Северные предгорья Турианского горного массива. Земля клана Черного топора.
Между высокими скалами — белыми клыками — были зажаты мощные выступающие вперед башни стального серого цвета. В самом центре соединяющей башни стены высились закрытые дубовые ворота, плотно оббитые металлическими полосами и массивными заклепками.
На одной из башен на самой верхней площадке стоял наблюдатель, внимательно следивший за исчезающим в лесу хвостом дороги. Время от времени он оборачивался назад и с недоуменным выражением лица оглядывал стоявшую возле его ног странную конструкцию. Она до боли напоминала массивную телегу со здоровенной металлической пластиной — эдакий лук с дубиной стрелой.
Еще три или четыре невысокие фигуры выглядывали между зубчиками стены.
Внутри же крепость казалась полностью вымершей. На обширной внутренней площадке, обычно забитой деловито снующими людьми или гномами, сейчас находилась лишь одна фигура… Это был гном, одетый в сверкающие начищенным черным металлом доспехи. Полусфера остроконечного шлема, фигурный нагрудник, металлическая защита на руках и ногах были глубокого черного цвета, который казалось притягивал к себе свет.
«Сегодня… Сейчас…, — площадку по направлению к входу в подземный город пересекал, гордо вскинув подбородок, Тимур. — Все должно решиться! Или топоры так и будут дальше подыхать, пока окончательно не исчезнут с лица земли, а заодно и я вместе с ними… Или, — он с угрюмой улыбкой облизал губы. — Мы станем сильнее и… к черту взорвем это болото!
Этот собственноручно сделанный им доспех был совершенно не похож на те, которые носили тяжелые гоплиты гномов. Он был чужеродным, «неземным»… В нем не было показной вычурности и массивной тяжести. Полностью повторяющий все изгибы туловища и конечностей, доспех казался искусно сшитым верхней одеждой — изысканной и в тоже время функциональной.
«Я покажу им такое шоу, что они все ахнут! — Тимур медленно подошел к входу и, бросив взгляд на солнце, решительно вступил в темноту подземного города. — Удивить, поразить и… заставить поверить!».
Едва парень вступил в полумрак тоннелей, как на его доспехе вспыхнула сине-зелеными огоньками причудливая вязь рунных символов. Исходящий от них свет окутывал его необыкновенным «неземным» светом, отчего всех встреченных им на пути охватывал настоящий ступор. И люди и гномы, только что спешившие в зал, замирал, едва увидев его… Это было настолько поразительно, что Тимур с трудом сохранял серьезное каменное выражение лица. «Все-таки не зря я всю вчерашнюю ночь пролазил по этим чертовым катакомбам, — пронеслось у него в голове. — Отличная вещь эти светящиеся грибочки! Ей богу, отличная вещь!».
В самом зале к его приходу собралось почти все население и клана и самой крепости, за исключением усиленного отряда наблюдателей на воротах. Больше сотни гномом разного пола и возраста — «топоры» и бывшие «молоты», чуть больше двадцати людей, все они стояли в большой пещере, в нескольких десятках метров от монументальной печи — печи с большой буквы. Это каменное сооружение, сложенное из ровных прокопченных массивных блоков, было сердцем клана — алтарем Подгорных богов, огонь в котором разжигался лишь в особых случаях.
— Запомните этот день! — руны на его доспехе в пламени алтаря еле светились. — День, после которого все измениться! — голос гнома буквально звенел, постепенно набирал силу и мощь. — День, после которого здесь не будет правых и не правых, сильных и слабых! День, после которого все вы станете частью не просто клана — одного из двадцати гномьих кланов Гордрума, а клана Черного топора, который избран самими Подгорными богами!
Слушавшая его толпа гномов и людей жадно ловила каждое его слово, следила за каждым движением его рук.
В этот момент в печи за его спиной вспыхнул огонь (ни какого волшебства, лишь тонкий расчет и немного пороха, раскиданного в стороне от тлеющих углей), щупальца которого с каждой секундой становились все больше и ярче. Вот уже они начинали жадно обгладывать висевший в печи здоровенный огнеупорный тигель, в котором виднелись куски черного металла.
— И пусть сейчас мы слабы как новорожденные дети. Пусть нас пока мало! — фигура Тимура, освещенная со спины разгоравшимся пламенем, в какой-то момент обзавелась ярким ореолом, который напоминал огромные пламенеющие крылья. — Пусть враги окружили нас со всех сторон и норовят на нас напасть! — он уже почти кричал. — Пусть! Пусть! Пусть! Ведь, наш клан избран, — он вдруг замолчал и повернулся лицо к печи, жар от которой уже становился нестерпимым. — Подгорные боги!
Раздавшийся крик-призыв к богам был настолько неожиданным, что толпа дрогнула. И гномы и люди с тревогой следили за невысокой фигурой, которая в сполохах пламени становилась то огромной как скала, то крошечной как камешек.
— Подгорные боги! Вы слышите меня?! — даже в этом полумраке пещеры было видно как побледнел старейшина Гримор от такого дикого для него святотатства, как прямого обращение к богам. — Это я, Колин, взываю к вам! Подгорные боги?!
По толпе начали идти волны. Гномы переглядывались друг на друга, словно спрашивая, как он только посмел. Люди же с испуганным видом, старались держаться от первых по-дальше.
В этот момент огнеупорный тигель, стоявший на алтаре-печи, раскалился до красна. Те куски черного металла, которые были в нем, уже расплавились и превратились в пышущую жаром тяжелую металлическую жидкость.
— Услышьте меня! Я ваша плоть от плоти! — ярко освещенная фигура Тимура стояла буквально в шаге от алтаря; от его одежды, длинных мешковатых брюк высоких сыромятных сапог, шел легкий дымок. — Тело мое камень, — говоря это громким мерным речитативом, Тимур взял стоявшую на невысокой подставке рядом с алтарем чашу с водой и, незаметно погрузив туда кисть правой руки, резко вылил содержимое на раскалившиеся камни алтаря. — Кровь моя метал!
И на глаза изумленных людей и гномов Колин в шипящих парах испарявшейся воды подставил свою руку под черную жидкость расплавленного метала, которая непрерывной струей полилась из опрокинутого тигеля.
— Ох! Благие Боги! — волна изумления прошлась среди людей и перекинулась на гномов. — Ах! Подгорные Боги!
Десятки глаз смотрели как черная пылающая огнем жижа на несколько мгновений охватила всю кисть гнома и также быстро каплями стека вниз, ему под ноги.
— Боги, я ваша плоть от плоти! Я метал! — высоко вскидывая абсолютно целую, разве только чуть покрасневшую кисть, Тимур вновь заговорил. — И я огонь!
Он на какое-то мгновение повернулся к горну и мягко взмахнул рукой в свою сторону, словно выспрашивал у Подгорных Богов себе благословения. Именно так показалось всем, кто был за его спиной, но… он лишь вытряхнул из небольшого кармашка на металлическом манжете небольшой орешек с угольком внутри и сразу же положил его в рот.
Повернувшись обратно, Тимур несколько минут смотрел на свой клан. Судя по изумленным лицам одних, ошеломленных вторых и просветленных других, этот клан, действительно, становился его кланом.
Парень глубоко вздохнул через нос горячий и чуть затхлый воздух и с силой выдохнул его через рот… гигантским потоком пламени! Ярко-красный шлейф, вытянувшийся почти на метр перед ним, ясно осветил его бледное почти мраморное лицо и белые словно безумные глаза, смотрящие куда-то вдаль.
— А… А…, — раздался слитный общий возглас изумления, объединивший и людей и гномов в единую массу, прикоснувшуюся к великому чуду. — А… А…
Тимур еще раз вдохнул в себя воздух и снова выдохнул его пламенем и лишь после этого словно в дикой усталости закрыл свое лицо руками, незаметно вытаскивая из рта уже бесполезный орешек.
— Я видел их…, — тихо заговорил он в почти могильной тишине, повисшей после всех этих чудес зале. — Видел из всех, — толпа чуть поддалась вперед; все, превратившись в «одно больше ухо», боялись пропустить даже одно слово ожившей легенды — Говорящего с Богами (и каждый уже сам для себя решил, с каким именно богами говорил Колин — с Подгорными для гномов или с Благими для людей). — Видел и предков наших и священных богов… всех до единого!
Тимур сделал шаг вперед и потом начал медленно идти вдоль собравшихся, внимательно вглядываясь в лица стоявших впереди.
— Горько им видеть, что твориться на земле, — он говорил и сам проникался этой звучавшей в его голосе горечью и дичайшей тоской. — Тимур никогда не замечал за собой гениальных актерских данных, но сейчас они ему и не были нужны; просто перед его глазами стояли изнеможённые голодом лица детей, высохших до состояния мумий взрослых. — Страшно им видеть, во что превратилась земля, которую они дали нам в дар…
После всего этого нужно было быть поистине толстокожим, чтобы ни на грамм не проникнуться общей атмосферой — восторженного прикосновения к Чуду… Женщины, не скрываясь, плакали, сильно прижимая к себе маленьких деток, словно пытаясь защитить их от неведомой опасности. Глаза мужчин сверкали сдерживаемыми слезами, а их руки сжимались в кулаки.
— Люди, гномы как дикие звери готовы вцепиться друг другу в глотки… Вы хотите этого и дальше? — Тимур широко махнул рукой и откуда-то сзади, куда не доставал свет от немногих факелом и пламени печи, понуро, шаркая подошвами торбасов вышел маленький гном — сын Торгрима. — Да?
Парнишка, еще утром выглядевший полным сил и здоровья, совершенно преобразился… за счет щепотки сажи, растертой в пыль керамики, ложки свиного жира и вскормленной голивудскими фильмами фантазии Тимура.
К собравшимся вышел настоящий «доходяга», который только каким-то чудом не падал в обморок от голода. Нехватка света, умело подобранный самодельный грим подчеркнули ужасную худобы мальчишки, а легкая сутулость делала его похожим на горбуна.
— Кхе, кхе…, — он чуть кашлянул и кашель этот был сухим, шершавым. — Они все время обзывались… Полукровка, полукровка, кричали! Выродок! Сын человечки! — мальчик говорил, чуть всхлипывая, и тут Тимур отчетливо понял, что все пошло совершенно не по плану — малец не играл, он действительно чувствовал это. — А мама была хорошей… Доброй. Она и меня и папу любила… Говорила, что мы самые хорошие.
Неровно падавший свет словно специально показывал какой мальчика был несуразный — чуть крупнее чем человеческий и чуть меньше чем гномий ребенок. Но именно это и делало его таким беззащитным, что стоявшие за спинами мужей женщины (и гномы и люди) начинали под всхлипывать вслед за ним.
— А они все узнали про нас с мамой…, — от людей все это время веяло ясной волной сочувствия; большая часть же гномов слушала историю полукровки настороженно. — И папке руку отрубили… Мама же после этого, — маленький гном уже не скрываясь зарыдал. — Мама умерла… и папа сразу же заболел.
Тимур из полумрака подал незаметный сигнал рукой и всхлипывающий парнишка, пятясь назад, исчез в темноте.
— Гномы калечат гномов, гномы ненавидят гномов…, — Тимур вышел вперед и заговорил сначала тихи, а потом набирающим силу голосов. — Гномы выбрасывают маленьких детей на улицу… Вы этого хотите?
Парень сделал несколько шагов в сторону и вновь пропал с глаз собравшихся, а ему на смену вышла другая фигура. «Так… а сейчас поддадим жару, — пробормотал про себя Тимур, пристально наблюдая за лицами тех, кто стоял в первом ряду. — Думаю, история любви будет в тему!».
— Мы с самого детства были рядом. Всегда! Играли вместе, а когда выросли часто бродили по бесконечным тоннелям нашего подземного города, — переливчатый женский голос Амины наполнил зал Священного алтаря. — Мы никак не могли договориться друг с другом. Говорили и говорили… Рассказывали о чем угодно — о том, как провели день, что делали, о чем думали, — и таким добрым и теплым веяло от ее слов, что на лицах и гномов и людей сами собой появлялись улыбки. — Нам было очень хорошо вместе… Однажды, он ушел в людской город с нашим караваном, а вместо него пришел ОН, — тут ее голос резко изменился, приобретя тяжелый тоскливый оттенок. — ОН сказал, что каравана нашего больше нет. На него напали наемники, а его, моего…, — она на несколько мгновений замолчала словно набиралась сил. — Его больше нет! Вы понимаете, что его больше нет! — Амина закрыла лицо руками и зарыдала. — Я знаю, кто это сделал! Я знаю! Это был он! — с вызовом закричала она, сжав руки в кулаки. — Это Кровольд! Это он, убил его он, Кровольд! Этот ублюдок!
После этих слов вновь «опустился занавес». В неровном свете пламени горна фигура Амины начала исчезать. Девушка медленно, шаг за шагом, отходила в сторону темноты, пока, наконец, совсем не исчезла с их глаз.
— Хотите такого владыку? — сначала из темноты послышался тихий вкрадчивый голос Тимура и только потом уже и он сам. — Владыку Кровольда, у которого в крови руки? Хотите, чтобы гномы убивали гномов?
Парень исчез также неуловимо, как и появился. Вместо него же на освещенном месте появилась грустная селянка в потрепанном платье. С потерянным видом смотря куда-то вдаль, она начала тихо говорить…
— Одна я, как перст, — тяжело вздохнула она. — Мужа мово, дай ему спокойствия Благие Боги, наш барон до смерти застегал плетьми на конюшне. Гутарили, что не досмотрел он за какими-то лошадками, — она не знала куда деть свои исхудавшие руки и яростно теребила край передника. — И ночи он потом не протянул. Все пить просил, стонал… А как я напоила его, так он и Благим душу-то и отдал, — женщина замолчала, вновь тяжело вздыхая. — Голодно потом стало. Землицы-то не было совсем… Что люди добрые подадут то и кушали с дочкой-то. А как про войну все заговорили, то и совсем худо стало… Тогда вот дочку-то и Боги прибрали. Там ей чай лучше будет, чем здесь…
И она, отыграв свою роль, исчезла за «занавесом». В этот самый момент Тимур стремительно вышел из темноты и громко заревел:
— Этого больше не будет! Все! Никто больше не обидит вас! Никто больше из вас не станет изгоем! Вы и ваши дети больше не будут голодать! Вы слышите меня? — руны, начертанные на черных доспехах, казалось стали светиться еще ярче. — Хватит бояться этого мира! Это ваш мир! Это ваша земля!
Заряженная зрелищем и громкими речевками, толпа уже с трудом сдерживалась. Люди и номы казались одним целым — эдаким многоголовым живым существом с сотнями рук и ног, которое вот-вот было готово сорваться с места и куда-то мчаться…
— Это ваш дом! — он резко вскинул руки к потолку и толпа, словно завороженная сделала также. — Это ваш клан! Это ваш дом! Это ваш клан! — раз за разом стиснутые в кулаки руки взлетали вверх. — Вы Топоры! Топоры! Топоры!
Его клич сразу же подхватили…
— Топоры! Топоры! — гулко ревели бородатые гномы, топая от избытка чувств сапожищами. — Топоры! Топоры! — орали мужики, вкладывая в эти вопли всю свою ненависть к несправедливости и жестокости окружающего их мира. — Топоры! Топоры! — скандировали и женщины. — Топоры! Топоры! — в общее многоголосье вплетались и слабенькие детские голоса. — Топоры! Топоры!
Тимур кричал еще сильнее. Он кричал вместе со всеми, четко понимая, что именно в этот момент на месте старого клана рождался более молодой и более сильный новый клан!