Почти весь многочасовой перелет от Сьюдад-де-Панама до американской столицы Глория, выпив снотворное, проспала, уткнувшись в плечо мужа. В недолгие промежутки бодрствования держалась молодцом, хотя и чувствовала себя прескверно. Тайком поплакивала, вспоминая отца. А внешне была спокойной: подшучивала над тем, что вот прежде не знала даже, что такое легкое недомогание, а тут вдруг расклеилась; говорила, что это форменные пустяки и скоро, очень скоро всё встанет на свои места… Но когда здоровенный “Боинг”, чуть подпрыгивая, стал снижаться и, сделав полный разворот, нырнул в облака — на посадку, Глории стало совсем плохо, и она потеряла сознание.

О'Тул вызвал стюардессу.

Та явилась. Хрупкое, веснушчатое, с выцветшими от степного солнца глазами невзрачное дитя какого-нибудь хлебного штата у Великих озер. Мигом оценила ситуацию и — одна нога здесь, другая там! — появилась вновь с нюхательной солью, таблетками и стаканом содовой на подносике:

— Это должно привести в чувство вашу… — она сама выпуталась из сложного положения и улыбнулась, довольная собственной находчивостью, — спутницу. — Девушка протянула встревоженному Фрэнку флакон с нюхательной солью: — Да поближе! Правильно. А таблетки — лучшее средство от воздушной и морской болезни. Дайте сразу две. Так. И обязательно запить, сэр. О'кей! Сейчас поможет…

Прямо из аэропорта, не заезжая в отель “Амбассадор”, где их ждал заказанный капитаном Прьето по телеграфу номер, О'Тул повез бледную, ослабевшую жену к врачу, первому, чей адрес подвернулся ему в телефонной книге.

— Простите, у вас не запрещено курить? — спросил разнервничавшийся Фрэнк умопомрачительно хорошенькую “химическую блондинку”, величественно возвышавшуюся над ящиками и ящичками, забитыми разноцветными карточками пациентов.

— Что вы, что вы, сэр! — улыбка была в меру зазывной, в меру добродетельной. — У нас в клинике, слава богу, сохраняются старые добрые традиции. Так что курите и мне, кстати, тоже можете предложить сигарету. Спасибо! Пепельница там, на столике, где журналы. А вы, мистер…

— О'Тул.

— А вы, мистер О'Тул, и ваша супруга — жители округа Колумбия?

— Нет, нет.

— В каком же тогда штате вы оформляли страховые полисы по здоровью?

— Ни в каком. Мы не граждане США.

— Оу! Простите, как же вы будете расплачиваться?

— Наличными.

— Анализы — 20 долларов, укол — 10 долларов, — запричитала блондинка, — рентген ещё 15 долларов и за визит к доктору Хиндерлитеру 50 долларов. Всего — 95!

— Чудесно!

— А если это острый приступ аппендицита и потребуется срочно оперировать бедняжку? Плюс плата за уход, лекарства и…

Какими ещё расходами грозило бы семейству О'Тулов пребывание Глории в вашингтонской лечебнице, Фрэнк не узнал, потому что к нему (в сопровождении Эрастуса Хиндерлитера) вышла жена. Она было раскрыла рот, но доктор — подвижный, юркий брюнет с мелкими, незначительными чертами лица, на котором выделялись только глубоко посаженные удивительно синие глаза, — опередил её:

— Никаких оснований для беспокойства, уважаемый сэр, нет! Напротив, напротив, — Эрастус Хиндерлитер замахал руками, словно пытался преодолеть земное тяготение и вспорхнуть к потолку, — есть повод для радости. Через семь месяцев вы станете отцом прелестного мальчонки или девочки. Или двух сразу — сейчас без специальных анализов это установить трудно…

— О-о-уууу! — девушка за конторкой бросила свои подсчеты. — Поздравляю!

— Любимая!!! Это правда? Господи, какое счастье! — Фрэнк подхватил смутившуюся окончательно жену и привлек к себе.

В гостинице, бросив посреди номера неразобранные чемоданы, О'Тул уложил Глорию в постель, накрыл двумя одеялами и, наказав ей не подниматься и к телефону не подходить, помчался в аптеку. Вернулся через полчаса взбудораженный, сияющий, с пачкой газет и огромным бумажным пакетом, из которого на кровать посыпались коробочки с витаминами, тюбики с мазями и кремами, бутылочки с каплями, пилюли и порошки, предписанные (он распевал: “бес-по-доб-ным, ум-ней-шим, та-лан-тли-вей-шим из всех эс-ку-ла-пов ми-ра”) Эрастусом Хиндерлитером.

— Смешной ты, Фрэнк, — проговорила Глория, — и очень любимый. Ну что ты суетишься, места себе не находишь? Сядь рядышком… Дай свою руку. Какая она у тебя теплая! И пальцы красивые, нервные. Я люблю твои руки, всего-всего тебя люблю. И хочу, чтобы девочка была похожа на тебя…

— Почему девочка? Мальчик!

— Нет, мой хороший! Именно девочка. Я чувствую. Я такая счастливая! — Она взяла руку мужа, прижала её к щеке. — Семь месяцев… ой как ещё долго ждать!

Фрэнк поцеловал жену, поплотнее укутал её, накрыл телефонный аппарат подушкой, чтобы случайный звонок не разбудил Глорию, и принялся за прессу. Ему не терпелось узнать, чем живет Вашингтон, кто из давешних его приятелей и знакомцев до сих пор работает в столичных газетах.

Американская столица, как, впрочем, и вся страна, жила в те дни уотергейтским скандалом, на время заглушившим и отодвинувшим на задний план все остальные проблемы. Затаив дыхание, взбудораженная нация следила за хитросплетениями и крутыми поворотами расследования, которое набирало темп и, по всем признакам, близилось к завершению. “Решится ли Конгресс прибегнуть к процедуре импичмента?”, “Чем ответит на это президент и удастся ли ему отмести выдвинутые обвинения?”, “Останется ли до новых выборов 76-го года в Белом доме прежний хозяин?” — эти и сотни других вопросов вертелись на языке каждого, с кем довелось беседовать Фрэнсису О'Тулу. К ним неизбежно возвращались и коллеги-журналисты, с которыми он встречался в пресс-клубе и которые — против обычного — не стремились поскорее проститься с душным, напоенным зноем и влагой Вашингтоном и разъехаться на законные каникулы.

Джек Андерсон сказал:

— Ты, брат, попал к нам в горячее, но, пожалуй, не самое подходящее для решения твоих дел время. Да посуди сам, Фрэнк, кого сейчас интересуют центральноамериканские республики, когда дома разматывается такое? Всё сфокусировано на Уотергейте. А ты — “Панама, Гондурас, Коста-Рика”…

Чарли Бэрк сказал:

— Сколько же мы не виделись? Да, да. Почти год. Время летит — просто кошмар! У нас? Всё по-старому. Я работаю там же. Сьюзи хлопочет по дому, ребята растут. Ещё прибавление? Нет, больше не ждем. Хватит: с этими шестью не знаешь, как управиться. А ты? О! От души поздравляю… Между прочим, ты, старина, здорово изменился. Похудел, подобрался, а? И седины поприбавилось. В бороде особенно. Знаю. Наслышаны об этой истории. Но ты, Фрэнк, всё такой же неугомонный — никак не успокоишься, а? В Вашингтон-то что тебя принесло? М-йда. Попроще чего-нибудь не мог придумать? Ну да ладно. Попробую. Надо пораскинуть мозгами… Есть! Есть идея. Ты слыхал о Джоне Марксе и Викторе Марчетти? Эти ребята — один был в госдепартаменте помощником у какой-то крупной шишки, другой четырнадцать лет оттрубил в Лэнгли — написали книгу. Она вот-вот должна выйти в свет в нью-йоркском издательстве Альфреда Кнопфа. Называется как? Если мне память не изменяет, что-то вроде: “Культ разведки”. Очень толковые, знающие ребята. Им пришлось тут серьезно поцарапаться — дело до суда дошло, — чтобы восстановить кое-какие куски, изъятые по настоянию ЦРУ из рукописи. По-моему, Виктор в связи с этим махнул снова в Нью-Йорк, а Джон был здесь. Поймать его довольно сложно. Но ты уж давай сам подсуетись. Вот его телефон. Вот адрес — брось на всякий случай открытку. Сошлись на меня. Я со своей стороны тоже постараюсь до него дозвониться. Спасибо, что не забываешь своих старых друзей. Спасибо, передам. Если получится, мы с Сьюзи попробуем вырваться к вам в “Амбассадор” хоть на часок. Ну, кланяйся Глории. До скорого!

Джон Маркс сказал:

— Проходите, пожалуйста, сюда. Чарли предупредил меня. Очень приятно познакомиться, мистер О'Тул. Несмотря на то что я вконец замотан — представляете, всё расписано буквально по минутам, — с удовольствием постараюсь помочь вам чем могу. Сигареты? Сигары? Стаканчик джина или виски? Прозит! За нашу встречу! А теперь — к делу. Так. Так. Понятно. Видите ли, расклад сейчас такой: методы, к которым прибегает ЦРУ как здесь, в Штатах, так и за пределами страны, вызывают всё большее недовольство. В воздухе попахивает ещё одним скандалом. Не таким, как уотергейтский, но всё-таки. Не исключено, что ближе к осени что-то выплеснется наружу. Поэтому руководители ЦРУ действуют с максимальной осторожностью, чтобы не дразнить понапрасну гусей. Я не располагаю сколько-нибудь достоверными сведениями о сегодняшних намерениях Лэнгли в отношении Панамы, Гондураса и Коста-Рики, но, руководствуясь прошлым опытом, допускаю, что опасения общественности этих стран небеспочвенны. Совершенно очевидно, мистер О'Тул, что в данный конкретный политический момент о вооруженной интервенции с использованием сил вторжения, как это имело место, к примеру, в Гватемале или в заливе Свиней, на Кубе, речи быть не может. Мне вот кажется, что планы покушения на видных деятелей трех центральноамериканских республик вполне реальны. В подобных случаях обычно пользуются услугами наемников. Кого могут подключить на этот раз? Да тех же ветеранов вьетнамской войны из числа наиболее опытных — “зеленых беретов”. Те с радостью согласятся на любое грязное дело, лишь бы отвалили денег побольше. Или возьмите англичан из организации профессиональных убийц, которая в 1962 году лишила жизни генерального директора итальянского нефтяного концерна ЭНИ Энрико Маттеи. Этих тоже нельзя сбрасывать со счетов… Вот — увы! — всё, что я могу сказать, Фрэнсис. Да за что же! Мне в самом деле было бы приятно что-нибудь сделать для вас. Кстати, вы отсюда — прямиком в Тегусигальпу? А-а, сначала в Сьюдад-де-Панама. Хорошо! Договоримся, что, когда вы обживетесь на новом месте в Гондурасе, вы сообщите мне свой адрес и — ну, разумеется, разумеется! о чем вы говорите?! — я вышлю вам экземпляр книги “ЦРУ. Культ разведки”. Желаю вам поскорее завершить свою. Всех благ! До свидания.