И вот, за последним обломком скалы, за последней кучкой мелкого щебня полностью открылся узкий проход, уходящий во тьму. Пятеро ученых стояли перед ним, вглядываясь в глухую, застылую темноту скалы. Тени людей замерли на стене и сводах в свете мощных фонарей.
— Ну что ж, — объявил Энгельбах, поворачиваясь к Игорю. — Теперь слово за вами, господин горный археолог.
Игорь шагнул в проход. Свет его фонаря сразу потонул в глухой тьме, показался слабым. Гулко стучали шаги. Игорь осторожно уходил в глубь прохода.
Вот проход заметно расширился и снова, как на слайдах доктора Шармы, уперся в скальную стену. Игорь повел лучом фонаря, и перед ним возникла новая «дверь», в точности такая же, как первая, рухнувшая. Точно так же в каменной стене был едва заметен очерченный бороздкой четырехугольник, почти не выделявшийся на ее черноватом, монолитном фоне. И вновь вдоль бороздки белели гипсовые печати.
— Раз, два, три, — беззвучно считал Игорь… — семь, восемь, девять.
Он осветил ближайшую печать и достал из нагрудного кармана лупу. Печать была совершенно цела. На ней не виднелось никаких повреждений, не осыпалась ни пылинка гипса, в луче фонаря отчетливо читались письмена:
«Перед страхом всеобщей гибели замкни свои уста».
* * *
Почти целый день Игорь провел в чреве скалы. С фонарем, молотком и лупой в руках он осмотрел весь свод и стены, сантиметр за сантиметром, трещинку за трещинкой. Он лежал под стеной, ползал по полу, вглядывался, простукивал, изучал след каждой царапины на скальной поверхности.
Он несколько раз простукал молотком стену вокруг «двери», и отзвук здесь был гулкий, глубокий, словно стучали не по глухой стене, а по дну гигантского кувшина.
Когда он появился перед коллегами, его трудно было узнать: запыленный, измазанный каменной сыпью, в истертой о камень одежде, с потемневшим от усталости лицом, он еле стоял на ногах.
— Ну что? — горя от нетерпения, шагнул ему навстречу Энгельбах. — Дверь?
— Дверь, — кивнул Игорь, опускаясь на ящичек с походной аптечкой, стоявшей у стены.
Рядом возникла Вика, подала полотенце. Игорь благодарно кивнул ей, приложил полотенце к слезящимся от напряжения глазам.
— И печати?
— Девять штук.
— Так…
Все молчали.
— Будем вскрывать? — осторожно спросил Дэн.
— Ни в коем случае, — качнул головой Игорь. — Надо готовить потенциометр.
— Потенциометр готов, — откликнулся Энгельбах. — Все скоммутировано и отлажено.
Игорь кинул взгляд на громоздкий гофрированный ящик на колесах. Он знал эту систему. Это была старая и надежная машина, прощупывающая любую плотную среду не хуже рентгена.
— Ставьте датчики по моим отметкам. Надо сделать измерения по всей стене, своду и полу.
— Вероятно, полость? — спросил Бехал.
— Да, — кивнул Игорь. — И притом немалая. Думаю, с десятиэтажный дом.
Все переглянулись.
— Такая большая пустота? — переспросил Бехал.
— Для тайника великовата, — качнул головой Шарма.
— Смотря что спрятать, — азартно отозвался Энгельбах.
Дэн молчал. Он не отрываясь вглядывался в темноту.
К утру следующего дня показания потенциометра были расшифрованы и разложены на столе в штабной палатке. Все склонились над широкой бумажной лентой, исчерченной кривыми электропроводимости скальных участков, намеченных Игорем. Здесь же была Вика со своей тетрадью, которую она исписывала крупным четким почерком.
— Получается, что перекрытие надежное, без подвохов, — резюмировал Бехал. — Так?
— Вне всяких сомнений, — подтвердил Игорь. — Свод над дверью цельный, монолитный. И простукивание, и графики это подтверждают.
— Значит, обвал исключен? — спросил Шарма.
— Полностью, — кивнул Игорь. — На этот раз я ручаюсь.
— И все-таки тут что-то не так, — протянул Дэн.
— Да, эта пустота не вызывает доверия, — согласился Бехал. — Главное, не прощупывается ее объемный контур…
— Может, следует попробовать сейсмограф или магнитометр? — предложил Игорь.
Заспорили. Сейсмограф сразу исключили: о взрывах, даже самой малой мощности, не могло быть и речи. Магнитометр тоже вызвал сомнения. Во-первых, его еще нужно было заказать и доставить из Дели. А главное, даст ли его применение необходимый результат? Ведь магнитометр обеспечивает надежные данные только в сочетании с другими приборами — например, с тем же самым сейсмографом…
— Пожалуйста, помедленнее, — взмолилась Вика. — Я не успеваю записывать!
Все рассмеялись.
— Что же дальше? — спросил Дэн.
Не проронивший до сих пор ни слова и только следивший за спором Энгельбах решительно вскинул голову:
— Дальше? Будем вскрывать. Вот что дальше.
Когда, проведя всю подготовительную работу, установив светильники и подключив ручной электроперфоратор, они собрались у «двери», заметно нервничающий Энгельбах уже в который раз спросил Игоря:
— Вы ручаетесь, что за дверью ничего нет? Что мы не рискуем что-то повредить?
— Да, безусловно, — повторил Игорь. — Там пустота, герр профессор, пустота!
Он тоже нервничал и от нетерпения не мог стоять на месте, ходил перед «дверью».
— Ну, — спросил Энгельбах. — Кто начнет?
— Я! — вскинулся Игорь, но перфоратор уже был в руках Дэна.
— Одну минуту, — поднял руку побледневший Энгельбах. — Одну минуту, господин Тарновски. Не имеет смысла говорить сейчас об осторожности. И все же — постарайтесь быть максимально внимательным. Риск слишком велик.
— Вы отошли бы, — попросил Дэн. — А миссис Вике лучше бы вообще уйти.
Все попятились. Вика уйти отказалась.
Дэн включил перфоратор и решительно приставил наконечник бура прямо к центру «двери», но в этот момент на его плечо легла чья-то рука. Дэн обернулся. Перед ним стоял Тамракар Биджаи.
— А ну погоди-ка, друг, — спокойно произнес он. — Дай-ка сюда эту штуковину. Мне она будет сподручней.
Он забрал перфоратор из рук Дэна, легко поднял его своими сильными руками.
— Да, но… — начал Дэн.
— Ничего, ничего, — улыбнулся Тамракар. — Ты отойди, сахиб. А то, не дай Бог, что случится ненароком. А ты все же гость.
— Наконечником сюда, — показал Дэн.
— Разберемся. — Тамракар приблизил перфоратор к «двери».
— Стойте! — крикнул Игорь. Он подхватил с пола моток электрического кабеля и быстро набросил на торс Тамракара петлю.
— Готово. Давайте, Тамракар-джи.
Наконечник бура уперся в бороздку на стене и четко застрекотал. Звук был не очень громкий, но здесь, в подземелье, отдавался гулким эхом. Энгельбах, Шарма, Дэн и Игорь как по команде все вскинули головы к своду над «дверью». Прошла минута, другая. Тамракар бил монолит скалы длинными ровными очередями. Энгельбах оглянулся на Игоря. Игорь успокаивающе махнул рукой: все нормально, свод держит.
Никто из них не заметил, что по поверхности «двери», в стороне от бьющего наконечника бура, уже бежит едва различимая трещинка. Она быстро росла, змеилась. Бур вдруг разом погрузился в скальный монолит, и тут же что-то сдвинулось, ухнуло. Тамракар по инерции подался вперед, к «двери», покачнулся и провалился в пустоту.
Оборвался треск перфоратора, и несколько мгновений было совершенно тихо. Потом где-то во тьме, внизу глухо грохнули каменные обломки «двери». Словно очнувшись, Энгельбах рванул выключатель трансформатора, а Игорь и Дэн вцепились в резко натянувшийся в их руках кабель.
Отчаянно закричала Вика. Заметался совершенно потерявшийся Шарма. Он кинулся к Дэну и Игорю, но только мешал им. Подбежала Вика, подскочил Энгельбах. Все хватались за кабель, тащили кто куда.
— Отойдите, черт вас побери!! — яростно закричал Дэн, уже перекинувший кабель через плечи альпинистским способом. — Игорь, делай, как я!
Игорь быстро поднырнул под кабель. Дэн оказался прав: вся тяжесть распределилась на двоих, и они стали понемногу вытягивать кабель из провала. Но он вдруг ослаб, и в проеме рухнувшей «двери» показалось снизу лицо Тамракара.
— А там глубоко, прямо пропасть! — сообщил он, выбираясь в проход.
Его подхватили, вытащили. Он встал на ноги, бережно прислонил к стене перфоратор, который так и не выпустил из рук.
— Это ведь нарочно сделано. Для нехороших людей, — объяснил он. — Сунутся без спросу и шею сломают. Вроде капкана.
И столько добродушия и спокойствия было в его голосе, что все заулыбались.
Пропасть действительно оказалась глубокой, метров тридцать. В свете фонарей виднелись отвесные, почти гладкие стены черноватого скального монолита и дно, заваленное обломками.
— Когда-то здесь был устроен проваливающийся пол, — объяснил Энгельбах. — Со временем он обрушился.
— Что же там, на той стороне? — спросил Дэн.
— А что там может быть? — усмехнулся Энгельбах. — Дверь, конечно.
Лучи фонарей, теряясь во тьме, слабо высветили противоположную стену пропасти. Она была совершенно отвесной, без всяких выступов, и на ней, почти под самым сводом, виднелась, как и предсказал профессор, очередная, неясно очерченная на каменной поверхности «дверь». Вика, заглядывавшая в пролом через плечо Игоря, заметила ее первой:
— Вон она!
— Смотрите, точно такая же.
— Значит, опять с ловушкой? И за ней следующая?
Все молчали.
— Нет, — решительно сказал Игорь. — Эта последняя. Я чувствую, я уверен, эта дверь — последняя. Тайник здесь.
— Что ж, может быть, — согласился Бехал.
— Похоже, — кивнул Дэн.
Вика переводила взгляд с одного на другого.
— Что скажете, профессор? — спросил Шарма.
— Я? — поднял голову Энгельбах. — Я скажу вот что. Как руководитель экспедиции, приказываю: вход забрать досками. Свет убрать. Пригласить смену охраны. Всем остальным покинуть место работы и отдыхать.
— А как же дверь? — спросила Вика.
— Поговорим завтра. Намастэ, господа.
В тот вечер Игорь и Вика гуляли возле Великой ступы.
Было безлюдно. Лишь пара бритоголовых меднолицых монахов в оранжевых хитонах медитировала на уступе каменной полусферы. Закатное солнце слепящим конусом вычеканило золоченый зонт на фоне темнеющих в тени вершин; под зонтом светились тринадцать каменных ступеней и два суровых, пронзительных глаза, глядящих со стены куба. Сама огромная полусфера была выбелена, на этом ослепительно-белом фоне галерея для богомольцев и паломников казалась серой и холодной.
— Мы сейчас где-то здесь, — шепотом сообщил Игорь, топнув ногой по плитам галереи. — И продвигаемся вон туда, к центру ступы…
— А если они услышат, что вы копаете? — спросила Вика.
— Не дай Бог. Плохо нам будет. Поэтому-то мы ни буров, ни тяжелых перфораторов не применяем.
— Фанаты, — вздохнула Вика. — Ведь допрыгаетесь рано или поздно.
— Типун тебе на язык.
У небольшой часовенки с позеленевшим бронзовым Буддой в нише сидел на замшевых ступенях еще один богомолец, темнолицый парень в засаленной клетчатой рубашке, низко опустивший голову и бормотавший мантры. Когда Игорь и Вика проходили мимо, он поднял голову, и Вика вздрогнула: на его лице был странный, болезненный оскал, что-то вроде застывшей усмешки. Вика невольно подалась к Игорю:
— Кто это?
— Да не бойся, — успокоил он ее. — Это местный юродивый. Иногда на кухню к нам приходит, там его подкармливают. Безобидный мужик.
Они обошли вокруг ступы, покрутили бронзовые молитвенные барабаны, рядами выстроившиеся у подножия полусферы и отполированные до блеска тысячами ладоней, поднялись на одну из площадок. Разговор зашел об общих знакомых. Вика напомнила Игорю о Дэвике; оказалось, что они с Викой здесь, в Катманду, иногда созваниваются, и Дэвика всегда говорит только о нем; вот и теперь именно Вика сообщила ей о его приезде, и Дэвика, судя по всему, чуть со стула не рухнула от радости.
— Твоя кадра, — усмехнулась Вика.
Игорь только пожал плечами. Потом стали вспоминать всех ташкентских друзей: Марата, который прошлой весной наконец женился и уже растит трехмесячного сына, бывшую секретаршу ректората кареглазую Нину, которая все это время не оставляла попыток «утешить» Игоря, Сеню Бойко, подавшегося с семьей на Украину, еще кого-то, кто уехал в Израиль, и другого, кто ждет визу в Австралию, и еще одну, махнувшую с мужем аж в ЮАР…
— Ну а ты чего ждешь, Сабашников? — спросила Вика. — Поговорил бы со своим Энгельбахом, чтобы он забрал тебя.
— Куда?
— В Берлин, куда же еще.
Это был тот самый проклятый вопрос, который она уже задавала ему не раз в эти дни и бессонные ночи в его палатке. Они спорили, ни в чем не могли убедить друг друга и все больше ожесточались.
Да, это был тяжкий вопрос. Игорь понимал, что из родного Узбекистана, оторвавшегося от России, видимо, придется уезжать, и в последнее время много думал об этом. Конечно, он не отказался бы жить и работать в Лондоне, Париже или Берлине, где находятся крупнейшие центры востоковедения и где его знания и способности могут пригодиться. Но так же ясно он понимал, что его, Игоря Сабашникова, русского, не примыкающего ни к каким группировкам, не обладающего необходимыми связями и безденежного, никто и нигде ни в России, ни за дальними рубежами не ждет.
— Ну да, конечно, — кривясь, тянула Вика. — Нас, видите ли, не приглашают, хлебом-солью не встречают, а мы сами — скромные, пришибленные, мы только лаптем щи умеем хлебать!
Лапти тут были совершенно ни при чем. Ехать за рубеж и вживаться там, — значит занимать чье-то чужое место, кого-то теснить, вызывать неприязнь, а то и ненависть, и одна мысль об этом рождала в Игоре полный паралич воли…
— Вот-вот! Именно так ведут себя все комплексующие русские мудаки! — повышала голос Вика. — Очнись, Сабашников! Неужели ты не можешь понять: мы выросли в инкубаторе, а настоящая жизнь совсем другая! В ней надо крутиться, искать, рисковать, утверждать себя назло всем, а не сидеть как говно разварное на фаянсовой тарелке!
— Но ведь на Западе все не поместятся, это же ясно, — мягко возражал Игорь. — Кое-где нами и так уже тяготятся: есть страны, где просто стыдно называть себя русским, так запятнали это слово некоторые наши соотечественники…
— Ах, ах! Какие мы чистюли! — злилась Вика. — У самих задницу нечем прикрыть, а мы еще о престиже думаем! Ты лучше о себе подумай, вася!
Чтобы не злить ее, Игорь пробовал соглашаться. Да, он и сам клянет свою инертность. И никого не осуждает. Более того, прекрасно понимает всех этих отъезжающих…
— Да не надо всех, пойми хотя бы меня! — не унималась Вика. — Да, я простая русская баба, но коня на скаку останавливать больше не хочу и в горящую избу не полезу! Хватит! Лезьте сами, те, кто поджег по пьяни! А все бабы скоро совсем от вас сбегут! Вот тогда и сидите и занимайтесь онанизмом вприглядку с фотокарточками!
Игорь пытался заметить что-то насчет перемен, происходящих на родине, насчет демократии, реформ и связанных с ними надежд, но Вика от этих слов еще больше завелась.
— Надежды! — веселилась она. — Опять надежды на светлое будущее! Сидеть по уши в дерьме и надеяться, что из этого дерьма вырастет клубника со сливками! Нет, Сабашников, как был ты совком, так совком и остался.
Наконец он не выдержал. Изменившись в лице, он резко повернулся к ней и сказал негромко:
— Ну знаешь… если на то пошло, лучше уж совком быть, чем проституткой. Продающей себя за выездную визу.
И повернулся, ушел к монастырю, в свою палатку. И не спал там, сидел на своей лежанке, стиснув зубы и ожидая ее возвращения.
Но она не вернулась. Было слышно, как взревел мотор, и старенький «пежо» укатил куда-то в вечернюю мглу серпантина.