ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Пора отдохнуть: этим летом выбирай скоростную трассу
Лето было длинное, жаркое и разгульное. Уже к концу июля я побывала в таких местах и встретилась с такими людьми, о каких совсем недавно и мечтать не могла. Тем не менее мой мир стал более замкнутым. Где бы я ни оказалась — в Каннах, Лос-Анджелесе, Нью-Йорке или в VIP-зоне в Гластонбери — всюду меня окружали одни и те же люди. Все они говорили об одном и том же и развлекались одинаково. Неделя сменяла другую, и только лишь названия городов менялись. И хотя эта жизнь не была однообразной, порой мне казалось, что я, как герой «Дня сурка», застряла в одном дне. Я постоянно ловила себя на мысли, что все это уже когда-то было. Иногда я не могла понять, на каком континенте я оказалась, ведь все гостиничные номера на одно лицо. Я давно спутала день и ночь, рабочие дни и выходные слились в один поток удовольствий, и каждое утро солнце начинало отсчет еще одному жаркому, липкому дню. Каждый день я просыпалась в зловонном похмелье, чувствуя признаки начинающейся ломки.
Моя карьера на телевидении была на взлете. Все меня хвалили. Мне это ужасно льстило, но в глубине души я считала себя обманщицей. Я не видела ничего трудного в своей работе. За что мне так много платили? И почему люди твердили, что у меня талант? Моя работа не требовала никаких особых умений. В июне Джаз сообщила, что «Скорпион ТВ» предложило мне вести летом свою собственную программу. Мне нужно было ходить на фестивали, брать интервью у музыкантов, болтать с диджеями и, конечно, летать в Лос-Анджелес и Нью-Йорк, чтобы не пропустить последних новостей из жизни звезд по другую сторону Атлантики. Конечно, я была в восторге.
Само собой, торчать на работе с девяти до пяти вечера не требовалось. Я никогда не знала, увижу ли восход солнца, потому что или оставалась до утра на вечеринке, или же снимала в пять утра свою утреннюю программу, которая называлась просто — «Лора с вами». Честно говоря, порой мне так не хотелось пропускать вечеринку, что после бессонной ночи я шла прямо в студию и, взвинченная алкоголем и наркотиком, представала перед пробуждающейся страной. Оказывается, мне было достаточно чашки кофе и порции кокаина, чтобы прийти в себя и начать работать перед камерой. Никто не обвинял меня в непрофессиональном поведении. Я бойко тараторила, улыбалась и выглядела безупречно — этого было достаточно, чтобы каждый раз после программы Джаз, сияя, радостно восклицала: «Молодец, Лора!». Все было просто. Теперь я знала, как удается звездам сохранять блеск в глазах даже после бессонной ночи. Лучше всего маскирует последствия ночного разгула косметика фирмы «Ив Сен Лоран». Гример закрашивал мне мешки под глазами и накладывал псевдо-натуральный румянец, оттеняя щеки бронзовым тоном. И вуаля: я — красавица. Нервная дрожь, нападавшая во времена первых выступлений, больше меня не беспокоила: перешла, очевидно, к менее ярким звездам. Теперь я раскованно кокетничала и хихикала на протяжении часовой программы. Камера меня ни капельки не смущала — почему-то на экране я всегда выглядела привлекательнее, чем в реальной жизни, — и даже мои одурманенные мозги были способны справиться с телесуфлером. Обычно я приглашала на интервью своих друзей и потому никогда не волновалась. Конечно, среди моих гостей были Люси, Рики и Билли Джо. Нередко мы приезжали вместе на лимузине с очередной вечеринки, тепленькие или же вполне трезвые. А бедняжке Джеку, который всегда рано ложился спать, постоянно штудировал книги о тонкостях работы в средствах массовой информации и не пил ничего, кроме пяти литров минеральной воды в день, так и не предложили сделать свою программу. Время от времени он появлялся в моей программе с информацией о второстепенных событиях и знаменитостях. Он, наверно, ненавидел меня, но никогда этого не показывал. Джек всегда был тут как тут со своей улыбкой в миллион ватт и вызубренным текстом, так что автосуфлер ему был ни к чему. Случалось, что мне нужно было обязательно поспать, но из-за сильного возбуждения я не могла заснуть. И здесь мне помог Сноумэн, снабдив меня еще одним волшебным снадобьем. Он называл его «желе». Наверно, это был темазепам, но я так никогда не удосужилась расспросить Джима об этом. Благодаря таблеткам я могла перехватить несколько часов сна. Этого было достаточно, чтобы набраться сил для следующей вечеринки, а остальное не имело значения.
Уоррен по-прежнему высылал мне чеки с потрясающими суммами: это были мои гонорары за ведение передач на телевидении, газетные статьи, озвучивание рекламы каш для завтрака, работу моделью, специальные выступления. Мне, похоже, готовы были платить уже за то, что я вставала с кровати. Иногда скомканные чеки неделями валялись на дне моих роскошных сумок, пока я их наконец не обнаруживала и не передавала Кэти. Я переманила Кэти от Труди и сделала ее своим личным помощником. Кэти прилагала все силы к тому, чтобы каждое пенни поступало на мой счет, который с каждым днем становился все более солидным. А для этого ей приходилось копаться в моих карманах и сумках, и одному богу известно, что она еще там находила. Не сомневаюсь, что какой-нибудь небольшой чек на одну-две тысячи так и остался где-нибудь лежать в скрученном состоянии, после того как я засунула его себе в нос. Но меня это не расстраивало, у меня не было недостатка в наличных. А Уоррен и Кэти стали моими суррогатными родителями. Я становилась все более и более безответственной, и им приходилось следовать за мной повсюду и устранять бардак. Не знаю, кто из них чем занимался, но счета были всегда оплачены, одежда принесена из химчистки, строители получали свой заработок, а у меня в кошельке всегда имелись деньги, причем для этого мне не требовалось идти в банк. А значит, я могла сосредоточиться на том, что у меня лучше всего получалось: на развлечениях.
Я не общалась со своими настоящими родителями с тех пор, как история о моей ссоре с отцом прокатилась по желтой прессе. Даже бабушка, которая раньше всегда меня защищала, была потрясена таким поведением. Как-то ей удалось дозвониться до меня (у меня появилась скверная привычка — я забывала прослушивать автоответчик). Мэгги призналась, что сильно огорчена моим поведением. «Лора, — сказала она, — я всегда горой за тебя стояла, но теперь ты просто сорвалась с катушек, и я больше не могу тебя защищать. Я люблю тебя. И ты это знаешь. Но мне не нравится та девушка, в которую ты превращаешься».
Мне было нелегко услышать эти суровые слова от человека, которого я любила больше всех на свете. Причем эта критика была несправедлива. Ведь в том, что случилось, моей вины не было. Я сама оказалась жертвой коварного предательства. Удивительно, что всего один майский день смог так бесповоротно изменить мою жизнь.
Я проснулась рано утром с ясной головой. Сердце мое то и дело уходило в пятки. Вчера я ушла с вечеринки пораньше, и мне удалось поспать несколько часов в постели Рики, в то время как на всем этаже продолжалась гулянка. Когда уже светало, пришел Рики, и мы сонно и нежно занялись любовью. Сейчас мне казалось, что все это мне приснилось, потому что я тут же вновь погрузилась в сон, счастливая тем, что скоро буду дома.
Я попросила принести крепкий кофе, приняла душ и оделась. Затем я начала трясти Рики, который спал как убитый.
— Что? Что? — застонал он, пытаясь оторвать голову от подушки.
Сейчас Рики Джонса вряд ли можно было назвать красавчиком. На его щеке белели полоски от скомканного белья, а на подушке, там, где только что лежал его рот, виднелось мокрое пятнышко от слюны. От Рики ужасно несло перегаром. Со временем я все меньше и меньше робела перед Рики и его статусом рок-звезды. Я поняла, что все мужчины — забавные существа, неважно, сколько у них денег на счете или поклонниц.
— Мы едем в Эдинбург, — медленно проговорила я, чтобы каждое слово проникло в его одурманенные мозги.
— Ах, да. — Рики осторожно сел и поморщился, словно у него что-то болело.
— Я заказала кофе, — сказала я.
Затем я раздвинула занавески, и яркое весеннее солнце наполнило комнату.
— О боже! — При первых лучах света Рики с воплем забрался под одеяло, как вампир (кем он и был на самом деле). — Каких таблеток ты наглоталась, что такая бодрая?
— Я рада, что еду домой, — объяснила я.
Рики выпил три чашки черного кофе, затем целый час отмокал в душе и наконец появился свежий, как огурчик. Он позвонил администратору и попросил подогнать его мотоцикл к выходу. Я почувствовала себя настоящей рок-красоткой, когда надела мотоциклистскую куртку Рики.
— Готов? — прощебетала я, протягивая ему шлем.
— Почти, — ответил он, приготовив себе кокаиновую полоску на дорогу.
Я отказалась присоединиться к нему. Была половина десятого утра.
Рики, как правило, вставал после полудня, так что мы огорошили папарацци. Они увлеченно болтали и пили кофе, когда мы прошли сквозь вращающиеся двери. Молодой служащий завел мотоцикл, и к тому моменту, когда господа из прессы сообразили, что происходит, мы уехали, оставив за собой хвост выхлопных газов, пыли и журналистов, рвущих на себе волосы из-за упущенных кадров. На бешеной скорости Рики врезался в поток машин, медленно передвигавшихся по улицам Лондона, и вскоре мы выехали на трассу M1. Мы мчались на ревущем металлическом звере со скоростью 110 миль в час, а между своими бедрами я сжимала звезду рока. Я была на вершине счастья. На секунду мы остановились на заправке где-то в Мидлэнде. Нас развеселил автобус с пенсионерами, которые ели шоколадное мороженое и толкали друг друга локтями, узнав молодого красавца-певца и его подружку-телеведущую. Рики сказал, что если тебя узнают те, кому за шестьдесят, значит, ты действительно знаменит. Я позвонила домой и была рада, что трубку сняла мама.
— Мама, это я, — сказала я, — я еду домой. Со мной Рики. Мы приедем во второй половине дня.
В первый момент она была ошарашена этой новостью, но затем ее потрясение растворилось в радости.
— Не могу дождаться тебя, дорогая, — воскликнула она, — я скажу Фионе и отцу, чтобы они тоже были дома. Надолго вы приедете?
— Мы уедем завтра рано утром, — ответила я. — «Шуга Риф» будут завтра снимать клип в моем новом доме.
Мы поехали дальше. Я крепко держалась за Рики, откинувшись назад, и смотрела вперед, наблюдая, как равнины Средней Англии сменяются холмами. Когда мы промчались мимо поворота на Гретна-Грин, я поняла, что почти дома.
— О боже, какая красота! — прокричала я, когда мы свернули на север и понеслись вдоль побережья. Оттуда было видно, как Северное море переходит в залив. Рики не слышал меня из-за рева мотоцикла, впрочем, я обращалась не к нему. Напротив в апрельском солнце переливался залив. Мы сделали крутой поворот, и перед нами на холме возник прекрасный город. Это был Эдинбург. Я гордилась его скалистыми окрестностями и волшебной архитектурой, словно это благодаря мне возвышались в центре города Трон Артура и замок, поражавший своим великолепием, хотя единственным моим достоинством было то, что я здесь родилась. Я кричала, колотила Рики по плечу, указывая то на одну, то на другую достопримечательность, пока мы не углубились в южную окраину. Наконец после недолгого блуждания мы оказались перед вереницей одинаковых бунгало 1930-х годов. Рики снял шлем и с изумлением осмотрелся по сторонам.
— В чем дело? — спросила я. — Да, это непохоже на Херлингэм, но это и не трущобы.
— Здесь все… — он заметил гномов в саду мистера Бакстера, жившего напротив моих родителей, и усмехнулся, — настолько провинциально!
— Не забудь, я здесь выросла, сноб, — ответила я, ударив его по плечу. — Не все же рождаются в особняках.
— Да нет, я понимаю, — засмеялся он. — Мне просто трудно представить, что ты когда-то жила в таком месте. Это комплимент, — быстро добавил он, стараясь увильнуть от моего очередного тумака.
Я порадовалась, что он никогда не бывал в моей квартире в Кентиш-Таун. Если ухоженный домик моих родителей с тремя спальнями казался слишком убогим для его персоны, то что бы он подумал о той дыре?
— И все предместье состоит из одинаковых домов? — спросил он.
— Да, и в этом нет ничего удивительного, — спокойно ответила я.
— И все должны ездить только на «форд мондео»? — продолжал он.
Действительно, у соседних домов в ряд выстроились три «мондео».
— Напротив, мой отец, например, очень гордится своим «ровером», — ответила я, показывая на участок Макнотонов, — это наш дом.
— О, я вижу, ваш дом гораздо круче остальных. У вас даже двойные рамы, — посмеивался он.
— Рики, — я старалась говорить как можно строже, — пожалуйста, веди себя прилично. Моя мама гордится своим домом, так что, пожалуйста, не издевайся над ним, иначе ты ее расстроишь. И ты прекрасно знаешь о моих отношениях с отцом. Я хочу помириться с ним и не давать ему больше повода для осуждения.
— Обещаю быть паинькой, — согласился Рики, но меня тревожил дьявольский огонек, горевший в его глазах.
Только мы подошли к дому, как дверь раскрылась и мама бросилась обнимать меня.
— Какая же ты худенькая, девочка. — Она даже испугалась. — Ты мало ешь.
Вышла Фиона, и мы поцеловались. Мне было приятно прикосновение ее гладкой щеки.
— Я так рада, что ты приехала, как же я скучала по тебе! — Мы крепко обнялись с сестрой.
Отец встретил нас в холле.
— Здравствуй, Лора. — Он холодно кивнул, не обняв и не поцеловав меня.
Мама провела нас в гостиную, и я познакомила свою семью с Рики. Мама надела свое самое нарядное платье из M&S. На папе был самый приличный джемпер. Даже собака выглядела такой ухоженной, будто ее недавно вымыли. Только Фиона, к моему ужасу, оделась совсем не так, как полагалось, когда тебя знакомят с другом твоей старшей сестры. Короткая джинсовая юбка и крохотная маечка — без бюстгальтера! Она не прогадала — Рики с наслаждением любовался ее выставленным напоказ юным телом. Отец, который и так сильно нервничал, напрягся еще сильнее. Мама не замечала напряженной атмосферы, а может, она, как женщина, искушенная в семейной дипломатии, делала вид, что все в порядке, торопясь угостить нас чаем с тортом. Отец молча стоял возле окна, заложив руки за спину, переступая с пяток на носки. А Фиона развалилась в кресле, закинув свои голые ноги на подлокотник. Мы с Рики сидели, выпрямив спины, на обитом серо-белым бархатом диване, а мама беспрерывно тараторила, старясь разрядить обстановку.
— Как вы добрались? — задала она вопрос и, не дождавшись ответа, продолжила: — Какой прекрасный мотоцикл! Аластар, ты уже видел машину Ричарда?
Отец равнодушно кивнул головой.
— Где вы работаете, мистер Макнотон? — смело спросил Рики.
— Я — учитель истории, — резко ответил отец.
— О, вы — образованный человек, это вызывает уважение, — ответил Рики.
— А, вы, насколько я понимаю, музыкант в некотором роде, — сказал отец, отлично зная, кто такой Рики.
— Да, я певец и у меня есть своя группа, — ответил Рики.
— Должно быть, ваши родители гордятся вами, — ответил отец.
— Вообще-то они были бы рады, если бы я выбрал академическую карьеру, — объяснил Рики, — но меня всегда больше интересовало искусство.
— Искусство? — скептически переспросил отец, изумленно подняв свои кустистые брови. — Вы это так называете?
Черт, отец задел его больное место. Я заметила, что Рики покраснел. Пожалуй, единственное, к чему Рики относился в жизни серьезно, — это его музыка.
— Да, искусство, — жестко ответил Рики, — а разве вы не считаете музыку искусством?
— Несомненно. — Отец явно наслаждался спором. — Бах, Вагнер, Моцарт, шотландская скрипичная музыка, пожалуй, ранние вещи «Битлз» — вот это можно назвать искусством. Но бо́льшая часть современного рока, попсы и всего прочего — просто бессмысленный шум.
— Вообще-то меня считают одним из самых одаренных музыкантов нашего поколения, — похвастался Рики.
— Позвольте поинтересоваться, кто именно так считает?
— СМИ, — с гордостью ответил Рики.
Отец недоуменно пожал плечами.
Фиона глупо улыбнулась, мама принялась резать торт, а я бросила на папу многозначительный взгляд.
— А чем ты занимаешься, Фиона? — обратился Рики к более доброжелательному члену моей семьи.
— Я медсестра в детской больнице, — ответила Фиона ласковым голоском, — я ухаживаю за больными детьми.
— Прелестно! — Глаза Рики вспыхнули, но не от восхищения ее подвижнической деятельностью, скорее, он представил мою сестренку в белом халате.
— Да, мы гордимся Фионой, — сказал папа, подразумевая «Нам стыдно за Лору».
— Как твой новый дом? — сменила тему мама.
— Там сейчас полный разгром, но когда закончится ремонт, будет очень хорошо. Приезжай и посмотри, как только все будет сделано. Мы могли бы сходить за покупками в «Хародс», посмотреть Вест-Эндское шоу. Думаю, мы хорошо проведем время.
— С удовольствием, доченька, — ответила мама.
— Ты тоже приезжай, папа, — добавила я робко.
— Вряд ли, Лора, я не люблю Лондон, там слишком много англичан, — ответил папа.
Он уставился на Рики, а Рики на него. Это было невыносимо. Папа вел себя как тринадцатилетний мальчишка, наверняка он перенял это у своих учеников.
— Откуда вы родом, Ричард? — спрашивал он. — Я обычно могу определить это по акценту, но вы почему-то порой говорите, как американец.
— Я из Бакингемшира, — ответил Рики, — это в Англии. Но из-за своей музыки — своего искусства — я постоянно путешествую и провожу много времени в Штатах.
— Вы получили образование в частной школе?
— Папа, какая тебе разница? — Я не могла поверить, что отец мог вести себя так неприлично.
— Ничего страшного, Лора, — улыбнулся Рики, — я могу ответить. М-м, да, я учился в частной школе, господин Макнотон.
Отец оседлал своего конька. Так как он преподавал в государственной школе, то испытывал глубокое отвращение ко всем, кто получил образование не там. Я решила не тянуть кота за хвост.
— Рики учился в Итоне, — сказала я.
— О, неужели? — На лице отца заиграла притворная улыбка. — Тогда я вам сочувствую. Теперь понятно, откуда в вас такое самомнение. Должно быть, вам столько раз повторяли, что вы — элита нашего общества, что в конце концов вы в это поверили. Проблема всех частных школ в том, что они слишком оторваны от реальности.
— Может, займемся тортом? — прервала мама их разговор, сунув тарелку с десертом Рики прямо под нос. Он даже не успел ничего сказать.
Мы молча ели торт и пили чай. Я давно прекратила есть высококалорийную еду. Но я знала, что если откажусь от маминой выпечки, она прочитает мне целую лекцию о нарушении питания. Меня тошнило от приторно-сладкого вкуса, так же как и от поведения Фионы (а ведь она всегда была такой скромной девушкой!). Сейчас я наблюдала за представлением, которое сестричка, вероятно, устроила специально для Рики. Она намеренно уронила кусок крема себе на колено, затем подобрала крем на палец и соблазнительно облизала его. Зрители были в восторге. Не знаю, что произошло с ней за те несколько месяцев, что мы не виделись, но в ней пробудилось неукротимое сексуальное животное. Мысленно я пообещала открутить Фионе голову, как только мне такая возможность предоставится. На каминной полке громко тикали золотые часы в форме кареты, но стрелки, казалось, совсем не двигались.
Не успела я справиться с тошнотой от только что съеденного торта, как мама сообщила, что ужин готов. Мы с Рики в ужасе посмотрели друг на друга: неужели нам еще раз придется заталкивать в себя еду? Но протестовать было бесполезно. Моя мама считала, что гостей надо кормить до полного изнеможения, так, чтобы единственное, на что они оставались способны, — это развалиться на диване и, превратившись в тушу, неподвижно лежать до отъезда. Отказаться от маминой трапезы из трех блюд означало оскорбить ее гостеприимство. Тот же, кто не хотел есть добавку, демонстрировал равнодушие к ее кулинарному таланту. Оставалось только страдать от несварения желудка.
Несмотря на то что у нее была всего пара часов, чтобы подготовиться к встрече, мама сумела сервировать праздничный стол. Она постелила красную клетчатую скатерть, достала лучшие столовые приборы и поставила вазу с розовыми тюльпанами. Мамино лицо раскраснелось от жара, идущего из духовки. Она металась по кухне, разливая по тарелкам домашний суп из бычьих хвостов, накладывая двойные порции жареного цыпленка с гарниром и рисовый пудинг со сладким кремом на десерт. Она, скрывая смущение, болтала о праздниках в гольф-клубе, о прибавлениях в семействах моих школьных друзей, а также о том, в какой цвет покрасили соседи свою мансарду. Мне казалось, она вообразила себя мамашей Уолтон, вот только папа не хотел играть роль папаши Уолтона, а Рики совсем не был похож на Джона Боя.
— А как Адам устроился в Лондоне? — спросила мама, подкладывая пудинг Рики.
— Нормально, — ответила я, потихоньку скармливая собаке свою порцию. — На него работают два человека, похоже, он хорошо знает свое дело.
— Говорят, он живет в Шеферд-Буш вместе со своей девушкой, она студентка из Италии. Мама Адама говорит, что она настоящая красавица. Они познакомились, когда она путешествовала по Шотландии. Это такая романтическая история: она и ее друзья ели рыбу с чипсами на набережной в Стоунхэвене, и к ним привязалась огромная чайка. Они испугались, стали кричать, побросали еду, но тут появился Адам, прогнал чайку и похитил сердце итальянской девушки. Вы уже виделись с ней?
Краем глаза я видела, что Рики ухмыляется.
— Мама, он наемный работник, — терпеливо объяснила я. — Мы люди разного круга.
Рики хмыкнул при мысли о дружбе со строителем, особенно с Адамом. Отец рассердился.
— Адам — прекрасный парень. Он навещал мою мать каждую неделю. Теперь она сильно скучает по нему. Тебе бы не повредило поближе познакомиться с этим молодым человеком. Может, он оказал бы на тебя хорошее влияние, в отличие от этих снобов, с которыми ты общаешься в последнее время.
Он посмотрел на Рики.
— Аластар! — Мама пришла в ужас от такой выходки мужа.
— Все в порядке, миссис Макнотон, — сказал Рики спокойно, — я понимаю, что любой отец беспокоился бы из-за того, что его дочь проводит время со мной. Ведь пресса отзывается обо мне не очень хорошо. Но, сэр, не стоит верить всему, что пишут в газетах.
— Я не читаю желтую прессу, — зашипел папа, — и понятию не имею, что там про вас пишут. Мне нет никакого дела до этого. Я лишь знаю, что с тех пор как Лора переехала в Лондон и стала общаться с богатыми молодыми выскочками типа вас, она превратилась в испорченную эгоистку, неблагодарную, безответственную шлюху!
Я оторопело уставилась на отца. Его лицо побагровело, а на лбу запульсировала жилка.
— Папа, как ты можешь такое говорить! — воскликнула я.
— Это просто немыслимо! — поддержала меня Фиона.
— Аластар, немедленно попроси извинения, — приказала мама. Казалось, она готова была выколоть папе глаз десертной вилкой за то, что он испортил прекрасную атмосферу праздничного ужина.
— Не буду я просить извинения, — раздраженно ответил отец, — я сказал то, что думаю, и мне давно уже хотелось высказаться. А теперь, если позволите, я пойду смотреть вечерние новости.
Он встал и вышел из-за стола, собака послушно последовала за ним.
— Он совсем разбушевался, — сказала Фиона, медленно покачав головой.
— Ричард, мне так неудобно, — сказала расстроенная мама, взяв мою руку, — не понимаю, что на него нашло. Лора, дорогая, на самом деле он так не думает!
— Конечно думает, — печально ответила я. — Но мне очень стыдно за все, что он наговорил Рики, прости, пожалуйста. Может, ты хочешь уехать?
— Нет, — в отчаянии воскликнула мама, — пожалуйста, не уезжайте! — И добавила тихо: — Позвони Вики, она будет рада встретиться с тобой. Пойдите прогуляйтесь, а к тому времени, когда вы вернетесь, отец уже успокоится.
— Да, — обрадовалась Фиона. — Мы могли бы выпить в «Хаммере».
На лице Рики было написано, что он был бы рад пойти куда угодно, лишь бы не оставаться в доме моих родителей. Я вытерла единственную слезинку гнева бумажной салфеткой, которую мне дала мама, и пошла в холл звонить своей школьной подруге.
— Вики, угадай, кто это? — сказала я.
— Лора! Где ты? — раздался вопль на другом конце линии.
— У мамы. Все ужасно. Отец ведет себя отвратительно, и нам надо сбежать. Я думала, может мы встретимся в «Хаммере», вместе с Фионой и моим другом Рики.
— С Рики Джонсом? — переспросила Вики, не веря своим ушам. — С тем самым?
— С тем самым.
— Боже, я читала о тебе и Рики в газетах, но и подумать не могла, что однажды увижу Рики Джонса своими глазами. Этого я не пропущу ни за что на свете. Черт, значит, Кевин тоже захочет пойти. Он убьет меня, если я не дам ему познакомиться с Рики. Он обожает «Шуга Риф». Мама сейчас у меня, подожди, я спрошу, сможет ли она взять детей к себе.
— Мама! Мама! — Я слышала, как Вики зовет свою мать. — Это Лора. Она приехала домой и собирается в бар. Ты можешь взять детей? Пожалуйста! Она вместе с тем красивым певцом. Ну ты знаешь, тот, что был в газете.
Я ждала.
— Все в порядке, я договорилась, — Вики снова взяла трубку, — только дай мне час привести себя в порядок — у меня в волосах детская отрыжка, и я в штанах Кевина, так что я не могу в таком виде тусоваться с вами, шикарными людьми. Увидимся в баре! О, я не могу дождаться, когда наконец увижу тебя.
— Я тоже, Вики.
Я вернулась на кухню, изложила план наших действий и закурила долгожданную сигарету.
— О, Лора, — удивилась и расстроилась мама. — Неужели ты куришь? Как бы я хотела, чтобы ты бросила. Открой черный вход, а то ты весь дом прокуришь. Только кури потихоньку.
Я заметила, что Фиона — заботливая двадцатилетняя дочка — никогда не курила в присутствии родителей. Я начала понимать, что моя сестренка не такой уж невинный младенец, каким я ее привыкла считать.
Рики попросил показать, где находится туалет. Я знала, что он собирался «напудрить нос». Кто бы стал его осуждать за то, что ему захотелось таким образом расслабиться после вечера в семействе Макнотонов? Мама удалилась, чтобы поговорить с отцом или, может, устроить ему взбучку, а мы с Фионой мыли посуду.
— Господи, иногда папа ведет себя как идиот, — сказала Фиона, протягивая мне вафельное полотенце.
— Да, и не только он! Отойди: я буду мыть, а ты вытирай.
Я кинула ей обратно полотенце и локтем отодвинула ее от раковины.
— Что ты имеешь в виду? — Она невинно надула губки.
— Что за игру ты затеяла, а? — сердито шептала я. — Зачем ты кокетничаешь с Рики?
— Я никогда в жизни не встречалась со звездами. — Фиона пожала голыми плечами. — Мне просто хотелось быть любезной. Разве ты не хочешь, чтобы я ему понравилась?
— Ну что же, ты ему нравишься, ты ему просто не можешь не нравиться. Только вот мне не нравится то, что ему хочется с тобой сделать.
— Извини, — ответила она, посмотрев на меня как на чокнутую. — Но вряд ли ты можешь беспокоиться из-за меня. Во-первых, я твоя сестра, так что вряд ли я стану пытаться увести твоего друга. И потом, ты выглядишь потрясающе. Ты настоящая красавица. Вряд ли он обратит внимание на кого-то другого.
На кухню зашел Рики.
— Все в порядке? — спросил он.
— Просто великолепно, — ответила я.
Мама вернулась из гостиной. Глаза ее были заплаканы. Она велела мне проводить Рики, точнее, Ричарда в его комнату. На самом деле это была моя комната и там остался отпечаток моих девчоночьих увлечений. А мне пришлось ютиться в гардеробной напротив. В моей комнате уже лет десять ничего не трогали. Там повсюду были развешаны плакаты «Нирваны», мои фотографии и фотографии моих друзей в стиле «грандж», а у кровати все еще стояли мои старые ботинки, как будто мне все еще было шестнадцать и я в любой момент могла надеть их и застучать толстыми подошвами, стремительно спускаясь по лестнице.
— О, черт, — простонала я, содрогаясь от мысли, что Рики все это увидит.
Он бродил по комнате, рассматривая фотографии и ухмыляясь, когда узнавал среди девчонок меня.
— Классно, — сказал он, — тебе идет эта прическа, хотя ты здесь скорее похожа на отличницу.
— Чушь! — фыркнула я. — Я была одной из самых гранджевых девушек в нашем городе. Я бы вышла замуж за Курта Кобейна, если бы злой рок не разлучил нас.
— Вот как, — проговорил Рики, разглядывая плакат с написанным детским почерком заголовком «Я люблю Курта Кобейна», — подумать только, если бы он не умер, ты бы сейчас была с ним, а не со мной.
— Это точно, — дразнила я его. — Ты всего лишь второй в списке моих рок-богов. Я бы тебя и не заметила, если бы он был рядом.
— В самом деле? — Рики поцеловал меня в губы и повалил на узкую кровать.
— М-м-м, — мычала я.
— Значит, я тебе совсем не нравлюсь? — спросил он, прекрасно зная, что как и оставшиеся девяносто девять процентов женского населения, я его обожала.
— Нет, — соврала я, — ты меня ни капельки не заводишь.
Рики вытащил мою футболку из джинсов и задрал ее.
— А может, ты меня разыгрываешь? — продолжал он, лаская мой левый сосок и заставляя тихонько стонать от удовольствия. Он взял мою руку и положил ее на свой член. — Почему-то мне кажется, тебе не терпится завладеть им.
Конечно, он был прав.
— Здесь нельзя, — попыталась я протестовать, — дом очень маленький. Они услышат.
Рики приложил палец к моим губам и продолжал снимать с меня одежду. Раздев меня, он спустил свои джинсы до лодыжек и посадил меня к себе на колени. Он вошел в меня, я прикусила губу, чтобы не застонать, и начала медленно приподниматься и опускаться. Кровать поскрипывала при каждом толчке, а мы, смеясь и шикая друг на друга, целовались и старались трахаться как можно тише. Как будто мне — шестнадцать, а Рики — капитан футбольной команды. Наш подростковый перепихончик закончился очень быстро. Прелюдии не было, но я была сильно возбуждена от одного того, что почувствовала себя беспутной девчонкой, которая боится, что ее поймают на месте преступления, совсем как десять лет назад. Это было восхитительно.
Мы оделись, хихикая, как озорные школьники. Рики достал свой порошок и приготовил несколько полосок на подоконнике, а я стояла возле двери и караулила, чтобы никто не вошел. Скачала секс, потом наркотики, это был настоящий рок-н-ролл. Чтобы сказал мой отец, если бы знал, что происходит в его доме? Что же, наше безобразное поведение в его собственном доме было неплохой местью.
— Вы готовы? — крикнула Фиона из холла.
— Спускаемся, — крикнула я в ответ.
Вне себя от радости мы выбежали из дома. Наконец-то можно снова вдохнуть сладкий воздух свободы!
— Милый семейный ужин, — смеялась Фиона.
— Все прошло замечательно, — шутил Рики. — Мне кажется, я понравился твоему отцу.
— Он уже пишет приглашения на свадьбу, как у нас говорят в таких случаях, — добавила я и тут же пожалела, боясь, как бы Рики не подумал, что я хочу выйти за него замуж. На самом деле я действительно желала этого, но мне бы хотелось сохранить это в тайне.
Мы свернули на центральную улицу и оказались перед «Хаммером». Рики не привык к такого рода питейным заведениям. Там не было ни представительного швейцара в черном костюме, ни списка гостей, ни металлического ограждения от всякого сброда, не было там и неоновой рекламы или лимузинов. Зато на автобусной остановке стояла обгорелая «фиеста», вероятно угнанная и брошенная здесь подвыпившими подростками. «Хаммер» был всего лишь захудалой забегаловкой на окраине города. Вряд ли этот бар когда-то видал лучшие дни, так как весь район всегда пребывал в запущенном состоянии. «Хаммер» был построен не для красоты, а для того, чтобы здесь его измученные жизнью завсегдатаи могли выпить холодного пива и расслабиться.
— Ну и ну! — воскликнул Рики, когда мы подошли к бару, — ты уверена, что здесь безопасно?
Об этом я не подумала. Я вспомнила, как Рики вел себя со Стивом, Гогси и Адамом, и поняла, что у него есть повод для беспокойства.
В «Хаммере», как и всегда, будет полно любящих выпить работяг, и вряд ли они проникнутся уважением к славе Рики. А вот их подружки и жены, напротив, придут в восторг — в «Хаммере» редко можно встретить по-настоящему выдающегося парня. И это лишь озлобит мужчин. Если Рики будет на всех смотреть с высоты своего положения рок-звезды, он наверняка нарвется на неприятности. Я бросила на Фиону обеспокоенный взгляд.
— Все будет хорошо, — сказала она, но, пожалуй, тоже начала нервничать, видя, как мы в нерешительности топчемся у входа.
— Я пошутил, — засмеялся Рики и направился к двери. — Я знаю, как надо вести себя с народом.
Мы с Фионой перемигнулись и последовали за ним.
И опять мне показалось, что я смотрю плохой вестерн. Рики распахнул дверь и вошел, откинув волосы. Мы с Фионой отстали на несколько шагов, прячась за его спиной. Как только рок-бог появился на пороге, человек пятьдесят повернули головы и уставились на него. Несколько минут в баре стояла полная тишина. Я боялась двинуться с места. Затем зал загудел. Гул начался за столом девчонок-подростков, сидевших у окна, затем быстро распространился среди группы взрослых мужчин, толкавшихся у стойки бара, и затух возле бильярдного стола, где постоянно играли местные психи. После этого весь бар снова затих. Все в упор смотрели на нас. Яркий свет освещал убогое убранство «Хаммера». Магнитофон играл так тихо, что невозможно было разобрать мелодию. Я подошла к стойке бара, громко стуча по блестящим красным плиткам своими высокими каблуками и покраснев до корней волос.
— Привет, Лора, — сказала девушка за стойкой. Она мне не улыбнулась.
— Привет, Хейли, — ответила я и расплылась в улыбке, обнаружив за стойкой свою одноклассницу. Она стала шире как в плечах, так и в талии. На ее лице было слишком много морщин для двадцати пяти лет. Мы с ней никогда не были подружками, но все-таки были знакомы, и это успокаивало.
— Как дела? — весело спросила я.
— Нормально, — она равнодушно пожала плечами. Жизнь идет.
— Да, у меня тоже, — улыбаясь, ответила я.
Коротышка у стойки бара прошептала что-то своей подружке на ухо, и они ехидно рассмеялись. Фиона бросила на них испепеляющий взгляд, и те заткнулись. Моя сестренка пользовалась в школе популярностью, и ее до сих пор уважали.
— Что будете пить? — спросила Хейли.
— Кружку пива, пожалуйста, — сказал Рики, откинув волосы со лба. Он обвел глазами комнату, задерживая свой взгляд на каждом человеке, смотревшем на него.
Я вдруг поняла, насколько чужд он был этим местам.
— Мне водку с тоником, — тихо сказала я.
— Бутылку пива, — сказала Фиона.
Пока Хейли не спеша разливала наши напитки, я нетерпеливо обвела глазами собравшихся, надеясь увидеть Вики и Кевина. Их еще не было, но я узнала нескольких одноклассников.
Все они выглядели старше своих лет, их лица огрубели. Я улыбнулась каждому, давая понять, что узнала их, но они взирали на меня безучастно. Как будто никогда не сидели рядом со мной на уроках математики, не смотрели мою программу по телевизору на прошлой неделе, а также не видели меня полуобнаженную на рекламном щите у остановки, когда шли сегодня вечером в бар.
— Шесть шестьдесят четыре, — наконец сказала Хейли, расплескав напитки, когда ставила их на стойку бара.
— Шесть шестьдесят четыре — совсем недорого, — громко сказал Рики. — В Лондоне за такие деньги водку с мартини не купишь.
Хейли тупо уставилась на него. По бару пронесся недовольный гул, и слово «мудак» эхом отразилось о деревянные стены бара. Я заметила, как крепкий парень в татуировках, игравший в бильярд, переложил кий из руки в руку с таким видом, будто это было орудие массового уничтожения. Я молила господа, чтобы этот сияющий красный пол проглотил меня.
— Давайте сядем за стол, — сказала Фиона, и я была рада спрятаться в самом темном уголке бара возле мужского туалета, в который Рики тут же проскользнул.
— О, нет, только не здесь, — простонала я ему вслед.
— Что «не здесь»? — заинтересовалась Фиона.
Я сидела спиной к залу, облокотившись о шатающийся стол.
— Кокс, — прошептала я, внимательно посмотрев на сестру.
Фиона недоуменно пожала плечами. Пришлось разъяснить.
— «Чарли», веселящий порошок, десерт для носа.
— А, вот что — кокаин!
— Ш-ш-ш! — сердито прошипела я и оглянулась, не слышат ли нас мужики за соседним столиком.
— А у него много с собой? — спросила Фиона. — Я бы тоже не прочь попробовать.
— Фиона! — в ужасе воскликнула я, — ты ведь медсестра!
— Ну и что? Разве это означает, что мне нельзя повеселиться?
— Но только не кокс! Не смей его пробовать. Я тебе не позволю.
Я понимала, что выгляжу лицемеркой. Но мне было действительно страшно представить, что младшая сестренка переймет мои порочные привычки.
— Неужели ты сама никогда его не пробуешь? — спросила она, приподняв светлые брови.
— Сейчас нет, но в Лондоне, в моей тусовке все это делают. В этом нет ничего такого.
— В Лондоне, в моей тусовке… — передразнила она меня. — Так знай: люди и здесь употребляют наркотики. Просто дорогие мне не по карману. Но Рики богат и может поделиться со мной своим лакомством, правда? А вот и он, легок на помине…
— Что? — Рики сел за стол, громко хлюпнув носом.
— Рики, позволь мне попробовать твоего кокаина, пожалуйста, — попросила Фиона милым голоском, как пятилетняя девочка, выпрашивающая жевательную резинку.
Я замотала головой, запрещая Рики это делать.
К счастью, в этот момент подошли Вики и Кевин. Их вид меня вверг в отчаяние.
Вики — запомнилась мне прелестным созданием с черными волосами до пояса, смуглой кожей и экзотическими глазами цвета пива. Одежда всегда соблазнительно облегала ее пышное тело. Сейчас одежда по-прежнему облегала ее, только Вики потолстела на несколько размеров. Ее не поддающиеся описанию волосы безжизненно свисали до плеч, нисколько не украшая бледного и одутловатого лица. Под глазами (единственное, что нисколько не изменилось в ее внешности) залегли черные круги. Я изобразила на лице радостную улыбку, надеясь, что она не заметила моего испуга За те два года, что мы не виделись, она состарилась на целую жизнь. Ее младший сын Джэмми болел лейкемией, и на лице Вики отразились переживания и страдания из-за болезни ребенка. А Кевин, симпатичный парень, закончивший школу на три года раньше нас, полностью поседел и высох. Я чуть не разрыдалась, глядя на них.
— Лора, в жизни ты еще красивее, чем по телевизору! — воскликнула Вики. — Как тебе удается оставаться такой худенькой? Ах ты стервочка!
Она рассмеялась и, обняв меня, поцеловала мои только что выпрямленные волосы.
— Как же я рада тебя видеть! — Она не отрываясь смотрела на меня, тряся головой, как будто боялась, что перед ней мираж.
Все взоры были обращены на нас.
— Чего уставились? Любопытные ублюдки! — крикнула она зрителям. Пятьдесят человек мгновенно уставились в пол.
— Джимми, у тебя ширинка расстегнулась и всем виден твой заморыш, — прикрикнула Вики на устрашающего вида парня с кием в руках, и он тут же отвернулся.
С Вики никто не хотел связываться.
Я познакомила Рики с моими друзьями. К их чести, они вели себя так, будто он был всего лишь обыкновенным парнем, которого я привела с собой. Фиона хорошо знала Вики и Кевина, потому что маленький Джэмми часто бывал в их больнице. Как только пришли Кевин и Вики, я почувствовала себя гораздо свободнее, как будто тот факт, что они пользовались уважением среди местных жителей, оправдывало наше присутствие в этом месте. Я тут же принялась рассказывать им о ссоре с отцом, о моей жизни в Лондоне и о последней покупке — безумно дорогом доме, в котором даже нет воды. Вики рассказала, что они тоже купили муниципальный дом недалеко от бассейна.
— Это превосходный дом, — убеждала она меня, но я-то знала, что это не так.
Ей пришлось уволиться из медицинского центра, где она работала администратором, потому что Джэмми слишком часто болел, и теперь они жили на зарплату Кевина. Кевин работал монтажником и часто уезжал в командировки. Больше всего им хотелось поехать в отпуск в Диснейленд, потому что Джэмми мечтал об этом. Рики не помешал бы переводчик, но в общих чертах он понимал, что говорили Кевин и Вики.
— Они — прекрасная пара, жаль, что на них свалилось столько проблем. Мне даже стало неловко за самого себя, — поделился со мной позднее Рики.
Я понимала его чувства.
Водка лилась рекой, стоила она копейки по нашим меркам. Вечер продолжался, и атмосфера в баре становилась все более оживленной, мне тоже становилось все веселей.
Пришел «девичник», девушки едва держались на ногах. Они запросто подошли к Рики и принялись обнимать и целовать его. Рики совершенно растерялся, оказавшись в лапах эдинбургских красоток. Глядя на его испуганное лицо, трудно было поверить, что он побывал в объятиях самых знаменитых женщин на земле. Я заметила вспышку фотокамеры, но вовремя сообразила, что это жених решил запечатлеть последние минуты свободы своей невесты.
Спустя довольно долгое время Рики передал мне под столом пакетик с «чарли», и я проскользнула в туалет, чтобы взбодриться. Фиона увязалась за мной. Я была слишком пьяна, чтобы не поддаться на ее уговоры. И вот на грязной крышке унитаза я учила Фиону нюхать кокаин, так же как Люси когда-то учила меня. Только, в отличие от меня, сестра совсем не нервничала.
В полпервого ночи Хейли наконец-то удалось выставить нас из бара, и мы побрели по центральной улице, взявшись за руки: я, Рики, Фиона, Кейв и Вики — такая разношерстная компания. Фиона поймала такси и поехала ночевать в свою медсестринскую каморку в Лейте.
— Я буду скучать, — сказала я с пьяной сентиментальностью, когда мы обнялись на прощание, — приезжай ко мне в Лондон, как только сможешь.
— Ты от меня никуда не денешься, — ответила она, — я тоже хочу побывать на крутой вечеринке и познакомиться со знаменитыми парнями.
Я засунула чек на десять тысяч долларов в карман ее мини-юбки, и Фиона неуклюже шлепнулась на сиденье машины.
— Это за то, что ты самая луч-шая с-сестренка в мире, — невнятно проговорила я.
Кейв и Вики проводили нас до поворота к дому моих родителей.
— Здорово, что мы с тобой снова встретились, — сказала я со слезами на глазах, — я хочу тебе кое-что дать, и не смей отказываться. Съезди в Диснейленд с Кейвом и детьми, купи гарнитур в гостиную, построй оранжерею на зависть соседям. Мне все равно, что ты с ними сделаешь, только, пожалуйста, возьми.
— Лора, я не могу, это слишком большая сумма, — сказала Вики, взглянув на чек в пять тысяч долларов.
Кевин и Рики пели дуэтом «Ноторити» (эта песня группы «Шуга Риф» стала уже классикой) и не обращали внимания на наше перешептывание.
— Кейву это не понравится. Для него это все равно, что получить милостыню, он очень гордый, — настаивала Вики, пытаясь вернуть мне чек.
После отказа Бекки мне хотелось во что бы то ни стало дать денег хотя бы одной подруге.
— Вики, это не милостыня, прошу тебя! Я хочу, чтобы ты их взяла в память о былых временах.
Вики нерешительно посмотрела на Кевина.
— Он поймет, — продолжала я убеждать, — ведь ты моя школьная подруга, и мне действительно хочется это сделать. Возьми ради Джэмми.
— Хорошо, Лора, — она осторожно взяла чек, аккуратно свернула его пополам и виновато положила в сумочку. — Но я чувствую себя неловко.
— Не надо, — умоляла я, — поверь, наступит день, когда мне понадобится твоя помощь.
— Чем я смогу тебе помочь? — спросила Вики улыбаясь, но глаза ее были печальны. — Ведь у тебя все есть!
Мы обнялись на прощание, и я, как всегда, пообещала почаще звонить и не теряться.
— Мы пришлем тебе открытку из Диснейленда! — крикнула Вики, и они растаяли в темноте.
Мы с Рики хотели войти в дом незаметно, но что может быть сложнее для пьяного человека, чем вставить ключ в замочную скважину? Мы хихикали, толкались и боролись с дверью; наконец, залаяла собака и в комнате родителей зажегся свет. Мама открыла нам дверь. На ней был розовый халат, а на лице — толстый слой крема.
— Ш-ш… — прошептала она, — вы разбудите отца.
Под бдительным оком мамы было бессмысленно пытаться спать вместе. Я полночи лежала с открытыми глазами на расшатанной старой кровати, домовой не давал мне заснуть. Я думала о Вики и ее больном ребенке, об отце, который на меня рассердился. Я вспоминала, с какой любовью он ко мне раньше относился. Удивлялась тому, как изменилась Фиона со времени моего отъезда, превратившись в вольную девушку, а ведь когда я уезжала, она была таким послушным ребенком. Мне казалось, что пока я в Лондоне занималась устройством своей жизни, дома все оставалось на своих местах, ожидая моего возвращения. Но я ошибалась: все изменилось.
Когда мы проснулись, отец уже ушел на работу, хотя вряд ли у него были иные причины прийти в школу к половине восьмого, кроме желания избежать встречи со мной. Мама приготовила нам сытный горячий завтрак. Рики ел с удовольствием, пока я по привычке подкармливала собаку под столом.
— Я, наверно, мог бы к этому привыкнуть, — сказал он, подбирая кусочки, словно на тарелке перед ним — неизведанный наркотик.
Когда мы собрались уходить, мама горько заплакала.
— Мне страшно за тебя, — всхлипывала она, — ведь вокруг так много плохих людей.
— Папа считает, что я — одна из них.
— Он вчера говорил все сгоряча, в глубине души он так не считает, — ответила мама, но мы обе знали, что это неправда.
Мы подъехали к повороту, и я оглянулась на наш дом: мама стояла на дороге и заливалась слезами. Я надеялась, что ее порадует чек в десять тысяч фунтов, оставленный на моей кровати.
— Давай сделаем одну вещь перед отъездом, — попросила я Рики, когда мы выехали на центральную улицу. — Это не займет много времени.
Мы поехали по направлению к Трону Артура. Я велела Рики оставить мотоцикл возле озера Даддингстон.
— Куда мы пойдем? — спросил он.
— Вот туда, — ответила я, указав на вершину Трона Артура. Это была огромная скала вулканического происхождения, расположенная прямо в центре парка Холируд, сразу за дворцом Холируд и Шотландским парламентом.
День выдался холодным, ясным и ветреным. Чем выше мы поднимались, тем сильнее дул ветер. Но даже под шквалом урагана Рики оставался настоящей рок-звездой. Ветер разворошил его волосы, как будто над ними поработал сам Даниэль, его байкерская куртка распахнулась, открыв черную футболку, облегающую сухощавое упругое тело, а глаза по-прежнему скрывались за темными очками. Мы обогнали двух японских туристок Они чуть не сорвались со скалы, когда узнали Рики, — на Троне Артура не так-то часто встретишь звезду мировой величины. Рики поставил свой автограф на рюкзаках девушек (они дали ему для этого серебряную ручку), поцеловал их в щечки, и мы пошли дальше, оставив их восторженно хихикать на вершине скалы. Вряд ли Рики прежде доводилось давать автограф в столь необычном месте. Наконец, едва переводя дух, измученные порывами ветра, мы добрались до вершины и сели, прижавшись друг другу. Перед нами раскинулась панорама города.
— Прекрасный вид, — сказал Рики, глядя на замок, — ты, наверно, скучаешь по всему этому…
Я впитывала в себя свой родной город, любовалась видом за мостом Форт, стараясь запечатлеть в своем сознании панораму Эдинбурга, спускающегося к воде, и сияющий на солнце залив. Почему-то мне вдруг подумалось, что я не скоро приеду сюда вновь.
— Я часто приходила сюда с отцом, — объяснила я Рики. — Только я, он и собака. Мы часами сидели здесь, отец рассказывал мне о прошлом Эдинбурга. Я любила приходить с ним сюда.
— Здорово, — ответил Рики, но, конечно, меня не слушал. — Классное место для концерта, как ты думаешь?
— Потрясающее, — ответила я без энтузиазма. — Пора идти. Через пять с половиной часов мы должны быть в Лондоне.
Я в последний раз задержала взгляд на панораме Эдинбурга и спустилась вниз к мотоциклу.
Мы свернули на мою улицу, и я поняла, что съемки клипа «Шуга Риф» не пройдут незамеченными. За время моего отсутствия дом и его окрестности превратились в съемочную площадку Голливуда. Напротив дома стояла грузовая машина размером с небольшой офис, а рядом пристроились две машины поменьше, полностью закрыв проезд. В саду кто-то устроил гримерную. Горстка папарацци, встретившая нас у входа два дня назад, превратилась в целую армию телевизионных репортеров с микрофонами и камерами в руках. Сотрудники безопасности в черных армейских штанах оцепили дом. Они сдерживали напор прессы и с важным видом переговаривались по рациям.
— Надеюсь, меня не выпроводят за ворота, посчитав любопытной соседкой, — сказала я Рики.
Мы слезли с мотоцикла и с трудом пробрались сквозь толпу ко входу.
В гостиной обосновались музыканты группы со своей свитой. Все они дымили сигаретами и беспечно бросали окурки на деревянный пол, подготовленный для реставрации. Они приветствовали Рики, лихо хлопая друг друга, как будто выросли в Кэмптоне, а вовсе не были воспитанниками частных английских школ. Антенна моего недовольства начала вибрировать, и я решила поскорее удалиться.
Я поднялась наверх к строителям. Адам менял доски в полу, не обращая внимания на суматоху внизу. Гогси и Стива как магнитом постоянно тянуло на лестницу, им не терпелось узнать, что затевают музыканты. Я тепло поздоровалась с ребятами, стрельнула сигарету у Стива и заняла вместе с ними наблюдательную позицию, откуда хорошо были видны вход и все происходившее в холле. Там я была бы такой же чужой, как мои работники. Вдруг я увидела, как открылась дверь и крепкий охранник провел в дом высокую, худую женщину в белом купальном халате. Девушка сбросила с себя халат и обнажила свое загорелое, костлявое тело, едва прикрытое облачком белого капрона.
— Это Венеция! — Я чуть не упала с лестницы. — Какого черта она явилась в мой дом?
— Не знаю, цыпочка, — ответил Стив, хотя я и не ожидала получить от него ответ на мой вопрос. — Я лично не вижу в ней ничего привлекательного. По-моему, она похожа на инопланетянку. — Его слова оказались весьма кстати.
Венеция подняла голову и заметила меня.
— Лора, дорогуша, какую оригинальную покупку ты сделала!
— Я рада, что тебе понравилось, — ответила я, сбрасывая пепел ей на голову.
— Это как раз то, что нам нужно, — продолжила она. — Когда Рики попросил меня принять участие в съемках, я не смогла ему отказать. Он искал кого-нибудь на роль бесплотной неприкаянной красавицы-привидения. И лучше меня никого не нашел!..
Я поклялась отрезать Рики яйца, как только представится случай. На свете столько моделей, ну почему ему обязательно надо было пригласить Венецию?
— Очень жаль, что у тебя так вышло с отцом, — сказала гадюка.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я растерявшись. Откуда Венеция могла знать о моем разрыве с отцом?
— Ваш семейный раздор. — Она невинно улыбнулась. — Об этом пишут все газеты.
У меня пересохло во рту и перехватило дыхание. Как это могло случиться? От удивления я уронила сигарету, и она прожгла дыру на платье Венеции, которое при более внимательном рассмотрении оказалось шедевром от Дольче Габбана, а вовсе не куском тюля, как я сначала подумала.
— У Адама есть газета. — Гогси указал в направлении спальни. — Он велел нам не расстраивать тебя и не болтать про это. Мы думали, ты уже все знаешь.
Мои ноги вдруг стали ватным, и я едва добралась до спальни.
— Адам, дай мне газету, — потребовала я.
Он протянул мне свернутую в трубочку газету. Я положила ее на пол и развернула. На первой странице мы с Рики обнимались в «Хаммере». Очевидно, кто-то из девушек заснял нас. Со второй фотографии на меня сурово смотрел отец. По его внешности можно было сразу догадаться, что он учитель. Я вспомнила, что видела это фото в прошлогоднем школьном альбоме. Над фотографиями красовался заголовок «Лора и ее отец крупно поссорились: отец телеведущей ненавидит друга своей дочери — рок-звезду Рики». Далее шел подробный пересказ того, что отец сказал мне накануне за ужином. Статья была напечатана на первой странице. У меня кровь застыла в жилах и перед глазами все поплыло.
— Адам, что происходит? — воскликнула я. — Почему со мной так поступили?
Он печально покачал головой и обхватил меня, едва держащуюся на ногах, своими могучими руками. Я разрыдалась, уткнувшись в его широкую грудь, не обращая внимания на то, что его футболка пропахла химикатами и вся была в опилках.
— Позвать Рики? — мягко спросил Адам, когда у меня просохли слезы.
— Не знаю, — ответила я, смутившись. — Он занят. Пожалуй, не стоит его сейчас отвлекать от работы.
— А ты не думаешь, что ему-то как раз лучше других известно, как эта история появилась в прессе?
— Не говори глупостей, — отрезала я. — На что ты намекаешь? Зачем Рики публиковать статью про меня и отца?
— Скандалы тоже работают на популярность, — ответил Адам, пожав плечами.
Я оттолкнула Адама и смахнула опилки с мокрых от слез щек. Как он мог говорить такое? Ведь он ничего не знал! Ясно, где искать виновных. О ссоре знали только мама, папа, Фиона, Рики и Вики. Я вспомнила слова Люси «Ты больше не можешь доверять никому» и сделала вывод — меня предала Вики. Ей понадобились деньги, их предложили и… она больше не была моей подругой. Я набрала номер ее мобильника, она сняла трубку.
— Вики, ты хитрая сучка, — закричала я, не дав ей и слова сказать, — я тебя ненавижу! Как ты могла со мной так поступить? Я как своей подруге рассказала тебе про отца, а ты решила продать меня подороже! Я была о тебе лучшего мнения, а ты всего лишь дешевая гадкая шлюха! Я не хочу тебя больше видеть!
Я повесила трубку, и тут же раздался звонок. Вики перезвонила мне. Но я отключила телефон. Адам, который присутствовал при моей вспышке, делал вид, что занят делом, но исподтишка бросал на меня беспокойные взгляды, когда я, разгневанная, курила у окна.
— Что? — спросила я наконец, выведенная из себя его преданными собачьими глазами.
— Ничего. — Он отвернулся и стал приколачивать доску.
— Ты думаешь, я с катушек слетела? — громко прокричала я, стараясь заглушить стук молотка.
— Я думаю, ты поступила жестоко, наговорив такое своей подруге, ведь у тебя нет доказательств ее вины, — ответил Адам, прекратив стучать молотком.
— Нет доказательств? — воскликнула я. — А кто еще мог это сделать? Моя мама? Моя сестра? Мой друг? И не смей мне говорить, что это Рики. Ты обвиняешь его, потому что ревнуешь.
Мои щеки пылали от гнева.
— Что бы ты ни внушила себе, Лора, — сказал Адам, снова пожав плечами, — но я думаю, не стоит бросаться на людей, пока не узнаешь правду.
— Ты не понимаешь, что я переживаю, — кричала я. — Представь, что все газеты рассказывают подробности твоей личной жизни, что твой лучший друг продал тебя какому-то писаке. Поверь, быть знаменитостью совсем не просто.
Я впервые вышла из себя под гнетом собственной славы. Адам смотрел на меня с нескрываемой жалостью.
— И вообще, никому нет дела до того, что ты думаешь, — не успокаивалась я. — Ты всего лишь строитель…
— Именно строителем я всегда и хотел быть, — решительно ответил Адам и продолжил свою работу.
— Ну и хорошо! — злорадно заявила я.
— Хорошо, — спокойно повторил он.
А внизу, похоже, вечеринка была в полном разгаре.
Я обратила внимание, что Вики так и не воспользовалась моим чеком. Я решила, что причиной этому стало чувство вины, и пополнила ее именем список предателей, в котором под первым номером стояла Бекки.
