уже на начальных этапах освоения намереваются брать на новых разрезах ежегодно 110-115 миллионов тонн, а это, между прочим, столько, сколько другие бассейны не дают и за десятилетия. Мощность первого строящегося здесь разреза - Березовского - не имеет в мире аналогов: 55 миллионов тонн угля в год! А в ближайший период планируется построить второй Ирша-Бородинский разрез (40 миллионов тонн), первую очередь Урюпского разреза (20 миллионов тонн) и начать строительство двух Итатских разрезов (60 и 50 миллионов тонн в год).

Мудрено ли, что энергетики планируют на базе КАУ строительство нескольких ГРЭС по 6,4 миллиона киловатт каждая? Тепловые станции такой мощности тоже проектируются впервые в мире. Каждая ГРЭС этого комплекса будет равна по мощности Саяно-Шушенской ГЭС, но вырабатывать электроэнергии одна ГРЭС сможет столько, сколько Красноярская и Саяно-Шушенская гидростанции, вместе взятые. Одновременно с гигантами теплоэнергетики будет строиться сеть станций для нужд городов и промышленных центров края. И вся эта система в целом сделает Красноярский край энергетической базой союзного значения. Впервые в мировой и отечественной практике уже в ближайшее время должны быть построены линии электропередачи напряжением в 1150 киловольт, протяженностью 1500 километров, а в дальнейшем линии постоянного тока напряжением до 2200-2500 киловольт.

Специалисты говорят: энергетический КАТЭК превзойдет такой известный в США комплекс, как "Теннесси", где на гораздо большей площади действует 31 электростанция суммарной мощностью 13 миллионов киловатт. При втрое меньшем числе электростанций энергетическая мощь КАТЭКа будет в 4 раза больше.

Экономика энергетики. Низкая себестоимость киловатт-часа на станциях КАТЭКа позволит существенно снизить среднюю себестоимость энергии и во всей энергосистеме Сибири. По данным института "Энергосеть- проект", замыкающие затраты на производство электроэнергии в Сибири сохранятся в перспективе на одном уровне и составят 0,8-0,9 копейки на киловатт-час, против 1,3-1,4 копейки в европейской части. Энергетики считают, что затраты на сооружение ГРЭС КАТЭКа должны окупиться за 5 лет.

Экономика энергетики

Фундамент этого счета - сами условия Сибири, которые мы пытались показать в оценках специалистов.

На первом этапе развития комплекса уголь будет использоваться только в качестве топлива на электростанциях, строящихся рядом с разрезами.

На втором этапе предполагается строительство мощных энерготехнологических комбинатов, которые будут производить облагороженное твердое топливо, электрическую и тепловую энергию, жидкое топливо, заменяющее нефтепродукты, ценные химические продукты.

Логично предположить, что ближайшим потребителем энергии станций КАТЭКа должны быть предприятия цветной металлургии, и прежде всего алюминиевые заводы. Председатель КЕПСа академик Н. Некрасов считает: "В перспективе на территории Канско-Ачинского бассейна должна быть размещена значительная доля общесоюзного производства алюминия". И металлурги - третий претендент после угольщиков и энергетиков на развитие своей отрасли в этом районе. Будущее КАТЭКа не только цветная, но и черная металлургия, в частности производство электростали.

Итак, огромные запасы, благоприятные условия разработки (если говорить о горно-геологических характеристиках) плюс концентрация различных природных богатств на одной территории - вот что такое сибирские бассейны полезных ископаемых.

Среди этих богатств всегда есть топливно-энергетические ресурсы, что, конечно, особенно важно в наше время, когда опасность, именуемая энергетическим кризисом, все более реально угрожает экономическому развитию на планете.

Вы можете в избытке добывать вещество. У вас есть дешевая энергия. Что еще?

Вода. Без нее невозможно ни современное производство, ни современный город. В Сибири есть вода. Здесь протекают самые большие и полноводные реки Советского Союза. Многие из них обладают повышенной способностью к самоочистке - дар все более бесценный в условиях растущей опасности загрязнения. Что еще?

Земля. Промышленные площадки. В Сибири не тесно, смело можно сказать. Это не Лазурный берег Франции, где, по образному выражению одного французского журналиста, стоит только повернуться спиной к морю, как пространства больше не существует. И не европейская часть нашей страны, где все чаще намерение разместить промышленный узел сталкивается с интересами сельского хозяйства.

Сибирские площадки, как показывает практика, очень привлекательны для индустриальных отраслей по многим причинам: равнинные пространства, близость воды, земля, непригодная для сельскохозяйственных угодий, и т. д. Бывали случаи, когда на одну площадку претендовало сразу несколько отраслей, но тут выбор делала экономическая целесообразность.

Земля, вода, сырье, энергия - это Сибирь, где сосредоточено более половины прогнозных запасов основных видов минерального сырья, половина деловой древесины, половина гидроэнергетических ресурсов страны. С самих источников сырья и энергии начинается эффективность сибирского производства. Но рубль, брошенный в сибирскую землю, как зерно в пашню, требует поддержки, ибо урожай, то есть эффективность, зависит от многих факторов, среди которых техника один из самых важных.

 

Максимум мощности

Уточним: для освоения богатств Сибири нужна мощная техника, самая мощная техника, какая только возможна в наши дни, ибо сибирские задачи требуют, а сибирские условия призывают к применению машин и механизмов именно с максимально реализуемыми сегодня мощностями. И в этом сибирский экономический выигрыш, так как концентрация ресурсов, масштабы производства позволяют использовать принципиально новую технику и технологию.

Те же станции КАТЭКа нуждаются в практически не существующем еще в мире оборудовании. И для этих ГРЭС проектируются самые крупные в мире паровые котлы производительностью 2650 тонн пара в час на буром угле. Котлы с такими способностями и гарантируют быструю окупаемость всех затрат.

А главная идея "угольных" проектов КАТЭКа - обеспечить поточность добычи угля за счет комплексов непрерывного действия производительностью 5250- 12 500 кубометров в час, в составе которых роторные экскаваторы, ленточные конвейеры, перегружатели и отвалообразователи. Впервые конвейеры свяжут угольные забои с местными углеперерабатывающими предприятиями.

Сам по себе открытый способ добычи требует увеличения мощности машин, но тут еще и Сибирь предъявляет машиностроению собственный счет. Возьмем Нерюнгринский разрез. Здесь на Северной разрезной траншее уже к концу 1978 года получили 1 миллион 350 тысяч тонн угля, а для этого прежде вывезли 10 миллионов тонн так называемых вскрышных пород. Годовая продуктивность разреза 13 миллионов тонн угля, но, чтобы их получить, нужно ежегодно вывозить около 100 миллионов кубометров пустой породы. При таких масштабах необходимо обеспечивать еще и стабильную работу разреза: очередной сибирский конвейер. Вот и работает техника невиданных прежде параметров и возможностей. Например, экскаватор с 20-кубовым ковшом, в котором легко помещается грузовик. Не всякий, конечно, грузовик: 180-тонный самосвал, тут же стоящий под погрузкой, не войдет. Ведь это большой дом на колесах, диаметр которых около четырех метров (3,7). Самосвал с "тепловозным" или "судовым" двигателем мощностью примерно в 2 тысячи лошадиных сил. Такая техника в других районах страны и не нужна, а вот в Южной Якутии или на разрезах с КАУ без нее делать нечего.

Что 20 кубов! На Назаровском разрезе успешно прошел промышленные испытания шагающий экскаватор ЭШ-100/100 (с ковшом емкостью в 100 кубов и длиной стрелы в 100 метров). Монтаж и доводка уникальной машины - дело, конечно, длительное, но зaтo в процессе испытаний экскаватор, достигнув проектной производительности, за месяц переместил более миллиона кубометров вскрышных пород.

На Бачатском угольном разрезе имени 50-летия Октября в Кузбассе проходили промышленные испытания первые отечественные 120-тонные углевозы - детище минских машиностроителей.

Впрочем, таких примеров можно было бы приводить много. Ведь адрес будущего места работы сверхмощных машин прежде всего Сибирь, и логично, что новая техника для КАТЭКа, в частности, испытывается на действующих его разрезах - Назаровском и Ирша-Бородинском.

Но в какой бы город Сибири вы ни приехали - в Тюмень или Кемерово, в Братск или Тобольск, в Омск или Красноярск, - вы непременно услышите об агрегатах и установках, которые по мощности несравнимы с известными в отрасли. Коксовая батарея на миллион тонн производства кокса. Тяжелый гидропресс усилием в 30 тысяч тонн. Гидроагрегат мощностью в 500 тысяч киловатт и выше. И так далее, и так далее. Работяги, резко меняющие традиционные представления о производительности труда и обеспечивающие в значительной степени ту же самую дешевизну, о которой мы говорили, трудятся именно в Сибири.

Строится в Тобольске крупнейший нефтехимический комбинат. Его вполне можно сравнить с Нижнекамским - флагманом нефтехимии СССР, построенным и оборудованным по последнему слову техники. А что это означает на практике? Значит, будет более высокая производительность, более низкие удельные затраты и прочее и прочее, короче, другая экономика, которая и делает сибирскую продукцию по всем показателям эффективнее нижнекамской. Хотя строить в Тобольске несколько дороже, жить несколько дороже и так далее, смотри, как говорится, выше.

Итак:

Сибирские реки со своими огромными гидроэнергетическими ресурсами обусловили создание мощнейших, в 500 тысяч киловатт и выше, гидроагрегатов, которые просто неприемлемы для рек европейской части страны.

уже в начале 70-х годов средняя мощность турбогенераторов гидростанций, построенных на реках Ангаро-Енисейского региона (Братская, Красноярская, Иркутская, Хантайская), была в 11,5 раза больше по сравнению с остальными действующими гидростанциями СССР.

Высокая концентрация запасов нефти и газа на сибирских месторождениях позволила эффективно использовать трубопроводы больших диаметров. Так, на территории Западной Сибири (от Надына до Пунги) создана 5-ниточная система транспорта газа. В отечественной и зарубежной практике не было еще переброски таких колоссальных объемов газа на сверхдальние расстояния. Сегодня строительство трубопроводов диаметром 1420 миллиметров с производительностью в 30-35 миллиардов кубометров газа в год для Сибири дело обычное.

Богатство угольных месторождений Сибири стимулировало использование и создание уникальной по мощности техники. Любопытно, что на разрезах Канско-Ачинского бассейна уже 10 лет назад экскаваторный парк, осуществляющий вскрышные работы, имел емкость ковша на 25 процентов больше, чем в среднем по угольным разрезам страны. Это до появления ЭШ-100/100, который так обнадеживающе зарекомендовал себя на испытаниях.

Можно умножить число подобных примеров, но и сказанного, кажется, довольно для подтверждения тезиса, что техника повышенных возможностей обеспечивает эффективность сибирской индустрии, а повышенные возможности техники есть, с одной стороны, ответ на повышенные требования Сибири и, с другой стороны, реализация новых научно-конструкторских идей, чему способствуют именно специфические условия Сибири.

Итак, дешевле потому, что производительнее.

Но не только!

 

Темпы!

Первые взрывы у Падунских порогов на Ангаре возвестили о начале строительства Братской ГЭС в 1954 году.

Первый агрегат самой крупной в то время ГЭС страны дал промышленный ток в 1961 году.

Начало строительства Братского алюминиевого завода, знаменитого БРАЗа, - 1961 год. А первый алюминий завод выдал в 1966 году.

Строительство Братского лесопромышленного комплекса начато в 1960 году. Его первую продукцию - целлюлозу страна получила в 1965 году.

Темпы тоже причина того, что Братская ГЭС, в 1967 году с оценкой "хорошо" принятая в эксплуатацию, уже за 10 лет работы семь раз окупила затраты на ее строительство; что Братский алюминиевый завод стал высокорентабельным предприятием, несмотря на привозное сырье; что Братский лесопромышленный комплекс (ЛПК), крупнейшее предприятие мира по комплексной переработке древесины, характеризуется высокими экономическими показателями и производственными результатами. Потребителями его продукции стали все союзные и автономные республики СССР, десятки зарубежных стран.

Словом, темпы развития - еще один важнейший фактор эффективности сибирских комплексов. Высокие темпы ввода новых мощностей, освоения месторождений - при масштабах сибирских производств - дают и необычайно высокий дополнительный эффект. Лучше всего это проиллюстрировать на примере Тюменского нефтегазового комплекса.

По капиталовложениям Западносибирский нефтегазодобывающий комплекс эквивалентен ВАЗу, КамАЗу, БАМу, "Атоммашу", вместе взятым. В сложнейших условиях тюменцам удалось наращивать добычу органического топлива с такой скоростью, какой не знала мировая практика.

Вот данные по тюменской нефти: 1965 год - около 1 миллиона тонн; 1970 год - 31 миллион; 1975 год - 148 миллионов; 1980 год - 315 миллионов тонн нефти.

Осмысливая свершения, тюменские руководители приходят к такому безоговорочному выводу: "Основной путь повышения вклада Тюменского комплекса в экономику страны - в темпах и масштабах его развития. Мы, бесспорно, могли бы сэкономить на каких-то деталях, на каких-то частностях, мелочах (или, как говорят станочники и буровики, на обтирке и смазке) определенные средства. Но, заботясь только об этой, хотя и тоже нужной, экономии, мы бы не получили и толики той народнохозяйственной эффективности, какую дает повышение темпов освоения нефтяных и газовых месторождений. Одно дело - взять 120-125 миллионов тонн нефти в 1975 году, как предусматривал XXIV съезд партии, и совсем другое - добыть 148 миллионов тонн. Эти дополнительные 23 миллиона тонн дают такую экономическую эффективность, которая с лихвой перекрывает некоторые издержки диспропорций, возникающих в результате опережающего развития одной отрасли".

А реальная добыча в будущем, по убеждению тюменцев, 500 миллионов тонн нефти, хотя они тут же оговариваются: это наше, так сказать, частное предположение, не подтвержденное ни одним официально планирующим органом.

Газ. Мы уже говорили, что ежесуточно комплекс дает стране 440 миллионов кубометров газа, что составляет более трети всей продукции Мингазпрома СССР. И таких темпов развития, как тюменские, не знал ни один район газодобычи в СССР. В 1964 году добыто около миллиарда кубометров газа; в 1975 году - 38 миллиардов; в 1980 году - 160 миллиардов. А за одиннадцатую пятилетку добыча газа, по предположениям тюменцев, должна увеличиться в еще больших размерах. (Для сравнения скажем, что в 1975 году вся страна добыла 289 миллиардов кубометров газа.)

Иначе говоря, для тюменского газодобывающего района ежегодный прирост добычи в 25-30 миллиардов тонн становится нормой. За 15 лет с 1 миллиона тонн нефти до 300 с лишним, с 1 миллиарда кубометров газа более чем до 150! Какой рост: в 300 раз, в 150!

Темпы развития добычи нефти в Западной Сибири беспрецедентны. Чтобы выйти на уровень добычи нефти в 100 миллионов тонн, Татарии понадобилось 25 лет. Западная Сибирь подошла к этому рубежу за 11 лет.

Значение сибирских темпов можно оценить в должной мере при знакомстве еще и с такой таблицей (по данным на 1978 год):

Нужен ли комментарий к этой таблице? Лучше больше, чем меньше, и быстрее там, где больше, во всяком случае, тогда, когда речь идет о ценнейшем сырье XX века - углеводородах.

Перефразируя известный исторический лозунг: "Темпы в период реконструкции решают все", можно смело сказать: темпы в освоении сибирских богатств решают многие проблемы экономики страны.

За десятую пятилетку из недр Западной Сибири извлечено 1 миллиард 700 миллионов тонн углеводородов (в пересчете на нефть). Одна тонна их стоит около 120 инвалютных рублей, и цена ежегодно увеличивается на 5-10 процентов.

Государство за пятилетку вложило в этот комплекс 25 миллиардов рублей, а получит эффект, грубо говоря, в 150 миллиардов. Годовая прибыль, как видите, превышает капитальные вложения. Это, конечно, баснословная народнохозяйственная эффективность! И ее мощный источник - темпы!

Еще один пример - быстрое освоение Уренгойского месторождения природного газа. Тот, кто бывал на Уренгое, знает, как нелегко туда добираться. Но при освоении работали все виды транспорта. Грузы на Уренгой шли и по воде, и по зимнику, и по воздуху. Уренгой потребовал от тюменцев мужества, собранности, изобретательности, и они сумели досрочно ввести месторождение в эксплуатацию: первая установка здесь была пущена в 1978 году в день рождения В. И. Ленина.

Это большая победа строителей, добытчиков, авиаторов и многих-многих людей, в сложнейших условиях сумевших быстро освоить самое крупное газовое месторождение в мире. Здесь тоже, конечно, на первый взгляд все было дороже, но ведь именно Уренгой будет обеспечивать весь прирост добычи газа в стране в ближайшее десятилетие, и уже в 1980 году он вышел более чем на 60 миллиардов кубометров добычи, начав с 15!

Назовите второй район в стране, где можно так быстро получить так много? Пока равных нет.

Но кто же спорит, вправе возразить читатель, с тем, что Сибирь является для страны важнейшим поставщиком сырья?

Не только, не только, читатель, в этом роль Сибири на общесоюзной хозяйственной арене; не только в развитии добывающих отраслей ее будущее и главный вклад в государственную копилку. И мы походя уже говорили об этом. И начали, между прочим, разговор о темпах с Братского алюминиевого завода. И потому сейчас - о сочетании добычи с переработкой.

 

О комплексности

Понятие это так емко и многогранно, что его разъяснению, в меру нашего понимания и информированности, будет посвящена, пожалуй, добрая половина этой книги. Хотя надо заметить, что еще задолго до такого ежедневного употребления этого слова, какое мы наблюдаем сейчас, известный советский ученый Николай Николаевич Колосовский замечал в одной из своих работ конца 40-х годов: "...как порой трудно различить надписи и знаки на монете от длительного ее хождения, даже если они имелись ранее, так и термины "комплекс", "комплексность" к настоящему времени не обладают должной определенностью".

Н. Колосовский дает свое определение этим понятиям, и мы его приведем позже, а здесь уместно процитировать и другое его замечание, которое он, считая, видимо, частным, закрывает скобками: "Термин "комплексность", мне кажется, хорошо передается по-русски словами "взаимообусловленность", "взаимосвязанность".

Так вот, в этой подглавке мы хотим говорить еще об одном существенном факторе "сибирской дешевизны" - о взаимосвязанности, взаимообусловленности развития предприятий разных отраслей на одной территории. В этом случае первым и ярким примером оказывается, конечно, Братский промышленный узел.

Три производства, три мировых гиганта, появление которых взаимообусловлено, образовали высокоэффективный индустриальный узел. К перечисленным ранее можно добавить еще один показатель: производительность труда на одного работающего в промышленности Братска в 2,5 раза превышает среднюю по Союзу.

Да, дешевая энергия и дешевое топливо в Сибири своего рода магнит для многих отраслей современной индустрии. Подводя итоги десятой пятилетки, XXVI съезд партии констатировал: "Ускоренно формировались территориально-производственные комплексы, особенно в северных и восточных районах страны. Добыча нефти (включая газовый конденсат) в Западной Сибири увеличилась в 2,1 раза, газа - в 4,3 раза". Химия, электрометаллургия, глубокая переработка древесины, естественно, устремлены к источникам сырья, тепла, энергии. И разве может вызывать хоть тень сомнения необходимость создания на той же, скажем, тюменской земле крупных нефте- и газоперерабатывающих производств, нефтехимии, а также утилизации попутного нефтяного газа, коэффициент использования которого еще до недавнего времени не превышал 10 процентов?

И широкая программа строительства газоперерабатывающих заводов в Западной Сибири, из которых уже действуют Правдинский и два нижневартовских, Южно- Балыкский, а впереди еще два нижневартовских, каждый мощностью по 2 миллиарда кубометров переработки газа в год, успешно осуществляется. Уже в 1980 году перерабатывается не менее 80 процентов попутного нефтяного газа.

Ученые подсчитали, что эффект от использования продукции газоперерабатывающих заводов общей мощностью около 16 миллиардов кубометров перерабатываемого газа выразится суммой в 270 миллионов рублей в год, а чистая экономия составит 52-57 миллионов рублей в год. Это в том случае, когда продукция газопереработки будет представлена только различными видами топлива: сухой отбензиненный газ, сжиженный газ и легкий компонент автомобильного бензина. А если эти заводы будут поставлять еще и сырье для химической переработки, то эффект повысится.

Давно ли в Сибирь везли из Волго-Уральского района сырую нефть, чтобы получить из нее на Омском и Ангарском нефтеперерабатывающих заводах часть нефтепродуктов для удовлетворения нужд Сибири, а недостающую часть везли из того же Поволжья? И вот направление нефтепотока изменилось более чем резко: 2/3 добываемой сибирской нефти вывозится в европейские районы страны, ни грамма, разумеется, не ввозится в Сибирь, а нефтепродукты?..

Отдельные нефтепродукты (главным образом моторные виды топлива) по-прежнему поставляет Волго-Уральский район. Объяснение простое: за быстрым ростом нефтедобычи не могла поспеть никакая перерабатывающая промышленность.

Но положение дел будет становиться чем далее, тем более неестественным: нелепо же в самом деле везти нефтепродукты навстречу нефти, в то время как в развитии района добычи взят курс на комплексность. Поэтому одна из ближайших задач нефтеперерабатывающей промышленности Сибири - так увеличить мощности и изменить структуру получаемых продуктов, чтобы полностью отказаться от их завоза из западных районов страны. И тогда государство будет экономить в год лишь за счет транспортных расходов 35-40 миллионов рублей.

Но тут важна не только "рублевая" экономия. Создавая в Сибири новые мощности по нефтепереработке, отрасль сможет полнее учесть и потребности самой Сибири, которой, в частности, хронически не хватает нефтебитума для дорожного и промышленного строительства, концентрированных белково-витаминных добавок к кормам для животноводства, добавок, получаемых из нефтяного сырья и по качеству превосходящих все виды кормов растительного происхождения, и так Далее. Здесь уже начинается "цепная реакция" эффективности, которую невозможно измерить отдельными отраслевыми цифрами...

Сибирь вышла на первое место и как район самой эффективной нефтехимии.

Дело не только в том, что нефтехимия "съедает" много топлива, электроэнергии и тепла, а Сибирь способна удовлетворить могучий аппетит этого производства.

Дело не только в том, что каждое предприятие нефтехимии "выпивает" в зависимости от структуры и мощности от 30 до 500 миллионов кубометров воды в год, а Сибирь способна "напоить" самого жаждущего без серьезного ущерба для всех остальных. Расчеты показывают, что ущерб, причиняемый сельскому хозяйству при создании нефтехимических производств, в районах Сибири в 2-3 раза меньше, чем в районах Поволжья и Центра европейской части страны, и в 5-6 раз меньше, чем в таких районах, как Украина, Северный Кавказ, Средняя Азия.

Дело не только в том, что сырьевая база позволяет доводить технологические установки, как уже говорилось, до предельно возможных мощностей, а это в 1,5-2 раза снижает удельные капиталовложения по основным производственным цехам и сокращает эксплуатационные расходы на 20-30 процентов.

Дело не только в том, что в сибирских условиях можно под "крышей" одного производства поместить такой набор предприятий, который обеспечит и комплексную переработку сырья, а комбинирование возможностей разных отраслей всегда экономически эффективно.

Дело в том, и в другом, и в третьем сразу. Дело в сочетании всех этих благоприятных факторов, что и дает основание утверждать: Сибирь может стать и становится основным высокоэффективным районом развития и размещения нефтехимической промышленности страны.

И опять-таки расчеты исследователей показывают, что в Сибири можно разместить все вновь вводимые мощности по производству синтетических каучуков, 70-80 процентов - по производству продуктов органического синтеза на основе этилена и пропилена и многое другое.

Нефть, газ, энергия, уголь, лес - это все, конечно, козырные карты нынешней Сибири. Тут эффективность (даже когда речь идет о переработке) точно на блюдечке преподносится самой природой. Сумей лишь разумно воспользоваться выигрышными обстоятельствами. А вот машиностроение...

Известно, что "витамином" роста для современного города является именно машиностроение. Интересно заметить, что за последние 10-15 лет быстрее всех среди крупных городов Сибири растет столица Бурятии Улан-Удэ (Тюмень в счет не берем, здесь особые обстоятельства), а медленнее других Чита. Хотя за девятую, например, пятилетку в Читинской области объемы машиностроения почти удвоились, город, конечно, уступает многим городам Сибири по темпам и масштабам развития. Его час впереди, а вот Улан-Удэ уже сегодня производит электрические двигатели и тракторные самосвальные прицепы, приборы и средства автоматизации управления технологическими процессами, самолеты и речные суда, стиральные машины и автомобильные краны.

Перечисление промышленной продукции только одного города тянет за собой множество вопросов, увлекающих нас в историю. Почему именно в Улан-Удэ строятся самолеты или автоматические приборы? Почему в Чите появляется автосборочный завод? Почему в Новосибирске "Тяжстанкогидропресс", а в Красноярске завод автоприцепов? И так далее, и так далее.

Еще не время говорить об истории сибирской экономики, поэтому отделаемся пока общей фразой о том, что машиностроение в Сибири развивалось некомплексно, да и сейчас тут много случайного, и остановимся на целесообразности укрепления позиций машиностроения в восточных районах с точки зрения взаимообусловленности с другими активизирующимися здесь отраслями.

Систему доказательств в этом случае нам придется строить на отрицательной, с нашей точки зрения, практике, но ее анализ подталкивает мысль к позитивным решениям.

Кузбасс. За восьмую и девятую пятилетки добыча угля здесь выросла на 37 процентов, а мощности горного машиностроения остались прежними. И ничего Удивительного, что угольные предприятия Кемеровской области регулярно недополучают необходимые им механизированные комплексы и другое оборудование.

Вообще нужды Сибири в оборудовании для угольной промышленности за счет собственного производства удовлетворяются примерно на одну треть. Машины делаются в основном там, где нет угля, и переброска на восток делает их дороже на 10-20 процентов.

Уголь не исключение. Сибирь почти не изготавливает для себя строительных машин, в то время как здесь выполняется сегодня одна седьмая объема строительно- монтажных работ СССР, а в перспективе, по научно- проектным проработкам, объем строймонтажа возрастет в несколько раз.

Сама Сибирь еще не сделала ни одного автомобиля, хотя 20 процентов общесоюзного грузооборота на автотранспорте приходится на Сибирь и Дальний Восток.

Сама Сибирь, конечно же, не обеспечивает себя и нефтепромысловым оборудованием (Барнаульский завод геологоразведочного оборудования не в счет), а доставка одной его тонны из западных районов обходится в 16-30 рублей.

 

Сама Сибирь не...

Это почти универсальная формулировка, когда речь заходит о машиностроении. Вы не найдете сибирских машин ни на лесоперерабатывающих комбинатах, ни на алюминиевых заводах, ни в химических производствах. И в то же время каждый машиностроительный центр Сибири перечислит десятки отечественных и зарубежных адресов, в которые отправляет свою продукцию.

За подтверждением далеко ходить не надо: более 70 процентов станкоинструментальной промышленности Сибири вывозится на запад. Но этого мало: из Сибири вывозится столько металлорежущих станков, сколько ввозится. Ежегодная стоимость этих встречных перевозок выливается в 8-10 миллионов рублей.

И, не вдаваясь в тонкости оценки эффективности машиностроения, не ссылаясь на авторитетные методики и расчеты, по которым выходит, что многие виды машин и механизмов выгоднее делать в Сибири, чем ввозить издалека, рискнем заявить, апеллируя просто к здравому смыслу: машиностроительный комплекс в Сибири, ориентированный на ее нужды и учитывающий ее специфику, дело государственно выгодное, экономически обоснованное и социально перспективное.

По этому пути и идет индустриальное развитие Сибири, хотя путь этот не так прям и беспрепятствен, как хотелось бы. А в качестве мажорного завершающего аккорда скажем, что в Красноярске, например, начато строительство завода тяжелых экскаваторов. Продукция будущего гиганта машиностроения - карьерные и мощные шагающие экскаваторы, роторные комплексы, отвалообразователи, перегружатели и погрузочные пункты - предназначена для крупных предприятий горнодобывающей промышленности, в том числе разрезов Канско-Ачинского бассейна.

И назовем формирующийся Саянский комплекс, в котором предусмотрено все: источник энергии - Саяно- Шушенская ГЭС, ее мощные потребители - Саянский алюминиевый завод, Минусинский комплекс электротехнической промышленности, объединяющий 13 взаимосвязанных предприятий одной отрасли в одном городе, Абаканский вагоностроительный узел, большегрузные платформы и контейнеры которого - первая продукция! - уже вышли на железные дороги страны (со временем он будет поставлять на БАМ 120-тонные вагоны), и создание крупной сельскохозяйственной базы.

Кстати, мы, кажется, слишком увлеклись индустрией и совсем забыли сельское хозяйство.

 

О делах аграрных

"Земледелие, начавшееся в Якутской области в XVIII столетии в самой южной ее части, в настоящее время, подвинувшись к северу, доходит до 64 градуса северной широты (Якутский, Олекминский, Вилюйский округа). Здесь с успехом культивируют яровые хлеба - ячмень и пшеницу, дающие крупное зерно. В северных округах этой области, Верхоянском и Колымском, земледелие не прививается по суровости климата и краткости лета".

Это сведения из "Путеводителя по Великой Сибирской железной дороге", изданного в Санкт-Петербурге в 1914 году. Мы сознательно начали с Якутии. Уж если в этом царстве вечной мерзлоты земледелием занимаются третье столетие, так что говорить о Сибири более теплой? А впрочем, почему бы не узнать, что говорилось о ней в начале нашего века?

Западная Сибирь (или Обь-Иртышская) представлена была тогда двумя губерниями - Тобольской и Томской, и вот что мы читаем.

Западная Сибирь

В Тобольской губернии "не только полная обеспеченность народного продовольствия, но и значительный годовой избыток, выражающийся в миллионах пудов зернового хлеба".

В Томской - "лучшие по урожайности местности находятся в Алтайском горном округе... По статистическим данным, в урожайные годы хлебный избыток в районе Алтайского горного округа достигает до 60000000 пудов в год".

Зато про Восточную Сибирь сказано (за исключением южной части Енисейской губернии, Минусинского уезда): "Эта часть Сибири, по сравнительно малому еще развитию в ней хлебопашества, ежегодно нуждается в привозе зерна и его продуктов из смежных губерний Западной Сибири..."

Так что у сибирской пашни, а это сегодня почти 30 миллионов гектаров, то есть около 13 процентов общесоюзной, основательная история, и мы скорее для себя, а не для читателя начали с цитат из старого путеводителя, чтобы, размышляя о земле, не очень от земли отрываться и помнить все время, что сельское хозяйство в Сибири - это совсем не такое новое дело, как нефтедобыча, и вовсе не такая сомнительная затея, как строительство городов возле хоть и богатых, но все равно временных газовых промыслов. Сельское хозяйство здесь дело традиционное, но ведь теперь на сельское хозяйство работают еще и многие индустриальные отрасли, и старая и вечная цель земледелия, скотоводства, огородничества - обеспечить человека продуктами питания - достигается усилиями агропромышленного комплекса (АПК), что усложняет проблемы взаимосвязанности хозяйства.

Из того же путеводителя узнаем мы еще, что в "голодные для Европейской России 1891-1892 гг. из Сибири через Тюмень прошли в Россию значительные партии хлеба, до 10 000 000 пудов", что в стране "по достоинству лучшим маслом считается курганское, ишимское и барнаульское", что "в 1912 году сыр, вырабатываемый в Алтайском округе, был для пробы послан на лондонский рынок и оказался вполне удовлетворяющим в Англии требованиям", что "по своему химическому составу сибирская пшеница вместе с пшеницей Европейской России занимает на мировом рынке одно из первых мест", и прочие свидетельства подобного рода, из чего следует, что занятия сельским хозяйством в Сибири успешны и выгодны.

Но мы тут же обязаны оговориться: не сплошь во всей Сибири, а избирательно. Хочется процитировать еще отрывок из письма декабриста И. Пущина бывшему директору Царскосельского лицея Е. Энгельгардту, редактировавшему в то время "Земледельческую газету" и посоветовавшему однажды декабристам разводить картофель. И вот как на этот совет реагирует И. Пущин: "...почти со времен Елисаветы этот овощ во всеобщем потреблении между жителями средней полосы Сибири. Здесь, как и в России, у всех крестьян огороды очень хороши, а в некоторых местах разводят картофель даже в поле. Я не говорю о нашем Петровском, здесь ничего не созревает по особенным причинам местности, и картофель и огурцы почти всякий год погибают в июне от мороза. В окрестности же, в расстоянии 30 верст, по всем деревням все прекрасно родится, и оттуда нас снабжают всем".

Письмо написано 7 февраля 1836 года из Петровского Завода. В 30 верстах от какого-нибудь гиблого места и все "прекрасно родится" - это важно помнить в разговоре о Сибири сельскохозяйственной. Интересно, однако, что сообщение И. Пущина в некотором смысле опровергает следующее утверждение известного исследователя и писателя А. Гессена: "Декабристы положили в Чите начало развитию огородничества. У жен декабристов были собственные огороды, а на тюремной территории под огороды отведено было большое место. В первый год урожай был плохой, а затем в артельной похлебке появились картофель, репа, морковь. На следующий год засолили в больших бочках шестьдесят тысяч огурцов, которые до того были совсем неизвестны за Байкалом. Излишками картофеля декабристы делились с местными крестьянами. В парниках выращивали даже арбузы, дыни, цветную капусту, спаржу".

Не наша задача уточнять, кто же с кем на самом деле делился излишками - декабристы с крестьянами или крестьяне с декабристами, главное, излишки были, а еще были парники, а еще спаржа да дыни в Забайкалье были полтораста лет назад.

Конечно, Алтай и Таймыр, скажем, Бараба и Ямал, хотя географически и равноправные "сибиряки", но несравнимы по своим сельскохозяйственным возможностям. На алтайской земле выращивают свеклу, коноплю, лен, хмель, в то время как в таймырской Дудинке расцветают разве что неприхотливые ромашки. Но зачем, собственно, и сравнивать степь с тундрой, чернозем с торфяником и так далее? Нужно просто иметь в виду специфический характер сельского хозяйства в Сибири, которая и сегодня, как бы неожиданно это ни показалось людям, идентифицирующим всю Сибирь с хмурым и скудным Севером, производит на душу населения зерна, молока, мяса, шерсти больше, чем в среднем производит страна.

Добавим: сибиряки, которых (напоминаем) в стране 8 процентов, производят 12 процентов зерна, 12 процентов шерсти, 10 процентов молока, 9 процентов мяса, 8 процентов яиц, 8 процентов картофеля.

И в заключение скажем, что годовая выработка на одного работника в сельском хозяйстве Сибири примерно на 20 процентов выше, чем в среднем по стране, а затраты на производства основных сельскохозяйственных продуктов в Сибири не выше, а часто даже ниже общесоюзных показателей.

Выше здесь и эффективность капитальных вложений. В том же Алтае 100 рублей капитальных вложений в агропроизводство дают в 1,5 раза больший прирост продукции, чем в среднем по Российской Федерации.

Но будущее агропромышленного комплекса зависит от ответа на вопрос: а сколько же людей предстоит кормить в Сибири в 1990 году, в 2000-м и в последующие?

А ответ нужно искать в перспективах промышленности. Пока же мы только хотели сказать, что и сельское хозяйство в Сибири...

Впрочем, сошлемся еще раз на опыт тюменцев. Такой это разнообразный опыт, что есть возможность обращаться к нему по многим поводам. Тюменская область сама себя кормит всеми продуктами питания. Зерна тюменцы производят на каждого жителя выше среднего показателя по стране. Производством мяса комплекс способен обеспечить свои фонды. Около трети тюменского молока вывозится за пределы области. Яйца, овощи, картофель - все свое. И в то же время потребности быстро растущего комплекса все время опережают его возможности.

Природа словно позаботилась о Сибири, создав здесь все предпосылки для гармоничного развития. Уместно вспомнить, что еще в 50-х годах урожайность зерновых в Сибири была несколько выше среднесоюзной. Почему она стала ниже - это уже к природе не имеет отношения, но она была и может быть выше!

Дебиты выше. Производительность выше. Урожайность выше. Стоит ли возражать против того, что и темпы развития Сибири должны быть выше?

Нас упрекнут в местничестве; живете, дескать, в Сибири, вот и стараетесь, а переедете куда-нибудь на Украину или в Прибалтику, найдете сто аргументов в пользу их ускоренного развития.

Конечно, проработав и прожив в Сибири много лет, мы стали ее патриотами, но, право, питается наш патриотизм не столько нынешней, сколько будущей ролью Сибири в судьбе страны, а осознать эту роль, провидеть ее помогает наука.

Помните цифры 20-40 процентов? Сибирское ускорение в развитии по отношению к другим районам страны. Вы думаете, эти проценты продиктованы только нашими патриотическими чувствами?

Ничуть не бывало, они выданы бесстрастной машиной, которую заставили просчитать множество вариантов одной задачи под названием "Сибирь в экономике страны".

 

Сибирь в экономике страны

То есть, конечно, официальное название у задачи другое, и длиннее и сложнее, но один из результатов экономико-математической задачи, сформулированной и решенной сибирскими учеными, сводится именно к этому: место Сибири в народнохозяйственном комплексе, пути ее развития с позиций общесоюзных интересов.

Инструмент решения задачи - оптимизационная межрайонная межотраслевая модель (ОМММ). Четыре слова, и каждое требует пояснения.

Начнем с последнего. По словарю, "модель" - "воспроизведение предмета в уменьшенном или увеличенном виде" (одно из пяти толкований, наиболее подходящее к нашему случаю).

Модель платья, модель самолета, модель технологии.

Это все понятно и зримо. А вот что такое модель, которую нельзя ни надеть, ни испытать в аэродинамической трубе, ни привести в движение нажатием кнопки и т. д., которая не есть механическая игрушка или микровещь, копирующая (или предопределяющая) оригинал?

Даже в литературе по методологии научных исследований мы найдем немало существенно различных определений понятия "модель", с ним связана некоторая путаница в научной терминологии, и тот, кого не удовлетворит выбранное нами определение, сможет сам познакомиться с другими в объемных монографиях и новейших журнальных статьях. Мы приведем то, которое ближе к характеру описываемой нами работы.

Учебник говорит: "Модель - это такой материально или мысленно представляемый объект, который в процессе исследования замещает объект-оригинал так, что его непосредственное изучение дает новые знания об объекте-оригинале".

Экономико-математическая модель пользуется языком логики и математики. Ее можно охарактеризовать так: это определенная система математических отношений и логических выражений (функций, уравнений, неравенств, алгоритмов и т. д.), отражающих свойства исследуемого объекта.

Объектами могут быть цеха, предприятия, промышленные объединения, отрасли или районы, города, области, республики в зависимости от уровня исследования и подхода к нему. Объектом может быть народное хозяйство СССР, система, которая характеризуется кибернетикой как очень сложная. Впрочем, сложность этого объекта очевидна и без кибернетической терминологии: сотни тысяч хозяйственных организаций, свыше 24 миллионов наименований продукции, суммарные усилия более 135 миллионов трудящихся, процессы технологические, биологические и социальные, управляемые и стихийные.

Но ученые считают, что можно моделировать объект любой сложности, и именно сложные объекты представляют наибольший интерес для науки, потому что как раз в этом случае моделирование может дать результаты, не получаемые никакими другими способами исследования. (В таких, например, случаях, когда объект недоступен для непосредственного исследования - ядро Земли, звезды других галактик, или когда объект еще реально не существует - будущее состояние экономики, будущие потребности общества и т. д.)

В специальных монографиях вы найдете и обязательные оговорки типа: "Понятно, что никакие частные модели не могут претендовать на полное описание такой сложной системы, какой является народное хозяйство нашей страны". И народное хозяйство страны предстает перед наукой в виде системы, состоящей из связанных между собой подсистем.

Обратимся к слову "оптимизационная". Латинское "оптимум" трактуется словарями как "наилучшее", "совокупность наиболее благоприятных условий". И это ключ к постижению таких понятий, как "оптимальный план", "оптимизационная задача". Впервые задача оптимального перспективного планирования была развернуто сформулирована в работе академика Л. Канторовича "Экономический расчет наилучшего использования ресурсов". Оптимальный план призван обеспечить "наиболее благоприятные условия" для развития каждой хозяйственной ячейки, в которых она работала бы эффективно с позиций общей цели социалистической экономики, состоящей, по словам В. И. Ленина, в "обеспечении полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества".

Однако эти "наиболее благоприятные условия" расцвета каждого на благо всех нужно еще найти, и один из новейших способов поиска - оптимизационная модель. Она и явилась в свое время на свет как средство экономического расчета наилучшего использования ресурсов.

С распределения ресурсов, которых, как известно, всегда не столько, сколько хочется, а несколько меньше, и начинается обеспечение эффективности общественного производства. Кому дать деньги, сырье, машины сегодня с тем, чтобы завтра получить от этого наивысшую отдачу для всего общества? На что израсходоваться сегодня, не считаясь с затратами, в предвидении больших государственных барышей завтра? Где с посеянного рубля можно будет "собрать" два, три, пять и так далее - чем больше, тем, разумеется, лучше, ибо речь идет об "оптимуме"?

Непростая это задачка даже для одного предприятия, распределяющего ограниченное количество ресурсов между цехами, один из которых нуждается в полной реконструкции, другой - в расширении, третий - в частичной замене оборудования и т. д. Что же говорить об отрасли? Об экономическом районе? О народном хозяйстве страны, наконец, которое представлено и отраслевой и территориальной иерархией, где хозяйственные связи чрезвычайно сложны, а объемы циркулирующей информации грандиозны?

Поэтому, видимо, меньше других нуждаются в объяснении слова "межрайонная" и "межотраслевая", являющиеся характеристиками уровня моделирования. Вопрос развития Сибири, ее будущего - это не вопрос самой Сибири... Впрочем, мы невольно пересказываем мысль Г. Кржижановского, первого председателя Госплана СССР, писавшего в 1930 году: "Бывает, что докладчики с мест, выдвигающие местную проблему и защищающие местные нужды, частенько впадают в некоторое хвастовство, но вот если Сибирь говорит о своих богатствах, то тут нечего опасаться некоторого уклона, ибо вопрос об использовании богатств Сибири, об утилизации этих богатств - это даже не вопрос СССР, а вопрос мирового порядка. Тут никаких элементов мещанского хвастовства нет. Нужно учитывать перспективу развития Сибири как позицию мировой борьбы. И всякое сопротивление, которое нам начинают оказывать под флагом рентабельности, расчетов сегодняшнего дня на основе сегодняшней конъюнктуры, - есть прямое непонимание того, в какую игру сил мы включились".

Так вот, модель, о которой мы говорим, решает вопрос Сибири "как вопрос СССР". Сибирь - неотъемлемая часть народнохозяйственного комплекса, и нельзя выделять Сибирь, не думая об интересах Украины или Поволжья, Средней Азии или Дальнего Востока.

Модель - это только инструмент, а как все-таки формулируется сама задача, для решения которой понадобилось создание ОМММ?

Страна разбита на крупные территориальные зоны. Их одиннадцать.

В каждой зоне выделены крупные отрасли, занимающие там ведущее положение. Всего таких отраслей восемнадцать.

Рассматриваются пределы роста каждой отрасли в каждой зоне: по сырьевым возможностям; по мощностям строительной базы, с учетом ее наращивания; по потребностям в поставках (производству металла нужен коксующийся уголь, химическим производствам - газ и так далее) и возможностям транспортировки требуемой продукции; по состоянию трудовых ресурсов; по капитальным вложениям и прочее и прочее, то есть исследуются определенные ограничения, с которыми вынуждена считаться любая хозяйственная система.

Спрашивается, как в условиях существующих (и прогнозируемых, в частности, с трудовыми ресурсами) ограничений развивать отрасли каждого района, куда, во что и сколько вкладывать денег, сколько рабочих занимать в каждой зоне с тем, чтобы все районы и отрасли, взаимодействуя, обеспечили бы наивысший подъем уровня жизни населения Советского Союза, являющегося сегодня главной экономической задачей нашего общества?

Числа, числа, числа... Один вариант этой задачи требует несколько миллиардов вычислительных операций - работа, которая под силу только самой современной электронно-вычислительной машине, считающей со скоростью в сотни тысяч и миллион операций в секунду. Да и при такой скорости нужны часы на решение только одного варианта глобальной задачи. А ученые посчитали не один - множество вариантов.

И что удивительно, так это стабильность результата по Сибири. Варьировались числа, менялись постановки вопросов, а суть ответов на них оставалась неизменной. Вот иллюстрация. Каков оптимальный темп развития Сибири при оптимальном темпе развития страны в целом на перспективу в 5 процентов в год (речь идет об общественном продукте, о сумме продукции всех отраслей)? Ответ получился - 7 процентов!

А как будет развиваться страна при сибирских 6 процентах? Ответ: темп развития СССР снизится с 5 процентов до 4,3. При сибирских 5 процентах? СССР - 3,5 процента. И так далее, и так далее. Миллиарды и миллиарды вычислительных операций.

Вот откуда наши 20-40 процентов, о которых мы с такой уверенностью заявили в начале этой главы. Необходимость сибирского ускорения - это научный результат исследовательской работы, которую сибирские ученые провели впервые.

Однако в осознании этого стабильного результата нужно иметь в виду то обстоятельство, что он получен на основе неполной информации о Сибири. Неполна она, разумеется, не потому, что ученые недобросовестно отнеслись, скажем, к моделированию, а потому, что Сибирь сегодня еще очень плохо разведана. Скажем, Западно-Сибирская провинция разведана почти в 30 раз хуже Татарии. Геологическая изученность Красноярского края составляет лишь 4-5 процентов. Зона БАМа едва ли не сплошное белое пятно и с точки зрения геологии, и с точки зрения биологии.

Иначе говоря, возможность открытий, принципиально меняющих наши представления о сырьевой базе, а значит, и о путях и темпах экономического развития, очень велика в Сибири, и, возможно, когда-нибудь именно "вторая Тюмень" где-то в глубинах Восточной Сибири или "Курская магнитная аномалия" на сибирском Севере вдруг резко повернут в свою сторону поток ресурсов, машин, людей, отправляя затем во все концы страны самую дешевую нефть, самую дешевую руду.

Кстати, до сих пор, рассуждая об эффективности сибирского хозяйства, мы пользовались в основном единичными примерами и сопоставлениями. Это, конечно, легкоуязвимый способ доказательств, ибо, как кто-то мудро заметил, Монблан фактов всегда может быть противопоставлен Гималаям фактов, и наоборот. В ответ на наше утверждение о дешевизне кузбасского угля нас могут упрекнуть дороговизной освоения отдельных месторождений сибирской железной руды, которая таки действительно дороже той, что получают с вышеупомянутой Курской магнитной аномалии. Или забросают какими-нибудь примерами из машиностроения, где картина так пестра, что в ней при желании можно найти любые краски. Или... Словом, нужны обобщающие расчеты.

И такие расчеты выполнены сибирскими экономистами. Ученые сравнили показатели эффективности производства в Сибири и других районах страны. Оказалось, что при расчетах в действующих ценах производство национального дохода на душу населения в Сибири на 16 процентов выше, чем в среднем по стране; производительность общественного труда во всех отраслях на 19 процентов выше, а фондоотдача (по сопоставимой структуре отраслей) - примерно на уровне общесоюзной.

Но это еще не все. Нельзя судить о вкладе Сибири в экономику страны в оценке по действующим ценам, потому что действующие в Сибири цены на топливо, энергию, сырье и материалы, а именно по этим отраслям вклад Сибири наиболее ощутим, очень занижены и не дают точного представления о народнохозяйственной эффективности сибирских производств.

И если считать правильно, то есть соответственно реальному эффекту, который приносит стране сибирская продукция, то мы должны будем внести существенные поправки в нами же названные цифры: удельный вес Сибири (те 8-10 процентов, которые приводились в начале этой главы) в производстве валового общественного продукта страны должен быть повышен, по крайней мере, в 1,3 раза. И тогда окажется, что производство национального дохода в Сибири на душу населения в 1,4 раза выше, чем в целом по стране; производительность общественного труда выше в полтора раза, а фондоотдача в 1,2 раза.

Такова Сибирь в зеркале экономических расчетов.

Можем ли мы считать, что переубедили нами же изобретенных оппонентов и достойно противопоставили эмоциональной "Антисибириаде" экономическую "Сибириаду", сумев наглядно показать, зачем страна осваивает Сибирь, и убедительно доказать, что делается это в интересах всей страны?

Пожалуй, нет, потому что задача нашей "Сибириады" выполнена пока не до конца. Ведь в сердитых монологах говорилось еще и о том, что человеку трудно жить в Сибири, труднее, чем во многих других районах страны. Это большая самостоятельная тема, исследуемая медиками и социологами, географами и экономистами, тема, материалом для которой может служить жизнь миллионов сибиряков, добывающих для страны в трудных широтах тепло и энергию. О некоторых аспектах этой темы речь впереди, но прежде мы должны еще совершить небольшой экскурс в историю, дать толкование некоторым ключевым сибирским понятиям, попытаться проанализировать практику освоения новых районов и...

Словом, мы еще много должны по счетам "Антисибириады", хотя бы потому, что эффективность теоретическая, или потенциальная, не есть эффективность практическая, реализованная, и выгодность сибирского хозяйства нужно еще и обеспечить рядом условий, а это не всегда удается.

Вопрос, как осваивать богатства Сибири, возникает закономерно после утверждения о необходимости их освоения.

Вопрос этот ненов, и поэтому мы переходим к следующей главе, из которой читатель узнает кое-что из истории мысли и практики освоения Сибири.

 

Реферативные заметки

Мы ясно видим скептическую улыбку молодого читателя, натолкнувшегося на строчку: "До 1913 года Сибирь производила..."

Но мы приступаем к части исторической. Мы хотим познакомить читателей с ленинскими идеями по поводу освоения сибирских богатств, идеями, высказанными буквально в первые же месяцы Советской власти. Оценить прозорливость и значение этих идей можно только при четком представлении о том, что являла собой в ту пору Сибирь, хрестоматийно именовавшаяся "краем ссылки и каторги" и по экономическому своему положению выступавшая в роли колониальной окраины России.

 

"Ни жилья, ни городов.."

В доказательство последнего, читатель, примите набросок экономического портрета Сибири и Дальнего Востока до революции.

Нет крупной механизированной промышленности. В 1912 году здесь работало около полутора тысяч промышленных предприятий с численностью примерно более 80 тысяч рабочих.

Более 900 предприятий, 53 тысячи человек насчитывала золотодобывающая промышленность.

Около 70 предприятий, почти 12 тысяч рабочих - каменноугольная промышленность.

Значит, отрасли обработки состояли из немногим более 500 предприятий, на которых работало всего лишь 17 тысяч человек, то есть примерно по 30-33 человека на предприятии.

Валовая продукция всей промышленности Сибири и Дальнего Востока оценивалась в 1912 году в 101 миллион рублей, а это менее 2 процентов промышленного производства Российской империи. Половину промышленной продукции Сибири и Дальнего Востока давали золотые прииски.

Общая установленная мощность нескольких десятков мелких электростанций равнялась 20 тысячам киловатт, годовая выработка электроэнергии - 30 миллионам киловатт-часов. (Как удержаться от комментария: 20 тысяч киловатт - это сегодня мощность одного энергопоезда, а они в таком множестве разбросаны по Сибири!)

Добыча угля, сосредоточенная в основном в Кузбассе и районе Черемхова, составляла не более 2 миллионов тонн.

Такие полезные ископаемые, как олово, свинцово-цинковые руды, вольфрам, молибден, соль, сульфат, графит, каолин, слюда, добывались в незначительных количествах и полукустарным способом.

Четыре небольших железоделательных завода выплавляли вместе за год менее 10 тысяч тонн чугуна.

Производство цемента не превышало 100 тысяч тонн.

Сибирские заводы сельскохозяйственного машиностроения выпускали ежегодно не более 12 тысяч однолемешных плугов и всего несколько сот сеялок и молотилок.

Обрабатывающая промышленность представлена была в основном переработкой сельскохозяйственного сырья. Накануне первой мировой войны Сибирь экспортировала свыше 60 тысяч тонн сливочного масла, что намного превышало экспорт таких стран, как Австралия, Голландия, Швеция, уступая только Дании.

Все сибирские лесопильные заводы вырабатывали в 1914 году немногим более полумиллиона кубометров пиломатериалов.

Яркое впечатление производит структура железнодорожных грузов за 1913 год: 99 процентов ввозимого - это готовые изделия и полуфабрикаты, а в вывозе 77 процентов составляли продукты сельского хозяйства и 23 процента - минеральное сырье.

Надо заметить, что в состав Сибири входил тогда и Дальний Восток. Границы Сибири уже цитировавшийся нами старый путеводитель определял так: "Сибирь занимает весь север Азиатского материка; отделяясь на западе от Европейской России невысокими Уральскими горами, она тянется на восток и достигает Великого Океана; на севере она омывается водами Ледовитого океана; на юге границы ее составляют Средне-Азиатские владения Российской Империи, Китайская империя, Монголия и Корея". Так что и данные, приводимые нами, "сводные", как сказали бы нынче.

Вот в такую примерно Сибирь и попал в 1897 году Владимир Ильич Ленин, где отбыл почти три года ссылки в небольшом селе Шушенском на юге Красноярского края.

На станцию Кривощеково В. И. Ленин прибыл 2(14) марта 1897 года. (Это старинное сибирское село, основанное в конце XVII века и ставшее позднее частью города Новониколаевска, превратившегося затем в Новосибирск.) Переправившись на лошадях через скованную льдом реку, проехал он к вокзалу станции Обь. По свидетельствам историков, на берегах Оби и Каменки, по склонам оврагов лепились сотни убогих строений, заселенных рабочими. Впечатление от Западной Сибири было безрадостным, о чем он и написал матери на станции Обь, где у него оказалось время до отхода поезда.

"Окрестности Западно-Сибирской дороги, которую я только что проехал всю (1300 верст от Челябинска до Кривощекова, трое суток), поразительно однообразны: голая и глухая степь. Ни жилья, ни городов, очень редки деревни, изредка лес, а то все степь. Снег и небо - и так в течение всех трех дней..."

Пассажирское движение на Красноярск открылось за несколько месяцев до этого, и поехал В. И. Ленин по только что построенной Сибирской железной дороге, которую назвал он позже великой "не только по своей длине, но и по безмерному грабежу строителями казенных денег, по безмерной эксплуатации строивших ее рабочих". (Заработная плата рабочих была низкой, рабочий день продолжался 14-16 часов, жили люди в жутких условиях. По уровню заболеваемости Транссибирская магистраль занимала первое место среди всех железных дорог России. Казнокрадов и среди чиновников, и среди капиталистов-подрядчиков было предостаточно, и это, как писала "Искра" в 1901 году, дает ответ на вопрос: "куда делись двадцать миллионов рублей свыше определенной нормы".)

 

Руда и уголь

В Сибири В. И. Ленин напряженно работал. (Наверное, точнее было бы сказать "и в Сибири напряженно работал".) Удивительное впечатление производит хроника его жизни в ссылке, хроника, с которой можно познакомиться в томах Полного собрания сочинений, содержащих работы, написанные в этот период. В частности, такой капитальный труд, как "Развитие капитализма в России".

Читаем в конце третьего тома (цитируем выборочно):

Хроника жизни Ленина В.И

И так день за днем все 1100 дней сибирской ссылки, считая со дня утверждения приговора (он утвержден 29 января (10 февраля) 1897 г.), а покинули Шушенское В. И. Ленин и Н. К. Крупская 29 января (10 февраля) 1900 года; 1100 дней колоссальной работы по созданию пролетарской партии нового типа, разработке основ партийной программы, борьбы с российским и международным ревизионизмом.

А в конце хронологии ссыльной жизни В. И. Ленина маленькая добавка в каждом томе: "Ленин оказывал юридическую помощь сибирским крестьянам".

К сибирскому крестьянству вождь пролетарской революции проявлял в ссылке особенный интерес. Он серьезно изучал его социально-экономическое положение, анализировал состояние переселенческого дела, уровень развития производительных сил в различных частях Сибири, бывшей в то время, как мы уже знаем, преимущественно аграрным экономическим районом.

И затем в работах, и дореволюционных, и написанных в первые годы гражданской войны, В. И. Ленин не раз обращается к хорошо известным ему фактам сибирской действительности, а на заре строительства новой жизни он с большим вниманием относится к вопросам экономического развития Сибири.

Поражает ленинская прозорливость: он, действительно знавший Сибирь "не понаслышке", во всем том ее диком и полудиком состоянии, в каком она пребывала в ту пору, он, не располагавший и десятой частью нынешних знаний о ее природных богатствах, предвидел будущее значение топливно-энергетических ресурсов Сибири! Уже в апреле 1918 года в "Очередных задачах Советской власти" В. И. Ленин пишет... Впрочем, прежде один знаменательный эпизод из истории.

План ГОЭЛРО, разработанный по предложению В. И. Ленина (вторая программа партии, по его определению), говорил об особом значении ресурсов Сибири, но сначала в нем даже не назывались такие "энергетические" реки, как Ангара и Енисей, - реки, без работы которых трудно представить себе сегодня энергосистему страны. ГОЭЛРО был рассчитан на 10-15 лет, и в первоначальном варианте программы работ Государственной комиссии по электрификации России говорилось, в частности: "...В Сибири принимается во внимание только западная ее часть, те губернии и области, которые прилегают к Уралу..." В. И. Ленин не согласился с такой формулировкой. Он подчеркнул это место и собственноручно вписал короткое, но такое емкое и действенное слово "пока"! Он предложил также расширить программу работы комиссии по электрификации Западной Сибири, включив районы Алтая.

И это ленинское "пока" сразу раздвинуло горизонты будущего нашей Родины, переживавшей в то время тяжелейший период борьбы с голодом, холодом, разрухой, период налаживания новой жизни.

План ГОЭЛРО

Надо сказать, что в эти чрезвычайно трудные годы В. И. Ленин не забывал о Сибири. Он отзывался на просьбы и обращения трудящихся сибиряков и местных советских и партийных организаций. Лично следил за снабжением и финансированием первых северных морских рейсов к устьям Оби, Енисея и Колымы, за организацией исследований Ямальской экспедиции, изучением гидроэнергетических ресурсов Сибири. Придавая особое значение транспортному освоению Сибири, в телеграмме Сибревкому в 1920 году В. И. Ленин написал: "Восстановление железнодорожного и водного транспорта - одна из основных задач Республики".

Но самое главное в том, что и стратегические идеи освоения богатств Сибири высказаны В. И. Лениным. Мы еще не раз будем обращаться к этим высказываниям; многие ленинские замечания, требования, характеристики, рекомендации не утратили своего программного значения и в наши дни. А сейчас хотим познакомить читателей с одной ленинской мыслью, мыслью, за которой последовала крупнейшая экономическая акция, ставшая вехой в хозяйственной истории нашей страны и этапом в развитии восточных районов.

Итак, "Очередные задачи Советской власти", том 36, страница 188 (статья написана между 13 и 26 апреля 1918 года).

"Подъем производительности труда требует, прежде всего, обеспечения материальной основы крупной индустрии: развития производства топлива, железа, машиностроения, химической промышленности. Российская Советская республика находится постольку в выгодных условиях, что она располагает - даже после Брестского мира - гигантскими запасами руды (на Урале), топлива в Западной Сибири (каменный уголь), на Кавказе и на юго-востоке (нефть), в центре (торф), гигантскими богатствами леса, водных сил, сырья для химической промышленности (Карабугаз) и т. д. Разработка этих естественных богатств приемами новейшей техники даст основу невиданного прогресса производительных сил".

Урал и Западная Сибирь. Руды и уголь... В этих строчках рождение первой программы освоения богатств восточных районов, получившей название Урало- Кузнецкого комбината.

 

Сибирь - "родина металла"

Да, идея комплексного проекта соединения железных руд Урала с каменными углями Кузнецкого бассейна была реализована созданием Урало-Кузнецкого комбината. Очень быстро в годы первой пятилетки были построены Магнитогорский металлургический комбинат на Урале и Кузнецкий металлургический комбинат в Кузбассе. Комбинаты работали на коксующихся углях Кузбасса. Эшелоны с углем шли на Урал и возвращались в Кузбасс с рудами горы Магнитки. (Позже, когда были открыты месторождения железной руды в Горной Шории, Кузнецкий комбинат получил собственную базу.)

...Главным инженером строительства Кузнецкого комбината был назначен металлург Иван Павлович Бардин, впоследствии академик, вице-президент Академии наук СССР. В 1938 году "Молодая гвардия" издала книгу И. Бардина "Жизнь инженера". Значительная часть этой интереснейшей книжки посвящена сибирскому делу автора. Книга издана давно, небольшим тиражом в 10 тысяч. Она содержит много такого, о чем не узнаешь ни из каких других источников. Нам бы очень хотелось, чтобы читатели нашей книги прочли целиком и книгу И. Бардина. Но для тех, у кого это не получится (книга стала библиографической редкостью), мы придумали вот что: выписали "из Бардина" интересные кусочки и попытались сложить из них более или менее цельный рассказ, относительно, конечно, цельный.

Понимаем уязвимость приема, но уж очень соблазнительно дать слово человеку, не только знавшему Сибирь "не понаслышке", но и сделавшему для Сибири очень много.

Итак, "говорит" И. Бардин: "День шестого января 1929 года в моей биографии был тем рубежом, за которым начиналась моя вторая жизнь.

Предложение поехать в Кузнецк на работу, о которой я в течение всей своей жизни мечтал, было слишком заманчиво. Я понимал, что такое Кузнецк. Это ведь означало построить завод американского масштаба и по американскому проекту.

Должен сказать, что о постройке металлургического завода американского типа в Сибири разговоры начались еще в 1916 году. Мы догадывались, что Кузнецкий бассейн с его огромными запасами углей может послужить базой для развертывания новой, передовой металлургии. В 1917 году выдающийся русский доменный мастер Курако получил приглашение от сибирского акционерного общества "Копикуз" запроектировать и построить в Кузбассе домны американского типа. Курако взял с собой несколько инженеров с юга и поехал в Сибирь. Захлебываясь от восторга, Курако писал мне, что места в Сибири хорошие, угли прекрасные, перспективы богатые, и в доказательство прислал даже образец кокса. Началась гражданская война, и наша переписка прервалась. (Курако умер в 1920 году в Кузнецке от тифа.)

"Копикуз" перестал существовать в 1919 году. Разведки прекратились, и инженерные группы Курако разъехались в разные стороны.

В 1925 году в стране возобновились технические искания, вновь начались геологоразведочные работы, заговорили о заводе, возникла проблема Урало-Кузнецкого бассейна".

И. Бардин с радостью принимает приглашение возглавить строительство сибирского завода, но перед отъездом в Сибирь заезжает в Ленинград, чтобы изучить состояние проектных дел.

"Еще в 1926 году в Гипромезе боролись два течения: американское и немецкое.

Сторонники немецкой ориентации доказывали, что в Сибири надо строить небольшие, маломеханизированные печи, что американский завод где-то на отлете, в глуши, будет плохо работать, что Сибирь является слабым рынком сбыта и поэтому невыгодно для будущего завода дорогое оборудование.

Сторонники американской ориентации, со своей стороны, возражали, что потребность в металле в Советской стране быстро возрастет, что завод будет работать минимум 30 лет и неправильно поэтому проектировать и строить его исходя из первых 3-4 лет нагрузки. Американцы правильно полагали, что не следует бояться мощных агрегатов и капитальных затрат. Все это будет оправдано значительным удешевлением продукции.

Спор окончательно решило правительство. В области металлургии был взят определенный курс на Америку.

Проект Кузнецкого завода был заказан фирме "Фрейн" в Чикаго. (Эта же фирма выполняла проект Криворожского завода.)

...Комплексное строительство представляло для меня огромный интерес.

Я был горд и счастлив, что именно на меня пал выбор строить завод в Сибири, в крае, который многих отпугивал своей суровостью и дикостью".

И вот И. Бардин приезжает в Сибирь.

"Надо было посмотреть, что представляет собой Кузнецк, каковы его производственная и строительная базы и, наконец, что такое сибирская действительность, о которой я не имел ни малейшего понятия.

С этой действительностью я столкнулся очень скоро на станции Тайга. Здесь пришлось наблюдать техническую нищету края. Я увидел, как "машиной" подают кирпич на второй этаж. Огромное колесо диаметром метра в четыре, и в нем человек безостановочно ходит, упираясь ногами в деревянную перекладину, точно белка в колесе.

Нечего сказать, двигательная сила. Да ведь этой механизации тысяча лет! Я понял, как трудно будет работать с людьми, не имеющими представления о современной технике.

Четыре тысячи километров, отделяющие Кузнецк от Москвы, создавали впечатление оторванности и изолированности от всей страны.

Впрочем, я рисовал себе все гораздо мрачнее, чем это оказалось в действительности. Я думал, что вследствие оторванности мне придется переживать одному много тяжелых минут. Я опасался, что помогать нам не будут, а требовать с нас будут много.

Но этого не случилось. Кузнецк стал в центре внимания всей страны. Сюда были направлены и люди, и машины, и материалы".

Описывая ход строительства, И. Бардин часто замечает: мы теряли темп, опаздывали, упустили время... А между тем в историю Урало-Кузнецкий комбинат (УКК) вошел еще и "беспрецедентно высокими темпами капитального строительства, ставшими доступными социалистическому государству".

Котлован первой домны начали копать в апреле 1930 года.

Задули первую кузнецкую домну 1 апреля 1932 года. В 3 часа 55 минут. Через 36 часов из летки пошел первый чугун.

"С этого дня Сибирь стала родиной металла", - пишет И. Бардин.

Металлургический цикл на Кузнецком комбинате был замкнут в конце 1932 года, на Магнитогорском - почти годом позже. Но эти два индустриальных первенца на востоке при всем их значении совсем не исчерпывают понятия УКК.

Создание угольной промышленности и черной металлургии Урала и Кузбасса призвано было стать материальным фундаментом для "построения" сложного многоотраслевого комплекса, который, в свою очередь, стал бы базой дальнейшего индустриального развития восточных районов.

Дальновидность такого решения подчеркивается еще и следующим обстоятельством.

В те годы европейская часть страны имела достаточные запасы многих видов минерального сырья. Тогда строительство предприятий на западе обходилось дешевле, чем на востоке. И реконструкция черной металлургии Донбасса - Приднепровья (при принятых нормативах эффективности затрат) обещала больший экономический эффект, чем строительство новых заводов одинаковой производительности на Урале и в Сибири; во всяком случае, более быстрый хозяйственный результат, что было важно для страны, поднимавшейся из отсталости и руин.

Но в том и принципиальный смысл этого проекта, что решение о создании УКК диктовалось не только и не столько хозяйственными, сколько политическими, социальными, оборонными интересами государства. И жестокая проверка правильности этого решения, к сожалению, не заставила себя ждать.

Реализация первой программы освоения ресурсов Сибири внесла существенные поправки в тот портрет края, который мы набросали несколько страниц назад.

Накануне войны в Сибири выплавлялось уже 2,3 миллиона тонн стали (до революции 10 тысяч тонн).

Добыча угля по сравнению с 1929 годом выросла в 7 раз, в том числе коксующихся углей в 28 раз.

Мощность электростанций в первые две пятилетки увеличилась примерно в 14 раз.

Появился сибирский металл и вызвал к жизни сибирское машиностроение. Сначала это были предприятия по выпуску горнорудного оборудования и ремонтные заводы, затем стало зарождаться современное турбостроение, станкостроение, сельхозмашиностроение. И если за 10 лет, с 1928 по 1937 год, валовая продукция крупной промышленности СССР выросла в 5,4 раза, то по Сибири этот показатель чуть не вдвое превосходил союзный - в 9 раз.

В целом накануне войны 17 процентов всей валовой продукции Сибири давали отрасли машиностроения и металлообработки. К началу войны доля промышленности Сибири в общесоюзном производстве удвоилась. Восток стал надежным тылом фронтов Великой Отечественной. Его новые предприятия вместе с эвакуированными с запада вынесли на себе всю тяжесть военного снабжения армии и тылового хозяйства.

Значительную часть брони дал стране в годы войны Кузнецкий металлургический комбинат. Каждая вторая тонна стали выплавлялась на кузбасском коксе.

А ведь могло не быть ни Магнитки, ни Кузнецка, если бы взяли верх соображения очевидной временной выгоды.

Заметим, кстати, что и с чисто хозрасчетной точки зрения создание новых заводов на востоке страны оправдало себя. Освоив проектные мощности, они стали давать более дешевый металл, чем заводы европейской части, и это быстро окупило повышенные затраты на капитальное строительство (об этом же говорил и И. Бардин).

Есть еще и такие интересные данные. Общая энерговооруженность населения на Урале и в Кузнецком районе, связанного с предприятиями Урало-Кузнецкого комбината, в 1945 году составляла 3,43 тонны условного топлива на человека (в переводе на электрическую энергию - 4760 киловатт-часов). Средняя же энерговооруженность труда для всей Западной Европы, включая Германию в довоенных границах, но без Придунайских и Балканских стран, в 1939 году составляла не более 2 тонн условного топлива, то есть меньше средней по Урало-Кузбассу в 1,7 раза. Это дополнительный факт в доказательстве высокой эффективности освоения ресурсов востока нашей страны.

Когда-то в беседе с И. Бардиным В. Куйбышев, возглавлявший комиссию по созданию УКК, назвал это крупное дело на востоке страны "глубокой разведкой партии и рабочего класса в завтрашний день". И именно сегодня мы можем должным образом оценить дальновидность замыслов этой программы. "Второй основной угольно-металлургический центр СССР", как определило значение комбината постановление ЦК партии от 15 мая 1930 года, представлял собой, однако, в перспективных проработках сочетание отраслей горного и тяжелого машиностроения, коксохимической промышленности, сети железных дорог, создание новых городов с легкой и пищевой промышленностью, организацию продовольственной базы. Иначе говоря, это был... современный Кузбасс, то есть угольный, химический, машиностроительный комплекс с предприятиями всесибирского и союзного значения, самая маленькая область Сибири с самой высокой плотностью населения и концентрацией производства.

 

Молодость старого Кузбаса

Уголь, чугун, сталь, прокат, синтетические смолы и пластмассы, капролактам, азотные удобрения, синтетические красители, горные машины, шахтная автоматика, шелковые ткани, фарфоровые изделия, мясо, молоко, овощи... Все это продукция нынешнего Кузбасса, где вслед за первенцем сибирской индустрии, у которого, кстати, сейчас 2,5 тысячи потребителей только в нашей стране, появились машиностроительные заводы в Кемерове и Новокузнецке, Прокопьевске, Киселевске и Анжеро-Судженске; крупнейшие химические комбинаты и объединения; второй металлургический завод - известный Запсиб, на котором в девятой пятилетке вошел в строй новый огромный конвертерный цех, что увеличило производство стали на три миллиона тонн; мощные сельскохозяйственные комплексы; большие предприятия легкой промышленности - Киселевская обувная фабрика на пять миллионов пар обуви в год, Прокопьевский фарфоровый завод на 65 миллионов изделий в год (самый крупный завод в Европе выпускает ежегодно лишь 42 миллиона), Кемеровский комбинат шелковых тканей (кузбасские ткачихи - новая профессия в этом комплексе! - ежесуточно ткут более 60 тысяч метров шелковых тканей) и так далее; двадцать проектно-конструкторских и научно-исследовательских институтов; вузы и техникумы; электростанции и линии электропередачи; санатории и дома отдыха...

Кузбас

Кузбасс - это и комплекс специализированно развивающихся городов, где тем не менее рядом с традиционными угледобычей, металлургией, химией с каждым годом все более укрепляют позиции электротехническая промышленность и энергетика, машиностроение и металлообработка, стройиндустрия и легкая промышленность. Но не отработал ли свое старый Кузбасс? Не пора ли ему уступить завоеванные в экономике страны позиции более молодым и, как может показаться, более перспективным районам?

Попробуйте сказать это кузбассовцам и услышите в ответ примерно следующее:

"Беспочвенное сомнение! Кузбассу как одной из ведущих индустриальных баз страны с мощным топливно-энергетическим и химическим комплексом в планах партии всегда отводилось значительное место.

Природных богатств Кузбасса хватит еще многим поколениям. Область уникальна по сочетанию и количествам запасов полезных ископаемых. В кузнецкой земле "зарыта" буквально вся таблица Менделеева, а прогнозные запасы угля мы исчисляем "скромно" в 735 миллиардов тонн. Уместно напомнить, что это самый качественный и один из самых дешевых углей страны. У нас есть месторождения, расположенные в 30 сантиметрах от поверхности. В обозримом будущем снижения спроса на уголь не предвидится, наоборот, энергетические потребности бурно развивающейся Сибири и всей страны растут, и освоение новых районов в Сибири только стимулирует рост добычи топлива, и... "безработица" Кузбассу не угрожает".

Да, "безработица" и крупнейший в стране бассейн каменного коксующегося угля, расположенный вблизи центров потребления, понятия взаимоисключающие. И роль Кузбасса как угледобывающей базы союзного значения не снижается, а, напротив, все возрастает. К тому же происходит некая переоценка значения кузбасских углей в межрегиональных связях. Их выгодно возить, о чем мы уже говорили, даже на Украину для нужд ее металлургии. Потому что кокс, получаемый из кузнецкого угля, лучше донецкого, и крупнейшая криворожская домна, например, с каждым годом потребляет все больше именно кузнецкого кокса. Да и себестоимость угля в подземной добыче в Кузбассе почти вдвое меньше, чем в Донбассе, удельные капиталовложения примерно в 2 раза ниже, а производительность труда в 1,5 раза выше.

Кузбасс - это и единственный в стране бассейн, где сначала разрабатывались худшие по горно-геологическим условиям месторождения. Сначала осваивались те, что тяготели к железной дороге, а выход на лучшие только начинается. Одна из последних введенных здесь в строй шахт - Распадская - быстро вышла на миллион тонн ежегодной добычи и на одно из первых мест по всем показателям: по себестоимости, производительности, затратам и т. д.

Уточнение запасов позволяет просматривать в перспективе ежегодную добычу в Кузбассе 500 миллионов тонн угля. А совсем недавно максимальной называлась добыча в 200 миллионов тонн. Но ученые считают, что если параллельно с подземной развивать такие прогрессивные способы добычи, как открытый и гидравлический, то Кузбасс сможет давать и 600-700 миллионов тонн в год! Если в среднем месячная производительность на рабочего на шахтах Кузбасса составляет 72 тонны, то на гидродобыче - 200 тонн, а при открытом способе - 250. А в институте ВНИИгидроуголь есть проект гидрошахты с производительностью 500 тонн на рабочего по добыче.

Кузбасс имеет огромные, еще мало изученные возможности строительства разрезов, и не бурого, как в КАТЭКе, а коксующегося и каменного энергетического угля!

Все эти обстоятельства, вместе взятые, дают нам основание решительно утверждать: Кузбасс в ближайшей и отдаленной перспективе будет основным угледобывающим центром страны.

А положение центра ко многому обязывает. Прежде всего к техническому перевооружению ведущей отрасли, к постоянному стремлению "быть на уровне" последних достижений научно-технического прогресса.

Кузбассовцев же как раз очень заботит отставание горного машиностроения, недостаточное развитие механизированных способов добычи.

"...Пора Кузбассу, - не без обиды говорят кемеровчане, - обзавестись собственным институтом по проектированию горных машин. Посмотрите, "Сибгипрогормаш" в Новосибирске, Институт горного дела в Новосибирске, а само горное дело в Кузбассе. Почему?

Понятно, что так сложилось исторически. Но пора, наверное, переломить эту тенденцию и отдать Кузбассу должное. Беда не в том, что нет современных мощных машин. Беда в том, и это так хорошо известно, что машины, комбайны, крепи, сделанные "на стороне", традиционно создаются для условий Донбасса или Караганды, а мы, сибиряки, приспосабливаем их к своим условиям в рабочем процессе и, естественно, много теряем при этом".

Собственное машиностроение - главная проблема нынешнего Кузбасса, но, конечно, не единственная. Развитие магистрального железнодорожного транспорта не успевает за ростом объемов перевозок. Техническое переоснащение нужно многим предприятиям металлургии, химии, электротехнической промышленности.

Новый этап - это новые проблемы. Но и новые достижения.

Пришел в Кемеровскую область тюменский газ, и общий объем производства химической промышленности вырос в 1,5 раза, в том числе химического волокна в 2 раза, минеральных удобрений на 45 процентов, синтетических смол и пластмасс на 80 и капролактама на 25.

Так живет сегодня Кузбасс, современность которого отчетливо просматривалась в далеких теперь прогнозах 30-х годов.

Вернемся в прошлое и попробуем подытожить. Два опорных предприятия, связанных между собой "маятниковым обменом" сырья, стали не чем иным, как своего рода "дрожжами" хозяйственного развития большой территории, на которой расположено несколько административных районов.

Средства на капитальное строительство выделялись целенаправленно, и средства немалые: 44 процента всех вложений в Западную Сибирь за первую пятилетку пошли на реализацию сибирской части этого проекта. Концентрация ресурсов небывалая по тем временам. Предприятия строились быстро и тянули за собой другие отрасли, все более превращавшие промышленный узел в производственный комплекс.

Концентрация. Темпы. Взаимосвязанность. Как современны эти понятия, не правда ли?

Тачки и лопаты "Кузнецкстроя" - и вездеходы и вертолеты нынешнего Среднего Приобья. Несравнимы технические средства строительства. Несравнима первая пятилетка с десятой ни по техническим, ни по материальным, ни по организационным возможностям. А идеи? Они, что же, не стареют?

В научных работах можем прочесть: "..идеи, положенные в основу проектов Урало-Кузнецкого комбината... сыграли выдающуюся роль в развитии теории размещения производительных сил при социализме". Но о каких идеях идет речь, когда И. Бардин - повторим! - писал: "Мы догадывались, что Кузнецкий бассейн с его огромными запасами углей может послужить базой для развертывания новой, передовой металлургии".

"Догадывались"... Это писал металлург, к тому же о том времени, когда ни о каком УКК, "проекте", "комплексе" никто и не помышлял. В 1916 году прозрение на уровне догадки делало, безусловно, честь людям, болеющим за судьбы отечественной промышленности. Но догадка - слишком зыбкая почва для того, чтобы ставить на ней "фундамент социализма", создавать индустрию, одним из первенцев которой и был УКК. И конечно, не глаголом "догадывались" приводилась в движение первая и плодотворнейшая во всех смыслах программа хозяйственного наступления на восточные районы.

Пора нам поближе познакомить читателей и еще с одним человеком, словами которого мы и закончим разговор о значении Урало-Кузнецкого проекта в развитии Сибири. "...Процесс, связанный с индустриализацией восточных районов, за три довоенные пятилетки не ограничился созданием двух мощных угольно-металлургических баз на Урале и в Кузнецком районе, дополнивших нашу первую Донецкую угольно-металлургическую базу. Он захватил в большей или меньшей степени всю территорию Востока, вплоть до полупустынь Казахстана, до холодных таежных пустынь сибирского Севера и дальневосточных районов. В разных частях Сибири были сосредоточены очаги тяжелой промышленности. Однако восточнее Кузбасса эти очаги были отдалены друг от друга огромными расстояниями в сотни и тысячи километров.

Наступил момент, когда необходимо переходить к более планомерному комплексному использованию богатств Сибири на основах экономического районирования, сконцентрировав усилия на использовании ресурсов массовой дешевой энергии сибирских рек".

 

До начала строительства

И. Бардина как технического специалиста интересовал в первую очередь технический проект будущего завода, и поэтому, дав согласие ехать в Сибирь, он отправился прежде в Гипромез. А ведь к этому времени "дело" по Урало-Кузнецкому комбинату накопило много материалов иного характера.

Из книги одного из участников событий узнаем: в 1918 году по указанию В. И. Ленина Высший Совет Народного Хозяйства РСФСР объявил конкурс на составление лучшего проекта развития угледобычи и металлургии на востоке. И в 1921 году Госплан получил три проекта.

Первый проект - Урало-Кузнецкий - был представлен Обществом сибирских инженеров из Томска. Проект предлагал строительство четырех заводов коксового металла по 820 тысяч тонн каждый, трех на Урале и одного в Кузбассе на тельбесских рудах, кроме того, еще и производство древесно-угольного металла на Урале.

Второй - Урало-Сибирский - разработала группа инженеров Урала и Сибири. Вот как они видели решение задачи: 2870 тысяч тонн коксового металла на Урале на древесном уральском и привозном сибирском угле и 2470 тысяч тонн на кузнецком коксе, а в Сибири - 1070 тысяч тонн.

Третий проект - Уральский - принадлежал Уральской комиссии отдела металла BCHX. В этом проекте Сибири отводилась лишь роль поставщика топлива.

В Госплане страны секцией Сибири и Дальнего Востока руководил в это время молодой инженер Н. Колосовский. Пять лет назад он окончил Петроградский институт инженеров путей сообщения и уже успел несколько лет отработать в Сибири в качестве инженера- проектировщика и руководителя дорожного строительства. Это еще один человек, знавший Сибирь не понаслышке и посвятивший затем Сибири много трудов и добрых мыслей.

Из трех названных проектов, свидетельствует Н. Колосовский, в основу дальнейшей работы Госплана был положен первый как наиболее передовой и целесообразный.

И началась работа по созданию теории освоения ресурсов Сибири, определению стратегии и поиску тактических решений развития производительных сил в восточных районах. Будучи председателем Урало-Сибирского бюро, Н. Колосовский деятельно участвует в создании новой "конструктивной" географии Сибири и оказывает заметное идейное влияние на проектирование УКК, на организацию производства в новых районах.

Первая сибирская программа есть и рождение науки о лучших способах и формах хозяйственного покорения бесконечных пространств востока нашей страны, о методах решения новых по масштабам и характеру практических задач.

Сейчас исследователи констатируют, что при проектировании основных объектов Урало-Кузнецкого комбината практически использовались такие идеи построения программы, которые спустя десятилетия стали основополагающими в методологии системного подхода.

Комбинат представал перед авторами технико-экономических обоснований как огромная по масштабам и сложная по внутренней структуре и внешним связям промышленная система. При этом интересами разных отраслей управляла главная цель всей строительной программы - обеспечить "предельное использование ресурсов, максимальную ликвидацию потерь" (вспомним, кстати, об "оптимизационной задаче", "оптимальном плане"...).

В то же время Урало-Кузнецкий комбинат стал и первым в социалистическом государстве межрайонным производственным комплексом, ориентированным на взаимосвязанное использование ресурсов большой территории соседних (или сопредельных) районов Урала и Башкирии, Западной Сибири и Северо-Восточного Казахстана.

Время не только не понизило ценность этих идей, но, напротив, признало за ними "выдающуюся роль" в развитии теоретической мысли и, смело можем добавить, в планомерности поэтапного вовлечения богатств Сибири в хозяйственный оборот.

В августе 1929 года, когда И. Бардин с головой погружен в горячие будни сибирской стройки, Н. Колосовский делает один из докладов на пленарном заседании Госплана СССР, где под председательством Г. Кржижановского рассматриваются проекты первого пятилетнего плана РСФСР. Госплан СССР принимает одновременно два решения, сама временная "стыковка" которых говорит о многом. (Обратите внимание на то обстоятельство, что решения приняты едва ли не в один день.) В план первой пятилетки Госплан страны решает включить строительство Урало-Кузнецкого комбината и комплексные исследования ангарской проблемы с подготовкой вначале так называемого "Малого проекта" (создание промышленного комплекса в районах Иркутск - Черемхово на энергии установки в истоках Ангары и энергии черемховских углей), а в дальнейшем - "Большого проекта" (использование порогов Ангары). Следует сказать, что в окончательном варианте плана ГОЭЛРО в главе, посвященной электрификации Западной Сибири, об Ангаре говорилось уже так: "Ангара благодаря своим порогам обладает колоссальными запасами энергии, пользование которыми в условиях большого масштаба не может не отразиться на экономической жизни Западной Сибири".

Строить по одной научно проработанной программе и вести исследовательскую подготовку по другой... Логично и перспективно, не так ли? В августе 1929 года Н. Колосовскому уже было что сказать сотрудникам Госплана по проблеме Ангары, так как он начал систематически заниматься ею с 1925 года. Вместе с ним работал и инженер В. Малышев, который еще в первые годы Советской власти провел небольшие полевые изыскания по использованию энергии быстрин Ангары на истоках реки выше Иркутска.

Когда в 1931 году было создано при Госплане знаменитое теперь Ангарское бюро, для руководства им "был привлечен профессор И. Александров (использовать опыт проектирования Днепростроя)".

Так Н. Колосовский, В. Малышев, И. Александров стали идеологами второй программы освоения ресурсов Сибири, позднее получившей название "Ангаро-Енисейской".

Каждый из них оставил труды, обогатившие экономическую теорию. Но чрезвычайно интересно работало и само Ангарское бюро, имевшее "тип научного и организационного аппарата, объединяющего и координирующего усилия лучших ученых, инженеров и экономистов, интересовавшихся проблемой Ангары". Деятельность бюро оформилась в конечном счете в 28 томов.

Когда вы читаете книгу самого Н. Колосовского, в частности "Проблемы территориальной организации производительных сил Сибири", книгу, законченную в Москве в 1949 году, а изданную в 1971 году в Сибири, вы можете с одинаковым успехом назвать автора и экономистом, и инженером, и географом, и историком, и даже химиком - настолько разносторонни и глубоки познания автора, излагающего подробнейший научный план крупной хозяйственной затеи. И объяснение этой энциклопедичности находится в стиле деятельности бюро. Даже лаконичные хроникальные сообщения дают возможность представить, как именно работало Ангарское бюро, какими способами добывалась информация для подтверждения или развития научной гипотезы, откуда, собственно, произошли 28 томов многосторонних проработок одной хозяйственной программы.

"Осенью 1931 года по договору с Ангарским бюро Московский теплотехнический институт начал обширный цикл испытаний углей Черемховского бассейна" (сюда были доставлены 12 вагонов черемховских углей для всестороннего испытания в качестве энергетического топлива и сырья для получения жидкого топлива).

"В 1932 году Ангарское бюро организовало через Иркутское геологоразведочное управление широкие поиски железных руд, в частности, путем магнитометрических исследований Ангаро-Илимского района".

"В 1934 году по заданию Ангарского бюро были проведены разведки опытного участка на Зоринско-Быковском месторождении, химические и петрографические исследования сапропелитов и опыты полукоксования и разгонки смол из углей зумпфового пласта".

И так далее.

А начали с того, что в 1925 году правительство поставило перед Госпланом задачу подготовить исследования по обоснованию создания в районе Иркутска крупного опорного центра на энергии углей Черемховского бассейна и гидроресурсах Ангары, который мог бы в сочетании с Урало-Кузнецким комбинатом сделаться одной из основных хозяйственных баз СССР на востоке.

Работа сотрудников Госплана над этой задачей доказала необходимость создания специальной организации нового типа, своего рода мозгового треста, наделенного большими правами и возможностями по привлечению специалистов любого рода.

Так складывается практика разработки хозяйственной программы, в процессе которой успешно развивается теория, скажем ненаучно, заведомо выигрышной борьбы с сибирским пространством за пользование сибирскими богатствами.

Автором понятия, к которому мы наконец подошли вплотную, Н. Колосовский себя не считает. Однако в работе "Основы экономического районирования" он пишет: "С начала крупных реконструктивных работ, то есть со времени первой пятилетки, в советскую экономическую и экономико-географическую литературу вошел новый термин "производственный комплекс", отразивший собой новое явление в нашем строительстве". Зато сейчас, когда опубликовано более сотни различных определений понятия "территориально-производственный комплекс", исследователи считают, что классическое определение принадлежит именно Н. Колосовскому.

Итак, территориально-производственным комплексом (ТПК), по Колосовскому, называется "такое экономическое (взаимообусловленное) сочетание предприятий в одной промышленной точке или в целом районе, при котором достигается определенный экономический эффект за счет удачного (планового) подбора предприятий в соответствии с природными и экономическими условиями района, с его транспортным и экономико-географическим положением". Упомянутые 28 томов Ангарского бюро и содержали программу создания на базе дешевых энергоресурсов Восточной Сибири крупных территориально-производственных комплексов.

По поводу первого из них - Иркутско-Черемховского - в заключении экспертизы Госплана в 1936 году говорилось, в частности: "Сочетание энергетических условий позволяет проектировать в районе такие производства, которые требуют как значительных количеств дешевого электрического тока, так и дешевого пара, горячей воды или угольного топлива... Учитывая транспортные и сырьевые факторы, следует признать необходимым развитие в составе Байкало-Черемховского комплекса в первую очередь производств синтетического каучука, металлического алюминия и ферросплавов..." Далее идет перечень других звеньев одной цепочки, именуемой ТПК.

Проектные предположения Ангарского бюро проверялись несколько раз. Авторитетная экспертиза 1936 года была первой: ведь проект должен стать делом четвертой пятилетки.

Этому помешала война...

В 1947 году проект обсуждается в Иркутске на конференции по развитию производительных сил, затем на Красноярском и Иркутском региональных совещаниях. "Все проверки... проходили с блестящим результатом для основных положений проекта, - писал позже Н. Колосовский. - Если он выдержал такую серьезную критику и самое тяжелое испытание - испытание временем в 12 лет со дня составления, то можно, очевидно, считать, что проект построен на достаточно здоровых основах".

Спустя 30 лет, когда Ангаро-Енисейская программа (АЕ-программа) из томов проработок превратилась в гидростанции и предприятия, города и комплексы, специалисты признают: научные прогнозы оправдали себя, находят отражение в народнохозяйственных планах и воплощаются в жизнь.

 

С юга на север

Представьте себе карту Восточной Сибири, на которой светящимися лампочками обозначены индустриальные зоны, узлы, города.

Вот Ангаро-Енисейский регион площадью в 3340 тысяч квадратных километров. Эту огромную территорию на юге перерезает железная дорога - Транссиб. До середины 50-х годов наша карта освещалась гирляндой лампочек только внизу, если не считать единственной далекой северной точки. Вся промышленность тяготеет к железной дороге, и лишь один Норильск отстоит от нее за тысячи неосвоенных километров, расположившись за Полярным кругом.

Опорой освоения региона служит южная зона, где наиболее развит район Иркутско-Черемховского бассейна. Здесь на полосе в 150 километров вдоль Транссиба расположилось несколько таких промышленных центров, как Иркутск, Ангарск, Черемхово, Усолье-Сибирское, Зима, Тайшет - нечастое для Сибири средоточие городов, особенно для Ангаро-Енисейского региона, где и сейчас живет немногим более 2 процентов населения страны.

Идея АЕ-проекта ясна и дальновидна: укрепить опору и двигаться дальше на север. В Директивах по пятому пятилетнему плану развития СССР на 1951 -1955 годы читаем: "Начать работы по использованию энергетических ресурсов Ангары для развития на базе дешевой электроэнергии и местных источников сырья алюминиевой, химической, горнорудной и других отраслей промышленности".

Первенцем крупного гидростроительства в Восточной Сибири стала Иркутская ГЭС. Ее первый агрегат вступает в строй в 1956 году. А в это время строители Братской ГЭС уже прощаются с палатками. На полную мощность (в 660 тысяч киловатт) Иркутская станция выходит в 1958 году. Но уже за год до этого ее энергия по ЛЭП Иркутск-Братск напряжением в 220 тысяч вольт пошла братчанам.

Крупнейшими центрами химической и нефтехимической промышленности Сибири становятся Ангарск и Усолье.

В Шелехове рядом с алюминиевым заводом появляется кабельный, и предприятия работают кооперированно.

В Иркутске, Усолье, Черемхове новые для Сибири отрасли машиностроения размещают ряд своих предприятий, продукция которых частично идет на экспорт.

Станция Зима превращается в город с крупным электрохимическим комбинатом.

И в продукции Ангаро-Енисейского региона доля Иркутско-Черемховского комплекса в 1970 году была представлена уже такими величинами: химия и нефтехимия - 53 процента; машиностроение - 30 и электроэнергетика - 25 процентов.

Но южный опорный пояс включает в себя и второй крупный комплекс - Центрально-Красноярский. В него входят Красноярская ГЭС, гигантский алюминиевый завод, Ачинский глиноземный и цементный заводы, заводы "Сибтяжмаш", комбайновый и лесного машиностроения, крупные предприятия строительной индустрии.

Доля этого комплекса во всей валовой промышленной продукции региона в 1970 году составляет 26,6 процента, а по отраслям: электроэнергетика - 36 процентов; химическая промышленность - 32; цветная металлургия - 24; машиностроение - 20 и черная металлургия - 19 процентов.

Развиваются опорные узлы. Строятся Ачинский нефтеперерабатывающий и нефтехимический комплексы, завод автоприцепов в Сосновоборске под Красноярском, экскаваторный - в Красноярске.

После завершения строительства Красноярской ГЭС имени 50-летия СССР широко развернулось сооружение второго енисейского великана - Саяно-Шушенской ГЭС мощностью в 6,4 миллиона киловатт.

Упираясь в гранитные берега Саянских гор, полуциркульная бетонная плотина высотой в 240 метров образовала в узком ущелье глубокое водохранилище. Устремленная ввысь бетонная арка над наклонной плоскостью плотины обрамлена полуколоннами водоводов, у подошвы всего сооружения стоит легкое здание машинного зала... Красивая, величественная картина... А энергия станции дает жизнь новому Саянскому ТПК, в котором создаются алюминиевые и машиностроительные заводы, комплекс электротехнической промышленности, рудники, сельское хозяйство.

Начинает формироваться КАТЭК, о котором мы уже рассказывали, КАТЭК, который выводит АЕ-программу на качественно новый уровень: к гидростанциям присоединяются теплостанции, отчего надежность и эффективность всей системы резко возрастают.

А севернее на карте 60-х и 70-х годов одна за другой загораются лампочки предприятий Братско-Илимского ТПК, формирование которого завершается в десятой пятилетке.

В апреле 1960 года торжественно закладывается здание Братской гидроэлектростанции; в конце 1961-го, до завершения здания, начинают работать два агрегата с помощью временных водоприемников. А в 1963 году, когда до пуска последнего, восемнадцатого, агрегата остается еще три года, уже прокладывается временная автомобильная дорога от Братска до Усть-Илимска, куда не было до этого ни конного, ни водного пути, да и самолет не залетал за ненадобностью. Лишь изредка вертолет высаживал изыскателей на маленькой ледяной площадке замерзшей Ангары, долго выбирая удобный пятачок среди вздыбившихся торосов.

По новой автомобильной дороге грузы пошли из Братска в Усть-Илимск, а летом 1963 года первые суда по Ангаре открыли постоянный 300-километровый водный маршрут от Братска до Толстого Мыса.

Станции, заводы, города - и уже в 1970 году этот энергопромышленный комплекс союзного значения производит 30 процентов электроэнергии, 19 - продукции лесной, деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной промышленности, 11 - строительных материалов, 71 - черной металлургии (добыча железной руды) всего региона. Хотя еще не вышли на проектную мощность братские предприятия; еще не было заложено здание Усть-Илимской ГЭС; еще только строится силами шести социалистических стран такой гигант, как Усть-Илимский целлюлозный комбинат, который ежегодно должен выпускать тол-миллиона тонн беленой целлюлозы, 1,2 миллиона кубометров пиломатериалов, четверть миллиона кубометров древесностружечных плит, кормовые дрожжи, скипидар, канифоль и другую продукцию.

А затем Братско-Илимский комплекс, завершение которого продолжается, стал, в свою очередь, стартовой площадкой развития для Западного участка зоны Байкало-Амурской магистрали.

А севернее Братской и Усть-Илимской электростанций создается промышленная база для сооружения Богучанской ГЭС.

Нам довелось побывать в створе этого нового будущего гиганта отечественной гидроэнергетики. Мы стояли на цветущем берегу Ангары в жаркий летний полдень в смешанном лиственно-хвойном лесу, смотрели с высокого берега в быструю ангарскую воду (про которую в "Лоцманской карте" говорится: "Вода Ангары отличается прозрачностью и голубоватым цветом", а сама Ангара характером и обликом своим вполне соответствует названию, которое, как уверяют "лоцийные сведения", происходит от слова "ангар", что на местных языках, в том числе на якутском, означает "проем", "ущелье"), слушали рассказ главного инженера Управления строительства Богучанской ГЭС И. Кованова и пытались представить себе, что будет здесь через несколько лет.

Берег Ангары

Плотина длиной в 3 километра и высотой до 90 метров; изящное здание самой станции, так непохожее на промышленный цех; зеркало водохранилища площадью в 2326 квадратных километров; пятиэтажный симпатичный городок в лесу...

Богучанский район сегодня занимает территорию в 55 тысяч квадратных километров, на которой живут 53 тысячи человек и где около 30 предприятий производят промышленной продукции всего на 67 миллионов рублей в год.

Перспективы района богучанцы связывают с освоением его ресурсов. Прежде всего с освоением гидроресурсов среднего течения Ангары. Богучанская ГЭС даст жизнь новому комплексу. Расчетная лесосека в районе составляет 12 миллионов кубометров, и логично планировать крупное лесопромышленное производство. Древесина здесь такая, какой нет почти нигде больше, - ангарская сосна! Достаточны запасы железной руды и цветных металлов, следовательно, появятся предприятия черной и цветной металлургии. Степень геологической изученности района низка - 3-5 процентов. Но геологи ищут нефть...

Геологи! Нет сейчас, наверное, такого района в среднем и нижнем течении Ангары и Енисея, где бы не ждали от геологов чуда, на которое сами они смотрят как на естественный результат большой работы. Чудо - открытие нефти и газа - будет непременно, если увеличить, например, объем поисковых работ, обеспечить эти работы материально и так далее.

Но это уже другая тема, тема риска, организации геологоразведки. Однако, как уверяли нас в Туруханске, сейчас ученые и практики единодушны в оценке Восточно-Сибирской платформы: это перспективный район для добычи нефти и газа нашей страны. Когда писались эти строки, было известно, что первая нефть Восточной Сибири уже открыта. Дебиты ее пока скромные, но качество подходящее. И хоть геологи ругают эту самую платформу за сложность условий, за то, что нет "ни одной похожей скважины!", кто знает, может быть, когда читаются эти строки, страна радуется открытию новых природных кладовых.

Может быть, может быть. Сегодня мы этого не знаем. Но мы знаем некоторые запланированные, обсуждаемые, намечаемые проекты.

Створ одной из предполагаемых - Туруханской - ГЭС выбран на Нижней Тунгуске. Неподалеку на высоком берегу уже живут в славном деревянном поселке изыскатели "Ленгидропроекта". Мощность этой станции будет равна 12 миллионам киловатт (говорят, можно и 12,5 и 13). Это будет самая крупная в мире гидростанция. В паводок Нижняя Тунгуска, река в сравнении с Енисеем небольшая, вдвое превосходит Енисей по мощности стока: вода весной поднимается здесь до 30 метров. Места изумительно красивые, богатые и... конечно, почти безлюдные.

Курейская гидроэлектростанция мощностью в 600 тысяч киловатт уже вызвала к жизни город Светлогорск, город ее строителей. Створ ГЭС выбран возле второго Курейского порога, между каменными берегами высотой в 75-78 метров с нежным лиственничным лесом над серыми долеритовыми стенами.

Самая северная в стране Усть-Хантайская ГЭС, мощностью всего в 440 тысяч киловатт, по производимому впечатлению сравнима с гигантами. Здесь три каменнонабросные плотины общей протяженностью в семь километров. Врублено в скалу трехэтажное здание главного корпуса. Бело-красные агрегаты почти в стопятидесятиметровом зале. Чайки над черной бурлящей рекой... Станция предназначена для снабжения Норильского промышленного узла электроэнергией. Уже есть две линии электропередачи до Норильска. Строится ЛЭП-220 до Игарки.

В итоге вот какая получается картина по каскаду Ангаро-Енисейских гидростанций (указан год пуска первого агрегата).

Станции, оставшиеся за пределами перечня, - Средне-Енисейская, Осиновская, Тунгусская и называвшаяся нами Туруханская - существуют пока как реальные варианты, но согласитесь, что и без них картина действительно впечатляющая!

Как планомерно и последовательно освещается наша карта все новыми огнями энергопромышленного освоения! И эти огни есть опознавательные знаки продуманной стратегии развития огромного и богатого региона. Так наглядно предстает перед нами хозяйственная программа в строгом поэтапном решении задач. Южный пояс смотрится как фундамент огромного здания, возведение которого продолжается. Впереди развитие деревообрабатывающей, целлюлозной, гидролизной промышленности, транспорта, машиностроения... Впереди Восточносибирский металлургический завод. Впереди жизнь, развитие, свершения.

Но вернемся к идеям. Вспомним: до момента начала строительства комплексы строила мысль, передовая, научная, техническая, проектная мысль.

Именно так и представлял себе это В. И. Ленин. Между 18 и 25 апреля 1918 года написал он "Набросок плана научно-технических работ" (30 строчек в книжке!), в котором рекомендует Академии наук страны "образовать ряд комиссий из специалистов для возможно более быстрого составления плана реорганизации промышленности и экономического подъема России.

В этот план должно входить:

рациональное размещение промышленности в России с точки зрения близости сырья и возможности наименьшей потери труда при переходе от обработки сырья ко всем последовательным стадиям обработки полуфабрикатов вплоть до получения готового продукта".

Вторая программа освоения ресурсов Сибири - Ангаро-Енисейская - дала мощный толчок развитию производительных сил Прибайкалья и Красноярского края, стимулировала хозяйственный рост Забайкалья. И хоть эта программа давно уже вышла за пределы 28 томов Ангарского бюро, ее истоки - теоретические и практические - там, и не только истоки этой программы.

Промышленное покорение Сибири в XX веке, как и территориальное ее освоение четыре столетия назад, идет с запада на восток. УКК, АЕ и, наконец, БАМ, вызывающий к жизни новые индустриальные комплексы в глубинах Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, - вот шаги этого движения.

Но сибирские открытия могут резко изменять направление вложений и характер предположительного развития. Доказательство тому - нефтяная эпопея Сибири.

 

"Везде теперь его ученики"

И. Бардин уже строит Кузнецкий металлургический. Н. Колосовский уже договаривается с теплотехническим институтом об испытании черемховских углей на химическую перспективу. А академик Иван Михайлович Губкин на чрезвычайной сессии Академии наук СССР 21 июня 1931 года заявляет: "Необходимо искать нефть и на восточном склоне Урала..."

Предвидения обычно поражают не современников, а потомков. Только потомки могут оценить силу провидящего ума, современников предвидения чаще раздражают. Идея сибирской нефти не была исключением. О трудной жизни ее написано много и будет, вероятно, еще написано немало. История эта содержит и драматические, и поучительные, и детективные моменты. Мы ограничимся несколькими цитатами: время придает им особый смысл.

За нефть И. Губкина классически обругали значительно раньше этой чрезвычайной сессии академии. Классически потому, что произнесенная фраза стала едва ли не крылатой, сначала как приговор идее, позднее как исторический анекдот.

В 1926 году президиум ВСНХ, где был очень велик авторитет И. Губкина, признал необходимым создать специальный трест для поисков нефти между Волгой и Уралом. Госплан, ссылаясь на заключение Главного геологического комитета, отказался финансировать эти поиски. А Главгеолком был настроен резко отрицательно к идее "второго Баку". Тогдашний его председатель и оценил усилия И. Губкина репликой, не умирающей вот уже шестое десятилетие: "Нефть на Урале! Это даже не утопия. Это очередная авантюра Губкина, как и его курское железо". (Справка: И. Губкин настаивал на широкой разработке железных руд Курской магнитной аномалии, доказывая их конкурентоспособность по отношению к криворожским, и считал это необходимым с точки зрения перспектив бурного развития черной металлургии, но в 1925 году проиграл сражение за КМА. Временно. Однако козырями своих противников вооружил.)

Днем рождения "второго Баку", нефтяного Урало- Поволжья, считают 16 апреля 1929 года. В этот день скважина близ деревни Березники на далекой речке Россошке в полукилометре от впадения ее в Чусовую дала нефть.

И. Губкин - победитель, но его мысли устремлены в будущее. Он считает, что работы по поиску и разведке нефти все еще не получают у нас должного размаха. Он много пишет о риске в поисках нефти, и большом риске, "миллионами", но убежден, что "на этот риск нужно идти. Наше правительство должно учитывать то обстоятельство, что нефтяные разведки связаны с большими капиталовложениями, с громадным риском (риском, повторяю, миллионами). Может быть, в десяти местах мы будем бурить впустую, пускай пробуренные купола окажутся пустыми, но зато в одиннадцатом месте мы, может быть, найдем большое месторождение, которое не только оправдает наши расходы по разведкам, но и даст нам большие выгоды, даст нефть, которая сторицей покроет все расходы и принесет еще большую прибыль, ибо богатое месторождение дает не миллионы, а сотни миллионов тонн нефти".

Искать нефть, искать самый, по его определению, "политический продукт"! Но где именно?

В интервью газете "Правда" 14 июня 1932 года И. Губкин упрямо повторяет: "...Пора начинать систематические поиски нефти на восточном склоне Урала. Геологические условия позволяют предполагать, что поиски нефти на восточных склонах Урала не останутся безрезультатными... Перспективы и значение разработки нефти в этих районах огромны. Добыча... может обеспечить потребности не только Урало-Кузнецкого комбината, но и всего народного хозяйства".

У И. Губкина много оппонентов, иногда их голоса звучат ворчливо: "Мало одного желания изменить географию нефтедобычи. Нужны еще месторождения. А если природа их не создала..."

Красноречивое многоточие упрекало И. Губкина в беспочвенном фантазировании. А он знал, что, во всяком случае, "по краю великой Западно-Сибирской депрессии, совпадающей с Западно-Сибирской равниной, могут быть встречены структуры, благоприятные для скопления нефти".

Выступая 5 марта 1934 года перед работниками треста "Востокнефть", он и высказал им "те соображения, которые заставили" его "выдвинуть идею поисков нефти на восточном склоне Урала". Это были соображения первоклассного ученого, умеющего сопоставлять накопленные опытом и наукой факты и делать из этих сопоставлений неожиданные выводы.

И. Губкин предположил, что Западная Сибирь геологически представляет собой гигантскую депрессию - чашу, в которой в далеком прошлом накапливались благоприятные для образования нефти и газа осадки, и, по всей вероятности, здесь должны находиться промышленные запасы углеводородов.

Предположение И. Губкина нередко называют теперь "гениальной догадкой" потому, что высказано оно было тогда, когда самих знаний о строении сибирских недр было недостаточно для обоснования выводов.

Время проверки "гениальной догадки" (или научного прозрения, может быть, так точнее?) И. Губкина пришло не так скоро. Поисками занялись в конце 40-х - начале 50-х годов. "Соображения" И. Губкина на 2- 3 десятилетия опередили технические возможности разведки. Когда же возможности "созрели", пишут историки, "то даты открытий замелькали так же часто, как когда-то во втором Баку".

Тюменский геолог В. Козлов написал стихотворение "Губкинцы". Там есть такие строки:

...Земля кричала складками структур

И радужною пленкой у истоков,

Но не пробила чью-то немоту.

Лишь Губкин понял: начинать с Востока!..

Везде теперь его ученики:

В Усть-Балыке, Шаиме, Мегионе.

По всей Сибири, взгляд куда ни кинь,

В колоннах нефть от нетерпенья стонет,

От радости играющим потоком -

И в танкеры излиться норовит:

В ней голос Губкина, он говорит:

- И все-таки пошла она - с Востока!

"С Востока", то есть из Западной Сибири.

Беседуем с академиком Андреем Алексеевичем Трофимуком. "История создания нефтяного Приобья достаточно хорошо известна, и тем не менее я хотел бы еще раз подчеркнуть одну ее особенность: такого темпа роста нефтяной и газовой промышленности за счет одной геологической провинции наша страна еще не знала. Напомню лишь одно сопоставление: добыча нефти в Западной Сибири была начата, по существу, в 1964 году, а уже в 1970 году Западная Сибирь дала нефти больше, чем вся страна имела в 1940-м. Правда, речь идет и о самой крупной нефтегазоносной провинции нашей страны: сама ее площадь втрое больше площади Урало-Поволжья. И эти сибирские результаты, которые известны сегодня всему миру, получены благодаря осуществлению генерального плана изучения Западно-Сибирской равнины, в основе которого лежали идеи Ивана Михайловича Губкина".

 

"Единое экономическое целое..."

В конце 60-х годов журнал "Бизнес уик", орган деловых кругов Америки, проявляя повышенный интерес к западносибирским находкам, оценивал их как "столь значительные, что это потрясло даже прожженных нефтяников".

Любопытно, как этот журнал рисует картину нефтяной Сибири. "Одно из суровейших мест на земле. Основа новых нефтяных и газовых месторождений - клин в 25 тысяч квадратных миль, охватывающий пространство на север от Тюмени, на восток от самого Урала и далее до Арктики. Унылый и безлюдный край покрыт замороженной тундрой на севере, болотистыми лесами и бесплодными степями на юге. Летом оттаивающая пустыня становится непроходимой трясиной.

Непривлекательная картина не охлаждает энтузиазма разрабатывающих планы русских, которые вместо простой эксплуатации нефтяных и газовых ресурсов решили развивать этот край как единое экономическое целое. Запланированы как индустриальные комплексы, включающие нефтехимические, нефтеперегонные, деревообрабатывающие предприятия, электростанции, так и города и поселки с населением от 30 до 100 тысяч человек.

Тюмень, когда-то сонный перекресток на Транссибирской железной дороге, уже превратился в кипучий центр, откуда направляется активная работа по бурению скважин и строительству".

"Единое экономическое целое". Примечательное наблюдение. Да, открытие сибирской нефти отменило одни планы, резко изменило другие, породило третьи. Но, несмотря на всю внезапность концентрации ресурсов на этой сибирской площадке, создание нефтяного Приобья стало третьей программой освоения Сибири, потому что именно программный подход определяет важнейшие решения по развитию Западно-Сибирского комплекса.

Партия и правительство, определяя высокие темпы роста нефтедобычи, намечали и комплекс хозяйственных мероприятий для обеспечения этих темпов. От Тюмени через Тобольск на Сургут и Нижневартовск потянулись железные дороги. От Оби к месторождениям - автомобильные. Строились аэродромы и вертолетные площадки. В Сургуте (по терминологии 60-х годов, столице сибирской нефти) начиналось создание строительной базы и сооружение электростанции. Прокладывались трубопроводы, сначала Усть-Балык - Тобольск - Омск, затем Александровское - Анжеро-Судженск, Самотлор - Усть-Балык - Курган - Уфа - Альметьевск. Все лучшее из технического арсенала нашей страны: транспортные средства, буровые установки, строительные машины и т. д. - отправлялось в новые нефтяные районы. В Тюменском обкоме ВЛКСМ в 1966 году рассказывали, что челябинские комсомольцы прислали пять мощных новеньких машин высокой проходимости и помогли стройматериалами и запасными частями, а горьковчане обеспечивали нефтедобытчиков своими знаменитыми автомобилями. Так стройка становилась всесоюзной...

Быстро, умело, творчески формировался коллектив нефтяников и строителей. Освоение нефтяной сибирской целины комсомол назвал ударной стройкой номер один, посылая в Сибирь лучшую студенческую и рабочую молодежь. Только в 1965 году пять тысяч студентов- добровольцев жили в палатках на всем протяжении от Нижневартовска до полуострова Ямал, от Сургута до Урала и строили жилые дома для нефтяников, школы и детские сады для их детей.

Одновременно открывались профессионально-технические училища и техникумы. Тюменский индустриальный институт начал готовить геологов, нефтяников, газовиков, строителей. Шла массовая ликвидация "нефтяной безграмотности". Инженеры тюменских институтов составили курс лекций, а открыл лекторий глава сибирских нефтяников Герой Социалистического Труда В. Муравленко. Очень быстро армия нефтяников выросла до 50 тысяч человек, в основном за счет молодежи. И что же?

Вместо 20-25 запланированных миллионов тонн в 1970 году добывается 31, вместо 120-125 миллионов тонн в 1975-м добыто 148! И так далее, и так далее.

Но программа Западно-Сибирского комплекса - это многоцелевая программа, которая отнюдь не сводится только к добыче нефти и газа.

Ее первая целевая задача - формирование главной топливной базы страны. В 1980 году комплекс обеспечивает треть потребностей СССР в топливе, а в дальнейшем - наращивание этих темпов.

Но дело тут не только в доле, а в динамике. Весь прирост, а также возмещение неизбежного падения добычи нефти в старых районах идет и еще долго будет идти за счет Западной Сибири. Страна осваивает новые угольные бассейны - Экибастузский и Канско-Ачинский. Стройки эти крупны даже по мировым меркам. Напомним (уместно повторить здесь эти показатели), что в Канско-Ачинском бассейне к 1990 году планируется добывать 115 миллионов тонн бурого угля. Это немало, но такое количество угля только эквивалент приросту добычи нефти и газа на тюменской земле за год.

Вторая целевая задача - создание главной базы советской нефтехимии. Еще недавно в Сибири нефтеперерабатывающие и нефтехимические узлы были лишь в Омске и Ангарске. Росла добыча сибирской нефти, росли и эти комплексы. Крупнейшим в стране стал Омский нефтеперабатывающий завод и нефтехимический комбинат, в составе которого несколько предприятий по глубокой переработке нефти, построены заводы по производству синтетического каучука, шин, пластмасс и др. Почти втрое увеличил мощности Ангарский комплекс. Строятся нефтеперерабатывающие заводы в Ачинске, а также в Павлодаре и Чимкенте, и хоть это не Сибирь, но вызваны они к жизни сибирской нефтью. Создаются гиганты нефтехимии в Тобольске и Томске.

Когда "нефтехимы" в Томске и Тобольске заработают, наша страна заметно увеличит производство искусственного каучука и наиболее эффективных видов пластмасс.

Но дело не только в этом. Возможности и темпы развития нефтехимической промышленности в районах Сибири, как, впрочем, и в других районах страны, в большой мере определяются точностью выбора наиболее эффективных видов" и источников углеводородного сырья.

Немалую ценность представляет в этом отношении попутный нефтяной газ, "спутник" добываемой нефти. И если в первые годы разработки западносибирских месторождений приходилось мириться с его потерями (горящий газ журналисты называли "факелами бесхозяйственности" - остро, конечно, но, может быть, не очень справедливо, так как погасить такой факел - дело длинное и дорогое), то затем, при возрастании объемов добычи, задача утилизации попутного газа становилась все более безотлагательной. Построены и строятся Сургутский, Нижневартовский, Правдинский, Южно-Балыкский заводы, перерабатывающие этот газ. Намечена специальная программа решения этой задачи, и в 1980 году перерабатывается уже не меньше 80 процентов попутного газа. Из него извлекаются ценные фракции, которые - в частности, нестабильный бензин - будут поставляться в Тобольск.

Но сделанное только первое приближение к полному циклу "добыча - переработка". Расчеты доказывают, что вполне целесообразно создавать в Западной Сибири крупную промышленность по химической переработке попутного нефтяного газа, а также по производству аммиака, метанола и многих других продуктов из природного газа.

Тут, например, важны и такие соображения. Пропускная способность газопроводов приблизительно в четыре раза меньше, чем трубопроводов, транспортирующих жидкость. И жидкие аммиак и метанол, получаемые из газа прямо у месторождений, с большей эффективностью перекачиваются в районы потребления, чем природный газ. Да и использование этих высокоценных продуктов в народном хозяйстве дает немалые выгоды. К тому же валютная их цена вчетверо больше, чем цена природного газа, и вдвое превышает цену нефти.

Возможности Сибири позволяют думать о создании десятимиллионных комплексов по производству аммиака, двадцати-двадцатипятимиллионных по производству метанола, электростанций мощностью по 7-10 миллионов киловатт каждая... Впрочем, это уже другая цель Западно-Сибирской программы.

А завершая тему нефте- и газохимии, скажем только, что с решением второй задачи наша страна станет мировым лидером по производству нефтехимической продукции.

Третья цель - это развитие мощной базы энергетики и энергоемких производств союзного значения. Здесь пока можно говорить только о Сургутской ГРЭС, вторая очередь которой по экономическим показателям оказывается одной из самых эффективных в стране, несмотря на удорожание строительства в условиях Севера. Опыт Сургутской ГРЭС, работающей на газе, убеждает, что в Тюменской области может быть создан высокоэффективный комплекс электростанций на природном газе суммарной мощностью 20 и более миллионов киловатт. И тюменцы активно выступают за использование природного газа для выработки электроэнергии. Здесь вы можете услышать такие доводы, рассуждения: "Что есть электростанция на буром угле в 6,4 миллиона киловатт? При его низкой теплотворной способности такого угля надо около 25 миллионов тонн в год. Их нужно добыть, доставить на электростанцию, сжечь, выбросить тысячи тонн в сутки золы и пепла на окружающую среду, а потом думать, что делать с золоотвалами. А что значит построить станцию такой же мощности на тюменском газе? По трубе в 1020 миллиметров (сейчас они считаются небольшими) можно передавать в год 10-11 миллиардов кубометров газа. (Сегодня строятся трубопроводы диаметром 1420 миллиметров с производительностью в 30-35 миллиардов кубометров газа в год.) Этих 10-11 миллиардов как раз достаточно для обеспечения работы станции в 6,4 миллиона киловатт.

И все больше природного газа будет идти на выработку электроэнергии.

Мощность Сургутской ГРЭС в десятой пятилетке доводится до 2,4 миллиона киловатт. Ведется подготовка к строительству второй очереди Сургутской ГРЭС-2 с турбинами по 800 тысяч киловатт и намечается ГРЭС-3 с турбинами по 1200 тысяч киловатт.

А в перспективе просматривается новый сибирский Электроград - город электростанций без угля и плотин, производитель десятков миллиардов киловатт-часов электрической энергии за счет природного газа. А будет энергия, значит, можно строить большие производства по выпуску метанола, аммиака и других ценных продуктов газопереработки.

Будет энергия - можно специализировать металлургию Урала на производстве электростали. Электроград в Сургуте или в Сергине - где именно, покажет время, - будет создан энергопромышленный узел в Сибири, сопоставимый по масштабам с энергетическими мощностями на Ангаре и Енисее, в Экибастузе и КАТЭКе. Фантазия?

Точнее, идея. А от идеи до строительства путь в Сибири, как мы уже убедились, прямой, хоть и не всегда короткий. (А строить тюменцы умеют неплохо. В девятой пятилетке строители Сургутской ГРЭС перевыполнили план в два раза и ввели в строй шесть блоков вместо трех. В 1977 году ввели седьмой; в 1978-м - восьмой и девятый. А каждый блок, между прочим, 210 тысяч киловатт, значит, 420 тысяч киловатт вводится в строй за один год! Первая очередь Днепрогэса, легендарного Днепрогэса, которым страна гордится и по сию пору, всего 500 тысяч киловатт. В Тюмени Днепрогэс, можно сказать, входит в строй так бесшумно, что никто, кроме специалистов, и не знает об этом.)

Еще одна цель - четвертая - газификация индустрии и хозяйства самой Сибири. Мы уже говорили, что значит тюменский газ для Кузбасса. Добавим, что с приходом газа эффективность кемеровской химии заметно повысилась. Газ интенсифицирует металлургию, дает возможность ежегодно в Новокузнецке экономить более двух миллионов тонн кокса. Газ избавит сибирские города от сотен мелких угольных котельных, защитит города от промышленных смогов.

И конечно, перед этой программой стоят и серьезные экспортные задачи. За рубеж сейчас поставляется более 150 миллионов тонн нефти, в основном в социалистические страны, а также для получения конвертируемой валюты в некоторые капиталистические государства. Заметно растет и будет расти дальше продажа природного газа. Экспорт его в страны СЭВ, начавшийся в 60-х годах, достиг 13,4 миллиарда кубометров в 1976 году. Введение на полную мощность газопровода "Союз", берущего начало в прилегающих к Сибири районах Оренбуржья, позволит еще увеличить поставки газа в Болгарию, Венгрию, ГДР, Польшу, Румынию и Чехословакию, то есть в те страны, которые участвовали в этой стройке.

Об эффективности нефтегазового комплекса мы говорили раньше. Теперь подчеркнем лишь, что в нашей стране нет ничего равного Тюмени в этом отношении.

Тюменский комплекс постоянно и быстро наращивает добычу нефти и газа. Тюмень опередила все нефтегазодобывающие районы страны, достигла очень больших объемов производства. В то же время на декабрьском (1977 г.) Пленуме ЦК КПСС говорилось: "Завершен лишь первый этап программы комплексного освоения недр и развития производительных сил Западной Сибири", и теперь "со всей неотложностью встает необходимость осуществления следующего этапа". О чем здесь идет речь?

В первую очередь о дальнейшем наращивании добычи. Интересы народного хозяйства страны диктуют такую генеральную линию развития комплекса, при которой необходимо не только удерживать высокие объемы добычи, но и стабильно высокими же темпами их наращивать.

В одиннадцатой пятилетке соотношение другое: темпы роста газодобычи должны заметно опережать темпы роста нефтедобычи, и в газовую промышленность Тюменского комплекса пойдет больше капиталовложений, чем в нефтяную. Высокая экономическая эффективность тюменского газа подтверждена многими расчетами. Что касается возможностей увеличения его добычи, то специалисты считают, что газа из тюменских недр можно извлечь столько, сколько это будет нужно стране, то есть в таких объемах, которые с общесоюзных позиций окажутся целесообразными технически и экономически.

В одиннадцатой пятилетке намечено осуществление новых планов. Успех их выполнения, говорят тюменцы, будет зависеть и от строительства систем магистрального транспорта.

Большие задачи стоят перед нефтедобычей.

До недавнего времени осваивалось сравнительно немного высокодебитных месторождений. В девятой пятилетке, например, три четверти добытой нефти дал лишь один Самотлор. Теперь нужно вводить в год не по два-три, как раньше, а по восемь месторождений, и в более сложных условиях. Черная краска, обозначающая на картах нефтяные месторождения, "поползла" наверх. И хоть базами освоения остаются те же города Сургут и Нижневартовск, нефть увлекает добытчиков на север, все ближе к Ямалу. Геологи, руководители тюменской партийной организации считают, что ежегодный прирост добычи нефти в области может составлять 20 и более миллионов тонн. И уровень добычи западносибирской нефти лимитируется не ее природными запасами, а ресурсными возможностями отечественной экономики. Прирост будет зависеть от того, сколько страна сможет дать комплексу труб, буровых станков, машин, строительных материалов, финансов и т. д. Переход от фонтанирования нефти к ее принудительной добыче потребует резкого увеличения всех объемов работ, и в этом важнейшая особенность второго этапа, требующая глубокого осознания.

Своевременно и точно оценить перспективные объемы добычи - значит ответить и на многие другие вопросы развития комплекса. И в первую очередь на такие, как развитие транспорта и капитального строительства. Без транспорта в условиях тюменского Севера нет капитального строительства, а с капитального строительства начинается развитие транспорта.

Перспективный подход в освоении природных богатств Сибири - это категория, можно сказать, экономическая, социальная, психологическая, и об этом речь впереди. Особенность же второго этапа реализации Западно-Сибирской программы состоит в углублении комплексности, взаимосвязанности использования сырьевых, энергетических, водных и других ресурсов.

Комплекс, говорят тюменцы, это не статичный набор однажды и навсегда принятых решений, вариантов, сложившихся хозяйственных связей. Это динамичная форма организации хозяйства, меняющаяся с экономическим развитием и появлением новых возможностей и потребностей.

 

БАМ: рождение программы

"Это самая трудная трасса в моей жизни" - так оценил БАМ человек, который изысканиями железных дорог занимался без малого 50 лет.

Ему верить можно, хотя портрет трассы, нарисованный им, очень прост и рядом с сотнями живописаний, явившихся в последние годы, кажется малоинтересным. Суть, однако, не в красотах стиля, а в точности характеристики, и поэтому пусть трассу БАМа в этих заметках, опирающихся на информацию, представит инженер-изыскатель А. Побожий, еще один знаток Сибири "не понаслышке", который первое, рекогносцировочное, задание по БАМу получил в 1933 году.

"Почти на всем ее протяжении, - пишет он, - земля скована вечной мерзлотой, почти нет троп и дорог, редкие поселки на берегах рек разделены между собой огромными пространствами тайги. Приходится преодолевать грозные препятствия: Байкальский хребет, скалистые берега Северного Байкала, Северо-Муйский хребет, хребты Кадар, Каларский и Дуссе-Алинь. Трассу прорезают бурные коварные реки: Лена, Киренга, Вилюй, Олекма, Зея, Селемджа, Бурея, Амгунь".

Да, пунктир будущей трассы от Байкала до Амура на картах и схемах, так естественно соединяющий Сибирь с Дальним Востоком, можно, пожалуй, назвать и результатом, и планом, и перспективной программой работы не одного поколения людей.

Историки, отдавая должное прозорливым умам прошлого, извлекают из архивов бесценные свидетельства неутомимого поиска мысли, опережавшей реальные возможности своего времени и обращенной к потомкам в надежде на понимание и свершения. Один, например, из первых проектов межконтинентной Сибиро-Аляскинской магистрали, которая по смелому замыслу его авторов должна была обеспечить транзитное железнодорожное сообщение Нью-Йорк - Париж, родился в начале века. Но это, впрочем, тоже, наверное, целая книга "Проекты дороги к океану: фантазии и реальность". Так как предмет нашего повествования реальность, то...

Опять конец 20-х - начало 30-х годов. (Оказывается, все сибирские программы - ровесницы, во всяком случае, идейно.) В сообщении о контрольных цифрах развития народного хозяйства и социально-культурного строительства РСФСР на 1929-1930 годы подчеркивается: новые пути сообщения должны строиться для того, чтобы вовлекать в эксплуатацию новые районы.

Все железные дороги в Сибири проектируются с этой целью.

Байкало-Амурская магистраль в проектировках 30-х годов существует как часть программы широкого комплексного освоения районов Восточной Сибири и Дальнего Востока.

Вот как в представлении специалистов тех лет должна была развиваться территория, по которой и следовало тянуть еще одну дорогу по Сибири.

Во-первых, создание крупной металлургической базы на восточном участке.

Во-вторых, использование гидроэнергетического потенциала Ангары и природных ресурсов Ангаро-Ленского района на западном участке.

И наконец, освоение Якутского железорудного и угольного месторождений на центральном участке.

Не правда ли, похоже на контуры современной программы БАМа?

Впрочем, не будем торопиться с выводами. За темпами строительства самой дороги нам все равно не угнаться.

"Нет программы, равной БАМу", - уверяют строители, приводя в доказательство действительно впечатляющие сведения.

Крупных мостов и тоннелей - 142.

Новых таежных станций - 200 и около 3 тысяч искусственных сооружений.

Более 300 миллионов кубометров земляных работ и около 4,5 тысячи километров путеукладки.

56 поселков будущих эксплуатационников с жильем в один миллион квадратных метров.

Тысячи километров просек, тысячи 'автомобилей, бульдозеров, экскаваторов, десятки тысяч людей, сотни миллионов рублей...

И при этом новости с БАМа опережают даже газетные темпы. Едва газетчик, вернувшийся с магистрали, успеет сочинить репортаж о появлении новой строительной площадки в тайге, как уже в утреннем выпуске "Последних известий" радио сообщает о сдаче первых домов в новом поселке с загадочным, красивым названием.

Но БАМ - дорога жизни в известном смысле для больших неосвоенных территорий - идет не только по тайге и через горы, с оглядкой на сейсмические опасности, вечную мерзлоту, сели, наледи, лавины. БАМ занимает также умы, озабоченные отысканием лучших вариантов решения множества проблем, вызванных к жизни экономической необходимостью освоения новых ресурсов - от методов самого строительства до перспектив будущих городов и поселков.

На этой дороге все непросто: укладывать рельсы и строить отношения с природой, разрабатывать медные горы и закладывать пшеничные поля, размещать заводы и сохранять здоровье переселенцев, искать минералы и управлять организацией планируемого хозяйства. Но мы, наверное, не преувеличим, если скажем, что самое все-таки ответственное дело - сверстать программу масштабного освоения природных ресурсов в огромной зоне магистрали с позиций социально-экономической гармонии и максимальной эффективности будущих производств.

Эта программа разрабатывается сейчас, в наши дни, и у нас есть возможность рассказать подробнее о самом процессе рождения программы.

С точки зрения экономистов, "программа БАМа" - логическое продолжение всех предыдущих сибирских программ. Нет и принципиальной новизны в подходах и методах организации работы по ее "строительству". Научный инструментарий и технические средства познания, разумеется, усложнились, а цели перед программой ставятся те же: обеспечить наилучшие условия хозяйственного развития с позиций интересов всей страны.

Вот хроника интересующих нас событий.

Сентябрь 1974 года. В Иркутске проходит расширенное заседание Президиума Восточносибирского филиала совместно с комиссией Сибирского отделения АН

СССР по проблемам, связанным со строительством магистрали. А в поселке Магистральном сдаются в эксплуатацию первые девять сборно-щитовых домов. В Звездном рождается первый коренной житель. На линии Бам - Тында устанавливаются светофоры. Теп- лозерский цементный завод, первым в Сибири и на Дальнем Востоке освоив выпуск "портландского-600", отгружает строителям БАМа большую партию высокомарочного цемента.

Декабрь 1974 года. Сибирское отделение АН СССР заканчивает работу над предварительным докладом по проблемам освоения зоны Байкало-Амурской магистрали. А в Комсомольске-на-Амуре начинает действовать ледовая переправа через Амур, устанавливаются фермы "главного моста" БАМа. В Тынде формируется новый трест "Тындатрансстрой" - генеральный подрядчик на участке трассы от Тынды до Чары и далее до Витима. Из Усть-Кута пробивается в Магистральный механизированный отряд, положено начало зимнику до Улькана.

Сентябрь 1975 года. В Чите собирается первая Всесоюзная научно-практическая конференция по проблемам БАМа для обсуждения доклада Сибирского отделения АН СССР. А в Тынде праздничный митинг по случаю награждения 75 строителей БАМа орденами и медалями за успехи, достигнутые при строительстве линии Бам - Тында. Вырубаются первые просеки под линию электропередачи Усть-Илим - Коршуниха - Усть-Кут. Готовится к сдаче мост через Лену длиной 432 метра...

В этом именно сентябре Президиум Академии наук СССР создает Научный совет Академии наук СССР по проблемам БАМа. Назначение совета - координировать научные исследования, "проводимые учреждениями Академии наук СССР и связанные со строительством магистрали, а также освоением прилегающих к ней территорий". Председателем совета назначается экономист. Среди членов совета представители если не всех, то многих наук, специалисты-практики, строители.

Известно, что всякая программа питается информацией. Но оказалось, что зона БАМа по многим информационным разделам белое пятно в познании. Наверное, у многих такое заявление вызовет недоумение. Как можно назвать белым пятном тот кусок земли, на котором сегодня каждый день что-то ищут, что-то находят, что-то строят, куда-то пробиваются? Какое ж это белое пятно, если оно перерезано лентой самой популярной стройки времени? Что за белое пятно, которое в экономической перспективе уже с 30-х годов просматривалось конгломератом крупных индустриальных комплексов? Разве земля, побудившая к строительству большой и перспективной во многих отношениях дороги, может быть названа белым пятном? Да и вообще, есть ли нынче на географических картах белые пятна? Космос, да, это терра инкогнита XX века. А наша маленькая и необъятная планета давно ведь уже окрашена на картах в яркие цвета, обозначающие разные степени изученности ее лоскутков!

Все так, но вот что говорят специалисты.

Аграрник. "Много ли знает наука о биологическом потенциале зоны БАМа? Твердо известно пока только одно: его нужно использовать - и все более интенсивно - в интересах развивающегося человечества. Представления о состоянии и объеме этого биопотенциала, к сожалению, очень приблизительны, и аграрная наука испытывает острый дефицит информации о природных данных этой зоны".

Геолог. "До недавнего времени богатства недр Восточной Сибири выявлялись очень слабо. Строительство Байкало-Амурской магистрали подтолкнуло развитие геологоразведки в прилегающих к дороге районах, но обоснование хозяйственного будущего этой зоны требует детальных исследований на больших площадях. Пока многое только угадывается, но это хорошо для фантазирования, а не планирования. Признаюсь, что даже у исследователей н:т единого взгляда на геологическую природу этой территории именно потому, что мы очень плохо ее знаем".

Эколог. "Всем, кажется, ясно, что даже строительство одной только дороги сопровождается разрушительными вторжениями в почвенный или растительный покров, а с них начинаются нарушения природной целостности. Впереди же крупное индустриальное строительство, рождение городов, промышленных узлов. Нужно уже в проектах предусматривать способы предотвращения губительных воздействий хозяйственного созидания на природу. И против этого никто не возражает, но кто знает, как к этому приступить? Ведь при строительстве магистрали мы столкнулись с совершенно неизученной природой, с неизвестными науке процессами".

Эколог

Медик. "Осмысление перспектив жизни людей в этой зоне требует исследований комплексного медико-биологического и медико-географического характера, а такого опыта в стране нет. Накоплены очень скромные результаты - и предварительные и приблизительные. Климатологические данные отсутствуют почти для всей территории. Потребности пришлого населения в продуктах питания оцениваются весьма условно. Специфика медико-географических условий различных территорий зоны в связи с их экономическим развитием в ближайшем будущем пока учитывается "плохо".

Довольно. Эти высказывания смонтированы нами из многих выступлений на первых научных конференциях и заседаниях по БАМу. "Изучена совершенно недостаточно", - дружно констатировали ученые, "всмотревшись" в зону БАМа сквозь призму поставленных перед ними задач. И... И началась работа.

Темпы, с которыми наука накапливает информацию о зоне магистрали, могут быть, пожалуй, сопоставимы с темпами самой стройки. В фундамент научной программы БАМа уложены уже тома исследовательских проработок, и одна из наиболее примечательных особенностей этих работ - очень широкий круг специалистов. Под крышей общей цели работают вместе сейсмологи и математики, географы и энергетики, мерзлотоведы и лимнологи, агрохимики и геофизики, биологи и социологи, медики и аграрники... Только в Сибирском отделении Академии наук в разработке проблем хозяйственного освоения зоны магистрали принимает участие 26 институтов. (Вот, кстати, как выглядит тематическая "раскладка": девять институтов представляют науки о Земле, шесть - физико-технические, шесть - биологические, девять - общественные.) Статьи, монографии, расчеты, карты, схемы, графики, технологические предложения, научные доклады, рекомендации, рекомендации, рекомендации...

За пять лет изменилось многое. Вместо "необходимо исследовать", "необходимо рассчитать", "необходимо уточнить" и т. д. в научных отчетах по БАМу все чаще читаешь: "закончены исследования", "уточнены характеристики", "проведены расчеты" и т. д.

Скажем, отчитываются аграрники. "Выявлены и уточнены характеристики земельных участков, пригодных для сельскохозяйственного освоения в ближайшей и отдаленной перспективе", - говорят они и уверенно оперируют данными: потенциально ресурсы таких земель в зоне БАМа превышают 130-150 тысяч гектаров, в том числе 60-80 тысяч пашни. И знают, как, за счет каких источников будет решаться проблема "обеда для БАМа".

Создание продовольственной базы для зоны пионерного освоения должно идти, по мнению ученых, в трех направлениях.

Яйца, молоко и некоторые овощи, то есть продукты, которые скоро портятся и трудно перевозятся, а также неприхотливую картошку, без которой сибиряк чувствует себя неуютно, можно и нужно производить на месте.

Молочные продукты, мясо, корма для животноводства и все ту же картошку, но уже в больших количествах, производить в прилегающих к трассе районах, и в более развитых, с одной стороны, и более климатически благоприятных - с другой, для чего решительно интенсифицировать сельское хозяйство в этих районах.

Ну а уж виноград, дыни, яблоки, груши и прочие теплолюбивые фрукты-овощи везти на БАМ из далеких южных краев, как это и делается по отношению к Сибири.

"Экспериментальные обследования и стационарные опыты, - говорит аграрник, - показали за эти годы, что на многих участках зоны магистрали при определенной агротехнике можно получить очень неплохие урожаи: картофеля, например, по 110-180 центнеров с гектара, зеленой массы однолетних и многолетних трав по 170-260 центнеров. Это очень важно, потому что производство молока вдоль северной трассы представляется пока наиболее трудным. Практически развитого промышленного молочного хозяйства здесь никогда не было. Но нет и сомнений в реальной возможности высокоэффективного хозяйства, несмотря на все противопоказания, с которыми здесь, конечно, приходится сталкиваться. Ведь работают же норильские или мурманские фермы, где получают по 4,5-5 тысяч литров молока от коровы. И затраты при этом вполне терпимы - чуть выше среднего уровня по Новосибирской, например, области и составляют около 26-28 рублей на центнер молока. Производить молоко можно, но вот конкретные решения организационных вопросов, подбора машин, технологии содержания скота, селекции растений и животных и т. д. требуют дифференцированного подхода и экспериментальной проверки. Завершены технико-экономические обоснования сооружения многих крупных объектов агропромышленного комплекса в зоне БАМа - совхозов, птицефабрик, тепличных комбинатов, молочных ферм и ряда подсобных хозяйств промышленных предприятий".

Слово геологу. А какому именно геологу? Тому, что изучает глубинное строение земной коры? Или тому, который ведет поиск, разведку и оценку полезных ископаемых в зоне магистрали? Или тому, которому поручили исследовать сейсмические и инженерногеологические условия строительства в притрассовых районах? Или, наконец, тому, от кого ждут данных по гидрогеологическим ресурсам? Или...

Ходят по одной тайге люди одной профессии, а какие разные перед ними стоят задачи! Как быть?

Карта остается для геологов самым емким хранилищем и самым полным источником информации. И месторождение, нанесенное на ней, - слава геолога, венец его усилий. И если попытаться обобщить, то получится примерно следующее.

Геолог. "Составлена карта детального сейсмического районирования трассы и зоны ее экономического влияния. Карта позволяет выбирать наилучшие участки для железнодорожных станций и промышленных предприятий. Есть точные оценки сейсмической обстановки в наиболее беспокойных районах. Под постоянным геолого- геофизическим наблюдением живет Байкальская рифтовая зона - одна из наиболее сейсмически опасных в мире, а вся ее северная часть "оккупируется" БАМом.

Явились на свет и тектонические карты, значение которых неоценимо для инженерно-геологического районирования и для гидрогеологии, Благодаря таким картам крупные разрывы земной коры, например, становятся точным адресом поиска источников подземной воды, а роль воды в развитии индустрии растет буквально с каждым днем.

Выявлена серьезная минерально-сырьевая база для черной металлургии. Подготовлена рудная база для развития в Восточной Сибири цветной металлургии. Готовы к эксплуатации крупные месторождения некоторых строительных материалов. Обоснованы геологические предпосылки существенного увеличения запасов руд в уже известных рудных полях и наличия новых месторождений минерального сырья".

Эколог. "В ответ на экономическое понятие ТПК естественники выдвинули свое биоэкономическое: ПТК - природно-территориальный комплекс. И если экономисты, рассчитывая ТПК, стремятся к производственной и социальной гармонии, то биологи и географы, обозначая границы ПТК, пытаются познать меры дозволенного самой природой вторжения индустрии в ее царство. Приставка "био" к экономической системе хоть и робко, но утверждается в правах, означая ответственность науки за последствия хозяйственного наступления на природу. Взгляд на будущее зоны БАМа как на совокупность территориально-производственных комплексов твердо, кажется, укрепился в общественном сознании. Понимание зоны БАМа как совокупности природно-территориальных комплексов только еще пробивает себе дорогу. Возможно потому, что само понятие ПТК лишь становится на ноги, отчуждаясь от размытых представлений о природе вообще и инертных натуралистических описаний. А возможно, и потому, что углубление в особенности ПТК чревато новыми заботами, большими затратами и нетрадиционными хозяйственными связями.

Рано или поздно зона БАМа предстанет перед нами в виде системы хорошо изученных природно-территориальных комплексов, и тогда мы будем точно знать, где и как нам рубить лес и распахивать землю, размещать города и заводы, не боясь отмщения со стороны природы за свои небрежные и торопливые действия.

А пока составляются прогнозные карты охраны природы по регионам, накапливается информация для разработки генеральной схемы комплексного освоения ресурсов магистрали,

До строительства дороги единственным "землепользователем" в большинстве прибамовских районов были лесозаготовители. Теперь территорию придется делить между городами и поселками, промышленными и сельскохозяйственными комплексами, заповедниками и заказниками, понадобится рекреационный фонд возле индустриальных центров.

И все это вторжения в сложившиеся экологические системы, испытание их устойчивости, от которой в конечном счете зависит благо и хозяйства и человека. ТПК - это будущее зоны БАМа, а ПТК при всей их малой изученности и незавершенности контуров - это реальность, навязывающая себя в первую очередь проектировщикам и строителям и предстающая перед наукой в виде сигнала к объединению усилий...

Геокриологи, кочуя по притрассовым землям с "термометром" (температура - вот что нужно прежде всего знать человеку в отношениях с вечной мерзлотой), подсчитывают одновременно убытки от поверхностного проектирования и топорного строительства в районах так называемой криолитозоны, приходя к выводу, что незнание повадок мерзлоты обходится в два раза дороже, чем их изучение.

Гидрометеорологи, изучая лавинные режимы, предостерегают лесозаготовителей от неосторожных вырубок на массивах, имеющих, казалось бы, весьма отдаленное отношение к железной дороге, но на самом деле превращающихся в грозную опасность и для самой дороги, и для придорожной жизни в случаях бездумного пользования их богатствами.

Ихтиологи, исследуя динамику видов редких рыбных семейств, требуют от предприятий очистных сооружений и безотходных технологий.

Нелегко привести в равновесие биоэкономическую систему, разрушение и создание которой начинается с удара топора, таежного марша машин, взрыва, неспешных разворотов неуклюжего экскаватора. Но охрана природы и рациональное использование ее ресурсов должны опираться на систему последовательных мероприятий, начиная от контроля и надзора и до внедрения новых технологических схем и объединения министерств и ведомств".

Экономика, экология и технология ищут общий язык, с помощью которого удастся построить любовно-разумные отношения хозяйства и природы.

А медики разрабатывают медико-географические, климатические и санитарно-гигиенические карты, по которым можно судить о том, насколько тот или иной район пригоден для жизни человека и что нужно сделать в первую очередь, чтобы облегчить человеку процесс приспособления к новым нелегким условиям. Продумываются природоохранные мероприятия и режимы питания, ведется профилактика некоторых заболеваний и санитарно-противоэпидемическая работа...

Оказывается, изложить обобщенно результаты многолетних исследований куда труднее, чем констатировать дефицит информации. И это естественно и хорошо: дорога строится, познание продолжается. В зоне строительства магистрали работают лесники и мерзлотоведы, механики и энергетики... Тут даже для простого перечисления специалистов нужно перевести дыхание.

Информация, информация, информация... БАМ для науки - это и объект разносторонних исследований, и испытательный полигон, и социальный заказ на решение важных задач в экономике и управлении, технике и экологии, медицине и сельском хозяйстве. БАМ для экономической науки - это и теоретическое развитие основополагающих идей и методов решения масштабных задач хозяйственной практики.

Информация собирается ради разработки крупной народнохозяйственной программы. Научный совет по проблемам БАМа, концентрируя сведения у себя, занимается обоснованием концепции хозяйственного развития этого региона.

Цель программы БАМа ясна: создать на этой территории крупный региональный народнохозяйственный комплекс, необходимый для решения общесоюзных социально-экономических задач на базе использования высокоэффективных природных ресурсов зоны. Достигается цель взаимосвязанным решением комплекса подцелей и мероприятий.

Провозглашая программно-целевой подход к проблеме БАМа, научный доклад совета, обобщивший результаты исследований многих академических и отраслевых НИИ и проектных организаций, выделяет несколько целей народнохозяйственного ранга:

сооружение самой магистрали и элементов транспортной сети,

комплексное развитие производства зоны БАМа, формирование контингента трудовых ресурсов и оптимального комплекса условий жизни населения зоны БАМа

и, наконец, создание условий для нормального экологического режима на осваиваемой территории.

Экономисты на основе анализа возможных ситуаций развития народного хозяйства страны провели вариантные расчеты и определили необходимые количественные параметры программы. С использованием экономико-математических методов и ЭВМ рассчитали сетевые графики строительства магистрали и формирования территориально-производственных сочетаний в этом регионе, оптимизирующие выполнение программы в целом.

Читается этот текст трудно, выглядят же сетевые графики создания отдельных ТПК куда веселее. Кружочки, пунктир, стрелки, решительные прямые линии, связывающие между собой объекты и сферы производства, дают ясное и зримое представление не только о содержании будущего ТПК, но и о лучшем порядке его появления на свет.

Обосновать экономическую стратегию освоения, найти пути повышения народнохозяйственной эффективности развития производительных сил в этой зоне, предложить систему распределения средств во времени с учетом их максимальной отдачи, разработать рациональные методы развития хозяйства на новых территориях и способы улучшения системы управления - вот далеко не полный перечень проблем экономической науки, объединяемых понятием "программа".

В июле 1979 года принято постановление партии и правительства о дальнейшем совершенствовании хозяйственного механизма. Здесь предусматривается разработка программ развития отдельных регионов и территориально-производственных комплексов, и одной из первоочередных называется программа по развитию зоны Байкало-Амурской магистрали.

Прошло немногим более пяти лет после выхода постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР о строительстве БАМа. За эти годы сформирован стотысячный коллектив строителей, который построил более 1500 километров железных дорог, 80 поселков, 200 мостов. (Строится первоклассная транспортная артерия с высоким уровнем автоматизации. Дорога будет оборудована автоблокировкой, диспетчерской централизацией с электрическим управлением стрелками и сигналами. Все лучшее из арсенала современной техники, организации работы железных дорог в нашей стране и за рубежом находит на БАМе применение. Здесь будут использоваться прогрессивные методы эксплуатации железных дорог, автоматизированные системы управления перевозочным процессом, все, что обеспечит эффективное обслуживание индустриальных комплексов и максимум удобств будущим пассажирам транссибирской линии Байкал - Амур.)

И вот разрабатывается программа по строительству БАМа и развитию промышленности в районах прохождения этой магистрали. Научный совет Академии наук СССР по проблемам БАМа, совет, который возглавляет один из авторов этой книги, воспринял решение партии и правительства как прямое поручение. Под руководством совета подготовлен доклад "Научные основы комплексной программы хозяйственного освоения зоны магистрали", который обсуждался и был одобрен на второй Всесоюзной конференции по БАМу в Благовещенске. В докладе рассматривалось несколько вариантов хозяйственного освоения зоны с учетом долговременных интересов развития страны и наращивания экономического потенциала восточных районов. Сейчас задача состоит в том, чтобы с участием министерств, ведомств и местных органов разработать проект самой программы.

Ни одно заседание совета, а они проводятся раз в полгода и, как правило, непосредственно в районах строительства дороги, не обходится без докладов и выступлений партийных и советских руководителей областей Сибири, по которым идет БАМ, отраслевых проектировщиков и специалистов. Ни одно заседание совета не проходит без обзорных и постановочных докладов ведущих ученых в тех областях знаний, от которых в первую очередь зависят прогнозные оценки перспектив хозяйственного развития огромной территории. Ни одно заседание совета не проходит без участия представителей центральных планирующих и директивных органов.

Ответственная это задача - разработать программу, реализация которой в значительной мере дело следующего века. Видеть перспективу - главное условие точных и дальновидных решений.

 

Новый индустриальный пояс

В одиннадцатой пятилетке магистраль вступит в строй. Дорогу с нетерпением ждут в Бурятии и Приамурье, в Забайкалье и Приморье. Шесть областей, краев и автономных республик Сибири и Дальнего Востока связывают с приходом БАМа надежды на интенсивное развитие и эффективное использование своих богатейших природно-сырьевых ресурсов.

Пройдем по трассе и мы и попытаемся набросать хоть схематичную картину будущего хозяйства в зоне магистрали, опираясь, конечно, на наши сегодняшние представления о ее богатствах.

Иркутская, область. Это часть уже знакомого нам Ангаро-Енисейского региона. По иркутской земле про ходит 284 километра БАМа.

Еще несколько лет назад первые научные проработки связывали будущее планируемого здесь Верхне-Ленского ТПК с комплексным освоением лесных ресурсов. Да, эксплуатационные запасы леса более чем в 1,2 миллиарда кубометров позволяют перерабатывать здесь ежегодно 12-13 миллионов кубометров древесины. Но строительство дороги ускорило процессы познания прилегающих территорий, и за последние годы здесь найдены калийные соли, полиметаллы. На территории будущего ТПК находится и часть Непско-Ботуобинского свода, нефтегазоносные пласты которого высоко оцениваются геологами. Весной 1978 года в Братске на очередном заседании совета мы услышали авторитетное заявление ученых-геологов: Непско-Ботуобинский свод оказывается центром "притяжения" углеводородов.

Стержневой линией развития этого комплекса будут нефть, газ, химия. Но, чтобы убедиться в справедливости этого утверждения, нужны детальные геологоразведочные работы на площадях комплекса.

Так же как и в будущем, лесоперерабатывающее производство требует определенных действий именно сегодня. К наиболее качественным и близко к трассе расположенным лесам прикрепляются так называемые самозаготовители из разных союзных республик и областей РСФСР. Самозаготовителям отведена сырьевая база с ежегодной заготовкой более четырех миллионов кубометров леса. Уже сегодня нужна схема комплексного освоения верхнеленских лесов, на основе которой можно было бы планировать всю лесопереработку в этом районе.

Бурятия. В горной Бурятии только за годы двух предпоследних пятилеток выявлены, разведаны и утверждены запасы более чем по 50 крупным месторождениям минерального сырья. Среди них такие, как колчедано-полиметаллические Озерное и Холоднинское, Орекитканское молибденовое, Молодежное - хризотил-асбеста, Ощурковское - апатитоносных пород, Черемшанское - кварцевых песчаников и другие.

А в Северной Бурятии, в районе хребта Сынныр, в 70 километрах от трассы впервые в мировой практике геологи нашли срастания двух минералов - полевого шпата и калисилита (научное название - псевдолейцитовые сиениты). И эти светло-серые или розовато- серые зернистые массивные горные породы оказались ценнейшим комплексным сырьем, из которого можно получать глинозем и калийные удобрения, керамику и огнеупоры. Использовать эти "камни" можно практически полностью без всяких отходов, потому что побочным продуктом при получении глинозема, например, оказывается... цемент, снижения спроса на который в обозримой перспективе не предвидится, особенно в зоне строительства. Геологи с удовлетворением замечают: сынныриты - воплощение мечты академика А. Ферсмана об использовании горной породы в качестве руды.

Много ли сынныритов в хребте Сынныр? Теперь уже известно: сынныриты слагают мощное трубчатое тело, уходящее на значительную глубину. Это сотни миллионов тонн горной породы, месторождение, способное обеспечить работу большого горнодобывающего предприятия в течение многих лет. Но как обращаться с этим новым сверхполезным ископаемым, некое подобие которому есть лишь на небольшом месторождении в Италии?

Сентябрь 1978 года. Заседание Научного совета по проблемам БАМа в Северо-Байкальске. Академик Армянской академии наук Манвел Гарегинович Манвелян демонстрирует участникам заседания пробирки с результатами лабораторных экспериментов и говорит о сынныритах со страстью влюбленного человека:

"Я тридцать пять лет посвятил псевдолейцитовым породам, но подобного состава, где одна четвертая - алюминиевое сырье и почти одна пятая - калиевое, не встречал никогда. В этом месторождении находятся десятки и десятки миллионов тонн металлического алюминия. Если ежегодно производить два миллиона тонн глинозема, то это больше чем один миллион тонн алюминия. А на тонну глинозема, учитывая все потери, я беру пять с половиной тонн сынныритов..."

Висели на стенах таблицы "Химические анализы пород комплекса псевдолейцитовых". Ходили по рукам пробирки и мешочки с разными пробами, а М. Манвелян взволнованно сыпал формулами, пытался посвятить присутствующих в технологию химического эксперимента, выкладывал все новые сведения.

"Ведь речь идет, - говорил он, - о получении бесхлорных калиевых удобрений. В этом месторождении многомиллионные запасы калиевого сырья. Весь мир нуждается в бесхлорных калиевых удобрениях, наше Министерство химической промышленности не в состоянии удовлетворить спрос на них, потребность отечественного сельского хозяйства в этих удобрениях исчисляется в десятках миллионов тонн, а даются сотни тонн. Мы же нашими методами (а это автоклавный процесс) сумели полностью перевести калий в раствор.

Удобрения, полученные из сынныритов, испытывались на полях Белоруссии и Сибири и дали очень большую прибавку урожая".

Невозможно пересказать монологи М. Манвеляна во славу сынныритов, произносимые не только в зале заседания, но и во время поездок по трассе. Может быть, уместно вспомнить шуточные стихи, родившиеся в этой связи в дни работы совета?

Процветание сокрыто

В недрах камня сыннырита.

Хочешь хлеб досыта есть -

В сынныритах злаков честь.

Хочешь красить без опаски -

В этом камне море краски.

Хочешь высоко летать -

Можешь алюминий брать.

Сыннырит - большая сила.

Но про все ли мы спросили?

Наверное, и мы не про все спросили, но, пожалуй, не все еще возможности этого замечательного сибирского камня и известны сегодня ученым. Эксперименты продолжаются. А Сыннырский массив решительно заявил о себе на будущее.

А ведь это Бурятия, труднодоступная Бурятия, куда и буровой станок затащить было почти невозможно, только приоткрывает свои богатства. И специалисты считают, что нужно увеличивать масштабы геологоразведочных работ как в зоне трассы, так и во всем междуречье Уды и Витима.

Читинская область. Если вы посмотрите на экономическую карту Восточного Забайкалья, то заметите, что вся промышленность области сосредоточена на юге, где работают предприятия, которым больше 200 лет; ртуть, например, открыта "в Забайкальской области на Ильдигинском прииске Нерчинского округа" еще в 1759 году. Именно территория Читинской области - родина добычи первого отечественного серебра, олова, свинца и других руд цветных металлов. А между тем главное богатство области - Удоканское месторождение меди - расположено на севере, рядом с трассой БАМа.

Мы встречались с главным инженером проекта Удоканского горно-обогатительного комбината Владимиром Васильевичем Попковым, человеком, влюбленным в Удокан и его перспективы. Тем, кто проявляет к Удокану интерес, В. Попков может с упоением рассказывать о том, что Удокан - это высокогорье с низшей точкой в 1200 метров, с высшей - в 2200, с сейсмичностью в 9-10 баллов, с опасностью осыпей, оползней, селевых потоков, что это едва ли не самое красивое место во всей Сибири, с висячим озером в серой громаде Кодарских скал, с прозрачными рыбными реками и озерами.

И уж конечно, крупнейшее месторождение медной руды, где разведанные запасы меди исчисляются многозначными числами, а прогнозные запасы в этом районе существенно превосходят данные разведки.

И здесь будет горно-обогатительный комбинат, добывающий и обрабатывающий десятки миллионов тонн руды в год. И обогатительная фабрика, где предполагается самая высокая в стране производительность труда - 380 тонн в смену на работающего, будет ежегодно давать более 200 миллионов рублей прибыли.

И вырастет здесь современный уютный город на 60 тысяч жителей.

Словом, Удокан - это большая судьба Восточного Забайкалья, жемчужина зоны магистрали, "медная столица БАМа", как назвала однажды "Правда" будущую станцию Чара, рядом с которой и расположен Удокан.

Мы были на этом месторождении. Летали туда в разные годы, но всегда зимой, и если в Чите было 5- 6 градусов мороза, то там, на севере, градусов на 20- 25 ниже, а то и на 30. Смотришь с вертолета - солнце, снег, мирные холмы, безмятежный лес, исчерченный, куда ни глянешь, руслами замерзших речек. Ни лавин, ни селей, ни обещанного гула гор, перекрывающего гул мотора. А приземлишься - нереальная красота пейзажей, заставляющая вспоминать чужие впечатления, выраженные так, как сегодня и не принято изъясняться. Например, из "Записок" декабриста Николая Васильевича Басаргина: "В восточной Сибири, и особенно за Байкалом, природа так великолепна, так изумительно красива, так богата флорою и приятными для глаза ландшафтами, что, бывало, невольно с восторженным удивлением простоишь несколько времени, глядя на окружающие предметы и окрестности".

Природа по-прежнему великолепна, удивление по- прежнему "восторженно", но вот "несколько времени" постоять и поглядеть на "окрестности" деловым пассажирам вертолетов не дано. В короткие приземления нужно забрать или высадить рабочих изыскательских партий, посмотреть площадку будущего строительства, выяснить условия для прокладки предполагаемой дороги.

Добыча угля

Созерцаешь снежную идиллию с вертолета и вспоминаешь старинную легенду, услышанную от литераторов Читы. Два сказочных богатыря, Кодар и Удокан, одновременно нашли клад и заспорили о том, кому он принадлежит. Спор разрешил поединок на луках, погибли оба, но там, где замертво упали богатыри, поднялись высокие горы, и до сих пор люди слышат биение богатырских сердец, от которого вздрагивают хребты, с грозным гулом сбрасывая снежные лавины.

Кажется все это только легендой. И в рассказы очевидцев Муйского землетрясения, которые мы приводили в лирической главе, верится с трудом.

Но вот вечером в жарко натопленном деревянном доме на походной базе читинских изыскателей начинаются нескончаемые разговоры над схемой будущего автозимника, и из деталей и случайно услышанных подробностей узнаешь о местах, которые видел, больше, чем смог увидеть за несколько часов осмотра. "Летом, говорят, там "студебеккеры" застревали. Мне эвенк говорил". "Самое сложное место? Каларский перевал. Нет, Долина Смерти, сразу за Тупиком, обойти ее невозможно". "Если бы мы шли по бровке Сивалукты (это река), естественно, мы бы сухие не были. Но там не пройдешь - она же крутится! Есть один прилегающий склон. Там метров на 500 место открытое, сползающее". И так далее.

С автозимника начинается еще один индустриальный гигант Сибири. По описаниям геологов, это месторождение напоминает перевернутое блюдце, "накрытое" горой и выходящее на поверхность по краям. Чтобы до блюдца добраться, нужно снять слой горных пород объемом в 90 миллионов кубометров. А для этого нужна новая технология, мощная техника...

Но путь к Удокану - это еще и путь по богатейшим" малопозпанкым и неосвоенным землям. В том же районе еще и чаро-токинские железистые кварциты, и угольные месторождения, и россыпные месторождения редких металлов.

Высказывалась уже мысль о соединении районов, где большие запасы каменных углей соседствуют с большими запасами железных руд. Если эти месторождения будут связаны железной дорогой, для них можно создать общую энергетическую и строительную базу...

Якутия. Хозяйственное освоение зоны БАМа уже началось. Первенцем стал Южно-Якутский территориально-производственный комплекс, о котором мы упоминали во второй главе.

Развивается этот район очень бурно. В кратчайшие сроки была создана организация "Якутуглестрой", высокими темпами идет строительство крупнейшего в стране горного предприятия - Нерюнгринского разреза. В августе 1978 года здесь обнажен угольный пласт и начата добыча угля. Да какого! Девяносто процентов месторождения составляют угли коксующиеся, которые к тому же залегают не в глубине земли, а в верхней части сопки, причем толщина слоя достигает в некоторых местах 80 метров.

Якутский уголь нужен нашей стране, но его запасы позволяют удовлетворять и экспортный спрос. Соглашение о поставках южноякутского каменного угля в Японию было подписано в Москве в июне 1975 года. Оно предусматривает вывоз угля из Нерюнгри в Японию в возрастающих количествах и в течение многих лет.

По соседству с разрезом строится и Нерюнгринская ГРЭС, которая будет работать на окисленных углях. Мощность первой ее очереди - 630 тысяч киловатт. Журналисту довелось побывать на этой стройке через год после ее начала. Старший инженер технического отдела Г. Пастухов не то чтобы жаловался на Якутию, но загибал пальцы, перебирая сложности. Начал он с метеоусловий, сетуя на морозы и ветры. Геологические условия тоже не лучшие: грунты пестрые, деградирующая мерзлота, одну из площадок строители забраковали только потому, что грунты для них совсем новые и они не знают, как с ними обращаться. Хватает сложностей и в решении инженерных задач; приходится шевелиться заводам-поставщикам - требования к ним необычны...

Тем не менее ГРЭС в поселке с названием Серебряный Бор строится. И конечно, первой очередью дело не кончится. Будут со временем сооружены энергетические мощности в миллионы киловатт, они будут питать электроэнергией комплекс различных взаимосвязанных производств.

Руда, уголь, природный газ Якутии - отличные предпосылки для создания на востоке новой металлургической базы страны. А нужна она все больше именно в связи с развитием этих районов. В частности, резко возрастает потребность в металле в той же Якутии, если думать о перспективах ее газовой промышленности и о продолжении малого БАМа от Беркакита дальше на север.

Сибирские экономисты, опираясь на расчеты специалистов Якутского филиала Сибирского отделения АН СССР, уверены в необходимости продолжения дороги от Беркакита до Томмота (452 километра), а затем и до Якутска (964 километра).

Сейчас в Якутию завозится по воде около четырех миллионов тонн народнохозяйственных грузов. Дальше, естественно, будет больше, а мощности Осетровского порта на Лене уже не соответствуют таким объемам. Если строить новый гидроузел, то, по данным экспертов, потребуются большие затраты: сам порт - 550 миллионов рублей, новые складские сооружения - 2 миллиарда рублей, эксплуатационные расходы по хранению грузов - более 50 миллионов рублей в год.

Из этих расчетов видно, что северное продолжение малого БАМа необходимо и выгодно. Но, кроме того, надо учесть, что эта железная дорога пойдет в районы, очень богатые углем, железной рудой, апатитами, слюдой, цветными металлами и природным газом (рядом - вилюйские месторождения).

И, что очень важно, эффективность железной дороги в центр Якутии даст себя знать с первых же ее "шагов": провели дорогу на 40-50 километров - вошли в зону отличных коксующихся углей, еще 150 километров - в район железной руды, дошли до порта Томмот на Алдане - улучшили снабжение многих районов республики, и так далее. А что такое, скажем, апатитовое месторождение для Сибири?

Апатиты - это сырье для производства фосфорных удобрений, в которых больше всего нуждаются сибирские растения. В одном из совхозов Новосибирской об ласти в очень неблагоприятный по погодным условиям год благодаря добавкам фосфора получили 18 центнеров пшеницы с гектара (впервые за 100 лет здесь такой урожай), а в Кулунде - до 30 и более центнеров. Но пока что применение минеральных удобрений в Сибири ни по общему уровню, ни по ассортименту не отвечает потребностям сельского хозяйства.

Итак, одно месторождение, одно производство - и такие плодотворные результаты для народного хозяйства, как резкое повышение урожайности сибирских культур!

Амурская область. По ее территории пройдет половина Байкало-Амурской магистрали, то есть 1500 километров. Область располагает всеми возможностями для ускоренного развития производительных сил. Немалые гидроэнергетические ресурсы удачно сочетаются здесь с запасами железных руд, золота и других металлов, а также нерудного сырья. Крупные месторождения угля, пригодные для открытой добычи, соседствуют с обширными лесными массивами, существенными месторождениями сырья для цементной, керамической, химической и других отраслей промышленности.

Потенциал среднегодовых гидроресурсов Приамурья составляет почти 80 миллиардов киловатт-часов. Запасы угольных месторождений могут обеспечить работу мощных топливодобывающих предприятий на дальнюю перспективу. Есть районы, обещающие нефть и газ. Заканчивается строительство Зейской ГЭС, разворачивается строительство Бурейской: они и создадут основу будущего топливно-энергетического комплекса межобластного значения.

Хабаровский край. По его территории проходит 650 километров магистрали. Край перспективен как база цветной металлургии, лесной, деревообрабатывающей и целлюлозно-бумажной, угольной промышленности, развития ряда экспортных производств.

На площадях, прилегающих к дороге, действующие леспромхозы заготавливают ежегодно более семи миллионов кубометров леса. С приходом БАМа будут реконструированы старые и построены новые предприятия, что увеличит лесозаготовки на шесть миллионов кубометров. А в будущем появятся производства химической и механической переработки древесины, предприятия целлюлозно-бумажной и микробиологической промышленности...

Итак, БАМ - это новый индустриальный пояс нашей страны, контуры которого будут прорисовываться все четче по мере познания земли, именуемой сегодня зоной ВАМа.

Скоро, очень скоро дорога вступит в строй. И особое значение приобретает вопрос об отдаче средств, затраченных на ее строительство. Есть несколько принципиальных моментов в поисках ответа на вопрос, как использовать построенные участки магистрали, чтобы получить наибольший экономический эффект для народного хозяйства.

Эти принципиальные соображения, по сути дела, не представляют собой ничего нового, но принадлежат к тем истинам, в повторении которых нуждается каждое следующее поколение, а применительно к хозяйству - каждая следующая стройка, следующая программа.

Обеспечить на деле комплексность в экономическом развитии новых районов можно, на наш взгляд, при жестком соблюдении следующих правил:

Во-первых, необходимо опережающее создание производственной инфраструктуры, и прежде всего дорог. Ибо отсутствие надежных автодорог снизит эффективность освоения этих районов.

Во-вторых, нужно добиваться комплексного использования сырья. Не заготовка стволов, а создание лесопромышленных комплексов с глубокой переработкой, с лесохимией и т. д. Расчеты показывают, что при таком подходе эффективность производства возрастает втрое. Не извлечение одного ценного вещества из комплексного сырья, а использование всех его полезных компонентов, как, например, в случае с сынныритами. А в зоне трассы расположены, как правило, именно месторождения комплексных пород.

В-третьих, широкое развитие и повсеместное применение индустриальных методов строительства.

И наконец, жесткое осуществление региональной технической политики под флагом трудосбережения.

Да, комплексность развития - обязательная ориентация любой программы, что мы и пытались показать на разных примерах.

Но в то же время газеты ежедневно призывают: "Восточным районам - комплексное развитие!" Почему так настойчивы эти призывы? Разве идея требует разъяснений? Или практика освоения заставляет еще и еще раз повторять такие, казалось бы, бесспорные и такие ясные истины?

С какими же трудностями сталкиваются на практике формирование ТПК и реализация комплексных программ освоения ресурсов Сибири?

 

Откровенные беседы

Сегодня, оглядываясь назад и обозревая пройденный путь, поражаешься, как много сделано за такой сравнительно короткий срок, не перестаешь удивляться масштабам содеянного. Возрожденная, преображенная Сибирь - это детище социализма. Только стране развитого социалистического общества по плечу оказались масштабы решаемых задач.

Освоение - это всегда разведка, пути в незнаемое, непознанное. На этом пути, естественно, неизбежны ошибки, просчеты. В. И. Ленин учил нас не пасовать перед трудностями. "...Мы не боимся наших ошибок... На каждую сотню наших ошибок, о которых кричит на весь свет буржуазия и ее лакеи... приходится 10 000 великих и геройских актов".

Владимир Ильич Ленин предостерегал нас и от шапкозакидательства, указывая на необходимость постоянно анализировать, трезво учитывать уроки пройденного. Посмотрим на свершенное в Сибири с сегодняшних позиций, попытаемся сообща выявить причины тех трудностей, с которыми приходится сталкиваться, понять их происхождение, а значит, и подумать над способами избавления от них, то есть как раз и позаботиться о лучшем будущем.

Освоение богатств Сибири - дело не только XX, по и XXI века, причем процесс этот объективно будет усложняться, хотя бы по причине, которую геологи формулируют так: эпоха открытия новых залежей полезных ископаемых на поверхности даже в наименее изученных областях Сибири подходит к концу.

Разведка скрытых месторождений, последовательное освоение все более глубоких частей коры с ее энергетическими и другими сырьевыми ресурсами требует от геологов новых методов поиска, ибо знаний о поверхностной геологической структуре уже недостаточно. А вовлечение этих новых месторождений в хозяйственный оборот сопряжено с повышенными трудностями технического, организационного, управленченского характера, с чем, кстати, очень серьезно сталкиваются тюменцы, которых нефть и газ увлекают все в более суровые места, все дальше от относительно развитых центров.

Повышение коэффициента сложности решаемых задач естественно для любого развития, но как облегчить и ускорить их успешное решение?

Начнем с Тюмени.

 

Тюменские диалоги

Недавно возле Нижневартовска появился монумент - фигура могучего нефтяника с посвящением "Покорителям Самотлора". Самотлор "при жизни" стал легендой. Свои богатства природа упрятала в места труднодоступные, и его освоение потребовало от людей мужества и героизма.

Шли ребята сюда, промокая

до нитки,

Вязли тракторы, глохнул

мотор,

Но, как эхо Турксиба иль эхо

Магнитки,

Здесь гремело: "Даешь Самотлор!"

Это строчки из стихотворения тюменца В. Туркина "Самотлор". А вот почти дневниковая запись известного бурового мастера Героя Социалистического Труда Г. Левина:

"В начале 1969 года мы приступили к разбуриванию Самотлорского месторождения. Условия здесь оказались гораздо сложнее... (по сравнению с Мегионским. - Авт.). А места тут какие? Больше трех четвертей Самотлорского месторождения заболочено, причем средняя глубина болот превышает три метра. Вертикально разбуривать месторождение, даже выборочно, как в других районах Среднего Приобья, невозможно..."

Однако через три года, в мае 1972 года, Самотлор сравнялся по суточной добыче со старейшим нефтяным районом страны - Баку. В 1973 году скважина № 335 на Самотлоре стала первой скважиной-миллионером в Западной Сибири, а в девятой пятилетке более половины сибирской нефти добыто на Самотлоре. Нефтяники говорили: "После Самотлора мы хоть у черта из преисподней нефть добудем!"

Но не сам Самотлор нас сейчас интересует. Вспоминая самотлорскую эпопею, мы хотим таким образом представить человека, которого любовно за глаза называют тюменцы Самотлор Иванычем. И на памятнике "Покорителям Самотлора" есть его имя.

В 1968 году приехал с берегов Волги на берега Оби куйбышевский нефтяник Роман Иванович Кузоваткин. Выпускник Московского института нефтехимической и газовой промышленности имени И. М. Губкина был призван покорять богатую, но жестокую "землю Губкина" (так смыкаются судьбы идей и судьбы людей). В 1969году Самотлор вошел в строй. Лауреат Государственной премии Р. Кузоваткин почти 10 лет возглавлял нефтегазодобывающее управление "Нижневартовскнефть", не так давно стал начальником производственного объединения "Юганскнефтегаз".

Ни об успехах, ни о героизме - ни о чем таком он не рассказывает. Прошлое интересует его сегодня как предмет анализа, осмысления.

"Удач было много, но перечислять их неинтересно,- признается Р. Кузоваткин. - Совершались и ошибки, и куда продуктивнее задуматься над ними".

Такая позиция близка и нам: неосознанная, неразобранная ошибка может породить новые.

Мы знаем многие острые проблемы Тюменского комплекса, но с чего начнет Р. Кузоваткин?

"Мне кажется, что многие наши проблемы связаны с проблемами капитального строительства, со строительством жилья прежде всего. Что, собственно, произошло? Взяли изначально твердый курс на каменное строительство индустриальными методами, посчитав, что оно и быстрее и дешевле. Дело в принципе хорошее, но площадки оказались очень тяжелыми, мощной строительной базы не создали, стройматериалы везли издалека и в результате строили неизмеримо меньше того, что планировали, что требовалось. Но при этом категорично отказались от деревянного строительства. Вокруг лес, а у нас отношение к деревянному дому заведомо отрицательное, и мы тащим камень через болота за сотни и тысячи километров, мучаемся, терпим трудности и лишения, но из дерева не строим. Принципиально! Крайность?

Безусловно. Деревянный дом с хорошей отделкой и всеми удобствами не уступает каменному но всем статьям, в том числе и по долговечности, а, по мнению многих, даже более предпочтителен. Чего ж удивляться нынешнему острому положению с жильем?"

Да, по-прежнему десятки тысяч людей живут в вагончиках и балках. (Для тех, кто в Сибири не был поясним все-таки, что такое балок. Это самодельный домик из бруса, щитов, досок, размером 8-12 квадратных метров.) Тюменцы вводят ежегодно 1200-1300 тысяч квадратных метров жилья, но по масштабам комплекса и эти объемы не снимают остроты жилищной проблемы, потому что в область приезжают ежегодно десятки тысяч человек. В Нижневартовске, например, живет 100 тысяч (округленно) человек, город строит каждый год 120-130 тысяч квадратных метров, больше "квадрата" на человека, а жилья по-прежнему не хватает.

"За счет деревянного строительства мы могли бы решить безболезненно и многие проблемы соцкультбыта, - размышляет Р. Кузоваткин. - Могли бы. Но потеряли 10-12 лет. Сейчас деревянное строительство введено в права гражданства. Теперь принимаются даже такие решения: уплотнить застройку Нефтеюганска за счет деревянных домов, в которых разместятся магазины, столовые, кафе и т. д.".

Первый миллиард тонн нефти тюменцы дали за 14 лет. Второй им предстоит добыть за 4-5 лет. Работа огромная...

"И я убежден, что при таких темпах роста добычи нефти и газа, конечно, невозможно сосредоточить все нужное для выполнения планов население в 5 городах. Невозможно вести освоение новых месторождений из 5-6 центров, - утверждает Р. Кузоваткин. - Придется строить новые поселки, отдаленные от базовых городов, и это должны быть хорошие, добротные, традиционно деревянные и в то же время современные сибирские поселки. Если бы мы в свое время отдали дереву должное, нам бы сейчас во многих отношениях было легче. Но это не все".

Вторым важным "неприятным заблуждением" Р. Кузоваткин считает просчет с индивидуальным строительством.

"Мы считали его неперспективным, ошибочно предполагая, что люди едут к нам на время и никто не захочет строить на тюменской земле дома для себя. А что получилось? Расцвела "партизанщина": индивидуальные застройщики старались кто во что горазд, и изуродовали облик наших городов, создали, мягко говоря, малопривлекательный и еще менее пригодный для нормальной жизни временный фонд, а с ним и новые проблемы.

К счастью, недавно и тут произошел переворот в сознании, повлекший за собой несколько важных решений: для индивидуального строительства выделены специальные территории, разработаны типовые проекты домов, и люди очень охотно и активно берутся строить жилье для себя. Это радует и обнадеживает. И потому, что говорит о серьезности намерений приехавших, и потому, что даст нам возможность побыстрее утолить жилищный голод. Но..."

Многоточие, как вы поняли, означает сожаление нашего собеседника по поводу запоздалости прозрения. Но клубочек только начинает разматываться. Ведь жилой дом едет на тюменский Север издалека, допустим, из Перми.

"Давайте посчитаем, - предлагает Р. Кузоваткин, - сколько раз эти панели погружают, выгружают, погружают, выгружают.

По железной дороге их везут из Перми до Омска, здесь перекладывают с платформы на автомобиль, везут к воде, переносят с автомобиля на баржи. Пришли баржи, допустим, в Нижневартовск, и панели снова перегружаются на автомашины. И когда этот груз попадает на строительную площадку, 15-20 процентов изделий как не бывало. В среднем. Сколько же это домов, в которых уже никогда никому не удастся пожить? А если бы тот же панельный блок ехал на автомобиле от производства до монтажной площадки?"

Вопрос, конечно, риторический, зато вывод опять категорический: параллельно железной, считает Р. Кузоваткин, нужно строить автомобильную бетонную дорогу, и чем скорее, тем выше будет ее окупаемость. Дело тут не только в панельном доме, без которого хоть и не сладко, но нефть добывается.

"Примерно то же самое происходит и с оборудованием, - продолжает он. - Железная дорога Тюмень- Сургут - Нижневартовск не успевает за ростом производства. Строится газопровод, и дорога полностью загружена транспортировкой труб большого диаметра, и в ближайшие годы положение, видимо, не изменится".

В один из напряженнейших транспортных моментов - весной 1978 года - мы встречались с секретарем Тюменского обкома КПСС Геннадием Иосифовичем Шмалем (ныне он начальник производственного объединения "Сибкомплектмонтаж"), и нам кажется уместным дополнить диалог с Р. Кузоваткиным фрагментом из нашей беседы с Г. Шмалем.

"Совсем недавно наши буровые бригады вынуждены были стоять из-за... отсутствия обсадки, цемента и т. д. - Так подошел собеседник к первой, по его мнению, ключевой проблеме комплекса в тот момент - к проблеме транспорта. - Геологи не могли привезти на север буровые станки. Крупнейший Сургутский домостроительный комбинат работает вполовину мощности потому, что не может вывезти с Урала цемент, пемзу, шлаковый щебень и т. д. Проблема транспорта так заметно взяла нас за горло своей безжалостной рукой, что комплекс в буквальном смысле временами ни вздохнуть, ни выдохнуть не может".

Эту ситуацию Г. Шмаль характеризует как типичные "болезни роста". Строительные организации Тюменской области за год выполняют строительно-монтажных работ на 2,5 миллиарда рублей и больше - таких объемов строймонтажа не знает ни один другой регион страны. Но комплекс развивается так быстро, что, как подросток, все время вырастает из новых одежд.

И Г. Шмаль, говоря об уроках первого этапа, отмечает: "Необходимо больше и серьезнее заниматься инженерной подготовкой территории, в первую очередь созданием дорог. Если бы железная дорога в Сургут пришла не в 1974 году, а в 1967 году, мы не имели бы сегодня многих затруднений с транспортом. Можем ли мы строить дороги быстрее?

Бесспорно. Дорогу от Тюмени до Сургута строили мы 10 лет. Десять лет, конечно, неплохо для таких условий, тут есть чем гордиться, но мы говорим об уроках, и поэтому обязаны признать, что темпы дорожного строительства могут и должны быть выше".

О том, что дороги - самое прибыльное вложение общественных средств, известно едва ли не со времен Древнего Рима. И истина эта - азы экономики, особенно плановой. Почему же возникает проблема дорог в Сибири (мы встретимся с ней еще не раз) именно в плане осознания их важности, хотя здесь-то, при бездорожье, значение дороги кажется очевидным?

Пытаясь понять причины отставания в дорожном строительстве, Р. Кузоваткин незаметно для себя перешел к вопросам иного свойства.

"Мы, нефтяники, строили сами, хозспособом, и жилье, и объекты соцкультбыта, и обустройством месторождений занимались, все, можно сказать, перепробовали, кроме дорог. За них мы браться боялись, надеялись, что эту проблему вытянет министерство с мощной техникой, опытными кадрами, и почему же мы должны браться не за свое дело?

Но время показало, что они не поспевают за нами, и мы хоть и без дорог, а все впереди. Скажем, для нас развитие сельского хозяйства - это не просто экономика, это жизненная необходимость, и мы вынуждены нести от своего совхоза полтора миллиона рублей убытков ежегодно, считая в первую очередь не эти рубли, а литры молока и тонны свежих овощей. Опыт научил нас, что и в дорожном строительстве мы должны в значительной мере полагаться на самих себя, придется, видимо, серьезно заняться нам и дорогами..."

Вот так от дома и дороги разговор перешел к центральной проблеме - проблеме комплекса, идея которого, как мы уже говорили, по сути дела, противников не имеет, наоборот, за нее голосуют и ученые, и хозяйственники, и плановые работники... Директивные документы требуют комплексного подхода к сибирским задачам. А жизнь не очень поддается тому разумному управлению социально-экономическими процессами, принцип которого заложен в прекрасной идее гармонического развития. Почему?

Подвиг покорителей Самотлора увековечен в камне, и это благодарная дань героическому прошлому тысяч людей. А сами покорители Самотлора в раздумье оглядываются на прошлое, видимо, для того, чтобы умнее прожить настоящее и еще умнее позаботиться о будущем. Опыт - бесценная школа для желающих учиться. И мы в поисках ответа на это многозначительное "почему" еще и еще раз обратимся к практике освоения сибирских богатств, а пока в заключение встречи с Р. Кузоваткиным приведем его неэкономическое резюме: "А народ у нас золотой. Цены им нет, нашим людям. Ведь главное удовлетворение они получают от работы, от результатов своего нелегкого труда, и масштаб работы притягивает, и за это любят наш далеко не благодатный край: за ощущение своей нужности стране, народу..."

И это характеристика не только тюменцев, но и строителей Кузнецка, и братчан, конечно, и... Впрочем, это "лирика", которая то и дело без спросу вторгается в экономику. Братск - вот следующий адрес похода "за уроками", адрес не новый, но не все еще, как нам кажется, сказано про его "уроки". И мы рискнем еще раз обратиться к опыту Братска, завершив прежде "тюменские диалоги" собственными размышлениями.

Мы, конечно, встречались с тюменцами не только в кабинетах, но и на промыслах и стройках, на буровых и предприятиях. К примерам наших собеседников могли бы добавить многое из того, что видели сами. Скажем, на Самотлоре перед нами предстала такая картина: скважины пробурили, а все, что к ним полагается - установки по подготовке нефти, резервуары для ее хранения и т. д., то есть все эксплуатационное хозяйство, - создавалось с большим опозданием из-за трудностей с дорогами, энергоснабжением.

Это отставание в строительстве дорог, энергосистем, производственных баз, жилья, так называемого соцкультбыта - одна из серьезных причин, тормозящих освоение Западной Сибири.

Где же, на наш взгляд, кардинальный выход?

Мы видим его в том, чтобы превратить выполнение тюменской программы в дело всего народа. "БАМ строит вся страна!" И это не только газетная шапка, это действительно так. Здесь работают посланцы всех республик Советского Союза, грузы на БАМ идут отовсюду, проекты для БАМа выполняются в крупнейших институтах страны и так далее.

Тюменская программа также исключительно важна. Важна потому, что сегодня тюменские нефть и газ - это тепло и энергия всей страны. И поэтому вся страна должна помогать Тюменскому комплексу. В частности, в решении той же проблемы жилья. Москвичи строят девятиэтажные дома в Тынде - столице БАМа. Москвичи построили миллион квадратных метров жилья для КамАЗа. Москвичи помогали строить Тольятти в обжитом районе, где есть мощные строительные организации и предприятия стройиндустрии. Но мы не можем, к сожалению, к этому перечню добавить Тюменский комплекс, больше других нуждающийся в такой помощи.

Зная тюменскую ситуацию, мы убеждены в том, что сами тюменцы с жилищной проблемой никак не справятся: им предстоит резко увеличивать численность работающих для выполнения все больших задач, которые ставит перед ними государство, и очень большой разрыв в обеспеченности жильем "среднего" тюменца и "среднего" горожанина страны сейчас будет только Увеличиваться. Тюменскому комплексу нужна мощная поддержка всей страны, поддержка централизованная, плановая, с участием всех министерств и ведомств, потребляющих тюменский газ, тюменскую нефть.

И вот мы с большим удовлетворением вписываем в верстку нашей книги радостное сообщение: страна пришла на помощь тюменцам! Весной 1980 года партия и правительство приняли дополнительные меры по усилению капитального строительства в Западной Сибири. Предусмотрено привлечение сюда строительных организаций многих министерств и ведомств, а также ряда союзных республик.

Но почему в этом комплексе сложилось такое острое положение с тылами?

Время убедительно доказало, на наш взгляд, несостоятельность лозунга "Главное - нефть!", под которым долгие годы велось освоение западносибирских месторождений. И сейчас есть в Тюмени хозяйственники, которые до сих пор не поняли, что "главное - это человек". Будут стабильные квалифицированные кадры - будет и нефть, которой и сейчас могло бы быть больше, если бы были созданы соответствующие условия для ее добытчиков.

Привозят на тюменский Север опытные буровые бригады из других районов страны на вахту, и эти бригады мастеров нередко с большим трудом дают половину выработки давно сложившихся тюменских коллективов. Что же, приезжие менее квалифицированны?

Нет, в вахтовики выбирают лучших. Но нужно долго приспосабливаться к специфическим условиям, годами привыкать к особенностям местного климата, природы, геологии и так далее. И вот люди, которые годами привыкали, сработались, добились трудовых рекордов, уезжают из-за отсутствия жилья, детского сада, школы. А на смену им едут неприспособленные, неопытные, необученные... Потери огромны. И во многом они объясняются тем, что не были созданы в свое время крупные базы индустриального строительства в южных районах комплекса, в частности, в Тюмени и в Тобольске, откуда монтажные отряды должны были возить дома и строить полноценный промышленный Нефтеюганск, полноценный промышленный Нижневартовск. Вместо этого начали строить единственный домостроительный комбинат в Сургуте, который тогда не имел железной дороги, где не было строительных материалов. Строители с трудом справлялись с обустройством месторождений, и создание стройбазы, конечно, затянулось

Сколько лет прошло, а Сургутский домостроительный комбинат все еще не может по-настоящему "встать на ноги".

Должны заметить, что новые тюменские стройки, в частности, Тобольский нефтехимический комбинат, растут уже на иной технической основе, и первое, что здесь показывают гостям, это капитальный поселок для строителей с домами улучшенной планировки, с уютными детскими садами и т. д. Причем гордятся этим не строители, а будущие эксплуатационники, которые, учась на примере Нижневартовска и Сургута, убедились в необходимости создания тылов.

Но, читатель, не задаете ли вы себе один очень простой вопрос: "А надо ли все это - дома, дороги, города, все эти заботы об устройстве и переустройстве - в местах, где... нефть может скоро кончиться?"

Для ответа на него появилась в книге внеплановая подглавка о сырьевых перспективах комплекса, которая, однако, по содержанию своему органично укладывается в общую главу об уроках и выводах из прошлого.

 

Утешение с назиданием

В самом деле, долговечны ли новые города тюменского Севера? Не поджидает ли нас здесь лет через 15-20 проблема ненужности так стремительно созданных городов и поселков?

Обратимся к науке и послушаем, что говорят геологи.

"Задача науки, роль науки, - утверждает академик А. Трофимук, - смотреть вперед, видеть перспективу. Это жизненно важно в таком деле, как нефте- и газодобыча. Сами темпы освоения сибирских месторождений обостряют и проблему перспективы. Применительно к Западной Сибири очень важно понимать, в какой именно стадии использования ее подземных богатств мы находимся. Основными источниками невиданного подъема добычи нефти и газа в последнее десятилетие были верхние "этажи" подземной кладовой. Так что же, может быть, этим и исчерпываются богатства западносибирских недр?

Нет! Наукой открыты новые перспективные направления поиска нефти и газа в этих районах. Известна (и доказана) нефтегазоносность юрских отложений на юге Западной Сибири. Эти же отложения перспективно заявляют о себе и в западной части региона, где расположена так называемая Баженовская свита. Не буду вдаваться в геологические подробности, а скажу лишь: поисково-разведочные работы на нефть и газ в десятой пятилетке показали, что возможности Западной Сибири не исчерпаны известными открытиями; наоборот, настоящие перспективы этого района по приросту запасов углеводородного сырья только еще открываются. Ученые доказали наличие новых продуктивных "этажей", которые по своей способности производить углеводороды превосходят верхние, так славно приумножившие успехи нашей страны в области нефтегазодобычи.

Появилась возможность как бы раздвинуть горизонты поиска, углубиться в более древние отложения и ждать при этом не меньших результатов, чем достигнутые. И в обозримом будущем сокращения производительности западносибирских недр по причине их истощения не предвидится".

...В то же время тревожные слухи об истощении западносибирских недр циркулируют упорно. Что может их питать при таком оптимизме научных оценок?

Прогнозные запасы - это совсем не запасы промышленные. Наука открывает новые горизонты, добывает информацию, определяет поле поиска, "расставляет" указатели для размещения разведочных скважин, и все это только начало огромной работы по приращению запасов. Расстояние от прогноза до эксплуатации велико.

"А система поисково-разведочных работ и подготовки месторождений к промышленной эксплуатации, с моей точки зрения, нуждается в существенном улучшении. - А. Трофимук решительно переходит от науки к практике. - Для того чтобы прогнозные запасы превратить в промышленные, необходима очень большая работа по поиску и разведке. Знаете, есть у геологов такая шуточная поговорка: "Лучший микроскоп - долото!" Шутка шуткой, но теоретическое научное предвидение требует разведочного бурения, причем его масштабы должны соответствовать масштабам задач по приращению запасов.

К сожалению, в последнее десятилетие в Западной Сибири складывалась в этом смысле неблагополучная, я бы сказал, ситуация: объемы поисково-разведочного бурения не только не росли, но даже уменьшались. Именно в этом районе, с возможностями которого страна так много связывает, соотношение между добычей и разведкой оказалось хуже, чем в других нефтяных районах страны.

Когда основным поставщиком нефти в стране было Урало-Поволжье, то там мощный рост добычи осуществлялся одновременно и в равном объеме с масштабным поиском. По моему глубокому убеждению, такое соотношение - один (метр эксплуатационного бурения) к одному (метру поисково-разведочного бурения) - способно обеспечить промышленности безбедное существование. Но лишь только начала набирать силу Западная Сибирь, поисково-разведочные работы стали заметно сокращаться. Почему? Показалось, вероятно, что открытых богатств хватит на вечность... Вот и пришли к известному отставанию в подготовке запасов к эксплуатации. Отставание, конечно, небольшое, но оно-то и вызывает тревожные настроения и, разумеется, побуждает к некоторым размышлениям и выводам".

Конструктивные предложения академика А. Трофиму- ка, базирующиеся на осмыслении опыта, связаны с организационными переориентациями.

"Произошло, - продолжает он, - как мне кажется, смещение представлений о том, кто, чем и как должен заниматься. Поиски нефти и газа ведут в стране организации министерств геологии, нефтяной промышленности и газовой промышленности. Но два последних министерства фактически от разведки в Западной Сибири самоустранились, и эта задача целиком легла на плечи Министерства геологии, которое оснащено средствами поиска и разведки много хуже, чем нефтяники. Министерство геологии, по моему глубокому убеждению, призвано решать задачу общей оценки запасов, выявлять новые месторождения и их перспективные возможности. Его дело - идти в новые районы, находить там новые богатства и передавать их эксплуатационникам примерно с таким напутствием: здесь будет, скажем, миллиард или полтора миллиарда тонн, берите, до- разведывайте, разрабатывайте! Все остальное - дело самих эксплуатационников, которое они способны выполнить умнее, лучше, экономичнее, чем геологи".

Найденные богатства

...И как часто беседы на сухие, деловые темы кончаются в сибирских кабинетах неожиданными, казалось бы, не имеющими непосредственного отношения к предмету разговора признаниями! Говорил-говорил ученый, горячился, с кем-то спорил, ссылался на далеких сторонников и возражал отсутствующим оппонентам, а потом вдруг заметил: "Знаете, полное удовлетворение ученый- геолог испытывает только тогда, когда найденные им богатства широко используются".

Сын белорусского крестьянина, выпускник Казанского университета, будущий академик с первых шагов самостоятельной работы неразрывно связал свою судьбу с теорией и практикой исследования недр Родины. Исследования геологических аспектов и перспектив нефтеносности многих массивов "второго Баку" выполнены им, главным геологом "Ишимбайнефти", защитившим и кандидатскую и докторскую диссертации "без отрыва от производства". За "второе Баку" А. Трофимук удостоен звания Героя Социалистического Труда. Когда было принято решение о создании Сибирского отделения АН СССР, директор Всесоюзного научно-исследовательского нефтяного института, член-корреспондент АН СССР А. Трофимук одним из первых переехал из Москвы в Сибирь. Создал здесь Институт геологии и геофизики, ставший научным центром огромного фронта работ по изучению земной коры, по поискам полезных ископаемых на территории Сибири и Дальнего Востока. Нефть - особая любовь академика А. Трофимука. Он в гуще всех "нефтяных событий" страны. Идейный руководитель и организатор поисков на Сибирской платформе, перспективы которой он оценивает очень высоко.

Мы опять нарушили строгость изложения "посторонними" сведениями, но трудно удержаться и не воспользоваться возможностью хоть бегло, да представить еще одного сибиряка в надежде на то, что из этих лаконичных сведений и составит себе постепенно читатель представление хотя бы о том, откуда берутся сибиряки, что их волнует, чем они дорожат. И за что борются.

А борются они за престиж Сибири, например, за ее состоятельность как претендента на серьезные роли в экономике страны. Отставание, о котором говорит академик, по-своему объясняет другой геолог - директор Западно-Сибирского научно-исследовательского геологоразведочного нефтяного института, член-корреспондент АН СССР И. Нестеров.

"Да, в Западной Сибири нужно резко увеличивать объемы поискового бурения. Годами тюменские геологи убеждают общественность, что сибирские недра не оскудели, что поисковые работы будут плодотворны и их нужно неустанно наращивать. Еще недавно нам казалось, что недра Тюмени настолько изучены, что неожиданных открытий уже и быть не может. События последних лет, к счастью, опровергли эту точку зрения".

Стало быть, за возможности природы, уверяет нас наука, беспокоиться нечего. Нефть есть!.. Городам расти. Комплексу жить. И заботы о его будущем правомерны. А назидания - извлечения пользы из опыта прошлого - по меньшей мере содержательны.

В этом мы еще раз убедимся хоть и на известных, но, как нам кажется, несколько односторонне осмысленных "уроках Братска".

 

Братск, столица ТПК

Наверное, все знают песню А. Пахмутовой (слова Н. Добронравова) "Прощание с Братском"?

Я в таежном смолистом краю

Встретил лучшую пору свою.

До сих пор я тебя, мой палаточный Братск,

Самой первой любовью люблю.

Так уж вышло, что наша мечта

Напрокат из палаток взята...

Давно ли был палаточный Братск? Для молодого читателя, наверное, очень давно. Нам же кажется, что это было не очень давно.

Четверть века назад началось строительство Братской ГЭС - "подвиг у Падунского порога", как позднее назовут журналисты покорение Ангары. 14 января 1955 года собрание первичной партийной организации строительства (ей тогда не исполнилось еще и месяца) решило: "...обязать начальника управления гражданского строительства т. Южакова ввести в эксплуатацию к 1 февраля 50 палаток и до 20 февраля еще 50 палаток, и к 17 февраля закончить строительство дорог..." А уже в середине 1956 года в партийные документы и приказы администрации решительно начала внедряться формулировка "ликвидация палаток", на левом берегу Ангары появился поселок, само название которого звучало вызовом палаткам - "Постоянный"! В конце лета началось прощание с палаточным Братском, и 4 ноября палатки были разобраны.

Братск сегодня - большой город Сибири. Здесь живет около 250 тысяч человек. Осваивается ежегодно более 200 миллионов рублей капиталовложений. Выпускается промышленной продукции почти на полтора миллиарда рублей. Каждые сутки город, индустрии которого четверть века назад не было, производит продукции более чем на 4 миллиона рублей. А живут и работают здесь люди вот в каких условиях.

Число дней в году с отрицательной температурой - 280; минимальная температура - минус 60 градусов; глубина промерзания грунта зимой более трех метров.

Это, конечно, еще не самые суровые сибирские условия, но некоторым пояснением к определению "подвиг" и эти данные послужить могут.

Не было ничего там, где сейчас даже просто перечислить объекты далеко не просто.

Братская ГЭС с установленной мощностью 4,5 миллиона киловатт производит ежегодно 22-23 миллиарда киловатт-часов электроэнергии.

Братский лесопромышленный комплекс годовой мощностью около 1 миллиона тонн целлюлозы, 375 тысяч кубометров пиломатериалов, 40 миллионов квадратных метров древесноволокнистых плит и т. д.

Коршуновский горно-обогатительный комбинат, перерабатывающий 15 миллионов тонн сырой железной руды.

Предприятия строительной индустрии, выпускающие продукцию на сумму более 100 миллионов рублей.

Мощный завод отопительного оборудования.

Усть-Илимская ГЭС, Усть-Илимский лесопромышленный комплекс...

Впрочем, "Илимскую" часть Братско-Илимского территориально-производственного комплекса оставим в стороне.

Братчане говорят, что в их ТПК входит несколько районов, но если вы спросите, сколько именно, то услышите ответы разные. Кто скажет - семь, кто - четыре, потому что границы ТПК определены весьма условно. Но дело еще и в том, что даже общественный (административного нет) орган ТПК - Совет директоров - состоит из руководителей только братских предприятий.

Вот мы и вышли на центральную проблему "уроков Братска", проблему управления комплексом и в процессе его рождения, и в процессе развития, и, наконец, в самом безостановочном процессе жизни.

Однако здесь начинаются некоторые разногласия между авторами книги.

Журналист твердит, что о Братске все знают всё, и не стоит в этом случае снова и снова оглядываться назад, а лучше посмотреть, как сегодняшний Братск избавляется от вчерашних просчетов.

Ученый же, возражая, говорит, что нельзя сводить "уроки Братска" только к анализу просчетов. Такая тенденция в общественной оценке опыта создания Братского промышленного узла, к сожалению, преобладает, а это мешает глубокому осознанию положительных "уроков Братска", значение которых для того же самого будущего Сибири не менее велико.

И мы приходим к компромиссному решению: пусть каждый скажет то, что хочет.

Ученый. "Начну с того, что не все упреки в адрес создателей города и промышленности в среднем Приангарье справедливы. Вот говорят: Братск растянут на "шестьдесят верст". Но скажите, пожалуйста, как можно было его не растянуть, если место плотины предопределил Падунский порог, а возле Падунского порога не было площадки для размещения Братского алюминиевого завода (БРАЗа) или лесопромышленного комплекса (ЛПК)? Это огромные предприятия, для которых нужна и площадка соответствующих параметров. Такую и нашли в 60 километрах. Ближе не оказалось.

Плохо другое, о чем писалось и против чего возразить трудно. Поселок энергетиков необходим, поселок строителей тоже необходим, о самом Братске и говорить нечего. Но сколько рядом с ними появилось там временных "городишек", связанных со строительством

БРАЗа и ЛПК! Появились они из-за того, что ведомства в свое время не смогли договориться, что привело к некомплексности решения и многим другим проблемам.

А хорошо ли известна такая, например, деталь: строительство Братской ГЭС обошлось на 100 миллионов рублей... дешевле, чем планировалось? Факт уникальный для широкой строительной практики, постоянно не укладывающейся в проектные сметы и привычно оперирующей понятием "удорожание строительства" по причине неожиданностей различного рода, не предусмотренных якобы проектировщиками. Везде перерасход, а на Братской ГЭС экономия за счет новых инженерных и технических решений, за счет самой организации строительства.

Достаточно ли осознаны темпы строительства и сроки ввода братских предприятий, технологически между собой связанных и быстро выходивших на проектные мощности?

Получила ли должную поддержку ценнейшая инициатива братчан: еще не кончили Братскую ГЭС - начали Усть-Илимскую, не кончили Усть-Илимскую - перешли на Богучанскую, не теряя квалифицированные кадры, имея опытный проверенный надежный коллектив?

И вот что чрезвычайно важно еще и еще раз "вытащить" из братской истории: здесь с самого начала была создана единая строительная организация. "Братскгэсстрой" - это большое достижение практики освоения новых районов, и о нем следует рассказать подробнее.

"Братскгэсстрой" - универсальная строительная организация, которая может строить ГЭС и заводы, города и автомобильные дороги, линии электропередачи, фермы, парники и теплицы, радиорелейные линии и причалы, вокзалы и так далее. Иначе говоря, может строить все. А это как раз то, что нужно в необжитом или малообжитом районе.

Универсальность "Братскгэсстроя" обеспечивается четкой внутристроительной специализацией и крупными едиными обслуживающими производствами, услугами которых пользуются все специализированные подразделения.

Такая структура динамична и эффективна. Видимо, ей мы в значительной мере обязаны тем, что братские строители работали быстро, качественно и превосходно по всем экономическим показателям своего производства.

Нужно подчеркнуть, что у "Братскгэсстроя" имеется собственная база стройиндуcтрии, и она обеспечивает почти все потребности в конструкциях и местных строительных материалах.

Капитальное строительство можно назвать основой формирования ТПК и важнейший позитивный "урок Братска" (а кто сказал, что мы должны учиться только на ошибках?) я бы сформулировал так: "Братскгэсстрой" - это образец подхода к созданию надежных тылов освоения новых районов.

Правда, сами братчане считают, что им нужно иметь еще и собственную солидную проектно-изыскательскую организацию. Но это уже детали, это естественные потребности развития, ведь аппетит, как известно, приходит во время еды. А принцип и факт "Братскгэсстроя" достойны массового тиражирования. Ориентация на крупные строительные объединения, считают братчане (и я с ними вместе), не менее революционное дело, чем отказ в свое время от хозяйственного способа строительства и переход на подрядный. А когда речь идет о сибирских ТПК, то путь этот оказывается если и не единственным, то наиболее плодотворным в решении задач "темпы, синхронность, качество строительства объектов ТПК", с чего и начинается обеспечение его эффективности.

Но, конечно, если бы "Братскгэсстрою" да еще дать и единый генеральный перспективный план строительства ТПК, то тогда мы с вами имели бы, может быть, идеальный образец реализации идеи территориально- производственного комплекса.

Впрочем, "идеал" как "высшая конечная цель стремлений", вероятно, в принципе недостижим, потому что меняются и наши представления о нем. Ну да нам и не угрожает переоценка "идеальных представлений" в связи с их осуществлением; до этого далеко.

Сегодня формируется Саянский комплекс, где нет единой строительной организации. И надо ли удивляться, что комплекс, модель которого разработана учеными, строится долго, объекты вводятся асинхронно, с большим опозданием, средства, распыленные по многим точкам, омертвлены в незавершенном строительстве?! А удача нашей хозяйственно-социальной практики - опыт "Братскгэсстроя" - не используется, хотя ситуация здесь аналогична братской.

Не виновато ли в этом частично и само общественное мнение, сосредоточившееся больше на недостатках рождения первого полноценного сибирского ТПК, а не на завоеваниях и достижениях братчан?!"

Журналист. "Успехи братчан получили должную оценку не только у нас на Родине, но и в деловых международных кругах. В 1976 году Международный институт прикладного системного анализа в Вене провел конференцию, посвященную опыту и проблемам развития Братско-Илимского территориально-производственного комплекса. Впервые, надо сказать, в истории народного хозяйства нашей страны опыт реализации крупномасштабных проектов Сибири был предметом активного обсуждения научной общественностью мира.

Сибирский корреспондент "Известий" Л. Шинкарев участвовал в работе конференции, писал о ней в журнале "ЭКО" и приводил, в частности, в своих заметках слова польского ученого З. Коморовского:

"Братско-Илимский ТПК - это нечто, чем советский народ может гордиться. Это, безусловно, огромное достижение. Для нас, занимающихся системным анализом, важно было понять, как удалось обеспечить эффективное руководство столь обширным проектом".

Но мне кажется, что важно еще и познать, какие тенденции в развитии ТПК оказались устойчивыми, что нужно сделать для повышения эффективности всего комплекса, о чем, наконец, сегодня заботятся братчане, давно пережившие горячие пусковые дни. Со своими вопросами еду в Братск и беседую там с первым секретарем горкома КПСС В. Тарасовым (сейчас он руководит областной профсоюзной организацией).

"Раз упомянулся город, то с него начну и я, - говорит В. Тарасов. - Да, он начинался сразу в нескольких городах и поселках. Да, он растянут. Но вопреки всем этим трудностям создан все-таки хороший современный город, который мы хотим превратить еще и в один из красивейших, один из привлекательнейших городов Сибири. Что нам для этого нужно?

Ответ простой: поскольку город один на всех, на все ведомства, прописанные на нашей территории, то и развивать его нужно общими усилиями. Это очень ясная мысль, она, кажется, не вызывает сомнений, но насколько все просто на бумаге, настолько же непросто в жизни.

Братск растет, растут его потребности. Городу позарез нужно, к примеру, дополнительное тепло, то есть нужно построить новую котельную. Школьнику понятно, что в наших условиях строить ее должны все на долевых началах. (При этих словах братчанина дрожь берет!) Но как только заходит разговор о долевых началах, так каждое министерство, не жалея сил и времени, доказывает, что его доля должна быть меньше, чем доля соседа, что столько средств, сколько требует равный расклад, оно внести не может. И начинается такая разноголосица, при которой решение вопроса вообще кажется немыслимым. Год мы потратили на определение долей в строительстве котельной. Год!

Похожая история с организацией собственного вуза. Есть у нас филиал политехнического института, практически давно переросший рамки филиала. Мы долго и настойчиво говорим о его преобразовании в институт. Нужно построить учебный корпус. На чьи деньги? Министерство высшего образования говорит: вы же, брат- чане, и стройте на долевых началах! И опять мы едем в Москву, и опять мы ходим по министерствам, и опять мы пишем десятки протоколов десятков заседаний, где представители ведомств яростно спорят о том, чья доля должна быть меньше, кому этот вуз нужнее.

БРАЗ - флагман алюминиевой промышленности, лучший ее завод. Его строительство практически закончено, но в очереди на получение жилья стоят тысячи человек. Нормально ли это?

Понятно, что главная забота отраслей - это производственные мощности. И когда ввод основных мощностей закончен, то министерство считает, что больше у него проблем нет. Но в жизни производственного коллектива, города, района их предостаточно! Отрасли отстроились, а город?

А его развитие отстало. Как же ему развиваться дальше? За чей счет?

Правительство приняло в 1976 году постановление о развитии городского хозяйства Братска в десятой пятилетке, в котором предусматривается решение многих трудных наших вопросов. На культуру, например, в десятой пятилетке выделялось капвложений в четыре раза больше, чем в девятой; на здравоохранение - в три аза больше и так далее. И это постановление заставляет ведомства хоть и медленно, но неотвратимо гасить свою задолженность перед Братском.

А сельское хозяйство? Кто кормит Братск - этот новый крупный город в тайге, выросший на месте бывшего села из двухсот дворов?

Братский район обеспечивает город только картофелем. И то, если честно, в урожайные годы. Места у нас суровые, единственный месяц без заморозков - июль, и потому ни морковкой, ни луком, ни капустой, да ничем практически мы себя обеспечить не можем. Нужно развивать парниково-тепличное хозяйство, и это делается. А вот молоко возим примерно за триста километров, но его получаем меньше, чем нужно. Расширяем птицефабрику, чтобы не возить продукты птицеводства из европейских районов...

Если хотите, ТПК все еще существует как некая промышленная конгломерация, хоть узость такого понимания этого понятия очевидна.

Постановление а развитии Усть-Илимска предусматривает строительство всех, даже пищевых, предприятий только д^я удовлетворения нужд Усть-Илимска. Но почему? Ведь если учитывать интересы всего ТПК, то, я уверен, многие решения были бы другими: одни предприятия строились бы мощными, от других можно было бы вообще отказаться.

Возьмите ремонт техники, в частности, автомобилей. В Братске два авторемонтных завода - "Братскгэсстроя" и Министерства лесной промышленности. Оба реконструируются. Тот расширяем, этот расширяем... А если подойти не с ведомственных, а с общегосударственных позиций?! Создан большой промышленный регион. В нем как минимум работает 15 тысяч грузовых автомобилей. И целесообразно было бы построить один завод, обслуживающий все машины ТПК!

Таких примеров, к сожалению, хватает. Работает один кирпичный завод, рядом планируется второй такой же, но другого министерства, и вот уже третье ведомство заговаривает о собственном кирпичном заводе буквально на том же месте!

Как же можно улучшить организацию управления ТПК?

Я отлично представляю себе, сколько практических сложностей стоит на пути создания каких-то единых органов, о которых ведется много разговоров и которые все-таки будут когда-то созданы, жизнь заставит. Убежден, что ТПК - это будущее не только хозяйства Сибири, но экономики всей страны.

А по отношению к нашему комплексу я вижу выход в создании общественного органа управления - того же совета по координации... У нас есть Совет директоров, но состоит он только из братчан. А по своему административному положению мы, братчане, не правомочны решить вопрос даже об общественном органе управления всего ТПК. Я же, повторяю, вижу в таком шаге выход из многих практических затруднений в жизни комплекса.

Совет по координации или Совет директоров ТПК собирался бы хоть раз в квартал, рассматривал острые вопросы по каждой отрасли и согласовывал бы их с интересами территории, вырабатывал бы соответствующие рекомендации, и так мы имели бы единую точку зрения на все дела ТПК, а это тоже немало для начала. И ведь для этого не нужно ничего сверх того, что есть, - ни фондов, ни лимитов, ни ставок, а выигрыш в понимании происходящих процессов и затем в управлении ими был бы огромным.

Естественно, возникает вопрос - что же мешает создать такой совет?

А ничего не мешает, и никто не мешает. Но никто и не создает такой совет. А дело это, наверное, вышестоящих органов.

Наш ТПК пионер. Он шел и идет по новому, неизведанному пути, часто впереди теорий и споров о том, как ему развиваться, и каждый практический промах на этом пути, каждый организационный недостаток стоит, на мой взгляд, серьезных научных проработок и общественного обсуждения во имя будущих ТПК. И в то же время давно пора от слов, а слов о недостатках управления ТПК сказано немало, переходить к делу: взять и решительно создать в Братске - столице ТПК - экспериментальный совет по координации, ввести в него партийных, советских и хозяйственных руководителей, предоставить совету рекомендательные (для начала) полномочия и посмотреть, как он будет работать, что у него получится и какой шаг должен быть следующим. Такой эксперимент избавил бы идущих за нами от повторения наших ошибок, мы приобретали бы таким образом новый социальный опыт вместо того, чтобы количественно наращивать качественно старые ошибки.

Ведь в противоречиях, свойственных развитию комплекса, нет драматической безысходности, они преодолимы, само их обнажение - свидетельство нового этапа развития производительных сил, требующего и новых форм организации и управления".

В. Тарасов прав: драматической безысходности нет, все так или иначе решается, появляются рано или поздно и котельные, и главпочтамты, и так далее, и тому подобное. В частности, и политехнический институт появился теперь в Братске. Но есть определенная повторяемость проблем, которые кочуют с одной стройки на другую. В чем дело?

Слова еще раз просит Ученый.

"Когда-то в Братске был создан лучший в нашей стране коллектив по строительству алюминиевого завода. Он в последние годы достиг фантастических темпов строительства и вводил по четыре корпуса в год. Ничего подобного мировая практика не знала, да и не узнает, наверное. Казалось бы, этими силами и построить второй алюминиевый завод, третий... Нет. Того коллектива давно не существует. Как и коллектива строителей Красноярского алюминиевого завода, который тоже работал неплохо, вводя по два корпуса в год. А начали строить алюминиевый завод в Саянах, и ничего похожего ни на Братск, ни на Красноярск нет, опоздание с проектом, консервация строительства и т. д. Может быть, саянскому заводу не повезло потому, что попались плохие руководители?

Нет, возглавляет коллектив бывший директор красноярского завода, а главный инженер - бывший директор братского завода. И если эти люди за четыре года работы не могут построить один заводской корпус, значит, дело не в людях. Нарушен поток. И все здесь начинается с нуля так, как будто ничего подобного страна до сих пор не строила.

А в какую ситуацию попал знаменитый Братский лесопромышленный комплекс? Когда он задумывался, предполагалось, что одному хозяину будут подчиняться и леспромхозы, и сам комплекс. То есть вся сырьевая база будет в руках у переработчиков. А оказалось, что леспромхозы в ведении одного министерства, а ЛПК у другого. Лесосека направо и налево раздается самозаготовителям, которые сжигают отходы, в том числе и щепу - сырье для ЛПК, а для комплекса сырье везут издалека, и возникают трудности со снабжением.

Словом, все опять упирается в программу, планирование, управление".

Совсем молодое дело - Южно-Якутский ТПК, первенец зоны Байкало-Амурской магистрали, а уже и здесь есть на что оглянуться, над чем призадуматься.

 

Мужание Якутии

Якутия самая северная автономная республика страны. На юге строится Южно-Якутский угольный комплекс, Нерюнгринская ГРЭС, город Нерюнгри, современный аэропорт в поселке Чульман, предприятия стройиндустрии и так далее; иначе говоря, закладываются основы будущего ТПК. Как это происходит здесь?

Говорит первый секретарь Якутского обкома партии Гавриил Иосифович Чиряев. "Начали мы формирование комплекса сравнительно недавно. Участвует в этой работе пока всего 4-5 министерств, но мы уже близко познакомились с теми трудностями, о которых знали по опыту создания Братско-Усть-Илимского и Тюменского комплексов. Партнеры никак не могут договориться между собой даже по поводу таких мелких объектов, как песчаный или каменный карьер. Почти любое общее дело проходит стадию мучительных переговоров, и все из-за того, что нет на территории будущего ТПК единого координирующего центра. Временно такие функции возложены на Министерство угольной промышленности, здесь заместитель министра назначен координатором формирующегося угольного комплекса. Но ведь это полумера, потому что остальные считаются с угольщиками лишь постольку-поскольку, до тех пор, пока координатор не вмешивается в очередность строительства, в его темпы, сроки ввода отдельных объектов и т.д. Нередко в роли координирующего центра выступают такие органы, как обком партии и Совет Министров республики. На начальной стадии это еще возможно, но по мере развертывания работ, расширения круга участников контроль и согласование различных интересов будут становиться все затруднительнее. А для решения межотраслевых вопросов у местных органов нет и необходимых прав. Чтобы создание ТПК шло успешно, необходим координирующий орган при Госплане СССР".

И Г. Чиряев детально развивает эту мысль, поддерживая при этом предложения сибирских ученых о разработке единого генерального плана формирования каждого комплекса и о централизации капитальных вложений, выделяемых на его создание.

Однако и этим идеям не помешала бы экспериментальная проверка - не только для выяснения их жизнеспособности, но и для накопления нового социального опыта, за что, в частности, так ратуют братчане.

"Объединяться", "координироваться", "стыковать интересы", "складывать средства"... Да, Сибирь переживает эпоху отраслевого натиска. Все, что создано в Сибири - гиганты гидроэнергетики, уникальные промышленные объекты, дороги, линии электропередачи и т. д., - все связано с деятельностью отраслей, энергично осваивающих богатства сибирских пространств. И все призывы к объединению органично вытекают из практики разобщенного освоения. Но вот любопытная деталь: несколько страниц назад мы приводили слова "отраслевика" Р. Кузоваткина, смысл которых, кажется, противоречит общим призывам "объединяться". Помните, он говорил: "Опыт научил нас, что и в дорожном строительстве мы должны в значительной мере полагаться на самих себя..." То есть он за то, чтобы еще более развивать натуральное хозяйство (сами варим, сами вяжем, сами песенки поем) и не ждать "милостей" ни с какой другой ведомственной стороны.

На самом деле, конечно, никакого противоречия нет: именно горький опыт разобщенности приводит к таким выводам.

Но есть ли у "отраслевиков" свои предложения по улучшению управленческой ситуации в ТПК?

Дирекцию Южно-Якутского угольного комплекса возглавляет Евгений Александрович Варшавский. Он главный, можно сказать, человек на огромной стройке; он заказчик, имеющий дело с десятками научно-исследовательских и проектных институтов, многими организациями Главснаба СССР, министерствами и ведомствами Якутии и шестью генеральными подрядчиками. Заказчик, который отвечает за подрядчиков, за качество и количество строймонтажных работ, за соблюдение сметного лимита и, главное, за конечный продукт, то есть за уголь, добычу которого обязан обеспечить комплексом производственных и социальных условий.

Е. Варшавский не разделяет той уверенности, с которой местные руководители говорят о необходимости единого органа управления ТПК. Его точка зрения определяется, естественно, его ролью на стройке.

"Когда создаются такие комплексы, - утверждает он, - надо иметь одно ведущее ведомство. Я и представляю на стройке это ведущее министерство, мне поручили большое дело, доверили значительные средства, и у меня нет ни профессионального, ни морального права распорядиться этими средствами плохо. Предприятие по последнему слову техники, красивый и удобный город - чем эта "отраслевая" цель противоречит интересам "территории"?

Дворец пионеров, Дворец спорта, Дворец культуры, универсам, школы с плавательными бассейнами - вот какие объекты для Нерюнгри проектируются по заданию заказчика, на котором, собственно говоря, лежит вся ответственность за уровень жизни в районах пионерного освоения".

Логично? С точки зрения ведущего ведомства - конечно. Вот и опыт Норильска, города "одного министерства", подтверждает мысль Е. Варшавского. Норильский горно-металлургический комбинат и сам город - неразрывное целое, и это в принципе исключает систему ведомственных дублей, с одной стороны, и межведомственного вакуума - с другой, когда речь идет об инфраструктуре, отчего и страдает по сию пору молодой город Братск. Но разве о комплексе говорит Е. Варшавский?

Да, о комплексе, но угольном, за своевременный ввод которого в строй и полноценную отдачу всех затрат он как представитель своего министерства и несет ответственность перед отраслью, перед государством. А Г. Чиряев говорит о ТПК. И в качестве примера, иллюстри дующего практическую неразрешенность проблемы управления созданием ТПК, рассказывает историю о том, как два (всего два!) министерства, в том числе и Министерство угольной промышленности, не могли договориться по поводу домостроительного комбината. Каждое закладывало в своих проектах по собственному комбинату, хотя ничто не мешало им строить один, более мощный, способный удовлетворить потребности всех, кто принимает и примет участие в формировании Южно-Якутского ТПК. В конце концов решили строить единый комбинат, но потеряли два года на поиски общего языка.

Нельзя, вероятно, доверять голосу "отраслевика" в оценке межотраслевой ситуации. Может ли первая скрипка оркестра, даже превосходно исполняя свою партию, заставить весь оркестр звучать слаженно? Нет, конечно. Это дело дирижера, а ТПК дирижера практически так и не имеют.

Уместно привести здесь слова Е. Варшавского, сказанные им по другому поводу (заказчика очень волнуют проблемы управления такой большой и сложной стройкой), но довольно точно характеризующие и практику создания территориально-производственных комплексов. "Объемы работ - новые, структура производственной конгломерации - новая, темпы - новые, а формы управления и мышления - старые! Надо искать!"

Надо искать. Анализировать результаты и последствия сделанного. Экспериментировать.

Но почему же все-таки постоянно возникает некоторое противоречие между отраслевым и территориальным управлением? Может быть, нужно отдавать предпочтение одному из двух принципов?

 

Эффект сочетания

Прежде чем ответить на этот вопрос, зададимся другим: а как и почему вообще возникли два принципа планирования и управления?

Вызваны они к жизни объективными предпосылками.

Что обусловливает необходимость отраслевого управления?

Специфика технологии. Уголь требует иного обращения, чем нефть или свинец. Самолетостроение непохоже на производство ткацких станков или химических реакторов. Следовательно, в основе отраслевого управления лежит единство организации производств, единство требований к качеству продукции, единство условий подготовки кадров. Все правильно.

Но вот мы идеально спланировали развитие сельскохозяйственного машиностроения, химической промышленности, металлургии и так далее и "посадили" на одну площадку (скажем, в Новосибирск) "Сибсельмаш", хим-фармзавод, крупное металлургическое производство и остальные. И выиграли, так как совмещение разных предприятий на одной территории экономит 15-20 процентов капиталовложений. (Эффект агломерации, о котором мы уже говорили.)

Так что же общего между этими предприятиями?

Отныне у них много общего: железная дорога, речной причал, инженерные коммуникации, строительная база, единые трудовые ресурсы (к примеру, семья, в которой муж - металлург, жена - швея, сын - химик, дочь - кондитер и т. д.), единая система снабжения и прочее, и прочее. То есть все то, что объединяется понятием "производственная и социально-бытовая инфраструктура", тот комплекс организаций, проблем, средств, который в принципе не просматривается с позиций ни одного из отраслевых предприятий.

Так объективно возникает необходимость территориального управления.

Делалась, как известно, попытка отказаться от отраслевого управления. Появились совнархозы, но с ними возник ряд новых сложностей. Та же угольная промышленность (или любая другая) оказалась разорванной по разным территориальным ведомствам, что делало практически невозможным осуществление единой технической политики, распространение лучшего опыта организации производства и т. д.

Таким образом, переход на территориальное управление вызвал негативные процессы в экономике: начали падать темпы роста производительности труда, снижаться фондоотдача, расти материалоемкость и др.

Где же выход? В двойном подчинении?

Но принцип разумного управления - одна линейная инстанция!

Как же увязывать интересы отрасли и территории?

В социалистическом хозяйстве эти интересы могут и должны быть согласованы в плане.

Сегодня наши планы носят преимущественно отраслевой характер. А нужен территориальный план, независимый от ведомственных интересов. Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о дальнейшем совершенствовании хозяйственного механизма (июль 1979 г.) предусматривает важные мероприятия по стыковке отраслевого и территориального планирования.

Так, будут разрабатываться планы экономического и социального развития каждой республики в целом, независимо от ведомственной принадлежности расположенных здесь предприятий. Все предприятия и организации обязаны сообщать в плановые органы области или края контрольные цифры своей пятилетки. На основании этих данных местные плановые органы будут составлять территориальные балансы и в случае возможных диспропорций обращаться в Госплан республики или страны с просьбой скорректировать отраслевой план в направлении, отвечающем интересам территории.

Но это еще не все. Только в РСФСР 70 областей, краев, автономных республик да еще такие большие экономические системы, как Москва и Ленинград. То есть большая территориальная дробность, с одной стороны, а с другой - все более настоятельная потребность экономики в осуществлении крупных хозяйственных программ.

Возьмем, к примеру, все тот же Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс. Ведь это не только Тюменская область, это и томская часть (более 10 миллионов тонн нефти приходится на ее долю), это и омский узел с нефтепереработкой и нефтехимией. Это программа, которая не может осуществляться без машиностроительных министерств, без металлургии, без энергетики и так далее. Короче, это всесоюзная межотраслевая программа, руководство которой в принципе не может быть возложено на местные органы.

И постановление предусматривает разработку крупных региональных программ (одна из первоочередных таких программ - хозяйственное освоение зоны БАМа, о чем уже упоминалось).

Как же тут, на наш взгляд, должно строиться управление?

Программа - это взаимосвязанная система общегосударственных мероприятий, направленных на достижение определенных конечных народнохозяйственных результатов, обеспеченная материальными, трудовыми, финансовыми ресурсами и разворачивающаяся во времени.

Разрабатывается она как плановый директивный документ, а возглавляет ее реализацию Комиссия Совета Министров СССР. Руководит комиссией заместитель Председателя Совмина. Входят в нее представители головных министерств, партийные и советские руководители региона. Комиссия имеет небольшой аппарат в Москве и уполномоченного Совета Министров СССР на месте, который, в свою очередь, создает небольшую подкомиссию из руководителей отраслевых организаций непосредственно в зоне освоения или строительства.

Такой видится нам схема управления региональной программой.

Но в рамках региональных программ есть территориально-производственные комплексы. Так что же, создавать комиссии Совмина по каждому комплексу, скажем, по Братскому свою, по Норильскому свою, по Нижне-Ангарскому свою и т. д., в то время как каждый комплекс представляет собой часть Ангаро-Енисейской программы?

Нет! Такой подход затруднил бы рациональное и перспективное распределение средств, замедлил бы осуществление последовательной стратегии эшелонирования ресурсов.

Комплекс должен быть прежде всего объектом планирования. И это предусмотрено новым постановлением партии и правительства. В пятилетнем плане по важнейшим ТПК Сибири будут утверждены основные социальные и экономические показатели, те показатели, которые как раз и призваны обеспечить комплексность развития территориально-промышленных сочетаний.

При этом на территории самого комплекса могут работать и уполномоченные для координации действий партнеров, и общественные органы - те же советы директоров, о которых говорят братчане.

Комсомольская стройка

Только так можно добиться на деле соединения территориального и отраслевого планирования.

Но план - это тоже еще не все. В улучшении нуждается система проектирования ТПК. Каждый комплекс должен иметь генерального проектировщика. Вероятно, зональные проектные институты могли бы стать базовыми институтами территориального проектирования.

Как делается самолет? Создатель самолета не изготавливает радиоэлектронику, не выпускает алюминий, не производит шасси и так далее, для этого есть специальные организации и производства. Но все параметры задаются авиаконструктором, который говорит: шина должна быть такая-то, металл такой-то, аппаратура такая-то и т. д.

Так и генеральный проектировщик комплекса должен подчинять интересам общей оптимальной схемы всех участников формирования ТПК - энергетиков, транспортников, строителей и прочих, ставил их в определенные условия.

Итак, успешное управление гарантируется не противопоставлением, а сочетанием территориальных и отраслевых интересов, и осуществление недавно принятых решений вместе с мерами по совершенствованию хозяйственного механизма снимает с повестки дня многие проблемы реализации региональных программ формирования ТПК.

...Почему нефтяник начал прежде всего говорить о жилье? Почему угольщик с гордостью перечисляет объекты совсем не производственного назначения? Почему химик хвалится детским садом?

Да потому, что даже отрасли при всей своей ориентации на производственный результат все острее ощущают необходимость создания социального "приклада" к сибирским стройкам. Потому, что значение "социального фактора" в экономике неуклонно растет.

Во имя чего мы осваиваем новые районы, новые богатства?

Во имя того, чтобы человеку жилось лучше. И не только тому, который будет после нас. Но и тому, который сейчас занят трудной работой освоения.

Пока что сибиряку живется нелегко. И причина этого не только в суровых природных условиях, но и в тех самых издержках некомплексного подхода к решению сибирских задач.

"Обустройство" и "неустроенность" - два очень сибирских понятия. Обустройство скважин, месторождений, промыслов и т. д. И бытовая неустроенность работников, добывающих нефть и уголь, строящих дороги и заводы, производящие алюминий, целлюлозу, химические продукты.

Но не будем обобщать. На каждой стройке все складывается по-своему. А как на БАМе?

Посмотрим на те же самые проблемы с несколько другой точки зрения.

 

Социологические зарисовки

Сначала, наверное, нужно узнать, зачем человек приезжает в Сибирь.

Академик И. Бардин вспоминал: "Хотя к нам обращались с письменными предложениями сотни и тысячи людей со всех концов страны, но подходящих работников среди них было мало.

Кто только не предлагал нам свои услуги: фантазеры, романтики, рвачи, пылкие юноши и отчаянные старики. Одних увлекала романтическая новизна, героика, слава пионеров, желание проторить новые пути; других - просто грубая жажда наживы.

Нам же нужны были люди самоотверженные, смелые, готовые пойти на любые житейские лишения, дисциплинированные и упорные в стремлении преодолеть особенности суровой сибирской природы. И прежде всего нужны были квалифицированные строители".

Может подписаться под этими словами руководитель нынешней сибирской стройки?

Думаем, что да, но просто слова для современного компетентного руководителя значат мало, и опирается он в своих выводах на результаты конкретных социологических исследований. Социологи приезжают на сибирские стройки не только в командировки. Во многих строительных и производственных управлениях созданы штатные социологические подразделения, работники которых добывают... надежную информацию о социальных отношениях и процессах. Жизнь доказывает, что и хозяйственная практика, и сама экономическая наука не могут успешно развиваться, занимаясь лишь технико- экономическими проблемами. Как в свое время развитие реактивной техники и освоение космоса стали лимитироваться неизученностью человека (его способности к перегрузкам и адаптации, к переработке информации, смене режимов и т. д.), так и дальнейшее совершенствование планирования и управления на определенном этапе стало сдерживаться недостаточностью знаний о социальных процессах в нашем обществе, слабым развитием социологии. И поначалу социологам приходилось тратить немало сил на доказательство важности, полезности и перспективности своих занятий.

"...Мы вступаем на зыбкую почву исследования субъективного: вкусов, мод, предпочтений, настроений и т. д. Но это не должно нас смущать. Вероятностный план производства, основанный на научном прогнозе (тоже вероятностном) субъективных потребностей населения, во много раз точнее и эффективнее, чем план, построенный без их изучения и учета". Так писал один из авторов этой книги более пятнадцати лет назад, посвятивший не одну научную работу исследованию некоторых особенностей познания социальных явлений.

И тогда и сейчас он твердо убежден, что в познании социального процесса важно доискаться до истинных причин, условий и факторов, порождающих этот процесс. Здесь необходимость пробивает себе дорогу через массу случайностей, которые связаны с индивидуальными особенностями людей, общий результат складывается из многочисленных, обычно противоречивых действий, вызываемых личными мотивами, но в конечном итоге определяемых условиями, в которых протекают эти процессы.

Социаологические зарисовки

Социологические исследования, изучающие поведение людей, могут и должны становиться важным средством реализации плана и управления производством. И в первую очередь это касается службы труда, управления трудовыми ресурсами - главной силы производства. Социализм немыслим без эффективной системы управления трудовыми ресурсами, а основываться она должна на конкретном знании реальных закономерностей.

И появление социологических подразделений в аппаратах управления крупными производственными коллективами - это черта времени, нуждающегося в глубоком, оперативном и конкретном экономическом анализе практики.

Вот почему современный руководитель в отличие от И. Бардина мог бы довольно точно сказать, сколько именно приехало на стройку "фантазеров" и "романтиков", "пылких юношей" и "отчаянных стариков", да и "рвачей" - категории вполне учитываемой, так как они не скрывают обычно своих намерений в анонимной анкете, которой встречают на стройке приезжего социологи, выясняя мотивы появления человека в Сибири, его планы и намерения, цели переезда и т. д.

И еще одна поправка к констатации И. Бардина представляется нам существенной. Рискнем утверждать, что сегодня Сибири прежде всего нужны люди, преданные интересам общего дела и самой Сибири. Профессиональная квалификация - ценность большая, но куда проще стать квалифицированным строителем, чем квалифицированным гражданином, если можно назвать так человека с высокоразвитым чувством ответственности за порученное ему дело, доверенные ему ценности, за качество, наконец, им создаваемой жизни. Последнее особенно важно в Сибири, в районах пионерного освоения.

Впрочем, попробуем это показать.

 

"Все дело в Малинникове"

"Первая, вторая и третья наши проблемы - люди!"

Смуглый, черноглазый ростовчанин Сергей Михайлович Мурадов сказал это с непередаваемой запальчивостью южанина, опаленного сибирскими стужами и познавшего истинный вкус сибирских проблем.

Сколько их, горячих детей юга, нетерпеливых, искренних, бесстрашных, ворочает сибирскими делами в северных широтах, создавая вокруг себя поле особой эмоциональной деловитости, в котором даже сдержанные сибиряки невольно поддаются соблазну подражания, перенимая жесты и интонации темпераментного юга!

С С. Мурадовым, главным инженером одного из строительных управлений комбината "Якутуглестрой", познакомиться довелось в те дни, когда город Нерюнгри только начинался. Разговор получился торопливый и многотемный. Управление С. Мурадова строило для города только жилье. Сначала это были деревянные дома, так называемая пионерная база. В дни встречи двухэтажный деревянный городок рос, кажется, даже без перерыва на обед - так оживленно и деятельно выглядела стройка. А упоительный запах свежей стружки и заботливо сохраняемые между домами лесные "пятачки" создавали ощущение то ли праздника, то ли сказки, ощущение, с которым всегда так жаль расставаться. Но главный инженер был с головой погружен в реальность, отталкивался от чисел, нырял в числа, ударялся о факты и делал неожиданные выводы.

"План на нынешний год, - говорил он, - равняется почти одиннадцати миллионам рублей, а рабочих нет и ста семидесяти. При наших же объемах нужно вдвое больше, ведь деревянное строительство в несколько раз по трудоемкости превышает панельное. Сейчас в комбинате лежит 20 тысяч заявлений со всего Советского Союза; я бы, конечно, прежде чем приглашать, порылся бы в этих заявлениях - кого попало нам тоже не надо, но у нас не то что по заявлениям, по физиономиям нет возможности набирать. Народу приезжает уйма, а мы почти всем отказываем потому, что жить негде! А жить негде потому, что строить некому, а строить некому... Знаете, здесь нужны не просто работники. Здесь нужны качественные работники. Видели, начали первый крупнопанельный дом?"

Да, до беседы с главным инженером мы побывали на стройке первого крупнопанельного. Побывали, надо признаться, в неудачный момент. Задайся целью снять обличительный киносюжет - лучшей минуты, пожалуй, не выбрать бы: полное затишье в рабочее утро, строители отдыхали в тенечке (июль тогда был беспощадный: плюс 35 над вечной мерзлотой, неподвижная пыль в неподвижном зное, настоянном на аромате то ли можжевельника, то ли багульника). Затеваешь с ними разговор, и точно в кипящую воду входишь: сердитые, если не сказать, обозленные. Простаивали чуть ли не вторую неделю. Причина? О, она достойна упоминания.

Гордость Нерюнгри, первый 114-квартирный жилой дом из панелей, проектировщики "посадили" на скалу, и потому строительство его велось без традиционных для вечной мерзлоты свай. Но вели-вели строители фундамент, довели до середины и потеряли скалу! Зато нашли... уголь. И работы остановились, стройка замерла, точно разморенная жарой и дурманом; комиссия заказчика все где-то заседала, решая судьбу дома, скалы, мерзлоты, а рабочие томились в ожидании гонца с вестью и ругали на чем свет стоит геологов, изыскателей, землю эту, буквально "набитую такой дрянью, как уголь"...

С. Мурадов тоже ругался: "Начали строительство без достаточного геологического обоснования. Была скала. Зимой. Тут зимой все скала, до чего ни дотронься. Но надо же соображать?! Дело свое надо хорошо делать или нет? "Поплыла" скала - кто виноват? Природа? Нет! Люди! Тут все из-за них или благодаря им!"

Деревянные дома показывал С. Мурадов не без удовольствия (все удобства, квартиры разной планировки и размеров, изящные радиаторы, современные утеплители, деревья заглядывают в окна), но, увлекаясь, резко обрывал себя. "Это необходимость, вынужденный маневр освоения. Производительность низкая, результат не масштабный. Закончим микрорайон - и всего на 720 семей. Но мы деревяшки строим последний год, вот-вот начнем переучивать своих плотников на каменщиков, бетонщиков, монтажников. Это же будут совсем другие темпы! Нужно к ним готовить людей, нужно создавать слаженный ансамбль, который сможет все строить - и городок и город! Люди - первая, вторая и третья наши проблемы!"

Тюменцы жалеют о том, что недооценили в свое время деревянное строительство. Нерюнгринец, строящий Деревянные дома, мечтает о каменных. Где истина?

Но почему же все-таки С. Мурадов считает до трех?

Как организатор и руководитель стройки он испытывал большие трудности из-за дефицита рабочей силы.

Как один из первостроителей нового города он болезненно переживал все проявления небрежного, халтурного, рваческого отношения ко всякому делу, тут же прорастающего необходимостью переделок, перестроек, промедлений и т. д.

Как человек хороший, имеющий свои представления о том, как могут и должны жить люди, во имя чего страна осваивает природные богатства Сибири, зачем должно с честью вынести все трудности "нулевого цикла" обустройства, он мечтал об образцовом городе в студеных якутских лесах, городе, в котором людям жилось бы уютно, удобно, радостно.

Люди, люди, люди... Если вам удастся увидеть подряд несколько прибамовских поселков, вы сможете по ним судить о людях, которые их создали.

Поселок Улькан на Западном участке БАМа выделяется среди других продуманностью планировки, основательностью застройки и организации жизни и... какой- то, пожалуй, заласканностью, если можно сказать так о человеческом поселении. Детская площадка с разноцветными теремками и веселыми деревянными фигурками. Широкие чистые улицы с приветливым взглядом уютных окон добротных домов. Яркие щиты с материалами, рассказывающими об истории поселка, задачах и трудовых успехах его жителей. И, что покоряет окончательно, - летний бассейн для детей в центре Улькана. Это уже экзотика - единственное в тот момент, во всяком случае, сооружение подобного рода на всей трассе.

При входе в поселок вас приветствует деревянная "мисс БАМ" - озорная выдумка улькановцев, шутка, легкая улыбка, милая и согревающая. Рядом с "деревянной мисс" - "визитная карточка" ее творцов: "Поезд 571 "Юность Сибири". Дата рождения - 2 ноября 1974 года. Место рождения - поселок Улькан, 209-й км западного БАМа".

От такого несерьезного соседства серьезная "визитка" ничуть не проигрывает, наоборот, те, кто помоложе, сразу проникаются ощущением родства с хозяевами, а люди постарше с добрым снисхождением объясняют себе и другим: "Юность Сибири".

И нет безликого занумерованного "поезда". Нет наспех, кое-как бездумно сделанного поселка. Нет случайного вокзального сборища людей, соединенных на короткое время только для того, чтобы разъехаться; нет равнодушных попутчиков или раздраженных сутолокой и неприкаянностью "ожидальщиков".

Есть "Юность Сибири", отряд из шестисот строителей, русских, украинцев, азербайджанцев. Есть слаженный трудовой коллектив - "наша главная победа", как сказал начальник строительно-монтажного поезда 571 А. Машуров.

Есть хороший поселок Улькан на стройке БАМа, городок, не избавленный, конечно, от всех проблем пионерного поселка (рождение детских садов и яслей отстает от рождения детей, школа на 400 мест при наличии 700 школьников работает в две смены, не все женщины могут "трудоустроиться"), но выгодно отличающийся от других стремлением к постоянству, что уже само по себе прекрасное профилактическое средство против многих болезней "летучего" освоения.

Есть лидеры-энтузиасты, понимающие свою ответственность перед государством и каждым человеком, волею судеб вовлеченным в выполнение важного государственного задания и... преисполненным особой нежности к суровой и беззащитной Сибири. Понятие "временности" ненавистно улькановцам как синоним хищничества, потребительства, корыстной беспечности ("после нас хоть..."), профессиональной, гражданской, человеческой ненадежности.

Заместитель начальника поезда Валентин Ураков именно в этом зле - в микробе временности - склонен видеть причину некоего особого качества человека, приобретаемого, к сожалению, в Сибири и наносящего Сибири немалый урон, как моральный, так и материальный. Как назвать это качество одним словом?

"Ощущение временности стройки, поселка, жизни - это, по-моему, одно из самых губительных сибирских бедствий, потому что именно оно мобилизует в человеке самые плохие свойства, - с тревогой говорил молодой руководитель. - Где-нибудь у себя в Подмосковье или на Кубани трудится человек честно, живет скромно, на цветок не наступит, ветку не обломит, вьет гнездо свое с любовью, терпеливо, с думой о детях, с заглядом вперед, с оглядкой на людей и природу. А приезжает порой тот же самый человек в сибирские дали - его не узнать. Спалит кусок леса - хоть бы что! Дом тяп-ляп поставит где попало, грязь вокруг себя разведет, браконьерствует без зазрения совести - и у него даже сомнений не возникает, что можно бы иначе! Он, герой, в Сибирь приехал, в морозы, в глухомань, и Сибирь ему вроде за одно это всем обязана и даже как будто виновата перед ним за свою нетронутость, необжитость. И он торопится "отметиться" пожарами, рубками неразумными, разбазариванием государственных ценностей и накоплением собственных...

А виновато в этом уродстве отношение к Сибири как к временной выгодной остановке, где денег платят побольше, рыба еще ловится, зверь на шапку на свободе бегает. Вернется такой ухарь домой и снова станет заботливым хозяином, честным тружеником. А тут его будто подменили!"

Так или примерно так говорил В. Ураков, но портрет алчного недальновидного временщика рисовал он с болью и возмущением, с чувством, хорошо знакомым тем, кто любит Сибирь со всеми ее суровостями и проблемами, кто в эпопее освоения ее богатств видит не возможность что-то ловко ухватить для себя, а возможность щедро поделиться с другими лучшим, что имеешь. О первых говорят с отвращением, но как о явлении, - во что верят! - непременно временном. Про вторых, назовем их творцами стиля созидательного освоения, рассказывают со множеством оттенков, могут и посмеяться, могут и ругнуть, но все это при единственно возможной в таких случаях исходной коллективной оценке: хороший человек!

Первым начальником поезда "Юность Сибири" был Анатолий Никитьевич Фролов. Это именно он высадился с десантом 2 ноября 1974 года в деревне Юхта. Сейчас А. Фролов в Тынде, занимает в Главбамстрое более высокую должность. Но в Улькане, да и не только в Улькане, а во всех поселках западного БАМа вы при желании можете составить "житие Анатолия Фролова" из многочисленных рассказов о нем, ссылок на него по разным поводам, частых упоминаний его имени к слову и так, как бы мимоходом. Точно живет среди людей тень хорошего человека А. Фролова... Может быть, тень - это обидно? Тогда скажем - душа хорошего человека! А. Фролов, как писатель в книге, оставил себя в этом поселке, в добрых традициях строительного коллектива, в уроках культуры организации новой жизни...

Поселок Беркакит один из тех, в чьем облике угадывается тот же благотворный стиль созидательного освоения. Здесь из стандартных панелей собираются разные дома, строительство ведется по единому плану, лес и стройка не враждуют, одним из первых создан отличный торговый центр из уютных магазинчиков и т. д. А какой здесь великолепный клуб на триста человек, превосходно отделанный и внутри и снаружи, афишами и объявлениями извещающий об интересной и бурной клубной жизни: художественная самодеятельность, драматический коллектив, музыкальный ансамбль... Дом культуры "Маяк" - гордость Беркакита, да, пожалуй, и всего нерюнгринского окружения. И не только потому, что хорош сам дом, но и потому, что жизнь в нем бьет ключом. Завклубом Нелля Тихонова, выпускница института культуры, приехала в Беркакит из Караганды.

"Поначалу так скучала! Такое здесь все было чужое, что каждый день готова была сорваться. А теперь... теперь не просто привыкла. - Н. Тихонова оглядывала свои роскошные клубные хоромы. - Обстановка тут удивительная. По-настоящему творческая. Начальник поезда и парторг прекрасные люди, для них клуб, знаете, не менее важен, чем дорога".

Рассказывала, как помогает ей руководство стройки в материальном обеспечении клуба всем необходимым, как поддерживает ее морально, какое значение придается клубу на стройке, где работает в основном молодежь. Сравнивала с соседними поселками, и все получалось в пользу Беркакита. И потом, как бы сама объясняя себе, почему же в одинаковых примерно условиях, при равных возможностях у одних есть и баня, и клуб, и магазины, и школа, и детские сады, а у других нет ничего, кроме неустроенности, безалаберности, сказала убежденно: "Все дело в Малинникове. И в Ильяше. Золотые люди!"

Ильяш - начальник СМП-591 и Малинников - его заместитель по производству, он же секретарь парткома поселка Беркакит, были в момент нашей встречи с Н. Тихоновой где-то на объектах, познакомиться с ними не удалось, но зато появилась еще одна точка зрения на возможность решения многих сибирских загадок. И с этой точки зрения можно смело сказать вот что: не верьте строителям, оправдывающим безобразную организацию пионерных городков и поселков их временностью, отсутствием средств, мощностей, стройбазы и т. д. Не верьте! Это значит только, что перед вами или люди неопытные, или, что много хуже, люди ограниченные, мало, простите, развитые, воспринимающие Сибирь как стартовую площадку для личной карьеры или отбывающие здесь общественную повинность. Ведь рядом же, рядом, не на Аляске, а тут же, в Сибири, при тех же правилах экономической игры торжествуют принципиально иные подходы, от которых выигрывает человек, а значит, и дело, которым он занят.

"Первая, вторая и третья наши проблемы - люди!"

Да. Однако мы бы слишком упростили сложнейшую проблему "временщины в Сибири", если бы ограничились призывом: люди, любите Сибирь и творите для нее добро!

Человек уезжает в поисках лучшего. Из Сибири уезжают и хорошие люди. И очень хорошие люди. И есть тут, конечно, причины объективные.

Впрочем, по порядку.

 

На Байкал - за "Жигулями"?

Среди других прекрасных строк написал про нашу Сибирь А. Твардовский и такие: "Земля пробитых в глушь путей, несчетных верст и редких дымов, как мало знала ты людей, кому б была землей родимой!"

Дорога, мы имеем в виду Байкало-Амурскую магистраль, еще пробивается, а уже не назовешь глушью восточные дали, поделенные на участки масштабного и быстрого строительства: здешним темпам преобразований позавидует иная столица.

И версты-то посчитаны, к примеру, от Байкала до Амура, с точностью до метров, и "дымы" теперь не так редки, как прежде, "дымы" неутомимых искателей руды или нефти, возможного зимника или промышленной площадки, будущего хлебного поля или источника пресной воды.

На Байкал

Что "дымы"! Индустриальными огнями озарилась непроглядность таежной ночи. Когда вечером поезд отходит от станции Нерюнгри-угольная (не беда, что поезд этот идет "пешком", во всяком случае, с ним можно поиграть в догоняшки, важно совсем другое: поезд идет, первый пассажирский поезд в Якутии!), то из вагонных окон видите вы почти неохватную глазом россыпь электрических огней. И угадываете не без волнения то разрез, то город, то фабрику... Одним словом, стройка; да с таким разворотом, что через полгода не узнаете, так как в день осваивается чуть ли не по миллиону капиталовложений.

Итак, в глуши грохот невиданных строек. Версты промерены спидометрами автомашин неслыханных прежде марок, отмечены столбиками-указателями вдоль непарадной еще, но уже вполне рабочей магистрали, почти половина которой открыта для временного движения. А как насчет людей, которым стала бы эта земля хоть неродимой, но родной? Их по-прежнему мало?

Столичные, сибирские, дальневосточные социологи провели десятки исследований, выясняя, кто, зачем и на сколько приезжает на стройку века, почему люди ее покидают, что человеку нужно на БАМе, как относится приезжий к возможности заиметь "дом у дороги". Ну и мы ездим, смотрим, спрашиваем, слушаем...

Самая длинная стройка с самым коротким названием БАМ оказалась, пожалуй, и самой притягательной стройкой страны. Ни на каком этапе ее организации здесь не ломали голову над тем, где взять людей.

Люди приезжали по общественному призыву. Ударный отряд имени XVII съезда ВЛКСМ, отряды "Московский комсомолец", "Белорусский комсомолец", "Комсомолец Поволжья", "Комсомолец Киргизии" и другие стали основой многих строительных коллективов.

Люди приезжали потому, что в полном составе перемещались на БАМ строительные подразделения, в которых они работали.

Людей присылали шефы - республики, края, области. Названия организаций давали представление о всесоюзном характере стройки: "Укрстрой", "Молдавстрой", "Новосибирскбамстрой" и так далее.

Люди ехали сами. Ехали от неустроенности на прежнем месте жительства, ехали в силу семейных обстоятельств, с целью поправить материальное положение, с желанием лучше узнать страну, новые места, жизнь, проверить себя.

Иначе говоря, объявилась стройка - явились люди. Да еще столько, сколько стройке было и не нужно. Теперь уже нередко констатируется избыток кадров на некоторых участках строительства магистрали, и это, конечно, влечет за собой определенные последствия, но сейчас речь о другом.

Опыт БАМа убедительно показал, что высокий общественный престиж стройки и система экономических стимулов проблему привлечения кадров с повестки дня снимают. Даже в том случае, когда людей нужно собрать не в благословенных теплых и цветущих краях, у берегов ласковых и целебных морей, а в краях холодных, у берегов надолго замерзающих рек, под небо капризное и жестокое.

Но, по данным Института экономических исследований Дальневосточного научного центра, ежегодно БАМ теряет немало своих строителей. Как оценивать такую ситуацию?

Ученые отвечают на этот вопрос однозначно: давно посчитано, что суммарные потери от миграции населения и высокой текучести кадров только по городам Крайнего Севера наносят ежегодный ущерб народному хозяйству страны, исчисляемый кругленькой суммой.

Процессы, происходящие на БАМе, так динамичны, что исследователи не успевают пока за ними с суммарными подсчетами, но и здравый смысл, и опыт других регионов подсказывают: пропускать через БАМ, как через вокзал, десятки тысяч людей невыгодно, а если точнее, то всесторонне убыточно. Убыточно для государства, которое выкладывает на обустройство каждого 15- 20 тысяч рублей; для стройки: текучесть размывает квалификацию коллектива, его профессиональную и моральную надежность; для общества: человек уезжает по тем или иным мотивам неудовлетворенности, с отрицательным социальным опытом, что, конечно, не способствует рождению патриота Отечества; для Сибири, наконец, - чего ждать вокзалу от пассажиров легкомысленных, раздраженных, взвинченных, беспечных, корыстных, разочарованных и так далее и так далее, озабоченных чем угодно, только не судьбой и процветанием вокзала.

А ведь печемся мы не только о том, чтобы хорошо и быстро построить дорогу от Байкала до Амура. Экономика страны, ее социальные потребности диктуют нам и другую, более масштабную задачу: освоить, обжить огромную и богатую территорию вдоль магистрали.

Чего же он уезжает с БАМа, человек, ехавший сюда через всю страну с желанием "проверить себя", убежавший "от неустроенности", семейных неурядиц или служебных конфликтов?

Чем не угодила ему самая престижная стройка времени?

Чем разочаровала его Сибирь, которая, кажется, не без гордости перечисляла в десятках газет подстерегающие добровольца трудности: вечная мерзлота, сели, наледи, лавины, необжитость и прочее и прочее, и не заманивала глупцов, прикидываясь солнечной Абхазией или виноградной Молдавией?

Чего тут искал и не нашел сбежавший?

Или, наоборот, нашел то, за чем приезжал, - и домой?

И те есть, и других довольно. Не даст ныне дотошная социология не то чтобы соврать, даже пренебречь некоторыми подробностями во имя стройности публицистических рассуждений.

Как соблазнительно, к примеру, обругать неблагодарного беглеца, покидающего БАМ если и не буквально на собственном автомобиле, то с талоном на получение "Жигулей" в любом городе страны: "Ах вот ты какой нехороший, за машиной, стало быть, приезжал на стройку века, а мы-то думали". (Бамовская льгота: ежемесячными отчислениями из зарплаты государство помогает бамовцу скопить сумму денег, равную стоимости "Жигулей", и вместо нее вручает затем человеку талон на приобретение автомашины.) Но социологи тут как тут. И про этого они давно знали, что он уедет тотчас же, как машина попадет ему "в карман". Да он и не скрывал ни от кого своих намерений, сразу заявив честно, что приехал за автомобилем.

В принципе здесь нет ничего зазорного: человек зарабатывает отнюдь не легким трудом, зарабатывает честно. Но дело в другом. Сама эта льгота зачастую ориентирует человека на временное пребывание в зоне магистрали. Почему временное, вправе спросить читатель, разве жить здесь с автомобилем хуже, чем без него?

Не хуже, конечно, но и не лучше. Пока что иметь здесь автомобиль - это совсем не значит пользоваться им. Один шофер в Северо-Байкальске показывал с детским упоением собственные вишневые "Жигули", которые пригнал зимой из Новосибирска, и, нежно похлопывая машину, как любимого коня, виновато и ласково ее уговаривал: "Потерпи, любушка, домой приедем, отогреемся, заживем, потерпи!"

А "дом" - это Павлодар, и там у него действительно собственный дом с садом и гаражом, а здесь драгоценные "Жигули" стоят в наспех сколоченном дощатом сарайчике, и ездить на них пока практически некуда.

Вспоминается в связи с этим деталь из разговора с генеральным директором производственного объединения "Урайнефтегаз" Героем Социалистического Труда Александром Николаевичем Филимоновым. "Есть у меня автомобиль, - говорил он, - но стоит он здесь без движения: с 1971 года на счетчике всего 15 тысяч километров. Из Урая выезжать могу только зимой, точнее, с декабря по апрель. В ноябре болота еще не промерзают, а в апреле уже зимник плывет. И отдыхает мой ГАЗ-24 неизвестно от чего..."

И говорилось это об Урае - самом старом из всех новых городов Западной Сибири, вызванных к жизни открытием нефти.

Автомобиль без дороги - сирота не меньше, чем дорога без автомобиля. Их разобщенность противоестественна. Но что поделать, если автомобиль легче приобрести там, где дорогу нужно строить, и именно потому, что строить ее нелегко!

За "Жигулями" - в Сибирь. А еще за чем?

Задавая десяткам, сотням людей эти очень простые, казалось бы, вопросы, социологи исследуют совсем не простые связи между потребностями человека и его образованием, квалификацией, профессией. По мере того как познается так называемая структура мотивации, поток мигрантов перестает быть стихийным потоком людей, объединенных общим желанием "найти, где лучше". Определяется еще и другое: что именно лучше?

По данным В. Гаськова (Институт социологических исследований АН СССР), около 17 процентов рабочих мотивировали свой приезд на БАМ возможностью получить более интересную работу; для инженеров этот показатель составил свыше 40 процентов. Мотив "иметь более высокий заработок" назвали около 30 процентов квалифицированных и около 50 процентов подсобных рабочих.

Кстати, о деньгах. Можно, конечно, стыдливо умолчать об этом низком предмете, говоря о БАМе. Но реальное значение самого "предмета" как движущей силы, как соблазна, срывающего с насиженных гнезд множество людей, от этого не уменьшится. Сама структура заработной платы в зоне БАМа призвана работать на привлечение людей из других районов страны: надбавки к зарплате (выплата по районному коэффициенту, за разъездной характер работы, за работу на Крайнем Севере и районах, приравненных к нему) должны хоть как-то компенсировать людям действительно нелегкие условия жизни и работы на этой стройке. И зарплата, по результатам некоторых социологических опросов, принадлежит к числу не последних мотивов удовлетворенности работой на БАМе.

Но мотив "приехал заработать" сродни желанию заиметь автомобиль: заимел - и до свиданья, БАМ; заработал (сколько - это уже личное дело каждого) - и не поминайте лихом! Механизм этот, в сущности, ненов в отношениях с Севером и, нравится нам это или не нравится, по-прежнему активно действует.

Но оставим в покое тех, кто приехал (или приезжал) в Сибирь за деньгами, машиной, шубой и прочими вполне достижимыми благами. Если они честно и добросовестно отработали свое на стройке века, да при этом еще не обидели Сибирь поведением "после нас хоть пустыня", то пусть и поимеют то удовольствие, за которым наведывались. Социологи (Новосибирск) предполагают, что 40 - 60 процентов от числа тех, у кого истекает срок договора, не будут его продлевать и уедут с БАМа именно потому, что достигли желанных целей и хотят воспользоваться приобретенными благами в более уютных районах страны.

А как другие, как те, что уехали (или собираются уехать) из-за того, что не получили желаемого?

Автомобиль и дубленка - это одно, а квартира и интересная работа - другое... Принципиальная разница в потребностях, не правда ли, если речь идет о "приживаемости" в новых местах, о стабилизации кадров? А желание получить на стройке квартиру, хорошую работу приводит на БАМ ничуть не меньше людей, чем страсть к мотору или мехам. Данные многих исследований убеждают: жилье и неудовлетворенность организацией труда либо работой не по специальности - важнейшие причины отъезда работника с БАМа.

Исследование Хабаровской высшей партийной школы утверждает: в перечне действительных причин увольнений на первом месте стоит недостаточный уровень жилищно-бытового обеспечения. При опросе в 1977 году на Центральном участке БАМа 34 процента потенциальных мигрантов назвали причиной предстоящего отъезда именно эту. Затем опрос увольняющихся, предпринятый по инициативе Тындинского горкома КПСС в 1978 году, подтвердил социологическую картинку: каждый третий из уезжающих покидал БАМ по той же причине.

Но как же это, помилуйте, получается: хотим, чтобы в Сибири и на Дальнем Востоке приезжие приживались, и люди сами хотят остаться тут, а мы... Дорогу строить можем, а дом нет? Автомобиль на льготных условиях дать можем, зарплату с кучей надбавок можем, ковры, холодильники, другие блага можем, а квадратные метры - этот прочный якорь, оплот оседлости - неужели не можем?

На пути в столицу БАМа - Тынду есть высокая точка, с которой город просматривается как на ладони. Город?

То, что вы видите с этой точки, можно назвать городом только по договоренности: над морем деревянных домишек, вагончиков, барачков выступают утесами считанные девятиэтажки. Смотрят на картинку многие, но чувства в людях она вызывает разные.

Те, кто видел до этого Тынду только на экране, испытывают горькое разочарование. Кино- или телекамера обычно игнорирует малопривлекательное окружение многоэтажных новостроек. И казалось, Тында - это новый район Москвы или Тольятти. А оказалось, Тында - это табор, конгломерат всех возможных видов жилья, в том числе и каменных домов.

Ну а те, кто знал Тынду еще в бытность ее небольшим поселком Тындинским, конечно, и гордятся и радостно удивляются: за каких-то 3 - 4 года такой рост, такая стройка, такие результаты! Ведь было-то что, вы только вспомните, ничего не было, кроме...

Настроения на точке обзора определяются точками отсчета, и это естественно, потому что хозяева и гости, строители и созерцатели, аборигены и новоселы, глядя на одно и то же, видят совсем не одно и то же. Но цифры... С пригорка вагончиков не сосчитаешь: кажется, им нет числа. Однако в беседах выясняется, что число есть и вполне впечатляющее: больше трех тысяч.

Что же происходит со столицей БАМа?

Генеральный план города был утвержден весной 1975 года. По нему столице отводилось 100 квадратных километров, но к началу интенсивной застройки (им стал 1976 год) на плановой территории уже разместилось несколько временных поселков строителей, да тут же находилась и старая часть города, бывший поселок Тындинский. И на заседании Научного совета Академии наук СССР по проблемам БАМа летом 1976 года в Тынде председатель горисполкома С. Пекарский перечислял проблемы, которые, как грибы после дождя, возникали одна за другой по мере осознания Тынды городом.

Еще почти не было новоселий, но уже явилась необходимость сноса временного и неблагоустроенного жилья. Еще не было ни одной улицы, но уже были "архитектурные неувязки" - следствие неувязок организационных. Еще у города не было прошлого, но трудности, созданные в прошлом, уже требовали усилий по их преодолению. А главное состояло в коротком и отчаянном призыве: концентрировать капиталовложения!

"Из предварительных проработок по пятилетнему плану застройки города, - говорил С. Пекарский, - стало ясно, что еще пятнадцать министерств и ведомств будут вкладывать средства в развитие Тынды. Но их предложения не предусматривают пока строительства предприятий торговли, бытового обслуживания, инженерных коммуникаций и т. д. На наш взгляд, нужен документ, определяющий принципы комплексной застройки города на основе централизации капиталовложений. Сейчас фактически Тында не рассматривается как единый город".

Прошло несколько лет, и снова Научный совет работает в Тынде. Беседуем с первым секретарем Тындинского горкома КПСС Юрием Афанасьевичем Есаулкозым. Он довольно сдержанно относится к идее еще одной публикации на больную тему - публикаций было немало, а положение не меняется. Но, начав говорить, увлекается и описывает тындинскую ситуацию, словно комментируя тындинскую панораму, красочно и эмоционально:

"Темпы жилищного строительства в Тынде сильно отстают от потребностей. В строительном деле сразу оказалось несколько хозяев.

МПС строит железнодорожный узел, но, кроме железнодорожников, в городе "сидят" строители, транспортники, связисты, энергетики, нефтяники, пищевики и так далее, и так далее. Просим путейцев взять все в свои руки - не хотят: кроме собственного узла, их ничего не интересует. Транспортные строители считают себя людьми временными; четвертый год здесь работает их главк, и ни одного собственного дома для себя они так и не построили. И выходит, у семи нянек...

Ведомства слетаются в Тынду более чем охотно и каждое просит: дайте мне площадочку, коммуникации, я для себя домик построю, магазинчик, и как-нибудь... Анархия!

Сделали мы хорошее дело: обобществили ведомственный транспорт, создали предприятие Министерства автомобильного транспорта. Все, кажется, обговорили, все вопросы жизни и быта почти тысячи работников этого предприятия с руководителями отрасли решили. А воз и ныне там... Обращался к министру - нет, говорит, возможности строить. А что нам делать с этой тысячей? Идет за жильем народ в горком, а горком домов не строит! Тында оказалась ничейной, а без хозяина, как известно, и дом сирота!"

Выход Ю. Есаулков видит в том же документе, о котором говорили тындинцы с самого начала, - документ о комплексной застройке столицы БАМа.

Тында, по существу, первый бамовский город, рождается он в муках, тут еще многое неясно, в том числе и промышленная перспектива города. Но эти "родовые" сибирские процессы... до чего же они неновы! И писать- то об этом неохота - сколько уж написано! Конечно, со временем эти трудности будут преодолены, обязательно преодолены, но до смерти обидно видеть, как уезжают с БАМа люди, не дождавшись жилья.

БАМ вызвал к жизни около восьмидесяти временных поселков. Часто рядом с временными строятся постоянные. Достаточно было бы на два-три года ускорить строительство постоянных, как появилась бы возможность отказаться от временных совсем. И это сэкономило бы сотни миллионов рублей. Но дело не только в экономии средств. Временные поселки строятся некачественно, как правило, без отопительных и канализационных систем, и людям жить в них плохо.

Множество временных поселков у дороги, на наш взгляд, появилось не только по необходимости. В этом есть и вина организаций, ведущих строительство, и прежде всего Министерства транспортного строительства. Обвинение мы выдвигаем серьезное и, чтобы не быть голословными, обратимся к доказательствам.

Строительство Байкало-Амурской магистрали - это только начало транспортного освоения огромной и практически бездорожной территории.

Впереди строительство новых железнодорожных веток, автомобильных дорог, впереди и создание сети аэродромов, которых сейчас очень мало в зоне БАМа, и их создание тоже дело Минтрансстроя.

Иначе говоря, работы здесь действительно край непочатый.

Мощнейшие базы индустриального строительства для освоения северных территорий должны создаваться в южной части зоны. Именно на эти цели правительство выделило сотни миллионов рублей. Создание базы стройиндустрии предусматривалось в первых же директивных документах по строительству магистрали. Назовем хоть некоторые объекты: Шимановский и Тайшетский комплексы, Нижнеудинский комплекс предприятий стройматериалов и другие. Сроки строительства - 1974-1976, 1975-1977 годы. Шимановский, в частности, комплекс должен был поставлять детали домов и для Тынды, и для всех поселков Центрального участка.

Но известно, что плановые сроки не выдержаны. Ни один комплекс не вышел на проектную мощность. Деньги, выделенные на эти цели, осваиваются недостаточно.

И панели для тындинских домов везут из Москвы. А для северобайкальских - из Ленинграда с восемью перевалками. А для нерюнгринских (хоть и малый, но БАМ!) - панели из Якутска, причем на автомашинах, кирпич из Хабаровска, а блоки из Новокузнецка.

И едут дома для БАМа через всю нашу большую- большую страну. А навстречу им едут люди, так и не дождавшиеся своего дома у дороги.

Да, выход - временные поселки. Однако те же самые временные поселки можно строить иначе - на индустриальной основе, быстро, с достаточно высоким уровнем комфортности. Появился же под Красноярском завод индустриальных строительных конструкций, завод, конечная продукция которого - поселок. Не дом, не котельная, а целый поселок, который можно собрать чуть ли не за две недели в разных вариантах этажности, с полным инфраструктурным набором (котельная, гараж, баня, клуб, магазин, столовая и т. д.), со всеми удобствами в жилых домах. Да к тому же еще и красивый: из легких эстетичных конструкций с утеплителями.

Казалось бы, с таких заводов должен был начинать именно Главбамстрой, а он даже Тынду "посадил" в щитовые домики, вагончики - жилье временное и малоподходящее в условиях Севера. И нет до сих пор в зоне магистрали индустрии по производству блочно- комплектных устройств, из которых, как из кубиков, можно собирать котельные, дизельные электростанции, насосные, мастерские и другие производственные объекты, - то, чем прославились тюменцы, пионеры блочно-комплектного строительства. Метод, примененный тюменцами, ускоряет строительство в 3-5 раз и снижает его стоимость вдвое.

Мы много ездим по Сибири, нас трудно, кажется, удивить любыми проявлениями некомплексного подхода, но то, что происходит с организациями Минтрансстроя, даже для бывалого человека в диковинку. Можно еще как-то понять, что два-три министерства не способны договориться об общих сооружениях на одной территории и каждое создает собственное хозяйство, дублирующее соседнее. Но когда организации одного ведомства ведут себя как целые министерства и, осваиваясь на общей площади, возводят три хлебопекарни, три электростанции, три водопровода и т. д., не устаешь поражаться такой печальной бесхозяйственности. Почти в любом бамовском поселке строительно-монтажный поезд "сидит" в одном углу, мехколонна, которая обслуживает этот участок и движется вместе с поездом, - в другом, а в третьем еще какое-нибудь подразделение; и у каждого свое единоличное натуральное хозяйство, состоящее, в сущности, из одних и тех же элементов, независимо от принадлежности генподрядчику или субподрядчику.

Когда мы рассказывали об этом энергетикам (в Братске, на Зее), у которых достаточно сложная система субподрядных организаций, но нет и намека на подобные отношения при строительстве крупных объектов, энергетики оценивали эту ситуацию как... невысокий уровень развития производственной культуры.

Минэнерго, вспоминают специалисты, тоже когда-то исповедовало ту же веру: мы временщики, пришли, построили, ушли. Например, стройка Куйбышевской ГЭС выглядела ничуть не лучше тындинского кочевья - палатки, бараки, всяческий хитроумный самострой, множество хозяйств и хозяев...

Но жизнь доказала несостоятельность временщины в любых ее видах и проявлениях. И мы не без удовольствия хотели бы противопоставить опыту Главбамстроя позитивный опыт строителей Зейского гидроузла. Кстати, одним из основных потребителей энергии Зейской, а затем и строящейся Бурейской гидростанций будет Центральный участок зоны Байкало-Амурской магистрали. А по географическому положению, природным условиям, существующим транспортным связям район строительства этого гидроузла сравним со многими районами строительства магистрали. Но по внешнему виду поселок Светлый несравним с Тындой, скорее с новосибирским академгородком, хотя многие находят Светлый более красивым и уютным, чем первый академический центр Сибири.

Рассказывает начальник "Зеягэсстроя" Алексей Михайлович Шохин, бывший братчанин, питомец И. Наймушина, начинавший работать с ним еще на строительстве Куйбышевской гидростанции.

"Первым строителям, прибывшим в Зею в марте - апреле 1964 года, как и положено первым, пришлось начинать с нуля. Задачи ставились такие: создать собственную производственную базу, развернуть строительство жилья, обеспечить культурно-бытовое обслуживание гидростроителей и членов их семей. С самого начала проводили жесткую политику: никаких палаток, никаких времянок, даже так называемое временное жилье, промбазу и объекты соцкультбыта строить так, чтобы они и внешне и внутренне отвечали требованиям долгого пользования. Стройка нуждалась в кадрах, желающих работать было много, но принимали на работу ограниченное количество людей, чтобы избежать трудностей с жильем и бытом.

Первыми сданными объектами были жилые дома. До 1968 года строили деревянные брусчатые дома. В 1968 году пустили завод крупнопанельного домостроения, и темпы строительства выросли вдвое.

К 1970 году на одного работника "Зеягэсстроя" приходилось более двадцати одного квадратного метра полезной площади, на 100 работающих около 10 мест в детских дошкольных учреждениях. К этому времени были построены благоустроенные рабочие общежития, роддом, школа, детский клуб, пионерский лагерь, гостиница, детские сады, ясли, столовые, магазины, аэропорт, телевизионная станция "Орбита"..."

И что же? В период полного разворота основных работ по строительству гидростанции (1970-1975 годы) текучесть кадров стала минимальной.

Да, эта политика опережающего ввода объектов социальной инфраструктуры дала отличные результаты: все годы здесь перевыполнялся план строительно-монтажных работ по объектам производственного назначения.

Так ведут себя невременщики, к которым при всем желании мы не можем сегодня отнести организации Главбамстроя, те, что строят "дом у дороги".

Дом у этой дороги должен быть много прочнее, чем, например, даже в Тольятти, где в март по ошибке тоже частенько забредают неуютные зимние дни. Он должен быть теплее, уютнее, красивее многих тысяч своих "од- носерийцев", поднимающихся рядом с цветущими садами где-нибудь на Черноморском побережье или на окраинах прекрасно развитых городов в европейских районах, городов, где человек находит все для удовлетворения своих разносторонних потребностей.

А практически уровень комфортности домов для бамовцев снижается, о чем с тревогой говорят архитекторы и строители на разных конференциях, и эта опасная тенденция тоже, конечно, не способствует повышению престижности "дома у дороги".

...Дети Тынды не ходят в школу при сорокапятиградусных морозах, и каждой зимой школьные классы пустуют не однажды.

А в Нерюнгри почти всегда холоднее, чем в Тынде, и ветер, беспощадно-резкий, не очень-то считается с календарем, легко путая май с октябрем.

На знаменитом Даване и в марте и в сентябре снег: снег на вершинах, снег под ногами, снег с неба, внезапно становящегося низким, как потолок малогабаритной квартиры.

И если уж где и необходим человеку теплый добротный дом, дом-крепость, дом - надежный приют, так прежде всего здесь, на этом большом куске земли, где и ветрам не тесно, и вьюгам просторно, и морозы месяцев не считают.

Столица БАМа все еще далека от совершенства. Но дети Тынды - красивые, талантливые дети - уже сочинили про свою столицу песню, в которой есть и такие слова:

Здесь любовь большая

С работой дружит.

Здесь мое призвание,

Здесь я нужен.

Стране нужен Человек на БАМе. А Человеку на БАМе нужен дом. Важность этой проблемы подчеркивалась на XXVI съезде нашей партии, который записал: "Создавать условия для обеспечения кадрами вновь вводимых в действие предприятий, особенно в районах Сибири и Дальнего Востока".

Бульдозерист "Якутуглестроя" В. Пачин в газете "Индустрия Севера" опубликовал стихи:

А в тайге все трещит мороз.

Ветер режет глаза до слез.

Но в глазах у ребят огни -

Город Нерюнгри строят они.

Строят город веселый, таежный,

Белый город в зеленой тайге.

Будет город! Ребята надежны.

Нет, не справиться с ними пурге.

С мечтой

С мечтой "о белых городах в зеленой тайге" приезжают, к счастью, в Сибирь по-прежнему многие "пылкие юноши". Но что же все-таки нужно делать, чтобы многие из них же не уезжали из Сибири, обменяв мечту

на неприятное, мягко говоря, ощущение неустроенности быта, жизни, судьбы?

Читатель XX века вправе ответить на этот вопрос и так: поменьше людей - побольше машин, механизмов, автоматов.

Мы тоже видим будущую Сибирь краем высокоавтоматизированного производства. Но разве технический прогресс снижает требования к уровню жизни человека?

Ничего подобного. Совсем наоборот: чем выше профессиональная квалификация работника, его культур- но-образовательный уровень, тем выше и его потребности. А доверить дорогую современную технику можно человеку все более образованному и ответственному. Одно дело, когда плохой работник сломал лопату, другое - плохой работник вывел из строя трехмиллионный (в инвалюте) экскаватор: убытки несопоставимы. Так социальный фактор становится важнейшей экономической категорией.

Но осознание этого объективного процесса идет медленнее, чем хотелось бы, и временщина как явление психологическое - яркое тому подтверждение. Вот Главбамстрой докладывает итоги работы за некий отчетный период: план по земляным работам выполнен на 104 процента, план по вводу жилья - на 90 процентов, школ - на 80 процентов, больниц - на 50-60 процентов и так далее. Случайность? Нет. Следствие той же политики, о которой мы говорили в "Тюменских диалогах": там "главное - нефть", здесь "главное - дорога".

Было время - конец 50-х и 60-е годы, - когда Сибирь характеризовалась отрицательным сальдо миграции: отсюда больше людей уезжало, чем приезжало. Население, конечно, росло, но темпами замедленными. Партия и правительство должным образом оценили эту ситуацию и приняли специальные меры: в 70-е годы были повышены районные коэффициенты к заработной плате, улучшена система льгот для северных районов, расширено жилищное и социально-бытовое строительство. Результаты не замедлили сказаться: сальдо миграции с 1975 года в Сибири стало положительным. Теперь районы Сибири пополняются ежегодно не только за счет естественного прироста, но и за счет переезда в Сибирь жителей других регионов страны.

Но по ряду показателей уровня жизни Сибирь еще отстает от европейских районов страны. Хотя разрыв сокращается и нет сомнений в выравнивании уровней в ближайшие годы, нужно сделать новые шаги в этом направлении. Уровень жизни сибиряка должен быть выше среднесоюзного, особенно если учитывать ожидающую нас неблагоприятную демографическую ситуацию в одиннадцатой и двенадцатой пятилетках.

Речь идет не о том, чтобы повышать заработную плату. Главное, на наш взгляд, существенно расширить жилищное и социально-культурное строительство; обратить особое внимание на материальное обеспечение платежного спроса в Сибири; упорядочить систему коэффициентов. (Люди живут на одной земле, трудятся в одинаково тяжелых условиях, но авиаторы получают один коэффициент, врачи - другой, значительно меньший. Мехколонна и оленеводческий совхоз соседствуют, но работники одной организации имеют коэффициент- максимум, работники другой - коэффициент-минимум. И так далее.)

Словом, человек в Сибири должен жить лучше. И о человеке в Сибири нужно позаботиться. А техника? Техника для Сибири и Севера?

Север доказывает: люди по-прежнему крепче механизмов, однако это не дает нам права сбрасывать со счетов важнейший резерв XX века - технику.

 

Предложения. Рекомендации. Предположения

К слову "ум" "Словарь синонимов" предлагает ряд таких тождественных понятий, как "интеллект", "рассудок", "разум", "голова", "толк" и т. д. Все уместно в понимании того смысла, который мы вкладываем в это слово, вынося его в заголовок заключительной главы, но к этому добавить хотели бы мы и собственное толкование такого емкого, такого обобщающего понятия.

"Какой вы видите Сибирь в 2000 году?" - спросили журналисты видных сибирских ученых 10 лет назад. И тогдашний председатель Сибирского отделения АН СССР академик М. Лаврентьев ответил, в частности: "Через 30 лет весь сибирский Север будет оснащен современнейшей техникой с минимальным количеством обслуживающих ее высококвалифицированных специалистов. Здесь люди будут работать определенное время, потом уедут на юг, откуда на их место приедут сменщики".

В этом случае формула "не числом, а умом" означает: осваивать Север надо не умножением числа работников, а приумножением могущества техники.

Физик-ядерщик, академик С. Беляев в ответ сказал: "Когда говорят о Сибири и ее освоении в будущем, почему-то атомной энергетике отводится второстепенная роль. Логика простая: в крае с большими запасами нефти, газа, угля, с мощными реками, удобными для строительства гидростанций, ядерной энергии соперничать с ними трудно".

А затем он доказывал экономическую целесообразность развития атомной энергетики в Сибири, особенно создание компактных транспортабельных атомных электростанций для пионеров освоения труднодоступных районов.

В подобном случае формула "не числом, а умом" означает не количественное приращение известных возможностей, а переход к использованию качественно новых, преодоление инерции в мышлении, некий перелом в традиционных подходах к решению сибирских задач.

Вы можете услышать от сибиряков: теми же деньгами, да по-другому бы распорядиться, и эффект был бы значительнее. И тут формула "не числом, а умом" содержит еще и проблему выбора экономического решения, возможность перераспределения средств во имя их максимальной отдачи.

Мы и хотим в этой главе предложить вам в заключение несколько сибирских расшифровок формулы "не числом, а умом" - формулы если не универсальной, то с позиций сибирской проблематики, без преувеличения, всеобъемлющей.

Отвечая на тот же вопрос о будущем Сибири, А. Трофимук уверенно заявил: "Конечно, в ближайшие 30 лет геологи найдут в Сибири новые кладовые цветных металлов, угля и другого сырья, необходимого для развития народного хозяйства страны... Но все-таки на пороге XXI века о Сибири будут говорить прежде всего как о крае нефти и газа".

И коли так, то резонно начать с выяснения того, что происходит на нефтепромыслах.

 

Вокруг буровой

Мы говорили, что Тюменский комплекс вступил во второй этап развития, особенность которого - повышение коэффициента сложности во всех делах - от разведки до добычи. Тюменцам нужно вдвое-втрое увеличивать объемы всех работ, а поиск и добыча все дальше уходят от транспортных магистралей, базовых городов и поселков, отрываются даже от рек, которые называют северяне артериями жизни, хоть и недолга "жизнь" на сибирской реке.

Чего, кажется, проще, чем добыча нефти: пробурил скважину, протянул от нее трубу, и потекло "черное золото"! Однако именно нефтедобыча принадлежит к числу самых капиталоемких производств.

Нефтяные месторождения опоясаны линиями электропередачи и дорогами. В год бурятся сотни и тысячи скважин, а одна скважина - это полторы-три тысячи тонн материалов и оборудования. В нефтяной пласт закачивается вода, что обеспечивается специальной технической системой. Нужны еще устройства для обессоливания нефти и освобождения ее от воды. И так далее.

Нефтедобыча требует развитой инфраструктуры, а забирается она в места все более отдаленные даже от разведочных лагерей цивилизации. Расчеты эту ситуацию характеризуют так: на каждую тонну прироста добычи нефти в десятой пятилетке потребовалось вдвое больше затрат, чем в девятой пятилетке, а в одиннадцатой нужно будет ассигновать уже втрое больше средств.

Для наглядности можно привести и такое сопоставление. Прирост добычи нефти в десятой пятилетке в 1,4 раза больше, чем в девятой. А объемы работ при этом в бурении и капитальном строительстве выросли в 3 раза!

Чем же все-таки объяснить такой разрыв между вложениями и отдачей?

Обратимся к ведущему тюменскому нефтянику, возглавлявшему в последние годы Главтюменьнефтегаз, Феликсу Григорьевичу Аржанову, лауреату Ленинской премии 1976 года, которую он получил совместно с другими специалистами за перевооружение нефтедобывающего производства на основе новых научно-технических решений и комплексной автоматизации, обеспечившее высокие темпы роста добычи нефти.

Так вот, Ф. Аржанов говорит: "В девятой пятилетке разрабатывалось 17 самых крупных месторождений, в том числе известный Самотлор. А на этих месторождениях, в свою очередь, выбирались преимущественно центральные и наиболее продуктивные участки.

В десятой пятилетке 9 из 17 месторождений переходят в стадию снижающейся добычи, 8 выходят на максимальный уровень, а бурение уже ведется на периферийных и менее продуктивных участках. И если в девятой пятилетке доля Самотлора в общем приросте добычи сибирской нефти составляла 73 процента, то в этой примерно одну треть!

Структура прироста добычи в десятой пятилетке в результате складывалась так: в первые три года основной прирост давали эти крупные 17 месторождений, в последние два задачи прироста решались за счет освоения новых месторождений. А их 29! По технико- экономическим показателям они уступают освоенным, но превосходят те, которые идут им на смену.

Так как с лучших мы переходим на средние, скажем, участки, то снижаются дебиты скважин. Поэтому значительная часть новых мощностей по добыче призвана компенсировать ее падение на большей части эксплуатируемых месторождений (на 9 из 17, о чем я уже упомянул).

Труднее становится добыча? Безусловно! Должны ли мы по этим причинам отказываться от ее наращивания?

Об этом не может быть и речи: стране нужна нефть! Значит, вопрос в том, как обеспечить рост объемов, который даже тюменцам, участникам сверхстремительного развития, представляется очень высоким.

Ну вот хотя бы такой показатель: в год тюменцы должны добавлять к существующим 2,5 миллиона метров скважин. Это масштабы Татарии и Башкирии, вместе взятых. Иначе говоря, львиная доля прироста бурения по стране ложится на Западную Сибирь, а если точнее, то именно на тюменцев.

Знаете, как бы я сравнил наше прошлое с нашим будущим? Если раньше для достижения цели мы поднимались по довольно крутой горе, то теперь до вершины мы должны добираться по вертикали. Туристы становятся альпинистами, скалолазами... Тяжело?

Да! Но альтернативы нет: только удвоением и утроением объемов работ можно решить поставленные перед нами государством большие задачи".

Вот ситуация, когда формула "не числом, а умом" становится руководством к действию.

Нефтяники прикидывают, сколько людей понадобится им в 1985 году, чтобы обеспечить предполагаемые высокие объемы добычи. Оказывается, в Главтюмень- нефтегазе должны работать при достигнутом уровне производительности труда 400 тысяч человек, тогда как сейчас - меньше 100 тысяч.

Технология бурения такова, что на каждого члена буровой бригады приходится около 10 человек "обслуги": вышкомонтажники, тампонажники, дорожники, строители, ремонтники и т. д. Ф. Аржанов сравнивает буровую бригаду с космическим экипажем, и по двум, во всяком случае, признакам сравнение правомерно. Нельзя посылать в космос случайных, неподготовленных людей, плохо контактирующих друг с другом. То же самое и с бурением. То есть, конечно, сделать это можно, что нередко и происходит, но в таком случае не нужно рассчитывать на хороший результат. Успех дела и в космосе, и на нефтяной земле в одинаковой мере определяется надежностью коллектива "десантников". Это первое. И второе общее свойство: как космический экипаж, так и буровая бригада - это своего рода вершина пирамиды, сложенной из множества служб и подразделений. Но существенная разница состоит, в частности, в том, что вся "обслуга" буровой бригады должна находиться при ней если не неотлучно, то, во всяком случае, поблизости.

Нетрудно представить, какие сложности возникают при таком огромном росте численности нефтедобытчиков: психологические, социально-экономические, среди которых и болезненная проблема жилья, о которой мы уже говорили...

Но век научно-технической революции дает возможность и другого счета. Газлифтный способ нефтедобычи (это такой способ, при котором часть попутного газа закачивается обратно в нефтяные пласты и выталкивает из них нефть) сокращает численность работающих вдвое. Нефтяники знают, что за счет дальнейшего процесса автоматизации добычи, внедрения высокопроизводительных долот, буровых станков и прочих технических новинок можно будет иметь в 1985 году не 400, а 240-260 тысяч работающих, то есть почти в полтора раза меньше.

"Нужна революция в отечественном нефтяном машиностроении", - считает доктор экономических наук, директор института "Гипротюменьнефтегаз" Я. Каган.

По проектам этого института обустроены и обустраиваются почти все месторождения нефтяного Приобья. "Но сделанное, - говорит он, - не идет ни в какое сравнение с тем, что нам предстоит сделать. Ведь придется ежегодно вводить 8-9 месторождений с несколь- I ко худшими экономическими и техническими показателями, более сложных по геологическому характеру".

Необходимо новое, более надежное, более производительное и менее габаритное оборудование, которое не нужно было бы "улучшать" за счет громоздких систем автоматики, как это нередко делается сейчас, когда, образно говоря, ракетный двигатель устанавливается на старую, разбитую телегу.

Кстати, о роли автоматики в нефтедобыче: нефтяники оценивают ее скромно, хотя у них в кабинетах электронный "ящик" почти вездесущий атрибут интерьера.

"У нас автоматизировано, - говорит Ф. Аржанов, - около 80 процентов объектов добычи нефти. Это позволяет "видеть", скважину, знать, работает она или нет, проводить определенные замеры и т. д. Более того, сейчас энергично внедряется автоматизированная система управления (АСУ) технологическими процессами, названная "Нефтяником". Созданы вычислительные центры (ВЦ) во всех районах и, конечно, здесь, в Тюмени. Все они включены в АСУ Главтюменьнефтегаза, систему многоуровневых ВЦ, систему коллективного пользования ими.

В институте управления разрабатывается очень перспективная, на мой взгляд, система автоматизированного проектирования, которая, конечно же, в условиях дефицита специалистов очень выручит нас.

Конечно, роль и значение автоматики в нашем деле так же велики, как и в любом другом, куда она приходит на смену старым способам контроля, управления и т. д. Но мне кажется, что перебарщивать с автоматикой не менее опасно, чем пренебрегать ею. Нужно повышать надежность оборудования, а автоматика должна быть простой. Ее задача - своевременно сигнализировать о неполадках в работе агрегата и выключать его в случае необходимости. Когда же мы сложными автоматическими приспособлениями пытаемся компенсировать малую надежность плохо изготовленного оборудования, то это, по-моему, дает только отрицательный результат".

Тюменцы - народ изобретательный, смелый, ищущий. Они многое придумали сами. За годы освоения тюменских месторождений нефтяники создали 80 буровых бригад, и в течение нескольких лет число это не увеличивалось: производительность росла за счет технических и технологических резервов. Повышалась выработка бригад, сокращался цикл строительства скважин, росли скорости бурения благодаря именно тюменским находкам.

Но внутренние резервы не бесконечны - раз. Самодеятельные возможности объективно ограничены - два. Инициатива, выходящая на уровень межотраслевых решений, требует основательной директивной поддержки - три.

И тюменцы вынуждены в последние годы резко увеличивать численность буровых бригад.

Проиллюстрируем свою посылку некоторыми примерами.

Мы уже расписывали, как трудно "выходить" с оборудованием на северные болота. Не боясь повториться, напомним, что тюменцы сплошь и рядом должны были решать вопрос, как завозить в необжитые места Оборудование, те же буровые - ждать зимы, строить дорогу, доставлять вертолетом, ставить на "воздушную подушку"... Фантазий на эту тему в свое время было много. Некоторые считали, например, что экономичнее всего прорыть в зоне освоения каналы и пустить по ним баржи с вышками! Опыт других районов оказывался малопригодным для условий, когда нужно было бурить то на болоте, то на озере, под водой, при архибездорожье. И тогда тюменцы изобрели свой знаменитый способ кустового бурения: обосновываться в одной точке, бурить сразу 6-8-10 и более скважин.

Это совершенно новая технология для условий сибирского Севера. Применение ее позволило довести выработку одной буровой бригады до 80 тысяч метров в год. Но уралмашевцы разрабатывали специальную установку для кустового разбуривания 16 лет! Шестнадцать лет понадобилось для того, чтобы идея практиков получила профессиональную реализацию в машиностроении. А вот ее результат. Если раньше при монтаже неспециального станка для бурения нужно было варить на месте 120 тонн металлоконструкций, то теперь, при наличии специальной установки, варится ненамного меньше - 80 тонн. А нужен такой комплект, который доставлялся бы на Север в готовом виде!

Блоки, комплекты... Какая ясная и здоровая в своей основе идея: идешь в глушь с объектами-"кубиками", из которых можно быстро собрать все, что нужно, - производственный узел, жилой поселок... Тюменцы и здесь зарекомендовали себя новаторами. В речи на XVIII съезде комсомола Л. И. Брежнев особое внимание уделил блочному методу строительства, который "разработали и внедрили молодые энтузиасты, рабочие и инженеры треста "Тюменьгазмонтаж". Суть метода, пояснил Генеральный секретарь ЦК партии, в том, "что многие промысловые объекты изготавливаются на тыловых базах, в заводских цехах, а затем блоками завозятся на место, в любую даль и там монтируются. Подсчитано: такой метод позволяет на обустройстве сибирских месторождений вчетверо увеличить производительность труда".

Блочный метод, который тюменцы первыми в стране в подобных масштабах внедрили в строительство, безусловно, одно из перспективных направлений повышения эффективности капитального строительства. Но довольны ли сами тюменцы развитием своей прогрессивной инициативы?

Недовольны. Во-первых, темпы роста производства блоков не очень высоки и заметно отстают от потребностей. Объединение "Сибкомплектмонтаж" выполняет строительно-монтажных работ примерно на 100 миллионов рублей в год, при этом на продукцию в блочно-комплектном исполнении приходится лишь около половины. А по тюменским масштабам это очень мало. Ведь область ежегодно должна увеличивать объемы строительно-монтажных, работ на 500-700 миллионов рублей!

Во-вторых, дает себя знать несоответствие существующей системы управления капитальным строительством новым методам организации, в том числе блочно-комплектному. В этой сложной цепочке "заказчик - подрядчик - поставщик - проектировщик" и т. д. и т. п. не всегда легко разобраться, кто за что отвечает, кто кому и чем обязан. В результате завод бывает вынужден отправлять блоки на место... пустыми, "без начинки". И приходится монтировать установку на месте, что противоречит принципу блочной комплектности.

Запланировано, к примеру, пустить нефтеперекачивающую станцию в августе. Для этого завод должен получить оборудование не позднее июня, чтобы успеть сделать блок и в июле отправить его на место, иначе сорвется срок пуска. Но практически получается по-другому - предприятия, поставляющие "начинку" для блоков, планируют поставку оборудования... тоже на август, и идея сборки и испытания установки на заводе фактически убита.

Вряд ли мы найдем не только в Тюмени, но и во всей стране противников блочно-комплектного метода строительства. Его горячие поборники все, а тюменцы в первую очередь. И они делают все от них зависящее для его развития: переносят прогрессивный принцип и на обустройство месторождений, и на строительство установок комплексной подготовки газа и компрессорных станций, и на сооружение газоперерабатывающих заводов, и прочее. В тюменских институтах разрабатывается документация на выпуск более крупных блоков, что должно повлечь за собой создание особых баз укрупнительной сборки. На заводе есть образцы жилых домов для Севера в блочном исполнении: они так уютны и предусмотрительно защищены от северных ветров и морозов, что, право, ради того, чтобы получить такой дом, охотно поедешь куда угодно.

Но такие дома существуют только в образцах и макетах, так как до сих пор тюменская инициатива - это лишь тюменская инициатива. А ведь примерно половина всех вложений на освоение нефтяных месторождений идет на обустройство промыслов; именно здесь блочно-комплектный метод дает огромный эффект.

Еще недавно кустовую насосную станцию, например, строили два с половиной года. Теперь эти станции делаются на заводе в Тюмени, отсюда вывозятся на площадку, где ставятся на готовый фундамент. И на все это нужно... несколько недель.

Преимущества нового метода очевидны, но мало добиваться только его утверждения в правах и роста объемов "Сибкомплектмонтажа". Сама "начинка" блоков тоже нуждается в совершенствовании,

Тюменцы везут сегодня на Север примерно полтора миллиона тонн горюче-смазочных материалов. Тратят на транспортировку 7-8 миллионов рублей в год. Но уже есть в практике принципиально иные решения: прямо к нефтяным скважинам подключают специальную установку, которая, перерабатывая миллион тонн нефти, производит сотни тысяч тонн солярки, низкооктанового бензина, других нефтепродуктов. Прекрасно? Еще бы! И нефтяная Тюмень мечтает о таких установках.

Бурение - передний край добычи нефти. Уровень добычи прямо зависит от метров проходки: сколько пробурил, столько нефти и получил. По сравнению с союзными тюменские показатели бурения высоки, но они могут быть еще выше. Многое здесь зависит от качества долот. Геологические условия тюменской земли позволяют бурить скважину одним долотом, а тюменские буровики тратят восемь, а то и десять.

Отечественные насосы имеют маленький межремонтный срок, что заставляет держать возле них очень много ремонтников.

Техника, техника, техника... Всем надоели разговоры о ней, но еще больше надоели машины и механизмы, не приспособленные к условиям Севера.

"В свое время, - вспоминает Ф. Аржанов, - наше министерство разрабатывало программу повышения уровня нефтепромыслового оборудования. Но когда эта программа отправилась "гулять" по отраслям, то выяснилось, что уровень нефтепромыслового оборудования зависит от уровня буквально всей промышленности: и металлургии, и машиностроения, и приборостроения, и так далее. И "захлебнулась" программа в ведомственных пучинах".

Север, Сибирь нуждаются в надежных транспортных средствах для передвижения по болотам, в специальных для этих районов разработанных технологиях.

Пока на тюменских месторождениях работают точно такие же комплексные установки подготовки газа, что и в средней полосе России, несравнимой с Сибирью по природно-климатическим условиям.

А между тем в серийное производство передана патоновская установка "Север-1", которая успешно прошла опытно-промышленные испытания на строительстве трубопровода Вынгапур - Челябинск. Если сварщик на трубе диаметром 1420 миллиметров варит один стык в смену, то машина варит такой стык... пять минут! Вот это техника! Вот уж где действительно успех обеспечивается "не числом, а умом"!

Происходящее "вокруг буровой" не исключение, а скорее типовая сибирская ситуация с техникой в региональном исполнении. Знакомишься с проблемами агропроизводства - такое же положение и здесь: есть образцы машин, разработанных специально для сибирских условий, превосходящих действующие по всем показателям и успешно прошедших все испытания, а промышленность продолжает выпускать машины устарелых конструкций, малопригодные или вовсе не пригодные для восточных районов.

И конечно, пока машины в Сибири, на Севере, на Дальнем Востоке будут слабее и капризнее людей, любая продукция здесь будет доставаться нам нелегко и недешево.

Постановление ЦК партии и Совета Министров СССР о дальнейшем совершенствовании хозяйственного механизма (июль 1979 г.) предусматривает разработку специальных научно-технических программ.

Одной из первых, по нашему глубокому убеждению, должна быть программа по реализации региональной технической политики в районах Сибири и Дальнего Востока. Тюменцы говорят о программе "Север". Нам кажется, задачу нужно ставить более широко - программа должна ориентироваться не только на приспособление к более трудным климатическим условиям Севера, но разрабатываться под флагом трудосберегающей политики. Эта доминантная идея должна пронизывать все технические решения для восточных районов, часто даже независимо от их отраслевой принадлежности.

Работник тут дороже, жилье дороже, дорога дороже, и хоть эти факторы не "съедают" эффективность сибирского производства (о чем мы говорили во второй главе), но использование более совершенной, более мощной и автоматизированной техники, безусловно, только повысит выгодность сибирских дел.

Борьба с пространством

Работник в зоне БАМа или в районах нефте- и газодобычи обходится в год, как уже говорилось ранее, в 15-20 тысяч рублей. Отсюда следует единственный вывод: лучшие высокопроизводительные машины страны должны использоваться прежде всего на востоке.

Есть, скажем, ограниченное число 380-сильных бульдозеров - они должны работать не под Москвой, а на сибирском или дальневосточном Севере. Применение здесь одного такого бульдозера экономит только за счет сокращения числа бульдозеристов (вместо пяти обычных машин одна высокопроизводительная) около двухсот тысяч рублей в год. К тому же эта машина требует существенно меньших затрат на ремонт, чем, скажем, бульдозер С-130. А ремонт здесь стоит... Заметим, кстати: стоимость, например, трактора - это всего семь процентов от всех затрат, которыми обеспечивается его многолетняя деятельность. Вольно говоря, семь процентов стоит рождение трактора, 93 процента - его рабочая жизнь. Так, самый распространенный в стране бульдозер С-100 стоит 4100 рублей, его обслуживание и ремонт в течение года стоят на северо-востоке... 14 тысяч рублей.

Проблема ремонта техники в сибирских условиях очень остра. Ремонт поглощает львиную долю труда. А неприспособленные автомобили, бульдозеры, краны в северных районах выходят из строя в 5-6 раз чаще, чем в среднем по стране, и ремонт их обходится в 3-4 раза дороже, что ведет к большим потерям.

Так что любые затраты, связанные с повышением надежности машин и механизмов, продлением их жизни и межремонтных сроков работы, с лихвой окупятся в восточных районах.

Особое направление научно-технического прогресса в Сибири связано с "преодолением пространства", с решением транспортных проблем. Нужны вездеходный транспорт, погрузочно-разгрузочные средства механизации, гидро- и пневмотранспорт, когда по трубам можно будет передавать... уголь или руду и... Словом, борьба с пространством в Сибири в век самолетов так же актуальна, как и в век лошадей, хотя, разумеется, речь идет об иных скоростях, об иных масштабах.

Но техника при всех выгодах, которые сулит нам технический прогресс, разумеется, не единственное средство решения задач способом "не числом, а умом". Более того, в сельском хозяйстве, например, как уверяют специалисты, наращивание технического потенциала совсем не решает многих вопросов эффективности агропроизводства. И дело тут не только в том, что многие

хорошие машины, например трактор К-701, не снабжаются соответствующими агрегатами, которые позволяли бы совмещать несколько операций и использовать могучий трактор в течение всего года. И не только в том, что сельскохозяйственное машиностроение плохо учитывает природно-климатические особенности восточных районов. Нужна генетическая революция в агропроизводстве, утверждают сибиряки, добывающие хлеб, молоко, мясо, овощи...

 

Наука и благоденствие края

Летом 1978 года в Москве проходил XIV Международный генетический конгресс под девизом "Генетика и благосостояние человечества". Если человек голоден, никакое состояние не сделает его существование благим. А на конгрессе приводились такие данные: около 60 процентов землян недоедают, 30 процентов голодают; при средней норме пищевого белка на человека в день в 100 граммов фактически приходится 58 граммов. И генетики мира большую часть докладов посвятили проблемам обеспеченности человечества полноценной пищей в достаточных количествах.

Напомним: три четверти прогнозных запасов топливно-энергетических ресурсов и более половины основных видов минеральных ресурсов, воды и леса находятся в районах Сибири и Дальнего Востока. В перспективе это десятки, если не сотни, новых городов и рабочих поселков, комбинатов, промыслов, заводов и т. д. Индустриальная Сибирь довольно отчетливо просматривается сегодня во всех проектных проработках, опирающихся на геологические открытия, сделанные в малоосвоенных или совсем неосвоенных ее участках, видна во всех отраслевых планах и перспективах, прорабатываемых для уже развитых и сложившихся промышленных центров. Но сможет ли все-таки эта будущая индустриальная Сибирь прокормить себя?

На Международном конгрессе президентом Международной генетической федерации был избран директор Института цитологии и генетики Сибирского отделения АН СССР академик Дмитрий Константинович Беляев. И как же было не побеседовать с главным генетиком Сибири о важнейших заботах времени, заботах о хлебе насущном?

"Давайте говорить о производстве зерна, молока, мяса в Сибири. Я убежден: Сибирь может производить столько продовольствия, что его хватит не только для тех, кто будет участвовать в освоении ее минеральных ресурсов, но и для значительных поставок в другие районы нашей страны.

Для меня, генетика, вопрос о биоресурсах - это вопрос о возможностях генетики. Начнем с хлеба. Сибири нужны новые сорта зерновых. И мы знаем, какие именно. Сегодня, когда в производстве есть сорта с продуктивностью в 60-70-80 центнеров с гектара (речь идет, конечно, не о восточных районах страны), кого может удовлетворять урожайность в 12-15-17 центнеров даже при всех скидках на суровые сибирские условия? Нужно иметь сорта зерновых, пшеницы в частности, с урожайностью в 45-50 центнеров и более.

Эти сорта должны выдерживать высокие урожаи без полегания. Хотелось бы, чтобы высокий потенциал продуктивности растения сочетался с коротким вегетационным периодом, скажем, в 80-85 дней (это гарантированный для Сибири безморозный срок), в то время как сейчас вегетационный период для производственных сортов исчисляется в среднем в 100 дней.

Словом, нужны продуктивные сорта интенсивного типа для механизированной уборки и приспособленные к условиям Сибири. И селекция должна, обязана использовать все современные методы генетики и цитогенетики, чтобы такие сорта создать.

Наука учится сейчас, например, оценивать генетическое значение каждой хромосомы. Далеко идущие последствия будет иметь познание структуры геномов, в том числе и геномов зерновых культур. В мягких пшеницах, а яровые пшеницы принадлежат к мягким, 42 хромосомы (21 пара), и если мы сможем точно сказать, что за высокое качество хлеба отвечает, к примеру, хромосома 1Д, а скороспелость растения определяется хромосомой 5А и так далее, то остальное довообразить нетрудно.

Но надо отдавать себе отчет в объемах работы, выполняемой генетиками. Вот, например, задача - изучить генетическую основу признаков продуктивности у наиболее распространенных и перспективных сортов пшеницы в Западной Сибири, определить научно-стратегическую линию селекции и попутно получить новые интересные гибридные комбинации. Может выполнить такую работу одна лаборатория или одиночки селекционеры? Вопрос риторический.

Сами задачи привели генетиков к межведомственным целевым программам. Цели, которые я только что назвал, поставлены перед программой ДИАС (система диаллельных скрещиваний), первый этап которой реализован. В девяти экологических точках - от Челябинска до Улан-Удэ - несколько лет велась селекционная работа со 105 гибридными комбинациями. Результаты экспериментов оценивались по единой методике. Собран огромный материал, генетико-математический анализ которого близок к завершению. Математический банк данных по ДИАС насчитывает миллионы значений признаков, и для пользования этим банком разработано десять программ.

Это, так сказать, штрихи к портрету современной генетики.

В процессе реализации ДИАС получено более пятнадцати новых гибридных форм пшеницы, превосходящих по урожайности стандартные сорта на 5-8 центнеров. Гибриды будут совершенствоваться селекционерами дальше, а генетики пойдут... вглубь.

Те же в известном смысле задачи стоят перед генетиками и в области животноводства. Только решение их значительно труднее. В генетике растений некоторые успехи очевидны, если иметь в виду новые методы. Будущее же в создании новых форм животных принадлежит, видимо, методам гибридизации и отбора, но по-новому поставленным.

Молочное животноводство будет переходить и постепенно переходит на содержание животных в условиях промышленных комплексов. Это действительно совершенно новая технология, которая "видит" в животном аппарат для производства молока.

Комплексы строятся. Но значительно труднее создать тип животных, которые, живя на "фабрике", устойчиво сохраняли бы высокую продуктивность и воспроизводительную способность. Эволюция не подготовила коров к технической революции, и они "выходят из строя" при промышленном содержании практически через 2- 3 года. Отбор, следовательно, должен быть направлен на создание животных, устойчивых к техническому стрессу. Нужно разрабатывать совершенно новую, неведомую генетике главу о генетических основах стрессоустойчивости и соответствующей селекции.

Очень важно изучать поведение животных. Оказывается, характер поведения влияет на приспособляемость к условиям комплексов. В науке, стало быть, возникает еще одно направление, которое призвано изучать, оценивать, подбирать типы животных по поведению, обеспечивающему высокую продуктивность и жизнеспособность в неестественной обстановке.

Другие проблемы ставит перед наукой мясное животноводство. Здесь промышленные комплексы, аналогичные молочным, нецелесообразны или, во всяком случае, очень дороги. В Сибири при ее просторах и возможностях выпаса нельзя забывать об экстенсивных формах животноводства, но их нужно интенсифицировать! То есть так же, как с сортами, нужны более продуктивные породы скота, приспособленные к примитивному содержанию, недорогостоящему кормлению, суровым природным условиям. К счастью, Сибирь не космос, люди здесь живут давно и сельским хозяйством занимаются с незапамятных времен. И, говоря о новых сортах и новых породах, стоит ли так хорошо забывать старое? Не может ли старое стать источником новых открытий?

Веками якутский народ создавал замечательную породу крупного рогатого скота - якутский скот. Это неприхотливые, выносливые животные, которые летом проявляют великолепную способность резко повышать вес, запасать массу для суровой зимовки. Было бы расточительно не использовать накопленное естественным отбором генетическое богатство. Мы себе такого расточительства не позволяем. Ведем эксперименты различного рода, получаем интересные и порой неожиданные результаты.

Вот один пример. Джерсей, известная английская порода молочного скота, и якутский скот далеко разошлись в процессе развития и никогда не встречались на эволюционных путях. Мы ввели их в гибридизацию, сделав, кажется, первую попытку такого рода. Затевая эксперимент, мы надеялись получить гибриды с высоким процентом жира в молоке. Но эффект оказался совсем в другом: появились животные-"спартанцы", гибриды, в высшей степени приспособленные к самым суровым условиям содержания. Они практически круглый год обходятся без помещения (им достаточно легкого навеса), прекрасно размножаются, дают хорошие привесы при сравнительно скудном рационе.

Вероятно, и нужно идти по пути создания гибридов с использованием, в частности, аборигенных видов животных как носителей ценных генов. Для этого необходимо собрать как можно более полный генофонд, то есть подобрать животных разных пород и в достаточном количестве. И этим мы сейчас тоже занимаемся.

Выделили нам 80 тысяч гектаров в Горном Алтае, и в совхозе "Чергинский" создаем мы сибирскую Асканию-Нова, на которую возлагаем много надежд. Думаем, что со временем хозяйство станет крупной базой по генетике, селекции и гибридизации животных в первую очередь для Сибири.

Генетика адаптационных систем совсем не изучена, это очень трудная работа, но заниматься ею необходимо. Должен признаться, что не так-то просто было отыскать чистопородный якутский скот, поскольку сохранился он в небольших количествах где-то в самых северных районах. И когда моему сотруднику удалось загрузить два самолета чистокровными представителями якутского скота, это можно было считать удачей.

Так мы выходим еще на одну сибирскую задачу биологии - сохранение форм аборигенных домашних и диких животных, особенно диких, жизни которых угрожает индустриальное освоение Сибири. Как ее можно решить?

Создание заповедников - это один путь. Второй - доместикация, или одомашнивание. Рябчик, тетерев, дрофа, глухарь, выдра погибнут, если мы о них не позаботимся. Одомашнивание - перспективнейшее занятие со всех точек зрения. Оно открывает великолепные возможности для решения вопросов эволюции и дает новый материал для селекции, для получения ценных хозяйственных пород. Представьте себе индустрию производства выдры, например, сходного по организации с норковым хозяйством. Это хоть и непросто, но реально. А в Сибири таких возможностей достаточно. Даже по тем немногим задачам, о которых я говорил, видно, как мало мы знаем, но и по тем пока еще скромным результатам, которые удается получить, видно, как много может генетика.

Однако степень ее влияния на практику зависит не только от самой науки. Генетико-селекционная работа требует современно образованных людей, и их надо готовить. Я считаю, что пора в государственных масштабах продумать вопрос о принципиально новой системе подготовки научных кадров для сельского хозяйства.

Есть прекрасный пример в опыте нашей страны. Когда пришло время создавать новую технику, прежде всего с чего начали? Создали вуз совершенно нового типа - знаменитый теперь Физтех, который сыграл огромную роль в переходе нашей страны на следующую ступень технического прогресса.

В принципиально новый этап вступила сегодня и биология. Она продуцирует не только новые идеи, но и новые технологии, новые методы. Кто способен их подхватывать, развивать, реализовывать?

Я пытался на сибирских проблемах показать, что значит наука в решении насущных задач человечества и какие трудности стоят перед учеными, занятыми этими проблемами. Вопросов много, но если попробовать выделить самый главный, то, на мой взгляд, это будет не научный, а социальный вопрос: только современно образованные люди с высоким уровнем профессиональной и научной подготовки могут обеспечить генетическую революцию в агропроизводстве. И может быть, именно в Сибири должен появиться первый биологический Физтех!"

Трудно не согласиться с таким выводом. Образованные люди, да еще патриоты Сибири - это сила, значение которой ни в каком деле переоценить невозможно. Ведь научно-техническую революцию могут обеспечить только современно образованные люди, "специалисты- исследователи", по терминологии Новосибирского университета, который не так давно отметил двадцатилетие и тысячи питомцев которого уже работают в науке и производстве Сибири.

"Без людей самая умная машина просто груда железа, - не раз говаривал академик М. Лаврентьев, твердо убежденный в том, что главная удача Сибирского отделения АН СССР - в создании эффективной системы подготовки кадров. - Мы смогли не только разработать, но и осуществить систему активного отбора способной молодежи на всей территории Сибири и Дальнего Востока, - подытожил в одной из бесед первый президент Сибирской академии. - Олимпиады и специализированная физико-математическая школа позволили нам находить и готовить для университета одаренную молодежь независимо от формального уровня подготовки. Фактическое, а не формальное объединение академических институтов с университетом позволило за очень короткий срок вывести НГУ на уровень лучших старейших университетов Москвы и Ленинграда. Удалось добиться того, что выпускники НГУ могут сразу приступить к исследовательской работе на высшем современном уровне и активно участвовать во внедрении научных разработок в практику".

"Наука - кадры - промышленность" - этот знаменитый сибирский (или лаврентьевский) треугольник, эти принципы, положенные в основу организации Сибирского отделения АН СССР, выдержали испытание временем. Многие сибирские институты и коллективы исследователей получают результаты мирового масштаба. Успехи фундаментальных исследований сибиряков отмечаются Ленинскими, Государственными и международными премиями, участием сибирских ученых в крупнейших международных симпозиумах и конференциях, в выполнении международных научных программ.

Вокруг академических центров Сибири формируются научно-технические подразделения - связующие звенья между лабораториями и цехами, укрепляющие такую Систему контактов, которая призвана обеспечивать выход научного достижения не на одно, а на все родственные предприятия отрасли.

"Руководство Сибирского отделения убеждено в том, что выход на отрасль является важнейшим механизмом воздействия науки на производство, на народное хозяйство, - говорил второй председатель СО АН, сейчас председатель Государственного комитета СССР по науке и технике академик Гурий Иванович Марчук. - Теперь за решение крупной прикладной проблемы ученые отделения берутся лишь в том случае, если договор о сотрудничестве подписывает не только дирекция завода, но и заместитель министра или сам министр. По такому договору министерство берет на себя обязательство широко внедрить новую разработку уже без участия ученых. Поэтому сегодня Сибирское отделение почти не выполняет работы для одного предприятия, исключая уникальные заводы, не имеющие в отрасли себе подобных".

"Выход на отрасль" и одновременно "выход на регион". Сочетание этих двух принципов стало своего рода платформой долговременной программы "Сибирь", фокусирующей внимание ученых на разработке способов комплексного и эффективного использования природных богатств Сибири.

Задачи этой программы рождались из осознания потребностей практики освоения восточных районов и анализа возможностей самой сибирской науки, нынешний уровень состояния которой и позволил, собственно говоря, заняться формированием масштабной научно- технической программы. Успехи фундаментальных исследований, разносторонний и результативный опыт взаимодействия с народным хозяйством, кадровый и материально-технический потенциал Сибирского отделения, накопленный более чем за двадцать лет его деятельности, вывели сибирскую науку на более высокую ступень активного участия в хозяйственном преобразовании края. "Сибирь - "СИБИРЬ" - это отношение можно было бы охарактеризовать именно как отношение "вопрос - ответ", "спрос - предложение", "стихия - порядок" и т. д. Потому что речь идет о целенаправленном и перспективном научном поиске решения узловых проблем изучения и использования минеральных, земельных, лесных и водных ресурсов восточного региона. Речь идет и о поиске наилучших путей развития народнохозяйственных комплексов Сибири, значение которых в экономике страны будет расти. Речь идет и о внимании к таким проблемам времени, как охрана окружающей среды, предвидение экологических последствий хозяйственного освоения новых территорий, и соответственно обоснование предложений и рекомендаций по борьбе с негативными воздействиями хозяйствования на природу.

Можно сказать, что программа "Сибирь" расставляет научные силы на ключевых позициях фронта наступления на богатства восточных районов. И не только научные силы. Мы взяли бы на себя непосильную задачу, если бы попытались проинформировать читателей о всех, более чем тридцати, подпрограммах "СИБИРИ", каждая из которых представляет собой объемный и детальный долговременный план действия академических и отраслевых институтов, проектных и конструкторских организаций и учреждений. Но вот схематично представить две-три подпрограммы попробуем.

"Нефть и газ Восточной Сибири". Мы уже говорили, что сибирские ученые оптимистично оценивают нефтегазоносные возможности восточносибирских районов площадью в 3 миллиона квадратных километров. Эта оценка заставляет активизировать геологические, геолого-геофизические исследования по всей южной зоне Сибирской платформы. Именно надежда на значительные результаты обостряет недовольство уровнем геофизической аппаратуры, которая не может обеспечить ни требуемой точности информации, ни оперативности в ее получении, обработке и использовании. В то же время сибирские ученые разработали новые, в частности, вибросейсмические методы разведки больших территорий и значительных глубин. Созданы и образцы приборов, применение которых повысило бы эффективность разведки. Мы называем работы разных институтов, но выигрыш программного подхода как раз в интеграции возможностей многих отраслей знания. Ясное понимание задач в Восточной Сибири и их решение объединенными силами геологов и математиков, физиков и приборостроителей поможет созданию новой базы развития нефтяной и газовой промышленности.

"Уголь Кузбасса". Цель всех работ, предусмотренных подпрограммой, в общем виде может быть сформулирована так: повысить эффективность добычи угля в специфических горно-геологических условиях Кузнецкого бассейна. Здесь предусматривается и совершенствование технологии разработки угольных пластов, и создание новых, высокопроизводительных бурильных машин, вибротехники и машин для разрушения горных пород, и поиски методов использования углей в качестве жидкого и газообразного топлива, и... Впрочем, последнее уже выходит за рамки "задачи по добыче", хотя мы думаем, что это естественный ход развития любой темы, связанной с сырьевыми ресурсами. Поэтому участие в работах по "Углю Кузбасса", кроме ученых- горняков, скажем, еще и химиков нам представляется само собой разумеющимся. И если в Институте горного дела вам могут назвать более двадцати машин и механизмов, разработанных учеными в союзе с практиками, то в Институте катализа, например, вы узнаете о перспективнейших опытах по сжиганию кузнецких и канско ачинских углей в каталитических генераторах тепла. А другие химики (в СО АН нескольких химических институтов) разрабатывают технологию использования золошлаковых отходов для производства вяжущего материала, по свойствам близкого к цементу.

В некоторых вопросах подпрограмма "Уголь Кузбасса" смыкается с подпрограммой КАТЭК, а обе они, в свою очередь, могут быть представлены как части более общего раздела о проблемах топливно-энергетического комплекса, вроде упомянутой Д. Беляевым ДИАС - части раздела по биологическим ресурсам сельскохозяйственного производства.

В Сибирском отделении АН СССР нет сейчас ни одного института, так или иначе не участвующего в peaлизации программы "СИБИРЬ". Все более активно подключаются к этим работам и институты сибирских отделений Академии сельскохозяйственных и Академии медицинских наук, университетские и вузовские лаборатории Сибири, ведомственные организации и учреждения. Так что само рождение этой программы, ее разработка и реализация стали возможны только благодаря наличию в Сибири серьезного научного потенциала.

Новые университеты, новые академические центры - все, что сделано, прекрасно, но с точки зрения перспектив и растущей роли Сибири в экономике страны этого уже недостаточно. Должны с сожалением констатировать такой, в частности, факт: численность сотрудников Сибирского отделения АН СССР после того, как закончился в основном период формирования Новосибирского научного центра, росла примерно в три раза медленнее, чем средняя численность сотрудников академических учреждений страны. За десять лет, с 1965 по 1975 год, научный персонал СО АН вырос всего на 20 процентов, в то же самое время многие крупные академии союзных республик опережали в своем росте средние показатели по стране (Украина - 72 процента, Белоруссия - 136 процентов, Грузия - 80 процентов, Литва - 101 процент, Армения - 83 процента), хотя именно в эти годы в Сибири шел активный процесс формирования и создания периферийных центров СО АН. Само опережающее развитие производительных сил Сибири требует и более высоких темпов развития научного потенциала.

Сибирь получает недостаточно средств и на развитие прикладной науки, а без мощной сети развитых отраслевых институтов нельзя будет обеспечить высокий уровень научно-проектной подготовки к освоению новых территорий.

Наука, конечно, владеет ключами от благоденствия Сибири, и развитие науки - фундамент хозяйственных успехов, которых страна ждет от Сибири.

Однако в освоении Сибири наряду с наукой и образование занимает одну из ключевых выигрышных позиций, и укрепление системы науки и образования диктуется самими потребностями нашего государства в опережающем развитии восточных районов.

Но вместе с тем образование - это еще и сила, управляющая миграционными потоками. Стремление к образованию, в частности, уводит молодежь из сибирской деревни.

Что ж, от техники и науки опять к социологии.

 

...Плюс резервы социальные

Анализ практики убедительно доказывает: чтобы повысить темпы экономического развития Сибири, необходимо последовательное и комплексное решение социальных проблем региона. Вывод этот приобретает особенное значение, если учесть, что в ближайшие годы прирост трудоспособного населения в стране сократится.

Война убивает не одно поколение людей. С каждым убитым солдатом погибают его неродившиеся дети, внуки, правнуки. И в 80-х годах страна недосчитается внуков тех, кто погиб в 1941 -1945 годах. А по прогнозам демографов, в одиннадцатой и двенадцатой пятилетках прирост трудоспособного населения будет заметно падать. Снизится прирост трудоспособного населения и в Сибири, которая к тому же особенно интенсивно теряет работников, когда на них повышается спрос в европейских районах страны.

Иначе говоря, проблема закрепления кадров, сокращение текучести и миграционной подвижности населения в ближайшее десятилетие приобретет решающее значение в развитии производительных сил Сибири.

Вот только один частный аргумент. В среднем, как показывают обследования, "перебежчики" не работают от двух до трех недель. Добавьте к этому еще полгода, которые нужны человеку для достижения среднего уровня производительности труда на новом производстве, и вы легко представите себе, какие огромные потери труда несет общество в условиях дефицита рабочей силы.

Мы уже говорили о некоторых мерах по стабилизации кадров в Сибири, связанных главным образом с повышением уровня жизни сибиряков. Сейчас остановимся на проблемах социального развития сибирского села, где на каждого работника сельского хозяйства приходится вдвое больше пахотной земли и в полтора раза больше скота, чем в среднем по стране.

Как живет сибирская деревня в условиях индустриального освоения природных ресурсов края? Что происходит со старыми сибирскими селами, оказавшимися в соседстве с крупными, быстро растущими промышленными центрами? Каково будущее деревни в зоне, которую все большее число отраслей промышленности рассматривает как важнейшую сырьевую базу?

За последние пятнадцать лет сибирское село потеряло через миграцию около двух миллионов человек. Урбанизация идет все интенсивнее. Западная Сибирь, например, по доле городского населения (67-68 процентов) относится к высокоурбанизированным районам страны. А число сельских поселений продолжает быстро сокращаться. По прогнозам новосибирских социологов, за двадцать лет - с 1970 года по 1990 год - сельское население Западной Сибири несколько увеличится за счет естественного прироста, но эту прибавку значительно перекроет отток в результате миграции.

Анализ показывает, что в последние пятнадцать лет наиболее интенсивно сокращалось сельское население в Алтайском крае, в Кемеровской, Новосибирской и Омской областях. В эти же годы переход сельского населения в города в среднем по России был менее интенсивным.

В чем же дело, допустим, на том же Алтае? Благодатный этот край щедро наделен природой не только многими видами полезных ископаемых, но и благоприятными почвенно-климатическими условиями, что и определяет его несколько особое положение в экономике Сибири. Он обеспечивает больше половины закупок зерновых и подавляющую часть технических культур Западной Сибири, около трети мяса, четвертую часть молока, около половины шерсти. Алтай не только поставщик первосортной пшеницы, масла, сыра, сахара, но и производитель тракторов, железнодорожных вагонов, дизельных моторов, капрона, штапеля, целлофана и другой промышленной продукции, которую он поставляет в шестьдесят стран мира. В то же время Алтай испытывает серьезные трудности в развитии многих отраслей непроизводственной сферы, в закреплении кадров. Красивый, благодатный, щедрый край - и высокая, даже для Сибири, миграция населения. Обидное противоречие, не правда ли?

Объяснение, в общем-то, простое. Жизненный уровень населения Алтая отстает от среднереспубликанских показателей. Молодежь ограничена в выборе профессии. Почти половину жителей Алтая составляет сельское население, тенденция к сокращению которого приняла общесоюзный масштаб. Проторена социальная дорожка из деревни: молодежь уезжает сначала в небольшой город, получает там специальность, а затем мигрирует за пределы края в любой крупный город. Где же выход?

Алтайцы видят его в решении социальных проблем. В последние годы здесь делается очень много для улучшения жизни сельского населения. Получила, в частности, широкое распространение так называемая ребрихинская инициатива. В 1975 году совхоз "Красный Октябрь" Ребрихинского района выступил с предложением силами молодежи с помощью хозяйства строить для молодоженов ежегодно по 15-20 квартир. И появились в алтайских селах целые улицы молодоженов. Таким способом в крае строится около 10 тысяч квартир. Все сельское жилищное строительство ориентируется преимущественно на двухквартирные, реже четырехквартирные дома с высоким уровнем благоустройства. Новые дома имеют, как правило, газовые плиты, систему местного отопления и водопровода, газовую колонку для подогрева воды.

Очень много внимания уделяют алтайцы благоустройству самих сел. Разбиваются парки, закладываются скверы, асфальтируются дороги. Мемориалы, сады, аллеи преобразуют степные поселки, и многие из них по внешнему виду вполне конкурентоспособны с городом. Под особую опеку берутся детские сады, школы, учреждения культуры... И лучшие хозяйства края пережили то время, когда их главной заботой было стремление во что бы то ни стало удержать людей. Кадры стабилизировались. Более того, в родные села возвращаются от 70 до 90 процентов демобилизованных воинов.

Мы расцениваем этот процесс как процесс безусловно позитивный и с экономических, и с социальных позиций, и с точки зрения перспективных интересов. Рентабельность сельского хозяйства Сибири должна повышаться, о чем мы уже говорили, и в решении этой задачи качество работника играет все более важную роль. Впрочем, что думают по этому поводу специалисты?

Вот мнение члена-корреспондента АН СССР Татьяны Ивановны Заславской. (Коллектив социологов Сибирского отделения АН СССР, возглавляемый ею, работает над исследовательским проектом "Перспективы социально-экономического развития деревни на примере Западной Сибири".)

"Темпы фондовооруженности сельского хозяйства быстро возрастают. В ближайшие десять лет деревня Западной Сибири резко увеличит основные производственные фонды и энергетические мощности, в несколько раз повысит техническую вооруженность труда. Это будет фантастически высокий уровень оснащенности. Житель села, что называется, до зубов вооружится техникой. Каким же он должен быть, этот работник будущего?

Первое и непременное требование - образованным: он должен учиться 12-13 лет (10 лет в общеобразовательной школе да 2-3 года в сельском профессионально-техническом училище или техникуме). Такое требование для нас не фантастика. Средний уровень образования сельской молодежи Новосибирской области уже сейчас во многих обследуемых группах именно такой. В этом смысле время работает на потребности народного хозяйства, и все было бы хорошо, если бы не данные анализа миграции, показывающие, что образование в четыре раза повышает миграционную подвижность. Налицо противоречие: сельскому хозяйству все больше нужны образованные люди, а они все меньше хотят оставаться в деревне. Как его разрешить?

Путь решения проблемы вроде бы в принципе ясен. Молодого образованного человека лучше всего удерживает в деревне создание такого комплекса жизненных условий, которого он достоин.

И начинание алтайцев хорошо тем, что это практическое и, видимо, масштабное дело. Инициативы подобного рода нуждаются в поддержке и распространении. Но нужны и другие меры.

Государство вкладывает за пятилетку в сельское хозяйство более 170 миллиардов рублей. Сумма значительная. Но как распределяются эти средства?

Основная их часть идет на производственное строительство в селе, а социально-бытовая инфраструктура получает непропорционально малую долю этих капиталовложений - всего 15 процентов.

Надо менять эту стратегию. Мы живем в обществе с открытыми социальными границами. Советские люди имеют возможность свободно перемещаться из одной социальной группы в другую. И если молодому человеку кажется, что в городе ему будет лучше, то что может заставить его остаться в деревне?

Значит, речь идет не о том, чтобы увеличивать и так огромные вложения в сельское хозяйство, а о том, чтобы изменить саму стратегию распределения этих средств. Не 15 процентов отводить на социальные нужды, а, скажем, 30. Вот тогда сельский житель вряд ли захочет перебираться в город, что сопряжено для него и с психологическими и с житейскими трудностями.

При лучших условиях труда, быта и досуга работников более высокой, как правило, оказывается и экономическая эффективность производства. С другой стороны, хорошие работники требовательнее к комплексу жизненных условий. Таким образом, повышение эффективности аграрного сектора экономики и ускоренное социальное развитие деревни - две стороны одного вопроса. Но в то же время это разные стороны, и проблема, конечно, не сводится к интенсивному строительству жилья, Домов культуры, магазинов.

Резервы повышения производительности труда в сельском хозяйстве я бы очень условно разделила на три группы: технико-технологические, природно-биологические и социально-экономические. С моей точки зрения, главными являются именно социальные.

Чем глубже научно-техническая революция проникает в сельское хозяйство, тем большую (не меньшую, как кажется иногда) роль играет в производстве работник. Именно человек приводит в действие сложные технологические линии современных животноводческих комплексов, сеет и убирает культуры высокоурожайных сортов. И если он малообразован, не разбирается в технике и биологии, недостаточно заинтересован в конечных результатах труда и экономичном использовании ресурсов, то вряд ли успех дела обеспечит самая мощная, самая передовая техника.

Но и современная система экономических отношений в деревне нуждается в совершенствовании. Более простой, прямой и наглядной должна стать связь между конечными результатами труда коллективов колхозов и совхозов и той частью национального дохода, которая поступает в их распоряжение. Тот, кто производит больше продукции высокого качества и экономно расходует общественные ресурсы, должен и жить лучше, получая за свой труд больше, чем плохой или нерадивый работник.

Однако найти и внедрить наиболее эффективную систему материального стимулирования труда в агропроизводстве можно лишь одним путем - постановкой широкой серии научно обоснованных социально-экономических экспериментов. Они принесут огромную пользу и будут содействовать ускорению темпов развития аграрного сектора экономики".

Да, Сибирь - отличный полигон для социально-экономических экспериментов... Об этом говорят ученые, за это ратуют партийные и хозяйственные руководители. Так, мысль Т. Заславской о том, чтобы изменить стратегию распределения средств, имеет еще и специфическое для восточных районов содержание.

Взять Амурскую область. Напомним, что по ее территории пройдет почти половина Байкало-Амурской магистрали. Пашня области составляет 60 процентов всей пашни Дальневосточного экономического района. Руководители области говорят, что потенциальные возможности их колхозов и совхозов так огромны, что они могут в два раза увеличить производство продовольствия только за счет повышения урожайности культур и продуктивности животных. Но проблемы, которые волнуют социолога, и здесь остры и самими амурчанами выдвигаются на первый план.

Ежегодно на курсах механизаторского всеобуча в области готовится 1600-1700 механизаторов и около 2 тысяч в профтехучилищах. Несмотря на это, никак не удается скомплектовать такой отряд механизаторов, который обеспечил бы работу имеющейся техники в две смены, и области ежегодно и устойчиво не хватает 6-7 тысяч этих работников.

В то же время в Приамурье приезжают тысячи семей переселенцев. И если предположить, что в каждой из этих семей есть хотя бы по одному механизатору и все они остались бы в этом крае, то кадровую проблему на сегодня можно было бы считать решенной.

Однако нет ничего подобного! За 10 лет количество механизаторов в сельском хозяйстве области увеличилось на 3,5 тысячи человек, или на 27 процентов, технический же парк за это время вырос на 33 процента! То есть разрыв между наличными и потребными трудовыми ресурсами растет. В среднем область имеет сейчас 113 человек на 100 тракторов. Это, конечно, мало, особенно если учесть всевозрастающие мощности машин, использование которых только в одну смену становится все более убыточным для народного хозяйства.

Высокая текучесть кадров механизаторов, их "неприживаемость" связаны с неудовлетворенностью культурно-бытовыми условиями, а также большой перегрузкой из-за отсутствия сменщиков, то есть связаны с режимом труда и отдыха.

Вот как комментирует эту ситуацию второй секретарь Амурского обкома партии И. Маврин: "Мне кажется, что пришло время отказаться от переселенцев - работников, качество труда которых с каждым годом ухудшается, и обратить те средства, которые на них тратятся (с чрезвычайно низкой отдачей), на создание хороших условий нашим постоянным кадрам и молодежи. Тут тоже сложилось странное положение. Основное жилищное строительство на селе сейчас - это дома для переселенцев. Такой дом может долгое время пустовать в ожидании еще неизвестно какого работника, а в это же самое время наш хороший, десяток лет отработавший механизатор может изыскивать всякие возможности для того, чтобы построить себе новый дом взамен пришедшего в негодность старого. И по отношению к неизвестному переселенцу кадровый механизатор оказывается лишенным даже самой возможности претендовать на дом, заведомо построенный не для него. А построить дом именно ему мы не можем потому, что большую часть капиталовложений в социальную инфраструктуру Министерство сельского хозяйства направляет целевым назначением в строительство жилья... для переселенцев. Для людей, которых мы не знаем, строится 60-70 тысяч квадратных метров жилья в год, а отдача от этих затрат очень и очень маленькая.

Много денег вкладывается в сельское хозяйство, - продолжает И. Маврин, прямо перекликаясь с предложением Т. Заславской, - но, может быть, нужно некоторое перераспределение этих средств в сторону увеличения ассигнований на социально-бытовые нужды села?"

И в сторону удовлетворения потребностей самих сибиряков и дальневосточников, добавим мы, так как они оказываются нередко именно в том проигрышном положении по сравнению с новоселами и временщиками, которое описал И. Маврин.

"Не числом, а умом" - это ведь еще и о квалификации кадров! Чем она выше, говорят социологи (но это, впрочем, истина житейская), тем выше и требования человека к условиям жизни, по которым восточным районам до западных далеко. И одним повышением зарплаты проблемы не решишь. Напротив, высокая оплата труда в сложных и непривычных условиях усиливает миграционные потоки. Груз заработанных денег гонит человека с Севера, с БАМа, с Енисея, из Сибири в европейские районы, где те же деньги открывают перед ним значительно больше возможностей жить удобно, уютно, с комфортом.

Но одним из показателей комфортности, по данным тюменских социологов, оказываются сегодня и условия для активной духовной жизни. Опрос жителей Тюмени, Нижневартовска, Сургута, Нефтеюганска убеждает, что требования горожан к духовной среде оказываются даже выше, чем к быту, благоустройству, торговле, общественному питанию. И это обстоятельство только подтверждает своевременность идей некоторого перераспределения средств, вкладываемых сегодня в хозяйственное преобразование Сибири.

Решение социальных вопросов приобретает первостепенное значение в свете тех экономических задач, которые страна ставит перед Сибирью. XXVI съезд КПСС так определяет хозяйственное будущее Сибири: "В Сибири предусмотреть ускоренный рост топливной промышленности, электроэнергетики, цветной металлургии, химической, нефтехимической, лесной, целлюлозно-бумажной, деревообрабатывающей и микробиологической промышленности, строительной индустрии. Всемерно укреплять продовольственную базу за счет подъема сельского хозяйства и отраслей по переработке сельскохозяйственного сырья".

 

Честь Сибири

В заключение несколько слов о том, как мы понимаем, что такое честь Сибири. Но сначала скажем, как сложился именно такой заголовок заключения.

Выражение "честь Сибири" заимствовано нами из письма декабриста И. Пущина, человека, про которого К. Рылеев говорил: "Кто любит Пущина, тот непременно сам редкий человек". А декабрист С. Волконский называл И. Пущина "рыцарем правды". Он провел в Сибири 30 лет, и все эти годы постоянные контакты поддерживал с ним бывший директор Лицея Е. Энгельгардт. В одном из писем Е. Энгельгардт, издававший в то время "Земледельческую газету", посоветовал И. Пущину разводить в Сибири картофель. Мы уже частично цитировали строки из его ответного письма, написанного 7 февраля 1836 года в Петровском Заводе. Сейчас приведем другие слова И. Пущина, который впоследствии назовет Сибирь своей "второй, зауральской родиной".

"...Впрочем, не вы один нападаете на нашу Сибирь, для которой многое можно сделать, но не в этом отношении...

Вы извините, что я вступился за честь Сибири".

"Честью Сибири" стали сами декабристы, о доброте, человечности и разнообразных талантах которых складывал народ предания, дошедшие и до наших дней.

"Участь Сибири - вечный вокзал!" Этот приговор выпалил в читинском аэропорту человек, предельно раздраженный нелетной погодой. Портфель, оленьи рога, туго обмотанные марлевыми бинтами, лосиная шкура, стянутая веревкой... С этим "неформатным" багажом раздраженный человек носился по зданию аэровокзала от диспетчера по бронированию к начальнику смены, от начальника смены к телефону-автомату, названивая, видимо, самому богу, потому что требовал отправить его немедленно, в то время как ни улететь, ни прилететь в Читу не мог никто.

Честь Сибири

Избави нас судьба от нелетной погоды, и да простятся нам все раздражение и отчаяние, в которые погружает нас томительное ожидание бесконечно откладываемого взлета. Но почему так болезненно застрял в памяти владелец забинтованных оленьих рогов и скрученной в спираль шкуры лося с его скандальной суетливостью и нетерпением избранного?

Именно потому, наверное, что являл он собой классический образец той категории людей, которые относятся к Сибири корыстно и пренебрежительно и чьими суетными "стараниями" и определяется в какой-то мере "вокзальная" участь Сибири. К счастью, не ими жива Сибирь, и судьбе ее посвящены светлые устремления патриотов Отечества.

Честь Сибири - в красоте и богатствах этой земли.

Честь Сибири - в душевной красоте людей, которые видят в Сибири огромное поле приложения сил во благо своего Отечества и верой-правдой служат идеям разумного преобразования сурового края.

Честь Сибири - это ее участие в "могуществе российском", в большой роли "в анналах мира", которую провидели лучшие умы Родины, связывая с будущим и лучшую долю самой Сибири.

Честь Сибири - это рукотворная красота ее преображенных пейзажей, слияние красоты и силы природы с красотой и силой человеческого разума.

Мы спросили себя: а какой мы сами видим Сибирь XXI века?

Вся наша книга, как нам кажется, отвечает на этот вопрос, но если подытожить, то наша Сибирь выглядит так.

Два индустриальных пояса вдоль Транссиба и Байкало-Амурской магистрали - это надежный плацдарм для дальнейшего продвижения на север.

На плацдарме созданы крупные базы освоения.

Здесь и машиностроительные заводы, выпускающие вездеходы и вертолеты, может быть, дирижабли или неведомые нам пока чудо-машины, преодолевающие любые пространства, не знающие ни погодных, ни рельефных ограничений.

Здесь и предприятия стройиндустрии, производящие поселки из легких, теплых, изящных конструкций, поселки, которые "летучие" монтажные отряды могут собирать за считанные недели в любой точке Сибири.

И объединения, поставляющие пионерам освоения новых территорий любые промышленные установки в виде легкотранспортируемых блоков.

И научные, проектно-технологические, конструкторские, вузовские центры, непосредственно влияющие на хозяйственную практику Сибири.

И большие красивые города с университетами и театрами столичного уровня, метро и художественными музеями, концертными залами и стадионами, с неповторимыми архитектурными ансамблями, органично вписанными в сибирскую природу...

Сибирь будущего не будет знать проблем дома, дороги, техники. Освоение новой территории будет начинаться с опережающего развития инфраструктуры. Первыми появятся на будущей стройке ажурные опоры линии электропередачи. По прекрасным дорогам повезут уютные дома на одну-две семьи. Механизмы будут просты в обращении и надежны, как здоровый и добросовестный человек.

Страна будет знать, что в Сибири лучше, чем где бы то ни было, с жильем и детскими садами, с заработками и снабжением. В Сибири захотят жить очень многие, а Сибирь будет отбирать лучших...

Мы верим, что так и будет! Честь Сибири - это и ее доброе будущее!

Сколько уже сделано на этой огромной и богатой земле для приумножения могущества нашей Родины!

Но сколько еще предстоит сделать?!

Сибирь не по наслышке

В книге рассказывается о том, когда возникла идея комплексного освоения востока страны и как она будет претворяться в жизнь, что и как строится в Сибири сейчас и что будет создано в дальнейшем.

О книге

Об авторе

От Саян до Таймыра...

1000 строк обо всем сразу

Рубль посеешь - три пожнешь

2000 строк экономики

Сердитые монологи

Урок экономической географии

Урок сибирской арифметики

К истокам эффективности

Максимум мощности

Темпы!

О комплексности

Сама Сибирь не...

О делах аграрных

Сибирь в экономике страны

Идеи и свершения

Реферативные заметки

"Ни жилья, ни городов.."

Руда и уголь

Сибирь - "родина металла"

Молодость старого Кузбаса

До начала строительства

С юга на север

"Везде теперь его ученики"

"Единое экономическое целое..."

БАМ: рождение программы

Новый индустриальный пояс

Оглянувшись в раздумье

Откровенные беседы

Тюменские диалоги

Утешение с назиданием

Братск, столица ТПК

Мужание Якутии

Эффект сочетания

Дом у дороги

Социологические зарисовки

"Все дело в Малинникове"

На Байкал - за "Жигулями"?

Не числом, а умом

Предложения. Рекомендации. Предположения

Вокруг буровой

Наука и благоденствие края

...Плюс резервы социальные

Честь Сибири

Источник:

Аганбегян А.Г., Ибрагимова З.М. 'Сибирь не по наслышке' - Москва: Молодая гвардия, 1981 - с.252

Абел Гезевич Аганбегян, Замира Мирзовна Ибрагимова

СИБИРЬ НЕ ПОНАСЛЫШКЕ

Редактор В. Федченко Художник Б. Жутовский

Художественный редактор В. Неволин Технический редактор Т. Шельдова Корректоры В. Авдеева, Е. Самолетова

Сдано в набор 21.04.80. Подписано в печать 10.04.81. А00696. Формат 84Х108'/з2. Бумага типографская № 1. Гарнитура "Литературная". Печать высокая. Условн. печ. л. 13,44. Учетно-изд. л. 13,6. Тираж 100000 экз. Цена 60 коп. Заказ 439.

Типография ордена Трудового Красного Знамени издательства ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия". Адрес издательства и типографии: 103030. Москва, К-30. Сущевская, 21.

В СЕРИИ "ЭВРИКА" В 1980 ГОДУ ВЫШЛИ:

А. Бабаев. Пустыня как она есть

О. Бароян. Блики на портрете

Ф. Бошке. Непознанное

М. Лаврентьев. ...Прирастать будет Сибирью

Л. Мухин. Планеты и жизнь

Ю. Новиков. Беседы о животноводстве

В. Похлебкин. Тайны хорошей кухни

А. Проценко. Энергия будущего

А. Сухотин. Парадоксы науки

М. Чудакова. Беседы об архивах

В СЕРИИ "ЭВРИКА" В 1981 ГОДУ ВЫЙДУТ:

Ежегодник "Эврика"

Л. Аганбегян,

3. Ибрагимова. Сибирь не понаслышке

И. Лкимушкин. Мир животных, т. 6

Г. Береговой. Космос - землянам

Е. Васильева,

И. Халифман. Пчелы

Ю. Гагарин,

В. Лебедев. Психология и космос

Д. Наумов. Мир океана, т. 1

А. Окладников. Открытие Сибири

А. Рухманов. Познать себя

Б. Сергеев. Тайны памяти

В. Скулачев. Рассказы о биоэнергетике

А. Смирнов. Мир растений, т. 2

Ю. Чирков. Занимательно об энергетике

В. Швалев. Молодость и сердце