19 января 1730 года трон Российской империи стал вакантным. В Лефортовском дворце на Яузе в 1-м часу пополуночи скончался 15-летний император Пётр II. 6 января, как обычно, он присутствовал на крещенском параде на Москве-реке и шел во главе Преображенского полка. День был морозным, ветреным, и император сильно простудился. Болезнь – воспаление легких – протекала тяжело, а вскоре проявились и признаки оспы. Через две недели внука Петра Великого не стало. Последняя фраза, произнесенная им уже в бреду, была связана с воспоминанием о любимой сестре Наталье Алексеевне, умершей год назад: «Запрягайте сани, хочу к сестре».
Большая корона Анны Иоанновны. Из коронационного альбома.
Во время болезни во дворце постоянно дежурили члены Верховного тайного совета. С тревогой они следили за ухудшением состояния молодого императора и после его кончины оказались перед тяжелым выбором. Как высшее государственное учреждение Верховный тайный совет должен был распорядиться бесхозной короной Российской империи. Фигуры преемника, однозначно определяемой ближайшим родством и традиционными взглядами на предпочтительность мужского правления, не было. Отсутствовало и само ясное законодательство о наследовании престола, которое бы четко указывало на очередность персон, которые могли занять трон. Закон о престолонаследии, принятый Петром I в феврале 1722 года, отменил передачу престола по прямой мужской линии и предоставил назначение наследника воле правящего лица. Таким образом, на трон мог взойти любой представитель династии Романовых. Однако перед смертью Пётр II не назвал имени своего преемника или преемницы. Правда, можно было опереться на завещание, оставленное Екатериной I в 1727 году. В нем оговаривался порядок престолонаследия относительно имеющихся в наличии родственников. По воле Екатерины престол передавался внуку императора-преобразователя Петру II Алексеевичу. В случае его смерти, если он не оставит наследников, а именно такой случай имел место в 1730 году, престол должен был перейти к дочерям Петра Великого и Екатерины I – Анне Петровне и Елизавете Петровне. Таким образом, дочери царя Ивана Алексеевича от возможности получить власть отстранялись.
Дмитрий Михайлович Голицын.
Завещание Екатерины I было передано на хранение канцлеру Г. И. Головкину и вице-канцлеру А. И. Остерману, которые при этом дали клятву следовать воле императрицы. Однако к 1730 году расстановка сил при троне изменилась, и документ 1727 года не означал ровным счетом ничего. Он не был известен подданным, а политические силы, стоявшие за цесаревнами, исчезли или потеряли силу. Реальная же власть в момент кончины юного Петра II была у членов Верховного тайного совета. Этим персонам, именуемым верховниками, и предстояло выбрать наследника.
Верховный тайный совет, созданный при Екатерине I в 1726 году, решал все важнейшие вопросы жизни страны, встав над Сенатом, который утратил определение «Правительствующий». В период малолетства Петра II, по завещанию Екатерины I, Совет имел власть, равную власти государя.
Михаил Михайлович Голицын.
Смена первоначального состава Верховного тайного совета, куда входили Меншиков, Апраксин и другие петровские выдвиженцы, привела к тому, что в решающий день 19 января 1730 года в нем доминировали двое князей Голицыных и трое князей Долгоруковых. Причем двое, генерал-фельдмаршалы и главы гвардейских полков – Михаил Михайлович Голицын и Василий Владимирович Долгоруков – были срочно введены в его состав уже в ходе самого решающего заседания. Кроме указанных двух княжеских фамилий в совет входили главы Иностранной коллегии канцлер граф Г. И. Головкин и вице-канцлер А. И. Остерман. Таким образом, вместо пяти членов совета появилось семь. Все эти люди были видными сановниками империи, имевшими за плечами опыт участия в государственном управлении.
Василий Лукич Долгоруков.
Дмитрий Михайлович Голицын, в прошлом комнатный стольник царя Петра Алексеевича, в молодости изучал военное дело в Италии, затем побывал в роли посла в Турции и стал участником сражений Северной войны. На статской службе он занимал должности главы Камер-коллегии, киевского губернатора, сенатора и, наконец, президента Коммерц-коллегии. Человек обширных знаний и опыта, по отзывам современников, был честен и жесток.
Его младший брат, Голицын Михаил Михайлович-старший, являлся прославленным полководцем Северной войны. Участник многих сражений, в Полтавской битве он командовал гвардией и вместе с князем Меншиковым преследовал противника до Переволочны, а затем блестяще показал себя в морских сражениях при Гангуте и Гренгаме. В 1730 году Михаил Михайлович являлся сенатором и президентом Военной коллегии.
Василий Владимирович Долгоруков. Художник Г. Х. Грот.
Что касается клана Долгоруковых, то его главой был князь Алексей Григорьевич – гофмейстер русского двора, отец фаворита императора князя Ивана Алексеевича. После длительной жизни в Варшаве и поездки в Италию Алексей Григорьевич служил смоленским губернатором, президентом Главного магистрата и сенатором. Назначенный воспитателем юного Петра Алексеевича, князь руководил его учебой и развлечениями, поощрял страсть к охоте и застольям с винными возлияниями. Интригами Алексей Григорьевич подготовил брак императора со своей дочерью – княжной Екатериной Алексеевной. Торжественная помолвка императора состоялась 30 ноября 1729 года, а само заключение брака предполагалось провести 19 января 1730 года, в тот самый день, когда император умер.
Иван Алексеевич Долгоруков.
Другой член Верховного тайного совета – Василий Владимирович Долгоруков – являлся блестящим петровским военачальником, в Полтавском сражении командовал Преображенским полком, который затем и возглавил. В 1718 году как сторонник царевича Алексея Петровича князь был сослан в Соликамск, однако затем, к коронации 1724 года, прощен. При Екатерине I Василий Владимирович командовал войсками на Кавказе. Генерал-фельдмаршал с 1728 года, он заслуженно пользовался авторитетом в армии. По отзыву современника (де Лирия), князь был храбр, честен и не умел лукавить. Князь «жил пышно, не восставал против иностранцев, хотя и не любил их. Он делал честь своей родине, но, к сожалению, предавался постыдной гордости».
На ином поприще проявил себя Василий Лукич Долгоруков. Блестящий дипломат, с 1707 года он много лет представлял интересы России в Польше, Дании, Франции и Швеции. В 1723 году, находясь в Петербурге, был членом Сената. Постоянно жил в России с 1727 года. По отзыву современника, князь «был умен и недурен собою… хорошо говорил на многих языках, и с ним можно было ужиться; но вместе с сим он очень любил взятки, не имел ни чести, ни совести и способен был на все по корыстолюбию».
Семён Андреевич Салтыков.
Дополняли Голицыных и Долгоруковых в Верховном тайном совете главы Иностранной коллегии. Граф Гаврила Иванович Головкин был троюродным братом и сподвижником Петра Великого. В юности стольник и верховный постельничий, с 1706 года Головкин ведал посольским делами, в 1709 году стал первым российским канцлером, а в 1720 году – президентом новосозданной Коллегии иностранных дел. Императрица Екатерина I доверила ему свое духовное завещание, назначив опекуном наследника Петра II. Известный мемуарист голштинский камер-юнкер Ф. В. Берхгольц писал: «Головкин – высокий, очень худой человек, одевающийся как можно хуже, почти как лицо низшего сословия, он чаще всего носит старый костюм серого цвета». Живописуя канцлера, владевшего 20 тысячами крепостных, мемуарист сравнивал его со «скупцом» из французской комедии и отмечал, что его «старуха жена… еще скупее его!» Впрочем, знаменитая скаредность Головкина объяснялась тем, что один из богатейших людей страны родился в семье, владевшей всего 5 крепостными.
Особую силу в управлении государством и при дворе имел товарищ президента коллегии – петровский выдвиженец Андрей Иванович (Генрих Иоганн Фридрих) Остерман. Обрусевший вестфалец, сподвижник Петра Великого прибился к свите царя в 1704 году за границей, будучи беглым студентом. Пётр I быстро оценил исключительные способности Остермана. В 1720-е – 1730-е годы Андрей Иванович участвовал в разработке важных законодательных документов, среди которых была петровская Табели о рангах, и фактически руководил внешней политикой России. Вместе с графом Я. В. Брюсом он заключил Ништадтский мирный договор, завершивший войну со Швецией. При Екатерине I Остерман получил чин вице-канцлера и стал вторым воспитателем великого князя Петра Алексеевича. Свое положение во власти он сохранил после падения А. Д. Меншикова.
Василий Никитич Татищев.
Все названные члены Верховного тайного совета принимали участие в заседании 19 января. Кроме них, в момент кончины императора во дворце «случились быть» «генерал фельт маршалы, также духовный Синод, Сенат, генералитет и прочие воинские и гражданские чины до брегадира». Они также ожидали выздоровления или печальной развязки опасной болезни императора.
Среди бывших во дворце знатных персон, не являвшихся верховниками, следует отметить других членов клана Долгоруковых и, прежде всего, князя Ивана Алексеевича. Фаворит юного императора, молодой князь вырос в Варшаве. Приехав в Россию в 1723 году, он сделал головокружительную карьеру. Гоф-юнкер императорского двора, в 1728 году получил чин генерала от инфантерии и обер-камергера, а в 1730 году стал майором Преображенского полка. По отзыву современника (де Лирия), князь Иван Алексеевич «отличался только добрым сердцем… Ума же в нем было очень мало… зато много спеси и высокомерия… и никакого расположения к трудолюбию; любил женщин и вино; но в нем не было коварства…».
Императрица Анна Иоанновна разрывает «кондиции». Художник Шеле.
Заседание верховников началось прямо ночью, после кончины Петра II. Рядом еще остывало тело умершего подростка-императора, а в соседнем покое дворца шло обсуждение, кого объявить новым правителем России.
Идея сделать наследницей престола бывшую невесту усопшего Екатерину Алексеевну Долгорукову была отклонена из-за резких возражений князя Д. М. Голицына. Возможность такого решения основывалась на завещании в пользу государевой невесты, которое во время болезни императора составили Алексей Григорьевич, Сергей Григорьевич и Василий Лукич Долгоруковы (последний, кстати, на заседании высказался за кандидатуру Анны). Документ не был подписан императором. Правда, был второй экземпляр, на котором вместо Петра «шутя» поставил подпись «под его руку» брат невесты князь Иван Алексеевич Долгоруков.
Затем стали выбирать претендента на престол из числа членов высочайшей фамилии Романовых. В начале 1730 года в нее входили шесть персон, из которых четверо, все женщины, жили в России в Москве, а двое – за границей. При этом практически каждая из кандидатур имела свои изъяны.
Находившаяся в Москве дочь Петра Великого, 20-летняя цесаревна Елизавета Петровна, была для верховников слишком молода. Ветреная и любящая развлечения, дочь царя-преобразователя в январе 1730 года, когда решалась судьба империи, была занята последствиями своего «позорного обмена любезностями с человеком простого происхождения». Цесаревна, которая не была благоразумна, как это подобает «принцессе крови», не подходила и еще по одной причине. При обсуждении ее кандидатуры верховники вдруг вспомнили, что Елизавета появилась на свет до брака родителей, то есть была незаконнорожденной. То, что она упоминалась в духовной матери-императрицы, в сложившихся обстоятельствах было забыто.
«Кондиции», разорванные Анной Иоанновной. Фрагмент.
Старшая дочь Екатерины I, цесаревна и герцогиня Голштинская Анна Петровна, умерла весной 1728 года в Киле. Ее сын, полуторагодовалый младенец принц Карл Петер Ульрих, являлся единственным мужским представителем династии после кончины Петра II. Однако его кандидатура угодна не была. Принц-младенец жил в Киле при своем отце герцоге Фридрихе Вильгельме Голштинском, который из-за непомерных претензий на русский престол и интриги был выслан за границу еще в 1727 году.
Коронация Анны Иоанновны. Церемония в Успенском соборе 28 апреля 1730 г. Художник Х. Вортман. 1732 г. Из коронационного альбома.
По разным причинам верховниками были отклонены или вообще не рассматривались дамы венценосного семейства, находившиеся в Москве. Старшей среди них была престарелая бабка императора, царица-монахиня Евдокия Фёдоровна Лопухина, почти всю жизнь проведшая в заключении. Теперь она пребывала в Новодевичьем монастыре на покойном, обеспеченном житье и была подавлена горем от потери внуков Натальи и Петра Алексеевичей.
Что касается дочерей царя Ивана Алексеевича, то царевна Екатерина Иоанновна, живая и болтливая герцогиня Мекленбургская, для верховников была фигурой слишком активной и самостоятельной. К тому же герцогиня, проживавшая с дочерью в России после бегства из Шверина, была замужем за взбалмошным Карлом Леопольдом Мекленбургским, изгнанным из собственного герцогства и имевшим дурную репутацию в Европе. Младшая царевна, некрасивая и болезненная Прасковья Иоанновна, также не была подходящей фигурой. Она состояла в морганатическом браке с сенатором, подполковником гвардии Иваном Ильичем Дмитриевым-Мамоновым.
В силу этого удручающего семейного расклада, когда князь Д. М. Голицын предложил избрать на престол русскую царевну и герцогиню Курляндскую Анну, ее кандидатура оказалась поддержана почти единодушно. Против высказался только князь Алексей Григорьевич Долгоруков. Руководствуясь своими интересами, члены Верховного тайного совета желали видеть на троне послушную, незначительную, но с хорошей родословной персону. Всем этим требованиям соответствовала немолодая «сирая» Анна Иоанновна.
В 8 часов утра решение о приглашении на престол Анны было оглашено собравшимся во дворце. Это позволило сделать в протоколе запись о расширенном принятии важного государственного решения. Она гласила: «Верховный тайный совет, генерал фельдмаршалы, духовный Синод, тако ж от Сената и из генералитета, которые при том в доме его императорского величества быть случились, имели рассуждение о избрании кого на российский престол и того ради рассудили оной поручить урожденной от крови царской царевне Анне Иоанновне, герцогине курляндской».
Однако протокол заседания Совета зафиксировал не только избрание претендентки на престол. В нем также было отмечено, что совет в присутствии генералов-фельдмаршалов сочинил «кондиции», «как ей государыне… правление иметь», и приводился их полный текст.
Подробности принятия кондиций в протокол внесены не были, но попали в следственное дело князей Долгоруковых 1739 года. Тогда на допросе с пристрастием Василий Лукич припомнил следующее. Когда вопрос о выборе царевны Анны был решен, князь Д. М. Голицын высказал свои сокровенные мысли, предложив «воли себе прибавить». Сомнение в успехе предприятия сразу высказал В. Л. Долгоруков: «Хотя и зачнем, да не удержим этова». Однако Д. М. Голицын продолжил: «Право де удержим. Буде воля ваша, только де надобно, написав, послать к ея императорскому величеству пункты».
Далее идея ограничения самодержавия новой императрицы получила воплощение в разработке конкретных пунктов-запретов. Так появились на свет «кондиции», позже названные Анной «коварными письмами». Ограничительные условия правления в пользу Верховного тайного совета, на которых Анна приглашалась на престол, верховники составляли и правили в течение ночи и следующего дня. В итоге в тексте к благополучию государства и всех верных подданных императрица «наикрепчайше обещала» обеспечить «всевозможное распространение православные нашея веры» и после принятия российской короны «в супружество во всю мою жизнь не вступать» и «наследника ни при себе, ни по себе никого не определять». Далее она обещала содержать «уже учрежденный Верховный тайный совет в осьми персонах» и без его согласия не принимать решения по следующим вопросам: «ни с нем войны не всчинать; миру не заключать; верных наших подданных никакими новыми податьми не отягощать; в знатные чины, как в статцкие, так и в военные, сухопутные и морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, и гвардии и протчим войскам быть под ведением верховного тайного совета», без его совета Анна не могла производить «в придворные чины как русских, так и иноземцов». Кроме этого императрица обещала: «у шляхетства живота и имения и чести без суда не отимать»; «вотчины и деревни не жаловать»; «государственные доходы в росход не употреблять и всех верных своих подданных в неотменной своей милости содержать». Оканчивался документ угрозой – если обещанное императрица «не исполнит и не додержит», то будет лишена «короны росиской».
Иными словами по кондициям отныне монархине было нельзя вступать в брак и определять наследника, самой ей, без согласия Верховного тайного совета, запрещалось: объявлять и прекращать войны, вводить налоги, жаловать высшими военными, статскими и придворными чинами своих подданных, казнить своими указами дворян, отнимать и жаловать им имущество (все это подлежало суду), распоряжаться казной. Что ж оставлялось монархине? Фактически лишь представительные функции.
Вслед за этим верховниками для Анны было подготовлено письмо и протокол с кондициями. В письме сообщалось, что избрание императрицы проводилось Советом «и духовного и всякого чина свецкими людьми», но ни слова не говорилось о том, что присутствовавшим во дворце не сообщили о кондициях, то есть об ограничении самодержавия новой монархини в пользу верховников.
К вечеру 19 января все документы были готовы и без задержки, тайно отправлены в Курляндию с делегацией, состоявшей из опытного дипломата В. Л. Долгорукова, сенатора М. М. Голицына-младшего и генерала М. И. Леонтьева.
Действовать приходилось быстро и скрытно. Анна не должна была узнать о происходящем в Москве от других лиц, среди которых могли быть противники верховников, и поэтому заставам города было запрещено выпускать из первопрестольной лиц без выданных правителями паспортов. С другой стороны, следовало предотвратить широкое обсуждение в московском обществе вопроса ограничения прав престола. Захват власти небольшой группой сановников мог вызвать недовольство сторонников самодержавия, которое проявилось уже в первые дни после создания кондиций. В Митаву одновременно с послами Верховного тайного совета в обход запретов и кордонов от знавших «тайну» лиц из Москвы скрытно были отправлены еще два курьера. Их целью было известить Анну о происходящем и противодействовать официальной делегации.
20 января от обер-прокурора П. И. Ягужинского, являвшегося зятем члена Совета Г. И. Головкина, поспешил в Митаву камер-юнкер П. С. Сумароков. Ему было поручено сообщить Анне о ее избрании и принятии кондиций без народного обсуждения. Другого посланника-скорохода, одетого в крестьянское платье, отправил камергер граф Левенвольде в лифляндское поместье к своему родственнику, а уже тот поспешил в Митаву и за сутки до прибытия депутатов Совета известил Анну о произошедшем в Москве. Передал он и совет подписать кондиции, которые при необходимости можно будет и разорвать.
Делегаты Верховного тайного совета прибыли в Митаву 25 января в 7 часов вечера. Сразу по прибытии В. Л. Долгоруков и М. М. Голицын-младший получили аудиенцию, на которой Анна «узнала» о московских событиях и избрании императрицей. В ответ сначала она «изволила печалитца» о смерти молодого императора, потом велела прочесть кондиции «и, выслушав, изволила их потписать своею рукою»: «По сему обещаю все без всякого изъятия содержать. Анна». В этот исторический момент депутаты не могли знать, что абсолютная русская монархия ограничивается ими ровно на один месяц, именно столько новая форма правления продержится в России.
Что же происходило дальше? 26-го числа послы отправили Совету донесение о принятии Анной условий. В этот же день на улице в Митаве был узнан и арестован Сумароков. 28 января с кондициями и арестантом из Курляндии выехал генерал-майор М. И. Леонтьев. 2 февраля письмо императрицы и кондиции были обнародованы в Кремле, и после допроса Сумарокова арестован П. И. Ягужинский и лица его окружения.
Портрет императрицы Анны Иоанновны. Художник Л. Каравак.
Между тем Василий Лукич, выполняя поручение Совета, неотлучно находился при новой императрице. 29 января Анна Иоанновна выехала в Москву с огромным поездом из нескольких сот подвод и свитой из 63 человек. Ее нового фаворита, Э. Бирона, среди поезжан не было. Верховники, уже имевшие представление о характере этого любимца, запретили его приезд в Москву. Зато в карете с монархиней ехал маленький сын фаворита, родившийся в 1728 году и живший при Анне. Современники поговаривали, что это ребенок самой Анны, воспитывавшийся в семье Бирона. Путь новоизбранной российской императрицы пролегал через Ригу, Печерский монастырь, Псков, Новгород, Тверь и еще целый ряд городов и деревень. В дороге Анна Иоанновна принимала парады, приветствия местных властей, слушала в храмах молебны.
К Москве императрица прибыла 10 февраля и остановилась в селе Всесвятском. На следующий день по указанию Анны состоялось погребение Петра II, тело которого было выставлено в траурном зале Лефортовского дворца. 11 февраля с печальным шествием его перенесли в Кремль и «положили» у Михаила Архангела. За гробом усопшего из высоких родственников шли только цесаревна Елизавета Петровна и царевна Екатерина Иоанновна.
Анна тем временем пребывала во Всесвятском под плотной опекой Василия Лукича Долгорукова. Только иногда Анну навещали ее родственники, и прежде всего сестра Екатерина Иоанновна, придворные дамы и некоторые высшие чины. 14 февраля ее официально приветствовали с прибытием верховники. На следующий день Анна совершила публичный въезд в столицу. Как писали «Ведомости», 15 февраля императрица «изволила пред полуднем зело преславно, при великих и радостных восклицаниях народа в здешний город свой публичный въезд иметь». У триумфальных ворот императрицу приветствовали депутаты от дворянства, купечества и духовенства, яркую речь произнес глава Синода архиепископ Феофан Прокопович. Въехав под пушечную пальбу в Кремль, императрица обосновалась в Кремлевском дворце, где три дня провела в празднествах.
На фоне этой пышной церемониальной жизни в Москве бурлили политические страсти. Публикация 2 февраля известия о принятии Анной престола и кондициях взбудоражила московское общество, ограничение власти государыни дворянство не одобрило. Возмущенные возгласы и вопросы князь Д. М. Голицын умело погасил, предложив дворянству самому сочинять проекты по государственному устройству и подать их в Верховный тайный совет на рассмотрение.
Дворянство взялось за перья и в считанные дни представило семь проектов управления страной, группируясь и собирая под ними подписи. 5, 6 и 7 февраля проекты были поданы в Верховный тайный совет. Наибольшую поддержку имел так называемый «проект 364-х», названный по числу лиц, его подписавших. Также были поданы проекты 15-ти, 13-ти, 25-ти и другие. Дворяне, расширяя свои права, предлагали выборность лиц правительства и других высших чиновников, введение для дворянской службы определенных лет, отмену указа 1714 года о единонаследии, дававшего право на имение родителей только старшему сыну, отмену службы дворян с низших чинов рядовых и матросов, а также «порядочное произвождение» чинами и др. Популярной была и идея устройства правительства, не предусматривавшая существования Верховного тайного совета. Согласиться с отстранением от власти собственных персон верховники, разумеется, не могли. Для успокоения возбужденных голов они готовили свои проекты, содержащие послабления разным сословиям, однако обнародовать их не спешили.
Между тем дворянская Москва бурлила. Одни были готовы идти на компромисс с верховниками, другие требовали ликвидации Верховного тайного совета и восстановления неограниченной монархии. В числе последних находились главы Военной коллегии, часть сенаторов и президентов коллегий, статские и придворные чины, лица самых разных социальных категорий.
Очень скоро выступавшие против верховников составили две партии. Во главе одной из них стояли дядя императрицы В. Ф. Салтыков, ее двоюродный брат – майор Преображенского полка С. А. Салтыков, камергер Р. Г. Левенвольде и князь А. Д. Кантемир. На стороне Анны тайно выступил и мнимый «больной» А. И. Остерман, считавшийся теневым главой заговора императрицы. Вторую группу представляли глава Синода Феофан Прокопович и генерал-прокурор П. И. Ягужинский, помилованный по просьбе тестя верховника Г. И. Головкина. Опорой партий были офицеры, нижние воинские чины, а также рядовые дворяне, видевшие в монархе защитника против произвола «бояр»-верховников.
18 февраля масло в огонь подлило начавшееся принятие присяги новой императрице. Ее текст, из которого исключили выражения, обозначавшие самодержавие, вызвал ропот и возмущение. В дворянских головах созрел план отмены кондиций, основанием для которой могло стать прошение от всего дворянства о недовольстве действиями Верховного тайного совета.
А что в это время делала Анна, еще в Митаве знавшая, что может разорвать кондиции? Будучи в Кремлевском дворце под плотной опекой верховников, она при каждой случавшейся возможности показывала милость к гвардии, даруя чины, просимые отставки и жалованье, но, кроме этого, внимательно наблюдала за действиями приверженцев самодержавия. Сведения об их намерениях императрица получала от навещавшей ее сестры, царевны Екатерины Иоанновны, и некоторых придворных дам. Послания к Анне предприимчивые особы незаметно прятали за пазухой у малолетнего сына Бирона Карла Эрнста, которого Анна баловала и постоянно держала при себе. Игра придворных особ с ребенком подозрений у Василия Лукича не вызывала. Это дамское общение хорошо сработало и в преддверии решающих событий, произошедших 25 февраля. Этот день стал последним днем ограниченной монархии.
Накануне 24-го числа Долгоруков в поздний час покинул дворец. Ночью Прасковья Салтыкова, поддерживавшая сношения Анны с дворянской партией, предупредила императрицу, что утром ей поднесут челобитную дворянства против власти верховников. Анна, не колеблясь, предприняла шаги, обеспечившие проход делегатов во дворец. Она отдала приказ охране, подчиненной ранее В. Л. Долгорукову, слушаться распоряжений только верного ей С. А. Салтыкова, а тот удвоил караулы. Верховный тайный совет узнал о случившемся уже утром 25-го числа, когда собрался во дворце для решения текущих дел и был приглашен в аудиенц-зал.
Контроль над охраной дал свободный доступ в резиденцию делегации дворян, которая 25 февраля утром «внезапно» явилась во дворец. Судя по подписям, в ней было более 150 человек, хотя, по другим данным, вместе с военными – до 800 персон. Делегацию возглавляли Г. П. Чернышов, Г. Д. Юсупов и А. М. Черкасский. В тронном зале, куда пригласили и верховников, делегаты подали Анне документ, составленный, вероятно, В. Н. Татищевым. Но здесь оказалось, что содержание челобитной было не тем, которое ждала Анна. В прошении были только жалобы, что проекты дворян не рассмотрены и что нужно все вновь «исследовать» и учинить форму государственного устройства. Просьба вызвала замешательство императрицы, она заколебалась. В этот момент ситуацию спасла более решительная и осведомленная царевна Екатерина Иоанновна. Она настояла на подписи челобитной Анной, что и было сделано публично. Возникшая в деле заминка была исправлена спустя всего несколько часов. Представители дворянства, не покидая дворец, провели в соседних палатах совещание и в 4-м часу дня при общем собрании подали новую челобитную, в которой 162 подписанта просили императрицу принять полное самодержавие и уничтожить кондиции.
В этот момент многолюдство находящихся в зале противников подавило инициативу верховников, и они только согласно кивнули в знак одобрения прошения. Комментируя этот момент, современник, французский дипломат Ж. Маньян, писал: «Счастье их, что они тогда не двинулись с места; если б они показали хотя малейшее неодобрение приговору шляхетства, гвардейцы побросали бы их за окно».
Фейерверк в честь коронации Анны Иоанновны 30 апреля 1730 г. Художник О. Эллигер. 1732 г. Из коронационного альбома.
После этого императрица публично «при всем народе изволила изодрать» кондиции и митавское письмо с подписью об их принятии. С этого момента Анна Иоанновна стала самодержавной правительницей России. «Сирая вдова» вышла из тени и выиграла сражение за трон. Власть верховников была упразднена, и нельзя не отметить, что в этот тяжелый, поворотный момент своей жизни Анна Иоанновна держалась спокойно, как подобает дочери царя и монархине.
Победа была одержана, но требовалась еще целая серия шагов по подтверждению легитимности власти. Первым делом было остановлено принятие старой присяги и организовано подписание второй челобитной, поданной 25 февраля. Оно началось на следующий день в Столовой палате Кремлевского дворца. До 7 марта под возвращением к абсолютистскому правлению было поставлено 2294 подписи, и это в глазах народа придало законность действиям сторонников абсолютной власти. Дворянские проекты, как и конституционные планы верховников, ушли в небытие.
А что же верховники? На заседании 28 февраля они составили манифест о принятии Анной Иоанновной самодержавия и завершили свою деятельность. 4 марта 1730 года манифестом Верховный тайный совет был упразднен.
Между тем 1 марта началось вторичное принесение присяги чинами и сословиями империи по тексту, в котором прямо говорилось о самодержавной власти императрицы. После этого оставался последний важный шаг в утверждении на троне новой императрицы, показывающий божественную санкцию на ее власть. 16 марта вышел манифест, объявляющий о предстоящей коронации, 20 апреля – манифест о дате священного действа.
28 апреля в Успенском соборе Московского Кремля Анна Иоанновна была торжественно коронована и миропомазана на царство. Утром под звон колоколов императрица прошествовала под императорским балдахином с Красного крыльца в Успенский собор. Вместе с ней в шествии участвовало множество высших чинов и делегатов от сословий и регионов империи. В соборе был совершен полный коронационный чин со всеми церковными обрядами. Преосвященный Феофан Прокопович возложил на монархиню драгоценную мантию и великолепную имперскую корону, на изготовление которой пошло две с половиной тысячи бриллиантов и огромный красный турмалин весом более 100 граммов. Затем архиерей передал Анне Иоанновне древние символы власти и государства – скипетр и державу. При выполнении обряда миропомазания на царство, проходившего перед алтарем, по традициям Соборной грамоты императрица была помазана «на челе, на очах, на ноздрях, на устах, на ушесех, на раме на персех и по обою сторону на руках». После этого в самом алтаре было совершено причащение по царскому чину. Под звон колоколов и пушечный салют состоялся выход коронованной императрицы со всеми регалиями и под балдахином в кремлевские соборы. На этом священный обряд был завершен.
«Светский чин» коронации представлял собой 7-дневные празднества, прошедшие «зело преславно». «Радостные забавы» включали коронационный пир в Грановитой палате, 2-дневные поздравительные аудиенции, балы и застолья в Кремлевском дворце и резиденции на Яузе, раздачу памятных жетонов, угощение народа жареными быками и фонтанами с вином и, конечно же, роскошные иллюминации и фейерверки. Коронацию сопровождало множество пожалований в чины, в том числе отдельно в покоях дворца был пожалован из камергеров в обер-камергеры Э. И. Бирон. Придя к власти, Анна также щедро жаловала своим сторонникам титулы, денежные суммы и имения. Особые милости были показаны гвардейским полкам.
Иная судьба ждала смирившихся с самодержавием князей Голицыных и Долгоруковых. По канонам политической борьбы бывших верховников следовало устранить с политической сцены. Осуществляя это, Анна действовала продуманно и жестоко. В первые месяцы своего полновластия, в апреле – июне 1730 года, по совету Остермана и братьев Левенвольде, она разбила партию Голицыных – Долгоруковых. Первые получили знаки внимания, вторые – удаление в деревни и ссылку. После этого настал черед Голицыных.
Первоначально герой многочисленных сражений князь Михаил Михайлович Голицын-старший был оставлен во главе Военной коллегии, а его супруга, Татьяна Борисовна, получила высший дамский чин обер-гофмейстерины двора. После того, как Долгоруковы были устранены, князь был отправлен в отставку и в конце 1730 года умер.
Князь Дмитрий Михайлович Голицын, инициатор приглашения Анны на престол и составления кондиций, сначала был оставлен в Москве и даже возглавил коронационную комиссию, но затем оказался в своем подмосковном Архангельском, где несколько лет провел среди коллекций и огромной библиотеки в 6 тысяч томов. Однако в 1736 году, после процесса над его зятем, князь был обвинен в заговоре, заключен в Шлиссельбургскую крепость, где и умер.
Гонения на Долгоруковых начались 8 и 9 апреля 1730 года, когда вышли указы Сенату о назначении некоторых представителей княжеского клана губернаторами и воеводами в дальние города или отправлении их в дальние вотчины. Манифест от 14 апреля о вине Долгоруковых называл причины опалы, которыми объявлялись отлучение императора Петра II от «доброго», «сговор» с целью женить его на княжне Екатерине Долгоруковой и хищения из императорского дворца. О составлении завещания в пользу Екатерины Долгоруковой тогда не упоминалось.
Медаль в честь коронации императрицы Анны Иоанновны. 1730 г.
По указу от 9 апреля князь Алексей Григорьевич, единственный верховник, выступивший против приглашения Анны, со всей семьей был сослан в пензенскую деревню. В июне по новому указу все семейство Алексея Григорьевича, включая сына Ивана и дочь Екатерину, отправилось в ссылку в Березов. В 1734 году в Сибири Алексей Григорьевич умер от горячки.
Активно составлявший подложное завещание Петра II и кондиции князь Василий Лукич Долгоруков 9 апреля был назначен сибирским губернатором, но уже 14 апреля за многие «безсовестные противные поступки» лишен чинов, кавалерий и отправлен в дальнюю деревню. 12 июня князь был отправлен в Архангельск и в августе заключен в Соловецкий монастырь.
В апреле 1730 года подверглись опале и другие члены княжеской фамилии. Сенатор князь Иван Григорьевич был отправлен в ссылку в Пустозерск, дипломат князь Сергей Григорьевич – в крепость Раненбург, а затем в Замотринскую волость. Указом от 15 июля 1730 года все имения Долгоруковых, являвшихся одними из богатейших людей России, были конфискованы.
Верховник князь Василий Владимирович Долгоруков пережил первые репрессии, обрушившиеся на его фамилию. На заседании 19 января он высказывался против ограничения самодержавия, и в правление Анны сначала это не только спасло его, но и возвысило. При восстановлении Сената он был назначен его членом, а после смерти М. М. Голицына получил должность президента Военной коллегии. Однако резкие высказывания князя о репрессиях против его родственников привели в 1731 году к аресту и вынесению смертного приговора, замененного Шлиссельбургской крепостью. В 1737 году Василий Владимирович был переведен оттуда в Иван-город.
После первой волны преследований действия против кланов верховников, удаленных в ссылки и тюрьмы, затихли, а в случае с Сергеем Григорьевичем последовало и прощение. Однако в 1738 году начался новый виток репрессий, закончившийся жестоким разгромом княжеской фамилии Долгоруковых. В Петербург поступил донос тобольского подьячего О. Тишина о кутежах ссыльных князей и их рассказах о нравах света и «злодейственных непристойных словах» об Анне и Бироне. Упоминался в разговорах и факт составления подложного завещания императора Петра II. Началось новое расследование. В 1739 году все Долгоруковы были привезены в Шлиссельбург, где работала специальная судная комиссия, и подвергнуты пыткам. В результате четверым из них был объявлен смертный приговор. Казнь состоялась 8 ноября 1739 года на Красном поле в Новгороде. По обвинению в измене Иван Алексеевич был колесован, его дяди – Сергей и Иван Григорьевичи и Василий Лукич Долгоруковы были обезглавлены. Во время казни Иван проявил мужество и самообладание, когда тяжелое колесо дробило его голени и предплечья, он читал вслух молитвы, не позволив крика. Кротость и сила духа поразили современников.
Василий Владимирович Долгоруков после следствия 1739 года за знание о замыслах родственников о подложном завещании был отправлен пожизненно на Соловки. После прихода к власти его крестницы, Елизаветы Петровны, освободившей Долгоруковых, князь-фельдмаршал вновь возглавил Военную коллегию и умер в почете в 1746 году.
Что касается «государыни невесты» Екатерины Алексеевны Долгоруковой, то в ссылке в Березове она была заточена отдельно от семьи в остроге, а в 1739 году оказалась в томском Рождественском монастыре. Вернувшись в Петербург при Елизавете Петровне, Екатерина Алексеевна была взята ко двору и в 1745 году выдана замуж за графа А. Р. Брюса. В том же году бывшая государева невеста скончалась.