Впервые прочитано… Это о рукописях Маркса и Энгельса, найденных, расшифрованных или подготовленных к публикации советскими учеными.

А сейчас о другом первом прочтении Маркса, которое тоже было совершено нашим современником – членом партии большевиков с 1906 года Николаем Андреевичем Кингиным. Эта удивительная история, рассказанная мне ветераном русского революционного движения, – о первом прочтении Маркса группой русских пролетариев, о великом воздействии такого чтения на их умы и сердца.

…Слесарю депо станции Ершово Николаю Кингину только-только минул девятнадцатый год, когда их, девятнадцать подпольщиков, собравшихся у волжского берега на Пономаревском острове, под Саратовом, чтобы провести там нелегальную конференцию большевистских организаций Рязано-Уральской железной дороги, захватили жандармы. Шел август 1906 года, и «столыпинский» корпус саратовской тюрьмы, построенный здешним губернатором Столыпиным, еще только метившим в российские диктаторы, уже принял первые жертвы переходившей в контрнаступление реакции. Именно туда поместили девятнадцать бунтарей. Не сразу, а поначалу в другой корпус, старый. И с радости, что поймали, – всю компанию в одну камеру. Они не растерялись: решили закончить в предоставленном властями казенном помещении так невежливо прерванную арестом дорожную партийную конференцию.

Времени у них хватало – вспомнили по памяти уже набросанные вчерне на острове резолюции. Припомнили вступительную часть, в которой давалась оценка состоянию и деятельности большевистских организаций на каждой станции. Восстановили все пункты, в которых намечалась программа действий. На острове каждый из этих пунктов Николай пометил значками – «орг» и «такт». И организационные и тактические разделы резолюции нацелены были на проведение всеобщей политической забастовки рязано-уральцев.

Припомнили, записали, переслали на волю – действуйте, мол, выполняйте решения вашей партийной конференции. Ловко эту операцию провели – никто из тюремной администрации не заметил. Уже только с воли сообщил ей кто-то – как же, господа хорошие тюремная администрация, пропустили вы подобный поджигательный документик?! Вот тогда и препроводили всех их в «столыпинский» корпус, рассадили по одиночкам. Только год-то был 1906, год еще не разгромленной революции. Администрация тюрьмы боялась арестованных: как еще пойдет дело, не обменяются ли местами сторожа и стороженные? Строгости пошли позже, после поражения революции. А пока смотрели на все сквозь пальцы. После отбоя не мешали арестантам выбираться из одиночек и приходить друг к другу в гости. В гости ходили не чаи распивать. Немедля образовали тюремный университет – какие первоклассные университеты марксизма-ленинизма основала в те годы по тюрьмам революционная Россия! – и начали учебу с «библии пролетариата», с первого тома Марксова «Капитала».

– Как пронесли в тюрьму «Капитал»?

– Да вы слушайте, слушайте далее эту историйку, – говорит Н.А. Кингин, – узнаете: то ли еще мы проносили через тюремные кордоны.

«Историйка» обертывается и впрямь необычно. Николай Андреевич показал мне одну старую, пожелтевшую фотографию. На фотографии тюремная камера; у стены четверо, среди них одна женщина. На переднем плане, чуть «шевеленная», как говорят фотографы, физиономия юноши. В ней хоть и с трудом, но угадывается лицо моего нынешнего собеседника, на которое время еще не нанесло следы последовавших шестидесяти лет жизни. Полулежат четверо, позируют, смотрят в объектив и подставляют объективу книгу, на переплете которой напечатано: «Капитал».

– Большевики, изучающие «Капитал» в камере в 1906 году?! Да кто же сделал такое невиданное фото? Каким образом?

Николай Андреевич смеется:

– Я же толковал – историйка. Что уж тут скромничать – снимал я сам. Пластинки тогда были малочувствительные: в камере «юпитеров», как сами понимаете, не было, выдержку давал я продолжительную. За это время успевал затвор открыть, присесть к товарищам, попозировать, встать, закрыть затвор, – уж очень мне хотелось вместе с товарищами на фото запечатлеться. А аппарат? Аппарат сделан в тюрьме из коробки для папиросных гильз фирмы «Катык» (отличные гильзы были!). Объектив для него – окуляр от бинокля. Окуляр тот мне моя родная мать передала в двойном дне судка для щей – разрешалось харчиться из дому. С воли в тюрьму в этом бачке и окуляр пропутешествовал и фотопластинки. А потом обратно из тюрьмы таким же образом уже отснятые пластинки. Бачок мой брат Леонид делал – тоже революционер, тоже мастеровой человек, – так бачок изготовил, что никакого шва не было заметно. И тоже, как я с малолетства, любитель фотографии. Вот, изволите видеть, сделанный им снимок: нас, участников процесса 19-ти, ведут по Саратову из тюрьмы в суд. Кое-кто из моих сегодняшних слушателей, избалованных «лейками» да «зенитами», сомнение высказывают – да можно ли снимать камерой, сооруженной из… папиросной коробки. Так я «реконструкцию» сделал – из нынешней коробки для гильз и нынешнего бинокля соорудил аппарат, а мои друзья-пионеры (позвольте вам сказать, мои самые верные друзья – это пионеры) сфотографировали меня с помощью подобного аппарата. Пластинки нынче получше прежних, вот и снимок пионерский пояснее получился моего, тюремного.

Мы иной раз слишком часто произносим слово «исторический». Но ведь этот снимок именно такой. Не знали четверо в «столыпинском» корпусе тюрьмы, что позируют не перед объективом, сделанным из бинокля, а перед самой Историей. Благодаря уникальному снимку этому навеки запечатлен один из моментов зарождения великой социалистической революции в России – момент изучения русскими пролетариями вкупе с интеллигентами теории научного коммунизма. Из многих дошедших до нас документов явствует, что первое прочтение книг Маркса русскими рабочими началось почти сразу после появления в России переводов Марксовых работ. Полицейские акты и протоколы сообщают, что экземпляры «Капитала» (произведение, допущенное царской цензурой как «строго научное и малодоступное», которое, как казалось цензуре, «немногие прочтут, а еще меньше поймут») были найдены у рабочих Степана Халтурина и Виктора Обнорского – создателей «Северного союза русских рабочих», у членов «Южнороссийского союза рабочих». Из мемуаров и полицейских протоколов мы знаем, что «Капитал» Маркса, переплетенный то в библию, то в обложку модного романа, находили при аресте многих рабочих-революционеров. Но вот фотографии, на которой был бы запечатлен момент чтения Маркса русскими рабочими в тюрьме, до Кингина известно не было.

Николай Андреевич, восьмидесятилетний пенсионер, рассказывает мне о своем первом прочтении Маркса и последующих своих чтениях:

– Что говорить, не простое произведение «Капитал». Фундаментальный научный труд, предполагающий глубокое изучение подготовленным читателем. А вот поди же, от первой фразы первого тома – «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства» – до последней фразы – «Капиталистический способ производства и накопления, а следовательно, и капиталистическая частная собственность предполагают уничтожение частной собственности, покоящейся на собственном труде, то есть предполагают экспроприацию работника» – все становилось доступным.

И потому, – продолжает Николай Андреевич, – что были у нас опытные пропагандисты-разъяснители, и потому, что, как сказал Маяковский, «мы раскрывали Маркса каждый том, как в доме собственном мы раскрываем ставни». До знакомства с Марксом, с Лениным была у нас только надежда на новую жизнь, а уж после чтения – глубокая уверенность в неизбежности краха старой жизни.

Первое чтение Маркса? – спрашиваете вы. – Испугало оно меня было. Подымал: куда сунулся, Колька, не твоего ума дело. А мне объяснили: моего ума, в первую очередь моего рабочего ума – нам революцию делать. Что делать революцию необходимо, это я уже в Ершове, пацаном, понимал, жизнь отдать был для того готов. С малых лет нас мать учила: «Пора пришла одолеть кровососов – я против не буду, воюйте, сынки, благословляю». Мать у нас вроде горьковской Ниловны была – все понимала, хотя только в 1930 году, 74 лет от роду, овладела грамотой и написала тогда статью в журнал «За грамоту» «Как я училась и детей учила». Мать и фотографии, сделанные в тюрьме, сохранила… Жизнь я свою с юношеских лет решил посвятить революции. Но вот как ее делать-то, революцию, не знал. В Ершове от старого машиниста Молчанова услышал: «Прежде всего разумом надо стать сильней, чем наш противник. Для этого больше его знать нужно. Поначалу эти листовки прочти, брошюрки, а потом дам тебе и Маркса, и Ленина. Не читая их, настоящим революционером не станешь. Уж сколько веков Россия за свободу бьется – от Степана Разина, – а все в рабстве. Хоть и сильней врага народ, да темный. Надо у самых умных учиться. А как зовут самых умных, я тебе назвал…»

На вечное поселение в Сибирь были осуждены обвиняемые по процессу 19-ти. Слова приговора встретили дружным смехом: никто из них не верил в «вечность» царского режима.

На вечное поселение… Из Сибири Кингин бежал через месяц. Кочевал по городам с подложным паспортом, выправленным ему в родном Саратове, куда не побоялся заглянуть. Сравнительно надолго осел в Баку. Был членом Бакинского подпольного городского комитета партии. Уж не только сам читал Маркса, а разъяснял его другим, с годами все больше времени отдавая пропагандистской работе.

Произведения Маркса и Ленина изучал даже в немецких лагерях для интернированных. С 1914 года находился Кингин в эмиграции. Когда началась первая империалистическая война, Кингина арестовали – прошел Николай Андреевич через ряд немецких лагерей и тюрем. Находясь в городе Стрелице, несмотря на надзор полиции, он вместе с другими русскими интернированными организовал кружок по изучению произведений Маркса и Энгельса на языке оригинала.

Когда в 1918 году Кингин добрался из плена в Москву, то рассказал об этом самому Ленину – он был принят вождем как один из первых вернувшихся после пленения.

Интересной жизни человек Николай Андреевич Кингин. В гражданскую войну в тыл Деникина был послан. В 30-е годы, как человека, знавшего по эмиграции и плену немецкий язык, перевели его на внешнеторговую работу. Работал в Гамбурге – красной цитадели, воспитавшей Тельмана. Видел первые костры, на которых горели книги Маркса и Ленина. Понял – воевать с этими придется. И пришлось.

Сейчас Н.А. Кингин пенсионер. Но не только. Еще и пропагандист Министерства морского флота – по последнему месту службы.

…Сидим с Николаем Андреевичем в его квартире. Рассматриваем старые фотографии. Этап в сибирской деревне – снимок сделал местный учитель. Снимки в немецком лагере Гольцмюндене – Кингин, его жена и Герта Гордон, немецкий агитатор против войны. (Она с помощью Кингина попала в Москву, была у Ленина, впоследствии стала секретарем у Клары Цеткин. Ныне Герта Гордон – уважаемый в ГДР ветеран немецкого революционного движения.)

И еще фото: Ленин выступает на похоронах Свердлова; а в нескольких шагах от Ильича – Кингин. Исторические снимки. И не я один их так оценил. Видел я их в Саратовском краеведческом музее. Там создан уголок Кингина. В уголке этом есть портрет Маркса, который передавали из камеры в камеру в саратовской тюрьме, когда сидели в ней участники процесса 19-ти.

На оборотной стороне портрета написано:

«Сарат. губерн. тюрьма.

Политическому

Федору Михайловичу Сенюшкину.

Здорово, друг!

Вот тебе Карл Маркс. Дойдет ли он? Ведь у вас там строго и, пожалуй, не пропустят:

– Как – Карл Маркс!

Нельзя…

Если, паче чаяния, дойдет, то мой привет и три стиха Пушкина:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Подписи нет, а адресат, Федор Михайлович Сенюшкин, был его, Кингина, товарищем.

Снимок же, сделанный Кингиным в саратовской тюрьме, оценен еще более высоко: помещен в Центральный музей Маркса и Энгельса. Один из самых уникальных экспонатов музея. Другой поразительный экспонат – еще один портрет Маркса. На обороте подпись Владимира Ильича. А к портрету надпись: «Был вместе с космонавтами Комаровым, Егоровым, Феоктистовым в космосе».

Портрет Маркса в царской тюрьме и портрет Маркса в космосе. Дистанция!