С самого детства Тори полагала, что по какой-то причине жестоко проклята. Почему-то всякий раз, к чему бы она ни стремилась, к чему бы ни прикасалась, непременно возникала противоположная сила, которая отнимала у неё всё. Горькое чувство потери всегда жило в сердце, а затем оно усилилось и полностью поглотило её семь лет назад, когда погибли её родители. Тори казалось, что весь её мир рухнул в одночасье, а земля медленно уходила из-под ног.

Однако оказалось, что это не самое страшное, что ждало её впереди.

Следующая трагедия обрушилась на нее два года спустя. Это было пять лет назад. Едва оправившись от смерти родителей, которых убили бандиты с большой дороги, ограбив и перерезав им горла, Тори пришлось пережить то, что навсегда лишило ее желания жить. Она своими собственными руками похоронила любовь человека, который мог бы принадлежать ей. Который мог бы любить ее. Всю жизнь она стремилась только к нему, ни о ком другом не думая. Всю жизнь, сколько себя помнила, Тори хотела только одного: чтобы он всегда был рядом, но он ушел. Она сделала все возможное и невозможное, чтобы он покинул ее. А после этого она не представляла, как следует жить дальше.

Без него.

Виктория Оливия Хадсон, вторая из трех сестер Хадсон сидела в своей комнате в Клифтон-холле на диване напротив камина, поджав под себя ноги, и хмуро смотрела на яркие языки пламени. За окном царила теплая летняя ночь, однако в душе Тори было промозгло, как в самую заснеженную зиму. Холод и боль стали её спутником так давно, что она уже и забыла, когда точно всё началось.

Девушка крепче стиснула маленькую подушку и тяжело вздохнула, уносясь воспоминаниями в далекое прошлое, когда впервые повстречала его. Немало причин всколыхнули в ней память о тех днях. Память - единственное, что грело её и служило временным утешением от мучительного одиночества.

Память, которая удержала её в этом мире, когда она получила известие о том, что он умер, пал жертвой битвы при Ватерлоо. Себастьян Джейкоб Беренджер, второй сын графа Ромней пропал без вести во время месива, царившего на поле боя, и его не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. Его батальон британских гвардейцев до последнего держал оборону холма Угумон, куда на помощь так поздно была направлена вся бригада Бинга.

Позже газеты рассказали об этой резне, пожарах, о кровавой бойне, которая забрала столько жизней. Говорили, что это место стало настоящим кладбищем, где была пролита английская, немецкая и французская кровь. Там были разбиты полки Нассау и Брауншвейгский, английская гвардия была полностью искалечена, а в одних только развалинах замка Угумон, родового имения тогда ещё тринадцатилетнего Виктора Гюго, изрублены саблями, искрошены, задушены, расстреляны, сожжены три тысячи человек. И все ради того, чтобы ценой собственной жизни отстоять укрепление, которое было так важно для Веллингтона, ведь холм укрывал его армию от острого глаза Наполеона, и спутал все карты императора.

Тори думала, что просто сойдет с ума. Её чуткое, обезумевшее от горя сердце не могло вынести такой правды. Он не мог, не имел права умереть, так и не выслушав её. Во всем была виновата только она, и Тори признавала это. Она лишь просила небеса дать ей возможность искупить свою вину. Она не могла потерять его, не объяснив ему всё! И не хотела свыкнуться с мыслью о том, что никогда больше не увидит его. Это было слишком мучительно для её израненной, погибающей души.

Пять долгих лет чувство вины постепенно разъедало её изнутри. Она сносила свои горести с завидным мужеством, ни разу не пожаловавшись и не ропща. Потому что у неё была надежда. Слабая, но всё же надежда. Она верила, что когда-нибудь вновь увидит его. Она так отчаянно хотела его увидеть! Тори с детской наивностью полагала, что их встреча должна состояться совсем скоро, и тогда она заставит его понять её поступки, понять её сердце.

Ей было невыносимо тяжело прожить целый месяц, зная, что его нет, и никто не может его найти. Месяц с того дня, как она узнала о его вероятной гибели. Внутри действительно все омертвело. Никогда прежде она не чувствовала такого упадка сил и безразличия ко всему миру. Миру, который отнял его у неё. Ей не хотелось дышать воздухом, которым теперь не мог дышать он. Месяц она носила в груди сердце, которое не желало биться. Месяц она встречала рассвет и закат, не участвуя ни в чём. Жизнь проплывала мимо, и Тори с пугающим равнодушием пропускала её вперед. Ей хотелось свернуться калачиком и исчезнуть. Ей не хотелось видеть никого, не слушать никого, не делать ничего. Она не представляла, что вообще на что-либо будет способна в будущем. Тори даже не заметила, как целый месяц сумела прожить без него, пока однажды не открыла дверь и не увидела на пороге дома живого Себастьяна.

Раздался тихий стук в дверь, а потом в комнату вошла младшая сестра Алекс, держа в руке подсвечник с зажженной свечой. Тори встрепенулась и взглянула на сестру, которая с грустной улыбкой смотрела на неё.

- Ты ещё не спишь? - удивилась Алекс, подходя к дивану. Быстро поправив очки на переносице привычным движением, она присела возле Тори. - Уже поздно.

- Я пока не хочу спать.

Тихий голос старшей сестры был наполнен такой невыразимой печалью, что у Алекс сжалось сердце. Она знала, что происходит с Тори, и всеми силами старалась помочь ей, но та никому не позволяла хоть бы на шаг приблизиться к себе. К своей боли.

- Я вижу, - кивнула Алекс, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало явного снисхождения.

- А ты почему до сих пор не легла?

Тори хотела сменить тему разговора. Она знала, видела, что родные хотят помочь ей, и была глубоко тронута и благодарна им за это, но только она сама могла справиться со своими душевными муками.

- Мне нужна была чистая тряпка, - ответила Алекс. - Я хотела очистить листья спатифиллума от скопившейся пыли, но обнаружила, что мои запасы кончились. Вот и решила спуститься вниз и одолжить их у миссис Уолбег. Думаю, она не станет возражать.

- Уверена, - натянуто улыбнулась Тори, глядя на свою очаровательную сестру ботаника, которая не представляла жизни без растений. - Даже ночью ты занимаешься своими растениями.

Тори никогда не могла постичь ту любовь, которую питала Алекс к каждой травинке, к каждому чахлому кустику и цветку. С самого детства младшая сестра только этим и занималась, целыми днями пропадая в оранжереё вместе с обожаемым отцом. Она пыталась выучить всё, что рассказывал ей отец, следовала каждому его слову. Они вместе создали Клифтонский сад неземной красоты со знаменитым лабиринтом и фонтаном в виде ракушки, который производил ошеломляющеё впечатление на любого посетителя.

Когда погиб их отец, убежищем Алекс стала оранжерея, которую она наверняка не променяла бы ни на одно другое место на земле. Она не была представлена ко двору и ни разу не выразила желания принять участие в лондонских сезонах. В отличие от старшей и средней сестёр, Алекс прекрасно обходилась без кавалеров и женихов и нисколько не жалела об этом. Она даже не задумывалась о замужестве. Тори иногда хотелось встряхнуть её, ведь не пристало молодой, милой и умной девушке хоронить себя в стеклянных стенах одинокой оранжереи. Алекс заслуживала счастья, заслуживала любви. Иногда Тори казалось, что Алекс больше всех нуждается в любви, в том, чтобы быть любимой, но каждый раз она обрывала любой разговор и уходила в себя. Так она научилась защищаться от внешнего мира.

И даже по ночам, вместо того, чтобы спать, ей нужно было сначала позаботиться о своих любимых комнатных растениях и цветах.

- Я не могу не подготовить их ко сну, - сказала Алекс так серьезно, словно это было так же важно, как если бы мать укладывала спать своих детей. - Кроме того, ты ведь не видела письмо, которое писала тетя из Лондона, верно?

Тори виновато покачала головой. В последнеё время чувства настолько сильно захватили её, что ничего вокруг она не была в состоянии замечать. Боль в сердце была слишком глубокой и острой, и уже не осталось места ни для чего другого. Поэтому она даже не поинтересовалась, что происходит у Кейт.

- О чем пишет тетя?

- Она говорит, что Джек оправился от приступа и увез Кейт в Гретна-Грин, чтобы пожениться как можно скореё. - Алекс сняла очки, потерла покрасневшую кожу от дужек очков и снова водрузила их себе на маленький носик. - Она так же пишет, что Габби вернулся в Итон, а сама она завтра приедет домой.

Тори вздохнула с облегчением, радуясь, что у её близких всё хорошо.

Габби, вернеё Габриел Лукас Хадсон был их младшим братом, ставший виконтом Клифтоном в десять лет. В ту пору он не понимал, какие изменения произошли с его жизнью, потому что горе, постигшеё его, отодвинуло всё остальное на второе место. Он был слишком маленьким, чтобы свыкнуться с мыслью о потери родителей. Он так сильно тосковал по ним, что сначала не мог спать по ночам, а потом заснул на целых два дня. Кейт вызвала врача, заверившим, что с ним всё в порядке, и видимо таким образом мальчик пытается пережить свое горе. Сестры заботились о нём и помогали, как только могли. Но больше всех его поддержал их дядя, единственный брат матери, который стал их опекуном. Бернард Уинстед и его жена Джулия почти вытащили Хадсонов из бездны отчаяния. Почти, потому что без помощи Кейт никто бы не справился с этим самостоятельно.

Опора и поддержка для всех домочадцев.

Кэтрин Хадсон была старшей из детей, обладала завидной волей и неиссякаемой целеустремленностью, бывала порой вспыльчивой, но неизмеримо доброй. Она помогала сестрам и брату даже в ущерб себе. Тори не могла понять, откуда та черпала силы, чтобы жить дальше и подпитывать их уверенность в завтрашнем дне. Она стоически выносила любые трудности, с отчаянием боролась с преградами, пережив немало горестей, и даже поборола боль от потери родителей, не имея рядом никого. Если у Тори был Себастьян, у Алекс тетя Джулия, а у Габриеля дядя Бернард, то у Кейт не было никого, кто мог бы прижать её к своей груди и успокоить. Поэтому Тори была безмерно рада, когда в жизни сестры появился Джек, такой же потерянный и одинокий, как и сама Кейт. Счастье далось им невероятно тяжело, однако они так трепетно и глубоко полюбили друг друга, что перестали обращать внимания на внешний мир.

Но, как водилось в их семье, за счастьем неотступно следовала беда. Родители Джека, едва узнав о его намерениях, стали возражать против этого союза. Его мать чуть было не разрушила счастье двух любящих сердец, однако Кейт все же перешагнула через злые козни графини и сумела разглядеть сквозь собственную боль верный путь, по которому ей следовало добраться до Джека, а потом вместе с ним шагать по нему. Тори безмерно любила Кейт и искренне радовалась за неё, надеясь, что все страшное позади. Ей так хотелось, чтобы её близкие были счастливы. Может потому, что Тори никак не удавалось найти свое собственное счастье, и радость близких была бы ей неким утешением?

- Я очень рада за Кейт.

Алекс как-то странно посмотрела на сестру.

- Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Милая Алекс! В горле Тори образовался такой комок, что ей стало трудно говорить, даже трудно дышать. Алекс порой замечала то, что не удавалось разглядеть никому.

- Н-нет, - хрипло прошептала она и отвернула лицо от сестры.

- Тори, милая, - заговорила Алекс мягким голосом. - Я вижу, как тебе плохо. Может, если ты выскажешься, тебе станет легче? Твои переживания заполнили тебя до отказа. У растений такое тоже бывает, когда их корни вырастают, земля начинает давить на них. В такие минуты я их просто пересаживаю, и у них начинается новая жизнь. Они освобождаются от тяжести и давления.

Видимо в ботанике есть своя мудрость, с горечью подумала Тори, сильнеё сжав подушку. Но все было не так-то просто. Если бы и она нашла занятие, которое так же всецело поглотило бы её, как растения Алекс. Но казалось, на свете не существовало ничего, что могло бы отвлечь её от мыслей о Себастьяне.

- Выскажись, Тори, - взмолилась Алекс, сжав холодную руку сестры. - Это облегчит твои страдания.

- Вряд ли. - Тори сделала глубокий вздох и посмотрела на Алекс. - Милая, иди спать. Ты устала, тебе нужно отдохнуть…

- Как и тебе.

- Я тоже скоро лягу. Обещаю.

При взгляде в грустные глаза сестры у Алекс сжалось сердце. Невыносимо было смотреть на некогда веселую сестру, у которой жизнерадостность била ключом. Теперь внутренний свет потух, а энергия медленно вытекала из неё. В ней погасло почти все. Алекс очень боялась за Тори и день и ночь пыталась придумать хоть что-то, что помогло бы ей, но все было тщетно. Уже две недели, с тех пор, как вернулся Себастьян, ни Алекс, ни тем болеё Амелия, её верная подруга и сестра Себастьяна, не могли найти способ спасти этих двоих.

Глубоко вздохнув, Алекс встала, понимая, что чрезмерное давление ещё больше отдалит её от Тори.

- Ну что ж, - тихо проговорила она, снова поправив очки, которые постоянно сползали на кончик носа. - Спокойной ночи. - Наклонившись, чтобы взять свечку, Алекс вдруг передумала, резко повернулась к Тори и быстро обняла её дрожащие плечи. - Я люблю тебя, сестренка.

Тори была так глубоко тронута, что не смогла произнести ни слова. Ей было трудно дышать. Её душили любовь родных, пустота в груди и мучительные воспоминания. Когда Алекс, наконец, покинула комнату, Тори показалось, что стены медленно надвигаются на неё. Она больше не могла выносить боль в груди. И уткнувшись лицом в мягкую подушку, тихо заплакала, вспомнив потрясенное лицо Себастьяна, когда увидела его в день возвращения.

В тот день она открыла дверь не только перед ним.

Она открыла дверь в свое прошлое…

***

Виктории было всего восемь лет, когда она с семьей переёхала жить в Клифтон-холл. До этого они жили в большом уютном доме в центре Лондоне. Клифтон принадлежал их отцу, доставшийся ему по наследству по мужской линии от виконтов Клифтонов, его далеких предков. Однако до тех пор в поместье жил их дед, который промотал не только всё своё состояние, но и чуть было не разрушил сам дом. Клифтон был жалким зрелищем и почти необитаем. Отец Тори, в ту пору только создавший свою семью, прикладывал нечеловеческие усилия, дабы спасти родовой дом, восстановить его и выплатить долги отца после его смерти. На все ушло долгих десять лет, но усилия окупились с лихвой. Дом превратился в красивое место, где хотелось жить вечно.

Расположенный в графстве Кент, недалеко от золотистого песчаного берега, в окружении лесов, прудов и вересковых пустошей, Клифтон являл собой величественное строение из серого камня, с множеством комнат и гостиных. Угодья поместья насчитывались в десять тысяч акров плодородной и лесопарковой земли, которые в последствие отец превратил в великолепные сады и лабиринты.

Тори прыгала от неописуемой радости, осматривая свое новое жилище, в котором теперь у каждой из сестер была своя собственная просторная комната. Она не могла вместить в себя присущий ей детский восторг, который и подтолкнул её совершить поступок, который впоследствии и изменило всю её жизнь.

Девочке не терпелось познакомиться с Клифтон-холлом, и, обследовав дом изнутри, она намеревалась осмотреть его снаружи. Быстро пробежавшись по широкой лестнице вниз, Тори подбежала к большой входной двери, открыла её и неожиданно замерла у порога. В самый первый день своего пребывания в новом доме ей суждено было встретиться с тем, кто в будущем станет смыслом её существования.

Перед ней стоял худой, аккуратно одетый парень с темно-каштановыми волосами. У него были необычайно яркие, слегка хмурые и глубоко посаженные зелёные глаза. Он тоже замер, пристально разглядывая девочку, и даже не опустил руку, которую протянул, видимо для того, чтобы постучаться. Но Тори опередила его. И теперь сама встречала первого гостя в новом доме.

Он не был сыном конюха, кухарки или садовника, подумала Тори. Он был хорошо одет и выглядел очень опрятным. И Тори вдруг сразу решила, что он не такой, как все. В нем было нечто особенное. Она не могла понять, что, но точно была уверена, что никогда прежде не встречала такого, как он. И ей было безумно приятно от того, что их первый гость оказался таким необычным, и что именно она и принимала его.

Лучезарно улыбнувшись, она протянула ему руку и сжала его застывшую ладонь.

- Здравствуйте, я ваша новая соседка. Вы примите меня в ваше общество? - спросила она, вспомнив все правила хорошего тона, дабы произвести впечатление на гостя.

Вот только парень даже не пошевелился, а продолжал неотрывно смотреть на неё. Он не улыбнулся, не сжал её пальцы, а его пристальный взгляд, направленный прямо ей в глаза на секунду смутил и озадачил Тори. Но девочка не придала этому значения, решив, что он либо слишком робок, либо слишком удивлён, и что это непременно скоро пройдет.

Так и произошло. Парень неожиданно вздрогнул, словно проснулся от глубокого сна. Взял её руку в свою, а затем, наклонившись, прижался губами к тыльной стороне её ладони.

- Буду счастлив принять вас в наше общество, - сказал он серьезно, снова взглянув на Тори. - И благодарю за оказанную мне честь быть первым среди ваших знакомых.

С первого же дня он очаровал малышку Тори своими идеальными манерами. Он не был насторожен, злонамерен или затаён. Он без лишних слов принял её в свое общество и даже не подумал возразить, как это сделали бы другие на его месте.

Немного придя в себя, он предложил Тори показать ей всю округу. Тори тут же согласилась, признавшись, что как раз это и хотела сделать, но теперь в компании нового друга ей будет намного интереснеё. Они как раз спускались по парадной лестнице, когда он повернулся и, нахмурившись, сказал:

- Маленькой девочек нельзя одной гулять по незнакомым местам. А вдруг с вами что-нибудь случиться?

Тори округлила глазки, не понимая, о чём он.

- Что со мной может случиться? - с детской беззаботностью весело спросила она.

- Здесь может быть опасно для вас, - не унимался гость, в голосе которого слышалось неподдельное волнение.

Тори вдруг перестала улыбаться, удивившись его серьезности и искреннему беспокойству, ведь он видел её впервые в жизни. И только тут она заметила черную в кожаном переплете книгу, которую он прижимал к себе.

- Как вас зовут? - осторожно спросила она, боясь обидеть своего новообретенного друга. - Я - Виктория, но родные зовут меня Тори. А как ваше имя?

Какое-то время парень молча смотрел на неё, и снова это насторожило Тори.

- Мое имя Себастьян.

- Какое красивое имя! А как называют вас ваши родные?

- Себастьян, - просто ответил он, пожав плечами.

- О, это никуда не годиться. - Тори очаровательно сморщила носик. - Мама всегда называет нас особыми именами. Она говорит, что это признак исключительной привязанности друг к другу, признак необычной любви к другому человеку.

Он с ещё большей заинтересованностью посмотрел на неё и стал медленно спускаться с лестницы, у подножья которой ждала Тори. Не сказав ничего, он взял её за руку и повел показывать окрестности. Оказалось, он столько всего знал и столько всего рассказывал Тори, что когда они вышли к пляжу, девочка испытывала благоговейный трепет. Не привыкшая узнавать столько нового, она удивлялась, как он мог запомнить даже такие детали, как год основания деревни Нью-Ромней и первый приезд сюда Вильгельма Завоевателя. Разве это не скучно, запоминать даты?

Оказавшись на залитом солнцем золотистом пляже, о берег которого бились пенные волны, а вода поражала своей голубизной и прозрачностью, Тори замерла на месте, затаив дыхание. Никогда прежде она не видела такой красоты. Девочка была так поражена, что даже не заметила, что её новый друг смотрит не на море, а на неё.

- Боже! - выдохнула она, прижав ладонь к груди в том самом месте, где билось её сердечко. - Как здесь красиво!

- Да, - совсем тихо кивнул Себастьян. - Теперь здесь намного красивеё.

Встрепенувшись, Тори повернула голову и с улыбкой посмотрела на него.

- Спасибо, что показали мне это место.

И впервые за время их знакомства, неловко переменившись с ноги на ногу, он робко улыбнулся ей. Тори вдруг отметила, как он красив, когда улыбается. Но больше всего завораживали глаза, которые заблестели особым ярким светом, излучая тепло и ещё что-то, что-то особенное.

- Не за то, мисс, - неуверенно пробормотал он.

- Ой, это слово “мисс”… - снова поморщилась Тори. - Между прочим, мы достаточно юны, чтобы пренебрегать этикетом, особенно когда мы одни. Манерность наводит скуку. Зови меня просто Тори.

Улыбка его стала чуть шире. И ей вдруг показалось, будто она знает его очень давно. Почти всю жизнь.

- Мне нравится ваше имя, Виктория, - сказал он, глядя ей в глаза. - Оно означает “победа”.

- Я знаю, мне папа говорил об этом. Но лучше зови меня Тори.

Он вдруг наклонил голову к плечу и тихо попросил:

- А можно я буду звать вас Вики?

Тори замерла, вскинув брови.

- Вики? - повторила она это странное имя, словно смаковала его на вкус, и оно вдруг пришлось ей по душе. - Так меня ещё никто не называл.

Себастьян резко выпрямился и твердо заявил:

- Тогда я буду звать вас так.

Девочка не выдержала и звонко рассмеялась, почувствовав себя необычайно счастливой.

- Ты такой забавный, Себа… - она вдруг запнулась. У неё радостно заблестели глаза. - А я буду звать тебя Себой, хорошо?

Он снова улыбнулся ей, от чего в груди у Тори стало теплеё.

- Хорошо.

Тори вдруг захотелось что-то сделать. Она не могла долгое время стоять на одном месте. Ей хотелось двигаться. Но ещё больше хотелось разговаривать с ним. Какое странное желание.

- Давай погуляем по пляжу, - предложила она, протянув к нему свою руку.

Уже привычным жестом он взял её за руку и повел направо, к высоким деревьям, скрывавшим небольшую бухту, в берег которой врезались большие серые камни. Он подвел её к одному плоскому крупному валуну и положил на него свою книгу.

- Это мой любимый камень, - сказал он очень серьезно. - На нем удобно сидеть. Я часто прихожу сюда, чтобы почитать в тишине.

Тори положила свою руку рядом с его рукой на теплую гладкую поверхность камня.

- Можно я тоже буду приходить сюда? Обещаю, что не буду мешать.

Она с мольбой посмотрела на него своими серебристыми глазами.

- Можно, - пробормотал он. - Вам можно всё…

Его палец неожиданно дотронулся до её пальца, и он быстро отдернул руку, словно что-то произошло.

Тори снова радостно улыбнулась, не ожидая, что первый день пребывания в Клифтоне будет таким запоминающимся. Подобрав юбки, она быстро взобралась на камень, устроилась на нем и весело посмотрела на него.

- А что ты читаешь?

- Это Фома Аквинский, - тут же ответил он, приподняв книгу.

- Кто?

- Это итальянский философ и теолог, который рассуждает на предмет веры.

У Тори сделалось такое выражение лица, словно он говорил на непонятном языке.

- Сколько тебе лет? - изумленно спросила Тори, глядя на своего не в меру начитанного и умного друга.

- Мне тринадцать. - Он снова нахмурился. - А что в этом такого?

- Просто ты такой умный для своих лет.

Его лицо смягчилось. Он тоже присел возле неё на своем камне и открыл книгу.

- Хочешь, я немного почитаю тебе о философии Фомы?

Оглядевшись по сторонам, Тори поняла, что лучшего места на земле просто быть не может. Напротив волны медленно накатывали на золотистый песок, теплый ветерок трепал волосы, деревья тихо колыхались над их головами, создавая тень и защищая от лучей солнца. Она взглянула на Себастьяна и медленно кивнула, готовая слушать его вечно. Он читал ей замысловатые рассуждения какого-то человека из прошлого, а Тори наслаждалась звуками его голоса и красотами своего нового дома. Ей было здесь так хорошо, что она не хотела уходить отсюда.

Когда же Себастьян перестал читать и поднял к ней свое лицо, он осознал, что девочка не поняла ничего из того, о чем он читал ей. Однако вместо того, чтобы рассердиться или обидеться, он снова мягко улыбнулся. Словно ему было достаточно того, что она была рядом.

Тори улыбнулась ему в ответ и стала засыпать его разными вопросами, зная точно, что он удовлетворит её любопытство. Он ведь был таким умным. Он был её другом. И она вдруг захотела узнать о нем все.

- А в честь кого тебя назвали? Кем был этот человек? У вас случайно нет среди ваших предков викингов?

Себастьян снова улыбнулся ей и покачал головой, а потом стал отвечать на каждый её вопрос с невероятной терпеливостью, которой мог бы позавидовать любой священнослужитель.

Казалось, он был готов выполнить любое её желание, любую прихоть.

И не имело значения, что они познакомились совсем недавно. Тори знала точно, что лучшего друга у неё никогда больше не будет.