- Себастьян!
Когда раздался этот совершенно неожиданный окрик, Себастьян вздрогнул так, что скребница чуть не выпала у него из руки. Резко вскинув голову, он прислушался и снова услышал до боли знакомый голос.
- Себастьян!
Это была Вики! И она звала его! Но откуда она узнала, что он здесь? Она шла за ним?
После той сцены, свидетелем которой он стал, Себастьян должен был прийти в себя и унять гнев, который мешал ему мыслить здраво. Чтобы решить, что ему делать дальше.
Трудно было поверить, что после всего того, что произошло между ними за последние несколько дней, Вики была способна вот так просто броситься в объятия другого мужчины. Смеяться с другим мужчиной. Не после тех слово, которые она говорила ему, обнимая и целуя его. Не после того, как зачарованно смотрела на его улыбку, как отдала ему мешочек с миндалём и попросила быть осторожным.
Боже, он так сильно любил её, что всякий раз, уходя и возвращаясь, боялся обнаружить хоть бы намёк на то, что она перестала считать его своим Себой! Он не ожидал увидеть её рядом с другим, отчаянно мечтая о том, чтобы она ждала его. Думала о нём.
“Она вообще впервые с тех пор, как приехала сюда, приняла приглашение на танец, сидя в углу комнаты и глядя на дверь. Тебе подсказать, кого она ждала?”
И только теперь он понял, как сильно заблуждался. И как глупо вёл себя. На балах действительно было принято танцевать, пусть даже он позабыл об этом. И Вики не совершила никакого преступления, приняв приглашение. Вот только… Вот только пока она не принадлежала ему без остатка, он не мог видеть её ни с кем.
Стоя здесь, в конюшне, и растирая бока своего коня, Себастьян почувствовал, как вновь обретает прежнюю решимость. Как возвращается к нему былая уверенность в том, что он должен сделать. Что обязан вручить ей.
Он как раз заканчивал и собирался вернуться в бальную залу, когда всю конюшню огласил звонкий крик.
- Себастьян, выходи! - грозно потребовала Вики, продолжая звать его. Голос её дрожал, хоть она и старалась подавить своё волнение. - Слышишь? Немедленно выходи!
Было в её голосе ещё и столько злости и недовольства, что Себастьян невольно приподнял брови. Она была сердита на него? Но за что? Что он такого сделал? Он ведь даже ничего ещё не успел сделать…
И почему Вики была так уверена, что он в конюшне? Неожиданно Себастьян понял, что последний человек, который видел его перед уходом из дома, была его мать, которая ни за что на свете не стала бы скрывать от Вики его местонахождение. Бросив в сторону скребницу, он тихо выругался и вышел из стойла Адама, прикрыв дверь.
Посредине конюшни в лучах трёх фонарей, которые висели на деревянных балках, стояла Вики в своем умопомрачительном платье и ждала его. Услышав его шаги, она так резко повернулась к нему, что свободно ниспадающие на плечи золотистые локоны хлестнули её по лицу. У Себастьяна на миг перехватило дыхание от её захватывающей красоты. Господи, это платье, этот неприлично глубокий вырез, затянутая корсетом тонкая талия, нежные изгибы плеч и пылающие глаза! Она была похожа на сошедшую со страниц античной истории богиню неземной красоты.
И пока еле дыша, он смотрел на неё, Вики незаметно подошла к нему и с прежним гневом выпалила:
- Ты! Ты не посмеешь снова уехать вот так просто и без всяких объяснений!
Наконец, Себастьян немного пришёл в себя. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоить бешеный стук своего сердца, он нахмурился и проговорил:
- Без каких объяснений?
Он всего лишь хотел узнать, о чём она говорит, но его слова произвели на неё совершенно непредсказуемый эффект. Они ещё больше разозлили её. Выпрямившись так, что вперед выступила её высокая грудь, она яростно бросила ему в лицо:
- Ты - трус! Слышишь меня? Ты самый настоящий трус!
И неожиданно для них обоих подняла руку и ударила его прямо в грудь. Себастьян ошеломлённо уставился на неё.
- Ты что такое творишь?
Она снова ударила его. Другой рукой. На этот раз чуть сильнее.
- Ты - трус, чёртов граф Соулгрейв! - звенящим голосом повторила она, тяжело дыша. И ещё раз ударила его, так, что Себастьян изумлённо попятился. - Ты даже не можешь подойти ко мне и сказать, что тебе не нравится, когда я танцую с другим. - Последовал ещё удар. - Когда я смеюсь с другим. - И ещё один удар, но теперь не такой уверенный. У неё дрожали руки. У неё дрожал голос. Но больше всего у неё дрожала нижняя губа. И, взглянув на него потемневшими серыми глазами, она хрипло добавила: - Когда я целуюсь с другим.
У него словно что-то лопнуло в груди от её последних слов. Полностью придя в себя, Себастьян схватил её за запястья, прижал их к тонкой талии и, резко притянув девушку к себе, заставил взглянуть на себя.
- Хватит! - прогремел он, глядя ей прямо в глаза. Не понимая, что происходит. С ней. С ним и его сердцем, когда она сделала своё откровенное признание. Он никогда прежде не видел её такой… почти несчастной. - Ты что, целовалась с тем сопляком?
Глаза её загорелись таким вызовом, когда она ответила, что Себастьян побоялся обнаружить, что она говорит правду.
- А какая тебе разница?
У него потемнело в глазах.
- Какая мне разница? - Почему ситуация напоминала ему их прошлые противостояния? То, от чего он так старательно пытался убежать и забыть. - Он действительно целовал тебя?
Ожидая ответа, Себастьян вдруг понял, что если она ответит утвердительно, он немедленно пойдет и прикончит того сукина сына, кем бы он ни приходился его отцу или даже самому королю.
- А если это правда, что ты сделаешь?
Почему в её голосе вместо провокации слышалась горечь?
- Целовал? - жёстко потребовал он, сжав челюсть и теряя терпение.
- Ты ведь уезжаешь, так что это ничего не изменит. Разве нет?
- Целовал?!
- Куда ты поедешь на этот раз? - глаза её предательски заблестели, голос дрогнул. - На флот? Дослужишься до адмирала?
- Целовал или нет?!
Терпение Себастьяна лопнуло. Он сжал её запястья так сильно, что она сдавленно застонала, а потом подняла к нему сове слегка бледное лицо и совсем тихо ответила:
- Да, он целовал меня. Теперь ты доволен?
Себастьян замер, не в силах дышать. В её речи не было бравады, не было кичливости или хвастовства, чего стоило ожидать от девушки, которая жаждет поцелуев любого мужчины. Все эти долгие годы он умирал от ревности, представляя, скольких мужчин, должно быть она перецеловала, пока он гнил на континенте. Ведь именно он мешал ей жить “полной жизнью”. Ему было мучительно больно верить в то, что она познала не только поцелуи мужчины. Даже в страшном сне боялся представать, что её касались руки другого.
И вот сейчас, глядя в эти серебристые глаза, он увидел отражение собственной боли, а не желание отомстить ему. Он видел её муку, и это так сильно подействовало на него, что он перестал дышать. Ком мешал ему говорить, но он пересилил себя и, ослабив хватку, Себастьян тихо произнёс то, что было так очевидно для них обоих:
- Ты лжешь, жизнь моя.
Она вздрогнула от его слов, губы слегка приоткрылись от изумления. И одинокая слезинка покатилась по щеке. У Себастьяна сдавило в груди, когда он, наконец, осознал, что она проиграла. Проиграла битву, которую вела с ним все эти долгие годы день за днем, с тех самых пор, как повстречала его.
- Я не… я не лгу… - чуть ли не шёпотом произнесла она, не понимая, что теперь сама прижимается к нему. Она стояла к нему так близко, что дышала с ним одним воздухом. Голос стал совсем хриплым, когда она добавила. - Он действительно целовал меня, прямо в губы… Языком!
Последнему слову предполагалось убить его наповал, но вместо этого Себастьян ощутил головокружительную легкость, видя её отчаянные попытки заставить его поверить в то, чего никогда не было. Вот только… Зачем она делала это?
Отпустив её руки, он с величайшей нежностью взял её лицо в свои ладони и стер большим пальцем мокрую дорожку слезы.
- Неужели? - прошептал он, ощущая тяжелые удары своего сердца. Склонив голову, он осторожно коснулся её губ. - Вот так?
Она ещё больше задрожала в его руках. Веки прикрыли влажные глаза, скрывая от него невысказанную боль. И неожиданно Себастьян с кристальной ясностью понял всё. И всё в миг встало на свои места.
Господи, ему стоило пройти пять лет ада, долгие часы одиночества и одна слезинка, чтобы понять, что она всегда провоцировала его только для того, чтобы заполучить его поцелуй. “Все его поцелуи!” Сердце его готово было перевернуться в груди. Глупышка! Касаться и целовать её - было его заветным желанием. Мечтой. Бредом. Агонией. Неужели она до сих пор не поняла этого?
И она говорила что-то о том, что он снова уходит.
“Что бы ты ни делал, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно”
Неужели она допускала малейшую мысль о том, что он снова способен оставить её и уехать? На какой-то флот?
Опустив голову чуть ниже, он прижался губами к отчаянно бьющейся жилке у неё на шеё, ощущая аромат её нежной кожи, зная, как она реагирует на подобные прикосновения.
- Или он целовал вот так?
Она издала неслышный стон и приподняла к нему свои руки.
- Д-да…
Ему не нужен был никакой флот. Ему не нужен был чин адмирала. Ни майора, ни царя, ни священника. Ему не нужен был никакой чин для того, чтобы любить её. И снова она не предприняла никакой попытки отстраниться от него. Себастьян вдруг вспомнил, что она никогда ни разу и не пыталась оттолкнуть его от себя. Это он отпускал её, это он прогонял её. А она наоборот, всегда тянулась к нему, льнула к нему. Боже, каким он был глупцом! И слепцом!
- А может вот так? - хрипло спросил он, опускаясь к приподнятому холмику, и коснулся губами верхней части её груди, ощущая небывалую лёгкость от того, что начинает на самом деле понимать все мотивы её поступков.
Вики вдруг вздрогнула, взяла его лицо в свои ладони и притянула его голову к себе.
Когда их глаза встретились, она едва слышно молвила:
- Не так он меня целовал.
- А как?
Она встала на цыпочки и коснулась своими дрожащими губами белой полоски шрама на его левом виске. И сказала то, что чуть не разбило ему сердце.
- Меня никто не целовал после тебя, - прошептала она и коснулась другого более свежего шрама на его правом виске, заставляя вместе с ней плакать и его сердце, когда ещё одна слезинка скатилась по щеке. - Как я могла позволить хоть кому-то стереть вкус твоего поцелуя?
Себастьян подумал, что у него сейчас разорвется сердце, так невыносимо было видеть её слезы и слышать слова, которые бередили ему душу. Обняв её покрепче, он прижал её к своему дрожащему телу и хрипло выдавил:
- Жизнь моя, не плачь…
Но это вызвал новый поток слез. Она прижалась к нему своим лбом и тихо спросила:
- Помнишь, как однажды ты спросил меня, больно ли мне?
Он едва мог дышать, когда кивнул, вспомнив день их встречи, когда Бонни свалил её на корни векового дерева.
- Да.
Сделав глубокий вдох, она погладила его по щеке.
- Я солгала тебе, - послышался её обличительный шепот. Она закрыла глаза и добавила: - Мне больно, безумно больно от того, что я столько лет живу без тебя. И мне больно от того, что ты можешь уйти. Особенно сейчас.
Вот сейчас его сердце должно было вдребезги разбиться о рёбра. Он так долго жиль с мыслью о том, что не нужен ей. Так долго хотел что-то значить для неё.
Себастьян застонал, чувствуя сверлящую боль в груди, и подняв голову, прижался к её губам, не в силах больше жить без неё. Без её голоса. Без её тепла. Без её губ.
- Вики, - выдохнул он с мукой, прижав её к себе почти до предела. - А помнишь, как я поверил тебе тогда?
Она с трудом кивнула:
- Д-да…
- Знаешь, почему я поверил тебе? - тяжело дыша, спросил он, умирая от любви к ней. Когда она медленно покачала головой, Себастьян глухо добавил: - Потому что мне было гораздо больнее. Потому что мне всегда больно, когда больно тебе. И мне больно от того, что ты думаешь, будто я могу уйти и жить где-то вдали от тебя. Будто я способен жить без тебя.
Она должна была понять, как сильно нужна ему. Она должна была знать, что нужна ему в этой и другой жизни. Себастьян не мог больше хранить в себе свои чувства, свою любовь, свои надежды. Господи, его Вики, его жизнь! Как она могла подумать, что он способен ещё раз оставить её и снова жить хоть бы минуту без неё? Кого бы в прошлом она ни целовала, что бы ни делала в его отсутствие, она всегда принадлежала ему. Всегда!
Он поцеловал её так крепко, что перехватило дыхание. И когда с непередаваемой нежностью и упоением она ответила ему, у Себастьяна зашумело в ушах. Он позабыл обо всем на свете, захваченный её нежными губами и дрожащими пальцами, которые поглаживали его лицо. И дыханием, которое почти обжигало.
Оторвавшись от её губ, он снова опустился к нежному изгибу её шеи, чувствуя, как знакомое напряжение завладевает его телом. Её близость опьяняла, давала небывалую силу и вместе с тем делала его самым беспомощным человеком. Её прикосновения заставляли дрожать каждый мускул, каждый нерв, когда она провела рукой по его плечу.
Его Виктория, его победа…
Неожиданно раздался её дрожащий шёпот, наполненный небывалым раскаянием:
- Прости меня, прости ради бога…
Он подумал, что она просит прощение за свою небольшую ложь. Если бы только она знала, что эта ложь спасла их обоих. Приподняв голову, Себастьян заглянул ей в глаза, умирая от желания зацеловать её до смерти, заставить её позабыть обо всём на свете.
- Мне нечего прощать.
- Нет, ты не понимаешь…
Он действительно ничего не хотел понимать и тут же вновь завладел её губами. И поцеловал её со всей своей неконтролируемой страстью, глубоко, почти болезненно. Она застонала и крепче обняла его.
И Себастьян не выдержал. Он не мог больше бороться с собой. Или её прикосновениями.
Желание такой силы овладело им, что отпустить её сейчас казалось хуже смерти. Поэтому, подхватив Вики на руки, он понёс её в угол конюшни, где лежало мягкое сено, опустил её на солому и лёг рядом с ней. Она даже не попыталась возразить, продолжая отвечать на его поцелуи так пылко, что он начинал на самом деле задыхаться. Сердце неистово стучало в груди. Одно её прикосновение, один поцелуй, и страсть невиданной силы готово было поглотить его.
Ему с трудом верилось, что это не сон. Что она рядом и готова принадлежать ему так, как только это возможно. О таком он даже не смел мечтать, но она обнимала его и хотела этого так, будто от этого зависела вся её жизнь. Будто она знала, что от этого зависит и его жизнь.
И ощущение реальности, сна - всё исчезло.
Остались он и она.
Боже, он готов был умереть от её нежности и страсти. Он готов был позволить ей всё, что угодно, лишь бы она не отнимала от него свои руки и губы. Мучительное наслаждение охватило всё его тело, когда Вики стала гладить его по спине. Себастьян вздрогнул и, оторвавшись от её губ, снова прижался к нежной шее, накрыв рукой манящий холмик. Она застонала на этот раз чуть громче и выгнула спину, закрыв глаза.
- Виктория, - прошептал он, накрывая и вжимаясь в её тело своим, желая поглотить её всю. Желая погрузиться в неё и раствориться в ней. Слишком долго он жил без неё. Слишком долго он жаждал её. - Вики…
Она снова застонала, обнимая его за шею, и теснеё прижала его голову к себе. Себастьян схватился за шнуровку платья и так сильно дернул её, что разорвал изысканное бельгийское кружево. Но это не вызвало в нем никакого сожаления, потому что настоящее сокровище скрывалось под слоями этой одежды. Он умирал от желания добраться до её плоти и обласкать её с ног до головы.
Желание так сильно затуманило сознание, что он боялся не справиться и потерять контроль над собой. Себастьян не мог допустить подобного. Он хотел насладиться каждой секундой, проведённой с ней. Хотел доставить ей не меньшее наслаждение. Хотел заставить их обоих почувствовать хоть немного вкус того счастья, которого оба были так долго лишены.
Вики не издала ни единого звука, даже когда он разорвал шнурки корсета и верхнюю часть нижней сорочки. Своим молчанием она не только поощряла его. Она смотрела на него своим глубоким взглядом, давая понять, что хочет этого не меньше его. Сердце Себастьяна готово было разорваться от любви к ней. Она даже не подозревала о том, что он был готов любить её вечно, всю жизнь. Душой и телом. Пусть никогда не ведала о том, что была смыслом всей его жизни.
- Себа… - выдохнула она.
Освободив округлую, мягкую грудь с розовыми сосками, Себастьян зачаровано посмотрел на неё, а потом медленно сжал холмик своей ладонью. Вики снова издала глухой стон и выгнула спину, охваченная почти такой же страстью, что душила его, он видел это. Потирая сосок до тех пор, пока он не набух, Себастьян сжал его пальцами и, нагнувшись, схватил губами другой сосок. Запустив пальцы ему в волосы, Вики снова произнесла его имя дрожащим шёпотом, распаляя его ещё больше, сводя с ума своими стонами.
Наслаждение густым потоком пронеслось в его венах. Жар охватил его всего. Тело дрожало, чресла горели. Себастьяну казалось, что страсть совсем скоро испепелит его. Её нежные поглаживания возбуждали и доводили его до исступления. Лаская её грудь, он прижался к ней бедрами, давая ей ощутить силу своего желания, и вновь услышал слабый стон.
Себастьян знал, что никогда не сможет посмотреть на мир прежними глазами и никогда больше не будет прежним, если однажды познает её. И как раз сейчас Себастьян собирался сделать именно это. Он настолько потерял голову, что собирался любить её прямо в конюшне, на свежей соломе!
Чуть придя в себя, он поднял голову и посмотрел на неё. Шпильки выпали из волос, золотистые локоны разметались, губы дрожали и покраснели от его поцелуев. Она дышала тяжело и прерывисто. Грудь её сверкала от влажных следов его губ. Господи, она была так пленительна, что он не мог оторвать от неё взгляд! И неожиданно она открыла глаза и посмотрела на него. В серебристых глубинах отражалось такое желание, такая нежность и страсть, что у Себастьяна во второй раз чуть не разбилось сердце.
Она хотела его так же отчаянно, как и он! - понял он ошеломлённо.
- Себастьян? - тихо позвала его Вики, глядя на него с неприкрытым страхом.
Как можно было чего-то бояться в столь дивный момент? И тут он как раз всё понял. Она думала, что он может отпустить её. Как тогда в библиотеке. Что способен отослать её прочь. Она действительно думала, что он сделает это? Невозможно! Он бы не отпустил ее сейчас, даже если бы за ним явился сам дьявол. Проглотив ком в горле, Себастьян нагнулся к ней, не убирая руку от её груди, и хрипло молвил:
- Что бы я ни делал, жизнь моя, я всегда буду возвращаться к тебе. И к нашему валуну. Обязательно.
Он хотел сказать, что никуда больше не уйдет. Никогда не покинет её. Страсть в её глазах сменилась болезненным осознанием значимости его слов. Она вдруг притянула его к себе и так нежно поцеловала, что он окончательно потерял контроль над собой. Он изнывал от желания, он хотел её до боли, до предела, до конца жизни.
Поглощая её губы в агонизирующем поцелуе, он медленно раздвинул ей ноги и, убрав руку от её груди, потянулся вниз, комкая и поднимая вверх многочисленные юбки. Бёдра её дрожали, но она всё же раскрыла их. И тогда он прижался пальцами к самому чувствительному месту её тела. Она вздрогнула, затаив дыхание, и отпустила его губы. Господи, ему показалось, будто она впервые ощутила прикосновение в этом месте! Он был так сильно захвачен ею, что не придал этому особого значение, схватив губами мочку её уха.
- Я бы вернулся к тебе, - прошептал он ей на ухо, - даже если бы мне пришлось сражаться с целым миром.
Она ничего не ответила и едва могла дышать, захваченная в плен его руками. И замерла, когда, преодолев слои одежды, его пальцы коснулись её между ног. Себастьян застонал, ощутив её жар, её влагу и готовность принять его. И едва удержался себя от того, чтобы тут же войти в неё.
Проведя пальцем по потаённому месту, он снова прижался к её груди влажными губами, зажав между зубами коралловый сосок. Она вздрогнула и выгнула спину, хватая ртом воздух. Сделав ещё одно скольжение, он надавил пальцем на самый чувствительный бугорок. Вики глухо вскрикнула, почти задыхаясь, и закрыла глаза. Он стал медленно массировать её, одновременно лаская грудь, отмечая то, как желание медленно заполняет каждую клеточку её восхитительного тела, не оставляя места ни для чего. Она снова выгнула спину, цепляясь за его плечи. Господи, она была просто ослепительна в своей страсти! Именно такой он и представлял её. Он хотел, чтобы только его поцелую, только его прикосновения сводили её с ума.
Оторвавшись от груди и испытывая почти болезненное удовольствие от усилий сдержаться, Себастьян снова накрыл её губы своими, продолжая ласкать её между ног до тех пор, пока не понял, что больше не может ждать. Она была на грани, и он не хотел позволять ей без него ступить за неё. Они вместе должны были разделить чудо наслаждения.
Убрав руку, Себастьян накрыл её тело своим.
Она посмотрела на него своими затуманенными серебристыми глазами с такой нежностью и доверчивостью, что защемило в груди. Это было больше, чем он хотел. Это было больше того, что он заслуживал. Но Себастьян собирался взять от Вики всё, что она так щедро давала ему. И стремился дать ей то, что она только могла принять. Господи, он так сильно любил её, что болело сердце!
Неожиданно она подняла руки и потянулась к его сюртуку, с очевидным намерением раздеть его. Себастьян на секунду замер, вспомнив то, что было в библиотеке. Но, Боже, он ещё не был готов открыть ей свое изуродованное тело. Только не сейчас, только не сегодня. Он боялся причинить ей боль, но должен был снова остановить её. Как бы отчаянно он ни хотел прижиматься к её горячей коже своей, сейчас он просто не мог себе этого позволить.
Она как раз хотела расстегнуть его рубашку, когда он накрыл её руку своей и надтреснутым голосом молвил:
- Не сегодня, жизнь моя… - Глаза её вдруг потемнели от негодования. Боль готова была отобрать её у него. И тогда он глухо добавил: - Только не сегодня. Прошу…
Поцелуем он попытался смягчить её сердце. Мысленно он умолял её понять и принять его решение. И когда она полностью отдалась его поцелую, он поняла, что она сжалилась над ним. Разведя в сторону её ноги настолько, насколько это было необходимо, Себастьян прижался к ней и стал медленно входить в неё, ощущая её жар, её пульсацию. Она сомкнулась вокруг него, и он задохнулся от непереносимого удовольствия. И наконец, одним плавным движением вошёл в неё до самого конца, прорвав что-то.
А потом Себастьян застыл, поняв, что только что прервал очень важную для неё преграду. Преграду, которой не должно было быть по его соображениям. Великую ценность, которую она должна была очень давно отдать другому. Но она сберегла её. И отдала ему. Без единого слова.
На секунду страсть отошла в сторону. Она так часто дразнила его, так часто заявляла, что будет жить “полной жизнью”. Так часто провоцировала его, что он перестал замечать очевидное и стал верить в самое худшее.
“Меня никто не целовал после тебя. Как я могла позволить хоть кому-то стереть вкус твоего поцелуя?”
Себастьян вдруг захотел завыть от боли и раскаяния. Господи, как же он ошибался! Каким был слепцом! Он всегда думал, полагал, что она уже познала другого… А она!.. Он заглянул в её изумлённые, округлившиеся глаза. И когда она поняла, что впервые в жизни ощущает в себе присутствие мужчины, у него дрогнуло сердце.
- Вики, - пробормотал он, целуя ей губы, щеки, снова губы. - Жизнь моя, прости меня…
***
В его голосе звучало столько раскаяния, будто он сожалел о том, что только что сделал. Тори не могла поверить, что он мог не хотеть этого, мог сожалеть о том прекрасном, что происходило между ними сейчас. Господи, всё было в несколько раз пронзительнее и слаще, чем в прошлый раз в библиотеке. Она и забыла, какой он сильный, какие у него крепкие мышцы и широкие плечи. С какой чувственностью он мог исследовать её охваченное огнём тело. Целовать так страстно, что сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Её милый, ученый Себастьян. И такой страстный! Кто бы мог подумать!
Тори так сильно боялась не обнаружить его в конюшне, куда летала, очертя голову. Она боялась не успеть, и у неё подпрыгнуло сердце, когда она всё же нашла его. Но она не думала застать его в совершенно неожиданном для себя настроении. Он не собирался уезжать! Он никуда не собирался, удивлённо взглянув на неё, когда она спросила его об этом!
“Мне больно от того, что ты думаешь, будто я могу уйти и жить где-то вдали от тебя. Будто я способен жить без тебя”.
Тори казалось, что невозможно любить ещё сильнее, но его слова заставляли сердце переворачиваться в груди.
“Что бы я ни делал, жизнь моя, я всегда буду возвращаться к тебе. И к нашему валуну. Обязательно”.
Он помнил! Помнил о том, что она нацарапала на его валуне. Помнил о том, о чём она просила его много лет назад.
“Я бы вернулся к тебе, даже если бы мне пришлось сражаться с целым миром”.
Каким-то чудом она не умерла от боли, понимая, насколько нужна ему. И когда он обнял ее, когда коснулся ее губ своими, когда поднял на руки и куда-то понёс, Тори прижалась к нему в ответ, мысленно умоляя его никогда больше не отпускать себя. Она задыхалась без него. Она погибала без него. И нуждалась в нём в первую очередь потому, что нужна была ему сама.
И он показал ей, как сильно она нужна ему. Себастьян творил с ней такое, от чего кружилась голова, и перехватывало дыхание. Она не могла дышать, не могла думать ни о чём, кроме его рук, губ и пальцев, которые добрались до таких места, о которых она и думать не смела. Он как будто знал, куда ему следует касаться, чтобы ещё больше распалить её. Она умирала от того удовольствия, которое принесло с собой его откровенное прикосновение.
Она даже не представляла, что может испытать нечто подобное, но он продолжал своё изысканное пиршество, буквально набросившись на неё. Он дарил ей такое непереносимое наслаждение, такой восторг, лаская её там внизу живота, что казалось, она вот-вот лишиться чувств. Тело вибрировало, легкие разрывались от напряжения, кожа горела. И она действительно умирала, пока он не убрал руку и не посмотрел на неё.
И тогда, позабыв обо всём на свете, она потянулась к нему, горя желанием пробраться сквозь слои одежды и дотронуться до его кожи. Но снова он не позволил ей этого сделать. И Тори вдруг отчетливо поняла, что в этом и кроилась отгадка его боли. Она так боялась, что вот сейчас он снова поднимется и отошлет её прочь. Но он сделал нечто другое.
Он ласкал её бедра, задирал подол, оголяя ноги.
А потом его большое, горячее тело пронзило её так, что неожиданная боль на миг затмила сладостное ощущение полета и головокружительного упоения. Она поняла, что все его ласки вели именно к этому, потому что чем больше он целовал и поглаживал её тело, тем сильнеё становился непонятный внутренний зов. Она не представляла, что это могло быть. Чего жаждало её тело, пока он не заполнил её собой. Некая часть его, большая, твердая и непонятная, протолкнулась в неё, растягивая её и обжигая.
А потом он сказал это…
Тори повернула к нему свое лицо и посмотрела на его искаженное мукой лицо. И неожиданно поняла причину, по которой он сказал эти слова. Ему было больно, больно от того, что он причинил боль ей. Едва дыша, едва шевелясь, боясь нарушить это удивительное единение их тел, она обняла его широкие плечи и сказала то единственное, что могло бы хоть немного успокоить его.
- Мне совсем не больно.
Он вскинул голову. Из горла вырвался рокочущий звук. Он склонил голову и накрыл её губы своими. А потом сделал такое неуловимо-легкое движение внутри неё, что Тори вздрогнула так, будто её ударили. Вернеё, это был не удар. На неё разом нахлынул такой поток внезапных, непередаваемых, почти ослепительных чувств, что сначала она замерла, а потом протяжно застонала и опрокинула голову назад.
Он стал медленно и мягко двигаться в ней, то выходя, то снова заполняя её до самого конца. Это было невероятно. Это было и волшебно и пугающе. С каждым новым проникновением ощущения становились такими сильными, такими непереносимыми, что Тори стало страшно от мощи нарастающей силы.
Её тело трепетало и дрожало под ним. Сладкий комок застрял в горле, мешая дышать. Однако она не могла перестать стонать каждый раз, когда он входил и медленно выходил из нее. Тори не могла контролировать то, что завладело ею без остатка. То, что он делал, было и мучительно, и упоительно одновременно. Так необычно, что с трудом верилось, что такие ритмичные движения могут доводить до исступления. Сладостное наслаждение поднималось из места единения их тел и заполняло каждую клеточку ее тела.
Она лишь крепче обнимала его, боясь не уцелеть в этом шторме. Тори слепо подалась вперёд и, отыскав его губы, крепко поцеловала его, ощущая его ладонь на своей груди. Он продолжал неумолимо двигать бедрами, пронизывая её своей твердой плотью.
В какой-то момент Тори поняла, что просто не выдержит этого, потому что вместе с удовольствие, её начинала скручивать неизвестная рука опасного напряжения. Она боялась, что у неё взорвется сердце. Она боялась задохнуться. Всё тело замирало и подрагивало с каждым его порывистым скольжением. Он дышал тяжело, почти так же как она. Лоб его покрылся испариной. Глаза потемнели.
- О Господи, Себастьян! - простонала она, выгнув спину и сгорая от переполнявшего её жара.
Вцепившись в его невероятно широкие плечи, чтобы не упасть в пропасть, чтобы не потерять себя, Тори инстинктивно подняла бедра, ещё глубже принимая его в себя. Напряжение стало просто нестерпимым, сжав каждый нерв, каждую клеточку ее тела. Она не могла… Она не сможет больше…
- Вики!
Он зарычал именно в тот момент, когда напряжение дошло до апогея. И сделав ещё одно пронзительное движение, до самого конца вошёл в неё. Всё на секунду замерло, а потом Тори вскрикнула и содрогнулась, ощущая, как ослепительное, ни с чем сравнимое наслаждение обрушилось на неё, вытиснув из груди годы боли и одиночества. У неё разрывалось сердце, перехватывало дыхание, плавились все косточки, и сводило каждую мышцу. Неожиданно что-то горячеё стало переливаться из него в неё. Возможно, это была его жизнь. Она почувствовала, как дернулся Себастьян, разделяя с ней этот дивный момент, это удовольствие. Это чудо.
Что бы это ни было, но это на какое-то время позволило ей стать частью Себастьяна. Быть привязанной к нему так, как она даже не думала быть. Она даже не знала, что такое возможно, пока он показал ей.
И в этот момент её любовь приобрела совершенно другое значение. Другой оттенок. Более яркий, более насыщенный. Она стала сильнее, всеобъемлюще. Превратилась в нечто осязаемое, что можно было показать. Разделить. С ним.
Он уронил голову ей на плечо, продолжая обнимать её и одновременно не раздавить её тяжестью своего огромного тела.
Тори неожиданно поняла, что впервые в жизни по-настоящему счастлива. Впервые после стольких лет боли и одиночества она могла почувствовать настоящеё счастье, не боясь ничего. Счастлива так, что слезы невольно выступили на глазах. Она обнимала Себастьяна, вдыхая его запах - смесь миндаля и мускуса. И знала, что теперь он принадлежит ей. Она была счастлива только потому, что имела возможность открыто обнимать его. Быть с ним так, как только это было возможно.
Наконец, она обрела его!
Боже, неужели это случилось?
Но неожиданно, обретенное счастье улетучилась как дымка, когда она услышала его сокрушительный шепот:
- Что мы наделали?