Отступление 16
Шаморский султанат Альканзор — Золотой город, резиденция султана
Высокие окна Зеленого залы дворца были полу зашторены. Тяжелая, переливающая в редких лучиках солнца ткань, опускалась почти до самого ковра.
— Я уверен в этом, Великий, — в голосе Талака аль Захари, великого визиря, слышалась глубокая убежденность в своих словах. — Атакующая орда и так довольно многочисленна. В ней много ветеранов приграничных сражений с Регулом. И командующий Сульдэ явно лукавит, говоря о силе своего противника.
Султан в этот момент с некоторым сомнением на лице нацелился на небольшое пирожное, которое буквально утопало в белоснежном воздушном креме с ярко красной ягодкой на вершине. В массивных перстнях, толстые, похожие на колбаски уличных торговцев пальцы, Махмура застыли над столом, пока он раздумывал, стоит или не стоит попробовать эту сладость.
— О. Великий, кто такой этот Роланд? Жалкий королишка, владеющий слишком богатым для него куском! — с пренебрежением продолжал визирь, внимательно следя за эмоциями на лице султана. — Что его армия против закаленных в боях легионеров империи? Или может командующий Сульдэ устал от тягот службы на границах Великого Шамора? — от этих слов, прозвучавших с явным укором и удивлением. — занесенная в воздухе рука султана явно дрогнула, что сразу же отметил аль Захари, продолжая давить дальше. — Или может он ослаб от ранений? О, Великий, возглавлять атакующую орду это великая честь для любого из ваших слуг или не для любого…
Визирь сделал паузу и с выражением великого недоумения на лице уставился на султана. «Кажется, этот боров услышал меня, — в эти секунды проносилось в голове у аль Захари. — Да, да… Дошло до него, наконец-то! О, Боги, если мне все-таки удастся свалить этого старого Лиса Сульдэ… Это будет великий день!».
— … М…м… Все-таки это уже не первое его послание, — прочмокал толстыми губами Махмур, все-таки отказываясь от пирожного. — И тогда и сейчас он просит подкреплений. Ты уверен, что он справиться и так? Помнится недавно он писал, что у Ольстера оказалось слишком много тяжелой конницы, одетые в полные комплекты доспехов из гномьего металла. Из гномьего, черного железа? У моих даже такого нет?! Уж не твои ли это все проспали?
Вздрогнувший было визирь мгновенно взял себя в руки… «Смотри-ка, не растерял хватку, — с неудовольствием про себя отметил аль Захари, тут же натягивая маску явно оскорбленного достоинства. — Не все еще пропил и прожрал… Вспомнил… Кто же ему успел накапать? Явно, из своих кто-то… Кто же эта, скотина? Из придворных или военных?».
— О, Великий, мои люди денно и нощно, не покладая рук, выискивают врагов империи, — искусство притворства, десятилетиями отточенное визирем в придворной борьбе, в эти мгновения проявило себя с самой лучшей стороны; вскинутые руки, чуть ли не ужас на лице, побледневшее лицо и т. д. — И не их вина, что некоторые из твоих слуг чересчур нерешительны в борьбе с врагами Великого Шамора!
Визирь мог чуть ли не часами крутить эту пластинку, убеждая всех присутствующих в своей невиновности, однако… Махмур с гримасой на лице махнул на него рукой.
— Хватит, хватит… Лучше скажи мне, а что там с коротышками? — аль Закари с облегчением выдохнул, едва султан перевел разговор на другую тему. — Почему это мы получаем от них крохи черного железа?
— Скоро все измениться, Великий! — широкая улыбка появилась на лице визиря. — …
И уже к полудню Талак аль Захари вышел из покоев султана с посланием, где командующему Сульдэ предписывалось закончить покорение Ольстера в кратчайшие сроки и имеющимися силами. Визирь нанес своему давнему врагу еще один коварный и предательский удар…
Отступление 17
Королевство Ольстер Широченский лес. Около 14 лиг к югу от столицы. Место сбора остатков тяжелой кавалерии короля Роланда
Солнце медленно, словно нехотя, поднималось над кронами деревьев, падая на промерзшую землю длинными тенями. Тихо. Ни единого звука не раздается в лесу. Прятались звери и птицы…
— Фр-р-р-р… Тр-р…, — вдруг начали звучать инородные звуки, становясь все громче и громче. — Фр-р-р-р-р… Еще немного… Почти на месте…
По стылой земле старой дороги застучали копыта сотен коней, всхрапывающих от усталости. Тяжелые животные, самой природой не предназначенные для длительной скачки, еле держались на ногах.
— Фр-р-р-р… Давай, старина, потерпи еще немного, — бормотал один из рыцарей, наклонившись к гриве своего жеребца. — Еще пару сотен шагов, — тот же, словно понимая хозяина, отвечал ему жалобным ржанием. — Давай, давай.
По правую руку от него точно также плелся другой всадник, юношеская стать и изящные доспехи которого говорили о его молодости. Он уже давно снял глухой конический шлем с высоким плюмажем и с наслаждением подставлял вспотевшую голову под легкий морозный ветер.
— Ваше Высочество, вы зря сняли шлем, — почтительно, с отеческой заботой, обратился к нему рыцарь. — Вы сильно вспотели, а этот ветер очень коварен. Вы даже не заметите, как вас скует лихоманка… Потерпите немного. Вон на той поляне мы разобьем привал и снимем доспехи. Вон видите поднимается дымок. Видно, уже разожгли костры и готовят похлебку.
Действительно, ощутимо потянуло дымком, а вскоре и показалась и сама поляна, на которой стояло с десяток длинных шатров и с хрустом горели костры.
Они не остались незамеченными. На встречу скакали трое всадников, один из которых выделялся непокрытой головой развевающейся седой гривой волос и роскошной шубой.
— Дедушка! — с радостью вскрикнул наследник, едва узнал канцлера Крэгвула, дядю короля Роланда. — Как хорошо, что ты уже здесь! Я тоже сражался, дедушка, — несмотря на усталость, взгляд мальчишки светился от гордости; Крэгвул сразу же отметил и темные круг под глазами и опускающиеся плетьми руки мальчишки. — Рядом с отцом!
Взгляд старик мгновенно застыл. Потом он быстро обшарил глазами тех, кто стоял рядом с наследником, но короля не было…
— Где Роланд? — старик привстал на стременах и снова стал вглядываться в заполнявших поляну катафрактов. — Куда делся король?
Телохранители наследника переглянулись друг с другом. Потом двое из них сорвались с места и бросились в гущу всадников.
— Я был рядом с его высочеством, — произнес гвардеец, оставшийся рядом с мальчиком. — А его величество видел лишь во время первой атаки… Он был в таких же доспехах, как и все…
Крэгвул неуловимо качнуло в седле и ему пришлось вцепиться в седло, чтобы не свалиться кулем на землю. В этот момент он даже думать не хотел о том, что будет если король погиб… Старик молча всматривался в бурлящий перед ним поток людей, между которыми с возгласами носились телохранители наследника.
— Никто не видел короля, после выхода за ворота крепости, — подскочил первый рыцарь. — Он был во второй десятке.
— Есть, есть! — вдруг раздался крик и от толпы оторвались два всадника. — Он видел короля!
И вот уже перед просветлевшим лицом Крэгвулом начал свой рассказ один из рыцарей.
— Его Величество, скакал сразу же за моей спиной, — гвардеец из первого десятка, мощный детина, доспехи которого еще больше усиливали это впечатление, поклонился канцлеру. — До главного лагеря шаморцев мы держались вместе. А при штурме ворот, когда по нам ударили самострелы, меня выбило из седла, — он с ухмылкой кивнул на глубокую вмятину на боку своего панциря. — Хвала Богам эти доспехи из черного железа! Если бы это была наши старые железяки то меня бы насадило на вертел, как жареную пичугу из таверны…, — Крэгвул недовольно дернул головой, приказывая пропустить ненужные подробности. — Падая с моего коня, я видел, как его величество смог ворваться в лагерь…
Вот тут уже канцлер тяжело вздохнул. Похоже, все складывается самым наихудшим из всех возможных способов. «Благие Боги, теперь все псу под хвост! — Крэгвул опустил глаза на холку жеребца, словно в волосах его густой гривы могло бы найтись решение. — А так все начиналось… Мы вскрыли заговор, развязали языки предателям и подсунули шаморцам обманку. В крепость всеми правдами и неправдами смогли тайно затащить четыре сотни катафрактов. И нам даже удалось смешать с грязью передовые отряды, что хотели с помощью предателей проникнуть за стены крепости…, — старик медленно поднял голову и невидящим взглядом уставился куда-то вдаль; ощущение полной опустошенности нахлынуло на него подобно внезапно начавшемуся ливню. — А потом началось… В лагере шаморцем мы наткнулись на самострелы. Сколько их там было теперь уже не важно. Главное, что им удалось сбить первый и самый мощный порыв удара кавалерии. Потом уже смогла подтянуться и основная масса легионеров… Не удался и удар по лагерю с внешней стороны теми силами, которые прятались в окрестных лесах. Всадники завязли в укреплениях. Быстро разобрать их не удалось…, — он продолжал молчать, как и окружавшие его гвардейцы; лишь тяжелые мысли в голове ни как не давали ему покоя. — А теперь еще и это! Видно, Ольстер чем-то сильно прогневил Богов, — он вновь тяжело вздохнул. — …».
— Мой мальчик, иди пока к костру. Негоже тебе мерзнуть здесь, — мальчик, конечно понимал, что происходит что-то нехорошее, но желание сбросить тяжелые доспехи и погреться было сильнее него; он слез с коня и убежал к ближайшему костру. — С сегодняшнего дня, — канцлер печатал каждое слово, вкладывая него всю силу и мощь своего глубокого тяжелого голоса; в его поднятой руке сверкнула золотом королевская печать с фигурным гербом Ольстера — древний знак власти в королевстве, наряду с короной. — Рядом с… наследником и будущим королем должно неотлучно находиться двадцать лучших рыцарей, — он буравил взглядом стоявших вокруг него всадников. — До возвращения его величества короля Роланда или до восшествия на престол короля Лекона, опекуном наследника буду я, — золотая печать вновь внушительно сверкнула в лучах солнца.
* * *
Двое дюжих легионеров с развевающимся на ветру черными плащами выволокли из шатра командующего безвольную фигуру и тут же, повалив ее на землю, сломали позвоночник. Так же совершенно буднично, без всяких эмоций, они подхватили хрипящее, с пеной у рта, тело и поволокли его к небольшому оврагу в отдалении, где и бросили.
— Сегодня будет чем полакомиться этим тварям, — угрюмо пробормотал один из легионеров, кивая на стоявших в отдалении невысоких четвероногих лохматых животных; те с жадным блеском в глазах следили за каждым их движением, ожидая когда они уберутся восвояси. — Поди еще ни разу потроха сотников не пробовали… Пошли.
Едва легионеры отошли от оврага, как бродячие собаки начали медленно обходить овраг, постепенно спускаясь все глубже и глубже — туда, где шевелились с хрустом, хрипом и стонами с десяток тел.
Они даже не успели приблизиться к шатру, как его полы резко распахнулись и оттуда подобно камню, выпущенному из пращи, вылетел и тут же остановился сам командующей. В эти мгновения с него можно было смело писать портрет самого вестника смерти — Азраила! Лицо Сульдэ было мертвенно бледного цвета. Выпирали острые скулы, над которыми провалами зияли глазницы. Лихорадочным блеском блестели глаза…
— Где эти трусливые гиены? — не оборачиваясь, бросил он назад, где стояли его тысячники. — А…, — его взгляд, только что шаривший по сторонам, наконец застыл. — …
Несколько неровных шеренг из уцелевших легионеров, которые должны были ворваться в город первыми, вытянулись в нескольких сотнях метров от шатра.
— За мной, — с шипением выдохнул он воздух и быстро пошел, переваливаясь с ноги на ногу. — …
Старика просто разрывает от переполнявшего бешенства. Об этом говорили и тяжелое дыхание, то и дело прерывающееся невнятным бормотанием; и хватание рукоятки меча скрюченными пальцами правой руки.
Случившееся ночью стало для опытного полководца не просто неприятным щелчком по носу, а полноценным ударом в челюсть со всеми сопутствующими этому… брызгами крови и слюны, сломанными зубами и т. д. Еще сутки назад он был уверен, что именно этой ночью столица королевства со всеми ее запасами и королевским наследников сама упадет к нему в руки, как перезрелое яблоко. Отражением этой уверенности стала даже подготовка повозок для будущих трофеев, самые богатые из которых должны были пойти в том числе и в его карман.
— Свинной помет…, — вырывался через гнилые зубы невнятный шепот. — …
Другим источников этой злобы стала не столь давно пришедшая к нему горькая мысль о том, что ему начало отказывать его знаменитое сопровождавшее его десятками лет чутье. Именно за это мистическое знание своего будущего противника, его ходов, Сульдэ и был прозван Старым Лисом… Сейчас же он все чаще стал себя ловить на том, что не может предугадать действия своего врага. «Неужели так выглядит Старость? — еще одна предательская мыслишка закралась к нему в голову. — Нет… Не может быть».
— Господин, господин, — голос одного из тысячников вырвал из задумчивости шагавшего полководца. — Вот они.
Жалкие остатки штурмовых групп, собранных со многих турий, молча стояли перед ними. После внезапного кавалерийского удара их уцелело не более половины от первоначального состава. А среди оставшихся в живых почти все были ранены.
Сульдэ медленно шел перед строем, задумчиво смотря куда-то вдаль. Думал ли он в эти мгновения о стоявших в нескольких шагах легионерах? Нет! Судьба их была предрешена уже в тот момент, когда первые из них, не выдержав стремительного удара тяжелой кавалерии Ольстера, побежали к лагерю. Кодекс Легиона однозначно определял их будущее — Смерть и только смерть! Вопрос был лишь в том, все они или лишь их часть ляжет в землю…
— Децима, — наконец, негромко выдал Сульдэ, останавливаясь перед бледным как мел легионером. — Децима, — вновь уже громче повторил он, и не оборачиваясь пошел в сторону крепости. — …
Децима! Приговором прозвучало слово. Каждый десятый из стоявших должен был умереть!
Сразу же, едва командующий отвернулся, к шеренге подскочили его телохранители. Сыпя ругательствами и оскорблениями, они резво стали вытаскивать из строя каждого десятого солдата.
— Быстрее, сын ишака! Что встал как каменный? — на разные голоса орали они, кидая на колени тех, на кого пал жребий. — Ноги отнялись?
Хрясть! Пока из середины строя выволакивали очередного обреченного, в начале уже начала литься первая кровь… Обритая наголо голова, забинтованная багровой, почти коричневой тряпкой с глухим стуком упала на промерзлую землю и покатилась к ногам одного из легионеров.
Хрясть! Новый взмах мечом и новая голова с хрустом и брызгами кровь полетела на землю.
Сульдэ всего этого уже не видел. Ноги его сами собой несли к крепости — к тому место, где вчера была похоронена его уверенность в скорейшем окончании войны.
Окруженный шедшими невдалеке телохранителями, особой лично преданных ему легионеров, командующий медленно подходил к остаткам линии укреплений, за которыми прошлой ночью штурмовые группы солдат ждали сигнала от заговорщиков. Он шел, перешагивая через раскуроченные в щепки деревянные бочки, обходил перевернутые телеги, изредка останавливаясь возле еще неубранных тел легионеров и гвардейцев Ольстера.
— Хм…, — с негромким бормотанием Сульдэ замер возле лежавшего на боку всадника, с которого еще никто не успел содрать его черные доспехи. — Черное железо. Сколько же его тут…, — теперь он своими глазами убедился, что на всадниках короля Роланда, вчера вырвавшихся из осажденного города, действительно, были доспехи из драгоценного металла. — Что? — его взгляд вдруг зацепился за некоторую странность на доспехах, цвет которых ближе к спине рыцаря был более блеклым. — Переверните его! — едва двое подскочивших легионеров перевернули тело, как эта странность стала понятной. — Вот же поганец…, — сквозь зубы, тихо выдал Сульдэ; и в словах его, пожалуй, одобрения было больше, чем осуждения. — …
Перешагнув через тело, старик двинулся дальше. А на земле осталось лежать тело, панцирь на туловище которого состоял из двух частей — из нагрудника, выкованного из гномьего металла, и задней части, вышедшую из рук кузнеца-человека.
— Что тоже пришел полюбоваться на этот орешек, который мы никак не можем разгрызть? — с одного из вывороченных из рукотворного вала бревен раздался знакомый насмешливый голос; Верховный кади Шамора сидел на какой скособоченной треноге и что-то потягивал из глиняного кувшина. — А Роланд все-таки хорош!
Даданджи сейчас отнюдь не лукавил. И сам не раз поучаствовав в осаде, да и штурме крепостей, он прекрасно понимал, что королю Роланду стоило подготовить и осуществить вчерашний прорыв. Конечно он сам бы сделал иначе… Даданджи точно бы не стал бросать в атаку, пусть даже совершенно неожиданно, тяжелую кавалерию на укрепленный лагерь. Собственно, вчерашние события и показали, что, разгромим штурмовые отряды легионеров, бронированный клин катафрактов вонзился и завяз в обороне базового лагеря шаморцев. И будь бы он на месте Роланда, кади бы запустил шаморцев в город. Потом дождавшись, когда большая часть легионеров втянется внутрь, захлопнул бы ловушку и начал спокойно расстреливать из луков своих врагов со стен и крыш домов…
— Говорю, наш враг оказался изворотливым ублюдком, — широким жестом кади обвел разгромленные укрепления и лежавших мертвыми легионеров. — Так все подготовить. Мне даже завидно, как все это ему удалось провернуть… И это проклятое вино, что лишает разума. Подумать только преподнести шаморской армии в дар целый обоз отравленного вина, придумав для этого целую красочную легенду, — Даданжи продолжал рассказывать с нескрываемым восхищением. — Мол, благодарные купцы, восхищенные приходом славного щаморского воинства, решили преподнести знаменитому командующему самое известное и дорогое вино Ольстера. И даже дали нашим обозникам кучу монет, чтобы вино дошло до места в целости и сохранности… Силен, конечно, силен! — Сульдэ встал от него невдалеке, по-прежнему, молча рассматривая городские стены; хотя нетрудно было заметить, что, несмотря на каменный вид, разглагольствования кади слушал он с явным интересом. — А эта его затея с заговорщиками?! И я не удивлюсь, если позже выясниться, что обо всем этом он знал с самого начала, а письмо про вчерашнее вообще писали под его диктовку… И ведь, хитроумный ублюдок, дождался, когда легионеры выйдут из-за вала и подойдут на расстояния броска. А что было у наших солдат? Чем они могли встретить несущихся на них кавалеристов, закованных в гномьй металл?
На лице командующего и сейчас не появилось не единой эмоции. Хотя последние слова Даданджи были явно камнем в его огород! Ведь это именно Сульдэ приказал легионерам из штурмовых отрядов вооружиться лишь короткими клинками и небольшими щитами, с которыми удобно сражаться в тесноте городских кварталов. Поэтому все копья, пики и даже часть больших тяжелых щитов легионеры оставили в лагере. А как же иначе, они же шли в спящий город, который им сам же и откроет ворота…
— Это был всего лишь укол, — начал он говорить и сразу же пожалел об этом, но было уже поздно. — Болезненный, неприятный, но все укол.
— Ха, ха, укал?! — Даданджи чуть не подскочил на месте от возмущения. — Почти две сотни легли в землю, еще чуть больше сотни будут еще валяться и корчиться от ран. И лишь, боги знают, когда они оправятся… И при всем при этом, здесь на укреплениях были наши лучшие войны. Ты сам приказал в штурмовые отряды отбирать лишь ветеранов войн с империей Регула. Это укол?
— Да, да. Главное мы смогли обломать клыки этому молодому волчонку! — оскалился Сульдэ. — Он бросил город. Там почти никого не осталось. Перебежчики говорят, что на стенах лишь одни стражники магистрата — эти толстобрюхие любители прокисшего пива и дешевых шлюх. Еще вроде кто-то видел десятков шесть — семь королевских гвардейцев, и все! — старик сузил глаза, превратив их в щелки, и внимательно смотрел на возвышавшиеся перед ними мощные крепостные стены. — И если сейчас мы ударим посильнее, то они все побегут как тараканы.
Однако, Верховный кади его уже не слушал. Мужчина, соскочив с колченогого стула, направился навстречу приближавшемуся всаднику с развевающимся бунчуком характерного золотистого цвета — знаком султанской власти. К ним прибыл гонец из Шамора, а это могло очень многое изменить.
— Господин! Господин! — смуглолицый, весь покрытый грязью и свисавшими с его волос, бороды и гривы коня сосульками, упал на колено и несколько раз поклонился. — Послание Победоносному! — на вытянутых над головой руках он держал деревянный футляр, запечатанный личной печатью султана. — …, — футляр в руках смертельно уставшего гонца мелко подрагивал. — …
Подойдя, Сульдэ под пристальным взглядом Даданджи взял футляр. С хрустом треснувшей печати искусно выточенная из дерева крышка открылась и наружу показался кусок плотного пергамента.
— …, — Сульдэ, кивнул на гонца, мельком взглянув на ближайшему к нему телохранителя и склонился на посланием. — …, — измученного долгим путем посланца уже уводили в сторону лагеря. — …
Несколько минут, показавшиеся еле сдерживающему свое нетерпение кади вечностью, командующий вглядывался в пергамент. Лицо его, морщинами напоминавшее кору старого дерева, было как обычно непроницаемым. Вообще, могло бы показаться, что в руках его не послание от самого могущественного человека на этом континенте, а какая-то ничего не значащая писулька.
— Прочти, — вдруг скрипучим голосом проговорил старик, протягивая пергамент Даданджи, что тот собственно и не преминул сделать. — Теперь оно касается и тебя тоже…
Реакция кади на письмо было совсем иным, нежели у старого полководца. Едва вчитавшись в затейливую вязь буковиц шаморского правила, молодой мужчина присвистнул.
— Ого-го… Нас совсем оставляют с носом. И это после все наших посланий, — не скрывая своего огорчения, воскликнул он. — … Мы, султан…, — забормотал он вслух, пропуская некоторые места в письме. — И прочая, прочая… уверены, что в твоих руках достаточно сил, чтобы заставить зазнавшегося короля Ольстера склонить голову перед нашей властью. И нам непонятны эти непрестанные просьбы о все новых и новых подкреплениях. Разве, твоя десница обессилила и устала разить врагов Шамора?…, — тут Даданджи вновь изобразил удивление. — Смотри-ка, сразу чувствуется рука великого визиря. Только эта скотина, не нюхавший крови и говна, мог так сказать! Так… Что там у нас еще? Ха-ха! Нам дали еще месяц. Хорошо, не неделю.
И оба, словно сговорившись, замолчали. И тот и другой размышляли о будущем, хотя каждый представлял его совершенно по-разному…
«Месяц! Великий нам дал всего лишь месяц, чтобы Ольстер покорился?! — командующий неподвижной статуей застыл напротив северных ворот столицы Ольстера. — Он, что совсем ничего не понимает? Или названия покоренных крепостей и провинций совсем затмили его разум?! — конечно, все это восклицал он в сердцах, прекрасно понимая, что сейчас уже ничего не изменить. — Атакующая Орда уже давно увязла здесь, словно в болоте. Почти тысячу легионеров пришлось оставить в гарнизонах новых крепостей и городов, привести провинции к полному подчинению. Не меньше, если не больше, уже легло в землю… А мы еще только топчемся перед столицей этого проклятого королевства».
Сульдэ уже давно понял, что глубоко ошибался, считая армию Ольстера и его короля легкой добычей для Шамора. Как показали уже первые дни и недели военной кампании, гвардейцы короля Роланда оказывали самое что ни на есть фанатичное сопротивление. Многие гарнизоны приграничных крепостей, вообще, сжигали свои укрепления, предпочитая плену смерть.
«Сейчас время играет и против нам и против Роланда, — продолжал размышлять старик, не обращая внимание ни на поднявшийся ледяной ветер, ни на негромкий разговор его телохранителей за спиной. — В преддверии зимы, какой бы она теплой там не была, его катафрактам нужно будет место, где бы они смогли пережидать непогоды и переводить дух после боя. Найдет ли он такое место, покажет лишь время… Еще фураж для коней и припасы для всадников. Если лазутчики и слухи не лгут, то все его зерно лежит буквально в сотне метров от моих ног, — Сульдэ пристально вглядывался в ворота крепости, словно пытался заглянуть за них. — И у нас не лучше… Дальше наступать мы можем лишь с оглядкой на каждый лес, овраг, холм и, мать их кочку, за которыми могут прятаться кавалеристы Роланда. Не лучше дела обстоят и с продовольствием. Отряды фуражиров все чаще возвращаются ни с чем…».
А вот ход мыслей великого кади был несколько иным, хотя их итогом стало тоже самое.
«Это точно визирь! Только эта скотина мог придумать, как одним ударом избавиться сразу же от двоих! — Даданджи от обуревавших его противоречивых чувств с силой пнул замерзший земляной ком. — Он! Точно он! И что она там еще шептал на ухо султану, лишь одним богам известно… Каков?! За месяц справитесь?! Да тут как раз и месяц придется за Роландом бегать, пока он соизволит по чащам и ущельям прятаться, — в каждом слове этого послания, заверенного личной печатью султана, кади ясно видел руку великого визиря; именно визирь, он был твердо уверен, стоит за всеми этими кознями. — Он, он! Этот же хорек прекрасно понимает, что, если из Ольстера я вернусь с поражением, то мест великого кади мне не видать как своих ушей! И даже прелести моей сестры, греющей постель султану, не помогут!».
Он снова развернул пергамент и начал вчитываться в затейливые письмена, хотя понимал, что ничего нового он там не найдет.
«Боги, как же мне все это надоело! — чуть не вслух взвыл он, продолжая накручивать себя. — Этот холод и мерзкая слякоть! Эти пережаренное мясо, больше похожее на подошву сапога! Это кислое вино! Эти вонючие девки, на которых лезешь с отвращением! — с маской явного неудовольствия на лице, Даданжи топнул ногой. — И что теперь? Через месяц возвращаться побитой собакой и дырками сестры выпрашивать себе? Или может прямо сейчас лезть на эти чертовы стены? — он зло уставился на городскую стену, сложенную из огромный валунов. — Или лучше нестись в лес в поисках этого королика? Что делать? Хотя…, — тут великий кади дернулся всем телом и застыл, перестав даже губами шевелить; в его голову пришла отличная идея, что позволит ему выйти сухим и из этой передряги. — Султан хочет чтобы король Ольстера признал его своим сюзереном, а свои земли частью Великого Шамора. Но, кто сказал и где написано, что королем должен быть именно Роланд, а не кто-то иной?! Какая разница, кто подпишет капитуляцию? Главное, султан получит то, что он хочет! — губы кади раздвинулись в широкой улыбке, демонстрировавшей ровный ряд крупных желтоватых зубов. — А усмирением остальных провинций можно заняться и после…».
Еще через несколько минут глубоких раздумий эти мысли начали оформляться в некие наметки плана дальнейших действий, которым нужно было срочно поделиться со стариком.
— А не выпить ли нам хорошего вина? — его раздавшийся довольный голос долетел до Сульдэ, черной тучей стоявшего недалеко. — Подогретого вина?!
Раздраженный командующий, в голове которого уже оформилось решение штурмовать город и потом использовать его в качестве опорной базы, резко повернулся к говорившему. Он был явно не доволен, что прервали его размышления.
— Ну? — сквозь зубы, угрюмо промычал он, буквально буравя глазами мужчину. — …
— Мы можем уложиться в срок, если сделаем по-моему…, — Даданжи уверенно выдержал его взгляд. — И здесь не будет никакого обмана.
Он, действительно, не предлагал никого обманывать — ни султана Махмура, ни великого визиря. Будучи великим кади, главным судьей Шамора, Даданджи предлагал опереться столь знакомую ему юридическую казуистику, представив формальную картину реальной.
— Мы оба понимаем, что за месяц привести Ольстер к повиновению нереально! Вон в прошлую войну наши армии почти два года рубились за несколько провинций. А в итоге, так и разошлись почти при своих, — Сульдэ, скрипя зубами, кивал в ответ головой. — У нас же положение не лучше! Потрепанная и уставшая армия, с трудом держащая кучу крепостей и городков. Противник с немалыми силами где-то спрятался. Продовольствия остается все меньше и меньше. На носу зима… Я ни чего не забыл? — по лицу выражению лица командующего было видно, что кади перечислил все абсолютно верно. — Единственный наш выход сделать следующим образом…
Даданджи предложил, взяв древнюю столицу Ольстера штурмом, провести в ней поместный собор из переметнувшихся и прикормленных дворян. Они должны будут низложить короля Роланда, как… Тут кади запнулся, не найдя нужного или нужных слов, чтобы описать прегрешения короля.
— Ну это не важно. Вся эта шваль сделает без всяких вопросов именно то, что мы скажем. За кусок стали или мешок золота они и кровь родную продадут… Главное, в нужный момент подсунуть им своего претендента на престол — того самого кузена короля Роланда, что сидел под стражей в одной из крепостей. В нем течет древняя королевская кровь. К тому же, поговаривают, что среди знати он был гораздо популярнее Роланда.
По мере рассказа, морщины на лбу хмурящегося Сульдэ постепенно разглаживались. Было видно, что предложенное ему в общем нравилось.
— И когда они наденут ему на голову корону, Ольстер падет. Нам же останется с чистой совестью отправить послание великому султану о капитуляции королевства, — кади ухмыльнулся. — Раланд же пусть все это время рыщет в лесах и горах, пока под его всадниками не сдохнут их кони и они не превратятся в обычных пехотинцев. Мороз и бескормица сделают за нас большую часть работы…
Старик внимательно его слушал, время от времени тяжело вздыхая. Предлагаемое хотя и не было ложью, но отчетливо смердело, словно провалявшаяся на солнце падаль.
Крючкотворы, — с противоречивым чувством, не то презрения, не то восхищения, прошипел командующий. — Умеющие превращать победу в поражение, а поражение в победу, одними словами…, — Сульдэ с кривой усмешкой вытащил из-за пояса кинжал. — А эта сталь гораздо честней слов. Ей не нужно притворяться ни перед кем! Она такая какая есть. Разящая, смертоносная… Но сейчас, видимо, сталь должна замолчать.
В эти мгновения и Сульдэ и Даданджи, стоя друг на против друга, прекрасно понимали, что несмотря на звучавшие эмоции решение ими уже принято. У них просто не оставалось другого выхода, позволившего бы им не просто остаться при своих, но и серьезно выиграть.
В течении следующих двух дней все пространство вокруг столицы в очередной раз превратилось в место для масштабных земляных и строительных работ. Сотни и сотни пригнанных с окрестностей крестьян, взявшись за деревянные лопаты и огромные кувалды, начали выравнивать землю в окрестностях города. Тут же, словно живые, из кучи бревен росли к небу деревянные штурмовые башни со здоровенными колесами. Целыми днями облепившие башни плотники стучали по ней топорами и молотками, скрепляя скобами конструкцию.
Естественно, все эти приготовления в городе были замечены и явно не остались без внимания, что проявилось в первую же ночь. Тогда с десяток горожан, по веревкам спустившиеся со стен, сумели поджечь остовы едва начатых двух деревянных башен. При возвращении их все же смогли схватить и под утро тела смельчаков уже висели на вкопанных в землю столбах.
На четвертый день, когда в полусотне метров от городских стен уже встали полностью готовые штурмовые башни, на дороге, ведущей к воротам, показался всадник с развевающимся над головой веткой дерева. Не надо было быть пророком, чтобы опознать в нем посланника.
— Чего надо? — проревели со стены, едва посланник, мордатый легионер на невзрачной коняге, приблизился вплотную к воротам. — Оголодал али замерз?
Со стены тут же загоготали. Сотни голов стражников, гвардейцев и горожан-ополченцев, торчали над стеной.
— Жители славного города, столицы Ольстера, слушайте меня! — не отвечая на насмешки, громко закричал легионер. — Победоносный Сульдэ, гроза северных варваров и усмиритель фанатиков Живого бога Регула, не желает вашей смерти, — смешки и оскорбления уже замолкли и защитники с жадностью вслушивались в эти слова. — Он ценит вашу верность присяге. Вы преданные сыны короны и настоящие воины. Но, Победоносный говорит вам, не забывайте, что король Роланд предал вас! Он бросил своих поданных и сбежал прочь! Почему вы должны умирать за короля-предателя? Почему ваши жены и дети должны страдать за недостойного короля?
Гул голосов вновь поднялся над стеной. Кое-кто даже бросил в посланника какую-то гниль. Но и были и те, кто мысленно были с ним полностью согласны…
— Ровно в полдень Победоносный Сульдэ придет к воротам города, чтобы освободить вас и ваши семьи от ненавистного предателя! — продолжал кричать уже порядком охрипший легионер. — Те же, кто помогут ему в этом благом деле, получат по десятке золотых полновесных соверенов! — с этими словами посланник подкинул вверх несколько монеток, ярко сверкнувших в лучах солнца. — Вы слышите, по десятке золотых за благое дело!
… И ровно в полдень, как и обещал посланник, ровные колонны легионеров, выстроившихся напротив главных и второстепенных ворот, пришли в движение. Одновременно тронулись начали катиться по выровненной земле массивные срубы — башни со стрелками на верху.