Город Вильков. Баронство Кольское. Около ста лиг к югу от Гордума

Через небольшие покосившиеся домишки на южной окраине Вилькова с радостным гоготом пронеслась кавалькада всадников. Около трех десятков человек скакали довольно плотной группой, благо позволяла ширина начавшегося тракта и уже подсохшая грязь.

— Лафает, — лейтенант с мечтательной улыбкой на губах прибавил ход, чтобы сравняться графом. — Вижу вы вчера тоже «дали жизни этому городишку?! — следу вчерашнего вечера, отданного графом на отдых, ясно проступали на лице лейтенанта. — Даже немного завидую вам, вероятно сю ночь соблазняли невинных дев? Ха-ха-ха-ха!

Тот лишь продолжал улыбаться и молчать, всем своим видом демонстрируя, что если он и соблазнял невинных дев, то это его лично дело.

— Ха-ха-ха! — чуть слышно гоготали скакавшие рядом гвардейцы, такой юмор в их среде был в особой цене. — Ха-ха-ха-ха! — смеялся сам Фален.

Он был в превосходно настроении, что передавалось и его жеребцу, которого приходилось даже чуть сдерживать чтобы он не пустился в галоп.

Честно говоря, без сомнения его чудесное настроение имело под собой очень веские основания, главное из которых заключалось в том, что он выполнил КОРОЛЕВСКОЕ поручение.

Возвращаясь к этой мысли снова и снова, граф испытывал особые эмоции. И это была не восторженность юного героя, которого награждают за совершенный им подвиг; и не «святое» благоговение поданого от оказанной ему монаршей милости… Фален за все эти годы вынужденного безделья и притворства, годы жизни молодого ловеласа, повесы и прожигателя жизни, впервые почувствовал, что он сделал что-то крайне нужное для своего КОРОЛЯ, для своей СТРАНЫ. Воспитанный на многочисленных героических примерах своих родичей, погибавших за своего короля, он чувствовал, что сделал свой первый шаг к их славе…

Тимура же в эти секунды обуревали несколько иные чувства. Был ли он в гневе? Опечален? Или может раздавлен? Может при беглом взгляде, брошенном на его молчаливую сосредоточенную физиономию, и можно было бы так сказать. Тем более для печали и гнева у него было предостаточно причин.

Однако, внутри него «не кипело море ярости», и не шипели от гнева «ядовитые твари». Тимур был раздосадован, но не более. Естественно, он осознавал всю глубину своего падения, в котором виноват как раз он один! Здесь не надо быть гением от стратегии и тактики или мастером предсказаний, чтобы понимать, что зависимость от аристократа с неясными целями свяжет его и его людей по рукам и ногам; что широко раздаваемые им обещания крайне трудно выполнимы; что стычка с баронским представителем — синьором этих земель обязательно будет иметь мало приятные последствия; что и в своем клане и в других кланах никто не будет рад такому обороту событий. Конечно, все это Тимур понимал!

… Гном сидел в своем любимом кресле, на которое уже Батиста уже даже не пытался претендовать, и молча рассматривал входивших в большую комнату людей и гномов. Тимур видел и чувствовал их страх, тревогу и неуверенность… Братья-гномы — Кром и Грум — эти великовозрастные дети, вообще, толком не понимали, что теперь будет со всеми ними. Батиста все еще не мог прийти в себя, шарахаясь от каждого шороха. Ему с прошлого вечера в каждом звуке мерещатся ломящиеся солдаты магистрата или барона, которые хотя его вздернуть на виселицу или насадить его на кол. На лице Амины же было больше тревоги чем страха, и это чувство, как догадывались некоторые, было обусловлено отнюдь не угрожающей лично ей опасности. Торгрим с сыном, было видно по их угрюмым лицам, снова примерял и на себя личину изгоев — гномов без клана и дома. Гном-отце был абсолютно уверен, что после всего этого Совет старейшин даже слушать не будет какие-то оправдания Колина, а просто вышвырнет его из клана. Словом, тяжелая атмосфера захватила всех, кто находился в помещении… Почти всех! Всех, кроме того самого, кто и был виновником!

Тимур, по-прежнему молчал. Он прекрасно их всех понимал, но ничего не мог поделать с буквально прущим из самого его нутра бесшабашным осознанием того, что он все-таки здоров и, главное, жив. Проведя больше года в роли полу парализованного инвалида, с трудом способного самостоятельно расстегнуть свою ширинку и оправиться, парень только сейчас, после всех этих событий, начал осознавать, что он получил в этом мире! «Они же этого просто не понимают! — он с трудом сдерживал улыбку, которая все равно кривила уголки его губ; некоторым, же кто стоял ближе всех к нему, казалось, что это так дергается его щека… естественно от испытываемого им горя. — Черт! Я же жив! — он посмотрел на свои пальцы — здоровые плотные и двигающиеся так, будто только получил их. — Жив… мы все живы, а это главное!».

— Ч-е-ерт! — Тимур все-таки не выдержал, подскочив с кресла и буквально подлетев к опешившему от неожиданности торговцу. — Вы что не понимаете? Мы же живы? — он чуть не затряс за воротник камзола Батисту. — К черту все это! — парень резко, экспрессивно, очертил руками полукруг, видимо намекая на что-то материальное. — Сейчас мы все живы и…, -он резко словно кинжалом ткнул пальцем в грудь торговца. — Мы выиграли немного времени. Слышишь меня, Зоран?

Тут ошарашенно забормотал.

— Да, да, да, — пожалуй, прямо в эту секунду Колин пугал его еще больше, чем возможность оказаться в пыточных застенках баронского замка. — Слышу, — торговец чуть отстранился от него, но сзади него стояли другие и двигаться было некуда. — Колин! — он все же решился задать вопрос, который в данный момент в той или иной степени учил каждого. — Что нам теперь делать?

Понимал ли в это мгновение Тимур всю подоплеку этого вопроса? Осознавал ли он, все еще дитя другого мира, то, что собравшиеся хотели спросить на самом деле?… Скорее всего, Тимур видел лишь то, что было на поверхности. Откуда он мог знать, что в мире средневековья и господства сложных вассальный-синьорильных отношений и связей многие казалось бы обычные поступки привести к очень серьезным последствиям? Для остальных же, людей, с молоком матери впитавших суть отношений синьор — зависимый человек, и гномов, привыкших к сложным отношениям подчинения внутри кланов, все происходящее виделось в несколько ином свете. Так, действия Тимура по выкупу совершенно незнакомых ему гномов, шаги, идущие в разрез мнению старейшин, убеждали гномов и людей в том, что он стремиться как минимум к главенству в клане, а как максимум основать свой собственный клан. Произошедшее же вчера, когда Колин своей жизнью, умениями и имуществом, вступился за человека (не гнома) еще больше укрепили их уверенность в этом. Словом, перед ними уже формировалась привычная им картина, в которой они, в том числе и сам Батиста, уже являются частью некого организма — старого или нового клана, а их глава становиться вассалом довольно сильного королевства.

— Я говорил вчера с господином графом, — картина Тимура, напротив, была не настолько проработана, но в общих чертах имела очень много общего с предыдущей. — О многом…, — многозначительного добавил он. — Скрывать не буду, а свою защиту он просил очень многого, даже слишком многого! — вновь в комнате повисло тревожное молчание. — Однако, чтобы он у нас сейчас не просил и чтобы я ему не пообещал, сделать это получиться лишь в том случае, если клан не даст… мы останемся в клане, — подвел итоги Тимур.

Сейчас, находясь перед гномами и людьми, которые внимательно слушали каждое его слово и готовились делать то, что он скажет, Тимур, наконец-то начал осознавать, что является для них не просто чудаковатым гномом или гномом с чудесными идеями или даже гномом — изгоем, а их Главой. Он очень остро почувствовал, что каждый из здесь присутствующих является его человеком. И если вчера, вступаясь за Батисту больше по наитию, сегодня он сделал бы тоже самое по совершено ясной для себя причине.

— Если вы верите мне, — судя по взглядам людей, они считали, что надеяться им больше не на кого. — То слушайте внимательно… Зоран, на какое-то время тебе придется оставаться в доме. Не выходи за ворота, не высовывайся из окна, не принимай приглашения от друзей или чиновником магистрата. Семья пусть всем отвечает, что ты срочно собрался и куда-то уехал. Проследи, чтобы поставили новые ворота. Пусть твой дом станет хотя бы немного похожим на крепость! Пока же будешь здесь безвылазно сидеть, подумай, кто из твоих торговых партнеров от сюда или из соседей может заинтересоваться нашими камнями и красным холстом, — тут он непроизвольно скосил глаза на яркое, огненно-красное пятно, которым казалась верхняя накидка мгновенно смутившейся гномы. — Хм… С топориками пока прекратим. От них, как выяснилось, одни проблемы… Как только станет ясно, кто из купцом готов с нами торговать, надо сразу же выдать как можно больше товара, — он в задумчивости потер подбородок. — Чувствую, что нам очень не помешает запас наличности.

Тимур перевел взгляд на братьев-гномов, стоявших как и обычно в своем много килограммовом металле.

— Вам придется остаться здесь. Поможете, если какая шваль полезет, — лицо гномов чуть прояснились; им стало более понятно, каково их будущее. — Если же вернуться солдаты барона, попробуйте спрятаться, а лучше бегите за город. Ясно?

Он обвел взглядом остальных, чуть задержавшись на гноме и старом гноме, которого выкупил в последней партии должников.

— Остальных это тоже касается! Сидите в доме! По одному на рынок не ходите! Я же попробую убедить старейшин…, — судя по взглядам, брошенным на него в этот момент, почти никто не верил в успех этой попытки.

Конечно весь этот разговор не закончился так гладко. Они еще долго, обступив Колина, обсуждали то, что он сказал… Недовольно гудели братья гномы; им тоже хотелось побывать дома. Одновременно, прямо в ухо зудел Батиста о том, что за это время вынужденного простоя и пряток все его партнеры отвернуться от него и уйдут к другому. Где-то среди остальных пряталась гнома, которая тоже что-то хотела сказать…

В общем, остаться в комнате одному и подумать над тем, как решить проблему со старейшинами, ему удалось не скоро. В добавок еще все приходящие ему на ум решения очень «не хорошо попахивали». «Хоть трави прям этих старых пердунов…, — в сердцах выдавал он варианты. — Подсыпать какой-нибудь гадости и все — встречайте подгорные боги своих потомков… Взорвать там все к черту… порохом, миной… или лучше антивеществом…, — Тимур чуть не поперхнулся от столь извилистым путем пришедшей ему в голову мысли. — Ха-ха! Антивеществом! — он вдруг замер, пытаясь ухватить ускользающую идею. — Хм…Взорвать все… Все!».

В его голове мелькали десятки, сотни образов, картинок из, преимущественно, фильмов, которых в период своей инвалидности он смотрел круглыми сутками. Смотрел все подряд, не разбирая жанры, годы и качества. Смотрел только, чтобы хоть на ненадолго отвлечься и поверить в существование другой жизни! И сейчас посреди всего этого безумно вертящегося калейдоскопа всплыло одно особенно яркое воспоминание об одном из просмотренных фильмов. Что это за фильм парень не мог припомнить. Тогда он смотрел их, просто механически нажимая кнопки.

— Черт! — шептал он, вспоминая сюжет и тот самый до безумия впечатлявший его момент. — Это то самое…

Перед его глазами словно, на экране, из последних сил к вертолету бежал невысокий человек в сутане. Он что крепко-крепко прижимал к своей груди, словно это величайшая ценность на свете. Вот он остается в кабине винтокрылой машины один и вертолет с заполненной тысячами людей площади взмывает в темную ввысь. Полными исполненной верой глазами герой смотрел вверх, куда все выше и выше взбиралась многотонная машина, внутри которой был сильный духом человек и разрушительной силы бомба (бомбой, по сюжету фильма, как это ни удивительно вновь оказалось очередное открытие ученых). Электронный индикатор бомбы тем временем отсчитывает последние мгновения перед взрывом и герой, наконец, бросая последний взгляд на бомбу, выпрыгивает из кабины вертолета… И самая последняя сцена, которая особо впечатлила Тимура — это спуску человека с парашютом в ореоле яркой вспышки, словно с неба спускался не обычный человек, а неземное существо!

— Это то самое, что мне нужно! — чуть не прорычал Тимур, в голове которого окончательно складывает план. — Надеюсь на героя-то у них рука не поднимется?!

Он решил заложить пару небольших зарядов взрывчатки над пещерой, в которой находится Великий зал Совета старейшин, и взорвать их, когда все только начнется. «Ну кину я там в какую-нибудь дыру над пещерой палу кило пороха, что страшного-то случиться? — рассуждал он, руководствуясь, естественно, сведениями, почерпнутыми из голивудских фильмов. — Видел я стены в этой пещеры, хрен там что развалиться… Так бабахнет, шуганет эти старых пердунов, а тут я! Вот он герой, весь из себя такой, готов всех спасти и вынести на своем горбу! Следует, конечно, заорать что-нибудь подходящее. Мол, это гневаются подгорные боги! Берегитесь, гномы! И так далее… главное не переборщить с зарядом».

Этот безумный и малоправдоподобный план мог родиться, естественно, только в голове дилетанта, который даже рядом «не стоял рядом» с настоящей взрывчаткой. Только неопытный юнец мог думать, что может точно угадать сколько и чего нужно, чтобы свод пещеры именно не обвалился, а встряхнулся… Однако, все было несколько причин, которые позволяли надеяться, что план хотя бы дойдет до своей кульминации. Это неопытность самого этого мира, обитателям которого просто в голову не могли прийти те же самые мысли, что будоражили сейчас Тимура, и знакомство с одним странным старым гномом, которого бывшие соклановцы уже давно записали в сумасшедшие.

— Ха, а теперь осталось только изобрести динамит или хотя бы порох, — Тимур довольно потер руки, выходя их кабинета Батисты и начиная во дворе выискивать глазами того самого гнома, который пару дней назад рассказал ему очень занимательную легенды о громовых камнях. — Где же ты, мой друг и спаситель? Где-где? И как бы тебя уговорить сделать пару таких штук?

Еще тогда, сразу после выкупа из долгового рабства нескольких гномов за баснословно богатую цены — три клинка из настоящей гномьей черной стали, он заинтересовался одним из должников, которого остальные сразу же записали в слегка ненормального. Тимура же сразу заинтересовали те вещи, о которых он постоянно твердил — «гневе подгорных богов», «громовых камнях», «низвергнутых в пропасть демонах» и т. д. Все эти истории, которые он слушал на протяжении нескольких часов до боли ему напомнили многочисленные передачи на РЕН-ТВ из разряда «Древние працивилизации», которые регулярно твердят о том неимоверной древности человека, толпах посетивших Землю пришельцах и т. д.

— А, вот ты где у нас! — наконец, старик был найден, мирно греющимся на солнышке в тихом углу в самой дальней части двора, закрытого от нескромных глаз кучей строительных блоков.

Он быстро пробежал двор и оказался возле него.

— Колин сын Волгрина сын Борта…, — он смотрел на него, щуря глаза. — А я ведь так и не поблагодарил тебя… Если бы не ты, мои старые кости, наверное, уже валялись бы где-нибудь на дороге, — было заметно, что ему действительно, осталось не так много; старый гном то и дело сильно кашлял. — А так, я может еще уйду к моим предкам достойно…

— Скажи мне, это все правда? — сейчас, когда он заглянул старику в глаза, Тимур испугался, что все эти рассказы о невиданном для этого мире оружии могут оказаться бреднями сумасшедшего. — Ты это не выдумал?

Тот лишь в ответ усмехнулся. Естественно, своего юного собеседника он читал как раскрытую книгу и прекрасно видел все эти сомнения.

— Садись, — он чуть подвинулся на импровизированной скамье, седушкой которого выступало обыкновенное бревно. — Вижу твое отчаяние…, — храбрившийся парень все же нашел в себе силы кивнуть головой. — Раз ты обратился ко мне… К тому, кого покинули даже самые близкие… Хорошо Колин сын Волгрина сын Борта ты помог мне, а помогу тебе.

История рассказанная старым гномом в тот день оказалась настолько удивительной, что была бы достойным сценарием для очень зрелищного блокбастера… Этот тяжело кашлявший потрепанный временем гном застал еще времена десятилетней войны за трон подгорных королей, когда долгие годы весь Гордрум сотрясали жестокие клановые войны. Тогда, больше столетия назад, он был еще совсем юным гномом, которого интересовала лишь одно искусство — ковка настоящей черной стали. Война прошлась по нему страшным катком, лишив его многого — родных, здоровья и… мечты. Пройдя жесткие мясорубки гномьих междуусобиц он возненавидел оружие, которым убивал своих недавних братьев. С тех пор, гном стал пахать как одержимый, мечтая прекратить все войны на земле, изобретя оружие совершено разрушительной силы. Ему пришлось бросить свой клан, чтобы много путешествовать и искать те минералы и вещества, которые ему были нужны. Он исколесил почти весь континент, не один раз пройдя его с юга на север и с запада на восток. Побывал на побережье, которое омывает бескрайний океан и где из водорослей получают странное едкое бурое вещество. Поднимался высоко в горы, где как ему казалось и должно храниться что-то очень жаркое. Ведь там должно быть жарче всего. Гному удалось побывать и в глубоких подземельях, в которых жили невиданные кровососущие существа и где лежало на камнях странное белое вещество. В свою очередь, возле горячих источников на самом западном краю континента, где часто гремела земля, ему посчастливилось найти необыкновенный желтый порошок, который много лет спустя и стал основой для громовых камней.

— Много — много лет я жил одним лишь этим, — он с горечью вытащил кисти рук из длинных рукавов одежды и потряс ими, показывая покрытую пятнами ожогов и багровых рубцов кожу. — Каждый день я пытался создать это, дыша едким дымом, смотря на яркие вспышки… И лишь недавно, когда я уже совсем отчаялся, подгорные боги послали мне свой знак…, — он снова зашелся в кашле. — У меня наконец-то получилось! Получилось создать громовые камни… Я покажу тебе, что нужно делать…

Весь этот вечер и всю ночь, после которой наступал последний четвертый день — день Совета, Тимур и старый гном провели в пещере донжона, из которого парень на всей это время выгнал всех, ничего не объясняя. Все нужные ингредиенты, как это странно не казалось, были давно уже известны этому миру. Только, к счастью использовались они по совершенно другому назначению — сугубо мирному. Из желтого вещества местные коновалы готовили присыпку для лошадей, из белого — отраву для крыс и т. д. Словом, нужно было просто знать пропорции, а старый гном, как выяснилось, их знал!