Почти половину сознательной жизни провел Гоголь в странствиях по Европе и России. Светлые воспоминания связаны у него с Италией. Там он хоть и подвержен был болезненным приступам, но они протекали менее тяжело, чем в других местах Европы и России. Много времени проводил в путешествиях, исколесив в экипажах почти всю Европу. Однажды, почувствовав, что торможение начинает охватывать мозг и тело, сел в экипаж. Во время езды карета подпрыгивала и дрожала так, что сидевшие в ней европейцы не выдержали тряски и попросили остановить лошадей. А Гоголь во время тряски почувствовал, что мозг его и тело освобождаются от сковывания и движения «обретают свободу». Чем сильнее была тряска в дороге, тем лучше он себя чувствовал. Он писал друзьям: «Если бы были деньги, я бы день и ночь проводил в поездке». Создавалось впечатление, что встряска была необходима его мозговым клеткам, предупреждая «оцепенение». Путешествовал он то с друзьями, то в сопровождении одного слуги. Много раз был во Франции, Бельгии, Голландии, Германии, в Карлсбаде, в Вене, в Испании, Греции и других местах. Но чаще жил в Италии (в Риме, Неаполе, Флоренции).

Будучи за границей, в основном в Риме, Гоголь продолжал писать сочинения о российской жизни. Там он написал повесть «Тарас Бульба», патриотическое произведение, почти непревзойденное по красоте художественного слова и по силе эмоционального воздействия. Там же окончил первый том «Мертвых душ» и принялся за второй. Уезжал в Италию всегда с радостной надеждой на исцеление от своих душевных недугов. 30 октября 1834 года он говорил друзьям: «Я полетел в мою душеньку, мою красавицу Италию. Я весел и душа моя светла». За границей он жил с 1836 по 1848 годы, приезжая в Россию лишь на короткое время для устройства своих дел и издания сочинений. При этом старался как можно быстрее вернуться в Италию: «Скорее, скорее! Я погибну! Еще, может быть, возможно для меня освежение». В 1839 году во время приступа депрессии он писал: «И сидеть, и лежать тяжело, давление в груди. Доктора нашли желудочное расстройство, остановку пищеварения и раздражение нервов, но лечить опасно: то, что полезно желудку, вредно для нервов. Я был приведен в такое состояние, что не знал, куда себя деть. Я собрался с силами и нацарапал завещание. Дорога в Рим сделала надо мной чудо. Свежесть, бодрость сделалась такая, какой никогда не чувствовал».

Приехав в Россию в 1840 году для устройства сестер и своих издательских дел, он снова рвется в Италию: «Жду не дождусь весны и поры ехать Рим, в мой рай, где я почувствую свежесть и силы, охлажденные здесь. О, Рим, о, Италия, что за небо, что за воздух, я никогла не был так весел и доволен жизнью, как там». Он обращается к «провидению» с мольбой: «Ради бога и всего святого выгони меня в Рим». Однажды за границей, будучи в восторженном состоянии духа, Гоголь в одном трактире сел в угол и написал целую главу, как он вспоминал, «не сходя с места, и эти строки стали одними из вдохновенных». Он плохо переносил суровый климат России: «Я для здешнего климата уже не гожусь, а главное, моя бедная душа, ей нет здесь покоя».

Одно сознание, что в Италии нет таких холодов, как в России, укрепляло его дух. Он писал, что в Италии он «погружается в какое-то блаженство», «всемогущая рука промысла бросила меня под сверкающее небо Италии, которая заменила мне все. Всеми силами спешу завершить мой труд (писал «Мертвые души»). Жизни! Жизни! Мне бы жизни хотя бы три года». Но и в Италии временами чувствовал упадок сил и вдохновения.

Сочинения, которые в молодости Гоголь писал без труда, с годами стали требовать большого умственного и нравственного напряжения. Особенно это стало заметно при работе над «Мертвыми душами». «Голова моя страдает всячески, – писал он друзьям, – если в комнате холодно, мои мозговые нервы ноют и стынут». Но хорошо на него действовало не искусственное тепло (от камина), а естественное – солнечное. Благословляя благодатную землю Италии, Гоголь не забывал и свою родину: «Русь, Русь! Вижу тебя из моего чудного прекрасного далека. Какая-то непостижимая тайная сила влечет к тебе». И он постоянно поддерживал связь с российскими друзьями, с родными, с издателями его сочинений.

В Италии в те годы было много россиян, с которыми Гоголь встречался, посещая с ними музеи, мастерские архитекторов, картинные галереи, знакомясь с шедеврами западноевропейского искусства. Некоторые авторы позже утверждали безосновательно, что Гоголь не интересовался искусством. Анненский, встречавшийся с Гоголем в Италии, опроверг это утверждение. В конце жизни Гоголь писал об Италии: «Она продлила мою жизнь, но не искоренила мою болезнь, деспотически вошедшую в состав мой». За границей он окончил первый том «Мертвых душ», во время работы над ним он писал: «Притом уже в самой природе моей заключена способность только тогда представлять себе живо мир, когда я удалился от него. Вот почему о России могу писать только в Риме».

Душевная болезнь Гоголя то способствовала его вдохновению, то тормозила его. Любые жизненные неудачи омрачали его жизнь. В 1841 году Гоголь приехал в Москву из Италии, привез оконченную рукопись первого тома «Мертвых душ» и вручил издателю. Но его ожидало разочарование. В Москве рукопись к опубликованию не приняли. 7 января 1842 года он пишет Плетневу: «Удар для меня неожиданный. Запрещена вся рукопись. Президент компании воскликнул: «Этого я не позволю! Душа бессмертна и мертвых душ не может быть, автор вооружился против бессмертия, а если это ревизские души, то это против крепостного права!»

Гоголь был поражен и решил обратиться за помощью к друзьям в Петербурге. «Все мое имущество и состояние заключено в труде моем, для него я пожертвовал всем, обрек себя на бедность в надежде, что, когда совершу его, отечество не лишит меня куска хлеба. Дело клонится к тому, чтобы отнять у меня последний кусок хлеба. А между тем, никто не хочет взглянуть на меня. Неужели и вы откажете в покровительстве? Неужели вам будет приятно, когда правосудное потомство скажет: вы были равнодушны к создателю русского слова и не тронулись положением бедного писателя, в то время, как могли бы стать его благодетелем. Все семь лет самоотверженного труда, отвержения от мира усилило мои недуги и лишили возможности продолжать далее труд. Светлых минут у меня немного. А теперь и вовсе опустились руки. Расстроен телом и духом».

Гоголь в это время был на высоте своей славы. Белинский высоко ценил его и 10 января 1840 года пишет Аксакову: «Поклонись от меня Гоголю. Скажи, что я люблю его как поэта и как человека. Я встретил его в Петербурге, его присутствие давало полноту моей душе». Плетнев обращается к петербургскому издателю Никитенко и просит напечатать «Мертвые души», мотивируя просьбу тем, что Гоголь болен: «Если не напечатаете, он умрет». В 1842 году «Мертвые души» были опубликованы и во много раз умножили его славу как гениального писателя. С чувством облегчения и с гонораром за книгу он возвращается в Италию.