Долго ли, коротко, приплыла ладья в Царьград Великий, он же Константинополь, он же Стамбул. Наняли там малый челн и вошли в город ждать там большого корабля, Идущего в Землю Израиля. А корабль этот подряжает стамбульская община, чтобы каждый сфарадийский еврей богобоязненный и с достатком — мог бы взойти на Святую Землю, броситься в прах перед могилами праотцев или обосноваться там. А Стамбул — град великий, во всем свете нет ему равных, и дворцов и палат там без счету, и живут там дети всех племен и народов, а правит ими салтан басурманский, возлежит он на ложе слоновой кости, что сон наводит, и одни говорят, что спит он по полгода кряду, а другие говорят, что спит он весь год подряд. А пред ним — табакерка душистого табаку, а на ней сидит Золотой Петушок, и как наступит время пробуждения, открывает Золотой Петушок табакерку, подносит табак к его салтанским ноздрям, он чихнет, а Петушок ответит: «Будь здоров». Тут же прибегают все визири и паши и вельможи и осведомляются о здравии салтана. А окружают его 365 визирей, по числу дней года, на каждый день по визирю. И как визирь кончает свою службу, получает от салтана золотой снурок и понимает, что настало ему время попрощаться с белым светом, идет домой и удавливается, а салтан смотрит из окна и видит это и хлопает в ладоши и радуется. И часы висят во дворце салтана, из человечьих костей сделаны, и бой их слышен от конца и до края города, и даже плод в чреве матери содрогается от этого звука. И много там садов и виноградников, и бань и домов неги, один краше другого, внутри — красны, снаружи — грязны. И бродячим псам там числа нет, во всем мире нет стольких бездомных собак, как в Стамбуле. И стервятники расхаживают по городу в свое удовольствие и кормятся помоями и мертвечиной. А крысы там размером с гуся и живут повсюду, даже во дворцах вельмож. И пожары там часты — как займется один дом, так вся улица сгорает, потому что дома там из дерева, и иногда 300 домов сгорит, а иногда 400, а иногда и того больше. А пожаров они не тушат, а вместо этого стоят кругом стражники и кричат: нет Бога, кроме Бога, и Магомет — пророк Его. И соборов Израильских в Стамбуле немало — сотня, а может, и больше, парчой да коврами устланы, аксамитом убраны, и восседают там хахамы — великие мудрецы, и учат Явному и Тайному, тому, что видит глаз в Торе Божьей, и тому, что не видит. И много книг есть у них — блажен глаз, узревший сие, — и даже свиток «Прелесть Жизни» есть у них, а это — великое диво и редкость, как ведомо сведущим. И есть у них разрешение судить и рядить от властей салтана, а языка нашего они не понимают, и говорить с ними приходится на святом языке. И помыслы их чисты, и одеяния их чисты, и речь их приятна, а манеры привольны, и облик — как у сынов царских. И обычаи у них ненашенские, тфилин они налагают сидя, как учит «Дом Иосифа», а некоторые налагают оба тфилин одновременно. И суемудрых споров не любят, но главная сила их — в ведении. А в сердцах их бушует любовь к Стране Израиля, и когда отправляются в паломничество в Страну Израиля, берут с собой ковры, на которых учили Тору, и в праздник Костров — Лаг баОмер — зажигают их на могиле р. Шимона Бар Иохая.

Есть в Стамбуле и караимы, что не верят Талмуду, учению мудрецов наших, блаженной памяти, но в Пятикнижии они сведущи и все 24 книги Святого Писания знают назубок, как евреи — Отче наш, и у них свои молельни, и одеяние с кистями — малый талит — они не носят, а вешают на стенке в молельне и лишь глядят на него, ибо в Пятикнижии сказано лишь: и узрите покрывало с кистями, а Талмуду, что указал носить его на теле, они не верят, и так же они поступают и с пальмовой ветвью во время праздника Кущей. И есть у них свои мудрецы, что каждодневно освежают толкования Торы, но с раввинами у них спору нет, потому что нуждаются в нас: сами блюдут древние законы чистоты и не оскверняют себя прикосновением к покойникам, а если умрет караим — нанимают бедных евреев, чтоб убрали и похоронили. И раньше сидели они субботними вечерами в потемках и свеч не зажигали, пока не явился им свет Ученья мудрецов наших. И Земля Израиля любезна им, и горюют они о разрушении и запустении ее и шлют утварь и деньги в мидраш свой в Иерусалиме. И они всяко ухищряются, лишь бы взойти на Святую Землю и увеличить свою общину в Иерусалиме, но не выходит у них, потому что однажды хотели они осрамить и опозорить учителя нашего Рамбама, блаженной памяти. Однажды понадобилось мудрецам Иерусалимским тайный совет держать из-за лютых казней, что навалились в то время на Израиль, собрались в караимской молельне, ибо она находилась в долине, в укромном месте. Когда вошли, увидели — одна ступенька торчит. Подняли — и нашли под ней «Мощную длань», книгу Рамбама; положили ее под ноги караимы, чтоб все на нее ступали на позор Рамбаму. Был меж ними раввин — сочинитель «Светоча Жизни», и наложил он на них страшное проклятие, чтоб община их не росла и чтоб никогда не сподобились караимы в Иерусалиме молиться вдесятером. И с тех пор, если какой караим приедет в Святой город, — другого выносят оттуда вперед ногами. А был случай — попробовали они приехать целым кагалом, и все сгинули от мора, не про нас будь сказано.

Сидели себе любезные наши в Стамбуле и ждали корабля. Раз пойдут посетят могилу праведника Иова, другой раз — могилу написавшего «Посвящение в Мудрецы», что скончался здесь на пути в Святую Землю, а то пойдут в порт, посмотреть — а вдруг пришел корабль, а с ним Хананья, потому что все еще не отчаялись увидеть его. Хананья, что полсвета обошел и во всех испытаниях устоял, — неужто отчаялся, когда корабль уплыл без него? Наверняка запасся терпением и подождал следующего корабля.

А тем временем р. Шмуэль Иосеф, сын р. Шалома Мордхая Левита, сидел пред мудрецами Константинопольскими и читал все книги и свитки, большие и малые, мудрые и прямые, богобоязненные и отменные, и набирался ума и страху Божьего и постигал Явное и Тайное, а также слог и правила святого языка с секретами его. Дошла до нас грамота, что послал он Собранию любезных наших хасидов во граде Бучаче: Д[а] Х[ранит их] Г[осподь] С[паситель]. Сим сообщаем, что прибыли благополучно в сл[авный] гр[ад] Царьград, на коий и в «Сиянии» намек содержится. Слава Богу, путь наш был легок. Не задержал нас дождь на суше, не испугала буря в море. И здесь к месту было бы описать всю дорогу и все блага, коими осыпали нас б[ратья наши] с[ыны] Щзраиля] в пути, как едой и питьем и ночлегом, так и добрыми советами и честными наставлениями, как в стране басурманской, так и в державе ЕИВ К[есаря австрийского]. Однако от горести сердечной нет сил писать обо всем этом, ибо пречестной р. Хананья, ведомый вам, потерялся в пути, и неизвестно нам, что с ним приключилось. Так и сообщите об этом п[ремудрому] с[удии] г[рада], многая ему лета. Хоть и знаем мы, что не оставил р. Хананья супруги, но, может, один из братьев его умер бездетным и вдова нуждается в Хананье, чтобы восставил семя покойного или освободил ее от обета. Прошу сообщить нам, как поживают учителя наши и раввины и т. д., и р. Авраам — обрезатель крайней плоти Д.Х.Г.С. - что случилось с ним, и передайте привет всем друзьям нашим и возлюбленным, образ которых всегда хранится в нашем сердце и т. д.

На том постоялом дворе, где остановились любезные наши, остановился и хахам — раввин сфарадийский, что вышел посланцем доброго дела, — пробудить в городах Изгнания сострадание к горю и нищете жителей Иерусалима. А сам он мудрец и знаток, и лик его — как лик царский, а очи темны от слез, ибо все города стоят себе под небом, а Божий град низвергнут до самой Преисподней. Спросил посланец артельщиков, куда, мол, путь держат? И где хотят обосноваться — в Иерусалиме, или Хевроне, или в Цфате, или в Тиверии? Рассказал он им о прелестях каждого града, и какая там стоит погода, и какие святые места есть там. Кто жил в Цфате и погребен в земле его — а Цфат построен выше всех городов Страны Израильской и воздух его слаще всех, вмиг душа его влетает в двойную пещеру Махпела, а оттуда — прямо в рай. И в Цфате народы иноплеменные не притесняют Израиль, и даже женщина может гулять без провожатых по городу и за его стенами. И с жильем в Цфате вольготно, и все можно купить втридешева, а там мидраш святого Ари, а в нем амвон, с которого он позвал читать Тору самих отцов мироздания — Аарона первосвященника позвал первым, а Моисея-левита вторым и Авраама — третьим и т. д. А жители Цфата на Торе выращены и богобоязненны и жалостливы. А в двух часах от Цфата стоит гора Мерон, а там пещера, где скрывался р. Шимон Бар Иохай от гнева римлян. Собираются там три раза в год со всех городов Страны Израиля и плачут на могиле его, и сидят там день и ночь и учат книгу Зоар, и три раза это: в месяце Элул и в конце Адара и в праздник Лаг баОмер. А в Лаг баОмер собираются там евреи даже из Дамаска и из Междуречья и из Египта и разжигают костры в бочках с оливковым маслом, и устраивают настоящие пиршества, и пляшут и бьют в тимпаны, и водят хороводы, и поют псалмы и гимны. Это — великое празднество в честь р. Шимона Бар Иохая, ибо в тот же день Дух Божий веселится с праведниками в священных чертогах.

Но важнее Цфата Хеврон, прах его прельстил праотцев, и они погребены там в двойной пещере Махпела, а над ней высится замок, что построил еще царь Давид, мир праху его, но за грехи наши не дают детям Израиля войти в пещеру. Но в воротах есть маленькая скважина, прямо напротив могил праотцев и праматерей, и там зажигают свечи и молятся. А неподалеку от пещеры Махпела могила Рамбама, блаженной памяти, как написано в заключении трактата его «Поучение Человеку»: пошел я вырыть себе могилу рядом с патриархами. А рядом там могилы Иессея, отца царя Давида, и Атаниэля бен Каназа. А внизу пещеры прочих праведников. И обыватели хевронские — собой молодцы и полны добродетелей, а в особенности отличаются они гостеприимством, наподобие того, как отличался этим и праотец Авраам, мир праху его. И весь город окружен виноградниками и апельсиновыми рощами, и там же дубрава Мамре, где ангел явился Аврааму и Сарре, и ключ с живой водой, где омывалась сама праматерь Сарра, мир праху ее, и шатер праотца Авраама, мир праху его. А шатер обложен тесаным камнем, и внутри — колодец, выложенный тесаным камнем, и источник бьет из колодца, и вода его сладка, как мед, и приятна на вкус.

А не хорошо ли жить в Тиверии, она же Тивериада, она же Ракат-Пустица, что там даже пустецы и пустомели полны достоинств, как гранат зерен. Жители Тиверии более проворны и скоры на руку, чем жители других городов, и говорили мудрецы наши и учителя блаженной памяти: «Дай мне, Господи, встречать Субботу в Тиверии». И покойно растут там все злаки и древа заповеданные, в особенности пальмы, и из них они делают себе кущи. А о берег Тиверии плещется Генисаретское море, которое пуще всех морей возлюбил Господь, и источник Мириам сокровен в пучине вод, и открыл нам святой ари, мир праху его, что вода эта исцеляет душу. С другой стороны, горячие источники Тиверии возвращают здоровье телу и исцеляют от всяких болезней. А в конце света восстание мертвых начнется с Тиверии, и из Тиверии придет Избавление, как говорится в трактате «Новогодие», на странице тридцать первой.

Но кто променяет на них святость Иерусалима, престол святости нашей, что стоит против врат небесных?