Если бы мы знали, чьим сыном доводится Арчи, мы бы давно попросили его поподробнее рассказать нам об энерготрансформирующих технологиях. Но так как истина наконец открылась, мы решили, что лучше поздно, чем никогда — и попросили карнавалета прочитать нам лекцию о той отрасли науки, которой так преданно служил его отец.

Перспектива волшебным образом превращать одно вещество в другое, полностью меняя его природу и структуру, пленяла умы человечества с незапамятных времен. Легенды о превращении воды в вино, свинца в золото или куклы в человека легли в основу фольклора практически всех мировых культур. Однако на практике добиться подобного результата не позволяли ни магия, ни алхмия. Проблему решила наука: требовалось только дождаться того момента, когда химия, физика и смежные с ними дисциплины достигли определенного уровня развития, накопили колоссальный багаж знаний и научились воспитывать в достаточной мере ловких и толковых специалистов. Как только эти требования оказались удовлетворены, человечество научилось и добывать воду из песка в пустыне, и выращивать бриллианты из состриженных натуральных волос, и производить мясо из сои.

Но научный подход не мог удовлетворить всех потенциальных потребителей и производетелей услуги преображения. Во-первых, он требовал внушительных знаний, умений, навыков и квалификации. Во-вторых, для применения на практике уже освоенных технологий требовались временные, финансовые и материальные затраты. В-третьих, у преображения существовали свои ограничения — например, из волоса бриллиант можно было вырастить, а из дыма нет. Поэтому работы по совершенствованию преобразовательных возможностей материи продолжались — в том числе с задействованием могучего инструментария Той Стороны.

Мастера Той Стороны умели обращаться со структурой, непонятной и неподвластной для Этой Стороны — а именно, с энергокодом любого объекта. Внести в энергокод правки было относительно несложно. Любой неглупый и мало-мальски талантливый человек мог пройти обучение, состоящие из теории и практики, и заняться моделированием компонентов реальности в соответствии со своими вкусами и потребностями клиентов.

Переписывание энергокода оказалось весьма прибыльным бизнесом. Эту технологию применяли как альтернативу традиционной медицине, фармацевтике, ремонтным работам, компьютерному программированию, биоинженерии и десяткам других привычных дисциплин. Проблема заключалась в том, что ни один мастер по отдельности не в состоянии был овладеть сколько-нибудь обширным набором навыков. Специализиация каждого ограничивалась исключительно узким сегментом — короткой человеческой жизни и относительно небольшого объема человеческой памяти не хватало на то, чтобы состязаться в сотворчестве со стихийными мощностями Вселенной.

Самый успешный и востребованный маг-выправитель энергокода мог похвастаться такой специализацией, которую можно было сравнить, например, с искусством проведения нейрохирургических операций только на мизинце левой ноги, либо с приготовлением картофельного пюре исключительно с добавлением сливок десятипроцентной жирности и только на березовых углях. Тех, кто относился к своим способностям, как к искусству, такое положение дел более чем устраивало. Они стремились отточить свое мастерство еще больше, чтоб стать уникальными творцами не только для своего времени, но и для вечности.

Однако бизнес возмущался от такого кустарного производства и стремился поставить искусство преображения на поток, сделать его поистине универсальным и доступным для использования любым желающим, без наличия специальных знаний и навыков. В идеале, суть трансормации хотелось бы вместить в некий инструмент — то есть избавить человека от необходимости приобретать эти самые знания и вложить их во внешнее готовое к применению устройство. Что же, лень всегда была и будет главным двигателем прогресса.

Первыми успеха добились шулеры. Он испокон веку научились набрасывать на свои карты, фишки и кости вуаль-обманку в виде мелкой пыльцы, которая меняла значение этих игровых элемента. Правда, это перемена всегда происходила в одном и то же направлении — в сторону улучшения, увеличения. То есть, например, десятку можно было замаскировать под туза, а туза под десятку — нет. Кроме того, перемена была только визуальной, внешней — а подлинной сути объекта не касалась.

Шулеры, понятное дело, сообщались с более серьезной криминальной средой, где тоже возник закономерный спрос на волшебную пыльцу. Изготавливать ее удавалось только на основе ингредиентов с Той Стороны — даже самые точные их аналоги с Этой Стороны оказывались бездейственными и беспомощными. В зависимости от индивидуального рецепта, в ход шли мох, пыль, плесень, кожа умерших естественным образом животных — все то, что олицетворяло собой преображение объекта в результате воздействия природных факторов. Фальшивомонетчики и изготовители контрафакта душу были готовы продать за маленькую шкатулочку такого порошка.

К счастью, эпидемического распространения пудры-обманки не произошло — и как раз по вине тех самых людей, от которых на пудру исходил набольший спрос. Контрафактного продукта на рынке появилось так много, что потенциальные покупатели отчаялись найти подлинник — и ажиотаж затух. Правда, ненадолго.

Дело в том, что оружейники начали экспериментировать с аналогичным составом с целью изобретения новых орудий пытки. Им, конечно, и старых запасов прекрасно хватало — но нечто новенькое никогда бы не помешало. Преобразовательная пудра требовалась им, в частности, для незаметной перевозки своих орудий. Гильотину же, например, с собой просто так не протащишь, правильно? А с помощью пудры ее можно замаскировать например, под плуг.

Следующим логичным шагом стало то, что технологией заинтересовались профессиональные контрабандисты, которым надо было провозить не только орудия пытки — но и вообще все на свете. Светлые же силы и обитатели Этой Стороны о волшебных трансформирующих составах узнали как раз от контрабандистов — и впервые попытались задействовать эту рецептуру для благих целей, то есть для энергетической конверсии. Так замкнулся уроборус зла, породившего добро.

Эмма потягивает целебный чай на основе красной смородины и ягод гронгко, заваренный Тильдой с целью ускорения процесса регенерации рикошетных ран. Ментор лукаво улыбается и говорит:

— Ну, ладно, так и быть. Я готова раскрыть одну пикантную тайну — и развенчать богатые и несусветные слухи касательно того, как и почему я превратилась из мужчины в женщину.

Вильгельм кусает губу, чтоб не рассмеяться, и откидывается глубоко назад в кресле-качалке.

— Про меня ходят слухи, что якобы я, еще будучи мужчиной, влюбился в Фаревда. Якобы я был удивительно хорош собой, но слишком горд для того, чтоб позволить себе привязанность хоть к какому-то живому существу. Якобы я подался в военную службу для того, чтобы еще больше подчеркнуть свое презрение к любви, нежности и взаимопомощи. Якобы я рвался бить, жечь и убивать, а не охранять и защищать.

Глаза Вильгельма бегают по потолку, губы продолжают дрожать от тщательно сдерживаемого хохота.

— Фаревд же, если верить слухам, изумил меня своим безобразием. Его косые глаза представлялись мне настолько тошнотворными, что я ничего не мог с собой поделать — и без памяти влюбился в них. Я старался попадаться мастеру на его косые глаза так часто, как только предоставлялась возможность — а он злился на меня и регулярно наказывал за назойливость. В конце концов, мои юные нервы не выдержали, и я решил выстрелить себе в голову из нового экспериментального оружия, которое находлось тогда еще на стадии испытаний в арсенале. То оружие было не смертоносным, но преображающим — с его помощью я надеялся излечиться от душевных страданий и сделаться бесчувственным. Но вот беда: после одного-единственного нажатия курка я нисколько не потерял чувстввенность — зато преобразился в женщину. Страдания мои от этого ничуть не уменьшилсь, а Фаревд не полюбил меня даже и в новом обличье. Пришлось мне покинуть его чудесный дворец и уплыть на Архипелаг, обливаться горючими слезами.

Вильгельм перестает сдерживаться и закатывается в приступе истерического смеха.

— А в чем же заключалась правда? — вежливо интересуется Арчи. Перебинтованный Байт лежит у него поперек колен на левом боку — поворачиваться на правый пока еще больно.

— Правда в том, что я, помимо того что карнавалет в шестом поколении, еще и восходящая в третьем поколении, — скромно улыбается Эмма.

— Да ты что! — мгновенно оживляется Арчи. — Ты из тех, кто реинкарнирует, стремясь к бесплотному?

— Именно, — кивает ментор. — Представители нашего клана начинают свой цикл земных реинкарнаций с максимально телесных, низменных личин. На первых реинкарнационных шагах нашего земного пути мы, как правило, рождаемся коренастыми и ширококостными, обладающими зверским аппетитом и недюжинным здоровьем. Свою первую жизнь на планете мы проживаем в образе крестьян и с наступлением смерти с удовольствием ложимся в ту же землю, которую трулюбиво обрабатывали десятилетиями. В следующей реинкарнации наша связь с плотским миром несколько истончается: мы начинаем немного интересоваться духовной и интеллектуальной жизнью, допускаем возможность получения образования и ощущаем в себе зачатки эстетических чувств. Развитие в этом направлении продолжается вплоть до достижения высшего венца — полной потери телесности и перерождении в нематериальную сущность на Той Стороне.

— Ага, и ты уже на подходе к этому, — кивает карнавалет.

— Да. В текущей моей реинкарнации вопросы телесного толка интересуют меня уже поскольку-постольку, — сознается Эмма. — Даже синяки и раны болят не так насыщенно, как могли бы раньше. Поэтому мне одинаково комфортно в теле как женщины, так и мужчины. Я не рвалась к тому, чтобы на мне проводили испытания оружия с преобразующим потенциалом — но оплату предложили слишком уж хорошую, и я безо всякого страха согласилась.

— Экспериментальным лазерным оружием в Эмму стрелял… ты? — обращаюсь я к Вильгельму.

Тот клюет своим массивным носом воздух — это означает «да».

— Вам не кажется, что телесность — это атавизм? — спрашивает Эмма.

— Очень кажется, очень! — урчит Байт, облизывая обожженную лапку.

— Если рассматривать телесность только как уязивмость, через которую может проникнуть боль — это как-то чересчур однобоко, — хмурится Арчи. Похоже, лекция перестает в серьезную многоголосую дискуссию.

— Извините, я вас покину, — я прощаюсь с собравшимися и выскальзываю в ночной подлунный сад. Уже завтра утром мы вновь соберемся все вместе — но уже в чуть более официальной обстановке и для обсуждения более жестких и прагматичных вопросов. А чтобы то завтрашнее обсуждение стало возможным, мне следует прямо сейчас выполнить одно простое и исключительно мирное задание…